Волчица и пряность. Том 2

При каждой встрече с главой отделения Лоуренсу приходилось выслушивать подобные присказки. Когда он ещё был учеником у своего родственника-торговца, ему казалось, что над ним насмехаются, и это всегда злил его. Теперь Лоуренс уже не помнил, с каких пор он научился отвечать на это, не задумываясь, со спокойной улыбкой. Не спеша ответив, он на миг остановился, соединил пятки, выпрямил спину и пошёл к стойке.

Сидевший за стойкой широкоплечий мужчина, увидев это, хлопнул себя по лбу и рассмеялся:

— Э, твой рот справляется всё лучше. Что ж, сынок, ты вернулся.

— Пожалуйста, кончай это с "сынком", — криво усмехнулся Лоуренс.

— Похоже, ты что-то вякнул. Все в торговой гильдии Роэн — мои дети, — ответил глава будничным тоном. — Я даже знаю про каждый твой раз, когда тебе доводилось обмочиться на ночёвке в дороге. Господь учит, что хороший отец должен хорошо знать своих детей. Или рассказать, как ты с дружками утащил выручку, чтобы, трясясь, пойти в бордель?

— Понял, понял. Я великого отца Якоба Тарантино сын по имени Крафт Лоуренс.

— О-о, Крафт. Так, в этом году ты впервые вернулся в свой дом в Рюбенхайгене. Как обстоят дела у родных в других городах?

Как всегда, напористость Якоба вызывала в душе Лоуренса ощущение болезненного тепла, это как выпить чего-то крепкого. Гильдия — это кусочек родины посредине чужого города. Столь напористое гостеприимство можно встретить лишь на родине.

— Благодарение заступничеству святых — кажется, у всех всё благополучно.

— Вижу-вижу. И раз ты побывал у этих родственников, твой пояс, вероятно, обременён тяжестью монет. А если твой кошель слишком тяжёл, можешь и штаны потерять. А останешься без штанов, это не понравится дамочкам. А пока что ты всё же одет. Так?

Добавлять он что-либо не хотел, и Лоуренс сам ответил со смехом на это понуждение внести пожертвование:

— Слышал, что с возрастом становится труднее разбираться с небольшими числами, но это уж ты разберёшься с первого взгляда, — и он без раздумий достал десять серебряных монет из кошеля на поясе и положил и выложил их стопкой на стойку.

Если бы он из скупости ограничился бы двумя-тремя медяками, ответом была бы гневная тирада главы, пересыпанная проклятиями. К тому же Лоуренс был не против произвести впечатление на главу, а прибыль от перца была и так очень большой.

Якоб довольно рассмеялся при виде такой щедрости, являвшейся к тому же отражением деловых способностей Лоуренса.

— Ха-ха-ха-ха, маленький ссыкунец выкладывает передо мной серебряки? Перепало мне немного такого счастья.

— "Ссыкунец" — это явно лишнее.

— Как по мне, ты всё ещё ссыкунец, — пожимая плечами, снова рассмеялся глава. — Значит, надо полагать, у тебя есть дело, раз ты припёрся в такое время. И, похоже, за свидетельством.

— Да.

— Я хочу, чтобы ты стал таким торговцем, чтобы все тряслись от одного твоего имени.

— Надо же, право слово, — сквозь смех произнёс Лоуренс и, припомнив кое-что, сменил тему. — Кстати. Возможно, кому-то из гильдии надо попасть в Рамтору.

Якоб, доставший перо с чернильницей, приподнял бровь и посмотрел одним глазом на Лоуренса.

— Не спрашивай о подобных глупостях.

— Да нет, я придумал, как попасть в Рамтору короткой дорогой, я бы просто взял за это чуток денег.

Взгляд Якоба замер на пару мгновений, а затем метнулся к Лоуренсу. На губах главы отделения заиграла улыбка.

— Ха-ха. Это ты насчёт той пастушки.

От изумления Лоуренс чуть не ахнул, но если поразмыслить, почему бы торговцам Рюбинхайгена не знать о Норе, с юных лет работавшей здесь пастушкой? Раз так, ничего удивительного в том, что на такую возможность уже кто-то среди торговцев набрёл. Якоб это тут же подтвердил:

— Нашлось немало тех, кто подумал о том же, что и ты. Особенно сразу после появления новой дороги, у которой бродила та девчонка. Однако никто не связывается с этим и не обращается к девчонке с просьбой проводить их. Думается, ты знаешь причину.

Это было сказано спокойным тоном, меж тем рука главы продолжала заполнять бумагу текстом, Лоуренс посмотрел на него и вздохнул:

— Вероятно, это невыгодно.

Якоб кивнул и поднял на Лоуренса взгляд.

— Единственная, кто бродит по тем местам и возвращается невредимой, — эта девчонка. Среди горожан эта смазливая пастушка имеет репутацию настоящей феи, но, кажется, тебе не надо говорить, что об этом думает Церковь? Не хочешь влезать в дерьмо запутанных проблем Церкви, так и не влезай.

Якоб макнул перо в чернильницу, насмешливо усмехнулся и снова перевёл взгляд на бумагу.

— Фея Нора из тех девчонок, что тебе нравятся, но я плохого не посоветую. Отступись.

Якоб говорил сейчас в той же манере, в какой приветствовал Лоуренса при встрече, но поскольку произнесённые слова в какой-то мере попадали в цель, Лоуренсу оставалось лишь криво улыбнуться в ответ.

— Что ж, свидетельство, надо полагать, предназначено кому-то. Или, может, оставить свободное место?

— Нет, впиши, пожалуйста, гильдию Ремерио.

Якоб на мгновение замер. Потом посмотрел на Лоуренса взглядом торговца.

— Ремерио, значит... Продавец определил получателя, вероятно, ты покупал в долг.

— Верно. Из Поросона, а что такого?

После вопроса Лоуренса жёсткое выражение покинуло лицо Якоба с быстротой рыбки, удирающей от края пруда.

— Эмм... Ну, доберёшься — узнаешь... Твоё свидетельство.

Торговец, впервые посещающий какой-то торговый дом с целью продать свои товары, сталкивается с одной раздражающей неприятностью: ему предлагают низкие цены, поскольку не знают его. В городах поскромнее, вроде Поросона или Паццио, подобное случается реже, но в больших городах вроде Рюбинхайгена, где торговые дома и гильдии имеют тесные налаженные связи, подобное встречается сплошь и рядом. Это потому что в таких местах крупная торговля вполне обычна, и мелкие торговцы здесь сродни дорожной пыли. И чтобы не дать себя облапошить, торговцу следует обозначить свою принадлежность к определённой гильдии. Прикрывшись её именем, можно рассчитывать на достаточно уважительное отношение.

— Что ж, торговая гильдия Роэн пребывает под покровительством святого Ламбардоса. Да пошлёт он тебе удачи.

— Ага... — растерянно ответил Лоуренс, принимая бумагу, удостоверявшую его принадлежность к торговой гильдии Роэн.

Якоб явно что-то недоговаривал. И опыт подсказывал, что на расспросы он отвечать не станет. В таких случаях следует немного подумать или разузнать самому, чтобы узнать об этом.

Но что бы это могло быть?

— Доберёшься — узнаешь. И потом, ты это ты. Ты, надо полагать, повернёшь всё в лучшую сторону.

Слова Якоба не могли не встревожить Лоуренса, но если что-либо узнать можно было, только отправившись туда, нужно было идти. Вероятно, изменились цены на какие-то товары, из-за чего дела в торговом доме Ремерио ухудшились. И потому Лоуренс прекратил попусту раздумывать, поблагодарил Якоба и развернулся на каблуках в сторону двери на улицу. Раз он приобрёл товар и приехал сюда его продать, нечего в самый последний момент думать ещё о чём-то.

Лоуренс уже взялся за дверную ручку, когда его остановил голос Якоба. Обернувшись на голос, он наткнулся на по-настоящему довольную улыбку главы.

— И ещё, тебе пока рано тратиться на девушек. Даже робкая фея Нора тебе не по силам, а спутаешься с городской девушкой, твои доходы тут же сойдут на нет.

Конечно, в стене были окна, но лишь богатые гильдии могли их застеклять, здесь же на раму была натянута пропитанная маслом льняная ткань. Свет через неё кое-как проходит, но увидеть, что на улице, возможности не было. Но всё же Якоб, похоже, знал о Хоро за дверью. Его проницательность доказывала, что первому попавшемуся человеку управлять отделением гильдии в чужой стране нельзя.

— Без должного возмещения я не стану тратиться.

— Хах-хах-ха, маленький ссыкунец научился говорить.

Лоуренс, открывавший дверь, оглянулся и лишь криво усмехнулся в ответ, а потом закрыл за собой дверь, отделив ею себя от насмешек Якоба. Общение с такими людьми как Якоб напоминало Лоуренсу о том времени, когда ему, ещё мальчишке, не терпелось поскорее обойти других торговцев постарше. Это навевало приятную, с некоторой горечью грусть и вызывало в нём зуд, какой чувствуется, когда отморозишь что-нибудь.

Я ещё слишком молод, — подумал он в глубине души и перевёл взгляд вниз по лестнице как раз в тот момент, когда Хоро, сидевшая на нижней ступеньке, обернулась на него.

— О, вышел. Это мой спутник, — сказала, указывая на Лоуренса, Хоро.

Обращалась она к двум юношам, стоявшим перед ней и походившим на подмастерьев. Им было лет пятнадцать или, может, шестнадцать, что соответствовало внешнему облику Хоро. В руках у них были какие-то вещи, вероятно, они исполняли поручения своих хозяев. Услышав слова Хоро, оба юнца, которым ещё только предстояло в первый раз побриться, бросили на Лоуренса неприязненный взгляд. Ситуация была чревата лишними хлопотами, и Лоуренс слегка вздохнул. Его вздоха хватило, чтобы вспугнуть юнцов.

Положение и доходы подмастерья и торговца, состоящего в гильдии, несопоставимы. Юноши-подмастерья заговорили с оставшейся в одиночестве Хоро, но, похоже, поняли, что с Лоуренсом им не справиться, и с его появлением они поспешно ретировались.

— Ху-ху. Как мило. Называли прекрасным цветком, розой и как-то там ещё, — засмеялась Хоро, глядя вслед убегавшим юнцам.

Лицо Лоуренса болезненно исказилось.

— Не слишком заигрывайся с ними. Подмастерья подобны голодным псам. Вмиг утащат тебя.

— Если снова утащат, ты же спасёшь меня? Разве не так? — отвела Хоро с искренней улыбкой на лице.

Лоуренс ощутил определённое удовольствие от её слов и ответил со всей серьёзностью:

— Да, я снова спасу тебя.

Хоро, не переставая улыбаться, поднялась со ступеньки.

— Ну, а в итоге это я спасла нас.

Она опять взяла верх над ним.

Лоуренс прикрыл рукой себе рот да так и сошёл по каменным ступеням, Хоро, хихикая, тут же обняла его правую руку.

— Я не знаю, какого возмещения ты ждёшь, но сейчас мне бы хотелось, чтобы ты потратился на меня.

— Похоже, ты всё слышала...

— Мои миленькие ушки слышат даже, как ты сдвигаешь свои брови. И кстати, тебе, кажется, нравятся светловолосые?

Хоро вдруг перескочила на другую тему, продолжая говорить размеренно и неспешно.

— Э?.. — вырвалось у Лоуренса, и Хоро, чуть помедлив, продолжила:

— Возможно, тебе нравятся несчастные. Или же те, кому приходится нелегко. Или же пастушка и впрямь такая умелая.

Слова следовали одно за другим, словно лопались верёвки подвесного моста. Лоуренс в испуге бросил на Хоро взгляд — она продолжала улыбаться.

Её улыбка пугала сильнее всего.

— Постой, глава отделения Якоб просто всегда говорит что-нибудь такое при встрече. Говорит такое при любой возможности. Я — наоборот...

— Наоборот?

Пристальный взгляд Хоро говорил: ты не сможешь солгать мне.

Лоуренс, ощущая, что почва уходит у него из-под него, мог лишь ответить честно:

— Это... я полагаю, Нора тоже немного хорошенькая. И разговаривать с ней — не скажу, чтобы было неинтересно. Однако, тем не менее, я всё же не начал относиться к тебе хуже или что-то такое... Ни в коем случае.

Говорить это было настолько неловко, что он был не в силах смотреть на Хоро. Лоуренс с рождения не говорил ничего подобного. Но ему удалось кое-как договорить и, глубоко вдохнув, немного успокоиться, потом он поднял глаза на Хоро. Лёгкое удивление плавало в её глазах.

— Я лишь пыталась немного поддразнить тебя...

Лоуренс почувствовал такой стыд, что начал свирепеть, но радостная улыбка Хоро, обращённая к нему, избавила его душу от этого яда.

— Я даже не думала, что ты на самом деле скажешь вот так. Я... я так рада.

Её взгляд в смущении опустился, она со всей силы прижалась к руке Лоуренса, которую она обнимала прежде. Происходившее сейчас не было похоже на деловые переговоры, на которых стороны пытались обмануть и перехитрить друг друга, в этот момент проверялось, насколько они вдвоём стали ближе друг другу.

Лоуренс безотчётно протянул левую руку, чтобы положить на спину Хоро, однако встретил только воздух. Потому что она быстро и беззвучно отстранилась от него.

— Но самцы вечно так. Наговорят тебе всё что угодно.

Сказано это было печально, в глазах её читалась опаска, и Лоуренсу, каким бы он ни был, не составляло труда понять причину. Возможно, кто-то в прошлом сказал ей что-то небрежно, мимоходом, что запечатлелось обидой в душе Хоро. Но Лоуренс был торговцем. Он непременно должен держать своё слово.

— Тогда мне следует каким-то образом это подтвердить? Слышал, рыцари оставляют в залог свой меч и щит, чтобы подтвердить свою искренность. Я торговец. Чем же мне подтвердить?

Рыцари, присягая на верность, действительно предлагали своё вооружение в залог, насколько слышал Лоуренс. Потому что в нём заключён рыцарский дух. Дух торговца, в чём может заключаться он? Излишне говорить, что в деньгах торговца. Однако кошель с монетами, если его вручить Хоро, наверняка будет встречен с постным лицом. Значит, для подтверждения своей искренности необходимо купить и вручить Хоро то, что оставит её довольной, а деньги, без колебаний выложенные за это, как раз и будут отображать душу торговца. И первое, что пришло Лоуренсу в голову, было персиками в меду, товар, можно сказать, высочайшего уровня.

— Ладно, разреши мне доказать, что я не разбрасываюсь пустыми словами.

Глаза Хоро засветились ожиданием с некоторой примесью недоверия. Если удастся оправдать это ожидание, стоимость персиков в меду окажется не столь большой.

Ощутив прилив гордости, Лоуренс начал говорить:

— Персики в меду — это то, чем я тебе...

Несмотря на распиравшую Лоуренса гордость, он всё же обратил внимание на одну странную деталь. А именно на косынку на голове Хоро.

При виде вдруг застывшего Лоуренса Хоро в недоумении чуть наклонила голову. В следующий миг с возгласом "А-а!" она поспешно закрыла руками голову.

— Т... ты, не может быть... — почти прошептал Лоуренс.

— Чего-о? Что-что? Что ты мне купишь?

Наглость, с которой Хоро в этот момент продолжала настаивать на своём, было поистине достойна восхищения, однако Лоуренс не рассмеялся, как это можно было ожидать. Ведь он заметил, что под косынкой на голове Хоро неестественным образом зашевелились её уши. Это означало лишь одно: Хоро всё это задумала заранее.

— Ты, что-то можно делать, а что-то нельзя!

Кажется, Хоро, наконец, поняла, что её замысел провалился, она надулась и пристально посмотрела на Лоуренса.

— Я вроде бы так миленько тебя просила.

В первый миг он не понял, о чём речь, потом в его памяти всплыл разговор по пути в Поросон, поражённый, Лоуренс посмотрел в небо.

— Я говорил тебе честно попросить. Я не говорил мошенничать, когда просишь.

— Но разве это не было мило?

Лоуренс ненавидел себя за то, что не мог найти ответа, и ещё больше за то, что не мог рассердиться на Хоро, которая без смущения смеялась над ним.