Тяжесть короны Глава 19-28

Тон Ромэра оставался бесстрастным, но я заметила, что 'муж' едва заметно помрачнел. Да уж, быть последним в роду — невеликая радость, знакомая и мне. Брэм ведь тоже был последним мужчиной сразу двух родов, Кираоса и Алона. Но брат, кажется, еще не осознал груза ответственности, а я, как и Ромэр, относилась к ситуации философски.

— Ближайший мой родственник — дядя, — продолжил объяснения арданг. — Последние годы он был здесь мировым судьей, советчиком, вынуждено став оларди и для Тарлана. Но после первой войны слово получило дополнительное толкование. Теперь так называют лидеров ополчения.

— Понятно.

— Есть еще какие-нибудь слова, требующие разъяснения? — указывая на какую-то звериную тропу, убегающую в сторону рощицы на холме, спросил 'муж'. — Нам туда.

Я послушно пошла за Ромэром. В который раз порадовалась тому, что не стала менять свои сапоги на ботинки. Высокая трава была мокрой, и подол юбки влажно хлопал по голенищам уже через несколько минут.

— Конечно, есть. Что такое 'арэви'? — я прекрасно знала, что это слово означает, но не спросить не могла. Уж слишком часто оно повторялось.

— 'Вороны', — холодно ответил Ромэр. — Так называют шаролезских солдат. Из-за герба на доспехах и щитах.

— Ясно, спасибо, — вежливо поблагодарила я, жалея, что испортила утро вопросами. Дернул же черт за язык, завести разговор на неприятную нам обоим тему. Раздумывая, как бы исправить положение, задумалась. А когда Ромэр через пару минут резко остановился, от неожиданности чуть не налетела на него. Арданг повернулся ко мне, заглянул в глаза.

— Нэйла, — твердо начал он. — Я понимаю, ты многое слышала о второй войне. Знаешь, какие потери понесли войска Шаролеза. Я приложу все силы для того, чтобы в этот раз так не было. Чтобы ты не корила себя. Чтобы спасение тобой одной жизни не стало причиной гибели многих.

Я смотрела в серьезные серо-голубые глаза и верила каждому слову. Боже мой... Как Ромэр узнал... Как догадался, что, даже желая Ардангу победы, именно о жизнях шаролезских людей я переживала с того момента, как поняла неотвратимость восстания? Он улыбнулся. Тепло, ласково и немного смущенно.

— Спасибо, — пробормотала я, чувствуя, как в глазах собираются слезы.

Это был один из немногих случаев, когда я не посчитала нужным сдерживать свой порыв. И обняла Ромэра, спрятав лицо у него на груди. 'Муж' промолчал, его руки приятно и естественно скользнули мне на талию и на плечи, когда он привлек меня к себе. Так нежно, так ласково. Он прижался щекой к моей голове... Мы стояли так довольно долго. Я была не в силах разжать руки и выпустить Ромэра из объятий, отстраниться. И мне было все равно, где мы находились, что делали, куда шли. Просто знала, рядом с ним я в безопасности. Он не предаст и не оставит, что бы ни случилось. Просто знала, Ромэр уверен во мне, доверяет. И все остальное было совершенно неважно.

Какая-то птица чирикнула прямо у нас над головой, Ромэр мягко окликнул меня и, поцеловав в макушку, отстранился.

— Нам нужно идти дальше.

— Знаю, — вздохнула я, отступая от 'мужа' на шаг.

До рощицы мы дошли через час. Все это время повторяли 'выученные' мной ардангские слова и выражения, Ромэр рассказывал основные правила. Припекало солнце, испаряя воду с травы. Над лугом висело зыбкое марево. День обещал стать жарким. Ромэр, смахнув со лба испарину, посмотрел на чистое ярко-голубое небо и пообещал, что большую часть времени будем идти по лесу. Это радовало, ведь в лесу всегда прохладней.

Идти становилось тяжелей. И дело было не только во влаге, пропитавшей юбку до колена, но и в изменившейся местности. Холм, к которому мы подходили, издалека не выглядел очень уж крутым, но это ощущение было обманчивым. Ближе к роще даже стали попадаться крупные гладкие валуны. Когда мы с Ромэром остановились в долгожданной тени деревьев, я оглянулась на луг и далекую Каменку. Открывшийся мне вид был очень красивым. Широкий, похожий на зеленое море луг, по которому пробегали волны. Холм с деревушкой. Отсюда видела озеро, вытекающую из него речку, блестящей лентой огибающую Каменку.

Но кроме прекрасных видов я заметила еще кое-что.

— Камни лежат на лугу не случайно? — уточнила на всякий случай, хоть ответ был очевиден. Вряд ли огромный, почти ровный клин, на вершине которого мы теперь стояли, образовался сам собой. Под действием сил природы.

— Конечно, — кивнул Ромэр, казавшийся довольным моей наблюдательностью. — Нужен ориентир, иначе не найти то, что мы ищем. Именно по нему и другим отметкам я первый раз нашел нужное место. Но о метках мало кто знает. Поэтому место все еще остается тайной и частью легенд.

Глядя на Ромэра, который буквально кусал себя за язык, лишь бы не разболтать секрет, не испортить сюрприз, с трудом сдерживала улыбку. Не думала, что Ромэр так ярко напомнит мне брата. Брэм так же поглядывал на меня искоса, так же чуть прикусывал губу, словно просил задать наводящие вопросы. Чтобы потом, едва удерживаясь о того, чтобы раскрыть все карты, сказать: 'Нет, терпи'.

— Я не стану спрашивать, что мы ищем, — постаравшись придать лицу незаинтересованное выражение, ответила я. Можно было попытаться посмотреть на дразнившего мое любопытство Ромэра свысока. Но не при этой разнице в росте. Смотреть свысока, задирая голову, лично у меня получается плохо. — Буду терпеливо ждать сюрприз.

'Муж' весело улыбнулся:

— Вот и хорошо. Потому что я боюсь впервые за несколько лет не справиться с искушением и наговорить лишнего.

— Значит, нужно отвлечься.

— Привал? Или пойдем пока дальше? — указав вначале на толстое поваленное дерево, а потом и на едва заметную тропку, спросил Ромэр.

— Для привала рановато пока, — предложенное дерево мне не нравилось. Да и самая идея испачкать одежду о влажную после дождя кору не вдохновляла. — Пока пойдем, если ты не возражаешь.

Арданг кивнул и пошел вперед.

Мы шли по роще около получаса. Получилась приятная прогулка. Влажная листва, нагреваясь на солнце, пряно пахла. Лес полнился пересвистами птиц, где-то вдалеке стучал дятел, тропинку прямо перед Ромэром перебежала белка. Она тут же забралась на дерево и удивленно цокнула на нас.

— Камни на лугу — идея неплохая. Но, наверное, мешают, — предположила я.

— Их никогда не уберут, если ты об этом, — твердо ответил Ромэр.

— Откуда такая уверенность?

— На них знаки. Покажу, когда доберемся до следующей метки. Кстати, не думай, что я забыл. Ты обещала рассказать, что не так с кувшинками, — обернувшись, напомнил арданг.

— Обещала, — покладисто согласилась я.

— Не томи, мне же любопытно, — подстегнул он.

Я глянула на улыбающегося арданга, попыталась представить, как говорю ему о символе нерушимой любви. Почему-то вчера не подумала, что если я буду видеть лицо Ромэра, то и он будет прекрасно видеть мое. Но, даже чувствуя, как краснею, понимала, разговора не избежать.

— Тогда нужен привал, — вздохнула я.

Ромэр усмехнулся, брови вопросительно поползли вверх.

— Ты меня уже заинтриговала.

Оглядевшись, арданг вынужден был признать, что место для привала вначале нужно поискать. Качнув головой, Ромэр пошел дальше. Тропинка вывела к небольшой проплешине. Вначале я подумала, что ветром повалило деревья, но, словно прочитав мои мысли, 'муж' сказал:

— Здесь скальная порода близко подходит. Деревьям уцепиться не за что.

Он жестом предложил мне располагаться. Что ж, местечко для отдыха получилось неплохое. Мягкий мох пружинил под ногами, вода к этому часу вся испарилась. Солнечные лучи пробивались сквозь листву окаймлявших полянку деревьев, было не жарко. Ромэр помог мне снять сумку, и я, последовав примеру арданга, села на землю. Пытаясь собраться с мыслями, постаралась оттянуть время и вначале достала продукты. Воскресив в памяти тот день на берегу реки, почему-то разволновалась. Чтобы скрыть нервозность, чуть дольше возилась с приготовлением еды, чем обычно. Разумеется, мои уловки не остались незамеченными. Подняв голову, встретилась с мягким, ласковым взглядом Ромэра и неожиданно для себя начала словами кормилицы: 'Когда горы были молодыми...'

Легенду о Марике и Крамене мне удалось рассказать без запинок. До половины. Потом Ромэр, видимо, начал догадываться, куда легенда заведет. Выражение его лица изменилось. Любопытство спряталось за бесстрастностью, даже холодностью. Лишь вопросительно изогнутая левая бровь выдавала интерес. А я, к своему стыду, начала сбиваться.

— Кувшинки принято дарить на обручение. Ведь цветы символизируют нерушимость чистой любви. Принимая их, девушка соглашается выйти замуж за дарителя, — с грехом пополам закончила я.

Смутилась ужасно, но отвести взгляд, не смотреть в серо-голубые глаза арданга, ничего кроме вежливого интереса не выражающие, не смогла. Он молчал, как мне тогда показалось, неимоверно долго. У меня щеки полыхали от смущения, и я искренне завидовала Ромэру, умудрившемуся говорить таким спокойным, совершенно лишенным эмоций голосом:

— Ты приняла цветы.

— Конечно, — пробормотала я в свое оправдание. — Подумала, ты не знаешь наших обычаев.

— Не знал, — тем же пустым тоном подтвердил Ромэр. — Но ты не могла быть уверена в моем незнании.

Все так же глядя ему в глаза, качнула головой:

— Не могла.

— Теперь понятно, почему ты так смутилась тогда.

Признаться, надеялась, Ромэр воспримет шаролезское толкование кувшинок с большей долей юмора, а задумчивость спутника настораживала. И я только могла похвалить себя за то, что успела прикусить язык и не сказала ни слова о еще одном древнем обычае. Раньше, во времена Марики и Крамена влияние церкви не было сильным. В те годы брак заключался просто. Кувшинки, подаренные и не отвергнутые, благословение родителей, желательное, но необязательное, публичный поцелуй, — и все. Муж и жена.

— Интересная легенда, — заговорил, наконец, Ромэр. — Даже не знаю, какое толкование нравится мне больше.

— Мне больше нравится ардангское, — вздохнула я. Брови 'мужа' удивленно поползли вверх. — Оно не вынуждает меня краснеть.

Ромэр рассмеялся. Тихий, низкий чарующий смех с искорками веселья. Я улыбалась, радуясь тому, что напряженность спала, что старинная история, неожиданно ставшая для нас с Ромэром щекотливой темой, все же оказалась на должном уровне. На уровне шутки, забавного стечения обстоятельств.

После короткого привала отправились дальше. Ромэр не ошибся, назвав тропу трудной. Мы шли по ориентирам, которыми служили большие поросшие мохом валуны. Указав на странные знаки на северной стороне камня, 'муж' сказал:

— Видишь? Именно из-за этих слов камни на лугу и в других местах никогда не сдвинут.

— Это не ардангский, — удивилась я, запоздало сообразив, что, не зная язык, алфавит тоже знать не должна была.

— Верно, не ардангский, — кажется, моя осведомленность Ромэра не насторожила. — Это даже не старый ардангский.

— Что же это тогда? — выдолбленный в камне знак был шершавым на ощупь, но казался сделанным недавно. Он ярко выделялся на фоне зеленоватого мха, облепившего почти весь валун, оставив лишь 'лысину' на вершине.

— Защитные молитвы. В некотором роде, — коротко ответил Ромэр, жестом пригласив идти дальше. Продолжение объяснений явно не планировалось. Пришлось переспрашивать:

— Защитные молитвы? — в голосе против воли прозвучал скепсис.

— В некотором роде, — откликнулся 'муж'.

— Это я уже слышала, — сказав это, поняла, что не только переняла интонации Ромэра, но и выражение лица, наверняка, у меня в этот момент было похоже на ироничную усмешку арданга.

— Это письмена волхвов древности, — начал все же рассказывать Ромэр. — Можно сказать, что это язычество, что верить в такое — отступать от Его заветов. Но ардангские служители говорят, что за всем, и за древними верованиями тоже, скрывается Его замысел.

— Думаю, так и есть, — согласилась я. — Ведь всё Ему подвластно.

Арданг кивнул:

— Как говорит Ловин, главное — правильно толковать знаки, вовремя увидеть Его промысел... — Ромэр тряхнул головой, словно отгонял какую-то мысль, и продолжил: — Эти 'защитные молитвы' древние. Очень древние. Не хочу портить сюрприз, поэтому подробней расскажу позже. Скажу только, что их высекли несколько столетий назад. 'Руны нерушимости' были нанесены, чтобы вечно указывать направление. Никому и в голову не придет двигать камни. На входе в ту... пещеру, куда мы идем, рун больше. Они, сплетаясь, образуют арку. По легенде тот, кто желает зла Ардангу, не пройдет сквозь арку. Руны не пустят.

Можно было с сарказмом уточнить: 'И ты в это веришь?'. Но я видела знаки на камне. Древние руны. Четкие, не поросшие мхом, не обветренные, не раскрошившиеся... Они выглядели так, словно были нанесены вчера. И я поверила. Старая магия Арданга... Почему бы и нет? В Коринее магия есть. Нурканни — тому подтверждение.

Руны на валунах указывали направление, а нам ничего другого не оставалось, только следовать. Вначале взобрались на самую вершину холма, потом долго спускались по крутому склону. Думать о том, что предстоит идти обратно той же дорогой в вечерних сумерках, мне не хотелось. На западной стороне было значительно прохладней, влага еще не успела испариться. По мокрой траве ноги скользили, как по льду.

Вспомнилось, как отец учил меня кататься на коньках. Мне было шесть. Морозы той зимой были знатные, замковый пруд промерз чуть ли не до дна. Как-то с утра во время занятий музыкой, заметила, что слуги счищали снег со льда. А после полудня отец составил нам с мамой компанию во время прогулки. Жестом отпустив фрейлин и слуг, он отвел нас к пруду. Это был один из немногих дней, которые мы провели втроем. Без слуг и придворных. Даже кормилицы, долгое время сопровождавшей меня всюду, не было. Один из немногих дней, когда я, несмотря на сохранение принятых при дворе обращений, ощущала любовь родителей друг к другу, любовь ко мне.

Для мамы на берегу приготовили шатер, защищавший от ветра. Заглянув в палатку, увидела там толстый ковер, несколько меховых накидок, два широких кресла. На небольшом столе стояло блюдо с закусками и чайники под вязаными чехлами. Отец, усадив маму в одно из кресел, отошел вглубь палатки и вернулся оттуда с коньками. Тонкое костяное лезвие на подошве деревянных мелких ботинок, которые нужно было надевать сверху на обувь, выглядело острым. Отец помог мне с коньками, поцеловал маме руки и, наклонившись ко мне, помог выйти из шатра. Пока отец держал меня, кататься было весело. Но настоящее веселье началось, когда через полчаса тренировок я должна была попробовать кататься сама. Конечно, без падений не обошлось, хоть улыбающийся и подбадривающий отец, подавшись вперед, стоял с раскрытыми руками, готовый поймать меня.

Именно этот день невольно напомнил мне Ромэр. Арданг привязал к дереву длинную веревку. Держась за нее, мы спускались по скользкому крутому склону. На очень трудных участках Ромэр проходил на пару шагов вперед, поворачивался и, распахнув объятия, обещал поймать. Несколько раз ему пришлось сдержать слово. Я задумалась, вспоминая морозный день на пруду и, когда раз в пятый оказалась в уверенных руках высокого русоволосого мужчины, сказала: