Гарри Поттер и Три Пожилых Леди

Гарри Поттер и Три Пожилых Леди

Annotation

Гарри Поттер и Три Пожилых Леди

Направленность: Джен

Автор: Аргус Филченков

Беты (редакторы): Ко-дама

Фэндом: Роулинг Джоан «Гарри Поттер», Гарри Поттер (кроссовер)

Рейтинг: G

Жанры: Ангст, Детектив, Hurt/comfort, AU, Дружба

Предупреждения: ОМП, ОЖП

Размер: Макси, 120 страниц

Кол-во частей: 22

Статус: закончен

Посвящение: Children Support Service Соединенного Королевства Великобританиии и Северной Ирландии

Публикация на других ресурсах: Разрешено в любом виде

Примечания автора: Все права на Гарри Поттера и прочую магическую Британию принадлежат Дж.К.Роулинг. Все права на Вернона и Петунию Дурсль, а также на маггловскую Британию, в которой опекаемого ребенка могут десять лет держать в чулане, также принадлежат Дж.К.Роулинг. Делла Стрит принадлежит Эрлу Стенли Гарднеру, Таппенс Бересфорд — Агате Кристи, Саманта Кейн — компании New Line Cinema, майор Бутройд — Иену Флемингу, а остальные персонажи — сами себе.

Описание: Наипочтеннийший и Наивлиятельнийший Клуб Великобритании — Клуб Пожилых Леди — признает лишь две темы для обсуждения на своих заседаниях: погода и нравы подрастающего поколения. И если погода не дает особых поводов для сплетен, лучше сосредоточиться на второй теме, благо вопиющий пример падения нравов только что пробежал по улице Глициний...

Престижный Клуб

Проклятое Дитя

Старые ищейки

Леди в деле

Беззаботный пикник

Прикладные манипуляции

Совиный гамбит

Вспоминая молодость

Оранжевый цвет угрозы

Саманта и Шарлин

Великолепный Он

Волшебники и друзья

Уроки зимы

Запоздавшее Рождество

Операция «Валентин»

Все нормально

Зачем нужны девчонки

Красавец и чудовище

Три джентльмена и одна леди

Страх и смелость

Что записано...

Скоро в школу

Примечание к части

Престижный Клуб

Миссис Кейн, миссис Бересфорд и мисс Стрит, проживавшие по соседству в Литтл-Уингинге, графство Суррей, несомненно, принадлежали к одному из самых известных и самых крупных британских клубов — Клубу Пожилых Леди. О да, этот клуб не имел ни адреса, ни списка членов, ни даже клубных галстуков (или, скорее, брошек) установленного фасона, но разве эти мелочи определяют по-настоящему престижный и влиятельный клуб? Нет, действительно престижный и влиятельный клуб определяет своих членов сам, причем критерии членства чаще всего не только не записаны в уставе (да и наличие самого устава в этом случае не обязательно), но и не высказываются вслух.

И нет, речь не идет ни о престижной школе или колледже, которые могли бы окончить миссис Бересфорд, мисс Стрит и миссис Кейн, ни о длине родословной, восходящей (или же не восходящей) к Вильгельму Завоевателю или даже к рыцарям Круглого Стола или их прекрасным дамам. И уж, разумеется, ни в коей мере членство в клубе не могло бы определяться вульгарной толщиной кошелька. В конце концов, Британия — это же не мятежные колонии Ее Величества, в силу исторических причин к настоящему моменту увы, несколько свысока поглядывающие на некогда блистательную Метрополию. Все очень просто — достигшая определенного возраста женщина либо является членом Клуба Пожилых Леди, либо остается просто достигшей определенного возраста женщиной.

Разумеется, определенный материальный ценз на членство в этом Клубе присутствовал — но лишь в той мере, в какой это необходимо для обеспечения внутреннего чувства Независимости, Самодостаточности и Пристойности. Уверенность в Завтрашнем Дне в этот список, увы, не входила, ибо в силу своего возраста члены означенного могли в любой момент отправиться на Очень Важную Встречу с другой Леди, назвать которую просто пожилой было бы явным преуменьшением.

Собственно, в некотором смысле именно отношение к данной встрече и проводило черту между теми, кто был в данный клуб вхож и теми, кто несмотря на соответствующий неписанному уставу возраст и пол оставался за его невидимыми стенами. Истинная Пожилая Леди, в силу возраста и сопутствующих оному обстоятельств покинувшая круговерть работы, светской жизни, забот о семье (можно подчеркнуть один или несколько пунктов) и иных занимающих массу времени обязанностей и осознав в силу этого тот факт, что данная встреча не только неизбежна, но и не слишком далека, неизбежно вырабатывала определенную позицию, каковая и являлась в данном Клубе аналогом членского билета.

Во-первых, раз уж встреча неизбежна и вряд ли относится к приятным событиям, ее следует ожидать с достоинством, дабы не ударить в грязь лицом. Соответственно, следует вести себя так, чтобы Принимающая Сторона не могла упрекнуть гостью ни в дурных манерах, ни в излишней торопливости, ни в неприличной склонности опаздывать.

Во-вторых, поскольку данная встреча относится к разряду абсолютно интимных, не следует переваливать тяжесть подготовки к ней на других людей, особенно близких. Разумеется, помощь в поддержании Пристойности от друзей и родственников принималась с благодарностью, но все же главную роль всегда должны играть Самодостаточность и Независимость. В конце концов, у друзей и родственников когда-то состоится их собственная Встреча, так стоит ли беспокоить близких людей заранее? В том числе и поэтому и сами разговоры о предстоящей Встрече считались несколько неуместными.

В-третьих, по непроверенным, но достаточно респектабельным данным, на результат Встречи непосредственно влияет ее предыстория. И поскольку в глубине души вряд ли кто-то из пожилых леди считал историю своей жизни безупречной, следовало если не исправить совершенные ранее ошибки, то как минимум смягчить испорченное этими ошибками впечатление. Разумеется, изрядная часть входящих в Клуб в силу несовершенства человеческой природы уделяла внимание лишь внешней стороне дела (ну, вы знаете — благотворительные ярмарки, посещение церкви каждое воскресенье, а равно фарисейство и морализаторство), но мисс Стрит, миссис Кейн и миссис Бересфорд считали такое поведение не вполне достойным.

Миссис Кейн, проработав почти сорок лет в местной начальной школе (тридцать семь из них — вместе с мужем, мистером Патриком Кейном, милейшим и интеллигентнейшим человеком, потерявшим руку под Арнемом) и выйдя в отставку, с удовольствием откликнулась на просьбу властей графства и два раза в неделю на общественных началах помогала молоденьким секретаршам в местном отделе образования. Увы, зарплаты технического персонала в этой сфере были невелики, и свежие выпускницы не самых престижных колледжей задерживались на должностях не дольше, чем требовалось для рождения первого ребенка. Так что опыт миссис Кейн был воистину неоценим.

Миссис Бересфорд, в прошлом делопроизводитель в полиции Саутгемптона и вдова легендарного в узких (хотя и не вполне респектабельных в силу профессиональной специфики) кругах старшего инспектора Томаса Бересфорда, по вторникам и пятницам подменяла на коммутаторе местного полицейского участка телефонистку. Разумеется, это было временное решение, и с установкой нового японского оборудования должность телефонистки вообще должны были сократить, но пончики миссис Бересфорд, которые она приносила на каждое дежурство, были так хороши, что суперинтендант МакФергюссон не проявлял особой настойчивости в запросах на ускорение поставки.

Мисс Стрит же, около десяти лет назад переехавшая в Литтл-Уингинг из Калифорнии, после нескольких лет довольно настороженного к себе отношения нашла себя в органах опеки. По слухам (не подтверждаемым и не опровергаемым самой мисс Стрит), в Америке она была младшим партнером в адвокатской конторе, и несмотря на различие в законах довольно быстро разобралась с местной спецификой. Другим удивительным фактом оказалось то, что никогда не бывавшая замужем мисс Стрит неплохо находила общий язык с детьми, включая не слишком воспитанных. Впрочем, минимум раз в год мисс Стрит принимала гостя из Америки — представительный сорока— или сорокапятилетний адвокат гостил у мисс Стрит неделю или около того, а однажды провел в Литтл-Уингинге целый месяц, сопровождаемый несколько излишне жизнерадостной женщиной с двумя столь же излишне жизнерадостным детьми. И хотя нравы в Калифорнии значительно свободнее таковых в Суррее, местное общество предпочло считать мистера Стрита племянником мисс Стрит. Хотя отдельные представители упомянутого общества прекрасно владели искусством тонких интонаций, так что слово «племянник», особенно в исполнении проживающей на Тисовой улице Петуньи Дурсль иногда звучало несколько двусмысленно.

Поскольку целью любого клуба, особенно столь респектабельного, является поддержание контактов между людьми одного положения, интересов или склада характера, неудивительно, что Литтл-Уингингская секция Клуба Пожилых Леди довольно быстро обзавелась своеобразной фракцией в составе двух описанных ранее миссис и одной мисс, державшихся несколько наособицу от известных благотворительниц и ревностных прихожанок.

Впрочем, такие фракции возникают в любых клубах, и точно так же в любых клубах такие радикальные фракции подвергаются легкому остракизму что, в соответствии с теорией положительной обратной связи, только укрепляет отношения фракционеров.

Отношения упомянутых выше пожилых леди были крепки и нерушимы уже почти десять лет.

* * *

Миссис Кейн, миссис Бересфорд и мисс Стрит сидели на веранде принадлежащего миссис Кейн дома на улице Глициний, 12, и говорили о погоде. Разговоры о погоде вообще являлись одной из двух вечных тем, достойных Клуба. В самом деле, биржевые котировки, государственные границы и даже нефтяные маршруты, занимающие умы небезнадежных, но все еще слишком юных и потому несколько суетливых людей во всяких молодежных песочницах — давосах и бильдербергах — слишком преходящи для тех, кто готовится к Встрече. Погода же как существовала до того, как появились биржи, государства и нефть, так и будет существовать после того, как эти понятия канут в Лету.

Разумеется, они пили чай — по крайней мере, миссис Кейн и миссис Бересфорд. Мисс Стрит, будучи американкой, предпочла бы свой ужасный американский кофе. Но увы — ужасного американского кофе в доме миссис Кейн не водилось никогда, поэтому мисс Стрит, уже привычная к несовершенству этого мира, просто сидела напротив своей чашки, иногда касаясь ее, чтобы не так нервировать приятельниц.

К сожалению, погода на излете лета была прекрасной, и долго обсуждать ее было трудно. Что ж, тем быстрее разговор перейдет на вторую достойную Клуба тему: обсуждение и порицание нравов молодого поколения… Ибо нравы молодого поколения как были ужасны до появления биржи, нефти и государств, так и останутся ужасными после их исчезновения. Так или иначе, для смены темы нужен был лишь повод, и повод не замедлил воспоследовать.

— ПОТТЕР! Вон он! Держи его, Деннис! Уйдет же! — сначала по улице вдоль забора пробежал встрепанный черноволосый мальчик в очках-велосипедах, одетый в мешковатые штаны и куртку на пару размеров больше. Бежал мальчик легко и привычно, видна была большая практика. Разбитые кроссовки мягко шлепали по тротуару. Следом за ним, с отставанием ярдов на пятьдесят, промчался памятный миссис Кейн по ее последнему году в школе Пирс Полкисс с двумя приятелями, фамилии которых миссис Кейн не могла припомнить, а еще секунд через десять мимо палисадника пропыхтел явно старадающий от раннего ожирения младший Дурсль — да, помнится, Дадли, Дадли Дурсль. Из дома напротив выглянула миссис Робертсон, неодобрительно покачав головой, обращенной в сторону лидера забега. Тот, обернувшись и оценив расстояние до погони, рванулся в сторону в том самом месте, где живая изгородь дома миссис Кейн сменялась трехфутовой каменной оградкой соседнего участка, с опорой на руку перемахнул через нее и скрылся в садике уже почти год как выставленного на продажу дома покойной миссис Аткинс. Молодой Полкисс и два его спутника потратили на преодоление преграды значительно больше времени, а бедный мистер Дадли Дурсль и вовсе прислонился к каменной стене, не делая даже попыток перелезть и оглашая пыхтением всю улицу.

— Хм, — отметила мисс Стрит спустя пару минут наблюдения за чаинками в так и не тронутой чашке, — не часто видишь, как за одним-единственным хулиганом несутся сразу четыре хороших мальчика. Насколько я помню, обычно бывает наоборот. По крайней мере, у нас в Америке.

— О, да, — миссис Кейн была с ней полностью согласна, — здесь, в Англии, это тоже довольно необычно. И я согласна, что обычно все обстоит прямо противоположным образом: шайки хулиганов гоняют хороших мальчиков. Сказать по правде, я видела такое и до войны, когда была школьницей, и после, когда сама учила детей. Но ведь мистер Поттер это же особый случай, не так ли, леди?

— Разумеется, — невозмутимо согласилась миссис Бересфорд, — ведь все знают, что мистер Гарри Поттер — отъявленный хулиган, не так ли? А мистер Полкисс и особенно мистер Дурсль — чудесные дети, отрада родителей и учителей.

— Я застала мистера Полкисса, мистера Дурсля и мистера Поттера в свой последний год работы в школе. И не сказала бы, что кто-либо из них был отрадой. Помнится, мистер Поттер в первый месяц учебы производил достаточно благоприятное впечатление, но… Собеседницы заинтересованно глядели на миссис Кейн из-под полей шляпок — соломенной миссис Бересфорд и кожаной ковбойской мисс Стрит.

— Но уже через месяц ему стало не интересно учиться. Он перестал делать домашние задания, хуже отвечать на уроках, провоцировал своего кузена и мистера Полкисса… — миссис Кейн нахмурила и так морщинистый лоб.

— Вот как. И каким же образом он его провоцировал? — миссис Бересфорд словно вернулась на минуту в полицейский участок Саутгемптона.

— Не могу припомнить, леди. Более того, я полагаю, что молодая миссис Аддерли тоже этого не может припомнить, — все кивнули, соглашаясь одновременно и с тем, что миссис Аддерли действительно молода — всего сорок шесть лет, что на фоне разменявших восьмой десяток собеседниц выглядело почти юностью, и с тем, что вряд ли сменившая миссис Кейн учительница прольет свет на заинтересовавший пожилых леди вопрос. Та, тем временем, продолжала:

— И боюсь, что в данном случае ответ будет тем же — все это знают.

— Обожаю эти слова, — мисс Стрит заглянула в чашку, видимо, надеясь, что чай сам собой превратится во что-то более привычное, но, обнаружив, что чуда не произошло, все же отхлебнула глоточек, — сколько интересного скрывалось за ними, когда я была несколько моложе…

— Вряд ли что-либо изменилось за это время, леди — ведь «несколько моложе» мы все были не так уж и давно, — собеседницы улыбнулись, не жаловаться на старость в этом клубе было действительно хорошим тоном, — На самом деле, я считаю, что в этом отношении вряд ли что-нибудь изменилось со времен римлян или даже атлантов.

— Вы действительно так считаете?

Все трое задумались. Насчет атлантов они не были уверены, это было действительно давно, но вот насчет римлян все они, даже не получившая классического образования американка мисс Стрит, могли держать пари с хорошими шансами.

— Вы знаете, дамы, — миссис Кейн тоже с интересом наблюдала за чаинками, — я не могу припомнить ни одного случая, подтверждающего, гм, неоднозначную репутацию мистера Поттера, однако… могу сказать, что имя помянутого мистера Поттера вызывает какие-то неприятные ассоциации. Такое впечатление, что какие-то связанные с ним факты все время ускользают из памяти, и это страшно, страшно раздражает. И чтобы избежать этого неприятного ощущения, проще принять общепринятую точку зрения.

— О. — богатство английского языка в разговоре между людьми одного круга столь всеобъемлюще, что одна-единственная буква (или один-единственный звук) в состоянии передать целую гамму мыслей. Особенно если этот звук издают одновременно два и более представителя этого круга.

Первая мысль — «Да, миссис Кейн, нам знакомо это неприятное ощущение. Нам даже кажется, что мы сами испытали что-то подобное и именно в связи с мистером Поттером».

Вторая мысль — «Даже странно, что мы до сих пор не обращали на это внимания или не придавали этому значения, хотя это, судя по всему, напрямую коснулось нас самих».

Третья мысль — «К сожалению, хотя мы и полностью согласны с Вами, мы не можем поддержать Вашу точку зрения никакой новой информацией».

Четвертая мысль — «Это стоит обдумать. Да, это действительно стоит обдумать и, возможно, поискать каких-либо подтверждений или опровержений этой гипотезы».

Пятая мысль — «Мы вернемся к этому разговору позже, обязательно вернемся. Возможно, на нашей следующей встрече?».

— Благодарю за гостеприимство, Саманта, — вследствие небританского воспитания мисс Стрит всегда была несколько прямолинейной, — это было действительно интересно.

— Спасибо за комплимент, Делла. Дамы, как насчет собраться здесь же ровно через неделю? Возможно, нам удастся с пользой провести время? И да, обещаю — в следующий раз я поищу кофе. Я не умею его заваривать, но… — скромность, по крайней мере, в разговоре, всегда являлась неотъемлемой чертой истинной леди, тем более пожилой.

— Ах, оставьте, Саманта. Мы, — мисс Стрит не была чужда самоиронии, качества, которое также весьма приветствовалось, — тоже не умеем его варить, причем до такой степени, что попытка выпить кофе где-нибудь в Турции вызывает у нас столь же странные чувства, что и попытка подумать о хулиганстве мистера Поттера. То есть мы понимаем, что это кофе, черт возьми, да это все знают, но все наше существо протестует против этого. Так что подойдет любая бурда хоть сколько-нибудь коричневого цвета.

— Не клевещите на себя, Делла. Я пробовала Ваш кофе на прошлой благотворительной ярмарке, и он был вполне неплох, насколько я могу судить. Итак, ровно через неделю здесь же? — миссис Кейн с трудом встала и взялась за чайник, давая понять, что несмотря на крайне интересную беседу и полученное в процессе оной удовольствие, сегодняшнее заседание Клуба объявляется закрытым.

Когда миссис Бересфорд и мисс Стрит попрощались и вышли, миссис Кейн убрала сервиз и, прежде чем уйти в комнаты и закрыть дверь, негромко произнесла в пространство:

— Мистер Поттер, когда будете выбираться обратно через щель в живой изгороди, постарайтесь не сломать гиацинты. Впрочем, когда будете пробираться сюда вновь — тоже.

Ответное шуршание было утвердительным.

* * *

Разумеется, мистер Гарри Поттер и не думал ломать гиацинты. Просто когда ты сначала прыгаешь через не такую уж и низкую оградку, а затем резко прячешься в кусты заросшего садика дома Аткинсов, причем делаешь это до того, как погоня тоже переберется через заборчик, это, как правило, вызывает небольшую дрожь в конечностях. Так что, пробираясь через незаметный лаз в изгороди дома миссис Кейн, очень трудно ничего случайно не зацепить.

Возможно, не нервничай Гарри столь сильно, он был бы аккуратнее, но веселая и захватывающая игра «Поймай Гарри» была веселой только для команды преследователей. А вот для команды убегающих, состоящей из одного-единственного Гарри, она была в основном захватывающей.

Этим летом Гарри должно было исполниться десять лет, и почти девять из них он жил в доме своих родственников: тети Петуньи Дурсль, ее мужа Вернона Дурсля и их сына Дадли Дурсля. И жизнь его вряд ли можно было назвать счастливой.

Разумеется, любой ребенок, чьи родители погибли в автокатастрофе (по крайней мере, так говорила Гарри о его папе и маме тетя Петунья) будет не очень счастливым только из-за этого. Папа есть папа, а мама есть мама, и заменить их не могут никакие сколь угодно близкие родственники, даже если они очень стараются. А уж если эти самые родственники и не стараются заменить родителей…

Дурсли не старались.

Во-первых, Гарри жил в чулане. В маленьком темном чулане под лестницей. И не потому, что в доме не хватало места: его кузен Дадли занимал сразу две спальни на втором этаже. Впрочем, Гарри не считал это чем-то необычным или неправильным: и учительница, и социальные работники (Гарри как-то видел одного, точнее, одну леди пасторского вида), и полицейские сначала удивлялись такому и даже возмущались, грозя принять какие-то меры, но затем очень быстро забывали об этом, и никаких мер, разумеется, не принимали. То есть, это было не очень хорошо, но вполне объяснимо: в конце концов, Дадли был родным сыном Дурслей, а Гарри нет. Поэтому Гарри не жаловался, это же было нормально.

Во-вторых, Гарри иногда не кормили. То есть не всегда не кормили, а только если он в чем-нибудь провинился. Провинялся Гарри часто: в конце концов, он не родной сын тети Петуньи, и должен отрабатывать деньги, которые по доброте душевной тратят на него Дурсли. И он должен быть им благодарен и доказывать свою благодарность делом: работать в саду, мыть полы и посуду, помогать на кухне. А если он помогал плохо, вполне закономерно, что тетя оставляла его без ужина. И поскольку учителя и соседи, узнав об этом, тоже, предварительно повозмущавшись, все забывали — это тоже было правильным. Разумеется, Дадли в еде никто не ограничивал, и это тоже было нормально.

В-третьих, Гарри всегда ходил в старой одежде кузена. И это тоже было обычным делом: и учителя в школе, и соседи по городку иногда спрашивали у мальчика, неужели дядя и тетя не могут купить ему одежду по росту, и некоторые даже задавали этот вопрос не один раз. Но потом тоже забывали об этом. Тем более, что вещей у Дадли было много, рос он быстро, особенно в ширину, и в результате кузен не успевал износить их до дыр, так что одежда мальчика была пусть и на несколько размеров больше, чем нужно, но вполне еще добротной, можно сказать — нормальной.

В-четвертых… Впрочем, Гарри легко мог бы перечислить и «в-пятых», и «в-шестых» и далее, но не видел в этом особого смысла. Но если все вокруг считают все эти «во-» и «в» нормальным… Да, все это было нормальным.

Ненормальным был он сам. Гарри узнал об этом очень рано, дядя и тетя называли его этим словом сколько он помнил себя. Временами ему казалось, что его зовут именно так, а имя «Гарри» он получил только когда пошел в школу. Разумеется, дядя и тетя были правы. Ведь нормальные мальчики живут с родителями, а не в чулане. Нормальные мальчики дружат с другими детьми и за ними не гоняются по всему городку кузены с приятелями. И вряд ли нормальные мальчики прячутся в чужих садах.

Хорошо, что миссис Кейн не сердится на него за это. И, разумеется, он сделает все, чтобы она не рассердилась в будущем. Он будет очень осторожен и больше не сломает ни одного гиацинта.

Проклятое Дитя

По опыту работы в адвокатской конторе, точнее — по опыту работы секретаршей в адвокатской конторе, мисс Делла Стрит твердо усвоила несколько вещей. Одной из таких вещей было простое правило: бумаги (а равно иные вещественные доказательства, также именуемые в просторечии уликами) врут намного реже и намного хуже, чем живые люди (люди мертвые, как правило, молчаливы и от этого врут столь же неумело и столь же редко, как и бумаги с уликами). И да, ни те, ни другие не умеют целенаправленно издеваться над детективом (или адвокатом, грань между этими профессиями иногда весьма эфемерна, особенно в случае с мисс Стрит и ее покойным боссом, обожавшим сложные уголовные дела). А вот с живыми свидетелями такое случается сплошь и рядом.

Так что в понедельник утром, заступив на свою добровольную вахту в отделе опеки над несовершеннолетними в Кингстоне-над-Темзой, где и располагались официальные учреждения графства, мисс Стрит, быстро переделав все текущие дела, отправилась в архив. Архивная пыль всегда вызывала у нее ностальгию с легким оттенком горечи — слишком много воспоминаний было связано с бумагами там, в прошлой жизни. Однако она же могла подарить разменявшей восьмой десяток женщине иллюзию молодости. А может, и не иллюзию — пальцы вновь становились цепкими и подвижными, привычные боли в суставах куда-то уходили, а глаза резво скользили по обложкам дел, безошибочно выцепляя нужное.

Собственно, нужное нашлось очень быстро — папки с делами находящихся под опекой детей были расставлены строго по алфавиту, к чему мисс Стрит сама в свое время приложила руку. Дело мистера Гарри Поттера, проживавшего в Литтл-Уингинге, графство Суррей, у своей тетки со стороны матери миссис Петуньи Дурсль и ее мужа Вернона Дурсля было несколько толще, чем у обычного беспроблемного ребенка, живущего у родственников, но значительно тоньше, чем полагалось десятилетнему хулигану. Потому что жизненный путь хулигана, как правило, сопровождают десятки полицейских рапортов, заявлений в отделы по работе с трудными подростками и иные свидетельства творимых бесчинств.

Судя по репутации мистера Поттера, его папка должна была к настоящему моменту сравняться своей толщиной с томом Британики или иным подобным академическим трудом, но Делла наблюдала лишь легкую припухлость вместилища документов. Мисс Стрит отмечала такие несообразности машинально — в конце концов, это было одной из причин, по которым молодая секретарша стала младшим партнером своего босса. О других причинах вспоминать было слишком больно, так что — не сейчас.

Пожилая леди с облегчением уселась на выделенное ей место в углу и открыла папку. Первые несколько десятков страниц были посвящены героическим попыткам как миссис Дурсль, так и полностью поддерживающих ее властей графства получить все документы, необходимые для установления опеки над подброшеным прямо под дверь сыном покойной сестры.

Далее следовали отчеты инспектора о регулярных проверках условий, в которых рос мальчик. И, наконец — ведомости выплат опекунских пособий от властей графства: сначала по сто сорок восемь, а с восемьдесят девятого года — по сто шестьдесят два фунта в месяц (в отделе опеки ходили слухи об очередном повышении в следующем году, но достойных доверия подтверждений этим слухам пока не было). Стандартные четыре с небольшим фунта недельного пособия на ребенка проходили по другому ведомству, но, будучи немного знакомой с мистером и миссис Дурсль, Делла не сомневалась, что с получением и этих денег все тоже в полном порядке.

Сами документы, как и ожидалось, были аккуратно подшиты, и на беглый или неопытный взгляд выглядели вполне респектабельно. Но взгляд был цепким и опытным, так что мисс Стрит не только обнаружила странности, но и разделила их на две группы — странности маленькие и странности большие.

Маленькие странности опытная секретарша встречала и раньше, хотя в такой концентрации — довольно редко.

Для начала, первый же документ — рапорт местного констебля о ребенке, подброшенном под дверь, без каких-либо документов, кроме записки с просьбой позаботиться о племяннике — был вполне естественен для девятнадцатого века, но для века двадцатого был уже несколько экстравагантен в своей старомодности. К слову, сам документ, приложенный к делу, был вполне в стиле этой старомодной экстравагантности — если Делла что-то понимала в древностях, написан он был не на бумаге, а на самом настоящем пергаменте, который должен был стоить кучу денег. Да и манера письма наводила мысли скорее о гусином пере, чем о шариковой ручке

Во-вторых, практически отсутствовали ссылки на документы из других архивов — например, решение судьи округа о признании умершими родителей Гарри — Джеймса Поттера и Лили Поттер, урожденной Эванс, казалось, было взято из воздуха. Решил и все. Ни ссылок на полицейские протоколы, ни отчета коронера — ни-че-го. Даже упоминание об автокатастрофе, в которой, со слов миссис Дурсль, погибли ее непутевая сестра и ее не менее непутевый муж, отсутствовало. Это тоже было бы нормальным лет сто пятьдесят назад, но в конце двадцатого века выглядело несколько необычным.

В-третьих, практически все отчеты инспектора (точнее, двух разных инспекторов, сначала миссис О`Лири, а с недавних пор миссис Причер) по результатам контрольных визитов к опекаемому были словно написаны под копирку, и Делла была готова съесть свою шикарную кожаную шляпу (игравшую главным образом роль положенного каждой Пожилой Леди эпатажного элемента, вроде выкрашенных в сиреневый цвет волос), если этим «отчетам» предшествовали реальные визиты в Литтл-Уингинг.

В-четвертых, за все десять лет к делу подшили одно-единственное медицинское заключение, сделанное сразу после излишне романтической истории с подбрасыванием ребенка под дверь: несмотря на проведенную на крыльце дома тети холодную ноябрьскую ночь мальчик здоров, за исключением кровоточащего шрама на лбу. Больше ни единой бумажки от медиков не было. Подумаешь, эка невидаль — шрам и шрам. Кровоточит и кровоточит. Видимо, кровоточить перестал — это же прекрасно, какой смысл тратить на такую мелочь время медицинского персонала и бумагу?

В общем, все эти странности вполне объяснялись ленью, халатностью и нелюбопытностью всех причастных, начиная от рядового инспектора и заканчивая судьей. Такое встречается, и, увы, чаще, чем хотелось бы. Вот только Делла была знакома и с делами других проблемных детей — и те же самые инспектора и полицейские не демонстрировали подобной лени в других случаях. С другой стороны, все ее — их — предыдущие расследования, как правило, заканчивались судом. А для суда подобных аргументов было бы явно недостаточно.

Так что, не будь у мисс Стрит за плечами полувека работы с бумагами, она убрала бы папку на стеллажи и отправилась бы домой, тем более, что ехать предстояло не менее часа. Однако, прислушавшись к себе, Делла внезапно осознала несообразность, засевшую где-то в дальнем уголке мозга: полученный объем информации решительно не соответствовал толщине папки, даже несмотря на липовые отчеты инспекторов. Процентов пятьдесят страниц не оставили ни малейшего следа в памяти. Мисс Стрит тяжело вздохнула: придется потратить несколько часов на изучение каждой страницы, если не каждой буквы, а значит, возвращаться в Литтл-Уингинг придется либо в пробках, либо по темноте, либо и то и другое одновременно.

Первая Большая Странность обнаружилась в том самом решении суда о признании Джеймса и Лили Поттер умершими. Место смерти родителей Гарри было указано, но совершенно не воспринималось мозгом. Да, глаза без запинок скользили по названию какого-то городка или деревеньки, но в мозгу информация не отображалась совсем. Попытка буква за буквой перенести название в блокнот не дала ничего: все время что-то отвлекало от задуманного, и лучшей из десятка попыток стали невнятные каракули в блокноте, да и такой результат потребовал полного напряжения воли в борьбе с ощущением неважности и ненужности задачи.

Где навоз, там и пони — в части инспекторских отчетов «неважными» оказались целые листы или, примерно там, где одна фамилия инспектора на фиктивных рапортах сменялась другой, целые десятки листов. Потерпев поражение с одним-единственным названием городка, было бы глупо штурмовать столь огромные объемы неважной, совершенно неважной, абсолютно неважной информации. Единственное, что удалось сделать без особого труда — записать в блокнот даты отчетов, обрамляющих странные листы хронологически. Самый большой «неважный» кусок начинался вскоре после сентября восемьдесят восьмого и заканчивался где-то в районе Рождества; по крайней мере, январский отчет восемьдесят девятого уже радовал привычной пустотой и шаблонностью.

За всю свою карьеру Делла Стрит неоднократно встречала бумаги, которые лгут. Но ни разу до сих пор ей не попадалось документов, издевающихся над тем, кто их читает. Хм. Все когда-нибудь случается в первый раз.

— Мисс Стрит, — голос второй из отметившихся в этом деле инспекторов, миссис Причер, Делла хорошо знала, — ради Господа нашего Иисуса Христа, не стоит трогать эту папку. Не надо. Она… Она проклята.

— Миссис Причер?

— Делла, Вы просто не понимаете. Вы не сталкивались с этим ужасом и дай Господи, не столкнетесь — если немедленно поставите эту папку на место. И пожалуйста, во имя Вашей бессмертной души — молитесь, молитесь. Чтобы взгляд Врага, наложившего покров тайны на свое отродье, не обратился на Вас, — на лице одной из трех инспектрисс отдела была совершенно жуткая смесь ужаса и сострадания. А еще — желание выговориться, такой шанс упустить было невозможно.

— Покров тайны? — Делла снова почувствовала себя молодой. Сколько раз она помогала потенциальным свидетелям (а иногда и потенциальным обвиняемым) выговориться, просто задавая вот такие короткие вопросы, строя их на основе последней фразы собеседника, это всегда помогало.

— Страшной тайны. Впервые с этим столкнулась Эрин О`Лири, Вы еще застали ее, когда стали работать здесь, — Делла кивнула. Память была уже не та, но мисс Стрит помнила эту невысокую рыжеватую молодую женщину, — она была веселой и жизнерадостной… До того проклятого ноября, — миссис Причер нервно мяла слегка сероватый, многократно стиранный платочек

— Ноября? Вы имеете в виду ноябрь восемьдесят восьмого?

— Нет. Восемьдесят первого. Того самого страшного года, когда сам Враг подбросил своего ублюдка этим несчастным Дурслям. Эрин тогда поручили это дело, она дневала и ночевала в Литтл-Уингинге, а потом… Потом она ничего не помнила. Не помнила, как ездила туда, как бегала по судам, не помнила свои командировки уже на следующий день. Только эти черные волосы, зеленые пронзительные глаза и страшный шрам.

Разумеется, мисс Стрит помнила шрам на лбу мальчика. Как-то встретившись с Петуньей Дурсль в бакалейном магазинчике, она даже спросила, не следует ли обратиться в Отдел Опеки, где она как раз начала работать, за субсидией на пластическую операцию для Гарри, но реакция миссис Дурсль на это предложения была столь… Боже милосердный, да миссис Дурсль была тогда в такой же панике, в таком же ужасе, который волнами распространяла сейчас миссис Причер! И теперь ужас начал захватывать уже саму Деллу.

— Шрам?

— Да. Шрам. В виде молнии. На лбу этого… этого… — миссис Причер достала из ридикюля металлическую фляжку и отхлебнула, запах дешевого бренди наполнил комнату, — Я думаю, это метка Сатаны. Бедная О`Лири помнила крики, она помнила, как сотрясался дом, а в остальном она забывала все больше и больше. Однажды она вернулась из этого проклятого места, забыв своих дочерей. Представляете? Мать, забывшая имена своих дочерей. О, она все же вспомнила их — ее девочки, слава Господу, не имели никакой связи ни с этим проклятым местом, ни с этим проклятым отродьем. Видимо, потому она смогла… Но целые недели, да что там — целые месяцы оказались вычеркнуты из ее памяти. И самое страшное — все эти жертвы были напрасны.

— Напрасны?

— Вы же сами видели это, Делла. Все те документы, все те свидетельства — они не нужны никому. Никто не хочет или не может прочитать их, Дьявол, — миссис Причер перекрестилась, — он прячет все свидетельства своих злодеяний под полой своего грязного плаща. Эрин привела священника — вы знаете, она ирландка, католичка...

— О, разумеется, это понятно по фамилии!

— О, да. Так вот, даже этот святой человек — да, он католик, но он действительно Верил — не смог проникнуть под нечестивую защиту. И он отпустил малышке Эрин грех.

— Грех?

Казалось, летучие мыши зароились под потолком заставленной делами комнаты, к запаху пыли добавился неуловимо-страшный аромат серы, а из-под металлических стеллажей заклубилась тьма. Еле слышный сигнал проезжающего по улице автомобиля превратился в ушах обеих в крик боли и отчаяния.

— Она больше никогда не ездила в этот проклятый город. Никогда. И все ее отчеты она составляла, не покидая офиса. Вы знаете, с работой тогда было тяжело, Эрин хотела уволиться, но не могла позволить себе потерять место. Мистер Тэйлор — тогда он был начальником департамента — покрывал ее. Он тоже ездил туда, в тот год. По слухам, они даже собирали Комиссию по Защите Детей, и даже внесли имя этого отродья в Реестр Защиты. Но Вы никогда не найдете ни протокола, ни записи в Реестре. И сам мистер Тейлор ничего об этом не помнит. На самом деле, он был очень удивлен, когда я спросила его о результатах заседания комиссии. Но Нечестивый скрыл все. Поэтому мистер Тейлор поддержал Эрин.

Миссис Причер без сил опустилась на стул, Делла налила ей стакан воды, та выпила залпом, но потом вновь потянулась к фляжке с бренди. Делле стало страшно уже не за себя, а за миссис Причер: тот дискомфорт, который она испытывала при попытке вспомнить что-то о мистере Поттере, был в сто, а может быть, и в тысячу раз слабее, чем тот ужас, что сейчас плескался в глазах этой доброй — Делла помнила ее участие к другим детям — женщине. На секунду Делле захотелось последовать совету миссис Причер и бросить это странное Дело, но слишком долго она была правой рукой своего Босса, и слишком много те дни, годы и десятилетия значили для нее. К тому же в силу возраста это Дело, скорее всего, станет для нее последним. Поэтому она участливо склонилась к рыдающей собеседнице и спросила:

— А потом?

— Потом мистер Тейлор ушел на пенсию. Вряд ли из-за этого случая — прошло уже шесть лет, и он был слишком стар. Новый начальник, мистер Карпентер, оставил все как есть, видимо, мистер Тейлор объяснил ему некоторые детали. Это было в восемьдесят седьмом, если я не ошибаюсь — под Рождество. А на следующий Хэллоуин…

— Хэллоуин?

— А что Вас удивляет, милочка? — еще один глоток из фляжки, — Именно в этот день Зло получает попустительством Господним чуть больше воли, чем в иные дни… Так вот, в самом конце октября того самого восемьдесят восьмого, о котором Вы говорили, что-то произошло. Мистер Карпентер приказал Эрин выехать в Литтл-Уингинг и разобраться на месте, но с О`Лири было уже довольно. Она уволилась в тот же день. Ей были нужны деньги — ее муж как раз потерял работу, но память оказалась важнее. Эрин ушла. И… они послали меня.

— Вас? И Вы поехали?! — Делле даже не пришлось изображать восхищение мужеством миссис Причер, она действительно восхищалась былой храбростью этой теперь уже сломленной женщины. Неужели и саму ее ждет… Стоп. Не думать. Она вопросительно поглядела на миссис Причер, та с готовностью протянула ей фляжку. Боже мой, да она просто устала носить все это в себе, ей было просто необходимо разделить это бремя хоть с кем-то, бренди был только символом. Делла решительно сделала глоток (пойло действительно было ужасным) и вернула фляжку. Миссис Причер улыбнулась чуть виновато, ей действительно стало легче, но улыбка почти мгновенно сошла с ее изможденного лица.

— Я… Я была глупа. Я относилась к этому несерьезно. Не верила… О, как я была глупа. Последнее, что я помню — я захожу в архив, беру эту папку… и это все. Знаете… Читая, точнее, пытаясь читать эти листы, я узнаю свой почерк. Но больше… Больше ничего. Я не могу ничего прочесть, я не могу ничего вспомнить, я не могу даже понять, что именно я забыла. Только глаза, черные волосы и шрам. И ужас в глазах бедной миссис Дурсль. Я снова вспомнила себя только перед самым Рождеством. Мистер Карпентер… Он сказал, что все закончено. Дело этого… Поттера остается в моем ведении, но мне надо беречь себя, он что-то знал и намекнул мне, чтобы я тоже не ездила в этот проклятый дом, довольно будет формальных отчетов, — миссис Причер заплакала, Делла подошла к ней и обняла сотрясающиеся от рыданий плечи, — Тогда-то я и уверовала. Может быть, это испытание было послано мне свыше, и я не знаю, выдержала ли я его. Я хотела сжечь эту проклятую папку, но усомнилась — вдруг Враг как раз этого и хочет? Если он прячет что-то, не будет ли победой над ним открыть это? Я пыталась снять Покров, рисуя кресты и имя Господа на полях, я писала на них псалмы… Да, я знаю, что это варварство, но эти документы все равно были бесполезны. Ничего не вышло. Наверное, я не очень крепка в Вере…

— Вы замечательная, Кэти, — да, ее звали Кэти, теперь Делла вспомнила это, — Вы столкнулись с тем, с чем никогда не сталкивается большинство людей. И Вы сделали то, что должно. Я преклоняюсь пред Вами.

— Я не могу больше. Делла, прошу Вас. Даже если Вы сможете прочитать эти листы — не давайте их мне. И не давайте им официального хода. Иначе Враг снова посмотрит на нас и… Что-то все равно произойдет. Что-то ужасное. Я не хочу больше терять память. Я этого не вынесу. А Вам такой опыт… Вам он не понравится.

— Обещаю. Я никогда не побеспокою Вас…этим. Пусть это будет мой крест. Я… Я приму его из Ваших рук. И спасибо, Кэти, — заплаканная женщина кивнула, еще раз приложилась к фляжке и покинула комнату.

Делла села за стол со все еще лежащим на нем делом. Ужас постепенно уходил, освобождая место привычной решимости. Она не была особенно религиозной — в конце концов, полвека назад, наплевав на условности, она родила сына от любимого мужчины, как говорят, «во грехе», а полвека назад даже в достаточно либеральной Калифорнии это было Вызовом. И она с легкостью этот Вызов приняла, причем вполне светские неудобства от этого шага беспокоили ее — и тогда, и потом — значительно больше, чем небесные кары или сулимые ей адские мучения. Впрочем, и те, и другие были мелочью на фоне того счастья, которое она получила тогда и продолжает время от времени получать теперь. Она не прогадала.

Однако сейчас она не могла не признать, что столкнулась с чем-то, с одной стороны, выходящим за грани обыденного опыта, а с другой — довольно близко подходящим к тому, что было описано в Библии. Соответственно, следовало подумать о спасении души более предметно. О, она не первый раз сталкивалась со злом, временами даже со Злом с большой буквы. Однако в той, прошлой жизни грамотно проведенное расследование обычно выводило на вполне уязвимых носителей этого зла, и Делла Стрит не видела причин, почему даже в этом странном случае все должно быть иначе. И такой способ спасения души, как разоблачение носителей Зла (с последующим их уязвлением, разумеется), нравился ей намного больше, чем молитвы. Первым делом надо было изучить Реестр Защиты за восемьдесят первый и восемьдесят восьмой.

Старые ищейки

Таппенс Бересфорд сидела в своем закутке в полицейском участке Литтл-Уингинга и просматривала журналы регистрации вызовов и заявлений. Если Литтл-Уингинг был сонным городком, то полицейский участок был в нем одним из самых сонных мест. Сказать по чести, любое обращение в полицию, хоть сколько-нибудь отличавшееся от поиска потерявшейся кошки, становилось событием, о котором уже через пару часов слагались легенды, изрядно скрашивающие несколько однообразную жизнь местных сплетниц. Память о достойных таких обращений происшествиях хранилась годами, передаваясь из уст в уста и обрастая все новыми и новыми подробностями. Но Таппенс не смогла припомнить ни одного вызова, связанного с мистером Гарри Поттером, ни одного связанного с мистером и миссис Дурсль и ни одного по адресу Тисовая улица, дом четыре. Но, во-первых, дежурила миссис Бересфорд не каждый день и могла пропустить что-то интересное просто по причине отсутствия, а, во-вторых, полагаться на память в силу недавнего разговора не стоило.

А если подводит память — следовало обратиться к записям, ведение которых составляло девять десятых работы местных бобби. Миссис Бересфорд просматривала журналы вызовов в обратном хронологическом порядке, так было проще.

— Ты еще не дошла до ноября 81-го, Таппенс? — громоздкая фигура суперинтенданта МакФергюссона заслонила свет. В принципе, чин суперинтенданта для главного полицейского в таком маленьком и спокойном городке, как Литтл-Уингинг, был высоковат, но опыт и стаж шотландца вполне соответствовали его званию, и даже донельзя экономные местные власти не возражали против повышенного жалования и всех положенных ему льгот.

— Почему ты думаешь, что мне нужен именно этот период, Дерек? — Таппенс с трудом подняла голову и испытующе взглянула на старого знакомого.

— Потому что журнал за восемьдесят восьмой открыт у тебя как раз на странице вызовов за октябрь и ноябрь.

— И?

— И ты даже отметила аномалию точками. Вызов номер сто тридцать два и вызов номер сто тридцать пять, идущий сразу за ним, так?

— Так. Ты хочешь спросить, где еще два вызова между ними?

— Не хочу. Незачем. Посчитай строчки, Таппенс. Просто посчитай все строчки, которые можешь прочитать, — миссис Бересфорд знала Дерека МакФергюссона давно, очень давно. Пожалуй, только дети — двое родных и один приемный — оставались для нее ближе этого высоченного старого шотландца. Но у детей уже давно была своя жизнь, так что встречались они разве что на Рождество. А с Дереком они общались несколько раз в неделю, и не только по работе. И тот факт, что у суперинтенданта все эти годы был от нее секрет, да еще и такой… Она подумала, а не разозлиться ли ей, но решила, что это не принесет пользы. Лучше действительно пересчитать строчки, какой бы глупой не казалась ей эта идея.

— Раз… Два… Двадцать две строчки.

— А сколько их на обычной странице журнала? — Дерек смотрел на нее, прищурившись. Таппенс фыркнула. За более чем полвека в полиции она могла бы нарисовать фоторобот любого стандартного бланка или журнала с закрытыми глазами, но на всякий случай проверила:

— Двадцать шесть. Боже милосердный! — миссис Бересфорд замерла на секунду, затем закрыла отмеченную ей страницу пустым листом бумаги и посчитала пустые хвостики строчек на полях, — забавно, а вот так ровно двадцать шесть, как и должно быть. Хоть здесь память меня не обманывает. Но что за…

— Вот и я уже девять лет думаю, что за.

— Девять лет? Ты хочешь сказать, что в восемьдесят первом точно та же картина? — не то чтобы она сильно удивилась: насколько Таппенс могла припомнить, мистера Поттера подбросили в дом Дурслей как раз тогда. Причем подбросили довольно странным образом, и если искать в журналах что-то необычное, то восемьдесят первый был логичным вариантом.

— Да, — подтвердил ее догадку Дерек, — и тоже осенью, начало ноября. Только там скрыты всего две строки. Можешь проверить.

— Потом. Чувствую, что тебе есть что рассказать.

Таппенс развлекалась, считая строчки, с закрывающим записи листом бумаги и без него, с ним и без него, снова и снова. Макфергюссон смотрел в окно, что-то обдумывая, затем решился.

— Я даже не буду спрашивать тебя, не боишься ли ты. Хотя я бы на твоем месте боялся. Там была… неприятная история. Но я знал тебя и Томми почти сорок лет, с того самого совещания в Лондоне. И… того, что за ним последовало. У тебя душа полицейского, как и у него. И твое любопытство сильнее твоего страха. Скажи, давно мистер Поттер прячется в саду Сэмми Кейн от своего кузена?

— Саманта говорит, что уже три недели, и что мальчик был так мил, что даже подравнял секатором края дыры в живой изгороди. Очень аккуратно, снаружи не разглядеть. И обещал не ломать гиацинты. Не словами, но вполне определенно.

— Хороший мальчик, далеко пойдет. Если никто не остановит. Меня вот остановили, — Таппенс ужаснулась. Остановить Дерека… Единственный раз, который она могла припомнить, Дерека останавливали всем Министерством Внутренних Дел, включая министра собственной персоной. И то — сыночек высокопоставленных родителей, пусть и не сел, но был вынужден оставить карьеру. Как, к слову, и министр спустя несколько лет, уже по другому поводу. И, кстати, в этом деле тоже фигурировал оставшийся без родителей маленький мальчик. И если МакФергюссона опять пришлось останавливать, да еще и с такими странностями — дело, начавшееся с обычного старушечьего обсуждения нравов молодежи начинало уже не просто пованивать, а полноценно вонять.

— Рассказывай. Твои проглоты оставили нам немного пончиков, а чай я сейчас сделаю, — Таппенс встала и шаркающей походкой поковыляла к стоящему на угловом столике электрочайнику.

— Мне тогда повезло. В тот самый год, второго ноября, когда все началось, меня вызвали на трехдневную конференцию в Лондон. Поэтому я все пропустил и остался в здравом уме. Хотя знаешь, я тоже рисковал. Пока добирался от Чаринг-Кросс до Хоум Офиса, нагляделся такого странного народа, что всерьез усомнился в своем здравомыслии. В жизни не видел так по-идиотски одетых людей.

— Поясни, пожалуйста.

— Представь себе несколько десятков пациентов Бедлама, ограбивших костюмерную Ковент-Гарден и отправившихся гулять по улице. Это будет самая верная аналогия.

— Какой-то карнавал? Ты случайно не через Сохо шел, красавчик?

— Вряд ли. Хэллоуин уже прошел, а эти «парады гордости», — суперинтендант сплюнул, — были тогда еще не в моде. Старые добрые деньки. Плюс совы. Представляешь, Таппенс — не голуби, не вороны — сраные совы. Летали среди бела дня. Одна нагадила мне прямо на шляпу, на лету, не хуже «Юнкерса». А эти психи в идиотских плащах почти поголовно были пьяны и лезли целоваться. Одна девочка в платье века так семнадцатого была очень ничего. Клянусь, на ней было не меньше трех юбок и не меньше трижды трех причин их все задрать! Твердые девять из десяти, у меня аж дыхание перехватило.

— И о каком риске ты говоришь? Неужели перспектива поцеловать симпатичную девчонку так тебя испугала? Или годы, наконец, тебя догнали? Вроде не похоже…

— Я испугался, не сошел ли я с ума. Это было необычно и странно. Но по крайней мере весело, — Дерек зажевал пончик, воспоминание о странно одетой девице явно было не из неприятных, — я уж предвкушал, как мы с парнями будем обсуждать эти истории за пивом в пятницу. Но в среду я вернулся. И обнаружил Джима Бейкера сидящим в кабинете и тупо смотрящим в стену.

— Я не помню его.

— Правильно, ты переехала к нам из Саутгемптона только через год. Джим был отличным парнем, я планировал повысить его. Хрентам. Он не помнил ничего за три прошедших дня. Ни одной чертовой секунды. Просто сидел и смотрел в стену. Весь городок шептался о чем-то странном, а мой констебль не мог сказать ни слова о том, что произошло.

— Ты разозлился?

— Не то слово. Поначалу. Пойми — весь городок переполнен слухами. Вот-вот разразится паника. А мой констебль сидит и смотрит в стену. И нет ни одной бумажки, ни одной записи о том, чем он занимался эти три дня. Потом я понял, что дело нечисто. Попытался откатить все назад и отмазать Джима. Но было уже поздно — рапорт ушел наверх. Приехали психологи.

— Боже мой…

— Вот-вот. Ты же знаешь эскулапов. Приказ, медкомиссия — и нате вам, Джима признали негодным для работы. И эти их бумажки уже не пропадали, в отличие от записей в этом журнале. Я рвал волосы во всех местах, до которых мог дотянуться, но они снова отрастали, — МакФергюссон с кривой ухмылкой снова взъерошил шевелюру, — а Джима отстранили навсегда.

— Где он сейчас? Ты с ним виделся? — интересно, можно ли допросить потерявшего память свидетеля? Вернее, допросить-то можно, но будет ли толк? Она подумает об этом чуть позже.

— Переехал в Уокинг. На выходное пособие, которое я ему пробил, арендовал гараж, потом выкупил, расширился… Он всегда любил машины. Ребята у него чинятся. А я вот ни разу не был там — стыдно смотреть Джиму в глаза.

— Но ты все же начал копать?

— Да. Но практически впустую. Ни одной записки. Ни одного документа. Ни одной зацепки кроме этой вот долбанутой страницы в журнале. Такое впечатление, что кто-то аккуратно перерыл все бумаги и вынес все, что имело отношение к работе Джима. А, да. Еще было два звонка с нашего коммутатора куда-то в Девон. Я не уверен, что их сделал именно Джим, но больше некому. Спрашивал всех, никто не признался. И номера, по которому звонили, нет в справочнике.

— А журнал?

— Я так и не смог прочесть эти строки. По-всякому пытался — с лупой, в зеркале, скашивал глаза… Их просто нет. Будто мозг отказывается их видеть. Я послал журнал в центральную лабораторию, приложив рапорт. Через неделю приехала какая-то шишка, вернула журнал, приказала не заниматься ерундой. Дескать это не твоего ума дело. Бляха, мои люди, а тем более мои ошибки — это всегда дело моего гребанного ума! Я делал запросы, в том числе по тому девонскому номеру — как в ватную стену. Эти гребаные игры гребаного правительства не стоят ни мизинца моих людей, Таппенс!

— Думаешь, это правительство? — вот это расстроило Таппенс по-настоящему, как только речь заходит о больших кабинетах, в лучшем случае жди неприятностей, а в худшем — беды.

— А кто еще? Откуда еще могла взяться эта гребанная лощеная шишка с золотым значком, одетая как лорд и глядящая на меня как на дерьмо?! Кто еще может зажать честного полицейского в угол, Таппенс? И какое гребаное отношение ко всем этим бляхиным играм может иметь этот мелкий звиздюк Поттер?!

— Не то чтобы я уже выжила из ума, Дерек, но не мог бы ты объяснить, почему ты приплел мальчишку к этому делу во втором случае? — разумеется, Поттер просто не мог не всплыть. Таппенс не удивилась — они с Дереком всегда мыслили одинаково.

— Ага, то есть, по первому вопросов нет? — Дерек тоже знал о синхронности их мыслей, еще бы, через столько-то лет.

— Разумеется. Литтл-Уингинг слишком мал, чтобы две произошедшие почти одновременно странности не были бы связаны между собой. Я про подбрасывание Поттера Дурслям и потерю памяти у твоего констебля. И кстати. Давай для простоты считать, что странностей три. Я про этот твой карнавал с совами и девушку-девять-из-десяти.

— Заметано, Таппенс. Добавляю, — суперинтендант взъерошил совершенно седую, но все еще пышную шевелюру, — Так вот, во втором случае эта жирная скотина Вернон в первую же неделю ноября — сразу после того, как появились пропавшие строчки — спустил на ремонт своего дома не меньше трех тысяч фунтов. Один только Джек Голуэй из Гилфорда поднял на замене всех стекол в халупе Дурслей пять с хвостиком сотен. Снова две странности подряд. Ну, хотя бы без сов.

— А ты говоришь, тебя остановили, — еще бы, по описанию шишка с золотым значком на министра никак не тянула.

— Ххе. Если даже мне запретили предпринимать какие-то официальные действия, никто не помешает мне иногда опрокинуть стаканчик-другой с хорошими парнями. Или поболтать с прекрасной леди, которая не связана субординацией, но обожает совать свой прелестный носик во все щелки.

— Не во все, Дерек, только в самые интересные. И в те, что касаются меня лично. Глянь сюда. В ноябре Присцилла уехала к племяннице в Лондон, и я дежурила на коммутаторе всю первую неделю ноября. То есть эти два пропавших звонка — мои. А я их не помню. И знаешь, я что-то не верю во внезапный старческий склероз.

— Я тоже. Умники в медицинском управлении говорят, что если ты грузишь свой мозг делами до самой старости, склероз практически исключен. Н-да. Если это стало твоим личным делом, я не хочу оказаться на месте этих ублюдков, кем бы они ни были.

— Моя память мне слишком дорога, Дерек. На самом деле, она — это и есть я. И если кто-то покушается на меня… В первую очередь, я хотела бы понять, как не подставиться под такие вот приступы склероза. А уже потом отомстить за те, что не удалось предотвратить.

— Ну что ж. Если желаешь знать мое мнение…

— Разумеется, желаю. Совет от разбирающегося в своем деле джентльмена не будет лишним ни для одной леди.

— Так вот, первый фактор риска — любые официальные активности вокруг дома Дурслей или мелкого Поттера. Поэтому — никаких рапортов, исков и петиций. Все на мягких лапах, — тут Дерек задумался и снова взъерошил шевелюру, — Не уверен, кстати, что это имеет значение, но у моих бобби есть странное суеверие: увидеть у дома Дурслей эту старую кошелку мисс Фигг — не к добру. Никаких фактов, но…

— Эта безумная кошатница? Отсюда твои ассоциации с мягкими лапами? — мисс Фигг была одной из самых выдающихся сплетниц городка. Причем, если можно так выразиться — пассивных сплетниц, ее уши трудились намного больше ее языка.

— Да. Парни не могут сказать ничего определенного, но если видят мисс Фигг у дома Дурслей, сразу вспоминают о делах в другом конце городка.

— Хм. Если память мне снова не изменяет, дом мисс Фигг — единственный во всем городке, помимо дома Дурслей, где Гарри хоть иногда бывает. Ты знаешь, когда эти твари вывозят своего жирдяя на море в Плимут, они сбрасывают приемыша именно ей. И кстати… Она появилась в городке, дай бог памяти, не позже Рождества того же года. Восемьдесят первого.

— Вот как. И знаешь, Таппенс… У нас все знают про всех, но… я не помню, откуда она взялась, и не знаю, на какие деньги живет. Черт, да я ни разу не видел ее в банке, — Дерек опять взлохматил шевелюру и заходил из угла в угол. Похоже, скоро старого мистера Симмса из местного Ллойдса ждет небольшая дружеская попойка, сохрани Господи его печень. МакФергюссон остановился и хитро спросил:

— Кстати, Таппенс. О Дурслях. Как я понял, Делла Стрит утром уехала в Отдел Опеки? Может, стоит поговорить с ней? Знаешь ли, если бы не эти странности и не эта шишка, я мог бы писать рапорты о ненадлежащем обращении с пацаном каждый день. И уж поверь, доказуха бы была стопроцентной и вполне достаточной для полноценного отдыха Вернона с Петуньей в гостинице Ее Величества года так на два — на три. Даже если слухи о побоях окажутся всего лишь слухами. Может…

— От тебя ничего не скроешь, Дерек. Она именно там и мы ждем результатов. И тогда решим, что делать. Но готова поставить сто фунтов против пенни, что странности со строчками есть и там. Иначе в твоих обращениях просто не было бы нужды. Я работала с Отделом по проблемным подросткам в Саутгемптоне, я знаю. Но сейчас я хотела бы услышать чуть больше предупреждений.

— Не светитесь там всей компанией, Таппенс. Неофициальный, но хоть сколько-нибудь массовый интерес к вопросу также представляется мне опасным.

— Учтем. На мягких лапах, Дерек, на мягких лапах.

— И лучше бы не проявлять публично симпатию к этому мелкому источнику проблем. Впрочем, думаю, что на очередном заседании вашего девчачьего клуба миссис Кейн расскажет что-нибудь о миссис Аддерли. Она бывшая коллега Саманты, учительница в классе Дурсля и Поттера. Одно время она пыталась помочь мальчику хотя бы нормально учиться. Потом перестала.

— Да, подождем еще и доклада Сэмми. Это все?

— Пока да.

— Спасибо, Дерек, мы будем осторожны. Теперь мне нужны твои советы, что делать, если этой осторожности будет недостаточно.

— Ведите дневники. Точнее, ведите записи — и не храните их дома. Отсылайте их кому-то, кому вы доверяете. И временами изучайте их. Не думаю, что эти гипнотизеры способны что-то сделать с бумажкой, лежащей где-то в сотне-другой миль.

— Отличный совет, Дерек. Обязательно ему последую. Уж извини, имени контакта я тебе не скажу, ты узнаешь о деталях, только если что-то случится. И кстати, чтобы увеличить шансы на то, что этого «чего-то» не случится… ты помнишь, в каком году мы с Томми пошли в полицию?

— В сороковом. Я тогда валялся в госпитале, поскольку не смог унести свою задницу из Дюнкерка одним кусочком, врачам пришлось сшивать ее. Поперек.

— О. Так вот, ты же помнишь это время. Бомбежки, налеты, немецкие парашютисты…

— Да уж… Время было то еще.

— Я была тогда совсем соплюшкой, и кое-что, знаешь ли, впечаталось в мозги на всю жизнь. Черт, да я своими руками пристрелила одного сигнальщика джерри около локатора в Дувре, лично. И потом блевала полдня. А вот сейчас мне не дает покоя один вопрос: что быстрее — мой указательный палец или гипноз (или что там есть у этих ублюдков) — если, разумеется, до этого дойдет.

— Ммммм… Ну, знаешь… Если послезавтра ночью в твой дом залезет грабитель и украдет двести фунтов с прикроватной тумбочки, то он вполне может уронить на ковер старый Веблей с коробкой патронов.

— Грабитель, суперинтендант МакФергюссон? Я уже боюсь. Вдруг он начнет ко мне приставать?

— Разве что ты будешь достаточно быстра, чтобы успеть схватить револьвер и не дать ему смыться. И если чертов неудачник не забудет купить упаковку этой новомодной виагры. Грабитель нынче старый пошел, на пару лет старше тебя.

— На полтора, Дерек. Всего на полтора.

Леди в деле

Три пожилых леди, как и неделю назад, сидели за столиком на веранде. На этот раз этап разговоров о погоде пропустили совсем, уделив немного внимания лишь новому кофейнику миссис Кейн, поставленному прямо напротив чашки мисс Стрит. Сама миссис Кейн на правах хозяйки выступала первой.

— Не могу сказать, что мой визит в школу был столь уж продуктивен. Увы, леди, наша дорогая миссис Аддерли замкнулась в своей броне, как улитка в раковине. На протяжении всего разговора она не забывала повторять, что относится ко всем ученикам одинаково и все проблемы отдельных школьников — результат лишь их собственного неприлежания.

— Вы спрашивали ее о том, почему юный мистер Поттер потерял интерес к занятиям?

— Да. И это явно одна из нежелательных для нее тем. Она лишь пробормотала, что Гарри мог бы побольше помогать своему кузену в учебе.

— Вы ее поймали, Саманта. Она фактически признала, что именно Дадли мешает мистеру Поттеру нормально учиться. А не будь этого, Гарри мог бы не только хорошо успевать сам, но и помогать кузену.

— Совершенно верно, Таппенс. И знаете — я впервые видела этот эффект, который мы упоминали неделю назад, столь ярко — вину за происходящее она уверенно возлагает на Гарри. Она действительно так думает, девочки. И меня это несколько пугает.

— Ничего удивительного. Дерек МакФергюссон наблюдателен, как и положено старой полицейской ищейке. Он говорил, что года четыре назад миссис Аддерли пыталась помочь Гарри с занятиями. Но, насколько я поняла, она ни разу не коснулась этой темы в разговоре с Вами?

— Ни разу, Таппенс. Хотя ситуация была вполне подходящей, знаете ли. Причем, упомянув об этом, она легко могла создать о себе хорошее впечатление, а это для учителя в разговоре с человеком из отдела образования графства, пусть даже и волонтером, лишним никогда не будет. Так что я склонна согласиться с Вами — она действительно об этом не помнит.

— Хм. Мне это совсем не нравится. За семьдесят с лишним лет я как-то привыкла полагаться на свою память. Раньше я боялась, что меня отучат от этой приятной привычки возраст и болезни, но, похоже, это не главная опасность для моих воспоминаний.

— Для наших воспоминаний, милочка. Кстати, девочки. Никто не хочет спрыгнуть с этого поезда? Дальнейшая поездка может стать несколько опасной. Я, если что, в игре. Если в воздухе запахло серой, следует озаботиться не только производством святой воды, но и добрыми делами. А то Святой Петр может ненароком и потерять ключик от своих ворот, а я ненавижу жару еще с Калифорнии.

— Я тоже в деле, мисс Стрит. Это, знаете ли, такой сплав личного с профессиональным. Сорок два года в полиции забыть не так-то просто.

— Я тоже. Причин называть, уж извините, не буду, просто соглашусь с вашими аргументами. Итак, слова врут. Воспоминания тоже. Что у нас с документами, Делла?

— Документы тоже пытались врать и морочить мне голову. Но вы же знаете — я американка. Мы привыкли решать проблемы наиболее прямым путем, с опорой на передовую технику.

— О?

— Ксерокс. Ксерокс в архиве. У него нет головы, и заморочить ее тупой железяке эти странные бумаги не смогли. По большей части, — мисс Стрит хлопнула по скатерти увесистой папкой, фунта два весом.

— Ага! — азарт в глазах леди чуть не заставил папку задымиться. Так. То, что отмечено маркером — это…

— Это как раз те листы, которые я не смогла прочитать в оригинале. Чертовы бумажки пытались внушить бедной доверчивой мисс Стрит, что они не имеют никакого значения и не стоит напрягать бедный мозг в попытке хоть что-то запомнить. А тут, на копиях, все читается. Видите? Восемьдесят первый — медицинские заключения, мальчонке пытались вылечить шрам. Безрезультатно. Потом — сигнал о ненадлежащем обращении с детьми: инспектор О`Лири обнаружила, что мальчика держат на тонком матрасике в чулане под лестницей. Без окон, без вентиляции и даже без света. Протокол Комиссии по Защите опекаемых. Выписка из Реестра защиты. Решение об изъятии ребенка из семьи. Отметка об исполнении отсутствует.

— Боже правый.

— Он или его оппонент — не знаю. Но все эти листы активно сопротивлялись их чтению и, видимо, не только в моем случае. Так что про решение и прочее все просто забыли. Ведь этих бумаг все равно что не было. Дальше — фальшивые рапорты о том, что все в порядке, но это неинтересно, за исключением отдельных тревожных сообщений, в том числе от миссис Аддерли. Каковые, понятно, тоже не читались, в отличие от фальшивок. Теперь — восемьдесят восьмой, начало ноября. Сигнал о жестоком обращении с ребенком. Объяснительная — громко кричал ночью, мешал спать, испугал дорогого Дадликинса. Осмотр местными властями, чулан под лестницей, кровоточащий шрам, синяки на предплечьях — мальчик закрывался руками.

— Если бы не эти чертовы странности, Дерек посадил бы ублюдков не на два года, а на все пять.

— Если бы. Снова Комиссия, снова Реестр. Решение суда. Изъятие. Отметка об исполнении. Выписка о прибытии мальчика в приют и на следующий же день — выписка о возврате в семью без какой-либо мотивировки. Заявление о побеге из дома. Полицейский рапорт о найденном мальчике, указание вернуть ребенка в семью. Снова сигнал о плохом обращении с ребенком — но уже без последствий. И затем — снова фальшивые рапорты, один за одним. На этот раз никаких сигналов, ни из школы, ни от врачей, ни от озабоченных соседей. Видимо, все уже устали. Или испугались.

Пожилые леди на время замолкли, пригубив каждая из свой чашки. Взгляды, которыми они обменивались, были, вежливо говоря, несколько удивленными. Делла Стрит поставила свою чашку первой и вновь потянулась к папке.

— Продолжаем: вот тут результаты осмотра дома службой по эксплуатации зданий и оценщиками банка — выбиты все окна и двери, трещины в штукатурке, сломана бытовая и кухонная техника, повреждена проводка, множественные прорывы труб. Мистер Вернон Дурсль объясняет состояние дома тем, что «ненормальный племянник кричал ночью и разгромил тут все». Восьмилетний мальчик, леди. Восьмилетний. Разгромил не самый плохо выстроенный дом. Криком.

— Возможно, ему стоило завершить дело.

— Не слушайте ее, мистер Поттер, — Саманта повернулась в сторону зарослей, — понимаю, Вы сейчас несколько шокированы. Но мы поговорим с Вами чуть позже. А сейчас нам всем надо выпить. Я схожу за бренди, а Вы, Делла, передайте, пожалуйста, вот в эти кусты вот этот термос и пару сэндвичей.

— Я с тобой, Сэмми, — поднялась Таппенс, — ты не возражаешь, если я сделаю с твоего телефона один звонок?

Пока Саманта Кейн звенела стеклом в шкафчике, миссис Бересфорд сняла трубку и набрала недлинный номер.

— Лесли? Дерек у себя? Позови его, пожалуйста. Здравствуйте, мистер МакФергюссон. Я просто хотела узнать, нельзя ли воспользоваться вашим ксероксом? Мне надо скопировать пару страниц. Да, ксерокс. Просто ксерокс, ничего больше. Да, конечно, Дерек, я подожду, — и через пару минут, когда миссис Кейн уже расставила низкие стаканы и водрузила в центр стола бутылку скотча, — Всего лишь вызовы по семейному насилию в восемьдесят восьмом? По тому самому, который тянет на два-три года гостиницы? И в то самое время? Спасибо, Дерек. Значит, заберу в следующее дежурство, всегда рада снять еще один камень с твоей души.

Вернувшись, миссис Бересфорд присела и посмотрела на мир через янтарную жидкость.

— Ничего неожиданного, дамы. Пропавшие записи о звонках в полицейский участок ровно по тем вопросам, которые мы с вами тут обсуждали и ровно в то время, в которое дурили бумаги Деллы. Три штуки. Один звонок в восемьдесят первом, два в восемьдесят восьмом. На ксерокопиях пропавшие записи благополучно проявились. В следующее дежурство заберу копии — Дерек ничего не хочет оставлять у себя, — она вздохнула, — Кто бы мог подумать, что все окажется так просто: всего лишь ксерокс.

— Не совсем, — Делла Стрит лихо намахнула из бокала и потянулась за четвертинкой яблока, подруги ее поддержали, — посмотрите на четвертый лист в деле. Там отчеркнуто красным. Вот здесь.

Хваленая японская техника в этом случае явно подкачала: на одной из строчек вместо ожидаемого по контексту названия городка, где произошла автокатастрофа с Джеймсом и Лили Поттерами, чернела длинная ровная полоса, как будто лампа подсветки на время вышла из строя.

— Хм. Никогда не могла даже представить себе гипноз, который подействует на тупую железяку.

— Привыкайте, Саманта. Чувствую, нам с вами ко многому предстоит привыкнуть. Возможно, гипнотизировать одну строчку намного проще, чем целый лист, отсюда и более сильный эффект. Возможно, разные листы гипнотизировали люди с разной силой или умением. А может быть, это разные виды… воздействия.

— Хм. Информации недостаточно, давайте пока оставим это.

Миссис Бересфорд разлила по бокалам еще по пол-шота и, дождавшись двух утвердительных кивков на невысказанный вопрос, заткнула бутылку пробкой с венчающим ее мельхиоровым Биг Беном. Несмотря на постигший членов Клуба шок, заседание продолжалось и ясная голова была нелишней. Минут десять дамы смаковали напиток, затем хозяйка решительно поставила стакан на стол.

— Леди, наш бравый суперинтендант считает, что мы имеем дело с каким-то секретным проектом Правительства. Мне кажется, что здесь что-то не бьется. Не тот стиль.

— Вы абсолютно правы, Таппенс. Поверьте секретарше, пожертвовавшей архивам и делам свои лучшие годы. Если бы это было правительство, мы нашли бы идеально составленные подборки документов, оформленные надлежащим образом, со всеми положенными ссылками, ставящие реальное положение дел в ту позу, в какую это было бы нужно Большим Шишкам, причем абсолютно скучным и непримечательным способом. Долго ли вот здесь, например, указать какой-то вымерший шахтерский поселок? — Миссис Бересфорд и миссис Кейн согласно кивнули.

— Или вот это стирание памяти — зачем? Если память противоречит документам — она никого не интересует, можно искать правду до скончания века. Куча народу кричит, что американцы не были на Луне — кого это интересует? Нет, это какая-то маленькая группка дилетантов, обладающая необычными способностями, но не имеющая никакого представления ни о правилах делопроизводства, ни о документообороте, ни о том как тут у нас — или у вас — вообще все работает, от больниц и полиции до архивов.

— Логично. И, в принципе, как мы видим, это неплохо действует, пока за дело не берутся не те, кому положено, а те, кто хочет разобраться в вопросе и обладает к тому же необходимым опытом, — миссис Бересфорд говорила с видом человека, знающего себе цену, — а это, без ложной скромности, довольно-таки редкое сочетание. Люди, особенно служащие и перегруженные работой, чаще всего на редкость нелюбопытны. Заметьте, методов этой странной группы хватило на без малого девять лет, а это достаточно большой срок.

Мисс Стрит налила себе остывшего кофе и тряхнула головой

— Ставлю весь свой опыт, Таппенс, это точно дилетанты.

— Принято. Я согласна с Вами, Делла.

— Принято. И, похоже, принято единогласно, дамы. Тогда, может быть, имеет смысл обратиться к властям? Я могла бы поднять старые связи…

— Не стоит, Сэмми. Во-первых, Дерек прямо заявил, что где-то в нашей системе течет. И мы запросто можем насторожить этих гипнотизеров. А возможно, у них есть крыша где-то наверху. Даже скорее всего, есть: Дерек — воробей старый, а в одном из тех, кто заметал следы, он уверенно опознал полицейского в немалом чине. В любом случае, мы сделали только первые шаги, и кое-что зная о методах работы этой шайки, найдем, я полагаю, массу интересного.

— Да, пожалуй, пора планировать следующие шаги в нашем маленьком расследовании. Но тут нам понадобится помощь мужчины.

— Дерек?

— Нет, Дерек в силу служебного положения слишком на виду. Я говорю о другом достойном джентльмене. Вам не кажется, дамы, что уже слишком похолодало?

Хотя на улицы уже опускались поздние летние сумерки, вечер был не по-английски теплым, но мисс Стрит и миссис Бересфорд синхронно, хотя и несколько демонстративно, поежились.

— Не пригласите ли нас в дом, миссис Кейн?

— Разумеется, дамы. Только помогите унести внутрь посуду. Мистер Поттер! Не могли бы Вы незаметно переместиться к задней двери, и, как только я ее открою, так же незаметно пройти в гостиную? И не забудьте захватить обертки от сэндвичей и термос. Не стоит засорять сад.

* * *

В комнате миссис Кейн рассадила гостей так, чтобы просочившийся через заднюю дверь Гарри оставался в тени. Мальчик вцепился в края стула и чувствовал себя явно не лучшим образом. Видно было, что общение со взрослыми редко доставляло ему хоть сколько-нибудь приятные ощущения, поэтому мисс Стрит решила начать разговор с козырей:

— Ну, и как Вам это приключение, мистер Поттер?

— Приключение?! — зеленые глаза за стеклами перемотанных скотчем очков расширились от удивления. — Вы говорите, приключение?!

— Разумеется. Уж поверьте моему опыту, мистер Поттер, это именно оно. Приключения обычно так и начинаются — с чего-то необычного или какой-то тайны. Вы ведь слушали наши разговоры и поняли, что вокруг нас происходит что-то таинственное и необычное.

— Это все из-за меня, — Гарри опустил глаза, руки крепче вцепились в сиденье, голос стал совсем тихим, — Тетя говорит, это потому, что я урод.

Леди переглянулись, дальнейшая канва разговора только что определилась.

— Девочки, кто-нибудь видит в этой комнате урода? — Делла продолжала вести первую скрипку.

— Нет, мисс Стрит. Я, например, вижу здесь трех пожилых женщин и довольно симпатичного молодого человека.

— О, да. Весьма приятный юный джентльмен. Довольно милый и очень, очень хорошо воспитанный. Только, пожалуй, немного недокормленный. Кстати, мистер Поттер, та тарелка с яблочным пирогом, что стоит напротив Вас, полностью к Вашим услугам.

Хорошее воспитание не равно стеснительности, особенно ослабленной чувством голода. Гарри поблагодарил миссис Кейн и принялся энергично работать десертной вилкой. Дамы не торопили мальчика, переведя разговор на одну из нейтральных тем: универсальный рецепт для избежания неловкости. Наконец, когда от немалого куска пирога осталось совсем немного, в разговор начали вплетаться более значащие фразы:

— И заметьте, Таппенс, как аккуратно были подстрижены края отверстия в изгороди. Я не расстаюсь с секатором уже десять лет, с момента выхода на пенсию, но вряд ли смогла бы подравнять края аккуратнее.

— Это все тетя, — Гарри прикончил последний кусок и вступил в разговор, — она ругает меня, если я что-то не так делаю в саду, и вот я научился.

— О, мистер Поттер, давать советы Вашей тете было бы опрометчиво с моей стороны, но, на мой взгляд, у нее гораздо больше поводов хвалить Вас, нежели ругать. Ее садик выглядит довольно ухоженным, а проходя мимо, я довольно часто вижу Вас работающим в нем. Так что в изрядной части такой аккуратный сад это Ваша заслуга.

— Тетя никогда не хвалит меня. Наверное потому что я ненормальный.

— Ненормальный? — мисс Стрит нахмурилась, — ни в коем случае. Необычный — с этим словом я могла бы согласиться, — и, увидев новый всплеск тревоги в глазах Гарри, продолжила, — вряд ли такие навыки работы в саду, какие демонстрируете Вы, обычны для десятилетних мальчиков.

— Она не из-за сада. Понимаете… Со мной иногда происходят странные вещи, — всего пять минут доброжелательности со стороны взрослых — и мальчика прорвало. «Бедный ребенок», — подумала Саманта и одобряюще улыбнулась:

— О, Гарри. Посмотри на нас. Здесь сидят три много повидавших за свою жизнь женщины. И, уверяю тебя, за свои семьдесят три года я могу припомнить множество странных вещей, происходивших со мной. Ставлю десять пенсов, мисс Делла и миссис Таппенс тоже могут рассказать массу увлекательных историй.

— О, да.

— Ой. А с вами тоже бывало… «это»?

— Если ты расскажешь, что ты понимаешь под словом «это», то мы сможем рассказать, было ли с нами что-нибудь похожее.

Гарри снова опустил глаза.

— Тетя не велела мне говорить об «этом», никогда и никому.

— Но мы же ей не скажем, правда, девочки? — миссис Кейн подмигнула подругам. Гарри улыбнулся.

— Ну, однажды, когда за мной гнался Дадли с компанией, они зажали меня на школьном дворе. И я вдруг оказался на крыше пристройки. Р-раз — и я уже наверху.

— Да, миссис Аддерли говорила мне об этом случае. Учителя тогда решили, что ты просто решил привлечь к себе внимание, — отметила миссис Кейн

— Они еще говорили про какие-то цидальные наклонности.

— Суицидальные, — вступила в разговор мисс Стрит, — Это значит, что они думали, что ты хочешь спрыгнуть вниз и разбиться. Какая чепуха. Ты, парень, спасал свою задницу от неприятностей, точно так же, как и я в детстве.

— Вы тоже?!

— Конечно. Только за мной гнался не кузен, а самый настоящий медведь гризли. Это было в скаутском лагере, в штате Висконсин, в Америке. Клянусь своими значками, я взлетела на дерево в один момент, а там было не меньше пятнадцати футов голого ствола!

— Вот это да!

— Тогда мне было совсем не весело, приятель. Хорошо, что прибежал смотритель и пристрелил зверюгу, а то мне пришлось бы полететь, как птица. Медведи, знаешь ли, неплохо лазают по деревьям. Даже не знаю, чего я больше испугалась — медведя или того, что, наверное, можно назвать «это», — Гарри кивнул, рассказ мисс Стрит выглядел довольно похоже.

— Но знаешь, зато теперь я вспоминаю об этом приключении с большим удовольствием.

Гарри заметно повеселел, представляя пожилую мисс Стрит сидящей на дереве. То, что в тот момент она была маленькой девочкой, казалось ему значительно более невероятным, чем «это» в ее исполнении и поэтому не отразилось в представшей перед внутренним взором картине. После этого было совсем нетрудно рассказать про его собственные волосы, отросшие за одну ночь после того, как тетя коряво обстригла голову Гарри машинкой. Старушки заохали, заахали и не меньше четверти часа обсуждали, как здорово было бы уметь вот так исправлять себе прическу. В конце концов дамы признали, что так, они, к сожалению, не умеют, но очень, очень хотели бы научиться.

Потом ему снова положили пирога и налили чаю, и он совсем было собирался рассказать таким замечательным леди о других странных случаях, но очень огорченная миссис Бересфорд заметила, что уже совсем стемнело, и Гарри пора было возвращаться домой, а другие замечательные истории они послушают в следующий раз. Его снова выпустили через заднюю дверь и взяли обещание ровно через неделю обязательно прийти сюда снова, при этом задняя дверь уже будет открыта. О том, что не стоит делиться с дядей и тетей самим фактом сегодняшнего разговора, говорить было не нужно, как и о том, что пробираться в дом снова предстояло так, чтобы никто не заметил. В конце концов, это же было приключение, а Гарри твердо решил, что приключения ему нравятся, особенно если в них принимает участие яблочный пирог.

— Скажите, Делла, — спросила американку миссис Бересфорд перед тем как разойтись, — Это действительно был медведь?

— Сказать по правде, это была соседская собака. И телефонный столб. Но я действительно взлетела на него быстрее, чем эта тварь успела бы сказать «Гав».

Беззаботный пикник

Следующее заседание Клуба, на этот раз в чисто женском составе, состоялось на выезде. И в самом деле, что может быть естественнее для трех не сильно загруженных обязанностями леди, чем поездка на пикник, тем более, что хорошая погода решила несколько задержаться на юге Англии. До кемпинга на берегу небольшого пруда все трое добирались сами, по разным дорогам. Полянка для пикника радовала глаз свежей зеленью, а смотритель был предупредителен и помог дамам донести корзинки со снедью до укрытого тентом столика. Поблагодарив молодого человека добрым словом и парой фунтов, дамы отдали должное сэндвичам, лимонаду и разговорам ни о чем, скоро, впрочем, сменившимися более осмысленными обсуждениями.

— Итак, дамы. Позвольте кратко резюмировать первый существенный результат нашего расследования, — голос миссис Бересфорд звенел полицейской сталью, — В результате изучения улик и опроса свидетелей установлено, что некая группа лиц, обладающая довольно незаурядными возможностями, окружила своей несколько специфической опекой мальчика, чьи способности также весьма необычны.

— Чувствую себя как в босоногом детстве, — мечтательно посмотрела в небо мисс Стрит, — комиксы, Супермен, мутанты…

— Кстати, нам давно уже следовало придумать имя для этой группы. Полагаю, «мутанты» вполне подойдут,

— Только не вздумайте упоминать это слово при Гарри. Мальчик и так забит и закомплексован сверх всякой меры. Не думаю, что «мутант» сильно лучше «урода» или «ненормального». Эээ… Мы ведь уверены, что Гарри такой же, как «они»? — сама миссис Кейн, судя по всему, была полностью в этом уверена.

— Однозначно да. Если в одном месте, да еще и в одно время встречаются две странности — по большей части они связаны между собой. Это Вам любой констебль скажет, — полицейский всегда остается полицейским, даже если возраст вынуждает уйти на пенсию, так что подруги посмотрели на миссис Бересфорд с уважением, — И да, дамы, доверие, которое Гарри начал — только начал! — к нам испытывать, пока слишком хрупко и ненадежно. Мне бы не хотелось потерять его. Так что следим за языком.

— Кстати, девочки, я чувствую себя стопроцентной стервой, — мисс Стрит обмахивалась своей шляпой как веером, — Подружиться с Гарри оказалось проще, чем отнять конфетку у ребенка.

— Дать конфетку, Делла. Не отнять, а дать.

Дамы задумались. Мисс Стрит налила себе кофе, миссис Бересфорд и миссис Кейн потягивали лимонад. Мысли пожилых леди текли в одном и том же направлении. Чтобы завоевать доверие этого странного мальчика, им было достаточно всего-навсего выслушать его и сочувственно отнестись к его необычности. Очень кстати пришлось «небольшое преувеличение» мисс Стрит, внушившее мальчику чувство общности с пожилыми заговорщицами, а яблочный пирог — Дурсли явно не баловали племянника сладостями — довершил дело. Это вызывало несколько вопросов.

Первый — неужели никто за эти девять лет так и не поговорил с Гарри по-человечески? Не проявил никакого участия? Или говорили и помогали, но затем загадочные мутанты заставляли тех, кто так делал, забыть о теплых чувствах к мальчику, и тот с разбегу налетал на невидимую стену, еще больше разочаровываясь в людях? Возможно, с миссис Аддерли произошло именно это, Саманта готова была держать пари. Тогда просто необходимо принять меры, чтобы это не повторилось с ними.

Второй — такая изоляция не может быть случайной. Кем бы эти мутанты ни были на самом деле, они всячески препятствовали любой возможности сломать стены окружавшего Поттера эмоционального гетто. Одиночество и среди детей-ровесников, и среди взрослых носило явно искусственно созданный характер. Было ли это частью хитроумного плана или побочным эффектом каких-то других устремлений?

— Как вы думаете, дамы, почему эти чертовы мутанты прилагают столько сил, чтобы положение нашего Гарри оставалось столь… неприятным? Я уверена, что будь то самое решение суда исполнено, в любой другой приемной семье ему было бы лучше. Как минимум, ему не пришлось бы носить обноски кузена, да и с питанием при самом обычном контроле со стороны Опеки все было бы намного лучше. Мальчик явно не получает положенных по возрасту белков и калорий. Зачем держать ребенка в столь неподходящей для него семье?

— Очевидная версия — не скажу, что основная, но очевидная — это присущая мальчику необычность. Сейчас она жестко подавляется семьей Дурслей. Возможно, его просто приучают не высовываться? Своего рода условный рефлекс. Ну, а в приюте либо в иной, более благожелательной семье она могла бы всплыть на поверхность. А прятать ее снова, проявись она публично, намного сложнее. Даже сейчас, в восемьдесят восьмом им, похоже, пришлось как следует потрудиться…

— И от кого же эти мутанты прячут нашего Гарри? — миссис Бересфорд кивнула смотрителю, доставившему пожилым леди два термоса: побольше, с горячим чаем и поменьше, с кофе для мисс Стрит.

— От кого угодно. Первый вариант — Правительство. Наше правительство. Я полагаю, некоторые службы были бы заинтересованы в столь необычном мальчике. И это еще лучший вариант. Хуже, если бы ему пришлось провести остаток дней в какой-нибудь закрытой клинике под надзором исполненных энтузиазма яйцеголовых ублюдков, тыкающих в его мелкое тельце иглами и облучающих лазерами и прочими икс-лучами.

От слов мисс Стрит Саманту передернуло, подруги с тревогой посмотрели на нее.

— Простите, леди. Не могу ничего с собой поделать, старая история… — мисс Стрит и миссис Бересфорд согласно кивнули, дружба и совместная работа немыслима без уважения личных комплексов и личного пространства другу друга. Увы, подобная мудрость может прийти лишь с годами, — продолжайте, Делла.

— Второй вариант — какие-то фракции внутри этого их суперменского сообщества. Не забывайте, против нас работает кучка дилетантов, а не серьезная структура. Вполне возможно, что наши «друзья» находятся в оппозиции некоей влиятельной группировке, которая тоже не прочь наложить лапу на мальчика. И не исключено, что узнай о нем те, другие, такими мягкими мерами, как коррекция памяти и документов не обошлось бы. К примеру, весь Литтл-Уингинг испарился бы во вспышке бытового газа, а тело бедного Гарри «бесследно исчезло» бы в пламени пожара. Это, конечно, всего лишь версия, но…

— Понимаю. По крайней мере «наши» мутанты избегают резких движений. Кстати, возможно, это признак их слабости, и фракция «не наших» мутантов может быть более неприятным противником. Сильные редко прячутся.

Мисс Стрит задумалась. С самого детства она привыкла, что обладающие удивительными способностями герои комиксов, с одной стороны, сильнее обычных людей, а с другой — всячески стараются от них скрыться. И многие годы она по привычке воспринимала это как совершенно естественное положение вещей, скорее всего из-за того, что все это время у нее находились значительно более важные дела, чем нелогичность детских сказок. Но сейчас это действительно стало важно, и это следовало бы обдумать.

— Кстати, а не кажется ли нам, что это касается всех этих мутантов целиком? Похоже, при всех своих возможностях в прямом столкновении они проиграли бы обычным людям. А может быть, и проиграли раньше.

— Это не делает их менее опасными, Делла. Да, они дилетанты, но их возможности… малоприятны, если мы вдруг окажемся у них на пути. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю, — миссис Кейн никогда не рассказывала подругам о своей жизни до переезда в Литтл-Уингинг в конце сороковых, но и Таппенс со своим полицейским чутьем, и Делла со своим житейским и адвокатским опытом чувствовали, что молодость старой учительницы была непростой и не скучной. Впрочем — личное пространство есть личное пространство, и лезть в него они, как и раньше, не собирались.

— Я знаю: в Калифорнии нам… приходилось сталкиваться с некими не любящими публичности… организациями, — мисс Стрит с легкой ностальгией и в то же время грустью во взгляде проводила взглядом пару птиц, — но я продолжу. В-третьих, нельзя исключать и добрых англичан, простых жителей Литтл-Уингинга и окрестностей. В конце концов, у нас в Америке ведьм жгли еще в прошлом веке, а мы с вами все же кузены.

— Да, как ни печально, но Вы правы, Делла. Реакция обычных людей на странности может быть несколько более нервной, чем позволяют рамки пристойности, — морщинистое лицо миссис Кейн приобрело чопорное выражение, сделавшее бы честь любой викторианской леди.

— Однако это не все. Оценив возможности наших «друзей»-мутантов, я пришла к абсолютной уверенности в том, что с их способностью влиять на умы они могли бы сделать жизнь мальчика намного более приятной даже в условиях секретности. А они словно специально запирают его в четырех стенах. Да черт бы их побрал, не просто в стенах, а в стенах чулана, который меньше моего гостевого сортира! Вы знаете — он ни разу не держал в руках собственных денег. Не покупал себе сладостей. Не выезжал за пределы Литтл-Уингинга. Никогда. Не умеет звонить по телефону, ему просто некому. Этакий Маугли. Черт, да он даже этого вашего старого расиста Киплинга не читал: драгоценный кузен порвал книгу, которую Гарри брал в библиотеке. И даже мультик не смотрел — он смотрит только то, что смотрят остальные и не может сам выбрать программу.

— Звучит как план по выращиванию асоциального, озлобленного на весь мир типа. Стоп, леди… Что-то вертится на краю сознания… О, не беспокойтесь. Это не «то самое», просто где-то я такое встречала, но вспомнить не могу, щупальца наших гипнотизеров тут не причем. Мне кажется… да, что-то связанное с полицейским участком. И я постараюсь это вспомнить или найти, — миссис Бересфорд сделала пометку в блокноте.

— Или озлобленного на наш мир. Не на весь, а на наш. На мир обычных людей.

— Полагаете, мы сорвали чужой джек-пот, Сэмми? — подхватила мысль Таппенс.

— Почему нет? Представьте, что в один прекрасный момент к Гарри подошел бы человек в надетых поверх трико красных плавках, дал ему конфетку, назвал своим потерянным в детстве братом-близнецом и показал пару занимательных штучек.

— Хха. Если именно пару — то это должен быть не Супермен, а Супергерл. Простите, леди, — Делла отсалютовала кофейной чашкой.

— Да мальчик спрыгнул бы вслед за ним (а тем более за ней) с крыши, даже если бы не умел летать! — при этих словах Саманты миссис Бересфорд сделала в блокноте еще одну пометку и успокаивающе кивнула подругам — всему, мол, свое время. Миссис Кейн после вызванной обменом взглядами паузы продолжила:

— И вот тут я начинаю действительно бояться. Если Ваша версия верна, нас всех ждут внезапные приступы склероза, как только кто-нибудь заинтересованный заметит, что Гарри нашел незапланированную отдушину в стенах своей тюрьмы. А Гарри в этом случае постигнет жестокое разочарование. Очередное, как я полагаю, жестокое разочарование.

Это не было чем-то новым — все три леди и так понимали, что их память находится в группе риска не только по причине почтенного возраста. А судя по косвенным данным — например, памятной, но уже почти преодоленной раздражительности при упоминании мистера Гарри Поттера — в ней уже покопались. Причем у всех троих. И то, что никто из них не спрыгнул с поезда, как говаривала Делла, было знаком, что этот риск был вполне приемлем и от общих вопросов следовало переходить к более конкретным планам.

— Сколько времени нам надо продержаться? Ведь мутанты не будут прятать мальчика вечно, когда-то их супермен с занимательными штучками должен прилететь за своим джек-потом. А от сроков будет зависеть наша тактика. Одно дело играть в прятки неизвестно с кем месяц, а другое десять лет, — Делла откинулась на спинку легкого кресла.

— Я бы рассмотрела три варианта, — миссис Кейн что-то просчитывала, устремив в пространство задумчивый взгляд когда-то карих глаз, — лето следующего года, затем девяносто шестой и девяносто восьмой. Но последние два маловероятны.

— Почему, Сэмми?

— Школа. В следующем году Гарри сдает «Одиннадцать плюс» и переходит в среднюю школу. Скорее всего, «Кэмеронс Хай». Качество образования в ней так себе, но она ближе всех к дому Дурслей. Тем не менее, Гарри придется значительно расширить, так сказать, ареал обитания. И там нашим мутантам придется выстраивать систему контроля заново.

— Это если ее там уже нет.

— Сомневаюсь, что эти дилетанты настолько предусмотрительны и имеют достаточно ресурсов. В любом случае, кузен Гарри поступает в Смелтингс, это та самая школа, которую закончил мистер Дурсль-старший. Я ее знаю, образование в ней дают не сильно лучше, чем в «Кэмеронс», но для мистера Дурсля-младшего в самый раз. И главное: это пансион. То есть большую часть недели Дадли будет жить там. И прессинг на Гарри резко снизится. Его кузен больше не сможет давить на тех детей, что попытаются подружиться с Гарри в школе и не в состоянии будет преследовать кузена за хорошие оценки. Да и дома будет доставать его только на уик-энд.

— То есть после начала следующего учебного года визит супермена в плавках уже не будет иметь такого эффекта?

— Именно. И этот эффект уже будет необратим. Мальчик наверняка подружится с кем-то в новой школе, и импринтинг уже произойдет. Стать первым и единственным светлым пятном в жизни мальчика мутанты уже не смогут, в лучшем случае вторыми.

— Но если все же пресс для Гарри подготовлен уже и там? И он еще более жесток?

— Это маловероятно. Ресурсы, Делла, ресурсы. Проколы мутантов показывают, что они не могут контролировать все вокруг. И второе, но не менее важное: поверьте старой училке: сейчас психика мальчика наиболее пластична, и именно в этом возрасте проще всего завоевать его доверие и вылепить из него то, что им нужно. А в шестнадцать лет затачивать паренька под себя уже поздно.

Миссис Бересфорд при этих словах снова схватилась за блокнот

— А третий вариант? — уже лениво полюбопытствовала Делла.

— Вариант с девяносто восьмым вообще практически исключен. Обязательное образование завершается в шестнадцать, и я не могу представить, в каком случае Дурсли оплатили бы мистеру Поттеру еще два года обучения. Так что, по моим прикидкам, восемьдесят процентов за следующее лето, двадцать — за лето девяносто шестого и что-то мало отличимое от нуля за девяносто восьмой. Кстати, в двух последних случаях я ставлю на явление Супергерл, возраст у Гарри будет самым подходящим. Кстати, я не исключаю вариант девяносто шестого только потому, что Супергерл может ждать Гарри уже в Хай Кэмеронс.

— Итак, у нас есть предположительно год. Что мы хотим успеть и что мы можем успеть за это время? От этого зависят и меры безопасности, — миссис Бересфорд снова включила режим полицейского.

— Прежде всего я бы попыталась хоть немного исправить впечатления Гарри о мире и обществе. Мне вовсе не хочется, чтобы лет через десять Мистер Гарри Мутант Поттер вернулся в Литтл-Уингинг и разнес его как тот дурслевский дом. Или пусть хотя бы пощадит наши скромные жилища, — Делла по мере сил попыталась изобразить кого-то вроде Халка, — Кстати, удивительно, что Петунья и ее толстый муж не подумали об этом. Раз уж она так боится странностей, ей стоило бы задуматься, что будет, когда эти странности вырастут вместе с мальчиком. Ну да спаси Господь ее жизнь, душу и имущество.

— Во-вторых, нам нужно научить нашего маленького дикаря жить в обществе. Вряд ли мы поможем ему завести друзей среди сверстников, разве что чисто теоретически. Надо посмотреть, какие книги смогут в этом помочь, это, конечно, не личный опыт, но все же. А вот общаться со взрослыми мальчик должен научиться. В том числе — в плане возможных манипуляций с их стороны. Плюс элементарные знания вроде цены, значения и способов применения денег, связи и транспорта, — подхватила тему Таппенс

— Согласна. Похоже, леди, это работа для меня — все же когда-то я учила мистера Поттера, так почему бы не возобновить этот опыт? К тому же мне не помешает помощь по дому, все же некоторые вещи для меня уже трудноваты. А большинство бытовых и социальных навыков лучше приобретать на практике, — пожала плечами Саманта

— Вы одна? Если уж быть совсем циничными, нам бы тоже не помешала помощь по дому. Разве что Делла держится молодцом.

— Это вопрос безопасности. Я предпочитаю хотя бы частично вывести вас из-под удара — если уж кто-то попадет под эту мутантскую амнезию, пусть это буду только я, а не все трое. Тогда двое остальных помогут мне вспомнить хоть что-то. И кстати, ради конспирации нам придется встречаться чуть реже и чуть подальше от Литтл-Уингинга. Я присмотрю несколько подходящих кафе в окрестностях. Плюс резервный вариант на худший случай. Я все-таки свяжусь кое с кем из старых друзей, как и советовал твой бойфренд, Таппенс.

Пожилые леди задумались. В их возрасте старые друзья были роскошью, имеется в виду — те, к кому можно было обратиться иначе, чем в молитвах. Еще большей роскошью были те, чье здоровье позволяло рассчитывать на помощь, хоть сколько-нибудь превышавшую сочувственное поддакивание по телефону. Наконец, после минутных размышлений, Таппенс и Делла почти одновременно улыбнулись Саманте: судя по ее уверенному тону, она была счастливицей.

— А что до обучения… Все равно мистер Поттер протоптал дорожку в мой дом, пусть так и остается. Вы же… Во-первых, вы можете аккуратно продолжать наши расследования. Вряд ли мы успели так быстро найти и вытащить на свет все хвосты. При необходимости к этим расследованиям подключусь и я. Но главным образом я буду работать с мальчиком. Разумеется, я попрошу вас о помощи в разговоре с юным Поттером — мне придется объяснить ему, что наши отношения не должны быть дружественными внешне.

— Разумеется, Сэмми. Я думаю, что у тебя хватит опыта на то, чтобы не обидеть мальчика и в то же время не дать понять всем и каждому, что ты пробила стенку, которую мутанты выстроили вокруг него. Но как Вы рассчитываете убедить миссис Дурсль разрешить Гарри проводить у Вас время? Тайных проползаний через живую изгородь будет явно недостаточно.

— О, у меня есть одна идея. Мне кажется, она сработает, потому что основана на одном из самых прочных фундаментов в мире: человеческой глупости и жадности. Ну и на экономическом превосходстве феодально-откупной системы над примитивным рабством.

— Только не говорите, что Вы увлеклись коммунистической теорией, Саманта, у нас в Америке это не одобряют. Да и мадам Тэтчер может обидеться!

Смотритель кемпинга услышал дружный смех и улыбнулся. Эти три беззаботно болтающие и наслаждающиеся столь редкой в этих краях солнечной погодой старых леди ему положительно нравились.

Прикладные манипуляции

Вечером вторника, тридцать первого июля 1990 года, уже десятилетний Гарри Поттер шел по улице Глициний в прекрасном настроении. Сказать по правде, он не мог припомнить, когда вообще за всю свою жизнь он был так счастлив. Ведь сегодня у него был самый настоящий День Рождения! Он снова пробрался через живую изгородь и заднюю дверь в дом миссис Кейн, разумеется, по приглашению самой миссис Кейн, и там его ждал всамделишный сюрприз!

Во-первых, миссис Кейн приготовила ему настоящий торт с десятью свечами! Он задул их все с одного выдоха и съел почти половину целого торта! Такой вкусноты он не ел никогда. Даже те объедки, которые доставались ему после дня рождения Дадли, были намного хуже. Хотя может быть, дело в том, что на этот раз это был его собственный торт?

Во-вторых, мисс Стрит подарила ему замечательную книжку про воспитанного волками мальчика, «Маугли». Разумеется, он не собирался показывать ее ни кузену, ни дяде с тетей. Ему хватило и того, что такую же библиотечную книгу Дадли в свое время отнял и порвал, из-за чего в школьную библиотеку Гарри путь теперь был заказан. Благо пронести книжку в дом тайком под мешковатой одеждой, доставшейся ему от кузена, было совсем просто. А уж в своем чулане у него было несколько тайных мест, куда ни тетя Петунья, ни кузен Дадли никогда не заглядывали. Не говоря уже о дяде Верноне. Много книг в чулане, конечно, было не спрятать, так что придется относить прочитанные к миссис Кейн, она выделила ему целых две полки в шкафу для его книжек. А еще она разрешила брать ее собственные книги с других полок на время, что обещало массу интересных вечеров — фонарик и целую коробку батареек ему тоже подарила миссис Кейн, и они вместе спрятали ее в пустом доме по соседству. Ведь хранить батарейки в чулане не стоило: коробка была слишком велика. А в дом миссис Кейн попасть было труднее, чем в тот, пустой. Так что коробку торжественно завернули в пакет от непогоды и оставили в ящике на кухне. Это было жутко таинственно и страшно интересно, ведь это было приключение! И теперь можно было не подглядывать в щелочку за смотрящим телевизор кузеном, а уходить в свой чулан и там читать всякие интересные истории.

А от миссис Бересфорд Гарри достался самый настоящий банковский счет. То есть, счет назывался трастовым, но они с миссис Бересфорд положили на него целых десять фунтов. Они даже сходили в банк, и миссис Бересфорд представила Гарри кассиру, который взял у него образец подписи. До сих пор Гарри держал в руках только одно— и двухпенсовые монетки, которые дарил ему на день рождения дядя, а потом частенько отбирали Дадли или Полкисс. А в банке миссис Бересфорд дала ему очень красивую бумажку с нарисованной на ней настоящей леди в старинном платье. Миссис Бересфорд сказала, что это Флоренс Найтингейл, и она лечила раненых солдат. Гарри очень хотел оставить бумажку себе, но это было небезопасно. И у Дадли, и у дяди Вернона, как говорила с умилением тетя Петунья, настоящий нюх на деньги, так что надежнее было держать средства подальше от родственников. И, разумеется, о своем счете он им не скажет.

Но самыми интересными были даже не подарки (хотя скажи ему кто об этом раньше, Гарри просто не поверил бы), а разговоры. Сначала все три леди рассказали ему по паре историй из своей жизни. Оказывается, миссис Бересфорд в молодости ловила настоящих шпионов! Потом он, сам того не ожидая, рассказал о том, что случилось с ним два года назад. Тогда ему приснился страшный сон, в котором кричала женщина и мелькали зеленые вспышки. Потом в чулан ворвался дядя Вернон и вытащил его в коридор. А потом у Гарри заболела голова, а дом начал трястись и шататься. Дядя тогда очень рассердился и отвесил ему несколько подзатыльников. Гарри упал на землю, и тут поднялся огромный переполох. Приехали полицейские и увезли его в какой-то другой дом. Гарри прожил там целый день, его вкусно покормили, но потом какой-то странно одетый человек взял его за руку и вернул к дяде и тете. На следующий вечер после еще пары оплеух Гарри попытался убежать и добраться до этого дома, где на него не кричали и готовили такое вкусное рагу, но уснул на автобусной остановке, где его нашла и вернула к родственникам мисс Фигг.

Пожилые леди согласились, что с Гарри поступили несправедливо. И постарались объяснить мальчику, что с ним связана какая-то тайна, и вернули его к дяде и тете именно поэтому. Гарри согласился — то, что он необычный, он знал давно. Правда, раньше он думал, что он ненормальный, но миссис Бересфорд объяснила ему, почему так думать неправильно.

Вообще это был первый случай, не считая школьных уроков, где ему старались что-то объяснить. Однако школьные объяснения и объяснения миссис Бересфорд, миссис Кейн и мисс Стрит отличались друг от друга, как дядин двухпенсовик от десятифунтовой банкноты. Наверное, это потому что в классе был всего один учитель на два десятка учеников, а тут на одного Гарри приходилось целых три учительницы, и одна из них даже настоящая и очень опытная.

Эти три леди объяснили Гарри, что какие-то таинственные люди прячут его у дяди с тетей, но пока непонятно от кого и зачем, и рассказали, что может произойти, если его способности откроются. Перспектива навсегда попасть в больницу или к каким-то злодеям Гарри не прельстила, а вот насчет всяких секретных служб он задумался. Но миссис Кейн подробно и со знанием дела объяснила, что, разумеется, Правительство Ее Величества обязательно заинтересует мальчик, способный запрыгнуть на крышу школьной пристройки или (особенно) разнести целый дом, но в армию и секретные службы надо поступать с восемнадцати лет, когда человек уже достаточно взрослый, чтобы сделать сознательный выбор. А до того лучше не привлекать внимания.

А вот другие вполне возможные последствия этого самого привлечения внимания Гарри не понравились совсем. Сама мысль о том, что такие замечательные леди перестанут его узнавать или общаться с ним, как миссис Аддерли четыре или пять лет назад, была очень грустной. Но Гарри несколько раз выслушал инструкции, что делать в этом случае, хорошенько выучил их и повторил, причем за ошибки его не ругали, а объясняли (опять объясняли!), почему в каждом случае надо делать или говорить так, а не этак.

Потом они еще немного поговорили о его странных способностях и все вместе сошлись во мнении, что проявляются они, в основном, когда Гарри разозлен или испуган. Поэтому лучше было бы сдерживать страх и злость на людях или в доме дяди и тети. Миссис Кейн обещала даже поискать учебники для психологов, которые помогут с этим справиться, но честно предупредила, что они могут быть трудны для понимания, потому что написаны для взрослых.

Мисс Стрит предположила, что неплохо бы научиться вызывать испуг или злость искусственно, но две остальных леди зашикали на нее, потому что это слишком опасно. Мисс Стрит согласилась, но хитро посмотрела на Гарри. Она угадала — Гарри эта идея понравилась, только вот он не знал, как испугаться или разозлиться по собственному желанию. Да еще и так, чтобы никто не увидел ничего необычного. Впрочем, ответ, наверное, можно будет найти в той самой взрослой книге.

…от мыслей о чтении его оторвал раздавшийся внезапно громкий крик кузена: «Попался, Поттер!»

Несколько месяцев назад, смотря из-за широкой спины кузена детскую передачу про динозавров, Гарри узнал примечательный факт — оказывается, у этих доисторических ящеров в попе был расположен второй мозг, причем иногда он был даже больше первого, который в голове. Какое-то время Гарри полагал, что Дадли тоже динозавр, причем прошедший по пути эволюции значительно дальше своих предков. В том смысле, что головной мозг кузена вообще атрофировался за ненадобностью в пользу попного.

Однако, стремительно набирая скорость, он вдруг подумал, что попный мозг, скорее, есть не у Дадли, а у него самого и, похоже, у других эээ… необычных людей. В самом деле, сам этот мозг образовался у динозавров потому, что сигналам от ног до расположенной на длинной шее головы было идти слишком долго, и это было чревато для древних ящеров вымиранием. А сейчас его собственное (и, видимо, также не желающее вымирать) тело сработало именно так: ноги пришли в движение намного раньше, чем голова осознала наличие засады. Кроме того, мисс Делла как-то употребила выражение «задницей чую», а ведь с ней тоже творились странные вещи, как в истории с тем гризли!

С другой стороны, без головного мозга тоже плохо. Ведь глаза расположены именно в голове, так что именно голова ответственна за то, чтобы вовремя увидеть засаду. Но Гарри слишком увлекся воспоминаниями. Вот и подпустил кузена с бандой слишком близко. Нет, от кузена-то Гарри удрал бы в любых условиях, разве что тот зажал бы его в углу или предварительно связал ноги. Но вот длинноногий Пирс Полкисс был уже почти за самой спиной. И как назло, на улице не было ни одного каменного заборчика, на прыжке через который Гарри спокойно отыграл бы ярдов пятнадцать. Но обе стороны улицы обрамляли живые изгороди, фута в четыре или пять высотой. Каменный забор таких размеров Гарри перемахнул бы без труда, с опорой на руки, но попробуйте опереться на колючие ветки с жесткими срезами, да еще на бегу! А без помощи рук низкорослому тощему мальчишке такую высоту было не взять.

И тут Гарри почувствовал, что начинает одновременно пугаться и злиться. Испугался он за книжку и фонарик, которые Дадли несомненно отберет, когда догонит, а разозлился даже не на кузена (дело-то привычное!), а на эти чертовы кусты. Гарри не был уверен, какой из положенных ему двух мозгов сработал на этот раз, но кто-то из них понял, что раз уж присутствуют и испуг, и злость, этим надо пользоваться. Гарри сломал траекторию (Пирс выиграл на этом еще пару ярдов и теперь дышал прямо в затылок), и, подпрыгнув, оперся о верхнюю грань стриженных под кубики кустов. Вместо того, чтобы провалиться в колючую зелень, ладони и предплечья дали ему нужную опору, и, перекатившись по изгороди, Гарри оказался в чьем-то садике. Стремительно промчавшись мимо дома на задний двор, Гарри сходу перескочил низенький деревянный заборчик и, находясь под действием не ушедших пока испуга и страха, повторил трюк с живой изгородью, оказавшись на параллельной улице. За спиной слышались треск и ругань — аналогичный фокус у Дадли, Пирса и компании не прошел.

Гарри припустил в сторону дома, надеясь опередить кузена: на глазах дяди и тети тот мог разве что толкнуть его в коридоре или втихую поставить подножку, причем запутаться в собственных ногах ему удавалось как бы не чаще, чем подловить Гарри. Не теряя на этот раз бдительности, он пытался запомнить те чувства, которые испытывал, совершая прыжок через живую изгородь. Вряд ли у него получилось бы вызвать эти ощущения по собственной воле, как предлагала мисс Стрит, но, похоже, в таких вот неприятных ситуациях увеличить прыгучесть ему вполне удастся.

Оказаться у калитки дома по Тисовой, 4 раньше кузена у Гарри получилось без каких-либо проблем: тот только-только появился из-за угла, когда ускользнувшая жертва уже открывала дверь дома. Тетя Петунья лишь неодобрительно мазнула взглядом по встрепанному племяннику. Гарри совсем было приготовился спрятаться, наконец, в чулане и окрыть книгу, как ворвавшийся в кухню Дадли заголосил:

— Мамочка! Мамочка! Он опять… опять сделал «это»!

— Что?

— Что ты опять натворил, урод? — из гостиной надвигался дядя Вернон с газетой в руке.

— Ничего, дядя. Я просто убегал, Дадли и Пирс догоняли, и я перепрыгнул через забор.

— Ты не его мог перепрыгнуть! Ты опять сделал «это», ненормальный псих!

— Дадли, если бы ты жрал чуть поменьше, ты тоже мог бы прыгать так же, как я. Ну или наоборот, удвой порции и будешь прошибать изгороди брюхом с разбега. Ой!

— Да как ты смеешь, неблагодарная скотина! — тетя Петунья схватила Гарри за ухо, но это было лучше, чем если бы за Гарри принялся Вернон. — Мы отрываем от себя деньги на твое питание, даем тебе крышу над головой, и ты еще имеешь наглость нас попрекать!

— Я не попрекаю, тетя! Просто, — Гарри твердо знал, что пока идет словесная перепалка, подзатыльники ему не грозят, кроме того, тетю надо удержать рядом, чтобы она не уступила свое место и его ухо дяде, — просто наша учительница, миссис Аддерли недавно посоветовала мне передать вам… В общем, опекунам полагается компенсация от Правительства, там довольно много. Вам надо просто обратиться в Отдел Опеки, и они обязательно заплатят!

На лице тети Петуньи отразился испуг. О компенсации Гарри поведала, разумеется, вовсе не миссис Аддерли, а мисс Стрит, причем она же рассказала Гарри и о том, что его дядя и тетя регулярно получают положенные деньги, а ведомости с их собственноручными подписями хранятся в архивах. И явно не в интересах Вернона и Петуньи привлекать внимание к явному несоответствию получаемых сумм и трат на содержание носящего обноски и недоедающего племянника.

— Поучи еще меня, — буркнул дядя Вернон, возвращаясь в гостиную.

— Немедленно в чулан, — тетя отпустила покрасневшее ухо, — и сегодня останешься без ужина!

«Больно надо было», — подумал Гарри, устраиваясь на коротком матрасике с книжкой в руках. Несмотря на пробежку и на два фантастических прыжка, отнявших довольно много энергии, пол-торта, кола и сэндвичи создавали непривычное и что уж там, весьма приятное чувство сытости, позволившее Гарри полностью сосредоточиться на приключениях мальчика, попавшего в стаю волков.

Даже нытье Дадли, разочарованного тем, как легко отделался кузен, ничуть не мешало. Гарри к нему давно привык.

* * *

— Превосходно, мистер Поттер. Просто образцовая манипуляция! — миссис Кейн несколько раз хлопнула в ладоши, мисс Стрит и миссис Бересфорд просто одобрительно кивнули. — Только давайте разберем ее поподробнее. Итак, почему Вы эээ… словесно атаковали Дадли?

— Ну, я подумал, что если дядя и тетя будут защищать своего жирнюка, это будет безопаснее, чем если они будут обсуждать мою ненормальность. Точнее, не подумал, а, наверное, почувствовал.

— На самом деле Вы подумали, мистер Поттер, только очень быстро. Настолько быстро, что сами не смогли это осознать. Отличная реакция. Продолжим. Дядя и тетя, в свою очередь, обвинили Вас.

— Наверное, это потому, что они не смогли ничего возразить?

— Браво. Люди очень часто поступают именно так: не имея аргументов, меняют тему. И Вы?

— Я вроде как согласился с ними. То есть это они подумали, что я согласился, а на самом деле я снова, как Вы сказали, словесно атаковал. Только они этого не поняли.

— Скорее, они все прекрасно поняли. Но, с одной стороны, Вы продемонстрировали свое миролюбие, якобы пытаясь помочь им как минимум сохранить лицо. Это японское выражение, мистер Поттер, оно означает, что противнику позволяют выйти из схватки без серьезного ущерба для его репутации. А для таких людей как Дурсли, репутация значит несколько больше, чем это разумно.

— А с другой?

— А другой стороны, Вы дали им понять, что продолжение конфликта приведет к серьезному ущербу для этой самой их репутации. Ведь даже если бы они вернулись к вопросу о Ваших особых способностях, Вы могли бы позже поднять тему выплат при той же миссис Аддерли, а они не уверены, что та не предприняла бы каких-либо официальных действий. В результате их злоупотребление положением опекунов могло бы стать известным всему городку.

— Как это сложно…

— Война — неважно, ведут ее солдаты или такие вот манипуляторы, как Вы — всегда сложное дело.

— Миссис Кейн, а это плохо — быть манипулятором?

— Не всегда. На самом деле, все наше взаимодействие, любые человеческие отношения в той или иной мере построены на манипуляции. И это не всегда плохо. Вот простой пример. Сегодня мы сказали Вам, что такие наши общие встречи заканчиваются, поскольку они слишком опасны, и теперь мы будем встречаться с Вами реже и, в основном, поодиночке. И вот эта встреча — тоже дополнительный риск. Так почему мы не сказали вам об этом во вторник, и снова собрались здесь, несмотря на этот риск?

— Мммм… Чтобы не портить мне день рождения? Это тоже манипуляция?

— Именно. Нам хотелось, чтобы у Вас был полностью счастливый день. Сообщи мы Вам о переменах в начале праздника — и Вы не получили бы удовольствия от собственного Дня Рождения. А в конце — вся радость, которую Вы получили, была бы смазана. И, кстати, просто замечательно, что Ваш день рождения завершился такой прекрасной победой.

— Так что манипуляция — не всегда плохо. Плохо, когда манипулятор вынуждает тебя идти против собственных интересов, — Делла Стрит улыбалась с того самого момента, когда Гарри рассказал дамам о том, как он воспользовался злостью и испугом, — поэтому старайся замечать, когда другие, особенно взрослые, ведут себя так по отношению к тебе.

— А почему именно взрослые?

— Потому что у них лучше получается. Давай, кстати, разберем мой разговор с твоей тетей. Ты ведь все слышал из сада?

— Ага.

— Так вот, почему я сделала вид, что не замечаю тебя и начала разговор, обрушив кучу комплиментов на Дадли и сад тети Петуньи?

— Мисс Стрит, но Вы же сами говорили, что никто не должен знать…

— Не только. Интерес к тебе, даже неодобрительный, сразу же настроил бы твою тетю против меня. С ее точки зрения, идеальная ситуация — когда тебя, Гарри, вообще не существует. Или, по крайней мере, тебя не замечают. А комплименты Дадли и саду — потому что тетя гордится именно ими — Дадли и садом — и может обсуждать их до бесконечности. Далее. Почему я стала жаловаться, что не могла завести такой сад в Калифорнии?

— Чтобы тетя пожаловалась в ответ?

— Совершенно верно. Она уделяет своему саду такое внимание, что, скорее всего, в молодости у нее не было возможности завести что-то подобное. А мне надо было перевести разговор на ее молодость.

— Зачем?

— Чтобы узнать, где искать информацию о ней и ее сестре. Мы же не можем обшарить всю Англию, поэтому нам следовало сократить область поиска.

— О ее сестре? Вы… Вы имеете в виду мою маму? — на глаза Гарри помимо воли навернулись слезы. — Но зачем? Тетя же сказала, что мама и папа погибли.

— Видишь ли, Гарри. Когда весь город знает, со слов твоей тетушки, что твои родители погибли в автокатастрофе — это довольно обычно. Но когда столь заботящаяся о своей репутации персона, как миссис Дурсль, чуть ли не на каждом углу кричит, что ее сестра со своим мужем были бездельниками, алкоголиками, а то и наркоманами — это как минимум странно. Ведь такая репутация твоей мамы бросает тень и на ее собственную репутацию, а Петунье это как ножом по горлу.

— То есть, мои родители не были…

— Готова съесть свою многострадальную шляпу. Впрочем, думаю, она в очередной раз избегнет сей горькой участи. Если бы твои родители действительно были такими, как говорит тетя — она предпочла бы зашить себе рот суровой ниткой, чем хоть раз рассказать об этом. Из чего я делаю вывод, что этой версией она скрывает нечто, значительно более для нее неприятное. И как ты думаешь, что это? Чего больше всего боится твоя тетя?

— Мои папа и мама были ненор… были такими же, как я?

— Это версия номер один. Ну и кстати. Как ты думаешь, удалось ли мне добиться цели? Узнала ли я, где искать записи о твоей маме?

— Думаю, да. Тетя упомянула город Ко… Коукворт. Раньше я никогда про него не слышал.

— Именно так, Гарри. Так, дамы, нам пора. Дерек уже тут, — миссис Бересфорд кивнула мисс Стрит, они обе попрощались и вышли из дома, лишь на пороге миссис Бересфорд обернулась и подмигнула:

— Удачи, Гарри!

Гарри с тоской проводил миссис Бересфорд и мисс Стрит глазами и тут же обернулся к миссис Кейн:

— Миссис Кейн, я все понял и все сделаю правильно. Но почему именно сову?

Совиный гамбит

Несмотря на свою славу заядлого хулигана, в такой процессии Гарри принимал участие в первый раз. Впереди шествовал лично суперинтендант МакФергюссон, держащий идущего на полшага позади паренька за ухо. К слову, опыт у мистера МакФергюссона был явно немалый: уху было совсем не больно, но попытайся Гарри вырваться — вряд ли у него что-нибудь получилось бы.

Чуть позади следовала все еще бодрым шагом миссис Кейн, демонстрирующая крайнюю степень рассерженности.

Еще немного сзади, короткими перебежками от калитки к калитке, перемещались Литтл-Уингингские кумушки, и вся эта процессия (которая, без сомнения, останется в памяти обитателей городка на долгие, долгие годы) медленно, но неотвратимо смещалась к дому мистера и миссис Дурсль.

Гарри немного потряхивало, все же он участвовал в настоящей, как говорила миссис Кейн, операции в первый раз, но здоровенный седой полицейский умудрился погладить большим пальцем его ухо, не ослабляя хватки. Гарри стало поспокойнее. Тем более, что миссис Бересфорд и мисс Стрит временами улыбались ему из толпы сплетниц.

Когда они приблизились к дому Дурслей, в окне на втором этаже мелькнула круглая физиономия Дадли, и Гарри даже сквозь окна услышал его поросячий визг. Спустя несколько секунд из дверей дома выскочила тетя Петунья, с ужасом уставившись на удерживаемого главным полицейским городка племянника.

— Что случилось, мистер МакФергюссон? Неужели Гарри…

Странно, но к ужасу миссис Дурсль примешивалось не беспокойство — пусть даже не за племянника, а за свою репутацию — а нотки торжества. «Впрочем, ничего странного, — запоздало подумал шотландец, — Визит племянника в сопровождении полиции только подтвердит ее же сплетни о мальчугане».

— Здравствуйте, Петунья, — миссис Кейн выступила вперед, — Мне неприятно говорить об этом, но Ваш племянник…

— Что он натворил?! — тетя уже почти визжала, при этом нотки торжества в ее голосе уже полностью вытеснили ужас, она уже явно предвкушала и наказание для мальчика, и долгие жалобы и сетования своим приятельницам, и их пусть и лицемерное, но сочувствие. Однако миссис Кейн сохраняла невозмутимость:

— К сожалению, он разбил в моем доме окно. И уничтожил стоящую на подоконнике китайскую вазу.

— Как?! — это проорал уже совершенно багровый дядя Вернон, появившийся из дверей вслед за тетей. Вот у того ни капли торжества не было — видимо, та позапрошлогодняя хэллоуинская история с разносом дома была все еще слишком памятна для него и его кошелька. Не будь рядом с Гарри мистера МакФергюссона, тут-то Гарри и настал бы скорый и бесславный конец.

— Камнем, мистер Дурсль. Он подобрал лежащий на дороге камень и бросил его прямо в мое окно!

При этих словах на лицах Вернона и Петуньи проступило некоторое облегчение. Камнем в окно — это было плохо, но нормально.

— Зачем Вы это сделали, мистер Поттер? — вступил в разговор суперинтендант. — По-моему, раньше Вы не были замечены в таких шалостях.

Самовнушение — великая сила. И Вернон, и Петунья Дурсль уставились на МакФергюссона с таким недоумением, словно он только что наградил Джека Потрошителя Орденом Британской Империи. Как это не был замечен?!

— Да всем известно… — Петунья не закончила фразу, поскольку МакФергюссон взглядом прервал очередную ее тираду:

— Извините, миссис Дурсль, я должен расспросить непосредственного участника этого прискорбного события, — глубоко внутри себя суперинтендант негодовал, любая нормальная тетка постаралась бы выгородить пусть даже и не очень любимого племянника, а не топить его, ну да он никогда не питал иллюзий относительно этой семейки. — Итак, в документах полицейского управления случаев хулиганских действий с Вашей стороны ранее не зафиксировано. Почему же Вы разбили камнем окно миссис Кейн?

— Я… Я хотел прогнать сову.

— Сову? — мистер Дурсль вытаращил глаза и столкнулся со столь же удивленным взглядом мистера МакФергюссона.

— Чем же Вам не угодила сова, мистер Поттер? — МакФергюссон попытался вложить в слово «сова» максимум презрения к пернатым. Впрочем, памятуя восемьдесят первый и Джима Бейкера, это было нетрудно.

— Они… Они странные. Я хотел прогнать ту, что сидела на столбике около дома миссис Кейн, но не попал, — мистер Дурсль с удивлением заметил, что они с мистером МакФергюссоном кивнули с совершенно одинаковым одобрением.

Впрочем, мистер Дурсль испытывал должный пиетет к полиции Ее Величества, тем более, что начальник полицейского участка, судя по всему, тоже чувствует неприязнь к этим птицам. Ну, а то, что ненормальный племянник хоть на что-то реагирует так, как полагается добропорядочному жителю Литтл-Уингинга, понизило градус его справедливого негодования. Проклятые птицы! Да, мелкий засранец вляпался в неприятности, но слава богу, это были хотя бы совершенно нормальные неприятности.

— Итак, мистер Поттер, у Вас не было намерения причинить вред имуществу миссис Кейн?

— Не было, сэр. Извините.

— Извиняться Вам придется перед пострадавшей. Миссис Кейн, Вы подтверждаете слова мистера Поттера?

— Подтверждаю, офицер. На столбике действительно сидела самая настоящая сова. Не могу представить, что она забыла в городе днем.

Возможно, вопрос о том, что могла делать сова днем посреди городка могла бы внести ясность мисс Фигг, но мисс Фигг (на всякий случай, уж очень близко она, с точки зрения полицейского, стояла к некоторым странностям вроде тех же сов) как раз сейчас сидела в участке и составляла заявление о пропаже одного из своих драгоценных котов. Каковой кот, совершенно случайно, вот уже третьи сутки подряд ежедневно лакомился свежей печенкой в клетке на чердаке того же самого здания и не изъявлял никакого желания столь гостеприимный чердак покидать.

— Ну что ж, я не вижу никаких причин вмешиваться в это дело и тем более оформлять какие-то бумаги. Если, разумеется, обе стороны договорятся о возмещении ущерба имуществу миссис Кейн. Есть возражения?

Возражений не было. Миссис Кейн тетя Петунья провела в гостиную, а Гарри был торжественно посажен дядей Верноном под арест в чулан (причем при водворении внутренности чулана загораживала, во избежание слухов, могучая дядина спина, ведь чулан в качестве места наказания вполне соответствет правилам хорошего тона, а вот в качестве постоянного места жительства, пусть даже и малолетнего хулигана — уже не вполне). На этот раз Гарри достал книжку «Пятнадцатилетний капитан» какого-то француза с очень похожей на дядино имя фамилией Верн, но, в отличие от дяди, этот француз совершенно не был нудным и Гарри увлекся. Разговор на кухне проходил спокойно — обычно крикливые дядя и тетя не орали, а, пожалуй, подлизывались к спокойной и деловой миссис Кейн. Мальчик едва успел спрятать книжку, как только щелкнул замок.

— Вот что, парень, — дядя Вернон был намного менее зол, чем ожидал Гарри, черт, да он даже казался довольным! — Если ты думаешь, что мы обязаны оплачивать еще и твои хулиганства, то ты жестоко ошибаешься. Отрабатывать ущерб тебе предстоит самому. Сейчас ты пойдешь с миссис Кейн и будешь работать у нее три раза в неделю до тех пор, пока полностью не рассчитаешься за стекло и вазу. А чтобы не страдала твоя тетя, которой ты в это время помогать не сможешь, ты будешь получать половину денег, которые принято платить помощникам по дому и приносить ей. Вторая половина пойдет в возмещение ущерба. Ты все понял?

— Да, дядя.

— Отлично. Выметайся. Начинай отрабатывать прямо сейчас: леди нужна твоя помощь в покупках. И если миссис Кейн на тебя хоть раз пожалуется…

Ххах! Разумеется, она пожалуется. Но не сразу и только для того, чтоб никто не подумал, что они подстроили всю эту историю с несуществующей совой (а также вполне реальными окном, камнем и вазой) специально.

Шагая за миссис Кейн и толкая перед собой доверху загруженную тележку с продуктами (да, пожалуй, пожилой леди дотолкать все это от дверей супермаркета до стоянки машин было бы и вправду трудновато), Гарри думал, что мистер МакФергюссон, наверное, тоже не совсем обычный человек, как сам Гарри или мисс Стрит. Ведь он ясно ответил на вопрос Гарри: «Спинным мозгом чую, с этими совами что-то не так, и значит, Вернон скорее всего так же думает. Эти твари наверняка попадались ему на глаза, так же как и мне, в моменты странностей. Так что то, что ты якобы кидал камень в сову, немного его остудит». Почему он назвал попный мозг спинным? Ну, наверное, полицейским просто не положено произносить слово «попа».

* * *

Работать по дому у миссис Кейн было намного приятнее, чем у тети. Во-первых, миссис Кейн поручала Гарри только действительно нужные дела. Тетя Петунья все время пыталась почистить чистое и перемыть мытое, а миссис Кейн фыркнула и объяснила, что это из-за отсутствия более интересных занятий. Нет, ее дом был чистым и аккуратным, но он был живым, а не стерильным, наподобие кабинета школьной медсестры. И Гарри это нравилось.

Во-вторых, она никогда не висела над душой, контролируя каждую мелочь, а со второй недели вообще отпускала Гарри в лавку бакалейщика совершенно одного, давая ему деньги. Поначалу Гарри боялся, ведь иногда приходилось иметь дело с огромными суммами, в двадцать и даже пятьдесят фунтов одной бумажкой. Но продавец в лавке оказался вполне доброжелательным, и Гарри успешно научился приносить сдачу. Один раз пришлось ехать на автобусе в соседний городок, надо было отвезти саженцы приятельнице миссис Кейн. И Гарри с этим тоже успешно справился. А когда не справлялся — миссис Кейн объясняла ему, в чем он неправ, и как сделать так, чтобы исправить ошибку.

Впрочем, ошибался он редко, потому что мыть полы и посуду, ухаживать за цветами и живой изгородью, и даже готовить Гарри умел и так. Правда, умел он готовить только совсем простые блюда, вроде тостов или яичницы, но миссис Кейн обучила его и кое-чему посложнее, вроде французского лукового супа, пудинга или спагетти с морепродуктами.

Работа занимала часа по два в день, три дня в неделю, и после первой недели Гарри принес тете шесть фунтов. Деньги тетя немедленно отобрала с недовольным выражением лошадиного лица (возможно, она мечтала о миллионах?), но на ужин все же положила Гарри дополнительно маленький кусочек курицы.

Еще шесть фунтов — другую половину заработанного — миссис Кейн отдала самому Гарри. Тот удивился и попытался деньги вернуть — ведь надо было, как говорил мистер МакФергюссон, возместить ущерб.

— Мистер Поттер, — миссис Кейн, из тех же самых соображений безопасности теперь вела себя с мальчиком более официально даже не на людях, — бросая камень в окно, Вы следовали моим указаниям. Поэтому на самом деле никакой вины на Вас нет и возмещать ущерб на самом деле не нужно. Ответственность лежит на мне, и это мое собственное имущество. Так что Вы мне ничего не должны.

— Но Вы же сказали сделать это ради меня?

— Не только. Во-первых, мне тоже интересно общаться с Вами.

— Правда?

— Правда. Я, знаете ли, одинока, а подруги не так уж часто заходили ко мне даже до всей этой истории. А человеку обязательно надо с кем-то общаться, чтобы оставаться человеком. Во-вторых, Вы мне действительно помогаете, и эта помощь сильно облегчает мне жизнь, так что я тоже в выигрыше. И если для того, чтобы получить помощника, которому я доверяю, и одновременно интересного собеседника, надо было разбить окно и вазу, то это небольшая цена.

— Но я слышал, что китайские вазы очень, очень дорогие.

— Старые китайские вазы, мистер Поттер. Старые. Вот они-то действительно настоящие произведения искусства, и в колониальные времена предприимчивые джентльмены, не щадя своих сил несшие в Китай бремя цивилизации, — тут миссис Кейн саркастически усмехнулась, — привезли в Англию достаточное количество таких диковин для того, чтобы такая ваза в семье стала признаком респектабельности и достатка. Я, конечно, не стала бы уничтожать одну из таких редкостей ради нашей маленькой операции. Но сейчас китайцы производят очень много грубых дешевых поделок, в том числе и ваз, имитирующих такие редкости. Одну из них Вы, мистер Поттер, и поразили своей недрогнувшей рукой. Кстати. Как Вы думаете, почему я специально купила именно китайскую вазу?

— Наверное, чтобы не врать тете и полицейским?

— О, Вы делаете успехи, молодой человек. Действительно, если есть возможность говорить правду, врать не стоит. Хотя бы для того, чтобы не запутаться. Лучше умалчивать о некоторых деталях, как в этом случае. И люди сами с огромным удовольствием обманут себя. Кстати, это тоже манипулятивный прием, если Вам интересно: говорить правду, но не всю, а только ту часть, которую выгодно сказать в настоящий момент. Кстати, Вернон и Петунья так боялись узнать стоимость этой вазы — ведь они сами убедили себя в том, что она была очень дорогой — что теперь Вы можете бывать у меня как минимум до следующего лета. Они будут уверены, что Вы все еще гасите долг. А поскольку тетя будет получать от Вас деньги каждую неделю, да к тому же и будет видеть Вас значительно реже — извините, но Ваше присутствие в доме тревожит ее, — Гарри кивнул, он уже привык к таким вот семейным отношениям, правда, он сказал бы не «тревожит», а «бесит», — то она вряд ли даже будет интересоваться, когда Вы полностью расплатитесь из опасения услышать что-то вроде «на следующей неделе».

Вообще, манипуляция была одной из их любимых тем для разговоров после того, как Гарри заканчивал работу. Они подробно разобрали запись разговора миссис Кейн с тетей Петуньей (миссис Кейн, оказывается, держала в сумочке включенный диктофон, это было, конечно, незаконно, но никто не сообирался никому говорить об этом — ни тете Петунье, ни властям). Пожилая леди даже показала Гарри несколько стоящих на полке книг, написанных, как показалось Гарри, итальянцами, потому что их фамилии заканчивались на «и» — Карнеги, Чиалдини и еще кто-то. Однако миссис Кейн сказала, что это американцы и именно они наипервейшие в искусстве манипуляции, потому что они мастера рекламы. Или наоборот — они мастера рекламы потому, что превратили манипуляцию в науку.

Для примера миссис Кейн включила телевизор, и они разобрали несколько рекламных роликов. Гарри попробовал читать эти книги, они оказались сложными, но не очень. Но миссис Кейн попросила Гарри, во-первых, уделять им не больше получаса в день, а потом переключаться на отобранные ей детские книжки. Потому что жизнь состоит не только из манипуляций, а специально написанные для детей истории показывают ее более многогранно. Хорошие истории, разумеется. Ну и, во-вторых, эти взрослые книги нельзя было брать в дом дяди и тети — просто «Белый Клык» американца с английской фамилией Лондон или «Оливер Твист» Диккенса были вполне нормальны для возраста Гарри, а вот слишком умные книжки тоже могли быть сочтены странными или, скорее, ненормальными.

Еще у миссис Кейн («Совершенно случайно!» — сказала она с улыбкой, и Гарри задумался о таких вот «случайностях», не в данном случае, тут-то все было ясно, а вообще) оказался полный комплект учебников за всю начальную школу, и минимум по часу в день они проходили материал за прошлые годы. Следующим летом Гарри надо было сдавать экзамены, и лучше чтобы его оценки были высокими. Гарри рассказал, что тетя наказывала его, если он получал лучшие оценки, чем ее обожаемый Дадликинс, но миссис Кейн подмигнула Гарри и сказала, что за оставшееся до школы время он вполне в состоянии придумать что-то, что поможет избежать таких проблем. И Гарри придумал — он вспомнил одну из поговорок мисс Деллы: «Умеешь считать до десяти — остановись на восьми», и решил, что до самых экзаменов будет специально делать несколько ошибок в каждой письменной работе и давать специально неполные или тоже частично-ошибочные ответы. Миссис Кейн одобрила план, и сказала, что если Гарри удастся воплотить его в жизнь, то в восемнадцать он вполне может попытаться поступить на Секретную Службу Ее Величества.

Кроме того, Гарри наконец придумал, что делать с так беспокоящими его деньгами. Разумеется, домой он свою долю не носил, чтобы обман не вскрылся, а клал на свой трастовый счет, выбирая время, когда в банке было поменьше народа. Но к концу третьей недели, когда его заработок составил целых девятнадцать фунтов (во вторую неделю он отработал на час больше обычного), он поинтересовался, сколько стоило разбитое окно и ваза. Выяснилось, что за окно миссис Кейн отдала стекольщику пятнадцать фунтов, а ваза обошлась всего в два с половиной. Гарри снова пошел в банк и попросил перечислить семнадцать с половиной фунтов на счет благотворительного фонда, помогающего детям, оставшимся без родителей. В конце концов, не всем так повезло, как ему.

Миссис Кейн одобрила решение Гарри и испекла еще один яблочный пирог. Они поговорили о долге человека перед законом, обществом, другими людьми и собственной совестью — эти долги оказались настолько разными, что, по-хорошему, надо было бы придумать для них разные слова. Миссис Кейн заметила, что чем дальше расходятся эти виды долга, тем менее здорово общество и тем хуже закон и отношения между людьми. Впрочем, поскольку люди от природы (или от Бога) несовершенны, то и идеальные отношения, общество или законы также невозможны. Надо всего лишь стараться изменить то, что можешь и принять то, что не сможешь изменить. Было очень интересно, не хуже, чем когда все три дамы собирались и учили Гарри вместе.

К сожалению, этот вечер оказался омрачен малоприятной новостью: на следующей неделе пожилой леди надо было уехать на несколько дней по делам. Однако это не освобождало Гарри от обязанностей по уходу по дому и саду: Саманта показала мальчику, где лежит ключ и предупредила полицейских, что юный мистер Поттер продолжит «отрабатывать свой долг» и в ее отсутствие.

Вспоминая молодость

Городок Коукворт, что в Уорвикшире, округ Регби, миссис Кейн не понравился совершенно. Тем более, что особой необходимости ехать туда, как оказалось, не было. Результаты принес уже первый визит в архив Управления Образования в столице графства, Уорвике, предваренный, разумеется, телефонным звонком от коллег из Суррея.

Как и ожидала Саманта, в городке оказалась всего одна ученица начальной школы подходящего возраста, носящая имя Петунья — мисс Петунья Эванс, 1958 года рождения. У нее была сестра с ожидаемым именем Лили, рожденная 30 января 1960 года. И если в личном деле Петуньи все было совершенно обычным, «нормальным», то папка Лили Эванс была более чем вдвое тоньше аналогичных. Немудрено — записи, касающиеся Лили, обрывались летом 1971 года, сразу после сдачи ей экзаменов за курс начальной школы. Кстати, весьма неплохо сданных экзаменов. Замыкал череду документов грязноватый листик уведомления от мистера и миссис Эванс о том, что их дочь продолжит обучение в частной школе. Ни названия школы, ни ее местоположения не было указано — на самом деле, клерк в Управлении просто не имел права ни принимать, ни подшивать в дело такую отписку — образование до 16 лет к 71-му в Британии уже давно было обязательным, и требовались хоть какие-то данные о новом месте обучения, на случай, если Управлению потребуется проверить соблюдение закона.

Версия о том, что следующим летом Гарри ждут большие перемены, блестяще подтверждалась. Миссис Кейн попросила разрешения сделать несколько копий из дела Лили, честно объяснив, что занимается этим в интересах ее родственника. На самом деле, ее интересовали лишь результаты экзаменов — она собиралась показать их Гарри. Во-первых, у мальчика не было ничего связанного с матерью, а во-вторых, неплохие оценки Лили должны были стать ориентиром для ее сына.

Перед тем, как уйти, миссис Кейн окинула взглядом полки с делами. Папка Лили довольно сильно выделялась на фоне остальных, но там и сям точно так же бросались в глаза еще несколько столь же тонких папок. На приятную пожилую леди из Суррея уже никто не обращал внимания, и миссис Кейн решилась. Первые несколько дел оказались печальными в своей обычности: несколько детей умерли — от болезни, утонули, погибли в автокатастрофе, один мальчик оказался зарезанным в подростковой драке. Однако одно из дел на букву «С» принесло еще один, неожиданный результат.

Северус Тобиас Снейп, родился девятого января того же 1960 года. Начальная школа Коукворта. Оценки за экзамены «11+» — даже лучше, чем были у Лили Эванс, три «А» с пометкой «Превосходно!» рядом с одной из них. Точно такое же невнятное уведомление о продолжении обучения в частной школе. И, как подозревала Саманта, в той же — оба заявления были написаны как будто под копирку. Или под диктовку. Самым большим отличием между двумя делами — Эванс и Снейпа — были несколько заявлений о подозрении в домашнем насилии в отношении ученика начальной школы Северуса Тобиаса Снейпа со стороны отца. В отличие от дела мистера Поттера, эти листы даже не пытались притворяться неважными — может быть, эффект просто выветрился от времени? — однако никаких видимых результатов обращений в деле подшито так же не было.

Приехав, в итоге, в Коукворт, миссис Кейн поняла, почему не было реакции. Воздух города был наполнен угольной пылью и дымом из труб двух старых фабрик. Люди на улицах выглядели серыми. А дома, независимо от изначальной окраски — черными. Публика у пабов не внушала доверия, а единственная в городке гостиница «У Железной Дороги» и в самом деле стояла рядом с магистралью, так что выспаться миссис Кейн не удалось. Вряд ли в таких депрессивных индустриальных городках кто-то придаст большое значение паре затрещин, полученных мальчиком от собственного отца. Тем не менее, разница в отношении неведомых гипнотизеров-мутантов к некоторым обстоятельствам жизней мистера Поттера и мистера Снейпа настоятельно требовала осмысления.

Утром, позавтракав в гостинице, миссис Кейн отправилась гулять по городу. Заходить в школу, где учились мисс Эванс и мистер Снейп, не следовало или следовало лишь в самом крайнем случае. Поэтому сначала она отправилась по адресам, выписанным ей из личных дел.

Домик, в котором когда-то жили Эвансы (уже почти двенадцать лет, после смерти мистера и миссис Эванс его занимало другое семейство, с матерью которого миссис Кейн немного поболтала), хоть и был столь же черен, сколь и его соседи, выгодно выделялся между ними вполне достойным хоть самого Литтл-Уингинга палисадником, тогда как чахлая пыльная растительность у соседних домов свидетельствовала о тех неимоверных услилиях, которые приходилось прилагать цветам и кустикам для тривиального выживания. Хозяйка дома с гордостью сообщила, что сколько она себя помнит, в Коукворте не проводятся конкурсы цветоводов — победитель известен заранее. Улыбчивая, хотя и несколько серолицая леди (да, новая хозяйка явно принадлежала к Клубу или вот-вот должна была вступить в него) сообщила миссис Кейн, что дочка прежних хозяев имела очень легкие, «зеленые» руки и, говорят, привозила откуда-то с севера новомодные биологические удобрения, эффект от которых не прошел и по сей день — разумеется, благодаря ее, хозяйки, стараниям.

Сделав, с разрешения собеседницы, пару поляроидных снимков (Гарри будет приятно увидеть дом его мамы, тем более, что правильное кадрирование позволило вместить на снимок больше роз и меньше дымного неба), миссис Кейн откланялась и отправилась по второму адресу: Паучий Тупик, дом 14.

В Паучьем Тупике, отделенном от дома Эвансов пустырем со стороны задних дворов, Саманту ждал сюрприз. Дома номер четырнадцать по этой улице просто не существовало. Дом номер шестнадцать шел сразу за двенадцатым, и пустырь, неизбежно образовавшийся бы, если бы дом между ними снесли, отсутствовал. Посмотрев на другую сторону улицы (планировка городка была такой же параллельно-перпендикулярной, как и Литтл-Уингингская), миссис Кейн насчитала между перекрестком и замыкающей тупик каменной стеной восемь жмущихся друг к другу черных домов. А вот на четной стороне их было семь. Восьмой, в смысле, седьмой по порядку, в смысле, четырнадцатый, отсутствовал. Какая-то бересфордщина.

Перейдя дорогу, миссис Кейн прошла от угла до угла квартала, считая шаги. Сто девяносто два старушечьих шага, примерно девяносто шесть ярдов, по двенадцать ярдов на один фасад. Почему-то переходить обратно на четную сторону ей очень не хотелось, но соблазн завершить начатое был слишком велик. Все семь фасадов, ширину которых ей удалось прикинуть, действительно оказались примерно по те же двенадцать ярдов в ширину. А вот считая шаги от стенки до пересечения улиц, не обращая внимания на строения, миссис Кейн получила цифру в сто восемьдесят восемь, в пределах ошибки измерений. Действительно, бересфордщина — ровно такую аномалию Таппенс обнаружила в полицейском журнале вызовов в самом начале всей этой истории. К сожалению, затолкать улочку в ксерокс было невозможно, пришлось еще несколько раз щелкнуть поляроидом с перекрестка.

Саманта не могла заметить бледного узкого лица, наблюдавшего из окна несуществующего дома за снующей туда-сюда по тупику и делающей снимки старушкой. Но тем не менее ее тело пронзила дрожь — она испугалась, но слава Богу это был не сердечный приступ, а потом откуда-то из глубин памяти выплыла та, что спала там уже почти полвека. Шарлин.

«Так, Сэмми, пора спасать нашу с тобой задницу и попу того симпатичного молодого человека, из-за которого мы тут оказались. Есть возражения?» — возражений не было. Лицо миссис Кейн еле заметно изменилось. Шарлин — теперь ее звали так — убедилась, что то-что-не-должно-выплыть-наружу по-прежнему надежно заперто, и начала отход. Она лишь надеялась, что не слишком промедлила, наподобие того самого раза в сорок втором во Франции.

По пути в гостиницу миссис Шарлин Кейн пару раз останавливалась поправить шляпку и заодно выяснить, не увязался ли за ней кто-нибудь. Увы, более энергичные меры по сбрасыванию возможного хвоста плохо вязались с ее респектабельным обликом, да и шустрости уже не хватало. Сказать по правде, даже сотня ярдов быстрым шагом вызывала одышку и сердцебиение. Но никто за пожилой леди не следовал, подозрительных машин тоже не было видно, даже совы не летали посреди дня. Но беспокойство не отпускало. Шарлин заплатила за номер наличными, оставив приличествующие случаю, не очень большие, но и не очень маленькие, чаевые, села в прокатный «Фольксваген» и попылила на юг. Разумеется, было хорошим тоном также немного облегчить работу горничных, так что номер им достался в весьма чистом состоянии.

* * *

Вести машину по не слишком загруженному моторвэю было несложно даже с учетом возраста, хватало рефлексов опытного водителя. Так что миссис Кейн имела достаточно времени для просчета вариантов. Прежде всего, следовало исходить из того, что у этого странного дома ее заметили и затем проследили до гостиницы. Значит, засекли и ее отъезд. Ритм движения Шарлин держала немного рваный, хотя и неспешный, и ни одна машина за ней достаточно долго не держалась. В разумности использования на шоссе невидимых автомобилей она сомневалась, тут и до аварии недалеко, но, во-первых, мутанты могли подсадить жучка на «Фольксваген» или одежду, а, во-вторых, кто его знает, на что они вообще способны. Может, их машина чудесным образом избегает аварий или за ней вообще следят с невидимого вертолета. Или с незаметной совы. Так что отрываться по-настоящему следовало в людном месте и пешком.

Теперь следовало подумать, что делать после отрыва. И главным приоритетом была именно безопасность Гарри. Вариант, при котором в мире мутантов было несколько фракций, минимум одна из которых была настроена к Гарри недружелюбно, разбирался пожилыми леди достаточно подробно. И если у дома в Паучьем тупике, 14 за ней следили, скажем так, оппоненты ее противника, (а враг твоего врага является твоим другом, вопреки поговорке, далеко не всегда) возвращение в городок было нерациональным.

С другой стороны, то, что ее выпасли у дома Снейпов, а не у бывшего дома Эвансов, говорило о том, что тут задействован сам мистер Северус Тобиас Снейп, которому сейчас должно было быть тридцать лет. Вероятно, он все еще проживает в своем доме — иначе зачем скрывать его от посторонних, дом Эвансов никто не прятал — и, вероятнее всего, защита дома простой невидимостью не исчерпывается. Мог мистер Снейп быть, скажем так, в оппозиции настоящим опекунам Гарри? Разумеется, мог. Но в этом случае он не мог ничего не знать про ее сестру, и «оппоненты» вышли бы на след мальчика уже давно.

Соответственно, если она все сделает правильно (а на одну-две хороших шутки ее, увы, давно не тех сил все еще хватит), выйти на Литтл-Уингинг смогут только «свои», то есть те, кто прячет там Гарри. А если она ошибается… Что ж, предупрежден значит вооружен и они, с помощью Дерека, будут иметь шанс защитить малыша, вместо того чтобы терзаться неизвестностью. Нет, будь она по-прежнему частью структуры, ее немедленно вывели бы из игры. Но сейчас предстоит рассчитывать только на себя. Кстати, надо будет проведать Германа. И подумать насчет его младшего братика, уж очень толстяк неповоротлив, да и шуму он производит столько, что переполоху будет на весь Суррей.

Миль через семьдесят Шарлин заехала на заправку, попутно сделав пару коротких звонков, после чего продолжила свое неспешное, успокаивающее возможных соглядатаев путешествие.

Переночевав еще в одной гостинице на окраине Лондона, она с раннего утра несколько часов уделила писанине. Сов за окном снова не было видно, и это радовало. Затем миссис Кейн отправилась в торговый центр неподалеку. Поставив машину на стоянку, она шаркающей походкой прошлась по магазинам.

Для начала она постриглась: ей давно хотелось прическу покороче (и мало ли что могло завестись в волосах в этом ужасном грязном Коукворте, гигиена прежде всего!). Посмотрев, как молодая пакистанка или там египтянка, кто их разберет, сметает рассыпанные по полу пряди в урну, где ее волосы невозможно было отличить от волос других клиентов, Шарлин удовлетворенно хмыкнула про себя. Вуду, конечно, дикарское суеверие, но в ее случае следовало уделять внимание таким вот странным вещам. Так что рвение уборщицы было поощрено монетой в пятьдесят пенсов.

Немного отдохнув и выпив предложенного менеджером чая (никакого интереса к себе или к своим волосам миссис Кейн не заметила, а потом в урну отправились и волосы следующей клиентки), леди поблагодарила администратора и предалась безудержному шоппингу в местных магазинчиках, уделяя, разумеется, особое внимание товарам по скидке и не брезгуя сувенирной мелочевкой вроде полиэтиленовых пакетов вырвиглазной расцветки или духов с совершенно идиотским запахом.

Затем посетила дамскую комнату, но из нее так и не вышла: туалет покинула женщина лет на двадцать моложе (грим и косметика), черноволосая (лежавший до последнего времени в сумочке театральный парик), на пару дюймов выше ростом и с более энергичной походкой (исключительно на твердости характера, сбросить, хотя бы внешне, двадцать лет с пожилого организма было тяжело, но терпимо). Украшенная цветами шляпка отправилась вместе с плащом, частью одежды и все равно изрядно надоевшей ей сумочкой в стоящий рядом бокс Армии Спасения. Новый ярко-красный плащ и брючный костюм позапрошлого сезона, успевший за это время трижды потерять в цене, к слову, понравились ей намного больше; жаль, что они хорошо сочетались только с ее нынешними смоляными волосами. Запах она тоже поменяла. Не то чтобы он нравился ей так же сильно, как новый плащ, но у нового аромата было иное неоспоримое достоинство: любая собака, будь она трижды невидимой, чихала бы от него не меньше часа.

Выйдя из торгового центра, преображенная миссис Кейн взяла такси и поехала на вокзал. Там она купила билет до Девона, объяснив соседям по очереди, что не мешало бы использовать с толком хотя бы последний день лета. Затем Шарлин выпила чашечку кофе и, почувствовав зов естества, снова направилась к дамской комнате.

Разумеется, вскоре, опустив в подвернувшийся на пути почтовый ящик несколько непримечательных конвертов, на станцию подземки спускалась уже снова совершенно другая женщина — рыжеволосая, в несколько легкомысленном зеленом кардигане и зеленом же платке, вызывающе завязанном за правым ухом и в темных очках-хамелеонах на пол-лица.

Увы, боксов Армии Спасения рядом не оказалось, так что так полюбившийся красный плащик был свернут и уложен в полиэтиленовый пакет вместе с некоторыми необходимыми мелочами.

* * *

— Отлично выглядишь, Сэмми, — приветствовали преображенную миссис Кейн сидящие за столиком кафе миссис Бересфорд и мисс Стрит, также одетые в несколько необычном для себя стиле, — но позволь надеяться, что в обновлении гардероба все же не было необходимости.

— Боюсь, скорее, это была пустая трата денег, — Шарлин не сразу поняла, что подруги обращаются именно к ней, — слишком уж явно я спалилась. Не уверена, что обычные меры полувековой давности помогут мне затеряться надолго. Мы ничего не знаем о методах работы наших друзей. Остается только рассчитывать, что они потеряли меня хотя бы на время, и это время — именно сейчас. Впрочем, исходя из того, что мы знаем об их уровне организации, риск приемлем. А вот в Литтл-Уингинге я снова попаду под удар.

— Вот как. И что же заставило тебя вспомнить молодость?

— Я нашла несколько необычный дом. Точнее, как раз не нашла, подробности — в этом пакете, — толстый, не меньше полудюйма, конверт лег на стол и быстро испарился в бездонной сумке миссис Бересфорд.

— Мы посмотрим бумаги после твоего ухода и отправим по назначению, Сэмми.

— Хорошо. Там есть отдельный конверт с парой бумажек и поляроидными снимками, спрячьте его до Рождества. Хочу сделать подарок Гарри. Или, в крайнем случае, это сделаете вы.

— Там что-то о его родителях? — понимающе кивнула миссис Бересфорд, проигнорировав тревожные нотки.

— О Лили. О его матери. Впрочем, сами увидите. Жаль, что к школьным делам не прилагаются фотографии.

— Да, это было бы идеально. Значит, ты нашла то, что хотела.

— Увы, даже несколько больше. Я уже говорила про дом. Он определенно существует, но увидеть его невозможно. И вот около этого самого дома-которого-нет мой, как говорит наш мальчик, попный мозг почувствовал неладное. Скорее всего, этот странный невидимый дом под охраной или наблюдением. Я не заметила за собой хвоста, но если эти мутанты могут скрыть дом, что им стоит сделать невидимым топтуна?

— Комиксы просто лопаются от невидимок, дорогая. Я тут купила пачку и каждый вечер впадаю в детство, — заметила Делла.

— Не знаю, смогут ли они проследить меня до Литтл-Уингинга: в гостинице я жила под чужим именем, машина по документам никак со мной не связана, а проследить меня по архивам тяжело — я не оставляла никаких бумаг, хватило телефонного звонка, до которого «они» вряд ли докопаются. Мутантам, как мы выяснили, не свойственна дотошность, у них мало оперативников, если таковые у них вообще есть. Плюс некоторые старые трюки из моей молодости. Но связать маму Гарри и самого мальчика те, кто его прячут, наверняка в состоянии, не полные же они кретины.

— А те, от кого его прячут?

— Тех, надеюсь, я все же стряхнула бы с хвоста. А о связи Коукворта и Литтл-Уингинга они не знают, иначе давно нашли бы Гарри. Судя по тому, как грубо работают наши «защитники», принятых мер должно хватить. Хотя, конечно, надо попросить Дерека приглядеться к новым людям.

Миссис Бересфорд кивнула. Сегодня миссис Кейн была не похожа на себя обычную, хотя и ситуация была нерядовой, совсем нерядовой. Но зарубочку в памяти она себе все же сделает.

— Самое слабое место — связь Коукворта и Литтл-Уингинга, а о ней осведомлены только, так сказать, «друзья». Провала я жду именно с этой стороны. Так что в наш уютный городок они наверняка наведаются. Уровень тревоги — оранжевый, леди. А это значит, никаких контактов в течение ближайшего месяца, далее — по обстановке. Первого октября — контрольная встреча, чисто чтобы убедиться, что с нашей памятью все в порядке. И притормозим поиски. Временно.

— Хорошо. Что будем делать с Гарри?

— Пусть все идет как идет. Если мне прямо сейчас прервать с мальчиком контакты, это не только огорчит его, но и привлечет излишнее внимание. Так что я разве что добавлю в наши встречи официальности, ну и запущу пару слухов о своем раздражении. Ну и Гарри попрошу пару раз пожаловаться мисс Фигг на тираншу и деспотшу, делающую его жизнь совсем уж невыносимой. Для него такая игра будет дополнительным приключением, а история с камнем и совой говорит, что мальчик может быть достаточно убедителен, главное для него не переигрывать. А вот вам надо его сторониться.

— Это несложно. Он привязался к нам значительно слабее, чем к тебе. Правда, он все время пытается подобраться поближе к нашему бравому суперинтенданту. Улыбается при встрече, пару раз даже подходил с вопросами. Так что об этом Дерека я тоже предупрежу. А ты мягко поправь Гарри. Итак, первое октября, место номер три?

— Да. Благодарю, вас, леди, — дама в зеленом платке положила на стол пять фунтов и, как и ее прошлые воплощения до того, проследовала в туалет. Через пару минут за ней отправилась миссис Бересфорд, не решившаяся оставить свою сумку даже под присмотром подруги. Впрочем, она вернулась довольно быстро, а вот рыжая дама снова куда-то пропала. Еще минут через пять из туалета вышла пожилая леди, весьма напоминавшая пропавшую в супермаркете на окраине города миссис Кейн, разве что волосы были покороче и одежда несколько отличалась, хотя и соответствовала по стилю. Не глядя на столик, за которым изучали бумажки две подруги, пожилая леди проследовала к выходу.

* * *

Трясясь в видавшем виде автобусе — путешествие выдалось слишком долгим для ее старых костей — миссис Кейн, уже снова Саманта, методично подвергала себя ментальной экзекуции. Нет, отход она провела чисто, полвека назад она бы, пожалуй, получила «А» на экзамене. Или не она, а Шарлин? Неважно. Машину брал из проката и вернет на стоянку другой человек. Отпечатки пальцев вытерты, одежда сменена полностью. Да и внутреннее чувство говорило, что как минимум до кафе ее не отследили. Но то же самое внутреннее чувство не просто кричало — вопило, что в Коукворте она засветилась и сгорела как фейерверк в безлунную ночь.

Во-первых, даже в Уорвик, не говоря уже о Коукворте, нужно было ехать уже «в образе». И, пожалуй, это уже тогда должна была быть Шарлин. Хотя, конечно, она разбудила ее только от безысходности. И ей очень повезло, что то-что-следовало-похоронить так и осталось похороненным.

Во-вторых, при первых признаках непонятностей вокруг ей следовало немедленно прервать поездку и не привлекать внимания. А она привыкла, что все идет слишком легко, за что ей и предстояло вскоре расплатиться.

Но теперь было поздно сожалеть — осталось только встретить дорогих гостей с достоинством и сохранить то, что можно сохранить, если уж не свою память, то как минимум память подруг и Гарри. И надеяться, что и тот, и другие помогут ей справиться с последствиями этого визита.

Уже перед самым Литтл-Уингингом она вспомнила теорию Гарри насчет второго мозга и улыбнулась: еще одной странной леди в этой его странной компании стало больше.

Оранжевый цвет угрозы

Необходимость еще больше «испортить отношения» с миссис Кейн Гарри огорчила. Но еще больше его расстроила невозможность приставать к суперинтенданту МакФергюссону: мальчишкам так интересно общаться со взрослыми джентльменами, и леди, пусть даже и очень умные и доброжелательные, не совсем полная замена.

Впрочем, Дерек не был бы Дереком, если бы не придумал выход: после короткого, состоящего в основном из намеков разговора за пивом два числившихся в штате констебля при всяком удобном случае прихватывали Гарри в мелких шалостях (чаще, разумеется, выдуманных на ходу), благо репутация мальчика это позволяла, хватали за ухо и приводили в участок. Кстати, один раз этот удобный случай очень удачно пришелся на тот момент, когда Дадли, Полкисс и компания таки сумели зажать Гарри в тупике, где заборы были слишком высоки для того, чтобы перепрыгнуть их даже на испуге и злости.

Разумеется, в детали ситуации полицейские посвящены не были, просто уважение к суперинтенданту МакФергюссону было настолько абсолютным, что просьба старика присмотреть за пацаненком выполнялась не только добросовестно, но и с удовольствием.

По странному совпадению (впрочем, не замеченному Гарри по причине того, что ему не с чем было сравнивать) во время его присутствия обычно скучная полицейская жизнь начинала бить ключом: доставалось из сейфа, разбиралось и чистилось оружие, причем Гарри просили подержать что-нибудь или принести случайно забытое масло, ломалось что-то в одной из двух полицейских машин (и опять помощь мальчика была совсем не лишней) или вдруг зачитывались особенно интересные сводки или рассказывались друг другу случаи из жизни.

Разумеется, при этом пацана поругивали, а уж МакФергюссон, застав его в участке, обязательно к чему-то придирался и крутил уши.

Миссис Кейн тоже удвоила строгость и даже пару раз пожаловалась на его неприлежание тете Петунье, разумеется, предварительно накормив Гарри сытным ужином.

Некоторую проблему вызвала необходимость спектакля Гарри перед единственным зрителем в лице мисс Фигг с жалобой на невыносимые условия рабского труда «по возмещению ущерба». Аккуратные, но систематические наблюдения не оставили сомнений в нездоровом интересе кошколюбивой старушки к мальчику: она стала значительно чаще появляться рядом с домом миссис Кейн, причем, как правило, в то время, когда Гарри копался в саду или занимался домашней работой. Благо, занятия и задушевные разговоры удавалось успешно прятать. Несколько пробных выступлений перед миссис Кейн удостоились максимум «С» за артистизм. Не то чтобы мисс Фигг кто-то считал слишком умной или чуткой, но недооценка противника, как объяснила на нескольких примерах миссис Кейн, могла обойтись очень, очень дорого.

Помог случай (впрочем, случай скорее закономерный) — Гарри в очередной раз поймали, а полицейских поблизости не оказалось, так что Дадли и компания как следует поваляли его по земле, обзывая при этом «ненормальным» и злорадствуя, что на тот раз его уродство ему не помогло. Было немного больно и очень обидно, и Гарри шел домой заплаканным, так что мисс Фигг подвернулась очень вовремя. Не то чтобы она очень хотела знать, что случилось, но на ее формальный вопрос Гарри вывалил все касающиеся рабства у миссис Кейн заготовки, а натуральные слезы и обида послужили отличной приправой. Мисс Фигг даже пожалела его и дала конфетку, которую Гарри потом потихоньку выкинул вследствие полной замусоленности. К тому же она воняла кошками. В смысле, воняла не только мисс Фигг, но и ее конфета.

В результате ли таких предосторожностей или же нет, но ничего страшного или неприятного, за исключением вышеописанного случая, не происходило. Первого октября после школы миссис Кейн послала Гарри на автобусе в соседний городок за саженцами, которые надо было высаживать обязательно осенью. После покупки Гарри должен был зайти в кафе напротив и обязательно перекусить. В кафе его уже ждали — в отдельном зальчике собрались все три леди и возвышающийся над ними суперинтендант МакФергюссон.

Разумеется, заседание Клуба в расширенном составе началось с разговора о погоде под легкую закуску. Потом, перед главным блюдом, все присутствующие сыграли в игру «проверь свою память». Никто ничего не забыл, и Гарри немного повеселел. Однако и суперинтендант, и миссис Кейн, и миссис Бересфорд согласились, что положение оранжевой угрозы надо сохранить еще на месяц.

Гарри очень расстроился — он, разумеется, понимал, что миссис Кейн и мистер МакФергюссон относятся к нему сурово только понарошку, но мальчику было трудно принять это; в конце концов он пока что был не настоящим агентом Секретной Службы Ее Величества, а всего лишь десятилетним учеником начальной школы. Хотя, по словам миссис Кейн, делал успехи. Впрочем, поданный вскоре бифштекс оказался вкусным, леди и суперинтендант излучали доброжелательность, которой так не хватало Гарри весь этот месяц, а миссис Кейн пообещала, что если ничего не произойдет, в ноябре уровень угрозы понизят до желтого.

Что это означает, Гарри понимал не вполне, но «желтый» звучал явно лучше, чем «оранжевый».

Перед десертом миссис Кейн, наконец, отчиталась о своей поездке в Коукворт: в Литтл-Уингинге она ничего не рассказывала, потому что это было небезопасно. Оказывается, мама действительно жила там и хорошо училась! А главное, она тоже была необычной, как и сам Гарри! Миссис Бересфорд сказала, что, возможно, необычность передается генетически (и объяснила, что это значит). Мистер МакФергюссон заметил, что, судя по всему, мамины папа и мама — бабушка и дедушка Гарри — были совершенно обычными, то есть необычность может проявляться и сама собой.

Кстати, вместе с мамой учился еще один необычный мальчик, правда, это был не папа Гарри: его фамилия была не Поттер, а Снейп, и миссис Кейн на всякий случай попросила Гарри запомнить эту фамилию.

После этого миссис Кейн рассказала, как она добиралась из Коукворта до Литтл-Уингинга и почему она делала так, а не иначе. Миссис Бересфорд и суперинтендант МакФергюссон комментировали и иногда спорили, но в целом это было очень интересно и познавательно, почти как подержать помповик в полицейском участке. Кроме того, из рассказа миссис Кейн Гарри сделал вывод, что у нее тоже два мозга, как у него самого, суперинтенданта МакФергюссона и мисс Стрит. Наверное, второй мозг был и у миссис Бересфорд, не случайно же они собрались вместе?

Десерт тоже был ничего себе, правда, яблочный пирог миссис Кейн был вкуснее. Съев двойную порцию, Гарри попрощался: ему надо было идти на автобус. По соображениям той самой безопасности они приезжали на встречи в другие городки и уезжали с них поодиночке. Взрослые остались, заказав вина и пива, Гарри и то и другое пока было рановато.

* * *

Октябрь прошел точно так же — миссис Кейн была строгой и еще раз пожаловалась тете на Гарри, констебли еще несколько раз таскали его за ухо в участок и позволили завести мотор в полицейской машине (проехать ему не разрешили: для того, чтобы одновременно доставать до педалей и смотреть в лобовое стекло, Гарри пока не хватало роста), и один раз мальчику удалось сделать «это», убегая от Полкисса (Дадли в тот раз с ними не было, так что некому было и жаловаться тете).

В последний день октября Гарри постучался в дверь миссис Кейн в очень хорошем настроении: ему обещали сюрприз, а прошлые сюрпризы, на день рождения и на первое октября были просто замечательными. К тому же во дворах светились оранжевые фонари из тыкв, это было красиво. Правда, вспомнились слова про «оранжевый уровень», но Гарри отмахнулся от этой мысли. Тыквы никому не угрожали, и в конце концов не они ели людей, а люди их.

Миссис Кейн открыла дверь и посмотрела на мальчика действительно злым взглядом, Гарри понял, что все эти два месяца она только изображала злость, а вот сейчас ему стало страшно. А после слов «Чем могу служить, молодой человек?», произнесенных таким голосом, какой обычно был у тети Петуньи, Гарри помимо воли заплакал.

Гарри специально готовили именно к такому вот случаю, но он ничего не мог с собой поделать. Слезы сами лились из глаз. Миссис Кейн всегда должна была приветствовать его «Здравствуйте, мистер Поттер» и затем в следующей фразе или, по крайней мере, через одну, упоминать уши: предложить их помыть или, к примеру, спросить, не открутил ли мистер МакФергюссон ему одно из них за хулиганство. Если же она упоминала нос, значит, она все помнит, но разговаривать с ней не надо, а надо немедленно покинуть ее дом или то место, где они встретились. А сейчас она не только не назвала его правильно, но и, похоже, вообще не помнила его фамилию.

— Добрый вечер, миссис Кейн, — эту фразу Гарри буквально проплакал. — Мистер Бутройд просил Вам передать, что нужный Вам конверт лежит в первом томе книги мистера Черчилля.

Гарри повторял эту фразу сотни раз, чтобы в нужный момент (а, без сомнения, это был тот самый нужный момент!) ничего не перепутать, особенно фамилию. Если бы не это, он бы, разумеется, забыл все — настолько сильным было потрясение. Но эти же повторения превратили заученную фразу в волшебное заклинание, которое разом должно было решить все проблемы. А этого не случилось: миссис Кейн смотрела на него еще более злобно, хотя еще несколько секунд назад это казалось невозможным, и вовсе не собиралась искать никакой записки ни в какой книге.

— Это все, молодой человек?

— Да, мадам. Извините, — Гарри всхлипнул, развернулся и выбежал на улицу. Идти к Дурслям было нельзя: тетя обязательно спросит, почему он не «возмещает ущерб» и оставит без ужина, а поесть Гарри не успел. Денег чтобы поесть самостоятельно (да, миссис Кейн, только что потерявшая память и оттого, наверное, такая злая на Гарри, когда-то научила его заказывать еду и платить в кафе), у Гарри не было, а банк уже не работал. Гарри медленно побрел по улице, оранжевый уровень угрозы светил от каждого дома тыквенным оскалом.

* * *

Это было уже не в первый раз. Гарри вспомнил учительницу миссис Аддерли, дополнительно занимавшуюся с ним во втором классе и даже пытавшуюся приструнить Дадли. Тогда он все испортил сам: на новогоднем утреннике он непонятным даже ему самому образом перекрасил ее волосы в синий цвет. Сначала миссис Аддерли не обиделась и они вместе посмеялись, но через две недели она внезапно очень рассердилась на него и, видимо, от этой злости забыла все, что он рассказал ей о своей жизни у Дурслей, и даже то, что она написала об этом властям графства. С тех пор она с трудом выносила его и чаще всего делала вид, что никакого Гарри Поттера вообще не существует. Только когда Дадли с дружками зажимали его прямо в школе, она вмешивалась: ведь это была ее обязанность. Но попадало от нее за эти стычки только и исключительно Гарри.

Или миссис Робертсон, живущая напротив миссис Кейн: она всего лишь время от времени приглашала его на обед. Наученный опытом с учительницей, он никогда не жаловался ей на Дурслей. Впрочем, она сама все видела, и всегда отзывалась о дяде Верноне и тете Петунье не очень здорово. Но однажды он как обычно пришел к ней — и она отругала его за приход без приглашения. Но ведь приглашение было! Он это точно помнил. А вот миссис Робертсон — нет.

Или сама миссис Кейн: ведь первый раз он прятался в ее саду с ее собственного разрешения. Дадли и компания тогда вконец загоняли его, и бывшая учительница сама предложила ему спрятаться, это было чуть больше полугода назад. А спустя неделю она тоже забыла о нем. Хорошо хоть не прогнала, а просто игнорировала его присутствие, до того самого раза. Она вспомнила? Или просто была настолько доброй, что даже забыв все и разозлившись на Гарри, не отказала мальчику в убежище? А вот теперь…

Еще три месяца назад Гарри подумал бы, что это все творится с ним из-за того, что он ненормальный урод. Теперь он так не думал. Он был необычным, и кто-то такой же необычный, как он, приносил несчастье окружающим его людям. Это значило одно: у Гарри никогда не будет не только родных, не только папы и мамы, но и друзей. Только одиночество. Ведь каждый, кто попытается помочь ему, потеряет память. И приносить такие несчастья близким — да, близким — ему людям было еще хуже, чем быть просто уродом.

Мальчик присел на прикрытую навесом скамейку и заплакал уже не сдерживаясь.

* * *

Миссис Кейн раздраженно закрыла дверь и щелкнула задвижкой. Разумеется, она не собиралась искать никаких глупых записок, что бы там ни говорил этот низкорослый ублюдок. Еще и реветь пытался, брал на жалость, как начинающий попрошайка. Ее беспокоило другое: фамилию Бутройд никто не знал и не должен был знать в Литтл-Уингинге, кроме нее самой. И вот с этим следовало разобраться как можно скорее. Она подошла к телефону и сняла трубку.

— Джефф?

— А, Шарлин.

— Кто? Почему…

— А, все ясно. Прости, Саманта. Просто прочти эту записку.

— Что за…

— Прочтите эту записку, сержант. Это приказ. Вам напомнить, где она лежит?

— Никак нет, господин лейтенант. Будет сделано, господин лейтенант, сэр.

— Действуйте.

Подобно сомнамбуле, миссис Кейн (да, миссис Саманта Кейн и никак иначе) положила трубку, подошла к полкам и взяла нужный том. Внутри книги действительно обнаружился конверт, подписанный ее собственным почерком. Открыв его, она поняла: старый пень не оговорился.

«Привет, Сэмми.

Это я, Шарлин. В смысле, я это ты. Надеюсь, ты не забыла свое второе имя и свой собственный почерк?

ВАЖНО!!!

Если эту записку ты нашла с помощью молодого человека с растрепанными черными волосами и пронзительными глазами цвета изумруда, НЕМЕДЛЕННО УЛЫБНИСЬ ЕМУ! Кстати, его зовут Гарри Поттер, он живет у своих тети с дядей, их фамилия Дурсль, и они относятся к нему как к куску говна, хотя сами же этим говном и являются.

Я полагаю, я, в смысле ты, должна испытывать к мальчику некую неприязнь, но ты ДОЛЖНА отнестись к нему как к самому дорогому для тебя человеку. В конце концов, ты сорок лет учила оболтусов, которые нуждались в твоей улыбке намного меньше Гарри, а до того два года улыбалась колбасникам в оккупированной Франции прямо перед тем, как отправляла их в ад. Так что пересиль себя.

ОПЯТЬ ВАЖНО!

Никогда не называй Гарри уродом, ненормальным или еще кем-то вроде этого. Он НЕОБЫЧНЫЙ, поняла? Наверное, нет, но поймешь.

И да, поздравляю. Думаю, ты догадалась, что с твоей памятью что-то не так. А если еще не догадалась — твои проблемы. Утешу: это не склероз и не старческий маразм. Какие-то ублюдки просто вырезали тебе часть твоих воспоминаний. Поскольку это, знаешь ли, и мои воспоминания тоже, я (и надеюсь, ты тоже) не намерена оставлять это просто так. Так что позвони по телефону (дальше следовал тот самый номер, который она только что набирала), но только после того, как убедишься, что с Гарри все нормально.

Скажи ему «Здравствуйте, мистер Поттер» — именно так, это часть пароля — и сразу же в любом контексте упомяни про ухо или уши, это его успокоит. Это вторая часть.

С любовью (себя, знаешь ли, надо любить), твоя половинка как раз на такой вот случай,

Шарлин.

PS: Если позвонишь, не разобравшись с Гарри, получишь эпический фитиль от лейтенанта (хотя вообще-то он уже давно майор). Надеюсь, ты не забыла, как это больно

PPS: Когда поедешь на встречу, не забудь про диктофон, он под подкладкой твоей сумочки. Надеюсь, он был включен, но тут уж вопрос везения.

PPPS: Когда, в какой момент выпускать меня снова — сама разберешься, ты уже большая девочка»

Значит, Шарлин. Ну что ж, надеюсь, она знает, что делает. Пожалуй, она выпустит ее чуть позже, ведь придется разговаривать с расстроенным маленьким мальчиком, а Саманта съела на этом не одну стаю собак. Так что сейчас она запихает свои злость и раздражение в ту задницу, в которой им и место и начнет чинить сломанное. Сама.

Бросив письмо в камин и накинув висящий на крючке у двери красный плащ (она не могла вспомнить, откуда он у нее взялся, он совершенно не подходил по цвету к ее волосам!), Саманта выскочила под моросящий дождь. Разумеется, слово «выскочила» было некоторым преувеличением, все-таки возраст тела брал свое, однако она двигалась настолько быстро, насколько позволяла боль в суставах. По какому-то наитию первым делом она заглянула в прилегающий к живой изгороди закуток. Тот был пуст, но выглядел довольно обжитым. Ладно, это потом. Она вышла на улицу.

Где живут Дурсли, Саманта не забыла, однако если они так относятся к мальчику, скорее всего, его следовало искать в прямо противоположной стороне. Проковыляв полмили, она поняла, что логика и чутье ее не подвели: под козырьком автобусной остановки скрючилась щуплая фигурка.

Преодолевая вновь вспыхнувшую иррациональную неприязнь, Саманта вошла в свой фирменный «учительский» транс и, подойдя к ничего не замечающему вокруг мальчику, произнесла ровным профессиональным голосом:

— Здравствуйте, мистер Поттер. Точнее, добрый вечер. Впрочем, судя по вашим повисшим ушам, вечер может быть и не совсем добрым? — и, снова загнав в положенную задницу рвущееся наружу раздражение, улыбнулась.

Саманта и Шарлин

Сорок лет — это много. Учителей, выдержавших столько среди шума, гама, маленьких побед и больших расставаний, на самом деле очень мало — процент, два? Но уж те кто пережил все это и не потерял вкус к жизни и общению с детьми, дадут фору любому дрилл-сержанту в поддержании приемлемого уровня безобразий, любому психоаналитику в понимании тайных струн и движений души и любому артисту в искусстве перевоплощения — все в целях занесения в неокрепшие души как разумного, так и доброго с вечным. Поэтому следующие за условной фразой слова снова-уже-миссис-Саманты-Кейн были неожиданными.

— Ну что, Гарри, приключение продолжается?

В тот момент она не помнила ни одного прошлого разговора, не помнила, что три месяца назад они с подругами (она и подруг-то воспринимала скорее приятельницами) точно так же представили Гарри просто страшное — страшно интересным. Но логика и опыт оба раза направили разговор по одному и тому же руслу.

— Правда?! — в зеленых глазах зажегся огонек жизни.

— Разумеется. Приключения никогда не заканчиваются, пока ты сам этого не захочешь. — «Или пока тебя не прибьют», — шепнула где-то глубоко в голове Шарлин.

Само собой, приключение не может быть продолжено посредством простого возвращения домой. По крайней мере, в голове десятилетнего (Саманта вспомнила это) мальчика. Раздражение уже было загнано глубоко в дальний чулан мозга и бессильно бесилось за заваренной наглухо дверью. Потом, когда она останется одна, она разблокирует выход и проанализирует это чувство, чтобы либо выпустить его на свободу, либо убить, она почти полвека так делала.

Так что Гарри и миссис Кейн все-таки дождались автобуса и доехали до Уокинга. Большая часть заведений еще работала, так что они сели в углу зала небольшой пиццерии и миссис Кейн сделала заказ, благо в «тревожном кошельке» было достаточно наличных. Шрам на лбу мальчика сильно беспокоил Шарлин-в-ее-голове, не стоило в подобной ситуации светить особой приметой, так что она прикупила еще и фирменную бейсболку для Гарри. Подождав, пока скорость поглощения оголодавшим мальцом пиццы снизится хотя бы вдвое, она задала первый вопрос:

— И что тебя расстроило больше? То, что я, гм, подзабыла кое-что или то, что я была несколько расстроена?

Гарри поразил ее в самую сердцевину души прямым, глаза-в-глаза взглядом.

— Вы не были расстроены, миссис Кейн. Вы… просто ненавидели меня, я это почувствовал. Вы и сейчас сильно сердитесь, просто внутри. Это потому, что я виноват? Это ведь из-за меня?

«А мальчик-то интуитивный психолог и очень, очень чуток», — Шарлин-внутри оказалась очень полезным помощником. Но откуда у десятилетнего мальчика это стремление первым делом обвинить себя?

— Почему ты считаешь, что виноват именно ты, а не те негодяи, что покопались в моей голове, причем, разумеется, без моего разрешения? — о, она знала, почему, и была готова поставить пару фунтов, что с легкостью назвала бы виновников благодаря записке. Но это следовало сделать самому Гарри.

— Все так говорят. И Вы тоже сказали, когда объясняли про безопасность, что если что-то пошло не так, то, скорее всего, ты сам совершил ошибку, — плакала ее пара фунтов.

— Не путай ошибку и вину. К тому же скорее всего, ошибку совершила именно я.

— Да, вы говорили, тогда же, что слишком долго ходили рядом с каким-то невидимым домом, — о, Боже, еще и невидимый дом, — и привлекли к себе внимание.

— Тогда второй вопрос. Почему Вы, мистер Гарри Джеймс — вот откуда это «Джеймс»? — Поттер решили, что именно Вы виноваты в том, что случилось?

— Наверное, это тетя, — Гарри опустил глаза в пол, слезы лились по еще не высохшим щекам. — Тетя… Она всегда говорит, что я во всем виноват. Наверное, она права. Ведь если бы я не был ненормальным, Вы бы просто не стали меня выручать и не потеряли бы память? — ага, два фунта все-таки не потеряны, это радует.

— Прежде всего, я бы эту память не приобрела. Понимаешь, если что-то происходило, это всегда, — (ну или почти всегда, и лучше бы о размерах этого «почти» не думать), — можно восстановить. Есть способы. И мы, разумеется, этим займемся. А вот если бы мы с тобой не встретились и не подружились бы, то и восстанавливать было бы нечего.

— Но ведь… — Боже, они что в него, это чувство вины кулаками вбивали? Надо попросить мисс Стрит с Рябиновой — стоп, еще два фунта за то, что Делла и так в деле, да и Таппенс Бересфорд со своим не очень молодым человеком, с ними миссис Кейн общалась больше всего и они были слишком похожи на саму Саманту. Или Шарлин.

— Никаких «но», мистер Поттер, — следовало срочно найти какие-то железные, даже, пожалуй, стальные аргументы, иначе мальчик либо сорвется в истерику, или замкнется, — я Вам рассказывала, что давным-давно я участвовала в Войне?

— Я догадался. Вы сами не говорили, но я это понял. Вы служили в Секретной Службе? — Боже, что она там такого навыдавала? Если она была так беспечна, неудивительно, что какие-то ублюдки копаются у нее в голове, как в собственном кармане.

— Хм.

— Не беспокойтесь, миссис Кейн. Вы мне ничего не рассказывали. Просто когда мы говорили про полицию, самые лучшие советы давала миссис Бересфорд или мистер МакФергюссон, а когда про шпионов или разведчиков — Вы, — ого, а парнишка-то не промах, но все равно… И да, пара фунтов спасена в очередной раз. Хоть что-то хорошее.

— Итак. Я пошла на войну, чтобы защитить Англию. Это не очень хорошо для меня кончилось. Для меня лично. Как и для многих солдат. Так вот. Если я — мы — пошли воевать из-за Англии, виновата ли Англия в том, что со мной и с нами случилось?

— Наверное… Нет. Миссис Кейн, точно нет! Виноват этот немец, Гитлер! Миссис Аддерли рассказывала нам и показывала кино!

— Хорошо. Предположим, мои теперешние неприятности — из-за того, что я защищала тебя и сделала ошибку. Кстати, тогда на войне я тоже сделала ошибку, из-за которой… в общем, ничего хорошего из-за нее со мной не случилось. Так кто виноват сейчас — ты или те, кто стер мне память? Или тот, кто довел тебя до такого состояния, что тебя пришлось защищать?

— Я думаю, это одни и те же люди. Те, кто стер и те, кто меня тут прячет. Вы, мисс Стрит и миссис Бересфорд говорили об этом на разборе, — Боже, они разбирают с десятилетним постреленком проводимые ими расследования или даже операции. Что творится в этом сошедшем с ума мире? Пожалуй, они с Шарлин тут образцы нормальности.

— Вот видишь. Так виноват ли мистер Гарри Джеймс Поттер в том, что случилось с миссис Самантой Шарлин Кейн?

— Нет! — совершенно счастливая улыбка Гарри ясно дала понять: миссия выполнена.

Когда последний кусок пиццы был прикончен, а кола и чай выпиты, Саманта подошла к стойке и попросила разрешения воспользоваться телефоном, чтобы вызвать такси. Машина подъехала через полчаса, которые пожилая леди и мальчик с толком потратили на обсуждение «Маленьких дикарей» Сетон-Томпсона. Наконец, кэб остановился в пятне света от висящего над входом фонаря, они вышли и сели в машину.

— Добрый вечер, мадам, молодой человек, — водителем был пожилой веселый старичок. — Куда Вас отвезти?

— Если не возражаете, кэбмен, я бы сначала подбросила мальчика до моего дома, — она назвала адрес, — Гарри, сегодня все-таки день уборки. А ты достаточно самостоятелен, чтобы обойтись без меня, — и снова водителю: — Потом я попросила бы Вас отвезти меня к подруге. Это недалеко.

— Как скажете, мадам.

Как только Гарри выскочил из такси и вприпрыжку помчался к крыльцу дома миссис Кейн, водитель тронул машину. Уже на выезде из Литтл-Уингинга он глянул в зеркальце, прямо в глаза пассажирке.

— Ну что сказать, сержант Бэлтимор, хотя бы здесь Вы не совершили ошибок.

— Виновата, господин майор, сэр.

— Расслабьтесь, сержант. Головомойка ждет Вас только после того, как Вы снова ознакомитесь со всеми материалами, которые так любезно мне присылали все эти три месяца. А сейчас можете подремать — ехать еще не меньше часа, а к разговору, как я уже сказал, Вы пока не готовы.

* * *

На уединенно расположенную ферму где-то в Сассексе они добрались не раньше одиннадцати. Водитель распахнул дверцу и подал руку леди — несмотря на разницу в званиях Джефф в первую очередь был джентльменом. Такси загнал в обширный гараж сорокалетний мужчина, по манерам — явный отставник. В выделенную комнату ее проводила серьезная женщина лет на десять моложе. На столике стоял чай, молоко, шотландское печенье и пара таблеток на блюдце. Здраво решив, что квотермейстер плохого не посоветует, она выпила чай, приняла таблетки, и рухнула в объятия Морфея.

Проснулась она в половину шестого от резкого звонка будильника. Давешняя женщина помогла ей одеться и проводила к завтраку. Джефф немного поухаживал за ней за столом, однако вся его любезность мгновенно закончилась, стоило им после завтрака проследовать в кабинет и приняться за изучение полудесятка папок с пересланными майору Бутройду отчетами от Таппенс, Деллы и, черт бы побрал этих мозголомов, ее самой.

«Свои» отчеты она читала точно так же, как и отчеты любого постороннего человека. Ничего не дрогнуло в душе, никаких смутных воспоминаний или ассоциаций, даже при анализе отхода из этого самого Коукворта, который она совершенно не помнила. Кто бы ни копался в ее голове, это был стопроцентный профи. Забавно, но своего рода свежий взгляд позволил ей заметить несколько ошибок и упущений, не замеченных даже предельно саркастичным и въедливым майором. Впрочем, его уничижительную критику ей было переносить легче по той же самой причине: то, что было описано в папках, происходило как бы и не с ней и даже не с Шарлин, а с какой-то другой миссис Кейн.

Регулярно приходила горничная с чаем и таблетками, а после неплохого обеда майор натравил на нее сразу двух психиатров. Ничего не помогло, даже сеанс гипноза, единственный плюс — Саманта после сеанса чувствовала себя как следует отдохнувшей, а когда Шарлин попросила горничную принести пачку сигарет, эскулапы и не подумали возражать. Саманта была даже рада, что таблетки не загнали Шарлин обратно в глубину подсознания.

Так прошло два дня. В пятницу сорокалетний водитель на стареньком «фордике» съездил в Литтл-Уингинг и оставил на столе в гостиной записку и двадцать восемь фунтов для Гарри: в субботу она обычно рассчитывалась за помощь по хозяйству, а привычную к еженедельной дани Петунью не следовало нервировать понапрасну. На третий день Джеффри наконец захлопнул последнюю папку и тяжело вздохнул.

— Просто чудо, Шарлин, что ты не только выжила, но и сохранила хоть что-то в своей голове. Впрочем, видимо, там осталось так мало мыслей, что бедному гипнотизеру-мутанту приходилось гоняться за каждой из них с сачком, — резким жестом майор прервал попытку оправданий. — Я понимаю, что сначала вы все не могли даже заподозрить, во что ввязались, но затем-то, затем! Боже мой, без ресурсов, без элементарного обеспечения… Почему Вы не обратились ко мне сразу? Признаться, я уделил внимание твоим письмам только в середине сентября, да и то не вполне поверил.

«Скорее всего, искал подходящего психиатра», — подумала Шарлин

— Именно поэтому, господин майор. Предыдущие попытки привлечь внимание властей заканчивались либо никак, либо печально. Исходя из этого, — она кивнула на стопку бумаг, — у этих «мутантов» есть большая зеленая лапа в Правительстве.

— А кто говорит о правительстве? Вот я, например, всего лишь уединенно живущий отставник. Джон и Джейн — кстати, твою машину забирал именно Джон — просто работники у меня на ферме. Британия со времен Дрейка сильна частной инициативой, так почему же это не сработает сейчас? Кстати. Поскольку я тоже не имею официального статуса, забываем про господина майора. Для тебя я Джеффри.

— Заметано, Джефф, — перехватившая управление Шарлин выпустила в сторону майора дымное кольцо, — но есть один маленький нюанс. Где те галеоны испанцев, которые обеспечат нам достойную добычу, чтобы расширить операцию? Мы действовали за свой собственный счет. Я, конечно, проверю свои финансы, но подозреваю, что бегство из Коукворта изрядно их подрастрясло. Ты тоже вряд ли стал миллионером за время службы. Что уж тут говорить о привлечении дополнительных сил. Вряд ли твои флибустьеры будут ходить на абордаж чисто из уважения к старому кватермейстеру. Я уже не говорю о психиатрах.

— Шарлин, ты и твои коллеги вызываете у меня, несмотря на все ваши ошибки, неподдельное уважение. В том числе и тем фактом, что вы оказались достаточно любопытными и неравнодушными. Но видишь ли, список полных сострадания к сироткам, а главное — очень любознательных пожилых леди в Британии не заканчивается миссис Кейн, миссис Бересфорд и мисс Стрит. И, что важнее, он не ими, в смысле, не вами, начинается. Так что, я полагаю, какими-то средствами мы располагать сможем. Кстати, возьмите вот это, лейтенант Бэлтимор.

Отставной майор протянул миссис Кейн бумажный квадратик.

— Что это, Джефф? Неужели…

— Твои два нуля, Шарлин. Твои два нуля.

— Боже мой… Через сорок с лишним лет… Благодарю, сэр, — Саманта щелкнула зажигалкой и наблюдала, как сгорает в пепельнице листок дорогой бумаги.

* * *

В эту ночь таблетки не помогли. Болели простуженные кости, слезились глаза, першило в горле, но главное — их снова, впервые за сорок лет, было двое.

«Ну здравствуй, Саманта Кейн, — пожилая леди чиркнула ухваченной с прикроватного столика зажигалкой и выпустила струйку сигаретного дыма, горло все еще немного першило несмотря на несколько выкуренных за эти дни пачек. — Боже, я и не думала, что наше с тобой тело так постарело. Нет, конечно, я видела всю твою жизнь нашими общими глазами, но вот ощутить изменения полностью было несколько… внезапно. В последний раз я делала что-то больше, чем просто наблюдала, когда нам обеим было двадцать четыре. Боюсь, с тех пор я не повзрослела, просто не имела такой возможности».

«Прости, Шарлин.»

«Ерунда. Мне не за что тебя прощать. Я ведь тоже прожила эти наши полвека, просто в режиме, скажем так, созерцателя. Будем считать это отпуском, и видит Бог, как он мне был нужен. И знаешь, когда я глядела на все это, я гордилась тобой. Ты — определенно та, кем я хотела и надеялась стать, когда война закончится. Спасибо тебе, дорогая!»

«Не за что, Шарлин Бэлтимор», — едва прикуренная сигарета отправилась в пепельницу, лишь в последний момент рука удержалась от брезгливого смятия. — «Не забывай, ты — это я. Только почти полвека назад. И это тебе спасибо, за то, что прятала от меня сама-знаешь-что. Без этого вряд ли я могла бы жить нормальной жизнью все эти годы. Удивляюсь, что тебе хватило сил остаться в здравом уме там, в глубине моей — нашей — головы в обнимку со всем этим ужасом».

«Не уверена, что психиатры согласились бы с тобой насчет здравого ума», — снова затяжка, — «просто чудо, что нам не диагностировали нашу законную шизофрению еще в сорок пятом».

«В нашем возрасте мнение психиатров насчет здравости или нездравости должно интересовать только наследников. А их у нас нет. Признаться, я боялась, что встретив тебя там — а нам, знаешь ли, недолго осталось — обнаружить во время разговора со Святым Петром конченую психопатку рядышком с собою. Впрочем, подозреваю, нас распределили бы по разным вратам».

«Думаешь, тебя отправили бы в ад молитвы учеников, которым ты недрогнувшей рукой ставила «D»? Я-то рассчитываю поиграть на арфе аки мученица, причем с официальной справкой».

«Деточка, меня не возьмут в ад. Окажись я там, черти уже через год поднимали бы руку, прежде чем задать вопрос и ходили бы в котельную парами, за ручку!»

«Бабуля, окажись в аду я — ошметки чертей долетят до того облачка, на котором ты будешь играть на арфе, как только я смогу смешать солярку с удобрениями».

«Откуда в аду солярка — я приблизительно представляю. Котлы надо топить. Но удобрения?!»

«Ходят слухи, дорогая, что политиков и журналистов там держат по ноздри в собственнном говне. А где говно — там и селитра. Так что все путем. А если серьезно — единственное, что помогло мне не свихнуться, это спокойно смотреть за тобой. Я ведь тоже очень любила Патрика. И детей. Жаль, что… Боже, как я любила те часы, когда ты в школе».

Шарлин зажгла еще одну сигарету, она очень любила французский «Житан», сравнимый по убойности с "Ли-Энфилдом". Саманта не могла терпеть табачного дыма, она всегда гоняла Патрика курить на веранду. Но сегодня можно. И даже нужно.

«Я эти часы иногда ненавидела, Шарлин».

«Ты пытаешься врать мне, Саманта?!»

«Ох. Ну, ладно. Пыталась. Тем не менее, давай поговорим серьезно. Что нам делать теперь?»

«Хочешь сказать, что не отпустишь меня обратно в норку, Сэмми?»

«Хотела бы, да не могу. Я убегала от того-что-ты-прячешь, с самого конца войны, точнее, с самого побега из того эшелона. А теперь это невозможно. Сама видишь, что происходит, и твое присутствие просто необходимо. Даже не потому, что я не умею того, что умеешь ты. А это, знаешь ли, может стать актуальным в любой момент».

«И какова же другая причина?»

«Разумеется, Шарлин, это мистер Поттер. Он очень чуток, и вряд ли я обманула его своими психологическими трюками. Он продолжал ощущать мое раздражение, злость и, боюсь, даже в какой-то степени и ненависть».

«Ты хочешь сделать с этой злостью то же самое, что я сделала с тем-что-мы-спрятали? Закатать в себя и уйти в глубину? Я вижу тут минимум три проблемы».

«Всего три?»

«Первая — ты уверена, что мистер Поттер не почувствует то-что-я-прятала, Саманта? Это, знаешь ли, не то, что следует пусть даже и не знать, но просто чувствовать десятилетнему мальчику с довольно сложной судьбой».

«Мне кажется — и тут я опираюсь уже на мои навыки, сорок лет учительского стажа, Шарлин, сорок лет — что чувствовать то-что-мы-хотели-бы-забыть будет для него несколько проще, чем постоянно находиться под прессом ненависти. И… Да, физически его никто не пытал и не… Но я полагаю, если он ощутит тень, а это будет только тень, мы же не будем рассказывать ему, правда? Мы и себе-то не рассказываем… Скорее всего, он посочувствует нам, и может быть, легче станет и нам, и ему».

«Положим. Доверюсь твоему профессиональному чутью, миссис Училка. Вторая проблема — я сама. Ты уверена, что шпионка, диверсантка и вообще весьма легкомысленная девушка, которой психологически по-прежнему двадцать четыре, несмотря на старческое тело — подходящая компания для юного джентльмена? Особенно на фоне респектабельной пожилой учительницы с ангельским терпением?»

«Более чем. Боюсь, что опыт общения со шпионками и террористками будет для мистера Поттера крайне полезен. А с добропорядочной учительницей он все равно будет общаться во время занятий по школьной программе».

«Не боишься, что мы с ним взорвем твой уютный домик, пока ты сидишь в норке?»

«Не очень. Вряд ли ты захочешь в дом престарелых».

«Ну, я тебя предупредила. А третья причина — ты сама сможешь вот так сидеть наедине с этой ненавистью? Я-то за все эти годы привыкла.»

«Ты же смогла. Причем ты сидела там наедине с чем-то много худшим, чем просто злость. Значит, смогу и я. К тому же три раза в неделю ты будешь отпускать меня на уроки с мистером Поттером, не так ли?»

«Кстати, ты была права. Проблем-то действительно четыре. Если я, что называется, выйду на сцену и буду там блистать — я не смогу закрыться не только от мистера Поттера, но и от тебя. И наш с тобой замечательный симбиоз, когда я благородно страдаю от кошмаров, а ты живешь и радуешь меня сегодняшним днем, разрушится. Ты готова снова вспомнить тот-самый-год?»

«Если бы я не была готова, я не была бы тобой, а ты мной. В конце концов, нам осталось на этом свете заведомо меньше, чем ты прятала то-что-надо-спрятать от меня. Как-нибудь выдержу. И знаешь… Я буду чувствовать себя увереннее и спокойнее, передав нашу общую голову тебе. Если я снова загоню тебя на задворки, боюсь, нам просто может не хватить времени, каких-то долей секунды, чтобы в случае чего вовремя выпустить тебя и дать порезвиться.»

«Спасибо, Саманта».

«Не за что, Шарлин».

Саманта Шарлин Кейн, урожденная Бэлтимор, откинула теплое одеяло, шлепая босыми ногами, подошла к окну и, приподняв раму, выбросила оставшийся в гордом одиночестве сигаретный фильтр на крышу пристройки. Тучи немного рассеялись, и две яркие звезды глядели на нее из темного просвета. Видимо, это было все, чего ей не хватало, потому что уже через две минуты она, наконец, заснула. И той, и другой снилось что-то приятное, вот только утром ни та, ни другая не могли вспомнить, что.

Великолепный Он

Три пожилых леди и три примкнувших к ним джентльмена (два пожилых и один не слишком) собрались за большим круглым столом в гостиной фермерского дома. В центре стола лежал диктофон миссис Кейн, проводок из которого шел к усилителю от музыкального центра. Мисс Стрит как обладающая наибольшим из всех опытом, заносила особо важные моменты в блокнот.

«...авиться — Локхарт, Гилдерой Локхарт, известный писатель.»

— Известный, ха. Скромность вряд ли присуща этому господину. Что скажешь, Сэмми?

— Ничего. Крутим дальше, он сам о себе все скажет.

«О, сам мистер Локхарт! Не может быть. Прошу Вас, проходите в дом. Не желаете ли чаю?»

— Зачем ты пригласила его, Саманта?

— Судя по всему, не хотела мокнуть под дождем. Ну и, вероятно, боялась, что если нас увидят, свидетели тоже пострадают. Кроме того, возможно, я рассчитывала, что за чаем смогу выпытать у него чуть больше.

— Логично. Мисс Стрит, запишите, пожалуйста: надо подобрать для миссис Кейн, да и для всех вас, леди, несколько упаковок особо качественного чая. Надеюсь, биохимия у «мутантов» совпадает с человеческой.

— Вряд ли это поможет, Джефф. Я, очнувшись, удивилась, почему у меня на столе стоит две чашки. И лишняя оказалась нетронутой. Я решила, что просто устала и налила себе чаю два раза вместо одного. Я… чувствовала себя несколько странно.

«Я рад, что моя известность простирается и на магглов, миссис Кейн!»

— Магглов?

— Слушайте дальше, леди и джентльмены. Похоже, так наши друзья называют обычных людей.

— Кстати. Почему ты не поинтересовалась, откуда он знает твое имя?

— Я наделала кучу ошибок, Джефф, но, полагаю, не в этом случае. Иначе, боюсь, разговор закончился бы так, как он закончился, намного раньше.

— Согласен.

«Это неудивительно, молодой человек. Вы же не откажете Вашей почитательнице в автографе?»

— И он подписал?! Не могу поверить! На что ты его поймала, Сэмми?

— Ну, у меня на полках среди прочих стоял один э… роман. Джон привез его сюда, вот гляньте.

Все с любопытством уставились на обложку покетбука, на которой молодой красавец властно обнимал откинувшуюся назад млеющую от страсти женщину универсального возраста.

— Элизабет Ламберт, «Крылья желаний». Фамилия схожа, браво, Саманта. Но почему, скажем не Лиддел-Гарт или не «Семь столпов мудрости» Лоуренса? Фамилии на ту же «Л», а тебе они подходят намного больше.

— Видимо, этот господин ассоциировался у меня с определенным типом литературы. Другого объяснения у меня нет. И кстати да, подписал, причем не читая. Видимо, с категорией книги я угадала. Посмотрите, леди и джентльмены. Дерек, не мог бы ты поделиться своим заключением?

— Подпись причудливая, размашистая, с виньетками. Наработанная. Почерк устойчивый, беглый. Данный господин явно привык много писать и довольно часто дает автографы. Причем, судя по следу, не шариковой ручкой и даже не «паркером», а чем-то вроде пера. «Почитательнице моего таланта» — смерть от скромности ему явно не грозит.

— Итак, судя по записи и автографу, мы видим автора дамских романов, самовлюбленного и самоуверенного. Полагаю, тогда я видела нечто подобное и действовала исходя из увиденного. Послушайте дальше.

«Ах, мистер Локхарт, это такая честь, такая честь для меня! Я не могла себе даже представить, что такая знаменитость, как Вы, снизойдете до нашего маленького городка. Что привело Вас сюда?»

«Дела, мадам. К сожалению, один мой знакомый — Вам же известна фамилия Снейп? — в силу занятости в школе не смог нанести Вам визит, чтобы поинтересоваться, чем был вызван Ваш интерес к его скромному жилищу в Коукворте. Увы, его, в некотором смысле, коллега, мистер Флетчер, Вы его не знаете, при попытке найти Вас несколько эээ… отвлекся. Кстати, как Вам удалось затащить беднягу Мундунгуса на склад маггловской одежды? При виде такого богатства он несколько растерялся и позабыл о своих обязанностях. В результате Дамблдор…»

— И ты позволила такому самовлюбленному дилетанту достать себя, Саманта?

— Тссс, Джеффри. Мне очень стыдно. Дальше.

«…обратился ко мне, и не прогадал! Он направил меня сюда, в Литтл-Уингинг, и вот теперь я здесь.»

— То есть расследование проводил не этот идиот. Его направили сюда на готовенькое. Скорее всего, на меня вышли все-таки через Лили Эванс. Уже легче, не так обидно.

«О, я не жалею. Вряд ли я была бы так рада мистеру Снейпу, как я рада Вам. Вы такой душка! И Дамблдор выбрал именно Вас…»

«Потому что я лучший, это же очевидно. Думаю, по результатам моего визита директор все же предоставит мне должность, на которую уже много лет точит зубы бедняга Северус. Впрочем, что толку говорить об этом неудачнике, ведь я переиграл даже самого старого интригана.»

«Для Вас, столь мужественного человека со столь мощным интеллектом это не должно было стать проблемой, не так ли?»

— Не перебарщиваешь, Сэмми?

— Судя по всему, нет.

«Разумеется. Это даже забавно — вся Магическая Британия…»

— Магическая?!

— Теперь вы представляете, леди и джентльмены, как мы с Джеффри были шокированы, прослушав эту запись в первый раз. Дальше.

«… гадает, куда Дамблдор спрятал Мальчика-Который-Выжил, а я в первый же день обнаружил его здесь. Это же тот молодой человек, которого Вы и эти ужасные магглы используете вместо домового эльфа?»

— Не думала, что эльфы теперь нанимаются прислугой за два фунта в час.

— Судя по книгам мистера Толкиена, они деградировали от Эпохи к Эпохе. Что вас так удивляет? У меня есть внуки, внуки читают сказки, и даже играют в эти… подземелья с драконами. Так что почему бы мне и не знать этого? Впрочем, давайте дослушаем, осталось совсем немного.

«Маленькому негодяю не повредит немного полезного труда, не все же ему бить стекла!»

«Негодяю? Да, Вы смогли меня удивить. Кто бы мог подумать, что Золотой мальчик… Впрочем, к моему величайшему сожалению, миссис Кейн, пора переходить к сути дела. Увы, но некоторые знания могут быть опасны, в том числе и для Вас самой. И моя миссия — спасти Вас от Вашей же памяти. Вам лучше забыть и о Коукворте, и обо всем, связанном с мистером Гарри Поттером. Обливиейт!»

— Согласитесь, леди и джентльмены, — невозмутимо заметила Шарлин, — за такую запись не грех отдать еще один год памяти. Но для меня лично лучше бы это был тысяча девятьсот сорок третий.

— У каждого есть такой поганый год, — согласно пробурчал МакФергюссон, — так что можем и скинуться.

Все кивнули. Гарри подумал, что он, наверное, не прочь отдать все свои воспоминания, с момента появления в доме дяди с тетей и до того вечера, когда он впервые пробрался через дырку в живой изгороди в сад миссис Кейн. Но ни в коем случае не позже.

— Самое важное здесь, — Делла сосредоточенно изучала записи, — это слова «Магическая Британия». Не то чтобы я видела какую-то разницу между мутантами из комиксов и магами и колдунами, тут важнее второе слово.

— Вы имеете в виду достаточно большое сообщество, способное сформировать целую магическую страну внутри обычной?

— Вроде того. Как минимум, это сообщество достаточно велико, чтобы кормить писателей и содержать школы.

— Небольшое количество писателей и, вероятнее всего, одну-единственную школу.

— Поясните, Таппенс?

— Видите ли, мистер Локхарт при всем своем самомнении даже не подумал, что книга, которую он подписал, может быть не его. Вероятно, мало кто составляет ему конкуренцию. А такое может быть только если общество читателей численно не превосходит одного небольшого городка.

— Этот самовлюбленный павлин подписал бы даже железнодорожное расписание. Впрочем, не буду спорить: само самодовольство мистера Локхарта говорит о том, что писателей в этом обществе не так много. А почему вы считаете школу единственной?

— Смотрите. Мистер Северус Снейп работает в этой школе. Мистер Локхарт хочет побороться с ним за место преподавателя — возможно, литературы — и считает, что якобы успешно выполненная им миссия поможет ему убедить в своей пригодности директора школы, некоего Дамблдора. В то же время этот господин Дамблдор является достаточно весомой фигурой, чтобы вести свою игру и прятать нашего Гарри, который, несмотря на молодость, является, как оказалось, весьма известной личностью в этой самой Магической Британии.

— Понимаю. Будь в этом волшебном мире несколько школ, директор одной из них не имел бы такого политического веса, да и такой самовлюбленный болван…

— Да уж.

-… к тому же — местная знаменитость не так стремился бы получить в ней место.

— Разумно. Тогда мы можем даже посчитать. Если эта школа достаточно велика — скажем, принимает сотню человек в год, и если это половина всех эээ… одаренных детей, и считая средний срок жизни волшебника в сто-сто двадцать лет…

— Почему в сто?

— Потому что в свои тридцать лет мистер Снейп занимает должность, за которую имеет смысл бороться достаточно нетривиальными методами. Живи эти маги хотя бы по двести, и он к этому возрасту разве что протирал бы доски перед уроками. Так что, если средний срок жизни мага сто лет — то во всей этой Магической Британии максимум около двадцати тысяч магов. И это с запасом.

— Совсем негусто. Но, может, мы говорим об элитной школе? Вроде Итона?

— Тогда он назвал бы ее «Мерлин-Колледж» или что у них там, чтобы подчеркнуть свою значимость. К тому же на версию об общей малой численности наших друзей работает очевидный кадровый кризис. Один оперативник забывает о задании, попав на склад секонд-хэнда, второй… ну, второго вы все слышали. А мистер Дамблдор и мистер Снейп, видите ли, заняты в школе, и кроме них особо некого послать. Хотя в принципе возможно, что упомянутый мистер Флетчер и мистер Локхарт — своего рода расходный материал. Я крайне удивлюсь, если наш дамский писатель к этому дню вообще помнит о Вас, Гарри и Литтл-Уингинге в целом, миссис Кейн. Вряд ли этот «Обливиэйт» или что у них там применяется только к, как выразился мистер Локхарт, «магглам».

— Кстати, довольно… уничижительное слово.

— Зато вполне логичное. Как еще называть существ, не способных на волшебство? Впрочем, неважно. Знаете, Саманта, расходный мистер Локхарт материал или не расходный — нам всем очень сильно повезло.

— Полагаю, да. Профессионалы таких ошибок не прощают, значит мы имеем дело с любителями. Вероятно, мистер Снейп лично проследил за мной и повесил на одежду жучок. Вряд ли он успел дождаться подмоги — я покинула гостиницу слишком быстро для этого. Затем, когда я скинула этот жучок вместе с одеждой в ящик Армии Спасения, я не только избавилась от следа, но и, как оказалась, вывела из строя еще одного топтуна.

— Кстати, тот факт, что мистер Флетчер проследовал прямо на склад, а не к ящику в супермаркете, говорит о том, что отреагировать «они» смогли только через пять-семь суток как минимум. И еще какое-то время мы выиграли на его недисциплинированности. Вряд ли он доложил руководству о том, что нашел более интересное занятие. Потом какое-то время они искали Вас…

-…И не нашли. Просто этот самый «старый интриган», я имею в виду директора, решил проверить опасное для его планов место, связанное с Коуквортом через Лили Эванс, и кто-то Вас, вероятно, опознал. Возможно, кто-то из них даже разговаривал с нынешней хозяйкой дома Эвансов и узнал о Вашем к нему интересе. Потом какое-то время заняли поиски уже в Литтл-Уингинге.

— Да, мистер Локхарт говорил про «первый же день», значит, были и другие. Вполне возможно, он обходил все дома пожилых леди, пока не опознал меня. Возможно, у наших волшебников есть какой-то аналог фотографии.

— Вы хотите сказать, что этот фанфарон болтался в нашем городке несколько дней, и мои парни во главе со мной оказались не в курсе?

— Память, Дерек, память. И их способности по ее стиранию. Вряд ли кто-то его помнит сейчас, даже если он и засветился. К слову — в отчете я написала, что проверялась по дороге к гостинице, и никого не заметила. А Делла упомянула, что «комиксы полны невидимок». Так что свою бестолковость в оперативных вопросах и дисциплине эти маги вполне могут компенсировать своим волшебством.

— Скорее, наоборот, — задумчиво заметила мисс Стрит, — их незаурядные возможности делают их столь независимыми, что общественные отношения, четко работающие структуры, дисциплина и исполнительность — все это намного менее важно для них, чем для нас.

— Согласна, — поддержала Деллу миссис Бересфорд, — в сказках волшебники обычно крайние индивидуалисты и собрать их на какой-нибудь там светлый совет само по себе задача та еще. Я уж не говорю про бардак, который на таких советах обычно начинается.

— Хоть что-то хорошее, — буркнул Дерек.

— Не радуйтесь заранее, суперинтендант, — улыбнулся Джеффри, — всякие Черные Властелины, судя по тем же — а других у нас нет — источникам, обычно создают весьма эффективные структуры.

— У них другая беда, мистер Бутройд. Я, знаете ли, иногда читаю внукам сказки. Тамошние злодеи обычно очень говорливы. Ну там знаете — долго распинаться перед главным героем, прежде чем убить его. И в связи с этой милой деталью не могу решить для себя: этот мистер Локхарт — светлый или темный? Он достаточно непрофессионален для первого и, без сомнения, с лихвой говорлив для второго. А цвет оппонента, видите ли, лучше знать заранее — это помогает понять, чего от него ожидать.

— Давайте сойдемся на том, что мистер Локхарт — сложная и неординарная личность. Гарри? Гарри?!

Гарри сидел, уткнувшись лицом в стол, на скатерти, почти скрытое лицом, расплывалось мокрое пятно. Мальчик плакал.

— Хм, молодой человек, — тогда-еще-лейтенант Бутройд, как помнила Шарлин, был гениальным воспитателем и, помимо вежливого разноса, имел в своем арсенале достаточное количество приемов, чтобы превратить кучку бестолковых, полных энтузиазма юнцов и юниц в смертельно опасных воинов. И да, он сталкивался и со слезами, и с истериками — слишком плохо шли у них дела поначалу, слишком много было потерь и поражений, — Ваше огорчение делает несомненную честь Вашему интеллекту. Ты очень умный мальчик, Гарри, за всю свою службу я почти не встречал людей, способных по одной оговорке сделать выводы, достаточные для того, чтобы вот так вот расстроиться. Но не мог бы ты поделиться этими выводами со всей компанией? Вместе мы сумеем тебе помочь.

Гарри поднял голову, он действительно плакал.

— Мне… Мне не нравится это прозвище, сэр. Совсем не нравится, — Гарри помолчал, потом как будто бросился головой в холодную воду, — если они говорят обо мне как о «Мальчике-Который-Выжил», значит… Значит, я должен был умереть?!

— Определенно да, Гарри, определенно да. Ставлю свою ферму против шляпы мисс Стрит, что это так.

— Я не приму Вашу ставку, майор. Моя шляпа мне слишком дорога. Но ведь это еще не все, Гарри?

— Наверное, это было до того, как меня спрятали у дяди и тети. И наверное… Наверное, тогда же убили моих папу и маму, — слезы снова полились из зеленых глаз.

— Ты молодец, Гарри. Знаешь… Если бы мой агент — настоящий агент — не расплакался, узнав такое — разумеется, когда вокруг только и исключительно друзья или же в одиночестве, в подушку, — я бы счел его непригодным к работе. Мне не нужны машины для добычи сведений или… активных действий. У тебя доброе горячее сердце, Гарри.

Майор приобнял мальчика. Теперь тот не дергался при каждом прикосновении — редкие объятия пожилых леди и грубовато-ласковая ухокрутительная терапия МакФергюссона за несколько месяцев приучили его, что прикосновения не обязательно связаны с неприятностями. Гарри молчал еще минуты две, потом поднял голову.

— Миссис Кейн, я могу рассказать, что я еще понял. Это же… тоже урок?

— Вся жизнь — урок, мистер Поттер. И только уча этот урок каждый день, каждый час, каждую секунду, Вы сможете выживать и дальше. Мне хотелось бы, чтобы Ваше выживание продлилось бы лет до ста-ста двадцати, как у прочих волшебников.

Волшебники и друзья

— Я ВОЛШЕБНИК?! Я не мутант, а волшебник?

— Упс. Девочки, кто проговорился? Насчет мутанта?

— Никто, мисс Стрит. Просто «этих» вы называли мутантами. Я подумал, что если они меня прячут, то я такой же как они. И значит, тоже мутант.

— Ииии?

-… А если они не мутанты, а настоящие волшебники, то значит и я тоже! Вот это да! Мисс Стрит, леди, мистер МакФергюссон, так если… значит, вы тоже волшебники?!

— В какой-то степени, Гарри. В меру наших скромных сил. Но вот ты — безо всяких оговорок. Теперь ты понимаешь, что такое «это»?

— Ага! Значит, это было такое волшебство!

— Именно. Но впрочем, ты собирался еще что-то рассказать?

— В общем… Вы сами говорили, что если несколько необычных событий происходят в одно время, да еще и с одними и теми же людьми, или друзьями, или… родственниками, то скорее всего они связаны. Вот я и подумал. Я Мальчик-Который-Выжил. При этом выжил я до того, как меня спрятали, а то никто об этом не узнал бы. Значит, это было перед тем, как меня принесли к Дурслям. И еще. Меня принесли со шрамом на лбу, я же читал документы. И он тогда еще не зажил. Из него текла кровь. Значит, скорее всего этот шрам совсем недавний. И, наверное, он должен был меня убить, но не убил.

— Не сам шрам, Гарри, а что-то, что его тебе оставило.

— Ага. Слушайте, а это же наверное тоже было волшебство? Только злое. Потому врачи и не знали, что с ним делать?

— Блестяще, курсант Поттер, блестяще. Продолжайте.

— Ну… И меня отдали Дурслям сразу после этого. А до того я жил с папой и мамой. Но их тогда убили. А я выжил, — Гарри снова заплакал, ему не мешали. Через несколько минут он опять успокоился и потянулся к чаю с печеньем. Поднял глаза, встретился взглядом с остальными, — и, наверное, меня спрятали от тех, кто хотел меня убить? То есть эти… которые стирают память — они не враги? Они друзья?

— Таких друзей — за жопу да в музей, — Делла усилила свой американский акцент, — если бы я захотела бы спрятать свой драгоценный «стетсон», вряд ли я сделала бы это на дне вонючего нужника.

Гарри улыбнулся сквозь слезы, такая «американская» мисс Стрит ему очень нравилась.

— Это несколько грубо, милочка, — поморщилась миссис Бересфорд, — но в целом верно. Понимаешь, Гарри, эти так называемые «друзья» не только прячут тебя, но и тщательно следят за тем, чтобы твоя жизнь здесь была, скажем так, менее счастливой, чем это положено обычному ребенку.

Гарри кивнул. Злость, которую он увидел на лице миссис Кейн в Хэллоуин, наводила на мысли, что одним стиранием памяти дело не ограничилось. И даже если это был всего лишь побочный эффект — почему они, эти волшебники, так яростно следили за тем, чтобы Гарри ни к кому не привязался? Ведь ничего страшного в том, что с ним пыталась заниматься миссис Аддерли, не было, ведь правда? Ведь она все равно видела его каждый учебный день, при чем тут секретность? Или что плохого, что его бы подкармливала миссис Робертсон?

— Но зачем, миссис Бересфорд?

— Ты заметил, Гарри, что человек, который прячет тебя — директор школы? Вероятнее всего, той самой школы, в которую, я уверена, тебя пригласят в следующем году, и, чем хуже тебе здесь, тем более сказочным покажется тебе и волшебный мир, и волшебная школа. И с тем большим восторгом и доверием ты будешь относится к ней и к тем, кто тебя туда приведет. Например, к директору. Это и называется манипуляциями, помнишь?

— То есть этот Дамблдор плохой?

— Недостаточно данных, — заметила миссис Кейн, — но вряд ли все так просто. Что-то он делает в твоих интересах, что-то явно в своих. И непонятно, насколько твои с ним интересы совпадают. Может быть, и полностью, хотя так бывает очень редко. Но вот именно у тебя причин так сразу записывать его во враги нет.

— А у вас?

— У нас есть. Память. Он отнял нашу память, а память — то, что делает нас самими собой. Поэтому мы его в друзья точно не запишем.

— Тогда мне он тоже враг. Потому что он делает вас не вами, а кеми-то другими, теми, кто меня ненавидит.

— Пытается делать, Гарри. Пытается. Пока мы успешно противостоим этому. Хотя ты прав, то, что мы до сих пор друзья, — при этом слове Гарри как солнечный лучик проглотил, — это не заслуга мистера Дамблдора.

— Поэтому он мой враг, — твердости в голосе мальчика хватило бы на троих взрослых, причем не абы каких, — если бы он был моим другом, он вряд ли возражал бы, чтобы у меня появились еще друзья кроме него!

Взрослые переглянулись. Мисс Стрит подумала, что это даже странно — между ними более шестидесяти лет разницы в возрасте и жизненном опыте, но слово «друг» вполне точно описывало их отношения. Разумеется, эта дружба была основана на покровительстве, но так тоже бывает, и довольно часто. С другой стороны, мальчика никак не назовешь обычным ребенком. Тяжелая ли жизнь, выпавшие ли ему приключения или же общение с благожелательно настроенными взрослыми, причем общение если не на равных, но близко к тому, сделали его действительно необычным ребенком даже без учета «этого», Делла лишь надеялась, что в будущем это не помешает мальчику сойтись с другими детьми.

— Не буду спорить, Гарри, — усмехнулся Бутройд, — каждый сам вправе определять, кто ему враг и кто друг, — но если хочешь знать мое мнение — у тебя есть враги и похуже мистера директора. К примеру, тот, кто оставил тебе этот шрам, тоже вряд ли желал и желает тебе добра. Тем более, что скорее всего тогда же он — тот, кто оставил тебе этот шрам — убил твоих родителей.

— Значит, среди волшебников у меня нет друзей? — намека Бутройда Гарри предпочел не понимать. Позиция мисс Стрит насчет музея была ему ближе.

— Разумеется, нет. Сейчас. Ведь ты же там никого не знаешь. А как ты заведешь друзей среди тех, с кем ни разу не встречался? Но они просто обязаны появиться — если у тебя столько врагов, без друзей ты точно не останешься, — «Или, как вариант, ты просто не проживешь достаточно долго, чтобы их завести», — прочитала Шарлин в глазах майора. Ничего, это ее забота. И, похоже, подруги, да и Дерек, при необходимости ее в этом деятельно поддержит.

— Понимаешь, Гарри… Ты, да и мы все, похоже попали в сказку. А сказки, знаешь ли, временами довольно страшные.

— Но ведь в них все кончается хорошо?

— Не само собой, Гарри, не само собой. Видишь ли, из того, что мы узнали — ты или герой, или из тебя растят героя. А «хорошо» из «плохо» делают именно они. Герои.

— А вы?

— А мы все помощники героя.

Гарри понимающе кивнул. Десятилетнему мальчику, на которого внезапно обрушилось понимание того, что он действительно может оказаться героем, было грустно. Может, при других обстоятельствах он бы даже обрадовался. Но то, что героя из него делают за счет кусочков чьих-то жизней, ему совсем не нравилось. Потому что в этом случае герой получался какой-то неправильный. Ему не хватало опыта, а часто и просто слов, чтобы выразить свои мысли — обычно в таких случаях ему помогали три леди, взявшие над ним шефство. Возможно, он расспросит их, а точнее, миссис Кейн, чуть позже. Это из-за майора — тот был здоровским дядькой, но что-то останавливало его от такой же откровенности, которую он позволял себе в отношении трех старушек и пожилого полицейского.

Возможно, дело в том, что он просто мало знает его? Тогда позже, когда они познакомятся получше, он обязательно начнет советоваться и с этим улыбчивым пожилым джентльменом. А пока у него есть миссис Кейн, миссис Бересфорд, мисс Стрит и мистер МакФергюссон. Они обязательно помогут ему, а значит сказка кончится хорошо, как это и положено, правда?

* * *

Миссис Кейн немного задержалась: мисс Стрит и миссис Бересфорд уехали первыми, за ними суперинтендант увез Гарри — по легенде, он возил его на лекцию для потенциальных правонарушителей. Они прошли к маленькому столику у окна, Шарлин кинула благодарный взгляд на майора: на столике лежали пачка «Житана» и пепельница. Бутройд плеснул себе виски, Шарлин добавила в чай ликера. Минут пятнадцать они молчали. Наконец, Джеффри поставил на стол пустой стакан.

— Итак, Шарлин, ты понимаешь, что отныне никаких авантюр с твоей стороны? Никаких поездок, никаких походов в архивы, ничего. Школами есть кому заняться. Возможно, нам удастся обнаружить еще несколько таких вот странных записок — если, конечно, наши друзья не проследили тебя до архива школ и не исправили свои упущения.

— Я понимаю, что в очередной раз рискую недооценить противника, Джефф, но мне кажется, сама концепция архивов, перекрестных ссылок на документы и вообще всего этого бюрократического кошмара с трудом воспринимается этими людьми. Черт, да даже обычные — или обученные — «магглы» теряются, когда сталкиваются со всей этой бумажной волокитой.

— Тут два варианта. Либо это их волшебство ведет архивы самостоятельно, и они теряются в нашем бумажном море, либо их государство или какая там у них организация вместо него, значительно менее развиты. Что неудивительно для общества размером с городок.

— Скорее всего, оба фактора. Плюс учти — пока мы сталкивались не с этим волшебным правительством, а с любительской группой, вроде нас самих. Кстати, как ты думаешь, от кого этот интриган-директор прячет Гарри? От правительства или?..

— Или, Шарлин. Поставь себе целью нахождение мистера Поттера организация хотя бы уровня нашего окружного Совета, Гарри, судя по вашим записям, нашли бы еще пару лет назад, и это самый поздний срок. Нет, их противники такие же дилетанты. Впрочем, давай вернемся к тебе. Итак. Ты никуда не вмешиваешься и только и исключительно продолжаешь «жестоко эксплуатировать» мальчика, примерно как до Хэллоуина. Заодно развиваешь ему логику, наблюдательность, знание психологии. Результаты и так впечатляют, но тут нельзя останавливаться.

— Принято. Хотя это больше для Сэмми. Другие направления?

— Готовь его к школьным экзаменам. Бог знает, чему его там будут учить в этой чудо-школе. Не хотелось бы получить недоучку, если мальчик действительно в итоге решит послужить… еще одной пожилой леди.

— Вот как… А работенка для меня? Специальная подготовка?

— Не сейчас. Во-первых, рановато, а во-вторых, вряд ли ему предстоят жесткие контакты вот так уж сразу. Хотя тут тоже недостаточно информации, возможно, наши друзья предпочитают сбрасывать кандидатов в герои в воду и смотреть, кто выплывет. В любом случае, ничему серьезному мы его пока научить не успеем, а с азами вполне справляется его кузен.

— Простите сэр, но Вы уверены, что этот мистер Дамблдор Вас не покусал?

— Скорее, нас обоих покусало одно и тоже, Шарлин. Больше чем уверен, что мистеру Дамблдору тоже пришлось терять учеников. Я это чувствую.

Майор плеснул себе еще виски, выпил. Шарлин молча подняла чашку.

— Понимаю Вас, сэр. Можно узнать, что будет с Дереком, Деллой и Таппенс?

— С мальчиком им лучше не контактировать, за исключением специальных собраний. И вряд ли этих собраний будет много. Кроме МакФергюссона, он и его бобби приучат пацана нормально общаться с мужчинами. Я очень уважаю тебя, Шарлин, но… это психология. Остальное… Ты твердо уверена, что хочешь это знать?

— Пожалуй, нет. Вдруг эти волшебники умеют не только стирать, но и читать память. Так безопаснее: чего не знаешь, о том не расскажешь.

— Приятно слышать, что ты сделала хоть какие-то выводы. Кстати, совсем забыл. Подпиши вот здесь, пожалуйста.

— Надеюсь, не кровью? Хм. Что значит «выделенная линия»?

— Новомодная штучка, Всемирная Паутина. Вот, кстати, заказ на компьютер, его доставит один умный мальчик, и он же все тебе покажет и расскажет. Знаешь, электронная почта довольно удобна и, главное, вряд ли наши друзья даже подозревают, что это такое.

— Ты уверен, что я могу справиться с этим, Джефф? Мне все же не двадцать лет, как тогда.

— Придется, Шарлин, придется. Эта линия просто необходима. Увы, но в ближайшее время единственным местом, где ты сможешь спокойно раздеться или пукнуть, будет туалет. Сама понимаешь — хотелось бы не только услышать, но и увидеть этого красавчика, когда он придет в следующий раз.

— А с чего ты взял, что он красавчик? И почему ты уверен, что ко мне снова придет именно он?

— Красавчик — судя по твоему мечтательному тону там, на записи. К слову, рад, что ты до сих пор не утратила вкус к жизни.

— Вы нахал, господин майор, сэр.

— А снова он — потому что вряд ли наши друзья будут расширять круг посвященных. По крайней мере, я бы не стал. Хотя я бы с удовольствием познакомился и с другими лицами из этого круга, но вряд ли мне так повезет. Кстати. Хочешь прослушать запись еще разок?

— Вряд ли. Я слушала ее столько раз, что, кажется, снова вспомнила этот разговор. К сожалению, это только кажется.

— Замечательно. Скажи, Шарлин, сколько времени мистеру Локхарту понадобилось, чтобы произнести это самое слово «Обливиэйт»? Если я правильно понял — это что-то вроде формулы, которая и стирает память.

— Одна — одна-и-две секунды.

— Браво. Одна-ноль-пять.

— Хочешь сказать, что пистолет я достала бы быстрее? Ты мне льстишь. Возможно, сорок лет назад…

— Тем не менее, держи, а то твой Герман привлечет слишком много внимания и чересчур неповоротлив, — по столу скользнул маленький «Вальтер». — Это «седьмого», самого первого «седьмого».

— Помню этого ловеласа. Он еще тогда подбивал ко мне клинья. Что с ним стало? — оказывается, майор знает о Германе. Это плохо. Это очень плохо. Впрочем… Он или его подручные наверняка излазили весь ее дом от подвала до чердака, так что чему удивляться? Она сама выбрала этот путь, и на нем ее ждали значительно большие неприятности, чем раскрытие маленьких девчачьих секретиков.

— Бабы его и сгубили. Уже в июне сорок пятого, когда с джерри уже покончили, а с комми еще не поругались, подцепил в Берлине одну симпатичную немку. А та оказалась вервольфом, — где-то там, в далекой-далекой глубине ее сознания, за железными дверями, за семью замками, что-то зашевелилось, недовольно ворча.

— Черт, не думала даже, что придется спрашивать, но — вервольфом в каком смысле? Оборотнем? В смысле, сказочным оборотнем? Или ты имеешь в виду подполье Гитлера?

— Второе. И сказки здесь ни при чем. Но я рад, что ты стала думать шире. Кстати, о сказках… Забавно, но ты знаешь, каждый последующий «седьмой» тоже оказывался бабником и тоже в конце концов сгорал на этом. Этот номер — постоянный и неизменный рекордсмен по ротации, знаешь ли. Так что веришь ты в сказки и проклятия или не веришь… Лучше не меняй ориентацию на старости лет!

Шарлин засмеялась. На секунду она вспомнила ту самую пьянку, на которой ее пытался закадрить «седьмой», пьянку, посвященную возвращению с первой миссии. Но только на секунду — тогда они хорошо повеселились, потому что все вернулись живыми и… это было слишком близко к тому-самому, так что она привычно развеяла воспоминание и пыхнула очердной сигаретой. Майор внимательно смотрел на нее:

— И вот еще что. Ты, я вижу, снова закурила, Шарлин?

— Я и не бросала. Не курила Саманта, для учительницы это слишком непедагогично.

— Отлично. Тогда вот это лично от меня, — Бутройд передал миссис Кейн изящный длинный мундштук.

— Как я поняла, это не все?

— Разумеется, — на столе возникла пластмассовая коробочка с тремя оперенными стрелками, — препарат клонидиновой группы. При попадании в кровь вызывает быструю дезориентацию и ступор минут на сорок, плюс ретроградная амнезия на полчаса-час, как повезет. Там много факторов — масса клиента, его уровень возбуждения, индивидуальная переносимость… Плюс — упор сделан на безопасность, так что увы, более глубокого эффекта достичь не удалось.

— Этого достаточно, Джеффри, — улыбка Шарлин сияла так ярко, словно ей снова было двадцать четыре, — этого более чем достаточно. Узнаю старого доброго Кью. Спасибо. И знаешь что? Я просто обожаю возвращать долги.

Уроки зимы

Делла Стрит резко сбросила газ, и мотор немедленно заглох. Один из копов мистера МакФергюссона оказался настоящим докой по части грамотной порчи автомобилей. В смысле, доехать до гаража в соседнем городке оказалось нетрудно — надо было всего лишь сбрасывать обороты перед светофорами и выездами плавно. Очень удачно получилось — заглохла она прямо напротив небольшой автомастерской, из дверей которой на рывком вставшую машину глядел широкоплечий мужчина лет тридцати пяти в заношенном, но довольно чистом комбинезоне.

Протерев руки тряпкой, мужчина подошел к машине, в которой пожилая леди яростно ворочала ключом зажигания и постучал в окно:

— Вам помочь, мадам?

— О, благодарю Вас, молодой человек, — улыбнулась Делла, опустив стекло, — признаться, я надеялась заехать в Вашу мастерскую сама, вопрос принципа, но увы. Хорошо еще, что Ваш гараж попался мне по дороге. Не посмотрите, что с машиной?

— Разумеется, мэм, для этого мы и предназначены. Оставьте Вашу машину нам, и Вы позволите проводить Вас в тепло? Чаю?

— Если Вас не затруднит, кофе, — она приняла протянутую руку и проследовала за владельцем гаража. Тот усадил ее в залатанное разноцветным дерматином кресло и отошел в угол, к не первой молодости чайнику. Кофе был растворимым, но это в любом случае был кофе. Вручив леди приятно-горячую чашку и блюдце с куском явно домашнего бисквита, мужчина прошел в ремонтный зал и вскоре оттуда послышался звук открываемой двери и сдержанная ругань: два или три человека закатывали машину внутрь.

Делла оглянулась — собственно, в эту, несколько раз описанную подчиненными Дерека, комнатку она и стремилась попасть изначально. На полках стояли сваренные из автомобильных и мотоциклетных запчастей забавные скульптурки, две таких же, но побольше, стояли по углам. В отличие от прочих владельцев гаражей, также не чуждых подобному виду искусства, у хозяина было чувство стиля. Но больше всего Деллу заинтересовали рисунки в простеньких рамках, развешанные тут и там по стенам. Один из них — тот самый — был особенно интересным, мисс Стрит поняла, что поездка не была напрасной и ее ожидания оправдались. Мелкими глотками отхлебывая кофе и пощипывая бисквит, она еще раз осмотрела фигурки и картины. Ничего примечательного за исключением той самой картины, но и этой одной было более чем достаточно.

Тем временем за дверью послышался звук стартера, затем взревел и сразу же заглох мотор. Мужчины за дверью посовещались, что-то несколько раз щелкнуло. Так повторилось еще пару раз за те пятнадцать минут, пока Делла потягивала кофе, после чего двигатель заработал ровно и уверенно. Звук несколько раз менялся, после чего мотор стих. Делла повернулась к одной из полок и с интересом, причем неподдельным, ей даже не нужно было притворяться — начала разглядывать фигурку встрепанной совы в круглых проволочных очках.

Хлопнула ведущая в мастерскую дверь, Делла оглянулась. Владелец гаража снова протирал тряпкой руки с довольным видом.

— Миссис…

— Мисс Стрит, молодой человек. А Вы?

— Джим Бейкер. Владелец этого сарая. У Вас барахлил карбюратор, пришлось кое-что заменить. Была погнута…

— Ой, оставьте, Джим. Я все равно не очень разбираюсь в моторах и карбюраторах. Знаю только, что они есть, и они где-то под этой крышкой спереди. А да. Теперь я знаю, что там есть что-то, что можно погнуть. Я секретарша, и мне вполне достаточно этих знаний, чтобы не лишать Вас куска хлеба.

— Вы из Америки, мисс Стрит?

— Да. А как Вы догадались?

— Когда-то я был полицейским, знаете ли. Профессиональная привычка. Если Вам интересно, расскажу.

— Разумеется, Джим. Обожаю такое еще с мистера Дойла.

— Вы мне льстите, мадам. Тут все действительно элементарно. Во-первых, акцент. Он слабый, но он есть. Во-вторых, вы попросили кофе вместо чая.

— О, да. Мои подруги все время подшучивают надо мной по этому поводу.

— В-третьих — очень деловой подход, «то, что я не могу исправить, мне не важно», английские леди скорее поддержали бы светскую беседу даже на ту тему, в которой они абсолютно не разбираются. Пожалуй даже — «особенно на ту тему».

— Не думала, что англичанки обсуждают за чаем погнутые карбюраторы, — Джим усмехнулся, Делла вернула улыбку и продолжила: — Но я не прочь светски побеседовать. Например, об искусстве. Может быть, снова несколько на американский манер.

— Хотите приобрести что-нибудь? У меня часто покупают такие вот статуэтки. Занят я далеко не всегда, старых запчастей много, так что это хобби тоже приносит прибыль.

— Все, что сделано с душой, обязательно принесет что-то хорошее — деньги, или удачу, или еще что. Но меня совершенно очаровала вот эта сова, — фигурка дюйма в три высотой, с перьями из звеньев мотоцепи действительно была милой, — она напоминает мне одного моего знакомого, а скоро как-никак Рождество! Хочу ему подарить.

— Двадцать фунтов, мадам. И еще столько же за починку Вашего росинанта.

— Даже не буду торговаться, Джим. Я боялась, что вообще останусь без машины. А скажите, эти рисунки тоже Ваши?

— Да. Но они намного менее популярны.

— Мне понравился вот этот. Знаете, у моего па тоже был «Харлей» и па тоже казался мне огромным великаном. Разве что мистер Стрит был менее бородат.

— Воспоминания, да?

— Я так давно не была в детстве, Джим.

— Понимаю Вас, мисс Стрит. Я тоже давно туда не заглядывал, а надо бы. На самом деле, у меня таких рисунков целая серия, но этот — лучший.

— Таких?

— Я называю их «Забытые воспоминания». Знаете, у меня когда-то давно был приступ амнезии, поэтому я и ушел из полиции. Два или три дня просто вычеркнули из жизни. Врачи сочли, что такое недопустимо для полицейского. Наш старик пытался отмазать меня, но не смог. Он до сих пор считает себя виноватым: в первый раз он добрался до меня только пару месяцев назад. Впрочем, благодаря ему я получил кое-какую пенсию и смог открыть гараж. Иногда мне что-то снится, и мне кажется, что это именно то, что я забыл тогда. И тогда я пытаюсь нарисовать эти воспоминания по памяти. Они странные, но мне они нравятся.

— Мне очень жаль, мистер Бейкер.

— О, не стоит. На самом деле я стал полицейским, в основном, потому, что очень любил полицейские машины. А сейчас все окрестные бобби чинятся у меня, по старой памяти. И платят больше, чем я зарабатывал тогда — они гоняют своих коней в хвост и в гриву, и немудрено, что им часто нужен ремонт. Плюс до меня доходят все сплетни в округе, это тоже что-то стоит. Так что я ничего не потерял, а, скорее, приобрел.

— Тогда вряд ли Вы согласитесь продать эти рисунки. Очень жаль, но я, разумеется, Вас понимаю — мою подругу также преследуют проблемы с памятью. Впрочем, в нашем возрасте… Но картина действительно хороша.

— Вы правы, мисс Стрит. Эту картину я не продам. И я очень рад, что не пришлось Вам отказывать, потому что Вы даже не спросили о цене.

— Не считайте американцев совсем уж бесчувственными болванами с кошельком вместо сердца, Джим. Тем более, что я уже десять лет живу в Англии и избавилась от наиболее одиозных привычек. Но что если я попрошу Вас сделать фотокопию этого рисунка? В этом же размере или хотя бы в половинном? Я оставлю Вам еще двадцатку, а взамен Вы вышлете копию почтой?

— Согласен, мисс Стрит. За двадцать фунтов я, пожалуй, вышлю Вам всю эту серию — разумеется, копии. Рад, что Вам понравилось.

— О, это больше, чем я рассчитывала. И благодарю Вас за помощь с моим драндулетом. Пожалуй, мне пора, я и так задерживаюсь.

— Моим парням выгнать машину на улицу или Вы справитесь сами? — он завернул в чистую тряпочку стальную вихрастую сову и вручил Делле.

Мисс Стрит протянула мистеру Бейкеру шестьдесят фунтов и бумажку с одним из адресов, предоставленных Бутройдом:

— Я стара, мистер Бейкер, но не настолько, чтобы не справиться с выездом из гаража. К тому же на улице холоднее, чем в машине. Жду от Вас рисунков — пожалуй, они тоже станут рождественским подарком кое-кому. Большое Вам спасибо и счастливого Рождества.

* * *

Гарри заметил, что миссис Кейн сильно изменилась за осень. Особенно это касалось Хэллоуина и приблизительно недели после него. Из глаз пожилой леди наконец ушли злоба и раздражение, но на их место временами накатывала непонятная мальчику тьма. Тоска, отчаяние, грусть — Гарри не мог понять, что это такое, возможно — потому что никогда подобного не испытывал. Но по крайней мере это была не злость.

Затем, к декабрю все, казалось, вошло в прежнюю колею. Они встречались, как и раньше, три раза в неделю. Гарри точно так же убирался, ходил в магазины и на почту, уже самостоятельно — тут они не пересекались. На занятиях по школьной программе особой разницы с началом осени тоже не было: миссис Кейн оставалась все такой же строгой учительницей. Зато после них, когда начинались, как она говорила, «разговоры на вольную тему», пожилая леди преображалась. Во-первых, она приподнимала оконную раму и, извинившись, закуривала вставленную в длинный мундштук сигарету. Гарри знал, что курить плохо, но миссис Кейн объяснила, что она курила еще во время войны, а теперь уже поздно менять привычки. Гарри одно время недоумевал, ведь ни, насколько он помнил, в школе, ни у себя дома до Хэллоуина пожилая леди этой привычки не имела, но потом просто решил принять все как есть.

Во-вторых, миссис Кейн как будто молодела, особенно рассказывая всякие интересные истории про войну и Францию. Как-то раз она рассказала, как они готовили с подпольщиками взрывчатку из подручных средств, Гарри аж подпрыгивал от возбуждения. Заметив это, миссис Кейн завела машину, они заехали в магазинчик для садоводов, в аптеку и на заправку, и затем из пластиковой бутылки, пары различных порошков, солярки, автомобильной лампочки, проводов и батареек (батарейки взяли из той самой коробки из дома Аткинсов) они соорудили настоящую бомбу. Которую и взорвали через неделю, отъехав в безлюдную местность на машине. Миссис Кейн заранее предупредила тетю Петунью, что Гарри надо съездить с ней за покупками в другой город, он даже доложил в предназначенную тете сумму четыре лишних фунта с собственного счета, чтобы тетя не заподозрила неладное. Миссис Кейн похвалила его за серьезный подход к конспирации, правда, четыре фунта не компенсировала, ведь это была не работа. На обратной дороге их даже остановили полицейские, которых вызвал кто-то из услышавших взрыв местных жителей. Но, разумеется, увидев в машине вместо террористов ИРА бабушку с внуком, немедленно их отпустили.

Гарри пытался выпытать у миссис Кейн секрет такой бомбы, но та сказала, что для начала надо выучить основы химии, и только потом можно приступить к освоению какой-то специальной поваренной книги. И вообще, Саманта не одобрит. Гарри удивился, ведь Самантой была сама миссис Кейн. Но та объяснила ему, что ее полное имя Саманта Шарлин, что во время войны ее звали Шарлин, и только после нее она снова стала Самантой. Еще через неделю Гарри догадался, что когда миссис Кейн ведет уроки, она Саманта и не курит, а когда рассказывает про всякие интересные вещи, включая бомбы, она уже снова Шарлин и дымит как паровоз. Тем не менее, учебник химии для средней школы он себе купил, снова на свои собственные деньги, и спрятал в чулане.

Вообще с Шарлин было легче. Во-первых, она не злилась на Гарри, хотя именно внутри ее глаз чувствовалась непонятная боль. А у миссис Саманты внушенная кем-то злость по отношению к нему иногда прорывалась. Гарри все понимал и не обижался, но говорить с миссис Шарлин все же было приятнее. Кроме того, она показала ему настоящий пистолет и учила его заряжать, разряжать и чистить. Правда, стрелять не давала, да и сама не стреляла, чтобы не собрать весь Литтл-Уингинг, а однажды отвесила ему подзатыльник за нарушение мер безопасности, хоть пистолет и был разряжен и без магазина. А когда Гарри заплакал, объяснила почему так сделала. Гарри понял. И не обиделся: в самом деле, его дядя, когда распускал руки, делал это от собственной злости, а миссис Шарлин его учила, причем так же, как учат настоящих агентов. Это еще что, как она рассказала, их самих при обучении хлестали стеком, чтобы дошло поскорее. Или заставляли отжиматься до упаду и бегать кросс, а то и стоять часами с винтовкой на плече. Но для отжиманий и кросса Гарри был слишком недокормлен, а для винтовки еще и слишком мал.

Разумеется, Гарри знал, где лежит пистолет (миссис Шарлин сказала «на всякий случай»), но, опять же разумеется, без спроса его не трогал, ведь они же договорились! Как-то раз миссис Шарлин сказала, что года через три познакомит его с Германом, но для того, чтобы справиться с этим господином, Гарри придется как следует набраться силенок. Гарри решил, что Герман — тренер по боксу или какой-нибудь борьбе, и спросил миссис Кейн, как можно стать сильнее.

Миссис Кейн сказала, что единственный рецепт — постоянно тренироваться и что для волшебников тут тоже нет исключений. И что, пожалуй, кросс или даже полосу препятствий благодаря догонялкам с Дадли и компанией он пробежит и так, а вот силу нужно нарабатывать специальными упражнениями, и подарила еще одну брошюрку. Гарри ее внимательно прочитал, но, к сожалению, в чулане не было места для махания руками, ногами или гантелями, а вставать раньше и бегать на детскую площадку, где был турник и качалки, он просто не мог: времени на сон и так было мало. Так что и отжимание, и стояние под винтовкой, и мистер Герман с его боксом действительно подождут пару лет.

Впрочем, под винтовкой он все же постоял: во время очередной поимки констеблем и визита в полицейский участок Гарри попросил дать ему подержать дробовик из сейфа и показать, как ставят под ружье провинившихся. Не понравилось.

Впрочем, у миссис Саманты были свои наказания. Поскольку Гарри сознательно отвечал в школе не лучше Дадли (а это внезапно оказалось ой как непросто!), она проверяла его сама. И если оставалась недовольной, Гарри вместо интересных книжек приходилось вслух зачитывать учебники или решать огромные кучи примеров. Писать много-много раз одну и ту же фразу, как это делала миссис Аддерли, миссис Кейн не заставляла: на вопрос Гарри она фыркнула как самая настоящая кошка и сказала, что есть более полезные и осмысленные способы помочь ему решить свои проблемы. Гарри был с ней полностью согласен.

За неделю до Рождества Гарри снова привели в полицейский участок, и там он услышал, как констебли обсуждают, кто что кому подарит. Он задумался: до сих пор ему дарили только старые носки или мелкие монетки, но вряд ли три пожилых леди и мистер МакФергюссон обрадуются чему-то подобному. Пришлось преодолеть робость и спросить полицейских. Обсуждали долго, но в конце придумали. Правда, Гарри подумал, что и констеблям надо что-то подарить. А их самих не спросишь.

Двадцать первого декабря миссис Стрит предупредила Гарри, что праздновать их маленькая компания будет не как все, а на три дня позже, и спросила Гарри, почему. Почему-почему, ясно же, что из-за безопасности! Будет очень странно, если в Рождество все они, вместо того, чтобы праздновать с семьями — детьми и внуками — куда-то уедут. Хотя Гарри уехал бы и с удовольствием, но ведь он был не один в их Клубе! С ней-то он и поделился своими затруднениями.

Мисс Стрит посоветовала ему просто купить им какие-то сладости. Разумеется, взрослые мужчины больше обрадовались бы бутылке чего-то алкогольного, но такой подарок от десятилетнего мальчика будет несколько экзотичным. Не то чтобы сама Делла против экзотики или мелкого хулиганства (кстати, в этом она была похожа на ту миссис Кейн, которая Шарлин; впрочем, Шарлин, пожалуй, была не против и хулиганства крупного или даже особо крупного), но тут был не тот случай.

И тогда Гарри задал ей тот самый вопрос, который мучал его с самой встречи на ферме. Да, Шарлин, пожалуй, ответила бы ему, но ведь она была неразлучна с Самантой, которая, в свою очередь, была учительницей и вряд ли одобрила бы его идею. А Делла могла и умела молчать, Гарри это знал.

— Мисс Стрит. Если директор — мой враг, то зачем мне ехать в эту его школу?

Делла спокойно посмотрела на него и спросила:

— А ты думаешь, он оставит тебя в покое?

— Думаю, нет. Но ведь я могу убежать?

— Чтобы убежать от кого-то и спрятаться, нужно знать слабые стороны противника. Да ты же сам мастер в этом — ты всегда сбегаешь от кузена, используя те препятствия, через которые ему не пробраться. А в случае с мистером Дамблдором и прочими волшебниками…

— Я не знаю, через какие кусты он не может перепрыгнуть?

— Именно. Ты ничего о них не знаешь. И эта его школа — единственное место, где ты можешь изучить, кто такие волшебники, что они могут, а что нет. И если ты все-таки решишь сбежать, ты будешь знать, куда направить ноги. Ну и — наверняка ты встретишь кого-то помимо нашего дорогого директора. Не все из тех, кого ты встретишь, будут твоими друзьями, но кто-то наверняка станет союзником. Кроме того — считай это продолжением твоего приключения.

Гарри пожал плечами. Велика радость приключаться там, где легче легкого потерять память. Но с другой стороны, где-то в глубине его души потихоньку зарождалось новое чувство, если бы Гарри знал правильное слово, он назвал бы его азартом.

— Мой совет — просто веди себя, как Саманта во Франции, но не попадайся, как она, Гарри, — сказала мисс Стрит.

— А Вы знаете…

— Нет. Она никогда не говорит об этом специально. Только проговаривается с недавних пор. Видимо, возраст сказывается — за те восемь лет, что я ее знаю, я услышала от нее меньше, чем за полтора месяца, прошедшие с Хэллоуина. Полагаю, она получила какую-то встряску и стала хуже контролировать свою память. Не беспокой ее. Ей и так тяжело.

— Я знаю. Я чувствую. И я не буду спрашивать ее об этом.

— И правильно. Вот посмотри — довольно симпатичные наборы конфет, не очень дорогие, но красивые. Даже если наши бобби не съедят их сами — их дети с удовольствием им помогут.

Так что когда двадцать восьмого декабря утром мистер МакФергюссон заехал за ним на полицейской машине, чтобы отвезти на очередную профилактическую лекцию, Гарри был полностью готов. А подарки должна была захватить из своего дома миссис Кейн.

Запоздавшее Рождество

Они собрались в той же самой комнате на ферме. На этот раз в углу стояла большая елка, с грудой лежащих под ней подарков.

— Ты не возражаешь, Гарри, если сначала мы посмотрим наши подарки, а потом перейдем к твоим? — спросил мистер Бутройд.

Гарри помотал головой, хотя ему ужасно хотелось получить свои первые настоящие рождественские подарки как можно скорее. Разумеется, денег у него было немного, и взрослым членами Клуба достались, в основном, мелочи, по одной каждому, включая майора (подарки для констеблей МакФергюссона Гарри отдал самому шотландцу еще загодя). Исключением стала миссис Кейн: Гарри купил набор для чистки мундштуков для Шарлин и коробку антитабачных леденцов для Саманты, чему обе очень обрадовались, а майор Бутройд наградил Гарри долгим нечитаемым взглядом.

Наконец, подарков дождался и он.

Миссис Кейн тоже отдарилась двукратно — за Саманту и за Шарлин. Разумеется, при прочих Гарри не решился спросить, что от какой половинки, но и фотографию бывшего маминого дома, и ее лист с экзаменационными оценками ему захотелось прижать к груди и ни за что не отпускать. Глядя на повлажневшие глаза мальчика, все почувствовали неловкость, и минут пять просто наблюдали, не в силах вымолвить ни слова.

Первым не выдержал майор Бутройд. Он взял с полки бумажную трубочку и протянул Гарри.

— Возьми, малыш. Я знаю тебя намного меньше, чем остальные, но я был бы очень рад, если бы ты стал моим учеником еще тогда. Это старый плакат начала войны, его почти забыли, но он как нельзя лучше подходит для твоей ситуации. Я нашел его среди своих старых бумаг, и думаю, что он тебе понравится.

Гарри развернул трубочку и увидел увенчанные короной желтоватые от времени буквы на красном фоне: «Keep Calm and Carry On». (прим авт — «Сохраняйте спокойствие и продолжайте в том же духе»: ныне известный плакат 1939 года получил вторую жизнь только в 2000-м, когда одна из его копий была найдена в букинистической лавке).

— Спасибо, мистер Бутройд, — теперь глаза щипало уже не от тоски, а от гордости, — думаю, я приклею его у себя в чулане, вряд ли дядя, тетя или Дадли обратят на него внимание. И да. Я продолжу, обещаю Вам.

Майор довольно кивнул.

Миссис Бересфорд подарила Гарри увеличительное стекло — старое, в поцарапанной оправе. Для развития наблюдательности, как сказала она, а еще — такое же использовали для поиска улик во времена Шерлока Холмса (разумеется, кто бы еще регулярно подсовывал мистеру Поттеру книги про знаменитого сыщика!) А еще им можно зажечь огонь, если сфокусировать солнечный свет на чем-нибудь горючем.

От мисс Стрит ему досталась замечательная железная сова в очках — все согласились, что она действительно копия Гарри, и к тому же сова — символ мудрости, так что она должна помочь мальчику сдать экзамены не хуже, чем его мама в свое время. Тут Гарри, вспомнив о маме, снова немного загрустил, но сова выглядела так забавно, что скоро его настроение заметно улучшилось.

— А вот это от меня, мистер Поттер, — суперинтендант МакФергюссон протянул мальчику кусок картона с наклеенной на него фотографией, — не хотите ли применить лупу для наблюдательности и сову для мудрости? Очень интересно будет узнать Ваше мнение.

Гарри положил фотографию на стол и действительно зажал лупу в кулаке, а уголок придавил статуэткой: раз уж вокруг так много странностей, может и железная сова поможет, тем более такая симпатичная. На фото, сделанном явно с какого-то рисунка, был летящий по небу мотоцикл, на котором восседал такой огромный бородато-волосатый седок, что сам мотоцикл совершенно терялся под полами его… Шубы? Сюртука? Плаща?

— А вот тут, под его шубой, я, — неожиданно для себя мальчик ткнул пальцем в едва заметную выпуклость на груди слегка скособоченной фигуры.

— Почему Вы так полагаете, мистер Поттер? — видно было, что ни для майора, ни для остальных это не стало сюрпризом, однако все собравшиеся с интересом склонились к рисунку.

— Не знаю. Почувствовал, — пожал плечами мальчик… — И… мне иногда снился сон. Он был странный, и я не говорил о нем дяде и тете. Ну, вы понимаете, — все, разумеется, понимали. — Как будто я лечу по небу, что-то трещит — прямо как мотоцикл. И меня обнимает и придерживает кто-то большой. ОЧЕНЬ большой. Как он, — мальчик указал на волосатого седока, — я даже бороду помню, она сильно щекоталась, и я за нее даже держался, пока не уснул.

— Мы так и полагали, — заметила миссис Бересфорд, — но не мог бы ты попробовать догадаться, почему так подумали мы? Ведь нам-то твой сон не снится. Но тем не менее, мистер МакФергюссон, увидев картину в одном гараже, сразу понял, что она как-то связана с нашим делом и попросил мисс Стрит купить ее.

— Мммм… Наверное… Это странная картина. Ведь правда? А странности обычно крутятся вокруг меня. Ведь так? — все кивнули, Гарри продолжил. — Потом, вон там внизу — это же наша городская церковь. Значит, он летит над Литтл-Уингингом. Вы сами говорили про общность места. Если там есть еще и общность времени… Вы пришли к кому-то, кто видел это тогда? И это нарисовал тот, кто видел, как этот великан на мотоцикле летел по небу?

— Да, Гарри. Это нарисовал Джим Бейкер, тот самый констебль, что потерял память осенью восемьдесят первого. Он ничего не помнит о тех двух-трех днях, когда тебя принесли к дверям дома твоих дяди и тети, но ему тоже снятся сны. И знаешь что? Мисс Делла попросила его сделать копии других картин, которые он нарисовал под впечатлением снов. Не хочешь взглянуть?

Разумеется, Гарри хотел, да еще как! Таких картин оказалось еще две: на одной полосатая кошка с пятнами вокруг глаз сидела рядом с оградкой и читала… карту? Рядом с ней лежал узелок с палкой, которую путники обычно перекидывают через плечо, ну или используют как посох. «Кошка-путешественница» — гласила надпись в углу.

— По-моему, она не путешественница. Слишком строго смотрит. Прямо как миссис Аддерли или миссис Саманта. И без узелка она смотрится лучше, — заметил Гарри, и мисс Стрит что-то черкнула в протоколе собрания, который она традиционно вела.

Со второго рисунка на Гарри смотрело лицо очень старого человека, с бородой (наверняка длинной, просто она не вмещалась на картонку полностью) и с кривым носом. Глаза, глядящие поверх очков с узкими стеклами, казалось, мерцали загадочным светом. Просто удивительно, что эффект сохранился и на черно-белом рисунке, да еще и после пересъемки.

— На обороте этого рисунка, Гарри, есть надпись. И эта надпись мне не очень понравилась, — Делла Стрит задумчиво коснулась кончиком ручки уголка губ. — Джим назвал этот рисунок «Повелитель Памяти». А всю серию рисунков — «Забытые Воспоминания».

— Дамблдор! — уверенно сказал Гарри. — Это Дамблдор!

МакФергюссон утвердительно кивнул:

— Мы тоже так думаем. Но снова попросим тебя объяснить, почему.

Гарри привык к таким вот маленьким экзаменам и не возражал против них, у него хорошо получалось обосновывать свои догадки, правда, как правило, уже после, «постфактум», как говорила миссис Саманта. А миссис Бересфорд пояснила ему, что это потому, что у него сильно развита интуиция. Причем интуиция — никакое не волшебство, а умение делать правильные выводы на основе тех данных, которые еще не полностью осмыслены. И добавляла, что для того, чтобы быть уверенным в своей интуиции, ее очень полезно проверять логикой, если, конечно, на это есть время. Ведь интуиция часто сбоит. А вот если времени нет — то действовать согласно ей и не раздумывать. Вот и сейчас, ему предлагали проверить свою догадку.

— Если речь идет о забытом, и о памяти — значит это те самые волшебники, что меня прячут. Главный у них — Дамблдор, этот Локхарт на записи про него говорил. Главный — скорее всего довольно старый. Все главные волшебники в сказках старые. И у них очень мало людей, ведь Локхарта-то они наняли! Так что вряд ли там есть еще один старый волшебник.

— Ну, тут есть один логический пробел: главным не обязательно должен быть старый, сказки все-таки не абсолютно достоверный источник. Хотя других нет. По крайней мере, пока. Еще что-то?

— Не знаю, сэр. А скажите… — Гарри задумался, — ведь если они меня так прячут, это, наверное, для них важно?

— Весьма вероятно.

— Тогда это точно он. Понимаете… когда все продолжается уже долго, можно послать кого-то не очень важного. А вот когда операция — ведь это операция? — только начинается, самый главный должен все контролировать лично.

— Вот тут согласен. Итак, у нас есть портрет хотя бы одного фигуранта. Забавно, что это, похоже, лидер наших, так сказать, оппонентов, тогда как ни фотографий исполнителя, ни хотя бы рисунков вроде этого у нас нет. Разве что кошка. Кстати, весьма характерного окраса.

— Мы работаем над этим, в смысле, над портретами, а не над окрасом кошки, — улыбнулся майор, — и кстати, Гарри. У меня к тебе есть одна просьба. Видишь ли, чтобы лучше разобраться, что происходит и что могут наши «друзья», нам нужна хоть какая-то информация об их возможностях. Мы знаем, что они умеют стирать память. Мы знаем, что они могут ставить на одежду «маячки» — кстати, догадываешься, почему перед каждым визитом сюда тебя просят переодеться?

— Ага! Мистер МакФергюссон отдает пакет с моей одеждой кому-то из своих полицейских, и те везут ее в полицейское управление? Чтобы они, которые те, думали, что я слушаю эту лекцию?

— Именно. Пакет с твоей одеждой тихо стоит в уголке и никому не мешает. Правда, учти: полицейские не знают, зачем они это делают и даже что лежит в пакете, они просто исполняют приказ. Так вот, сведений о возможностях волшебников у меня все еще крайне мало. И я прошу тебя помочь нам собрать чуть больше информации об этих возможностях.

Гарри напрягся.

— Вы… отдадите меня в лабораторию? И будете тыкать иголками и облучать? — он оглянулся. Даже если попробовать сбежать — крепкий Джон наверняка его догонит, да и куда скрыться с продуваемой всеми ветрами фермы? Может быть, этот Дамблдор был прав, когда стирал всем вокруг память? И главное — эти замечательные леди — они что, отдали… его… Это был обман?!

Что-то темное и страшное начало зарождаться где-то в глубине его тела. Растрепанные волосы вздыбились еще больше, и, кажется, между отдельными волосками стали проскакивать искры. Свет свисающей с потолка лампочки мигнул, стекла задрожали. Майор отшатнулся.

— Никто тебя не заберет, Гарри — крепкая рука легла на плечо, — секретная у мистера Бутройда служба или не секретная — закон в этой комнате представляю только я. И без постановления Королевского Суда никто тебя отсюда не увезет. И даже с таким постановлением я могу устроить этому «никому» массу проволочек, — суперинтендант улыбнулся. Темнота внутри Гарри немного отступила и затаилась, но полностью не исчезла. Гарри посмотрел на МакФергюссона. Тот кивнул на майора.

— Понимаю Ваше беспокойство, мистер Поттер. Но давайте послушаем и Вашу интуицию, и Вашу логику снова.

Гарри смотрел на майора с беспокойством, но тот просто ждал, демонстрируя пустые ладони.

— Ммм… Мне страшно. Но… Если Вы хотели меня увезти, зачем это делать при всех? Вы же не умеете стирать память?

— Верно. Чтобы заставить трех уважаемых леди и одного джентльмена молчать, мне пришлось бы убить их. А убивать без крайней необходимости — дурной тон, знаешь ли. Чаще всего смерть создает больше проблем, чем решает. Поверь мне, я убивал достаточно, больше, чем мне бы хотелось, и не только на войне. Так что действительно проще всего было бы похитить тебя прямо из городка, свалив все на волшебников. Но я не буду так делать. Объяснить почему?

— Да. Я хочу знать.

— Очень просто. Если бы здесь сидел какой-нибудь бюрократ от разведки, молодой да ранний — возможно, он и решил бы, что это выгодно. К тому же на него давили бы начальники, требуя скорейших результатов. И ему некогда думать о том, что будет через тридцать или сорок лет. Ему надо делать карьеру прямо сейчас, а карьера зависит от, так сказать, «коротких» результатов. Именно поэтому этот самый «Повелитель Памяти» прячет тебя и от волшебных, и от обычных властей.

— А что будет через тридцать или сорок лет?

— Я надеюсь, к этому времени ты будешь влиятельным и талантливым волшебником. Может, даже займешь место этого самого «Повелителя Памяти».

— И буду работать на вас?

— Ну, не на меня лично. Я к тому времени скорее всего уже умру. А ты… Может быть, ты, как и планируешь, поступишь на Секретную Службу. А может быть и не поступишь, а будешь жить своей волшебной жизнью. Но ты никогда не будешь считать неволшебников исключительно плохими людьми. Судя по всему, волшебники не особенно церемонятся с нами, ты заметил это по слову «магглы». А это может вылиться в войну, и человек, способный ее предотвратить, окажется в миллионы раз дороже, чем пара образцов крови и в тысячи — чем простой, пусть даже и необычный, агент.

— Если Вы собрались умирать, почему Вам важно, что будет через эти самые тридцать-сорок лет?

— Не то что собрался, но увы, Гарри, я считаю это прискорбное событие крайне вероятным. А почему… Знаешь, в моем возрасте надо или планировать максимум на год, или на целую вечность. Тридцать лет — это всего-то первый шаг этой вечности. Ты потом поймешь. И да, именно поэтому еще одна пожилая леди — ты понимаешь, кто? — попросила заняться твоим делом именно нас, а не более молодых людей, для которых карьера важнее этой самой Вечности.

Гарри смотрел в блеклые глаза майора Бутройда. Тот выдержал взгляд.

— И то, о чем я собираюсь тебя попросить, ни в коем случае не потребует от тебя куда-то ехать, и уж тем более колоться. И это связано именно с тем, что мы все сейчас, похоже, наблюдали. И с тем, чем ты, как я понимаю, пару лет назад развалил дядюшкин дом.

— Вы хотите, чтобы я что-то разрушил?

— Нет, по крайней мере — не сейчас. Видишь ли, после того случая пару лет назад мистер Дамблдор просто обязан был научиться как-то определять такие твои… выбросы. Они явно опасны, а он не хочет рисковать тобой. Не знаю, есть ли у волшебников подходящие приборы, но что-то подобное быть просто обязано. Так что разнеси ты что-нибудь крупное, вроде этого дома или дома твоих родственников, следует ожидать прибытия наших «друзей». А к этому мы пока не готовы. Да это и не нужно — они все равно должны появиться летом, чтобы обеспечить твое прибытие в их волшебную школу.

— Тогда что я могу сделать?

— Я попросил бы тебя показать твои замечательные прыжки через живую изгородь, то, что ты называешь «это».

Гарри стало заметно легче. Краем глаза он заметил, что миссис Бересфорд и миссис Кейн прекратили копаться в своих сумочках, это его тоже успокоило.

— Но, мистер Бутройд, я не могу делать этого, когда за мной не гонится Дадли!

— В этом-то и дело, молодой человек. Мы хотим посмотреть на «это» в Вашей, так сказать, естественной среде обитания.

— То есть, мне надо разозлить Дадли, чтобы он за мной погнался? И делать «это» надо обязательно в Литтл-Уингинге?

— Полагаю, да. Я не уверен, что мистер Дамблдор не стал отслеживать не только разрушения, но и менее опасные проявления того, что мы считаем волшебством, твоим волшебством. Я бы на его месте так и сделал. И если бы я заметил, что ты творишь «это» в необычном месте, присылкой эээ… непрофессионала вроде мистера Локхарта я бы лично не ограничился.

— То есть мне надо разозлить Дадли и побегать по Литтл-Уингингу, прыгая через живые изгороди?

— Да. Причем как можно дольше, то есть разозлить, прыгнуть и спрятаться недостаточно. Мы, разумеется, подгоним несколько машин с аппаратурой записи, но мы не можем покрыть ими весь городок, так что лучше бы тебе повторить это несколько раз.

— В один день?

— Увы, да. Причем во вполне определенный день. Что ты скажешь насчет четырнадцатого февраля? После занятий в школе?

— Хорошо. А почему именно этот день?

— Просто это день Святого Валентина. Понимаешь, нам нужно поставить довольно много машин на всех улицах. А это может насторожить и жителей Литтл-Уингинга, и мистера Дамблдора, ведь это будут не машины местных жителей. Хорошо, один фургон будет стоять на перекрестке и что-то ремонтировать. Еще одна или две машины могут просто припарковаться на время. А в этот день мы можем поставить в городе еще и пару-тройку фургончиков по продаже цветов и конфет в коробках в форме сердечка. Но увы, несколько дней подряд мы их держать не сможем — водители и операторы, естественно, не будут знать, зачем они здесь. Им будут даны определенные инструкции, они их выполнят и затем просто исчезнут из городка навсегда.

— Я подумаю, как это сделать. Правда, мне редко удается разозлить Дадли, когда я этого хочу, чаще он начинает охоту сам, но я что-нибудь придумаю.

— Спасибо, Гарри. И извини, что напугал тебя.

Они доели яблочный пирог, Гарри, мисс Стрит и Таппенс с МакФергюссоном вышли во двор. Миссис Кейн осталась.

— Смысл, Джефф?

— День Святого Валентина, Шарлин. Остальное ерунда, больше чем уверен, что все эти магнитометры и детекторы странных кварков покажут абсолютный ноль. Разве что замерим, насколько он уменьшает «этим» гравитационную постоянную, если заснимем хоть один прыжок. Смысл в другом. Догадываешься, как Гарри лучше всего разозлить кузена именно в этот день?

— Это была моя первая мысль. Надеюсь, мальчик не догадается о твоей маленькой подставе.

— Ему пора учиться этому, Шарлин, пока гормоны не снесли ему крышу. Я не хочу, чтобы он попал во что-то вроде подростковой медовой ловушки.

— Вы коварны, как и прежде, сэр. Но Вы сильно рисковали.

— Не облысел бы раньше — поседел бы прямо тогда, Шарлин. И кстати горжусь собой — мои брюки все еще сухие. Не могу представить, что из парня вырастет. «Воспламеняющая взглядом», просто как по тексту. Ближе к концу.

— Не поминайте мистера Кинга на ночь, сэр. Я и так прячу эту книгу от мальчика, хотя и не могу выбросить — перечитываю минимум раз в неделю.

— Я подарю тебе экземпляр на французском, насколько я помню, Гарри его не знает. А английский вариант заберу себе. Тоже, знаешь ли, люблю жизнеутверждающее чтение по вечерам. И знаешь... Хорошо, что ты не перечитываешь «Кэрри».

— Заметано, сэр. И да. Хорошо.

* * *

Уже в Литтл-Уингинге, в очередной раз прибравшись в доме, Гарри подошел к сидящей в кресле миссис Кейн.

— Можно вопрос, мадам?

— Разумеется, Гарри.

— Миссис Кейн, когда случилось «это», точнее, едва не случилось… Вы и миссис Таппенс… Вы бы выстрелили?

— И в кого мы должны были стрелять, мистер Поттер? И почему Вы подумали, что мы были готовы стрелять?

— В майора Бутройда, миссис Кейн. И ваша, и ее сумочка смотрели не на меня. На него. И вы обе держали руки внутри сумок. А потом, когда он объяснил, что ему от меня нужно, почти одновременно их достали. Вы — с платочком, а миссис Бересфорд — с «Паркером». Но Вы протирали очки всего пару минут назад, а миссис Бересфорд ничего не записала.

— Неплохо, Гарри. Очень неплохо. Я — да. Выстрелила бы. А миссис Бересфорд… не думаю, что ее стоит спрашивать. Это очень личное.

— Но ведь… Вы знаете мистера Бутройда с самой войны? Почему Вы приготовились стрелять в него?

— Понимаешь, Гарри… Иногда хорошие люди начинают вести себя как последние подлецы. По разным причинам. Временами они даже не виноваты в этом. Приказ, обстоятельства, помутнение рассудка… И тут уже надо выбирать — поддержать их в их ошибке или останавливать. Но я свой выбор сделала. Если бы майор попытался бы тебя увезти — он был бы не тем лейтенантом Бутройдом, которого я знала на войне. Так что мой ответ — да. Выстрелила бы. И мне было бы наплевать на те проблемы, которые создала бы его смерть. Вечность важнее.

— А… в меня?

— В тебя? До тех пор, пока ты не станешь бить крикетным молотком маленьких девочек и вешать котят, можешь считать себя в безопасности. И прости. Мне жаль, что тебе приходится задавать такие вопросы так рано. Кстати, ты уже придумал, как разозлить Дадли?

Операция «Валентин»

Разозлить Дадли в нужное время оказалось непростым делом. Еще более непростой оказалась задача заставить его банду бегать за собой хотя бы час и при этом не попасться. Как Гарри ни напрягал голову, ничего не придумывалось. Обычно кузен сам выбирал время начала охоты, а Гарри сразу после отрыва прятался в одном из десятка или даже двух укромных местечек, присмотренных им за годы этой занимательной (для кого как, конечно) игры. Тут следовало действовать по-другому, но как — у Гарри просто не было идей.

Миссис Кейн наблюдала за его размышлениями с легкой загадочной улыбкой. Гарри подозревал, что у нее-то идеи есть, за прошедшие полгода он начал с уважением относиться к жизненному опыту пожилых леди и джентльменов. К его удивлению, совет он получил от миссис Саманты, а не от Шарлин.

— Итак, мистер Поттер, у Вас уже есть план на Вашу, хм, операцию? — они только что закончили очередной урок, но миссис Кейн осталась в образе строгой учительницы, даже та самая злость все еще ощущалась.

— Нет, мадам. Извините. Разве что подскочить к Дадли и врезать по носу. Но…

— Но это будет возмутительный и очень грубый поступок, мистер Поттер. Попробуйте проанализировать ситуацию. Скажите, что обычно выводит Вашего кузена из себя до такой степени, что он бросает все дела и начинает эту свою охоту? Не считая расквашенного носа?

— Мммм… Когда у меня есть что-то, чего нет у него. Тогда он пытается у меня эту вещь отобрать.

— Еще?

— Ну, когда у меня оценки лучше, чем у него. Или когда со мной кто-нибудь дружит.

— И что общего у этих ситуаций?

— Наверное… Слушайте, я понял, так он же мне завидует! Ему покупают все новое, он живет в своей комнате, а не в чулане, и все равно завидует! Ой, а я понял. Он так злится из-за «этого» именно потому, что сам этого не может… Ойёйёй, миссис Кейн! Так может, и тетя так не любит говорить о маме из-за?..

— Не отвлекайтесь, мистер Поттер. Оставим пока в покое миссис Дурсль, сосредоточимся на мистере Дурсле-младшем. Считайте, что это еще одна задача, которую Вам нужно решить. И как заставить его разозлиться именно в нужный Вам день и час?

Улыбка Гарри не предвещала кузену ничего хорошего. Он наслаждался чем-то внутри собственной головы пару минут, затем лицо вновь приобрело задумчивое выражение.

— Ну хорошо. Разозлиться я его заставлю. Потом Дадли соберет свою банду и погонится за мной. Осталось придумать, как поводить его по городку подольше.

— Возможно, Вам нужна помощь специалистов. Это, мистер Поттер, одно из самых важных умений — вовремя осознать, что решить проблему в одиночку не в Ваших силах, осознав это — найти компетентного специалиста, убедить его оказать Вам помощь и, в заключение — следовать его рекомендациям, если обстановка не диктует иное, — забавно, Гарри показалось или это была уже Шарлин?

* * *

Обращение к специалистам много времени не заняло. Стоило лишь попасться на глаза суперинтенданту, получить свою обычную порцию кручения ушей и коротко обрисовать проблему. Примерно через неделю его поймал констебль Лесли и потащил в участок. Гарри чистил дробовик из сейфа, а все три полицейских склонились над картой городка и обсуждали варианты ловли заезжего гастролера, если бы таковой вдруг появился в Литтл-Уингинге, набедокурил и попытался скрыться.

Обнаружив, что дробовик вычищен должным образом, суперинтендант МакФергюссон привлек к обсуждению и Гарри. Выяснилось, что полицейские были не в курсе наличия минимум пяти лазеек, известных пронырливому мальчишке (притом, что Дадли, Полкисс и компания знали только о трех из них), но и Гарри узнал о паре мест, перспективных с точки зрения отрыва от превосходящих сил противника. Миссис Бересфорд, дежурившая на коммутаторе, тоже внесла свою лепту, показав еще один проход через двор и дом Аткинсов, что по соседству с участком миссис Кейн. Гарри, хотя и использовал этот дом как нелегальный дурсленезависимый склад, был не в курсе, что не только задняя, выходящая на довольно обширную лужайку дверь не заперта, но и створки главного входа придерживаются всего лишь гвоздиком. Гарри подумал, что неплохо бы посетить этот дом с масленкой и парой инструментов — ловить его по выходу из дома миссис Кейн казалось очевидной идеей для Дадли, и такой нестандартный путь отступления мог оказаться кстати.

Затем они устроили «слепую игру» — теннисный стол в комнате отдыха разгородили заборчиком из дел и книжек, на каждую половину пришлось по карте городка. Гарри играл за беглеца, переставляя по своей половине револьверный патрон, полицейские на своей части гоняли его стреляными гильзами двенадцатого калибра. МакФергюссон был судьей, показывая обеим командам обстановку и играя за «мирных жителей». Повеселились знатно, и, хотя счет был 5:2 в пользу сил правопорядка, оба раза малолетний «жулик» победил ближе к концу, что давало надежду на прогресс.

За конец января-начало февраля Гарри пробежался по всем неизвестным ему ранее проходам и тайным укрытиям. Кроме того, он пробрался в заброшенный дом Аткинсов, смазал все петли и замки, отщелкнул ставни (теперь достаточно было отогнуть пару гвоздиков и можно было забраться в любое окно первого этажа или выбраться из него), и устроил в доме маленький склад вещей не особо ценных, но и нежелательных к обнаружению другими. Как уверила его миссис Кейн, экономика в стране все еще была не в лучшей форме, так что вряд ли кто-то купит этот дом в ближайшее время.

Еще Гарри подумывал о том, чтобы, говоря умными словами, «инженерно подготовить местность» согласно книжке, подаренной ему МакФергюссоном, но это требовало времени на опыты, да и риск серьезно травмировать преследователей оказался слишком велик. Так что наиболее безопасные из этих сюрпризов решено было приберечь для следующих догонялок.

Вторая игра, проведенная за четыре дня до операции, закончилась уже со вполне приемлемым счетом 4:3 в пользу Гарри. То есть шанс попасться кузену все же был довольно велик, но была и возможность поводить его за нос достаточно долго. Особенно учитывая, что полицейские действовали одной командой, а банда Дадли, разделившись, не могла так хорошо координировать действия. В общем, если бы речь шла о ставке большей, чем пара синяков и затрещин — операцию пришлось бы отменить, но в данном случае и Гарри, и суперинтендант сочли риск приемлемым.

Последние выходные перед праздником Гарри посвятил шоппингу — тайком съездил на окраину Лондона и, вдумчиво торгуясь, прошелся по дешевым индийским и китайским магазинчикам, не брезгуя и секонд-хендом. Его личный счет похудел еще на сорок восемь фунтов, но майор обещал возместить затраты — ведь все это Гарри делал по его просьбе.

* * *

В четверг, четырнадцатого февраля, Гарри Поттер выскочил из дома Дурслей чуть раньше, чем обычно. По дороге в школу он сделал крюк, заскочив в покинутый дом Аткинсов. Через десять минут из задней двери вышел уже совершенно другой мальчик, в котором от всем известного хулигана мистера Гарри Поттера осталась только воронье гнездо на голове — даже очки, хоть и имели ту же «велосипедную» форму, смотрелись намного изящнее.

Серые кроссовки, черные брюки со стрелками — возможно, излишне легкие для промозглого февраля, но зато не стесняющие движений, джинсовая куртка-реглан и под ней чистая светлая рубашка с галстуком-бабочкой. Немного эклектично, зато модно и молодежно, к тому же у мисс Стрит, которую Гарри, по секрету от остальных членов Клуба, тоже привлек в качестве консультанта, несмотря на почтенный возраст, оказался довольно-таки подходящий к современным веяниям вкус. Гарри еще хотел попросить у нее на день ковбойскую шляпу, но решил, что слишком велик шанс потерять ее во второй фазе операции и обошелся недорогой кепкой.

Минут пять Гарри выжидал в коридоре. Его никто не узнавал, даже кузен лишь недоуменно мазнул по нему глазами и проследовал дальше. Наконец, увидев в конце коридора шествующую к классу миссис Аддерли, Гарри глубоко выдохнул и, уняв дрожь в коленках, распахнул дверь.

— Всем привет! Юные леди, с праздником! — это короткое приветствие они с миссис Самантой репетировали раз десять, — Дадли, закрой рот, обед еще нескоро! — а вот это был уже экспромт. И двинулся вдоль рядов, раскладывая перед немного ошарашенными девочками своего класса открытки-сердечки и такой же формы шоколадные медальки. Проходя мимо парты, за которой сидела общепризнанная красавица класса Бетси Бэллинджер, Гарри набрался нахальства, подмигнул и выдал: «Ты прекрасна, как всегда, Бетси!» (еще два десятка повторений перед миссис Кейн), после чего проследовал дальше в полной тишине. Миссис Аддерли зашла в ошарашенный класс, когда хорошо одетый мальчик, в котором она только секунд через десять опознала вечно одетого в обноски Гарри Поттера, положил на ее стол сердечко раза в два больше остальных и с коротким поклоном поздравил оторопевшую учительницу: «С Днем Святого Валентина, миссис Аддерли!»

Класс, да и сама учительница, не могли вымолвить ни слова. Гарри прошествовал к своей парте на задворках класса, по пути шепнув так и сидящей с приоткрытым ртом Бетси: «А ты все равно лучше!» Эту фразу он тоже не репетировал, но очень уж удачно сложилось.

Никогда на памяти миссис Аддерли урок не начинался так тихо. Она села за стол, открыла журнал и, чтобы немного отойти от шока, стала зачитывать оценки за позавчерашнюю проверочную работу. Это оказалось плохим ходом: дойдя до фамилии «Поттер» она с удивлением обнаружила вместо привычных «D» — ну ладно, «С» в последние несколько месяцев — совершенно неожиданное «А» и закашлялась, чем привлекла к мистеру Поттеру и его оценке дополнительное внимание.

Оглядев класс, миссис Аддерли изрядно порадовалась, что в свое время попыталась рассадить мистера Поттера и его кузена на максимальное расстояние: физиономия мистера Дурсля-младшего была такой красной, что у нее даже возникла мысль вызвать школьную медсестру и померить мальчику давление. И не разделяй кузенов целый ряд парт, схватка была бы неизбежна. И тут, в раздражении от очередной выходки мистера Поттера, таком сильном, какого она не испытывала с того самого случая с перекраской ее волос в синий цвет, она совершила вторую ошибку: вызвала малолетнего хулигана к доске.

Еще через пять минут раздражение уступило место тягостному недоумению: ну ладно, тему сегодняшнего урока можно было выучить заранее, но на дополнительные вопросы по уже пройденному материалу мальчик тоже ответил, причем неплохо. Так почему же этот мелкий засранец (эпитет она произнесла шепотом даже про себя — дисциплина!) валял дурака на ее уроках раньше?!

Взяв себя в руки, она все-таки продолжила занятия. За оставшиеся минуты нужно было срочно решить, что делать, чтобы избежать побоища на перемене. Трогать сегодняшнего мистера Поттера она во избежание новых сюрпризов опасалась, так что мистеру Дурслю все же придется вместе с ней посетить медицинский кабинет.

Мистер Дурсль всю дорогу глотал ртом воздух (миссис Аддерли припомнила, что мистер Дурсль-старший тоже имел подобную привычку), и медсестра пообещала провести все доступные проверки, чтобы не подвергать здоровье мальчика риску. По крайней мере, на этой перемене миссис Аддерли драки не ожидала, а вот сюрприз ее все же подстерегал. Перед дверями класса стоял тот же самый неожиданно элегантный мистер Поттер с маленьким кассетным плеером, окруженный почти всеми девочками класса. Музыка была миссис Аддерли незнакома — какой-то новый хит — но довольно приятна. Гарри явно поставил себе цель произвести впечатление на девочек и, похоже, добился своего. Мальчики толпились чуть в стороне и недобро зыркали на нахала, однако, в отсутствии мистера Дурсля, чьей личной боксерской грушей считался его кузен, перейти к активным действиям не решались.

Нахал наслаждался вниманием прекрасной половины класса, не забывая, тем не менее, оглядываться. Увидев в конце коридора сопровождаемого медсестрой кузена (судя по бледному виду, у того даже взяли кровь из пальчика), Гарри улыбнулся мисс Беллинджер, сменил кассету (Шинед О`Коннор немедленно заявила, что «ничто не сравнится с тобой») и протянул плейер девочке: «Это тебе, Бетси!».

В самом деле — во время предстоящих событий аппарат скорее всего разбился бы, а поймай Гарри противники — послужил бы для них излишне ценным трофеем. Бетси зарделась и чмокнула Гарри в щечку, прошептав «Спасибо», Гарри покраснел еще больше и прошептал «Пожалуйста» еще тише. Девочки вокруг, похоже, сочли это довольно милым и посмотрели на Гарри глазами голодных пираний, а на Бетси — готовых к бою львиц. Однако Гарри недолго оставался самым красным мальчиком в школе: осознавший, кого целует первая красавица класса, мистер Дадли Дурсль побагровел снова, да так, что медсестра обеспокоилась, не увести ли мальчика обратно в медицинский кабинет.

— ПОТТЕР! — Дадли рванулся вперед, девчонки, за исключением растерявшейся Бетси прыснули ему за спину. Гарри сделал шаг вперед, загораживая мисс Беллинджер:

— Мистер Дурсль, надеюсь, у Вас хватит такта перенести наши обычные развлечения на несколько часов? Не стоит портить леди праздник, не так ли? А после школы я к Вашим услугам, разумеется, если Ваши залежи жира позволят Вам меня догнать, — это была уже комбинация домашней наработки с импровизацией, на которую Гарри решился, увидев, что медсестра крепко держит Дадли за плечо.

— В самом деле, мистер Дурсль, Вам в ближайшие несколько часов явно не стоит волноваться. И зайдите ко мне в кабинет на следующей перемене, я снова измерю Вам давление, оно у Вас явно повышенное, — что происходит за дверью школы, медсестру не касалось, а вот разбираться с полученными на переменах синяками и шишками никакого желания не было.

«Йессс! — подумал Гарри, — Получилось!» Теперь главное — выбраться из школы. Целоваться с Бетси оказалось неожиданно приятно, но впереди его ждала основная часть Операции.

* * *

Милях в пяти от городка, внутри припаркованного на стоянке автобуса было темно. Майор Бутройд занимал мягкое кресло в середине салона, Джон следил за десятком маленьких экранчиков, Джейн возилась с блоками коммутатора.

«Внимание! Объект Оксфорд, пять красных у входа, открывается окно на первом этаже справа. Вижу Синего-один, покидает объект через окно»

«Принял, Синий-один покинул Оксфорд»

«Синий-один засветился перед красными, красные начинают преследование, отставание Красного-два от Синего-один около ста ярдов!»

Сотня ярдов — это очень много, пожалуй, не удастся испугаться как следует. Забор на Рябиновой справа, в четверти мили, там как раз рядом фургончик с цветами, снизить скорость, заодно сберечь силы.

«Я Рэйнбоу, вижу Синего-один, направляется в мою сторону, отставание Красного-два от Синего-один тридцать ярдов и сокращается, Синий-один в норме».

«Контролируйте вторую точку»

«Принято, вторая точка, ожидаемое время четыре секунды. Две… Одна… Есть прыжок, дистанция до красных пятнадцать ярдов, высота препятствия около пяти футов, ноль-восемь «жэ» навскидку. Спецоборудование — отрицательно, повторяю, отрицательно. Красные разделились. Красный-два и Красный-четыре движутся на юг, нечетные на север, Красный-один отстает».

«Принято, Гольф-один, Гольф-два, приготовиться».

«Я Гольф-два, вижу объект, это Синий-один, покинул двор через калитку, прыжков не наблюдал, движется в мою сторону».

«Левый поворотник два раза, Гольф-два».

«Принято, здесь Гольф-два, исполнено левый поворотник два, Синий-один направления не меняет, хорошо бегает, стервец!»

Если их двое — это скорее всего Полкисс и кто-то из мелких, Дадли с остальными побежал в другую сторону. Тут на Глициний тоже есть, где уйти, а то пришлось бы прорываться через Дадли, это проще, чем через Пирса, но нежелательно. Вот здесь, ждем Пирса и навстречу, успею с гарантией.

«Я Гольф-один, наблюдаю Красных-три, пять и один, повернули со стороны Рэйнбоу».

«Я Гольф-два, наблюдаю Красных-два и четыре, Синий-один идет на сближение, ускоряется».

Не успеть, надо быстрее…

«Синий-один еще ускорился, аномально, фиксирую прыжок, дистанция до Красных три ярда в минимуме, высота от четырех с половиной до пяти, запас не меньше восьми дюймов, ориентировочно ноль-шесть «жэ», спецоборудование отрицательно. Красные два и пять столкнулись, ждут остальных»

Сколько можно, полтора часа уже гоняемся, бедный Дадли уже не бегает, а ходит. И у самого ноги подгибаются, благо банды кузена пока не видно, можно подзаправиться оставшимися шоколадками. Оптом — дешевле. Четыре или пять прыжков им показал, должно же этого хватить

— Ой, простите, сэр!

«Я Дельта, Синий-один, контакт с Серым-двенадцать, новенький».

«Я Вышка, отставить Серый-двенадцать, присвоить индекс Белый-один! Микрофон добивает? Медные один и два, блокируйте красных, не пропустить к Дельте!»

«Дельта, принято, Белый-один, наводим микрофон».

«Медный-один принял всех пятерых красных, работаю».

Пожилой человечек небольшого роста в странном лиловом костюме и старомодном цилиндре ухватил Гарри за плечо.

— Мистер Гарри Поттер! Как я счастлив видеть Вас в добром здравии!

Грузовик водопроводной компании два раза мигнул аварийным сигналом, значит, есть время поговорить.

— Ээээ… Взаимно, мистер?..

— Дингл. Дедалус Дингл, к Вашим услугам. Мистер Поттер, Вы просто не представляете, какое счастье для меня пожать руку Вам, Мальчику… Ой, извините. Вы, наверное, торопитесь?

— Не прямо сейчас, мистер Дингл, но, наверное, да.

— О, я не задержу Вас надолго. Вы выглядите несколько уставшим, с Вами все в порядке, мистер Поттер?

— Да, сэр. Пришлось немного побегать. Понимаете, мой кузен…

— О, эти детские игры… — мистер Дингл мечтательно закатил глаза, а грузовик мигнул еще один раз.

— Простите, мистер Дингл, я вынужден бежать, — Гарри вывернулся и резко стартовал в направлении еще одной присмотренной заранее точки. Затем мимо мистера Дингла, тяжело дыша и не обращая на него никакого внимания, пробежала еще четверка ребятишек покрупнее, а за ними проковылял смутно знакомый толстый мальчик. Дедалус успел заметить, как Мальчик-Который-Выжил лихо перемахнул через каменный заборчик и скрылся в парке.

— А, понятно, — пробормотал он себе под нос, — он просто использует спонтанные выбросы, чтобы лучше прыгать. Ничего страшного, зря беспокоились, — крутанулся на месте и исчез.

«Я Дельта, прыжок зафиксировал, чуть меньше единицы на мой взгляд. Белого-один не наблюдаю, запись с микрофона снята».

«Я вышка, Синий-один устал, сигнал на окончание операции. Кассеты вынуть и опечатать, расписки сдать».

«Подтверждаю».

Три мощных автомобильных гудка разнеслись по улицам и задворкам городка, и бегущий по парку Гарри с выдохом облегчения сломал траекторию и растворился в кустах. Осталось выждать часа полтора, переодеться обратно в обноски Дадли, чтобы тетя орала поменьше — и все. Операция закончена, по крайней мере, для него.

«Вышка, я Стационар-один, Синий-один покинул объект Склад, направляется к объекту Бастилия, красные не преследуют».

«Принято, продолжайте».

«Вышка, новый объект — Серый… отставить серый, Белый-два, повторяю, Белый-два, крадется по двору объекта Склад. Выглядит как бездомный».

«Стационар-один, склад: камеры и микрофоны на полную».

«Бормочет что-то, не разобрать. И взгляд постоянно норовит соскользнуть с него. Точно, Белый».

«Что делает?»

«Грабит Синего, сэр. Складывает в мешок снятую Синим при переодевании одежду. Опс, а Синий брюки-то порвал пока бегал. А вот куртку и кроссовки жалко».

«Понял Вас. Наблюдайте Второго, Стационар».

«Ответ отрицательный, сэр. Наблюдать не могу. Белый-два резко повернулся и пропал из поля зрения, вместе с мешком и курткой в руках. Возможно, заметил камеру».

«Вышка, объект Бастилия, Синий на месте, семейный скандал».

«Принято. Степень?»

«Пара баллов».

«Вышка… Стоп. Не уверен…»

«Докладывайте, даже если не уверены, Стационар».

«Открылась входная дверь Склада, входящего объекта не обнаружено. Предполагаю сквозняк».

«Склад, продолжать наблюдение».

«Опять сквозняк, сэр. Дверь снова открылась и закрылась».

«Сквозняку присвоить индекс Белый-три».

«Принято».

Все нормально

Пятница прошла как обычно — школа, потом уборка и занятия в доме миссис Кейн, возвращение в чулан. Единственным новым впечатлением были заинтересованные взгляды девочек, причем не только из их класса. Однако, поскольку Гарри снова заявился в одежде не по росту и в старых очках, эти взгляды быстро сошли на нет. На выходных Гарри из чулана практически не выпускали — Дадли крепко нажаловался тете — и удалось, наконец, почитать что-то помимо учебников. В понедельник к Гарри подошла Бетси и, глядя на носки собственных туфель, прошептала, что папа и мама не разрешают ей дружить с хулиганом. Гарри изобразил расстроенную физиономию, но в душе вздохнул с облегчением: Бетси действительно была очень красивой, но не очень умной. Да и зачем дружить с девочкой, которая настолько слушает родителей? Хорошо хоть плеер не вернула, куда бы он его дел? Тем более, что вечером миссис Кейн — снова после работы по дому и занятий — внезапно выставила на стол очередной яблочный пирог, что бывало не очень часто.

— Ну что ж, мистер Поттер, — пока миссис Кейн была все еще Самантой, — я тут по старой памяти посидела за чашкой чая с миссис Аддерли. Скажите, кто был страшнее — Ваш кузен или девочки?

— Наверное, девочки, — Гарри бодро уплетал пирог, — с Дадли-то я знал, что делать, а вот с ними…

— Ну теперь-то знаешь? Если что, миссис Аддерли была просто поражена. Да и прекрасная половина твоего класса тоже. Говорят, тебя даже поцеловали.

— Не то чтобы совсем уже знаю, миссис Кейн — оппа, а теперь она уже Шарлин, значит, можно вести себя чуть посвободнее, — но было очень интересно, хотя и страшно сначала. И приятно потом. Это я про целоваться.

— Отлично, Гарри, — мальчику показалось, что Шарлин чуть не подавилась пирогом от смеха, но наверное все же показалось, — правда, хочу предупредить тебя: чмок в щечку в твоем возрасте — это еще не целоваться. Вот года через три-четыре посмотришь. А лет через пять и пощупаешь, это еще приятнее, по крайней мере, мой муж Патрик утверждал именно так. А вот совсем уже жениться до восемнадцати все же не советую, хотя в Шотландии можно и с шестнадцати. Главное, первый шаг на этом долгом пути ты уже сделал, — Гарри покраснел и свернул тему:

— Ага. Миссис Шарлин, а что с Операцией?

— Как всегда, Гарри. Точнее, как всегда в случае успеха. Куча хороших новостей и одна плохая. С какой начнем?

— С плохой, конечно.

— Ожидаемо. Так вот, к сожалению, на той ферме мы больше собираться не будем. По крайней мере, какое-то время. А почему — это я тебе расскажу чуть позже.

— Тогда давайте хорошие, — тяжело вздохнул Гарри.

— Ну, во-первых, майор Бутройд просто в восторге от того, что ты сделал: операторы засняли четыре твоих прыжка в отличном качестве. Сорок восемь потраченных тобой на подготовку фунтов уже перевели тебе на счет, плюс еще тысяча фунтов премии.

— Это же куча денег, миссис Кейн! А я всего-то попрыгал!

— Не такая большая куча как тебе кажется. Но хоть кое-что. Теперь — за что тебе такие деньжищи. Во-первых, кое-что прояснилось насчет твоего «этого». Сначала было две версии — что «это» усиливает твои мышцы или что «это» каким-то образом ослабляет силу, которая притягивает тебя к Земле. Гравитацию. Так вот, изучив видеозаписи твоих прыжков, мы поняли — это однозначно второе. При этом, чем больше ты испуган, тем больше твое волшебство ослабляет силу притяжения. Само по себе это очень интересно. Например, если будешь падать с высоты, а не прыгать, «это» тоже может сработать. Но только без экспериментов, договорились? Отлично. Но и это не главное.

— А что главное?

— Видишь ли, наши, так сказать, «друзья», скорее всего, как-то отслеживают твое волшебство. И во время операции или сразу после нее в городке появились два или три волшебника. Скорее три, но третьего заснять не удалось.

— А двоих? И один из них тот мистер Дингл, да?

— Именно. Нам даже удалось записать на микрофон его бормотание, похоже, сами волшебники называют «это» случайными выбросами. И он совершенно точно прибыл в Литтл-Уингинг узнать, что это за выбросы. Второй, увы, пробрался в дом Аткинсов и украл одежду, которую ты там оставил, когда переодевался обратно.

— Мистер Флетчер, да? Тот самый, который забрался на склад Армии Спасения, когда Вы сбросили туда свою старую одежду?

— Мы тоже так думаем. Вряд ли в группе мистера Дамблдора сразу два повернутых на одежде воришки. Только вот есть две детали. Первая — в прошлый раз он шел по сигналу от подсаженного мне на эту одежду жучка. Так что возможно, кто-то успел подсадить тебе что-то подобное и в этот раз. Скорее всего, тот же мистер Дингл, с которым вы разговаривали. А вторая — человек, очень похожий на Флетчера, в начале января крутился около фермы мистера Бутройда. Тогда Джон подумал, что это обычный бродяга, но теперь… Так что, вероятнее всего, тогда ты все-таки сделал «это», только не успел ничего разрушить. А мистера Флетчера послали проверить, в чем дело. Но тебя или твоих следов он там не нашел, это совершенно точно.

— Извините, миссис Кейн, — Гарри снова расстроился.

— Прекрати, Гарри! Твоей вины тут нет. Если кто и заслужил трепку, так это Бутройд, который мог бы получше выбирать выражения. Впрочем, его тоже можно понять — он никогда не общался с такими маленькими детьми, обычно его курсантам было больше восемнадцати. Так что забудь про это. Но все же пытайся контролировать свою злость и испуг — мало ли кто тебя вычислит.

Миссис Кейн положила на тарелку Гарри еще пирога: она знала его слабость и не стеснялась ей пользоваться.

— Итак, в результате всей этой истории у нас есть неплохие снимки двух оперативников мистера Дамблдора. Правда, оба этих деятеля какие-то дефективные, уж извини. Плюс портрет самого «Повелителя памяти», плюс фамилия и запись голоса мистера Локхарта и предположение о том, что тот красавчик. И да, фамилия мистера Снейпа, но вот его портрета у нас нет. Плюс тот здоровенный байкер. И это не считая прочих сведений. Неплохой улов, правда? Теперь понимаешь, за что тебе будут платить?

— Ага, понимаю, миссис Кейн. Здорово! — Гарри легко было расстроить, но и долго унывать он не любил. — Миссис Кейн, а можно я Вас попрошу об одной вещи?

— Пожалуйста, Гарри, все, что в моих силах.

— Вы не могли бы передать это, — и Гарри протянул два конверта, — мисс Стрит и миссис Бересфорд? А этот — Вам.

— О. Ты позволишь, если я посмотрю сейчас? — Шарлин вскрыла предназначенный ей конверт одним движением. — Это очень мило, Гарри, что ты не забыл и нас.

— Но я правда вас всех очень люблю. У меня никогда не было таких… таких…

— Друзей?

— Ага. Таких друзей, как вы. И если я дарю валентинки девчонкам и миссис Аддерли, то почему я не могу подарить их и вам? Вы-то сделали для меня больше, чем они.

— Спасибо, малыш. Но надеюсь, когда-нибудь тебе будет достаточно всего одной валентинки.

— Почему?

— Ну, просто у тебя появится девушка, рядом с которой остальные девчонки — или женщины, причем пожилые — не будут значит ровно ничего.

— Не знаю, миссис Кейн. Девчонки глупые. Вечно говорят о какой-то ерунде. С ними просто неинтересно.

— Понимаю. Привыкнув говорить о серьезных вещах со взрослыми людьми, трудно снова общаться с детьми?

— Очень трудно.

— А придется. Давай снова устроим маленький экзамен. Скажи, почему мы пока переигрываем этих волшебников, ведь они намного сильнее нас. Могут стирать память, заколдовывать дома, становиться невидимыми.

— Правда? Мисс Стрит говорила, но… вы это доказали?

— Да. Уже после того, как ты отправился домой, кто-то невидимый, причем как для наблюдателей, так и для камер, вошел в дом Аткинсов, побыл там недолго и потом вышел. Так что Делла оказалась права. И кто его знает, что они еще могут. И тем не менее, как бы они ни прятались, мы их обнаружили и собрали кучу сведений о них. И даже если нам всем сотрут память, эти записи не пропадут, их хранят совсем другие люди.

— Люди! Другие люди. Мы… Мы просто помогаем друг другу и нас много, так?

— Именно. Вот смотри, когда у нас не было ружей и машин, люди все равно охотились на тигров, например. А ведь тигр намного сильнее человека, у него страшные когти и клыки. Или мамонты. Мамонт в состоянии растоптать целое племя, но люди на них охотились ради мяса, знаешь ли.

— Потому что люди помогали друг другу?

— Да. И даже если ты будешь очень могущественным волшебником, как, например, этот Дамблдор, ты все равно не сможешь ничего сделать, если у тебя не будет друзей и союзников. Заметь, у него таких друзей очень мало, и он вынужден использовать людей, которых майор Бутройд и на порог бы не пустил, будь они трижды волшебниками. И что в результате?

— Мы его обманули!

— Скорее, переиграли. И дальше тебе тоже будут нужны друзья, чтобы тебе не пришлось опираться на таких вот локхартов и флетчеров.

— А друзья обязательно должны быть девчонками? Или вообще детьми?

— Детьми — обязательно. А девчонки… Как думаешь, я, миссис Бересфорд и мисс Стрит — хорошие друзья?

— Замечательные.

— А как думаешь, мы всегда были такими… ладно, что уж скромничать, умными? Мы тоже ходили в начальную школу, знаешь ли. И наверное, тоже казались нашим мальчикам глупенькими.

Гарри оторопел. Один раз он уже потерпел неудачу, представляя мисс Стрит маленькой девочкой, взлетающей на дерево. И теперь представить миссис Шарлин, и особенно миссис Саманту кем-то вроде Бетси он тоже не мог. Миссис Кейн встала и прошла к книжным полкам, достав с самой верхней большой альбом.

— Я помогу тебе, Гарри. Вот смотри, — она достала из альбома пожелтевшую фотографию, — это я с мамой, папой и старшим братом.

Гарри неверяще посмотрел на коричневатый кусок картона. Честно говоря, он еще принял бы за миссис Кейн ее маму. Но вот это «нечто» в длинном платье с оборками… Он перевел взгляд на пожилую леди, потом обратно на картон. И еще раз. И еще. Да, это определенно была миссис Кейн, тогда еще очевидно мисс… Бэлтимор! Но все равно, это было настолько необычно… Интересно, тут на этом снимке Шарлин или Саманта? Или… Он вгляделся еще раз и понял: девочка на этой фотографии была… целой? А Шарлин и Саманта были как будто двумя сторонами одной монеты, которые вдруг разлучили и заставили жить по отдельности в одном и том же теле. Наверное поэтому Шарлин всегда была немного печальной, несмотря на все ее озорство и решительность.

— Миссис Кейн… А у миссис Бересфорд и мисс Стрит тоже есть такие фотографии?

— Мы знали, что рано или поздно ты спросишь об этом. Разумеется, есть. Взгляни.

Она протянула Гарри еще две картонки. На одной стояла вполне узнаваемая мисс Стрит в скаутской рубашке и шортах. О да, такая девчонка смотрелось бы на дереве намного естественнее пожилой леди, пусть даже и довольно бодрой. На юной миссис Бересфорд было почти такое же платье, как и на маленькой Саманте Шарлин, только попроще.

— Согласись, Гарри — подарить валентинки вот таким вот нам было бы намного приятнее?

Гарри помотал головой.

— Это же все равно вы, правда? Но да, жаль, что я не смог бы подарить валентинки «тем» вам.

— О чем и речь. Понимаешь, жизнь устроена так, что мы не всегда будем с тобой. Помнишь, что говорил майор Бутройд, когда оправдывался? И не надо плакать о нас заранее, это дурной тон. Заранее нужно задуматься о том, кто пройдет с тобой всю остальную жизнь, когда мы уже не сможем помогать тебе. Это могут быть друзья, подруги, наконец, самая близкая из них. И знаешь…

— Да, мисс Кейн?

— Взрослые… Они часто будут использовать тебя в своих играх. Как ты думаешь, почему мы с Таппенс все же наставили оружие на майора Бутройда? Именно поэтому. А вот друзья детства… Они могут предать тебя, но шансов на это намного меньше. Заводи друзей, Гарри. Заводи друзей. Мы оставим тебя довольно скоро, мы все. И мы хотели бы оставить тебя не в одиночестве.

— Но пока… Вы поможете мне?

— Разумеется. Кстати, мистер МакФергюссон попросил зайти к нему в участок в эту субботу.

* * *

В субботу тетя попыталась не пустить Гарри в участок, заставив копаться в саду. Так что мистеру МакФергюссону пришлось заехать за ним домой. После объяснений полицейского с дядей и тетей Гарри понял что время-для-чтения-в-чулане ему обеспечено минимум на ближайшую неделю: суперинтендант заявил, что после возмутительной выходки на День Святого Валентина посещение лектория для трудных подростков для Гарри становится еженедельным. Забавно, что дядя с тетей даже не попытались выяснить, в чем состоит возмутительность выходки, да и собственно сама выходка — жалоб Дадли им было вполне достаточно.

Разумеется, в Лондон опять поехали обноски кузена, а Гарри вместе с МакФергюссоном и еще одним полицейским меньше чем за час добрались до еще одной заброшенной фермы. Впрочем, теперь не такой уж и заброшенной. Дом явно ремонтировался, а вот здоровенный ангар для техники уже был приведен в прекрасное состояние. Рядом стоял бульдозер, ровняющий длинную, ярдов в триста, полосу с подковообразным валом в конце.

— Вот, Гарри, задумался, понимаешь, об отставке. Возраст, — заметил МакФергюссон, — Купил себе ферму, за бесценок продавали. Ну, а поскольку фермер из меня так себе, решил заняться тем, что умею. Буду учить людей разным полицейским хитростям. А тебя буду использовать для отработки методики обучения. Согласен?

Еще бы он был не согласен! Они прошли в ангар, где Гарри пришлось переодеться еще раз. Как, впрочем, и полицейским — в плотные брезентовые куртки и штаны.

МакФергюссон заявил, что рот особенно разевать не следует: стрельбище еще не готово, да и связанные со стрельбой нагрузки организму мальчика пока не по силам. Тем не менее, первое занятие Гарри понравилось. Сначала Лесли, второй полицейский, хватал Гарри за руки, за шкирку и другими разнообразными способами, а суперинтендант показывал, как можно вывернуться из захвата. Получалось это не всегда, ну так и Лесли служил в полиции не первый год. А вот ухвати Гарри Пирс, Дадли или Малькольм… Тут шанс уже был. В общем, первый урок Гарри понравился настолько же, насколько не понравился второй.

На втором уроке Лесли отдыхал, а МакФергюссон действительно устроил Гарри лекцию по британским законам. Это было скучно, но филонить не получалось: суперинтендант обещал, что к «специальным занятиям» они приступят только после того, как мальчик сдаст зачет по пройденному материалу.

Третье занятие, оно же специальное, не разочаровало: помимо курток, в шкафчике оказались несколько пар здоровенных очков и странного вида ружья с какими-то бульбами наверху. Оказалось, ружья стреляют шариками с краской. Сначала полицейские показали Гарри, как пользоваться этим краскометом-маркером, а затем они устроили совершенно новую и совершенно замечательную «Охоту на Гарри»: тот прятался в лабиринте из хаотично расставленных ящиков и коробок, а Лесли и Макфергюссон его преследовали, стараясь запятнать. Причем, в отличие от догоняшек с кузеном, тут Гарри мог отвечать, ведь у него было такое же красящее ружье. Вот тут Гарри и понял, что такое опыт: несмотря на возраст МакФергюссона и кажущуюся нескладность Лесли, он словил пять или шесть довольно болючих шариков, прежде чем умудрился попасть в противника первый раз.

После часа таких догоняшек Гарри изрядно вымотался и слегка расстроился: он дважды попал в Лесли и ни разу в МакФергюссона, довольно проворчавшего что-то про «окопную школу». Сам Гарри считал, что у Лесли просто не было попного мозга, а у МакФергюссона был. Но результат все равно был обидный. Лесли успокоил Гарри: дело не только в мозгах, но и в опыте. А у Лесли его было намного больше. Он ведь тоже воевал несколько лет назад, где-то в Аргентине.

За обедом — чай в термосе и сэндвичи — полицейские разобрали несколько ошибок Гарри и обе собственных, когда Гарри запятнал Лесли. А потом они скинули куртки (куртка Гарри была вся заляпана краской, как и штаны) и поехали куда-то еще. Гарри думал, что они едут домой и нацелился почитать «Графа Монте-Кристо», но его снова удивили. Машина остановилась около небольшого грязноватого дома на окраине Уокинга.

— Удивлен? — спросил, обернувшись к Гарри, МакФергюссон. — Ничего. Сейчас удивишься еще больше. Это идея мисс Стрит, и я тоже был слегка шокирован, когда она это предложила. Пойдем.

Они с МакФергюссоном вышли из машины и без стука вошли в дом, Лесли остался в машине. В доме их встретил запах дешевого алкоголя, совсем как у мистера Додсона, самого известного пьяницы Литтл-Уингинга, Гарри прятался у него во дворе несколько раз. И двойник самого мистера Додсона, только чуть помоложе и с длинными немытыми волосами.

— Трезв, Майк? Вижу. Вот тебе пацан, о котором мы говорили. Бери и учи.

Майк вздохнул, посмотрев на двадцатифунтовую бумажку в руке суперинтенданта и обернулся к Гарри.

— Любишь рок, малец? Тогда идем, — и потянул его в соседнюю комнату, где первой бросилась в глаза несколько потрепанная, но очень навороченная ударная установка.

После часа тренировок с Майком руки у Гарри болели сильнее, чем после целого дня ковыряния в саду. Причем, самое обидное, ни по барабану, ни по звонким медным тарелкам стукнуть так ни разу и не вышло: приходилось только по-всякому крутить и вертеть в руках палочки под ровный ритм, отбиваемый похмельным учителем. А вот носу и ушам Гарри досталось: Майк в воспитательных методах не церемонился, а уж своей палочкой мог прибить свободно летящую муху. Только по рукам не бил — сказал, нельзя.

Уже садясь обратно в полицейскую машину и потирая особо пострадавшее левое ухо, Гарри осмелился спросить:

— Но почему барабаны, мистер Макфергюссон? Почему мисс Стрит предложила такую эээ… тренировку?

— Все очень просто, парень. Когда этот самый мистер Флетчер пришел за твоей одеждой, он держал в руках палочку, вроде учительской указки, только покороче. Я ее тоже видел, на записи. И знаешь… нехорошо он ее держал. Как оружие. Уж поверь мне — я в этом немного понимаю. А значит…

— Значит, у этих волшебников вместо оружия — палочка? Вроде барабанной? И поэтому мистер Майк учит меня с ними управляться?

— В основном, да. Но вдруг тебе не понравится у волшебников? Тогда у тебя будет еще один вариант: стать рок-звездой. Правда, ты больше похож на Джона Леннона, чем на Ринго Старра, но чувство ритма лишним не будет, даже если решишь учиться еще и на гитаре. Согласен?

Гарри только и смог, что ошарашенно кивнуть. Интересно, а у волшебников есть рок-группы?

В любом случае, он узнает ответ на этот вопрос не раньше осени.

* * *

К началу весны Гарри с удивлением понял, что свободного времени у него не осталось совсем. В понедельник, среду и пятницу он по-прежнему посещал миссис Кейн, где сначала помогал ей по дому, а затем занимался с Самантой и болтал с Шарлин. К сожалению, ее веселье все чаще и чаще сменялось чем-то, что Гарри не мог выразить словами: в глазах словно плескалась боль. Это не было похоже на раздражение миссис Саманты, но, похоже, имело ту же или схожую природу. В ответ на прямой вопрос Шарлин попыталась отшутиться, но выглядело это не очень убедительно.

В субботу МакФергюссон с Лесли возили его на ферму и к безумному барабанщику (недели через три ему, наконец позволили коснуться палочкой барабанов, получилось довольно звонко), а на ферме МакФергюссона бульдозер, наконец, доравнял стрельбище, так что Гарри, наконец, смог пострелять из малокалиберной винтовки.

Получилось не очень, но Лесли и суперинтендант успокоили: все дело, как обычно, в недостатке опыта. Гарри им поверил: в лабиринте внутри старого гаража дела у него, наконец-то пошли на лад. Теперь он уже проигрывал не с таким разгромным счетом. Более того, Гарри осознал, что если бы он применил «это», скорее всего, счет сложился бы уже в его пользу. Но приходилось, наоборот, старательно глушить в себе испуг, злость и новое, внезапно осознанное им чувство — азарт. Если чертовы волшебники отслеживают «это», то он засветит еще и эту ферму. А это была бы уже слишком большая роскошь. Так, глядишь, и ферм не хватит.

В воскресенье тетя Петунья грузила его работой по дому на весь день, оставались только вечера во вторник и четверг, но в один их этих дней его, как правило, хватали за ухо и притаскивали в участок. Там у констеблей и временами дежурившей там миссис Бересфорд нашлось ему новое занятие: подшивать бумажки и копаться в архиве, выискивая нужные дела или министерские циркуляры. Хорошо хоть домашние задания он успевал сделать во время уроков с миссис Самантой.

В школе дела в целом тоже шли неплохо. Правда, миссис Аддерли после Дня Святого Валентина обиделась на Гарри всерьез, почти как после перекраски ее волос в синий цвет с помощью «этого». Но тогда ей помогли рассердиться на Гарри, а сейчас она обиделась сама. Однако, поскольку ее обида вылилась лишь в придирки и занижение оценок, это было Гарри даже на руку.

Кузен Дадли и Пирс Полкисс тоже сменили тактику: пытались отловить Гарри на перемене или зажать в тупичке. Малькольм, Гордон и Деннис тоже участвовали, но как-то без огонька. Дадли пару раз сопутствовал успех, но частичный: вывернуться из неуклюжих захватов кузена оказалось намного проще, чем из опытных лап полицейских. А устраивать очередной кросс по коридорам и лестницам за этим мелким психом — ну его к черту, дураков нет.

В общем, все было нормально. И это было не то нормально, которое было раньше, а такое нормально, которое должно было быть.

Зачем нужны девчонки

— Мистер МакФергюссон, Вы мне не поможете в одном деле?

— Слушаю тебя, Гарри. Неприятности?

— Вроде нет. Просто совет нужен. Понимаете, миссис Кейн сказала, что нужно обязательно обзаводиться друзьями.

— Совершенно верно. Как я понял, у тебя это не очень получается?

— Совсем, — Гарри опустил голову, — понимаете, у нас в классе из двенадцати мальчишек пятеро — в банде Дадли. Плюс я. Остаются шестеро. Но стоит с ними заговорить — они просто отходят. Боятся Дадли. Или взрослые не разрешают со мной дружить. Или просто не хотят.

МакФергюссон взлохматил свою шевелюру. Гарри внезапно понял, что он в последнее время поступает точно так же, копируя этот жест полицейского. Вообще шотландец ему нравился, мальчику очень хотелось стать таким же, как он.

— Сложный вопрос. Очень сложный. Понимаешь, я могу сказать тебе, как быть неплохим командиром. Надо всего лишь не дать своим подчиненным погибнуть зазря. То есть — учить их, держать дисциплину, чтобы они не убились сами, ну и отдавать правильные приказы в правильный момент. Замечу, правильный приказ — в том числе и тот, который подчиненные в состоянии выполнить. Мне пришлось учиться этому в тяжелое время, но, кажется, я справился. А вот дружба… насколько я помню, в школе у меня не было проблем вроде твоих. Проклятье, да я просто не могу вспомнить ни одного парня в своей школе, кому было бы тяжелее, чем тебе.

— Значит… ничего не получится?

— Думаю, получится. Но… Вряд ли у тебя будет так же, как у остальных детей.

— Почему?

— Потому что ты необычный. И дело даже не в твоих способностях. Просто как-то так получилось, что у тебя до сих пор практически не было детства. Этот старый дурак просто отнял его у тебя. Тебе всего десять, ну ладно, скоро одиннадцать. А ты уже думаешь и действуешь как взрослый.

— А это плохо?

— Для дружбы — наверное, да. Твоим сверстникам трудно тебя понять. Впрочем, тут есть и один хороший момент. Или даже не один.

— Как всегда, — вздохнул Гарри, — сначала о плохом, потом о хорошем, — МакФергюссон улыбнулся:

— Я примерно об этом. Дети обычно всегда норовят съесть конфеты поперед обеда. А ты уже другой. А, так вот. Я не могу подсказать тебе, как налаживать отношения с детьми, зато прекрасно помню, как заводить армейских друзей. Конечно, солдат — это ребенок с большой эээ… винтовкой, но тут есть свои особенности. Дети больше ориентированы на удовольствие. А солдаты, я имею в виду солдат на войне — на то, что друг или товарищ вовремя прикроет им задницу.

— У всех солдат есть попный мозг?! Поэтому прикрывать надо именно это место?

МакФергюссон заржал как жеребец, концепция попного мозга его восхищала.

— На войне он есть у всех, Гарри. Даже у тех, у кого по каким-то причинам отсутствует головной. Но я немного про другое. Понимаешь, дети оценивают тебя с точки зрения интересности общения. Взрослые, особенно в опасное время — с точки зрения надежности. И если хочешь заводить друзей — ищи тех, кому это важно и вовремя подставляй плечо. Только не забудь убедиться, что ты не спину подставил, а то будешь верховым ослом, а не другом.

— А в чем разница?

— Подставить плечо — значит, что человек опирается на тебя, но идет все же своими ногами, а не едет на тебе верхом. Ты должен знать, что если плечо понадобится уже тебе — ты получишь его, а не очередные понукания.

— То есть дружить надо только с полезными?

— Это подход Бутройда. Майор — он, конечно, из лучших — но он всегда все просчитывает, как банкир. Знаешь такое слово — «инвестиции»? — Гарри кивнул, он же много раз бывал в банке! — Майор всегда считает, какую пользу ты принесешь (пусть не ему, но тому, что для него важно) через это его… первое мгновение вечности. Сказать по правде, он не сильно отличается от этого вашего Дамблдора.

— Дамблдор не мой! Я думаю… Я думаю, наоборот — это он считает, что я — его!

— Вот тут тонкая разница между дружбой и чем-то иным. Ты же не назовешь Дамблдора другом? Впрочем, мы уже скатились в философию, а хулиганам и полицейским это не положено. И раз уж тебе интересна взрослая дружба — есть несколько простых советов. Ты не обидишься, если они будут несколько неприятны?

— Нет, сэр! Ваши шарики с краской там, в лабиринте, бьют довольно больно, но это все равно здорово.

— Отлично. Итак, рассказываю. Очень важно, как ты поставишь себя с самого начала. Начни с внешнего вида. Если бы не этот сраный директор, тебе давно надо было бы сменить обноски кузена на что-то более приличное. Не шикарное, но аккуратное. Люди не склонны полагаться на того, кто одет, как Флетчер. Вот скажи, если бы ты раздавал свои валентинки, не сменив одежду — Бетси поцеловала бы тебя?

— Нет, сэр. Точно нет. Так что, мне стоит купить себе одежду? Деньги у меня есть.

— Не сейчас. Когда поедешь в эту свою новую школу. Во-первых, легче произвести хорошее первое впечатление на новых людей, чем менять уже сложившееся у тех, кто привык воспринимать тебя как неудачника в обносках. Во-вторых, пока не стоит показывать этому мистеру Я-Сотру-Тебе-Память, что ты уже не тот, что год назад. Ну и, в-третьих, произведя это первое впечатление, будь аккуратным всегда. Чушков не любят ни солдаты, ни девушки.

— Опять девушки…

— Девушки есть необходимый элемент бытия. С ними трудно, но без них невозможно. Далее. Будь надежным. Обещал — делай. Помогай, но не навязывайся, таких тоже не любят. Принимай помощь — и все это делай с достоинством.

Суперинтендант еще раз взлохматил волосы.

— И знаешь — друзей без врагов не бывает, хоть ты тресни. Быть надежным врагом тоже искусство. Никаких пустых угроз. Не ищи конфликтов, но и не отступай. Надо бить — бей. Причем так, чтобы враг не встал или, по крайней мере, не встал сразу. Впрочем, мне кажется, что этой части тебя учить не надо. Миссис Аддерли рассказала мне, как ты останавливал Дадли в коридоре. Она говорит, что это было лучшим во всем твоем выступлении. И больше всего и ее, и Дадли, и твоих одноклассников впечатлил тот маленький шаг, когда ты заслонил эту девчонку, а тот отступил. Продолжай в том же духе.

* * *

Гарри продолжил.

Разумеется, Гарри продолжил не сразу: рецепт «не навязывайся» был ему крайне близок. Жизнь вбила. С другой стороны, жизнь постоянно предлагала ему множество возможностей, таких как та щель в изгороди сада миссис Кейн, в которую он пробрался почти год назад. И подарила привычку не упускать такие шансы. Возможно, это тоже было результатом игры «Поймай Гарри»: охотников было слишком много, так что пропустив первую лазейку, второй можно было просто не дождаться. Очень полезная игра, размышлял парнишка, выгребая мусор в саду. Жаль, что противник почти сдался. С другой стороны, обязательно ли принимать капитуляцию, тем более если она «почти»?

Словом, в самом начале мая сразу после уроков Гарри увидел, как Малькольм с Деннисом зажали в углу кого-то из совсем мелких школьников и, не раздумывая ни секунды, разогнавшись на каких-то пяти ярдах, сделал им обоим классический подкат, просквозив дальше по коридору еще до того, как оба тела рухнули на пол. Пока тела поднимались (увы, бить так, чтобы не встали, мелкому пареньку не хватало ни массы, ни умения, но встали они, как и завещал суперинтендант, не сразу), Гарри затормозил и ринулся обратно мимо ошарашенного малька и группы одноклассников, с изумлением таращившихся на впервые атаковавшую своих преследователей жертву. Секунд через пять все вроде бы вернулось к привычной картине: Поттер удирает, за ним гонятся.

Однако гнались за ним как-то неуверенно: обычно Поттер старался не отсвечивать и прятаться заблаговременно, а тут вроде как сам нарвался. Треснувший шаблон не добавлял уверенности. В результате, Гарри опять сбежал. В чулан.

Еще один случай представился через неделю: не то чтобы бить своей сумкой по девчоночьей, с размаху, сзади-сверху, вышибая ее из руки, было моветоном; кто не грешен? Разве что сам Гарри — уж очень робким он был… Был, вот именно. Раньше. К тому же пострадавшая в этот раз Кэти Дженкинс внешне была совсем не Бетси, да и от Гарри презрительно морщила носик. Но повод есть повод, чего его упускать? Короче, выбивший у Кэти портфель Дадли получил такой же тяжелой сумкой под коленки. Не упал, ну и ладно: все равно он бегал намного медленнее остальных членов шайки. Так что Гарри выиграл в рывке ярдов пятнадцать и, соответственно, удачно оторвался: остальные просто не успели.

Так и пошло. Гарри специально выбирал моменты, когда кто-то из пятерки его врагов делал какую-то пакость, ронял обидчика и уносился в сияющую даль. На благодарность жертв он не рассчитывал уже с первой недели — и давешний малек, и Кэти шарахались от него не хуже, чем от кузена. Правда, шарахались с изрядной долей уважения, которого Гарри не замечал раньше.

— А что тебя удивляет? — миссис Шарлин выдохнула колечко дыма и изящно отвела в сторону руку с сигаретой в длинном мундштуке. — Ты ведешь себя не так как они. Смотри, большинство детей из вашего класса даже подумать не могут о том, чтобы бросить вызов, да что там, просто косо посмотреть на твоего кузена и компанию. Так вот. Ты не такой. Значит, чужак, значит — опасен. А опасен — значит уважаем.

Гарри в большой соломенной шляпе и старом плаще миссис Кейн аккуратно красил столбик веранды. Было уже совсем тепло, и весь Литтл-Уингинг прихорашивался к лету. Заборчик у тети он покрасил уже в прошлое воскресенье, а теперь пришла очередь дома миссис Кейн. Та, избавленная от уже тяжеловатых для ее возраста забот, блаженствовала.

— Обрати внимание — мы с еще двумя известными тебе леди не очень часто общаемся с другими соседками по городку. И бьюсь об заклад, за нашей спиной они скорее всего не делают нам комплиментов.

— Ага, миссис Кейн, тетя постоянно шипит на Вас.

— Ну, это понятно. Я отнимаю у нее ценный ресурс — твое время. Думаю, ей было важнее шпынять тебя, чем использовать в качестве бесплатной рабочей силы. А теперь она делает это гораздо реже.

— Но мисс Стрит и миссис Бересфорд не отнимают! Уже давно, с осени. А про них она тоже… всякое говорит.

— Это именно потому, что мы другие. Чужаки. Не по рождению — по крайней мере, мы с Таппенс, а по образу мыслей. Знаешь, что отличает нас от большинства Литтл-Уингингских дам? Я воевала. Таппенс служила в полиции. У мисс Стрит, к слову, тоже была довольно интересная жизнь. И в результате мы чужие для них. И опасные. И знаешь… Наверное, поэтому мы так привязались к тебе.

Гарри много размышлял об этом, не забывая подлавливать шайку кузена. Ему все больше и больше нравилось чувство азарта — взбешенные таким поведением жертвы рвались отомстить за все унижения. Разумеется, он понимал, что когда-нибудь им все же улыбнется удача, когда-нибудь они его зажмут и отыграются за все. Но в этом-то риске и заключалось то чувство, которое он тоже потихоньку приручал для «этого».

Так что когда сам Дадли, Пирс и Деннис его зажали в углу у той самой пристройки, он не удивился.

* * *

— Что, Поттер, попался? — вывернуться не получилось, Дадли слишком удачно ухватил его за руку и прижал к стене.

— Семь — один!

— Что «Семь-один?» Ты псих, что ли?

— Ага, а то ты не знал. Семь раз я вас всухую погонял, так что счет в мою пользу!

— Ничо, сравняем!

Удар в лицо. «Фингал будет», подумал Гарри, пытаясь в падении носком кроссовка попасть по ногам Пирса.

Попал. Но не совсем по ногам. Полкисс согнулся, дико вопя. Дадли навалился на Гарри, нанося неловкие удары куда придется. Деннис попытался пнуть Гарри в живот, тот поджал колени и спрятал голову между локтями.

— Поверни его! Поверни! — Дадли дернул мальчика за локоть, Деннис ухватился за штаны на лодыжках. Зря.

Мышцы ног — самые мощные в организме человека, даже столь мелкого. А уж если они до железной твердости натренированы бегом и прыжками… Гарри резко распрямил ноги и, кажется, опять непроизвольно сделал «это», только не на себя — уж очень было страшно. Деннис взлетел, не меньше чем на фут, его пронесло по воздуху ярда на три, не меньше, а потом он словно врезался во что-то — очки с Гарри слетели, и видно было плохо, но приземлился тот на задницу как-то неестественно резко. Дадли все еще пытался удерживать мальчика, но соотношение сил изменилось слишком неожиданно. И тут Деннис внезапно закричал: «Он там! Вон он! Он там, внизу, сэр!»

Кузен дернулся, видимо, решив, что кто-то из взрослых заметил драку и решил вмешаться, и Гарри, наконец, удалось вывернуться. Кроме них четверых никого не было видно, но Дадли испуганно озирался по сторонам, Пирс лежал на боку и баюкал пострадавшие части огранизма, а Деннис стоял, но как-то криво, видимо, ему тоже перепало. Очки лежали футах в пяти, но времени подбирать их не было: Гарри рванулся к высокому забору, не без «этого» взлетел на него и скрылся. В доме Аткинсов и у миссис Кейн у него было еще пар пять запасных очков. Было бы о чем горевать.

К удивлению Гарри, за драку ему не попало. Дадли приковылял домой через полчаса после того, как Гарри закрылся в чулане с очередной книжкой, но, вопреки ожиданиям, ни словечком не упомянул ни о своем успехе, ни о злодействе Гарри, избившего (а как же иначе?) двух его друзей. Поел — чавканье было отлично слышно даже в чулане. Поныл, выпрашивая добавку и ушел к себе — то ли играть на приставке, то ли смотреть мультфильмы. Это было необычно. Возможно, это был знак капитуляции уже без «почти»? В самом деле, теперь неприятности ждали кузена и его дружков не только во время погони, но и в ее конце, буде таковой вообще случится. Может, им действительно надоело и они, наконец, оставят его в покое? Тогда, разумеется, встает вопрос, оставит ли Гарри в покое их. Решив, наконец, поглядеть, как все обернется, Гарри заснул.

Утром, как ни странно, тоже ничего не произошло: проснувшись от обычных визгов тети Петуньи, он помог ей приготовить завтрак, помыл сковородку и дождался, когда спустятся дядя Вернон и Дадли. Но ни тот, ни другой ни словом не упомянули о вчерашнем событии. И наливающийся фиолетовым синяк не заинтересовал ни одного из Дурслей; впрочем, это было менее удивительно, чем то, что ему не припомнили драку и дали доесть яичницу с кусочком ветчины относительно спокойно.

— Как прошел вечер, Дадли? — сладким голосом спросил Гарри, берясь за чашку чая. Ситуация была довольно странной, и ее, пожалуй, следует прояснить. — Хорошо побегал?

Дадли наморщил лоб, будто пытаясь что-то вспомнить, но не достиг успеха и что-то невразумительно буркнул. «Ооопс! — подумал Гарри. — Да ему, похоже, тоже память потерли!» Странно — путем осторожных вопросов он выяснил, что даже о событиях восемьдесят восьмого, когда команда этого самого Дамблдора терла память налево и направо, и тетя, и дядя, и кузен отлично помнят. Ладно хоть, дополнительной злости в глазах кузена он не заметил, да и нужна ли она была, дополнительная? В любом случае…

Гарри пожал плечами и вышел из дома. По пути в школу он зашел в телефонную будку и позвонил по номеру, который помнил еще с Хэллоуина.

А в школе Деннис попытался убить его.

* * *

МакФергюссон не соврал: без девчонок выжить невозможно. Кто из них завизжал первым, Гарри так и не понял, потому что уже через долю секунды орала вся девчачья половина класса. Разворачиваясь и рефлекторно пригибаясь, он выставил перед собой учебник английского, ощутил сильный толчок и в изумлении скосил глаза на серую сталь ножа, пробившего больше четверти дюйма бумаги и замершего почти касаясь шрама на лбу Гарри.

Впрочем, любовался этой картиной Гарри недолго — отпустив учебник и ужом скользнув под парту, выкатился с другой стороны и отпрыгнул. Деннис ткнул застрявшим в учебнике ножом еще раз, но, разумеется, поразил лишь воздух. На взгляд Гарри, держал он клинок не очень уверенно, но все же это был нож, которым Деннис смог пробить достаточно толстую книжку.

Инстинкты орали: «Беги, Гарри!» — и прежний опыт подталкивал ноги к открытой двери класса. Однако ситуация была не той, что раньше. Теперь у противника был нож, на взгляд дюймов восемь длиной, у тети Петуньи на кухне был почти такой же, а вокруг визжали одноклассники — уже не только девочки.

— Брось нож, дурак! — крикнул Гарри, и удивительно, что Деннис услышал его на фоне двух десятков орущих детей.

— Нет. Я должен убить тебя, — глаза у мальчика были пустыми, и Гарри внезапно понял, что у Денниса они тоже зеленые — не такие яркие, как у него самого, скорее, серые с зеленоватым отливом. Почему-то от этой мысли ему стало страшно: до этого момента на испуг как-то не хватало времени. Они играли в гляделки секунды две, потом Деннис повел ножом вправо-влево, словно раздумывая, как бы ему достать врага. Гарри вдруг понял, что он подсознательно ждал от Денниса истерики, криков, чего угодно, только не одного: неподвижно стоящий Деннис с трудом стащил учебник с лезвия и замер, глядя на Гарри через парту.

— Брось нож, придурок! — может быть, «это» действовало и на голос? Крик Гарри с легкостью перекрыл визг и вопли, и в классе стало почти тихо.

— Без ножа я не смогу тебя убить. Я должен убить тебя, — Деннис сделал шаг вперед и наткнулся на парту. Судя по всему, это привело его в ступор. Вряд ли Деннис тренировался каждую неделю двигаться в заставленном всяким хламом помещении, но все равно — Гарри почудилось, что дружок Дадли сегодня тупее обычного. Впрочем, миссис Шарлин рассказывала, что, попадая в какую-то новую для себя ситуацию люди всегда тупеют, особенно если им страшно. Это называется «стресс». А еще миссис Саманта рассказывала Гарри про наркотики. Неужели шайка кузена…

— Что здесь… Деннис?!

Боковым зрением Гарри увидел замершую в дверях миссис Аддерли. Она уже не могла говорить и только глотала ртом воздух, не в силах сдвинуться с места. Теперь выход из класса был перекрыт, но, может… Нет, от учительницы помощи ждать не приходится, это не миссис Шарлин, да и в своей более мирной ипостаси миссис Кейн смогла бы что-то сделать, Гарри был уверен в этом.

Деннис опять повел ножом. Через парту ему не дотянуться, это точно, будет обегать, и кто знает, не попытается ли он расчистить дорогу к жертве, просто убивая тех, кто оказался на пути. Вроде бы, наркоманы так часто делают. Тетя часто обсуждала с подругами пороки современной молодежи, всячески подчеркивая, что ее Дадликинс совсем не такой, а вот эти бездельники, родители Гарри… Внезапно Гарри понял, что тетя никогда впрямую не обвиняла папу и маму, только заканчивала фразу так, что собеседник сам додумывал окончание. Лучше бы за Дадли с дружками смотрела! — к испугу Гарри начала примешиваться злость.

Испуг, злость — волосы начали топорщиться — затем к этим двум компонентам «этого» внезапно присоединился вчерашний азарт — и попный мозг мальчика начал действовать самостоятельно. Гарри подпрыгнул, помогая себе обеими руками, и, почти как вчера, обеими ногами сильно ударил Денниса в грудь. Левую икру словно обожгло, но нож уже кувыркался в воздухе, разбрасывая красные капли, а Деннис летел спиной вперед, снося некстати оказавшегося сзади Дадли. Затрещали парты — одна под весом Денниса и Дадли, вторая — под Гарри. Впрочем одна, та, что под Гарри, выдержала, хотя стукнулся он довольно больно, и даже успел побеспокоиться, не отшиб ли он себе второй мозг. Но, видимо, «это» все еще уменьшало силу притяжения, а может быть просто… «Хорошо быть легким!» — подумал Гарри, но тут его затылок соприкоснулся со столешницей, всего на долю секунды позже, чем задница — и вот тут-то первый мозг и отключился…

Красавец и чудовище

Шарлин положила трубку на рычаги. Ну что ж — она ждала этого события чуть позже, но и сейчас вполне готова к нему. Может быть, в этой волшебной школе занятия кончаются раньше, чем в обычных? Или директор решил заняться Гарри сразу после них, и послал кого-то, так сказать, подготовить местность? В любом случае, красавчик уже здесь неподалеку, и какая разница, когда произойдет эта встреча? Сейчас так сейчас.

Запах краски с веранды уже выветрился, так что почему бы достойной леди не провести этот день на свежем воздухе, благо дождя не обещали, а теплый воздух позволял пробыть на веранде достаточно долго. Она сервировала круглый столик, поставив на него чайник, вазочку с печеньем и две чашки. Если она не ошиблась, больше не понадобится, а без второй будет неудобно. Приготовленная книга лежала рядом на воздушной этажерке, портсигар красного дерева, который Патрик привез из Франции вместе с Германом, был под рукой. Она с наслаждением втянула дым первой сигареты. Прости меня, Саманта.

Внезапная трель телефона вынудила ее встать и пройти в дом.

— Что? Гарри? Одноклассник? Один из этих?

— Говорит, что должен? Тест на наркотики? Понятно.

— Прыгнул до потолка, говорят? И волосы дыбом? Тогда это «оно», точно придут. Жду с нетерпением. И, пожалуй, внесу пару дополнений в план беседы.

Снова положив трубку, она подошла к книжным полкам, достала томик Карнеги (Гарри прочитал его еще осенью и не очень впечатлился) и открыла его. Вынула из вырезанного в страницах углубления «Вальтер», вставила магазин. Дослав патрон в ствол, положила пистолет в карман кардигана, а книгу поставила обратно на полку. Вернулась и села в удобное плетеное кресло: теперь она была готова. Почти.

Шарлин налила себе чаю — сегодня она не экономила. Чай она купила в китайском магазинчике, стоил он, наверное, как золотая стружка по весу. Но он того стоил. Первая чашка теплом легла на душу, и Шарлин поняла: пора. Она ушла в себя, и там, внутри сознания, подошла к заваленной всяким хламом и забитой досками двери. И хлам, и доски отвалились от легкого прикосновения, но из-за двери потянуло таким ужасом, что женщина (здесь, внутри, она была молодой, всего двадцать пять лет с учетом последнего года) замерла.

Откуда-то снаружи, из большого мира донесся приятный баритон:

— Разрешите войти, мадам?

И она рванула дверь.

В память ворвался запах больницы. Мертвой больницы.

Жуткая боль — в пальцах, под ногтями, в сломанной ноге.

Снова вонь — гниющего тела, паленого мяса

Лающие звуки немецкой речи

И снова боль — во всем теле, на иссеченной спине, и там — и уже, казалось бы, давно позабытый стыд и ощущение чего-то грязного.

Вонь, боль, стыд, грязь.

Потом стыд стал неважен, пришло отчаяние.

Потому что вместо говорящих на немецком голосов в память взорвался еще один, ее собственный — еще молодой, но хриплый из-за сорванных связок.

И этот голос говорил, говорил, говорил…

Говорил о том, о чем говорить было нельзя ни в коем случае.

Говорил о том, кого она любила, и кого она теперь увидит только таким же, как она — куском окровавленного мяса.

Ее спрашивали.

Она отвечала. Она пыталась молчать, но снова приходила боль, и она снова начинала говорить.

Она говорила обо всем, что знала и обо всем, чего не знала, но догадывалась.

Потом боль притупилась, в память вернулся больничный запах по-немецки аккуратно наложенной мази.

И ее голос. Снова и снова.

— Вам нехорошо, миссис Кейн?

Она открыла глаза. Действительно, он был красавчиком. В светло-лиловом плаще, с золотой шевелюрой, белозубая улыбка вполне была достойна миллионного, если не больше, контракта с «Блендамед». Он смотрел ей в глаза — но он не видел того-что-она-наконец-вспомнила. Все было зря. Хотя… Может, и не все.

— Простите, мистер… — она, разумеется, сразу опознала его, но не подала вида.

— Локхарт. Гилдерой Локхарт. Вряд ли Вы помните меня, мадам, хоть мы и встречались.

— Оооо! В самом деле? Сам мистер Локхарт? Вы знаете — я как раз читала… Могу я попросить Ваш автограф? — она взяла мундштук левой рукой, а правой потянулась к этажерке за отложенной туда книжкой. На этот раз и имя, и фамилия были правильные, а на обложке красовался закутанный в плащ мужчина, сфотографированный со спины, но голова была немного повернута так, чтобы любой самовлюбленный идиот с достаточно развитым воображением мог опознать в нем себя. Книга называлась «Великолепный я».

Локхарт самодовольно улыбнулся, полез во внутренний карман, достав оттуда перо и чернильницу совершенно средневекового вида. Перо было под стать самому идиоту — изящное и ухоженное.

«Он оставил свою палку на столе. Боже, какой павлин. Боже, молю тебя, чтобы все они…»

— Хм. Странно. — Локхарт уже расписался и внимательно разглядывал обложку, — Я не помню, чтобы… — он перелистнул несколько страниц, — Написано неплохо, и слог явно мой, но…

— Что Вас удивило, мистер Локхарт? Может быть, я смогу Вам помочь? — «Вальтер» в ее правой руке смотрел прямо в прикрытый камзолом? колетом? дублетом-или-как-его-там? живот, но павлин не обращал на него внимания, как и на все, что происходило в предыдущие пятнадцать секунд, — надеюсь, Вы не торопитесь? — она вынула догоревшую сигарету из мундштука и положила его на стол.

— А, я хотел бы… Но извините, я, увы, тороплюсь. Увы, в вашем городке просто чудовищный переполох. Представляете? Оказывается, здесь, у вас в городке, живет сам Мальчик-Который-Выжил и его только что пытались убить! — О, да. Они предполагали что-то подобное и теперь придется… Если бы она знала, если бы она поверила майору, она бы не выпустила то-что было-выпускать-нельзя, эту проблему она решила бы позже, когда… Но это шанс. Такие шансы бывают раз в сто лет. Павлин разливался соловьем:

— Директор срочно созвал всех, кто был в доступности и снова нанял меня за двойную плату, тем более, что я уже встречался с Вами! Ой. Это же… Это же ПИСТОЛЬ?!

— Совершенно верно, мистер Локхарт. Это пистолет. Маггловская — я правильно сказала? — штуковина, предназначенная для проделывания несовместимых с жизнью дырок как в магглах, так и в волшебниках. И не надо дергаться, для того, чтобы сделать в Вас пять-шесть этих самых дырок, мне достаточно секунды. А Ваш «Обливиэйт» Вы говорите за одну-ноль-пять.

— Вы знаете про…

— Разумеется. Видите ли, Ваша магия на меня не действует. Индивидуальные особенности организма и соответствующее воспитание, знаете ли. И еще совсем немного техники. Так что не советую Вам хвататься за палочку, пока сюда не придут…

— Инквизиция?! — Локхарту явно стало плохо

— Что Вы. Это дети по сравнению с нами. Но к делу. Будьте любезны, расскажите все, что Вы знаете о мальчике. О Гарри Поттере.

— Гарри Поттера знают все. Он Мальчик-Который-Выжил. Когда ему был всего год, он победил Того-Кого-Нельзя-Называть.

— Я всегда знала, что он весьма талантливый юноша. И как же он победил его? «Этим»?

— Никто не знает, — Локхарт заметно приободрился, видимо, понял, что прямо сейчас несовместимых с жизнью дырок в нем сверлить не будут, — Тот-Кого-нельзя-Называть убил его родителей, но при попытке убить еще и Гарри — просто исчез. От него осталась только мантия, даже палочка его пропала. А потом исчез и мальчик. Я думаю, это Дамблдор спрятал его.

— А почему его нельзя называть?

— Дамблдора?

— Что Вы. Этого неудачника, которого победил Гарри.

— Он… Он был очень могущественным волшебником. Его называли Темным Лордом.

— Довольно банально и весьма безвкусно.

— Вы не понимаете. Он был ужасен!

— Хорошо. Пусть будет Ужасным Ублюдком. Как мы, — это слово она немного выделила, — понимаем, мистер Дамблдор эээ… не испытывает добрых чувств к мистеру УУ?

— Он боролся с ним!

— Успешно? — Локхарт замялся, — Не стоит так ревностно хранить от меня секреты мистера Дамблдора, мистер Локхарт. Он относится к Вам не с таким уважением, которого Вы заслуживаете, — Шарлин, не опуская пистолета, запустила правую руку в сигаретную коробку, — Вот, например, мистера Гарри Поттера Вы уже обнаружили в прошлый Ваш визит.

— Но я…

— Вы этого не помните, верно? — Шарлин щелкнула кнопкой лежащего в сигаретной коробке диктофона, разумеется, не единственного диктофона «здесь и сейчас».

«… Это даже забавно — вся Магическая Британия гадает, куда Дамблдор спрятал Мальчика-Который-Выжил, а я в первый же день обнаружил его здесь. Это же тот молодой человек, которого…»

— Узнаете свой голос, мистер Локхарт? — тот кивнул, — Скажите, Вы посещали директора после прошлого эээ... визита ко мне?

— Да, мадам. На следующий день.

— Вот видите. И уже на следующий день Вы лишились воспоминаний о Вашем замечательном и совершенно заслуженном успехе! Дамблдор поступил с Вами так, как Вы поступаете с «магглами», разве это не обидно? — Локхарт нахмурился, — И разве Вам не хочется отплатить ему той же монетой? К тому же… Боюсь, в магическом мире Вас недооценивают. Какой тираж у ваших книг? Пятьсот экземпляров? Тысяча?

— Триста, — Локхарт был смущен.

— Мистер Локхарт, это же просто ужасно! Вас окружают неблагодарные идиоты! Здесь, у нас Вы могли бы издаваться тиражом в десять и более тысяч экземпляров, причем это тираж каждой Вашей книги. Плюс отдельное вознаграждение, начисляемое ежемесячно.

— Вознаграждение?

— Разумеется. Что Вы скажете по поводу двухсот фунтов в месяц?

— Но…это же маггловские деньги?!

— Деньги везде деньги, мистер Локхарт. К тому же, не хочу Вас обидеть, но Ваш гардероб станет более изысканным, если Вы будете обновлять его, например, в Сохо, — Шарлин представила себе, как ржет сейчас Бутройд на другом конце выделенной линии, — Поверьте мне, это нечто!

— А… Статут Секретности…

— Что больше нарушит Статут Секретности, мистер Локхарт — Ваша расписка — замечу, Секретной Службе, если Вы понимаете, о чем я, и ежемесячный чек или пять-шесть дырок в Вашем замечательном костюме?

— Я… Я согласен. Писать кровью?

Миссис Кейн фыркнула:

— Ваши средневековые глупости давно устарели, мистер Локхарт. Есть… более надежные способы. Если опасаетесь, можете использовать Ваши перо и чернила, — Бутройд долго ждал, не исчезнут ли чернила с автографа Локхарта, полученного Шарлин в прошлый раз, но этого не случилось, и на Рождественской встрече майор рвал остатки волос с головы, удивляясь человеческой глупости.

— Где мне расписаться, мадам?

— Вы можете использовать форзац книги — там достаточно свободного места. Пишите — «Я, Гилдерой…» — у Вас есть второе имя? О, даже третье? Отлично, пишите их все, чем больше имен, тем лучше, — «…Локхарт, обязуюсь сотрудничать с Секретной Службой Ее Величества за вознаграждение в двести маггловских фунтов в месяц». Дата и подпись. Спасибо, мистер Локхарт.

Но тот внезапно замер — видимо, в его павлинью голову случайно заглянула какая-то мысль:

— Но Дамблдор… Он же прочитает мысли… Я должен встретиться с ним… Он узнает… ОН ЖЕ ЗДЕСЬ!

— У нас есть средства против этого, мистер Локхарт, — но тот был в полном ужасе, в самой настоящей истерике. Шарлин хотела уже успокоить его, наплетя сорок бочек арестантов про психологов и гиперментальные блоки нового поколения (или просто встать и дать ему пощечину, это обычно срабатывает), но то-что-она-выпустила-на-волю постепенно захватывало ее сознание, июньский ветерок пах мертвой больницей, а листья деревьев шептали ее голосом, тем самым голосом.

— Не беспокойтесь, мистер Локхарт, мы уже имели дело с мистером Дамблдором… — а вот это она сказала зря. Имя «Повелителя Памяти» — и теперь она понимала, почему бедняга Бейкер назвал его именно так, видимо, подсознание бывшего полицейского помнило, что старик не просто удалял его воспоминания, но и жонглировал ими — вызывало у павлина неконтролируемый ужас. Его руки бегали по столу, он попытался незаметно схватить «свою» книжку с распиской на форзаце — на самом деле, другой экземпляр тех же самых «Крыльев Желания» с новой обложкой, такой вот у майора был юмор, — но уронил ее на траву. Дернулся было поднять, но передумал — скосил глаза на стол. Шарлин могла бы всадить в него весь магазин — слишком долго он водил глазами туда-сюда, но она хотела другого. Вместо того, чтобы нажать на спуск, она опустила флажок предохранителя.

Локхарт не заметил этого движения, а если и заметил — не придал значения. Вот его рука потянулась к лежащей палочке, вот он схватил ее, начал рисовать что-то в воздухе… Шарлин из последних сил удивленно подняла бровь и улыбнулась. Она все-таки получит то, что хотела, а вербовка… Пусть даже он уничтожит расписку или даже убьет ее саму, но записи на другом конце выделенной линии он никогда и ни за что не достанет! Что такое Ваша кровь, господа волшебники, по сравнению с должной организацией дела? Проблемой будет найти этого клоуна, уже потом, но майор заверил ее, что это будет уже не ее забота. Она и перестала сдерживать вонь, боль, и ее собственный, будь он проклят, голос, открываясь тому, что должно случиться.

— Обливи… — Гилдерой, внезапно прервался: ну да, он вспомнил ее пассаж про особенности организма и воспитания. На ту часть Шарлин, что еще не была поглощена тем-что-невозможно-было-вынести, навалилось разочарование. Зачем, зачем она блефовала? Они с Самантой были так близки к…

Локхарт тем временем вычертил в воздухе совсем другую фигуру и крикнул:

-Экспеллиармус!

Она не успела среагировать. Саманта из глубины мозга рвалась на помощь, но не успевала, впрочем, пока это было и не надо. «Вальтер» лениво выполз из ее руки и столь же лениво поплыл через стол. Часть сознания Шарлин, самая неунывающая, та, которую не успели сломать ни тогда, ни потом, откровенно и непрофессионально зубоскалила:

— Браво, мистер Локхарт. Правда, боюсь, Ваши навыки в разоружении несколько слабее, чем в стирании памяти, я права?

— Но у меня получилось! — несмотря на торжествующий тон, глаза Локхарта ошеломленно перебегали с правой руки, с палочкой, на левую, в которую приплыл «Вальтер». Видимо, он никак не мог решиться, что же ему использовать. Пожалуй, не следует слишком сильно налегать на обычное оружие при обучении Гарри, а то он может вот так же растеряться — ведь в этой волшебной школе ему наверняка придется буквально жить с палочкой в руке.

— Грязная маггла! Теперь я убью тебя, и никакой щит против «Обливиэйта» тебе не поможет! — и палочка, и «Вальтер» теперь смотрели на Шарлин… Вернее, на Саманту — Шарлин уже вся была там-где-нет-ничего-кроме-ее-голоса.

— Я разочарована, мистер Локхарт. Вы показались мне благовоспитанным молодым человеком. Знаете, даже в таком преклонном возрасте все еще приходится иногда признавать, что ошибаешься в людях… Что Вы делаете, мистер Локхарт? Разве так можно?

Локхарт изумленно смотрел в черную дырку ствола. Он все сделал правильно: навел оружие на наглую старуху и нажал на этот странный крючок. Несколько раз. Почему же пистоль не выстрелил?!

— Мистер Локхарт! Во-первых, НИКОГДА не наставляйте оружие на того, кого не хотите убить, в частности, на себя. Это самое первое правило. Вы же не хотите застрелиться?! — Локхарт отбросил пистолет на стол, как кенийскую гадюку, — Во-вторых — ПРЕДОХРАНИТЕЛЬ! Разумеется, не желая убивать Вас, я поставила пистолет на предохранитель. Видите вот это флажок над рукояткой? Если он опущен, пистолет не стреляет. Так что если Вы хотите убить кого-то…

Гилдерой выпрямился. Его красивое лицо перекосило от гнева. Он уже не глядел на пистолет, его исполненные ненависти и желания убивать глаза смотрели прямо в глаза Саманты.

— АВА… — он удивленно замолчал, теперь свободная левая рука дернулась было к шее, из которой торчал маленький оперенный дротик, но замерла на полпути и упала. Локхарт стек в кресло и замер. Саманта встала, подошла к безвольно обвисшему телу и выдернула дротик. Затем она, наконец-то, вставила в мундштук сигарету и жадно затянулась.

— Это для тебя, Шарлин. Видит Бог, я ненавижу эти чертовы сигареты, но это для тебя. Возможно, ты бы сработала лучше, но я сделала, что могла. И я попала, Шарлин, я попала! Ты знаешь, Шарлин… почему-то мне очень не хотелось, чтобы он закончил колдовать это свое «ава». Я не знаю, почему. Наверное, это ты предупредила меня, Шарлин, даже оттуда ты спасала меня. И… Я не оставлю тебя там-где-наш-голос одну.

Саманта усадила мистера Локхарта поудобнее — он был довольно тяжелым, так что идеальной посадки добиться не удалось, и снова уселась в любимое кресло. Накинула на колени плед. Она не сможет оставить Шарлин там-где-она-сейчас надолго. Наверное, ей уже пора. Еще затяжка, на треть сигареты.

Пожилая женщина сидела на веранде за столиком и смотрела в небо поверх головы растекшегося по креслу красавчика. В ее глазах снова был яркий режущий свет допросной, а в ушах звучал голос. Их собственный, один на двоих, голос.

Три джентльмена и одна леди

Гарри очнулся на чем-то мягком. Очков на голове не было, и он не сразу понял, где находится, но это была явно не больница: вместо лекарств и хлорки пахло мужским потом и оружейным маслом. Очки обнаружились на тумбочке рядом с диваном, на котором он лежал. Точно — это не что иное, как хорошо знакомая ему комната отдыха в полицейском участке Литтл-Уингинга. Гарри нацепил очки и сел. Левую ногу прострелило болью, но не очень сильной. Он заглянул под разрезанную штанину: икра была аккуратно забинтована, крови не видно. «Наверное, Деннис просто поцарапал меня» — он попытался встать, получилось, но стоять было неприятно, так что Гарри присел обратно на диван.

За закрытой дверью бубнили голоса. Гарри узнал МакФергюссона, миссис Бересфорд и Лесли, еще несколько были ему незнакомы. Что-то явно происходило, и немудрено. До сих пор Гарри никто не пытался убить. Поправка — Гарри не помнил, чтобы его кто-то пытался убить, хотя прозвище «Мальчик-Который-Выжил» наводило на размышления. Новый опыт ему откровенно не понравился. Страшно же. Оставалось надеяться, что все это скоро кончится или уже кончилось.

Дверь открылась и в комнату вошел МакФергюссон, в форме, восьмиугольной фуражке и с револьверной кобурой на боку.

— Ты как, Гарри? Нога не болит?

— Болит, мистер МакФергюссон, но не сильно. Я пробовал стоять — получается.

— Ничего, до машины я тебя донесу, а там все будет нормально.

— Мы куда-то едем?

— Да. В больницу. Точнее, даже в две. В одну, как водится, поедет твоя одежда, там ее сожгут. А ты поедешь в другую, надеюсь, тебя там не найдут. Полежишь пару недель, а как все успокоится — вернем тебя назад.

— А экзамены? У нас же через неделю экзамены! Я так готовился!

— Не переживай, Делла обо всем уже договорилась. Сдашь их прямо там, комиссии Отдела Образования. Учебники я тебе привезу.

— А… что с Деннисом?

— Он пока тоже здесь. С ним его мама и представитель Опеки. Ждем представителя Службы по работе с юными правонарушителями. Той самой, куда мы возили твою одежду, если хочешь знать.

— Что с ним будет?

— Не знаю, Гарри. Экспресс-тест на наркотики ничего не дал, ждем более подробных данных. Но он явно не в себе. Молчит, пару раз пытался вырваться. Похоже, его запрограммировали, эти твари, видимо, и такое могут. Именно поэтому мы все и сваливаем отсюда. Лесли с напарником уже уехали, их подменили… В общем, нашли людей, которые их подменяют. Вряд ли эта бородатая тварь заметит разницу. А ты, я и Таппенс поедем через несколько минут. Подожди тут, мне надо закончить еще пару дел. До туалета дойдешь?

Гарри кивнул, пописать перед поездкой и в самом деле было нелишним. Он пошел в туалет, сделал свое дело и вернулся на диван. За дверью в офис временами слышались короткие невнятные разговоры. Минуты через три вошла миссис Бересфорд со своей обычной безразмерной сумкой, улыбнулась Гарри и тоже проследовала в туалет — видимо, из тех же соображений. МакФергюссон, видимо, разговаривал по телефону с кем-то из начальства:

— Да, сэр. Слушаюсь. Да, доставлю прямо сейчас. Исполняю, — или это не телефон? Вроде бы, на краю слышимости до Гарри доносилось бурчание собеседника.

Закончив разговор, суперинтендант зашел в комнату и посмотрел на Гарри.

— Пойдемте, мистер Поттер. Мне приказано привести Вас в одно место.

— Это майор Бутройд приказал?

МакФергюссон не ответил, видимо, ему просто нельзя было говорить об этом. Он взял Гарри за руку — плотно и уверенно, не вывернешься, Гарри уже пробовал на тренировке — и провел его через дверь. В офисе сидел еще один полисмен, немного напоминающий Лесли. МакФергюссон махнул ему, и тот снова зарылся в бумаги.

Они вышли из участка и направились в сторону полицейской машины. Нога болела, но Гарри терпел: машина была совсем рядом. Однако майор прошел мимо, и Гарри вынужден был проследовать за ним.

— Мистер МакФергюссон, а разве мы не поедем?

— Не стоит привлекать внимания, мистер Поттер. К тому же мне приказано привести Вас, а не привезти.

Гарри немного удивился — ему казалось, что хромающий мальчик за руку с суперинтендантом привлечет намного больше внимания, чем обычный полицейский «Форд», но оставил свое мнение при себе: он привык доверять МакФергюсоону. Идти было больно, но Литтл-Уингинг невелик, так что он потерпит.

* * *

Миссис Бересфорд вышла из туалета. Гарри не было. «Неужели они уехали без меня?» — бред. Все было обговорено четко, и ей, с одной стороны, нужно было оказаться как можно дальше от «Повелителя Памяти», а с другой — быть рядом с Гарри. После такого стресса мальчику нужен был кто-то знакомый рядом. Она выскочила в офисную часть участка и спросила замещавшего Лесли полицейского, куда подевался мистер Поттер.

— Он вышел с суперинтендантом, мадам. Примерно минуту назад, — и снова принялся изучать сводку.

Таппенс насторожилась. Этого не было в плане. Она выскочила на крыльцо и увидела, как две фигурки — одна большая, другая маленькая и хромающая — поворачивают за угол. При этом большая фигура держала маленькую за предплечье в плотном полицейском захвате. Таппенс заглянула в сумку — все, что нужно, было при ней. Она повесила сумку на плечо и так быстро, как это было возможно не привлекая внимания, направилась за Гарри и Дереком.

Какое счастье, что ни Дерек, ни Гарри не оглядывались, и как хорошо, что Гарри физически не мог идти быстро из-за раненой ноги. Миссис Бересфорд едва успевала за ними, и следить за парочкой по всем правилам она просто не могла себе позволить. Полицейский и мальчик свернули на улицу Глициний, впереди показался дом Саманты. Неужели они идут к ней? А как же правила безопасности? Или операция уже закончилась и можно не опасаться мистера директора с его шайкой?

Но, не дойдя ярдов двадцать до дома миссис Кейн, Дерек дернул Гарри в сторону, в калитку заброшенного дома Аткинсов. Что они там забыли? Таппенс постаралась идти быстрее, хотя сердце уже и так выпрыгивало из груди. Жаль, что она не может хотя бы пройти мимо дома Саманты и хотя бы краем глаза посмотреть, как у той дела, но… Ей очень, очень не нравилось то, что Дерек поломал все планы и увел Гарри, теперь в этом не было сомнений, в заброшенный дом.

Войдя во дворик, Таппенс осторожно поднялась по ступеням и скинула в угол веранды слишком приметный белый плащ. Осмотрелась. Судя по смятой и поломанной траве, Дерек и Гарри обошли дом справа. Идти за ними не хотелось — чутье старой ищейки прямо-таки кричало «НЕТ». Таппенс, разумеется, знала, что Гарри использует дом Аткинсов как склад, укрытие и запасной путь отступления, если прижмут. И, разумеется, знала, как именно отпирать двери. Она отогнула неприметный гвоздик и потянула за позеленевшее кольцо. Какое счастье, что мальчик не экономил на масле: створка открылась бесшумно. Следы на полу были старые, это радовало: значит, засады в доме, скорее всего, нет. Плохо было то, что рядом со следами мальчика имелись отпечатки вполне взрослого размера. Возможно, это мистер Флетчер опять приходил чем-нибудь поживиться, но то же чутье подсказывало, что на подобное везение рассчитывать не приходилось. Все было намного хуже.

Таппенс сбросила туфли и медленно, чтобы не наткнуться на что-нибудь и не зашуметь, пошла вглубь дома. Пройдя по темному коридору и чудом избежав стокновения с комодом, она приложила ухо к двери гостевой спальни: ее окна выходили на задний двор, и, как она знала, именно через нее Гарри планировал свое возможное отступление, значит, окна и ставни должны быть хорошо смазаны. В комнате, судя по всему, никого не было. Дверь тоже отворилась беззвучно, и Таппенс прошла к окну, тихо ступая по холодящему ступни каменному полу.

С лужайки доносились голоса. Первая же фраза заставила ее душу сжаться в комочек:

— Я привел его, сэр, как Вы и приказывали!

Это был Дерек, но голос… Голос был мертвый. Такой же, какой был у того мальчика, Денниса, когда он объяснял полицейским, ей и собственной маме, что он должен убить Поттера. Боже помоги…

Оконная рама была поднята заранее: Гарри все-таки был очень предусмотрительным мальчиком. В щелку между ставнями она хорошо видела МакФергюссона, стоящего рядом со столбом для сушки белья. Он по-прежнему крепко удерживал руку Гарри, но тот даже не пытался вырваться: видимо, раненой ноге стало намного хуже. Мальчик привалился к суперинтенданту, не в силах стоять самостоятельно.

Хриплый старческий голос раздался справа, с той части, которую в щелку не было видно:

— Называй меня «Господин», грязный маггл.

— Я привел его, Господин! — нет, это был уже не Дерек. Шотландец скорее всего разрядил бы свой револьвер в ублюдка, посмевшего так разговаривать с ним. Ну или по крайней мере, набил бы морду, как, по слухам, однажды случилось в сороковых. Сначала этот бедный мальчик, потом Дерек… Оказывается, ублюдки могли программировать людей, превращать из в безвольные куклы. Каким же чудом они умудрились играть против этих монстров почти целый год?

Таппенс тихо, миллиметр за миллиметром, отодвигала ставню, чтобы, наконец, увидеть этого старикашку. Однако никого, кроме Дерека и Гарри так и не увидела. Но снова услышала тот же голос:

— Я не впечатлен. Выглядит не слишком презентабельно для национального героя. Вы действительно мистер Гарри Поттер, молодой человек?

«Делла была права: комиксы кишат невидимками»

— Это я. А кто Вы? — Гарри, судя по его виду, ничегошеньки не понимал, мальчику было больно, но держался он молодцом.

— Это неважно, мистер Поттер. Главное, что я нашел Вас.

— Все, кому не лень ищут меня, — пробурчал Гарри, — Вам что, помог мистер Локхарт?

— Почему Вы так думаете, мистер Поттер?

— Потому что он самый дурацкий кретин из всех, кто меня искал.

— А Вы умны, молодой человек. Беру обратно свои не слишком вежливые слова. Разумеется, «Великий Гилдерой Локхарт», обнаружив Вас среди магглов, не смог не похвастаться об этом в «Дырявом Котле» в тот же вечер. Правда, потом мне помог еще один человек Дамблдора.

— Мистер Флетчер?

— Знаете, Вы снова удивили меня. Разумеется, он. Повадки этого воришки хорошо известны: достаточно было позволить ему украсть одну безделушку и позаботиться о том, чтобы ему ни в коем случае не захотелось от нее избавиться. Эта безделушка в конце концов и привела меня сюда, в этот городок. А как об этом догадались Вы?

— Он второй в списке идиотов Дамблдора, сэр.

— Приятно, что юное поколение по достоинству оценило шайку этого маразматика.

— Но это же очевидно, сэр. Так Вы тот самый невидимка? Который был в этом доме, — Гарри мотнул головой в сторону окна, за которым в глубине комнаты пряталась Таппенс, — и около школы вчера?

— Откуда Вы знаете? Какие-то маггловские устройства?

— Да, — строго говоря, Гарри не лгал: дверь, открывшаяся и закрывшаяся от странного сквозняка, была стопроцентно «маггловской», и ее, без сомнения, при желании можно было назвать устройством.

— Хм. Том был прав. Мы недооценивали магглов. Вот уже и мантии-невидимки перестали служить надежной защитой… Но хорошо, что мне все же пришло в голову использовать самих магглов для того, чтобы найти тебя.

— Сэр, а не могли бы Вы пояснить еще одну вещь. Эээ… У Вас есть на это время, сэр?

— Не беспокойтесь, мистер Поттер. Нам не помешают. Как только я убедился, что это действительно Вы, я наложил на вход магглоооталкивающие чары. Я понимаю, что ты вряд ли знаешь, что это… Короче, никто не пройдет внутрь и не побеспокоит нас. Так что какое-то время у меня есть. Так что ты хотел спросить?

— Почему Вы приказали Деннису убить меня, мистер?..

— Так этого мальчика звали Деннис? Впрочем, неважно, — невидимка словно и не заметил неявной просьбы представиться, — Видите ли, мистер Поттер, я вижу в этом одновременно иронию и определенную справедливость. Вы знаете, как Вас называет это стадо?

— Волшебники? Да.

— Мальчик-Который-Выжил. Видите ли, в волшебном мире незадолго до Вашего рождения возникли некоторые… разногласия.

— Война?

— Можно сказать и так. Так вот, Темный Лорд прекрасно осознавал опасность, исходящую от магглов. Он считал, что волшебникам необходимо объединиться под его руководством и устранить эту угрозу.

— Убить всех людей?

— Не думаю, что так уж и всех. Просто поставить их на то место, которое они и должны занимать. Магглы должны служить волшебникам, это их естественное место.

— Хм… Знаете, мистер… По-моему, любой Черный Властелин в книжках хочет примерно того же.

— Это же маггловские книжки, мистер Поттер? Дайте угадаю — и в этих книжках этот самый Черный Властелин обязательно терпит поражение?

— Вроде того, сэр.

— Увы, вынужден Вас огорчить — партия магглолюбов, во главе с мистером Дамблдором уже была фактически разгромлена. Осталось лишь дочистить прячущихся по щелям — и Министерство само пало бы к ногам Лорда, к нашим ногам. Но… Случилось то, чего не могут понять ни мы, ни наши… оппоненты.

Таппенс подумала, что примерно так же мог выступить Гитлер году так в сорок втором, ну или, в крайнем случае, в сорок третьем — после Эль-Аламейна и Сталинграда. Или японцы после Мидуэя. Но, естественно, промолчала, лишь поплотнее примяв служившую в качестве упора сумку. Старик продолжал:

— Мой Господин решил устранить некую угрозу, о которой не очень любил распространяться. Она каким-то образом была связана с Вами и Вашими родителями. Ваши отец и мать не смогли противостоять Величайшему Волшебнику — он просто смел их.

— Убил, — в голосе Гарри до того удивительно спокойном, послышалась ярость.

— Да, мистер Поттер, убил. Более того, он пытался убить и Вас. Вообще-то у волшебников не принято убивать детей, я имею в виду детей-волшебников. Но у Темного Лорда были свои соображения.

«Боже мой, это же совершенно библейская история. Царь Ирод, младенцы… Предсказание? И тогда Гарри… Боже мой, Боже мой!» — мысли Таппенс смешались.

— И вот, при попытке убить Вас Темный Лорд исчез. Вы знаете историю Вашего шрама? Не каждому удается пережить Убивающее Проклятие, знаете ли. Обычно люди просто умирают, но Вы отделались вот этим.

Гарри потер лоб свободной рукой. Ему было трудно стоять, он уже сам изо всех сил пытался удержаться за МакФергюссона, а тот стоял бессмысленной и безвольной статуей, сжимая руку Гарри в захвате. Вероятно, исполняя приказ «привести и не дать сбежать». Старикашка прокашлялся и продолжил:

— С тех пор мы ничего не слышали ни о нем, ни о Вас. О, самые верные, такие как я, искали. И его, и Вас. Правда, уж извините, с разными целями.

— Я догадался, что меня Вы хотели убить. А этого Вашего… Тома, верно?..

Что-то мелькнуло на самом краю лужайки, Таппенс не успела заметить, что, словно птица вспорхнула, и Гарри вскрикнул, еще плотнее навалившись на МакФергюссона. Она внимательно осмотрела пятачок, где заметила движение — ничего.

— Вряд ли у Вас есть право называть Темного Лорда по имени, мистер Поттер. Даже я не рискну назвать его так в лицо. Он… Не очень любит вспоминать свои детство и юность. Просто я, знаете ли, учился вместе с ним и был, скажу не без гордости, его правой рукой. Но Вы правильно догадались. Мы хотели — и хотим — возродить его. О, он, разумеется, не мертв, есть… некоторые однозначные признаки. А что касается Вас…

— Так почему Вы не убили меня сами? Это же проще?

— Очень смелый вопрос, мистер Поттер, очень смелый. Поэтому я отвечу. Во-первых, вокруг Вас слишком много странностей. Помимо того, что Вы выжили в ситуации, в которой выжить просто нельзя, есть и другие. Например, я не смог найти Ваш дом. Разумеется, это мог бы быть и обычный «Фиделиус», но ряд признаков указывают на что-то иное. Во-вторых, мне все время что-то мешало: например, когда вчера Вы убегали от мистера Денниса и его друзей, я пытался поразить Вас в спину, но этот самый мистер Деннис совершенно случайно толкнул меня под локоть. Он не выглядел человеком, желающим Вам добра, он был несколько ошеломлен, а меня он вообще не видел. Но он все же помешал мне. Это была случайность, но такие случайности, извините за каламбур, случайными не бывают. Кроме того, есть и справедливость.

— В убийстве детей?

— Это не справедливость, мистер Поттер. Это необходимость. А справедливость должна заключаться в том, что Вас должны убить те самые магглы, которых защищали Ваши родители и старый дурак Дамблдор. Они должны заплатить за все добро, что вы сделали для них, убив Вас. Увы, но это так. Именно поэтому я, скажем так, убедительно попросил мистера Денниса свершить над Вами справедливость.

— И он тоже не смог. И знаете, сэр, это тоже было случайно. Девчонки завизжали…

— Вот как… Действительно, что-то тут есть эдакое… И знаете что? Это была Ваша ошибка, мистер Поттер. Вы напомнили мне, что чем дольше мы с Вами разговариваем, тем больше может произойти таких… случайностей, — и уже другим, повелительным тоном, обращаясь явно не к Гарри, а к шотландцу:

— Убей Гарри Поттера, маггл!

Страх и смелость

Таппенс взвела курок «Веблея».

Боже, только не это — единственный оставшийся близким человек из череды тех, что разделял с ней жизнь и с кем она не смогла разделить смерть, просто потому что они ушли раньше. Сколько их было… Остался только Дерек. Даже Саманта с Деллой были не из них, они познакомились так недавно относительно ее лет… А Дерек был тем, кто любил ее с первой встречи почти полвека назад, и кому она так долго не могла ответить взаимностью — ведь она любила Томми и носила его фамилию.

Потом, когда Томми ушел и она рыдала на похоронах на плече шотландца, он был очень деликатен — лишь открытки на Рождество, да редкие встречи на конференциях. А еще потом, когда Саутгемптон стал для нее совсем чужим — в отдел пришла молодежь, лишь подсмеивающаяся над старухой, помнящей еще нацистских шпионов, она подумала и переехала в его маленький городок. И тут началась ее вторая жизнь — и она никогда не считала, что начала эту вторую жизнь слишком поздно. И да, Саманта и Делла тоже были частью этой второй жизни, но и с ними она познакомилась благодаря Дереку. Огромному, добродушному, надежному, как шотландские скалы.

И теперь она держала его на мушке, готовясь убить. Вряд ли простое ранение остановит робота, в которого тот превратился: этот мальчик, Деннис, пытался добраться до носилок с Гарри, даже удерживаемый двумя полисменами. Так что придется убивать наверняка, с гарантией, безо всяких шансов, чтобы выжил этот мальчик, чтобы он прожил хотя бы немного — тот, невидимый, разумеется, постарается его добить, но сначала ему придется убить и ее.

Надо было стрелять уже сейчас, но она все никак не могла решиться, оттягивая и оттягивая момент, ощущая уходящие секунды и надеясь, что все же не опоздает.

Благо, МакФергюссон действовал медленно, так медленно, будто он был самым обычным семидесятилетним стариком. Он неловко отпустил Гарри, придерживая освободившейся рукой кобуру. Мальчик сполз на землю — слишком тяжело ему пришлось. Дерек достал револьвер — такой же старый «Веблей», как у нее, он всегда был немного консервативен — и с удивлением посмотрел на него. Дернулся в сторону, но какая-то сила внутри разворачивала его к Гарри, полусидящему на земле, привалившись к холмику бывшей альпийской горки. Самым страшным в глазах мальчика был даже не ужас — разочарование и горечь. Возможно, это была игра ее воображения: ее собственные глаза были уже не те, чтобы рассматривать такие детали с десятка ярдов, но она с легкостью представила, что должен был чувствовать этот маленький лохматый человечек, только недавно обретший друзей, пусть даже и таких великовозрастных, как они с Дереком, и вот теперь наблюдающий, как один из этих друзей, к которым он привязался и которым смог, наконец, поверить, пытается убить его.

Разумеется, она этого не допустит. Прости, Дерек, дорогой. Думаю, мы встретимся уже скоро и поговорим там, а Смерть смоет это наваждение и я тебе все объясню. Интересно, набьет ли Томми морду Дереку? Или Дерек наваляет ему?

МакФергюссон поднял револьвер. Гарри даже не пытался отползти. Может быть, обезболивающие, которые вкололи ему, когда зашивали рану, блокировали «это», может быть, у него просто не осталось сил.

«Веблей» в руке суперинтенданта никак не мог остановиться на Гарри: он дрожал и вихлялся из стороны в сторону. «Он борется, Господи, он борется, Спаситель, помоги ему!» — Таппенс молилась как никогда в жизни, но ее собственный ствол уверенно смотрел в спину шотландца. «Молитвой и пистолетом можно добиться большего, чем просто молитвой, не так ли, милочка?» — мысль была глупая, но, похоже, она помогла, и ей, и Дереку, а если что-то выглядит или звучит глупо, но работает — это вовсе не глупо, так говорила Делла: шотландец опустил руку, его «Веблей» теперь смотрел вниз, в землю.

— Я сказал тебе: Убей его! Убей! Немедленно! — снова этот голос, чертов невидимка… Ага!

Таппенс перевела взгляд и ствол правее, там прямо из воздуха торчала прикрытая чем-то вроде края плаща рука, сжимавшая палочку, похожую на ту, что они видели на записи у мистера Флетчера. Палочка указывала прямо на неподвижно стоящего суперинтенданта. Таппенс взяла еще пару пальцев вправо — и мягко нажала на спуск. Палочка дернулась, раздался хриплый крик. Одновременно что-то невидимое и неосязаемое, но вряд ли доброе, волной пронеслось, пронизывая и стены дома, и ее тело. Ее покачнуло, Таппенс сделала шаг назад, но затем вновь шагнула к окну и с холодной яростью выпустила с небольшим разбросом еще три пули. Больше таких неосязаемых волн не было, но после третьего выстрела она с ужасом услышала еще один такой же хлопок оттуда, где стоял МакФергюссон. Перевела глаза, боясь увидеть непоправимое, и…

Гарри все так же полулежал, крови не было видно, но его глаза глядели не на шотландца, а на дальний конец лужайки. Туда же смотрел и револьвер Дерека. А там, куда указывал дымящийся ствол, у самой изгороди, валялись две словно оторванные от тела ноги: голые в старческих пигментных пятнах, лишь чуть повыше старомодных полуботинок прикрытые носками на совсем уж древних подвязках. Там же виднелся какой-то лоскут вроде полы плаща и скребущая землю рука, из которой выпала в траву та самая палочка. Самого тела видно не было.

МакФергюссон деревянной походкой подошел к ногам и откинул что-то невидимое. Теперь лежащее тело выглядело целым, и Таппенс немедленно взяла на прицел ту его часть, которую не загораживала массивная фигура суперинтенданта. Тот внимательно осмотрел лежащего, потом сделал шаг назад и выстрелил, из центра желтовато-воскового лба плеснуло красным, а из-под затылка начало растекаться темное пятно. Контроль.

— Пресвятая срань, это вставляет даже круче, чем те листовки, которые джерри скидывали на нас под Дюнкерком, в сороковом. И что самое обидное — даже не подтереться: нечем. Ты там жив, малец?

Миссис Бересфорд так и вышла на лужайку: босиком и с револьвером в руке. Дерек хлопотал около Гарри: пареньку явно было плохо. Она бросила взгляд на тело на краю полянки: мужчина, белый, лет шестьдесят-семьдесят, астенического сложения, рост выше среднего, волосы седые, выбрит чисто. Одежда — Таппенс даже затруднилась бы описать, насколько странная: что-то среднее между плащом и халатом зеленого цвета с серебристой оторочкой, из-под которого торчали те самые голые ноги. Судя по всему, покойный был явным штаноненавистником.

— Обыщи его, Таппенс, только аккуратно: не сдвинь и не вляпайся в кровищу, у нас мало времени. Гарри, подожди меня, я к Саманте.

— Зачем, мистер Макфергюссон?

— Когда мы с тобой шли сюда, видел там краем глаза красавчика одного. Он мне нужен.

Гарри уже успокоился и с интересом смотрел на то, что Таппенс доставала из карманов плаща убитого. Перо, чернильница, маленький, слегка позвякивающий мешочек — золото?! — несколько листков чего-то вроде пергамента, или это и был пергамент? Кольцо на пальце, не трогаем, поверх сорочки — вдавленный пулей в грудь и покореженный амулет со змеями и пауками, бррр — тоже пусть висит. Маленький медный ключик на шейной цепочке — и больше ничего. Ну и, разумеется, палочка, которую она тоже не тронула, еще выстрелит чем-нибудь. То ли злые волшебники жили небогато, то ли им просто больше ничего было не нужно.

Впрочем, вскоре одна из версий отсеялась: в мешочке действительно оказалось золото, довольно много, плюс еще несколько серебрянных и бронзовых монет. Таппенс отсыпала примерно две трети, объяснив Гарри: «Война должна кормить войну», и, в ответ на еще один безмолвный вопрос: «Тебе наверняка понадобятся волшебные деньги».

Дырок в тушке, не считая контрольной, было две, обе — в корпусе. Плюс вмятина от амулета в грудине. Неплохо, минимум два попадания из четырех, да по невидимой цели. Опыт. Таппенс быстро распихала все, кроме монет и пергамента, по карманам плаща покойника, а трофеи сложила в карман сумки. Послышалось пыхтение, и из-за дома появился суперинтендант с чем-то нежно-лиловым на плече.

— Вот он, красавчик, Саманта успокоила. Будет дрыхнуть еще как минимум минут пятнадцать, — объяснил он, пристраивая упомянутого красавчика на другом краю лужайки.

— Как Сэмми?

— Потом. Таппенс, ты меня очень обяжешь, если отдашь мне свой «Веблей». Не хочу проблем со служебным оружием. Надеюсь, у волшебников нет баллистической экспертизы. А двести фунтов грабитель тебе занесет.

— Конечно, Дерек. Скажи грабителю, чтобы не забыл… Ну, ты понял. Что ты задумал?

— Я полагаю, минут через двадцать-тридцать тут будет не продохнуть от волшебников. Скорее всего, появится и наш уважаемый Директор. Очень надеюсь, что хороших криминалистов у него нет, а видеть прошлое они не могут. Кстати, возьми на время мою пушку и положи в коробку к батарейкам Гарри, хорошо?

— Ты что задумал, еще раз спрашиваю?

— Сейчас объясню, — в художественно раскинутые руки красавчика легли палочка — в правую, а револьвер Таппенс — в левую, — Ага. Так, так и так… Сойдет. Ладно. Таппенс, сейчас ты берешь мальчика, уводишь и действуешь по старому плану. Вот ключи от машины. Куда ехать — знаешь. Одежду Гарри придется сжечь прямо у участка, в ящике для сжигания бумаг, у меня в шкафу есть керосин. А я поучаствую в этой вот замечательной сцене, для убедительности. Видишь — злой колдун пытался убить героического мистера Локхарта, но тот отобрал пистолет у полицейского и застрелил его.

— Неубедительно. С чего это колдуну нападать на Локхарта? И с чего это Локхарту стрелять не из палочки, а из револьвера? Может, это ты защищал красавчика?

— А кто их знает… А наоборот не годится, неизвестно же, что у них за убийство волшебника «магглом», расисты они еще те. Еще превратят в лягушку, замучаешься искать для поцелуя.

Гарри читал «Убить Пересмешника» и знал, что такое расизм.

— Миссис Бересфорд, мистер МакФергюссон… Я тоже останусь.

— Почему, Гарри?

— Во-первых, я не могу идти, нога сильно болит. А миссис Бересфорд меня не донесет. И к тому же так будет уже убедительнее: ведь «злой колдун» пытался убить именно меня. И именно меня прятал мистер Дамблдор от таких вот типов. Значит, в то, что мистер Локхарт как бы спас не какого-то незнакомого им полицейского, а Мальчика-Который-Ну-Вы-Поняли, они поверят намного легче!..

— Нет, Гарри. Понимаешь, мне придется быть без сознания. А то, я подозреваю, этот «Повелитель Памяти» не откажется покопаться в моих мозгах. Например, снова применит это же колдовство, которое заставляет выполнять приказы, и потребует все рассказать. Соответственно, нельзя, чтобы у них была возможность расспросить или допросить тех, кто остается. Я взял у Сэмми два оставшихся дротика, и…

— Но ведь дротика два! Один — Вам, а второй…

— Гарри, ты ведь помнишь, как они действуют? Ты не только будешь какое-то время без сознания, ты забудешь то, что было до этого! Полчаса или час — как повезет. Ну ладно я — мне как раз хочется забыть это чертово ощущение, так что этими воспоминаниями я пожертвую с легким сердцем. Но ты… Ты был таким храбрым, и потерять эти воспоминания…

Мальчик уже не мог вспомнить, почему он так боялся иголок и уколов. Возможно, это было следствием той самой случайно брошенной фразы — про секретную клинику, уколы и икс-лучи. А может быть это шло еще с того года, когда его подбросили Дурслям и врачи пытались разобраться с его шрамом. Да, Гарри знал, что документов об этом сохранилось мало, и те были странными, но все три леди сошлись во мнении, что ни один доктор не мог оставить такой шрам у годовалого ребенка без внимания, они просто обязаны были попытаться вылечить его. Разумеется, сам Гарри не помнил этого, но страх вполне мог остаться и с тех времен.

А с недавних пор к нему добавился и другой: он боялся потерять память. Тот самый Хэллоуин с его оранжевой «тыквенной» угрозой, почти мертвое лицо забывшей его и обозленной на него миссис Кейн… Потерять память было все равно что частично умереть, по крайней мере, это было для него так же страшно.

Но Гарри было совершенно ясно: Дамблдор, этот «Повелитель Памяти» уже в пути. Да, на него работали полные придурки, но если он мог прятать Гарри и держать его в его маленькой чуланной тюрьме десять лет, водя за нос и полицию, и школу, и органы опеки — значит при всех идиотах в его команде он был достаточно могуществен. И если он увидит в его памяти все произошло — частично умрут уже все эти замечательные люди. Или он умрет для них — как друг? Было странно думать так о глубоких стариках, но он не мог подобрать для их отношений другого слова. А друзья должны… Ему снова не хватало слов, но он и без этого знал, что должны делать друзья.

— Мистер МакФергюссон, так ведь этот... директор все равно сотрет мне память! Или возьмет под контроль и заставит рассказать. А так… Скажите, ведь майор тут тоже все записывает?

Таппенс покосилась на дупло вяза в углу площадки и задумалась:

— Наверное, да.

— Ну вот он мне все и расскажет. Или даже покажет. А храбрость ведь останется со мной, правда?

— Она всегда с тобой, мой мальчик, — на глаза миссис Бересфорд навернулись слезы, — Спасибо. И я правда не донесу тебя до участка, силы уже не те. Давай, я уколю тебя?

— Я сам.

МакФергюссон с восхищением смотрел, как Гарри, хоть и с опаской, втыкает иголку себе в бедро прямо через штанину. Чертово лекарство чертова Бутройда впрыснулось в кровь, и шотландец пообещал, что если с мальчиком что-то случится… Ну хорошо, если с мальчиком что-то случится сверх ожидаемого — майора не спасет ни опыт, ни охрана, ни дружба с хм… четвертой пожилой леди.

Гарри улыбнулся Дереку и Таппенс и обмяк. Улыбка так и осталась на лице. Дерек проверил дыхание — оно, по крайней мере, было.Он обернулся к миссис Бересфорд:

— Забери дротик, унесешь с собой. Теперь я, мой тоже не забудь, и вот этот, это красавчика, — через мгновение Дерек уже оседал на траву.

Таппенс подобрала оба оставшихся дротика и прошла через дом. Кряхтя, надела туфли и накинула плащ. Выйдя на улицу, она повернула не в участок, а к дому Саманты и через калитку увидела ее, сидящей в кресле за столиком на веранде, безумно глядящей в небеса. Она хотела окликнуть подругу, да что там — она хотела ворваться во двор, трясти ее, привести в чувство, вызвать врачей… Но в этот момент из-за дома Аткинсов послышались два хлопка — нет, не выстрелы, уж это-то она могла понять, что-то необычное.

Значит, операция продолжалась. Чертовы волшебники все-таки прибыли на место событий. Она едва успела, но теперь надо было уносить свои заплетающиеся ноги, пока они не начали прочесывать окрестности. Прости меня, Сэмми.

Таппенс вздохнула и неспешной старушечьей походкой поковыляла дальше. Ей предстояло сделать крюк вокруг квартала. Пожалуй, она не будет брать полицейский «Форд», а уедет на своей машине. Боже, пусть все будет хорошо…

Что записано...

Гарри очнулся на снежно-белой простыне, под таким же снежно-белым одеялом. На такой удобной постели он не спал никогда. Видимо, это была больница: запах стоял точно такой же, как в кабинете школьной медсестры. Наверное, Деннис хорошо достал его ножом. Гарри попытался пошевелить левой ногой: она совсем не болела. Сколько же он пролежал здесь?

— Гарри? Проснулся? — голос был знакомым. Он повернул голову и первым делом нашарил на тумбочке очки. Надел их. В углу, в кресле сидела обряженная в белый халат и косынку мисс Стрит. Она отложила книжку, конечно же — комикс, встала и подошла к Гарри, — Меня тут попросили посидеть с тобой, чтобы ты не подумал, что тебя тут начнут колоть и облучать, помнишь?

— Ага. Мисс Стрит, где я? Я помню, как в школе на меня напал Деннис, я его пнул…

— Ты его просто вырубил. В прыжке, обеими ногами. Говорят, это было нечто, достойное Супермена. А больше ты ничего не помнишь?

— А должен? — Гарри вдруг испугался, — Мне что, стерли память?!

— Хм. На самом деле, ты сам себе ее стер.

— Как?!

— С помощью дротика миссис Кейн. Но ты не переживай, у майора остались записи.

— Записи чего?

— Да практически сказки. Хорошей такой сказки. Сразу говорю — со счастливым концом. Короче, тебя захватил в плен злой волшебник, но вы с суперинтендантом и миссис Бересфорд победили его. А потом ты стер себе память. Чтобы мистер Дамблдор не узнал из нее чего-нибудь лишнего. Оказывается, господин директор умеет читать мысли, вот так-то. Ну, ну, не переживай. Через пару дней мы все тебе покажем и расскажем.

Ну ничего себе! Понятно, почему миссис Саманта так злилась тогда, на Хэллоуин. Оказывается, терять память очень-очень обидно, особенно если забываешь такое приключение, нет, Приключение с большой буквы. Смотреть со стороны было не столь волнующе. Но, с другой стороны, и не столь страшно.

* * *

Гарри, миссис Кейн, миссис Бересфорд, мисс Стрит, суперинтендант МакФергюссон и майор Бутройд собрались в той же больнице, в каком-то офисе. Майор привез с собой видеомагнитофон и обычный магнитофон, правда, с огромными катушками, старый. Майор сказал, что у такого звук лучше.

Начали они с видео. Гарри прикинул, откуда его снимали и решил, что майор спрятал камеру в дупле старого вяза. Сначала они с МакФергюссоном вышли из-за дома, потом невидимка начал говорить с ними. Гарри видел, как миссис Бересфорд приоткрыла ставни, правда, самой ее видно не было. Майор сказал, что это была грамотная засада и что, находясь на свету, трудно увидеть что-то в темной комнате.

Когда Гарри-На-Экране начал заговаривать зубы старику, миссис Бересфорд заявила, что Гарри был просто великолепен. Мало того, что мерзкий старикашка выложил под запись кучу сведений, так еще и сама Таппенс смогла определить его примерное местоположение. Майор и Шарлин согласились, что вряд ли они могли бы провести такой экспресс-допрос лучше.

Потом злодей пытался заставить МакФергюссона застрелить Гарри, и тот с восторгом смотрел, как тот сопротивляется принуждению, а затем вместе с миссис Бересфорд убивает невидимку. Посмотрели на обыск, майор выложил на стол мешочек, очень похожий на тот кошелек на видео и запустил его по столешнице к Гарри. В кошельке действительно были монеты: золотые, серебряные и пара бронзовых.

— Это мне, сэр?

— Да, Гарри. Мы решили, что нам они не нужны, а вот тебе в этой твоей школе пригодятся. Считай это боевым трофеем.

— Но мистер МакФергюссон… И миссис Бересфорд… И остальные…

— За них, точнее, за нас, не переживай. Достаточно того, что за нас переживает еще одна пожилая леди.

Гарри вдруг подумал, что если майор не взял монеты на исследования — скорее всего, такие у него, ну или у кого-то еще, уже есть. Или он взял по одной-две каждого вида, а остальные отдал Гарри? Впрочем, спрашивать его бесполезно. И, кстати, ни одного из тех пергаментных листочков майор ему не отдал. Наверное, проверяет под микроскопом, не написано ли чего. Он передал мешочек сидевшей рядом Шарлин (или Саманте? Он никак не мог различить, кто она сейчас):

— Миссис Кейн, не могли бы Вы хранить это у себя? Мои дядя и тетя не любят «это», а уж если они найдут волшебные монеты…

Шарлин с одобрением кивнула и прибрала мешочек в сумочку. Тем временем на экране МакФергюссон тащил и раскладывал в художественном беспорядке Локхарта. Когда фигура суперинтенданта повернулась к миссис Бересфорд, майор снова остановил запись.

— Гарри, я хочу, чтобы следующий фрагмент ты посмотрел как можно внимательнее. Боюсь, то средство, которое ты вколол сам себе, не позволит тебе вспомнить этот момент. Но посмотри на это хотя бы со стороны. И гордись собой. Ты пожертвовал частичкой собственной жизни, причем одной из лучших частичек, чтобы спасти тех, кто тебе дорог и дело, которое ты делаешь. На такое мало кто способен. Ты — один из них. Я счастлив, что был одним из тех, кто помогал тебе.

И они смотрели. Пожилые леди плакали, Дерек громко сморкался в платок, а Гарри прилип к экрану. Ему было почти до слез жалко, что он вынужден смотреть на это вот так, со стороны. Но, если они все здесь и помнят друг друга, значит, все сработало, значит, он победил? Ведь не мог же Дамблдор не почтить вниманием такое событие!

Наконец, миссис Бересфорд на экране скрылась за домом, МакФегрюссон в комнате прекратил сморкаться. Больше минуты не происходило ничего, затем экран дернулся, из динамика послышался хлопок.

— А вот и мистер Дамблдор собственной персоной. Прошу любить и жаловать, — Бутройд ткнул указкой в высокую фигуру в светлом балахоне и маленькой плоской шапочке. Длинная борода со вплетенными в нее бубенчиками, узкие очки, большой, чуть кривоватый нос — да, «Повелитель Памяти» собственной персоной. Когда фигура повернулась лицом к камере, майор снова нажал на паузу и выложил две фотографии. На одной был «Повелитель Памяти» с рисунка бывшего полицейского, а на другом — сильно увеличенная физиономия с экрана.

— Знаешь, Дерек, может, полицейские графства и приобрели лучшего автомеханика для своих коней, но и потеря для полиции очень велика. Смотри — почти стопроцентное попадание.

МакФергюссон кивнул.

— Это будет моим отдельным вопросом к мистеру Дамблдору, Джефф.

Экран снова дернулся с резким хлопком. Рядом с Дамблдором возникла еще одна фигура — пониже, но более массивная. Одна нога выглядела странно, да и с лицом тоже что-то было не то. Прибывший хищно повел палочкой — да, ничем иным, кроме как оружием в данном случае она быть не могла — а затем резко крутанулся на своей необычной ноге, и, описав палочкой какую-то несложную фигуру, наставил ее прямо в камеру. Раздался треск, и за вспышкой света наступила темнота.

— Вот и все, — немного печально сказал майор, — конец фильма. Дальше, увы, только звук. И фото.

Он раздал каждому еще по одной картинке. Грубое лицо, исполосованное шрамами. Идущая наискось через лоб повязка с явно искусственным глазом на месте левой глазницы. Левая же нога — то ли деревянная, то ли костяная — с тремя острыми когтями, тоже явно искусственная.

— Опер, — уверенно заключил МакФергюссон, — Старый, битый жизнью опер. Пока не знаю, то ли очень хороший, то ли очень плохой — зависит от того, с кем он схлестнулся, когда его так попятнали. Попятнали, к слову, давно — к протезу он привык как к собственной ляжке. Но как он камеру-то, а?

— Присоединяюсь к Вашему восхищению, суперинтендант. Однако не могу не выразить сожаления, что с данного момента видеозапись не велась — мы не сочли необходимым дублировать камеру именно здесь. А вот микрофон продублировали, — майор выключил подернутый бессмысленной рябью экран телевизора и щелкнул клавишей магнитофона. Звук был хорош — видимо, запасной микрофон был спрятан рядом с говорящими.

Хлопок. Невнятное бормотание. Хлопок.

«Редукто!» — и громкий треск, даже, скорее, взрыв.

«Аластор, мой друг…»

«Мне не нравится это дупло, Альбус. ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ!»

— Хороший опер, — флегматично заметил МакФергюссон, — Все-таки хороший. Невезучий, но хороший.

«И что тут у нас… Поттер-младший?! Что с ним?»

«Мальчик явно жив, Аластор. Но вот что с ним… Не могу определить. Он без сознания, как и эти двое. Но угрозы для жизни нет»

«Так. Один — маггловский аврор. Опытный, волчара вроде меня».

— Кукушка хвалит петуха, — Таппенс легонько толкнула Дерека локтем под ребра.

«Второй… Да это же Локхарт! Что этот фанфарон здесь делает?!»

«Я попросил его об одной услуге, друг мой. Ты же знаешь — в некоторых отношениях ему нет равных».

«В одном отношении, Альбус, в одном. Во всех остальных он полное дерьмо. Что, опять понадобилось стереть кому-то память?»

«Увы, Аластор. Я не могу рисковать мальчиком, а сам был слишком занят в школе. Ты же знаешь — экзамены».

«Смотри правде в глаза, Альбус — ты все-таки смог. Мальчик лежит здесь, без сознания, и если это не риск, то я Пожиратель Смерти. Не мог попросить меня?»

«У тебя в Академии тоже экзамены, или я не прав?» — невидимый Аластор хмыкнул, — «А что касается Пожирателей — посмотри-ка повнимательней на этого несчастного, там, у изгороди».

«Отрыжка Мерлина! Розье-старший. Под мантией-невидимкой. Слава Моргане, ублюдок наконец допрыгался. Эммм… Альбус, ты хочешь сказать… Это как так?!» — в каркающем голосе послышалось натуральное рыдание, — «Десять лет назад, чтобы прикончить его щенка, я заплатил глазом, ногой и неслабым куском носа, а это розовое недоразумение вот так вот просто взяло и вальнуло старого пса?!»

«Этот цвет называется лавандовый, Аластор. Лавандовый! И говорю тебе это не я, а твои собственные глаза».

«Да мне насрать! Этот бабский угодник взял и так вот просто завалил старшего Розье, причем из маггловского револьвера? Альбус, да ты понимаешь… а, не поймешь. Так не бывает, сэр, так не бывает никогда».

«Тогда скажи мне, как это было, Аластор».

Шуршание, скрипы, глухие стуки, металлический щелчок.

«В барабане осталось две пули. Он стрелял четыре раза. В Розье три дырки и еще одна пуля разбила медальон. Кстати, посмотри — не скажешь, что это за дрянь?»

Бормотание, шорохи, скрип деревянной ноги.

«Не знаю, друг мой. Одно могу сказать — это что-то очень, очень темное. Я не могу радоваться смерти, даже смерти Розье, но то, что Гилдерой уничтожил это…»

«Четыре пули, Альбус. И четыре попадания. Будь это маггловский аврор — я поверил бы. Но… Мерлиновы яйца, я бы отдал вторую ногу за хроноворот. У тебя есть хроноворот, Альбус?»

Бутройд и МакФергюссон синхронно перекрестились.

«Ты же знаешь, друг мой — министерство…»

«Обратись к ним!»

«Не могу, Аластор. Гарри… Нельзя, чтобы Министерство узнало о мальчике. И нельзя, чтобы мальчик узнал о волшебном мире раньше, чем придет письмо».

«Твои тайны рано или поздно выйдут нам боком, Альбус. Кстати… Проверь палочки, что на них?»

«Приори Инкантатем… Ты удивишься, Аластор…»

«Куда уж больше, валяй!»

«У Гилдероя последнее заклинание — Экспеллиармус. Причем это было совсем недавно. И именно на маггловский пистолет. До того… да… Обливиэйт, Конфундус… Бытовые чары…»

«А у Розье?»

«Магглоотталкивающие… Империо… Заглушающие… Конфундус, еще Конфундус, Обливиэйт… Опять Империо! Гарри Поттер Ревеллио… Еще одно поисковое… Еще… ммм… Дальше не видно».

Молчание, скрип ноги.

«Альбус, знаешь… Я, пожалуй, подам в отставку и начну писать дамские романы о своих приключениях. А Локхарт пусть идет учить авроров. Насколько я могу понять… Розье каким-то образом узнал, где живет Гарри, но сам найти его не мог. Скорее всего, ты был прав: твоя защита работает. Тогда Розье заимперил маггла…»

«Он наложил Империо на двух человек, Аластор. Один из них, мальчик того же возраста, что и Гарри, пытался убить Поттера два часа назад. Поэтому мы и собрались так спешно».

«Спешно — это спустя два часа? Мерлинова пятка, я надеюсь, что Тот-Ну-Ты-Понял-Кто, когда вернется, будет так же нетороплив, как мы».

«Его зовут Волдеморт, Аластор».

— Что-то многовато имен у этого твоего кровника, малец, не находишь? — оскалился Дерек.

«Посрать. Как я понял, тот мелкий облажался, и тогда Розье взял под контроль этого волчару и приказал ему привести Поттера сюда. Затем он, видимо, приказал магглу убить мальчика, я бы так и сделал. И тут появился Локхарт. Куда ты послал его?»

«В дом по соседству. Надо было помочь одной леди…»

«Кто бы сомневался, где Локхарт, там и леди. Тебе повезло, Альбус. Тебе и Поттеру крепко повезло. Видимо, этот фанфарон что-то услышал, обезоружил маггла… И черт возьми, пристрелил Розье! Видимо, четвертой пулей он попал в медальон, тут-то всех их и отрубило откатом, иначе я не вижу причины не добавить еще пару оставшихся тут пуль, по такой-то твари… Черт, Альбус, я уже говорил про хроноворот? Так вот, вторую половину носа я отдал бы за простого маггловского кри-ми-на-листа. Я боевик, Альбус, а не ищейка. Разве что… Кстати, о волчарах. Ты не можешь вызвать Ремуса? Он мог бы что-то разнюхать намного лучше, чем я».

«Увы, мой друг. Ремусу рано встречаться с Гарри».

«В морганов потрох твои секреты, Альбус! Ладно. Локхарт герой, а я идиот. Ты уже выяснил, что с ними?»

«Увы, мой друг. Я пытался проникнуть в разум бедняги Гилдероя, но он сейчас пуст… И, видимо, то же самое случилось с Гарри и этим магглом. Я лишь надеюсь… О, Гилдерой, мальчик мой, ты жив?»

«Господин директор?!» — уже знакомый всем баритон Локхарта был полон ужаса, — «Я… Мы… Что случилось, господин директор?»

«Я рад, что ты очнулся, мальчик мой. Что ты помнишь? Ты был у миссис Кейн?»

«Эээ. Я получил Вашу сову с предложением…»

— Ага! Я знал, что совы тут не просто так! — взревел Дерек, все зашикали.

«Вы написали, что дело срочное, и я отправился сюда. И… Дальше не помню. Я. Мне…»

«Не волнуйся, мой мальчик. Черная магия не повредила тебе».

«Черная магия?!» — павлин, судя по голосу, был на грани обморока.

«Я объясню тебе все чуть позже. А сейчас — не мог бы ты отправиться в Хогвартс? Мадам Помфри устроит тебя в больничном крыле и проверит, все ли с тобой в порядке».

«Я… да!»

«Очень хорошо. Вот записка к Поппи, она же является порталом. Портус!» — и снова хлопок.

«Зачем ты его спровадил?»

«Чтобы спокойно поговорить с тобой, Аластор. Он все равно ничего не помнит, я проверил. Сомниус! Ну вот, теперь они оба, и Гарри, и этот маггловский аврор, не проснутся еще как минимум шесть часов, а мы можем обсудить, что же нам делать дальше».

«Забрать Поттера?»

«Нет, Аластор. Мальчик сейчас в сильнейшем стрессе, и мы не знаем, как повлиял на него этот выброс. Я убедился — Гилдероя лишил памяти не Обливиэйт, это что-то другое. И, поскольку это «что-то» подействовало на всех троих, то и время забвения для них должно быть сравнимо».

«Значит, последнее, что Поттер помнит — эта попытка убийства там, в школе?»

«Думаю, да. Этот мальчик важен, Аластор, очень важен. И просто необходимо, чтобы он был всецело предан силам Света. Я готовил его приход в волшебный мир много лет, исключая любые возможности того, что он станет новым Волдемортом. Поэтому нам нужно выиграть еще два месяца, до того дня, когда ему придет письмо».

«И как ты думаешь сделать это? Особенно учитывая, что Розье мог быть и не один?»

«Здесь он точно был один, Аластор. Ты же сам сказал, что это совершенно невероятное чудо, что бедняга Гилдерой смог справиться даже с одним Пожирателем. А будь их хотя бы двое… Сейчас они разобщены, да и не очень верят друг другу. Кто-то поддерживает Люциуса, все больше забывая о хозяине, кто-то сидит по поместьям и мечтает о его возрождении. Так что никто не уступил бы другому чести участвовать в убийстве мальчика, если бы знал об этом. Нет, Розье был здесь один и никому ничего не сказал. Иначе все могло закончиться куда хуже. Но тем не менее…»

«ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ! Ты хочешь, чтобы я проконтролировал этот городок?»

«Я думаю, твой уход из Академии во время экзаменов, как минимум, вызовет вопросы. Поэтому ближайшую неделю или две в городке будут попеременно находиться Кингсли и Гестия. Так что я попрошу тебя остаться здесь только до завтрашнего вечера».

«Хорошо, до послезавтра ничего не случится. Пожалуй, я займу этот самый дом. Надо только подновить магглоотталкивающие чары, а то после смерти Розье они уже сильно ослабели, а поскольку их ставил сам Розье, его коллег это не насторожит. Да… Если он кому-то и проболтался — что вряд ли, он в последнее время отошел в тень — то его дружки придут максимум завтра. А я их с радостью встречу. Ну, а если промедлят — Шеклболт и Джоунс действительно неплохой вариант».

«Но очень важно, Аластор, чтобы мальчика в их дежурство тут не было».

«Почему?»

«Я боюсь, что Кингсли, а тем более Гестия, могут вмешаться в План».

«Говори прямо, старик. Ты делаешь все, чтобы жизнь Поттера среди магглов была невыносимой и боишься бунта на корабле, если кто-то не такой мудрый, как ты, узнает об этом. Поэтому ты не назвал ни Минерву, ни Уизли, хотя Минерва-то знает, кому ты оставил парня. К слову, она возражала против твоего плана, я прав? Но хорошо. Где ты собираешься прятать Поттера?»

«Там же, где и обычно — у магглов. Видишь ли, у последователей То… Волдеморта очень мало связей с немагическим миром. Они практически не ориентируются в нем. И отследить мальчика здесь им намного сложнее, чем в Хогвартсе или где-либо еще. Именно поэтому я усыпил и Гарри, и полицейского — по-моему, так называются маггловские авроры, верно? Я попрошу тебя отнести обоих в местный офис полицейских. Когда их обнаружат и не смогут разбудить, их обязательно отправят в маггловскую больницу. Останется только позаботиться, чтобы все в городке забыли о том, в какую именно больницу отправили мальчика — у магглов их, знаешь ли, намного больше одной. И да. Заодно позаботься о том, другом мальчике. Не нужно, чтобы он помнил об Империо».

«Не стоит ли…»

«Не стоит, друг мой. Ни ты, ни кто-либо другой не сможете достаточно долго дежурить в забитой магглами больнице, мы ведь тоже не очень хорошо знаем этот мир».

«Не думал, что спрошу тебя об этом, но — Снейп? Он ведь полукровка?»

«Ты знаешь одну причину, по которой Северусу нельзя находиться рядом с Гарри».

«А другую и, возможно, третью, значит, нет. Ну что ж, Альбус, я надеюсь, ты понимаешь, что ты делаешь. А чем займешься ты сам?»

«Унесу тело Розье туда, где его не найдут. Но до этого навещу миссис Кейн, тут, по соседству. К сожалению, беднягу Гилдероя привлекать больше нельзя».

«Наконец-то. Ты тоже заметил, что дом, который выбрал Розье, находится рядом с тем, в который ты посылал этого павлина?»

«Каждый совершает ошибки, Аластор», — легкие шаги и бурчание самого Аластора:

«Надеюсь, они не станут фатальными».

Снова щелкнул переламываемый револьвер.

«Хм. Неплохой вариант для левой руки. Надо будет попробовать. Интересно, есть ли у маггла запасные патроны?»

— Так, — голос миссис Бересфорд звенел сталью, — теперь я знаю, с кого мне требовать свои двести фунтов.

— Гораздо важнее, — заметила Делла, — что теперь мы знаем, кому надо оторвать бороду — желательно по самые бубенчики — за ужасное детство Гарри.

Скоро в школу

Впечатлений было столько, что призвать собрание к порядку у майора так и не получилось. Все спорили, перебивали друг друга, строили версии и тут же опровергали их. В результате у миссис Бересфорд началась тахикардия, так что совещание пришлось свернуть, отдав его участников в руки врачей. Гарри снова увели в его палату, и мисс Стрит сидела вместе с ним до самого вечера.

Делла рассказывала Гарри про свое детство в Америке, о том, как в двадцать девятом ее отец потерял свою ферму и, о том, как рано ей пришлось покинуть дом и начать самой зарабатывать на жизнь. Рассказала про то, как устроилась секретаршей в адвокатскую контору и какой внезапно интересной оказалась эта работа. Она ни разу не назвала имени адвоката, с которым работала — для нее он всегда был Боссом, именно так, с большой буквы, но Гарри понял — именно этот человек был самым важным в жизни мисс Стрит и скорее всего именно он был папой того мужчины, который навещал американку время от времени.

Часов в девять Делла выключила свет и пожелала Гарри спокойной ночи.

— А когда мы снова соберемся вместе? Мне так хочется понять побольше! — веки Гарри можно было подпирать спичками, но любопытство все еще бурлило в крови.

— Дня через три, малыш, — улыбнулась Делла

— А почему через три?

— Потому что послезавтра у тебя экзамены. Ты сейчас в частной клинике, вернуть в школу мы тебя пока не можем, потому что коллеги мистера Аластора сейчас рыщут по всему Литтл-Уингингу. Они тоже невидимы, скорее всего, используют такие же невидимые мантии, как у этого старика, Розье. Но некоторые датчики, кстати, довольно простые, способны их обнаружить. Так что комиссия из Отдела Образования приедет прямо сюда, миссис Кейн договорилась по старой памяти, сославшись на тот случай с Деннисом. А если ты хочешь что-нибудь повторить перед экзаменом — учебники тут, в шкафу.

Сонливость Гарри мгновенно испарилась. Он-то думал, что до экзаменов еще целая неделя, а тут… Надо было немедленно встать, одеться и начать заниматься. Ну, тут хоть тетя мешать не будет…

— Гарри? — уже стоящая в дверях Делла смотрела на него лукаво, — Хочешь совет?

— Да, мисс Стрит?

— Миссис Кейн говорила мне, что ты и так прекрасно знаешь весь материал. Миссис Аддерли, хоть и нехотя, подтвердила это. На самом деле, ты прокололся.

— Где? Тогда, на День Святого Валентина?

— Нет. На письменных работах. Понимаешь, ты оставлял свои специальные ошибки случайным образом. А после того случая с Деннисом миссис Аддерли проверила все твои работы снова. И обнаружила, что ты всегда ошибаешься в разных местах. То есть, делаешь это намеренно.

Гарри задумался. Да, быть секретным агентом, даже секретным двоечником в школе, очень тяжело.

— И что Вы посоветуете?

— Расслабься. Сегодня поешь, почитай, тебя осмотрит доктор. Завтра пройдись по всем учебникам, эдак расслабленно. Ни в коем случае не напрягайся, а то мозг заклинит. А послезавтра спокойно пойдешь в специальную комнату, все напишешь и ответишь.

— А Вы будете со мной?

— Разумеется, Супермен. Мне ведь тоже лучше не появляться в городке минимум пару недель, как и остальным. Спокойной ночи.

* * *

Таппенс полулежала в постели, капельница миллиграмм за миллиграммом возвращала жизнь ее изношенному сердцу. МакФергюссон дремал в кресле, прикрыв колени газетой, очки сползли на кончик мясистого носа.

— Дерек? — голос Таппенс был еле слышен, но шотландец тут же проснулся.

— Да, дорогая?

— Что мы будем делать дальше?

— Очень мило, что ты спросила, Таппенс. На самом деле, у меня есть неплохая идея. Выйдешь за меня замуж?

— Неожиданно, дорогой. И это после того, как я тебя чуть не пристрелила?

— Именно после этого. Знаешь… Я ничего не помню. Но я верю в справедливость. У этой твари хватило бы садизма не убивать меня, а оставить мне память о том… как я убиваю Гарри. Я не смог бы с этим жить, Таппенс.

— Я бы тоже не смогла жить, Дерек, если бы погиб хоть один из вас. Хорошо, что вы с Гарри довели этого ублюдка до белого каления и хорошо, что его мантия не прикрывала руку. Так что там ты предложил семидесятитрехлетней старухе?

— Выйти за меня замуж, разумеется. Чего еще ждать от семидесятипятилетнего старика?

— Во-первых, я согласна, Дерек. У тебя, в Шотландии? Чтобы было поменьше слухов?

— Разумеется, дорогая. А во-вторых?

— Во-вторых — возможно, мне стоило навести на тебя пушку чуть пораньше. Обожаю Свадьбы-С-Дробовиком, знаешь ли. Или есть еще причины?

— Есть. Я подал в отставку. Этот мальчишка Деннис — хороший предлог.

— А причина?

— Майор Бутройд предложил мне открыть частные курсы, Таппенс. Ферма для их размещения уже куплена. И, как ты понимаешь, главным образом, эти курсы открываются для одного-единственного курсанта. И лучше, если там будет ошиваться поменьше новых людей. На самом деле, я хочу взять туда только Лесли с женой. И вообще — двое стариков на ферме выглядят естественнее, чем один.

— Значит, Бутройд играет вдолгую… Это меня, признаться, несколько беспокоит. Мы уже выяснили, что мистер Дамблдор не является главной угрозой мальчику — как бы ни случилось, что таковым не является и хозяин этого ублюдка Розье — даже несмотря на все эти волшебные штучки.

— Помню, помню, дорогая. На рождественской встрече вы с Сэмми сунули руки в сумочки совершенно одинаковым движением. Но впрочем, я склонен верить майору — и знаешь почему?

— Почему, дорогой?

— Чеки. Гарри получил кошелек с монетами, так? А нам четверым одна пожилая леди прислала по чеку на одну и ту же сумму. И эта сумма — не круглая.

— Ты считаешь…

— Да. Готов съесть шляпу Деллы — по какому-то известному майору курсу наши премии в точности соответствуют тому, что получил Гарри. А это значит…

— А это значит, что у кого-то там, наверху, есть достаточно источников информации о том мире. Соответственно, Гарри для них не столь важен: те источники наверняка более информированы, ведь мальчик знает о волшебстве ровно столько, сколько и мы — если не считать «этого». Я только не могу понять, — Таппенс нахмурилась, — почему тогда, в восемьдесят первом, тебя осадили, а нас здесь и сейчас — поддерживают?

— Политика. Чует моя задница, что осаживало нас Правительство Ее Величества, а поддерживает… Понимаешь разницу?

— Да, это многое объясняет. Я тебе уже говорила, что ненавижу политику?

* * *

Утром, после завтрака, Гарри действительно почитал учебники и с удивлением обнаружил, что прекрасно помнит, что в них написано. Наверное, ему действительно не стоит волноваться насчет экзаменов. Впрочем, они с мисс Стрит еще немного поиграли в вопросы и ответы, просто на всякий случай.

Гарри с удовольствием позанимался бы и с миссис Кейн — исключительно для уверенности в своих силах, но Делла сказала, что та сегодня и завтра будет занята: с ней беседуют психологи.

— Это из-за того, что миссис Кейн на самом деле двое? Шарлин и Саманта? Да, мисс Стрит?

Делла удивилась и расспросила Гарри поподробнее. Выслушав наблюдения Гарри о двух разных миссис Кейн, она согласилась, что да, это действительно интересная тема для психологов или, вернее, психиатров. Но скорее всего, дело в визите мистера Дамблдора — врачи, да и майор, пытаются выяснить, что произошло с пожилой леди и какие воспоминания она потеряла.

В любом случае, у Гарри было чем заняться, хотя беспокойство ушло: он чувствовал себя вполне готовым и совершенно спокойным. Все должно быть хорошо.

Так и получилось. Комиссия — пожилой потрепанный дядька и две тетки учительского вида — погоняли его по устным вопросам и быстро проверили письменные работы. Сказали, что оценки пришлют ему в школу через десять дней, но на самом деле он молодец, и оценки ниже «Б» он не получит, так что он вполне может учиться в хорошей школе. «Как мама», — подумал Гарри и улыбнулся. Насчет хорошести школы, в которую он пойдет, у него были сомнения, но, по крайней мере, там должно быть интересно, оба его мозга были с этим согласны.

* * *

На следующий день после экзаменов миссис Бересфорд стало лучше. Миссис Кейн тоже отпустили врачи, и весь Клуб снова собрался в одной большой комнате. Магнитофоны и телевизор тоже были там, и они разбирали записи минута за минутой, секунду за секундой, целую неделю. Записи дополнялись собственными ощущениями. Теперь они знали о волшебниках много, очень много.

Они знали, что у Темного Лорда, убившего папу и маму Гарри, много имен, причем в детстве его, скорее всего, звали Томом. Судя по возрасту мистера Розье, он учился в школе лет пятьдесят назад, если, конечно, волшебники стареют так же быстро, как и обычные люди. Это значило, что Том родился еще до войны, и если бы они могли получить доступ к школьным архивам волшебников, они смогли бы узнать о нем еще больше — если у волшебников, разумеется, есть архивы. А искать там было что — мисс Стрит заметила, что если Том не любит вспоминать свою молодость, скелетов в шкафу у него должно быть очень много.

Они согласились, что такие вот лорды могут иметь мерзкую привычку умирать не насовсем, причем, по-видимому, это было редкостью даже среди волшебников. Майор Бутройд успокоил Гарри: тот волшебник, что подчинил себе мистера МакФергюссона, согласно заключению авторитетных специалистов, умер по-настоящему, и если Гарри захочет, он может сам в этом убедиться. Не то чтобы Гарри горел желанием убеждаться — там, на лужайке, он старался не смотреть на мертвого злодея, так что он просто поверил майору на слово. Плюс выяснилось, что волшебники вполне могут умереть и от обычной пули. Это было хорошо во многих смыслах, а еще лучше — то, что друзья мистера Розье в Литтл-Уингинге так и не появились, а значит, тот действовал действительно один.

Они поняли также, что можно следить за людьми с помощью заколдованных предметов (впрочем, они об этом и так подозревали со времен истории со складом «Армией Спасения»), и что можно скрыть что-то, например дом, от обычных людей специальными чарами, и что существуют мантии-невидимки… А то, что Дамблдор нанимает на работу идиотов, они знали и так.

Разумеется, больше всего внимания они уделили тому, как мистер Розье контролировал Дерека: это было самым неприятным и самым опасным из того, что продемонстриировали волшебники. Да, старый шотландец смог сопротивляться — но, как сказал майор, вряд ли на это способны многие. Видимо, дело тут в силе характера и воли. МакФергюссон смог как минимум выиграть время, а вот смог бы он освободиться вообще, если бы не вмешалась миссис Бересфорд? И смог бы противостоять этому «Империо» кто-то другой? Разумеется, каждый подумал о себе, и это было невесело. Взрослые даже налили себе «шотландского успокоительного», а Гарри принесли колы.

Они изучили заклинания, которые использовали волшебники, тем более, что некоторые из них удалось снять на видео. Это было стирание памяти — «Обливиейт», разоружение — «Экспеллиармус» и то, которым одноглазый уничтожил камеру — «Редукто». Гарри отметил, что видео с двумя первыми ему не показали, движения были нарисованы на больших плакатах. Гарри повесил эти плакаты у себя в палате и перед сном водил вдоль линий барабанной палочкой, выкрикивая волшебные слова. Разумеется, ничего не получалось — ведь палочка, в отличие от слов, была не волшебной. Только один раз мальчику показалось, что бумажный лист с надписью «Экспеллиармус!» немного шелохнулся. Скорее всего, это показалось ему от усталости, потому что сразу после этого Гарри еле успел доплестись до кровати и тут же заснул.

Каждый день после обеда с Гарри занимались психологи — учили его прятать мысли. Он задумывал число, а врачи — те же самые, что занимались до этого с миссис Кейн — пытались его угадать. Гарри не очень понимал, как они это делают — но сначала у них это получалось почти всегда, но день ото дня он прятал ответ все дальше и дальше, и даже жужжащий аппарат, который называли умным словом «Полиграф», уже не помогал врачам. В конце они даже попросили разрешения сделать ему укол, чтобы проверить, насколько хорошо он научился прятать мысли.

Гарри согласился, но только при условии, что все три пожилых леди будут рядом с ним, а миссис Кейн вернут ее «Вальтер». Психологи сильно удивились, но Гарри объяснил, что если он доверит им колоть себя, им придется доверить миссис Кейн пистолет, и никак иначе. В конце концов они согласились.

Укол был не болючим, он просто вызывал легкость в голове и желание говорить, причем говорить много. Но он справился, потому что использовал секрет миссис Кейн. Он поселил в голове двух Гарри — веселого и грустного. И пока «Веселый Гарри» под действием лекарства разговаривал с психологами, «Грустный Гарри», который и запоминал числа, сидел глубоко внутри головы и ничего психологам рассказать не смог. Да и не хотел.

* * *

Еще через три дня майор Бутройд сказал, что можно возвращаться, потому что установленные в доме Аткинсов микрофоны и датчики показали, что все волшебники ушли, так ничего и не дождавшись. Еще он сказал, что Кингсли Шеклболт — здоровенный чернокожий дядька с серьгой в ухе, а Гестия Джоунс — очень симпатичная молодая женщина. И что оба одеваются довольно забавно, как, впрочем, это и принято у волшебников. Впрочем, по фотографиям, которые принес и показал всем майор, это и так было видно. Так или иначе, пора было ехать домой.

В результате утром четвертого дня Гарри и миссис Кейн сидели в карете «Скорой Помощи», которая должна была перевезти мальчика в другую больницу, где сейчас «лечилась» его так и не сожженная одежда и откуда его через насколько часов, уже переодетого обратно в нее, должен был забрать дядя Вернон.

— Миссис Кейн, — спросил Гарри, когда карета отъехала от больницы, — а почему майор не показал нам видео о Вас и Локхарте? Ведь оно точно есть, иначе откуда бы он узнал как надо двигать палочкой, чтобы разоружать и стирать память?

— Увы, малыш, — улыбнулась она, Гарри в последнее время уже не разбирал, кто перед ним — Шарлин или Саманта, — есть определенные правила. То, что может поставить под угрозу жизнь других людей, или, скажем, успех крупной операции, никогда не рассказывается и не показывается никому, кроме тех, кому это необходимо.

— То есть Вы завербовали Локхарта, — кивнул Гарри, — и это было на том видео?

— Я не скажу тебе ни «Да», ни «Нет», по обоим вопросам — улыбнулась миссис Кейн.

— А почему он не показал, как Вы разговаривали с Дамблдором, уже потом?

— На самом деле, я с ним не разговаривала. И… Это очень личное. Я не хотела показывать это никому. Но тебе расскажу. Только расскажу. Понимаешь, когда я была на войне, я совершила одну ошибку. Я была на территории, занятой врагом, во Франции. И попалась наци.

— Немцам?

— На самом деле, французам — тем, что сотрудничали с немцами. Но да, потом они передали меня им. И у меня были… большие неприятности.

— Вас пытали?

— Да, малыш. Очень сильно. И…я не выдержала. Я рассказала тем, кто меня пытал, все, что знала. Я сопротивлялась, но боль оказалась сильнее меня. Из-за этого — из-за слабости, из-за предательства — погибло несколько людей. В том числе человек, которого я любила.

Миссис Кейн полезла в сумочку, достала тот самый мундштук, пачку сигарет и закурила. Водитель за глухой стеклянной перегородкой с неудовольствием глянул на нее в зеркало, но инструкции «не вмешиваться» были совершенно четкими. Глаза миссис Кейн были исполнены горя, но на этот раз они хотя бы были живыми.

— Потом, через очень долгое время, мне удалось сбежать. Случайно. Но было уже поздно. Я очень страдала — не столько из-за пыток. Немцы большие аккуратисты и непоправимого вреда здоровью не нанесли. Разве что детей у меня больше быть не могло. Я страдала из-за того, что не выдержала и предала своих товарищей. И стала сходить с ума.

— И тогда…

— Тогда я разделила свою душу. Одна ее часть, Шарлин, помнила этот ужас. О да, Шарлин заперла эти воспоминания так надежно, как могла. Но ей было трудно удерживать запоры слишком долго. И тогда она уснула. Осталась только Саманта, которая знала, что произошло, но не помнила этого. Я жила так сорок шесть лет, вышла замуж, работала в школе… И ты знаешь — то, что нас двое, не смог заметить ни один психиатр. Но Шарлин остались и все воспоминания о войне, о Секретной Службе. Так что, когда это все началось, мне пришлось разбудить ее.

Теперь Гарри понимал, почему в глазах миссис Шарлин за бесшабашной отчаянностью таилась отчаяние и тоска. Его собственные беды и обиды были такими мелкими по сравнению с этим… Он снова почувствовал себя виноватым перед миссис Кейн, ведь Шарлин пришлось пробудиться только потому, что она оказалась втянутой в водоворот, центром которого был он сам:

— Это опять из-за меня?

— Вздор, Гарри. Я легко могла не вспоминать про тебя тогда, на Хэллоуин, и не искать тебя. Я сама этого хотела. Так что я выпустила ее по собственной воле. Но Шарлин все-таки помнила то-что-хотела-забыть, хотя и держала это под семью замками. А когда мы с ней ждали мистера Локхарта, Шарлин решила подсунуть ему эту самую часть памяти, в надежде, что он сотрет ее. Наверное, это было глупо, но я же говорю — я сходила с ума.

— И у Вас получилось?

— С мистером Локхартом — нет. Я его спугнула. Вместо того, чтобы стереть мне память, он отобрал мой пистолет — кстати, это был тот самый «Экспеллиармус», который ты разучивал в своей комнате. Павлин попытался убить меня. Пришлось его усыпить. Забавно, но это сделала Саманта, потому что Шарлин ничего не смогла сделать из-за этих воспоминаний, которые вырвались на свободу. И когда он упал, эта страшная память захватила еще и Саманту. Она захватила всю меня. Я всегда мечтала снова стать целой, но не так. Не с этой памятью, которая сводила меня с ума. Я не помню, сколько я сидела так, наверное, я должна была умереть, вспоминая и вспоминая этот кошмар. Но тут пришел Дамблдор. Он, наверное, хотел убедиться, все ли правильно сделал Локхарт. Он заглянул мне в глаза и напоролся на то-что-вырвалось.

— Знаешь, я думала, что нервы у волшебников покрепче. Он отшатнулся, такое впечатление, что он испытал все то же, что и я. Думаю… Думаю, у мистера Дамблдора было что-то личное, связанное с тем-что-мы-забыли-и-вспомнили. Я ведь тоже смотрела в его глаза, понимаешь? Так вот, там был настоящий ужас. И тогда он махнул своей палкой и стер всю мою память, до которой смог дотянуться. Наверное, из жалости. Или из омерзения.

— Но Вы же помните меня? И остальных? И…

— «До которой мог дотянуться», Гарри. А эта гадость затопила меня целиком, оттеснив все остальное куда-то вглубь, так глубоко, что даже Повелитель Памяти не смог достать его. А потом он ушел. Даже убежал.

— Значит, у Вас получилось? — теперь он понял, кого напомнила ему пожилая леди после пробуждения — саму себя на той старой фотографии, когда она была маленькой девочкой, пока еще единой, цельной, неразрубленной.

— Получилось. Я знаю, что со мной тогда было. Но я не помню этого. То-что-мне-помогли-забыть теперь не убивает меня. И с этим знанием, но без этой памяти я смогу жить. Столько, сколько надо, чтобы помочь тебе.

— Спасибо, миссис Кейн.

— Тебе спасибо, Гарри. Если бы не ты…

Гарри посмотрел ей в глаза и улыбнулся. Он все еще был в долгу и перед этой леди, и перед ее подругами, и перед МакФергюссоном — включать ли в этот список майора Бутройда? Но он чувствовал, что все они что-то получили и от него. Да, пока он отдал им намного меньше, но он постарается вернуть долг.

Машина подъехала к заднему входу муниципальной больницы. Гарри кивнул Саманте Шарлин и вышел. Его встречала медсестра с лишенным эмоций лицом. Сейчас он переоденется в старые тряпки Дадли и поедет с дядей обратно в Литтл-Уингинг. А потом придет то загадочное письмо, про которое говорил директор, и у него начнется новая жизнь.

Пожалуй, он был готов встретить ее.

КОНЕЦ

Примечание к части

Следующая книга цикла: https://ficbook.net/readfic/7412901

>