Боги Яви. Шаман

— И откуда ты только свалился на мою голову? Цапля тебя, что ли, вместо лягушонка с болота принесла? Перепутала, видно! Матку твою, где теперь искать? Лес вон, за рекой, ни конца, ни края не видно, до самой земли Асии стелется зелёным ковром, через всё Белоречье, — старик тяжело повздыхал, поймал на голом пузе медвежонка пробегающую блоху и откинул её в сторону, подальше от себя. — Ступай-ка отсюда, поищи себе кормильца в другом месте. Эх, эх, эх! Где я тебе титьку-дойку тут найду? Может, погибла где она, а?.. В беду попала?.. Ныне вон зверюг тёмных из Нави сколько повылазило, тьма-тьмущая! Чего молчишь, косолапый?.. — но маленький косолапенький на поставленный стариком вопрос ничего не ответил, а только сладко зевнул и уже мирно спал. — Эх, беда пришла, беда... — прошептал старик, глядя задумчиво куда-то в зелёный, густой хвойный лес. Я даже проникся к этому старцу. Ну и не такой уж он и старик был, если приглядеться, крепкий такой старичок. Цепкий, прямо колючий взгляд, словно у лесной рыси, вцепится — не отпустит такой. Нос прямой, словно орлиный, таких людей сразу видно, породистые, жилистые они, да непростые, с такими лучше не связываться, а то самому худо будет. Да и в руках его, видно, пока сила есть, ладони вон мозолистые какие, широченные, такой леща даст — и голова с плеч, может, в своё время не только мотыгу держал. Да длинные, спадающие седые пряди волос, мытые и аккуратно вычесанные. Ветер подхватил седые пряди старика и кинул, играясь, мне их в лицо.

Гараун сидел в своём шатре, раскинутом на просторах земель Белоречья, на берегу реки Иртыш, которая своим величием и умиротворением, гипнотизируя волхва, уносила свои тихие воды, петляя, словно полноводная змея, по дремучим лесам и горам, унося его беспокойные думы строго на север. Терзаемый своими мыслями волхв чувствовал — что-то изменилось в этом мире Яви, что-то пошло не так, явь дрогнула, словно зыбкие пески, словно могучая река, которая, вздымаясь волнами, вторглась в бескрайние воды океана и переплелась с Навью, с незримой границей тёмного мира, где приграничные миры Яви дрогнули.

Гараун встал, встряхнул своей головой, тяжёлые думы давили плечи, словно два снежных великана. 'Надо бы пойти и ещё раз спросить Перуна Многомудрого, может, ответит?' — подумал волхв. — 'Ведь великая раса славян и ариев не может без благословения Великого Рода небесного', — Гараун прикрыл свои веки. — 'Что-то спину ломит, к непогоде, что ли?' — приоткрыв один глаз, глянул на прозрачное синее небо. — 'На горизонте ни облачка, неспокойно как-то", — волхв поёжился и закрыл свои глаза.

Тёмной ночью, когда луна Фатта ещё не взошла, а месяц не так ярко светил из-за туч, великий волхв брёл на гору Великого Капища, попробовать ещё раз связаться с многомудрым богом, а именно с Перуном-Громовержцем. Вскинув голову к небу, обвёл тревожным взглядом весь Сварожий круг, остановил свой взор на чертогах Макоши — созвездии Большой Медведицы, постоял немного, словно всматриваясь в неё, и уселся, поджав под себя натруженные за день ноги, на сырую траву, мокрую от ночной росы. Перед волхвом лежала небольшая каменная плита, на самом верху кургана, на межграничье светлых и тёмных миров. Гараун достал не спеша из котомки четыре самоцветных кристалла, выложил их на плиту, расписанную рунами Великих Асов, первых переселенцев на Землю, провёл ладонью по поверхности, смахнув мусор, принесённый за день ветром, и стал аккуратно вставлять кристаллы в неглубокие выемки, имеющиеся на алтаре.

Первым зелёный кристалл, символизирующий племя Харийцев, под цвет их глаз (первопредки Асы прибыли с планеты Троара, созвездие Ориона), был вставлен в неглубокую штольню.

Второй кристалл имел серый цвет, символизирующий цвет глаз племени Дарийцев (первопредки прибыли с планеты Рая, созвездие Малой Медведицы), последовал аккуратно во вторую штольню.

Третий кристалл, вставленный в штольню, имел голубой цвет неба, символизирующий племя Святорусов, прибывших с созвездия Большой Медведицы, планеты Земля Рутта в системе Солнца Аркольна.

И последний кристалл имел цвет янтаря, цвет огня, Гараун покрутил его в пальцах, словно любуясь, и аккуратно вставил его в последнюю штольню — символизирующий племя Рассенов, прибывших с созвездия Льва, планеты Ингард.

Волхв положил свои ладони на алтарь, чуть растопырив пальцы рук, алтарь низко загудел, он вскинул голову к звёздному небу, закрыл глаза, расслабился и замер, низкая вибрация прошла волной по всему телу, уходя куда-то в матушку Треглаву.

И спросил Перуна Громовержца

Волхв — Хранитель путей,

Ведущий через Врата Междумирья:

'Ты расскажи нам, наш мудрый Учитель,

Что происходит во СВАРГЕ ВЕЛИКОЙ,

И почему во МАКОШЬ И РАДУ...

Многие врата закрылись?

Небесные РОДЫ молчат союзных земель?

Не слышим ответа на ЗОВ МНОГОДОЛЬНЫЙ...'

('Книга Велеса')

Гараун замер, в его голове стали всплывать неясные образы, они путались и всё время смешивались, он попробовал напрячься, но ничего не выходило, только стало ещё хуже. Тогда волхв попробовал отстранить неясные видения и сконцентрироваться на созвездии Орла. Голова раскалывалась и горела огнем ещё больше, что-то волхву сильно мешало войти в транс, и это было с ним в первый раз... Через какое-то время волхв заметил, что объятая огнём голова стала уходить на второй план, боль уже не так беспокоит его виски, и через щадящую тишину он услышал ответ Многомудрого и содрогнулся!

— ЖРЕЦ!!! — словно прорвало ночное пространство, услышал он, Гараун вздрогнул: 'Так и поседеть можно!' — быстро пробежала мысль на задворках, тут же пробежала вторая, что он уже вторую сотню лет седой. Волхв улыбнулся и вслушался в зов...

Знай, Хранитель Врат Междумирья,

В Сварге ВЕЛИКАЯ АССА вершится...

В Макоши, в Раде, в Свати и в Расе

Ныне Великая Брань происходит,

В ней с Чужеземными воями Пекла

Светлые Боги из Прави

Вступили в жесткую Сечу...

Сваргу Великую они защищают...

И Мир очищают Чертог за Чертогом

От воинов Мрака из Тёмного Мира...

('Книга Велеса')

Гарауну стало как-то не по себе, он словно стал проваливаться в темноту, сознание волхва стало меркнуть, цепляясь за кусочки услышанных фраз, он понимал, что теряет сознание, и лишь последние слова Перуна-бога: 'От воинов Мрака из Тёмного Мира' — стучали молоточками по его вискам. Тук-тук, тук-тук.

Открыв глаза, волхв всмотрелся в ночное серое небо, это было уже не время Карачуна, и первые проблески Солнца-Ярила где-то на горизонте предвещали скорый рассвет. Перевернувшись на живот, он попробовал оттолкнуться от земли затёкшими руками, продрогшее тело не слушалось его, с третьей попытки ему всё же удалось подняться. Гараун встал, всматриваясь в первые лучи солнца 'Это война! — поразился он своей мысли. — Началась Великая Асса с Миром Пекла, и она мимо Мидгарда планеты Земля, вряд ли пройдет стороной. Ой-ёй!'

Волхв засеменил с Великого Капища, прямо вприпрыжку, стараясь рассуждать на бегу, перепрыгивая стоявший на пути небольшой камень: 'Надо собирать Великий Совет военных вождей всех четырёх племён Рода людского!' А ещё думал он, петляя как заяц: 'Есть место с силой великой на горе Алатырь, где дуб Рода Небесного вечнозелёный, чьи кроны вздымаются к небу, там, наверно, и можно будет получить благословение Великого Рода, только придётся кого-то отправлять туда. Ну, сначала на Ведьмину гору, к жрице богини Морены — Хельге. Ведь весь приграничный мир Нави — это её владения, граничащие с Мидгардом, а без её поддержки придётся собирать много воинов, пробиваясь к ней с большими потерями, теряя жрецов и молодых воинов, а они, я думаю, теперь все нам ох как сильно пригодятся! Ещё не ясно, какая жуть и какие твари к нам полезут из тёмного мира Пекла и сколько крови людской прольётся. Но сначала собираем Великий Совет четырёх военных вождей!'

Волхв зацепился за какой-то торчащий в утренних сумерках куст ночной рубахой, споткнулся о камень и полетел кубарем с холма по пыльной тропинке, причитая и вспоминая всех тёмных богов, собирая к тому же все острые углы, рождённые землёй-матушкой.

Он растянулся пузом на пыльной тропинке, подол рубахи Великого Волхва задрался, оголив округлый зад, и ночные охотники, комарики-кровопийцы, зная, что этой ночью им больше ничего не светит, своей возможности не стали упускать! Сознание волхва померкло, на откуп комарам... И меня из него вышвырнуло, словно по инерции полёта старика.

Что это было?.. Я так и не понял до конца, это его воспоминания, или я провёл с ним целые сутки. Уже раннее утро, и ночь стала покрываться сединой. Что я заметил — это медленно затухающие звезды, я, конечно, не знаток астрономии, но наши созвездия ещё немного помню, и это северное полушарие планеты Земля. А значит, я на Земле. То есть я, выходит, дома, только интересно, в каком времени? Я заметил рядом лежащего без движения старика, всё же это не его память, а значит, я какой-то отрезок времени был с ним. И сколько прошло времени? А вдруг год! Я в панике заметался по крутому кургану, как муха над этим самым, в поисках дороги домой и, желательно, в своё время. Эй, а как назад?.. Засада! Так, стоять и не паниковать. Что там шаман говорил на этот счёт? А ну, вспоминай! Его игра на варгане — это для меня дорога домой. Красавчик!..

Так, а откуда я вышел? Курган, тут же мне помогла моя услужливая память. Мигом на курган, и я уже тут. Я представил, что я сижу в Карелии, перед догорающим костром. Где-то уныло завывал шаман, словно пел в лесу одинокий волк. В моей голове послышалась, на самых её задворках, слабая вибрация, вроде зуда комара. Ты его слышишь, а поймать не можешь, что и я попытался сделать. Но только я сосредоточился, как она стала от меня ускользать. Я попробовал ещё раз, но с тем же результатом. Ой, как нехорошо. Нужно попробовать ни о чем не думать, а особенно об этой вибрации. И только я расслабился, стараясь от неё отстраниться, как тут же она, словно родник, который пробивает себе дорогу через камни, стала пульсировать в моём сознании. 'Ещё немного, ещё чуть-чуть, последний бой, он трудный самый. А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму'. И только она стала максимально звучать в моей голове, как я отпустил своё астральное тело в свободный полет. 'Земля, прощай!' — и мне показалось, что она ответила: 'В добрый путь...' — и я понял, что это для меня мой облепиховый куст.

Утром у нас у всех было экстренное совещание, как говорится, разбор полётов. А полёт был, точнее, с моей стороны залёт. Меня тут не было восемь суток! И только один вопрос у всех был написан на лице: 'Где ты, сука, шлялся всё это время?!.'

— А я тут при чём?.. — сразу стал отмазываться я. — Занесла нелёгкая!.. — последний шаман Сибири сидел передо мною и отсвечивал сизым, свеженабитым фонарём, с чувством выполненного долга.

— Якут, я не хотел..., оно само так получилось!..

Мишка как-то не совсем радостно мне улыбнулся, передний свистящий зуб у него отсутствовал. 'Ох и тяжёлая рука у нашего Градомира, мать его!..'

Глава 7. Праздник к нам приходит

Крик стоял во дворе такой, что, наверное, весь лес слышал. Как только Градомир над нами не изгалялся, в основном, конечно, надо мной, Якут-то своё уже получил, судя по его довольной морде.

— Да ты наглая морда!

'Интересно, это он на что намекает?'

— Да я вам жопы на британский флаг порву!.. Да вы два мудака конченых!..

'Почему это сразу конченых? Они что, уже все в нашей стране закончились? Что-то я в этом сильно сомневаюсь...' Град пучил глаза и брызгал на меня своей слюной. 'Вот если бы выжать всё его добро из моей бейсболки в тазик, то, думаю, наверное, хватит целый самовар чаю заварить'.

— Ты идиот... — леший разорялся, наверное, уже битый час и всё не мог никак успокоиться.

— Да, Град, я всё понял, всё осознал, сам знаю, что виноват, — постарался изобразить раскаяние на своём лице. — Ну если бы не было таких, как я, то откуда Достоевскому взяться?

— А если бы из волхва дух не выбило?.. — он всё гнул в свою сторону и не унимался. — Что? Всю свою жизнь бобылём просидел в нём, пока дед к праотцам не отправился своим! А помер бы он вдруг, сам бы на своей шкуре почувствовал, как это — на погребальном костре запекаться. Волхв бы тебя так сразу не выпустил... Сидел бы в нём, пока он в серый пепел не превратился на кострище своём, а радости поди мало в этом. — У Града аж липкая пена по усам текла. — Я уже для тебя осиновый кол приготовил, дурень!.. — гавкнул на меня злой пушистик и быстро притих, видно, сболтнул лишнее.

— Какой-такой ещё осиновый кол?.. — удивился я. — И для чего?

— А для того!.. — фыркнул леший. — Чтоб вас, иродов, по горбу с Якутом им перепоясать, да желательно вдоль, да покрепче и с оттягом! — Град устало уселся на лавку рядом и гулко выдохнул.

'Уморился глотку драть наконец'.

— А если бы ты из Нави вернулся перерождённым?.. — он на мгновенье замер.

Я вопросительно глянул на Мишку, Якут стушевался и отвёл глаза. 'Ой, чего-то темнят эти лесные партизаны из Минска, ой темнят...'

— Я чего-то недопонимаю?.. — обвёл всех удивлённым взглядом и глянул косо на лешего.

— Тёмные миры, Серёга, разные бывают, и наша вселенная велика и непредсказуема, — уже более сдержанно продолжил Град, — есть в ней не только миры физические, как наш, например. Но и, бывает, встречаются в ней миры просто жуткие, низшие, энергетические, не поддающиеся никакому рациональному мышлению для Явных и несколько не похожие на наше с тобой представление о разнообразной жизни нашей вселенной. Есть в нижних мрачных мирах существа, которые всеми силами стремятся попасть оттуда к нам, они паразиты, и некоторые из них приходят в наш мир именно таким интересным для нас способом. Если живой ушёл в Навь астральным телом и попал в паскудный мир, его сознание там перерождается, оно становится другим. А это значит, что в мире тёмных родилась новая энерготварь.

Все присутствующие подозрительно молча сидели за столом и синхронно кивали, словно китайские болванчики.

— Ты как личность там погибаешь. Ты больше не ты, ты стёрт, они словно энергетические черви, которые пожирают твою душу и делают в ней свою кладку. Ведь твоя душа не бессмертна в том мире, твари её поедают и тебя как Азьм больше не существует. Ты для них всего лишь корм. А потом эта энергетическая сущность, когда полностью сформировалась в твоей душе, возвращается на девятый день в тело бывшего хозяина после своего перерождения, и если её не остановить, то это порождение пекла становится вурдалаком, — Град притих.

— Японский городовой! — я был в шоке и такого от друзей не ожидал, хмуро обвёл всех взглядом. — То есть, если бы я пришёл в себя именно на девятый день, то вы бы меня осиновой палкой закололи, как свинью?! — я заёрзал задом на деревянной скамье.

— А ты и есть свинья! — эта волосатая гадюка ехидно оскалилась.

— В смысле? — не понял я юмора.

— А в прямом! — и леший указал на мой свисающий на кожаном шнурке оберег. — Свинья — она и есть свинья! И ведёт себя по-свински, жирная, мордатая, вон какая, по восемь розовых сисек аж с каждой стороны...