Доминика Грасс

Не знаю, сколько я так просидела, то и дело переползая с места на место, чтобы разглядеть всё получше. И когда решила, что зарисовала всё, что могла, коснулась ладонью прозрачной поверхности. Как бы мне хотелось разгадать твою тайну. Кто ты? Кем была?

Интересно, удастся ли забраться на так же к оставшимся скелетам? Самый удобный подход был именно к женщине. Прикинув расстояние, поняла, что с одного купола на другой не перепрыгну. Слишком далеко. Разбежалась, допрыгнула до стены, по ней соскользнула на пол.

Всё-таки, как же хочется увидеть их лица! Ну, попытка не пытка...

Но ни с первого, ни со второго, ни даже с пятого раза мне не удалось забраться наверх. Даже уцепившись за купол, я соскальзывала, потому что цеплялась слишком низко. А после шестой попытки силы меня разом оставили.

Ноги стали ватными, отказываясь выполнять свои прямые обязанности. Сев прямо там, где стояла, я откинулась спиной на опорный камень саркофага.

Горло сдавило. Всё моё естество с головой накрыло горечью. На кой чёрт мне их лица, если меня интересует только одно, которое я больше не увижу?..

Достав планшет чуть дрожащими руками, посмотрела на количество антеннок. Связи толковой ни черта нету. Но, может, хоть на сообщения хватит?

Открыв чат, нашла знакомый номер, набрала, то и дело ошибаясь, печатая не те буквы: "Поговори со мной, Рау". Через долгие полминуты пришёл ответ: "Что случилось, малышка?"

"Отвлеки меня, пока я не сошла с ума".

В ответ марилиту прислал грустно улыбающийся смайлик. А потом сообщения посыпались одно за другим, заставляя меня отвечать и не давая времени задуматься. Он то спрашивал о моих раскопках, то скидывал бородатый анекдот. То о погоде, то о политике... Рау действительно меня отвлёк. Стало даже немножко легче дышать.

Пора вернуться к себе. Может быть удастся ещё хоть немного поспать. На часах как раз четыре утра.

Возвращение в домик не вызвало особых затруднений. Где было недостаточно освещено лагерными фонарями, там я себе подсвечивала маленьким карманным фонариком. Заперев за собой пластиковую дверь, я села на свою кровать. Достала блокнот, перелистала его заново.

И тут сделала то, чего раньше не сделала бы никогда. Тщательно перефотографировав все последние рисунки, переставила флешку из фотоаппарата в планш. Закинув всё в архив, зашифровала. И отправила Лешему. Тут же вычистила исходящие.

Открыв чат, скинула сообщение отдельно от архива. "Пароль — название моей любимой книги. Ты знаешь, какой. Леший, расшифруй надписи. И никому, никому! не показывай то, что получил. Совсем никому, иначе нас поубивают".

Через пару минут, когда я уже успела раздеться и лечь, пришёл ответ "Понял. Утром посмотрю. Надеюсь, у тебя там всё в порядке. Спокойной ночи, полуночница!"

Завернувшись в одеяло и закрыв глаза, я очень быстро уснула...

* * *

Солнце выжигало глаза, которые и без того не желали смотреть. Днём было очень жарко, ночью — холодно. Время тянулось бесконечно долго. Пресной воды почти не было, из еды только изредка вылавливаемая рыба которую приходилось есть сырой. И её не хватало на всех. Даже элементарных лекарств не хватало. Люди то и дело отказывались от пищи и воды в пользу раненого. От полного отупения и потери воли обессиленного марилиту спасал старый моряк, которого звали Глебом. Он разговаривал с ним. Всё время, что змей не спал. Чаще рассказывая, реже расспрашивая.

— Я тот ещё кретин, — однажды с трудом признался Тау. — Надо было слушать наставницу и отправляться вместе с... моей женой. А не нянькой при братьях. Они и без меня бы неплохо устроились. А она...

— У вас же вроде бы матриархат, — что-то припомнив, отозвался постоянный собеседник. — Неужто женщина-змея не справится с чем-то сама?

— Она другая, — едва слышно сказал полузмей.

— Это какая? — с искренним интересом спросил моряк.

— Маленькая, очень хрупкая. Беззащитная, моя птичка. Моя Доминика, — с болью выдохнул Закатный. — Как бы она без меня не погибла...

Столько любви, заботы, тревоги отразилось в тот момент на бесцветно-сером лице змея, что у человека защемило сердце. Это имя, Доминика, не раз произносил марилиту в бреду, когда его мучила горячка в первые три дня.

— Доживи до спасателей, парень, — серьёзно, без тени улыбки произнёс Глеб. — Додержись, доживи, зубами вцепись в эту жизнь. И ты к ней вернёшься.

Змей ответил благодарным кивком и почти сразу провалился в знакомый полусон-полубред. Проявление сильных эмоций потребовало от него слишком много сил.

Утро началось... рано. Тело отчаянно не желало реагировать на будильник, пытаясь обмануть сознание и всячески игнорируя ужасный звук. Трижды вырубив проклятущую звонилку во сне, я с трудом разлепила глаза и всё-таки добралась до планша наяву.

Хотелось спать и ломило, тянуло, кажется, каждый нерв. С трудом дотянувшись до штанов, нащупала в кармане бутылёк и непослушными руками вскрыла. Не пролить умудрилась чудом, отправляя сразу три капли в рот. Посмотрела на часы и решила, что ещё полчаса полежать могу. Тем более, что после большой дозировки тело само без разминки потихоньку перестаёт болеть и мучить меня.

Второй будильник, прозвучавший тридцать минут спустя, уже не вызвал такого жгучего желания временно умереть. И всё-таки с кровати я сползла, а не встала. Кое-как оделась и даже особой разминки делать не стала, потянулась только. Продольный и поперечный шпагат, несколько наклонов лбом к коленкам, прогнуться в спине, встать на мостик из положения стоя и хватит с меня пока что.

Полностью выпотрошив свой рюкзак и сумку, я разложила все вещи перед собой на полу. Я слишком ослабела и отощала, чтобы нести всё.

Берцы. Кеды. Три комплекта камуфляжей. Аптечка. Патроны. Пистолеты. Фляга. Весь комплект ножей. Припасы и прочее...

От чего я могу избавиться, а от чего не могу?

Для начала оделась. Подумав, выбрала песчаный камуфляж. Одежды у меня слишком мало, чтобы от неё избавляться. Шарфики. Первый скоро уже выдохнется, можно распаковывать второй. Надорвав конверт, вынула в этот раз золотисто-рыжую прозрачную ткань. Сразу же надела на шею, не без удовольствия вдохнув знакомый свежий запах. Старый шарф плотно упакован в герметичный пакет. Бутылёк из конверта отправился в тот же карман, где уже лежал полупустой.

Так я перебрала каждую вещь, каждую ниточку, взвешивая, насколько она мне необходима.

В итоге в кучке вещей, которые стоит оставить лежали берцы, лесной камуфляж, сто патронов к револьверу и пятьдесят к пистолету. Там же лежал плёночный фотоаппарат.

К кобуре комплектом прилагался поясной патронташ на пятьдесят ячеек. Тридцать ячеек побольше и двадцать поменьше. Тщательно уложив каждый патрон, надела на себя. Остальное опять в рюкзак.

Вещи первой необходимости и разные мелочи я рассовала по карманам. Многое уложила в поясную сумку — планшет, блокнот, карандаши, пару тонких брикетов сухпайка на случай если мне срочно понадобится утихомирить желудок.

Взвесив после всех выборов и приготовлений полегчавший рюкзак, решила что это я уже смогу унести. Жальче всего оставлять было берцы, но ничего, я попрошу Сыча мне потом это всё посылкой отправить. У меня хорошие кеды, рыже-песочного цвета, из того же "железного волокна", что и камуфляжи, с той же полимерной пропиткой. Да и высокие, выше середины голени.

Тщательно упаковав вещи, которые я не беру с собой, взяла полотенце и пошла в душ. Вымылась быстро, но тщательно. В полухолодной воде не особо понежишься. Растерев тело полотенцем, внимательно себя осмотрела. Не растут ли где пропущенные в салоне красоты волоски, не воспалился ли шрам на бедре. Всё было в порядке, кроме одного — чрезмерной тощести. Сколько во мне осталось? Килограмм сорок пять от силы? Да кому я вру, тут и сорока трёх нету.

Одевшись, неторопливо направилась завтракать. За столиком уже сидела обычная моя компания — Витя и Сыч. И даже еду они мне уже приготовили. Пожелав доброго утра обоим мужчинам, я присоединилась к завтраку. Каша, котлета и фрукты. Жить можно.

Что Сыч, что Витя с утра были удивительно мрачными. Спрашивать ни о чём не хотелось и я просто молча ела.

— Машина уходи через час, — хмуро сообщил Витя. — Ты готова?

— Более чем, — меланхолично ответила я, выскребая остатки каши со дна тарелки.

— Береги себя, девочка, — удивительно ласково попросил Сыч, погладив меня по спине.

Вздрогнув от прикосновения, я взглянула на куратора и честно ответила:

— Мне не хочется вам врать, дед Саныч. Вы хороший человек. Я не могу обещать себя беречь.

Дед улыбнулся как-то печально-вымучено и кивнул:

— Понимаю, малышка...

— Лучше добавки дайте, пока она есть.

Витя весело хмыкнул и достал из-под стола холщёвую сумку.

— Это тебе в дорогу, — сообщил геолог, показывая мне содержимое авоськи.

Внутри было штук десять банок сгущённого молока.

— Ого! — достав одну, я быстро пробила ножом в крышке две дырки и попробовала. — Офигенно. Спасибо огромное, Вить, этого мне ужасно не хватало!

— Не за что, — улыбнулся явно довольный геолог.

В дорогу, не в дорогу, а одну банку я сейчас с компотом приговорю точно. Мне очень нужно набрать вес, а сгущёнка для этого идеальна.

Машина оказалась шестиместным внедорожником. Вообще, машин было две, но одна — чисто грузовая, рассчитанная на водителя и одного пассажира и оба места были уже заняты. Оставался мне лишь этот внедорожник. Третий ряд сидений завалили какими-то тюками, а я в наглую залегла на втором ряду. Кроме меня и водителя ехал один из подручных Сыча. Я так и не поняла толком, кто этот ромеец — то ли геолог, то ли техник, то ли в любую дырку затычка. Да мне по большей части просто всё равно. Звали его Тимом, с лишними разговорами ко мне он не лез, что меня более чем устраивало. Сидел, постоянно уткнувшись в свой планш, и то ли читал, то ли считал, то ли играл. Вникать не хотелось. А вот спать — даже очень.

Лениво подумав о еде, я попыталась вытянуться. И мне, с моим небольшим ростом, это удалось почти полностью в просторной машине. Главное теперь — ни о чём не думать. Просто слушать музыку и не думать...

Трое суток пути прошли в каком-то дремотном отупении. Мои дела ограничивались сном и едой. Один раз за это время я коротко переписалась с Рау, сообщив ему, что направляюсь в Летшасс.

Сказать, что за это время я выспалась — бессовестно соврать. Едва засыпая, я очень скоро снова просыпалась. И проводила большую часть времени в полудрёме. Мне снился Тау. Раа, папа... и снова Тау. И от снов этих радостью не веяло.

* * *

Тау разбудили голоса людей. Они кричали что-то невнятно-радостное и раскачивали лодку. Кто-то выстрелил в воздух сигнальной ракетой. Тау увидел пролетающий над их головами вертолёт. Их нашли. Всё-таки нашли.

Невольно растянувшиеся в слабой улыбке губы мигом потрескались, в паре мест лопнув до крови.

Марилиту не знал, сколько прошло времени, но вскоре увидел большой корабль. Людей стали поднимать на борт. Обессиленный, обезвоженный, раненый Тау едва мог поднять голову. О том, чтобы подняться на борт самому — не могло быть и речи.

Ему помогли люди. Спустив к шлюпке лебёдку, аккуратно завернули змея во что-то вроде гамака и подняли на борт. Даже минимальное усилие для него отозвалось во всём теле ужасающей слабостью, пустившимся в галоп сердцем и болью. Сквозь шум в голове, полузмей услышал обрывки фраз людей, говорящих о нём. Спасённые объясняли спасателям, что их вытащил из моря красный воин Литу. И просили обращаться с ним как можно бережней, потому что спасая их, змей очень сильно заболел.

Тау хотел возразить, что заболел он потому что плохо прижёг рану и потерял много крови. Люди сделали глупость, обернув змея термоодеялом так плотно и надолго. Бинтов было маловато, чтобы перевязать как следует, а крови много. Воздухонепроницаемое одеяло создало парниковый эффект, что спровоцировало начало сепсиса в ране. Соль и солнце успешно выжигали заразу, когда ему всё же удалось заставить людей убрать термоодеяло и начать поливать морской водой. Но он всё же был слишком слаб.

На попытке поднять голову и сказать людям, что ему срочно нужно позвонить, Тау просто потерял сознание.

На третьи сутки наш маленький караван из двух машин остановился на ночлег в оазисе. Солончаковая пустыня была удобным местом для машин и неудобным для выживания. Сидя на крыше джипа я смотрела в сторону заката. Там дальше, за оазисом, солончак заканчивался, переходя в барханы песчаной пустыни. Даже удивительно, как ещё сыпучая пустыня не покрыла собой плоскую. Я прислушивалась. Пески в тишине наступающей ночи — пели. Едва слышная, отдалённая музыка песка и ветра... Слышал ли её когда-нибудь мой Тау?..

До Дазы мы должны добраться уже завтра к вечеру. Там я с моими попутчиками и расстанусь. Мой путь заканчивается далеко отсюда.

Холодало. Забравшись в джип, я укрылась одеялом не раздеваясь и даже не разувшись. Очень не хотелось возиться со шнуровкой, а грязь и пыль к моим кедам не прилипает. Да и так теплее. Ночами температура падала до минусовой отметки. Вскрыв перед сном одну из трёх оставшихся банок сгущёнки я медленно, запивая водой из фляги, съела её всю. Организм отчаянно попытался сказать мне, что он хочет мяса, на крайний случай хлеба, а со сладостями уже перебор, но я привычно велела ему заткнуться и переваривать что дали.

Завернувшись в тоненькое, но тёплое одеяло я уснула, убаюкиваемая музыкой ветра, звучащей на самой грани слышимости.

Резко и безжалостно из сна меня выдернул грохот, а потом крик. Вскочив, я заторможено попыталась понять, что происходит. Пока сознание приходило в себя, руки успели нацепить кукри, патронташ, накинуть кобуру и куртку.

И тут до меня дошёл странный факт. Грохот. Это стрельба. Стекло рядом со мой разлетелось мелкими брызгами, оцарапывая щёку и засыпав колени. Как в замедленной съёмке в разбитое окно просунулся ствол автомата и влезла паскудная рожа выродка грязи, покрытая сине-чёрной татуировкой. Искривлённый рот открывался, явно что-то крича, но я не слышала. Снова сработали рефлексы и прежде чем дошло, что случилось, пуля "Магнума" уже разнесла эту рожу в кровавые ошмётки, вышибив мозги. Отдача больно ударила пока ещё слабую, не до конца послушную руку.

Сознание, критически откинув факт убийства человека, заставило попытаться оценить степень опасности. Ещё темно, предрассветный час. А в нашем маленьком лагере — редкие выстрелы и вопли на залийском. На очень специфичном диалекте залийского.

— Практикантка! — крик заставил меня вздрогнуть. Тим появился в разбитом окне. Лицо у него было залито кровью. — Беги!.. — и схватил меня за руку, потянув за собой.

Резкий и сильный выброс адреналина в кровь заставил моё тело рывком выйти из состояния сонного паралича. Вырвав руку из ладони Тима, я рыбкой нырнула в окно, перекатилась по земле, быстро, плавно поднялась, и рванула за парнем следом.

Едва успев сделать десяток шагов, парень запнулся и упал, закричав от боли. Он держался за простреленную выше колена ногу. Штанина быстро и обильно пропитывалась кровью. Твою Подземного Бога мать!..