Предсказания китайского печенья

Гостеприимный хозяин наполнял шампанским бокалы и льстивым ядом мое сердце. Отлучившись на минуту в прилегающую к спальне, ванную комнату, он вернулся и вновь наполнил бокалы, поставленные им на плоскость у широкой спинки кровати. Голова моя кружилась, но на его просьбу выпить за счастье Анри не смогла ответить отказом. Пригубила шампанское, Мишель запротестовал, вынуждая меня сделать еще глоток. В уже неверном свете, проникающем в спальню из раздернутых штор, я увидела белый налет на стекле бокала. Подняла потяжелевший взгляд на Мишеля, он улыбнулся, и улыбка его расплылась по всему лицу и спальной и осталась висеть как улыбка чеширского кота.

Сознание вернулось, будто внутри моей головы на полную громкость включили радио. Стальным обручем стянуло виски и затылок. Очень хотелось пить, во рту чувствовался металлический привкус, словно я лизнула ржавую трубу. С трудом и со стоном я повернула свою голову к источнику света, но глаз не открыла. Не могла. В школе я читала, что древние греки клали покойнику на глазницы монеты, чтобы заплатить Харону, перевозчику душ через Стикс, реку, отделяющую царство живых от царства мертвых.

'Может, я умерла? Не может быть так плохо живому человеку! — Я с трудом разлепила веки — свет был приглушен знакомыми мне шторами. Я попыталась вспомнить где нахожусь... — В комнате моих родителей? Нет. У Аллочки? Нет. Вчера... Я была на вечеринке у Мишеля!'

От такого толчка мозг сорвался с тормозов, и память возвратила мне события вчерашнего дня. В обратном порядке, как будто киномеханик неправильно зарядил пленку. Улыбка Мишеля, он сидит на пуфе, затем мы танцуем, поздравляем именинника, знакомимся с его коллегами, Мишель снимает ткань платья со шпильки моей туфли. Я резко села на постели, отчего мой мозг словно проколола эта злосчастная шпилька.

'Почему? Что случилось? Я что, напилась? Трудно в это поверить, со мной никогда такого не случалось... Правильно говорит Аллочка: все когда-нибудь случается впервые'.

Я осмотрелась в полумраке спальной. Фигурки нецке, фотографии, книги, два бокала...

Два бокала. Я и Мишель.

В желудке у меня родилось чувство страха, поминутно растущее и превращающееся в чудовище. Чудовище раскрыло свою пасть, я сорвалась с постели и рванула в ванную. Меня выворачивало наизнанку. Слезы текли ручьем от невыносимой головной боли. Казалось, сейчас голова разломится пополам. Я плеснула в лицо холодной водой, подержала ледяные ладошки на висках, подняла голову и взглянула в зеркало.

Красотка: красные глаза, припухшие губы, следы былой прически. И еще... Я была голой. Ни нитки. В страшном сне мне не могло такое присниться. Но сначала скорая помощь — открыв зеркальные створки, я заглянула в аптечку Мишеля в поисках обезболивающего. Перебирая таблетки и порошки, я вдруг отчетливо вспомнила, как была удивлена, что у чистюли Мишеля оказался грязный, с белым налетом бокал. До меня вдруг дошло, что это не грязь, а следы порошка, приведшего меня в такой плачевный вид. Что же произошло, после того как я перестала соображать? И для чего я стою тут голой? Кто меня раздевал?

Надо вернуться в спальню. Надо найти кого-нибудь. Я проглотила аспирин и, завернувшись в полотенце, вышла из ванной. Для начала я раздвинула шторы. Комната залилась солнечным светом. Ого, уже давно утро. На пуфе, вчера служившем сиденьем Мишелю, лежала сложенной моя одежда. Будучи в таком состоянии я сама не смогла бы сложить ее так аккуратно. Это Мишель, чистюля в любом виде.

Я успела надеть нижнее белье, когда откинутое мной меховое покрывало задвигалось, издало нечленораздельные звуки типа 'Ооо-хо-оо'. Я остолбенела. Покрывало задвигалось вновь, выдало 'О-ля-ля', и обзавелось головой Мишеля. Если бы я была самкой крокодила, я с удовольствием откусила бы эту голову.

— Ты гад, гад! — я стучала кулачками по куче белья, стараясь попасть в голову. Мишель выпрыгнул из постели и схватил меня за запястья. Удалось это ему с трудом. Всплеск гнева облегчения мне не принес, стало только хуже, когда я увидела голого Мишеля. Он держал мои запястья, а я отворачивала лицо, чтобы не видеть его обнаженного тела.

— Остановись! Ты мне уже разбила нос однажды! Все. Ничего не поделать. Что было, то было.

— А что было?! — закричала я.

— Ты не маленькая, Неле.

— Нет, Мишель, так не пойдет. Тебе придется все объяснить мне! — снова крикнула я. — Что ты добавил в мой бокал?

— Кое-что, чтобы развеселить тебя, — Мишель улыбнулся.

— Считай, развеселил. Наркотик?

— Какая разница... — улыбка переродилась в похотливую гримасу. — Зато ты стала безотказной, такой нежной и страстной, как кошка.

— Гад, — я не верила ему ни капельки. — Мне кажется, я просто вырубилась, и если ты после этого занимался с моим бездыханным телом любовью, то чем ты лучше некрофила? А может, и вовсе ничего не было!

— Как тебе этого хотелось бы. Но, нет дорогая. Не исправить.

— Оденься, сволочь, — я все время держала голову вбок и уже устала, к тому же мне хотелось взглянуть ему в глаза. Может я смогу понять правду?

— Что так? Вчера я тебе нравился, ты даже говорила, что любишь меня. Я в твои слова не верю, но было приятно в купе с твоими ласками, — он притворно вздохнул, словно сожалея. — Но раз ты ничего не помнишь, предлагаю повторить!

Я лягнула Мишеля ногой со сползающим чулком, он отскочил в сторону, смешно болтнув своим членом, но запястий моих не отпустил.

— Ночью ты визжала от удовольствия, лишиться воспоминаний об этом, считаю бесчеловечным. Предложение повторить сделано мной из человеколюбия.

Он издевался надо мной. В черных глазах плескалась злость. Что же теперь делать?

'Аллочка!' — пришла в голову мысль.

— А где была Аллочка? Она не могла уехать без меня. Это закон, вместе приезжаем, вместе уезжаем.

— Я сказал ей, что тебе стало нехорошо, ты уехала и просила веселиться без тебя, — ответил Мишель. — Мне пришлось провести ее по квартире, даже предъявить свою спальню, она убедилась, что тебя действительно нет, и как хорошая подруга поехала домой узнать все ли у тебя в порядке.

— Она была в спальне? А где же была я? — мои глаза расширились от удивления.

— Ты, дорогая, пряталась от своей подруги в ванной.

Вот уж чего я точно не могла, да и не стала бы делать. Мгновениями сомнения одолевали меня, кто знает, на что способен человек под действием наркотических средств.

— Врешь! — не сдавалась я.

— Хватит, что бы я ни сказал, ты все равно не поверишь. Так и будем ходить по кругу. Предлагаю выпить кофе, — он вопросительно посмотрел на меня. — Или шампанского?

Меня замутило. Взглянув на мое позеленевшее лицо, он потянул меня в ванную.

— Выйди! — взмолилась я.

Мишель пробормотал о том, что я нуждаюсь в помощи, я замахала на него руками, и он вышел, прикрыв за собой дверь.

Стоя под холодными струями душа, я чувствовала, что начинаю приходить в себя и действительность повернула ко мне свое безжалостное лицо. Анри... Как я буду объясняться с ним, и придется ли мне что-либо объяснять? Что будет со мной, с нами? Все зависит от Мишеля...

ВСЕ ЗАВИСИТ ОТ МИШЕЛЯ!

Господи, я качусь с ледяной горы, не успевая рассмотреть мелькание теней на обочине. Янис, Анри, Мишель... Я вижу только приближающийся с неимоверной скоростью, мостик трамплина, который взмоет меня в небеса или бросит в бездну.

Все зависит от Мишеля.

Как я устала. Еще недавно мне было легко жить, у меня не было проблем, теперь же я уворачиваюсь от них как раб от хлесткой плетки хозяина.

'Все средства хороши' — вспомнила я. Смыла следы вчерашней косметики, и сплела волосы в косу. В зеркале я увидела девушку-подростка с наивным взглядом серых глаз. Светлая челка и коса придавали невинность моему образу, но я-то знала, что передо мною падшая женщина. Ввести в заблуждение я смогу только мужчину.

Я сняла с никелированной вешалки белоснежный шелковый халат, леопард моего платья сейчас был некстати, он подходил для меня-развратницы, женщины-кошки, но не женщины-ребенка.

Выйдя из ванной комнаты, я обнаружила Мишеля сидящего на постели, и обхватившего голову руками. Мне понравилось, что он успел надеть брюки, по части мужской обнаженной натуры сегодняшнее утро било все рекорды. Мягкая фланелевая рубашка была расстегнута, выставляя напоказ тонкую цепочку с католическим крестиком, запутавшимся в коротких темных волосках Мишелевой груди.

— И тебе плохо? — сдерживая злорадство, участливо спросила я.

— Надо срочно вызвать Мари, — умирающим голосом сказал Мишель.

— Мари, она врач?

— Нет, она моя домработница.

Я забыла, с кем я имею дело — ему сделалось плохо от беспорядка, по понятным причинам, устроенного в его квартире.

— Кофе было бы сейчас кстати... — я пыталась обратить внимание Мишеля на себя.

— Да, прости, ты моя гостья... — его прекрасное воспитание не давало сбоев и в критических ситуациях.

Он встал с постели, с отвращением посмотрел на скомканные и свешивающиеся на пол простыни и вспомнил. Как бы мне хотелось разбить его череп, влезть внутрь, сквозь глазницы взглянуть, и увидеть то, что видел он.

Мишель обернулся ко мне. Посмотрел, словно не узнавая, удивленно вскинул брови и что-то просипел. Откашлялся.

— Прошу, — с поклоном пригласил меня в кухню.

На кухне был относительный порядок. Небольшая горка посуды в мойке, стол чист, видно Мишель постарался, пока я принимала душ.

'На этом столе мы с Анри занимались любовью'.

Я отогнала воспоминания, сейчас приносящие мне только боль. Надо собраться, не время раскисать. Я уселась на высокий стул, скромненько запахнув полы халата, и сложила ладошки на коленях. Мишель включил кофемолку и с умилением смотрел на меня.

— Я понимаю Анри, — он прикурил от настольной зажигалки в виде Эйфелевой башни, — бедняга лишился ума, наблюдая твои метаморфозы.

— Ты о чем? — невинно спросила я.

— Тебе ни к чему изображать из себя колледж-герл.

— Трудно выглядеть проституткой без косметики, извини, Мишель.

— Ты забыла косметичку? — он курил и смотрел на меня, улыбаясь.

— Не рассчитывала ночевать вне дома, — последовал мой ответ.

— Жаль. Я чувствую себя совратителем.

— Неужто стыдно?

Он пожал плечами. Запах свежемолотого кофе распространился по кухне, появилась коробка с круассанами, и почти прозрачные, тонкого фарфора чашечки были выставлены на мраморную столешницу.

— Не возражаешь, если мы выпьем кофе в кухне? — спросил вежливый хозяин.

— Лучшее место в твоей квартире, — одобрила я.

— Тебе не нравится моя спальня? — Мишель возвращался к неприятной теме.

— Слишком там многолюдно. Тени брошенных любовниц, случайных подруг, невинных жертв твоей страсти...

— Себя причисляешь к последней категории?

— Зачем ты это сделал, Мишель? — ответила я вопросом на вопрос. И не дав ему ответить, продолжила: — 'Спасибо' Анри тебе не скажет, а поскольку ты действительно дорожишь другом, то мотив неясен.

— Слишком ты заносчива. Теперь ты у меня в руках, Анри не простит тебе измены.

— Как и тебе. Так что, скорее мы держим друг друга за горло. Если вскроется правда о нашем 'грехе', ты не отмоешься: хранение, распространение и употребление наркотиков в СССР не законно.

— Какие наркотики? Обычное экстези... — протянул он.

— Ладно. Ближе к делу. Твои условия?

— Как ты понимаешь, речь о моем предложении заключить с тобой фиктивный брак уже не пойдет, — Мишель упивался своей значимостью. — Поэтому... сначала дама.

— Я не могу диктовать тебе условия, но у меня есть предложение, — скромно начала я. — Во-первых, я признаю свое поражение, если тебе это так важно услышать. Во-вторых, забудем то, что было и то, чего не было. Начнем с чистого листа.

— Перевожу на французский, — с сарказмом прокомментировал он, — да, ты со мной переспал, и это был единственный раз, а один раз не считается, ты хороший, но отойди в сторону и не мешай мне устраивать свои делишки.

По усилившемуся акценту Мишеля я поняла, что он вне себя.

'Сегодня не мой день, да что там день, месяц!' Терпение. Придется заслушать его условия.

— Теперь ты, — я потупила глазки.

Мишель сделал глоток кофе. Тщательно обработанный маникюршей палец поднял мой опущенный подбородок. Я подняла голову и взглянула в черные глаза противника.

— Я закрою глаза на то, что ты проделываешь с Анри, но требую, слышишь, требую своей доли в столь щедро расточаемых тобой ласках.

Я опустила голову и пустила слезу.

— Зачем ты хочешь меня унизить, Мишель? Я ведь не нужна тебе. Ты просто хочешь заставить меня чувствовать себя шлюхой.

— Нужна, нужна, не сомневайся. Кто же откажется иметь в постели такую тигрицу!

Он ободряюще похлопал меня по плечу, и заглянул в лицо.

— О-ля-ля! Зачем же слезы? Теперь я не против вашей свадьбы. Женитесь, как говорят русские, на здоровье.

— Ты не раз говорил, что Анри твой единственный друг, почти брат, как же ты можешь требовать сексуальных услуг от его невесты?

— Хватит вопросов. Согласна или нет? — Мишель был неумолим.

— Можно я дам тебе ответ позже? После приезда Анри? Я не смогу нормально общаться с ним, он заподозрит неладное.

— Нет. Ты, лиса, обманешь меня, найдешь способ. Согласие — сейчас. Услуга, так и быть после, пропущу Анри вперед, все-таки это он женится на тебе. Как я великодушен!

— Я согласна, — и непритворная слеза капнула в чашку с кофе.

Глава одиннадцатая

Встречать Анри мы отправились вместе с Мишелем. После заключенной вчера сделки мы не перемолвились с ним и словом. Аллочка весь день допрашивала меня, не стеснялась, перевешивалась через стол на глазах удивленной такой вольностью Амалией.

— Где же ты была? Я почувствовала себя дурой, когда влетела к тебе в квартиру и спросила у обалдевшей Лерки, чем ты заболела! На что твоя сестрица ответила, что у тебя осеннее обострение шизофрении и пришлось тебя изолировать, чтобы не подвергать риску окружающих. Потом, вредина, долго веселилась, когда поняла, что я чуть было, не поверила.

— Успокойся, — попросила я. — Амалия взглядом спину тебе уже просверлила. Сядь. Все нормально. Просто стала грустно, и я поехала в Монино развеяться.

Наша приятельница и бывшая сокурсница Людмила проживала в Монино, я соврала, что была у неё, попросила прощения у родителей и напомнила, что у Людмилы нет телефона. Мою ложь никто опровергнуть не мог.

Теперь, сидя на заднем сиденье 'Мерседеса', я внутренне дрожала от предстоящей встречи с Анри. Если бы месяц назад кто-нибудь сказал мне, что я буду молить бога об отсрочке нашего свидания, я бы плюнула ему в лицо. Аллочка хотела разрядить напряженную обстановку и пыталась шутить над специализацией фирмы Анри.

— Дожили, своего дерьма не хватает! Удобрения из самой Франции доставляют! Уважаемый генеральный секретарь ЦК КПСС, дайте братве денег, и вся страна обкакается. Да они и без денег всех на карачки посадят.

Ни Мишель, ни я не реагировали на Аллочкины подначки.

— Что грустная такая или не рада, что любимый приезжает? — спросила Аллочка.