Боги Яви. Шаман

— Я вижу, вы уже познакомились! — раздался весёлый голос Васьки. Он шёл к нам упругой походкой, приветливо махая рукой.

— Угу... — издал я не понятный звук, вспоминая свой недавний позор, трусы только постирать осталось после знакомства этого. Но я промолчал.

— Я так и подумал!.. Гы-гы-гы! — Васька ехидно ухмыльнулся — видимо, почувствовал мои внутренние переживания. — Я тоже, когда увидел первый раз его настоящий облик, чуть в штаны себе не наложил, — и он хохотнул, потрогав машинально то место, куда должен был наложить.

— Градомир! — он обратился к лешему. — Заканчивай людей пугать.

Градомир тут же накинул на себя кулон и снова превратился в неказистого мужичка по имени Кузьма. Прям трансформер какой-то!

— Дядь Кузьма! — подал голос маленький Колька, утирая рукавом рубашки зелёную соплю. — А где Кукуня? — пискнуло это чудо природы.

— Так тут был, шельмец, где-то! — отозвался Кузьмич, указывая под стол. И Колька шустренько нырнул под него, как окунь в воду.

Кукуня, видимо, был знаком с этим сорванцом, выскочил из-под стола и бросился от Кольки наутёк во всю свою звериную прыть. Малой выскочил следом за ним и вдарил так, что только пятки сверкали.

— Кукуня, стой! — кричал убегающий орчонок.

— Бедный зверёк! Ему своих собак в деревне мало? — донёсся справа от меня чей-то приятный, мелодичный женский голос. Я оглянулся. Передо мной стояла довольно симпатичная женщина средних лет, карие глаза, приятная внешность, ничего особенного, одним словом, очень милая и, видно, хозяйственная. Просторное розовое платье, и аккуратно повязанный на голове белый платок украшал её голову. Как-то всё это выглядит для меня по-настоящему, словно я в далёкое детство окунулся, в свой хутор, прям доярочка. Глядя на неё, глаз радуется.

— Галина, — представилась она. — Князь..., — она вставила при этом многозначительную паузу, склонив голову, и кинула украдкой косой взгляд на Кузьмича. Кузьмич еле заметно кивнул, всё так, мол...

— Это моя семья, — отозвался Васька и как-то даже вытянулся, словно рядовой перед сержантом в учебке.

Я психанул и подскочил с лавки.

— Ну какой я вам князь?! У меня из всех достоинств, которые есть, — это то, что я пердеть громко могу!

Раздувая ноздри от негодования, я сел на место. И народ не выдержал, заржал, даже Галина с дочерью Машкой отвернулись от своего князя и тихо посмеивались надо мной, убогим. Краем глаза я заметил, что на Гале висит такой же аккуратный кулон на золотой цепочке.

— Заладили: князь да князь, — буркнул я.

— А без своей челяди князю никак нельзя! — вставил Васька. — Галя займётся кухней! Кузьмич вроде хозяина и в одном лице твой, Серёг, телохранитель и опекун. Ну, и я на подхвате, если чего, как верный твой оруженосец буду. Унести, принести, налить, подать. Солнышко... Гы-гы-гы!

Я обиженно раздул свои щёки, были бы сопли, выдул бы, наверное, огромный пузырь размером с Луну. Внимательно осмотрел эту собравшуюся компанию, то ли они и впрямь верят в то, что говорят, то ли тупо стебутся надо мной, блаженным. А ведь над дурачками смеяться — грех, всегда так было, даже немцы не смеялись над такими, как я.

Взгляд мой упал ещё на одного персонажа из этой компании.

— А это что за африканский пигмей такой!?

Пигмей метрового роста, с узелком на палке, перекинутой через плечо, чапал по зелёной лужайке, ворча себе что-то под длинный нос, направляясь на задворки дома лешего, абсолютно не обращая ни на кого внимания.

— Это наш банник, Федот, — пояснил Васька. — А как же без него? Красно солнышко! — и наглая серая морда расплылась в ехидной улыбке, сверкнув при этом своими клыками.

Понемногу выходя из транса, в который меня ввёл леший своим первозданным обликом, я стал приходить в себя. Видно, моя нервная система включила определённую защиту. Чур, я в домике, я и так у мамы дурачок, чтобы не растерять, видимо, последние здравые капли рассудка. И я поймал даже какой-то азарт и подыграл орку.

— А почто домового нету? Почему только банник? Где стервец? — и я важно упёр руки в боки, вжал своё пузо и выпятил вперёд грудь, ну хоть немного сравнять свои мышцы.

Васька сразу же сообразил и стал подыгрывать.

— Не вели казнить, княже! Вели слово молвить! — И он заговорщицки подмигнул мне, играя на публику. — Никак их вместе оставлять нельзя, иродов таких, Федот с Бахчой больно азартные. Всю ночь напролёт в танки взводом играют. А к утру бороды свои козьи рвут друг другу до крови. Такой ор и гам поднимают во всей округе, что житья от них, бешеных, всей деревне нету! — орк слегка поклонился.

— Ну, тогда ладно, — благосклонно согласился я. И поймал себя на мысли, что мне очень охота посмотреть на столь уважаемого домового Бахчу. А что теряю? Клиника и так моя...

— После последней драки они порознь в чуланах сидят, так сказать, под домашним арестом. А этого арестанта староста деревни выпустил, раз он князю понадобился. Но, скажу вам, ваше сиятельство, банник он отменный. Как говорится, от бога, — орк разогнул спину.

— А староста кто в вашей деревне?! — удивился я.

И тут же увидел на хитрой широкой морде ответ.

— Ты что там, в деревне, самосуд устраиваешь?!

Васька пожал невинно плечами.

— А мне что, князь, прикажешь на них ОМОН вызывать! — и он ухмыльнулся.

Моя нервная система не выдержала такой нагрузки, когда я постарался представить эту картину.

Два пигмея катаются по пыльной дороге, вцепившись друг другу в козьи бороды, громко орут и дубасят дружку почём зря. А вызванный дежурный наряд ОМОНа старается их растащить: 'Руки за спину, я сказал! Ноги на ширине плеч! Браслеты на домового! Век свободы не видать!' Всё, думаю, тихо шифером шурша, крыша едет не спеша. Истерика моя была недолгой, минут десять. Придя в себя, увидел, что моё окружение само собой понемногу рассосалось. Миловидная Галина со своей дочкой Машкой ушла на кухню Кузьмича. Васька чем-то стучал по любимому нашему автомобилю, а Колька-индеец, вёрткий змей, старался хоть кого-нибудь изловить. Кукуня куда-то быстренько сделал лапы, а маленький Кулёма прикинулся ветошью на поленнице, стараясь не отсвечивать, уже не так сильно пугаясь меня, а всё время держался как можно ближе. Вдруг пронесёт? А нет, не пронесло... В общем, все были при деле, выходит, кроме меня.

А передо мной сидел всё тот же Кузьмич и задумчиво почёсывал свою бороду.

— Успокоился, — как-то сочувственно сказал он, я кивнул, утирая слезу. — Мне надо отъехать на три дня. А ты, Сергей, останешься с семьёй орков, — он почесался. Я теперь понимаю, почему он всё время почёсывает себя. 'Чтобы тебя насмерть загрызли!' — Надо бы кое с кем переговорить и посоветоваться. И он задумался. Как говорят, ушёл в себя, вернусь нескоро. Я тоже, глядя на него, замолчал. Кузьмич заёрзал на лавке: видно, его тяжёлые думы не давали ему покоя, словно рой пчёл.

— На тебе печать его. Но ты не Олег. Как так? — видимо, он размышлял вслух. А что я мог сказать? Я лишь мог пожать своими плечами. — Вот и я не знаю. К тому же твоё появление, как князя Мидгарда, влечёт за собой большие перемены для всех нас. А обычно это была всегда война.

Он замолчал. Я слушал Кузьмича внимательно, но по этому поводу пояснить ничего не мог. Ибо я просто ноль...

— Ты проводник силы его, и только ты можешь благословить души погибших и отправить их в Ирий. Ты — словно маяк на этой планете, искра его жизни. Пока ты тут, вся огромная многонациональная Вселенная знает, что пока ещё этот мир не пал перед силами Пекла, пока этот мир ещё держится и не сломлен. Что жизнь планеты ещё теплится в лучах Ярила-солнца и для всех нас ещё есть надежда. Маленькая, но есть. А сейчас мне пора, Сергей, не скучай.

И он встал, направившись к старенькой 'Ниве'.

— Васька! — крикнул он орку. — Отвези меня в город!

Блин, прямо 'Звёздные войны' какие-то!

Вот, как-то так! Остался я со своими тяжёлыми мыслями один на один, горе горевать.

Покрутив своей головой, убедившись, что 'князь' больше никому не нужен, направился в дом лешего. Гостиная у Кузьмича была огромная, ну и неудивительно, судя по его второму облику. Просто одно большое помещение, всё в одном: и прихожая, и кухня, и холл, где ваш покорный слуга кинул свои старые кости на скромный старенький диван. Второй этаж имел две небольшие уютные спальни. Галина стояла у стола и что-то весело себе под нос щебетала, замешивая тесто. Я завозился у себя в углу, доставая свой тубус со снастями, тем самым привлёк её внимание.

— А, Сергей! Это вы? — пропела она. — На ужин будут вареники с картошкой и грибами.

Она мило улыбнулась мне. Приятная женщина.

— Сто лет не ел их, последний раз мать готовила, когда я был у неё в гостях, — промямлил я. — Она у меня на это дело мастерица.

И при этих словах мне стало на душе ещё гаже. Давненько я у родителей не был в гостях, совсем забыл их с этой работой. Мда... Как они там сейчас? Не знаю...

— Надеюсь, будет не хуже, чем у вашей мамы! — ответила она. — Не грустите, Сергей, всё наладится, вот увидите.

Её б слова, да богу в уши. Прямо чувствую пятой точкой своей: как начнёт налаживаться, всем чертям на этом свете тошно будет.

— Я к озеру, на разведку, — кинул ей через плечо и вышел во двор. Шёл не глядя, петляя по тропинке, ведущей меня куда-то вниз с этого зелёного склона, не обращая ни на кого внимания, полностью ушёл в свои мысли. Глубоко, глубоко! Лишь Кукуня, словно в сказке, бежал передо мной, то гонялся за пёстрой бабочкой, то за своим хвостом, только вместо клубка с нитками по тропинке катился комок живой шерсти. Через пять минут мы вышли с Кукуней к озеру. Озеро меня сразу впечатлило. Разглядывая эту неземную красоту, я даже забыл о своих заботах. Небольшая лагуна простиралась метров на сто вперёд, а за ней водный простор отражал голубой небосвод в зеркально-чистой красоте озера. Озеро раскинулось своей гладью, отражая вековые деревья на его скалистых берегах. И от этой первозданной красоты природы ты просто немеешь. Невероятная архитектура природы! Огромные тысячелетние серые мегалиты, словно чудовищные черепахи прошлого, выползли погреться под северным солнцем, обрастая со временем по своим бокам вечнозелёным мхом. А небольшая заводь, с каким-то красным оттенком воды, словно это сама кровь земли, создана, чтобы в неё хотя бы на минуту погрузить своё изможденное тело. Я прислушался к тишине. Где-то недалеко прыгнул полосатый разбойник, гоняясь за многочисленным мальком. За горизонтом прокричала одинокая чайка. Рядом пыхтит, роясь в песке, неугомонный хорёк. И всё это накатывает на тебя волнами и шепчет тебе, вкрадываясь в твоё сознание: 'Оставь всё там, все свои потуги, скинь ненужный груз со своих натруженных плеч, прочь, червь сомнения, который грызёт тебя изнутри, сядь, посиди со мной. Отдохни. Я — природа! Я твоя мать!' И я присел, скинул свою обувь, бросил под ноги тубус, уселся ровно посередине небольшого пляжа, на тёплый песок. Где-то недалеко ухнул сыч. Я оглянулся. На ближайшей сосне сидел лупоглазый Филимон, я помахал ему рукой, приветствуя. Птица кивнула — может, случайно, не знаю. Я подобрал веточку и поводил ей по золотому песку, стараясь вывести своё имя. Кукуня тут же взвился, встав в стойку хитрого мангуста. Я пошевелил ещё, и этот бесстрашный хищник нанёс смертельный удар сухой ветке, вцепившись в неё своими зубами, чем насмешил не только меня, но и умную птицу. Тоже мне, Рикки-Тикки-Тави доморощенный нашёлся.

— У-у-у, — послышалось где-то рядом.

— А, и ты здесь? — я оглянулся на Кулёму. Метрах в трёх от меня сидел лесовик.

— Понятно!.. От Кольки сбежали, значит.

— У-у-у! — донеслось от лесовика. Если бы не видел его раньше, в жизни не заметил бы, пенёк пеньком. Так что, если где встречу огромный пень в лесу, а они вырастают до трёхметрового роста, лучше обойду его стороной, мало ли что, от греха подальше. Пока Кулёма смотрит на меня своими зелёными глазами — лесовик. Как закрыл их — всё, нет его, сухая деревяшка по имени Наташка. Это я так, к слову. Удивительный мир!.. Жалко, многим нельзя его увидеть, телевидение такое не передаст, оно доводит до нас больше информацию, а это надо прочувствовать, этим надо дышать. Так и сидели все вместе втроём около часа, пока хорёк не выдохся и не растянулся на тёплом песке. А я всё думал о жизни своей нелёгкой. Ну, кто я теперь? Вождь?.. Князь?.. Или Олег?.. Бред сивой кобылы! Я с трёх лет себя хорошо помню. Своих родителей. Первый класс. Школьных друзей. Службу в армии, потом свадьбу. Рождение сына, потом рождение дочери. Тяжёлый развод. Позже уехал в Питер. Работа. Кстати, хорошая! Новые знакомые, новая жизнь, новые друзья. А тут на тебе, салам вам пополам. Олег, здравствуйте! Чушь полная! Я рождён Сергеем, так назвал меня мой отец. И я буду им. А кому не нравится — да пошли они все!.. А для всех остальных — называйте меня как хотите, хоть горшком, только в печь не ставьте. А вот насчёт печи как раз и было у меня сомнение. Тоже мне, умники нашлись! Ты единственный благословлен богами! — я передразнил лешего. — Только ты можешь отправить в Ирий души погибших воинов! — я поднял руку и протянул её в сторону озера. — Благословляю вас!..

И я повторил знакомый жест одного пирата из кинофильма, Джека Воробья, шевеля пальцами, представляя себя Папой Римским.

Ой! Или у меня в глазах зарябило, или кто-то свет притушил. Лёгкая дымка, словно туман, запестрила золотой сединой, в радиусе где-то двадцати метров от меня, в сторону озера. В ту сторону, куда я указывал своей рукой. Мягкий золотой свет, еле заметный, словно утренняя морось упала на водную гладь. Я протёр глаза.

— Ты это видел?! — я толкнул Кулёму.

— У-у-у! — подтвердил лесовик.

Я вскочил и подошёл к берегу, чтобы поближе разглядеть это... Сыч тоже хлопнул крылом, обозначив своё присутствие.

— Собачья печёнка... — прошептал я в сердцах, стараясь рассмотреть этот золотой дождь, который, словно лёгким покрывалом, накрыл эту заводь. Метрах в пятнадцати от меня что-то в озере глухо булькнуло, словно вспучило гору. Огромный полуметровый пузырь всплыл из глубины озера, выпуская из себя седого джинна сизой бесформенной дымкой. Я замер, чтобы невольным колебанием воздуха её не спугнуть. 'Главное, чтобы оно меня не вспугнуло!..' — подло закралось в мою голову. Сизый дым был похож на облако в миниатюре, которое зависло над прозрачной водой, клубясь, будто маленький спрут, протягивая ко мне свои белые легкие щупальца.

— Ущипните меня кто-нибудь, — выдавил я из себя.

— У-у-у! — отозвался лесовик и сильно меня ущипнул за попу. 'Ну вот, теперь синяк будет'.

Из облака стали вырисовываться человеческие черты лица, чьи-то невидимые руки создавали из этого тумана седоусого сурового воина. Вот уже показался древний шлем, прикрывая седую голову этого густого марева, а вот появились длинные его усы, кончики которых дотронулись до прохладной воды. Потом лоб, который, как мне показалось, хмурится, и вот уже полностью сформировалась лицо немолодого воина, которое строго смотрело прямо на меня: Побеспокоил, мол... Я автоматически отшатнулся подальше от сердитого взгляда. Грозное лицо воина, словно иллюзия, минуту любопытно разглядывало меня. А потом дымка дрогнула, будто от небольшого порыва ветра, но мне на мгновение показалось, что грозный воин благодарно кивнул мне вслед, и его пепельные губы еле слышно прошептали, улыбнувшись: 'Я погиб за Р-у-у-у-с-ь...' И он растаял, словно ничего и не было над этим озером. У меня просто мороз по всей коже. А вот теперь точно засада!.. Можно кричать ка-ра-ул! И я приземлился пятой своей точкой на прогретый солнцем песок. Ну, что я вам могу сказать по этому поводу?.. Слов нет, одни слюни. Я, наверное, скоро гавкать тут с ними начну. Гав-гав! В общем, посидели все вместе втроём, посовещались и решили больше так не делать. А то у дяди Серёжи скоро нервный тик на два глаза будет. Смех, конечно, смехом, а вот теперь я крепко призадумался, игрушкой в руках бессмертных богов быть как-то не хочется. Чуйкой своей прямо чувствую, ничем хорошим для меня это не закончится. К тому же, я своей любимой чуйкой сел на что-то мягкое и тёплое.