Перекрестки Берии

— Вы домой?

— Да, — настороженно ответила Ирья.

— Позвольте проводить. Заодно и сумку донесу. Нет, — сказал серьезно, — не собираюсь приставать или вербовать, хотя разговор есть.

Подумав, вручила сумку. В конце концов все равно ведь увяжется, так пусть трудится. Да и не похож на хама. А если честно, очень даже ничего. Не красавец, но обаятельный. Такой мужской шарм уверенного в себе человека.

— Кирпичи?

— Всего лишь книги. И о чем предстоит беседа? — пытаясь свернуть с опасной темы, спросила.

Опять пришла инструкция о списании старой литературы на немецком языке. Ну не могла удержаться и прихватила домой кое-что из классики. Все равно будут уничтожать, а Клава ни бум-бум в иностранных языках и не разберет что жгли. Вынуждено доверяет. Собственная библиотека ушла в войну. Кое-что продано, но в основном сгорело в печке. Тепла от книг немного, но за неимением возможности купить нечто существенное, грелись как могли. Теперь перечитает.

— Мне нужен учитель эстонского, — сказал Иван нечто неожиданное. — Хотя б на бытовом уровне объясняться и газету читать.

— Зачем?

— Ну как жить и не иметь возможности объясниться? Мне надело выслушивать на том же базаре 'ма эй саа ару'. Говорят, когда англичане спрашивали в Австралии как называется вон то странное животное им тоже отвечали 'не понимаю'. До сих пор кенгуру. Так я не хочу быть таким непонимающим.

Такое желание вызывало невольное уважение. По слухам, в горкоме и обкоме даже эстонцы испытывали затруднения с родным языком. Почти всех прислали из Союза. К счастью, сталкиваться с пламенными большевиками практически не приходилось. Даже Клава была всего лишь беспартийной. А среди местных и вовсе немного.

— Я заплачу! — неправильно поняв молчание, поспешно сказал Иван. — И не говорите, что вам деньги не нужны!

— А у вас их много?

— Ну получаю неплохо. И кроме того хорошую сумму выплатили задним числом.

— Это как?

— За звание с 41го и плюс за должность с момента поступления отряда в подчинение Центральному Штабу партизанского движения.

Ничего себе, с начала войны сидел в лесу. Все занимательней, подумала она. Явно не отсюда, знал бы хоть слегка. В Прибалтике партизан почти не было. Белоруссия или Украина.

— А немецкий случайно не требуется? Или английский. Три урока по двойной цене.

— Немецкий я в школе учил, а потом совершенствовал несколько лет с носителями языка.

— Хенде хох и хальт? — отметила выражение.

Ох, не прост Иван. Но почему бы и нет. Дополнительная сумма к мизерным доходам, слава богу зима закончилась, а то и топить нечем, отнюдь не лишняя и ничего ужасного не требуется. Да и вроде нормальный человек. Симпатичный и не наглый, как иные новые хозяева.

— Чуть больше. А вы много языков знаете?

Прозвучало с какой-то опаской.

— К сожалению, всего три. Ну еще кое-что на финском, но в пределах 'где находится вокзал' и 'сколько стоит буханка хлеба'.

— Так вроде финский близок к эстонскому.

— Польский тоже от русского не далек. Но не всегда друг друга понимают.

Причем не только в прямом смысле, подумала. Разные вещи под одним названием подразумеваем. У нас социализм и у них тоже Польская социалистическая Партия у власти.

— На нашем 'как дела' — Kuidas kasi kaib? У финнов — Mita kuulu? Кстати и 'не понимаю' у соседей En ymmara!

— Слава богу, в ближайшее время не потребуется!

Почему нет? — тянуло спросить ехидно. С какой стати нас можно оккупировать, а их нет? Но всему есть границы. На такой юмор может взвиться самый спокойный работник МГБ. А они ведь все партийные, нет?

— Только это... у меня получится разве вечером.

— Я тоже работаю, товарищ капитан. Вечером, так вечером. Главное не ночью.

— Шутите?

— Как умею.

— Тогда не надо по званию, ладно?

— Хорошо. Простите, не запомнила отчество.

— А можно просто Ваня? Я не такой уж старый.

— Зато начальство. К нему на 'вы' не обращаются.

— В данном случае, как на пароходе. Капитан главнее. Преподаватель точно важнее ученика. Он больше знает, на то и учитель.

1947.

Эдуард ехал в кабине с шофером. Эти места он знал много лучше, да и его 'барабан', чего уж лезть. Правда, лучше б прихватили местного участкового, но это означало завернуть сначала в деревню, теряя время. А там вполне мог оказаться некто, при их появлении бегущий в лес с предупреждением. Пусть Кангаспуу младше по званию, но сейчас рассудил здраво и мешать Воронович не собирался. На хуторе должен быть один человек и вряд ли опасный. Иначе б вдвоем не намылились, нема дурных целую банду брать в таком составе. А это что, мелочь житейская. Милиция тоже справилась бы, но начальству нужны показатели для красивого доклада. Мы взяли, не соседи!

Обычное дело, по повестке не явился, в армию и на стройки народного хозяйства не рвется, предпочитая отсиживаться в землянке, изредка навещая родителей. Помыться, продуктов набрать. Иван этого поведения искренне не понимал, сколько можно прятаться. В войну надеялись власть поменяется, а теперь какой смысл? До старости в погребе не просидишь. Если уж всерьез шухарится, то не в родных местах, а куда-то в большой город по липовым документам. Там и затеряться проще и все ж можно устроиться на работу. В прежние времена лучше всего брали на создание метро или какого индустриального гиганта. Жизнь совсем не сладкая, зато к документам не особо присматривались.

А сейчас по всей европейской части страны фронт дважды прокатился.

Здоровый мужчина с нормальными руками, а в деревне любой с детства привык спину гнуть, всегда найдет себе занятие. Хоть в шахте или на стройке. А уж баб свободных после войны! Молодой парень наверняка б нашел к кому в примаки пристроиться. Но здешние были селюки, толком не знающие русского и спалились бы мгновенно. А может просто страшно уходить из знакомых мест. Говорят, кулаки беглые частенько возвращались, прекрасно понимая, насколько плохо может кончится, даже у отсидевших.

Грузовик остановился и Воронович соскочил на землю из кузова. Привычно поправил ППС , автоматически сняв с предохранителя. Руки все делали машинально, без малейшего участия головы. Кобуру тоже расстегнул, но извлекать пистолет не стал. Красться три километра до хутора сжимая в руке слишком глупо.

Эдик попрощался с водителем и показал на тропу справа. Хорошо уже лето, а то шлепали б по колено в грязи. Колея от телеги ярко выражена, но слова проселок или тем паче дорога здешнее убожество не достойно. В принципе, в Литве и Эстонии жили много зажиточнее привычной Белоруссии даже до войны. Наверняка и в Латвии с Финляндией ничуть не паршивее, если уж в Польше на хуторах во время войны было полно вещей и продуктов. Иногда он остро жалел, что не дошел до Германии и в настоящую Европу не заглянул. Иные вернувшиеся рассказывали чудеса, хотя побывавшие в Румынии, заверяли, что там еще хуже, чем у нас. Но одно оставалось неизменным, не смотря на зажиточность, где-то возле городов очень приличные дороги, однако стоит чуть уйти в глубинку и начиналось привычная грязь.

Кангаспуу двинулся первым, Воронович за ним. Эстонец особо не разговаривал и в обычное время, а в лесу лучше помалкивать. Оба прекрасно соображали на этот счет. Звуки далеко разносятся. Но все же война у них была разная. Она не одинакова для солдата, офицера, летчика или партизана. Навыки у всех разные. Лейтенант воевал на нормальной, с поддержкой артиллерии и в пехотном окопе. Вероятно неплохо, раз имел орден и две медали. В МГБ его уже после победы по комсомольской 'путевке' определили. Но лесных схваток, когда неизвестно кто враг, на охоту выходят ягдкоманды из профессиональных охотников и егерей, а в чаще могут сидеть польские, украинские партизаны или даже белорусские полицаи, ничуть не хуже умеющие воевать и скрадывать беспечных, он не знал.

Идешь постоянно отслеживая обстановку на тропе, подмечая каждую мелочь: сломанную ветку с остатками сухих листьев, взрыхлённую почву. Если на пути окажется натянутая верёвка, сучок, мешающий движению, который так и хочется отбросить, или тоненький разрыв в слое земли — это может означать мину или простейший самострел. Получить в грудь заряд дроби из древнего обреза из-за невнимательности, кто ж тебе виноват?

Это вошло в кровь за годы и, хотя ничего такого не ждал, но рефлексы моментально включились, стоило оставить позади асфальт и ступить под кроны деревьев. Мозг еще не успел понять, что краем глаза зацепил, как Воронович сшиб товарища подсечкой и сам упал, начав стрелять еще в воздухе. Над головой ответно вжикнули пули, а в тех самых кустах, за которыми заметил блеск железа, закричал человек. Один есть, переводя огонь по соседству, откуда пальнула винтовка, подумал. Торопливо отполз к соседнему дереву, когда по его прежнему укрытию ударили из немецкого автомата. Этот обращаться с оружием умел неплохо и не давал высунуться, заставляя прятаться.

По соседству заработал ППШ Эдика, поливая длинными очередями лес. Стрелок перенес огонь на него. Вряд ли напарник мог в кого-то попасть, паля с перепугу, но хотя бы живой и отвлек, позволяя сменить позицию.

Впрочем, и от такой стрельбы оказалась польза. Кто-то из врагов не выдержал продолжающегося крика и горячего обстрела. Вскочил и метнулся в глубину леса. Целиться было некогда, полоснул короткой очередью навскидку. Фигура, словно налетев на препятствие, подломилась и завалилась вниз. Попал!

Вместо победной радости пришлось снова прятаться, когда чужак прошелся свинцовым дождиком совсем рядом. Долго такие игры продолжаться не могли. Скорее всего 'лесной брат' остался один. Их не могло быть слишком много и с самого начала слышал два ствола. Был еще и третий, но тот все так же вопил непонятно. По идее давно должен был либо уползти, перевязавшись, либо помереть от потери крови. А он все подвывал на одной ноте. Ну, по крайней мере, в общем веселье не участвовал. Зато Эдик замолчал. Это было плохо.

Воронович извлек из сумки обе лимонки и не поднимаясь, метнул одну куда-то в ту сторону, откуда по нему стреляли. В лесу, отнюдь не лучший вариант. Кругом ветки, деревья, кусты. Может еще до взрыва отскочить в другую сторону. Потому и кидал с легкой задержкой, чтоб назад не прискакало. Собственно, так и получилось, вторая взорвалась еще в воздухе, наткнулась на препятствие. Но после первого взрыва кинулся в сторону, пытаясь зайти во фланг и уже оттуда швырнул еще одну. Результат вышел сомнительный. Успел заметить, как человек в хорошо знакомом пятнистом комбинезоне нырнул в овраг.

Наличие полевой эсэсовской формы ничего не значило, удобная одежда, не больше. Ему и самому приходилось гулять в трофейном. Правда мундир не одевал никогда и другим запрещал. Не из брезгливости. Слишком опасно. При быстротечном столкновении, как сегодня, запросто перепутаешь и своего уложишь.

— Иван! — окликнул напарник, пока менял 'магазин'.

Так мог позвать любой немец или эстонец, но голос он перепутать не мог.

— Здесь! — ответил Воронович.

— Кажется все. Ушел.

Ивану не понравился прерывающийся голос Эдуарда, но сейчас не до того. Очень мешал слушать лес все тот же не прекращающийся на одной ноте вой. С этой стороны он видел скорчившегося человека и валяющуюся рядом 'трехлинейку'. Не рискуя, всадил пяток пуль в ватник. Тело дернулось и наконец настала тишина.

Ждать дальше не имело смысла. Воронович поднялся и пригибаясь, метнулся к раненному, в любой момент ожидая выстрел от третьего, шаря глазами по чаще и готовый сходу стрелять. Вблизи дошло, что произошло. Одна его пуля попала молодому парню в бедро, а вторая в пах. Если там внутри не оторвало напрочь мужские причиндалы, то разворотило, судя по брюкам и луже крови очень прилично. Ну, теперь отмучился, после дополнительной порции свинца.

Второй покойник оказался тоже совсем молодым пареньком. Если у первого наблюдалась легкая щетина, то этому на вид лет шестнадцать и даже пушком на щеках не обзавелся. Похоже опытный камрад собирался натаскать двух молокососов на простенькой задаче. Заодно кровью повязать. Да не на того нарвались. Жалеть? С какой стати, — подбирая немецкий карабин и быстро обыскивая на предмет чего ценного и бумаг, подумал. Кто к нам с мечом, тому мы орало и порвем. Это вам, ребята, не баб колхозных вешать за сотрудничество с властью. Мы сами с зубами и огрызаться умеем.

Кангаспуу сидел у дерева с белым, как бумага лицом, голый по пояс. Пальто, перешитое из шинели, еще снял, а гимнастерку резал. На первый взгляд ничего ужасного, пуля попала в плечо и сам себя достаточно умело перевязал. Но крови он потерял достаточно много, пока вместо собственного спасения поддерживал товарища из автомата. В горячке такое случается. Боли сразу не чувствуешь.

— Я к дороге, — оценив состояние напарника поставил того в известность. — Ловить машину.

— Нет, — резко сказал Эдуард. — Давай за сбежавшим.

— Очумел? Он уже за десять километров умчался.

— Нет, — сказал лейтенант, — я видел. Пару осколков он поимел. Один точно в ляжку. Хромал сильно. Далеко не уйдет.

— Да хрен с ним. Ты ж помрешь, пока бегать стану.

— Ты меня спас, — твердо заявил Эдик, — но дело важнее. Иди!

Воронович раздражено плюнул, поднимаясь. Не за этим типом приходили и никакие начальники ничем им не грозят в случае ухода. Ему не разорваться и всех не словить. Долг тоже не должен быть важнее жизней людей.

— Он будет убивать и дальше, — сказал лейтенант, прекрасно поняв колебания. — Моих людей. Не коммунистов. Обычный народ, мечтающий спокойно жить. Нас, эстонцев, и так немного осталось.

— Я тебе пес, чтоб нюхом искать?

— Пожалуйста.

— Два часа, — решившись, сказал Воронович. — Не догоню — вернусь. Постарайся не помереть за это время.

Не требовалось быть ищейкой, чтоб обнаружить начало следа. Когда скатился в овраг оставил заметную полосу из взрыхленной земли и разбросанного всяческого мусора, вроде старых, практически сгнивших листьев. И да, обнаружилась кровь. Совсем немного, однако никаких сомнений. А когда пересекал ручей оставил хорошо заметные отпечатки подошв. Иван себя не считал всевидящим индейцем из романов Фенимора Купера, прочитанных в детстве, но кое-чему его учили. Не только звериные следы бы не спутал, но и убедился в хромоте. Ноги ставил человек по-разному, к тому же опирался на палку. Потом отступился на мокрой глине и плюхнулся на задницу.

Кажется, реально подранок и нет сил драпать. Это было хорошо и одновременно плохо. Если б Воронович был не один, они б просто загнали хромого. А так, он может попытаться встретить преследователя. Варианты разные, но напрашивающийся, устроить засаду прямо на пути преследователя, азартно несущегося вдогон. Волчара, судя по впечатлению, битый и непременно проверится. А поскольку пострадал, долго драпать не станет. Получается идти теперь требуется осторожно, все время наготове и если ошибся в оценке, элементарно уйдет, пока ныкаешься от дерева к дереву. Не выход. Требовалось нечто нестандартное.

Не требовалось быть ищейкой, чтоб обнаружить начало следа. Когда скатился в овраг оставил заметную полосу из взрыхленной земли и разбросанного всяческого мусора, вроде старых, практически сгнивших листьев. И да, обнаружилась кровь. Совсем немного, однако никаких сомнений. А когда человек пересекал ручей, оставил хорошо заметные отпечатки подошв. Иван себя не считал всевидящим индейцем из романов Фенимора Купера, прочитанных в детстве, но кое-чему его учили. Не только звериные следы бы не спутал, но и убедился в хромоте. Ноги ставил человек по-разному, к тому же опирался на палку. Потом отступился на мокрой глине и плюхнулся на задницу.