Доминика Грасс

— И я тебя люблю, цветочек мой, — в родном голосе слышалась улыбка и море тепла.

Попрощавшись и пообещав звонить, снова уткнулась в подушку. Я тебя люблю, мам. Ты всё, что у меня осталось. Я больше никогда не вернусь домой.

Сил не было от слова "совсем". Только бесконечная вымотанность и онемевшая от горечи пустота внутри. Нащупав одеяло, укрылась. Да, я смогу уснуть, покрепче обняв подушку. Я не бездушная и не бессердечная. И даже не чудовище. Только очень, очень сильно устала...

Аран легко коснулся плеча Рау. Тёмно-алый марилиту обернулся, растерянно посмотрел на старшего друга. Оглядел остальных. Пока он задумался, они успели оказаться рядом всей дружной командой. Даже Йен, всё ещё передвигавшийся с трудом, был тут, привалившись к стене огромной веранды коттеджа.

— Ну как?.. — негромко спросил Рону, свернувшийся кольцами рядом с Араном.

Помолчав, Рау взглянул на зажатый в ладони телефон. Медленно произнёс:

— Тау был бы счастлив знать, насколько сильно любим.

Вскинув взгляд, пристально посмотрел на старшего в команде. Оглядел остальных, взвешивая, насколько может сейчас доверять тем, с кем разделил большую часть жизни. И веско произнёс:

— А ещё она — дочь Чёрной Легенды.

Аран изменился в лице. Рону даже приподнялся на хвосте, обеспокоившись.

— Ты её предупредил, чтобы пряталась? — спросил Йен, отлипая от стены.

— Конечно, — кивнул Рау.

Хорошо, что здесь можно разговаривать спокойно. Глушилки на все подслушивающие и подглядывающие устройства Тау установил сразу, как братья здесь разместились.

— Мы должны найти её первыми. Найти и спрятать, — озвучил общую мысль Аран.

— И побыстрее, — кивнул Рау.

— Теперь это наш долг, — добавил Йен.

С чёрным марилиту молча согласились. Негласный закон храмовых воинов. Если одни погибает, оставляя жену — её как родную сестру опекают все оставшиеся в живых из братьев.

Большие и сильные руки тепло обнимали, согревая и пряча от всего мира. Мои пальцы с любовью перебирали тициановые локоны, вьющиеся крупными кудрями. Прижавшись щекой к его груди, я улыбалась и почти мурчала как довольная кошка. Я знаю, что такое счастье. Знаю, какое оно на запах, как тепло прижиматься к нему щекой, как хорошо гладить его волосы...

Змей склонился и прижался губами к моей макушке. Поцеловал и тихонько шепнул:

— Я скоро буду рядом, любимая. Только дождись...

Что значит "скоро буду"? Ты ведь уже рядом. Чуть отстранившись, я подняла голову и взглянула ему в лицо. Почему твои глаза так потемнели, любимый? Под моей ладонью, прижатой к твоей груди, оказалось что-то влажное и тёплое. Что?..

Медленно отняв руку, я взглянула на свои пальцы. Кровь...

— Тау?.. — кровавое пятно быстро расплывалось по светлой майке, с бешеной скоростью начало заливать простынь. — Тау!!..

Резко дёрнувшись, я проснулась. Горло сведено от неудачной попытки закричать во сне. Села на кровати. Тупо огляделась. Упала обратно и уткнулась в подушку.

Темно за окном. Ночь. Как же мне погано...

Собравшись с силами, едва не за шкирку заставила себя встать. Тело слушалось на удивление неплохо и даже не сильно болело. Найдя полотенце, обулась и силком выпнула себя в душевую. Вокруг никого не было и это было замечательно.

Около часа заняло отмывание себя в еле тёплой воде. Только когда она пошла совсем холодная, я тщательно растёрлась полотенцем, оделась и вернулась в домик. Легла обратно и закуталась в одеяло. Опять начало знобить.

Наушники и музыку. Просто лежать и не думать. Главное — не думать.

Куда делось моё обычное мышление? Где робкий голосок рассудка, куда исчез здравый смысл, где моя паранойя? Кто вытравил всех родных и любимых тараканов из моей дурной головы? Или они все просто утонули в океане моего кошмара и сдохли от горя, как скоро я сдохну?

Заснуть до утра так и не удалось. Когда за окошком забрезжил рассвет, пинком согнала себя с кровати и заставила сделать разминку. Хотя бы по минимуму. Нельзя давать телу забывать, как нужно пропускать импульсы по нервным волокнам. Иначе скоро я перестану двигаться совсем.

Доделав разминку, неторопливо оделась. И обнаружила, что не просто похудела последнее время, а почти превратилась в скелет. Я никогда не отличалась особо крупной комплекцией, но чтобы кости на лице так торчать начали... Не говоря уже о рёбрах. Заметные потери пошли уже в мышечной ткани, а не только в жировой, коей у меня немного, но всё ж было.

Отчасти это результат перебора заветного средства, хранящегося в кармане. Но только отчасти. Ты начала голодать, Доминика. Обувайся и иди в столовую.

Только ещё одну каплю под язык. Чтобы желудок принял еду и не вывернул её обратно.

На подходе к столовой я почти уткнулась в Сыча. Тот постарался тактично поинтересоваться моим самочувствием. Я только пожала плечами в ответ на такой вопрос. Куратор под локоток проводил меня до столика, оправил кого-то из младших сотрудников притащить нам завтрак.

Вместо отправленного парня, обратно с едой на троих на подносе притащился Виктор. Поздоровался с Сычём, расставил тарелки и кружки, сел. Положил рядом со мной на стол гарнитуру.

— Ты потеряла вчера, практикантка, — без следа своей обычной весёлости произнёс белобрысый геолог.

— Спасибо, — кивнула я, забирая находку.

Уткнулась в тарелку, без попыток осознать, что в ней. И как-то на удивление беспомощно спросила:

— Вить, были ещё новости про самолёт?

— Были, — отозвался тот, заставляя меня вскинуть взгляд, полный безумной надежды. — Обломки на дне нашли...

Надежда угасла, даже не сформировавшись. Опустив голову, я взялась за ложку и начала медленно есть, тщательно прожёвывая и не чувствуя вкуса. Справившись со своей порцией, попросила геолога принести добавку, если ему не сложно. Он сказал, что конечно же не сложно и пошёл за добавкой.

— Дед Саныч, когда ближайшая отправка в Гирит будет? — спросила куратора я, пока Виктор отсутствовал.

— Через три дня, — тяжело отозвался седой начальник. Грустно на меня взглянул: — Уезжаешь, малышка?

— Мне надо домой. В Летшасс, — ответила.

— Хм... — куратор запустил пальцы в прилично отросшую седую щетину. — В ту сторону отправка будет через два дня. До Дазы, а оттуда легче к марилиту добраться, чем из Гирита.

— Спасибо, дед Саныч, — я даже смогла ему улыбнуться.

Витя принёс ещё одну тарелку и я снова принялась методично поглощать пищу. Вкуса так и не смогла толком ощутить. Главное, что не противно, а значит, не стошнит.

Желудок откровенно переполнился от двух тарелок разом, таким количеством еды нечасто его баловали. Оставалось только вернуться в домик и лечь.

Каморка из сине-серого, толстого, шершавого пластика. Моё убежище.

Уснуть не получалось. Подумала, что стоило бы полистать новости в сети, а не доверять словам Виктора полностью. Может... Всё же есть надежда...

Достав планш, я несколько неожиданно обнаружила два пропущенных звонка и кучку панических смсок. Звонил и писал Лёха. Ещё ночью. Почему я этого утром не увидела? Или просто не захотела увидеть, выключив из сознания? Скорее всего.

Оказывается, ночью из лагеря успели позвонить в Гирит и узнать, насколько быстро смогут выслать вертолёт за пострадавшим, если всё же понадобится. Леший, видимо, хотел узнать, что случилось, а потом заподозрил, что раз я не отвечаю — значит я и есть пострадавшая. Правильно, конечно, заподозрил, но... По-привычке не хотелось показывать свою слабость. И всё же успокоить его надо. Ведь он — друг... Первый в моей жизни и единственный. А я не особо знаю, как на самом деле нужно обращаться с друзьями. Разве что в теории, но не на практике.

Звонить не буду. Смски хватит. Слегка поразмыслив, открыла клавиатуру и стала набирать текст. Не беспокойся так сильно, Леший, у меня был просто очень сильный приступ астмы. Уже всё в порядке.

Буквально через минуту мне прилетела ответная смска, с напоминанием, что астма — это очень опасно. И чтобы я себя берегла. И ни в коем случае не расставалась со средствами для купирования приступов.

Хотелось огрызнуться, что без него знаю, что мне делать. Но не стала. Только заверила, что теперь точно не расстанусь.

Всё. Теперь, пожалуй, можно постараться заснуть. Как раз ком к горлу прекратил подкатывать. А теперь укрыться и дрыхнуть до ужина.

Тау было плохо. Очень, очень плохо. Боль и слабость, пронизывающий, вгрызающийся в кости холод и бессилие. Кое-как выплыв из сновидений, он обнаружил себя на той же лодке, где заснул после шторма.

— Не дёргайся, иглу сместишь, — посоветовал хрипловатый мужской голос.

Рядом сидел седой мужчина, лет эдак за пятьдесят. Выбеленная щетина на смуглом, усталом лице, набрякшие мешками под глазами. Жилистый, в хорошей физической форме, просоленной "матроске" и штанах камуфляжной расцветки. Он прижал руку Тау, когда тот хотел её согнуть. В другой руке мужчина держал пакет с прозрачно красноватой жидкостью.

— Это плазма, — кивнул мужчина на герметичный пакет, от которого к руке змея спускалась трубочка капельницы. — Нейтральная, любому подойдёт. Не самое лучшее средство, конечно, но хоть что-то. Ты очень много крови потерял, около сорока процентов. У нас кое-что было с собой, так что умереть тебе не дадим.

Марилиту огляделся, едва сумев приподнять голову. Его плотно укутали тонким, шелестящим термоодеялом, со всех сторон прижимались люди — трое детей и женщины. Самая крошечная, двухлетняя малышка, забилась ему под бок. Почти все они спали, обнимая и согревая его своим теплом. Кое-как приподняв казавшуюся тысячетонной свободную руку, Тау с несколько мгновений рассматривал свою кожу. Она не просто побледнела, а посерела от потери крови. В голове сильно шумело и при малейшем напряжении, даже попытке просто поднять конечность, начинало шуметь ещё сильнее. Но даже сквозь шум в сознание проникала панически-тоскливая мысль о том, что Доминика там с ума сойдёт, если он не даст ей знать, что жив. Ещё хуже будет только умереть, чтобы она уж точно не осталась в рассудке.

— Я тебя не помню среди пассажиров, — с трудом произнёс Тау, едва сам соображая, что говорит.

— А я и не с самолёта, — скупо улыбнулся мужчина. — У нас корабль затонул. Ну а мы на лодке спаслись.

Змей попытался сосредоточиться на лице мужчины, но мир не желал переставать вращаться. Последнее, что видел Тау, это жуткую, сюреалистичную картину затягиваемого будто в чёрную дыру чужого лица. А потом сознание снова погрузилось темноту.

Следующие два дня, я только и занималась тем, что ела и спала. Ела почти постоянно, каждые час-два заглядывая на кухню, в промежутках подъедая что-нибудь из моего сухпайка. Не забывала и про каплю под язык вовремя. Иначе бы не смогла так есть.

Рау звонил ещё дважды. Разговоры с ним были лёгкими и занимали ровно столько времени, сколько я могла слушать и говорить не начав думать. Змей чутьём понимал, что я не в себе сейчас. В округе часто крутился геолог, то и дело подкидывая мне каких-нибудь вкусняшек. В очередной раз притащив мне фрукт, Виктор поделился:

— Сыч радуется. Он из-за твоих голодовок то и дело ругался.

Проведя пальцами по шероховатой оранжево-жёлтой шкурке, я достала карду. И ответила:

— Я ем не потому, что мне хочется есть. А только потому, что сейчас должна выжить.

Бродила по лагерю призраком позавчерашнего дня. Прошлась по всем раскопкам. Изучала автоматически, даже не вникая в смысл того, что видела перед собой. Даже величие гигантских скелетов не смогло больше разбить тусклую пелену, затянувшую сознание. Меня никто не трогал и не дёргал лишни раз. Куратор запретил ко мне приближаться, что ли?

Один раз, глядя куда угодно, но только не перед собой, я едва не уткнулась в знакомую личность, давненько не маячившую на глазах.

Остановившись, я сощурилась, окинула Мерина далёким от дружелюбного взглядом. Рефлексы сработали сами, в руке оказался пистолет. Согнутая в локте рука и от пояса направленный на противника ствол.

Нервно улыбнувшись, Маример поднял руки вверх и сообщив "Уже исчезаю!" свалил куда-то из зоны видимости. Это событие меня слегка взбодрило, но не настолько, чтобы вывести из ступора полностью.

К вечеру второго дня все мои вещи были перебраны, выстираны, уложены и готовы путешествовать со мной дальше.

Завтра я уеду отсюда. Из места, куда я так стремилась. Пошло оно всё... в пасть Подземного Бога!

Раа оказался куда лучшим отцом, чем родной папа. Жаль, что окончательно дурь из моей головы он выбил только после своей смерти. И не видит, что его уроки всё же достигли своей цели. Как же жаль, что раньше у меня не было своих собственных крупных и серьёзных целей и желаний. А то, что я за них принимала, оказалось самообманом.

Нужно попрощаться с ложной мечтой. Пора бы уже жить своей жизнью, а не пытаться доживать за отца. Этим сейчас и займусь...

Вход в грот опять никто не охранял. Фонарики на стенах в темноте, казалось, засветились ярче. Быстрый, лёгкий спуск. Замерев у входа, я прикипела взглядом к скелетам. Даже это невероятное зрелище не могло развеять туман, затянувший моё сознание. Не могло развеять, но вполне могло придавить. Как взошедшее солнце сгоняет дымку с гор в долину.

Интересно, как они будут выглядеть сверху? Безумная идея, посетившая мою голову, вполне могла заставить рассудок ругаться. Если бы он у меня сейчас вообще был. От мысли до дела у меня расстояние короткое. Оглядев грот профессиональным взглядом, я прикинула примерную траекторию.

Левую ногу назад. Чуть скорректировать положение тела. Сорваться с места пущенной стрелой! Взлёт на кучу сваленных блоков, разбег прямо по слегка наклонной стене, прыжок с такой силой, что мышцам становится очень больно!.. Удар всем телом в прозрачный купол "гроба". Соскальзывая с полукруглого края, я вцепилась в гладкую поверхность ладонями. Ногами, стараясь цепляться резиновой подошвой кед, попыталась выпихнуть себя наверх. Удалось и через пару минут я встала в полный рост на поверхности гроба "королевы".

И заворожено застыла. Сверху вид и вправду другой... Поддаваясь интуиции, склонила голову, стараясь сменить ракурс зрения. Сощурилась. Сыч мне про такой секрет не говорил, хотя наверняка знал.

Есть такие картинки, где в одном изображении спрятано несколько. Посмотришь под одним углом — там птица. Повернёшь под другим, а там уже волк. С третьего ракурса — ещё что-нибудь.

Саркофаг оказался такой картинкой. И поверх выбеленных временем костей легло изображение женщины. У неё были светлые волосы до пояса, аккуратно уложенные вдоль тела и на плечи. Одежда... брючный костюм тёмно-красного, расшитого золотом цвета и поверх него что-то вроде накидки до лодыжек. Правильные, точёные черты лица. Лет, навскидку, около тридцати.

Кого-то она мне напоминала. До боли сильно. Только кого?..

Осторожно, стараясь не терять ракурс, я села. Достала из поясной сумки карандаши, блокнот и начала рисовать. Сначала общую картину, потом вычленяя детали. Нельзя торопиться.