Метаморфозы: таракан

Утром Логор принял решение оставить отряд в городке еще на одни сутки. Основной причиной была разыгравшаяся стихия. Трогаться в путь в условиях бушующего ветра и ливня было глупо. Допускаю, что еще одной причиной был я, что со мной и со всей этой историей делать, никто не знал.

Сразу после короткого рассказа меня отправили на здешнюю гауптвахту, в карцер, в камеру предварительного заключения. А проще — в кладовую дома, в котором я сам и остановился. Заперли снаружи и поставили караул из солдат Меченого. Пришло утро. Меня оставили без завтрака. Потом пришло время обеда, который также забыли принести. Потом потемнело, время ужина еще не наступило, но я сомневался в том, что мне его подадут. Щели в старом срубе кладовки давали плохой обзор, но, по крайней мере, позволяли оценивать время. Несмотря на их наличие, в кладовке было сухо, пыльно, пусто и на удивление тепло. Я устроился прямо на полу, расстелив какую-ту брошенную хозяевами тряпку. Было жестко и неудобно, потом захотелось пить, потом есть. Потом меня сморил сон — сказалась бессонная ночь, полная разнообразных событий. Это позволило сносно скоротать несколько часов, но все равно к вечеру жажда мучила так, что хотелось лезть на стену. Увы, никто не заметил моих мучений.

Думать в кои-то веки не хотелось, мысли обрывками падали в пустоту сознания, боль и жажда уверенно вытесняли логику и рационализм. Вот так всегда, только появилось время разобраться, понять, найти хотя бы умозрительные ответы на возникавшие вопросы, а желание это делать растворилось в пыли кладовой. Я и сам чувствовал себя таким же, как эта коморка — серым, пыльным, заброшенным и ненужным. Колесо истории этого мира крутилось, не замечая мелкого таракана, прилипшего к одной из шестерен. И все мои страсти, потери и испытания не могли изменить этого простого факта.

Что делал и чем жил в это время лагерь, я не имел ни малейшего представления. Только поздним вечером ко мне пришли гости. Вновь — Глыба с Меченым.

— Выходи, пора поговорить, — похоже, Логор был настроен решительно.

— Прямо, побежал, — отсутствие воды и еды в течение всего дня отрицательно сказалось на моем и до того не лучшем настроении. — Сначала я буду пить. Много. Долго. Потом есть. Тоже много. Потом умоюсь, а то сижу здесь в пылище. А только потом, если не умру от обжорства, будем говорить.

Я был не настроен на компромиссы, и даже вытянувшееся от удивления лицо командира не помогло заставить меня изменить последовательность действий.

Пока Логор пытался справиться с замешательством, отреагировал Меченый:

— Ты бы помолчал, а то так и будешь сидеть, мы же и уйти можем.

Я сел на пустую полку, одну из многих, шедших вдоль стены. Что на них раньше хранилось, было непонятно, но за время своего заточения остальные я разломал. На оставшейся, самой низкой, организовал себе новое лежбище. Ну, не вечно же на полу валяться? Вспомнилось, как я старался не нарушить атмосферу дома при заселении. Будем считать, что не нарушил.

— Меченый, ты просто меня плохо знаешь. Тебе простительно. Я умру от жажды, а воды не попрошу. Но если хотите говорить — вперед, только сначала пить. Потом — есть. Потом — мыться. И только потом, может быть, разговаривать. Не устраивает? Тогда идите нафиг.

Теперь вытянулось лицо и у капитана лучников. Чтобы я делал, если бы он пошел бить мне морду, не знаю. Терпел бы, наверное. Меченый, хитрый дядька с озорным не по годам взглядам, только хмыкнул.

— Вот и как с ним быть? Представляешь, он пытался меня убедить, что он — крестьянин. Вот такие у нас крестьяне.

Ответ Меченого я толком не расслышал, поскольку прозвучал он уже за захлопнувшейся за их спинами дверью. Замечательно. Все как всегда. Назло врагам. И довольный собой я стал мучиться дальше.

Еще через пару часов, когда в моей кладовке прочно воцарилась кромешная тьма, дверь опять отворилась. В этот раз зашел караул солдат и чуть ли не пинками стал выдворять с прочно занимаемых мной позиций. Когда в очередной раз один из солдат случайно или умышленно задел мою простреленную руку, я не выдержал:

— Если еще раз, хоть один из вас посмеет меня тронуть, хоть одним пальцем, вы пожалеете. Оба. Пройдет совсем немного времени, меня восстановят, и вот тогда... Я очень, очень злопамятен, — у меня оставалось слишком мало сил и слова чуть слышным шелестом падали в темноту.

Не знаю почему, но до моих конвоиров стало доходить, что надо поаккуратнее и повежливее. Один даже извинился. Пришлось выходить, вежливость — страшное оружие.

Меня, поддерживая с двух сторон, отвели в дом Логора, где при свете очага сидели Логор, Меченый и Тон Фог. Варина на эти посиделки не пригласили.

Я постарался испортить все сразу. Первыми словами, которые я произнес в этой честной компании, был вопрос "и где мой чай?". Логор закатил глаза, Меченый осклабился, Тон Фог посмотрел заинтересованно. Только чаю мне никто из них не предложил.

Это было плохо. Это было отвратительно и никуда не годно. Я был ранен, изношен и физически, и морально. Мне сутки не делали перевязки, не положили новой порции обезболивающего и противовоспалительного лекарства, честно говоря, я даже соскучился по жутковатому вкусу травы жизни. Притом я еще и не слишком соблюдал постельный режим прошлой ночью. Рана периодически кровоточила, боль накатывала волнами и изматывала. К тому же сутки без воды и еды только кажутся мелочью, на самом деле меня уже шатало, ноги подкашивались и норовили отправить тело в более подобающее состоянию положение. Но самое страшное заключалось в том, что мир снова подернулся рябью, голоса стали отступать на второй план, а все окружающее перечеркнули странные цветные полосы, которые так и хотелось захватить ладонью.

Так как креслом, стулом, диваном или еще каким-нибудь предметом мебели, куда я мог бы опустить свое многострадальное тело, никто не озаботился, пришлось привалиться к стене и так, по стенке, без лишних слов и ненужных разговоров сползти на пол.

Логор нахмурился, но спросил:

— Будешь разговаривать?

Разговаривать, это в смысле говорить? Это всегда пожалуйста. Если человек просит, отчего ж не сказать. Я и сказал. Коротко. Предельно доходчиво. Правда, субординацию нарушил, но когда назло врагам, субординация — это такая мелочь. Все-таки, много во мне собралось пены, шипящей, быстро опадающей, оставляющей после себя только мусор и ничего кроме.

Логор нахмурился еще сильнее, потом решил не рисковать и, обратившись к моим конвоирам, так и застывшим возле двери, приказал принести мне воды. Это была большая амфора божественного нектара, несущая покой моей измученной душе, потрескавшимся от постоянного облизывания губам и хрипящей гортани. Это был праздник, дар богов.

Я взял кувшин в руки и выплеснул воду на пол. Демонстративно. Так, чтобы ни одной капли не попало на мое тело, на руки или даже одежду. Под ноги солдату. Потом поставил кувшин рядом с собой и, дерзко выпятив нижнюю челюсть, ответил:

— Ой.

Логор сначала побелел, потом пошел пятнами. Потом поднялся на ноги, жестом отослав солдат прочь. Те бегом, не оборачиваясь, покинули помещение, плотно закрыв дверь.

— Ты...

— Я, Глыба, я.

Он навис надо мной горой, только подчеркивая неслучайность собственного прозвища. Он был огромен, как скала, силен, как зубр, могуч и страшен. Но я мог его уничтожить. Легко. Я не знаю как, почему, когда это происходит, как на это повлиять и как вызвать такое состояние. Но перепутать я не мог. Мир, размазанный потоками цветной краски, полосы, которые просятся в руки. Первый раз я видел их на переправах Аюр вместе с головой Рорка, распустившейся, словно бутон тюльпана. Второй раз я видел их этой ночью вместе с черными крыльями бабочки, выжженными на теле человека моими ладонями. Жуткие картины безумного художника. Что это? Потоки энергии? Каналы? Поля? В какого урода я здесь превратился?

Логор сгреб меня в охапку, оттащил к своему стулу и водрузил на него, поддерживая рукой. Я попытался изобразить вялое сопротивление, но и в лучшие времена у меня не было бы шансов.

— Все? Скис?

Я хотел нахамить в ответ. Не было сил. Такой парадокс, убить — пожалуйста, а сказать лишнее слово — нет сил. Остатков гордости хватило на то, чтобы не отвести взгляд.

— Ладно. Сейчас принесут воды. ВОДЫ! И ты будешь ее пить, иначе придется поить насильно. А потом, так уж и быть, принесут поесть. Ты все понял, сержант?

К кому он обращался? Зачем? Смешной человек со смешным прозвищем. На тот момент мне было интересно только то, почему он не прибил меня там, возле стенки...

Следующие полчаса офицеры лениво потягивали горячее недоразумение, заменяющее чай, и терпеливо ждали, пока я буду выполнять предыдущие пункты своей программы. Потом пришлось потратить время на перевязку, забежавший к командиру Фока накачал меня ударной дозой всяких снадобий, и только после этого я, сытый, сонный, довольный как слон, смог поучаствовать в разговоре.

— Все, Мор, пора. Хватит отлынивать. Завтра мы выходим, и хотелось бы поспать хоть пару часов, а не только на твою гнусную рожу смотреть, — Логор был как всегда вежлив. -Перед смертью, Нори поведал нам свою версию событий. Признаюсь, некоторые моменты этой истории были мне неизвестны. Как ты объяснишь то, что Высшие тебя приговорили к смерти?

Мне впервые за сутки было хорошо, желудок был полон, тепло приятной волной бежало по телу, настроение стало благодушным и спорить не хотелось. Поэтому я ответил максимально лояльно.

— Да.

— Что да? — Не понял Логор.

— Да. Приговорили.

— И что?

— И ничего. К тебе в роту отправили. И знаешь, командир. Это точно не самая легкая участь.

Логор хрюкнул, а затем продолжил.

— Шут. Считай, что ты сейчас сидишь перед полевым офицерским судом, мы — судьи, будем решать твою судьбу. Начнем?

— Начнем, — вопрос-ответ, что может быть проще?

— Имя?

— Мор.

— Откуда родом?

— Из Мории.

Ответ вызвал некоторую паузу.

— Издеваешься?

— Издеваюсь, — я честный, за что и страдаю.

Тут вмешался Тон Фог. Вот, кстати, всех называли по одному имени и только этого высокого худощавого мужчину двумя. Это что, имя и фамилия? Или такое двойное имя? Ему подошел бы образ поэта, только добавить очки, да бородку поинтеллигентней, а не то козлиное недоразумение, растущее у него сейчас.

— Подожди, командир. Еще немного и нам придется прямо здесь рубить ему голову. Мор, — это он уже обращаясь к мне. — Хватит смертей. Нори был тяжело ранен, он был в бреду, и он ошибся. Он был отличным офицером и человеком, но и такие люди тоже ошибаются. Трое солдат заплатили за его ошибку, хватит.

Продолжил Логор:

— Люди — не Высшие. Если Высшие тебя помиловали, то у нас тем более оснований тебя судить нет. Все произошедшее ночью — самооборона и трагическое недоразумение. Ты согласен?

Они что, ждали какого-то ответа?

— Нет, я убийца. Слуга тьмы. Пособник Рорка. Я младенцев ем на завтрак, а старушек на ужин. Естественно, я согласен.

Логор отставил чашку и прокомментировал.

— Вот и ладно. Ты временно замещал офицера, правда плохо и недолго. Нори умер, его рота будет расформирована, а ты вернешься к выполнению своих прежних обязанностей. На этом перейдем к текущим проблемам. Вечером разведчики заметили небольшой отряд. Это могут быть только Рорка. Что это за племя, какова их численность — неизвестно. Но оставаться здесь дольше опасно. Какова бы ни была погода, завтра выходим — до Валенхарра осталось немного.

...

Лес, окружающий Бравина, был уныл и неприветлив, холоден и сыр. В нем не страшно, не одиноко, просто зябко, мокро и неуютно. Шапки деревьев, еще не окончательно облетевшие под напором осенних ветров, хоть как-то сдерживают потоки дождя. Но уже скоро в путь — пару часов на то, чтобы дать Карающим собраться и уничтожить всякие следы стоянки, и вновь дорога бросится под ноги.

Уходили следующей ночью после штурма, той же дорогой, что и попадали в крепость — затопленная под водой, хорошо скрытая, практически никому неизвестная дверь в стене не самый парадный выход, но достаточно безопасный, что более важно. Вряд ли в кромешной тьме кто-то мог увидеть тени, скользящие по глади реки. Хотя какая там гладь? Сильный ветер, ливень, разразившийся уже с утра, превратили достаточно гостеприимный Оллис в жуткое место. Впрочем, это и к лучшему — Алифи смогли без неприятностей пересечь неспокойный приток Аюр и уже к следующему утру добраться до оставленной на попечение Второго и Малого стоянки.

Утро после штурма выдалось тяжелым и похмельным. Мрачным. Наконец-то, в первый раз за столько дней надолго замолчали барабаны и только разговор бесчисленных струй дождя да завывания ветра нарушали тишину. На крепостном дворе работали похоронные команды, тел было слишком много, чтобы они могли рассчитывать справиться быстро. Рорка, Алифи и люди, люди, люди. Им досталось тяжелее остальных. Гарнизон потерял больше четверти солдат погибшими и ранеными. Почти пять десятков Рыцарей Алифи также ушли за горизонт, чтобы остаться только в памяти.

Бой истощил силы и забрал эмоции. Вывороченные камни северной стены и Оллис стали братской могилой. На юго-восточной стене до сих пор разбирали завалы из человеческих тел. С четвертого бастиона вынесли более трех десятков обезображенных солдат. С третьего бастиона некого было уже выносить. Воспользовавшись неразберихой и накалом боя на других участках, Рорка удалось скрытно подтянуть к нему волокуши с грузом. Бочки с порохом, кто бы мог подумать? Самое бесполезное и опасное оружие, выброшенное на задворки истории, оказалось столь грозным и неожиданным. Порох, легко воспламеняющийся, взрывоопасный. Достаточно одного щелчка пальцев самого слабого ученика мага чтобы отправить хозяев пороховых бочек в бездну. Достаточно крох энергии, дальше он сам все сделает, останется только смотреть, как гибнут в зареве огня неудачливые экспериментаторы, рискнувшие использовать столь опасный продукт в войне. Один щелчок пальцев и пушка взлетает в воздух. Второй — и пороховой склад разносит в пыль всех, кто по недомыслию находился рядом. Пороху нет места в этом мире, по крайней мере, пока здесь есть хоть крупицы магии. Но кто мог подумать? Стены третьего бастиона обвалились по всему диаметру, башня схлопнулась внутрь, навеки похоронив под огромной массой камня и кирпича защитников.

Но больше всего тел было на Южной стене. Воспользовавшись потерей двух бастионов, охраняющих этот участок крепостных укреплений, Рорка пошли на штурм. И остановить его было почти невозможно. Почти. Потому что пришло утро, а крепость все еще была в руках защитников. Дважды Рорка прорывались внутрь, овладевая частью стены и скатываясь во внутренний двор. И дважды яростный удар рыцарей лорда Виллиана отбрасывал врага обратно за стену. Кипящее масло, горшки с ядовитым дымом, известь. Протяжный стон неподдающихся ударам ворот, контратака и уничтоженный таран. В эту ночь вместилось многое.

Обрушившийся на поле боя сумасшедший ливень закончил битву. Кроме воды ничего не было видно. Враги оступались на скользких, мокрых штурмовых лестницах и падали вниз. Огонь не горел, тетива мокла, холодные и мокрые одежды сковывали движения. Рорка протрубили отход. Попытка взять Маинваллир без долгой осады провалилась. Попытка отбить штурм без больших потерь оказалась тоже не слишком удачной.