— Ух ты! А что, есть еще один бог?
— Они пришли вместе. Пришли со звезд! — обрадованно заговорил Птичник, упиваясь вниманием со стороны чужестранца. — Я родился в тот год!
Ноиро перевернулся на уцелевший бок и облокотился на левую руку:
— Почему сразу со звезд?
— Боги всегда приходят оттуда! — дикарь указал в хмурящееся небо и отмахнулся от надоедливого слепня, которого отчего-то не слишком отпугивал запах айгуны. — Они спускаются в белый круг и выходят к нам.
— Гм... А куда же делся второй бог?
Парень неопределенно повел рукой:
— Он не здесь. Он приезжает сюда, как вы, белые, и одет, как белые и как Та-Дюлатар. Второй бог умеет говорить на твоем языке. Я у него научился, а его научил нашему. Он старый бог, а Та-Дюлатар — молодой.
— Понятно.
Так, загадки только начинаются. Есть еще одна загадочная личность, которая, судя по всему, живет в цивилизованном государстве и наезжает сюда проведать приятеля. Да еще и откуда-то знает язык кемлинов, чья страна находится за тысячи тысяч кемов отсюда! И что сказал бы об этом скептик-Лад?
— Как тебя зовут хотя бы?
— Бемго, — ответил дикарь.
— Леопард? — уточнил Ноиро, который за время жизни среди этого народца успел запомнить, как называется на их языке тварь, из-за клыков и когтей которой он едва не ушел к великому Змею Мира.
— Не-е-ет, леопард — это бемго-б-е-е-е-емго! Большой Черный Кот. Я просто Бемго.
— Просто Кот? Ну, будем знакомы. Я Ноиро. Если не вдаваться в этимологию, просто Ноиро.
— А что это значит по-вашему? — пропустив мимо ушей умное слово, с любопытством спросил Бемго.
Ноиро кашлянул:
— Ну а если все-таки в нее вдаваться, то так зовут одного из пяти ангелов в нашей мифологии. Означает "Ангел-Примиритель"...
— Что такое — ангел?
Ноиро припомнил стилизованные канонические изображения ангелов — сияющих существ, по форме похожих на звезды, как их рисуют на гербах и прочей государственной символике многих стран мира. У каждой был свой оттенок.
Вот только как описать ангела дикарю? Для него общепринятое изображение звезды не будет иметь ничего общего с маленькой серебристой точкой в ночном небе. При чем же здесь, спросит он, эти ваши ангелы?
— Они похожи на огонь, который живет сам по себе, не в костре и не в факеле. Летающее яркое пламя.
— Молния?
Заманчиво. Почему бы и нет, если, скажем, шаровая?
— Бемго, ты видел молнию, летающую в виде шара?
— Я нет, но старшие говорят, что в сельве она иногда бывает после грозы. Наш раванга от жителей мира снов знает, что это молния. Но ее надо бояться еще сильнее, чем молнии с небес!
— Ну вот. Только ангелов бояться не надо. По крайней мере, не всех! — поспешно оговорился Ноиро, вспомнив Ангела-Воителя Камро, который был звездою красной, как кровь.
Бемго вздохнул и почесал укушенное слепнем плечо. Морду вытатуированной там змеи от укуса раздуло на одну сторону, и она стала похожей на жабу, пузырящую щеки ради своих жабьих рулад в брачный период.
С неба сорвались первые капли. Почувствовав несколько мелких хлопочков по волосам, Ноиро подставил ладонь и убедился в том, что это действительно начинается дождь.
— Пойдем-ка обратно, Кот! — сказал он и, уцепившись за его предплечье, поднялся с песка; Бемго подобрал и отдал ему костыль. — Как же вы тут живете с Плавунами по соседству? Воюете все время?
— Да, — согласился дикарь. — Много народа ушло. Птичники не любят воевать, племя прячется, бьются мужчины, выгоняют Плавунов из деревни. Но не всегда все хорошо, много теряет наш народ... Много...
— А что стало с матерью Араго? Вы вернули ее?
Парень помрачнел, долго молчал, но потом ответил:
— Нет. Она у Плавунов. Сказала, что больше не вернется. За это Улах больше не будет говорить их вождю, чтобы тот начинал с нами войну.
— Странно...
Это и в самом деле было странно: чем могла прельстить злобного равангу старуха, коли он и в самом деле забрал ее в качестве откупа — не заложницы, а именно откупа от его посягательств на жизнь народа Птичников? Трудно понять здешние нравы. Но журналиста беспокоила совесть. Ведь он мог отстоять и не отстоял тогда мать Араго-Ястреба, и него было оружие, а он им не воспользовался, глупый белый чужестранец! И Улах не успел бы выкрикнуть проклятье. Как же мы, белые, много думаем, когда нужно делать!
Дождь зачастил, и Ноиро сколько мог прибавил шагу.
— Стой! — вдруг шепнул Кот, утягивая журналиста за кривой толстый ствол каруча.
Они осторожно выглянули с двух сторон. К домену целителя трусил один из оставшихся в карауле копьеносцев.
— Пачо! — узнал Кот, чутьем воина уловивший что-то недоброе. — Это Пачо!
— Что не так? — шепнул Ноиро.
— В этот день нельзя заходить к Та-Дюлатару!
Сказав это, парень стремглав бросился к наблюдательному посту, который так и эдак лежал на полпути между старым каручем, за которым они прятались, и жилищем Элинора. Ноиро что было сил помчал вслед за ним. А Пачо уже приближался к крыльцу.
— Хат муто-мар! — услышал журналист тихий вскрик Бемго. — Скорей, белый! Пачо убил Хата, Хат мертвый! В Пачо злой дух!
— Только! Не! Это!
Ноиро заработал костылем во все лопатки, а Бемго унесся вперед. Боль отвлекала от страшных мыслей, вспыхнувших, когда журналист увидел окровавленную кисть Хата в зарослях — сам изуродованный труп остался под кустами, и Ноиро нарочно обогнул это место. Надо остановить Пачо — дух в него вселился или причина куда более прозаическая толкнула его на предательство бога-целителя...
Когда журналист на четвереньках вскарабкался на крыльцо и ввалился в домен, Пачо и Бемго дрались посреди помещения, переворачивая немногочисленную мебель и разбивая утварь, когда налетали на предметы в пылу борьбы. Кот был исполосован ножом сородича, Пачо злобно рычал, с нечеловеческой силой отшвыривал противника и норовил снова пробиться к спящему лекарю. Ноиро успел заметить, что зрачков у Пачо не видно — закатились под верхнее веко — и глаза пугающе белы, точно у мертвеца-утопленника.
Журналист вцепился в дверь, встал на ноги. Кот снова улетел, приземлившись на лабораторный стол, а Пачо сиганул к Та-Дюлатару, замахнулся ножом, целя в яремную впадину, что-то прорычал...
Ноиро никуда не целил. Он просто со всей дури шваркнул Пачо своим костылем по голове.
Тут все взревело яростным "КО МНЕ!!!" — и журналист успел увидеть, как закричал, хватаясь за сердце, и повалился навзничь спрыгнувший со стола Кот. А потом у него самого сдавило грудь, и Ноиро оказался на серой пустоши.
Рядом корчился до смерти перепуганный Кот — его сущность была узнаваема. От его светящегося силуэта, точно песок, затягиваемый в воронку смерча, отделялись клочья. Нацелив на него жерло и помогая себе призрачными черными "рукавами", которые сразу напомнили Ноиро щупальца, дикаря выпивала огромная дыра, открывшаяся в небе пространства пустоши. Кот кружил, как разматывающийся волчок, даже не пытаясь сопротивляться.
Черная дыра утробно рычала, почти на уровне инфразвука. Она поглощала не только свою жертву, она всасывала и туман пустоши, и воздух, и свет. Не было ничего больше и ужаснее нее в этом мире.
Ноиро попал в зону воздействия мертвой звезды — его начало крутить и выворачивать. Он видел, как его собственное тело расслаивается и отдает частички светящейся жизни этому протониевому порождению.
"Выйди на радугу!"
Это был мыслепосыл Нэфри, он узнал ее без промаха. В том-то и дело, что на радугу Ноиро не успел...
"Выйди на радугу через время! Перед тобой слуга времени, он покорен времени!"
Но как? Черная звезда уже захватила его в свое поле, уже ощутила его вкус и не выпустит трофей.
"Не дай разорвать себя на части, действуй, пока цел. Действуй на опережение!"
Ноиро понял.
"За мной!" — воззвал он к умирающему огоньку Кота, ухватил его остатки и стремительно кинулся в жерло.
Все замерло. Мир внутри коридора стал похож на слои, на годовые кольца дерева, но угадать, что это означает, было невозможно. Пространство словно вывернули, поставили ребром, и теперь оно было совершенно неузнаваемым в своем множественном временном проявлении. И Ноиро необходимо было отыскать нужный, находясь тут, где не двигалось ничего, где все сжалось в точку, достойную имени Пустота. Сюда не доходило ничто извне, даже чьи-либо мысли.
То, что осталось от Кота, мешало Ноиро. Но, кажется, оно все еще существовало, каким-то своим последним проблеском, и журналист продолжал удерживать его возле себя.
Он заглядывал в слои, но их было бесконечное множество и они были неузнаваемы в этой проекции. Они разворачивались странными линиями, плоскостями или, наоборот, извивами — тогда понять их становилось вовсе невозможно, утрачивался сам смысл бытия. Слуга времени покорен времени, но и непрост в своей структуре. Он может помочь знающему, но невежду способен погубить.
Небытие и безвременье окружало Ноиро. Присутствие его самого здесь было чудовищным нарушением всех законов. Но он находился здесь и обязан был выбрать.
"А не сюда ли я попал тогда, когда мама будила меня, обнаружив во время выхода?"
Одно из подпространств заметно дрогнуло. Ноиро направил сознание туда и оказался рядом с тонкой, как лезвие, пластиной. Он припомнил все до мелочей — пространство поддавалось. Оно выворачивалось, распускаясь бутоном невиданного цветка, его состояние принимало самые причудливые формы, где прошлое было в будущем, будущее вдруг смешивалось с событиями настоящего, все это вдруг выстраивалось одномоментно, без отличий "вчера" и "завтра". Лицо мамы сливалось в темноте с луной, а потом луна перетекала в спиральный ворот и спускалась к радуге. К радуге!
И радуга высветилась перед ним хрустальными гранями, растворяя на составляющие солнечный луч.
Инфразвуковое рычание сопровождало выход. Черную дыру вывернуло, как старый чулок, и она изрыгнула то, чем подавилась. Тут же Ноиро и бесчувственного дикаря обвил светящийся кокон, а в небесах, тесня черную звезду, вспыхнули серебристые крылья сокола. И хор мыслей закружил, проникая к Ноиро и Коту по сверкающим нитям со всех сторон мироздания:
"Ничто не способно причинить ему боли и урона. Любое сопротивление для него — не более чем дуновение ветерка, чем подобострастное тепло укрощенного пламени. Да обратится все ему во благо! Я отдаю ему все, как отдал бы себе. Моя благодарность не знает границ — пусть так же безгранично будет и мое благословение!"
Черную дыру окружили грозовые тучи, и она забилась в разрядах молний.
"Ты хотел втащить меня в грозу, — злорадно подумал Ноиро, наблюдая за поединком Улаха-шамана и стихии, — но сам влетел в свою ловушку, слуга времени!"
Гигантские крылья сокола хлопнули, и оглушительный гром разорвал черную звезду. "Это Благословение!" — понял Ноиро. Вот так оно выглядит в мире тонкого!
Каждый из хозяев серебристых нитей, что сплели кокон вокруг сущностей Ноиро и Кота, находились на своей радуге, у своей аркады реальностей. Он видел их всепроникающим зрением сознания, но не глазами.
Ураган бешено нес вспоротую воронку черной дыры к другому небесному водовороту — над той загадочной спиралью, которую, как успел узнать Ноиро, в этих краях называли великим Змеем Мира.
Последним судорожным рывком черное пятно высвободилось и растаяло, не дав себя казнить.
"Все потом, теперь вернись к Учителю!" — потребовала Нэфри.
Ноиро снова подхватил потрепанного дикаря — паутинка уже почти восстановилась, но сознание к Коту не пришло — и приказал ему и себе вернуться в Рельвадо, в сельву, в домик лекаря. Тремя быстрыми рывками, как при резком приближении фокуса, их, трехкратно задерживаясь, выкинуло в домен, погружая в физические тела.
И тут же грубый мир поздравил его с возвращением, напомнив обо всех незаживших ранах такой болью, что Ноиро взвыл и ненадолго пожалел о том, что не остался на пустоши.
Где-то рядом, в осколках разбитых банок-склянок, барахтался израненный Бемго, а Пачо так и лежал у кровати Та-Дюлатара, не подавая признаков жизни.
— Живой? — простонал журналист. — Кот?
— Да, — отплевываясь кровью, сказал Бемго. — Меня, кажется, шить надо, а будить Та-Дюлатара нельзя...
Ноиро принялся вставать. Больнее, чем теперь, ему было только во время первого пробуждения после операции.
— Всё разбили! — посетовал Кот, озираясь и придерживая пальцами разрезанную от рта до уха щёку; когда он говорил, из сквозного пореза бежала пузырящаяся розовая кровь. — Та-Дюлатар прогневается...
— Приберем, не вопрос. Главное, что живы... Что будем делать с Пачо?
— Он живой?
Они с двух сторон, звякая осколками и шурша обломками, подползли к предателю. Бемго пощупал его горло и кивнул:
— Живой. Вязать надо и к Араго-вождю. Хата тоже надо в деревню, хоронить. Где мы были сейчас, белый?
— На серой пустоши, Кот.
— А что было в небе? — его искромсанное тело невольно содрогнулось при одном воспоминании.
— Улах.
— Мне это приснилось?
— Нет. Чем его вязать?
Веревки у Элинора в доме нашлись, и весьма крепкие. Раненые связали руки Пачо и для верности еще примотали их к телу, а чтобы не орал, заткнули ему рот кляпом. К тому времени он уже начал приходить в себя.
— Давай ноги тоже вязать... — подумав пару мгновений, решил Бемго.
Связали и ноги.
— Пойдем, подлатаемся, — сказал журналист, с трудом поднимаясь с пола. — Я не хирург, но, если потерпишь, несколько стежков сделаю. Лишь бы края ран прихватить, а там уж заживет...
Бемго послушно улегся на "операционный" стол. Памятуя, как и что проделывал Элинор — не раз доводилось наблюдать за операциями на телах раненых дикарей, — Ноиро облил левую руку сначала водой, затем спиртом. Правая, примотанная к туловищу повязками, была плохим помощником.
— Давай полью на тебя, — распорядился он. — Ты мне вставишь нити в иголки, я не смогу сам.
Пока Бемго снаряжал изогнутые иглы из хромированной коробки Элинора, Ноиро обработал его раны, а потом предложил хлебнуть спирта.
— Зачем? — недоверчиво уточнил дикарь.
— Анестезия.
— Это что такое?
— Чтобы больно не было.
Кот отмахнулся:
— Шей так!
Судя по его шрамам, умело зарисованным татуировками, эта процедура была парню не в новинку. Ноиро худо-бедно заштопал самые крупные порезы, а остальные просто закрыл чистой марлей и заклеил пластырем, который тоже нашелся в запасах лекаря. Операцию Бемго перенес стоически, лишь с самые трудные моменты тихо свистя сквозь зубы и похрустывая челюстями.
— Потом Та-Дюлатар тебя красиво перешьет.
Кот засмеялся:
— У нас девушки и некрасивых любят!
— Вставай, надо прибрать тут все.
Вздохнули при виде погрома и навели порядок. Потери были немалыми: погибла треть запасов Та-Дюлатара. Однако журналист прикинул: самое важное для лекаря — это все-таки его собственная жизнь, а именно ее-то они с Бемго и спасли. А потери — это побочные эффекты, как без них?
— Как ты одолел его? — спросил Кот, садясь отдышаться.
