Гарри Поттер и Три Пожилых Леди

В последний день октября Гарри постучался в дверь миссис Кейн в очень хорошем настроении: ему обещали сюрприз, а прошлые сюрпризы, на день рождения и на первое октября были просто замечательными. К тому же во дворах светились оранжевые фонари из тыкв, это было красиво. Правда, вспомнились слова про «оранжевый уровень», но Гарри отмахнулся от этой мысли. Тыквы никому не угрожали, и в конце концов не они ели людей, а люди их.

Миссис Кейн открыла дверь и посмотрела на мальчика действительно злым взглядом, Гарри понял, что все эти два месяца она только изображала злость, а вот сейчас ему стало страшно. А после слов «Чем могу служить, молодой человек?», произнесенных таким голосом, какой обычно был у тети Петуньи, Гарри помимо воли заплакал.

Гарри специально готовили именно к такому вот случаю, но он ничего не мог с собой поделать. Слезы сами лились из глаз. Миссис Кейн всегда должна была приветствовать его «Здравствуйте, мистер Поттер» и затем в следующей фразе или, по крайней мере, через одну, упоминать уши: предложить их помыть или, к примеру, спросить, не открутил ли мистер МакФергюссон ему одно из них за хулиганство. Если же она упоминала нос, значит, она все помнит, но разговаривать с ней не надо, а надо немедленно покинуть ее дом или то место, где они встретились. А сейчас она не только не назвала его правильно, но и, похоже, вообще не помнила его фамилию.

— Добрый вечер, миссис Кейн, — эту фразу Гарри буквально проплакал. — Мистер Бутройд просил Вам передать, что нужный Вам конверт лежит в первом томе книги мистера Черчилля.

Гарри повторял эту фразу сотни раз, чтобы в нужный момент (а, без сомнения, это был тот самый нужный момент!) ничего не перепутать, особенно фамилию. Если бы не это, он бы, разумеется, забыл все — настолько сильным было потрясение. Но эти же повторения превратили заученную фразу в волшебное заклинание, которое разом должно было решить все проблемы. А этого не случилось: миссис Кейн смотрела на него еще более злобно, хотя еще несколько секунд назад это казалось невозможным, и вовсе не собиралась искать никакой записки ни в какой книге.

— Это все, молодой человек?

— Да, мадам. Извините, — Гарри всхлипнул, развернулся и выбежал на улицу. Идти к Дурслям было нельзя: тетя обязательно спросит, почему он не «возмещает ущерб» и оставит без ужина, а поесть Гарри не успел. Денег чтобы поесть самостоятельно (да, миссис Кейн, только что потерявшая память и оттого, наверное, такая злая на Гарри, когда-то научила его заказывать еду и платить в кафе), у Гарри не было, а банк уже не работал. Гарри медленно побрел по улице, оранжевый уровень угрозы светил от каждого дома тыквенным оскалом.

* * *

Это было уже не в первый раз. Гарри вспомнил учительницу миссис Аддерли, дополнительно занимавшуюся с ним во втором классе и даже пытавшуюся приструнить Дадли. Тогда он все испортил сам: на новогоднем утреннике он непонятным даже ему самому образом перекрасил ее волосы в синий цвет. Сначала миссис Аддерли не обиделась и они вместе посмеялись, но через две недели она внезапно очень рассердилась на него и, видимо, от этой злости забыла все, что он рассказал ей о своей жизни у Дурслей, и даже то, что она написала об этом властям графства. С тех пор она с трудом выносила его и чаще всего делала вид, что никакого Гарри Поттера вообще не существует. Только когда Дадли с дружками зажимали его прямо в школе, она вмешивалась: ведь это была ее обязанность. Но попадало от нее за эти стычки только и исключительно Гарри.

Или миссис Робертсон, живущая напротив миссис Кейн: она всего лишь время от времени приглашала его на обед. Наученный опытом с учительницей, он никогда не жаловался ей на Дурслей. Впрочем, она сама все видела, и всегда отзывалась о дяде Верноне и тете Петунье не очень здорово. Но однажды он как обычно пришел к ней — и она отругала его за приход без приглашения. Но ведь приглашение было! Он это точно помнил. А вот миссис Робертсон — нет.

Или сама миссис Кейн: ведь первый раз он прятался в ее саду с ее собственного разрешения. Дадли и компания тогда вконец загоняли его, и бывшая учительница сама предложила ему спрятаться, это было чуть больше полугода назад. А спустя неделю она тоже забыла о нем. Хорошо хоть не прогнала, а просто игнорировала его присутствие, до того самого раза. Она вспомнила? Или просто была настолько доброй, что даже забыв все и разозлившись на Гарри, не отказала мальчику в убежище? А вот теперь…

Еще три месяца назад Гарри подумал бы, что это все творится с ним из-за того, что он ненормальный урод. Теперь он так не думал. Он был необычным, и кто-то такой же необычный, как он, приносил несчастье окружающим его людям. Это значило одно: у Гарри никогда не будет не только родных, не только папы и мамы, но и друзей. Только одиночество. Ведь каждый, кто попытается помочь ему, потеряет память. И приносить такие несчастья близким — да, близким — ему людям было еще хуже, чем быть просто уродом.

Мальчик присел на прикрытую навесом скамейку и заплакал уже не сдерживаясь.

* * *

Миссис Кейн раздраженно закрыла дверь и щелкнула задвижкой. Разумеется, она не собиралась искать никаких глупых записок, что бы там ни говорил этот низкорослый ублюдок. Еще и реветь пытался, брал на жалость, как начинающий попрошайка. Ее беспокоило другое: фамилию Бутройд никто не знал и не должен был знать в Литтл-Уингинге, кроме нее самой. И вот с этим следовало разобраться как можно скорее. Она подошла к телефону и сняла трубку.

— Джефф?

— А, Шарлин.

— Кто? Почему…

— А, все ясно. Прости, Саманта. Просто прочти эту записку.

— Что за…

— Прочтите эту записку, сержант. Это приказ. Вам напомнить, где она лежит?

— Никак нет, господин лейтенант. Будет сделано, господин лейтенант, сэр.

— Действуйте.

Подобно сомнамбуле, миссис Кейн (да, миссис Саманта Кейн и никак иначе) положила трубку, подошла к полкам и взяла нужный том. Внутри книги действительно обнаружился конверт, подписанный ее собственным почерком. Открыв его, она поняла: старый пень не оговорился.

«Привет, Сэмми.

Это я, Шарлин. В смысле, я это ты. Надеюсь, ты не забыла свое второе имя и свой собственный почерк?

ВАЖНО!!!

Если эту записку ты нашла с помощью молодого человека с растрепанными черными волосами и пронзительными глазами цвета изумруда, НЕМЕДЛЕННО УЛЫБНИСЬ ЕМУ! Кстати, его зовут Гарри Поттер, он живет у своих тети с дядей, их фамилия Дурсль, и они относятся к нему как к куску говна, хотя сами же этим говном и являются.

Я полагаю, я, в смысле ты, должна испытывать к мальчику некую неприязнь, но ты ДОЛЖНА отнестись к нему как к самому дорогому для тебя человеку. В конце концов, ты сорок лет учила оболтусов, которые нуждались в твоей улыбке намного меньше Гарри, а до того два года улыбалась колбасникам в оккупированной Франции прямо перед тем, как отправляла их в ад. Так что пересиль себя.

ОПЯТЬ ВАЖНО!

Никогда не называй Гарри уродом, ненормальным или еще кем-то вроде этого. Он НЕОБЫЧНЫЙ, поняла? Наверное, нет, но поймешь.

И да, поздравляю. Думаю, ты догадалась, что с твоей памятью что-то не так. А если еще не догадалась — твои проблемы. Утешу: это не склероз и не старческий маразм. Какие-то ублюдки просто вырезали тебе часть твоих воспоминаний. Поскольку это, знаешь ли, и мои воспоминания тоже, я (и надеюсь, ты тоже) не намерена оставлять это просто так. Так что позвони по телефону (дальше следовал тот самый номер, который она только что набирала), но только после того, как убедишься, что с Гарри все нормально.

Скажи ему «Здравствуйте, мистер Поттер» — именно так, это часть пароля — и сразу же в любом контексте упомяни про ухо или уши, это его успокоит. Это вторая часть.

С любовью (себя, знаешь ли, надо любить), твоя половинка как раз на такой вот случай,

Шарлин.

PS: Если позвонишь, не разобравшись с Гарри, получишь эпический фитиль от лейтенанта (хотя вообще-то он уже давно майор). Надеюсь, ты не забыла, как это больно

PPS: Когда поедешь на встречу, не забудь про диктофон, он под подкладкой твоей сумочки. Надеюсь, он был включен, но тут уж вопрос везения.

PPPS: Когда, в какой момент выпускать меня снова — сама разберешься, ты уже большая девочка»

Значит, Шарлин. Ну что ж, надеюсь, она знает, что делает. Пожалуй, она выпустит ее чуть позже, ведь придется разговаривать с расстроенным маленьким мальчиком, а Саманта съела на этом не одну стаю собак. Так что сейчас она запихает свои злость и раздражение в ту задницу, в которой им и место и начнет чинить сломанное. Сама.

Бросив письмо в камин и накинув висящий на крючке у двери красный плащ (она не могла вспомнить, откуда он у нее взялся, он совершенно не подходил по цвету к ее волосам!), Саманта выскочила под моросящий дождь. Разумеется, слово «выскочила» было некоторым преувеличением, все-таки возраст тела брал свое, однако она двигалась настолько быстро, насколько позволяла боль в суставах. По какому-то наитию первым делом она заглянула в прилегающий к живой изгороди закуток. Тот был пуст, но выглядел довольно обжитым. Ладно, это потом. Она вышла на улицу.

Где живут Дурсли, Саманта не забыла, однако если они так относятся к мальчику, скорее всего, его следовало искать в прямо противоположной стороне. Проковыляв полмили, она поняла, что логика и чутье ее не подвели: под козырьком автобусной остановки скрючилась щуплая фигурка.

Преодолевая вновь вспыхнувшую иррациональную неприязнь, Саманта вошла в свой фирменный «учительский» транс и, подойдя к ничего не замечающему вокруг мальчику, произнесла ровным профессиональным голосом:

— Здравствуйте, мистер Поттер. Точнее, добрый вечер. Впрочем, судя по вашим повисшим ушам, вечер может быть и не совсем добрым? — и, снова загнав в положенную задницу рвущееся наружу раздражение, улыбнулась.

Саманта и Шарлин

Сорок лет — это много. Учителей, выдержавших столько среди шума, гама, маленьких побед и больших расставаний, на самом деле очень мало — процент, два? Но уж те кто пережил все это и не потерял вкус к жизни и общению с детьми, дадут фору любому дрилл-сержанту в поддержании приемлемого уровня безобразий, любому психоаналитику в понимании тайных струн и движений души и любому артисту в искусстве перевоплощения — все в целях занесения в неокрепшие души как разумного, так и доброго с вечным. Поэтому следующие за условной фразой слова снова-уже-миссис-Саманты-Кейн были неожиданными.

— Ну что, Гарри, приключение продолжается?

В тот момент она не помнила ни одного прошлого разговора, не помнила, что три месяца назад они с подругами (она и подруг-то воспринимала скорее приятельницами) точно так же представили Гарри просто страшное — страшно интересным. Но логика и опыт оба раза направили разговор по одному и тому же руслу.

— Правда?! — в зеленых глазах зажегся огонек жизни.

— Разумеется. Приключения никогда не заканчиваются, пока ты сам этого не захочешь. — «Или пока тебя не прибьют», — шепнула где-то глубоко в голове Шарлин.

Само собой, приключение не может быть продолжено посредством простого возвращения домой. По крайней мере, в голове десятилетнего (Саманта вспомнила это) мальчика. Раздражение уже было загнано глубоко в дальний чулан мозга и бессильно бесилось за заваренной наглухо дверью. Потом, когда она останется одна, она разблокирует выход и проанализирует это чувство, чтобы либо выпустить его на свободу, либо убить, она почти полвека так делала.

Так что Гарри и миссис Кейн все-таки дождались автобуса и доехали до Уокинга. Большая часть заведений еще работала, так что они сели в углу зала небольшой пиццерии и миссис Кейн сделала заказ, благо в «тревожном кошельке» было достаточно наличных. Шрам на лбу мальчика сильно беспокоил Шарлин-в-ее-голове, не стоило в подобной ситуации светить особой приметой, так что она прикупила еще и фирменную бейсболку для Гарри. Подождав, пока скорость поглощения оголодавшим мальцом пиццы снизится хотя бы вдвое, она задала первый вопрос:

— И что тебя расстроило больше? То, что я, гм, подзабыла кое-что или то, что я была несколько расстроена?

Гарри поразил ее в самую сердцевину души прямым, глаза-в-глаза взглядом.

— Вы не были расстроены, миссис Кейн. Вы… просто ненавидели меня, я это почувствовал. Вы и сейчас сильно сердитесь, просто внутри. Это потому, что я виноват? Это ведь из-за меня?

«А мальчик-то интуитивный психолог и очень, очень чуток», — Шарлин-внутри оказалась очень полезным помощником. Но откуда у десятилетнего мальчика это стремление первым делом обвинить себя?

— Почему ты считаешь, что виноват именно ты, а не те негодяи, что покопались в моей голове, причем, разумеется, без моего разрешения? — о, она знала, почему, и была готова поставить пару фунтов, что с легкостью назвала бы виновников благодаря записке. Но это следовало сделать самому Гарри.

— Все так говорят. И Вы тоже сказали, когда объясняли про безопасность, что если что-то пошло не так, то, скорее всего, ты сам совершил ошибку, — плакала ее пара фунтов.

— Не путай ошибку и вину. К тому же скорее всего, ошибку совершила именно я.

— Да, вы говорили, тогда же, что слишком долго ходили рядом с каким-то невидимым домом, — о, Боже, еще и невидимый дом, — и привлекли к себе внимание.

— Тогда второй вопрос. Почему Вы, мистер Гарри Джеймс — вот откуда это «Джеймс»? — Поттер решили, что именно Вы виноваты в том, что случилось?

— Наверное, это тетя, — Гарри опустил глаза в пол, слезы лились по еще не высохшим щекам. — Тетя… Она всегда говорит, что я во всем виноват. Наверное, она права. Ведь если бы я не был ненормальным, Вы бы просто не стали меня выручать и не потеряли бы память? — ага, два фунта все-таки не потеряны, это радует.

— Прежде всего, я бы эту память не приобрела. Понимаешь, если что-то происходило, это всегда, — (ну или почти всегда, и лучше бы о размерах этого «почти» не думать), — можно восстановить. Есть способы. И мы, разумеется, этим займемся. А вот если бы мы с тобой не встретились и не подружились бы, то и восстанавливать было бы нечего.

— Но ведь… — Боже, они что в него, это чувство вины кулаками вбивали? Надо попросить мисс Стрит с Рябиновой — стоп, еще два фунта за то, что Делла и так в деле, да и Таппенс Бересфорд со своим не очень молодым человеком, с ними миссис Кейн общалась больше всего и они были слишком похожи на саму Саманту. Или Шарлин.

— Никаких «но», мистер Поттер, — следовало срочно найти какие-то железные, даже, пожалуй, стальные аргументы, иначе мальчик либо сорвется в истерику, или замкнется, — я Вам рассказывала, что давным-давно я участвовала в Войне?