Божественная охота (общий файл)

Энтиор миновал очередной пост стражи, спустился на самый нижний этаж королевского замка, в то самое место, о котором ходило множество зловещих слухов, отнюдь не преуменьшающих ужаса дел, творящихся там. Лорд Дознаватель знал и очень любил свою работу. Свет коридора, источаемый камнями потолка, обработанными специальным составом, являли лишь стылую мертвую пустоту. Зрелище столь же безнадежное и унылое для заключенного, сколь привычное для Бога Боли. Принц свернул из центрального коридора направо и, небрежно кивнув стражникам, открыл дверь.

Одна из любимых пыточных камер Энтиора была готова к работе. Молчаливый помощник разложил на длинной стойке в несколько ярусов сверкающие опасной чистотой, словно просящей кровавого приношения, зловещие инструменты: клещи, крючья, ножи, зажимы, иглы и иные приспособления, названия которых не знал неискушенный обыватель. В углу пылала красными глазками углей жаровня, рядом стоял зачарованный короб со льдом, а на стене, как раз в удобной близости ото всех инструментов, на дыбе висела жертва — светловолосый могучий мужчина. Беспомощный узник пронзил мучителя ненавидящим жарким взглядом.

Если бы ненависть могла убить, Энтиор в мгновение ока стал бы покойником. Вот только заключенный такой способностью не обладал, и жгучий его взор, полный ненависти загнанного в угол зверя, был банально проигнорирован.

— Не старайся, я все равно ничего не скажу! — сипло выплюнул слова мужчина, со страхом следивший за тем, с какой неторопливой методичностью изучает принц орудия производства.

— Угадал, — не без иронии согласился вампир и подал знак помощнику.

Тот достал клейкую ленту, кляп и заткнул жертве рот.

Сегодня Энтиору не нужны были признания этого убийцы и предателя, приговоренного к смерти судом Лоуленда. Ему нужна была сама смерть, чтобы согласно плану, разработанному совместно с сестрой, откровенно доложить Верховному Маршалу о мучениях и гибели жертвы, неся на себе отзвук ужаса и крови для большей достоверности. Выносливый узник нужного блондинистого окраса и комплекции пришелся очень кстати.

Положив для начала на жаровню небольшие клещи и пяток игл разного калибра, вампир сплел заклинание связи и позвал:

— Мелиор!

Заклятье померцало, словно абонент несколько секунд решал, отвечать или нет, а потом все-таки активизировалась, и явило Энтиору некий контур, укутанный сумраком. Очертания его слабо напоминали гибкую фигуру Бога Коллекционеров. Ночное зрение вампира, не пощадив хозяина, безжалостно проникло в полумрак и явило совершенно шокирующее, почти безобразное зрелище.

Внешность элегантного, утонченного, аристократичного принца Лоуленда, так гордившегося своей красотой, претерпела ужасающие метаморфозы. Тонкие нервные пальцы стали столь пухлыми, что на них уже не налез бы ни один перстень из богатой коллекции, утонченные контуры лица оплыли, появился второй подбородок, а поджарый живот превратился в настоящую жировую подушку, которую не мог скрыть даже просторный шелковый халат, в который закутался Мелиор. Шокированный Энтиор даже забыл, о чем собирался поговорить с братом. Он лишь озадаченно покачал головой и промолвил, осторожно подбирая слова:

— Возможно, критика неуместна, но Мелиор, твоя прежняя комплекция более соответствовала моим эстетическим предпочтениям.

— Моим тоже, — расстроенно процедил принц, отправляя в рот маленькоепирожное в шоколадно-ореховой глазури. — И когда я вычислю мерзавцев, сбивших мне метаболизм, им придется заплатить с лихвой за все мои неудобства, — с задумчивой уверенностью в своих силах констатировал Мелиор. Смакуя пирожное, одновременно бог продумывал все этапы мести нечестивцам, осмелившимся надругаться над его совершенной красотой.

Почему-то принцу казалось, что без родственников здесь не обошлось. А кто еще осмелился бы так напакостить Лоулендскому Пауку, зная его мстительность и любовь к ядам? Но месть пока была лишь отдаленной перспективой, для начала богу следовало разобраться с наложенным на него заклятьем и вернуть былую форму. Пакостники подошли к надругательству над Мелиором творчески, выбрав период его уединенного пребывания в мире с иным, более быстрым течением времени. Они не только запутали ему настройку метаболизма, способствовавшего сохранению фигуры Бога Гурманов, но и добавили к нему чары иллюзии, притупившие бдительность самолюбивого бога настолько, что он заметил изменения в своей внешности только тогда, когда стало уже непоправимо поздно.

— Элия сейчас в Лоуленде, — намекнул Энтиор, проверяя, насколько раскалились инструменты.

— Я приму к сведению, — кивком поблагодарил брата Мелиор, самоуверенно полагавший, что справится с заклятьем своими силами, и поинтересовался:

— А что именно ты желал со мной обсудить?

— Малыш принес в Лоуленд новую моду, и Элия нашла его прическу оригинальной, — высказался вампир и коротко обрисовал фасон 'выстрижки' Лейма.

— М-м-м, — задумался Мелиор, прекрасно понимая серьезную проблему, вставшую перед братом: признать или проигнорировать новое веяние. — Ты полагаешь, у сего нововведения есть будущее? Возможно, возможно... Если мы приложим к нему свои несомненные таланты... Имело ли выстриженное место на виске юноши какую-то определенную конфигурацию?

— Пожалуй, оно отдаленно напоминало стилизованное сердце, — поразмыслив, признал Энтиор, снимая тонкими щипчиками с углей ярко красную малую иглу. — Мы намерены поиграть с разнообразием форм?

— Почему бы и нет, — тонко улыбнулся бог, скрещивая на груди пухлые руки. — Я думаю, тебе пошла бы капля или звезда?

— Стоит проверить, — самодовольно подтвердил Энтиор, не спеша загоняя под ноготь большого пальца пытаемого длинную раскаленную иглу, не только причинявшую боль, но и тут же запекавшую кровь, чтобы жертва не теряла драгоценной влаги раньше отмеренного времени. Мужчина задергался, но мучительный стон был заглушен профессионально воткнутым кляпом. — А что если их слегка оттенить цветом?

— Оригинальное предложение, — одобрил Мелиор, пока Бог Боли подбирал молоточек, чтобы раздробить пару суставов на пальцах преступника и откладывал в сторону клещи, предназначенные для выдергивания ногтей.

'Все-таки, чего-то тут Творец в величии своем недодумал, — рассуждал Элегор, бесцеремонно выставленный принцессой из апартаментов и вынужденный под 'страшной' угрозой ареста вернуться в свой замок. (С леди Ведьмы сталось бы исполнить такое душевное обещание, а молодой бог ничто не ненавидел так жестоко, как запреты, замки и клетки!) — Чтобы даже самые лучшие, такие трезвомыслящиепарни, как Лейм, становились такими бешеными, когда дело коснется баб! Это ж надо, накинулся на меня, как ненормальный! — герцог удивленно коснулся изрядно набитого лица, оглядел себя в широком зеркале ванной и поморщился, подсчитывая синяки и ссадины. — Да еще, кажется, пару ребер сломал! Вот уж воистину Нрэнова выучка!

У бога до сих пор в голове не укладывалось, что Лейм, такой умный, тактичный, такой предусмотрительный, уравновешенный Лейм, вечно удерживающий друга от опасных авантюр и вытаскивающий его за уши из самого пекла, сам кинулся в драку! И было бы из-за кого? Из-за Леди Ведьмы! Только б ей, стерве, удалось вправить кузену мозги. Уж теперь-то сама увидела, как парень свихнулся. Должна помочь!

'Вот только, даже если поможет, — трезво признал дворянин, накладывая на ссадины мазь из баночки, которыми его регулярно снабжал все тот же принц, и задирая рубашку, чтобы густо намазать ребра. — Лейм все равно еще не скоро забудет, как я его сестрицу разлюбезную обкладывал и ему самому навешал. Вечно эти бабы промеж мужчин встревают и дружбу настоящую разрушить норовят. Да, пожалуй, нам сейчас лучше не встречаться, чтобы окончательно не рассориться. Пускай отойдет немного, поостынет, а я пока куда-нибудь подальше смотаюсь. Вон, к полосатому, что ли заглянуть? А и правда, книги я ему давно уже обещал забросить, отложил даже, а все недосуг выбраться было. Заодно прогуляюсь, вытряхну из башки все эти виноградные дела, а то скоро, ей-ей, лоза из ушей полезет. Точно! Никакой телепортации, так поеду! Развеюсь!'

Одержимый новой идеей Элегор закрыл баночку с целебной мазью и понесся в библиотеку с такой скоростью, будто полагал,что стоит ему задержаться хоть на секундочку, и там разгорится пожар или, чего доброго, его успеют потушить или зажечь без него.

Глава 6. Благородное дело

Будь мрачные, гневные мысли Нрэна металлом, их эквивалентом стал бы расплавленный свинец, что льют на головы атакующих защитники осажденной крепости. И свинец бы этот прожигал не только плоть, но и кости, камень и сталь. Бог сам чувствовал, что переполняющие его гнев и страсть кислотой разъедают мятущуюся душу. О! Если бы он мог выбросить Элию из головы, забыть навсегда о прекрасной богине, поработившей его сердце! Явись в этот миг Нрэну Великий Творец, бог знал бы чего пожелать. Но никакого чуда не было даровано ревнивому принцу, даже милость забвения и та бежала от него, вероятно, убоявшись мрачного вида мужчины.

Он выбирал для своего пути самые безлюдные, унылые миры, чтобы хоть как-то уравновесить пейзажем лютый огонь и холод, поселившиеся в душе. Скалы, крутые, узкиетропы в горах, бесконечный дождь осени, метель, неистовая буря — через что только не вез всадника бедолага Грем, у которого сроду не было никаких душевных терзаний, но конь был обречен на каторжный путь непутевым хозяином. Даже если живые существа попадались на дороге Нрэна, они чуяли исходившее от бога молчаливое предупреждение и обходили его далеко стороной. Принц и сам не знал, куда собственно направляется, единственной целью его было — умчаться как можно дальше от Лоуленда, от изменницы Элии, готовой предпочесть ему любого, даже опаснейшую тварь из Межуровнья.

Ах, если бы от расстояния зависел покой! Но боль только нарастала с каждой милей, и несчастный бог не знал, как от нее избавиться. Любую другую проблему — неугодный мир или неугодное существо — он решал взмахом меча, с Элией такой вариант не подействовал бы.

Нрэн до сих пор обливался холодным потом, вспоминая давний кошмар, посетивший его в одну из ночей после серьезной ссоры с принцессой. Ему снилось, что он в приступе гнева убил богиню. Единственный краткий миг облегчения сменился поистине бездонным ужасом и пустотой, полной безнадежного отчаяния. Без НЕЕ Вселенная опустела и утратила всякий смысл. Убийце больше незачем было жить. Ушла любимая, но жажда ее видеть, обладать ею, знать, что Элия есть — осталась и не могла найти утоления. Бесцельные, черные дни неимоверных терзаний, бесконечного и столь же бесплодного поиска — вдруг ее душа уже облеклась плотью — длились недолго. Бог не вынес груза терзаний и ушел вслед за любимой, мечтая и почти не смея надеяться на встречу.

Этот кошмар, тем более страшный, что какой-то частью своей мудрой души мужчина сознавал: это не бред, рожденный воспаленным рассудком, а очень-очень старое воспоминание о бесконечно далекой инкарнации, навсегда пресек его робкие надежды на то, что жизнь без Элии станет лучше. Даже сегодняшняя мука не могла сравниться с той жуткой беспомощной болью от сознания непоправимого. Нрэну часто снились кошмары о проигранных сражениях, о падении Лоуленда, но тот — был худшим и никогда, ни за что принц не хотел бы пережить его наяву.

Вот и оставалась ему только ревность, и бег от себя и замкнутый круг мыслей. С кем она сейчас, где, что думает о нем???...

Очередная пустыня, иссушающая плоть, плавящая своим жаром даже камень, свивающая вихри из светлого, почти такого же оттенка, как волосы принца, песка осталась позади. Теперь Нрэн ехал по мрачной осенней равнине. Высохшая трава хрустела под мощными копытами жеребца, справа невдалеке жесткой щеткой стоял лес. Обнаженные деревья, лишенные безжалостным ветром остатков жалкого наряда, протягивали черные руки-сучья в безмолвной мольбе. Хрипло, надрывно кричала какая-то птица. Низкие серые с примесью свинцового оттенка тучи нависали над полем, будто пытались вжаться в него. Но дождя не было.

Бог направил коня ближе к лесу, туда, где его чуткий слух еще издалека уловил журчание ручейка. Пусть сам мужчина не нуждался ни в пище, ни в питье и чувствовал, что желания удовлетворить насущные нужды организма у него не возникнет еще несколько суток, но жеребца следовало напоить.

— Почему я такой идиот, Грем? — с мрачной безысходностью прошептал принц, когда взгляд его коснулся почти зажившей царапины на руке, что оставила любовнику богиня несколько ночей назад. Память услужливо нарисовала принцу картины наслаждения, спровоцировавшие очередной острый приступ тоски и ревности.

— Не знаю, хозяин, — отозвался конь.

Принц слегка вздрогнул от неожиданности и поинтересовался с каким-то отстраненно безразличным любопытством:

— Так ты умеешь говорить? А почему молчал раньше?

— Ты меня ни о чем не спрашивал, — коротко ответил Грем и снова замолчал.

Нрэн кивнул, признавая справедливость слов животного, и продолжать разговор не стал. Но почему-то на душе у бога стало чуть теплее. Молчать вдвоем, это совсем не то, чтобы молчать одному.

Подъехав к родничку, пробившему себе дорогу из груды камней у опушки леса и образовавшему маленькое — в полметра — прозрачное озерцо, воин спешился и подвел коня к воде. Оставив умное животное утолять жажду, мужчина прошел пару шагов вверх по течению и опустился на корточки, глядя, как выбивается из камней бойкая струйка студеной воды. Он любил смотреть на воду, ее вид обыкновенно успокаивал принца. Но вряд ли сейчас он мог надеяться обрести хоть каплю покоя, скорее действовал по привычке, чтобы скоротать время.

Нрэн опустил руку в воду и, не ощущая ни холода, ни тепла зачерпнул пригоршню, пропустил ее сквозь пальцы, снова зачерпнул и снова проследил, как струйки просочились из его ладони. 'Вот так и Элия, сколько не старайся ее удержать, ускользает...' — мелькнула мысль, и бог глубоко вздохнул, в очередной раз признавая свое поражение. Что бы он ни делал, о чем бы ни пытался думать, все равно возвращался к мыслям о любимой.

Но как ни был погружен бог в свои проблемы, частью реальные, а частью, безусловно, надуманные, на одном из уровней мышления он отметил странную особенность. С одной стороны Нрэну казалось, что за ним следят, а с другой, всеми своими органами чувств, включая слух, зрение, обоняние и интуицию, он понимал, что вокруг нет никого, кроме Грема и мелких насекомых, забившихся в щели среди камней в надежде переждать холода. Принц не слышал ничего, кроме поскрипывания деревьев, дуновения ветра, шороха травы и звуков, издаваемых пьющим жеребцом.

Хмыкнув, Нрэн меланхолично решил, что начинает сходить ума, и нимало этим не обеспокоившись, снова опустил руку в воду. И тут он расслышал зов:

— Адепт! Воин Света! Белый Командор! Услышь призыв! Отзовись!

Кажется, кто-то речитативом на два голоса снова и снова упорно повторял эти странные фразы. По-прежнему молча, Нрэн прослушал 'призыв' три раза кряду и у него проснулся слабый намек на интерес, включавший стремление выяснить: галлюцинация ли накрыла его рассудок приливной волной или происходящее реально?