Но Нимфадора упряма, как Аластор, и не привыкла отступать.
При этом, усиливая ее намерения, с двух, нет, даже с трех сторон ее дополнительно подпирают иные чувства. Во-первых, стыд за те дразнилки и розыгрыши, что они устроили с Флёр летом (хотя поцелуи Делакур были умелы, и Тонкс даже заподозрила тогда, что все эти рассказы в стиле "вейлы любят только мужчин" лишь увертки и хитрость, как оно и оказалось). Во — вторых, желание избавиться от прожигающих взглядов — то есть пристроить Грейнджер хоть в чьи — то руки, пускай в них реализует свой пыл и страсть. В — третьих, обе они, Гермиона и Дора немного изгои в обществе, и отличительная черта, будь то любовь к женщинам или метаморфизм, обеспечивает им жадное и дурное внимание того самого общества, что их не принимает.
У самой Тонкс есть Аластор, и этого более чем достаточно, чтобы твердо стоять на ногах.
— Место твое в башне Рэйвенкло, — сообщает она Луне, увлекая Лавгуд за собой по коридору. — Баллов я с тебя снимать не буду, сама виновата, что потащила тебя следить, но больше так не делай, не ходи по Хогвартсу после отбоя.
— Но Гарри и Джинни шли искать пустынника! — искренне восклицает Луна.
— Сказала бы, я, что они пошли искать, — не выдержав, смеется Нимфадора.
Собственно, она следила за Гарри, и там и столкнулась с Луной, а уже потом, когда стало ясно, что к чему с Поттером, из-за поворота вынырнула Гермиона.
— Скажи, — заинтересованно просит Луна.
— О, это тебе может рассказать Гермиона, — радуется открывшейся возможности свести этих двух упрямиц Нимфадора.
— Хорошо, я завтра ее спрошу...
— Нет-нет-нет, там должна быть соответствующая обстановка!
Тонкс даже останавливается и зажмуривается на секунду, план ярко вспыхивает в голове.
— Значит так, не говори, что это я тебя надоумила, иначе ничего не выйдет, понятно?
— Понятно, — кивает Луна.
— Скажешь Гермионе, что это ей подарок на день рождения.
— Но мы же дарили ей подарки, и день рождения у нее был месяц назад!
— Скажешь, что забыла подарить или что настроение было не то, или что цвет неба не соответствовал, неважно, — отмахивается Нимфадора. — Главное — подарок.
— Подарок, — еще раз кивает Луна. — Я люблю дарить подарки. А что я ей буду дарить?
— Себя, — ухмыляется скабрезно Нимфадора.
— Себя?
— Себя, себя. Гермиона же у нас Префект? У нее есть доступ к отдельной ванне для старост.
— Она ей не пользуется, — тут же простодушно сообщает Луна.
Нимфадора вздыхает, подавляя желание шлепнуть себя по лицу. Ну почему все так тяжело?
— Скажешь ей, что подарок требует много воды, а озеро — слишком холодное, понятно?
— Много воды, понятно, — соглашается Луна.
— Когда вручают подарок, то просят закрыть глаза, чтобы был сюрприз. Зайдете в ванную, попросишь Гермиону закрыть глаза, потом разденешься и попросишь открыть глаза. А когда она удивится, скажешь, что подарок — это ты, понятно?
— Подарок — это я, — повторяет Луна. — Но Гермиона и так видит меня каждый день, разве это подарок?
— Поэтому, — сквозь зубы говорит Нимфадора, — тебе надо раздеться, тогда это будет подарок, ясно?
— Ясно. А что потом?
— А потом, — улыбка Тонкс становится ухмылкой, от уха до уха, что называется, — она тебе объяснит, что именно искали Джинни и Гарри, и даже покажет, наглядно и с примерами, и вас все будет замечательно, можешь мне поверить на слово.
— Хорошо, — серьезно отвечает Луна, — я тебе верю.
На мгновение у Нимфадоры мелькает мысль отказаться от плана, но отступить? Никогда!
— Так что не медли с вручением подарка, — напутствует она Луну, входящую в башню Рэйвенкло.
Несколько минут спустя, из темной ниши рядом с входом в башню Рэйвенкло, вываливается Невилл, и, покачиваясь, словно пьяный, бредет обратно, к башне Гриффиндора, что-то бормоча на ходу и хватаясь за голову.
Глава 15
29 октября 1995 года, Хогвартс
Идем к Дамблдору втроем, я, Гарри и Джинни. Младшая Уизли не сверлит спину злобно взглядами, не зеленеет от ревности и вообще довольна жизнью, как, собственно, и Поттер. Они, похоже, нашли свой ритм, и каждый вечер удаляются в темноту коридоров, попеременно прячась под мантией — невидимкой. Не знаю уж, ставят ли они там пьесу из жизни кроликов или просто держатся за ручки в пустом классе, главное, что оба довольны и ко мне не лезут.
Во всяком случае, пока.
— Извини, Рон, но пригласили только нас, — извиняющимся голосом говорит Гарри.
Не могу удержать смешка, и вот теперь Джинни кидает в меня Взгляд Смерти. Но правда, как представлю, что Гарри ей в пылу страсти шепчет "О, Рон", так меня смех разбирает, несмотря на всю неправильность и извращенность такой фантазии.
А вообще, симптоматично.
— Ничего страшного, уверена, что ты и твой друг в юбке прекрасно проведете время, — мечет ответную стрелу Джинни.
Стрела проходит мимо, Гарри лишь кивает в ответ и поворачивается к горгулье, загораживающей вход в башню Дамблдора. Та сидит, раскинув крылья, сложив лапы на колени и, кажется, ехидно скалится.
— Шоколадные батончики Берти Бонс со вкусом заката, — говорит Гарри.
Горгулья моргает и приоткрывает вход. Странно, раньше Дамблдор обходился не такими длинными паролями, или это Аластор на него так плохо влияет? Поднимаемся по винтовой лестнице, и думаю о том, что здесь можно установить массу ловушек, и Грюм бы точно так и сделал.
Дамблдор практически в порядке, по крайней мере, внешне. Смотрит доброжелательно, поверх очков, мантия разукрашена звездами, борода пышна и ухожена, феникс в клетке добродушно выбрасывает язычки пламени во сне. В кабинете прибавилось всяких странных приборов, минимум половина из них пыхтит, кряхтит, что — то извергает, мелькают какие-то облачка, в общем, не все так радужно в мире.
— Знаешь ли ты, Гарри, что Темный Лорд в ту роковую ночь, на Хэллоуин восемьдесят первого года, пришел в Годрикову Лощину за тобой, а не за твоими родителями? — ошарашивает с места в карьер вопросом Дамблдор.
— За мной, сэр? — Гарри и вправду ошарашен, и теряется в словах. — Но Сириус говорил,... я думал, что это потом...
Он потирает шрам.
— О да, твои родители состояли в Ордене Феникса, и смело противостояли Темному Лорду, — кивает Дамблдор, — но пришел он именно за тобой. Именно тогда родилась связь, удерживающая вас воедино, Гарри, тебя и Темного Лорда.
Гарри лишь выпрямляется в кресле и расправляет плечи.
— На твоем месте мог бы быть Невилл Лонгботтом, но пророчество одним фактом своего изречения сковало цепь событий и изменило судьбы, — и тут Дамблдор улыбается печально. — Кажется, я и сам начал изъяснятся не менее туманно, чем все эти прорицатели. Это грустная история, Гарри, но пришло время тебе узнать ее, от и до, с самого начала.
Он встает и идет к стене, открывает магический сейф и достает свиток.
Читаем его вдвоем, почти жадно, ибо текст пророчества я так и не смог вспомнить, сколько ни нырял в воспоминания о фильмах.
"Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой... тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца..."
— Это пророчество также хранится в Отделе Тайн в Министерстве, — голос Дамблдора размерен и спокоен, даже сух, можно сказать, — и там его могут взять в руки только те, о ком говорится в пророчестве. Но я, как свидетель и очевидец изречения пророчества, не скован такими ограничениями. Впервые это пророчество я услышал в январе 1981 года, в "Кабаньей Голове" во время встречи с Сивиллой Трелони.
Гарри невольно поднимает голову. Да, среди школьников Хогвартса распространено убеждение, что Сивилла шарлатанка, и хрен чего предскажет толком.
— Я всегда думал, что Прорицания — это лже-искусство, обман, — говорит Дамблдор, — и шел на встречу с твердым намерением отказать Трелони в месте, и поднять вопрос перед Советом Попечителей и Министерством о замене предмета в Хогвартсе на что-то другое. Но, едва Сивилла успела мне сообщить, что она правнучка знаменитой Кассандры...
А это кто? Пытаюсь вспомнить. Серьезно? Той Кассандры, из Трои? Или в фольклоре опять все переврали?
— как она впала в транс и изрекла то, что вы сейчас прочитали. Это были не просто слова, они несли заряд магической силы, и мне сразу стало ясно, что Пророчество — истинное.
Да-да, мне она тоже одно такое изрекла, было жутковато, но заряд силы? Ладно.
— Мои родители трижды бросали вызов Темному Лорду? — неожиданно, с оттенком гордости в голосе спрашивает Гарри.
— К тому времени война велась почти в открытую, — вздыхает Дамблдор, — но вызов — это, конечно, громко сказано. Встречались в сражениях и выжили, и это, надо сказать, немало, ибо Волдеморт тогда был в полной своей силе. Пророчество было подслушано и рассказано тем, кто тогда служил Темному Лорду — Северусом Снейпом.
Дамблдор как будто задался целью сегодня удивлять и ошарашивать Гарри.
— Я так и знал!!! — орет Поттер после паузы.
Дедушка Альбус взирает спокойно, а Гарри беснуется, орет, правда потом останавливается и спрашивает недоуменно.
— Но, сэр, зачем вы тогда взяли его на работу, если вы знали, что он раскрыл пророчество?
— Тогда я этого еще не знал, — вздыхает Дамблдор. — Под пророчество попадали двое, ты и Невилл, ибо родители его тоже состояли в Ордене и участвовали в тех сражениях с Волдемортом. Можно сказать, что придя к твоим родителям, он сам сделал тебя, Гарри, героем пророчества, ибо сказано там: "и Темный Лорд отметит его как равного себе". Рассказом своим Снейп запустил цепь событий, кровавых событий.
Дальше дедушка пересказывает уже известную мне часть о спрятавшихся под Фиделиусом Поттеров, о предательстве Питера и прочих полетах на мотоциклах. Гарри слушает жадно, хотя Сириус обо всем это уже рассказывал, но рассказывал без знания пророчества и всех этих нюансов большой политики.
— То есть моих родителей убил Снейп, — кивает Гарри.
— Твоих родителей убил Волдеморт, не зная, что тем самым он реализует пророчество, — тихо отвечает Дамблдор. — Равно как и Северус не знал, к кому относится подслушанное им. Он умолял пощадить Лили, но Волдеморту не нужны были живые Поттеры.
Умолял пощадить только Лили? Интересно получается.
— Он пришел ко мне потом, но я не умею возвращать мертвых, — горестно вздыхает Дамблдор. — Северус раскаялся, принес мне нерушимую клятву и остался в Хогвартсе. К сожалению, ему не удалось войти в доверие к Темному Лорду настолько, чтобы узнать, где он скрывается, а потом он погиб.
— Явившись в Дурмштранг, чтобы убить меня, Гермиону, убив Сириуса!
Дамблдор достает пузырек с плавающими там серебристыми соплями воспоминаний. По его жесту из стены выезжает огромная бадья Омута Памяти.
— Это бой, фрагмент того боя, глазами Аластора, — говорит Дамблдор. — Я хочу Гарри, чтобы ты его просмотрел.
Гарри немного озадачен, потом говорит решительно.
— Это ничего не изменит!
— Я знаю, Гарри, — слегка улыбается Дамблдор. — Просто посмотри. Гермиона?
Тени. Пыль. Крики. Грохот. Окровавленная Флёр. Паника и желание обгадиться.
— Авада Кедавра!
Под ногами чавкает, и едва не поскальзываюсь на чьих-то кишках. Маг в серо-черной мантии лежит, развороченный напополам. Шум прыжком приближается, и мы вбегаем в чью-то схватку, в чью — не видно, ибо надо поддерживать раненых, и некогда вглядываться в тени в пыли, пытаясь понять, кто есть кто.
— Фиендфайр!
— Эннервейт!
— Протего Максима!
— Круцио!
— Редукто!
Бежим сквозь схватку, кидая щиты наугад. Острая боль в спине. Вспышка справа. Тонкс кричит что-то на гоблиндуке. Чьи-то зубы впиваются в голень, земля под ногами пищит и кишит какими-то тварями. Грохот, оглушающий грохот. Череп в небе.
— Сдохни! — как выстрел в спину.
— Спасибо, профессор, но я воздержусь, — пытаясь держать голос спокойным.
Гарри ныряет, Дамблдор смотрит сочувственно. Не слишком ли много за раз вываливает на Гарри? Или считает, что тот выдержит? Интересно, куда вообще приведет этот разговор, ибо — даже несмотря на жертву Снейпа — Гарри его вряд ли простит. Или наш мертвый зельевар лишь отвлекающий маневр? Но к чему тогда вообще Дамблдор его упомянул, и счел нужным показать его смерть? Зная, насколько параноидален Грюм, представляю, чего стоило директору выпросить у него воспоминание!
Смотрю на Дамблдора, и опять вопросы куда-то вылетают из головы.
Наверное, не так уж мне и нужны ответы? Ну да, конфликт продолжается, но к чему подробности — газеты и журналы многие выписывают, плюс слухи и пересказы. С поправкой на достоверность общую картину можно примерно вообразить, а большего и не надо. План? Да сам расскажет.
Что там я еще хотел спросить? О, точно!
Коротко излагаю свой план по возвращению ноги.
— Это хорошо, — радуется Дамблдор, — это хорошо. Пришить без использования магии, это же просто замечательно!
Что-то он слишком уж радостен.
— Как вы считаете, профессор, получится такое? — спрашиваю осторожно.
— Не знаю, — отвечает он безмятежно, — никто еще такого не делал. Но меня радует, что вы хотите сделать это на стыке магии и медицины магглов, мисс Грейнджер. Конечно, вначале вам предстоит освоить анимагию, а вот потом... ну, скажем, будущим летом, после победы над Волдемортом?
И подмигивает, намекун старый.
— Так мы победим?
— Если мы не победим, думаю, нога вас точно волновать не будет, — и ухмыляется этак добродушно, как настоящий дедушка, а потом поясняет. — Если мы не победим до лета, то победит Европа, если вы понимаете, о чем я, мисс Грейнджер.
— Да, профессор, понимаю, — наклоняю голову.
Вот значит как. Конечно, Дамблдор и без того богато выторговал времени, практически целый год! Возможно, Европа и сама не спешит закручивать гайки, того же Гриндевальда долго пытались образумить, а когда все же пришлось прикрыть Министерство Германии, еще шесть лет гоняли, догнать не могли.
Разговор, в сущности, завершен, да и Гарри вон выныривает.
— Он отдал за меня жизнь, да, — хмуро говорит Поттер, — но это не меняет того, что он же погубил моих родителей ранее, да и мою жизнь не сделал лучше.
— Никто и не говорит, что Северус Снейп — зерцало доблестей и защитник Света, — отвечает Дамблдор. — Но, как ты думаешь, почему он закрыл тебя собой?