Я - Риддл

Но такое действие только вредит. Дракониха в ярости начинает мотать головой, топтаться по настоящим яйцам и дышать огнем налево и направо. Виктор едва успевает уворачиваться от хвоста и огненных струй.

— Дебил, пробуй Манящие! — шипит по-русски мне в ухо Каркаров. — Идиот, дурак, кретин, тупой ублюдок!

И это будто помогает. В одном из немыслимых кульбитов Крам выкрикивает: "Акцио яйцо!!!", и ему в руку тут же влетает искомый предмет.

— Молодец Витя! — с интонацией, наполненной чистым, незамутненным счастьем, сообщает мне Игорь.

— Догадался все-таки, — радуюсь я за дурмстранговца.

— Наша школа! — сияет Каркаров.

Крам делает рывок прочь, но в трех шагах от выхода ему прилетает хвостом.

Это, как ни странно, спасает ему жизнь. Виктора буквально вышвыривает прочь с полигона, когда китайский огненный шар, наконец, собирается с силами и буквально затапливает площадку потоками пламени.

Даже отсюда я ощущаю сухую волну жара.

— Витя! — Крам слетает с трибуны, несется к дурмстранговцу, которого уже оттаскивают прочь от опаляющей стены огня. Чертыхаюсь, несусь следом.

— Игорь Александрович, я его добыл, — слабеющими губами говорит Крам и теряет сознание.

— Витя! — истерично визжит Каркаров, тормоша своего ученика. — Не смей умирать!

— Игорь! — наконец-то добегаю до директора Дурмстранга. — Отцепись, он живой! Отцепись!

Совместными усилиями с Грюмом убираем Каркарова от Крама, позволяя команде колдомедиков делать свое дело.

В себя Крам приходит через сорок минут. Все эти сорок минут Каркаров грызет собственный кулак. Я буквально ощущаю исходящее от него беспокойство.

— Витя, ты молодец! — сообщает ему Игорь, едва тот открывает глаза. — Ты был великолепен!

— Спасибо, Игорь Александрович, — робкая улыбка трогает губы Виктора. — Дурмстранг...

— Дурмстранг, — отзывается Каркаров, облегченно вздыхая.

На трибуну возвращаемся еще через пятнадцать минут.

— Аня, мне надо выпить.

— Тебе еще оценки выставлять, алкоголик, — говорю Каркарову. — После Поттера напьемся.

— Б...ь. Еще Поттер, — недовольно бурчит Игорь. — Ладно, пойдем смотреть на него.

Поттер хитер. Он пытается применить те же Манящие чары, только ничего у него не получается.

— Естественно, — довольно хмыкает Каркаров. — Наши ребята Манящие чары без палочки с первого класса усваивают.

Киваю, внимательно наблюдая за обескураженным Поттером. "Акцио посох!" и "Акцио палочка!" — первое, что заставляют вызубрить маленьких дурмстранговцев. Потому что в бою эти вещи терять нельзя. У Крама получилось применить их и к яйцу в момент сильного напряжения. А у Поттера такое не получится.

А против Манящих чар с палочкой яйца зачарованы. Не только же Поттер тут самый умный.

Поттер думает недолго. Еще одно "Акцио!", и в его руках появляется метла.

Таааак... Поттер что, призвал метлу?! Из сарая?! Который хрен-знает-в-скольки-метрах-если-не-километрах отсюда?! Блин, так даже отец мой не может! Силен мальчишка, ничего не скажешь.

Поттер вскакивает на метлу и бросается к яйцу.

Ага, щаззз. Аж три раза. Дракониха не дура. Она то машет хвостом с толстыми шипами, то дышит огнем, то клацает челюстями. А Поттер вьется вокруг нее, словно муха.

Муха. Вокруг г...на.

Стоп. Будем считать, что этой аналогии мне на ум не приходило.

Через пятнадцать минут хвосторога откровенно устает. Еще через пятнадцать — выдыхается и уже не так часто выпускает огненные струи. Еще через пятнадцать минут мы начинаем скучать. Только Поттер все вьется и вьется вокруг драконихи.

— Еще через полчаса дракониха сама ему яйцо отдаст, лишь бы отстал, — шепчет мне в ухо Каркаров. Минуту я пытаюсь сдержать смех, но силы неравны. Дамблдор недовольно косится на ржущую меня, но замечаний не делает.

Полчаса оказываются ненужными. Когда дракониха отворачивается на секунду, Поттер входит в штопор, камнем падает вниз, хватает яйцо и свечкой взлетает вверх.

Хвосторога лишь разочарованно ревет внизу.

Трибуны реагируют вяло. Оно и понятно. За целый день устали бы все. А Поттер вдобавок всех чуть в сон не вогнал.

Небольшое оживление вносят оценки судей. Высшая оценка достается Краму — сорок семь баллов. Флер занимает второе место и получает сорок четыре балла, а Поттер — сорок.

— А теперь прошу почтить память Седрика Диггори минутой молчания, — объявляет Людо Бэгмэн, и все зрители встают.

Интересно, умрет ли кто-нибудь на следующем испытании?

* * *

Виктора отправляют в Мунго. У парня раздроблен позвоночник и пережат спинной мозг. Вдобавок переломы ребер, проткнутое легкое и вывих правой руки. К Рождеству, однако, колдомедики обещают поставить Крама на ноги. Но вот сможет ли он после этого заниматься квиддичем — не факт.

В Пуффендуе — траур. Барсуки какой-то потусторонней чуйкой узнают, что я беседовала с Диггори перед испытаниями, и теперь намеренно меня сторонятся. Хорошо, хоть уроки не прогуливают. Были бы гриффиндорцами, устроили бы мне бойкот непременно.

Каркарову до смерти Диггори нет дела. Он искренне радуется первому месту Крама и постоянно ставит его в пример другим парням. Те, конечно, тоже радуются за своего однокурсника, но вот постоянное восхваление Крама директором им уже надоедает.

Неделю едим в зале, завешанном траурными полотнами. Впрочем, для гриффиндорцев и слизеринцев это ничего не значит. Пару раз слышу, как красно-золотой факультет подбадривает Поттера, говоря, что "Диггори был ненастоящим чемпионом". М-да. И это — факультет благородства, как мне его описывал Дамблдор?

— Говорят, Седрика убили по приказу Того-Кого-Нельзя-Называть, — говорит Малфой после завтрака в коридоре какой-то девочке на пару курсов младше. — Он собирается вернуться. Помнишь чемпионат по квиддичу этим летом?

Не выдерживаю. В лучших традициях Дурмстранга хватаю за ухо белобрысого пацана и, мило улыбаясь, обращаюсь к испуганной слизеринке:

— Мисс Андерсон, не переживайте. Я могу вам гарантировать, что с драконами Тот-Кого-Нельзя-Называть справляться не умеет.

Мисс Андерсон смотрит на стонущего от боли Малфоя, затем на меня.

— Я поняла, профессор Риддл, — пищит девочка.

Отпускаю покрасневшее ухо блондина.

— Ай, вы сошли с ума! — причитает Малфой, прижимая ладонь к больному месту. — Да вы знаете, что с вами сделает мой отец?! — вдруг рявкает он на весь коридор.

Замираю от такой наглости, но потом прихожу в себя.

— Будем мериться, у кого папочка круче? — заинтересованно спрашиваю у слизеринца.

Тот, через секунду, видимо, сообразив, заливается краской почище Уизли и, сопровождаемый смехом успевших собраться зрителей, берет низкий старт куда-то в противоположную от меня сторону.

— Профессор Риддл! — вдруг резко окликают меня.

Оборачиваюсь. Ко мне спешит злая профессор МакГонагалл.

— Мы не используем физические наказания на учениках! — на лице пожилой ведьмы — гнев. — Только отработки и снятие баллов!

— А это не физическое наказание, — добродушно улыбаюсь. — Это вместо Силенцио. Только немножко больнее. Но, согласитесь, никакого сравнения с самим Силенцио. Так он бы молчал, пока заклятие не снято, а так — просто не будет говорить лишнего.

— Я доложу директору, — глаза декана Гриффиндора на секунду желтеют, и мне даже кажется, что зрачки вытягиваются. — Пусть он разбирается.

Когда ее остроконечная шляпа скрывается за каким-то поворотом, ученики награждают меня аплодисментами.

Интересно, почему я ощущаю себя клоуном?

А в пятницу мне приходит письмо от бывшего профессора ЗОТИ, который вел в прошлом году. От оборотня.

"Уважаемая профессор Риддл.

Я получил ваше письмо давно, но, сказать честно, побоялся на него отвечать. Думаю, вы понимаете, почему. Директор Дамблдор развеял мои опасения, и я бы хотел извиниться перед вами. В эту субботу я буду в Хогсмиде, в "Трех метлах". Если вы не против, то мы могли бы встретиться там, и я бы передал вам все имеющиеся материалы, если в них, конечно, еще есть нужда.

Р. Дж. Люпин".

Откладываю пергамент, смотрю на пламя камина. А почему бы и не встретиться с этим человеком?

— Проведешь у ребят "боевку"? — интересуюсь у Игоря вечером. — Я завтра в деревню выбраться хочу.

— А чего там? — спрашивает Каркаров, растянувшись на моем диване.

— Кое с кем встретиться надо.

— И с кем это?! — ревниво поднимается на локте Игорь. — Кто это такой?

— Люпин. В прошлом году здесь ЗОТИ вел.

— А... — ложится обратно мой собеседник, но снова вскакивает: — Оборотень?

— Ага, — киваю. — Но ты не бойся. Он безопасный. Он с Дамблдором дружит.

— Хм... — многозначительно выдает Каркаров. В его "хм" собраны всевозможные интонации, причем ревность — превалирует.

— Он мне материалы по прошлому году отдаст.

— А почему не совой?

— Потому что я Риддл! — рявкаю. — Потому что он вообще засс...л мне отвечать, пока с Дамблдором не поговорил. Хочет, видимо, на мою рожу поглазеть!

— Анька, а ты все-таки ненормальная, — бурчит Игорь, глядя на мое разгневанное лицо. — Ну что тебе стоило приехать Романовой?

— Много чего стоило, — успокаиваюсь. — Как приехала, так приехала. И вообще. Я должна реабилитировать фамилию или нет?

Каркаров фыркает, улыбается.

* * *

Сижу в "Трех метлах", потягивая сливочное пиво. Рядом через стол примостились ученики Хогвартса.

— Профессор Риддл? — окликает меня голос, и напротив садится молодой мужчина лет тридцати пяти, опрятно, но бедно одетый. — Я Ремус Люпин.

— Очень приятно, — киваю Люпину. — Анна.

— Тогда я Ремус, — улыбается оборотень. — Простите меня за недоверие, пожалуйста, и что так задержался с ответом, — на стол ложится толстая папка с пергаментами. — Вот тут мои наработки.

— Огромное спасибо, — искренне благодарю Люпина. — Это действительно может сильно помочь.

— Если честно, я в этом сомневаюсь, — хмыкает мой собеседник. — Учитывая, что вы учились в Дурмстранге...

— Именно поэтому, Ремус. Программа Дурмстранга не подходит для Хогвартса. Я, конечно, даю детям, что могу, но очень боюсь слишком завысить требования. А так у меня есть шанс хоть немного равняться на одного из лучших преподавателей ЗОТИ. Нет-нет, не смотрите на меня так — это не лесть. Это мнение оставленных вами учеников. Даже слизеринцы признают вашу компетентность, хотя они и выказывают меньше всех симпатий в ваш адрес.

— Слизеринцы... — фыркает оборотень. — Да... не сложилось у меня с ними как-то... еще с детства.

— Бывает, — киваю. — У них сложная натура.

— Это точно. Как и у вашего отца... — в интонациях — умело замаскированный вопрос.

Ха. Ничто не ново под луной.

— Мой отец — это отдельная история, Ремус, — отпиваю глоток пива. — Хоть в нас и течет кровь Слизеринов, тем не менее, мы разные. В моем появлении на свет, скажем так, принимал участие не только Том Риддл, но и Елизавета Романова. И, если честно, для меня всегда была примером она, а не отец.

— Елизавета Романова... Это французский колдомедик?

— Да, — киваю. — Вы слышали о ней?

— Разумеется, — Люпин преображается. — Я читал ее труды по колдопедиатрии. Она первая применила совершенно новый подход к диагностике врожденных заболеваний у детей-магов, и именно ей мы обязаны тем, что детская смертность сократилась едва ли не вдвое.

— О... — только и могу сказать. — Простите, Ремус. Очень редко случается, что имя моей матери известно за пределами узких кругов.

— Ну... В свое время я... я занимался изучением колдопедиатрии.... самостоятельно, — краснеет оборотень. — Я пытался... Ай, неважно.

Подзываю Розмерту.

— Что вам, мисс Риддл? — улыбается барменша.

— Ремус, хотите чего-нибудь?

— Ой... Да ладно... Нет... — еще больше смущается оборотень. — Я так...

Ага. Все с тобой, пушистый, ясно.

— Позвольте угостить вас обедом, — улыбаюсь. — Не так часто мне доводится тех, кто знает не только о делах моего отца, но и моей матери.

— Я...

— Поверьте, Ремус, мне это будет только в удовольствие.

— А... ну ладно, — сдается оборотень.

Розмерта понятливо кивает, и через минуту на столе перед моим собеседником стоит горячий суп с клецками, солянка и кружка сливочного пива.

Люпин ест культурно, но видно, что сытно поесть ему удается не каждый день. Он тщательно доедает все до последней крошки и благодарно смотрит на меня.

— Спасибо, Анна.

— Это вам спасибо, Ремус, — касаюсь принесенной оборотнем толстой папки. — Вы меня очень выручили.

* * *

После встречи с Люпиным в замок решаю не заходить, а сразу иду на берег озера, где ребята занимаются Боевой Магией. Уже издали вижу мускулистые фигуры парней и укутанного в теплую шерстяную мантию Каркарова.

Да, Игорь — это не я. Это для меня с парнями позаниматься в удовольствие. Игорь же никогда не любил изматывающие тренировки.

Подойдя еще ближе, слышу, как он распекает Зелинского.

— Вацлав, ты вообще по сторонам смотришь? Сколько раз тебе Меркушев будет в ухо посохом лупить, чтобы до тебя дошло? Ты за сегодня третий раз на его посох напарываешься. Мне что, попросить Лейбовича тебе еще один глаз пришить? На это самое ухо?

— Понял, Игорь Александрович.

— Далее. Дитрих! Ты колдомедик или пес шелудивый? Почему у тебя оказалось недостаточно зелий?

— Эм... Я...

— "Паршивая свинья", — рифмует Каркаров. — Еще раз твои одноклассники будут валяться с переломанными костями дольше, чем длится урок, я тебе не только двойку влеплю, но и голову на задницу пересажу!

— Понял, Игорь Александрович!

— Проводите воспитательные беседы, Игорь Александрович? — улыбаюсь Каркарову.

— А... Анна Фоминична, здравствуйте, — отвлекается от учеников директор Дурмстранга. — Скажите же — оболтусы?

— Ага, — киваю. — Но все не так страшно, как вы полагаете. Они научатся.

— Надеюсь, — ворчит Игорь, которого мое присутствие настраивает на благодушный лад. — Ладно. Урок окончен.

Парни, прихрамывая, ползут в замок, мы же с Каркаровым не спеша двигаемся следом.

— Как прошла встреча? — интересуется Игорь.

— Неплохо.

— Как оборотень?

— Как-как. Как и все в этой Англии, у кого в графе "хронические заболевания" стоит "ликантропия". Я его обедом накормила, так он едва хвостом не начал махать.

— Да уж. Вообще не понимаю, на что рассчитывает Министерство, проводя политику притеснения оборотней и нечеловеческих рас. Оно ж доиграется.

— Может, именно это и надо Англии? — задумчиво пинаю камешек, подвернувшийся под башмак. — У нас-то революция была в семнадцатом...

— А этих война, что тринадцать лет назад окончилась, подкосила, — отрезает Каркаров. — Крови захотелось?

— Нет, — прикусываю язык. — Хватит с этого мира крови.

— Вот-вот.

* * *

На входе в замок меня вылавливает Снейп.

— Анна, вас-то я и ищу, — довольно говорит зельевар. — Нам нужно опробовать зелье.

— А, хорошо... — смотрю на недовольно поджавшего губы Игоря извиняющимся взглядом. — Игорь, извини.