Тяжесть короны Глава 19-28

— Прости, — в голосе Ловина слышалось неподдельное сожаление. — Мне жаль, что мои слова были восприняты как упрек. Но знай, я не враг тебе и не хотел тебя обидеть.

Священник не смотрел на меня, но чувствовала, он сказал правду, а я ошиблась в суждениях. Мне стало стыдно.

— И ты прости меня. Я была слишком резка, — покаялась я.

Ловин повернулся ко мне, улыбнулся. Удивительно, не только взгляд, но даже черты лица стали мягче.

— Все в порядке, Нэйла, не извиняйся, — он чуть качнул головой. — Понимаю, тебе сейчас нелегко. Я говорил, Ромэр рассказал мне о тебе. И я услышал друга, за его словами увидел тебя, его ангела. Знай, я, как и он, восхищаюсь тобой. Что бы ни происходило, я буду на твоей стороне. Всегда.

Я смутилась. Конечно, подобное обещание было мне очень приятно. Но почему-то именно в этот момент поняла, что стану неотъемлемой частью легенды о возвращении Короля. Меня увековечат в эпосе, обо мне будут петь барды, моим именем станет модно называть дочерей. И Ловин постарается сделать так, чтобы роль моя была такой, как описал Ромэр, — безгрешная светлая дева. Не знаю, может, следовало загордиться или хотя бы обрадоваться. Но я испугалась.

— Знаю, ты собираешься уехать из Арданга, — продолжал Ловин, не заметивший моего настроения. — Возможно, ты передумаешь. Если это случится, я буду очень рад. Уверен, Ромэр тоже.

— Я не передумаю, — твердо заверила я.

Он пожал плечами:

— Это твое право. Ромэр сделает все, чтобы защитить тебя, чтобы ты могла жить так, как хочешь. В любом случае. Но если все же надумаешь остаться, многих обрадует такое решение, — Ловин помолчал немного и сменил тему. — Ромэр объяснил, куда везет тебя?

— Нет, — призналась я. — Сказал, ему нужно мое объективное суждение.

Священник усмехнулся, качая головой:

— Наверное, он прав... Иногда очень важен взгляд со стороны.

Мы разговаривали о разных городах, княжествах. Ловин рассказывал об Артоксе, Ноарне, Нирне и больших портовых городах Арданга. Общаться со священником было приятно и легко. В этой непринужденной беседе проявлялась его принадлежность к знати. Как золотое шитье на темной ткани. Мы говорили на чужом для Ловина языке, но даже в этом случае множество емких и ярких оборотов делали рассказы священника образными, живыми. Совсем как у Ромэра. Правда, 'муж' значительно лучше владел шаролезом. Темноволосый мужчина с мягким взглядом светло-карих глаз мне нравился. В Ловине чувствовался стержень, твердость, способность принимать решения, меняющие судьбы. Хоть в ночной беседе с Ромэром Ловин и говорил о силе слова, но ощущалось, что и сам он больше человек действия. Все в его облике подтверждало этот вывод. И тонкие губы, изогнутые в полуулыбке, и вертикальная морщинка между бровями. Я понимала, почему Ромэр считал его другом, — такому человеку хотелось доверять. Но не это стало неожиданностью. Удивило, что сан Ловина забывался мгновенно, полностью растворяясь в личности самого мужчины, становясь его неотъемлемой частью.

Многие шаролезские служители, по крайней мере, столичные, казались мне одинаковыми. Они, словно лишившись своей личности, всячески старались подчеркивать принадлежность к церкви. Напоказ выставляли нательные медальоны, в разговорах часто ссылались на Книгу и поучения пророков. Отграничивались от мирских проблем, уходили в монастыри, общались с людьми светскими свысока, будто обладали какими-то особенными качествами или знаниями. Неприятно было наблюдать все это на примере монахинь, опекавших приют. Отчасти из-за такого отношения шаролезских служителей я старалась с ними не общаться. Тем более в набожность и искренность веры этих людей не верилось. Да и должного доверия к столичным служителям я не испытывала. Поэтому даже своего духовника у меня не было. Это шепотом порицали, изредка пытались посоветовать мне исповедника, но я всегда отказывалась. Раз за разом отвечая, что у мамы духовника, равно как и потребности в нем, тоже не было.

К полудню добрались до деревеньки с говорящим названием Межа. Она стояла на границе двух княжеств, Аквиль и Тарлан. Мы проехали по пыльным грунтовым улицам, остановились у колодца. Как только телега встала, проснулся Ромэр. Ловин проворно спрыгнул с облучка и пошел набрать воды для Ромашки. Ромэр, выбравшись из телеги, подошел ко мне, чтобы помочь спуститься на землю. Слезать с облучка было очень неудобно, это я выяснила еще в первый день путешествия. Маленькая узкая подножка покачивалась и подозрительно хрустела под ногой, словно намекая на скорую поломку. Упасть оттуда мне совсем не хотелось, поэтому помощь Ромэра, подавшего одну руку, а второй придерживающего меня за талию, я с радостью приняла. Уже оказавшись на земле, заметила, что Ловин хмуро посмотрел на друга и, наливая воду в поилку, неодобрительно покачал головой. Это увидел и Ромэр. Он склонился передо мной в легком поклоне и, поцеловав мне руку, отошел на шаг. Арданг нисколько не смутился. Уже второй раз за день Ловин выказывал недовольство, наблюдая за нашим с Ромэром общением. И это... озадачивало.

Я знала, что ко мне лично священник неприязни не испытывал. Мы мило общались до того. Он, предварительно спросив разрешения арданга, предложил мне перейти на 'ты'. Поразительно, но, даже после уточнения характера наших с ардангом взаимоотношений, к нам продолжали применять правила общения с женатыми парами. 'Муж' разрешение дал, мне тоже было удобней обращаться к Ловину без соблюдения множества условностей. Но не думаю, что он стал бы предлагать такое, зная, что перед ним принцесса. Значит, Ромэр не открыл мою тайну, исповедуясь. И за оберегание моего секрета я была ардангу благодарна.

Этот маленький инцидент у телеги можно было бы оставить вообще без внимания, если бы поведение Ромэра не изменилось. Но он снова стал таким, как в начале нашего пути. Арданг держался подчеркнуто вежливо и отстраненно. Исключительно корректно и по-деловому, словно был на приеме во дворце. Ромэр улыбнулся, поблагодарил, когда я передала ему кусок хлеба с сыром и редис. Но все же четко давал понять, что не хочет со мной общаться. Еще мне казалось, что арданг зол.

Сидя в тени раскидистого дерева рядом с колодцем, я поглядывала то на 'супруга', то на 'совершенно случайно' севшего между нами Ловина. Ромэр старательно отводил глаза, а священник напротив, излучал добродушие и развлекал меня разговорами. Но я все же догадалась, в чем дело. Ловин был в чем-то прав, проявив свое неодобрение. Ведь король Арданга показал заботу и дружескую привязанность к... простолюдинке.

Меня сложившаяся ситуация забавляла. С одной стороны, понятное стремление Ловина оградить Ромэра от компрометирующей его женщины перекликалось с желанием Летты и Клода. С другой стороны, хотелось видеть лицо служителя, когда он узнает личность девушки, которой с такой легкостью предложил перейти на 'ты'. Была еще и третья сторона. Я жалела, что Ловин поехал с нами. Отчасти поэтому не смогла удержаться и поддразнивала священника, обращаясь к Ромэру с пустяковыми просьбами. Мой 'муж', человек воспитанный, не мог отказать даме. А когда Ромэр мне подмигнул, поняла, что он тоже не прочь подразнить Ловина.

После привала меня сморило, вполне закономерно после бессонной ночи. Забравшись с помощью Ромэра в телегу, устроилась в сене, как в гнездышке, и почти сразу задремала. Даже не помню, как мы выехали из деревни. Мужчины сидели на облучке и тихо переговаривались на ардангском. Они старались сдержать данное 'супругом' слово и не мешать мне спать, а потому разговаривали почти все время шепотом. Лишь изредка Ловин, когда хотел тоном подчеркнуть отношение к тому или иному событию, говорил чуть громче. Тогда до меня сквозь дремоту доносились обрывки беседы.

— Мы это уже обсуждали, — по голосу Ловина слышала, служитель хмурится.

— Вот именно, — процедил Ромэр.

-То, что ты делаешь, недопустимо, — резко отчитал друга духовник.

— То, что я делаю, тебя не касается, — голос Ромэра звучал раздраженно, даже зло.

— Я не так сказал, — Ловин и не думал отступать, напротив, даже заговорил громче. — Имел в виду...

Но Ромэр не дал ему договорить:

— Мне все равно, что ты имел в виду. Не! Лезь! Предупреждаю последний раз.

Холодные полные угрозы слова. Представив тяжелый взгляд Ромэра, даже поежилась. Не сдержалась и, приоткрыв глаза, посмотрела на мужчин. 'Муж', повернувшись к священнику, буравил его взглядом. Ловин тоже был сердит, но ссорится явно не хотел, как и признавать свою неправоту. Рассматривая мужчин, вдруг подумала, по моему дыханию они поняли, что я проснулась. Вмешиваться я не считала возможным, поэтому только повернулась на другой бок и натянула на плечи одеяло.

Они молчали. Долго. Я даже почти задремала.

— Прости, — пробормотал Ловин. — Конечно, ты вправе поступать так, как считаешь нужным.

Берег речки, вскрики ласточек-береговушек, фырканье довольной лошади. Ромэр сидел рядом на траве и задумчиво смотрел перед собой на камыши. В солнечных лучах ржаные волосы арданга казались золотыми. Он повернулся ко мне, ласково улыбнулся и, не говоря ни слова, взял меня за руку. Мы некоторое время сидели молча, глядя на речку. Потом Ромэр снова повернулся ко мне и, знакомо приподняв бровь, сказал:

— А.., старые добрые методы?

Недоуменно пожав плечами, ответила:

— Не понимаю, о чем ты.

Тут вклинился еще один мужской голос:

— Они до сих пор действенны.

Я даже вздрогнула от неожиданности. Не сразу сообразила, что Ромэр разговаривал с Ловином, а мне все, кроме голосов, приснилось.

— Приятно слышать, — усмехнулся арданг.

— Ты хорошо придумал тогда. Не могут же 'Вороны' хватать всех людей в латаной одежде, — в голосе Ловина слышалась улыбка. — А заметить нарочитость иных латок они не в силах. В конце концов, у стражи есть заботы и посерьезней.

Раньше уверенность Ловина в том, что весть о возвращении короля разлетится по Ардангу за пару недель, меня удивляла. Но, прислушиваясь к разговору, поняла, что священник не преувеличивал. Оказалось, Ловин много путешествовал по стране. В основном по трем соседним княжествам, Тарлан, Аквиль и Берши. Но частенько выбирался и в Ноарн. Этот город, ставший теперь официальной столицей Арданга, издавна был религиозным и культурным центром страны, местом, где князья собирались на Совет. Не удивительно, что именно туда со всей страны стекались новости. Перебродив в Ноарне, они распространялись по Ардангу довольно быстро. С помощью целой сети информаторов — бардов, сказителей и священников. В провинциях знали, кому из странников можно доверять, кто не только рассказывает истории, но говорит правду. Таких людей в народе называли 'лоскутники' из-за выделяющихся заплаток на левом рукаве. Когда Ловин упомянул эту деталь, я заметила на рукаве его потертой черной куртки темно-серую прямоугольную заплатку, аккуратно пришитую черной ниткой с парой красных стежков.

Значительно позже, когда познакомилась со многими 'лоскутниками', заметила некоторые закономерности. Серый цвет заплаты означал принадлежность к знати, красная нить — к служителям, зеленые нить и лоскут — к военным. Белые заплатки выделяли лекарей, черные — купцов. Реже прочих встречалась синяя ткань. Она говорила, что обладатель такой латки — чиновник, основной поставщик достоверных сведений. Разумеется, подтверждать мои догадки никто не спешил. Конечно, заплатки старались ставить так, чтобы они не казались ярким пятном на фоне одежды. Думаю, никому и в голову не пришло, что я обратила внимание на множество разных по форме и расположению на одежде заплаток у людей, ставших значительной частью окружения Ромэра.

Вечерело и парило. Сидя рядом с 'супругом' на облучке, отметила, как изменилась местность. Большие поля сменились довольно крутыми холмами, на склонах ровными рядами росли хмель и виноград. По словам арданга здесь кроме прочих выращивали и лучшие в стране сорта, 'Бархат' и 'Черная ночь'. Мне эти названия ровным счетом ни о чем не сказали, хоть я постаралась не подать виду. Но Ромэр все же заметил.

— Ты не знаешь эти сорта, — констатировал он с улыбкой. Неловко было ужасно, но я вынуждено согласилась.

— Тогда ты, скорей всего, знаешь вина. Хотя, учитывая, что выпивохой тебя назвать сложно, не удивлюсь, если и названия вин тебе неизвестны. 'Черный всадник', 'Бархат ночи', 'Рыцарь', 'Ласковая дева', — стал перечислять Ромэр.

— Это делают здесь? — выдохнула я, услышав названия самых дорогих вин Шаролеза.

— Хоть что-то ты знаешь о княжестве Тарлан, — усмехнулся арданг.

— Шутишь? Эти вина — мечта любого коллекционера. Стоят порой баснословные деньги, если удачного года. Торги идут нешуточные, а придворные потом хвастают, сколько бутылок и какого сорта им удалось купить, — вспомнились дворяне, их разговоры, но, заметив выражение глаз 'мужа', я смутилась и пробормотала: — Извини.

— Не стоит, — он правдоподобно сделал вид, что все в порядке. — Я рад, что вина пользуются таким успехом.

Лошадка тащила поскрипывающую телегу, за спиной похрапывал развалившийся на сене Ловин, разговор сошел на 'нет'. Ромэр следил за ласточками, летающими низко, почти у самой земли. Я поглядывала на деревеньки, виднеющиеся слева и справа от дороги, на густой с виду лес впереди.

— Будет дождь, — тихо, словно разговаривая сам с собой, сказал Ромэр.

— Надеюсь, он пройдет ночью, — ответила я, проследив взглядом за ласточкой, пронесшейся мимо телеги, а потом над холкой Ромашки.

Эту примету я знала еще с детства, и она никогда не подводила. Но будущий дождь не радовал, — я помнила слова Ромэра о каменистой тропе. 'Муж' думал о том же.

— Дождь, когда бы он ни пошел, некстати, — хмуро сказал арданг. — Нам завтра пешком идти. Долго и в гору.

— Ничего, мы справимся, — подбодрила я.

'Муж' посмотрел мне в глаза, ласково улыбнулся. Будто обнял. Не знаю, что он хотел сказать на самом деле, уверена, не то 'Конечно', которое я услышала. Но даже от этого слова стало так легко, что я поддалась искушению и придвинулась ближе к Ромэру. Он осторожно обнял меня одной рукой. Я его тоже.

— Нам, 'женатым людям', можно, — шепнула я, прислонившись головой к плечу арданга.

— Да, нам можно, — крепче прижав меня к себе, ответил Ромэр.

Ловин проснулся, когда мы доехали до границы леса. Его, как и Ромэра до этого, разбудила остановка. 'Муж' как раз решил сделать короткий привал, дать отдохнуть уставшей Ромашке. Я была только рада возможности пройтись. Ромэр снял меня с телеги, подхватив на руки, перенес через глубокую канаву, на дне которой влажно поблескивала черная грязь. Строго говоря, можно было обойти глубокую и длинную рытвину, но 'муж' избрал другой вариант. Из любопытства я глянула на Ловина, как он оценит такое неугодное священнику поведение. Но духовник, словно нарочно повернувшись к нам спиной, не обращал на нас внимания и говорил что-то ласковое кобыле.

Мы с ардангом пошли вдоль кромки леса. Вначале идти было приятно, даже несмотря на то, что было душно. Луговая трава под ногами мягко пружинила, стрекотали кузнечики, смешно замолкая, стоило подойти ближе. От деревьев падала густая тень, чем ближе мы подходили к лесу, тем ощутимей веяло прохладой. Ромэр не заводил разговоров, просто шел вперед. Мне даже подумалось, что он избегает Ловина. Россыпь белого и розового клевера и яркой люцерны сменилась другой, высокой травой, доходившей временами почти до колена. Идти было неудобно, длинные травинки оплетали сапоги, какие-то репьи вцеплялись в юбку, но я не жаловалась. Не хотела отвлекать Ромэра от размышлений. Тем более, по лицу арданга видела, что его мысли веселыми не были. Но 'муж' сам заметил, что идти стало трудней, повернулся ко мне и предложил руку.