Доминика Грасс

Взлёт на стену, прыжок, больше похожий на падение, с горизонтальным переворотом. Приземление отдалось ударом в стопы и следом в правое колено. Я устала на сегодня.

— Ну ты даёшь... — Ирма стояла в дверях на выходе и смотрела на меня. Судя по её позе, и взгляду, смотрела уже минут пять.

Распрямившись, я не показала даже малейших признаков усталости. Пожала плечами.

— Обычная утренняя разминка паркурщика.

Прерывая дальнейший разговор, в дверях появился ещё один пассажир этой плавучей лохани. Парень выше меня на голову, худой и жилистый, вечно спутанные русые волосы ниже плеч, так же вечно мятые футболка и штаны песочного цвета висели на нём мешком. А сегодня он ещё и небрит. Щетина у него в двадцать лет толком не росла, и эта юношеская небритость выглядела довольно нелепо.

— Лешак? — удивилась я, узнав однокурсника. — Ты ж должен был на запад ехать, а не на Зирас!

— Кобра? — Алёша, так же как и я, назвал меня по прозвищу. — А ты здесь что делаешь?!

— Видимо, то же, что и ты, — вздохнула. — Еду на практику.

— Ну, жесть! — заржал коллега. — Если уж лучшую ученицу посылают в самую задницу, то чего остальным ждать?!

— Теплых местечек под седалища, вестимо! — весело оскалилась я. — Ты тоже отнюдь не худший на потоке. Эх, даже после учёбы нет мне покоя. Я так надеялась, что хоть тут не увижу ни одной знакомой рожи! Вы мне все вот где сидите, — демонстративно схватилась рукой за горло.

— Как всегда, Кобра, ты сама тактичность, — оценил Лешак, усмехнувшись.

— И вообще, когда это я успела стать "лучшая ученица", а не "наглая выскочка"?! — агрессивно поинтересовалась я.

— Да всегда была, когда списать давала! — Леший в защитном жесте вскинул руки. — Я не буду тебя доставать, Доминика, обещаю. Так за что тебя сюда?

— Эй, про меня никто не забыл, а? Может, оставите свои разборки на потом? — подала голос Ирма. — У меня и без вас голова болит, а от ваших воплей сейчас вообще лопнет.

— Извини, — тут же сбавила тон я. Сунула руку в карман, нашла там пачку таблеток. Протянула Ирме. — Одной хватит. Под язык.

Ирма посмотрела на предложенное, взяла из пачки одну таблетку, остальное вернула мне.

— Кто ещё с тобой из наших? — снова обратилась к Лёше я.

— Один я, — ответил сокурсник.

— Ребят, вы позавтракать не хотите? — предложила выползшая к нам сонная Ася. — А то мне так плохо, что если я не поем сейчас, плохо будет весь день.

Я поделилась обезболивающим и с Асей. Порешили, что завтракать будем на палубе, только надо еды принести. Через полчаса я уже сидела полубоком к столику, откинувшись на спинку дешёвого, побитого жизнью пластмассового стула и закинув ноги на второй такой же. Неторопливо пила кофе. Мои спутники разговаривали о местах практики, жалуясь на жизнь друг другу, а я размышляла о вечном.

То есть, о нашей профессии. По всему миру за год выпускают около сотни универсалов и не более пятисот профилированных ксенологов. Первые три года на потоке учатся все вместе, потом идёт дробление. И в дальнейшем лишь один из десятка подтверждает свой статус. Остальные в итоге уходят в разные сферы. От политиков до геологов.

Среди студентов бродила популярная байка о мультипликаторе, отучившемся шесть лет ради достоверности своих творений. Мультики, кстати, у него шикарные. Эта история обещала, что ты можешь стать кем угодно. Собственно, так и есть. Корочка ксенолога — универсальный пропуск в мир. Можно следом, или даже параллельно освоить любую другую дополнительную профессию по ускоренной программе на бюджете без вступительных экзаменов и с социальной стипендией. И тёпленькое местечко подберут заранее. Мы заканчиваем свою учёбу тогда, когда многие только поступают, окончив школу. Мы же из школы уходим в четырнадцать, а не в восемнадцать.

Кроме нас на борту этой ржавой лоханки ехало ещё около десятка пассажиров. Кое-кто уже шатался в округе, трое заняли соседний столик.

Краем глаза отметив, что Ирма снова закурила, я жестом отказалась от того же, последним глотком допила кофе.

— У нас здесь не курят, — хрипловатый, низкий мужской голос ворвался в мою идиллию. Чужая, тёмная от загара, грубая, с толстыми, жёлтыми ногтями рука выдернула из пальцев Ирмы сигарету.

Меня будто взведённую пружину подкинуло в воздух. Оказавшись одной ногой на стуле, другой на столе, я зарычала, склоняясь вперёд:

— Куда грабли потянул, выродок грязи?!

На меня уставились желтовато-коричневые глаза. Тяжёлые черты лица, густые брови, широкие плечи и бочкообразная грудная клетка. Массивный, кажущийся приземистым мужик, лет сорока навскидку. Мог бы убить меня одной рукой. Двумя пальцами раздавить горло. Но сейчас не он, а я выше, сильней и опасней.

Несколько мгновений длился поединок взглядов.

— Моё, — сквозь зубы зашипела я, по-особому вытянув это слово. И процедила с лёгкой угрозой и пренебрежением: — Бета.

— Нельзя курить, — сделал попытку настоять мужик.

Склонив голову набок, я прищурилась и медленно выдохнула через нос, сжав губы. Мужик отвёл взгляд, вернул Ирме ей принадлежащее и с независимым видом прошёл дальше.

— Плюс сто баллов, Кобра, — Леший поднял вверх большой палец.

— Это что сейчас было? — обалдело спросила блондинка, проводив взглядом мужика и уставившись на меня.

— Валевис, — презрительно бросила я. Строго сказала: — Не хочешь оказаться в постели у этого красавчика, выбрось и подкури новую.

Девушка затушила сигарету в стоящей на столике пепельнице с таким видом, будто сороконожку в руках держала.

— Никто объяснить нам ничего не хочет? — поинтересовалась Ася.

— Доминика заявила на Ирму свои права как альфа... — Леший хмыкнул и весело закончил: — Как альфа-самец. Но поскольку она Кобра, а у марилиту матриархат...

— То главный мужик нашей дружной компании — я. И права я заявила на всех вас. Так что вы — мой гарем.

— Бегу и припадаю к твоим ногам, моя повелительница, — картинно протянул ко мне руки одногруппник. — Прими раба своего в услужение, о прекрасная!

— Пшёл конюшни драить, ты в немилости, — в той же манере отмахнулась я.

Валевисы. Терпеть не могу этот подвид оборотней. Самые паскудные твари.

У меня две ноги, но на язык тела и запах эти псы реагируют сильнее, чем на внешний вид. Так что для них я — дочь Литу. Опасней и сильней любого пса. Если самки гиены могут доминировать лишь в пределах своего вида, то змеи, учитывая их размеры — где пожелают. Повадки марилиту у меня давно, а нужную ноту в гамме запахов обеспечил Тау. Мой взгляд упал на браслет. Не стал ли пёс на борту одной из причин его дара?..

— Ребята, так это же просто ликан, — снова подала голос Ирма. — Страшноватый тип, но что в нём такого-то? Ликаны, вообще-то, нормальные.

— Леший, объясни нашей коллеге разницу меж подвидами оборотней, — вздохнула я, безнадёжно махнув рукой. Ирме придётся очень постараться, чтобы подтвердить свой диплом. — И ещё, скажи-ка мне, дорогая. Пока я спала, ты с ним, случайно, не общалась?

— Переговорили вчера в коридоре, — неуверенно ответила блондинка.

— Ты ему улыбнулась? — с угрозой спросила я.

— Ну, вроде бы... — растерялась девушка.

— Твою ж мать, — в сердцах высказался Леший. — Чтобы одна без меня или Кобры никуда из каюты не выходила, поняла?

— Но почему... — начала было она.

— Ирма, послушайся хоть раз в жизни умных людей, — спокойно посоветовала Ася. — Для валевиса, если ты ему улыбнулась и при этом сказала "да" или хотя бы кивнула, плевать в каком контексте, это фактически согласие на... физическую близость. И твой дальнейший отказ — лишь заигрывания, побуждающие к действию.

Ирма помолчала, переводя взгляд на нас по очереди, и высказалась одним коротким, но емким матерным словом, уронив голову на руки. Пару раз стукнулась лбом в стол.

Внутри проявило себя мрачное удовлетворение. Интересы моей блондинистой спутницы вылезли ей боком. И тем не менее...

— Держи, — отдав Лешему свой нож, я поднялась с места. — Ща приду.

Вернувшись в каюту, повесила на себя пояс с кукри и застегнула "упряжку" с кобурой. Проверила револьвер. Вообще-то, я вляпалась со статусом альфы. Но уж слишком сильно не люблю этих грязных псов, чтобы пройти мимо и не зашипеть чисто для профилактики.

В коридоре я снова столкнулась с валевисом. Застыла в паре метров от него, сощурившись и склонив набок голову. Противостояние длилось целую минуту, после чего он всё же посторонился добровольно.

Всего двое суток осталось. Придётся быть очень внимательной. У пса явный когнитивный диссонанс и разрыв шаблона. Мозг говорит, что перед ним всего лишь двуногая малявка, а все инстинкты вопят, что большая опасная змея. И до чего в итоге договорятся чувства с разумом, учитывая нашу блондинку, не предскажешь.

Когда я снова заняла своё место, Ирма была мрачнее некуда. Даже интеллект на лице моей светловолосой спутницы явно проступил.

— Я не выйду из каюты до конца путешествия, — заявила она.

— И это будет очень верным поступком, — серьёзно кивнул Леший.

— Ну ща-аз, — вклинилась я. — Из-за какого-то пса в добровольное затворничество уходить?

— Кобра, — Леший посмотрел на меня особым взглядом опытного психотерапевта при виде потенциального пациента лечебницы для душевнобольных. — Ты же не задумала заставить его ссаться по углам при виде тебя?

Повернувшись к Лёхе, безмолвно поинтересовалась, почему я должна отвечать на риторический вопрос.

— Зачем тебе это? — безнадёжно вопросил бывший сокурсник, понимая, что он участвует в любом случае.

Ещё один риторический вопрос.

Дальше день шёл своим чередом. После обеда баржа остановилась в порту мелкого приречного городишки, где два пассажира сошли и трое новых поднялись на борт. Пёс, как я и предполагала, оказался частью команды этой плавучей лоханки. Слава Матери, он здесь был единственный представитель своего вида.

Оборотни, все подвиды, одни из немногих иных, у кого может появляться общее потомство с людьми. Если ликаны, вервольфы, кицунэ, прочие перевёртыши ассимилировали без излишних эксцессов, то эти собаки не вписывались в цивилизованный мир и понимали только силу.

У меня не было желания ставить на место этот конкретный экземпляр. Но в душе красной линией протянулось: "Дай мне повод, собака. Дай мне повод!" Да, я их ненавижу.

Всех, за одну лишь принадлежность к этому подвиду. Я! Готовая разбить морду любому за ксенофобию! Пусть это сколько угодно будет расизмом. Но валевисы должны жить в резервациях, выгуливаясь в ошейниках и намордниках, и только после стерилизации.

Почти всё время мы проводили на воздухе. Асю укачивало, да и меня тоже, хоть и не так сильно. Девчонок мы с Лешим охраняли по-очереди. Ни с кем из одногруппников за шесть лет у меня так и не сложилось настоящей дружбы. С Лешим мы хотя бы никогда не воевали, придерживаясь паритета и заключая негласные союзы, когда выгодно. Вот и сейчас состояли в альянсе против угрозы нашей коллеге.

Безмятежность и расслабленное состояние являлись лишь внешней маской. Внутри же закручивалась пружина.

Вечер подкрался незаметно, а псина так и не проявила себя. После остановки в порту, даже случайно, мельком на глаза мне не показался. Я выдохну спокойно, если всё пройдёт мирно. Но опыт подсказывает мне, что этого не будет.

Площадка со столиками располагалась на корме. Дальше — ют. Выше, вторым этажом — капитанская рубка и площадка для экипажа. На нос тоже можно пройти по узкому коридорчику вдоль борта. Или выйти с другой стороны юта, поднявшись по лесенке в отделение для экипажа, где располагались их каюты и кубрик. Я обошла всё это корыто, заглянув даже в машинное отделение. Смылась незамеченной прежде, чем меня успели выпроводить. Разведка всегда важна.

Тишина ближе к вечеру лишь только больше заставляла меня нервничать. Ужинали мы так же на улице. Я сидела ближе к борту, полубоком к столику, вольготно развалившись, чтобы в поле зрения находился капитанский мостик. Ася по левую руку от меня, Ирма по правую, и Лёха напротив. Это расположение стало нашим обычным с первого совместного завтрака.

— Леший, — глядя на заходящее солнце, позвала я. — Ты один в своей каюте?

— Кто-то из новых пассажиров ко мне подсел, — ответил коллега, дожёвывая свой бутерброд.

Поразмышляв с минуту, посмотрела на девчонок.

— Я не против, — первой сообразила Ася, вертя в руках булочку и, видимо, решая, стоит её съесть или хватит уже.

— Вы о чём? — наморщила свой хорошенький лобик Ирма.

— Леший ночует с нами, — сообщила я. — У нас одна койка незанята, перекантуемся как-нибудь. Лёха, у тебя ствол есть?

Что-то невнятное простонав, блондинка уронила голову на стол, прижав ладонь к затылку.

— Ясен пень, есть, — кивнул сокурсник, хмуро поглядывая в сторону капитанской рубки. — Палиться только не хотел.

— Незаконный? — вздёрнула бровь я.

— А ты как думаешь? — приглушённо буркнул парень.

— Не сомневалась, что у тебя есть мозги, — усмехнулась.

— Сомнительный комплимент от безумного гения, — скептически ответил Леший.

— Ребята, ну неужели этот перевёртыш — настолько опасный тип, а? — спросила Ирма.

Ася только вздохнула, сочувственно взглянув сначала на подругу, потом на нас.

— Ты даже не представляешь, насколько, — сказал Леший. — Он немолод, ему за сорок. В этом возрасте они менее порывисты и более последовательны. Будь ему двадцать, как нам — уже бы или кровь пролилась, или тебя изнасиловали. И не факт, что отпустили после. Валевисы непредсказуемы.

— Предсказуемо ублюдочны, — процедила я. — Ты для него не разумное существо, Ирма. Ты — живая вещь. Ир, ты когда-нибудь видела женщин этого вида? Нет? А мне доводилось. И не видела ты их потому, что это не люди. Это собаки. Животные с зачаточным разумом, всегда остающиеся на уровне развития трёх-пяти лет. Как домашние кошки. Для него ты — моя кошка. Я — вожак, которому ты принадлежишь. Дальше всё зависит от того, насколько сильно этот самец тебя хочет. Посмеет ли из-за своей похоти заявить права на доминирование, бросить мне вызов.

— А вызов можно бросить по-разному, — снова заговорил Леший. — Как нарваться на открытый конфликт, так и просто выкрасть тебя у нас. Силой или хитростью.

— Они что, настолько неразумны?.. — безнадёжно простонала Ирма.

— Именно об этом мы тебе и толкуем, — серьёзно произнёс Леший.

— У них иной тип мышления, — кивнула я. — Больше животный, чем человеческий. А ты — красивая девушка, Ирма. За тебя грех не подраться.

Блондина некоторое время молчала, подозрительно глядя на меня, потом с сомнением выдала:

— Как-то это не комплиментом и не слишком обнадёживающе прозвучало.

Лёха подавился смешком, осторожно накрыл своей ладонью лежащую на столе руку Ирмы. Утешительно произнёс: