Доминика Грасс

— Кобра всегда прямолинейна и говорит то, что думает. Ты действительно очень красива.

— Леший, у тебя будет три месяца в Гирите, чтобы побегать за нашей коллегой! — разрушила идеалистическую картину я, заставив обоих отдёрнуть руки. — А пока что давай вещи твои перетащим.

Оказавшись на пороге каюты одногруппника, располагавшейся как раз напротив моей, я обнаружила один очень неприятный сюрприз. Новый пассажир тоже оказался валевисом. Совсем молодым, лет пятнадцати. Ухоженный, не заросший, с подпиленными ногтями, такой, что не сразу и определишь его вид. Раздул ноздри, увидев меня, вскинулся. И втянул голову в плечи, попытался стать максимально незаметным.

Мальчишка. Будь он один, даже внимания не обратила бы.

Едва за нами закрылась дверь, я с досадой пнула стену.

— Плюс сто процентов к возможности стычки, — уныло сообщил Лёха, бросив свои вещи на свободную койку.

Я проматерилась, в одном предложении помянув надушенных блондинок в джунглях и тупых стадных животных. Ирма прикинулась глухонемой невидимкой. Ася грустно качнула головой, с молчаливой поддержкой коснувшись руки подруги. Лёха сел, обхватив голову ладонями и уперев локти в колени, согласно добавил пару предложений. Вздохнул:

— Весело начинается наша практика.

— Надеюсь, продолжится она скучно, — сказала Ася, ложась на свою койку.

— Ир, дай-ка мне свои сигареты, — попросила девушку я. И, получив запрошенное, пакостно усмехнулась. — Буду провоцировать похотливую паскуду.

— Рискуешь, — предупредил мой товарищ по несчастью, посмотрев исподлобья.

— Без тебя за спиной нарываться не стану, — пообещала я.

— Договорились, — кивнул коллега.

Мне нужно побыть в одиночестве. Взяв с собой куртку, планшет, карандаши и блокнот, я вернулась на палубу. Заняла уже облюбованный стул, закинула ноги на второй. Открыла блокнот на пустой странице. Сделала наброски. Записала наблюдения. Сухо, только факты. Солнце село и света хватать перестало. Палубный фонарь светил, но его недостаточно. Горел на носу другой источник света, более мощный. Поразмыслив, я сгребла своё имущество в охапку и перебралась на нос. Расположилась под фонарём, прислонившись спиной к борту.

Закончив записи и зарисовки, пролистала блокнот обратно. Улыбнулась портретам Аери и Йеры. Задержалась на странице с Тау. Провела кончиками пальцев по нарисованной линии его подбородка. Погладила браслет на запястье, который уже стал таким привычным, что не ощущался на руке.

— Вам ещё нужен свет, госпожа?

Оцепенев на миг, я захлопнула блокнот, подняла взгляд. На палубе стоял худой, мосластый подросток юнга в растянутой майке и мешком висящих штанах. Ромейским он владел паршиво, за акцентом слов не разобрать толком.

— Нет, я всё закончила, — отозвалась на залийском. — Выключай, если мешает.

Парнишка подошёл, вырубил фонарь. Помявшись, нерешительно сказал:

— А вы хорошо говорите по-нашему. Ромейцы редко так могут.

— Есть такое, — согласилась я. — Но мне нравится много знать. А чтобы много знать, надо хорошо говорить. Тебя как зовут, мальчик?

— Лачи, — ответил юнга. — И я не мальчик!

— Ну не девочка же, — фыркнула я, заставив паренька стушеваться. — У тебя ещё много работы, Лачи? Уделишь мне время?

— Конечно, госпожа, — кивнул мальчишка и сел рядом прямо на пол, повинуясь моему жесту. — Что вы хотите узнать?

Умный ребёнок.

— Расскажи-ка мне про вашего перевёртыша...

Через полчаса я знала всё, что мог рассказать юнга. Звали валевиса Рарах Тума, по реке с ними пёс ходил четвёртый месяц. Команда его не жаловала, но терпела. Рарах выполнял в основном ремонтные работы, не чурался работы чёрной. Ещё подменял рулевого и помогал механику. В общем, на каждую течь заплатка. И новый пассажир — племянник Рараха.

Хоть мальчишка ничего прямо и не сказал, но было ясно, что он терпеть не может пса.

— Что ты хочешь взамен информации, Лачи? — спросила напрямую подростка я. Предлагать ему деньги в оплату — моветон.

В слабом свете, исходящем от фонарей, направленных на реку, было видно, как подросток улыбнулся и качнул вихрастой головой.

— Ничего, госпожа. С вами интересно разговаривать. Вы хорошая... Спокойной вам ночи.

Склонив голову, паренёк легко поднялся на ноги и ушёл. Я не спешила вернуться в каюту. Откинулась на ограду, вскинула голову к небу. Луна ещё не взошла. На чёрном небе сияли сотни тысяч звёзд. Ярких и близких. Небом можно любоваться до бесконечности.

Идиллию прервала знакомая мелодия вызова.

Мама. Мне следовало давно позвонить. И всё рассказать. Но как, как мне сказать тебе?!..

Вынув из кармана гарнитурный наушник, я ответила на звонок.

— Привет, мам...

— Привет, малышка! — родной мамин голос заставил заулыбаться. — Ты не звонила. У тебя там всё в порядке? Добралась уже до своей глухомани? Как ты?

Столько вопросов... на какой отвечать первым?

— Я в пути ещё. Сейчас вот как раз по реке плыву на корабле.

— Тебя не укачивает? — обеспокоилась мама.

— Не, я в норме. Держусь.

— Ну хорошо, я рада, — успокоилась она. — И с кем ты путешествуешь? До крёстного дозвонилась?

Горло свело. Осторожно выдохнув, я глухо ответила:

— Да мы тут вчетвером с ребятами. Мои бывшие сокурсники, их в Гирит отправили. Мам... тут... в общем... мам, кое-что случилось.

— Что случилось, малышка? — мамин голос дрогнул.

Мне снова пришлось задержать дыхание.

— Мам... ты только пообещай мне, что не будешь плакать, ладно?

— Ника, что случилось?! — мама уже не скрывала страха.

Мне пришлось сглотнуть ком в горле.

— Раа не вернулся из экспедиции. Он умер.

Повисшая тишина казалась оглушительной. Только спустя полминуты она выдохнула:

— Что?!.. Повтори... а то мне показалось...

— Раа умер, — глухо повторила я.

— Как?!.. — придушенно воскликнула мама. И заплакала.

— Его убили, — произнесла я. — Мама, не плачь, пожалуйста, мам... Я не знаю как и кто. Но я выясню. Выясню и всех рядами положу, под нож пущу подонков!..

Заткнула себе рот руками, чувствуя, как обжигает от слёз лицо. Мама, перестань плакать, пожалуйста. Никто не услышит от Доминики Грасс того, что может себе позволить Виктория или Ника Вэрбе. Никто. Даже ты.

— Мам, послушай... заверни мою практику так, чтобы меня перенаправили в Летшасс, — а голос всё равно слишком сдавленный.

— Хорошо, — изо всех сил сдерживаясь, ответила она. — Хорошо, я всё сделаю...

— Я потом позвоню, мам...

Отрубив связь, я уткнулась лицом в колени и неслышно закричала. Когда в лёгких кончился весь воздух, судорожно, со всхлипом вдохнула. Вскинула лицо к небу.

— Ненавижу тебя, Раа Морриш... Как ты мог, мой второй отец?! Как ты мог оставить меня, папа Раа?!.. Ты же обещал!.. Ты поклялся!..

Виктория Вэрбе умела плакать красиво. Так, что ни один мужчина не мог устоять перед её слезами и очарованием.

Но сейчас, уронив на пол телефон, она безобразно рыдала и подвывала, обхватив себя руками и согнувшись как от боли. Поднялась на ноги, нетвёрдым шагом дошла до полки с фотографиями в рамках. Опрокинув с десяток, нашла нужную — маленькая Доминика на плечах у огромного марилиту. Малышка смеётся, машет руками, полузмей с улыбкой смотрит вверх, будто пытаясь взглянуть на кроху, придерживает её ногу, чтобы не свалилась. Обняла фото, прижав к животу. Сползла на пол.

— Вика!.. — темноволосый, обаятельный молодой мужчина бросился к сидящей на полу женщине. — Вика, что случилось?!

Не в силах выдавить и слова, она только всхлипывала. Оглядев разбросанные фото, мужчина тихо спросил:

— Дочь?..

Виктория сумела замотать головой. И ответила высоким, ломким голосом:

— Мой брат... брата убили...

Задохнулась от боли, сама только сейчас поняв смысл этих слов. У неё нет родных братьев и сестёр, Вика — единственная дочь своих родителей. Но был Раа...

Раа даже больше, чем брат. Сын Литу занимал собой огромный кусок её самой. Душа и сердце истекали кровью, а глаза могли плакать только водой. Виктория Вэрбе некрасиво и совершенно необаятельно выла от горя, сидя на полу.

Не знаю, сколько прошло времени. Много, наверное. У меня жутко разболелась голова.

Нужно успокоиться. Они не должны видеть моей слабости. Успокойся, Доминика...

Потянув руку к планшету, я включила режим связи. Набрала номер.

— Ты опять не спишь ночью, Доминика? — его голос окутал меня тёплой волной. Тугой узел внутри немного отпустило. Появилась возможность дышать.

— Я просто хочу услышать тебя. Поговори со мной, Тау...

Мне хватило пятнадцати минут, чтобы прийти в себя. Отдышаться. И даже улыбнуться. Когда мы попрощались, я вздохнула спокойно. Ещё немного посидела на воздухе, глядя в небо. Тау умеет настаивать на своём. И он потребовал от меня выспаться.

Вернулась в каюту. Заперла дверь на общий и внутренний замки. Стараясь никого не будить, умылась холодной водой. Место Лешего оказалась задёрнуто простынёй, закрывающей его от остальных. Правильно, нефиг парня смущать. И самим можно спокойно штаны снять.

Завернувшись в тоненькое одеяло, я далеко не сразу закрыла глаза. Нужно поспать. Без кошмаров...

Закатный ещё долго невидяще смотрел перед собой, держа в ладони коммуникатор. Она бы не призналась, насколько ей на самом деле плохо, но Тау слышал. Слышал сдавленный голос, за каждой фразой читал "мне плохо и холодно". Насколько мог, делился теплом и покоем, который ей так необходим.

— Ну что, мальчишка, — голос старшей женщины заставил его рывком выйти из оцепенения. — Убедился в неправильности своего пути?

Он убрал в карман коммуникатор, обернулся. Майра пришла на крышу, чтобы сменить его. Смотрела старшая змея с яростью.

— Да, — спокойно кивнул Закатный.

— Ну так убирайся отсюда! Проваливай в Гирит! — зашипела Майра.

— Нет, — холодно ответил воин.

— Дурак, — сухо бросила женщина.

— Знаю...

Глаза открылись. Только разглядев спящую с противоположной стороны Ирму я начала соображать.

Странный у меня внутренний будильник. Просыпаюсь как от толчка и уже будто не спала. И снов не помню. Наверное, потому, что не хочу их помнить.

Тело с утра как всегда не слишком послушное. Тихо, только не будить ребят. Умыться, одеться, собраться и потихоньку на улицу. Утро. Шесть часов. Над рекой, накрыв баржу, туман плотняком лежит. И никого в пределах видимости. Красота.

Привычно распинать столики по углам. Включить музыку. И потихоньку заставить своё тело слушаться. Растяжка. Немного силовых упражнений. Чуть-чуть на выносливость. Мои нервы снова работают так, как должны, а ноющая боль изгнана из костей. Прикрываю глаза, прислонившись спиной к поднятой и, кажется, даже приваренной аппарели. Выровнять дыхание, впитывая чёткую амплитуду движений этой посудины. В такт музыке.

Обманчивая, зыбкая реальность в тумане стала другой. Воздух — субстанция, от которой можно оттолкнуться, и можно зацепиться. Как вода. И я могу скользить по этой воде как ветер. Как змея.

Пришла в себя я сидя на полу у аппарели. Прижала к лицу шарфик, несколько раз глубоко вдохнула. Отправила под язык своё лекарство. Три с половиной круга. Минуту назад эйфория движения захватывала с головой, но эта самая голова в итоге закружилась так, что мне пришлось закончить "полёт" и сползти у той стенки, к которой я прислонилась.

Но это было восхитительно. Скользить, бежать и лететь... Губы растянулись в улыбке. Это ни с чем несравнимое счастье — быть ветром над землёй, а жизнь ветра — в движении. Вставать не хотелось. Мне и тут хорошо. Остыну, потом встану.

Лёгкие шаги заставили меня открыть глаза, выплывая из эйфории.

Лачи присел рядышком и протянул мне высокий стакан. Я удивилась, но приняла, кивком поблагодарив. Сделала глоток на пробу. Виноградный сок. Никакой противной сладости. Чуть кисловатый и немного терпкий. Идеальный. Как раз то, что нужно.

— Я не знаю, как называется то, что вы делали, госпожа, — произнёс тощий подросток, восхищённо глядя на меня, — но это... так... я слов не подберу.

— Будешь тренироваться каждый день — сможешь так же, — пообещала я. — Ну а чтобы это было ещё и красивым — танцевать с ветром надо под музыку. Вот, послушай.

Сняв наушник, нацепила на пацана. Он аж замер. Так мы и сидели — я медленно пила из высокого стакана, а мальчишка слушал музыку.

Хорошее утро.

Мои коллеги по несчастью вылезли на палубу только часам к десяти. Я в это время сидела и читала с планшета информацию по оборотням. Девяносто девять процентов сведений мне и так известно, лишь пару мелких деталей я умудрилась упустить. Ну и освежить уже известное не мешало. Главное — фильтровать факты от информационного мусора, которым так и кишат разнообразные источники, начиная от форумов, кончая учебниками.

Распогодилось только к полудню. Ушёл туман, засветило солнышко. Воздух быстро стал слишком сухим, чтобы оставаться для меня уютным. Но я привыкла к некомфортному состоянию.

Есть не хотелось. Весь мой завтрак составлял стакан сока, девчонки отчаялись впихать в меня хоть кусочек. Меня мутило. Бледная зелень моего лица лучше слов говорила, почему завтракать я не стану. Половину времени я провела на носу, откровенно шлангуя. К обеду Асе удалось уговорить меня прийти к ним за столик.

Привычно сев полубоком, я закинула на облюбованный в первый же день второй стул ноги. Наличествующую на столе еду игнорировала.

— Доминика, — позвала Ирма. — Мы обещали твоему Тау, что ты не останешься голодной, пока мы за тобой присматриваем.

— Кто ещё за кем присматривает, — проворчала я.

— Не суть, — отмахнулась Ирма.

— Кто такой? — насторожился Леший. — И почему я его не знаю?

— Редкий красавчик, — мечтательно улыбнулась Ирма.

— И такой обаятельный... — добавила Ася.

— Кобра, неужто ты променяла свои учебники на парня?! — весело удивился Лёха.

И очень внимательно взглянул на моё запястье. Перевёл взгляд на меня, вопросительно приподняв бровь. Одним взглядом спросил то ли это, о чём он думает. Я взглядом и полужестами ответила, что не жажду ничего говорить и, тем более, обсуждать. Леший согласился, что я в праве молчать.

— Если кто ещё раз попробует обсуждать Тау, стерилизую без анестезии, — ласково пообещала я. — Ладно, я поем, но немножко и не пихайте в меня много.

Обнаружив на столе флягу "персикового молока", налила в кружку и стала медленно пить. На большее меня вряд ли хватит. А блевать, перегнувшись через борт — это так унизительно...

Когда пара отдельных фраз долетела до моего сознания, я как-то разом поняла, что именно держит меня в напряжении. Голоса. Разговор. Очень похоже по звучанию на обычный залийский. Только чуть-чуть по-другому произносятся отдельные звуки.

— Леший, — позвала я тихонько, делая вид, что пью. — Аккуратно глянь наверх и скажи мне, что ты видишь.