Поттеру-Блэку показалось, что он стоит несколько минут, но на самом деле прошло всего несколько секунд. По комнате пронёсся громкий исступлённый смех, принадлежавший Беллатрисе Лестрейндж. Гарри посмотрел на неё, уже готовясь её атаковать, но не успел. Внезапно, Беллатрису что-то ударило в грудь, от чего та отлетела на несколько метров. Быстро встав, Пожирательница побежала, а вслед за ней побежала Гермиона. Она была вся в крови Алекса, в руке у неё был хлыст, а глаза девушки не то чтобы сверкали, а горели настоящей яростью и желанием убивать. Такой взгляд бывал только у самого Кенори.
Гарри побежал следом, увернувшись от чьей-то руки. Догнать двух девушек оказалось непростым делом, но в Атриуме, он всё-таки смог настигнуть их, как раз тогда, когда Гермиона выкрикнула: КРУЦИО!
Беллатриса упала на пол, крича и корчась от сильнейшей боли, и пусть лицо Гермионы не выражало удовольствия от этого заклинания, но Гарри всё равно слегка напугался.
— Гермиона стой! Перестань, ты же можешь попасть в Азкабан! — крикнул Гарри, подбежав к подруге и поймав её за руку, держащую палочку.
— Гарри… Отпусти меня… — очень тихо прошептала Гермиона, пытаясь вырвать свою руку.
— Ты не такая как они. Ты не должна этого делать.
— Она убила его! — уже крикнула девушка, обратив взгляд на друга. В глазах стояли слёзы, а в глубине взгляда стояла такая же боль, которую чувствовал и сам Гарри, от потери своего друга.
— Послушай, Гермиона. Он бы не хотел, чтобы кто-то из нас стал на этот путь. Послушай меня, пожалуйста! Если он и правда погиб… — Гарри слегка пошатнулся, когда сказал эту фразу, но смог устоять, — то таким образом, мы очерним его память.
Девушка, издав какой-то звук, опустила руку, и стала вздрагивать, едва не начав плакать. Но тут, Гарри почувствовал присутствие ещё кого-то. Кого-то опасного.
Развернувшись, Поттер-Блэк увидел Волан-де-Морта. Тот медленно шагал к подросткам, на его лице играла злобная ухмылка, но Гарри видел, что с ним что-то не так. Его движения были какие-то скованные.
— Гарри Поттер, — медленно проговорил Тёмный лорд.
— Том Реддл, — так же ответил Гарри, нацеливая на него палочку. Сзади него послышалось шуршание, а спустя несколько секунд, он услышал звуки сражения, но оборачиваться, времени не было.
— Ты посмел назвать моё имя?! — прошипел змеелицый.
— А что, я должен тебя бояться? Или может я должен, как твои жалкие слуги, ползать перед тобой на коленях? Никогда в жизни, Томми.
— Дерзкий мальчишка!
С палочки Реддла сорвался зелёный луч, который Поттер отразил, подставив по заклинание свою палочку. Сейчас, даже зная что он может погибнуть от заклинаний Реддла, Гарри не боялся. Сейчас, он смог понять, что на свете есть кое-что страшнее своей собственной смерти, и мысли о мёртвом друге, об одном из близких людей, и было самым страшным чувством для подростка.
Заклинания двух магов стали разлетаться по Атриуму, но Гарри успевал только защищаться, слишком силён был Том, ещё два крестража держало его в этом мире. Краем глаза, Поттер-Блэк видел сражение Гермионы и Пожирательницы. Гарри восхищенно глядел на свою подругу, которая раз за разом нападала на противницу, опытно владея палочкой и хлыстом, а её перемещения по Атриуму при помощи трансгрессии, делало её практически неуловимой.
— АВАДА КЕДАВРА! — выкрикнул Том Реддл. Не успев ни о чем подумать, Гарри на автомате произнёс:
— ЭКСПЕЛЛИАРМУС!
Красный и зелёный луч столкнулись по середине пути. Оба луча превратились в золотые, стараясь сразить одного из магов, а в центре, появился пучок света, который медленно стал темнеть. Гарри чувствовал гнев, ярость, злость. Этот маг забрал его родителей, из-за него погибло много людей. Из-за этого змеелицего, погиб его друг…
— НЕНАВИЖУ!!! — закричал Поттер-Блэк, отдав в заклинание всю свою силу и волю. Глаза Тома широко расширились, когда пучок света в одно мгновение стал чёрным, и взорвался. Реддла и Гарри отбросило в разные стороны, подростка откинуло в стену, а Тёмного лорда в фонтан, который он пробил спиной. Последнее, что увидел Поттер-Блэк, прежде чем потерять сознание от удара, это медленно идущего Дамблдора.
— Эффектно пришёл, старый урод, — очень тихо прошептал Гарри, закрыв глаза.
Примечание к части
А вот интерлюдии, получаются, наверно, не очень у меня.
>
Интерлюдия 2 — Гермиона Грейнджер.
31 августа. Хогвартс-Экспресс.
Дождь. Впервые, на памяти девушки, в этот день идёт дождь, хотя наверно, это сама природа плакала, от того что её детище, Волк в обличье человека, умирает.
Тишина. В первый раз за последние шесть лет, в этом вагоне была тишина. Все, кто присутствовали здесь, сидели и смотрели вперёд или в пол, и никто им не мешал, ведь все знали — в этом купе едет кучка сумасшедших магов, от которых можно ожидать что угодно. Странно, но никто не был против них, или чурался общением с ними, а наоборот, ученики с радостью болтали с кем-нибудь из их банды. Но не в этот день. По глазам учеников было видно, они скорбят вместе с ними.
Гермиона ушла в воспоминания. На первом курсе, когда она хотела найти Мальчика-Который-Выжил, именно здесь, она впервые встретила его. Того, кто стал её судьбой.
В первую же встречу, он произвёл впечатление человека, которому глубоко по барабану на волшебный мир, которому важен лишь он сам, а все остальные так, просто есть и всё. Но это было обманом. Неделями позже, в этом же купе она впервые научилась заклинанию Акцио, которому её научил Алекс. Именно тут, она ехала в конце первого курса домой, сидя прямо напротив него. И именно тут, она сидела рядом с ним всего за несколько дней до их первого свидания…
Из глаз девушки брызнули слёзы, которые она за последние недели практически выплакала. Она вспомнила его выражение лица, его хитрую, белозубую улыбку… Его тёплые, тёмно-синие глаза, излучавшие столько нежности и наглости, что девушка буквально таяла под взглядом пронзительных глаз, цвета моря.
Горло Гермионы стало душить от слёз, она схватилась за него рукой, будто желая себя задушить.
— Гермиона, — тихо и хрипло позвал её Гарри, взяв за руку, и убирая её от горла. — Ты что делаешь?
— Мне плохо, Гарри. Почему это произошло? Почему именно он?
— Я не знаю, правда. Знаю лишь то, что он бы так поступил, ради любого из нас.
— Но я не хочу… Не хочу чтобы он лежал там и умирал. Он должен быть здесь и рассказывать глупости. Либо опять что-то мастерить, как обычно, — срывающим голосом произнесла девушка.
— Знаете… А ведь в самом начале он меня раздражал, — внезапно сказал Рон.
Все посмотрели на Рональда, который сидел на полу, и бесцельно крутил на полу бутылку от сливочного пива. Совсем как Алекс тогда, на очной ставке.
— Я серьёзно, — не глядя на всех ответил он. — Мне не нравилось, как он постоянно опровергает мои слова, и постоянно пугал меня именем Волан-де-Морта. Да и вообще, он был не таким как все. Никогда бы не подумал, что кто-то сможет найти во мне хотя бы что-нибудь такое, в чём я буду лучшим.
— Просто тебя надо было хорошо стукнуть по голове, рыжий, — отозвался Драко, поправляя прикреплённую на боку рапиру. А потом тихо добавил: — Почему я ношу его, зная что мне не с кем теперь скрещивать клинки?
Гермиона перевела взгляд на Луну. Обычный туманный взгляд, уже несколько недель как сменился на болезненный и потерянный. Раньше, в некоторые моменты разговоров, глаза девушки становились совсем другим. Они становились обычными, без тумана, в глубине глаз появлялись светлые, радостные искорки, которые теперь, практически пропали. Лишь Гермиона и Гарри знали, почему так произошло.
Луна, была странноватой девочкой, не похожей на других, совсем как Алекс, а после смерти её мамы странности девочки только усилились. Именно эта похожесть, позволяло Луне рядом с Алексом, не считая самого Гарри, без опаски попытаться стать обычной девушкой, зная, что её никто не обидит, не будет издеваться, а наоборот, всегда успокоют, помогут, защитят.
Теперь, взгляд Гермионы упал на пустующее место. ЕГО место. Алекс всегда сидел там, возле окна. Его любимым делом в перерывах между разговорами, было глядением в окно. Раз за разом, год за годом он смотрел туда, и хоть там было всегда одно и тоже, Алекс не переставал смотреть туда.
И вновь, слёзы подступили к горлу Гермионы. Она так и не успела спросить его, почему он так делает.
— Это я виновата во всём, — уже с трудом сдерживая слёзы, сказала девушка.
— Ты ни в чём не виновата, — попытался успокоить её Блейз, но Гермиона его прервала.
— Нет, я виновата! Если бы я послушалась… Если бы я осталась… Ему бы не пришлось выбирать между мной и Сириусом, ему не пришлось бы защищать нас обоих… Он был бы сейчас здесь, со мной… Я убила его… Я убила Алекса своим упрямством, своим желанием показать, что меня не надо защищать… Я не успела сказать ему… Что он… Что я…
Она не смогла сдержаться. Гермиона громко заплакала, поджав колени и уткнувшись в них лицом, не обращая внимание на то, что все друзья пытались успокоить её, хотя им самим тоже было плохо. Девушка сидела точно также, как три года назад, когда напал дементор, она также сидела и плакала. Всё было настолько похожим, что на миг ей показалось: вот-вот её обнимет тёплая рука, которая успокоит девушку, а от человека, которому принадлежит эта рука, будет исходить запах лесного зверя, хищника. Такой притягательный запах, манящий, приносящий спокойствие и удовлетворение.
Но этой руке не суждено было успокоить девушку. Алекс был далеко, в больнице Святого Мунго, лежа на больничной койке и медленно умирая.
Осознав это, девушка заплакала ещё сильнее, не громко завыв от боли. Болела душа, которая связана с его душой. Болело сердце, которое принадлежало только ему одному.
Интерлюдия 3 — Сириус Блэк.
25 августа. 19:39. Больница Святого Мунго.
Больница Святого Мунго. Единственное место в Британии, где раненых магов лечат лучшие целители мира. Сейчас же, в особой палате для тяжелораненых, было не протолкнуться. Палата была предназначена только для одного человека, который и лежал на больничной койке.
После того, как пришёл Дамблдор и закончился бой, Блэк подошёл к, как он и остальные считал, погибшему подростку, и с удивлением и радостью отметил, что он ещё жив. Дыхание было слабым, едва различимым, но оно ещё было.
Сириус закричал как сумасшедший, оповещая об этом всех, и осторожно взял тело подростка на руки, нисколько не боясь того, что оно слегка не похоже на человеческое, но уголком сознания Блэк уловил, что директор Хогвартса явно не рад этому заявлению. Хотя если учесть то, что о нём пишут, и что о нём рассказывали…
И вот теперь, третий месяц подряд, Алекс Кенори лежит здесь, не приходя в сознание, и даже его состояние ни капельки не улучшилось, лишь те костяные руки вернулись в нормальное состояние. На столике, возле койки, лежало огромное количество открыток, с пожеланием скорейшего выздоровления, и Сириус мог поклясться, среди них были имена нескольких детей Пожирателей смерти. Вокруг самой койки, сидели самые близкие люди Алекса, те, кому он доверял. Те, кому он хоть как-то помог, не требуя никогда ничего взамен.
Гарри, Гермиона, почти все дети семьи Уизли, Драко, Блейз, Невилл и Луна, все они были ближайшими, и самыми дорогими людьми для Алекса.
Лица всех присутствующих выражало боль и скорбь. Казалось, будто из их глаз ушло всё, что придавало им сил. А вот Сириуса снедал гнев. На то что он жив, а Кенори сейчас на грани между жизнью и смертью.
— Дурак. Зачем ты это сделал? — прошептал Глава Рода Блэк, глядя на бледную, осунувшуюся фигуру подростка, с глубокими ранами по всему телу. — Зачем ты подставился? Тебе же ещё жить и жить.
Блэк хотел вернуться назад во времени, чтобы не дать парнишке сделать это. Он был готов умереть, ведь он многим обязан ему.
Если бы раньше Сириусу сказали, что от тюрьмы его спасёт подросток, он бы рассмеялся этому человеку в лицо, а потом набил бы ему морду. Но реальность оказалась таковой, что именно тринадцатилетний пацан, совсем ещё ребёнок, вытащил взрослого человека из лап тюрьмы, спас от дементоров, очистил его имя. Потом он вынул из души его крестника осколок Тёмного лорда, как потом оказалось, используя такие тёмные силы, от которых любой другой маг сошёл бы с ума. А теперь… Теперь Алекс снова спас его жизнь, но сам оказался на грани.
— Алекс, какого хрена ты валяешься? — услышал Блэк голос крестника. — Вставай уже, ты ведь столько раз избегал гибели! Чёрт, да сама Смерть уже, наверно, устала от тебя. Просыпайся, чёрт тебя дери!
Размахнувшись, Гарри со всей силы ударил в стену палаты. Стена лишь отозвалась гулким звуком.
— Папа надеется, что ты скоро проснёшься, — тихо проговорила уже Гермиона, которая тяжелее всех, ну кроме матери Алекса, переживала его глубокую кому. — Ему не терпится обсудить с тобой новые тактики и оружия. Он, наверно, впервые за долгое время так рьяно стал читать, надеясь, что сможет узнать такого, чего ты знать точно не будешь, а то после каждого разговора с тобой, отец перелистывает кипы книг, чтобы удостовериться в твоих словах.
Сириус видел родителей Гермионы. По их глазам он спокойно мог увидеть, они испытывали чувство, будто тут лежал не просто парень их дочери, а практически член их семьи.
Блэк вздрогнул, когда вспомнил, с каким криком вбежала сюда в первый раз Амелия, когда узнала про кому сына. В этом крике было столько боли, что он испугался, что с ней что-то произойдёт. Ему лишь недавно удалось убедить женщину пойти поспать, отдохнуть, но та не хотела возвращаться домой. Компромисс нашёлся быстро, от дома Сириуса гораздо ближе до больницы, так что Амелия, пусть и не сразу, но согласилась остаться там.
В палату вошёл целитель, оповестив всех, что время посещения закончены. Присутствующие лишь слабо кивнули, но не двинулись с места. Лишь когда в третий раз целитель сказал, что им надо провести процедуры, гости палаты медленно стали собираться. Никто из них не прощался. Никто не верил, что он посмеет умереть. Гермиона ушла последней, напоследок поцеловав Кенори в уголок губ.
— Возвращайся скорее, мой любимый Волк. Я, и мы все, ждём тебя. Ты сможешь вернуться, я знаю.
Гарри осторожно взял девушку за плечи, и помог ей выйти из палаты, оставляя Блэка и целителя одних.
— Сириус? — позвал целитель мужчину.
— Здравствуй Джейк. Ну, как его дела?
Блэку всегда нравился этот молодой целитель. Он знал его уже давно, ещё до того как попал в Азкабан. От других целителей, Джейка отличало то, что он умело использовал не только магические, но и магловские способы лечения. Скольких знакомых и коллег Блэка спас целитель, тот уже давно перестал считать.
