Метаморфозы: таракан

Я перевел дыхание и продолжил, заметив, что слушатели скорее рассматривают фигуры, чем вникают в суть сказанного. Скука — главный враг, но дать представление об игре я был должен. И наказание за ошибку — смерть.

— За один ход можно сделать только одно перемещение одной фигурой. Командующие делают ходы по очереди и стремятся уничтожить правителя войска противника. Кому это удастся, тот победил, если не удастся никому, проиграют оба, — легкая корректировка показалось уместной, поскольку это общество непримиримых.

— Игра проста и невероятно сложна. Она требует мысли и понимания боя. Это война стратегов, Высшие.

Толариэль поднялся с кресла, подошел к столу, взял фигуру белого короля, внимательно осмотрел и скептически отметил.

— Шесть видов фигур, одинаковое расположение, предопределенные правила движения... Она не выглядит ни сложной, ни интересной.

— Я сыграю с любым из вас. Первые три партии просто так, чтобы вы освоили правила. А потом проведем схватку за мою жизнь, если вы не против. Кто будет играть, Высший?

Скука царила в тронном зале. Нет, не этого они ждали, совсем не этого.

— Ну же! Вы — самые умные, самые сильные. И вы не покажете мне мое место?

Шепоток легким ветром пробежал по залу, и именная могила на безымянном острове стала еще ближе. Встал Наташа:

— Допустим, я могу попробовать. Это, конечно, посложнее игры в кости, но не думаю, что мне понадобится много времени.

Мастер слова взял белые фигуры, восприняв информацию, что они ходят первыми, как само собой разумеющееся. Уточнил некоторые аспекты правил и пошел копейщиком на правом фланге на одну клетку. Начало ради начала. Прочие Алифи остались сидеть, скучая, переговариваясь и поглядывая на доску. Первая партия закончилась быстро. Воспользовавшись такой осторожностью противника, я занял центр поля, активизировал фигуры и проведя финальную атаку поставил мат королю, с тем лишь исключением, что концепция шаха и мата не вписывалось в систему битвы до последнего конца, когда победа любой ценой, а все, что ни победа — поражение. Поэтому я просто сбил Владыку и закончил игру. Вторая партия отличалась лишь деталями, а в третей Натаниэль резко изменил стиль игры и пошел в атаку. Эта партия тоже продолжалась недолго. Отсутствие опыта и непонимание особенностей игры делали свое черное дело. Или в моем случае — светлое. Я, может, тоже не ахти какой игрок в шахматы, но на первом турнире, где ставкой моя жизнь, никто не мог помешать мне стать чемпионом.

Натаниэл встал, поправил камзол и повернувшись к остальным сказал:

— Может кто-то еще?

К этому времени обстановка в зале изменилась. Три поражения подряд пусть в новую, но все-таки в интеллектуальную игру слегка обескуражили Алифи. И дело тут не просто в том, что Высший без вариантов проиграл низшему. Дело было в том, как он проиграл. Все три раза войска света были наголову разбиты силами тьмы. Алифи стояли и всматривались в ситуацию на доске, обсуждая возможные варианты.

Вперед вышел Ориоллан, рыцарь света, высокий, мощный воин с надменным взглядом.

— Я готов отправить этого зарвавшегося ублюдка на его место в долине голосов.

Эллио обратился ко мне:

— Было бы справедливым дать ему возможность также пройти несколько тренировочных схваток.

— Что такое справедливость для обреченного, Высший? Но я пойду навстречу Вашей просьбе и дам ему одну схватку, но при условии, что сражаться за мою жизнь будет именно он.

— Я не просил тебя, смертный. И ты не в том положении, чтобы ставить условия. Приступайте.

Ориоллан первую партию проиграл, запутавшись в правилах, по несколько раз возвращая ходы, и постепенно темнея лицом. После чего заявил:

— Это не игра, а надувательство. Он оставляет первый ход свету, а сам выжидает и подстраивается. Он не только невежда и лгун, но еще и мошенник, милорд.

— Я готов ходить первым, это не имеет значения, Владыка.

В шахматах положено просто менять цвет, здесь этого сделать было нельзя, вряд ли бы этот напыщенный Годзилла согласился воевать за легион тьмы, тем более, если силы света поведет в бой такой негодяй, как я. Поэтому свою решающую партию я начал первым, но черными фигурами. Непривычно, но абсолютно непринципиально.

Ориоллан был осторожен, предельно аккуратен и собран. Куда подевались его попытки изменить ход или возмущенные возгласы. Беда была только в том, что я был намного опытнее и сильнее. Партия была не настолько короткой, не такой уж эффектной, но ее результат был предопределен. Ориоллан вскочил, смел фигуры со стола, и, схватив меня за отворот камзола, рявкнул:

— Урод, я лично зарою тебя в землю.

Как же, рыцарь света и такой конфуз. Резко сузившиеся глаза, веки, почти укрывшие непривычные зрачки и превратившие их в две изумрудные точки. Тонкие, почти черные губы, двумя змейками убегающие к ушам. Острые кинжалы зубов. Он был выше меня на две головы и сильнее меня в бесчисленное множество раз. Мне оставалось висеть над полом и смотреть на то, с какой скоростью выпускаются длинные когти на его руках. Я висел и смотрел. Надеюсь, что с интересом.

— Ты забываешься, Ори. Ты рыцарь света, а не могильщик.

Ориоллан бросил меня на пол, а Эллио продолжил, буднично, равнодушно.

— Я сдержу слово и не буду забирать твою жизнь. Это сделают другие. Тебе придется умереть во благо света. Через несколько дней мы отправляем подкрепление на южные переправы. Ты пойдешь с ними. У тебя будет случай показать, как обычный копейщик может стать героем и как герой становится мастером битвы. Или умереть. Эти же дни ты будешь жить в казармах, подчиняться офицерам, а по вечерам тебя будут приводить ко мне. И там мы побеседуем и об этой игре, и о твоей избирательной памяти.

...

Владыки не было, но встречаться все равно приходилось в тайных местах. Это раздражало обоих. Ничего, скоро одного из них это перестанет беспокоить.

— Все прошло неплохо. Цель достигнута. Сегодня же он попадет в казармы, а через пару дней отправится к Рорка. А там любой вариант нас устроит.

— Сегодня я балансировал на грани, так хотелось его и в самом деле закопать живьем.

Он всегда был слишком вспыльчив, Лорд Толариэль, мастер ритуалов. Вспыльчив, но пока еще полезен.

— Это было бы ошибкой, дружище. Сейчас нас трудно заподозрить. Если бы мы его уничтожили своими руками, Энгелар догадался бы. А так, мы оказались даже милосердны.

— Этот тупица Ориоллан чуть все не испортил. Мне показалось, что еще мгновение, и он попросту оторвет ему голову. Есть за Ори такой грешок.

— Может и зря он этого не сделал. Мы могли решить проблему чужими руками. Не страшно. Зато теперь мы не дали убить, мы спасли его от смерти. Нас будет не в чем упрекнуть.

— Ненадолго. Командир их отряда — мой должник. Я намекну ему, что этот странный низший не должен пережить первый бой.

Да, пока Толариэль еще полезен. Пока.

— Ты прав. Что же, программа фактически развалилась. Остался один призванный. Его тоже можно было бы устранить, но это может показаться подозрительным. Раскрываться до срока нецелесообразно.

— Что с женщиной?

— В лазарете. С ней постоянно работают. Ты был прав, наведенные воспоминания оказались отличной идеей.

— Когда отсутствует собственная память так легко поверить в небылицы. Какой вариант использовали?

— Потерянная любовь. Прошло отлично. Что будем делать с последним?

Это было не столь важно. Но собеседнику нужно было дать возможность принять решение самому. Пусть верит, что и от него что-то зависит.

— Пусть остается. Мне он показался интересным. Для нас. С ним стоит поработать. Да и нельзя рассчитывать на успех на Совете, представляя один удачный образец. Это конец программы. Может, стоит перейти к следующей стадии?

— Пожалуй, я продумаю альтернативы.

...

Он лежал в своем шатре прямо на холодной земле. Мер То Карраш не признавал подушек, постелей и прочих перин. Для шарга — простая земля лучшая постель — самая мягкая, самая желанная. Пока жив. И когда уже мертв. Холодно? Есть кипящая кровь врага, чтобы согреться. И есть кипящее кобылье молоко, на то время, пока ищешь врага. Жестко? Есть кожа врага, чтобы стало мягче. И есть женщины, пока ищешь врага. И неважно кто ты — дряхлый старик, воин в расцвете сил или вождь. Земля под спиной, седло под головой и клинок в руке — потому что спать недолго. Враг ждет. Уже скоро.

Глава 12. День тридцать четвертый. Неделя бессмысленных открытий.

Опять сражение? Здорово, только нажми на паузу — я бутерброды принесу.

Мор. Избранные цитаты. Глава "Воспоминания".

Отряд, ожидавший отправки на здешний фронт и получивший меня в усиление, носил прозаический номер 12, но зато грозно назывался "Псы Гнева". Прожив с ними всего пару дней, я мысленно переименовал их в "Дворняг Страха", а перед битвой на реке Аюр и вовсе в "Ужас ветеринара". Казармы "псов" находились в черте города, два приземистых капитальных строения, с четырехскатными крышами, ничем не примечательных и даже обыденных. Материал стен был непонятен, белая штукатурка делала их похожей на старые кирпичные бараки советских времен. Первый барак предназначался для рядовых, второй — для офицерского и сержантского состава. Один из двух гвардейцев, конвоировавших к месту назначения, напутствовал меня пинком сапога, а когда я ожидаемо не вписался в проем двери, зычным голосом огласил вердикт:

— Эй, собаки, принимайте этого вонючего урода.

Нет, ну почему сразу вонючего?

Меня уже ждали. По крайней мере, оплеуха, которую я схватил, пытаясь пройти в дверь со второго раза, явно была домашней заготовкой. Так, еще толком не приступив к несению службы, я уже отбил зад о гвардейский сапог и дважды отбил голову. Один раз о дверной косяк, а другой — о чью-то руку. Что характерно, голове досталось в два раза больше. Тенденция мне не понравилась, но в ближайшее время альтернативы не предвиделось.

— Задрипаный какой-то..., — один из постояльцев этого номера люкс скептически протянул, оценивая вектор моего падения.

— Ага, совсем доходяга. Слышь, урод, ты кто? — к разговору подключился еще один мой будущий коллега.

Если насчет доходяги я в принципе был согласен, то уродом я себя даже в данном теле не считал. Напрягся, но оставил глубокомысленную сентенцию без внимания. Поднялся, отряхнулся, после чего получил затрещину повторно. Тут время решило ускориться, и события понеслись стремительно. Развернувшись по направлению к любителю оплеух, не разбираясь, зарядил кому-то в зубы. Послышался хруст. Ушел от пинка сапогом сбоку, попутно прихватив ногу. Рванул на себя. Кто-то улетел вниз, сапог я отправил навстречу воплю сзади. Вопль захлебнулся, но я схватил удар в спину и приложился о двухъярусную кровать. Нырнул на ее нижний уровень — оказалось, что там разместился один из зрителей. Выметаясь с голосящего тела, походя ткнул локтем. Вроде попал, по крайней мере, тело заголосило еще сильнее. Выскочил в проход. Схватил руку, тянущуюся ко мне со второго этажа соседней кровати. С надрывом рванул вниз. Рука упала, за ней устремилась туша ее владельца. Перелезая через тело, почувствовал угрозу сзади и наугад рубанул воздух за спиной. Удар получился отличным, только кроме меня его никто не оценил. Какой-то матерый солдатище умудрился успеть согнуться, пропуская угрозу над собой. Ну а потом кто-то ударил меня в многострадальную голову, и время поползло медленно-медленно. Потому как меня стали тупо бить. Помня правила, что когда тебя бьют ногами, надо беречь голову, кисти рук, живот, почки, не говоря уже о том, что всегда надо беречь особо, я змеей уполз под одну из кроватей. Там все это беречь оказалось проще. К сожалению, разобравшись, что выковырять меня оттуда будет непросто, один из потерпевших с воплем "убью суку" зазвенел металлом, и я понял, что шахматные посиделки откладываются на неопределенный срок. Возможно навсегда. Как говорится, копье в боку, но все остальное уберег.

Счастливый случай зачастую предстает в совершенно неожиданных ипостасях. В этот раз улыбкой судьбы стал грозный рев.

— Прекратить!!

И тут же послышался звук еще одной зуботычины, звон металла по дощатому полу и придушенный сип:

— Простите, сэр.

И более спокойный голос произнес:

— Что здесь творится, сучьи дети?

Если можно назвать спокойным голос, больше всего похожий на рокот разгоняющегося мотоцикла. Жизнь в казарме остановилась, все замерло, температура упала ниже критической отметки. Где те разъяренные мужики, собиравшие посадить меня на железный шип? Где шумно болеющие и ставящие ставки на исход зрители? Где голосящие пострадавшие? Мертвая тишина. Не люди — статуи. Даже товарищ, которого я уронил с верхнего яруса кровати, не имея сил подняться, тихонько пристроился на полу. И только легкое шипение сквозь зубы показывало, что он жив.

Смекнув, что надо пользоваться моментом, я зашевелился под кроватью.

— Это еще кто там? Вы что, в казарму бабу привели? — рявкнул неизвестный сэр, чем нанес мне несмываемое оскорбление. Я ускорился, но залезать под кровать было существенно проще, чем выбираться оттуда — теория мотивации в действии.

— Никак нет, сэр. Это салага туда утек, — нашелся рядовой посмелее. — Зашел в казарму и сразу стал морды бить, а потом сиганул под кровать и доставай его. Может Вы поможете, с Вами мы б его быстро.

— Вылезай! — опять рев. Мотоцикл, пожалуй, слабоват против него будет.

Я вылез. Грязный, весь в ссадинах, готовый вломиться в очередную потасовку и вляпаться в очередную неприятность. Достал меня этот мир уже. Вот нет слов уже как. На одной врожденной интеллигентности держусь.

— Ты кто? — я заскрипел зубами, услышав этот вопрос. Он преследовал меня на протяжении всей моей здешней незавидной карьеры. Спрашивал здоровый чернявый бородатый мужик, побольше Ника размером, в черном траурном камзоле, и в лаптях на кожаных тесемках на босу ногу. Сочетание более чем забавное, но засмеяться почему-то не получилось.

Грубить тоже не хотелось. Грубить было откровенно чревато. Я из всех сил пытался сдерживаться. Тем удивительнее мне было услышать свое же признание:

— Конь в пальто, — не сдержался так сказать.

Глядя в побелевшее лицо чернявого подумалось, что смерть в могиле под каменной плитой была, наверное, не худшим вариантом.

— Что?

А потом, неожиданно успокоившись, осмотрев мою представительную персону, он спросил:

— Имя твое назови, клоун.

Я мгновение поразмышлял, обижаться ли мне на стиль обращения, но решив, что это еще не самое страшное на сегодня, решил не заморачиваться и ответил:

— Мор.

— Мор, сэр — поправил меня здоровяк. Прозвучало это сильно и авторитетно, спорить было сложно. Все-таки грубая сила вносит свои поправки в манеру поведения, добавляет вежливости. Прикинул ради интереса, что было бы, садани я его по зубам. Решил, что его зубам мои потуги вряд ли повредят, а вот руку после этого могу и не собрать.