Выбор Гермионы (Г.П. и свиток Хокаге - 2.5)

Выбор Гермионы

(Гарри Поттер и свиток Хокаге — 2.5)

У меня есть дом, только нет ключей,

У меня есть солнце, но оно среди туч,

Есть голова, только нет плечей,

Но я вижу, как тучи режет солнечный луч.

У меня есть слово, но в нём нет букв,

У меня есть лес, но нет топоров,

У меня есть время, но нет сил ждать

И есть ещё ночь, но в ней нет снов.

И есть ещё белые, белые дни,

Белые горы и белый лёд,

Но всё, что мне нужно, это несколько слов

И место для шага вперёд.

У меня река, только нет моста,

У меня есть мыши, но нет кота,

У меня есть парус, но ветра нет

И есть ещё краски, но нет холста.

У меня на кухне из крана вода,

У меня есть рана, но нет бинта,

У меня есть братья, но нет родных

И есть рука, и она пуста.

И есть ещё белые, белые дни,

Белые горы и белый лёд,

Но всё, что мне нужно, это несколько слов

И место для шага вперёд.

Кино, "Место для шага вперед"

Небольшое предисловие

Эта часть — продолжение НЕ "Дороги Гермионы", а "Дела Гермионы". Развилка событий — финал Турнира Трех Волшебников, сцена из 29-й главы, где герой увидел своих родителей и отметил, что они ведут себя подозрительно. Разница в том, что в этой версии событий — ГГ сразу поднял тревогу и заставил Волдеморта раскрыться раньше времени. Не слишком детальное, но все же описание этого будет в одной из первых глав.

Пишется по просьбам читателей, точнее говоря, читателей — активных комментаторов, оказавших немалую помощь. В серию не входит — поэтому индекс дробный. Вернее всего будет рассматривать сей текст, как некий вбоквел о том, как могла бы сложиться судьба ГГ, сделай он выбор и останься в Поттериане.

Отдельная благодарность камрадам Арийскому Гомофобу, Десмонду, Читающему и Wave— за помощь и советы.

Часть 1

Глава 1

26 мая 1995 года, Браунстоун, Великобритания

Странно и противоречиво устроен человек.

При взгляде на мертвых родителей Гермионы, лежащих в гробах, меня охватывает жалость и сожаление, что так толком и не узнал их. Ограничивал контакт, старался не привязываться, а теперь лишь грусть и тоска, такая, что хоть волком вой. Теперь, когда слишком поздно, теперь, кажется, что мы могли бы... неважно, впрочем, раз уж они мертвы.

Можно, конечно, цинично усмехнуться и сказать, что так выгоднее и удобнее, но что-то не хочется.

События финала Турнира как будто вытряхнули из раковины, в которой безуспешно пытался скрыться от мира. Вытряхнули, бросили обнаженного под секущий град, заставляющий не тело, но душу и совесть истекать кровью. Вялые попытки оправдаться перед самим собой, что Волдеморт все равно убил бы их, даже не найдя билетов на Турнир, слишком смахивают на самообман.

Зачем лукавить? Их смерть — целиком и полностью моя вина.

Безумное поведение, безумные устремления, безумные поступки и решения, и что в итоге? Сомнительная репутация, откушенная нога и выигранный Турнир? Ценой скольких жизней? Ценой чего? Что такого совершено хорошего, что перевесило бы? Прикрыл Гарри пару раз? Так он и без того выжил бы и победил. Сообщил Дамблдору обрывки сведений о каноне? В исходной истории победили и без этой сомнительной информации. Собрал кружок школьников вокруг себя?

О да, величайшее достижение всех времен и народов!

Сколько еще людей, близких мне людей, погибнет, пока буду рваться к Цели? Сколько раз еще Судьбе надо будет ткнуть меня носом, повозить, размазать лицом о последствия поступков, чтобы дошло как до того жирафа? Ведь люди гибли и раньше, но я лишь цинично пожимал плечами — ведь это были неблизкие мне люди, не так ли? И тут же лицо вспыхивает стыдом раскаяния: Люпин!

Теперь вот родители, и там, в Дурмштранге, Сириус Блэк.

Да ёбаный насос, даже Снейп, оставшийся мертвым там, в Дурмштранге, не заслуживал этого! В оригинале Турнир проходил в Хогвартсе, что могло изменить события? Только мои поступки. И значит все погибшие — на моей совести.

Со скрипом и скрежетом, с наслаждением, достойным истинного мазохиста и гнилого интеллигента, вонзаю кинжал воспоминаний в душу, проворачиваю в ране, как будто пытаюсь этой болью искупить все содеянное.

Глупо. Наивно. Больно.

И совершенно бесполезно — ведь мертвых не вернуть.

Что можно сделать для искупления вины?

Что мне теперь делать?

Я стремился к Цели, и это было правильно, в тот момент, когда все начиналось. На волоске от безумия мозг или инстинкты, или еще что, но они приняли правильное решение, подсунули мне Цель, не дали сойти с ума. Стремился к Цели и пережигал в себе безумие, медленно, шажок за шажком отодвигался от пропасти, в которую едва не упал.

Но делал это слишком медленно.

Боялся раскрыть глаза и принять реальность? Казалось, что все вокруг сон, который однажды закончится? И самое обидное — невидимый кинжал проворачивается в ране, наматывая на себя кишки, и боль эта ужасна и приятна одновременно своим стремлением к искуплению — ни на шаг ближе к Цели так и не стал. Учеба в Хогвартсе? Масса народу училась там, и никто так и не открыл порталы в другие миры. Углубленное изучение предметов? Следование планам Дамблдора, каковые, разумеется, нацелены на этот мир. И не только на победу над Волдемортом, дальше, выше и глубже, хоть дедушка и не рассказывал деталей.

Я думал, что иду к Цели, попутно помогая окружающим, а что на самом деле?

Просто рушил все вокруг, и не страдал по этому поводу — все же временно, не стоит привязываться! Вот и не привязывался, порхал, хихикал и думал, что могуч, силен и независим.

Безумец. Псих с манией величия.

Когда человек говорит "какой же я был дурак!" как бы подразумевается, что теперь-то он не дурак, а очень даже умный. Но так ли это? Признавая себя безумцем, перестаю ли им быть? Осознание безумия в поступках в одной области не дает индульгенции на совершение дерьма в другой, не так ли? Но ведь так и будет! Хочется вонзить пальцы в голову, пробить череп и вытащить, выцарапать, выгрызть оттуда безумные, болезненные своей правдивостью мысли о том, что безумие будет продолжаться.

Сколько еще человек погибнет в результате?

Покончить с собой? Это надо было делать еще в первый день в поезде, вот тогда игра бы стоила свеч, а сейчас, что толку? Моя смерть не вернет родителей, не вернет всех погибших... но возможно предотвратит новые смерти? Или нет? Сюда бы Трелони с пророчествами, но кто сказал, что будущее предопределено? Ведь оно было другим, но потом пришел я и все испортил своими поступками.

Так что нечего думать о суициде, надо остаться и все исправить.

Цель? Отбросить Цель? Или признать, что это была уловка, успешная уловка, но все же самообман по сути, призванный смягчить безумие? Признать реальность, что я в другом мире и никуда из него не денусь? Ведь даже удайся мой побег, что дальше? Примчался бы в теле Гермионы к жене?

Да хотя бы!

Узнать, что они живы, что с ними все в порядке.

Но жив ли я, живо ли мое тело в родном мире? Или его задавило, а душа — или что переселилось? — отправилась порхать в дальние дали?

К чему мне все эти вопросы, на которые нет, и не может быть ответов?

Или это просто трусость и попытка уйти от ответа, от необходимости принятия реальности? Оттянуть момент признания очередной жестокой правды: я в этом мире и в этом теле, в нем мне жить дальше, и жить нужно так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Чтобы не было мучительно стыдно за тех, кто сейчас лежит в гробах, и уже ничего не скажет, не подбодрит, не улыбнется мне, просто радуясь за достижения своего ребенка.

Можно ли будет назвать такую жизнь достойной и искупающей?

Четыре года борьбы с собой сделали свое дело, и можно признавать мысленно невозможность вернуться домой, не боясь немедленно сойти с ума. Легче от этого, конечно, не становится, и если бы количество боли могло менять реальность, то все были бы живы, а Земля превратилась бы в райский сад.

Но что толку мечтать о несбыточном?

Принять реальность, принять, не пытаться убежать, заслониться, спрятаться. Принять совершённое в безумии и постараться не допустить такого впредь. Смогу ли стать нормальным, смогу ли искупить вину? Смогу ли я вообще хоть что-то? Ведь если вдуматься, то мне был дан шанс прожить новую жизнь, и что я с этим шансом сделал?

Ставить ли себе новую Цель?

Что теперь делать?

Стоит ли размышлять о таком рядом с мертвыми родителями? Или именно здесь и размышлять, глядя на наглядные последствия своих поступков? Чтобы не просто отстраненные теоретизирования, а на практике — гляди! Вдыхай! Ощути, что ты наделал! Чтобы за шкирку, и как нашкодившего котенка носом в собственное дерьмо — на! Получи! Не делай так больше!

А что делай?

Понятно, план Дамблдора, победа над Волдемортом — о, теперь у меня к нему личный, очень личный, интимный счет! — и что дальше? Нет, не так. Что помимо плана Дамблдора, ведь им жизнь не исчерпывается? К чему стремиться? Не наделать новых ошибок — это лишь одна сторона монеты, вторая — должна быть созиданием, но созиданием чего? Построить дом, вырастить сына и посадить дерево?

Достойные цели, но искупят ли они то, что сделано?

Мне дана магия, мне дано больше, чем в прошлой жизни, значит и спрос с меня больше. Никто не любит ответственности, никто не любит обязанностей, но кто-то же должен, почему не я?

И в результате решений погубить еще людей?

Совесть не шепчет, нет, она кричит, обвиняет, бьет кувалдой по голове, и мне остается только сгорать от стыда, стиснув зубы, чтобы не застонать от собственной глупости. Решать он вздумал, и брать ответственность! Взял уже пару раз — мало трупов? Будут еще!

Но что же делать? Забиться в угол и сидеть там?

Тогда уж проще покончить с собой, точно ничего не совершу. Но решено же, что это не вариант? Натворил дерьма — изволь убрать за собой! Убрать с умом, а не так, чтобы этого дерьма стало еще больше! Решил он! Безумец!

Нет, этот вопрос нужно обдумать всерьез.

Не на бегу, не на скаку, не впопыхах, не в приступе раскаяния.

Забиться в угол и обдумать, обдумать так, чтобы голова трещала, и мысли выплескивались из ушей, чтобы уж точно не натворить новых дел, страшных и кровавых. Не сотворить новой мясорубки финала Турнира, не знаю уж, сколько там осталось мертвых, но все они — на моей совести. И финал мирового чемпионата по квиддичу? Ведь не было на оригинальном Турнире никаких упоминаний о целой куче мертвых или просто не помню уже?

Пускай не полностью, но моя вина в том есть.

Нет, не полностью! Не знаю событий третьего года, не знаю, что изменилось в результате моих действий, но могли ли события в Хогвартсе изменить все настолько? Нет, нет, стоп, предлагали же отменить финал, но Министерство уперлось, да, Министерство, так что моя вина тут не абсолютная.

Выдохнуть облегченно.

Совесть, поворчав, отступает, чтобы тут же вонзить когти по новой.

Надо остановиться.

Надо обдумать.

Надо принять новое и понять старое.

Надо прекратить поедать собственный мозг.

Надо отвлечься, чтобы не сотворить новой глупости, новой мерзости.

Надо вырваться из порочного круга мыслей.

Надо чем-то заняться.

К несчастью, мне не нужно ничего делать — распорядитель похорон занимается всем. К несчастью, бездействие оставляет слишком много времени на раздумья, сводящие с ума. Можно поорать, расцарапывая лицо и выдергивая волосы, но здесь так не принято. Каменные лица, сдерживание эмоций, скупые слова, тех, кто сейчас прощается с родителями.

Людей много, лица некоторых знакомы — соседи по улице и "коттеджному поселку" Браунстоун.

Затем, насколько понимаю, тела кремируют, и прах развеют по ветру, в полном соответствии с завещанием. Что дальше? Хрен его знает. Возможно, что и не стоило мчаться сюда сразу из Хогвартса, куда мы вернулись с Турнира, но с другой стороны, а как еще? Слишком долго торчали в Дурмштранге, будь он неладен! Спаслись в финале все втроем и чудом от Темного Лорда, вот и ударило в голову, что родители тоже спаслись. Ага, изъял Темный Лорд у них по волоску для Оборотного Зелья и не стал трогать, отпустил с миром!

Шум в голове и проблемы с координацией мыслей после атаки Волдеморта — лишь жалкое оправдание.

Дурак! Идиот! Кретин!

Как был дебилом, так им и остался, разве что теперь,... а что теперь?

Теперь нужно остановиться и дожить до конца церемонии.

Все эти люди, которым были дороги или небезразличны мои родители, поедут куда-то на предоплаченный банкет, и это хорошо. Пойду домой и там поору, потом напьюсь,... а нет, нельзя, но, блядь, как же сейчас хочется напиться! Вусмерть, в сопли, до беспамятства, чтобы вышибло все из головы напрочь!

Нет. Стоп. Спокойствие.

Поорать. Поплакать. Побиться головой об стену.

Не напиваться.

Излить горе, пережить, прийти в себя и обдумать все. Бежать в магический мир, чтобы не видеть того, что натворил, но как тогда быть с домом? За могилками не надо ухаживать, ладно, но дом? Погубил родителей и предал их память тут же? С другой стороны — как жить здесь, в доме родителей, где все будет напоминать о содеянном? И без того истекаю душевной кровью, что же будет дома? Царапины не заживут и превратятся в язвы, в гноящиеся раны, которые навсегда останутся со мной?

Это ли не путь к новому безумию?

Здесь и сейчас вокруг ритуальное здание, как оно — колумбарий? Нет, крематорий. Нет, крематорий — это там, где сжигают, а тут все вместе в здании, комплексно. Прощание и сожжение, к счастью, без церковных обрядов. В фильмах все это выглядит красиво: "И когда пойду я долиной смертной тени, то не убоюсь я зла, ибо пастырем моим будешь ты, Господь", но в жизни? В жизни все тяжелее, да и не страдал никогда особой религиозностью.

Как выяснилось, родители Гермионы тоже.

Мне что-то говорят, наверное, слова поддержки или одобрения, или рассказывают, какие чудесные были у меня родители. Слова не доходят до разума, не воспринимаются, слишком силен удар, слишком мощно терзает боль, и, кажется, что в ушах гулко, обвиняюще стучат барабаны.

Машинально киваю в ответ на реплики, не слыша их.

К счастью, церемония уже подходит к концу.

К счастью, людям не нужны мои ответы.

К счастью, хотя бы успел на похороны.

Люди расходятся, и меня потихоньку отпускает. Пепел развеют и без меня, надо лишь дождаться, пока все разойдутся и потом побрести домой не спеша.

— Мисс Грейнджер? — подходит мужчина средних лет, в костюме. — Примите мои соболезнования. Меня зовут Энтони Кларк, и пускай я общался с вашими родителями всегда два раза, но они показались мне в высшей степени достойными людьми.

Я слышу его? Отпустило? Или совесть устала? Или то, что тела убрали — помогло?

— Я прошу прощения, пускай это неподходящее время и место, но нам нужно поговорить, — продолжает мужчина.

— Почему? — вялый вопрос в ответ.

— Потому что потом вы, возможно, скроетесь в магическом мире, куда простым людям, вроде меня, никогда не попасть, — совершенно серьезно отвечает Кларк.

Глава 2

Рука моя машинально тянется за палочкой, Энтони качает головой.

— Вы же собирались уходить, мисс Грейнджер? Пойдемте, я провожу вас до дома, и заодно поговорим немного не в такой официальной обстановке.

На улице тепло и даже немного душно, тихо. Расходятся собравшиеся на похороны, те, кто не поехал на прощальный банкет куда-то там. Еще раз смотрю на Кларка, пытаясь понять, что и кто он. Конечно, родители могли рассказать обо всем, связанном с магией — близкому другу семьи. Очень близкому. Настолько близкому, что уж о Кларке точно услышал бы в прошлые года.

— Резонный вопрос, — кивает Кларк в ответ на невысказанное, и достает какую-то официальную корочку.

Название мне ни о чем не говорит, разве что само сочетание слов "Служба Безопасности" (прим. Security Service) намекает на сферу деятельности. МИ5 (MI5)? Что, это — Министерство Разведки (Ministry of Intelligence)? То самое, в одном из отделов которого трудился знаменитый Джеймс Бонд? Правда, он, кажется, был в МИ-6, и, учитывая характер деятельности, это точно была контрразведка.

Здесь же, в корочке, указано что-то другое.

— Наш отдел носит сокращенное название МИМ, — поясняет Энтони, пряча корочку, — потому что мы занимаемся магией и всем, что с ней связано, мисс Грейнджер.

Серьезно? А как же Статут и чистильщики памяти? Киваю на всякий случай.

— Если вам так будет спокойнее, можете достать палочку, мисс Грейнджер, — говорит Энтони спокойно, как будто речь идет о носовом платке, — и да, я знаю, что персонально вам разрешено колдовать вне школы. Кстати, чем закончился Турнир, если не секрет?

— Меня объявили победительницей, — ворчу неохотно, — у Крама второе место, у Делакур — третье.

— Если вы сочтете нужным рассказать о финале Турнира, Британия будет вам очень признательна, а то наши информаторы выдают лишь бессвязные слухи.

— Вы за этим пригласили меня поговорить? — резко, не сдерживаясь, да и нужно ли сдерживаться, если собеседник не проявляет такта?

— Прошу прощения, мисс Грейнджер, — Энтони наклоняет голову, — профессиональная привычка. Нет, я хотел поговорить с вами о другом, совсем о другом.

Он останавливается на окраине какого-то мини-парка и смотрит по сторонам. Тоже смотрю, и понимаю, что в упор не помню этого места, хотя можно ли меня назвать знатоком окрестностей? Нет, нельзя, и от этого почему-то больно в груди.

— Я так полагаю, что вы не рветесь домой, мисс Грейнджер? — говорит Кларк, указывая вдаль. — Давайте присядем на эту чудесную скамейку и поговорим?

— Давайте, — пожимаю плечами.

Домой и вправду не рвусь, но не надо быть гением, чтобы о таком догадаться. Возможно этот Энтони и в самом деле гений психологии и мастер вхождения в доверие к юным девушкам, а может просто кабинетный клерк, занимающийся рутинным делом. Лицо неприметное, вид стандартный, ну да, на одного Бонда в спецслужбах сотня таких вот Кларков, обеспечивающих нужную, повседневную, скучную работу.

— Я так понимаю, — голос у Энтони ровный и спокойный, даже скучный, как и он сам, — родители вам не рассказывали про меня?

— А должны были?

— Я и вправду разговаривал с ними два раза, — Кларк смотрит прямо мне в глаза.

Отвожу взгляд, смотрю на деревья, дома и пустую улицу. Мимо проезжает грузовичок.

— Обычно все обходится одним разговором, — продолжает Энтони. — Один с родителями, один с ребенком. Родителям мы объясняем, что происходит, выдаем справочные материалы и контактные телефоны, куда они могут обратиться при необходимости. Так как разговор этот происходит уже после отъезда ребенка в Хогвартс, не все родители рассказывают о нем своим детям. По статистике, это происходит примерно в 40% случаев.

— Вы и статистику ведете? — не могу удержаться и тут же отворачиваюсь. — Извините, это было глупо. Вы же приходите только к тем, у кого родители обычные люди?

— Нет, почему же, к тем, у кого один из родителей маг, мы тоже приходим, просто разговор проходит немного по-другому.

— У вас, наверное, большой отдел, — кажется, меня несет, но нервное напряжение требует разрядки.

Хотя бы в виде вопросов и ответов на отвлеченные темы и общего словесного поноса.

— Мы ходим не ко всем, далеко не ко всем, — качает головой Энтони, — потому что в этом нет смысла.

— Понятно, — бормочу, опуская голову.

Опять же, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понимать подоплеку. Хогвартс и школы классом чуть ниже, работают, значит с элитой и верхами. В принципе, логично, маги слишком небрежны в охранении Статута, но если секретность хранят обе стороны, то получается вполне надежная схема. Но что взамен? Услуги магов спецслужбам?

— Вы, я вижу, и сами обо всем догадались, мисс Грейнджер, — Энтони, кажется, ничуть не расстроен.

— Думаю, что вы преувеличиваете мою догадливость, мистер Кларк, — качаю головой. — Я еще могу примерно представить, о чем вы говорите с юными магами — напоминание о долге перед Британией, так?

— Не совсем, — Энтони жует губами, потом улыбается доверительно. — Ладно, будем считать, что это у нас тот самый разговор, который мы обычно проводим, когда упомянутые юные маги заканчивают учебу. Видите ли, мисс Грейнджер, Статут — далеко не шутки, и международное сообщество магов следит за его соблюдением. Если мы начнем вербовать магов и работать активно с ними, то Статут просто рухнет. Если же мы не будем прикрывать мелкие промахи магов, то Статут тоже рухнет, ибо маги слишком вольно относятся к его соблюдению, ну да, думаю, вы в курсе их поведения.

В мозгах не то чтобы прощелкивает, но кое-какие элементы становятся на свои места. Маги заметают следы методами 19-го века, тогда как на дворе 20-й. Интересно, как спецслужбы будут выкручиваться в 21-м, когда из каждой дыры будет смотреть глазок камеры, а любое происшествие тут же будет попадать в интернет с десятка смартфонов? Сейчас-то понятно, просто слишком много глаз, фотоаппараты есть у многих, в общем, проблема еще пока кое-как решается совместными усилиями.

— Опять же, есть такой тонкий момент, что те, кто выбрал магический мир, уже как-бы не граждане Британии, документы, налоги и прочие атрибуты их как бы и не касаются. Есть те, кто живет на два мира, есть те, кто выбрал обычный, но и их мы привлечь к работе не можем — нарушение Статута.

— Так о чем вы хотели поговорить?

— О том же, о чем говорил и с другими юными магами, — Энтони наклоняется ближе.

Какой-то приятно пахнущий одеколон, жесты доверия, интересно он сознательно этим пользуется, или ему специалисты строят имидж? Или оно само так получается?

— В наше время, мисс Грейнджер, первостепенное значение приобретает информация, — говорит Энтони.

— Сообщать вам о том, что происходит в магическом мире?

— То, что сочтете нужным, — Кларк спокоен. — Можете рассказать о нашей беседе мистеру Дамблдору, он все равно в курсе общей политики.

Неявное сотрудничество верхушек обоих миров, обливиаторы под ручку со спецслужбами? Зелья в обмен на деньги и разрешения для гоблинов торговать туда и обратно? Можно, конечно, спросить, но кто же мне такое расскажет?

— Поймите, мисс Грейнджер, ситуация очень шаткая, равновесие в наши дни хрупко, как никогда, — в этот раз Энтони почти шепчет. — Если мы будем знать, что происходит в магическом мире, возможно, мы сумеем предотвратить катастрофу, как предотвращали ее и ранее.

— Просто сообщать вам информацию о том, о чем знают все в магическом мире? У вас так мало информаторов?

— Дело не в количестве, а в доступности информации, — уклончиво отвечает Кларк.

Ох, что-то темнит службист, но не мне его разоблачать. Вроде бы анализ открытых источников дает многое? Или тут цель их отдела — просто начать работать, добиться минимального сотрудничества, чтобы потом иметь контакты в элите? Не то, чтобы я относился к элите, но раз они обрабатывают всех, кто идет в Хогвартс... и к родителям приходят после отъезда детей, ха! Кингс-Кросс под наблюдением? Или здесь по совокупности: кто из одиннадцатилетних детей отправился внезапно в "частную школу"... нет, что за ересь несу? Наверняка, им из Министерства Магии просто отправляют список учеников — ведь как-то же письма рассылаются?

Да, тут, похоже, целая система, все поставлено на поток, берут количеством, а не качеством.

— А вы не боитесь сами обрушить Статут, мистер Кларк? Или того, что к власти придет Министр, который решит резко оборвать все контакты и закрыть магический мир?

— Вы же не глупая девушка, мисс Грейнджер, — дипломатично улыбается Энтони. — Неужели вы ждете, что я прямо и открыто, отвечу вам на этот вопрос?

— Ну, попробовать стоило, — пожимаю плечами.

— Я — обычный рядовой клерк, хоть и из особого отдела, — разводит Кларк руками. — Сам бы хотел знать, но, увы, увы, кто же даст мне допуск?

Прибедняется на пятерочку, не смотри, что все материалы по магии проходят через их отдел. Сбор, анализ, перепроверка, планы, наверняка негласно Энтони в курсе, что и как. Но не скажет, это понятно.

— Так в чем была спешка с разговором?

— Видите ли, мисс Грейнджер, — Энтони мнется, — в подобных обстоятельствах... эмм... подросткам свойственна некоторая энергичность решений. Мы опасались...

— Мы?

— Аналитики, — он разводит руками, как бы показывая, что не властен над такими вещами, — сочли весьма вероятным, что вы бросите все и скроетесь в магическом мире.

— Только не говорите, что вы не можете достать мага и там.

— Увы, наши возможности ограничены, мисс Грейнджер, — разводит он руками.

Скрыться в магическом мире? Интересная идея. В Хогвартс вернуться? Там как раз скоро экзамены и все будут теребить, прося рассказать о Турнире. Нахуй. Но вот пожить где-нибудь на Косой Аллее, чтобы не дергали,... нет, тут тоже надо обдумать. Идея хороша — уйти от дома, воспоминаний, от взглядов соседей, от необходимости заботиться о доме, в конце концов. Засесть где-нибудь в одиночестве, ладно это можно обдумать отдельно.

Принимать приглашение Энтони или нет?

Раз Дамблдор в курсе, то у него, наверное, есть контакты в МИ? Или тут важнее личное мое участие? Контакты, конечно, пригодятся, но я ж в этих играх плаща и кинжала даже не чайник, а целый утюг. Если План Дамблдора предусматривает шаги навстречу миру людей, то могут быть спецслужбы полезны? Или все решается на уровне политиков, а знакомство с заштатным клерком отдела МИМ никакой роли не сыграет?

Да и о том ли думаю?

Нет, лучше думать о таком, чем опять погружаться в самоедство и пучины раскаяния. Спецслужбы. Контакты. Скрыться в глубинах магического мира? А как же дом?

— Это моя вина, мисс Грейнджер, — говорит Кларк. — В такой день вы вряд ли способны думать о сказанном мной.

Он тяжело вздыхает и опять разводит руками, мол, на него не надо сердиться, он человек подневольный. Да и не сержусь, точнее, сержусь, но только на самого себя. Вот явно же эта спешка их вызвана близостью к Дамблдору и прочими Турнирами. Сидел бы себе тихо в углу, никакие Кларки и не приходили бы,... наверное.

— Учитывая, что разговор состоялся и куда раньше обычного срока, то давайте вернемся к нему... ну, скажем, через год? — предлагает Кларк. — Вы вернетесь сюда, позвоните, я приеду и мы поговорим, хорошо?

Он протягивает визитку с номером телефона, машинально беру.

— Будет ли куда возвращаться? — спрашиваю невпопад, думая совсем о другом.

Что будет со мной через год? Что если Волдеморт и его банда возьмут верх? Но Кларк понимает меня по-своему, и спокойно отвечает.

— За домом мы присмотрим, хоть и не будем делать там уборку, — легкая улыбка, как обозначение шутки.

Понятно, забота, а заодно и ниточка доверия дополнительная. Присмотрели, не обокрали, позаботились, и прочее, предполагающее благодарность в их адрес. Впрочем, я сейчас, пожалуй, слишком измучен, чтобы правильно решать, и предложение Кларка вполне доброжелательное. Год спустя... что же за год действительно многое может измениться, не так ли? Посылать их прямым текстом вряд ли разумно, но спокойно отказаться — почему бы и нет? Ключевое слово — спокойно, надеюсь, через год буду в состоянии это сделать.

— А какая выгода от этого Британии?

— Государственная безопасность, мисс Грейнджер, — спокойно отвечает Энтони, вставая.

Мысль послать ему Обливиэйт в спину слишком соблазнительна, но сдерживаюсь. Кто знает, сколько человек нас сейчас снимает? У Энтони — это профессиональный риск, а меня отправят под магический суд. Раз сотрудничают, то у них процедура отработана. Гораздо "забавнее" будет, если окажется, что МИ-шники действуют на свой страх и риск, решив половить рыбку в мутной воде дележки власти в Магической Британии. Маловероятно, конечно, но кто знает, сколько магглорожденных магов они могут привлечь, в случае проблем? И всякие там сигнализации, амулеты, камеры, не видные глазом, наверняка у них на вооружении.

Маги на службе, искренне, за "ридну Британщину", почему бы и нет?

Глядя в спину удаляющемуся Кларку, думаю о том, что слияние техники и магии могло бы стать прорывом. Но, почти наверняка, все будет как всегда: падение Статута, раскрытие магов, маги на службе государств — новая война, с применением магии. Вот когда навоюются, тогда уже пойдет все остальное, ибо человек вначале для войны и нагаживания ближнему своему все приспосабливает, а уже потом в мирных целях. Но заманчиво, заманчиво, конечно, надо будет поинтересоваться у Дамблдора этой самой "общей политикой", которую упомянул Кларк.

Да и проблему Статута в свете развития техники не помешает упомянуть.

Сейчас же лучше заняться другой проблемой — приходом в себя.

Слишком много всего и сразу. Финал Турнира с мясорубкой. Хаос и дурдом после атаки. Прыжок домой. Мертвые родители. Мысли, сводящие с ума. Кларк этот, торопыга хренов, вот пока он не сказал, мне даже в голову не приходило, что можно скрыться в магическом мире навсегда. Нет, возможно, посидев, поревев и подумав, пришел бы к такой мысли, но только возможно.

Скорее всего, остался бы в доме через силу, хотя... кто знает, какое безумство выкинул бы опять?

Куда же мне податься в магическом мире, чтобы не на виду у всех и можно было поразмыслить?

Что же, время есть, можно и поразмыслить о таком месте.

Что угодно, лишь бы не идти домой и не думать о родителях, лежащих в гробах.

Глава 3

28 мая 1995 года

Стою перед особняком Лавгудов. Очень, очень странная конструкция, безумная даже, так что, похоже, выбор "места одиночества" правильный. Черный цилиндр дома с висящей над ним призрачной луной, посреди безлюдных холмов. Не хватает только завывания вдалеке, для полноты атмосферы. Сад, со странными растениями, огороженный пародией на забор, этакая художественная картина покосившегося штакетника и старой калитки, с прибитыми рядом табличками.

Кс. Лавгуд, главный редактор журнала "Придира"

Принимаю рога кизляков

Стучите три раза

Калитка скрипит, дверь в дом усеяна гвоздями, молоток в форме орла, кажется, смотрит укоризненно. Створка распахивается почти моментально, Ксенофилиус в какой-то драной мантии, на голове волосы дыбом, как в фильмах после удара электричеством.

— Что?! — высоко и пронзительно. — Кто вы?

Моргаю растерянно.

Ну, сам дурак, что называется.

Не хотелось возвращаться в Хогвартс, поэтому устроил переписку из Хогсмида. Письмо Дамблдору, с коротким объяснением, и письмо Луне, с вопросом, могу ли я пожить у них. Официально для всех скрываюсь где-то в мире людей, страдая от всего случившегося и не выходя на связь.

Собственно, мест, куда мог бы податься в магическом мире, не так уж и много.

Всякие там Косые Аллеи, Хогсмиды и прочие места обитания волшебников, где можно снять номер или дом, отпадают. Деньги есть, но маги вокруг — сдадут Волдеморту, и явится он опять по мою душу. Да, в Дурмштранг Темный заявился, чтобы достать через меня Дамблдора, но это не значит, что с окончанием Турнира я сразу стал всем неинтересен.

Скорее даже наоборот.

Особняк на Гриммо, 12 — прекрасный выбор, только там вообще никуда не выйдешь, и в самом доме слишком много Ордена Феникса. Нора? Слишком много Уизли. Для человека, желающего одиночества — не самый лучший выбор. При этом одиночества мне хотелось цивилизованного, иначе можно было бы просто забиться в какой-нибудь лес и жить там на природе... наверное.

Поэтому написал Луне, и та заверила, что сохранит секрет и напишет папе.

— Мистер Лавгуд, я — Гермиона Грейнджер, подруга вашей дочери, Луны, она разве не прислала вам письмо?

— Письмо? — косит взглядом Ксенофилиус, потом хлопает по лбу. — Ах да! Заходите!

Уфф, получилось. Вроде бы.

Впустив в дом, Ксенофилиус немедленно обо мне забывает и устремляется куда-то наверх. Оттуда доносится грохот и лязг, что-то вибрирует и стонет. Машины в доме волшебника? Ну да, собственно, мне-то чего жаловаться? Хотел одиночества, вот, пожалуйста, даже про Турнир не просят рассказать, хотя "Придире" это могло бы пойти на пользу. Эксклюзивное интервью, все дела, ну вы понимаете.

Поднимаюсь следом, по винтовой лестнице: громыхает печатный станок, выплевывающий те самые "Придиры". Смотрю вверх. Винтовая лестница, надо полагать, пронзает все здание — весь этот цилиндр? На особняке, скорее всего, чары незаметности, иначе такую безумную конструкцию осаждали бы толпы уфологов и лох-нессистов. Да и луна сверху в ясный день — напоминание о дочке?

Впрочем — какая разница?

Спускаюсь вниз — круглая, изогнутая кухня, с изогнутой мебелью и плитами, и все расписано. Цветы, птицы, насекомые, причем оттенки яркие, сочные и насыщенные. Работа жизнерадостного ребенка, смотрящего на мир широко открытыми, изумленными глазами.

Ладно.

Хотелось одиночества — получи и распишись. Теперь не подставить самого Ксенофилиуса, ну да с этим проблем не будет. Башня большая — есть, где прятаться от посетителей, холмы вокруг — безлюдны, там можно побыть в одиночестве. Нехитрые приемы маскировки от Грюма со мной, в том же Хогсмиде вроде бы никто не опознал.

Осталось только найти место, где спать, и вперед, в холмы, повыть молчаливо на луну.

10 июня, особняк Лавгудов

— Привет, — просто говорит Луна и обнимает.

От нее пахнет степной свежестью и чернилами.

— Привет, — а что тут еще можно сказать?

Она, кажется, подросла, во всех местах. Да, определенно подросла.

— Твои мозгошмыги изменились, — задумчиво говорит Луна, разглядывая меня искоса.

Голова ее наклонена вбок, сережка — редиска почти касается плеча.

— Очень даже может быть, — отвечаю дипломатично.

Две недели у Лавгудов пошли на пользу, без шуток. Не сказать, что тело и мозг нашли полную гармонию, скорее нечто напоминающее соединение двух кусочков самодельного паззла. Совпадение есть, но еще надо притереть, обтесать, поправить и подточить, и вот тогда будет цельная картинка.

— Они стали спокойнее, и... танцуют вместе, — кивает Луна.

Танцуют? Надеюсь, что-то приличное?

— Я скучала, — говорит младшая Лавгуд и, наконец, заходит домой. — Папа!

— Да, дочка? — доносится сверху.

К счастью, Ксенофилиус уже напечатал очередной тираж, и адски громыхающий станок выключен. Это, в сущности, обычный печатный станок, просто заколдованный в лохматые годы на выпуск магических журналов. Ксенофилиус периодически заряжает заклинание, но вот от грохота оно не спасает.

— Ты вернулась? Отлично! Мне прислали письмо вчера!

Ксенофилиус сбегает вниз, дробоча по чугунной лестнице набойками на туфлях. Он уже одет, практически официально, разве что мантия из разряда "рабочих" — дырявая и замызганная.

— В Южной Азии замечены следы Тропариуса! — восклицает Ксено, потрясая письмом. — Собирайся! Мы немедленно едем!

— Папа, у нас гостья! — восклицает Луна.

— Она отлично присмотрит за сливами-цеппелинами в саду, пока мы будем искать Тропариуса! — Ксенофилиус брызжет энергией и машет руками. — Я знаю, она справится!

Луна смотрит на меня, развожу руками, мол, виновен. Она и вправду подросла за этот год, и стала как-то светлее что ли? Не в плане волос, разумеется, тут Луна по-прежнему блондинка. Свечение изнутри? Или просветленность во взоре?

За садиком же, ну не присматривал — это слишком громкое слово — просто слегка занимался мимоходом. Тут прибрался, там подмел, слегка поправил штакетник, но у Лавгуда — старшего и до этого руки не доходили. Журнал, статьи, встречи, какие-то работы по магическим животным, настоящим и выдуманным, весь в делах и заботах, во всяком случае, из того, что видел лично.

— Я хотела бы услышать рассказ о Турнире, — говорит Луна, — а то никто ничего толком и не рассказывал в школе.

Ну да, кто бы там рассказывал? Я отбыл сразу, Нимфадора и Аластор — взрослые, а Гарри Дамблдор, наверняка, изолировал.

— Турнир был подстроен гоблинами! — важно восклицает Ксенофилиус и убегает.

Луна смотрит на меня мягко и одновременно с этим как-то жадно.

— Чаю? — спрашиваю немного растерянно.

— Смотрю, ты поладила с папой, — говорит Луна мечтательно.

Пожимаю плечами, опять. Нетрудно поладить, когда практически не общаешься, и редко пересекаешься в пределах одного дома. Пару раз Ксенофилиус читал мне лекции о каких-то животных, ну и все, собственно.

— У нас в Хогвартсе все было спокойно, только под конец года Рон куда-то пропал.

— Рон?

Разве Дамблдор не запечатал Хогвартс? Рон? Ой-ой.

— Да. Он очень сильно захотел выйти, и школа его выпустила, — отвечает Луна. — А потом делегация вернулась,... только тебя там не было.

Рон. Во рту становится горько, тяжело дышать.

— Дамблдор сразу аппарировал меня домой, — мрачнею невольно. — Темный Лорд убил моих родителей, чтобы попасть в Дурмштранг на финал Турнира.

— О! — Луна округляет рот, затем прикусывает губу. — Извини.

— Не страшно, ты же не знала.

Две недели, как уже сказано, не прошли даром. Боль не ушла окончательно, но спряталась где-то глубоко внутри. Мое желание одиночества оказалось удовлетворено на все двести процентов, теперь, наверное, пришло время выговориться?

Смыть словами этот противный привкус во рту, так сказать.

Рассказ о годе в Дурмштранге и Турнире длится недолго, пару чашек чая. Отредактированная версия, без упоминаний опаивания зельями, ежедневных дуэлей, смертельности заданий и прочего.

— И потом появились родители, но они вели себя как-то странно, — язык почти не заплетается, — и я послала в них Сферу Спокойствия, чтобы не причинить вреда, а они выхватили палочки и атаковали в ответ. Темный Лорд открыл портал, появились Пожиратели Смерти, ну и маги начали сражаться с ними.

Клубящаяся пыль, всполохи заклинаний. Крики. Череп в небе.

— Бежим! — хватаю Флёр за руку и тащу.

Виктор прикрывает спину, разворачиваемся и втроем кидаем щит, кто-то из Пожирателей его сносит одним ударом. Взрывы, грохот, земля шатается. Лавина существ для третьего задания. Гарь и дым. Пытаемся скрыться, но тщетно. Дуэль с Пожирателем, втроем не удерживаем его одного. Виктор ранен, Флёр оглушена. Грохот падающих трибун и слышен чей-то безумный хохот. Голос Аластора, легко перекрывающий шум битвы отборными матюгами. Тонкс выныривает откуда-то из пыли, и мы сражаемся бок о бок, она прикрывает меня собой, рана, шрам поперек груди, и тут же удар с небес, столб зеленого огня, и антиаппарационный щит падает.

— Хватай Виктора! — ору Тонкс, подхватывая Флёр. — Вместе!

Телепорт прочь, подхватив всех, и расщепы на плечах и голенях, вкупе с облегчением и выворачивающей наизнанку усталостью. Стремительный блёв, Виктор приходит в себя, кто-то из взрослых магов Дурмштранга прикрывает нас. Ничего не видно, все бьются вслепую, тела под ногами, крики в воздухе, стоны, ор, оглушающая паника и подгибающиеся колени. Отражаем атаку и уходим вслепую, бежим, поддерживаю Флёр, и нам везет, прибегаем к своим. Делегация Италии, что ли? Неважно.

Успели сбежать. Чудом.

— А мы убежали, под шумок, вот и весь финал, — говорю Луне.

— В Хогвартсе говорили... разное, не слишком хорошее, — она ставит чашку на стол и крепко сжимает ее руками, как будто хочет раздавить. — С тобой же все в порядке?

— Конечно, — улыбаюсь криво. — Мне даже присудили победу в Турнире, за спасение остальных Чемпионов.

— Изумительно! И ты теперь будешь жить с нами?

Кухня у Лавгудов светлая, и сама Луна сейчас как лампочка, но я, наоборот, мрачнею и соплю.

— Понимаешь, даже то, что я просто жила здесь — подвергало твоего отца опасности. Я пряталась, не показывалась на глаза, но все равно кто-то мог увидеть или услышать, или еще что, — объясняю косноязычно, путанно, пальцы сплетаются и переплетаются. — И опасность эта никуда не делась, Темный Лорд придет еще раз, и я не смогу жить с вами, потому что жить — это жить, открыто, а не прятаться. Ваш особняк и эти холмы, они помогли мне прийти в себя, но теперь придется уехать, скорее всего, в Лондон, потому что война с Темным Лордом не закончена, и значит, я подвергаю вас опасности. Сейчас опасность минимальна, но все равно она есть, просто... мне некуда было больше пойти, чтобы пойти в одиночестве, но без отрыва от мира, чтобы привести голову в порядок, чтобы решить, как жить дальше... не знаю.

И теперь да, надо вернуться. Гарри! Каково ему, после смерти Сириуса и предательства Рона, пускай и невольного? Раз Рон сумел сбежать из Хогвартса, то все становится на места. Он знал, где я живу... жил, мог слышать клятву, а уж пытать подручные Волдеморта умеют. Я же настолько увлекся самокопанием и страданием, что забыл о Поттере, которому сейчас, наверняка, стократ хуже.

Жить у Дурслей и не иметь возможности поделиться горем?

Жить у Лавгудов и подвергать их опасности?

— Ты можешь жить дальше у нас, — с грустной улыбкой говорит Луна.

— Это опасно!

— Но ты же жила тут, а стоило мне приехать — убегаешь?

Вот что можно сказать в ответ на такое заявление? Давайте жить вместе, а если придут Пожиратели, отобьемся как-нибудь? Как объяснить все человеку, который смотрит на мир иначе?

— Мы можем поехать вместе искать Тропариуса! — еще раз улыбается Луна, почти весело. — Он озорной, и мех у него пушистый, только тропу его найти трудно, почти невозможно, поэтому он — Тропариус!

Уехать в Южную Азию? В конце мая это было бы почти идеальным решением, но сейчас? Нет, сейчас все вот так бросить не получится. Хотя... сама идея выбраться куда-нибудь кажется очень привлекательной.

— Ты же только вернулась из Хогвартса?

— Ну и что, — Луна машет рукой. — Мы с папой летом постоянно куда-нибудь ездим, ищем разных животных и птиц, в других странах, обычно в очень безлюдных местах.

Вот-вот, такое бы полмесяца назад — ухватился бы зубами, руками и ногами, и не отпускал бы.

— Луна, — вздыхаю, — у меня есть обязательства. Перед Дамблдором, перед Гарри, перед Орденом Феникса, в конце концов!

— Орденом Феникса? Ты мне не рассказывала! — оживляется Луна. — Вам там каждому выдают по фениксу, да? Как у Дамблдора? Или нет... Фоукс у вас там главный, да? Я всегда знала, что у Дамблдора не может быть простого феникса!

Сам не замечаю, как начинаю смеяться. Беззлобно, радостно, как будто настроение Луны передается и мне. Но все же проблема присутствия у Лавгудов остается, и отмахнуться от нее беспечно не получится. Особенно теперь, когда понятно, что антикризисные меры дали результат, и меня можно выпускать в общество. С осторожностью, но можно.

— Вот с Дамблдором мне и нужно посоветоваться, — говорю Луне. — Идея съездить куда-то... она хорошая, но мы же не можем просто так взять и отправиться?

— Почему? — она удивленно вскидывает брови и широко раскрывает глаза. — Мы с папой постоянно так делаем!

— Ну, это вы с папой, а у меня все сложно, — развожу руками, едва не роняя чашку.

— А, ну тогда все понятно, — неожиданно кивает Луна. — Принести тебе Остроухого?

— Кого?

— Это наша сова, она обычно спит на яблоне, — хихикает Луна. — Или ты камином отправишься?

Думаю пару секунд.

— Нет, надо написать письмо, Дамблдор, наверняка, весь в делах и заботах, попробуй еще поймай его, — задумчиво вслух. — А там и решим, где мне жить и куда ехать.

— Ты же устроилась в моей спальне, да? — спрашивает Луна. — Видела потолок?

— Эмм, это комната на третьем этаже, там просто потолок, — осторожно отвечаю.

— В углу оранжевый шкаф, на стене картина озера, два сухих цветка на окне и пол слегка поет, когда по нему идешь?

— Да.

— Это комната мамы, — Луна ставит локти на стол, подпирает голову руками и расплывается в мечтательной улыбке. — Нет, ты явно понравилась папе, раз он тебя туда поселил!

Улыбаюсь в ответ, и решаю не говорить, что сам там поселился, случайно, а Ксено не возражал.

— Письмо! — спохватывается Луна. — Сейчас принесу Остроухого!

Глава 4

12 июня 1995 года, особняк Блэков на пл. Гриммо, 12.

Дамблдор выглядит мрачно и устало, даже мантия его смотрится всего лишь мантией, а не сверкающим нарядом чудаковатого волшебника. На левой щеке след, словно кто-то дал ему пощечину обожженной рукой, но в последнюю секунду Альбус успел повернуться, и удар немного смазался, ушел ниже, ликвидировав часть бороды. Зная успехи колдомедицины, можно смело утверждать, что это не просто ожог, каковые та же мадам Помфри, например, лечит за несколько часов.

— Последствия клятвы, — поясняет Дамблдор, садясь.

В зале особняка никого нет, да и в самом здании пусто и тихо. Слишком пусто и слишком тихо, с учетом портрета той же Вальбурги, любящей орать сутки напролет, было бы кому. Сириус, помнится, много об этом рассказывал, посмеиваясь в адрес родственников.

— Смертельная опасность не по вашей воле, мисс Грейнджер, — продолжает Альбус, задумчиво почесывая ожог, — в общем, я легко отделался.

— Рон?

— Рон, — соглашается Дамблдор, — но Гарри пока не знает.

Киваю. Стоит ли вообще рассказывать о таком? Можно же сказать чистую правду, что Рон хотел помочь, ну и так далее. Вся эта история с клятвой... и тут до меня доходит, как отголосок того катарсиса трехнедельной давности, что и Дамблдор мог легко уехать в могилку, из-за моих действий. Ведь он же давал клятву из-за той истории с василиском, чтобы родители согласились, чтобы показать серьезность своих намерений, а что в итоге?

Меня потряхивает и знобит, становится крайне неуютно.

— Рад видеть, что ты совладала с собой, Гермиона, — говорит Дамблдор без тени насмешки. — Нам потребуется твое самообладание. Нам потребуется много чего, ибо ситуация окончательно вышла из-под контроля. После нападения Волдеморта...

— Простите, профессор Дамблдор, — перебиваю его, торопливо, отчаянно, — но стоит ли мне слышать это? Чего не знаешь, того не выдашь, не так ли?

Он останавливается, смотрит внимательно поверх очков. Видно, что Дамблдор не просто смертельно устал, но еще и мыслями не здесь, а где-то в других областях.

— Хорошо, Гермиона, но ситуацию в общих чертах я все же обрисую, ибо это не слишком большой секрет, а тебе надо представлять, о чем идет речь. Нападение в Дурмштранге и гибель многих высокопоставленных магов стала последней каплей. Помнишь, мы разговаривали о закрытии Министерства Британии?

— Да, после событий финала мирового турнира по квиддичу.

— Европейские... континентальные, если хочешь, маги покидают Британию, — вздыхает Дамблдор, — уже покинули практически все. Теперь мы один на один с Волдемортом, чтобы, как заявлено "не допустить ненужных жертв среди магов, не причастных к событиям".

— Тогда Темный Лорд легко захватит Министерство, разве не так?

Дамблдор качает головой.

— Легко не захватит, но может, да. И одновременно с этим не может.

— Почему? — мысли мечутся в разные стороны, пытаясь собрать все в пучок.

— В условиях ультиматума и угрозы падения Статута, стоит Волдеморту захватить Министерство, как маги Европы вернутся. Повторится история Гриндевальда,... почти не сомневаюсь, что именно этот пример и вдохновлял Министров Франции, Испании и прочих стран.

Он замолкает и смотрит куда-то вдаль.

— Несомненно, Том уже в курсе истинной подоплеки вывода магов из Британии, пускай мы, и старались подать это все как страх перед Темным Лордом, — продолжает Дамблдор. — Так что нам и только нам предстоит в одиночку победить Волдеморта, причем так, чтобы Статут не рухнул и Министерство не пало. Шансы, прямо скажем, не высоки, но есть и неочевидные преимущества. Какие именно, я обязательно расскажу тебе. Тебе и Гарри, уже в Хогвартсе, под надежной защитой.

— Как скажете, профессор, — отвечаю немного растерянно.

Мысли путаются. Маги с кучи стран не могли победить Темного Лорда, а теперь Британия должна справиться с ним в одиночку? Где логика? О том и спрашиваю.

— Политика, мисс Грейнджер, большая политика, — вздыхает Дамблдор.

Вот еще один признак усталости и разброда в голове дедушки Альбуса. То на ты, то на вы, то Гермионой назовет, то мисс Грейнджер, и взгляд какой-то... отсутствующий, что ли?

— Германия так и не оправилась после Гриндевальда, и сошла с первого места магической Европы, теперь там безраздельно правит Франция, у которой есть счеты и к Британии. Для политики неважно, чем закончится противостояние с Томом — Британия будет ослаблена, в любом случае.

— Но разве им не выгодно подпитывать Темного Лорда, чтобы тот сокрушил Министерство, чтобы потом самим сокрушить, ну и повторить историю? — опять язык заплетается, да что такое!

К счастью, дедушка за десятилетия набил руку в общении, и все понимает.

— Это было бы выгодно нам, — усмехается Дамблдор. — Поймай мы Францию за руку в такой нечистой игре, и получили бы карт-бланш на любые действия. А поймать легко, даже теперь, когда у нас нет шпиона в стане врага.

— А...

— Северус прикрыл спину Гарри, пожертвовав собой, и с этим уже ничего не поделать, — голос Дамблдора становится жестким. — Нужно жить и сражаться дальше, и поэтому Гарри сейчас вернулся к родственникам, в мир людей. При всей жалости и понимания его ситуации, нам нужна, кровь из носу, его кровная защита. Поэтому я не стал возражать против вашей... отлучки, мисс Грейнджер, и рад, что вы написали мне. Рассказывайте.

— Я хотела поговорить о жизни у Лавгудов, — лепечу, как нашкодивший школьник.

— Ксенофилиус не самый простой в общении маг, да и Луна... но вы же подруги?

— Я о другом, не о жизни рядом с ними, а о той опасности, которую несет мое присутствие им!

Блин, вроде пришел в себя, вроде как-то умиротворился внутренне, а говорить стало труднее! Превращаюсь в школьника... в школьницу? Или просто наглости безумной уверенности в себе не хватает? Надо над этим тоже поразмыслить.

— Никто не знает, что вы живете у Лавгудов, — улыбается Дамблдор. — То ли Волдеморт потерял к вам интерес, раз уж клятва не сработала, то ли ваша маскировка, мисс Грейнджер, оказалась удачной.

— Но Рон...

— А, понимаю. Не скажу наверняка, могу лишь предположить, — Дамблдор вздыхает, снимает и протирает очки, потом водружает на место. — Клятва всплыла случайно, а потом замученного Рона расспрашивали лишь о вас, но никак не о Хогвартсе и не о ваших подружках. Не исключено, что имя и фамилия мисс Лавгуд вовсе не прозвучали.

И все равно, с холодком, колющим лицо, понимаю, что едва не подвел Ксенофилиуса под монастырь. Блядь. Нашел тихое место! Как будто мало было Луне потерь?!

— Но, возможно, что и прозвучало, — продолжает Дамблдор, — в контексте школы. Возможно, что за Лавгудами наблюдали, но ты, Гермиона, полагаю, аппарировала далеко в холмы и потом обратно в особняк, не показываясь наружу?

— Почти, — отвечаю немеющим языком. — За садом ухаживала несколько раз.

— Ну, Волдеморт сейчас не в том положении, чтобы выставлять круглосуточную слежку, да еще из ближнего круга, из тех, кто знает тебя в лицо. Посмотрели, покрутились и ушли, решив, что тебя там нет, скорее всего, так дело, было, — задумчиво рассуждает Дамблдор. — Школьники распускали слухи, что ты поселилась в глубине Запретного Леса, кто-то утверждал, что ты уехала в Европу, соблазнившись их предложениями, и думаю, эти пересуды тоже сыграли свою роль.

— Но все равно, это было необдуманно с моей стороны, профессор.

— Если бы поступки совершались только по уму, то мир был бы совсем иным, — с неожиданной горечью в голосе отзывается Дамблдор. — Поверь, Гермиона, я знаю эту боль потери близких людей,... ты действовала на удивление разумно, и не надо корить себя. Все же живы?

— Да, но будет ли так и дальше? Если охота за мной продолжится?

— Обязательно продолжится, — "успокаивает" Дамблдор, — ведь ты же сама это понимаешь, Гермиона, поэтому и беспокоишься. Но как раз сейчас у Лавгудов будет спокойнее всего. Либо не знают, либо уже проверили и решили, что тебя там нет, в сущности, без разницы. Главное, не слишком увлекайтесь вылазками на люди, Лавгуды вряд ли думают о своей безопасности.

— Звали с собой в Южную Азию ловить Тропариуса.

— Дело хорошее, но я хотел вам предложить, мисс Грейнджер, немного иную поездку. Тоже на юг, но ближе, теплее и безопаснее, разумеется, с пользой для общего дела. Тропариус... это хорошая идея.

— Простите, профессор, но я что-то совсем перестала вас понимать.

— Мадам Максим приглашала вас в гости, мисс Грейнджер, не так ли?

— Не совсем в гости, но да, приглашала перебраться к ним в школу, — киваю. — Я так поняла, что это распространенная практика, сманивать друг у друга учеников.

— Не совсем, не совсем, но вы, мисс Грейнджер, особый случай, — и ухмыляется в бороду. — В общем, предлагаю вам посетить Южную Францию, и начать с Шармбатона. Директора наших трех школ всегда имеют влияние на Министра страны, по понятным причинам, и мадам Максим не исключение. Расположение же Министра Франции, улучшение отношений даже на один градус сейчас не помешает, еще как не помешает.

Понятно. Извернись и подлизни мадам Максим, но без перевода в Шармбатон. Смогу ли я такое? Или дедушка учитывает, что я ни хрена не политик? Ладно, посмотрим, что еще скажет, но пока что мне нравится. Южная Франция это вам не Южная Азия.

— Тем более что вы спасли Флёр Делакур, — кивает Дамблдор. — Я напишу мадам Максим, и вы отправитесь отсюда, в смысле из Хогвартса — прямиком в Шармбатон, так будет надежнее. Учеников сейчас в школах нет, никто ничего лишнего не увидит. Приглашение будет на имя Ксенофилиуса Лавгуда, неподалеку от Шармбатона есть небольшой заповедник, в общем, ему будет на что посмотреть.

— А если мадам Максим не согласится?

— Это уже моя проблема, что ей написать. Время еще есть, раньше конца июня отправиться все равно не получится.

— Почему? Извините, профессор.

— Нет, вопрос правильный. Гарри Поттер. Минимум месяц у родственников, увы, в этот год его кровная защита потребуется как никогда. Поездка же... вы сумели прийти в себя, мисс Грейнджер, не уверен, что у Гарри это получится. Лучший друг пропал, это Гарри знает, крестный погиб практически на глазах, и при этом нужно, чтобы Гарри нашел в себе силы встать и сражаться.

Смотрю на Дамблдора. Время игр закончилось — настало время жестокой необходимости?

— Нам потребуется Джинни Уизли, — вырывается у меня.

Поездка обрастает людьми, но может это и к лучшему?

— Понятно, — говорит Дамблдор после паузы. — Аластора выделить не могу, он нужен здесь, но его ученицу, думаю, удастся уговорить. Двое взрослых сопровождающих, пускай Ксенофилиус немного не от мира сего, зато Нимфадора знакома со всеми вами и ученица лучшего аврора.

Тонкс! Меня пробивает неожиданной вспышкой возбуждения. Южная Франция, пляжи, лето, девочки в бикини, и прочие атрибуты отпуска. И тут же накрывает волной стыда за такое неподобающее мыслеповедение.

— Думаю, мадам Максим тоже выделит кого-то со своей стороны, и таким образом на четырех несовершеннолетних будет трое взрослых сопровождающих, — продолжает рассуждать Дамблдор. — С Артуром и Молли я поговорю, думаю, они не будут возражать, а может и будут, если я правильно понял, зачем вам нужна младшая Уизли там, мисс Грейнджер.

— Она нужна не мне, — сущая правда, прелести там просто тьфу, детские, — а Гарри.

Итак, кто у нас получается? Я, Лавгуды, Гарри, Джинни, Тонкс и кто-то от Шармбатона. Семеро? Неплохо.

— То есть ты не против, Гермиона?

— Нет, не против.

Идея и в самом деле хорошая. Отдохнуть, развеяться, переключиться. Поживу пока у Лавгудов, окончательно приду в себя... наверное. Перестану терзаться каждые пять минут, так будет точнее. Юг, отдохнем, позагораем, попялимся на Тонкс... тьфу ты!

С намерениями Дамблдора тоже все понятно. Битва предстоит жестокая, раз уж континентальная Европа подсирает за спиной. Волдеморт не постесняется лить кровь и убивать, да еще Статут... о, точно!

— Профессор, после... после похорон родителей ко мне подходил человек. Он из спецслужб магглов, предлагал слать им сведения из мира магов и сказал, что вы в курсе некоей "общей политики".

— Ты согласилась? — резко спрашивает Дамблдор.

— Мы договорились встретиться на следующий год и продолжить разговор.

Дамблдор кивает, но видно, что мысли его резко переключились куда-то. Просчитывает ситуацию? Строит новый план? Да ладно, с чего бы? Если это сотрудничество идет, ну минимум половину двадцатого века, а то и больше, то с чего бы сейчас устраивать переполох? Нет, тут что-то другое.

— Этот вопрос мы обсудим в течение учебного года, Гермиона, ибо он важен, но не критичен сейчас, — говорит дедушка Альбус, словно очнувшись. — Потом, после победы... да, я верю, что мы победим, своими силами, и вот тогда...

Он обрывает сам себя и хлопает по столу.

— Ни о чем не тревожьтесь, мисс Грейнджер, набирайтесь сил, отдыхайте, ну особо на людях не мелькайте до отъезда, а потом — пожалуйста. За Гарри присматривают, деньги на поездку выделим... месяц, до конца июля, проведете во Франции, а вот потом придется вернуться и окунуться в политику.

Надо думать, за следующие полтора месяца политика из чана с дерьмом вряд ли превратится в благоухающее джакузи с голыми гуриями.

— Особняк Лавгудов неподалеку от Норы, — смотрит Дамблдор в упор, — поэтому разговор с Джинни Уизли оставляю на вас, мисс Грейнджер.

— Примерный срок — конец июня?

— Да, где-то так.

То есть две недели у меня есть. Нора и вправду где-то к югу от черного цилиндра дома Лавгудов, обстановку можно и вспомнить, так что прыжок туда — прыжок обратно, ничего сложного и без нарушения конспирации. Джинни-то согласится, но вот Гарри? Впрочем, пускай младшая Уизли думает, как ему кровь из мозга в трусы перенаправить, не хватало еще третьим лишним, держащим свечку, выступать в этом деле.

— Как защита? — неожиданно спрашивает Дамблдор.

— Спасибо, профессор, все в порядке, меня никто не беспокоил.

После прибытия с Турнира и перед отбытием домой, Дамблдор поставил на меня какую-то защиту от сов, авторства знаменитого Фламеля. Бедолаге Николасу в свое время пришлось изобрести ее, и еще какую-то хитрую защиту от аппарации эльфов, чтобы его не доставали желающие заполучить философский камень. Как пояснил дедушка Альбус, лично знающие меня люди все равно смогут прислать сову, а вот остальным желающим вступить в переписку (после новостей о Турнире их будет видимо — невидимо, к Трелони не ходи, так он выразился) придется утереться.

— Все мы ошиблись, Гермиона, — тихо говорит Дамблдор напоследок, вставая и давая понять, что разговор закончен. — Но у нас еще есть возможность победить.

— Да, профессор, — слегка кланяюсь.

Есть над чем подумать, хорошо так подумать.

Глава 5

29 июня 1995 года, Шармбатон

Французская Академия Магии, оказывается, расположена в Пиренеях. Странно, мне почему-то казалось, что Шармбатон стоит на равнине, как Хогвартс, но нет, вокруг высятся скалы и вершины. Сам замок в горной долине, вокруг ухоженная местность, небольшое озерцо, в общем, антураж волшебный и магический на все сто. Заповедник, надо полагать, тоже где-то в горах, укрытый от внимательных глаз, и Ксенофилиус уже роет землю образным копытом, спеша туда попасть.

Мы сейчас в небольшом приемном зале, на втором этаже Шармбатона, куда нас перекинуло камином. Не знаю уж, как там Дамблдор договаривался (он лишь подмигнул нам всем на прощание), но мадам Максим встретила лично и вполне радушно нашу шестерку. Из окон зала видны эти самые Пиренеи и местность вокруг замка, Луна и Тонкс уже обсуждают какой-то зеленый лабиринт, тыкая туда пальцами, Гарри и Джинни сидят за столом, попивая чаек, Ксенофилиус нарезает круги перед дверью, в которую ушла Максим.

Гарри относительно в порядке, и был искренне рад уехать от Дурслей.

— Мисс Делакур добровольно вызвалась помочь вам, — грассируя, говорит Максим, входя в комнату.

Флёр за ее спиной, и мило улыбается, даже немного смущенно. Сердце, что называется, пропускает удар, до того она мила и невинна... стоп-стоп-стоп, сбросить чары. Гарри тоже оживляется, и Джинни сразу недобро щурится, ощутив конкурентку. Хмм, интересно, сколько в той добровольности — добровольности?

Но все равно, глаз радуется, чего еще надо?

* * *

— Как вам наш замок, мисс Грейнджер? — спрашивает Максим и придвигает чашка с чаем.

Она огромна, лишь самую чуточку меньше Хагрида, и чашка выглядит воистину игрушечной. Ксенофилиус утащил Луну в заповедник, а остальные пошли смотреть на озеро, в сопровождении Флёр.

— Непривычно, — отвечаю как есть.

После привольно раскинувшегося Дурмштранга, после Хогвартса с его просторами, крайне непривычно повсюду натыкаться взглядом на горы. Что же касается самой Академии — то здесь у них все вполне по делу. Компактно, деловито, красиво, ну пустых помещений меньше, чем в Хогвартсе, но ученикам хватает места. Флёр провела экскурсию по Академии, рассказывала с милым акцентом, показывала, а я все смотрел и сравнивал ее и Тонкс. Нимфадора боевита, собрана, преодолела свою неуклюжесть, в общем, такая вся энергичная подруга... и не будем забывать о ее метаморфизме! Флёр же, наоборот, женственна, изящна, и если забыть, что она была Чемпионкой Шармбатона, легко можно принять за изнеженную мадмуазель из пансиона благородных барышень.

И при этом обе возбуждающе дергают у меня внутри струну своим видом.

— Ко всему можно привыкнуть, даже к виду этих величественных гор, — улыбается мадам Максим.

Опять намекает на переход к ним? Вроде же уже расставили точки над запятыми?

— Мы будем жить в Шармбатоне? — спрашиваю, чтобы сменить тему.

— Летом школа закрыта для учеников, даже иностранных.

— А как же Флёр?

— Она закончила Академию Магии с отличием, — мадам Максим смотрит свысока, буквально, на губах намек на улыбку. — В этом году, разумеется, и даже присутствие на Турнире не помешало ей.

Ну, мне, ладно, зачли экзамены автоматом,... наверное, а вот Флёр? Если у нее был седьмой и последний год обучения? Как он там называется экзамен, самый главный и важный? Что-то связанное с земноводными, да. Неважно.

— Вы же слышали про заповедник, мисс Грейнджер? Вот рядом с ним вы и будете жить, но не волнуйтесь. Там подключен камин, так что вы сможете посетить не только наши горы, но и все вокруг, я же понимаю, лето, юг, пляжи Испании и Франции, красивые парни...

И девчонки, бормочу мысленно.

— Д`амблдор прав в том, что сейчас не время устраивать политические дрязги, — неожиданно говорит Максим, ставя чашку на стол. — Если вы все же решитесь перебраться в Шармбатон, вам всегда будут здесь рады, мисс Грейнджер. Вам и Гарри Поттеру, разумеется.

Ага. Вот и поговорили. Приятно, конечно, что есть куда отступать, но пока с этим погодим, пока еще все шансы у нас в руках, точнее в руках Дамблдора. И Максим ясно дает понять, что поддержит Альбуса, ну, насколько сможет. Вряд ли она приказывает Министру, но, думаю, Дамблдор на такое и не рассчитывал.

Так что получается, задание выполнено — можно отдыхать?

— Чуть позже мисс Делакур сопроводит вас всех в дом возле заповедника, — сообщает Максим.

Так, ну Дамблдору о своей поддержке она и сама могла сказать. Какой — то у директора Шармбатона свой резон во всем этом участвовать и открывать камины для перемещения из Хогвартса, но какой именно — попробуй еще угадай! Политика, интриги и хитрые схемы уровня Дамблдора, или я просто придумываю и накручиваю себя? Стоит ли расспрашивать? Нет, пожалуй, о Европе и о том, что творится в мире, нам расскажет Тонкс, а о самом Шармбатоне — Флёр.

Зачем-то же она вызвалась добровольно помогать?

* * *

Остаток дня занимает обустройство на новом месте.

Заповедник занимает глухой и изрядный кусок гор, где нет ни дорог, ни тропинок, ну и живность там соответствующая. От Шармбатона нас отделяет два ущелья с реками и перевал, в принципе дойти можно за несколько часов, если постараться, без всякой магии. Милый двухэтажный домик, расширенный изнутри, под сенью леса, и где-то рядом есть горячие источники. Не слишком-то и полная замена пляжам, но думаю, там мы еще побываем и потопчем песочек, раз уж камин подключен?

Разбиваемся по трем спальням, по полу и возрасту.

Мне не с руки было встревать в дележку, но все же предпочел бы делить комнату с Флёр и Тонкс, а не с Луной и Джинни. Гарри и Ксенофилиус заняли угловую спальню, хотя что-то мне подсказывает, что будь возможность, выбор Гарри совпал бы с моим. Спальни — второй этаж, первый — все необходимое для хозяйства: кухня, туалеты, две душевых, в общем-то, с чарами расширения пространства проблем с местом нет, и не может быть.

Еще не помешал бы домашний кинотеатр, но электричества в доме — нет.

На следующий день топаем на горячие источники, которые в двадцати минутах ходьбы от домика. Запомнить местность и потом можно будет прыгать аппарацией, а можно и гулять, тоже полезно. Дом и источники вроде и в лесу, и в то же время на границе заповедника, так что опасных обитателей тут не встретишь, не выше второй категории. Лесники или егеря, не знаю, кто тут у них, пока еще не показывались, может и к лучшему.

Флёр показывает дорогу, рассказывает какую-то байку, почти не слушаю.

— Гермиона? — голос Флёр сзади.

Вот кто так подкрадывается? Обделаться можно ж, с перепугу! Так как источники в далекой глуши, то особой популярностью они не пользуются, ну и соответственно, никто не обустроил ни кабинок для переодевания, ни прочих шезлонгов. Сами источники — просто каменные чаши, в которые из трещин в земле вырывается горячая вода. Вроде как обычное дело в природе, не так ли? Но маги слегка схитрили, и поэтому температура в чашах отличается, выбирай на свой вкус и цвет, что называется.

Разбившись по известному принципу — мальчики налево, девочки направо — мы отправились переодеваться. Чтобы не накручивать себя и не вызывать смешков, отошел в сторону от всех, тут-то Флер ко мне и подкралась. Хорошо, что за жопу хватать не стала, точно бы скакнул вперед, лбом прямо в сосну. Это, конечно, лучше, чем дуб или ель, но ненамного.

— Да? — оборачиваюсь.

Она оказывается рядом, на расстоянии вытянутой руки, и деловито начинает переодеваться. Ну, понимаете, да? У меня и до этого в животе подергивало, как будто кто-то ногтем дергал струну из кишок, а тут вообще чуть крышу не сносит. В голове заевшей пластинкой, хрипло, что-то про сосну и производные однокоренные глаголы, сопровождающиеся обдиранием спины.

— Я не успела вчера сказать, — Флёр деловито выскальзывает из платья, расстегивает лифчик.

Мелкие, как ее зубы, остро оттопыренные грудки с розовыми пятнышками. Отворачиваюсь, дрожащими руками начинаю снимать с себя одежду, чтобы заняться хоть чем-то, не стоять столбом. Увы, организм понимает все это по-своему, и радостно рвется в бой. Краем взгляда вижу голые ножки и скользящие по ним трусики.

— Но я очень благодарна тебе за то, что случилось в финале Турнира! — говорит Флёр.

Поднимаю голову, стараясь не дышать как загнанный лось. Она уже нацепила верх купальника, и деловито поправляет низ, и взгляд мой прикипает к этому зрелищу. Хочется дать самому себе кулаком в ухо или лучше в зубы. Что за поведение пубертатного подростка, что я никогда голой женщины... девушки не видел?

— Если бы не ты, — Флёр заканчивает поправлять и выпрямляется, — то я бы точно никуда не успела убежать! Застыла бы столбом, пытаясь понять, что происходит,... ты еще не переоделась? Давай помогу.

— Нет, — хрипло отвечаю и отступаю на шаг.

Шершавость, колкость сосны, упершейся в голую спину, неожиданно приводит в чувство, начинаю спешно переодеваться, а то раздеться — разделся, а одеться — забыл. Словно действительно на теплом пляже, а не в лесу на высоте полутора километров! Впрочем, зрелище Флёр гонит кровь по телу с такой силой, что сейчас могу топить собой лед и сушить простыни на ветру, как йоги.

— Потом можно будет аппарировать сюда без парней, и позагорать на камнях без одежды, — заговорщически хихикает Флёр, и у меня все вскипает внутри, от слов и образов.

— Нет, — повторяю хрипло. — Если бы не я, то Темный Лорд не явился бы в Дурмштранг, так что тебе не за что быть благодарной.

— Но он же явился? Мы, вейлы, помним добро, — Флёр делает шаг ближе, а мне некуда отступать.

Поймите правильно, в целом никто не против, но что, если Делакур действительно просто благодарна за спасение? Мой измученный воздержанием организм может сколько угодно представлять сцены любви в лесу, но здесь не тот случай, чтобы торопиться.

— И поэтому я вызвалась добровольно помочь, — говорит она. — Если что-то в моих силах, любая помощь...

— Любая?

Флёр отступает на шаг и облизывает губы.

— Я видела твои взгляды в Шармбатоне... мы, вейлы, чувствуем интерес к себе..., — слова выходят из нее тяжело, словно она выталкивает их силой, — и теперь я вижу, что не ошиблась...

Так вот к чему был этот маскарад с переодеваниями! Меня проверяли,... но зачем? Эта мысль немного отрезвляет, и делаю шаг назад, к спасительному дереву. Кровь стучит в висках, в животе и между ног ноет.

— Что интерес твой больше, чем дружеский, — заканчивает Делакур фразу. — Извини, Гермиона, но мы, вейлы, созданы, чтобы любить мужчин, а не женщин.

— Понятно.

— Любая другая помощь... мы же подруги?

Можно, конечно, напомнить Флёр, что она вейла лишь на четверть, потребовать отдать долг и отдаться, пускай не здесь — слишком много свидетелей — но ведь впереди еще месяц! Нужна ли мне эта подростковая ебля кроликов без учета последствий? По взаимному согласию без обязательств — можно, но именно что по взаимному.

Здесь же налицо гетеросексуальная позиция, так что лучше отступить.

Все эти дрожащие коленки и подтекание — явное следствие принятия реальности этого мира. Раз мне жить здесь, раз в своем мире мертв, раз вот оно новое тело другого пола, то вопрос измены и верности автоматически снимается. Но все равно, не стоит кидаться на все подряд с сиськами, и, укрепившись этой мыслью, говорю.

— Тогда подари свою любовь Гарри, он же мужчина!

В кустах какой-то шорох, и палочки автоматически нацеливаются туда. Подслушивают? Или лесные зверушки бегают? Никто не рвется в атаку, и меня немного отпускает от накатившего возбуждения.

— `Арри еще мальчик, — говорит Флёр, с прорезавшимся акцентом.

Понятно, она как Тонкс — предпочитает мужчин старше, солиднее и более боевых. Казалось бы, какой смысл приглашать Джинни, чтобы сейчас просить такое от Делакур? Но это, что называется, внезапно представившаяся возможность, спонтанное решение на бегу. Гарри весь год смотрел на Флёр несытыми глазами, а вот на Джинни смотрит именно что как на сестру, теперь уже как на сестру потерянного ближайшего друга. Хорошие поебушки с Флёр разожгут Гарри за этот месяц, а остальное ему уже Джинни додаст в Хогвартсе, у них там целый год будет друг в друга свою страсть изливать.

В общем, Флёр в роли начального воспламенителя и стартера.

— Странная трактовка слов "любая помощь", — давлю, немного, но давлю.

— У него есть девушка, эта рыжая... Джинни, — говорит Флёр растерянно, — я видела, как она на него смотрит!

— А как он на тебя смотрел в Дурмштранге, значит, не видела?

Сарказм помогает, меня все больше отпускает, возвращается ясность мыслей. Потом, конечно, возбуждение вернется, это пригодится вечером в душе, но сейчас лучше собраться.

— Гермиона? Флёр? — доносится голос Нимфадоры. — Эй, что вы там, устроили показ мод и не можете выбрать купальник?

— Я не хочу ссор, — говорит Делакур, отводя взгляд. — Может, я...

— Не надо себя насиловать, — прикусываю язык на секунду, ибо выбор слов не тот, совсем не тот. — Я не знала о твоей благодарности, пусть так и будет дальше, хорошо?

— Эй, у вас все в порядке? — выскакивает Нимфадора.

Еще одна девушка — конфетка, попка, грудь, полоски купальника — все на месте. И, как и с Флёр, без шансов, ибо пристрастия Нимфадоры мне хорошо известны, и даже отсутствующая нога тут не поможет.

— Вспоминали Турнир, — говорит Флёр, — точнее, финал.

— Да, это было мрачно, — соглашается Нимфадора, скользя по нам взглядом.

Вот уж воистину ученица Грюма: раздела, одела, просветила внутренности и мысли, и такое ощущение, что она была рядом и все слышала и видела.

— Давайте полежим в источниках, они хорошо смывают заботы, тревоги и дурные мысли, — говорит Флёр с дипломатичной улыбкой.

На лице ее ни грамма переживаний, и, наверное, так оно правильнее.

Глава 6

3 июля 1995 года, княжество Монако

— Ну вот, а то все леса и горы, — ворчу под нос, греясь на солнце.

Чуть поодаль Джинни уговаривает Гарри намазать ее кремом от загара, а то она сгорит — сгорит и будет красная — красная! Нехитрая игра, ведущаяся от начала времен, но Гарри в ней не участвует. В целом, женское общество — ибо мы выбрались позагорать на пляже всей толпой, кроме Ксенофилиуса — Поттера не смущает, просто, как уже сказано, Гарри не видит в Джинни женщину. Мелкая Уизли, вместо того, чтобы взять быка за рог, так сказать, все пытается намекнуть издалека.

Хотя наиболее верным для нее было бы просто взять и переехать к Гарри в спальню, выставив Ксенофилиуса. Все равно папа Луны живет в каком-то своем мире, и все эти нормы приличий ему до подола мантии.

— Хочешь, я тебя натру? — хихикает Луна сзади, практически в ухо.

Флёр подходит к Тонкс, явно хочет попросить, чтобы та натерла ее, и, кидая лукавый взгляд в мою сторону, проводит руками по животу и ягодицам. Вздыхаю. После того разговора у источников Флёр ведет себя так, как будто... не знаю, специально дразнится, что ли? Ауру свою она приглушает на минимум, и при этом демонстративно ведет себя провокационно, но так, что, не зная подоплеки, и не заподозришь ничего. То в душ ввалится — ага, дверь была открыта, так и поверил! — то сиськи покажет, переодеваясь, то вот, как сейчас. Развалилась демонстративно прямо передо мной, и Тонкс ее натирает, старательно, как попросили, наклонившись над Делакур, почти касаясь ее спины оттопыренными кончиками грудей.

Зрелище живительное, что и говорить.

— Ну что ты опять дуешься? — спрашивает Луна и дует в затылок. — Пойдем искать камнеедов!

— Пойдем! — соглашаюсь сразу, ибо сил моих нет смотреть на сию эротику.

Взглядом показываю торжествующей Флёр на Гарри, и Делакур сразу мрачнеет.

Гарри лежит, подперев голову руками и глядя на море. Джинни, взяв инициативу в свои руки, натирает Поттера, но тот почти не реагирует, смотрит на волны, как загипнотизированный. С ним все сложно — винит себя в пропаже Рона, в гибели Сириуса, замкнут в себе. Два раза за эти дни называл Джинни Роном, даже не замечая оговорки. Возможно, что методика лечения сексом и не сработает, но не попробуешь — не узнаешь, не так ли? А Флёр явно не собирается пробовать, лишь дразнится, тогда как Джинни... нет, робка — не то слово. Все у нее есть, храбрость, решимость, грудь, и те самые пресловутые бабочки в животе по Поттеру, но ей хочется всего и с романтикой. Кажется, что если взгромоздиться на Гарри и хорошо его отъездить, то Поттер обидится и уйдет. Хотя, может и уйдет? А может Джинни и не так думает, хрен знает, как-то она вслед за Гарри замкнулась в себе.

Может, поговорить с самим Гарри?

Или не маяться ерундой и не выступать в роли сводника?

— Эй, ты пропустила камнееда! — кричит Луна недовольно.

Оглядываюсь, смотрю вниз, но там лишь берег, песок, камушки мелкие, ничего такого особенного. Вокруг люди, шумят, кричат, купаются, на нас никто не обращает внимания — подумаешь, две девушки в купальниках. Кого этим удивишь на пляжах юга Франции? Княжество Монако, вроде и само по себе, а вроде и часть Франции, во всяком случае, магической Франции точно. Потом у нас в планах еще посетить Канны, Ниццу, Сан-Тропе — благо проблем с перемещениями и деньгами нет.

Разумеется, посещения точечные — утром сюда, вечером обратно.

— Ну что ты постоянно думаешь и думаешь! — Луна прижимается, охватив правую руку. — У нас дома все думала, здесь думаешь... твои мозгошмыги устали!

— Серьезно?

— Да, — кивает Луна и смотрит снизу вверх, вывернув голову. — Они устали и больше не танцуют, а разбились на пары и прячутся, чтобы...

— Не надо, — обрываю ее быстро.

— Отдохнуть, как следует, — обиженно договаривает Луна и замолкает.

Дальше ищем камнеедов молча.

* * *

5 июля 1995 года

— Что делается в Британии? Правда? — удивленно спрашивает Тонкс. — Гермиона, я, можно сказать, прогрызла себе путь сюда зубами и когтями, а ты...

— Дамблдор изначально планировал тебя на роль сопровождающей, мол, лучшая ученица Грюма нас всех спасет, — лениво и сыто парирую.

Нет, этому домику точно не хватает кинотеатра! Правда, если бы он был, мы бы сейчас сели смотреть кино, а так можно вроде как позаниматься делами. Поговорить о том, что творится в Британии, например.

— И он тебе не рассказал, что происходит? — Нимфадора бросает быстрые взгляды вокруг.

Но никого нет, мы одни. Флёр таки набралась, не знаю, чего там набираются вейлы, но набралась, и потащила Гарри на прогулку. Точнее на экскурсию куда-то в Картахену, и мрачная, как моя жизнь, Джинни немедленно увязалась за ними. Луна же отбыла с папой в дальний уголок заповедника, где Ксенофилиус обнаружил некоего Горного Склика, так что дом пуст, за исключением нас двоих, развалившихся на диванах после сытного обеда.

Жарко и душно, парит, как перед грозой, и не хочется шевелиться.

— Ну, он рассказал бы, но я попросила этого не делать, чтобы потом не рассказать лишнего врагам.

Тонкс хрюкает, даже отращивает пятачок для этого дела, и хрюкает еще громче.

— Да-да, все мы делаем глупости и ведем себя неуклюже, — бормочу намекающе.

Нимфадора кидает странный взгляд, но все же обрывает смех и убирает пятачок.

— Ну, тут все сложно...

— А ты попросту, как наш дорогой Аластор Грюм, — подкалываю ее.

— А ты, — Тонкс осекается. — Попросту говоря, мы в дерьме по самые эти самые...

— Ноздри?

— Вот-вот. Стоим на цыпочках и дышим через нос, и едва пойдет волна, как мы захлебнемся. А она пойдет, потому что Темный Лорд без дела сидеть не станет. Собственно, он и не сидит, а действует. Дамблдор говорил тебе про ситуацию с Министерством?

— Я так понял, что захват Министерства будет на руку Европе, и они отключат все и повторят ситуацию с Гриндевальдом.

— Вроде того. Наш возродившийся враг тоже это понимает, и играет сейчас совсем другую стратегию.

— Затаился, спрятался, и ждет, когда Европа отступит, чтобы без помех захватить?

— О, если бы все было так просто! — Тонкс откидывается на спинку дивана, взмахивает палочкой.

Столик перед ней превращается в пушистый пуф, на который она закидывает ноги. Розовые трусы? Или это тело видно? Закинув руки за голову, отчего грудь выдается еще больше, Тонкс прогибается в спине и зевает.

— Если бы этот Темный сидел тихо, то и разобрались бы тихо, ну или громко, но точно внутри Британии, а теперь он подложил каку Европе, и та зажужжала как улей болотниц, в который кинули камень.

— У него было свои причины так поступить.

— Ты оправдываешь Темного Лорда?

— Говорю, что если бы у него получилось, Европа бы и не пискнула! — вряд ли Дамблдор рассказывал Тонкс о клятве, да и мне не стоит этого делать.

— Ну, возможно, — Нимфадора опять кидает странный взгляд, и занимает еще более вольную позу.

Интересно, ей это Флёр посоветовала, или она меня тоже тестирует?

Надо заметить, у нее получается, да.

— В общем, он перешел к другой тактике — пустил в дело многочисленных магических созданий, собранных ранее. Их много, они не любят, мягко говоря, Министерство, и готовы почти на все, чтобы получить права. Силы Министерства и Ордена раздергиваются, масса мелких происшествий по стране, нужно прикрывать и закрывать, не допускать утечки информации, ибо, едва возникнет угроза падения Статута — Европа скажет свое веское слово. Темному Змеюку вроде тоже не с руки падение Статута, но он берет количеством. Поди, пойми, взбесились оборотни, потому что друг друга покусали или потому, что их слуги Темного науськали? Гоблины тоже воду мутят, и делают невинные глазки, мол, их заставили! Ага, делать ближнему кругу Лорда нечего, как Империть гоблинов! И мы тонем, тонем в этих делах, чего ты думаешь, я помчалась на это задание, роняя слюну, даже зная, что тут будет непрерывная подростковая драма?

И так хитро на меня поглядывает, мол, я все знаю! Приемчики Аластора в жизни. Правда, у него выходило нормально так, грозно, и вращающийся глаз опять же, а вот у Тонкс этакая облегченная версия, женская: я все видела и знаю, а тебе не скажу!

— Все так плохо?

— Просто ужасно! — Тонкс задирает светло — зеленую маечку и чешет живот. — Блин, я опять растолстела!

— Толстый метаморф? Серьезно? — а ничего так животик, я бы потискал.

Серьезно, организм? Успокойся, этот живот нам не светит... разве что загримироваться под Аластора.

— Ничего вы не понимаете в проблемах метаморфов, даже пожаловаться некому!

— Мне пожалуйся! Можешь уткнуться в грудь и поплакать, — хлопаю по предполагаемому месту плача.

Ага, все-таки тот шорох в кустах был не случайностью.

Ну, или Флёр ей разболтала. Хреново.

— Успею еще в течение учебного года, — отмахивается Нимфадора небрежно.

Волосы ее становятся из розовых обратно черными.

— Не поняла.

— Аластор будет преподавать ЗОТИ, — ухмыляется Тонкс широко, — а я буду ему ассистировать, патрулировать коридоры по вечерам, ловить нарушительниц и шлепать их по широкой попке!

— А нарушителей?

— Буду отдавать Аластору, конечно же, пусть он их шлепает!

Ржем, в чем-то даже истерично.

Тонкс отпускает или она решает, что на сегодня достаточно, и больше не дразнится. Садится нормально и говорит, глядя в окно, тихо, почти неслышно.

— Темный Лорд не может открыто атаковать и убить Министра, поставив взамен своего протеже. Амелию Боунс охраняют непрерывно, да и сама она знает, с какого конца браться за палочку.

— Так к чему тогда весь этот кавардак с нападениями?

— Не знаю, но я сильно переживаю за Аластора.

— Серьезно?

— Серьезно, — голос Тонкс тих, почти безжизненен. — Он всегда на острие, всегда в самых опасных делах, но любого можно поразить в спину. Вернемся, спроси Дамблдора, что нужно, чтобы ускорить победу, я все сделаю!

— Ты же тоже в Ордене?

— Ты ближе к Гарри, — серьезно отвечает Нимфадора, — а Дамблдор возлагает на него серьезные надежды.

И также это означает, что Дамблдор уверен в победе. Хмм, Темный Лорд не может атаковать напрямую?

— Ты помнишь, на чем пал Фадж?

— Еще бы, — хмыкает Тонкс, — веселая была операция! Стой, ты думаешь, Тот-Кого-Нельзя, хочет повторить эту штуку?

— А почему бы и нет? Смещение Министра под давлением общественности? Кто поручится, что на выборах нового Министра не пройдет ставленник Волдеморта, который, разумеется, легко "победит" Темного Лорда?

Наверняка Дамблдор учел и такой вариант, но Нимфадора подпрыгивает и убегает слать письмо, или через камин переговариваться, в сущности, неважно. Можно вытянуть ноги и слегка отвлечься от влажных мечтаний, пусть и важных, но все же чересчур влажных.

Вопрос, в сущности, все тот же: что делать дальше?

Хорошо, никто никуда не едет, не ищет порталы в другие Миры и не рвет жопу на британский флаг, стараясь убежать. Это принято и зафиксировано, родные и близкие в другом мире — ну, четыре года прошло, уже и подзабыл, как выглядят, так что факт расставания тоже зафиксирован и относительно безболезненно. Наступила полная гармония и умиротворение, у меня больше не зудит в голове и жопе, и это вовсе не шутки. Не тянет бегать, не тянет отрабатывать заклинания по десять тысяч раз, не тянет читать и читать, строя теории и размышления о будущем бегстве через миры.

Все прекрасно, кроме одного.

Прощание с прошлым — это прошлое, а вот что в будущем? Слова о раскаянии и искуплении — хорошие слова, но вот какие за ними будут стоять дела? Темного Лорда и всю эту Пожирательскую историю выносим за скобки, ими жизнь не исчерпывается и не ограничивается.

Что еще?

Дрочить на красивых девушек — приятно, но этим жизнь тоже не исчерпывается.

Что еще?

Точно. Магия.

Чары, Колдомедицина и Трансфигурация, если так поразмыслить, ибо что может быть достойной Целью для магии?

Космос. Звезды. Вселенная.

Тихо смеюсь сам над собой. Убрал одну почти невыполнимую Цель и тут же придумал себе другую, да? Не можем без мега-Целей? Что же в прошлой жизни такой упертости не проявлял? Новое тело влияет или сбрендившие мозги? Или это просто опять боязнь, что если отцепиться от Цели и просто жить, то сойду с ума?

Забуду погибших родителей Гермионы?

Надо бы все это обдумать, но лееееень. И красивые девчонки рядом, какое уж тут самокопание? Будем считать, что примерное направление задано, тем более что колдомедицина — в перспективе — возможность вернуть ногу. Маги этого не умеют, но всегда можно соврать самому себе, что найду новый путь. Ну, в крайнем случае — Трансфигурация и волшебные протезы, сделаю себе дополнительное оружие, как у Грюма.

Самообман — наше все, здесь я мастер.

Смотрю на вернувшуюся Луну. От нее приятно пахнет лесом, зато букетик в руках вида крайне мерзостного, как будто кто-то наблевал на мох и еще воткнул прутик с шишками сверху. Луна что-то напевает, Ксенофилиус гремит камнями, как будто собирал их. Или и в самом деле собирал?

— Один из камней — Горный Склик, только спящий, — поясняет Луна, и делает несколько танцевальных па по комнате. — А что у тебя случилось радостного и согревающего?

— Я подарю тебе звезду! — и опять хихикаю, из-за происхождения фразы.

— Какую? — Луна смотрит совершенно серьезно.

— Какую захочешь. Мы отправимся к звездам, и ты выберешь себе любую!

— Хорошо, — кивает Луна. — Когда отправляемся?

— Позже, много позже, когда я придумаю, как это сделать.

— Ааа, — Луна, кажется, ничуть не расстроена, — а я думала, ты поймала Звездную Фею!

Улыбаюсь в ответ. Безумное обещание дано, но будет ли оно сдержано? Да хрен его знает!

Глава 7

12 июля 1995 года, Гибралтар

— Это ты во всем виновата! — неожиданно шипит Джинни в спину.

С мороженого в руке срывается белая капля и падает на раскаленные камни. Безоблачное небо. Жара. Гибралтар. Средиземное море слева, Атлантический океан справа, холодное мороженое в руке и панама на голове — жизнь прекрасна. Была.

Оглядываюсь — ну да, остальные отстали, рассматривают развалины маяка.

— Тебе бы такой же решительности, да с Гарри и в постели, — отвечаю, демонстративно облизнув мороженое.

Смысла в длинных предисловиях нет, и так все ясно. Флёр усиленно работает над новой тактикой — милуется с Гарри на глазах у всех — дразнится, в общем, на свой лад. Джинни злится, пыхтит и сопит, понятное дело, уводят из-под носа, можно сказать, ибо Гарри охотно отвечает Флёр.

— Драться с этой французской гарпией, которую ты пихнула в объятия Гарри? — Джинни разве что когти из лап не выпускает, до того напоминает рассерженную кошку.

Вздыхаю. Опять подростковые драмы, как их назвала Тонкс, и тут уж ничего не поделаешь — сам виноват.

— Не даст ему Флёр, а так за сиськи ее подержится и еще захочет, но уже в Хогвартсе, где Флёр не будет, зато там будешь ты, понятно?

— Гарри нужна поддержка! Ему тяжело!

— Как скажешь, как скажешь. Поддерживай, заменяй ему Рона, а трахаться он будет с Флёр.

— Чтооооооо?!

— Ну, ты же стараешься заменить ему Рона?

— По твоему же совету!

— Но не до мелочей же?! — начинаю выходить из себя. — Ты еще писать стоя научись!

Пауза и тишина, вдалеке истошно орут какие-то морские птицы.

— Это здесь при чём? — спрашивает Джинни немного ошарашенно.

— Так вы подслушали разговор возле источников? — неожиданно доходит до меня.

— Подслушали! — фыркает Джинни. — Да вы орали там на весь лес! Не удивлюсь, если даже в Шармбатоне слышали!

Понятненько. Вот, значит, почему на источники и прочее со мной только Луна соглашается ходить — она просто не поняла того разговора или даже не услышала, пребывая в своем мире и мыслях. Меряю Джинни оценивающим взглядом с ног до головы.

— Эй! — младшая Уизли даже отступает на шаг.

— Упадешь с обрыва.

Она оглядывается, хотя до обрыва там еще метров пять.

— Закончим этот идиотский разговор. Джинни, я много раз тебе говорила — хочешь Гарри, бери Гарри в свои руки. Твои мечтания о принце на белой метле, конечно, прекрасны, но в жизни немного неуместны. Можешь, конечно, ждать, пока Поттер проснется и обратит внимание на твою тощую задницу, но будет это не раньше, чем через пару лет.

Если вообще будет — события же изменились, и в четвертом фильме Гарри за Флёр не бегал, например. Джинни опять шипит, как стая кошек, грудь ее вздымается, лицо краснеет, разве что волосы дыбом не встают. Видно, что в ней клокочут и бурлят оскорбления, сталкиваясь и мешая друг другу вырваться на свободу.

Помог, называется, только хуже сделал.

Наглядное напоминание, что нужно завязывать с прошлым и не лезть во все эти дела. Жизнь вроде устаканилась, отдых, посещения городов Франции, Испании и Италии, пляжи, магические места, разговоры ни о чем, полная беззаботность — по сравнению с Британией, конечно — в общем, правильный отпуск. Такой, который накопившуюся усталость и дурные мысли выдувает, чтобы потом с новыми силами вернуться в бой или на работу.

И тут нате вам из-под кровати!

— Джинни, — искренним тоном, — извини, правда. Я хотела как лучше.

— Вообще не лезь больше в эти дела, чтоб ты понимала в мужчинах, женолюбка драная!

Мне неожиданно становится смешно, и хохочу, искренне, громко, задрав голову к синему небу. Мороженое падает огромной белой кляксой, а я не могу остановиться и хохочу, от чего Джинни только сильнее ярится.

— Ладно, ладно, не лезу больше в ваши дела. Хочешь, поговорю с Флёр?

— Нет!

— Ну, как хочешь, — пожимаю плечами.

Джинни явно хочет сказать массу других слов, но остальная часть группы приближается и она замолкает.

* * *

Отпуск подходит к концу, и дальше разбежимся. Луна с отцом планируют все же отправиться в Южную Азию, Флёр останется во Франции, а мне и Гарри дорога в особняк Блэков. Во-первых, Сириус завещал его Гарри, во-вторых, особняк надежно укрыт и защищен, что очень важно в условиях разрастающегося противостояния, в-третьих, пришла пора нырнуть в мутные воды большой политики.

Наверное.

Тонкс регулярно выходит на связь с Британией и ходит потом мрачная, а на вопросы лишь отмахивается. В сущности, если не касаться отношений и подростковых драм, с ними связанных, то общение и отпуск проходят нормально. То, что конфликт в Британии разгорается — лишь моя догадка, но с чего бы еще Нимфадоре ходить мрачной?

* * *

26 июля 1995 года, магический заповедник в Пиренеях

— Вы, вейлы, как-то странно понимаете благодарность.

— Неприлично пользоваться данным словом, чтобы склонять девушек к неподобающему!

Носик задран, грудь вперед, почти копия Тонкс в боевой позиции, разве что палочки в руках не хватает. Но если у Нимфадоры это выглядит естественно, то у Флёр смотрится продолжением дразнилок и кокетства.

— И заметь, ничего неподобающего я так и не предложила, ни разу, — говорю ей спокойным голосом.

В огромном и безлюдном заповеднике нетрудно найти место для разговора с глазу на глаз, но сейчас мы возле горячих источников. Классная штука, надо заметить, реально смывает и бодрит, да и полежать можно в тишине, достаточно прийти одному или попросить Луну немного помолчать.

— Да, не предложила, — признает Флёр, поглядывая на каменные чаши с горячей водой. — Но и я не пыталась на тебя воздействовать.

— В знак благодарности?

— Чтобы не портить тебе жизнь, дубина! — неожиданно вспыхивает Делакур.

Интересно, трансформируется или нет? Вон, волосики на голове шевелятся, да и одежда топорщится — перья лезут? Или волосы по всему телу дыбом встали? О да, зрелище атакующих вейл в птичьей форме ужасно, но оно было год назад и за этот год я кое-чему научился. Не говоря уже о том, что поведение Флёр в этот месяц все же было далеко от благосклонной помощи, о которой она разливалась в первый день.

— Нет, правда, трясти своей прелестной попкой у меня перед носом и не давать, это называется не портить жизнь? Странное понимание, или оно опять в стиле вейл?!

Флёр бледнеет, несмотря на весь полученный за месяц загар, и смотрится это жутковато. Женственная бледность, перешедшая в привлекательную смуглость загара — это было красиво, но сейчас Делакур выглядит отвратительно или это ее аура так работает?

— Даже в наши дни вейле нелегко обустроить себе жизнь! — она шипит, вскинув руки, наполовину превратившиеся в птичьи лапы. — Я пробилась на Турнир, стала Чемпионкой, но никто так и не подошел! Максим обещала устроить мое будущее, если я приведу тебя в Шармбатон!

— Меня? Не Гарри Поттера?

— Зачем ей этот Гарри, за которым обязательно явится Темный Лорд? — у Флёр окончательно сносит крышу и она орет, не сдерживаясь. — Он прошел в Дурмштранг, что ему защита Шармбатона?!

— Странная тактика соблазнения на переход, надо заметить.

— Странная?! Странная?! — Флёр делает шаг вперед.

Аура ее вспыхивает на полную мощность, и она неожиданно становится невыносимо желанной. Манящей. Ослепляющей до беспамятства. К счастью, у меня был месяц рядом с ней, и год до этого под руководством Грюма. Любую магию можно преодолеть, в теории, по крайней мере. Империо сбросить, под сывороткой правды давать формально правдивые ответы или верить, что отвечаешь правду, легилименту подсунуть фальшивые воспоминания, выпить зелье, нейтрализующее Амортенцию или применить безоар, оградить себя от воздействия вейл на чувства, как это делал Аластор почти год назад. Конечно, на практике девятьсот девяносто девять магов из тысячи не осилят, но это не значит, что способов нет.

Поэтому борюсь, как могу и как обучен.

— Достаточно было бы воздействовать исподволь, и просто изобразить немного страсти, и ты бы пошла за мной куда угодно, — говорит Флёр, утирая пот с лица.

Аура отменена, да и сама она, выплеснув ярость, трансформируется обратно в человека. Не уверен, что смог бы устоять, продлись битва дольше — тело подвело бы, почти наверняка. После секса пришло бы отрезвление, но если это план Максим, то в дело пошли бы другие козыри, опять же почти наверняка. С учетом моего нахождения на перепутье, все могло и выгореть у нее. Наверное.

Сам не поручусь за то, что случилось бы дальше.

— Поэтому да — это моя благодарность! Теперь я могу твердо и правдиво сказать мадам Максим, что соблазняла тебя изо всех сил, но ты не поддалась!

Вот так вот, как пощечина по лицу! О женщины, вам имя вероломство, как писал классик. Соблазняющее поведение, но при этом такое, что я сам не спешил лезть ей в зону бикини, так получается? И задание вроде выполнила, и трахаться ни с кем не пришлось, в общем, чиста по всем фронтам и месяц развлекалась за казенный счет.

Теперь Максим ей устроит будущее, и дело в шляпе. Или не устроит за провал?

— Ловко, — потираю щеку, как будто и вправду получил пощечину.

Слишком ловко. Уши Нимфадоры торчат из-за этого выверенного, расчетливого поведения, к гадалке не ходи. И Дамблдор где-то маячит фоном, даже представляю его диалог с Максим:

"Поддержка? Хорошо, ну я тогда возьму твою Чемпионку"

"Бери, если сможешь"

Все довольны, а мне, пожалуй, стоит запомнить и извлечь урок. На будущее.

— Мы — подруги? — спрашивает Флёр.

— Откровенность за откровенность — только если в далеком будущем. Но даже тогда, уверен, мысли о юности и том, что было,... точнее чего не было за прошлый год, будут вмешиваться и искажать восприятие.

И уж тогда точно не будет сложной ситуации, в которой надо сдерживаться, говорит мой взгляд.

Политика, политика и еще раз политика пополам с войной. Все сложно, запутанно и кроваво. Пожалуй, стоит продолжить политику воздержания, так будет правильнее, по крайней мере, в Хогвартсе. Потом будет еще целая жизнь впереди, мирная жизнь, в которой будет место всему.

Или мы проиграем, тогда проблема тоже исчезнет, пускай и по другой причине.

* * *

29 июля 1995 года, заповедник в Пиренеях

Вот за что испанцы молодцы, так за то, что придумали сиесту. Жара полуденная, самое время расслабиться, полежать в теньке, никуда не торопясь. Последняя сиеста отпуска, а вечером будет последнее посещение источников, и завтра с утра отбываем. Луна, конечно, будет набиваться в компанию на источники, но уж точно без задних мыслей и отношений. При всем своем поведении "не от мира всего", а может как раз и благодаря ему, Лавгуды все же честнее и лучше, чем некоторые местные... донны.

Слово пробуждает полузабытые воспоминания, и пою, фальшивя и перевирая слова, под нос.

Донна, донна, в вашей власти

Сердце вашего соседа

Ах, от страсти, я на части

Разрываюсь как торпеда!

Тело, уверен, во всем виновато тело.

Рвется в отношения, а мозг, утративший взбудораженность Цели, ему почти не препятствует. Лишь напоминает, что лучше подождать окончания Хогвартса, а то все может плохо закончиться. В школе, конечно, хватает, сочных учениц седьмого курса, но кто сказал, что они с радостью будут задирать юбки передо мной?

Ну вот, пожалуйста, и доказательство. О чем ни думай, подростковый организм свернет на баб. Взнуздать его и направить сублимированную энергию на учебу и тренировки, как раньше? Не, лень.

Кто-то приближается, приоткрываю левый глаз.

— Гермиона, мне нужен твой совет.

— О да, я эксперт по отношениям, — ухмыляюсь. — Значит так, как вернемся в особняк Блэков, сразу скажи Джинни, что ты готов принять ее в подарок на день рождения в своей спальне, а дальше тебе природа подскажет, главное друзей не зови на вручение.

— Что? — Гарри хмурится, потом краснеет. — Нет же!

— Ты хочешь остаться с Флёр? Зря, ты не в ее вкусе. Впрочем, я ей тоже не нравлюсь, если это тебя утешит.

Гарри сбит с толку, сердит, смущен и озадачен, яростен и растерян одновременно.

— Да нет же! — кричит он громко, пугая птиц.

Живность в заповеднике относительно не пуганная, сверху не гадят, в дом не ломятся, во время прогулок из кустов не бросаются и ладно. Красоты тут дивные, лес и горы — просто чудо, вот по ним, пожалуй, буду скучать в Хогвартсе.

Гарри садится рядом.

— Я не знаю, что делать, — говорит он. — Сколько еще людей погибнет? Все они смотрят на меня, и ждут победы над Волдемортом, а я,... я даже сделать там ничего не смог! Растерялся, бросился куда-то,... Сириус меня закрыл,... Рон пропал,... и мне надо готовиться к сражениям, а я как будто предаю их память, развлекаясь с Джинни и Флёр!

— Они тебе нравятся?

— Флёр... она прекрасна, но она старше! В Дурмштранге мы не общались, но теперь вижу, что не смогу встать вровень с ней. А Джинни — она,... она сестра Рона, я как будто предаю его, понимаешь?

— Понимаю. Ты рад, что закончился этот мучительный отпуск?

— Рад и не рад одновременно, — Гарри пожимает плечами. — Все было хорошо, слишком хорошо, и мне кажется, что это неправильно.

— Понятно. Расслабься, Гарри, уже завтра все будет правильно. Мы будем в мрачном особняке Блэков, вокруг будут суетиться маги Ордена, новости Британии, мрачные, как особняк, смерть, кровь, трупы и политика вокруг.

Гарри бледнеет и встает. Осталось только Луне гадостей наговорить, и все окружающие меня подростки и молодые люди получат свою порцию. Раньше как-то лучше получалось, или я просто не смотрел на реакцию, с наглостью безумия диктовал свою точку зрения — точно так, как и положено хамовитым и безмозглым подросткам?

— Да, ты права, конечно, извини, что побеспокоил, — с трудом говорит Гарри и уходит.

Ну вот, еще один мастер-класс помощи через жопу успешно проведен. Надо прекращать общаться с окружающими, лишь кивать и делать умное лицо. Эффект тот же, а пользы несоизмеримо больше.

Глава 8

30 июля 1995 года, Шармбатон

На прощание Луна подходит и протягивает что-то в руке. Ее загоревшее лицо изумительно контрастирует с белыми, ломкими на вид волосами, свисающими до плеч. На ней воздушное, почти прозрачное и при этом странно целомудренное желто-оранжевое платье, и венок в волосах, при этом ноги босые. Дева полей, наяда или дриада, или кто там плодородие и бег по полям обеспечивал?

— Возьми, — просто говорит Луна и протягивает что-то в руке. — Это медальон Дружбы.

И вправду, самодельный деревянный медальон на веревочке, внутри семилепестковый лист и надпись по ободу, мелко и в то же время разборчиво: "друзья навсегда".

— Я нашла Радужный Терновник, когда мы с отцом следили за скалистой виверной, — говорит Луна, — и на нем как раз было два листа Дружбы.

— Спасибо, — беру медальон и вешаю на шею.

Главное в общении с Лавгудами не спорить и не смеяться. Да, иногда они несут откровенную херню, но я что, лучше? Вспомнить собственные деяния за прошлые года — эх, мать — мать — мать! — сгореть от стыда, забиться в подвал и не выходить никуда!

Лучше спросить о медальоне, Луна обожает рассказывать о таких делах.

— Радужный Терновник?

— Он колюч и прекрасен, как настоящая дружба, — кивает Луна, — а листья из семи лепестков связывают носящих несокрушимыми узами.

Киваю в ответ. Что называется "улыбаемся и машем", хуже точно не будет.

— Увидимся в Хогвартсе, — говорит Луна и уходит к отцу.

Просто и без лишних слов, эмоций и сложностей.

30 июля 1995 года, особняк Блэков на пл. Гриммо, 12

— А тут ничего не изменилось, как было мрачно, так и осталось, — говорит Гарри, оглядываясь.

— Заселяйся в одну комнату к Гарри, — шепчу Джинни на ухо.

Та отшатывается и злобно смотрит, затем тихо-тихо, чтобы Гарри, стоящий впереди, не услышал, шипит.

— Не лезь!

Собственно, такая реакция и ожидалась.

— Тогда и ты помалкивай о моих отношениях, а то Гарри у меня уже спрашивал совета.

Джинни сопит, дергает щекой, но все же кивает через силу.

— Что? — оборачивается Гарри. — Вам тоже страшно?

— Чего встали? — появляется убежавшая вперед Тонкс. — Гарри, это теперь твой особняк, а ты топчешься на входе, как будто не к себе домой пришел! Что, ты тут первый раз? Не верю!

Появляется Молли Уизли, вытирающая руки передником, рыжая, шумная и домовитая, а я под шумок отступаю в сторону, утаскивая за собой Тонкс.

— Ты все-таки выбрала меня, а не эту тощую француженку! — театрально закатив глаза, вещает в потолок Нимфадора, прижимаясь бедром.

Оглядываюсь. Пустая комната, чехлы на мебели, пыльные, грязные окна, запустение и унылость. Ну да, Орден вряд ли занимался тут уборкой, Сириусу в Азкабане тоже было как-то не поездок в Лондон с протиранием пыли, в общем, накопилось грязи.

— Вот об этом я и хотела поговорить, — пытаюсь сделать голос серьезным.

— Да ладно, я все понимаю, особенно если ты уберешь руку с моих округлостей, — и смеется.

— Эй, ты сама ее туда прижала!

— О чем и речь, — внезапно серьезнеет Нимфадора. — Я-то промолчу, а ты сможешь себя вести прилично в Хогвартсе? От твоих взглядов на Делакур и мне купальники дымились, даже Луна заметила и спросила, что с тобой не так.

— И что ты ей ответила?

— Правду! Разве ты не знаешь, что мы — авроры, приносим страшную клятву...

Ладно, зайдем с козырей.

— Я буду звать тебя Нимфадорой и употреблю весь свой безумный авторитет в Хогвартсе, чтобы все звали тебя так целый год! Как ты думаешь, кого больше боятся — тебя или Бешеную Грейнджер?

Тонкс, усмехнувшись, превращает свое лицо в мое, добавив косоглазия и расплывающихся щек. Но, тем не менее, угроза серьезная — свое имя Тонкс не любит просто до омерзения — и она сбавляет обороты. Ее бы только повеселили угрозы хватания за попку, но вот имя — это страшно.

— Если ты сама себя не выдашь, от меня никто ничего не узнает. Непреложный Обет давать не буду, но можешь поверить мне на слово, — говорит Нимфадора. — За Джинни и Флёр я не отвечаю, так что сама уж как-нибудь... подруга!

Далась им всем эта дружба!

— Я понимаю твои причины хранить все в тайне, но если будешь действовать так же, как этим летом, то шансов у тебя нет, — продолжает Тонкс, — раз уж даже Луна заинтересовалась!

Вздыхаю обиженно, но она права, права во всем. Мысли о том, что надо поступать правильно еще не означают правильных поступков, и тут мое тело явно опережает мозг. Тяжело быть подростком, скажем прямо. В общем, можно морально готовиться... к чему? Вряд ли девушки Хогвартса побегут вставать в очередь на мое соблазнение, так что можно просто махнуть рукой и жить дальше.

Так проще всего: делать ничего не надо, хоть и сам себе злобный Буратино.

— Просто вы обе были слишком прекрасны, чтобы устоять, — бормочу в ответ. — Вряд ли в Хогвартсе найдется кто-то сравнимый с вами, так что все в порядке.

— Я буду в Хогвартсе весь год, — хмурится Тонкс.

— О чем и речь, с тобой в Хогвартсе никто не сравнится, обожать буду молча и на расстоянии, — пытаюсь свести все к шутке. — Если позволю себе хоть что-то, можешь смело рассказывать об этом лете в Большом Зале, с комментариями и фотографиями, идет?

— Договорились, — и вид у Тонкс такой хитрый, как будто эти самые фотографии у нее есть.

— И все же, помогать Флёр было не самой лучшей затеей, — с укоризной в голосе.

Нимфадора лишь качает головой и показывает глазами куда-то вверх. Понятно. Ладно.

— Мерзкие грязнокровки в особняке Блэков! Девиз "Чистые навек" осквернен! Проклятье этому дому!

Тетка на портрете беснуется, с невозмутимым и каменным выражением лица, кричит, на весь особняк. Та самая Вальбурга Блэк и родовое древо, откуда выжгли Сириуса. Сам Сириус при рассказах о Вальбурге лишь посмеивался, но теперь вижу, что мадам и вправду серьезна. Сфера Спокойствия ее не заглушила ни на децибел, наколдованные шторки задержались на пару секунд и потом рухнули.

Неужели она и вправду принесла себя в жертву, чтобы сродниться с особняком и приглядывать за Блэками? В прошлое лето, когда тут обитали, портрет как-то прошел мимо глаз и слуха, ну да после тренировок с Грюмом меня бы тогда даже голая Нимфадора в объятиях не разбудила бы.

— Магия грязнокровок слишком грязная!

Вообще, странное что-то у магов с этими портретами. Обитатели портретов могут перемещаться между своими копиями, причем они несут матрицу личности и вполне разумны, даже при живом оригинале. Дамблдор, например, жив же? Жив. А его копии на карточках тех же ведут себя вполне осознанно. Призраки опять же, как вариант посмертия... интересно, можно ли призрака поместить в портрет?

Или, если нарисовать портрет призрака, то сможет ли тот ходить между своими копиями?

Не то, чтобы сильно хотелось разбираться, но если нарисовать еще один портрет Вальбурги, а этот уничтожить, она переместится в новый? Или нарисовать не получится? Или старый портрет не уничтожить, только вместе с особняком? В Ордене не самые слабые маги современности, но портрет, как орал, так и орет, тут явно не все так просто. Хорошо хоть старого эльфа Кикимера убрали, а то и он сейчас бы тут ворчал что-нибудь в духе: "Грязнокровки сердят госпожу" и смотрел бы на меня, как на врага народа, а Сириус бранился и говорил бы, что такое недопустимо.

Интересно, если вбить гвозди в стену и натянуть шторку, удастся закрыть портрет?

Ладно, не стоит тянуть руки туда, куда не надо, уже напротягивал больше, чем нужно, на три жизни вперед хватит. Не сочли орденцы нужным закрыть портрет или не смогли — неважно, хай висит и орет, не моя проблема.

Молли Уизли, как любящая мать, конечно же, не дает Джинни и Гарри поселиться вместе, но это уже их проблемы. Все, выбросить из головы и забыть, сами так сами, и без того помог, аки медведь, не раз и не два, хватит. Комната моя почти на чердаке, маленькая, узкая, не комната — кладовка, зато без соседей. Можно смотреть сквозь узкое, затянутое перекладинами оконце на вечерний Лондон и не спеша размышлять.

Завтра день рождения Гарри.

Вся эта история завязана на Гарри, и крутится вокруг него же, во всяком случае, пока не побежден Темный Лорд. Новости с полей конфликта не слишком утешительные, но все же какое-то подобие равновесия установилось. Ни Министерство, ни слуги Волдеморта не могут взять верх, ибо скованы в своих действиях. Ни той, ни другой стороне не нужно падение Министерства, и поэтому стычки, стычки, стычки, удары исподтишка, магия в спину, Империо, опаивание зельями, попытки подобраться изнутри, и тут мне неожиданно вспоминается Энтони Кларк из отдела МИМ.

Попросить десять килограмм взрывчатки и подбросить его Пожирателям, в разгар совещания.

Правда, без Снейпа — шпиона в тылу врага действия осложняются, но неужели у Дамблдора нет других доверенных лиц? Ведь не надо быть слишком близким к Темному Лорду — кстати, где он прячется? — нужно быть всего лишь достаточно близким.

Один взрыв и нет проблемы. Наверное.

Ладно, будем считать, что Орден такую возможность рассматривал, рассмотрел и отбросил, по тем или иным причинам. Спросить у Дамблдора или Грюма, конечно, стоит, но не более. Надо приучать себя долго-долго думать и... не действовать. Перегнул в одну сторону с действиями, теперь надо перегнуть в другую с бездействием и выправить поведение с привычками примерно на золотую середину.

К счастью, в Хогвартсе особо не побегаешь, так что нормально.

Аластор и Нимфадора будут в школе, и мистер Уайт, и, наверное, еще пара сменных магов в Хогсмиде, для наблюдения и дежурств в Хогвартсе. Пускай в замок не аппарируешь, но прилететь же можно? Пройти тайным ходом? Если Волдеморт пришел в Дурмштранг за сочной наживкой имени меня, то придет ли он в Хогвартс за Гарри? Нет, это слишком очевидная ловушка, хотя мне ли судить о стратегии и тактике?

Точно пора бросать эту привычку мыслить глобально и решать за всех.

Что потребуется от меня в Хогвартсе?

Да то же самое, что и остальные года — приглядывать за Гарри. Джинни... ну ладно, будем считать, что тут вооруженный нейтралитет. Что еще? Экзамены на пятый год, СОВы так называемые — Совершенно Обычное Волшебство в расшифровке. По их итогам уже отдельные предметы в шестом и седьмом курсах — углубленное изучение.

И тут неожиданно понимаю, что мне остохренела учеба.

Что-то новое для себя изучить — не вопрос, но вот эта учеба, расписанная, регламентированная, предметы от и до, экзамены — да нахер! Гори оно все синим пламенем! Мало что ли учился в родной школе и университете? И когда Марс нагибает Венеру, зелье плодородия получается особо плодородным, тьфу!

Блин, это плохо.

Чары — ладно, школа Грюма — она школа Грюма, мадам Помфри мои оценки не слишком интересны, будем думать, но Трансфигурация? У старой кошки Минервы не забалуешь, тем более она еще и мой декан, охохо. Соблазнить ее валерьянкой? Ладно, любовь — морковь с МакГонагалл — это уже извращение, фу, выбросить из головы, фу-фу-фу!

Трансфигурация?

Так, не совсем же я безнадежен, ходил же к Минерве на дополнительные курсы? Все помню, просто... парадигма сменилась, Цель исчезла, и теперь чего-то не хочется дальше рваться вперед. И, самое смешное, о решении проблем по взмаху палочки можно даже не мечтать.

Ладно, интересный же предмет, широчайшие перспективы — справлюсь.

А может, и нет.

Организм расслаблен отпуском, никуда не стремится, просто отдыхает и балдеет. Тело можно понять, четыре года зажимания не прошли даром — стремится наверстать упущенное, а голова снисходительно взирает. Вроде бы, надо бы, но как-то лень — вот новая парадигма действий. Ничего, откат этот пройдет, вернусь в режим, в обычный режим, без изнасилования себя, без сумасшедших шагов вперед, шагов настолько широких, что можно порвать себе все, шагая. Спокойно, аккуратно, разберемся с учебой, разберемся с Темным Лордом, а там и видно будет, что дальше делать.

Но все же план надо составить.

На день рождения Гарри, помимо обычных всех дел, прилетают письма с еще одним подарком. В общем, Гарри и я теперь Префекты, надзирающие за первым курсом и вообще. В чем-то это, конечно, хорошо, Префекты могут ходить — бродить по школе в любое время, но какой из меня Префект? Это ж петухам Хагрида на смех! Сам Дамблдор на празднование не прибывает, да и готов поклясться, попроси его отменить назначение — сразу найдет десять причин, не касающихся Хогвартса.

Проще махнуть рукой и принять как данность.

Ага, вот и приписка мелким шрифтом от Дамблдора, что экзамены мне и вправду зачли автоматом, как победительнице Турнира, но лучше не расслабляться и сразу браться за учебу. И приз в тысячу галлеонов в "Гринготтсе" не держать.

Ага, все-таки и гоблины!

Приз... я как-то и забыл о нем. Кто его забрал? Аластор? Да, точно, Аластор как глава делегации забрал, пока я мозги на место вправлял после того побоища. Картины мясорубки, скоротечной, жестокой, массовой опять мелькают перед глазами, но усилием воли сдерживаю позывы к рвоте. Не стоит портить Гарри день рождения, и уж тем более упоминать Турнир, где Поттер тоже получил свою порцию дерьма.

Если не хранить в банке, то, что делать с деньгами?

Отдать близнецам? Да и без того завалил их деньгами, хватит. Купить что-то себе? Недвижимость? Нет, до победы над Темным такого лучше не делать. Купить себе метлу? Тоже не тянет. Ладно, на днях отправимся на Косую Аллею, надо будет там потратить, сколько смогу — набрать в Хогвартс с запасом, а остальное... не знаю, сдать в кассу Ордена?

Хороший вариант.

Успокоенный, тянусь за куском торта. Джинни кормит Гарри под строгим взором Молли. Никакой политики.

Идиллия.

Надолго ли?

Глава 9

11 августа 1995 года

На Аллею мы отправляемся порознь и под прикрытием. Уже одно это говорит об уровне противостояния и о том, насколько все плохо у Министерства и Ордена. То есть, попросту говоря, Пожиратели или иные слуги Волдеморта могут налететь на Косую Аллею, похитить человека, а наши или не смогут ничего противопоставить или не успеют среагировать.

Зато Джинни счастлива: она и Гарри вдвоем на Аллее, и без родителей!

Надзирающий от Ордена, разумеется, рядом, но это не родители, поэтому Джинни разве что не светится, и нетерпеливо ерзает. Мысль о том, что надо успеть, пока не вернулись Молли и Артур, написана на ее скуластом лице сотым шрифтом. Она и Гарри выпивают Оборотного зелья, и выходят на улицу: в целях безопасности ни один камин в особняке не работает.

Моя очередь через час, можно посидеть в тишине и поразмыслить.

Особняк отнюдь не напоминает проходной двор и не кишит жизнью. Маги Ордена появляются ненадолго, лечатся, обновляют запасы зелий и исчезают. Из постоянных обитателей только мы втроем: я, Гарри и Джинни, и Молли Уизли, которая занята весь день варкой и жаркой. Варит она, помимо еды, еще и зелья для Ордена, и постоянно держит Джинни рядом в помощницах, обучая, так сказать, домашнему хозяйству.

Если выдается свободная минутка, то Молли кидает всех доступных Уизли на уборку дома, пока что героически вычищена кухня и пара комнат на первом этаже. Гарри, в меру сил, им помогает, что-то читает, еще помогает близнецам, когда те заскакивают в особняк, но в остальное время ему скучно и тоскливо. Иногда он удаляется в одну из дальних комнат и отрабатывает там удары и приемы, разученные вместе с Грюмом, при этом в криках, как правило, фигурирует месть за Сириуса и Рона.

Выпустив пар, Гарри, как правило, приходит в библиотеку, садится рядом и читает. Иногда просто болтаем ни о чем, как будто ничего не случилось, как будто все живы, и все равно в такие моменты тоскливо уже мне. Пару раз было грандиозное развлечение — собрание Ордена в зале на втором этаже. Развлечение заключалось в том, что мы всеми силами пытались их подслушать, ибо в сам зал нас не пустили, не знаю уж почему. Нас вообще не привлекают к делам Ордена, в отличие от прошлого года, и это не просто настораживающий момент, это просто крик, что уровень опасности вырос и достиг нового уровня.

Впрочем, чему удивляться?

"Мягкое решение" проблемы в прошлом году провалилось, теперь настало время жестких мер и силового противостояния. Чего мы, школьники, в нем стоим, прекрасно продемонстрировали Пожиратели год назад — та же Беллатриса в одиночку весь наш клуб перебила бы и даже не вспотела. О да, у нас за плечами год тренировок с Грюмом — трепещите,... кто там нам попадется.

Лучше уж скучно и мрачно сидеть в особняке, вспоминая отпуск.

* * *

Аллея все так же аллейна, шумна, криклива, переполнена магами и, в эти дни, школьниками. К счастью, пить Оборотное мне не надо, обхожусь другими мерами маскировки. Одежда под мальчишку, небольшое изменение лица и прически, утянуть грудь, попутно отметив, что тело воспринимается неожиданно привычно. Как будто, не знаю даже с чем сравнить, надел новое тело не по размеру, долго его носил с проблемами: потертости, швы, неудобство между лопаток, притирки, а потом оно раз! И село плотно, этакая разношенная одежда, привычная и удобная, которую даже не замечаешь.

Как протез, в общем, к которому тоже настолько привык, что даже не обращаю внимания.

"Замаскировавшись" под мальчишку, проношусь по магазинчикам Аллеи, набирая, что нужно для школы, попутно осматриваясь и пытаясь вычислить наблюдателя от Ордена. Правда, если меня ведет Тонкс, то хрена лысого чего вычислю, ей же даже Оборотка не нужна для превращений! Но наблюдатель должен быть... или Дамблдор не хочет провоцировать побоище посреди Аллеи?

Хотя, хотя, на Гарри не особо-то клюют Пожиратели, как показал, опять же, прошлый год.

Из меня тоже плохая приманка, но мысль интересная. Приманку — Аластора превратить в Альбуса, и мешок ему, безразмерный, с "подарками" от Деда Мороза. Взрывчатку, увы, не применить и даже не потому, что Статут и запреты, нет. В конце концов, маги многое переняли от людей, и пока взрыв не угрожает раскрытием — пожалуйста, обкладывай врага динамитом, поливай нитроглицерином, делай из него скульптуру при помощи пластида.

Просто Темного Лорда так не достать, как пояснил Грюм в один из визитов на Гриммо, постукивая когтями ноги-лапы по полу, и оставляя в старом дереве борозды. Скрылся где-то Лорд Пожирателей и сидит, все лето Грюм пытался подобраться на расстояние удара, и ничего не вышло, даже со всеми возможностями Министерства и Ордена. Без убийства же Волдеморта, смысла применять взрывчатку, просто нет.

Почему его нет, Аластор говорить не стал, просто махнул рукой, выругался и ушел дальше по делам.

Покупки, выбор, примерки мантии и одежды навевают грустные воспоминания. Потеряв "родителей" теперь чаще их вспоминаю, чем тогда, когда они были живы. Тогда... впрочем, давлю приступ и запихиваю обратно. Клятва что-то изменить дана, выбор сделан, и я намерен доказать делами, что клялся не зря. Просто не надо торопиться — торопыжечность до добра не доводит, вся моя прошлая история тому пример.

Завершив обязательные покупки, сворачиваю в кафе "Усердный гном" перекусить и отвлечься.

Куда еще потратить деньги? Тысяча галлеонов, которую вернул Аластор, просто сумасшедшие деньги. Если бы не безразмерная сумка — рюкзак, может и не утащил бы столько золота. В голове почему-то лишь истеричные мысли о розовой метле со стразиками, индивидуального производства, с самыми лучшими характеристиками и набалдашником известно какой формы.

Отослать в подарок Тонкс, в порядке ответной подъебки, или может даже Флёр совиной авиапочтой.

Но это, разумеется, лишь отголоски прошлого. Тело обижено: показать — показали, а в руки не дали, или что-то в таком духе. Нет, деньги надо бы употребить на что-то более полезное, но что? Прикончив мясной рулет с салатом, и потягивая неспешно слабо заваренный чай с запахом земли ("гномий чай", смех, да и только!), пытаюсь придумать хоть что-то. Дополнительные книги, из числа разрешенных, уже закуплены, а из числа запрещенных — да даже за голой Флёр в Лютный не пойду... хотя, голая Флёр, да в Лютном, ммм, чудесное спасение принцессы из лап бандитов и потом в благодарность за спасение...

Тьфу ты!

Но попытки не думать о голой Флёр подобны попыткам не думать о большой белой обезьяне. Расплачиваюсь и ухожу, рассерженный, взъерошенный можно сказать, поглядывая по сторонам. Не слышал ни разу о магических борделях и проститутках, но даже если бы они были — то да, опять смотри пункт про Лютный. Пришлось бы пробираться, укрывшись плащом и скользя вдоль стен. Не знаю, как насчет проснуться, потом голым в канаве или вообще не проснуться, но пришлось бы еще демонстрировать протез, да и доплачивать за разврат.

Тьфу, да нахрен такое!

Поев и переключившись мыслями, внезапно начинаю замечать признаки противостояния и на Аллее. Там вон следы ремонта, и будь я проклят, если это не удар Редукто с разломом стены изнутри здания. Торговля защитными амулетами и вещами процветает, прямо на улице и маги толпятся, настороженные взгляды и прочее. Шумная, крикливая жизнь, да, но жизнь с некоторой опаской. С оглядкой через плечо. С понижением голоса в разговорах.

И червячок сомнения внутри: а ну как Волдеморт победит?

Плакаты с лицами Пожирателей и награды... ого! Нафиг турниры, пора подаваться в охотники за головами и богатеть! Ага, вон и охранники, и тут охранники, и там авроры... можно ли сказать теперь, что в целом на Аллее спокойнее, чем в прошлые года? Непонятно, ибо слабо знаком с криминальной изнанкой мира магов.

Что будут делать работники дубинки и кинжала в новых условиях?

Темный Лорд — понятно, по классическому рецепту, может черпать и вербовать в криминальной среде ударную силу, благо те все равно не в ладах с законом. Амнистия, грабеж, ну и так далее. Министерство — тоже понятно, рецепт не менее классический, не знаю, правда, знакомы с ним маги или нет.

Орден вот точно работает с "ночными друзьями".

— Что угодно юному магу? Есть талисманы на успешную сдачу экзаменов, на удачу в любви, есть порошок от гномов и крыс, есть зелья улучшения памяти и концентрации, — продавец говорит спокойно, видно, что не первый раз перечисляет.

Лавкой это даже не назовешь, тележка с верхом, и торгует пожилой дядька прямо на улице. Огромные усищи, коричневая рубашка, почему-то с прицепившейся стружкой, мантия со следами штопки. Готов поклясться, что половина его товаров — чистое плацебо, не магические вещи, но останавливаюсь не поэтому.

Застежка для мантии, самодельная, в виде огромной бабочки, при этом основа, "тело" — Луна, такая же молочно-желтая, как в ночном небе, вон даже штрихи заботливым резцом сделаны, под размер и форму пятен на настоящей Луне.

Но самодельностью исполнения и изяществом, застежка — или брошь? — напоминает о Луне, которая Лавгуд, а не о той, которая спутник Земли. Украшения на ней большей частью самодельные, редиски — сережки, сливы — запонки, но есть в том некоторое изящество. Застежка в форме бабочки вполне вольется в общий ансамбль, это сразу видно, пускай даже из меня примерщик и модник как из говна пуля.

— Скорее мантия порвется, чем эта застежка, — приступает к нахваливанию продавец.

Невольно хмыкаю. Вот еще, надо кому-то на Луне мантии рвать?

— Если желаете, у меня есть парные кольца для влюбленных, и еще заколки, которые придают волосам блеск, и еще, — продавец показывает и раскладывает товар, а меня внезапно осеняет.

Точно! Накупить бижутерии, часть Луне, оставшееся — сунуть Гарри, чтобы тот дарил Джинни, и на этом загасить конфликт. Нет, не пойдет, я же обещал не вмешиваться — значит подарить сразу Джинни. А деньги, что останутся, ну или Аластору взад, или близнецам отдать, чего жадничать.

— Давайте посмотрим, — говорю продавцу.

* * *

— Ты знаешь, — Гарри мнется с ноги на ногу и краснеет.

Увидь нас сейчас Джинни, точно подумала бы чего неприличного, и крику бы было, ууу. Местами Джинни вся в маму, а та может, да. Сразу видно — глава семьи и мать семерых шебутных детей, Молли как гаркнет, так даже портрет Вальбурги пару раз затыкался.

К счастью, Джинни моется и ничего не видит.

— Я хотел сказать тебе спасибо за то, что ты... ну, попросила Флёр подойти ко мне, там, в заповеднике.

— Серьезно?

— Ну, — Гарри прячет руки за спину, — мне Джинни так сказала, правда, она еще говорила, что ты это специально, но я ей не верю.

— Почему? — и разбирает неуместный смех.

— Потому что ты — настоящий друг, Гермиона! — предельно серьезно отвечает Гарри.

Далась им всем эта дружба!

— Ты же видела со стороны, что Флёр мне не пара, в отличие от Джинни, — продолжает Поттер, — и не побоялась показать это мне, наглядно, так поступают только настоящие друзья!

Ага, ага, если вынести за скобки мадам Максим, интриги Флёр и Тонкс, и мои... хм, хм, ладно.

— Я бы так и обожал ее издалека, не замечая того, что вокруг.

— В отсутствие Флёр это бы прошло.

— Наверное, — разводит руками Гарри, — но это было бы другое, понимаешь?

— Понимаю.

— А тут я сам увидел, что она смотрит на меня,... ну не знаю, как на забавного и милого мальчика? Нечто такое экзотическое, с чем можно поиграться, ради забавы.

Ну, потискивания и попискивания с обжиманиями не казались мне игрушечными, но подоплека событий прошла мимо Гарри, и хорошо, пускай так и дальше будет, так спокойнее всем и лучше.

— И я внезапно понял, что она всегда смотрела бы на меня, как на игрушку, — с печалью в голосе заканчивает Гарри объяснение или излияние чувств, поди, разбери.

А может и Джинни ему нашептала на ушко такое объяснение, но какая, в сущности, разница? Тут по идее Гарри должен рассказать, как он внезапно понял, что Джинни — девушка, а вовсе не сестра Рона, но Поттер молчит. То ли так далеко его дружба не простирается, то ли он как я. В смысле, от прошлого с Флёр ушел, но никуда еще не пришел, стоит на перепутье.

Посоветовать бы ему, но я же обещал Джинни не вмешиваться.

Поэтому мы оба молчим, но неловкой тишину не назовешь. Нет того ощущения дискомфорта, когда возникает пауза в разговоре, и ее вроде бы надо чем-то заполнить, и ты не знаешь чем, поэтому ляпаешь чего-нибудь о погоде, о политике, бабах или машинах, в общем, в зависимости от собеседника и предыдущего разговора.

— Правда, Джинни все равно зла на тебя и не устает об этом напоминать, и мне это не нравится, — говорит Гарри.

— Дружи с ней, — машу рукой, — так будет лучше.

— Но почему обязательно надо выбирать?

— Тогда приготовься к тому, что будешь выступать в роли модератора и примирителя. Или что мы, я и Джинни, будем просто злобно переглядываться, — пожимаю плечами и хихикаю от неожиданной мысли. — Можешь расценивать это как тренировку твоих навыков Префекта.

— О, еще и это, а я и забыл, — вздыхает Гарри. — Ну, какой из меня Префект?

— Не знаю. Будем оба растерянными неумелыми Префектами?

— Спасибо! Ты — настоящий друг, — непонятно чему радуется Гарри, — и вам обязательно ссориться с Джинни?

— Нет, конечно.

Гарри сияет и радуется. Ладно, получит его Джинни в собственность, поймет, что Гарри — ее, и угомонится, тут в принципе недолго осталось, судя по состоявшемуся разговору. А так... может оно и к лучшему, в свете размышлений о сокращении общения.

Меньше слов — меньше глупостей.

Глава 10

31 августа 1995 года

То, что на вокзал нас провожают Молли и Артур, как-то неожиданно царапает в груди. Вроде и было такое уже, а Гарри так вообще каждый год без родителей отправляется, но все равно. Вот уж воистину, что имеем — не ценим, а потерявши — плачем.

Остается только повторять привычную мантру: а может оно и к лучшему?

Сколько бы погибло позже, от моей глупости и безумия, от наглости и самоуверенности?

Но все равно, как будто занозу под ноготь загнал.

Вытащил уже, не смертельно, но все равно больно, дергает и нарывает.

На платформе 9 и Ў два аврора, суровые на вид, в фирменных мантиях. Лица незнакомые, средних лет, чем-то Аластора напоминают. Постоянная бдительность и обшаривание взглядом платформы, наполненной детьми и взрослыми. Ученики как обычно — приветственные крики, толкотня, чемоданы, шум и гам, и нетерпение дороги, разлитое в воздухе. Взрослые чуть мрачнее, поглядывают исподлобья, а может у меня просто воображение шалит и додумываю то, чего нет. Конфликт в Британии по-прежнему тлеет подспудно, новости расходятся больше в слухах и пересудах, Министерство придерживает прессу, Волдеморт пока скрывается и не дает команды на громкие теракты.

Образно говоря, стороны напоминают осторожных дуэлянтов, знающих, что у врага в руках шпага, смазанная ядом и любой укол смертелен. Поэтому они кружат друг возле друга, щупают защиту осторожными выпадами и в целом предоставляют право атаки противнику, поэтому дуэль длится и длится. При этом разойтись не получится — третьим стоит секундант с взведенным пистолетом, и кто уклонится или нарушит правила — тут же получит пулю в голову.

К чему все это придет? А хрен его знает!

В особняке на Гриммо Дамблдор так ни разу и не появился, но уж в Хогвартсе то он будет, на приветственном пиру прибытия и церемонии распределения. Не факт, что ответит, но спросить-то можно? Хотя бы примерные очертания будущих событий и планов, а там посмотрим, по классической формуле: "перемелется, мука будет".

Гарри задумчив, Джинни весела и беззаботна, близнецы получают нагоняй от мамочки. Молли отвлекалась на дела Ордена, и Фред с Джорджем развернулись вовсю этим летом, постоянные эксперименты, создание новых образцов продукции и, судя по крикам, Нору они немного этим попортили и упыря уморили.

— Привет, — легким дуновением в ухо, ласковым, совсем не пугающим.

Оборачиваюсь. Луна стоит там, воздушная, под стать словам, белесо-загорелая, в волосах справа заколка в форме огромного красного цветка, на шее ожерелье из зубов и по центру Медальон Дружбы. Школьная мантия и форма, при этом в руках "Придира", на обложке огромный камень с зубами. Горный Склик?

— Привет, Гарри, привет, Джинни, привет, Дора, — улыбается Луна.

На лице ее едва заметные шрамы, как будто в крапиве лазила. Дора?

— Соскучились, птенчики? — веселится появившаяся из ниоткуда Тонкс.

По лицу и глазам ее вижу — все как с отпуском. Вырваться из мясорубки, да и Аластор будет рядом, чего еще желать? Задача все равно ответственная, но легче в плане душевного напряжения, да и сама Нимфадора совсем недавно была ученицей в Хогвартсе.

— Я соскучилась, — говорит Луна и обнимает меня.

Тонкс и Джинни переглядываются многозначительно, и мне внезапно хочется ударить их.

— Идем, расскажешь о поездке, — обнимаю Луну за талию и тяну ее в сторону поезда.

— Эй-эй-эй, проказницы, не так быстро! — веселый голос Тонкс летит в спину. — Одной из вас придется проследовать в начало поезда!

Оборачиваюсь и вспоминаю. Блядь.

— Извини, Луна, она права.

— Что-то случилось?

— Ну, меня и Гарри назначили Префектами, — чешу в затылке, — и зачем-то собирают нас перед поездкой в вагоне для Префектов.

— Чтобы вы знали, хотя бы в лицо, других Префектов, и особенно Старших Префектов, отвечающих за всю школу. Как правило, это кто-то с седьмого курса, мальчик и девочка.

— И всегда двое их, — ворчу себе под нос едва слышно, но Луна все равно прыскает и смеется.

— Также вы должны следить за порядком в поезде, ну и в школе деканы вас еще проинструктируют, — заканчивает Тонкс, подозрительно поглядывая на смеющуюся Луну.

— Иди и приходи, я расскажу тебе о поездке, — шепчет Луна.

Вздыхая и переглядываясь, отправляемся с Гарри в головной вагон.

— Значки нацепите! — кричит Тонкс вдогонку.

Твою мать. На хрена ж я соглашался? Жил без этого Префектства и прожил бы дальше.

Ага, Префектами назначают в паре мальчика и девочку, судя по составу собравшихся. Двадцать четыре человека, по шестеро на каждый факультет, два Префекта с каждого курса, с пятого по седьмой. Правда, судя по репликам, старшие не слишком напрягаются — шестой и седьмой курсы — это как аспирантура, и они больше свою кандидатскую ваяют, нежели за учениками следят.

В переводе на русский: Префекты пятого курса тащат основную нагрузку по работе с младшими учениками.

Вот свезло, так свезло.

Моя префексть... тьфу ты, косноязычный из меня Горлум!

Старших Префектов, как правило, выбирают из уже действующих Префектов, чтобы были в курсе, и должность, надо заметить, необременительна и весьма почетна. Этакий огромный плюс в резюме на трудоустройство после Хогвартса. Лица некоторых собравшихся знакомы, но вместо имен в голове ветер. Разве что Панси Паркинсон и Теодор Нотт со Слизерина не остаются безымянными в моей пустой голове.

Панси морщит свой курносый нос, но от реплик в наш адрес воздерживается. Надо полагать, со смертью Драко стремление учеников Слизерина оскорблять Поттера подувяло и заглохло. Или нет? Как-то забыл поинтересоваться этим вопросом, кто там у нас из очевидцев прошлого года под рукой есть? Джинни и Луна, гм.

Ладно, в любом случае Паркинсон — не фонтан, так что вряд ли будет сниться мне голой на метле.

Если бы мне хотелось снов и компании сочных девушек, то можно было бы записаться в команду по квиддичу, размышляю под инструктаж об обязанностях Префектов. Инструктаж стандартный — пальцами и яйцами в солонки не лазить, на провода под напряжением не писать, помогать первым курсам, и так далее, разве что баллы с окружающих снимать не получится.

Не то, чтобы обидно, просто почему-то был уверен, что Префектам можно.

— А во время матчей по квиддичу...

Джинни же вроде играет в квиддич? Тогда вариант записаться в команду отпадает. Да и понятно, что все это бесплодные эротические фантазии о загонщицах и помывках после тренировок, вести себя мне нужно скромно и вообще, не отсвечивать.

— И затем, во время экзаменов, — все разливается Старший Префект.

Хаффлпафф, трудолюбие и верность, помноженные на седьмой курс — ответственный подход к делу, и Майкл Хорнсворт подробно и обстоятельно рассказывает. Наверное, так и надо, и стоило бы слушать его, а не посмеиваться, но меня несет и тащит под мысли "бери больше — кидай дальше, пока летит — отдыхай".

— Также вам, как Префектам, положен ряд льгот, — говорит Майкл напоследок, вызывая понятное оживление среди пятого курса.

Книги можно таскать из библиотеки, занимать классы под занятия, ходить по школе после отбоя, отдельная ванная, если приспичит, посещения Запретного Леса и прочее в том же духе. Никаких глобальных нарушений школьных правил, воистину мелкие послабления для облегчения учебного процесса. Двойная нагрузка на пятом курсе: обязанности Префекта и СОВ в конце года, ну а в моем и Гарри случае — так вообще тройная, из-за Темного Лорда. В том плане, что будут же еще какие-то дополнительные занятия, связанные с Орденом и грядущей победой, не будем же мы сидеть в школе целый год, сложа руки?

Тех же, кто занимается квиддичем вообще можно сразу на носилках выносить. Или игроков в квиддич не ставят Префектами? Впрочем, для таких вот целей, наверное, и существуют шесть Префектов на факультет, чтобы прикрывать друг друга.

Свободное перемещение по школе в любое время, в этом подоплека вручения мне и Гарри значков Префекта?

* * *

— Так, говоришь, можно занимать классы под занятия? — переспрашивает Джинни.

Она прижимается к Гарри, а не будь меня и Луны в купе, так вообще бы, наверное, залезла ему на колени.

— Да, — Гарри поправляет очки. — Любые пустые классы.

Не могу сказать, что взгляд Джинни вспыхивает огнем страсти, но замысел понятен. Давно пора, сколько можно хоровод на месте отплясывать, "ах — она сестра Рона", "ах — он принц на белой метле!"

— В пустых классах обычно прячутся пустынники, — говорит Луна.

— Пустырники? — переспрашивает Гарри.

— Пустынники. Они прячутся там, где пусто — в пустых классах, — поясняет Луна.

Хлопаю себя по лбу и лезу в сумку.

— Поэтому их невозможно поймать просто так, нужна хорошая мантия — невидимка.

— Гарри, у тебя же есть мантия, пойдем искать пустынника? — немедленно ловит момент Джинни.

Ну да, ну да, в пустом-то классе ждать, да под мантией-невидимкой, вот оно — соблазнение в прямом эфире. С другой стороны, Джинни тоже можно понять местами. Вроде пошло сближение на третьем курсе, а потом снова "охлаждение" на целый год, пока настоящий Гарри сидел в Дурмштранге. Ладно, там, месяц у Дурслей, но в отпуске вылезла Флёр, затем особняк Блэков, с бдительно надзирающей мамой. И ведь вроде с Гарри немного сладилось, так что неудивительно, что Джинни уже из трусов выпрыгивает, а не будь нас в купе, сомневаюсь, что дело ограничилось бы поцелуями.

Стоило бы уйти, да некуда — нет пустых купе, где мне и Луне не будут мешать.

— Вот, это тебе, — протягиваю сверток Луне.

Пауза. Смотрит ошеломленно, слегка приоткрыв рот.

— А это тебе, — протягиваю второй сверток Джинни.

— Кроме папы мне никто не дарил подарков, — сообщает Луна, разворачивая обертку.

— Все когда-то бывает первый раз, — пожимаю плечами. — Ну же, Джинни, смелее! Это просто подарок!

И взятка за все случившееся летом.

— Нет, — Джинни отодвигает сверток. — Не хочу быть обязанной.

Вручаю сверток Гарри.

— Эмм...?

— Ты мне и так уже обязан, — блефую нагло, — бери, считай, что это подарок на свадьбу.

— На свадьбу? — теряется Гарри.

Ага, ход конем удачен, Джинни реагирует. Сочтет ли она это вмешательством? Или сама мысль о свадьбе все перебьет? Ладно, для простоты считаем, что сделал все, что смог, а дальше будь что будет.

— Оуа! — восклицает Луна и прыгает на меня. — Именно такую я видела во сне! Спасибо! Спасибо!

И быстро целует в лоб, щеки, нос, глаза и губы, вихрем, неожиданно приятным ураганом. Такую бурю чувств в ней вызвала как раз та самая застежка — бабочка, с телом — Луной.

— Считай это подарком на день рождения, — бормочу смущенно.

Теперь очередь Джинни веселиться и поглядывать озорно, но это она зря. Луна просто рада. Под шумок сверток остается у Гарри, и пусть так и будет.

— А у меня тоже есть для тебя подарок! — Луна хлопает в ладоши и достает из кармана мантии гребень. — Ложись, и голову мне на колени, я тебя расчешу!

Гарри смущен, Джинни хохочет.

— Серьезно, Луна? Расчесывать вот это? — стрижка у меня по-прежнему короткая, расческе там делать нечего.

— Ложись — ложись, — напевает Луна, взмахивая гребешком.

Костяной? Самодельный из добытого редкого зверя?

— После него с твоих волос будут соскальзывать чужие злые мысли и взгляды, потому что это гребешок из кости Тропариуса!

Что поделать, ложусь, Луна начинает водить гребнем по голове.

— Так вы его нашли? — снизу вверх ее лицо выглядит смешно и странно.

— Нашли, потому что не хотели ему зла, а кость он нам сам дал — привел к погибшему сородичу, и мы его похоронили, как положено, под каштаном!

Она почти поет, и светится, в теле разливается какое-то умиротворение и спокойствие, легкость даже, и тут дверь в купе отъезжает в сторону.

— А я вас ищу, — радостно кричит Невилл, и возглас его из бодрого переходит в сдавленное бормотание, — по всему поезду.

Он краснеет, и это неудивительно, ибо Джинни, хихикая, все же залезла на колени Гарри, и обнимает за шею. Видимо, решила, что в такой интимной обстановке, как у нас, нечего стесняться. Ну и, конечно, про Невилла все забыли, а он пришел. Разумеется, Луна не прекратила чесать — петь, а Джинни даже не подумала слезать с колен Гарри. Еще сюда близнецов и заседание клуба "Осенние Ежики" можно считать открытым.

— Заходи, Невилл, — говорит Гарри, аккуратно снимая Джинни с колен.

При этом он почти не краснеет. Почти.

Невилл садится напротив и отводит взгляд.

— А еще мы встретили азиатскую царь — жабу, у нее вроде короны на голове, вот здесь и здесь, — палец Луны показывает местоположение на моей голове, — и когда она квакает, обязательно гремит гром!

Жаба, управляющая электричеством? Такую в руки лучше не брать!

— Кхм, — откашливается Невилл, — а я рад вас всех видеть и особенно тебя, Гермиона.

— А что со мной не так? — поворачиваю голову, и гребень царапает ухо.

— Нет-нет, все так, и это прекрасно, — заверяет Невилл, — просто в газетах писали... разное о финале Турнира. Как там было все?

Он даже подается немного вперед. Вижу, что Гарри мрачнеет и отворачивается, Джинни гладит его по плечу.

— Там было страшно, — отвечаю истинную наиправдивейшую правду.

Тени. Крики. Заклинания. Пыль. Паника. Кровь. Смерть. Страх. Флёр. Бегство.

— Но ты же выиграла Турнир?

Пожимаю плечами. Кубок вручили авансом, за спасение других Чемпионов, а так драпал с поля боя, роняя штаны, но лучше о таком не говорить, а то слова "роняя штаны" точно неправильно поймут. Эмоции Невилла понятны, но я вроде не давал ему слова писать о своих проблемах. Да и стало бы ему легче, если бы написал правдивое письмо с Лазурного Берега, например?

Еще одна подростковая драма, ладно, потом что-нибудь придумаю.

— Расскажи еще, — прошу Луну.

— А еще мы видели поселение азиатских эльфов, они такие крошечные, но серьезные, и по ночам ходят в окрестные села помогать трудолюбивым крестьянам, — охотно, нараспев рассказывает Луна.

Поезд, покачиваясь, идет к Хогвартсу.

Глава 11

31 августа 1995 года, Хогвартс

Большой Зал взрывается громом аплодисментов очередному распределенному новичку, который на подгибающихся ногах следует к столу своего факультета. После праздничного ужина нам, в смысле мне и Гарри, предстоит показать первому курсу дорогу в башню Гриффиндора и пояснить, что там у нас и как. Первокурсники испуганы, озадачены, сбились в кучку, в целом, все как положено, без нарушения традиций.

Смотрят во все глаза на Гарри и его шрам, и перешептываются.

В мою сторону, к счастью, не смотрят, но чувствую, счастье долго не продлится. То и дело ловлю взгляды учеников постарше исподтишка, и это неудивительно, если вспомнить рассказы Невилла в поезде. Правды тут практически никто не знает, а кто знает — не рассказывает (близнецы Уизли бы могли, но им веселее хохмить и травить байки про страшную Грейнджер, вот по лицам их вижу!), так что весь источник информации — те самые слухи, пересуды и скупые сообщения в газетах.

Ну, представляете, да, что там придумали, да еще потом сами школьники присочинили?

Забивание Темного Лорда протезом — это еще не самая кровавая из версий, сумасшедший хохот и прочие атрибуты прилагаются. Боюсь, после такого опять прилепят новую кличку, вроде Кровавой Грейнджер, будем на пару с призраком Слизерина — Бароном — Кровавыми.

И в то же время рассказывать правду вообще нет желания. Ни малейшего.

Даже вспоминать не хочется.

Может слить все в пузырек, да показывать желающим за деньги? Убрать воспоминания из головы и совать в них носом всех желающих? Чтобы прониклись, какая там творилась нецензурщина и почему не хочу о ней говорить? Нет, не пойдет, воспоминания слишком интимная вещь, чтобы совать в них кого попало.

Гарри увлеченно читает лекцию первому курсу о Хогвартсе, не забывает упомянуть всякое неизвестное новичкам, вроде тех же разъезжающихся лестниц и меняющихся маршрутов. Потом привыкнут, будут бегать на автомате, но сейчас паника, шок и трепет.

Джинни и я прикрываем тыл Поттера, стараясь не встречаться взглядами.

— Мисс Грейнджер, — раздается строгий голос МакГонагалл, — мне нужно с вами поговорить.

— Да, профессор! — почти радостно, лишь бы сбежать с этой экскурсии.

— Мисс Уизли поможет мистеру Поттеру, — продолжает МакГонагалл, и теперь уже Джинни почти в экстазе.

Если бы это была не Минерва, строгая и неприступная, то можно было бы заподозрить лукавство и помощь влюбленным, но МакГонагалл у нас не такая. Попробуй Джинни сейчас сделать хоть один "неприемлемый" жест, ее тут же отчитают, а может, и снимут баллы, не смотри, что соревнование факультетов начнется только завтра.

Поэтому Джинни сама скромность, стоит, потупив глазки и пряча радостную ухмылку.

В кабинете МакГонагалл все так же строго, чинно и аккуратно, как и она сама.

Минерва снимает неизменную остроконечную шляпу, и вешает ее на рог единорога, торчащий из стены. Рог, разумеется, ненастоящий, просто демонстрация возможностей Трансфигурации, которую преподает наша "МакКошка", как ее ласково обзывают студенты. Как правило, шепотом на ухо собеседнику и трижды оглянувшись, чтобы никого рядом не было.

— Завтра раздадите расписание всем, мисс Грейнджер, — вручает она мне кипу свитков, — и в субботу в три часа вас ждет у себя директор Дамблдор, постарайтесь не опаздывать, у него мало времени.

Понятно. Кризис продолжается, так что в этом году Дамблдора особо не увидим. Правда, мы его и в прошлом не особо видели, так что в субботу надо ловить момент и вываливать сразу все вопросы. Есть мизерный шанс, что от усталости и удивления дедушка Альбус на все ответит.

— Также вам предстоят дополнительные занятия по моему предмету, — говорит МакГонагалл.

О, она читает мысли? Или это все было настолько очевидно? Наверное, второе, ведь, несмотря на все мои попытки хитрить и шифроваться, я все же до безумия предсказуем. Гм, да, до безумия.

— Надеюсь, вы понимаете, мисс Грейнджер, что занятия эти связаны вовсе не со сдачей экзаменов в конце этого учебного года? — голос Минервы становится еще строже. — И в то же время я жду от вас только "О" по всем предметам!

Именно от меня? А как же Гарри? Отлично по всем предметам? Не многовато ли будет?

— Вам, как победительнице Турнира, — продолжает МакГонагалл, — достанется много общественного внимания, надеюсь, оно не вскружит вам голову и не заставит зазнаться.

Что-то нашего декана понесло не в ту степь. Все лето было спокойно, тишина и умиротворение, а тут вдруг навалится общественное внимание? Да после баек о Турнире школьники меня по стеночке обходить будут! Защита от сов, опять же, еще действует.

— Занятия будут ежедневными, начиная со следующего понедельника.

Ну, в принципе, сегодня четверг — не хочет начинать занятия в конце недели? Или дело в разговоре с Дамблдором послезавтра?

— И содержание этих занятий прошу держать вас в тайне, для всех — это обычный факультатив по Трансфигурации.

Ого, это с чего бы так?

— Да, профессор, — а что тут еще можно сказать? — А что именно надо будет держать в тайне?

— Мы с вами... нет, вы будете осваивать анимагию под моим руководством, — поджав губы, отвечает Минерва.

Неожиданно. И надо полагать, к Новому Году надо уже освоить аниформу? Но на кой хрен? Или по принципу "шоб було"? Не стыкуется с основной задачей — прикрытием Гарри Поттера — ибо в анимагической форме можно только уносить ноги, а не прикрывать кого-то. Ну да, Сириус там был огромной собакой, а отец Гарри тем еще лосем, но против магии все эти животные не играют. Одно заклинание из палочки, и любое животное отсосет... гм, опять неправильный подбор слов.

Ладно, анимагия так анимагия.

— А как же Гарри, профессор?

— Гарри Поттер продолжит занятия с Аластором Грюмом, — МакГонагалл, кажется, удивлена вопросом. — Не говоря уже о том, что у него есть и другие задачи, не связанные с учебой.

Ну да, ну да, трахнуть Джинни и победить Темного Лорда, последовательность не важна. Вслух, конечно, такого не произнесешь, остается лишь поблагодарить нашего декана и распрощаться, унося с собой стопку расписаний. Разговор состоялся, за меня все решили, и ладно на этом. Колдомедицина и мадам Помфри?

А, подождет до воскресенья.

Соседки по комнате привольно расположились в пижамах на кроватях и ждут представления. Лаванда еще больше подросла и спереди, и сзади, Парвати все так же смугла и индианиста, Лили Мун сидит, охватив колени руками, а Салли Энн-Перкс смотрит внимательно и даже с каким-то восторгом.

Начинаю переодеваться, ощущая себя странно под пристальными взглядами.

— Ну, Грейнджер, рассказывай, не томи уже, — нарушает тишину Лаванда.

— А вы томитесь? — смотрю на Браун, благо там есть на что посмотреть, особенно в пижаме.

— Мы ждем рассказа о Турнире, — грудным голосом сообщает Парвати.

Ах да, и потом сарафанное радио разнесет "свидетельства очевидцев" по всему Хогвартсу. Сажусь, скрестив ногу на кровати, накидываю одеяло на голову, и тихо кастую.

— Люмос, — и палочку снизу вверх, подсвечивая лицо.

Классическая поза для рассказа страшилок, просто обычно вместо палочки — фонарик.

— Стояла обычная черная-черная и очень холодная ночь в Дурмштранге, — слегка подвывая, начинаю рассказывать. — Призраки, синие от холода, завывая, летали по коридорам, ища теплых школьников, чтобы вселиться в них и отогреться.

— Эй!!! — первой из транса выходит Лаванда. — Правда, что у вас был роман с Крамом?

И это прорывает лавину вопросов. Ну да, с чего я взял, что девчонкам интересны кровище и дерьмище финала Турнира? Это Невилла могло такое интересовать, а соседок по комнате волнует совсем другое. Кто с кем спал? А что там было на Балу? А то, а се, платья, наряды, любовь, какие там из себя дурмштрангцы, а правда, что за мной бегала половина их школы, и прочее в том же духе.

— Нет.

Лавина вопросов останавливается.

— Что нет? — интересуется Парвати.

Ну да, все-таки она и Лаванда — заводилы, Лили и Салли просто учатся и не лезут вперед.

— Нет, я не буду рассказывать, что там было, можете не лезть с расспросами.

И у меня всегда есть козырь в рукаве — можно уйти, найти пустой класс, трансфигурировать себе кровать и уснуть без воплей над ухом. Префект я или нет? К счастью, барышни вспоминают прошлые года и утихают, но можно не сомневаться — замучают Гарри расспросами.

Хотя нет, он же формально был в Хогвартсе — ну, тем лучше для Поттера.

— Спокойной ночи.

К счастью, анти-совиная магия Дамблдора продолжает работать, а школьники пока еще набираются храбрости или осаждают с расспросами других, поэтому первое сентября проходит спокойно. Это не продлится долго, ну и хрен с ним. Пройдет всплеск интереса, и забудут про меня, найдут новую тему для обсуждений.

Наверное.

Всегда можно наплести баек и прикольных страшилок, только правду не рассказывать и все будет в порядке.

2 сентября 1995 года, Хогвартс

Дамблдор выглядит лучше, даже след от ожога на щеке почти пропал.

— Не сомневаюсь, Гермиона, что у тебя накопилась масса вопросов, — говорит он, улыбаясь в отросшую заново бороду. — Спрашивай, но помни, что я помню о твоем нежелании знать нежелательные секреты, и поэтому на часть вопросов просто не отвечу.

Вот так вот: просто, правдиво, сбивает с толку и обезоруживает. Вопросы вылетают из головы и разбегаются.

— А если бы я согласилась на предложение мадам Максим?

— Я бы только порадовался за тебя, Гермиона, — спокойно отвечает Дамблдор. — Жизнь вдали от войны с любимым человеком — такое можно только приветствовать.

И этот в курсе. Грюм настучал или сам догадался?

— Конечно, наше соглашение было бы расторгнуто, но, думаю, в свете последних событий ты, Гермиона, пересмотрела свои взгляды и цели в жизни, и уже не так ценишь то, что казалось тебе важным четыре года назад?

— Да, профессор, это так.

— Это нормально, людям и магам свойственно расти и меняться, — Дамблдор оглаживает бороду. — Планы мои и Ордена тебе знать нежелательно, так что могу только дать пару советов на этот год. Присматривай за Гарри, как и прежде, занимайся с Минервой и Аластором, пока основные события разворачиваются вдали от Хогвартса.

— Пока?

— Видишь ли, Гермиона, существует пророчество... да-да, его тоже изрекла наша дорогая профессор Трелони, только пятнадцать лет назад. Истинное пророчество, которое непременно сбывается и которое не помнит сам пророк. Прорицания и предсказания мне долгое время казались шарлатанством, игрой, призванной обмануть доверчивых магов, но только потому, что я не сталкивался с истинными пророчествами. Не исключаю, что они сами по себе — сильная магия, которая изменяет будущее. Прошлое изменить нельзя, хроновороты и опыты с ними наглядно это показали, а вот будущее — которое еще не сформировалось — можно. Собственно, мы сами меняем свое будущее, каждый миг, каждым своим поступком, но пророчества — если моя теория верна — фиксируют какой-то вариант, и события начинают сами подстраиваться, изменяться.

Смотрю с уважением — глубоко копает дедушка. Если не считать того факта, что он мне это уже рассказывал на третьем курсе, и о пророчестве, и о фиксации будущего. Или это был Люпин?

— Зачем вы назначили меня Префектом, профессор?

— Чтобы ты не замкнулась в себе, Гермиона, — Дамблдор смотрит поверх очков, мягко, сочувствующе. — Я бы рассказал тебе то, что планирую после победы над Волдемортом, но это тоже относится к категории секретов, которые ты не хочешь знать.

Да, глубоко копает, прямо сверхглубокую скважину бурит.

— Победа над Темным Лордом? Министерство берет верх?

— Не все так просто, — вздыхает Дамблдор и откидывается в кресле. — Конечно, победа еще не предопределена, и предстоит масса трудов, но пока что мы хотя бы выиграли время. Давление Европы ослаблено... насколько это возможно, как выяснилось — координаты Дурмштранга выдал бывший Пожиратель Каркаров, который там работал.

Разве им не стирают память? Ах да, Темный Лорд же сильнейший легилимент.

— Неожиданно открылись некоторые темные дела Испании и Италии, — Дамблдор обозначает намек на усмешку, — да и Россия нас поддержала, просто в противовес континентальной Европе.

— Политика, — вздыхаю.

— Да, мир магов все больше напоминает мир магглов, — как-то странно соглашается Дамблдор.

А до этого у магов не было политики?

— К занятиям у нашего дорогого профессора МакГонагалл, я бы посоветовал тебе, Гермиона, полистать книги по истории, в той ее части, что касается магического мира после Статута и взаимоотношений с магглами.

Причем, судя по голосу, это не совет, а почти что приказ. Ну, как минимум, твердая рекомендация. Ладно, полистаем, но что там такого? Маги проиграли и спрятались, люди постепенно забыли о магах. Верхушки, правда, сотрудничают, как выяснилось... в этом дело? История магов не то, чем кажется?

— Трехфутовое эссе, сама понимаешь, я с тебя спрашивать не буду, но поверь — это очень занимательное и полезное чтение.

И еще это намек. Жирный и толстый. Хорошо, почитаем.

— Что же касается пророчества... то это длинный и долгий рассказ, затрагивающий в том числе и Северуса Снейпа. Думаю, Гарри тоже будет интересно его послушать и узнать, наконец, правду о тех событиях.

Что-то директор совсем плох — он же рассказывал это на третьем курсе? Или теперь слушать будет Гарри, а я так, на подтанцовке рядом постою? Дедушка Альбус думает, что такая правда будет полезна Поттеру? Гарри то до сих пор считает Снейпа козлом и Пожирателем, явившимся его убить. Ну и убийцей Сириуса, до кучи. Или Дамблдор считает, что Гарри, наконец, дорос, морально и физически, и способен принять правду?

Непонятно, ну да пусть директор сам выкручивается.

— Мое время сейчас нарасхват, — вздыхает Дамблдор, — поэтому в следующий раз, Гермиона, я увижу тебя и Гарри уже непосредственно перед Хэллоуином.

— Мне надо что-то сказать Гарри?

— Нет, просто продолжай присматривать за ним, как и все прошлые года, а письмо я сам пришлю.

И на этом разговор заканчивается.

Можно расслабиться и сходить в Запретный Лес с Луной — мне можно, я ж Префект!

Глава 12

3 сентября 1995 года

Дуэльный клуб и наш кружок "Яростных Ежиков".

Задумчиво кручу в руках палочку в пустом зале Клуба, вспоминая прошлое. Конец нашему кружку, пожалуй, и без того он прожил дольше, чем следовало. У близнецов седьмой курс и их изобретения с будущим магазином, они и летом-то буквально на пару слов и взмахов тряпки заскакивали. Рон выбыл, по естественным причинам, а Гарри будет с Джинни, и хай с ними, так лучше. Кто остается?

Луна и Невилл.

Конечно, даже с таким составом можно было бы что-то да состряпать, но есть и другое. Внезапно понимаю, что не тянет меня скакать и тренироваться. Не тянет с азартом биться с кем-то, желая лишь победы, победы и только победы. Луна всегда смотрела на наш кружок больше как на танцевальный, а Невилл — ну тут я сам виноват. Придал парню уверенности, ага, теперь он уверенно и бодро хочет. Вроде и посылать его не за что, но и находиться рядом не слишком комфортно — поезд это прямо показал.

Флёр и Тонкс, наверное, так же себя чувствовали, когда я их взглядом раздевал.

— Ничё так зал, пойдет, — грохочет голос Грюма сзади, — и желающие уже есть.

Оглядываюсь. Тонкс, конечно же, рядом с Аластором, и, словно назло последним мыслям, спешу раздеть ее взглядом. Хорошо быть метаморфом — какое тело хочешь, такое и будет. Врожденная магия, изучению не поддается, хотя я Нимфадору изнутри изучил бы, изучил, да. Выделяться она особо не хочет, но все же, крепкая попка, прямая спина, упругая грудь в наличии и радуют глаз.

Понятно, что ради Аластора старается, да и обещал ей не лезть, но смотреть же можно?

— А, это ты, Гермиона, — ворчит Аластор.

Ну да, ага, почти верю, что он меня не видел и не узнал, со своим — то артефактным глазом! Сквозь стены, двери, мантии-невидимки смотрит, гм... это он постоянно видит рядом с собой голую Дору? Спереть что ли у него глазик ночью? Затея самоубийственная, но зато потом точно ничто от моего взора не скроется.

Мысленно ржу сам над собой.

— Дуэльный Клуб, конечно, тоже не помешает, — продолжает ворчать Аластор, прохаживаясь по помещению, — времена такие, что лучше уметь держать палочку в руках.

— Не знаю, как в прошлом году, но на третьем курсе желающих было мало, — сообщаю, провожая Грюма взглядом.

Посох в его руке постукивает почти гипнотически, даже обаяние Нимфадоры меркнет.

— Всплеск был во время истории с василиском.

— Понятно, знакомо, ничего нового, — ворчит Аластор, — пока опасность за горло не возьмет, никто бдительности не хочет проявлять, никто не хочет трудиться заранее!

Что тут можно сказать? Он прав. Мне вот тоже что-то не хочется.

— Дуэльный клуб, конечно, закрывать не стоит, — продолжает он, завершая осмотр, — но раз желающих мало, то буду здесь проводить факультативы по ЗОТИ. Стены зачарованы на совесть, ну на окна еще добавить парочку заклинаний и нормально будет.

Могу лишь мысленно пожать плечами. Если наш кружок прикажет долго жить, то помещение вообще опустеет. Разве что ходить сюда практиковать заклинания? Да и то, помещений в Хогвартсе хватает, и все они теперь доступны, даже тот секретный проход к мадам Розмерте, о котором толковала Луна, и которым сбежал Рон.

— Подружка твоя, что Выручай-Комнату открывать умеет, — говорит Грюм, и я вздрагиваю.

Подслушал мысли? Этот может, да. Плевать, что для легилименции нужен прямо зрительный контакт, Аластор во имя бдительности может все.

— Попроси ее больше так не делать, — тычет корявым пальцем прямо в меня Аластор.

"Иначе я сам ей займусь", так и остается невысказанным.

— Ксенофилиус всегда был немного с приветом, так что не удивлен такими особыми талантами, — продолжает Грюм без особого такта.

Он прав, да, но мне почему-то все равно обидно. За правду? За сообщество тех, кто с приветом, раз уж состою в нем? Просто за Луну, ибо вот уж человек далекий от всего нашего дерьма, крови и политики?

— Обычно вход в Выручай-Комнату открывают с седьмого этажа, нужно три раза пройти мимо картины, где Барнабас Барми учит троллей танцевать, и при этом сосредоточиться на своем желании, сильно сосредоточиться и хотеть изо всех сил, — неожиданно говорит Тонкс.

— Вот только узнала ты об этом в прошлом году, когда я помогал Дамблдору блокировать вход, — ворчит Аластор, но ворчит довольным голосом.

Ах да, Дамблдор же закрывал Хогвартс в прошлом году, все предусмотрел, что было в его силах. Магия самого замка просто оказалась выше, как это уже было с василиском. Но все равно немного удивительно — вход с седьмого этажа? Луна, Джинни и Рон же выбрались из Хогвартса просто по прямому туннелю?

Магия.

Не знаешь, как объяснить, вали все на магию, тем более, что в данном случае это чистая правда.

— Так что, в этом году Хогвартс не закрыт?

— Закрыт как обычно, — объясняет Аластор. — То, что сделал Дамблдор в прошлом году,... все имеет свою цену, и в этом году повторить такое не удастся. Хотелось бы, конечно, но нельзя. Щит школы на месте, все обычные ходы и лазейки под контролем, да и карта Мародеров у меня.

Он хлопает по карману.

— В жизни бы не подумал, что эти четыре сопляка смогут создать такое, — говорит Грюм, — и заварить всю эту кашу. Ну, теперь они дружной компанией на том свете, вместе со Снейпом, а мы продолжим расхлебывать то, что они состряпали.

Вот примерно за такое в свое время Грюма и поперли из рядов правоохранительных магических органов. Ни такта, ни всего остального, к оному такту прилагающегося. И говорит вроде правду, но все равно как-то неприятно. Да, Джеймс Поттер, Ремус Люпин, Питер Петтигрю, Сириус Блэк — Мародеры, и Северус Снейп, с которым они враждовали (со слов Сириуса) в школе — мертвы.

Но все равно, можно было сказать и мягче об этом.

Или это я размяк, ведь раньше реплики Аластора меня не задевали?

— Так что поменьше болтовни обо всем этом, и о Выручай-Комнате тоже, — Грюм сверлит меня взглядом.

— Да, профессор.

— Что... ах да, я ж теперь взаправду профессор, — Аластор хохочет, хрипло, стукая посохом об пол. — В Хогсмид ходить, конечно, не запретишь, особенно после прошлогоднего воздержания, но лучше сдерживаться. Понятно?

— Понятно, буду сидеть в Хогвартсе, но что насчет Гарри, ведь ему я приказывать не могу?

— Хочешь куда-то толкнуть школьника — запрети ему, — смеется Нимфадора. — Тогда он точно все преодолеет, доберется, и сорвет запретный плод,... в смысле набьет карманы сладостями из Хогсмида!

— Гарри тоже лучше не посещать Хогсмид, — говорит Грюм, — деревню мы закрыть не можем.

Но присматриваем, читается недосказанное.

— Хорошо, я так ему и скажу, — наклоняю голову.

— Скажи, скажи. И я скажу, — ободряет Аластор. — Так, идем дальше.

Задумчиво провожаю взглядом крепкую попку Тонкс.

Нет, так нет, не страшно.

Сегодня день посещений прямо. Вслед за Грюмом в Дуэльный Клуб приходит Невилл.

— Я знал, что найду тебя здесь! — и сияет радостно.

— Кружок распущен, Невилл.

— Что?

— Занятий больше не будет, так что можешь потратить это время с большей пользой.

— Да мы и так последний год особо не собирались, — растерянно отвечает Невилл.

Ну, вот и ладушки. Нет кружка — нет общения — нет проблем. Забраться обратно в раковину, захлопнуть створки и не вылезать оттуда.

— Ты изменилась, Гермиона, — собравшись с духом, идет в новую атаку юный Лонгботтом.

Ага, круговорот взглядов в природе.

В смысле, я смотрел на попку Тонкс, Невилл пялится на мою.

— Я узнал, что ты жила у Лавгудов, — говорит он. — Ты всегда можешь жить у нас! Бабушка не против!

А уж как ты не против, добавляю мысленно. Но вообще парень молодец, год не видел, но сдерживается. В поезде вел себя корректно, да и в Хогвартсе не спешил выпрыгивать из-за угла, дождался воскресенья. Но все же, не стоит тянуть мантикору за хвост.

— Невилл, ты мне уже признавался в любви, и предлагал жить у вас, и говорил, что бабушка твоя будет не против, и заявлял, что мы поженимся.

Невилл краснеет и бледнеет. Не помнит? Ах да, он пьян был, что я там ему подлил? Зелье Болтливости?

— Причем на все кафе "Три Метлы", мадам Розмерта — свидетель, и было это полтора года назад, если не больше. Конечно, ты немного перебрал пива тогда, но все же это было.

Невилл отворачивается.

— Это все Крам, да? Конечно, он чемпион и красавец, и на метле сидит...

— Нет, это не Крам, — обрываю его.

Что называется, опять прошлое стучится в окно. Действовал? Теперь расхлебывай!

— И не еще пятьсот учеников Дурмштранга, — продолжаю спокойным голосом. — Невилл, с твоего прошлого признания прошло полтора года, нет, даже больше, оно было перед Рождеством, точно, и никакой реакции с моей стороны, о чем это по — твоему говорит?

— Я помню, что было тогда, — неожиданно говорит он, — но это и вправду было давно. Я ждал, ведь мне было нелегко признаться, значит, и тебе нелегко было признаться в ответ? Потом ты уехала в Дурмштранг... ты изменилась, Гермиона за этот год, и я тоже изменился...

Ну да, он вытянулся, из пухлого мальчика превратился в угловатого подростка.

— Не только внешне, но и внутренне! Я могу подождать еще! Скажи, я буду достоин тебя!

Его бабушка такому научила? Слишком выспренно, фальшиво.

— Хватит, Невилл, не трать зря слова. Мы никогда не будем вместе, даже если ты останешься последним мужчиной на Земле

— Я могу измениться!

С какого там года стали делать операции по смене пола? Фу-фу-фу, такие мысли.

— Не можешь, — качаю головой. — То есть можешь, конечно, но тебе это не поможет.

Ма-ла-дец. Отлично объяснил. Невилл сжимает кулаки, но я не спешу выхватывать палочку. Во-первых, все равно успею раньше него, после уроков Грюма, а во-вторых, что же он, вот так накинется? Спермотоксикоз подростков штука опасная и крышесносящая, кто спорит, но до этого Невилл вполне держал себя в руках.

— Ты научила меня сражаться, я не отступлюсь!

— Это угроза? — лениво и даже в чем-то заинтересованно.

Невилл разжимает кулаки и выдыхает, смотрит исподлобья.

— Нет.

После этого разворачивается и уходит.

Задумчиво смотрю вслед: в спину, пожалуй, не ударит, в остальном же неясно. Остается только вздохнуть и принять еще одно последствие моих безумных поступков. Сейчас оные поступки, конечно же, стали гораздо осмысленнее, иронизирую сам над собой. Теперь еще всех остальных, кто о Турнире расспрашивает, так же эффективно отпугнуть, и спокойная, тихая жизнь без особого общения считай обеспечена.

Если подумать — насколько нормально такое вот демонстративное нежелание рассказывать о Турнире?

Для обычного подростка — не нормально, хвастовство на всех углах и позирование для фотографий, да и самочек собирать — самое оно. Не мой случай, даже сбор самочек придется отложить, хотя потом можно будет небрежно так хвастаться: "Вот помню на Турнире...", ахаха!

Положение осложняется тем, что отредактированную версию, как Луне, остальным не расскажешь.

Всем хочется натурных подробностей: кровь, кишки, красивые парни, ужасный Темный Лорд и его еще более Темная магия, Флёр и прочие девицы из Шармбатона, а также кто кого, и, конечно же — изюминка всего: Бал и кто там кого на нем ебал. Вспоминать стояние раком в туалете и почесывание поясницы или убойную смесь любовных зелий в кубке — смешно, но это сейчас смешно.

А вот финал и его последствия вспоминать и сейчас не слишком весело.

Ладно, продолжу многозначительно молчать, а кто будет приставать с расспросами — отправлю к Грюму, дескать, он запретил рассказывать, чтобы не травмировать нежную детскую психику! И многозначительно так двигать бровями, что, мол, по этой же причине и в газетах все так скупо описано.

Главное не забыть предупредить самого Грюма, а то не поймет же шутки.

И последний пункт программы на сегодня, без подростковых драм, надеюсь: медпункт. Все-таки мадам Помфри уже далеко не подросток, хотя мой слегка поехавший гормонами организм, все равно делает стойку. Интересно, скольким школьникам Помфри являлась во снах, в халатике медсестры, да так, что потом простыни отстирывать приходилось?

— Вернуть ногу? — озадаченно спрашивает Помфри.

— Есть же зелье костероста? Настойка на бадьяне, останавливающая любое кровотечение? Исцеляющие заклинания? Почему не соединить их вместе и не пришить ногу обратно?

Вспоминая родной мир — пришивают же органы обратно? Ну да, нужно, чтобы там был короткий срок после увечья, не испорченные родные конечности и прочие органы, но ведь возможно же? Остальное добить магией, и соединить одно с другим, конечность с телом, магию с новейшей медициной.

— Пробовали, — качает головой Помфри. — Если от организма мага что-то оторвали, то обратно магией уже не соединить. Костерост выращивает кости внутри организма, понимаешь? Настойки и заклинания — они работают с организмом, помогают ему. Да, мага можно оттащить от края могилы, как это было с Гарри Поттером, но при этом сам маг должен быть одним куском, выражаясь грубо. Иначе мы лечили бы и такие увечья, а не направляли в лавку волшебных протезов.

Очень интересно. Моментальная фиксация и необратимость повреждений на уровне духа? Иначе с чего бы магии отторгаться?

— А если просто пришить ногу, без магии?

— Были и такие операции, у магглов, конечно же, — кивает Помфри.

Надежда в душе вскидывается и сучит ногами.

— Только пришивалась всегда собственная конечность и в короткий срок после потери. Твою ногу съел василиск, я даже не стала пытаться пришить что-то новое — стало бы только хуже.

Надежда падает замертво.

— Там масса проблем, начиная с совместимости конечностей, и чтобы решить только ее надо будет разрабатывать целый комплекс новых заклинаний, — вздыхает Помфри. — По отдельности большинство элементов не представляют проблемы — вместе же? Это надо быть гениальным магом — лекарем и хирургом в одном лице, чтобы провести такую операцию. В нашем мире таких нет.

Нашем мире. Слова болезненным эхом отдаются в голове.

— Если ты решишь этим заняться — я помогу тебе, — говорит Помфри, — но тебе, без шуток, придется посвятить себя медицинской магии и новым заклинаниям в этой области, без остатка и отвлечения на другие проблемы. Будешь разбрасываться между различными областями магии — может, никогда не решишь проблему.

— А если не буду — то потрачу полжизни?

Помфри лишь разводит руками, и на ее лице искреннее огорчение.

Глава 13

Исчезнувшее ощущение "Не успеваю! Время утекает сквозь пальцы!" настраивает на расслабляющий лад. Зуд стих, куда-то рваться и загонять самого себя до изнеможения не хочется. Правда, и над уроками сидеть не хочется, и исполнять обязанности Префекта, но тут уже вступает в дело ленивое "надо", так что справляюсь потихоньку.

Валяюсь на берегу озера, благо в Хогвартсе внезапно тепло и сухо. Чистое "бабье лето" — конец сентября, самое время поваляться, зимой такое уже не повторить. Без магии не повторить, разумеется, ибо можно выйти на берег, взмахнуть палочкой и расчистить себе участок для комфортного возлежания. Картина в голове, конечно, сюрреалистичная, снег, лед, и зеленый участок на берегу с шезлонгами и мы в купальниках, я и Тонкс. Организм содрогается, от наслаждения и отвращения одновременно, ибо картинка то красивая, но ведь там холодно! Никакая закалка не поможет, да и ученики сбегутся, этих хлебом не корми, дай на что-то новое поглазеть.

Впрочем, в данном случае, их будет трудно винить, я бы тоже сбегал на такое посмотреть.

Трансфигурация.

Искусство преобразования мира и самого себя. Опытному мастеру Трансфигурации вообще ничего не нужно, только палочка и немного времени. Земля, камни и деревья вокруг станут домом, одеждой, мебелью, посудой, инструментами, если таковые нужны. Еду, конечно, из ничего не создать, но это из ничего. Небольшой огородик, с разнообразными растениями, вполне снабдит мага — трансфигуратора едой на целый год, не ленись только палочкой махать и даже в земле копаться не надо будет. Конечно, большинство магов не осваивают Трансфигурацию даже до таких высот, но в быту им хватает. Недостающее восполняется Чарами: укрытие, аппарация, заколдованные вещи, помогающие по дому, расширение пространства и так далее.

Изменение существующего.

Придание ему новой формы.

Перевод в новое состояние.

Неживое в живое и обратно.

Изменение самого себя.

Закрепление Трансфигурации — необратимое изменение.

Изменение самого себя в устойчивую форму — анимагия.

Ну и плюс ко всему этому создание новых трансформирующих заклинаний.

— О чем только думал директор Дамблдор, — неожиданно вздыхает МакГонагалл.

— Что-то случилось, профессор? — отрываюсь от трансфигурации стула в птицу.

Неживое в живое и обратно — это уже пройденный этап, просто Минерва перепроверяет мои познания и страхуется от ошибок. Хорошо, когда формула, заклинание и жест подобраны поколениями волшебников. Немного настроя, отработка исполнения и вуаля! Стул становится птицей, стол — свиньей, жаба — подставкой для обуви, и так далее.

Впереди закрепление — проведение необратимой Трансфигурации, точнее говоря изменения столь долгого, что оно условно считается необратимым. Всякую трансфигурацию можно отменить, любое изменение рано или поздно вернется назад, поэтому маги не рискуют превращать камни в жареное мясо, предпочитая возиться с огородиками и покупать еду, чтобы потом увеличить купленное чарами. Это все мне известно в теории с прошлых курсов и факультативов, но то в теории.

На практике придется немного попыхтеть, но все же это не повод вздыхать, не так ли?

— Ваша анимагическая форма, мисс Грейнджер, будет без половины лапы, раз уж у вас нет половины ноги, — неожиданно прямолинейно говорит наш декан и опять вздыхает. — Дамблдор был так убедителен, что я как-то забыла эту подробность, тем более что вас, мисс Грейнджер, не было год в школе.

Понятно. Останется только свернуться в клубок и, обиженно пыхтя, умереть покалеченной выдрой. Как выяснилось, Патронус и анимагическая форма у меня отличаются, такое бывает, но не слишком часто, примерно в одном случае из десяти.

— Ну а как же протез?

— Много вы видели зверей с протезом?

— А если его тоже превратить?

— В анимагической форме у вас не получится колдовать, мисс Грейнджер, — занудно говорит МакГонагалл, — и даже не потому, что вы не удержите палочку. Будь дело только в палочке, анимаги давно бы придумали выход, брали бы в зубы, пристраивали петельки к лапам, или что-то еще — ведь маг в теле зверя полностью сохраняет разум. Нет, анимагическая форма — устойчиво преобразованное тело, преобразованное, понимаете? Это не настоящий зверь, а его имитация, конструкт магии, иначе маг просто терял бы разум, оказавшись в теле кошки или мыши, например.

Логично. Наверное. Когда речь идет о магии, логика зачастую слабо применима.

— Конечно, вы можете имитировать зверя, но настоящих зверей вы этим конструктом не обманете, только людей. Звери, особенно магически, все равно учуют вашу инаковость и не подпустят к себе, но это в чем-то даже хорошо. Звери чуют в анимаге человека и волшебника и боятся его, обходят стороной, это помогает защищаться. Если анимаг сам не атакует стаю зверей, он практически в безопасности, благодаря сохранившемуся разуму волшебника внутри. Опасности он обойдет, звери сами не подойдут, от людей и магов, не подозревающих о его природе, всегда сможет убежать, благодаря разумности. Именно поэтому Министерство требует регистрации и наказывает незарегистрированных анимагов. Слишком большие возможности, даже без возможности колдовать в анимагической форме.

Ого! МакКошка по-настоящему завелась, разве что не шипит и не выгибает спину дугой. В человеческой форме, если так можно сказать, у нее свое "шипение" — чтение лекций и наставлений, а чувство юмора при этом выключается. Поэтому МакГонагалл считается самой строгой среди деканов, остальные такими вывертами поведения не страдают. Тот же Снейп, например, просто успешно играл в мудака, защищающего только свой факультет.

Так что, если не прервать Минерву, лекция затянется надолго.

— А если преобразовать протез заранее, пока я способна колдовать?

Минерва осекается и задумывается, потом качает головой.

— Даже если вы преобразуете, протез в лапу выдры, организм ваш не будет считать ее своей частью.

Ну да, логично, минус мне. Преобразовываем организм, протез — не его часть, поэтому такие жалкие ухищрения не пройдут. Но это не значит, что надо сдаваться, не так ли? Если задурить самому себе голову, сторонним внушением, например, и считать протез частью тела?

— В анимагии преобразуется живое, вы можете сколько угодно считать протез частью тела, магия просто не сработает на него.

Преобразовать протез в ногу? Ах да, он же не часть организма. Преобразовать, сшить хирургическим путем, убедиться, что прижилось, а потом вернуться к анимагии? Можно ли трансфигурировать уже преобразованное? А если провести необратимую Трансфигурацию, чтобы мне этой протезной ноги хватило на всю жизнь? Или взять чужую ногу, перелепить ее в свою по воспоминаниям и потом пришить? Нет, не выйдет — живая нога это вам не кусок металла или дерева, с живым работать сложнее всего, если не подобрана формула и не выверен результат. Но все же, все же, решение можно найти, чую интуицией и седалищным нервом, как раз на стыке Чар, Трансфигурации и медицины, обычной медицины, с примесью колдовства.

— Преобразование преобразованного? — Минерва, кажется, рассерженна. — Мисс Грейнджер, чем вы слушаете меня? Будь такое возможно, маги могли бы колдовать в анимагической, преобразованной форме! Вам или оторвет фальшивую ногу, и вы снова будете истекать кровью, или просто на пол рядом с вами свалится протез, а может и стукнет вас по вашей выдрьей голове!

Ого! Она и вправду рассерженна.

— Прежде чем ставить такие эксперименты, дважды, нет, трижды запишите все, потом приходите ко мне, и я, вместе с директором Дамблдором и мадам Помфри все перепроверим! Тщательно перепроверим! Также рекомендую вам взять справочник в библиотеке и ознакомиться там с развитием колдомедицины и узнать, что предпринималось в этой области! Если вы не верите словам мадам Помфри, то может, своим глазам вы поверите больше?!

Она слегка повышает голос, добавляются жесты — МакГонагалл в состоянии крайней ярости.

— Мне не хочется как-то утром обнаружить ваш хладный труп в одном из классов после таких вот экспериментов! Поэтому никакой самостоятельности! Никакой! Записывайте все свои идеи и несите их мне! Никакой магии без моего разрешения и надзора!

Минерва еще повторяет и повторяет, но суть та же самая: не нарушай ТБ, и это верно. В сущности, проблема сводится к тому же, что обозначила Помфри. Пришей ногу без магии, и будет тебе счастье. Но что если? Так, еще раз, мысленно и по порядку. Организм мага меняется, растут волосы, стареет кожа, вываливаются зубы, например, но при этом он все равно способен принимать анимагическую форму. Одежду и прочую неорганику не рассматриваем, сейчас важен организм, и только организм.

Если научиться принимать аниформу, а потом пришить ногу?

Да, будет отторжение, несовместимость и прочее,... но если сразу после операции перекинуться в зверя? Органика и нога как часть организма, станет ли аниформа цельной? Преобразует ли магия чужую ногу в родную лапу выдры и потом, при обратном преобразовании, станет ли лапа родной ногой или перейдет в исходное состояние? Ведь анимаг может бегать зверем много лет, это же не значит, что перекинувшись обратно, он омолодится на то количество лет, которое провел в шкуре зверя, так? Следовательно, не только состояние мага отражается в аниформе, но и аниформа влияет обратно на мага?

Лечение, что с ним? Легко ли лечить анимагов в звериной форме? Действуют ли на них стандартные заклинания лечения магических животных? Существуют ли таковые вообще? Существуют ли специальные заклинания для выдр или есть некие универсальные заклинания, работающие на весь класс мелких водоплавающих?

Над всем этим стоит поразмыслить, записать — тут МакГонагалл права абсолютно — еще раз обдумать, полистать литературу, потом посоветоваться с Помфри, и еще раз все обдумать и записать, изложить, и уже потом привлечь мастеров Трансфигурации, то есть нашего декана и дедушку Альбуса. Даже если такое теоретически возможно, то вряд ли кто-то сие делал на практике, но это уже хоть что-то! Хоть какая-то мелкая, хилая, гипотетическая, но возможность вернуть себе ногу.

Потерянную, опять же, по собственной глупости.

Ну что стоило сразу пойти к Дамблдору и все рассказать? Нет же, какие-то безумные скачки и пляски, ныканья по углам, ах — ах, меня сдадут в поликлинику на опыты! Ну вот, не сдали, только люди погибли, в том числе и от моих рук. Поздно терзаться переживаниями из-за Филча, конечно, но ногу стоит вернуть, если это возможно. Маги не пришивают конечности? Так и люди этого не делают! Но это не значит, что на стыке двух цивилизаций не найдется возможности, нужно... да, нужно не торопиться в первую очередь.

— Вы все поняли, мисс Грейнджер? — заканчивает Минерва.

— Да, профессор.

— Тогда приступим! — и она вскидывает палочку.

Собственно, вот оно, из-за чего МакГонагалл вообще начала этот разговор. Насильное превращение заклинанием в животное, одним росчерком палочки. Не слишком быстрое заклинание (если вы не Грюм, конечно), легко отбивается, опять же требует превосходства в магической силе, поэтому в боях практически не применяется. Но вот для начальной тренировки очень даже, показать ученику, каково оно в аниформе, показать разницу обитания в теле человека и в теле зверя, да просто показать аниформу, чтобы маг знал, каким он будет и к чему ему стремиться.

Разумеется, и тут не без подводных камней: перекинуться самостоятельно обратно не получится.

В принятии аниформы такое превращение тоже не сильно помогает, разве что показывает, каким зверем ты будешь (но есть и менее опасные способы это выяснить). Со временем, конечно, превращение спадет, ибо анимагия устойчива только тогда, когда ты сам ее поддерживаешь, а не когда тебя заколдовали со стороны, но вот самостоятельно вернуться — нет.

В общем, нужно доверие к заклинателю и осознание того, что происходит.

В принципе, и то, и другое в наличии, но все равно, изменение застает врасплох. Комната резко увеличивается в размерах, голос Минервы грохочет с небес неразборчиво, а картина мира меняется. Запахи! Вещи выглядят по-другому! Что-то надвигается, огромные ноги и руки наступают, и я отпрыгиваю инстинктивно, но получается лишь падение на бок и перекат. Хочется встать на две ноги, тело тянет на четвереньки, хвост? Хвост волочится пока что следом, но все равно ощущается — и это немного пугает. Лапы покрыты шерстью и тело тоже, усики вибрируют, ковыляю на трех лапах, и с небес несутся громовые раскаты.

Гм, кажется, Минерва хохочет? Нет, не может такого быть!

Меня стремительно возносит ввысь, и впиваюсь было когтями в руку, но тут же разум берет верх над инстинктами, и когти прячутся обратно. Хмм, я могу управлять когтями? Откуда это взялось? В нагрузку к телу идут рефлексы и инстинкты зверя? Или опять магический конструкт?

И при этом в теле и душе странное умиротворение и спокойствие.

— Сейчас я превращу вас обратно, мисс Грейнджер, — тягуче говорит огромная МакГонагалл.

Киваю и внезапно провожу лапкой по мордочке, словно умываюсь.

Путешествие обратно на пол и превращение. Одежда и протез на месте, уфф, не то, чтобы стоило стесняться наготы перед МакГонагалл, просто так спокойнее. Неорганика, значит, просто прячется в подпространственный карман или там преобразуется в гладкую шерстку, какая, в сущности, разница? Главное, что они со мной, и не надо будет после перекидывания обратно спешно превращать ближайший лопух в одежду.

— Для первого раза достаточно, — говорит МакГонагалл.

— Для первого? — вырывается из меня.

— Я буду превращать вас каждое занятие, мисс Грейнджер, и увеличивать время пребывания в облике зверя, — кивает Минерва, — потом вы будете самостоятельно работать над Трансфигурацией и принятием формы. Если вы хотите ускоренно освоить анимагию, то это самый быстрый способ, из безопасных, разумеется.

То-то Сириус на эту тему говорить не желал. Боялся, что Гарри пойдет по их пути, опасному пути, ибо анимагию Мародеры осваивали без наставников и опытных деканов?

— Да, профессор, я буду стараться, — легкий поклон.

— Тогда продолжим занятие, — говорит Минерва. — С поведением своего зверя вам предстоит разобраться самой, но обычно с этим проблем не возникает. Принять аниформу гораздо труднее, после этого контроль над зверем уже не представляет труда.

Понятно. Надо будет почитать про выдр в дикой природе.

Глава 14

Отправка любопытных к Грюму работает, поток желающих узнать кровавые подробности практически иссяк. Аластор уже успел показать себя во всей красе, спрашивает с учеников так, как будто те матерые авроры седьмого года службы. Кто недопонял теорию, стремительно познает все на практике, у Грюма, что в голове, то и на палочке. Бьет, разумеется, не насмерть, но все равно ЗОТИ в этом году вызывает у учеников бурю эмоций различной направленности. Объяснять Грюм умеет, показывает, рассказывает, иллюстрирует примерами из собственной практики, не слишком скрывая подробности (пару барышень, по слухам, уже выносили в медпункт), но при этом хлещет заклинаниями.

Отсюда и разница отзывов и восприятия, кто в восторге, кто тихо бурчит под нос.

Активно сопротивляющихся и пытающихся бунтовать Грюм уже извел — он же весь класс видит, даже стоя спиной к ученикам, а мел мечет, как будто ножи кидает. К занятиям со старшими курсами и факультативам Аластор привлекает нашу бесценную Нимфадору, и парней это мотивирует, еще как. Фокус из Дурмштранга — с обещаниями свиданий и поцелуев после дуэли — он не применяет, но все равно Тонкс теперь звезда, по понятным причинам.

Соответственно, интерес ко мне уже угас.

Что же касается причин моего молчания, то слухи остановились на трех основных сюжетных линиях: кровавая схватка врукопашную с Темным Лордом, неудачный роман (как правило, фигурирует имя Крама), и подсуживание на Турнире, мол, судьи из Европы задвигали меня в угол.

Самое смешное, что каждый слух в чем-то да правдив.

Занятия идут своим чередом, почти постоянно звучат слова об экзаменах СОВ в конце года. Правда, и школьники к пятому курсу приобвыклись, набили руку, так что пугаются не слишком, экзамен и экзамен, сколько их уже было! Мне предстоит девять экзаменов, по числу предметов: семь обязательных и два выбранных, Нумерология и УЗМС. Находились (и находятся) умельцы, что сдавали экзамены по всем двенадцати предметам, и сдавали успешно, и потом повторяли этот же фокус еще и с экзаменами в конце седьмого курса.

Но, чувствую, мне в их рядах не бывать.

Общение сокращено, как и планировалось. Соседки по комнате вернулись к прежней линии поведения — нейтралитету и молчанию. Гарри и Невилл — общение во время урока по необходимости, да разговоры за столом в Большом Зале. Ну, МакГонагалл по вечерам, да там все больше по делу, как и с Нимфадорой и Аластором. Случайные какие-то реплики в ходе дня в счет не беру.

Единственный человек, с кем стало больше разговоров, это Луна, и вот этого как раз не планировалось.

Высвободившееся время (которого не так уж и много) трачу в основном на безделье и размышления, ленивые и праздные, не омраченные моральными страданиями — ибо этого мне хватило в прошлые года. В такие минуты меня, как правило, и находит Луна, и мы идем в Запретный Лес или бродим по Хогвартсу, или просто болтаем, там, где встретились, не слишком оглядываясь на окружающих.

С ней легко и сложно одновременно, но есть, есть в Луне то, чего не сможет дать никто другой.

Все это было в ходе третьего курса, только я тогда не осознавал, да и сейчас, пожалуй, толком не скажу, в чем тут дело, но оно есть. Как в математике, минус на минус дает плюс, и мы, двое чокнутых, уравновешиваем и улучшаем друг друга. Не исключено, что это мне просто кажется, но все же, и я как-то стал разумнее, и Луна продвинулась вперед. При этом ни ее, ни Ксенофилиуса нельзя назвать полностью сумасшедшими, просто немного не в социуме, по понятным причинам.

Ну и получается, что я выпадаю из общей толпы, а Луна, наоборот, как бы возвращается.

Саму ее это не слишком заботит, с тех пор как "нарглы перестали воровать одежду и учебники". Знаю я этих нарглов, есть среди них вполне себе симпатичные, а уж с сестренок Патил — двоих одновременно, разумеется — своровал бы одежду хоть прямо сейчас. Хоть какая-то польза с моей дурной репутации, и правильно сделал, что рассказывал Луне отредактированную версию событий — ее тоже пытались расспрашивать о Турнире, но быстро отстали.

В общем, не самый плохой результат, на фоне прочих моих "достижений".

Октябрь, и погода сменяется дождями, туманами, сыростью и прочей палой листвой. На берегу озера не посидишь, по лесу не побродишь, а уж как матерятся игроки в квиддич, по дороге на тренировку хлюпающие по грязи, так это просто одна сплошная нецензурщина.

Но тем приятнее сидеть у камина, вытянув ноги, и читать что-нибудь интересное, или просто сидеть, глядя в огонь, или даже дремать вполглаза, не переживая ни о чем. Домашняя работа, чтения по заданию Дамблдора и занятия с МакГонагалл и Помфри съедают массу времени, да и обязанности Префекта нет — нет, да клюнут в попу. То разнести чего-нибудь, то организовать, объявления там всякие, вроде мелочь, а пока объяснишь первым курсам — семь потов сойдет, да проклянешь все на свете.

Если Дамблдор так думал натренировать наши навыки работы с людьми, то он просчитался.

Так, отбой прошел уже час назад, основная масса школьников разбежалась по спальням и мирно храпит, так что можно и мне обратно в башню. Заодно всегда можно сделать вид, что патрулирую, и грозно всматриваться в тех, кто бегает по Хогвартсу после отбоя. Как правило, это три категории учеников: засидевшиеся за заданиями или на тренировках, хулиганы, вроде близнецов Уизли, и влюбленные парочки, которые, наоборот, обратно в башни не стремятся, понятно почему. При этом по школе бродит мистер Уайт, иногда в рейд выходит Аластор (но чаще это Тонкс), мелькают преподаватели и эльфы, а также старательные Префекты, которые и вправду патрулируют коридоры.

В общем, иногда тут весело и оживленно.

Вот, из-за угла выныривает Гарри Поттер, раскланиваемся с ним, все чинно и благородно, если кто наблюдает со стороны. То, что за товарищем Поттером, шумно дыша под мантией — невидимкой, следует Джинни, остается за кадром. Собственно, в полутемных коридорах Хогвартса, слух и нюх важнее зрения, если уж выходить на охоту. Есть, конечно же, и недостатки — усиливаешь слух, а потом кто-то каааак скребанет ногтями по камню, а тебя выворачивает наизнанку от рези. Или усиливаешь нюх, а тут кто-то наступил в кентаврячье говно и идет домой отмываться.

Но Джинни просто слышно, волнуется, значит, в первый раз.

Проходя мимо нее, подмигиваю, не в силах удержаться, хотя кто знает, какая будет реакция? Еще решит, что вмешиваюсь, и будет потом злобно пыхтеть. Где-то там за спиной просто, без злобы, пыхтит Невилл, видимо, все ждет, что я его арестую за нарушение режима и отшлепаю.

Но так это или нет — не знаю, а спрашивать самого Лонгботтома неохота.

Кто-то там еще наблюдает со спины, то ли влюбленная парочка ждет, пока пройду, то ли хулиганы затаились, а может и фанаты, наконец, завелись? Если и в следующий раз будут следить, то точно фанаты. Надо будет тогда как-нибудь подобрать маршрут и столкнуть их лбами с Невиллом, а потом послушать крики — кто кого.

— Яркая Венера, — и Полная Дама, мечтательно улыбаясь, открывает проход.

В кого-то там из портретов она опять влюблена, поэтому и пароли, и настроение у Дамы соответствующее. Клясться не буду, но не исключено, что Джинни именно поэтому сегодня и сейчас следует за Гарри, все равно Полная Дама не выдаст влюбленных.

Потом выдаст, когда ее сердце будет опять разбито, но сейчас портрет лиричен, романтичен и помогает парочкам.

В то же время, неподалеку от входа в башню Гриффиндора

— Кажется, она нас заметила, — бормочет Нимфадора под нос, смотрит на Луну и устало вздыхает.

Та, совершенно не скрываясь, смотрит вслед Гермионе, стоя посреди коридора.

— Луна, слежка ведется не так!

— А зачем нам следить за Гермионой? — удивляется Луна. — Я и так ее вижу каждый день.

— И как успехи? — двусмысленно ухмыляясь, спрашивает Тонкс, и глаза ее становятся бирюзовыми.

— Кажется, она постепенно начинает видеть основу Запретного Леса, и ее мозгошмыги снова танцуют, и их стало больше, — улыбаясь под нос, сообщает Луна.

Нимфадора стукает себя ладонью по лицу, потом говорит, понизив голос.

— Луна, речь идет о твоих успехах в соблазнении Гермионы, чтобы вам было хорошо вместе!

— Но нам и так хорошо вместе, — с искренним удивлением в голосе отвечает Луна. — Мы прекрасно общаемся и проводим время вместе, чего еще?

Тонкс кашляет и закрывает руками рот, давя смех.

— Невинное, не испорченное дитя, только ты, Луна, и могла такое сказать. Чего еще, ахахахаха!!!

Она не выдерживает, и смех катится по коридору.

— Она разве смотрит на тебя, как на женщину? — спрашивает ученица Аластора Луну.

— А как это, смотреть как на женщину?

Нимфадора открывает было рот для ответа, и тут же закрывает. Думает.

— Ты видела, как Гермиона смотрела на меня и Флёр этим летом?

— Да, она была счастлива при этом, — кивает Луна.

— На тебя она так смотрела? Хоть раз?

— Нет.

— Ты хочешь, чтобы она была счастлива? — заходит с козырей Нимфадора.

— Конечно! Она же моя подруга! — восклицает Луна.

— А если она станет тебе больше, чем подругой? — голос Тонкс вкрадчив, тих, заманчив. — Она любит женщин, а ты — женщина, и она может любить тебя, и быть счастлива с тобой. Разве не об этом ты просила нас летом?

— Я просила вас помочь мне помочь Гермионе, — серьезно отвечает Луна, — потому что ее мозгошмыги были растеряны и печальны, и плакали, вместо того, чтобы танцевать.

— Ну да, ну да, — кивает Тонкс, — поэтому мы тебе и посоветовали... то, что посоветовали. Ну, раз не помогло, то надо перейти к более сильным средствам, чем общение и совместное времяпрепровождение.

Луна думает и качает головой.

— Ей это не понравится.

— Ну, тогда скажи ей, что любишь ее! — Нимфадора начинает терять терпение.

— Мы — друзья навсегда, — Луна демонстрирует медальон, — этого достаточно.

Тонкс хочет заорать, но вовремя останавливается.

— Ладно, идем отсюда, не место здесь для таких разговоров.

— А где место? — тут же поинтересовалась Луна.

Нимфадора мрачно сопит. Как Грейнджер вообще общается с этой Лавгуд? Вот уж воистину два сапога пара, двое сумасшедших, и при этом от них одни только проблемы в личной сфере! Сошлись бы друг с другом, да не мучились, их тут, можно сказать, сводят нос к носу, а они все отворачиваются. Гермиона, конечно, не лезет к самой Тонкс, но взгляд такой, что камни дымятся и попа подгорает. Луна — просила летом помочь ей с Грейнджер, а теперь выясняется, что все было не так, не там, и не то, что нужно.

Но Нимфадора упряма, как Аластор, и не привыкла отступать.

При этом, усиливая ее намерения, с двух, нет, даже с трех сторон ее дополнительно подпирают иные чувства. Во-первых, стыд за те дразнилки и розыгрыши, что они устроили с Флёр летом (хотя поцелуи Делакур были умелы, и Тонкс даже заподозрила тогда, что все эти рассказы в стиле "вейлы любят только мужчин" лишь увертки и хитрость, как оно и оказалось). Во — вторых, желание избавиться от прожигающих взглядов — то есть пристроить Грейнджер хоть в чьи — то руки, пускай в них реализует свой пыл и страсть. В — третьих, обе они, Гермиона и Дора немного изгои в обществе, и отличительная черта, будь то любовь к женщинам или метаморфизм, обеспечивает им жадное и дурное внимание того самого общества, что их не принимает.

У самой Тонкс есть Аластор, и этого более чем достаточно, чтобы твердо стоять на ногах.

— Место твое в башне Рэйвенкло, — сообщает она Луне, увлекая Лавгуд за собой по коридору. — Баллов я с тебя снимать не буду, сама виновата, что потащила тебя следить, но больше так не делай, не ходи по Хогвартсу после отбоя.

— Но Гарри и Джинни шли искать пустынника! — искренне восклицает Луна.

— Сказала бы, я, что они пошли искать, — не выдержав, смеется Нимфадора.

Собственно, она следила за Гарри, и там и столкнулась с Луной, а уже потом, когда стало ясно, что к чему с Поттером, из-за поворота вынырнула Гермиона.

— Скажи, — заинтересованно просит Луна.

— О, это тебе может рассказать Гермиона, — радуется открывшейся возможности свести этих двух упрямиц Нимфадора.

— Хорошо, я завтра ее спрошу...

— Нет-нет-нет, там должна быть соответствующая обстановка!

Тонкс даже останавливается и зажмуривается на секунду, план ярко вспыхивает в голове.

— Значит так, не говори, что это я тебя надоумила, иначе ничего не выйдет, понятно?

— Понятно, — кивает Луна.

— Скажешь Гермионе, что это ей подарок на день рождения.

— Но мы же дарили ей подарки, и день рождения у нее был месяц назад!

— Скажешь, что забыла подарить или что настроение было не то, или что цвет неба не соответствовал, неважно, — отмахивается Нимфадора. — Главное — подарок.

— Подарок, — еще раз кивает Луна. — Я люблю дарить подарки. А что я ей буду дарить?

— Себя, — ухмыляется скабрезно Нимфадора.

— Себя?

— Себя, себя. Гермиона же у нас Префект? У нее есть доступ к отдельной ванне для старост.

— Она ей не пользуется, — тут же простодушно сообщает Луна.

Нимфадора вздыхает, подавляя желание шлепнуть себя по лицу. Ну почему все так тяжело?

— Скажешь ей, что подарок требует много воды, а озеро — слишком холодное, понятно?

— Много воды, понятно, — соглашается Луна.

— Когда вручают подарок, то просят закрыть глаза, чтобы был сюрприз. Зайдете в ванную, попросишь Гермиону закрыть глаза, потом разденешься и попросишь открыть глаза. А когда она удивится, скажешь, что подарок — это ты, понятно?

— Подарок — это я, — повторяет Луна. — Но Гермиона и так видит меня каждый день, разве это подарок?

— Поэтому, — сквозь зубы говорит Нимфадора, — тебе надо раздеться, тогда это будет подарок, ясно?

— Ясно. А что потом?

— А потом, — улыбка Тонкс становится ухмылкой, от уха до уха, что называется, — она тебе объяснит, что именно искали Джинни и Гарри, и даже покажет, наглядно и с примерами, и вас все будет замечательно, можешь мне поверить на слово.

— Хорошо, — серьезно отвечает Луна, — я тебе верю.

На мгновение у Нимфадоры мелькает мысль отказаться от плана, но отступить? Никогда!

— Так что не медли с вручением подарка, — напутствует она Луну, входящую в башню Рэйвенкло.

Несколько минут спустя, из темной ниши рядом с входом в башню Рэйвенкло, вываливается Невилл, и, покачиваясь, словно пьяный, бредет обратно, к башне Гриффиндора, что-то бормоча на ходу и хватаясь за голову.

Глава 15

29 октября 1995 года, Хогвартс

Идем к Дамблдору втроем, я, Гарри и Джинни. Младшая Уизли не сверлит спину злобно взглядами, не зеленеет от ревности и вообще довольна жизнью, как, собственно, и Поттер. Они, похоже, нашли свой ритм, и каждый вечер удаляются в темноту коридоров, попеременно прячась под мантией — невидимкой. Не знаю уж, ставят ли они там пьесу из жизни кроликов или просто держатся за ручки в пустом классе, главное, что оба довольны и ко мне не лезут.

Во всяком случае, пока.

— Извини, Рон, но пригласили только нас, — извиняющимся голосом говорит Гарри.

Не могу удержать смешка, и вот теперь Джинни кидает в меня Взгляд Смерти. Но правда, как представлю, что Гарри ей в пылу страсти шепчет "О, Рон", так меня смех разбирает, несмотря на всю неправильность и извращенность такой фантазии.

А вообще, симптоматично.

— Ничего страшного, уверена, что ты и твой друг в юбке прекрасно проведете время, — мечет ответную стрелу Джинни.

Стрела проходит мимо, Гарри лишь кивает в ответ и поворачивается к горгулье, загораживающей вход в башню Дамблдора. Та сидит, раскинув крылья, сложив лапы на колени и, кажется, ехидно скалится.

— Шоколадные батончики Берти Бонс со вкусом заката, — говорит Гарри.

Горгулья моргает и приоткрывает вход. Странно, раньше Дамблдор обходился не такими длинными паролями, или это Аластор на него так плохо влияет? Поднимаемся по винтовой лестнице, и думаю о том, что здесь можно установить массу ловушек, и Грюм бы точно так и сделал.

Дамблдор практически в порядке, по крайней мере, внешне. Смотрит доброжелательно, поверх очков, мантия разукрашена звездами, борода пышна и ухожена, феникс в клетке добродушно выбрасывает язычки пламени во сне. В кабинете прибавилось всяких странных приборов, минимум половина из них пыхтит, кряхтит, что — то извергает, мелькают какие-то облачка, в общем, не все так радужно в мире.

— Знаешь ли ты, Гарри, что Темный Лорд в ту роковую ночь, на Хэллоуин восемьдесят первого года, пришел в Годрикову Лощину за тобой, а не за твоими родителями? — ошарашивает с места в карьер вопросом Дамблдор.

— За мной, сэр? — Гарри и вправду ошарашен, и теряется в словах. — Но Сириус говорил,... я думал, что это потом...

Он потирает шрам.

— О да, твои родители состояли в Ордене Феникса, и смело противостояли Темному Лорду, — кивает Дамблдор, — но пришел он именно за тобой. Именно тогда родилась связь, удерживающая вас воедино, Гарри, тебя и Темного Лорда.

Гарри лишь выпрямляется в кресле и расправляет плечи.

— На твоем месте мог бы быть Невилл Лонгботтом, но пророчество одним фактом своего изречения сковало цепь событий и изменило судьбы, — и тут Дамблдор улыбается печально. — Кажется, я и сам начал изъяснятся не менее туманно, чем все эти прорицатели. Это грустная история, Гарри, но пришло время тебе узнать ее, от и до, с самого начала.

Он встает и идет к стене, открывает магический сейф и достает свиток.

Читаем его вдвоем, почти жадно, ибо текст пророчества я так и не смог вспомнить, сколько ни нырял в воспоминания о фильмах.

"Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой... тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца..."

— Это пророчество также хранится в Отделе Тайн в Министерстве, — голос Дамблдора размерен и спокоен, даже сух, можно сказать, — и там его могут взять в руки только те, о ком говорится в пророчестве. Но я, как свидетель и очевидец изречения пророчества, не скован такими ограничениями. Впервые это пророчество я услышал в январе 1981 года, в "Кабаньей Голове" во время встречи с Сивиллой Трелони.

Гарри невольно поднимает голову. Да, среди школьников Хогвартса распространено убеждение, что Сивилла шарлатанка, и хрен чего предскажет толком.

— Я всегда думал, что Прорицания — это лже-искусство, обман, — говорит Дамблдор, — и шел на встречу с твердым намерением отказать Трелони в месте, и поднять вопрос перед Советом Попечителей и Министерством о замене предмета в Хогвартсе на что-то другое. Но, едва Сивилла успела мне сообщить, что она правнучка знаменитой Кассандры...

А это кто? Пытаюсь вспомнить. Серьезно? Той Кассандры, из Трои? Или в фольклоре опять все переврали?

— как она впала в транс и изрекла то, что вы сейчас прочитали. Это были не просто слова, они несли заряд магической силы, и мне сразу стало ясно, что Пророчество — истинное.

Да-да, мне она тоже одно такое изрекла, было жутковато, но заряд силы? Ладно.

— Мои родители трижды бросали вызов Темному Лорду? — неожиданно, с оттенком гордости в голосе спрашивает Гарри.

— К тому времени война велась почти в открытую, — вздыхает Дамблдор, — но вызов — это, конечно, громко сказано. Встречались в сражениях и выжили, и это, надо сказать, немало, ибо Волдеморт тогда был в полной своей силе. Пророчество было подслушано и рассказано тем, кто тогда служил Темному Лорду — Северусом Снейпом.

Дамблдор как будто задался целью сегодня удивлять и ошарашивать Гарри.

— Я так и знал!!! — орет Поттер после паузы.

Дедушка Альбус взирает спокойно, а Гарри беснуется, орет, правда потом останавливается и спрашивает недоуменно.

— Но, сэр, зачем вы тогда взяли его на работу, если вы знали, что он раскрыл пророчество?

— Тогда я этого еще не знал, — вздыхает Дамблдор. — Под пророчество попадали двое, ты и Невилл, ибо родители его тоже состояли в Ордене и участвовали в тех сражениях с Волдемортом. Можно сказать, что придя к твоим родителям, он сам сделал тебя, Гарри, героем пророчества, ибо сказано там: "и Темный Лорд отметит его как равного себе". Рассказом своим Снейп запустил цепь событий, кровавых событий.

Дальше дедушка пересказывает уже известную мне часть о спрятавшихся под Фиделиусом Поттеров, о предательстве Питера и прочих полетах на мотоциклах. Гарри слушает жадно, хотя Сириус обо всем это уже рассказывал, но рассказывал без знания пророчества и всех этих нюансов большой политики.

— То есть моих родителей убил Снейп, — кивает Гарри.

— Твоих родителей убил Волдеморт, не зная, что тем самым он реализует пророчество, — тихо отвечает Дамблдор. — Равно как и Северус не знал, к кому относится подслушанное им. Он умолял пощадить Лили, но Волдеморту не нужны были живые Поттеры.

Умолял пощадить только Лили? Интересно получается.

— Он пришел ко мне потом, но я не умею возвращать мертвых, — горестно вздыхает Дамблдор. — Северус раскаялся, принес мне нерушимую клятву и остался в Хогвартсе. К сожалению, ему не удалось войти в доверие к Темному Лорду настолько, чтобы узнать, где он скрывается, а потом он погиб.

— Явившись в Дурмштранг, чтобы убить меня, Гермиону, убив Сириуса!

Дамблдор достает пузырек с плавающими там серебристыми соплями воспоминаний. По его жесту из стены выезжает огромная бадья Омута Памяти.

— Это бой, фрагмент того боя, глазами Аластора, — говорит Дамблдор. — Я хочу Гарри, чтобы ты его просмотрел.

Гарри немного озадачен, потом говорит решительно.

— Это ничего не изменит!

— Я знаю, Гарри, — слегка улыбается Дамблдор. — Просто посмотри. Гермиона?

Тени. Пыль. Крики. Грохот. Окровавленная Флёр. Паника и желание обгадиться.

— Авада Кедавра!

Под ногами чавкает, и едва не поскальзываюсь на чьих-то кишках. Маг в серо-черной мантии лежит, развороченный напополам. Шум прыжком приближается, и мы вбегаем в чью-то схватку, в чью — не видно, ибо надо поддерживать раненых, и некогда вглядываться в тени в пыли, пытаясь понять, кто есть кто.

— Фиендфайр!

— Эннервейт!

— Протего Максима!

— Круцио!

— Редукто!

Бежим сквозь схватку, кидая щиты наугад. Острая боль в спине. Вспышка справа. Тонкс кричит что-то на гоблиндуке. Чьи-то зубы впиваются в голень, земля под ногами пищит и кишит какими-то тварями. Грохот, оглушающий грохот. Череп в небе.

— Сдохни! — как выстрел в спину.

— Спасибо, профессор, но я воздержусь, — пытаясь держать голос спокойным.

Гарри ныряет, Дамблдор смотрит сочувственно. Не слишком ли много за раз вываливает на Гарри? Или считает, что тот выдержит? Интересно, куда вообще приведет этот разговор, ибо — даже несмотря на жертву Снейпа — Гарри его вряд ли простит. Или наш мертвый зельевар лишь отвлекающий маневр? Но к чему тогда вообще Дамблдор его упомянул, и счел нужным показать его смерть? Зная, насколько параноидален Грюм, представляю, чего стоило директору выпросить у него воспоминание!

Смотрю на Дамблдора, и опять вопросы куда-то вылетают из головы.

Наверное, не так уж мне и нужны ответы? Ну да, конфликт продолжается, но к чему подробности — газеты и журналы многие выписывают, плюс слухи и пересказы. С поправкой на достоверность общую картину можно примерно вообразить, а большего и не надо. План? Да сам расскажет.

Что там я еще хотел спросить? О, точно!

Коротко излагаю свой план по возвращению ноги.

— Это хорошо, — радуется Дамблдор, — это хорошо. Пришить без использования магии, это же просто замечательно!

Что-то он слишком уж радостен.

— Как вы считаете, профессор, получится такое? — спрашиваю осторожно.

— Не знаю, — отвечает он безмятежно, — никто еще такого не делал. Но меня радует, что вы хотите сделать это на стыке магии и медицины магглов, мисс Грейнджер. Конечно, вначале вам предстоит освоить анимагию, а вот потом... ну, скажем, будущим летом, после победы над Волдемортом?

И подмигивает, намекун старый.

— Так мы победим?

— Если мы не победим, думаю, нога вас точно волновать не будет, — и ухмыляется этак добродушно, как настоящий дедушка, а потом поясняет. — Если мы не победим до лета, то победит Европа, если вы понимаете, о чем я, мисс Грейнджер.

— Да, профессор, понимаю, — наклоняю голову.

Вот значит как. Конечно, Дамблдор и без того богато выторговал времени, практически целый год! Возможно, Европа и сама не спешит закручивать гайки, того же Гриндевальда долго пытались образумить, а когда все же пришлось прикрыть Министерство Германии, еще шесть лет гоняли, догнать не могли.

Разговор, в сущности, завершен, да и Гарри вон выныривает.

— Он отдал за меня жизнь, да, — хмуро говорит Поттер, — но это не меняет того, что он же погубил моих родителей ранее, да и мою жизнь не сделал лучше.

— Никто и не говорит, что Северус Снейп — зерцало доблестей и защитник Света, — отвечает Дамблдор. — Но, как ты думаешь, почему он закрыл тебя собой?

— У него был приказ охранять меня? — пожимает плечами Гарри.

Одобрительно хмыкаю.

— Нет, он сделал это добровольно, даже в нарушение этих самых приказов.

— Он хотел умереть?

— Да, — вдруг соглашается Дамблдор. — Он хотел умереть еще тогда, в восемьдесят первом году, когда понял, что натворил. Я отговорил его, убедив, что у него еще будет шанс искупить свою вину. Я бы никогда не взял к себе бывшего Пожирателя Смерти, если бы он не изменился полностью, без остатка, до самых глубин своей души и тела. Что изменило его? Та же сила, что спасла тебя Гарри четырнадцать лет назад, та же сила, которой не знает Волдеморт. Сила Любви.

Гарри внезапно краснеет, а меня пробивает на неуместный смех. Ну да, сила любви сейчас с ним, каждый вечер практические занятия и развитие силы, она, можно сказать, поднимается в нем... так, надо остановиться, надо остановиться.

— Темный Лорд не знает любви?

— Он был зачат под Амортенцией, которой его мать-ведьма приворожила обычного человека, — поясняет Дамблдор, — и поэтому ему недоступна любовь в ее истинном смысле. Страсть и слияние двух тел — это лишь физиологический аспект любви...

Гарри пылает до кончиков ушей.

— тогда как любовь ими не ограничивается и не исчерпывается, — дедушка Альбус мастерски делает вид, что не видит состояния Поттера. — Волдеморт не мог себе представить, что Лили сама принесет себя в жертву, лишь бы защитить тебя, Гарри. Северус любил Лили, и во имя любви к ней, он принес себя в жертву, лишь бы защитить тебя, ее сына.

— И поэтому он относился ко мне как к... отбросу? — с трудом подбирает Гарри более — менее цензурное слово.

— Гарри, представь себе, что ты любишь девушку, но замуж она вышла за другого и у нее ребенок от этого другого. Сможешь ты полюбить этого ребенка, потому что он сын той, что ты любишь?

Гарри пытается придумать ответ, но выходит слабо. Вообще не выходит.

— Так как мне победить Темного Лорда силой любви? — бурчит он, неловко меняя тему.

— Не знаю, — разводит руками Дамблдор, — но ты же прочитал пророчество? Один из них не сможет спокойно жить, пока жив другой. Судьба и пророчество сведут вас снова с Волдемортом, лицом к лицу, и я хочу, чтобы ты, Гарри, был готов к этой встрече.

Интересно, "один из них должен погибнуть от рук другого", то есть тогда в восемьдесят первом реализации пророчества не было, получается? Волдеморт погиб, но не до конца, и уж точно не от рук Гарри. И получается, что им снова предстоит сойтись в поединке? Убить Темного Лорда силой Любви?

Фу-фу-фу, опять неприличности в голове!

В жизни Гарри не убьет Волдеморта, разве что тот будет стоять спиной, связанный и оглушенный. Но убийство? Как-то мало согласуется с силой Любви, не так ли? Или убийство из сострадания? Нет, тоже немного не то. Так что получается, Волдеморт должен убить Гарри?

— Мы еще встретимся и продолжим эту беседу, — говорит Дамблдор, — пока же предлагаю тебе, Гарри, поразмыслить над услышанным. Детали ты всегда можешь обсудить с Гермионой или профессором Грюмом, например.

И с обаятельной улыбкой нас выпроваживают из кабинета и башни.

Рыжая Сила Любви, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, уже ждет там Гарри.

Глава 16

4 ноября 1995 года, Хогвартс

Первый квиддичный матч сезона, традиционно Гриффиндор против Слизерина, и традиционно погода на матч так себе. Холодно и промозгло, ну хотя бы дождя со снегом нет, и на том спасибо. Грею руки в огромных мохнатых рукавицах загадочно подаренных Луной неделю назад. Загадочно — это ее слова, что "время главного подарка еще не пришло", но тут у меня фантазия пасует.

Не будет же она дарить мне шубу к рукавицам?

Сама Луна рядом, тоже выдыхает пар и старается придать ему форму льва. Вязаная шапочка и утепленная мантия с подаренной мной застежкой, раскрасневшееся от холода, но при этом очень счастливое лицо. Она похлопывает в ладоши, затем засовывает руки в мои рукавицы, и мы сидим этаким гибридом, греем друг друга. Невилл и Гарри на один ряд ниже, Лонгботтом поворачивается и делает "сложное лицо", как будто пытается мыслить и справиться с запором одновременно.

Гарри не оборачивается, все внимание его на поле, куда выходят команды.

Джинни — Ловец команды Гриффиндора, и периодически подмывает спросить, катал ли Гарри ее на своей метле и давал ли уроки ловли снитча ртом. Но есть польза и от холода, мысли пошлого плана скукоживаются и вянут, так что никто не мешает Гарри наслаждаться зрелищем любимой девушки, занимающейся любимым делом Поттера.

— И вот они на поле! — разоряется неизменный Ли Джордан, приятель близнецов Уизли.

Ему выпускаться в этом году, и кто будет потом комментировать матчи? Таких быстрых и языкастых болтунов в Хогвартсе больше не наблюдается.

— В этом году команду Гриффиндора возглавляет новый капитан, быстрая, красивая, потрясающая Анжелина...

— Джоли, — хихикаю под нос.

На самом деле ее фамилия Джонсон, и она, Кэти Белл и Алисия Спиннет — та троица девушек — загонщиц, которым было бы неплохо потереть спинку после тренировки. Вроде она с кем-то из близнецов Уизли, но даже если нет, нашему комментатору Ли достаточно, что Анжелина в команде Гриффиндора. Команду своего факультета он готов нахваливать весь матч, иногда даже приходится вмешиваться МакГонагалл, настолько заносит Ли.

— Кто? — спрашивает Луна.

— Анжелина Джоли.

— Похоже, — соглашается Луна и смотрит на поле.

Команды выстроились друг напротив друга. Красно-желтые — наши, зеленые с серебром — Слизерин. В матче иногда и не различить, кто есть кто, так быстро носятся, только и остается, что по цвету ориентироваться.

— Она тоже играет в квиддич?

— Нет, она актриса, снимается в фильмах — помнишь, мы в кинотеатры ходили летом? Ну вот, и на фильмы с ее участием очень любят ходить мужчины.

— Почему?

— Ну, — припоминая собственные впечатления, — у нее красивая попа, грудь вот такая и толстенькие губки.

Оттопыриваю губы, пытаясь изобразить Джоли, и одновременно с этим показываю размер груди. Как нарочно, в этот момент опять поворачивается Невилл, и пучит глаза, не хуже своей многострадальной жабы Тревора.

— На себе лучше не показывать — примета плохая, — неожиданно выдает он.

— Это тебе лучше не показывать, а мне так нормально, — и ржу, уткнувшись в плечо Луны.

Несмотря на холод, отвернувшийся обратно Невилл, пышет жаром, а из-под мантии выбивается пар. Представил себя с сиськами пятого размера? Или меня? Или сообразил, почему губы?

— И ловец Гриффиндора, Джинни Уизли, пикирует отвесно, неужели она видит снитч? — надрывается тем временем Ли.

Пока у нас тут идет разогрев, стадион уже бурлит и орет, команды носятся как эскадрильи истребителей, идет плотная борьба за все мячи, отчетливо слышен треск отбиваемых бладжеров, несмотря на шум толпы.

— Давай, Гриффиндор! — орут с соседней трибуны.

— Слизерин — един, и потому непобедим! — скандируют с другой.

Неужели не могли нормально срифмовать? Или нарочито так небрежно сделали? Луна кладет голову на мое левое плечо, и внезапно становится понятно, что уши у нее тоже замерзли, несмотря на шапочку.

— Стоит ли терпеть такой холод? — тихо спрашиваю у нее.

— Все в порядке, мне тепло с тобой, — раздается ответный шепот.

Ага, знаем мы эти в порядке, а потом простуды, кашель, прощай слух, и прочие осложнения детородно-мозговой системы! Так, шапочку превратить в ушанку, а мантию в шубу, и если что, я подобное видел в Дурмштранге, готов подтвердить под присягой и зельем правды. Прикинем переход, увеличение, накинуть меха, ага, значит, надо будет добавить взмах палочкой, и здесь вот усилить.

Невилл опять поворачивается, пока прикидываю трансфигурацию одежды.

— А ты вручила подарок, Луна? — спрашивает он, делая еще более сложное лицо.

— Вот он, — отвечаю за нее, демонстрируя рукавицы.

— Другой подарок, — и в голосе нотки странные, — который вручается в ванной Префектов.

"Время для главного подарка еще не пришло", вспоминаются слова Луны. Ванна Префектов? Что за хрень тут происходит? Палочка, вместо трансфигурирующего заклинания, выводит двойной круг, и Купол Тишины отрезает нас от остальных учеников. Ну, как отрезает — они нас не слышат, а мы их очень даже, так что заклинание не мешает Гарри наслаждаться матчем. Собственно, он на нас даже внимания не обращает, весь там, на поле, где Джинни ведет поединок с ловцом Слизерина,... забыл, как его зовут.

— А откуда ты об этом знаешь? — простодушно, как всегда, удивляется Луна. — Мне это советовала Дора, а тебя там не было, только призрак нашей Башни, две статуи в нишах и эльф Боттоби.

Лицо Невилла вытягивается, как будто кто-то крутит ручку настройки разрешения по вертикали. Так-так, отвергнутый воздыхатель ходит следом и подслушивает разговор, в котором Нимфадора советовала Луне что-то мне подарить, причем непременно в ванной Префектов.

— Надо полагать, он прятался в нише, — глядя прямо на Невилла, и посылая незаметный импульс магии, благо палочка еще в руке.

Невилл виновато смотрит в ответ, и это помогает. Проскальзываю в его разум легко, словно делаю это каждый день, до, после и вместо приема пищи, и Невилл как раз вспоминает ту сцену, так что смотрю ее, словно в Омуте Памяти.

Ну, Тонкс, погоди!

— Ты! — Невилл отшатывается, словно получив киянкой в лоб, глаза широко открыты, едва не падает со скамьи на тех, кто сидит ниже. — Ты залезла в мою голову!

— А ты в мою личную жизнь!

— Так это правда?!

— Может мне еще Луну взасос на глазах у всего стадиона поцеловать, чтобы ты поверил?

Пауза.

— Ну,... я бы не отказался, — еле слышно шепчет стремительно краснеющий Невилл.

— А я, пожалуй, откажусь. Не хочешь верить мне на слово — продолжай следить тайком, и пыхтеть в спину, однажды я не успею сообразить, что ты это ты, и поражу тебя заклинанием.

— Я всем расскажу!

— И что? — почти с любопытством. — Да, моя жизнь значительно усложнится,... а может быть и наоборот, упростится, но тебе-то что с того? Это ты так показываешь свою, гм, силу Любви? Или ты думаешь, что давление общественного мнения заставит меня немедленно ринуться к тебе в объятия и на глазах у всего Хогвартса начать доказывать, что все вокруг ошибались?

Судя по Невиллу, от такого он тоже бы не отказался.

Увы, кровь сейчас у него сосредоточена не в том мозгу, и поэтому попытки придумать что-то даются ему с трудом. Я тоже напряженно пытаюсь придумать выход, при котором можно было бы обойтись без смертей, стирания памяти, шантажа и угроз, и прочих незаконных деяний. Секрет расползается, как жирное пятно на бумаге, и из нашей компании разве что Гарри еще не в курсе.

А может и в курсе, просто ему ничего не жалко для друзей?

— Я... я... я просто не хотел в это верить, — говорит он. — Мне казалось, что это розыгрыш. Я не должен был, конечно, но ты же сама говорила, что надо сражаться, и показывала это примером, и я, собственно, вот.

— Похвальная решимость, но почему бы тебе не направить ее в другую сторону? — слова приходят сами. — Жизнь не заканчивается на отказе, не так ли? Невилл, ты вполне можешь сразиться и получить все, что воображал сегодня, но только с другими.

Взгляд его красноречивее слов. Обида, ожидание, неверие и надежда в одном термоядерном коктейле.

— Всего два слова. Сестры Патил.

— Да, — неожиданно поддерживает меня молчавшая до того Луна, — Падме неоднократно восторженно отзывалась о тебе, Невилл, а Парвати над ней посмеивалась, но в душе она завидовала сестре!

Потом она говорит, почти жалобно.

— Вы больше не будете ссориться?

— Нет, — Невилл отводит взгляд, — не будем.

И отворачивается смотреть матч. Не знаю, чем все это закончится, как-то все коряво, спонтанно, дергано получилось, но в идеале Невилл пойдет добиваться сестер Патил и добьется. Будут ему тогда горячие девичьи поцелуи и все остальное, и до конца Хогвартса ему точно будет не до меня. В идеале, да.

На практике же... Лаванда за пятой теплицей?

Ладно, это все равно дело будущего, а вот сейчас надо заняться Нимфадорой. Так сказать, куй метаморфа, пока горяченькая, и это даже хорошо, что ее на матче нет. Еще бы можно было аппарировать в пределах Хогвартса, вообще бы быстро до нее добрался.

Встаю.

— Ты куда? — удивляется Луна. — Матч еще не закончился!

Пока мы выясняли кто кого, Гриффиндор и Слизерин тоже не теряли зря времени. Сто двадцать — сто, в пользу наших, и что там происходит на поле — хрен разберешь.

— Джордж отбивает бладжер, Маркус ловко уклоняется, но это еще не все, — тараторит Джордан.

Однажды он себе язык откусит, с такой скоростью рассказывать!

— Квоффл пролетает прямо в кольцо, и команда Слизерина исполняет победный пируэт! Сто двадцать — сто десять, в пользу Гриффиндора! Эх, где же Оливер Вуд, вот уж был Вратарь, которому никто не мог забросить, но не стоит терять надежды, ведь Джинни Уизли уже несется, подобно рыжей молнии, и я почти не сомневаюсь, что Гарри Поттер показал ей пару секретных приемов ловли снитча...

Меня сгибает пополам в приступе нервного хохота, до слез и икоты. Почти ничего не видя, машу рукой, отменяя Купол тишины, и иду к выходу с трибуны. Что-то подталкивает идти именно сейчас. Злость на Нимфадору? На самого себя? Желание исправить ситуацию?

Ладно, потом разберусь.

— Гермиона?

— Да, Луна?

— Ты идешь ссориться с Дорой? Она просила тебе не говорить, и я...

— Неважно, я видела всю сцену глазами Невилла, — обрываю ее.

Сверху доносится рев толпы, а здесь, под трибунами, пусто и пыльно. Лестница слегка поскрипывает под ногами, Луна идет так, как будто ничего не весит.

— Тогда ты знаешь о подарке, — немного разочарованно говорит Луна, но тут же оживляется. — Так ты расскажешь мне о Гарри и Джинни и пустыннике?

— Да не ищут они никакого пустынника, — раздражение прорывается в голосе. — Закрываются в пустом классе и разыгрывают сценки из жизни кроликов.

— Гарри бы пошли пушистые ушки, — кивает Луна.

— Луна, ты в курсе, откуда берутся дети?

— Да, их рожают женщины, я пару раз помогала появиться на свет маленьким единорожикам, — улыбается Лавгуд воспоминаниям.

Лицо у меня сейчас, наверное, сложное, не хуже, чем у Невилла на трибунах.

— А чтобы в женщине появился ребенок, зародыш, ей нужно вступить в плотный контакт с мужчиной, очень плотный, голый и, как правило, приятный. Это называется секс. Вот именно этим и занимаются Гарри и Джинни, понятно?

— Понятно, — кивает Луна, и тут же огорченно добавляет. — Жаль, что они не ищут пустынника. Но все равно, спасибо, что рассказала, Гермиона... ой, как же мне тебе теперь вручать подарок?

— Закрыв глаза? Гм, извини, это была неуместная шутка.

— Подарок должен быть сюрпризом, — делает жест рукой Луна, — а какой же это сюрприз, если ты все уже знаешь?

Ну да, что я голой Луны не видел, что ли? Но чем руководствовалась Нимфадора? Не могла же она... ей так мои взгляды ляжки жгут? Мы же вроде договаривались не лезть друг к другу? Нет, вру. Это она меня стращала и призывала вести скромно, а сама ничего не обещала.

Ну, Нимфадора!!!

— Не грусти, я придумаю тебе новый подарок и вручу, — утешает Луна, — только я не знаю, где находится ванная Префектов, поэтому надо другое помещение, чтобы был сюрприз. А то если я приглашу тебя в ванную Префектов, ты сразу все поймешь, и сюрприза не будет!

— Или можно ходить туда каждый день.

— Не получится, — серьезно отвечает Луна, — у тебя занятия, и у меня занятия, а днем не очень удобно ходить с мокрой головой в Запретный лес.

— Да, конечно, — с такой логикой невозможно спорить.

— Тонкс, ты в курсе, что Невилл подслушал твои чрезвычайно ценные советы Луне? Ну, там, прийти со мной в ванную Префектов и раздеться догола, а дальше Грейнджер тебе все покажет?

Нимфадора меняет цвет волос, форму глаз, носа, лица, плывет и меняется молниеносно.

— Это реакция стыда? Кто-то призывал меня вести себя скромно, а сам советы на весь Хогвартс раздает?

— В жизни не поверю, что Лонгботтом тебе это рассказал!

— От возбуждения он забыл о защите, тебе показать воспоминание, содержащее его воспоминание?

— Это же запрещено! — восклицает Нимфадора, возвращаясь в прежний облик.

— Тогда не надо было учить меня легилименции!

— Ладно, — ворчит Тонкс, — я признаю, это было немного неосторожно с моей стороны...

Немного?

— но Лавгуд спрашивала нас, как ей помочь тебе еще летом, вот я и решила немного подтолкнуть.

— Странный способ.

— Разве? Тебе не нравятся голые девушки?

— Луну я голой видела неоднократно еще летом.

— Где? — Тонкс аж подпрыгивает.

Ох, как хочется ответить в рифму.

— На источниках, куда вы, ты и Флёр не ходили со мной, делая вид, что опасаетесь за свою честь! Нимфадора, тебе не кажется, что шутка немного затянулась, протухла и воняет? Или тебя где-то там глубоко внутри все же возбуждает мой протез, а признаться сил не хватает?

— Эй! — она вскидывается.

— Надеюсь, мы поняли друг друга, — и ухожу.

Надеюсь, это прозвучало достаточно зловеще, ибо, не переступая закон, сделать-то толком ничего и не могу в такой ситуации. Но частица иронии есть, есть. Раньше мои поступки аукались другим людям, теперь они, почти буквально и кармически, вцепились в мою задницу. Хотя в обычной жизни именно так, чаще всего, и бывает: ты наступаешь на грабли, и они наносят тебе кармический ответ ниже пояса.

Глава 17

Ноябрь 1995 года

Несмотря на то, что в Магической Британии продолжается противостояние, брызги которого долетают до нас в виде сообщений в прессе, в Хогвартсе все идет своим чередом. Соревнования за баллы, тихое противостояние факультетов, нытье о домашних заданиях, разговоры о квиддиче, парнях и девчонках, и страшилки о Запретном Лесе. Байки о Грюме. Проделки и дразнилки, походы в Хогсмид и, в последнее время, товары близнецов Уизли.

Не совсем верное, но все же ощущение, что мы сидим в большом, запертом и закрытом, вроде бы надежном доме, где светло, есть камин, есть возможность сесть в теплое кресло и почитать книгу. А за окном, в лесу, глухой осенней ночью, воет стая волков.

И вой приближается.

Гарри, после того разговора с Дамблдором, постоянно ходит задумчивый, пару раз о чем-то громко ругается с Джинни, и та потом плачет, когда думает, что ее не видят. На уроках Поттер тоже бывает весьма рассеян, особенно когда учителя заводят свою любимую волынку об экзамене С.О.В. — Совершенно Обычное Волшебство. Больше всех любит играть на экзаменационной волынке наша МакГонагалл, и даже не потому, что она — шотландка, и ей вроде как положено, а потому что характер у нее такой.

В сущности, система проста и схожа с известной мне по школе.

Каждый год экзамены — как промежуточные, СОВ — аналог экзаменов после девятого класса. Каждый из профессоров ведет расширенные факультативы для шестого и седьмого курса, с углубленным изучением предмета, и заранее объявляет, с какой оценкой за экзамены СОВ по своему предмету принимает на эти самые факультативы. Как правило, это верхние две оценки: П — Превосходно и В.О. — Выше Ожидаемого. Есть и такие, что принимают просто с положительной оценкой, тогда достаточно получить У — Удовлетворительно, чтобы попасть на занятия. Нижняя триада, так называемые отрицательные оценки: С — Слабо, О — Отвратительно, и Т — Тролль, как правило, профессоров не возбуждают.

Соответственно, кто получил по всем экзаменам СОВ отрицательные оценки, может помахать ручкой Хогвартсу и паковать чемоданы. Особо переживать за судьбу таких не стоит, ибо неполное среднее в Хогвартсе — это все равно лучше, чем курсы ускоренного махания палочками в стиле "взлет — посадка", и без работы такой недовыпускник не останется. Случаи такие — вылета после пятого курса — не так уж и редки, но и не сказать, что ученики прямо толпами покидают школу. Принимать экзамены приезжает особая комиссия из Министерства, считается, что это придает СОВ и ЖАБА (экзамены после седьмого курса) беспристрастность, что профессора Хогвартса не подсуживают своим любимчикам. Ну, в теории-то оно, конечно, так, но на практике наши учителя просто натаскивают своих любимчиков отдельно и расширенно, так что обе стороны в выигрыше, можно сказать.

Ну, кроме остальных учеников, которые стонут под домашними заданиями.

Джинни по-прежнему стонет под Гарри, и они уже практически не скрываются, но это никого особо не волнует. Близнецы заняты подготовкой к экзаменам ЖАБА и своими изобретениями, да и выбор сестры... не сказать, что прямо уважают, скорее, просто махнули рукой, тем более что ее выбор — Гарри. ЖАБА, понятное дело, сложнее СОВ, да и на карьеру влияет, поэтому Фред и Джордж постоянно в своих делах и заботах, пересекаемся разве что за общим обедом. Экзамен после седьмого курса — это не просто аналог экзаменов после одиннадцатого, это еще и в какой-то мере наш аналог службы в армии, без которой не берут на государственную службу.

В теории, по крайней мере.

А так, с ЖАБА все как с СОВ, только глубже, шире и выше, раз уж два последних курса ученики Хогвартса углубленно изучают не все предметы (как первые пять лет), а только избранные. Как уже говорил, находились умельцы, что сдавали все предметы на отлично, но это редкость. Также редкость и полный провал ЖАБА, все — таки два года расширенного изучения, да и СОВ же как-то до этого был сдан, так что, как правило, выходит нечто среднее. Отлично по предмету, выбранному в качестве основной специализации, и В.О. с У по остальным, ну там парочка С, дело-то житейское, как говаривал товарищ Карлсон.

Разумеется, кто ЖАБА провалил, тем зуськи, а не Министерство, но близнецы твердо настроены только на полный успех. Не то, чтобы им была важна государственная служба, но у них какой-то свой хитрый план (это нынче модно). Подозреваю, они хотят не только магазин открыть, но и на госзаказ присесть, через связи в Министерстве, то ли свои, то ли товарища Персиваля подтянут.

В общем, как будто и нет войны, как будто нет возродившегося Волдеморта.

К слову о нашем горячо любимом Темном Лорде. Змеи рядом с ним нет, возрождали его сразу из духа в тело, без переходного состояния младенца, как оно было в четвертом фильме. Итого, у нашего дорогого Тома три крестража, если он, конечно, не наделал себе новых.

Гарри, кольцо и диадема Ровены.

— Конечно диадема в Хогвартсе, — говорит Грюм, постукивая пальцами по столу. — Я и Дамблдор еще раз обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что Том спрятал диадему, когда приходил сюда просить место преподавателя ЗОТИ... почти сорок лет назад, да, в пятьдесят шестом году.

О том, что он проклял тогда место преподавателя, Аластор молчит. Да, ни один из учителей ЗОТИ после того не продержался дольше одного года, по разным причинам, необязательно связанных со смертью. Тот же Флитвик, например, тоже преподавал ЗОТИ, в середине семидесятых, и ничего, жив. С другой стороны, Квиррелл, Локхарт и Люпин, как бы намекают, что опасное это дело — преподавать ЗОТИ.

Но Аластор уперт, не хуже Тонкс, и считает все это вызовом себе, в какой-то мере. Мол, какой же он учитель по Защите от Темных Искусств, если не может одолеть проклятие, относящееся к этим самым Темным Искусствам?

— Проблема здесь та же самая, что и с прочими вещами Основателей, — говорит Аластор, заканчивая барабанить по столу, и вставая. — На них не распространяется та власть над Хогвартсом, что имеет Дамблдор, как директор, и эта карта (он трясет картой Мародеров) тоже не показывает ничего.

Ну да, ну да, карта-то производная от возможностей Хогвартса. Василиска того же вспомнить, да и Том объявлял себя Наследником Слизерина. Понятно, что через тысячу лет после жизни Салазара куча народу может объявить себя его Наследниками, но ведь Тому и не нужны были возможности, как у Основателей, так? Ему нужно было лишь уравновесить возможности Дамблдора, чтобы тот не обнаружил диадему.

Или для "невидимости" достаточно того, что диадема принадлежала Ровене?

— В Тайной Комнате он ее не прятал, — продолжает говорить Грюм, шагая туда и сюда.

Лапа его постукивает по полу, Нимфадора, сидящая неподалеку, смотрит на Аластора с нежностью, тревогой и гордостью одновременно.

— В подземельях, и всяких там обычных тайниках я уже посмотрел, ее нет.

— То есть он либо спрятал ее на виду у всех, либо скрыл там, куда нам нет доступа, — добавляет Нимфадора.

— А как же эта,... Выручай — Комната?

— Туда у нас есть доступ, — бросает острый взгляд Аластор. — Проверяли. Конечно, желание получить диадему не работает, как я уже говорил — это вещь Основателей. Но весь Орден побывал в Комнате, во время дежурств по ночам, о которых школьникам лучше не знать.

Тут надо бы сделать оскорбленное лицо, но я лишь киваю.

— У каждого была своя Комната, но ни в одной из них мы не обнаружили диадему.

— То есть либо она не там, либо спрятана по какому-то другому принципу, — опять добавляет Нимфадора.

— Понятно, — киваю. — Седьмой этаж, картина с троллями, пройти мимо три раза, думая о том, чего хочется больше всего, так?

— Не совсем, — неожиданно скалится в усмешке Аластор. — Обычный путь не сработает это ясно, поэтому нужно что-то другое, и мы придумали что. В — первых, Гарри. Возможно, его связь крестражей что-то да даст, как-то там сработает или протянет ниточку, как это было с василиском. Но тут есть один неприятный момент.

— А Гарри в курсе?

— Конечно, — отмахивается Аластор от моего, признаем, довольно глупого вопроса. — Чем ты думаешь, мы с ним занимаемся на дополнительных уроках? Голова, конечно, не самое сильное место Поттера, но другой у него нет, к сожалению.

— Просто, если он попробует установить мысленную связь, то, скорее всего, свяжется с самим Волдемортом, — поясняет Тонкс, — а что открыто в одну сторону, то открыто и в другую.

— Но он сможет видеть глазами Темного Лорда?

— Если тот не будет сопротивляться и не поймет, что происходит, — пожимает плечами Аластор.

Да, шансы ничтожные. Раз уж даже Невилл, который ни бум-бум в легилименции, ощутил мое присутствие в голове, то уж Волдеморт точно все почует. Может не сразу осознает, но ощутит точно, и что получается, не Гарри будет смотреть глазами Волдеморта, а тот его?

Мышцы лица сразу начинают растягиваться в пошлой улыбке.

— И что в этом такого радостного? — недовольно осведомляется Грюм.

— Если он будет смотреть глазами Поттера, то можно попробовать поразить его силой любви. Одной Джинни тут будет недостаточно, конечно, так что помощь специалиста... специалистки не помешает.

И выразительно так смотрю в сторону Тонкс. Искусственный глаз Грюма тоже почти перестает вращаться, и смотрит в сторону порозовевшей Нимфадоры.

— Ну и зелье потенции или таблеточки, вроде "Виагры", Гарри подсунуть, чтобы твердо стоял на боевом посту и не падал, — добавляю с самым невинным видом.

Получи, Нимфадора! Та хватает воздух широко раскрытым ртом, а Грюм, как специально, не спешит с ответом, рассматривает, так сказать, открывшиеся возможности.

— Не получится, — выносит вердикт Аластор, и Тонкс облегченно выдыхает. — Чтобы любить женщину и одновременно с этим транслировать картинку в чужую голову, даже через связь крестражей...

Он качает головой, ясно давая понять, что не Поттеру такие высоты покорять. Интересно, сам Грюм такое осилил бы? Наверное, все же да, чем нет, хотя Грюм и секс — это нечто несовместимое, противоречащее постоянной бдительности.

— И скорее всего, будет ловушка, — говорит Грюм. — Темный Лорд сообразит, что происходит, покажет пару правдивых сцен, чтобы мы поверили, а потом передаст Поттеру что-то ложное. Например, координаты своего убежища, и когда мы нагрянем туда всем Орденом, нас перебьют, как куропаток на взлете!

Ого! Ну да, раз даже Дамблдор признает, что Волдеморт — великий легилимент, то уж с памятью Темный работать умеет. Но все равно, иногда полезно быть параноиком — мне вот такой вариант с ловушкой даже в голову не приходит.

— Поэтому никто никому силу любви демонстрировать не будет, хватит мне и того, что по вечерам в этой школе творится, — ворчит Грюм. — Сейчас Гарри закрыт, и так и будет, пока я не решу, что он готов.

Но по лицу его видно, что риск все равно остается. Как они тренируют связь между крестражами? Или Аластор просто учит Гарри владеть мозгами, чтобы дисциплина, ни одной мысли в сторону, и прочее в том же духе? Чтобы даже если установление связи пройдет не с диадемой, а с основным сервером — Волдемортом, то Гарри тут же закрылся?

Скорее всего.

— Но! — Грюм тычет в потолок корявым, украшенным шрамами пальцем. — Всегда есть еще и неосознанное воздействие, вот его и надо проверить! Если я скажу Поттеру о Выручай — Комнате, он напряжется и все провалит, поэтому нужно, чтобы он был расслаблен. Чтобы вот это, как его, подсознательное с крестражем вылезло, как с василиском, ясно?

— Да, профессор.

Задача несложная, сходим — посмотрим, чего уж там.

— А что, во-вторых?

— Что?

— Вы сказали "в — первых", и начали рассказывать о Гарри, — поясняю. — Раз есть в-первых, то есть и во-вторых, не так ли?

— Соображаешь, — ухмыляется Грюм. — Во-вторых, тоже будет относиться к тебе, потому что меня Лавгуд точно слушать не будет.

— Ага, — моргаю.

— Хогвартс открыл ей Выручай — Комнату из нестандартного места, это тоже нужно проверить.

И еще замок открыл эту комнату Рону, который всего лишь чрезмерно хотел помочь другу. Будем думать, там все дело в искренности и силе желания, так что теоретически любой может открыть Выручай — Комнату, на то она и "Выручай". На практике же понятно, Рона нет, и не будет, остается только Луна.

А ведь если бы Рон не открыл комнату, то и всего этого говна финала Турнира не было бы, внезапно шепчет задыхающийся от боли и желания все переделать, внутренний голос. Волдеморт не добрался бы до Дурмштранга, все были бы живы и здоровы, и весело учились бы, без ощущения надвигающегося пиздеца.

— Да, профессор, я поговорю с ней.

Результата особого от нас никто не ждет, это ясно, но тут по принципу — а вдруг? Все разумное, возможное, приходящее в голову и доступное при помощи магии старшие Орденцы уже перепробовали. Остались такие вот зыбкие, неверные, сумасшедшие варианты. Правда, если диадема так надежно спрятана в Хогвартсе, а Хогвартс в наших руках, то и Волдеморту не возродиться при помощи этого крестража? Будет летать духом? Да пусть летает, авось спятит окончательно, да и Дамблдор его, духовые возможности, вроде исследовал на первом курсе, найдется, чем прижать.

Что тогда остается? Убить Тома, бросить кольцо в Ородруин?

Да-да, я, Гарри, Джинни и Луна — в роли хоббитов, Дамблдор в роли Гендальфа, Тонкс дадим роль Галадриэль, вечно юной и прекрасной.

— Вот-вот, поговори, — кивает Грюм. — Если нужна будет Дора в помощь, только скажи.

Специально тяну с ответом, поглядывая на Тонкс, которая еще не отошла от воображаемых сцен "борьбы силой Любви". А это и в самом деле приятно, вот так дразниться и тянуть кота за резиновый хвост!

Глава 18

Конец ноября 1995 года

— Я хочу найти диадему, я хочу найти диадему, — бормочет Гарри под нос, бродя мимо картины.

Не знаю, как там насчет учить танцевать троллей, но сами тролли на картине явно хотят прибить несчастного Барнабаса. Нарисовано настолько живо, что прямо ощущаешь эту вонь огромных тел, их ярость и злость на букашку-мага под ногами троллей.

Гарри — молодец, уроки с Аластором явно сказываются, дверь появлялась уже пять раз, и сейчас Поттер идет на шестой заход. В первый раз Выручай — Комната была набита едой. Во второй, там была роскошная спальня, при виде которой Гарри покраснел и торопливо захлопнул дверь. Затем это было поле для квиддича, какой-то мрачный зал с различными странными артефактами и наконец, тоннель — выход из Хогвартса.

Слова словами, а выдает Комната Гарри то, чего тот хочет больше всего, насколько понимаю.

— Бери его на тренировки, — шепчу Джинни, чтобы не сбивать Гарри.

— Он же дал обещание больше не играть!

— Скажи ему, что тебе нужна тренировка, — шепчу дальше. — Тренируясь против сильного Ловца, ты и сама станешь сильнее, и Гарри... видела поле?

Джинни кивает с самым сосредоточенным видом.

— Я хочу найти диадему, — бормотание усиливается, потом снова стихает.

При этом Гарри точно знает, как выглядит диадема. Рассматривали изображения в книгах, сходили в башню Рэйвенкло, посмотрели на статую, ну и на обитателей башни, конечно. После того демарша на стадионе, Невилл все-таки отстал и где-то пропадает целыми днями. То ли вернулся к мыслям о мести, то ли и вправду сестер Патил пытается охмурить, начав, разумеется, с Парвати, как ученицы факультета Гриффиндор. Но и Падме в цветах Рэйвенкло очень так сочно — смугло смотрится, скажу я вам.

Вот будет хохма, если у Невилла получится!

— Я хочу найти диадему!!! — орет Гарри из всех сил, и внезапно дверь появляется.

— Последняя попытка, — решительно говорит ему Джинни. — Осмотрим там все и уйдем!

Ага, ага, кого-то вид роскошной спальни не оставил равнодушным! Ну да, дело молодое, самое время трахаться, как кролики, не думая о контрацепции и последствиях. Гарри открывает дверь и отводит взгляд, я хихикаю, Луна заглядывает с любопытством.

— Кажется, насчет осмотреть все ты поторопилась... подруга, — говорю Джинни.

Стен комнаты не видно, во все стороны, куда ни глянь, простираются завалы вещей, подобные горам. Между ними ущелья — проходы, откуда-то слева несет алкоголем, справа навозными бомбами. Прямо по курсу высится гора поломанных стульев, на некоторых видны метки, которые ставил Филч, на других неизвестные мне знаки, отличающиеся друг от друга.

Неужели перед нами Свалка Хогвартса?

— Гарри, ты хотел найти диадему или пособирать бутылки? — спрашиваю, не в силах удержать ехидства.

— При чем тут бутылки? — спрашивает он, поправляя пальцем сползающие очки.

— Их можно сдать на пункт приема стеклотары, и на вырученные деньги устроить праздник: выпивка, еда, полеты на гиппогрифах до утра и купание в фонтанах из шампанского, разумеется, в обществе прекрасных дев.

Гарри лишь пожимает плечами, зато оживляется Джинни.

— А и вправду, все осматривать не стоит, но давайте пройдемся немного?

— Да, если здесь все осматривать, то мы отсюда до следующего года не выйдем, — поддерживает ее Гарри.

Оборачиваюсь к Луне, та уже роется в ближайшей горе вещей, что-то доставая. Дырявый розовой зонтик, причем бумажный, и, судя по виду, древний как говно мамонта. Луна раскрывает его над головой, потом вертит ловко и умело, к чему-то прислушиваясь, и с довольной улыбкой закрывает. Можно не сомневаться, резон взять именно эту вещь у нее есть, но если спросить, то в ответ прозвучит совершеннейшая ересь, вроде того, что рукоятка зонтика приманивает трубкодуев.

— Нам надо разделиться, — задумчиво говорит Гарри, — но не по одному, если что-то где-то рухнет, другие не успеют прийти на помощь. Команды по два человека, и, Джинни, извини, но нам лучше быть в разных командах, иначе вместо поиска диадемы я буду постоянно любоваться тобой.

У меня натурально отваливается челюсть, а Джинни мило смущается и даже не злится. Мысленно можно поаплодировать Аластору, этак сделает из Гарри человека — лидера! Скомандовал, умело разбил группу, и никто даже не обиделся!

— Я с тобой, Гарри, — ну да, приглядывать за ним все равно надо, и я уж точно справлюсь лучше Луны.

— Хорошо, — кивает Поттер, и обращается к Джинни с Луной. — Если что, сразу посылайте красные искры из палочки и кричите.

— Ну и вы тоже не молчите, — отвечает Джинни, и мы расходимся.

Интересно, с Луной бы она его отпустила так легко? Или устроила бы сцену легкой ревности? Джинни сейчас напоминает путника, который долго брел к цели через пустыню, добрел, лег возле воды, пьет и не может напиться. В таком состоянии путнику не до глазения по сторонам и возмущения, но вот потом, когда он напьется, то осмотрится по сторонам и будет ревниво охранять оазис, чтобы никто, значит, не пользовался его водой.

А может, будут просто жить, как Молли с Артуром, душа в душу. Да, она толстенькая домохозяйка, а он выглядит рохлей и подкаблучником, ну и что? Любят друг друга и детей, и те выросли нормальными, ну, может воспитания не хватает, а так, большая, дружная семья, которой так не хватает Гарри.

— Акцио диадема Ровены Рэйвенкло! — неожиданно кастует Гарри, но эффекта ноль.

— Если бы могущественные артефакты приманивались так легко, то Дамблдор, не вставая из-за стола, собрал бы все крестражи Темного Лорда, — фу, как-то чересчур наставительно прозвучало, поэтому торопливо добавляю. — Но ты молодец, что попробовал.

— Да, попробовал, — вздыхает Гарри, — и ничего не получилось. Опять.

— Если тебе претит находиться в компании таких людей, как Дамблдор, Грюм и МакГонагалл, которые тоже не смогли найти диадему, то валяй, страдай, — подначиваю его.

Проходим мимо горы рваных мантий, перемежающихся почему-то со сломанными партами. Как будто кто-то задумал грандиозную инсталляцию, и долго собирал парты, натягивал на них мантии, словно занавески, а потом, на середине, бросил и махнул рукой.

— Странное место, как будто кто-то начинал сортировать мусор, раскладывал его, протаптывал тропинки, а потом ушел, не доделав, — говорю Гарри.

И вправду, будь это свалка, были бы тут такие тропинки и дорожки между горами и вершинами вещей?

— Да и вещи тут не всегда мусор, — показывает Гарри влево, где стоят в ряд вполне себе новенькие метлы.

Как? Откуда? Зачем? Модели вроде бы не школьные. Кто-то организовал тайник? Или они давно тут стоят, просто атмосфера способствует сохранению вещей? Кстати, что-то огромных слоев пыли не видно, да и затхлостью с гнилью не несет, неужели и вправду склад, на который вещи на консервацию отправляют? Но кто?

— Как у вас с Джинни?

— А то ты не знаешь, — неожиданно ухмыляется Гарри, — или скажешь, что не следишь за нами?

— Специально? Нет. Но вы же постоянно мне на дороге попадаетесь! Да и присматривать за тобой, Гарри, вроде как задача номер один для всего Ордена, но уверяю тебя, никто над вами со свечкой не стоит. Ну, может Аластор подсматривает, но он и так всю школу видит, сам знаешь.

— Знаю, — и Гарри смотрит странно. — Давно мы так вместе не собирались, побродить и поболтать.

Пожимаю плечами.

— И я хотел спросить, — неуверенно говорит он.

— Спрашивай.

— Ну вот, победим мы Волдеморта,... я как-то исхитрюсь сразить его, раз уж пророчество говорит об этом.

— Твоя кровная защита, жертва твоей мамы, все еще на месте, так что достаточно будет лишь коснуться, и будет как с Квирреллом на первом курсе.

— Профессор Грюм тоже так считает, но о моих шансах отзывается скептически.

Ахаха, "отзывается скептически"! Зная Грюма, это наверняка поток нелестных эпитетов и уверения, что Темный Лорд прибьет Гарри одним пальцем левой ноги. Знаем мы эти скептические отзывы!

— Аппарация? — и тут же отвечаю сам себе. — Опыта не хватает.

— Именно.

— Тогда Гарри у тебя один выход, и вовсе не пожертвовать собой, не надо так вскидываться и выражать на лице мученическую готовность умереть во имя остальных!

— Ладно, — говорит он после долгой паузы, — и какой же это выход?

— Взять с собой всех остальных и толпой напинать Темному Лорду. Мы его обездвижим, ты его коснешься, он помрет, пророчество выполнено, все танцуют и поют.

— А как же крестражи? — и Гарри невольно поднимает руку и трет шрам.

— Ну, твой явно подавлен, раз уж ты управляешь телом, а не Темный Лорд, кольцо уничтожим, а диадему... ну не смог ее никто найти, пускай валяется дальше где-то в Хогвартсе. Раз никто не смог найти, то и возродить из нее Волдеморта никто не сможет, логично же?

— Нет, я про то, что он будет летать духом, вселяться в других людей, убивать единорогов, — поясняет Гарри.

— Так Дамблдор же изучал Квиррелла на первом курсе, и потом щит поставил от духа Темного Лорда, так что найдется управа.

Видно, что мои слова не слишком-то убеждают Гарри, но он молчит.

Ну, будет эта Темная сопля болтаться где-то в клетке, главное, чтобы не выбралась. Саурон вон, тоже как тело потерял, так и способность втираться в доверие и харизмой брать утратил, после этого уже только страхом и толпой орков брал. Так что даже если выберется дух Тома, то ничего кроме страха, убийств и вселений изобразить не сможет, и его быстро снова заточат или прикопают, или еще чего.

В любом случае, будет выиграно время, отвоеваны обратно утерянные позиции, восстановлен мир в стране, и прочее в том же духе. Сейчас, в условиях цейтнота, не до хитроумных планов по полной победе, нужно просто победить, перевести дух, и потом уже победить окончательно, попутно воспользовавшись победой для дальнейшего продвижения вперед в Хитром Плане.

Во всяком случае, мне так кажется.

— Один из них не может жить спокойно, доколе жив другой, — бормочет Гарри.

И если взять ключевое слово спокойно, то да, духу Волдеморта в лесах Албании было очень неспокойно. Да и Гарри тоже не на курорте отъедался.

— Гарри, ты же понимаешь, что Волдеморт, как бы безумен он не был, старше тебя на полсотни лет, и настолько же опытнее?

— Это ты к чему, Гермиона? Я и так знаю, что мне не победить его в прямой схватке.

Ах да, вся надежда на кровную защиту, сам же только что ее упоминал. Коснуться и адьос.

— Это хорошо.

— Что?

— Хорошо, что знаешь, и не помчишься с палочкой наперевес навстречу Темному Лорду. Он может прибегнуть к схожей тактике: один из Пожирателей обездвижит тебя, отберет палочку, и все. Поэтому не торопись, но если представится шанс — не медли.

— Ты говоришь, совсем как Ала...профессор Грюм! Я и не собираюсь торопиться, но все же...

— Понимаю, ты не можешь простить ему Рона и Сириуса?

Гарри кивает, взмахивает руками и задевает кучу котлов, мимо которой мы как раз проходим. Гора трещит и начинает покачиваться.

— Бежим! — и стартую, с места в карьер.

За спиной грохот и треск, такой, как будто сам Хогвартс разваливается на части.

— Туда! — кричит Гарри и кидается к другой куче вещей.

Обдирая руки, карабкаемся вверх по сломанным статуям, отбитым подоконникам, каким-то еще обломкам, каменным, гранитным, стальным, еще каким-то. Краем глаза вижу, что волна котлов бьет в подножие кучи и замирает, с лязгом, скрежетом и треском. Гарри тоже все видит и останавливается. Торчим на середине склона, я держусь за шипованное плечо доспеха, Гарри за чью-то голову, торчащую с какой-то немой укоризной в скульптурном взоре из обломков черно-красного камня.

— А если бы это были доспехи вместо котлов? — переводя дух, говорит Поттер.

— И не говори, повезло-то как, — отвечаю ему в тон.

Смеемся нервно и сползаем вниз, прямо в котлы. Они, кстати, надраены до блеска, как будто только что со складов Снейпа. Странно. Кому надо хранить тут чистые котлы?

— Уфф, ладно, на чем мы остановились? Что будет после победы над Темным Лордом?

— Я просто... не знаю, не могу представить себе, — разводит руками Гарри.

При этом он теряет равновесие, котлы разъезжаются под ногами, и он "тонет" в них по пояс.

— что за жизнь тогда будет, — заканчивает фразу Поттер и встает.

— Эй! Как вы там?! Что случилось?! Вы живы? Гарри!! — доносится голос Джинни.

— Вот так оно и будет, — улыбаюсь. — Джинни, дети, мирная жизнь, слава померкнет и забудется, растолстеешь, будешь ходить на работу, потом нянчить внуков и рассказывать им байки о своих приключениях в молодости, сам не веря, что такое было.

Правда есть еще Хитрый План Дамблдора, где нам, мне и Гарри в первую очередь, придется "торговать лицами", сливая два мира, магов и магглов воедино. И хорошо, если там обойдется ручьем крови, а не рекой или озером.

— Мы в порядке!! — ору в ответ. — Застряли в котле!!

— Ты меня успокоила, — неожиданно говорит Гарри. — Тебе тоже, наверное, хочется мирной жизни вместо всех этих... дел?

Он обводит рукой вокруг, смотрю на эти горы мусора и вздыхаю. Можно ли мирно отдыхать и толстеть после всех этих... дел? Тех дел, которые я натворил? Конечно же, нет! Нужно будет исправить и разгрести все те кучи... мусора, которые оставил за собой, ну вот примерно как вокруг, в Выручай-Мусором-Комнате. В смысле такие же большие и так же много, и теперь все их надо бы прибрать и убрать.

— Конечно, Гарри, мне тоже хочется, — пауза, и появившаяся Джинни упирает руки в боки и гневно набирает в грудь воздуха, — мирной жизни.

Нет, решительно, это провокационное поведение Нимфадоры заразно! Вот к чему дразнить гусей, в смысле Джинни?

— И обязательно побывать на вашей с Джинни свадьбе.

Ну вот, могу же общаться, когда захочу! "Гроза" сразу стихает, все довольны, осталось только выбраться с этой свалки, и жизнь снова будет прекрасна и удивительна.

Глава 19

Джинни переполняли слова, и она не знала, с кем поделиться. Уж точно не с соседками по комнате, те и без того косились на нее завистливо из-за связи с Гарри. Таким только расскажи, обсмеют, пустят сплетню, и выставят все напоказ!

Можно было бы написать письмо маме, но письмо — это не то.

Можно было бы рассказать близнецам, но это тоже было не то, в лучшем случае пожмут плечами.

Можно было бы уйти в Запретный Лес или Выручай — Комнату, и там проорать все слух, но Джинни знала, что это не поможет. Она уже пробовала делать такое дома, оглушая садовых гномов своими обидами и секретами, но слова уходили лишь на время, а потом возвращались. Ей нужна была собеседница, такая, которая выслушает, поймет, поддержит, и не будет смеяться, как мама дома, и не будет разглашать тайн младшей Уизли.

Пускай Луна не подходила под все пункты, но она уж точно была лучше соседок по комнате, однокурсниц Гарри и близнецов, и Грейнджер, которая точно будет смеяться. Тайн может и не разгласить, но смотреть на это самодовольное ухмыляющееся лицо, на этот взгляд, скользящий по груди Джинни? Не говоря уже о той истории с Флёр, и самом факте, что Джинни неоднократно переодевалась в присутствии Гермионы! Отдельной злости добавлял тот факт, что Грейнджер так и осталась равнодушна к ладной, крепкой фигурке Джинни. Нет, конечно, она не собиралась изменять Гарри, но прикрываешь эту бесчувственную Гермиону, хранишь ее секрет изо всех сил, стараешься не ссориться с ней, а она смотрит на тебя, как на пустое место! Хотя все на месте, и грудь оттопыривается, и ножки, и попка что надо, и руки крепкие, и рыжие волосы в порядке.

В общем, все это было оскорбительно и задевало Джинни, и если бы не тот факт, что она и Гарри все же нашли друг друга, то быть бы секрету Грейнджер разглашенным, а ей самой осмеянной. С ноги до головы. И плевать на последствия, на угрозы, на крики! Единственное, на что Джинни было не наплевать, так это на мнение Гарри, который после такого скандала бросил бы ее, ради "друзей". Поэтому Джинни молчала и поэтому решила поговорить с Луной, несмотря на все ее странности.

Но на свадьбе Джинни Грейнджер точно не бывать!

Ляжет в свадебном платье поперек порога, но не пропустит!

Джинни проходит мимо картины с троллями туда и обратно, и дверь возникает сразу. Это нетрудно, желание получить помещение, где можно поговорить, не боясь подслушивания, переполняет Джинни, выплескивается из ушей и носа на веснушчатое лицо.

Выручай — комната предстает в образе огромной кухни, и Джинни невольно улыбается.

— Мы будем что-то готовить? — спрашивает Луна, заглядывая в ближайшую кастрюльку. — Тогда надо будет вначале нарисовать на этой стене луг, а вот здесь солнце, чтобы еда радовалась.

— Нет, мы не будем готовить, — пожимает плечами Джинни.

Чайник на столе, пышет паром, чашки, печенье, сахар. Луна садится напротив, серьезная и легкомысленная одновременно, и Джинни невольно завидует. Вот уж кому плевать на внешность и одежду! Даже в школьной мантии и одежде Луна выглядит цельно, собранно, как будто форму создавали специально для нее.

— Мне нужно рассказать тебе кое о чем, Луна, но так, чтобы это осталось секретом.

— Хорошо, — кивает Лавгуд. — Ты же не служишь гоблинам?

— Нет, — отвечает Джинни, сбитая с толку, после долгой паузы. — При чем тут гоблины?

— Папа уверен, что за всем стоят гоблины, и просил меня в письме быть бдительной. А еще он прислал мне специальные очки, надев которые, я смогу отличать ложь от правды!

И с этими словами Луна водружает на нос странные радужные очки, широкие, с лучами, торчащими в разные стороны, как шипы. Теперь она напоминает Гарри Поттера, и это неожиданно успокаивает Джинни.

— Но это все останется в тайне?

— Конечно, раз ты не работаешь на гоблинов, — кивает Лавгуд и отпивает глоток темного, почти черного чая, словно не замечая, что в чашке кипяток.

— Понимаешь, Гарри... я мечтала о нем с самого детства! Мама читала мне на ночь сказки о Мальчике-Который-Выжил, и я представляла его, такого героического и сражающегося за Магическую Британию против огромного Темного Лорда. Когда же я первый раз увидела его в "Норе", то растерялась! Он был такой худенький, в этих очках, ничего героического, и все они толпой вылезали из машины папы, и мама тут же начала орать, но я все равно ощутила что-то в животе!

— Наверное, это были любовные феи, — на полном серьезе замечает Луна. — Они любят забираться через уши, и потом щипать живот изнутри, поэтому надо на ночь надевать специальную повязку.

— Но я все равно терялась в его присутствии и робела, а он весело проводил время в компании Рона и Гермионы, да что там, близнецы были ближе к нему, чем я! И весь этот последний год, когда оказывается он был в Дурмштранге, а я... я даже не смогла отличить его двойника от настоящего Поттера!

Она почти плачет, Луна утешающе протягивает кусок фиолетово-красного пирога.

— И там, в горах, когда эта французская сучка обнимала Гарри, я стояла, раскрыв рот, а потом поняла, что совсем не знаю своего избранника! И здесь, в Хогвартсе, мне самой пришлось сделать первый шаг, иначе Гарри бы не решился никогда. Мне теперь постоянно кажется, что ему нравятся развратные девицы, вроде той французской сучки Делакур, и что он бросит меня, когда встретит кого-то вроде нее. Я же ничего толком и не умею в постели, а они...

— Но вы же вместе? — неожиданно спрашивает Луна.

— Да, — Джинни утирает слезы и с всхлипом вгрызается в пирог. — Мы вместе. Но надолго ли? Он видит во мне друга, он видит во мне Рона, а не женщину! В первый раз... я выпила немного пива для храбрости, и затащила его в пустой класс, сорвала с него и себя одежду, почти насильно отдалась ему, иначе он так ничего и не сделал бы! Не шагнул бы дальше робких поцелуев раз в полгода! Я знаю, он сам говорил, что всегда видел во мне сестру Рона, а не девушку, а теперь и того хуже!

— Но вы же вместе? — повторила Луна.

— Да, мы вместе! Но даже когда мы... эээ... телесно близки, мне кажется, что он вот-вот назовет меня Роном! Когда мы на тренировках, когда делаем уроки вместе, все эти жесты, словечки, один раз он остановился, когда мы шли на поле и начал отливать, и только потом сообразил, что я не Рон, покраснел и долго извинялся! Это сводит меня с ума! Он бросит меня ради какой — нибудь французской шлюхи, и уж ее он точно не будет называть Роном! Будет жить с ней, а на меня смотреть как на друга! Ведь друзей не... глупые мальчишки!

Ощутив, что слова выплеснулись и ушли, Джинни вцепляется в кружку и пирог. Теперь только переждать глупость, которую скажет Луна, и можно будет жить дальше. Нервно, скомкано, дергано, но жить.

— Дорожи каждым мгновением рядом с любимым человеком, смакуй его, как сочную сливу и наслаждайся, не сомневаясь и веря, что тебя любят в ответ, — распевно произносит Луна. — Когда же он решит уйти, то отпусти его и не терзайся, ибо пытаясь сшить разорванное и вернуть потерянное, ты лишь исколешь себя и его до крови, и будешь терзаться, умножая печаль и скорбь в мире.

Джинни словно съедает еще раз Оглушающую конфету близнецов, сидит и не может пошевелиться, настолько ответ Луны поражает ее. В самое сердце.

— Так мне сказал папа, когда мама умерла, — говорит Луна с печальной улыбкой, — но я так и не смогла отпустить ее до конца.

Очарование момента убито напрочь, и Джинни приходит в себя. Что бы эта Лавгуд понимала в отношениях, спрашивается? Смотрит на Грейнджер щенячьим взором, а та даже не замечает, все лужицей растекается перед Нимфадорой.

Но главное сделано, слова выплеснуты, и поэтому Джинни говорит, почти искренне.

— Спасибо, Луна. Ты же сохранишь это в тайне?

— Конечно, мы же подруги, — кивает Лавгуд.

Теперь найти Гарри. Ну и что, что Рон? Для Гарри она будет кем угодно!

Нимфадора отлетает от удара, катится по полу Дуэльного Клуба, но тут же вскакивает.

— Экспеллиармус! — и палочка ее вылетает мне в руку.

Тонкс не хватает какой-то доли секунды, потраченной на вставание, чтобы отбить заклинание, и теперь она стоит, обезоруженная, злая, прекрасная в своей ярости, не замечающая изменений. У нее всегда так, как эмоции выпрыгивают за какой-то предел, так цвет волос начинает скакать, а уж если внешность поплыла, то все, ноги в руки и беги, у Нимфадоры срывает крышу.

— Ну что, мадмуазель, теперь вы, как побежденная, в полной моей власти, и я стребую с вас дань за двенадцать лет, а также воспользуюсь вашим захваченным телом!

— Вы еще не захватили мое сердце!

— Я совершу секретный маневр охвата и зайду сзади, и поражу вас оттуда, в самое сердце!

Грюма, понятное дело, в Клубе нет, мы тут одни. Как ни странно, такие вот вольные пикировки — разговоры на грани приличия оказались отличным решением. Я постоянно изображаю "зверское" желание напрыгнуть и овладеть Тонкс, она подначивает, и делает вид, что будет защищаться из всех сил, и это способствует разрядке. Спустив пар в разговорах, никто уже не переходит к делам, не мечет страстные взгляды, не распускает руки и не пытается устраивать провокации в присутствии посторонних.

— Ну что, еще раунд? — спрашивает Нимфадора, принимая обратно палочку.

— На сегодня хватит, — качаю головой, — и так дюжину провели, наскакалась, как призовая лошадь. Срочно в душ, и как победительница я требую потереть мне спинку!

— Победительница, ха! В семи дуэлях победила я, так что это ты будешь платить дань за двенадцать лет и тереть мне спину, униженно кланяясь!

— Конский скребок и щетка уже ждут в душевой, о, повелительница, — кланяюсь, сложив руки перед собой.

Хохочем и идем в душ. Щиты, еще щиты, и общая душевая легким движением руки превращается в частную. Можно сбросить напряжение и смыть пот с тела, ибо и вправду поскакать пришлось. Дуэль магов напряженное занятие, особенно когда противник не уступает тебе в подвижности.

— Ну, так что у тебя с Луной? — спрашивает Тонкс, вытирая голову полотенцем.

— Ничего, как и в прошлые двадцать раз, — отвечаю спокойно.

Демонстративно откинувшись к стене, пристегиваю протез на воистину голую ногу. К счастью, протез волшебный, поэтому держится железно, легко отстегивается и пристегивается, и не пережимает ремнями ногу. Его можно даже не снимать, это просто дразнилка в сторону Нимфадоры, и та прекрасно об этом знает.

— Посмотри, кажется, у меня вскочил прыщик на левом соске, — выпячиваю грудь.

Самое смешное, что в первый раз она даже поверила, наклонилась и потянулась руками.

— Чтобы не было прыщей, — Нимфадора задумчиво изучает себя в зеркало, и попутно вертит попой в обтягивающих трусах в мою сторону, — нужно давать выход чувствам и рукам, а не сдерживать их в себе.

— Это приглашение? Ибо к Луне у меня ничего нет, а вот к тебе... да, ты права, я все подавляю, и нужно срочно дать выход этому вулкану страсти!

Нимфадора задумчиво надувает губы в зеркало.

— Был бы у тебя вулкан, тебя бы уже разорвало, и пар с лавой вырывались бы из всех щелей, а так... ну трясет немного, так что на вулкан ты не тянешь, максимум на маленький гейзер, как и любой другой подросток. И ты уверена, что ничего нет?

— Конечно!

— Луна так и не вручила тебе подарок, а?

— Да даже если бы и вручила, то что? Искупались бы в ванне вдвоем, как в источниках в горах, голышом, что тут такого?

— Ну мне вот кажется, что эффект был бы, был, — Нимфадора почти бормочет, наклонившись к зеркалу, и особо мощно выпятив попку в мою сторону. — Тебе не кажется, что у меня тут морщины?

— Да нет, все в порядке, гладенько и чистенько, — хмыкаю, глядя на ягодицы.

— Ты же даже не попробовала, а говоришь, что не было бы эффекта, — продолжает Нимфадора.

— Ты же даже не попробовала, а говоришь, что тебе не понравилось бы со мной, — в тон ей.

— Это потому, что у меня уже есть опыт, а у тебя нет!

— Смелое признание! И когда это ты, Дора, спала с женщинами?

— С мужчинами!

— Ага, значит с женщинами, опыта нет, а утверждаешь, что тебе не понравится!

Смотрим друг на друга.

— И как это ты, интересно, собиралась контролировать процесс в ванной Префектов? Подсматривать? Или участвовать? Или тренировать Луну?

— Ага, на выдрах вместо кошек, благо есть тут одна, — хихикает Тонкс.

— И все же, с чего такая настойчивость?

— Если я скажу, что из сочувствия и понимания, ты мне поверишь?

— Возможно, — пожимаю плечами.

— Она смотрит на тебя, как я на Аластора, и реакции у вас, примерно одинаковые, поневоле начнешь верить, что вы одноногие отец и дочь! — тон Нимфадоры из шутливого внезапно становится серьезно-раздраженным, да и сама она меняется. — Подумай над этим, Гермиона, ты же любишь давать такой совет, насчет подумать? Ну вот, держи в ответ такой же!

Равнодушно пожимаю плечами, и лишь молча поправляю складку на ее мантии.

Глава 20

— Вы сегодня удивительно рассеяны, мисс Грейнджер! — сердито говорит МакГонагалл.

Статуя, которая должна была ожить и подать ей стакан воды, продолжает изображать скульптуру абстракционистов. МакГонагалл взмахом палочки отменяет мое недооживление и командует.

— Еще раз, с самого начала! Превратите стол!

— Инфинитум менсам аперус! — стол послушно превращается в огромного кабана.

Он чешется, хрюкает, поддевает клыками стул и смотрит налитыми кровью глазами на Минерву.

— Вот уж не думала, что мой стол так кровожаден, — говорит МакГонагалл, превращая животное обратно. — Правда, обычно я делаю из него маленькую свинью, а не огромного злобного кабана. Соберитесь, мисс Грейнджер! Оживите статую! Это то, же самое, что из стола сделать кабана, только форма не изменяется, и неживое остается неживым.

Взмах палочки, и в этот раз статуя не изменяется. Ну, так, наплечники доспехов вздуваются, мелочь и ерунда, подумаешь, чуть раздул, зато железка делает два шага и даже наклоняет шлем! Потрясающий успех, если забыть о том, что обычно статуя у меня пляшет гопака, в качестве разминки. Порядок у МакГонагалл такой, перед анимагией и превращениями, повтор предыдущих ступеней, с низшей на высшую.

Этакая трансфигурационная разминка.

— Плохо, очень плохо, — качает головой Минерва.

Остроконечная шляпа ее при этом держится, как будто гвоздиками к голове прибита.

— Мисс Грейнджер! Не давайте личным отношениям влиять на ваш разум!

Вздрагиваю. Подслушивает мысли?

— Магия требует собранности и концентрации, анимагия — требует ее вдвойне! Подумайте о том, что не всегда у вас будут спокойные условия для превращения! Вполне возможно, что вокруг будет идти сражение! Злость, ярость, страх...

"На Темную стороны силы ведут они", заканчиваю мысленно фразу. Но шутки шутками, а Минерва права. Уже десяток раз мог бы покалечиться, если бы она не отменяла насильно неправильное превращение. Или оставался бы в теле пятиногой двухголовой выдры, скажем так.

— Аластор... профессор Грюм учил вас концентрироваться, я знаю! Отбросьте свои проблемы на личном фронте и сосредоточьтесь на занятии!

— Простите, профессор, но кто вам рассказал? — спрашиваю тихо.

Нет, можно было бы привыкнуть, что мой "секрет" давно не секрет, но все же?

— Никто! — фыркает МакГонагалл. — Я и сама в состоянии видеть и слышать, несмотря на возраст! Если раньше мистер Лонгботтом бросал все и бегал за вами по Хогвартсу, а сейчас вырастил себе Ползучку в форме Беллатрисы Лестрейндж и тренируется на ней в боевой магии, то о чем это может говорить?

— Я попросила у него голову Беллатрисы в качестве свадебного подарка?

— И поэтому вы не общаетесь, до свадьбы нельзя? — в голосе Минервы почти что торжество сарказма. — Мисс Грейнджер я повидала массу студентов, учила еще родителей Невилла, и уж точно знаю, что происходит, если вдруг молодой человек хочет красиво умереть!

— Умереть?

— Вы же не думаете, мисс Грейнджер, что Невилл одолеет Беллатрису Лестрейндж?

— Нет, — вздыхаю, повесив голову.

— Вы поссорились — это ваше личное дело, но сейчас вы у меня на уроке! Извольте собраться! Трансфигурация и еще раз трансфигурация! То, что у вас получилось превратиться в выдру пару раз на две секунды, мисс Грейнджер, не говорит ни о чем!

— Да, профессор, — наклоняю голову еще ниже, в знак раскаяния.

Не знает, значит, а догадка насчет "личных отношений" — всего лишь догадка. Хотя, о чем еще тревожиться младым школярам? Учеба, отношения, первая любовь, набор невелик. У меня же не личные отношения, а какая-то пародия, причем внезапно зашедшая в тупик.

Луна, да.

Сходили мы с ней, назло Тонкс, в эту ванную комнату для Префектов. Ничего не скажешь, все богато и функционально, хоть олимпийские соревнования по плаванию устраивай. Всякие там шампуни, пены, мази и порошки, ни разу не общая душевая, даже душевые при спальнях не дотягивают на порядок по степени комфорта. И этих огромных корыт — бассейнов, по недоразумению именуемых ваннами, там несколько, каждая в своем помещении, чтобы, значит, Префекты не толкались локтями!

Трахаться в воде не так весело, как это изображают в порно, но сама обстановка тут располагает, да. Да и вылезти можно, с удобством расположиться рядом с ванной, или к стеночке, к стеночке, там даже мрамор теплый, что значит магия. Вряд ли тут творится ежедневный разврат, но уж точно лучше, чем в пустом классе или подсобке для метел, или на верху башни, перегнув барышню через парапет.

Правда, у ванной Префектов есть один неоспоримый недостаток.

Плакса Миртл в роли наблюдателя. Не каждый сможет под плаксивые стоны привидения, которое еще потом и растреплет на весь Хогвартс. О да, от привидений можно отгородиться, призраков изгнать, но это уже не школьная программа, а те, кто способен такое самостоятельно найти и освоить, как правило, ебутся с книгами в библиотеке, а не с красивыми девчонками в ванной.

Луна с лета не особо изменилась.

Грудь такая же, и снизу по — прежнему блондинка, ну разве что загар поблек. Да, девушка, да приятно посмотреть на нее голенькую, но точно так же смотрел бы на ту же Джинни, например. Возможно, что-то изменится, когда она станет половозрелой барышней, вроде Тонкс или Флёр, но проблема же не в этом, не в возрасте, не в размере сисек, не в отношении магического общества к однополой любви, будь она неладна!

Дело в самой Луне и ее отношении ко мне.

Друзья навсегда и все тут. Не скажу, что она будет подтаскивать мне барышень в постель, она просто хочет, чтобы я был счастлив и хочет быть рядом. Как тут будет водить барышень домой? "Ариэль, это Луна, мы живем вместе, но всего лишь друзья, не обращай внимания, если во время секса она будет сидеть рядом?" Нет, можно, конечно, но как-то это будет... нечестно, что ли? Но и с самой Луной жить — тут же небесной страстью и не пахнет. Не сомневаюсь, что ей будет хорошо, потому что мне будет хорошо, но будет ли мне хорошо? Опыт проживания рядом с Лавгудами этим летом твердо показывает, что забавное общение в школе — это одно, а вот такое вот совместное житье — это другое.

Совместная жизнь и брак — это вообще далеко не та идиллия из жизни кроликов, которая представляется подросткам. Вот и получается, что опять мои прошлые действия догоняют и кусают за задницу, и не просто кусают, висят мертвой хваткой, не разжать. Подружился, притянул к себе, теперь давай, расхлебывай. Мы в ответе за тех, кого приручили, если уж совсем грубо. Вот и получается тупик.

Разве что... формальный брак с Ксенофилиусом, Луна — дочь, и тогда стыд отступит?

Нет, все равно какое-то фу-фу-фу получается. Но Луна — да что юлить — она ребенок! Да, ребенок, пускай и младше меня всего на год, но ребенок! Если мне совесть не позволяет предать ее дружбу и бросить ее, не позволяет обижать девушку не от мира сего (в отличие от Невилла или той же Джинни, например), то эта же совесть и не позволит жить с кем-то, кроме Луны. Да, этот третий вполне может быть милой девушкой, да, Луна не будет в обиде, да, мы не будем устраивать "менаж а труа" или как оно там, в общем тройничок на французском, да, все это будет больше смахивать на семью, где Луна будет скорее дочкой, но что с того? Совесть заранее против, и упрямо твердит, что это лишь отговорки и оправдания, долженствующие прикрыть подлость.

Но и жизнь с Луной?

Не день, не два, и не месяц, не веселое общение в школе, нет, всю жизнь рядом с человеком, к которому ты не питаешь пламенной страсти и знаешь, что он немного не в себе? Всю жизнь, ибо смотри "совесть" и "мы в ответе". Или излишне драматизирую? Закончим Хогвартс, станем совершеннолетними, Луна найдет себе парня, и разбежимся? Друзья навсегда, но уже без иронии? Ключевой момент, что разбежимся, ибо если Луна останется рядом, то так оно и продлится, у меня язык не повернется сказать: "Луна, вали на хрен, ты мне мешаешь". Все равно, что сказать, что я буду счастлив, если Луна исчезнет из моей жизни. Она, конечно, исчезнет, но это будет подло.

Стоит ли биться за исправление содеянных глупостей и подлостей, и тут же портить человеку жизнь?

Нет, конечно же, не стоит.

Оставить все как есть и не драматизировать ситуацию? Возможно. Все равно же собирался сидеть тихой выдрой в Хогвартсе, это Тонкс все начала усложнять и драматизировать. Да, ничего не делать — это хороший выход, главное, что усилий не надо никаких прилагать. И нечего волноваться заранее, хотя нет, знаю чего. Мозг привычно построил Цель и начал просчитывать все на годы вперед, а тело, как и положено подростку, начало томиться, страдать и думать, что если отношения сейчас такие, то они будут такими всегда.

Да трижды ха!

Это не отменят всего, что было передумано ранее, но и накал и пафос драмы все же стоит снизить. Будет еще время сделать шаг вперед, сделать выбор, все будет, даже секс без душевных мук и оглядок по сторонам. Будут и кризисы, и сражения, и ломка уклада вокруг, если план Дамблдора сработает, здесь тоже все будет, включая возможность выполнить обещание данное мертвым родителям.

Делай, что должен, и не устраивай сопливых драм из ничего.

— Вижу, вы готовы, мисс Грейнджер, — МакГонагалл не спрашивает, она констатирует факт.

Взмах палочки и я — трехногая выдра. Смешно ковыляю к выходу из класса, рядом идет кошка. На морде ее отметины, словно кошка, носила квадратные очки и те навсегда отпечатались на лице. Превращения не проходят даром, тело зверя слушается все лучше и лучше, привычнее, как будто и вправду надел другую одежду и разнашиваю ее. С инстинктами пока сложнее, усиленный нюх дарует картину запахов, бьющую по мозгам, да и зверь, что называется, рвется на свободу, в стиле.

Паника. Спрятаться. Чужое место. Люди. Опасность. Скрыться. Вода.

В результате как-то раз МакГонагалл едва успела поймать меня за хвост, при попытке олимпийским прыжком скрыться в недрах унитаза. Но если брать полный контроль на себя, то животное будет вести слишком по-человечески. Обычно маги находят некий баланс, но процесс его подбора сугубо индивидуален, максимум, чем могут помочь — так это надавать полезных советов, с точки зрения опыта другого анимага, такого вот как МакГонагалл.

— Гораздо лучше, мисс Грейнджер, — говорит она потом спокойным голосом.

Сижу, нет, лежу, распластавшись как медуза, на полу, пот льет ручьями, и сил нет встать.

— Директор Дамблдор рассказал о вашей задумке, и я почитала ваши записки, — неожиданно меняет тему Минерва. — Может сработать, но только если ваша анимагическая форма станет вашим вторым я. Не той жалкой пародией, которую вы демонстрировали сегодня, и под словами может сработать, я подразумеваю, что оно может. Не обязательно сработает, но может. Не люблю неточности, но такого точно никто еще никогда не делал, поэтому оценить шансы можно лишь приблизительно.

И это неудивительно, что никто не делал, в мире людей конечности начали пришивать относительно недавно, до магической медицины такое веяние еще не добралось. Не говоря уже о том, что с каждым годом два мира все больше и больше расходились, пока не наступил так называемый кризис двухсотлетия Статута, и ситуация сама начала изгибаться в обратную сторону.

С известными последствиями перегибов.

Как ни пытались маги скрыться от магглов,... нет, не так. Плохо пытались маги скрыться от магглов, вот и остались два мира, все же связаны. Вроде бы каждый сам по себе, но связаны. История взаимоотношений двух миров интересна, трагична и наверняка наполнена кучей выдумок, по крайней мере, со стороны магов. Взять хотя бы Наполеона, про которого в местных хрониках пишут, что его неофициально поддерживали маги Франции, и к недюжинному военному таланту еще приложили зелья удачи, неуязвимость для пуль и прочее.

Ладно, что-то мысль пытается убежать в сторону, наверное, и вправду выдохся.

— Один из семи, — говорит Минерва, и тут же безжалостно добавляет, — это потом, если вы успешно все освоите. Сейчас операция провалится.

Да я и сам знаю, ведь устойчивую аниформу так и не принял ни разу. Больше всего это напоминает приснопамятные превращения спичек в иголки на первом, самом первом уроке Трансфигурации. У большинства учеников спичка приобретает металлический отблеск и быстро превращается обратно. Вот и я сейчас, как то большинство, в смысле тело мое приобретает выдриность, но тут же откатывается назад. Несколько раз удавалось полностью стать зверьком, без человеческих ушей или ноги, но рекорд в таком состоянии — две секунды.

Потом стремительное превращение обратно, и в чем тут дело — непонятно.

— Поэтому вставайте, мисс Грейнджер, и становитесь выдрой самостоятельно, — сеанс безжалостности продолжается.

Кое-как встаю, едва удержав равновесие. Может в этом дело? Нет равновесия души и тела? Да нет, чушь, те же Мародеры стали анимагами, даже раньше, чем я, и какое равновесие у подростков? Сириус достаточно красноречиво умалчивал о некоторых моментах, и можно твердо утверждать, что бури и эмоциональные штормы там были те еще. Они хотели помочь другу, в этом дело?

Нет, это все увертки и попытки усталого тела проскочить на халяву, не трудиться, не думать, просто сделать как легче. Ибо практика, практика и еще раз практика, вот путь к овладению аниформой, через труд, пот, боль и слезы, ведь будь освоение — легким, по взмаху палочки, волшебники бы толпами становились анимагами.

Но чего нет, того нет.

— Три секунды — отлично! — голос Минервы хлещет по ушам. — Еще раз!

Глава 21

Встреча проходила в узком, почти что семейном кругу. Осунувшийся, поблекший, утративший после гибели жены сияние превосходства и надменность Люциус Малфой. Беллатриса Лестрейндж, наоборот, хорошевшая день ото дня, и сейчас игриво подкручивавшая локон пышных черных волос, глядя на Волдеморта. И сам Темный Лорд, задумчивый и собранный, в повседневной одежде и мантии темно-зеленого, почти болотного цвета.

Остальные Пожиратели — то, что называлось ближним кругом — или находились в разъездах, или погибли, или были недостаточно "ближними", чтобы участвовать в таком заседании. Новых меток Волдеморт не ставил, и новых крестражей пока что не заводил — но вот об этом никто не знал. Змея у ног Темного Лорда, картина "Сияние Чистой Крови" и кубок, украшенный драгоценными камнями, из которого пил Волдеморт, негласно считались среди Пожирателей хранилищами кусочков души их лидера.

— Люциус, мой скользкий друг, ты так и не нашел способа проникнуть в Хогвартс?

— Незаметно — нет, мой Лорд, — слегка поклонился Малфой. — Если проникать с боем, то это можно сделать хоть сейчас.

— То есть ты так и не нашел способа обойти ловушки Аластора Грюма, — с легкой усмешкой констатировал Волдеморт.

— Я должна лично убить его! — пылко воскликнула Беллатриса. — Мой Лорд, поручите это мне!

— Возможно, стоит так и сделать.

— Мой Лорд, я никогда не был боевиком, — мрачно отозвался Люциус, — и против Грюма я не выстою и половины минуты. Вы хотели, чтобы я нашел способ незаметно проникнуть в Хогвартс, я его не нашел. Выручай — Комната под охраной и наблюдением Ордена, в известных нам тайных ходах стоит сигнализация и ловушки, и мои люди дважды чуть не попались в Хогсмиде. Попытка подплыть с озера через туннель, которым привозят первый курс, тоже провалилась. Запретный Лес патрулируется кентаврами и акромантулами. Если бы у Дамблдора продолжались распри с Министерством, точнее говоря, с Фаджем, то можно было бы войти под видом неожиданной проверки из Министерства, но вы же знаете там обстановку.

— Знаю, знаю, — согласился Волдеморт, — и все это очень печально. Европа, пожалуй, тоже поплатится за такое вероломство, когда я возьму власть. К счастью, Люциус, я полагался не только на твою пронырливость и связи.

Малфой поднял голову, а Темный Лорд с глухим стуком выложил на стол шар, внутри которого плавали струи молочно-белого цвета, сплетаясь в облако.

— Шар пророчества! — хрипло воскликнула Беллатриса, подаваясь вперед, наваливаясь упругой грудью на массивную столешницу.

— Мой Лорд...

— Хватит! — чуть повысил голос Волдеморт. — Ты утратил хватку, Люциус, признай это! Хватку, но не мое доверие, иначе тебя не было бы здесь. Ты потерял жену и сына, служа мне, когда мы возьмем власть, награда будет соразмерной!

Рука Люциуса шевельнулась, словно хватая кого-то за горло.

Беллатриса смотрела на зятя с легкой усмешкой. Потеря Цисси была ужасна, но она отомстила и убила этого предателя Снейпа. Прямо там, в Дурмштранге, жаль, что не на глазах у Лорда, но убила! И кузена Сириуса прикончила, да! Если же этот трусоватый блондинчик Люци, как его называла сестра, решит бежать или предать, то она его и прикончит!

Во славу Темного Лорда!

— Ты не боевик, твое влияние в Министерстве утрачено, и официально ты практически изгой, — задумчиво перечислял Волдеморт, глядя на Люциуса. — Теперь ты будешь заниматься гоблинами.

— Мой Лорд, я готов отдать жизнь за вас.

— Лишь бы не общаться с жадными коротышками? — неожиданно зло и коротко рассмеялся Волдеморт. — Ах, Люциус, Люциус. Всегда-то ты действовал вполсилы, с оглядкой, все норовил не замарать ручек! И вот результат.

Он положил руку на шар с заключенным внутри пророчеством, украденный из Министерства одним из Авроров нового набора, попавшим на задании под заклинание Империо.

— Ведь это ты должен был узнать пророчество еще годы назад. Убить предателя Снейпа. Уничтожить Гарри Поттера.

— Мы думали, что вы мертвы, мой лорд, не только я, все так думали, — глухо, склонив голову, ответил Малфой.

— Неправда! — воскликнула Беллатриса. — Я верила! Искала!

— Запытала Лонгботтомов и чудом вышла из Азкабана? — парировал Люциус. — Если бы я отправился в Азкабан, то кто предоставил бы вам убежище, мой Лорд? Сейчас я почти бесполезен, но два года назад, разве вам не пригодилась моя помощь?

— Отлично выскользнул, Люциус, — одобрил Волдеморт. — Я жду от тебя не меньшего, на переговорах с гоблинами! Они хотят большую долю власти, независимости, после победы, а проще говоря, пользуются нашими затруднениями и испытывают мое терпение.

— Что мне обещать им?

— Торгуйся, скользи, потом соглашайся, как будто они сумели тебя обхитрить. Если они будут верить, что являются хозяевами положения, то охотнее дадут денег, оружия, всего. После победы... что же, это восстание гоблинов будет последним. Теперь это твое новое задание, Люциус. Не подведи меня.

— Да, мой Лорд.

Малфой встал, раскланялся и покинул помещение. Беллатриса почти презрительно усмехалась ему вслед.

— Мой Лорд, — со страстью и нежностью, напором в голосе сказала она, — поручите мне это дело! Я ворвусь в Хогвартс так быстро, что никто не успеет среагировать! Я убью Грюма, Дамблдора, Поттера, всех! Вполне возможно, что Люциус не нашел вход в Хогвартс, потому что не хотел его находить.

— Я не считаю Люциуса предателем, ты же знаешь, — ровным голосом ответил Волдеморт, с интересом поглядывая на Беллатрису.

О да, после Снейпа он проверил и перепроверил всех, и потом еще раз проверил, и регулярно втайне проверял, и даже отложил захват Министерства. Как оказалось, это было правильным решением, и вовсе не потому, что Северус выдал все планы, и там ждала ловушка. То есть ловушка там была, но расставленная магами других стран, наивными глупцами, думающими повторить историю Гриндевальда!

— Конечно, мой Лорд, — промурлыкала Беллатриса, — но Люциус сказал, что он не боевик. Ха! Слизняк, избегающий битвы! Найди он вход, разве он посмел бы утаить его от вас, мой Лорд? И ему пришлось бы идти первым, принимать на себя удар Грюма, который, в отличие от моего зятя, трусом никогда не был. Стоит ли таиться, мой Лорд, если Орден знает, что ваш крестраж в диадеме Рэйвенкло и знает, что она в Хогвартсе?

— Возможно, что ты и права, моя дорогая Белла, — последовал задумчивый ответ. — В Хогвартсе Гарри Поттер, сражения с которым мне не избежать, раз уж так гласит пророчество.

— Могу ли я услышать его текст, мой Лорд? — в голосе Беллатрисы зазвучала жадность и ревность, и она поспешила пояснить. — Ведь его слышал предатель Снейп, а мы, ваши верные слуги, остались обделенными!

— Нам с Поттером суждено сразиться, и кто-то должен пасть от руки другого. Поэтому я не хочу торопиться, пророчество обязательно сбудется, но на моих условиях! Когда у меня за плечами будет армия, власть, мощь, вся Британия, а Поттер будет стоять передо мной без палочки, тогда пророчество сбудется, как должно. Сейчас же, диадему нужно незаметно выкрасть из Хогвартса, чтобы Орден продолжал свои бесплодные поиски. Прорваться с боем можно, благо Дамблдор практически отсутствует в школе, но это все равно, что громогласно объявить, что диадема изъята.

— Можно прикрыть одну операцию другой, мой Лорд, — тут же радостно заявила Беллатриса. — Мы ворвемся в Хогвартс и сделаем вид, что хотим похитить Гарри Поттера! Орден бросит все силы на то, чтобы спасти Гарри, и я или иной верный вам Пожиратель достанет диадему... оттуда, откуда вы укажете.

— Ты считаешь, что я не могу сделать этого лично? — заинтересованно спросил Волдеморт.

— Вы же сами сказали, мой Лорд — пророчество! У нас хватает мяса из нелюдей, чтобы утопить магов Ордена в атакующей толпе, а вот если вы будете там, может произойти досадная случайность, которую никто не сможет предусмотреть, как оно и бывает с Пророчествами.

— Да, ты права, так оно все и выглядит, — с досадой в голосе признал Том.

— Ваш план гениален, как всегда, мой Лорд. Когда Поттер будет стоять перед вами, безоружный, пророчеству ничего не останется, как сбыться в вашу пользу, а сейчас предоставьте это дело мне.

— Да, ты права, — повторил Волдеморт. — Если сможешь захватить Поттера — захвати! Не сможешь — не страшно, главное — диадема. Как можно меньше свидетелей — нападешь на Хогвартс после начала Рождественских каникул, когда большая часть школьников разъедется.

— Да, мой Лорд, как раз успею собрать несколько ударных отрядов оборотней и прочих, и вбить в их тупые головы немного дисциплины, — улыбнулась Беллатриса. — Еще, если позволите, я бы предложила отвлекающий маневр, появление троллей и великанов возле Ливерпуля, например, чтобы Министерство бросило все силы туда.

— Ты воистину верно служишь мне, Беллатриса, и ты заслужила награду, — улыбнулся Волдеморт, — которую из всех Пожирателей сможешь достойно принять только ты, теперь, когда Алекто и Нарцисса мертвы.

У Беллатрисы перехватило дыхание на секунду, потом она облизала пересохшие губы, не в силах поверить тому, что услышала.

— Как ни странно, — продолжал спокойно говорить Темный Лорд, — на эту мысль меня натолкнул наш скользкий друг Люциус, своими страданиями, что жена так и не подарила ему второго сына.

— О, мой Лорд, неужели...

— Да, Беллатриса, я подарю тебе сына, я так решил.

Беллатриса вскочила, дергая на себе корсаж и едва ли не ломая ногти при этом. Пуговицы разлетелись, и тугие, почти мертвенно белые груди, с отчетливо выделяющимися коричневыми сосками, двумя пушечными ядрами рванули наружу, бесстыдно вываливаясь и подпрыгивая. Легким прыжком Беллатриса оказалась на столешнице, и скользнула по ней, словно та была покрыта льдом. Она прокатилась, оказавшись прямо обожаемым Темным Лордом, и тут же руки ее разорвали трусики, задрали юбку, а ноги широко раскинулись, свешиваясь со стола.

— Я готова, мой Лорд! — прохрипела она.

— Я думал, что мы отправимся в спальню, но твоя решимость мне нравится, — одобрил Волдеморт, неспешно распахивая мантию и входя в Беллатрису одним мощным толчком. — Также это поможет тебе быть сдержаннее в Хогвартсе, ибо я не хочу потерять еще и тебя, преданнейшую из Пожирателей.

— О, мой Лорд! — простонала Белла, двигая бедрами навстречу. — Ваш сын будет достоин вас! Это воистину щедрая награда, носить в себе вашего сына! Я уже чувствую, что он будет сильнейшим из магов! О!!

— К лету все решится, и мы победим, — пробормотал Волдеморт, — потом ты сможешь родить спокойно, под присмотром лучших целителей!

— Да, мой Лорд! Я хочу родить вам много сыновей! — орала Белла в экстазе того, что ее кумир и идол берет ее грубо прямо здесь и сейчас. — Если бы Цисси выжила, она бы родила вам столько же! Ваша сила может все, я знаю!

Волдеморт не ответил, наращивая темп, не желая обижать ту, которой предстоит выносить его ребенка. Беллатриса фактически принудила Нарциссу спать с Томом, и если сама Белла всегда была горяча и страстна, но Нарцисса больше напоминала красивую и холодную куклу. Вряд ли бы она рванула на себе одежду, услышав слова о ребенке, и, возможно, не смогла бы его родить.

Нет, такого Тому точно не требовалось.

— Да, да, да, мой Лорд, излейте в меня новую жизнь! — заорала Белла, ощутив толчки.

Волдеморт отстранился, а Беллатриса, согнув ноги в коленях, приподняла бедра, демонстрируя себя, бесстыдно и откровенно.

— Это старинный способ, — пояснила она сытым и довольным голосом, — чтобы ни капли вашего драгоценного сока, мой Лорд, не пролилось наружу!

— Не надо так стараться, моя дорогая Беллатриса, — ответил Том с легкой усмешкой, — сейчас бесполезно повторять зачатие, оно или будет, или нет.

— Конечно, оно будет, вам все по плечу! — закричала Беллатриса, но руки не убрала и бедра не опустила.

От возмущения она заерзала на столе, и груди ее качнулись из стороны в сторону.

— Если его не будет, мы повторим, и будем повторять, пока не достигнем результата.

А после победы я возьму дочерей чистокровных Родов, чтобы умножалась чистая кровь, повторил он сам себе мысленно. Неясный, зыбкий образ будущего и нового Плана плавал на грани сознания.

— Мой лорд, счастье переполняет меня, и я ощущаю зарождение новой жизни, — заявила Беллатриса, — но все же, не сочтите это оскорблением,... почему именно сейчас?

О том, что она готова была и двадцать, и десять лет, и год назад, Беллатриса говорить не стала, уверенная, что Темный Лорд и без того ее поймет.

— Иногда можно поучиться и у злейших врагов, — ответил Волдеморт.

Он сел обратно в кресло, и теперь задумчиво смотрел на промежность Беллы, вознесенную к потолку.

— Дамблдор строит планы на время после победы...ему, конечно, ничего не удастся, но я подумал, что в этом есть смысл. Наградить тебя, Беллатриса, подготовить себе ученика, ибо кто может быть лучше, чем родная кровь и плоть? Когда мы возьмем власть, и сокрушим магглов и предателей — магов, также прольются и реки чистой крови, множество хороших магов погибнет, и это заранее наполняет печалью мое сердце. Нам потребуются новые маги, и этот ребенок, Белла, лишь заря новой эпохи. Эпохи чистой крови и владычества магов!

Волдеморт не стал говорить, что также планирует переселиться в тело своего сына и поглотить его душу. Уйти от проклятия крестражей — ибо бессмертие, даруемое ими, несло в себе и проклятье — уйти от расщепленной души, обновить тело. Знания, собранные за всю жизнь, тело, появившееся на свет от двух сильнейших магов, и молодость.

Новая жизнь, за время которой он окончательно закрепит власть магов, и станет истинно бессмертным.

— Да будет так! — со страстью в голосе выкрикнула Белла, опуская ноги и слезая со стола

Глава 22

Декабрь, снег и холода. Закаляться и бегать по сугробам не тянет, зато есть иное развлечение, вполне в духе сезона. Взмах палочкой, и снег превращается в лед. Настоящая ледовая дорожка от ворот Хогвартса до самого озера, тоже покрытого толстым и крепким слоем льда. Еще бортики к дорожке нарастить и можно устраивать соревнования по бобслею. Еще взмах и овальная лепешка льда приземляется на начало дорожки. Взмах и лепешка становится двуслойной: снизу лед, сверху войлок.

— Садись, — говорю Луне, — только ноги сильно к земле не прижимай, а то мне все лицо ледышками закидает.

— Хорошо, — она садится, — а что тогда мне делать?

— Наслаждаться поездкой, — сажусь сзади, придерживаю ее руками за живот. — Просто ногами слегка отталкивайся, если нас начнет крутить!

Собственно, поэтому дорожка в форме желобка — чтобы не крутило, но все равно, предосторожность не помешает. Когда на спуске закручивает — мало приятного. Не центрифуга для тренировки космонавтов, конечно, но все же. Луна в меховой мантии, на голове неизменная вязаная шапочка, прядь светлых волос выбивается справа. Поправляю, а то знаем мы, ага, будет этой прядкой мне по глазам хлестать в поездке.

— Главное, — говорю в ухо Луне, — громко не визжи, а то сюда вся школа сбежится.

— Хор..., — но договорить она не успевает.

Отталкиваюсь, и мы скользим вниз, лед по льду, по крутому склону, и скорость с места в карьер такая, что ветер просто хлещет по лицу, режет, выбивает слезы из глаз. Стоит приоткрыть рот, как ветер врывается туда, и рвет щеки, уносит слова, сушит глотку. Почти ничего не видно, и все равно скорость и перегрузки ощущаются всем телом, дух захватывает и парит. В желобке препятствий нет, но если нам встретится хоть одна кочка на озере, то подлетим ввысь, аки невиданные птицы, две девушки на ледовых санках, и полетим.

Недолго, правда, но полетим.

Ускорением и ветром Луну отжимает назад, она почти лежит на мне, я тоже отклоняюсь невольно, и руки приподнимаются с живота на ее грудь, две мягкие девичьи выпуклости, ощущающиеся даже сквозь три слоя одежды. Но перенести или убрать руки не успеваю, нас выносит на лед озера, и тут же крутит, вращаясь, несемся вперед, Луна визжит и лежит, откинувшись на меня. С нее срывает шапочку и куда-то уносит, пытаюсь достать палочку, но тщетно. Снег, наметенный ветром на лед озера, и обломки этого льда, выбиваемые ногами, скрывают нас в облаке мелкой белоснежной крошки, и не видно, куда нас несет, только и ощущения мягкого под руками и что нас крутит и тащит медленнее, чем в начале.

Дадах!!

От удара спирает в груди и темнеет в глазах, ледовые сани разламывает,... нет, нас срывает с них и уносит в огромный сугроб, к счастью достаточно толстый и огромный, чтобы мы не пробились до камней, усеивающих противоположный школе берег озера. Луна наваливается сверху, неожиданно тяжелая, почти ничего не видно, и тут же ощущение чего-то холодного, тыкающегося в лицо. Сугроб оседает? Нет.

Губы у Луны холодные и неумелые, нос — кусочек льда.

— Спасибо, — зато голос горячий и веселый.

— За что? — пытаюсь поднять ее и выдвинуть из сугроба.

Луна и сама уже встает, вдвоем выбираемся наружу, все в снегу. Сейчас только начни греться, будем еще и мокрыми с ног до головы! Волосы Луны в полном беспорядке, она сбивает с мантии снег и улыбается, не замечая, что с головы сыпется еще.

— Акцио шапочка Луны! — и вон, уже летит.

Мантия ее надорвана, за камень зацепилась? А застежка — бабочка цела, не соврал продавец.

— Еще разок? — спрашиваю у Луны, потом сам же и отвечаю. — Нет, пока доберемся обратно, уже темнеть начнет.

Можно приманить метлы из школы, но что-то не хочется. И без того холодно, а если еще и лететь, то просто брр! К счастью, у меня есть испытанное средство, разрывающее хомячков на куски. Заклинание внутреннего Обогрева. К счастью, я уже не тот, что четыре года назад, и поэтому заклинание срабатывает как надо. Кровь начинает циркулировать быстрее, становится теплее, и даже чувствую прилив жара во всем теле.

Словно спирта накатил или в протопленное помещение зашел.

— Идем к Хагриду, — оглядываюсь. — Тебя прогреем, и потом спокойно назад пойдем. Тебе понравилось?

— Да, поэтому я тебя поцеловала и сказала "Спасибо", — без тени смущения говорит Луна.

Она прижимается всем телом, и, опять же, без смущения сует руки прямо к моему телу. Взвизгиваю, ибо руки — лед, а я разогрет, как паровозная топка, особенно в области живота и боков, куда и сует руки Луна.

— Какая ты тепленькая! — умиляется она. — Научишь?

Хлопаю себя по лбу. Дурак! Был дураком, им же и помру! Достаю из кармана пузырек с Бодроперцовым зельем и протягиваю Луне со словами.

— Пей залпом.

Вкус у зелья гадостный, как по мне, но Луна неожиданно смакует и краснеет на глазах. Движения становятся неуверенными, взмахивает руками. Опьянение? От Бодроперцовки, в которой ни грана алкоголя?

— Хорошо, — неожиданно говорит Луна и садится в сугроб. — Как в детстве.

И трет снегом пылающие щеки, хохочет и выпускает из палочки пузыри.

— Акцио метла Чистомет! — взмахиваю палочкой.

Так будет быстрее всего. Луну срочно надо в медпункт, показать Помфри, а аппарация и тут не работает. Пока до Хогсмида или Хагрида добежишь... метлу призвать проще. До Хагрида можно было бы сбегать быстро, огромными прыжками (недоделанный полет в моем исполнении), но это означало бы бросить Луну тут одно. Эх, не надо было устраивать эти катания, но кто же знал?

Луна, например, была в полном восторге от идеи и уверяла, что ей нравятся такие катания.

— Держись крепче, слышишь? — трясу Луну.

— Да слышу, конечно, — неожиданно нормальным голосом говорит она. — Гермиона, что с тобой? Ты... ты испугалась за меня? Но Медальон бы сработал, если бы что-то случилось!

— Видела бы ты себя со стороны, — бурчу под нос.

— Меня переполняло счастье, и я его выпустила его, дети всегда так делают, поэтому я представила себя в детстве и вела так же, — объясняет Луна бесхитростно.

Казалось бы, должен был уже привыкнуть к этому, но нет. Лавгуд постоянно вытаскивает из рукава какой-то козырь, и с самым простодушным видом, как будто все в порядке вещей, говорит и делает удивительные вещи.

— Ладно, не пропадать же вызванному добру, — чешу за ухом. — Садись на метлу, поковыляем не спеша.

Метла старенькая, а нас двое, так что хорошо, если "поковыляем", а не "поползем". Но все же быстрее, чем по льду или сугробам пешком. Луна садится на метлу сзади и охватывает руками за живот.

— А мне нравится, — заявляет она чуть позже, нагло щупая меня за грудь, за обе груди, если уж быть совсем точным.

Метла теряет управление, а ведь мы только-только набрали высоту! Выравниваю кое-как "Чистомет", Луна продолжает щупать, словно корову доит.

— Это и вправду приятно! — говорит она мне в ухо. — Теперь понятно, зачем ты меня щупала, когда мы катились вниз!

Очень сильно хочется ударить себя рукой по лицу, но нельзя. Можно потерять управление, можно промахнуться и сбить Луну с метлы, и еще можно встрять в новый раунд совсем не нужных сейчас разговоров. Простодушие в Луне сочетается с удивительной осведомленностью и проницательностью, можно даже сказать видением вещей, недоступных другим. Мозгошмыги те же или как вон тогда, с этой историей про пустынника. Узнала, что Гарри и Джинни вместо поисков трахаются, и лишь махнула рукой, мол, в этом нет ничего интересного, и понимай сие, как хочешь.

Вот и здесь, то ли простодушие, то ли новый подход к телу.

Нимфадора, конечно, клянется и божится, что все, ни-ни, никому больше советов не дает, никому не рассказывает, но что-то не верится. Явно опять ее проделки в стиле "Грейнджер что-то делает с тобой? Сделай ей в ответ то же самое, ей будет приятно, вы же подруги!" И саму Луну спрашивать бесполезно, ибо если она сознательно такое делает, то не признается, а если просто ведет себя, как обычно, то тем более не признается, ибо не в чем будет признаться.

И еще случившееся неожиданно приятно.

— Ты поедешь к нам на Рождество? — спрашивает Луна как ни в чем ни бывало.

Руки уже убраны, просто держится за живот, ни выше, ни ниже.

— Нет.

И дело даже не в том, что Гарри остается в Хогвартсе. Есть здесь, кому за ним присмотреть, и у него с Джинни наверняка будет второй медовый месяц, благо школа опустеет. Нет, просто... или совсем не просто... короче, так будет проще.

— Тогда я тоже останусь, — говорит Луна.

Невольная саркастическая улыбка кривит губы, благо Лавгуд не видит. Хогвартс медленно, но верно приближается, и вокруг стремительно темнеет. Скоро уже Рождество и каникулы, елка, пустая школа и прочие развлечения. Вспоминается неожиданно старая и давняя просьба Миртл похлопотать за нее, чтобы она стала привидением выше рангом и переселилась куда — то. Мозг раскручивает цепочку, что тогда ванная комната Префектов останется без надзора, ведь портретов там нет, а другие привидения не залетают.

Почти тут же меня отпускает и становится как-то легко и весело.

Если я захочу потрахаться без свидетелей, то уж точно не буду громоздить схему из пяти компонентов, исполнение которой будет зависеть от массы факторов и затянется на год. В Хогвартсе хватает укромных уголков, а если портрето и призракофобия чересчур велики, то можно легко и свободно выйти за пределы школы и трахаться там, пока пальцы гнутся. Даже прямо в сугробе, если хочется.

Трансфигурация — великая вещь, да.

Обычно к концу полугодия режим строжает, количество домашних заданий увеличивается, преподаватели уже устают и злятся, нагнетают атмосферу, чтобы школьники не слишком распоясывались и потом, на каникулах, не бездельничали. Но в этом году все немного наоборот. Нас с места в карьер, с первого сентября, заваливают заданиями, ибо СОВ — ну вы же понимаете, да? — это СОВ, это СОВ, это СОВ, это важно, и так далее, по сто раз. Учителя так же устают и злятся, но в этот раз влияет внешний фактор.

"Неладно что-то в королевстве Датском", и даже известно, что.

Постепенно количество конфликтов нарастает, нападают повсюду, и в слухах и пересудах все чаще вспоминают "времена первой войны". Министерство Волдеморт и его слуги обходят стороной, как старая опытная лиса, чувствующая ловушки, зато остальных тревожат. Смертей пока еще не так много, но общая атмосфера ужаса и мрака вполне нагнетается.

Будь я обычным школьником, может и не заметил бы, так, небольшие брызги, да обмолвки в прессе. Вполне мог бы считать, вместе с остальной школой, что в Магической Британии продолжается вялотекущее преследование Темного Лорда, загнанного в угол. Ну да, мол, Волдеморт чего-то там огрызается, но Министерство не хочет лишних жертв, и поэтому не обостряет конфликт.

А так все прекрасно, вон, видите, даже европейские маги уехали?

— Завтра будет собрание у Дамблдора, — как обычно ворчливо говорит Грюм.

— Общее собрание Ордена?

— Тех, кто живет в Хогвартсе, — поясняет Нимфадора.

— Может, лучше было бы на каникулах? До Рождества два дня осталось,

У школьников уже между ног и ушей свербит, от желания покинуть Хогвартс и свалить на каникулы.

— Может и лучше, — неожиданно соглашается Грюм.

Честно говоря, ожидал от него ответа в стиле "Не учи отца и баста!".

— Вот только Дамблдору опять будет не до нас, так что надо собираться, пока у него есть время.

— Он ищет Волдеморта?

— Зачатки ума и совести у магов Европы он ищет, все никак найти не может! — неожиданно зло говорит Аластор. — Успокаивает всю эту ораву, готовую за малейший чих прикрыть Министерство!

— Он же говорил, что есть время до лета? — кажется, это было чересчур растерянно.

— Время до лета, если бы никто не дергался, — отмахивается Грюм. — Лицемеры сраные! Чуть что не так, сразу "А Статут? А Темный Лорд? А почему?" Да и эти семеро высокомерных ублюдков, что при Министре...

Он осекается и смотрит на меня, потом на Нимфадору.

— Совсем старый стал, — ворчит Грюм, кутаясь в мантию. — Выбросьте это из головы, понятно?

Ну да, а если спросить самого дедушку Альбуса он тут же сделает жест рукой и скажет, что это не те секреты, которые я ищу, и не расскажет. Если бы видел его чаще в этом году, было бы полное ощущение, что он так тонко издевается.

— Как скажете, профессор, — пожимаю плечами.

— За пару поцелуев я, пожалуй, забуду, — дразнится Тонкс.

— Пару пинков под зад, — ворчит Грюм и кашляет натужно.

Ага, ага, старый дряхлый дедушка аврор — инвалид. Верю, верю.

— Дело серьезное, а у вас все глупости на уме, — говорит он и добавляет беззлобно. — Вертихвостки.

— Сила любви и красота спасут мир! — хохочет Тонкс.

— Поверю, когда сам увижу. Пока что красивые женские зады погубили больше парней, чем Непростительные и драконья оспа вместе взятые, — ворчит и кашляет Грюм. — Проклятая погода!

Из-за пазухи вылетает маленькая фляжка, и он делает глоток.

— Кстати, Грейнджер, скажи уже Поттеру, что Выручай — Комната не для того создана.

— Но он же ищет диадему?

— Сказал бы я, что он там ищет, чем и в каком месте у этой рыжей! — рявкает Грюм под хохот Нимфадоры. — Если ищет, так пусть ищет, а то у меня каждый раз тревога срабатывает, я мчусь туда и что я вижу?!

Нимфадора валится на пол Клуба и дрыгает ногами, смеясь беззаботно, как ребенок.

— Вот оно, нарушение бдительности, — ворчит под нос Аластор, — разболтали секрет школьникам, просто чудо, что туда половина Хогвартса не бегает и не выстраивается в очередь!

А вот тут он прав. Ладно, разберемся.

Глава 23

24 декабря 1995 года

В стиле баек из детства: "за окном шел снег и Хагрид с елкой".

В кабинете Дамблдора тепло, даже чересчур, явно феникс чересчур активно дышит. Помимо самого Дамблдора присутствуют МакГонагалл, Грюм, Тонкс и близнецы Уизли. Да-да, Фред и Джордж, наверное, мудрое начальство решило, что проще их завербовать, чем отгонять от потайных ходов и лазеек в Хогвартс.

— У меня час, потом мне придется отбыть камином в Министерство и оттуда уже в Германию, — говорит Дамблдор, — поэтому давайте сразу приступим к делу.

И все же, у меня такое сильное подозрение, что дедушка... нет, не врет, а недоговаривает, что ли? С чего бы ему постоянно сидеть в Европе и тушить там кризисы? Договорились раз, ну два, и по домам, в конце концов, магический мир не сборище хитрожопых дипломатов моего мира и времени. Зато, если притворяться, что ты не здесь, то очень удобно выманивать врага, который тебя опасается. Этот прием дедушка Альбус уже успешно использовал в прошлые года, и теперь, как мне кажется, решил повторить.

— Речь пойдет, разумеется, о Рождественских каникулах, — продолжает Дамблдор, поглядывая в мою сторону.

Смотрю вниз, в пол, стыдливо потупив глаза. Не то, чтобы опасаюсь легилименции, просто наш дорогой директор уже неоднократно и без нее все читал по лицу, благо у него было время научиться, с его-то возрастом за сотню и сколько он там лет директор Хогвартса? Сорок? Вот-вот.

— Изменились обстоятельства, изменилась и тактика действий. Сейчас я расскажу вам обо всем, ибо во время каникул вам придется справляться без меня, и вы должны понимать, что происходит.

— Будет нападение на Хогвартс? — с каким-то восторгом восклицают синхронно Фред и Джордж.

— Это немыслимо! — фыркает МакГонагалл, потом спрашивает недоверчиво. — Директор?

— План прошлого года был хорош, но провалился из-за недооценки некоторых деталей, — Дамблдор снимает очки и протирает их устало. — Поэтому, после окончания Турнира мы начали действовать по-другому. Волдеморт получил пророчество, а Гарри, наоборот, был убран в сторону, из глаз и из мыслей,... кстати, спасибо, Аластор за обучение Гарри.

Грюм лишь кивает в ответ.

— Также Волдеморт знает, что мы ищем его крестражи, — просто говорит Дамблдор. — Так что да, профессор МакГонагалл, как бы нелепо это ни звучало, но во время каникул я ожидаю нападения на Хогвартс и прошу вас не препятствовать.

Комната моментально наполняется гулом и криками, которые переполняют неверие и недоверие.

— Что?

— Немыслимо!

— Неслыханно!

— Потрясающая беспечность!

— Поймать их в ловушку!

— Школа неприступна, а мы их сами пустим?

— А как же ученики?!

От криков просыпается феникс Фоукс и тут же вступает в общий хор, пронзительным, скрипучим криком, режущим уши. Дамблдор сидит в кресле, сложив руки на животе, и поглядывает на нас, как на неразумных учеников первого курса, услышавших, что надо будет плыть в школу через озеро и тут же затеявших галдёж по этому поводу. Поняв, что реакции никакой нет, возмущенные маги постепенно затихают.

— Все входы в Хогвартс под контролем, поэтому врасплох они вас не застанут. Сколько времени у вас будет, Аластор?

— От пяти до двенадцати минут, в зависимости от того, каким из ходов они пойдут, скорости нейтрализации ловушек и общей скорости отряда, — незамедлительно отзывается Аластор.

— Давай предположим, — Дамблдор слегка подается вперед, — что их отряд будет очень быстр, ибо прилетит из Хогсмида на метлах, и атакует Хогвартс сверху, не пробираясь через тайные ходы?

— Две минуты, — Грюм задумчиво трет подбородок. — Да, две минуты, вряд ли они полетят на старых метлах!

— Все равно мы успеем подать сигнал в Министерство! — поджимает губы МакГонагалл.

— Вашей первоочередной задачей будет укрытие и спасение учеников, и тех из преподавателей, кто не догадается скрыться и будет не в состоянии защитить сам себя, — почти ласково говорит Дамблдор. — Если успеете, конечно, подайте сигнал в Министерство, так будет еще достовернее.

— Вы думаете, что мы не успеем подать сигнал... сэр? — вмешивается Тонкс.

— Если нападающие не совсем глупцы, то примут меры и Министерству будет не до вас.

— Можно нанести превентивный удар, не дав им высадиться, — ворчит Грюм.

— Нужно, мой дорогой Аластор, не можно, а нужно, — кивает Дамблдор. — Когда я говорил не препятствовать, я говорил немного о другом. Вы же еще не нашли диадему?

— Да там столько вещей, что можно искать годами всем Хогвартсом! — с искренним возмущением восклицает Тонкс.

Интересно, они эльфов привлекали? Или им нет хода в Выручай-Мусором-Комнату? О ней же речь?

— Поэтому проще будет предоставить это право нападающим, которые будут точно знать, где искать. Вот этому я и прошу вас не препятствовать — проходу нападающих до Выручай — Комнаты и нахождению диадемы. После этого, конечно, диадему у них нужно будет изъять... по возможности.

— Поручите это нам! — близнецы полны энтузиазма.

— Сядем в засаду прямо в Выручай-Комнате!

— И закидаем их блевательными бомбочками, да, Фордж?

— И смажем пол Катись-Пастилой, точно, Дред!

Руки их с хлопком встречаются в воздухе.

— Вот торопыги, — с одобрением и укоризной в голосе ворчит Грюм. — Вы что думаете, против вас такие же школьники будут? Или какие-нибудь тупые тролли? В Выручай-Комнату, вот клянусь своим здоровым глазом, войдет один Пожиратель, самый доверенный, самый близкий к Темному Лорду! Или два, но вам хватит и одного, потому что Пожиратели палочку в руках дольше держат, чем вы на свете живете, и больше раз в бою были, чем вы розыгрышей устроили!

— Профессор Грюм прав, — говорит Дамблдор и вздыхает. — Вот когда пригодился бы Северус! Он бы вынес диадему, "рискуя жизнью", и тем самым заслужил бы полное доверие Волдеморта.

— А почему этого не сделали в прошлом году? — в моем голосе звучит любопытство.

— Потому что не догадались и потому что обстановка и план были другие, — ласково отвечает дедушка Альбус, и снова обращается к близнецам. — Лучше будет, если вы поможете профессору МакГонагалл с эвакуацией учеников.

А по эвакуации нападающие не догадаются, что мы их ждем? Хотя нет, у нас же есть знаменитый Грюм и его постоянная бдительность! Никого не удивит, что им навстречу выбежит одноногий аврор и начнет изрыгать заклинания вперемешку с ругательствами. Но если нападающие знают об этом, то наверняка примут меры персонально против Грюма, и вот тогда нам придется плохо. Аластор — наша ударная сила, ибо Дамблдора не будет. Или будет, но вмешиваться не будет, в сущности, разницы никакой.

— Если мы все будем помогать с эвакуацией, то кто будет охранять вход в Выручай — Комнату?

— Не забывайте, мисс Тонкс, что в Хогвартсе — Гарри Поттер, — отвечает Дамблдор.

— Как бы сам Темный не заявился по его душу, — ворчит Грюм, поглядывая на директора.

Тот многозначительно сверкает очками. Или я опять додумываю, чего нет? Ну ладно, будем считать, что Дамблдор это наш пятый ферзь в рукаве, сидит в засаде, и если Волдеморт появится, то дедушка Альбус продемонстрирует ему Силу Любви.

— Я бы не стал на это рассчитывать, — говорит Дамблдор. — Теперь ему известно пророчество, и думаю, у тех, кто нападет на Хогвартс, будет другое задание. Захватить Гарри и этого, конечно же, нельзя допустить.

— Первое — обнаружение, — сопит Аластор, загибая пальцы, — второе — контратака и одновременно с этим вывод учеников, третье — не дать захватить Поттера, четвертое — не дать унести диадему.

— Связаться с Министерством, — добавляет МакГонагалл.

— В Хогвартсе остается дюжина учеников, половина из них — с Гриффиндора, думаю, с их уводом проблем не будет, — замечает Дамблдор, — да и с остальными тоже. Как правило, ученики, остающиеся... впрочем, это немного неуместно, прошу простить мою старческую болтливость.

Еще один любитель покряхтеть и изобразить старика. Хотя, в сто пятнадцать лет, наверное, можно?

— И все равно, нас слишком мало, чтобы выполнить все задачи, — говорит Грюм.

— Все — не надо. Гарри и диадема. Не дать захватить Гарри, а вот диадему наоборот, дать захватить, и можно даже не отбирать, — отвечает Дамблдор.

— Он может перепрятать ее, и тогда один из Пожирателей возродит его, — в голосе Грюма упрямство.

— После истории со Снейпом и крестражами, после их уничтожения он не пойдет на такой риск, — возражает Дамблдор.

Замечаю, что и близнецы, и Тонкс с интересом слушают. Неужели они не в курсе? Или им интереснее послушать пикировку двух легендарных, без шуток, магов? Поймав взгляд Нимфадоры, складываю губы бантиком и двигаю ими, словно посылаю поцелуйчики. Отворачивается и розовеет.

— Тот, кто войдет в Выручай — Комнату, тот и будет знать, где спрятаны хранилища души Волдеморта, его якоря в этом мире, — продолжает директор. — Поэтому особого риска в том, что диадему унесут, я не вижу. Будет возможность отбить ее — отбейте, нет, так нет, гораздо важнее будет спасти Гарри и учеников, и не погибнуть самим.

Он вздыхает и теребит бороду.

— Давно не дрался в полную силу, — неожиданно улыбается Аластор.

— Да, можно не сдерживаться, — соглашается директор. — Любые заклинания, бейте насмерть, враг точно сдерживаться не будет.

— Все равно это слишком рискованно, — сердито говорит МакГонагалл.

— Защитники Хогвартса помогут вам, — отвечает Дамблдор, — более того, профессор МакГонагалл, я вручу вам ключи от этой защиты, ибо кто, как не вы?

Кто как не что? Защитники Хогвартса? Привидения? Эльфы? Кентавры из подвала толпой выбегут? О чем вообще речь? И ведь видно, что эта троица старичков, Аластор, Минерва и Альбус прекрасно понимают, о чем речь, но объяснять не собираются. МакГонагалл не то, чтобы резко успокаивается, но снимает возражения, так что можно питать робкую надежду на относительно успешный исход дела.

— Если отрезать им отступление по воздуху, и ударить в спину из Запретного Леса, то было бы вообще замечательно, — почти мечтательно говорит Грюм и вздыхает. — Но не успеем, не успеем.

Тут же он щелкает пальцами и встает, со скрипом и треском, словно собирается развалиться на части.

— Отличная идея! Дора, подготовь метлы, отбери самые лучшие у игроков в квиддич...

Аластор останавливается и смотрит на близнецов, на Тонкс, лицо его, и без того перекошенное и изрытое шрамами, кривится еще больше. Ну да, отберешь у игроков их метлы, как же! Не дурак Грюм, соображает, что метлы можно будет изъять, только раскрыв суть операции, а это уже провал секретности и бдительности.

— Нет, отбери самые лучшие из школьных, скажешь, что это мне для факультативного урока ЗОТИ, Грейнджер тебе поможет.

Вот она — судьба! Я, Тонкс и подсобка для метел! Правда, в мою сторону Нимфадора не смотрит, а то я бы еще чего изобразил губами и языком, исключительно в порядке ответной подъебки. Она со мной еще за лето не рассчиталась и долго не рассчитается.

— Отступим на метлах в Лес, учеников так точно уведем, — теперь Грюм говорит быстро, решительно, двигается, рубит воздух рукой, словно машет палочкой, — а там их Хагрид примет и укроет. Там точно не удастся устроить засаду?

Он смотрит на Дамблдора, тот качает головой.

— Кентавры согласились присматривать за чужаками, пытающимися пробираться через Лес, но не потому, что они поддерживают наше дело или одобряют политику Министерства. Из двух зол они выбрали то, что считают меньшим из них, так будет точнее. Акромантулы уважают одного лишь Хагрида и вести в их логово детей... не тот случай, чтобы так рисковать. Единороги — мирные создания, а больше никого в Запретном Лесу пятой и четвертой категорий, которые могли бы справиться с Пожирателями, и нет.

Закончив объяснения, Дамблдор берет конфетку из чаши на столе и кладет в рот. Интересно, а почему на заседании нет Флитвика? Дамблдор не доверяет гоблинам? Смотритель Уайт, опять же, не приглашен, или его Дамблдор играет втемную, без посвящения в дела Ордена? Ох, интриги на интриге, слой на слое, и под ними еще пару слоев, чтобы уж совсем не скучать.

Луна.

Блин, что ж нас раньше не собрали-то? Теперь и не уговоришь ее уехать, без раскрытия всей этой истории с нападением, а значит и постановки операции под угрозу. Как с Роном, я раз сболтнул не то и не там, где нужно, а он услышал, и вот результат, много хороших людей на кладбище.

— А как мы узнаем, что на замок нападают? — тут же спрашиваю.

— С потолка раздастся голос, что на замок нападают, — и не поймешь, шутит Грюм или говорит серьезно. — Так, все же лучше держать подстраховку в Хогсмиде, пара лишних глаз в наблюдении будут совсем не лишними. Заклинания я еще раз перепроверю, и можно будет подумать над схемой отступления. Вы (палец его тычет в близнецов) и Дора возглавите эвакуацию и проследите, чтобы ученики летели туда, куда нужно. Я и Грейнджер займемся Поттером.

— Мы Гарри тоже не чужие люди! — восклицают Фред и Джордж с обидой в голосах.

— Я в курсе, — сухо отвечает Аластор и смотрит оценивающе. — Хорошо, меняемся. Тонкс и Грейнджер — ученики, Уизли — Поттер.

То есть Выручай — Комната останется без присмотра? Или там эти, таинственные Защитники постараются? Ролей себе и Минерве Аластор не отводит, ну, оно и понятно, им больше всех и за всех отдуваться придется. Но все же странно, странно, что не привлекают других Орденцев. Наверное, важно не спугнуть, дать врагам забрать диадему, а вот потом, опять же, наверное, кавалерией из каминов и повалит подкрепление.

Всех убить, все отнять — классика!

— Думаю, на этом все, — говорит Дамблдор, закрывая заседание.

На прощание подмигивает. Слабая замена вопросам и ответам, и будущим Планам, остается только набраться терпения. Новая тактика и стратегия. Так сказать, если Темный Лорд не идет к Гарри Поттеру, то слуг Темного Лорда выманивают из убежища магическим пряником.

Глава 24

Рождество, елка, праздник и песенка в голове, про праздник, который к нам приходит. Пять лет не видел этой рекламы, а песенка в голове как живая. Не скажу за вкус кока-колы, помню только, что зубы потом шершавые, аж языком проводить противно было.

Тепло, светло, книга в руках и мухи не кусают, чего еще желать?

— Эй, Грейнджер, — голос Лаванды томен и тягуч, как мед, вытекающий из банки, — ты и в праздники будешь учиться?

Она полулежит, развалившись на кровати, в пижаме, мягкая, белая, пышная и сдобная, как свежая булочка на перине. Перед ней "набор для гаданий, особая упаковка, дюжина в одном, доставка совой в любые уголки Британии!" Лаванда лениво поглаживает коробку, словно оттягивая удовольствие. Она и Парвати остались на каникулы в Хогвартсе, погадать, взять пару уроков у Трелони, и, подозреваю, разнюхать пару тайн и свежих слухов, ибо соседки мои — первейшие сплетницы в школе.

— Предлагаешь погадать мне? — переворачиваю страницу и кидаю взгляд на Лаванду.

— А почему бы и нет?! — она аж подскакивает, тело ее трясется, и мне сразу вспоминается старая хохма насчет того, что лучше качаться на волнах, чем биться о берег.

Она слезает с кровати и подходит ближе, в руках уже набор карт.

— Давай, давай, отложи книгу, что это ты там читаешь? — Лаванда смотрит на обложку и морщит нос, как будто видит дохлую мышь.

"Хроники магической Британии 18 века, и изменения в жизни общин магов после принятия Статута". Толстый, солидный том, пулей не пробьешь, ударом по голове гарантированно отправляет в нокаут. Откладываю книгу на подоконник, солнце бликует на железных уголках.

— На кой тебе такая древность, Гермиона? — Парвати деловито приманивает к себе несколько подушек.

— Чтобы делать вот так, — взмахиваю палочкой.

Лаванда в кресле, перед ней стол. Конечно, это несколько трансфигураций, но уже так набил руку, что они просто кастуются очередью, почти на автомате. Браун ерзает в кресле, как будто зацепила жопой гвоздь, и тут же зевает, вскидывая руки и прикрывая ими рот. Пижама натягивается, грудь едва не вываливается, но при этом демонстрирует могучие небритые подмышки. В принципе, растительность на теле женщины — это ее личное дело, но все равно, очарование момента убито моментально.

Из ниоткуда возникает Парвати и подсаживается к столу.

— Вытащи карту, — улыбается Лаванда, протягивая колоду рубашками вверх.

Пожав плечами, вытаскиваю. Валет бубей. Хмм, странно, я думал у них там карты Таро или еще какая магическая хренотень. Прошлое-настоящее, раскладка на девять сторон света, что там еще встречалось в фэнтэзи?

— Странно, — улыбка сползает с лица Лаванды.

Так она всерьез? Не затем, чтобы выведать тайны прошлого года, и какой длины метла у Крама?

— Эта колода еще никогда меня не подводила, — бормочет Лаванда, потом смотрит на меня задумчиво. — А все-таки похожа, похожа, да?

— Да, — кивает Парвати.

Вот это уже как-то более знакомо. Гадалка работает в паре с помощницей, охмуряют под сладкий лепет мандолины, как у классика.

— Люди похожи на игральные карты?

— Магические карты судьбы, — голос Лаванды меняется, — никогда не врут! Может ошибаться сам прорицатель, но не карты!

— Когда входят в магический транс, то глаза закатываются, так что видны только белки, и еще неплохо бы выброс магии организовывать, чтобы наблюдатель ощущал неладное, — сообщаю спокойно. — Трелони вам такого не говорила?

— Нет.

— Ах да, она же ни разу себя в трансе со стороны не видела, — задумчиво киваю, с видом, как будто только что осознал сию нехитрую истину.

— А ты видела? — Лаванда

— Расскажи! — в унисон с подругой, Парвати.

— О чем было пророчество? — Лаванда.

— Что она при этом делала? — Парвати.

— Когда это было?

— Сбылось предсказание?

— Как ты поняла, что оно настоящее?

— Там было о тебе?

— Что сказала Сивилла потом?

— Ты же не ходишь на Прорицания, где вы встретились?

Плотность словесного артобстрела нарастает, скорость тоже. Предсказания вам? Будут вам предсказания, попутно можно помочь Невиллу, а то у него окончательно крышу снесет, на почве качания между местью и любовью. Так, Невилл тоже в Хогвартсе, будет нападение, и вряд ли нам удастся бескровно отступить, пара стычек будет, а я как раз не с Гарри, а с остальными.

Тут подправить, там подтолкнуть, побуду возбуждающей рукой Судьбы.

— Не стоило бы, конечно, говорить, — принимаю задумчивый и многозначительный вид, — но сами же знаете, истинные пророчества всегда сбываются.

Лаванда и Парвати энергично кивают.

— А в этом пророчестве речь шла как раз об одной из вас, точнее двух, но Падме отсутствует.

— Она считает Прорицания — глупостью! — Парвати уже возбуждена, глаза горят огнем. — Ха-ха, теперь она узнает правду! И что там было?

Делаю вид, что припоминаю.

— В сражении школьном встанет против смерти смело он...эмм, что там дальше было? Ах да, спасет свою судьбу, зеркальных двух сестер, и, хыхым, хыхым, чего ж там дальше было?

Лаванда опять ерзает, выдирая задницей следующий гвоздь. У Парвати не просто горят глаза, кажется, она готова прибить меня на месте, если не вспомню продолжение. А скажи я ей, что мою память освежает только горячий кекс и секс, так тут же разлеглась бы на столе, задрав пижаму. Но нет, пускай Лонгботтом наслаждается, хы — хы, зеркальных двух сестер, неплохо придумано для импровизации! Указание без фамилий, но и без двоякого толкования, близняшки у нас тут одни, сестры Патил. И они обе остались на каникулы в Хоге, ибо отец их как раз уехал в Индию по неотложным делам. Хмм, так, наверное, и Лаванда тогда осталась за компанию с подругой, а не из-за интриг и сплетен?

Но все равно, расклад удачный, надо ловить момент.

— И будет их союз велик и прочен, пока он будет треугольнику подобен, что-то такое было, извини, Парвати, не вспомню уже точную формулировку.

— Треугольнику подобен, — бормочет Парвати и хмурит брови.

Лаванда, тоже все осознав, смотрит на подругу и говорит.

— Но если он — ваша судьба, то Падме не будет против!

— Да я же говорю, не верит она в предсказания! Даже если прямо сейчас пойти и рассказать, лишь скривится и обзовет нас Лавгудами...ой, извини, Гермиона!

Качаю головой с укоризненным видом. На самом деле меня это не слишком волнует (пока Падме не говорит такое Луне), но надо ковать сокурсниц, пока горячие. Если рассказ подкрепить реализацией пророчества, то все пройдет как по маслу, и не Невилл будет ходить за сестрами Патил — чего он все равно не делает — а они сами его окучат, по-сестрински... по-сестрячьи... короче, поделят между собой по-родственному.

— Ты все-таки лучше расскажи, а то когда сбудется, ты поймешь, что сбылось, а она нет! — выдает мой совет Лаванда, как будто читает мысли.

— Да! — восклицает Парвати. — Вот тогда она поймет, что Прорицания не обманешь! А кто такой он?

— Не знаю, — развожу руками, — никаких указывающих деталей не было, ну кроме того, что он вас заслонит собой и спасет от смерти.

Ну, все, теперь только в стычке Невилла чуть-чуть вперед выдвинуть, буквально на одно отбитое заклинание, и дальше участники кордебалета сами натанцуют остальное. А если и развалится все, то союз их не был треугольнику подобен, в общем, сами себе оправдание придумают.

— Дамблдор и Трелони тоже не поняли, о ком идет речь, — замечаю, как бы невзначай.

— А ты им рассказала?

— Конечно, так положено, — киваю с умным видом. — Дамблдор у меня из головы воспоминание вытащил, а то я полностью текст вспомнить не могла...

— А когда ты его слышала? — перебивает меня Парвати.

— Да на Хэллоуин, патрулировала после праздника, и встретила Сивиллу. Она слегка выпивши была, шла, покачиваясь, а потом как вцепится в меня! Глаза белые! Все вокруг трещит от магии! Начала говорить, так прямо за душу берет, сразу видно — истинное предсказание! Только перегаром от нее сильно несло, я отворачивалась и поэтому не все запомнила.

— Что парни и взрослые находят в крепком алкоголе? — соглашаются Лаванда и Парвати. — То ли дело сладкое вино, и чтобы он был рядом, и еще музыку...

Ну, все, понеслись влажные мечтания. Напоминаю им.

— Падме.

— Точно, Падме!

Парвати и Лаванда выбегают из спальни, слышен хохот Джинни, и тут же вбегают обратно, начинают переодеваться, красные и довольные одновременно. Понятно, в пустой по случаю отъезда школьников, гостиной сидит Гарри с Джинни, а тут две мадамы в пижамах, с телесами наперевес несутся в бой. Телеса что надо, у Лаванды размеры, у Парвати — формы, и их крепенько зацепило, раз все забыли и побежали ко второй Патил.

Это хорошо, теперь туманно намекнуть Невиллу и в схватке не зевать.

Или не намекать?

— Что случилось? — Гарри, смотрю, тоже доволен увиденным.

Джинни не ревнует, как ни странно, или уже осознала, что смотреть — это одно, а в каком гараже Гарри паркует свою метлу — это другое?

— Лаванда приобрела набор "дюжина гаданий", — зеваю, — и тут неожиданно выяснилась судьба сестер Патил, и они помчались к Падме, забыв обо всем.

Чистая правда. Просто части предложения не связаны друг с другом, но об этом скромно умолчу. Чуть было не сказал, что судьба сестер — Невилл, вот это был бы провал, хлеще, чем у Штирлица, бредущего по центру Берлина с волочащимся позади парашютом и в будёновке со звездой.

— А что там с их судьбой?

— Да хрен его знает, — пожимаю плечами. — Какой-то загадочный "он", наверное, принц на белой метле.

Джинни и Гарри, сидящие в обнимку, хихикают, потом Поттер мрачнеет. Ага, они с Роном на Прорицания ходили, к гадалке не ходи, именно об этом наш Избранный и вспоминает. Но называть пророчества чушью не спешит, после того, что показывал Дамблдор и рассказа о судьбе всех замешанных в том деле.

— Чем планируете заняться на каникулах? — спрашиваю вежливо.

— Отдыхать от учебы, — улыбается Гарри.

— Летать на метлах вдвоем! — поддерживает его Джинни.

— Сходим в гости к Хагриду и в Хогсмид, обязательно! До этого все не удавалось, занятия и занятия, а теперь мы свободны на все каникулы, профессор Грюм так и сказал, — объясняет Гарри.

Оп-па! А нам не сказал, старый хрыч. С чего это Аластор ослабил вожжи? Пытается сорвать удар? В том смысле, что если отряд, присланный в Хогвартс, нападет в Хогсмиде, то Гарри быстро прикроют, а у нас будет больше времени подготовиться? Или Грюм уверен, что никуда Гарри не успеет, и на нас нападут, раньше, чем он успеет пару раз окучить Джинни?

Но тревоги выказывать не надо, иначе придется объясняться.

— А ты чем займешься? — спрашивает Джинни с каким-то вызовом в голосе.

Обе руки ее на левом плече Гарри, сама она сидит прямо, грудь выдается рельефно, уже не подросток, а молодая, уверенная в себе женщина. И, возможно, скоро будущая мать, добавляет пошлый голосок внутри.

— Отосплюсь, — зеваю еще раз, — это меня Лаванда со своей гадательной коробкой разбудила. Отдохну от учебы. Подумаю, наконец, как жить дальше.

Гарри кивает. Мы не разговариваем о своих потерях, поэтому иногда, кажется, что лишь ты терял, а остальные так, индийскими танцами на заднем фоне занимались. Индийскими, гм. Ладно-ладно, улучшим жизнь Невиллу! Своим портим, чужим улучшаем, потом страдаем и забываем, в общем, песня о собственной глупости.

И потерях.

— Я всегда готов прийти тебе на помощь, — говорит он.

— Знаю, Гарри, и спасибо, но ты же и сам знаешь, что есть вещи, которые кроме тебя никто не сделает и не сможет сделать, будь он хоть сто раз лучший волшебник во всем мире!

Даже сам не сразу понимаю, чего завернул, но главное глубокомысленно, и вроде как благодарю и в то же время отказываюсь от помощи. Да и чем Гарри мне может помочь? Я вот ему могу, в некоторых вопросах, а он мне? Я еще сам в себе не могу разобраться, чего мне надо и куда плыть, поэтому просто плыву пока, как та самая субстанция по течению, и созерцаю проплывающих мимо собратьев и сосестер из той же субстанции, высокие берега и облака, и размышляю о жизни, вместо того, чтобы плыть туда, куда мне нужно.

Потому что и сам не знаю, куда.

Стоило бы поразмыслить об этом, но и без того устал за прошлые года от бесплодных размышлений. Стоит провести несколько дней жизнью овоща, пока дают, пока не напали на школу. Спать, пить, есть, размножаться,...эээ... смотреть на голых девушек в огромной ванне? Нет, это надо обладать опытом Грюма, чтобы в ожидании нападения весело плескаться в ванне со школьницами. И школьников явно не дюжина, а больше... ой, точно!

Нимфадора в подсобку для метел так и не затащена!

Явно же в Хогвартсе не дюжина школьников, так что придется, придется потрудиться, в грязи и пыли, а потом отправиться в ванную Префектов, смывать с себя накопившееся, и Луну прихватить, сделав невинное лицо, чтобы Нимфадоре было сложнее отвертеться! Хотя с нее станется притвориться близняшкой Луны, в порядке ответной дразнилки, и это неожиданно,... а ладно, чего возбужденные слюни развешивать, все равно этого не будет.

Но все же метлы подготовить надо, и у Нимфадоры должен быть список школьников, оставшихся в Хогвартсе на каникулы. Дамблдор, конечно, говорил о дюжине, может просто дело в том, что осталась куча знакомых мне? Поэтому и ощущение, что минимум половина Хогвартса на месте?

Ладно, разберемся, и для начала надо найти Нимфадору.

Глава 25

Подсобка для метел оказывается небольшой комнатой, приспособленной под склад для всего необходимого для урока полетов. Гигантские размеры тут не нужны, обязательные уроки даются только для первого курса. Можно изучать полеты и впоследствии, добровольно, было бы желание, время и силы. Самые фанаты полетов обычно притягиваются к факультетским командам квиддича, а остальным хватает и уроков первого курса. Полет на метле в чем-то схож с ездой на велосипеде — однажды научившись, потом всегда сможешь повторить.

— Ты же не думала, что здесь будут сплошные "Молнии", "Нимбусы" и "Ураганы"? — ухмыляется Нимфадора.

Метлы да, старенькие, потрепанные жизнью и учениками. Это игроки в квиддич натирают свои метлы как любимых девушек или парней (ибо девушки тоже играют в квиддич), подстригают, ухаживают и заботятся. Здесь же обычный школьный инвентарь. Летает? Годится.

— Нет, не думала.

— Чем же ты тогда недовольна?

Оглядываюсь. Ну да, метлы в специальных деревянных держалках, прутьями вертикально вверх, чтобы меньше портились, одна стена занята сундуками с мячами и какими-то сломанными деталями трибун со стадиона. На самих стенах висят флаги факультетов, изрядно пыльные, да и пол грязный. Нет, я понимаю, что когда гормон брызжет из ушей и прочих отверстий, трахаться можно где угодно, даже прямо на песке, на пляже, но вот так, в грязи? Так что это не недовольство, это скорее брезгливость, и осознание, что ванная комната Префектов точно лучше.

— Да так, нервничаю немного, — надо же что-то сказать, вот и говорю, — ты и я, наедине, в знаменитой подсобке для метел, и моя палочка уже готова поразить тебя!

— Вряд ли твоя палочка хоть чем-то сможет поразить меня, — хохочет Тонкс, — а вот моя!

О зохен вэй, точно, она же метаморф! И может отрастить себе любой орган, включая тот самый. И весело помахивать им, достав из широких штанин, и скандируя вслед за классиком: "Смотрите, завидуйте, я гражданин, а не какая-то там гражданка!" Тонкс, конечно, такое в голову не приходит, настоящая девушка, но вот я... нет, не убит. Убито мое желание Нимфадоры, что ли? Ибо теперь еще долго, при попытках представить голую Нимфадору, будет всплывать и представившаяся сейчас картинка, фу-фу-фу.

Лечим от желания, быстро, недорого, эффективно, одна картинка и вам уже не хочется.

— Эй, Гермиона, я же пошутила! Ты чего?

— Считай, что я поражена и побеждена, — отвечаю, отводя взгляд. — Давай вернемся к делу.

Еще раз осматриваю помещение. Все же, наверное, вряд ли все ученики Хогвартса бегают именно в эту подсобку потрахаться. Просто доступ сюда относительно свободный, за метлами для самостоятельных полетов, вот и возникла присказка. А так, в школе хватает пустых классов, складов, туалетов, просто пустых комнат, куда никто, кроме домовых эльфов в жизни не заглядывает.

— Какой у нас план?

— Итак, в школе четырнадцать учеников, — отвечает Нимфадора деловито, доставая из-за пазухи карту Мародеров. — Вот, смотри.

Восемь нас с Гриффиндора, знакомые все лица, практически, да нет, распавшийся клуб "Ежиков" в полном составе! Ну и Лаванда с Парвати, угораздило же их остаться! Падме, Луна и еще какая-то девчушка с первого курса, с Рэйвенкло, двое с Хаффлпаффа, шестой курс, что-то там у них неотрывное выращивается в теплицах у их декана, Помоны Спраут. И один со Слизерина, второй курс, но ни имя, ни фамилия мне, ни о чем не говорят.

Собрать клуб обратно и тонко намекнуть, что скоро жахнет и лучше держаться вместе?

Можно, конечно, но вдруг не жахнет скоро? Отложат нападение на неделю, а то и вообще не нападут? Карту Мародеров не размножишь, а вот ученики точно, по закону подлости, разбредутся по всему Хогвартсу, и как их тогда быстро собирать? Как там Грюм говорил — пять минут? Ха, да мы их и за полчаса не соберем, школа большая, а мы,... а что мы можем? Аппарация — нет, на метлах по коридорам? Это Гарри смог бы, с его опытом и реакцией Ловца, но я, пожалуй, не рискну. Что тогда, бег?

Стоп, домовые эльфы могут аппарировать в Хогвартсе.

— И еще у нас есть преподаватели, — продолжает Нимфадора. — Конечно, Альбус и Аластор удалили, кого смогли, под благовидными предлогами, но все равно, часть осталась.

— Флитвик обузой не будет. Да и профессора Хогвартса,... неужели не знают, с какой стороны за палочку браться?

— Ха! — Нимфадора закрывает карту. — Скоротечный бой в помещении, в коридоре — это тебе не изящная дуэль на помосте! Они, конечно, опытнее учеников, но в бою даже ты их сделаешь.

— Что значит даже? — выпячиваю грудь.

Что-то да, как-то все весело, хихоньки да хаханьки. Надо сделать серьезное лицо, сжать губы и настроиться на серьезный лад.

— Эй, ты чего, опять обиделась? — удивляется Нимфадора.

— Нет, это я так на битву настраиваюсь, а то у нас все веселье да веселье. Не пришлось бы потом плакать!

— А еще говоришь, что Аластор не твой отец! Тот тоже все серьезный, не время веселиться, говорит, бдительность и бдительность повсюду! — и лицо Нимфадоры украшается шрамами, а голос становится ворчливым и серьезным.

Но все же, настрой перебит и возвращаемся к делу. Метлы отобраны и проверены на летучесть.

— А эльфы нам не помогут? Они же могут аппарировать в Хогвартсе?

— И слушаются только Дамблдора, — машет рукой Тонкс.

Разве дедушка Альбус не мог отдать приказа заранее? Вполне в его духе, и формулировку изящную подобрать, мол, если ученику или преподавателю Хогвартса будет угрожать смерть, спасать и так, чтобы эльфа не видели.

— Замок большой, успеем ли всех собрать?

— Нет, ты и вправду дочка Грюма, он мне подобным зудом уже все уши прожужжал, — вздыхает Тонкс. — Бери метлы и идем.

— Куда?

— В Большой Зал, конечно же! — восклицает она удивленно.

Ну да, логично. Куда все знают дорогу, ибо ходят три, а то и больше раз в день? Большой Зал, конечно же! И эльфы туда дорогу знают, знают. Трансфигурирую ближайший флаг в огромный кусок ткани, и накидываю его на сложенные в кучу метлы.

— Левиоса! — и тюк взлетает в воздух.

— Молодец, — ухмыляется Нимфадора, — только забыла одну маленькую деталь.

Проклятье. В дверь не пролезет. Опустить, оторвать ленту ткани, увязать метлы в аккуратный пучок, стянуть полотнищем, связать и непрерывно чихать от пыли, почти не слыша того, что рассказывает Нимфадора о плане эвакуации.

МакГонагалл, Флитвик, Спраут, из деканов Хогвартса отсутствует только Слагхорн, поехавший добывать какие-то редкие ингредиенты для зелий в норвежский заповедник. Грюм, понятное дело, с нами, и еще Трелони и Синистра. Парой лет ранее с нами точно был бы Бинс, но уж за преподавателя — призрака точно переживать не стали бы. Остальных, получается, Дамблдор незаметно отправил на каникулы, наверняка организовал, благовидные предлоги или просто уговорил, и еще озаботился, чтобы их отъезд был виден. Что бы там ни говорила Нимфадора, но взрослый маг и преподаватель — это взрослый маг. Если нападающим нужна скорость и маскировка изъятия диадемы, то каждый отсутствующий маг должен только подталкивать их вперед.

Ага, Трелони из своих покоев практически не вылезает, пророчество Темный Лорд и так знает, так что с девяностопятипроцентной гарантией никто к Сивилле не полезет. Укрепить дверь, точнее люк к ней, магией и все, проблема решена. Аврора Синистра в этом схожа с нашей преподавательницей Прорицаний, в том смысле, что со своей Астрономической Башни редко спускается. И по ночам либо в звезды всматривается, либо спит, за что ее Башню и обожают влюбленные парочки. Высоко, романтично, точно никто не подсматривает, да и площадки там удобные, пускай и без подогрева.

Спраут в теплицах обычно, и живет там рядом, ее тоже не тронут?

— А может запереть всех учеников в башнях и подземельях? — в такт мыслям.

— Гермиона, ты что, меня не слушаешь? — ого, сердится! — Это же не тупые тролли в атаке, опытному магу пройти в башню... ну, не раз взмахнуть палочкой, а два раза! Тем более что Пожиратели практически все учились в Хогвартсе и знают, где входы в помещения факультетов!

— Но зачем, если им нужна диадема?

— И Гарри Поттер, не забывай, — немного понизив голос, говорит Тонкс.

Ах да, Гарри. Это, конечно, все меняет. Но все равно план какой-то... раздолбаистый, что ли? Слишком много людей, не имеющих отношения к Поттеру, под ударом. Хотя, вся Британия под ударом, те, кто получал ранения и погибал в прошлые полгода, надо полагать, вообще не имели отношения к Гарри? В общем, все должно выглядеть естественно, враги должны получить диадему, но не Гарри, а мы должны отбиться и успеть увести учеников и преподавателей, чтобы никто не погиб.

Выберите два из трех.

— Ты слишком много переживаешь, — говорит Нимфадора.

— А ты нет?

— Аластор считает, что нападение будет только завтра, так что да, не переживаю, — отмахивается она.

На входе в Большой Зал сталкиваемся с Хагридом, который тащит очередную елку. Их там и так дюжина, куда же еще? Вкусно пахнет свежей хвоей, и столы уже сдвинуты, впереди Рождественский ужин для тех, кто остался в Хогвартсе, и по традиции все сидят вместе, не делясь на факультеты, деканов и преподавателей. Дамблдор обычно распевает песенки, учителя бухают и закрывают глаза на то, что ученики хлебают рождественский пунш и сливочное пиво.

Да, самое время напиться и проспать нападение.

— Завтра? Не ночью?

— Завтра с утра, когда все будут спать и маяться похмельем, а Хогсмид скроет традиционный рождественский туман, — кивает Нимфадора.

Ну да, если им не нужны свидетели, то самое время. Может даже просто запрут всех по башням и никого не убьют, но мы точно не можем рисковать. Значит, нужна будет трезвая голова, нужно будет рано встать... в общем, можно помахать ручкой выпивке еще до того, как она началась.

День каких-то отказов сегодня, сначала Нимфадора, теперь выпивка, что же будет вечером?

Как ни странно, но остаток дня проходит спокойно, и вечером мы сидим в Большом Зале, дружною толпою. Все в сборе, традиционно, никто ни с кем не ругается, мирные, тихие разговоры. Но плохо быть в курсе дела, детали бросаются в глаза. Грюм пьет воду, смотритель Уайт нервно поглядывает на метлы, расставленные в углу. Нимфадора увлеченно ест, маскируя свою нервозность, да ей и не страшна проблема лишнего веса. Парвати, Падме и Лаванда увлеченно рассматривают собравшихся мужчин и шепчутся, хихикают. Дольше всех их взгляды задерживаются на Поттере (и тогда Джинни, сидящая рядом с Гарри, начинает сопеть), и на Грюме, который не обращает на них внимания. Точнее говоря, не выделяет среди остальных, ибо его искусственный глаз видит всех и вращается во все стороны.

Атмосфера праздника во мне убита, вот вам и третья внутренняя смерть за этот день.

Рождество, ёпт! Когда-то, после Статута, мир магов качнулся в сторону самобытности и уникальности, как будто маги силились доказать (в первую очередь самим себе, разумеется), что никто ничего не проиграл и не прячется, что все в порядке, и они в состоянии прожить самостоятельно. Создавались деревни магов, из которых до наших дней дожил лишь Хогсмид, и то, благодаря близости к Хогвартсу.

Праздники людей, включая Рождество, отрицались, пытались придумывать свое, пытались, словно в пику христианству людей, популяризовать языческие праздники, всякие там Вальпургиевы ночи да Бельтайны. Хорошо, что в кельтский Новый Год, с развешиванием кишок девственницы на елке не скатились. Попытки оказались малоуспешными, вот разве что празднование Хэллоуина осталось, да и то — это все же праздник людей.

Искусственный конструкт магической культуры и отрицание созданного людьми привели лишь к разрыву в развитии, и результат налицо. Маги перенимают новинки людей с отставанием в несколько десятков лет, правда, в последние полста лет, срок этот сократился, но этого недостаточно. Конечно, открытие и слияние двух миров меньше шокирует магов, чем людей, но это только лишь потому, что маги так и не смогли оторваться от магглов. Что с культурой провалились, что с закрытостью, что с численностью, да так эпично, что едва не вымерли от закрытости. Маятник качнулся в обратную сторону, и с каждым годом среди магов все больше и больше магглорожденных, несущих свою культуру, обычаи, влияние.

Не просто ученики, как это было ранее, а именно что нашествие магглорожденных, под влиянием которых меняется и магический мир. Восстание старых Родов, то есть вся эта история с продвижением Волдеморта наверх, отчасти связана как раз с этим, с проникновением магглорожденных. Магический мир уже не успевает "перерабатывать" их, ассимилировать в себя, и перемены давно назрели. В сущности то, что собирается сделать дедушка Альбус, надо было делать на два десятка лет раньше, но Темный Лорд успел ударить первым. Да и сам Дамблдор тогда был другим, как он говорил, совсем другим.

— Гермиона, ты опять грустишь, — шепчет в ухо Луна, — и мне от этого больно.

— Извини.

— Мы же подруги, забыла? Хочешь, я...

Потолок, передающий изображение неба над Хогвартсом, раскалывается, сверкает здоровенная красная молния и раздается зловещий хохот, вызывающий желание упасть и забиться под стол.

— Замок атакован! — гремит искаженный голос. — Всем срочно собраться в Большом Зале!

Ебать! Но как же... и смотрю на торжествующего Аластора, который вскакивает и бьет посохом в пол. Вот же старый... аврор!!! Исхитрился, извернулся, подтолкнул врагов к нападению в самый удобный для нас момент. Или нет, не его работа? Он просто рад тому, что началось и можно теперь не сдерживаться?

— Без паники! — зычно орет Аластор, но тем самым только усиливает панику. — Палочки к бою! Отступаем на метлах в Запретный Лес!

Часть 2

Глава 1

К счастью, в Зале полно преподавателей, и приступ паники, криков "Мы все умрем!" и метаний с заламыванием рук быстро проходит (отдельно помогает то, что Аластор заклинанием захлопывает дверь и не дает всем разбежаться в темноту). К несчастью, на это все равно тратится время, и возле метел возникает давка. Неосведомленность участников о Плане приводит к тому, что большая часть собравшихся рвется обратно в башни или к входу в Хогвартс, прятаться или отражать нападение, в сущности, без разницы. Все равно Аластору и Минерве приходится тратить драгоценнейшее время на объяснения, что надо отступать в Запретный Лес. Значит, нападение — не работа Грюма, в том смысле, что если бы он толкнул врагов к нападению в ужин, то уж точно бы заранее все и всех бы подготовил и построил.

И что плохо и хорошо одновременно, Хагрид с нами.

— Они уже в замке! — кричит Нимфадора, пытающаяся строить школьников и одновременно раздавать метлы. — Заходят от центрального входа!

— Отступаем к внутреннему двору! — командует Аластор. — Быстрее, пока нас тут не зажали, как крыс в норе!

Кто-то обиженно фыркает, кажется, Спраут, но Грюм прав. Можно, конечно, сломать стену, только противник на этот раз не василиск, а твари гораздо страшнее, хитрее и пронырливее.

И поэтому мы не успеваем!

Дверь в Большой Зал сотрясает удар, стены дрожат, выпивка в кубках идет рябью. Еще удар! Еще! Все кто строился на выход с метлами наперевес, тихо отбегают вглубь зала, Аластор и Минерва переглядываются, Грюм кивает. Наш декан вскидывает палочку, и что-то кастует, куда-то в пространство, ввысь потолка, можно сказать.

К счастью, прямое проявление угрозы действует, и народ уже не мечется в панике, а послушно выполняет команды и перестраивает не-боевые порядки. Кажется, ломание стены отменяется, во главе магической "свиньи" Хагрид и нацеливается она прямо на дверь.

Удар! Еще удар! По стене слева змеятся трещины, с потолка летит какой-то мусор, и тут же одна из стен взрывается обломками камней, и в пролом рвутся фигуры.

— Экспульсо! — Флитвик быстр, очень быстр.

Взрыв! Фигуры уносит обратно, но пролом ширится. Удары в дверь стихают, слышен топот и грохот, пол дрожит, лязг, неразборчивое рычание, и тут же в пролом влетают еще фигуры, с палочками наперевес. Бабах! Бабах! Два новых пролома, рядом с дверью, камни стены летят прямо в нас, Грюм тут же отбивает.

— Редукто Максима!

И весь кусок стены с проломами и дверью выносит напрочь.

— Бегом!! — орет Аластор. — Строй держать! Метлы не терять! Бегом-бегом-бегом!!

Палочка его уже смотрит в первый пролом, но Минерва опережает. Взмах ее палочки и стену затягивает камнем, как и не было дыры. Школьники во главе с Хагридом, Флитвиком и Нимфадорой уже бегут к пролому на месте двери, в котором клубится пыль, и мелькают тени. Все это до того напоминает Дурмштранг, что у меня ноги на секунду примораживает к полу вспышкой страха, но тут же отпускает.

Бегу следом.

Прямо за спиной Хагрида Гарри, он мечет во все стены свой любимый Экспеллиармус, выбивая палочки и обезоруживая. По левую руку от него Джинни, та кастует что-то свое. С боков прикрывают близнецы, в центре остальные ученики и преподаватели, замыкаем процессию мы втроем: я, Аластор и Минерва. Грюм хлещет по мне недовольным взглядом, но времени на нотации нет, с потолка падают какие-то твари, и Аластор крутит палочкой знакомые мне петли.

— Не в Хогвартсе! — восклицает МакГонагалл, но уже поздно.

— Фиендфайр! — струя Адского Пламени рвется из палочки Аластора, оживает и ревет. — Получите!

Огненный хлыст хлещет, рвет, сжигает, воняет палеными перьями и мясом, но смотреть некогда, еще тени сбоку, и МакГонагалл их отбивает, точнее говоря, демонстрирует класс Трансфигурации.

— Джентем Петрам! — и обломки камня, разбросанные взрывом, оживают.

Два каменных мини-голема вскакивают и несутся в бой, слышно рычание, крики, кто-то кидает Петрификус, но големы и без того из камня, и продолжают измолачивать врагов.

— Протего! Редукто! Протего! Протего! — больше прикрываю Минерву со спины, но если выпадает шанс, кидаю что-нибудь атакующее.

Натиск силен, с трех сторон атакуют из полутьмы клубящейся пыли.

— Люмос Максима! — и шар огня осветительной ракетой взмывает вперед.

— Велокс Ариетем! — заклинание Грюма сносит врагов перед нами, словно колонной окаменевшего воздуха, разбрасывает и размазывает.

Мы уже не в Большом Зале, судя по стенам, но легче не становится. Бой кипит, заклинания врезаются в стены, потолок, пол, окна, крошат все на своем пути, и в этом пыльном месиве не видно почти ничего. Сражение идет по теням, на опыте, на интуиции, на догадках, выкрики заклинаний перемежаются громом и лязгом железа, рыком, стонами и вскриками. Кровь, кровь и еще раз кровь на полу, обрывки одежды, но тел не видно.

— Быстрее! — рычит Грюм. — Мы отстаем от них! Конфринго Максима! Сдохни, тварь! Фините!

И тут же еще пару заклинаний на невербалке, и три тени сносит, мне в лицо шлепает чем-то горячим. Отстаем от основной группы?

— Какой план был! — рычит Грюм. — Паникеры! Какой план! Протего! Реликта Флюктуата! Давай, Минерва!

— Фиксариум Ционе! — кидает МакГонагалл.

Мастера, ой, мастера! Одно заклинание Грюма сносит вообще всех и вся, полностью очищает коридор, как будто огромным прессом, и тут же МакГонагалл смыкает стены и запечатывает коридор толстой стеной камня.

— Бегом! — снова рычит Грюм. — Без меня там всех побьют! Просрали такой план, просрут и оборону!

Он удивительно ловко и быстро ковыляет на своей лапе. Бегом это назвать нельзя, но близко.

— Грейнджер! — рычит Аластор. — Какого... Мерлина ты отстала? Дыши ровнее! Дышишь, как будто... палочку своей мечты увидела!

Обычно Грюм себя не сдерживает, это МакГонагалл на него что ли так положительно влияет?

— Ступефай! — палочка Грюма вертится, как живая, и атакующего сносит раньше, чем он понимает, на кого выбежал. — Давай, Грейнджер, беги быстрее!

И делает вид, что собирается дать пинка.

Бегу вперед, сзади грохот, матюги Грюма, что-то падает и бьет в спину стеной воздуха. Кашляю.

— Люмос Максима! — точно, коридор завален.

Проклятье! Два не самых слабых мага выбыли!

Бегу.

Вот он, зал, в котором выход во внутренний двор! Грохот стоит такой, что себя самого не услышишь, даже если будешь орать, и поэтому мое появление остается незамеченным, по крайней мере, вначале. Основной грохот производят шесть статуй — рыцарей с копьями, сражающиеся с четырьмя троллями в центре зала. Это и есть Защитники Хогвартса? Ожившие статуи рыцарей?

В замке их до хрена и больше, если все встали в оборону, то живем!

С тыла и флангом оживших рыцарей прикрывает Флитвик, разит во все стороны заклинаниями, периодически даже успевает метать камни в троллей. Те орут и машут дубинами, мажут, едва ли не попадают в своих магов, пытающихся сломать статуи и Флитвика. Вражеских магов пятеро, все с палочками, и явно тролли им не подчиняются, вон, дубина едва не мажет одного из пятерки по стене!

Как бы поступил Аластор?

Палочка моя рисует фигуру и заклинание Левиосы тихо срывается с губ. Можно было бы и громко, без разницы, все равно никто не услышит. Как там Флитвик успевает видеть, что в него кидают и отбивать? Он, конечно, серебряный призер чемпионата Европы по дуэлям, но пять магов — это пять магов! А, точно, еще статуи его прикрывают, берут на себя удары.

Дубинка тролля, слегка подправленная моим заклинанием, превращает голову одного из атакующих в кровавую кашицу, и тут же наношу еще удар.

— Редукто! — и спина второго из пятерки взрывается облаком одежды, костей и мяса.

Мы не на дуэли, и третьего спасает лишь случайность. Он пригибается, и мой удар взрывает стену облаком крошева, осыпая всех с ног до головы. Тролли не обращают внимания — что им какая-то щекотка по коже? — а вот троица оборачивается и видит меня.

— Сонорус! Инфрасонус! — максимальным оглушающим конусом.

Палочка уже заходит в следующую петлю. Ощущение, как будто я снова в Дурмштранге, стою на дуэли против неизвестного мне противника. Тревога, дрожь и страх уходят, остается только ярость и желание побеждать, понимание, что проигрыш исключен.

— Протего! Аква Эрукто! Гляцио! Протего!

Маги пытаются зайти с боков, но лед под ногами, их ведет и тащит, швыряют в меня заклинания наобум, лишь бы не дать атаковать их. Отбив. Блок. Отмена. Отбив. Щит. Отступить на шаг. Блок. Отбив. Щит. Не упасть. Щит. Отойти. Блок. Щит. Проклятье, не успеваю!

Вспышка! Один из атакующих меня врагов падает замертво.

Флитвик! Подкрался сзади, пока пятерка отвлеклась. В два заклинания суровый полугоблин — коротышка заканчивает схватку, сразив оставшихся. Тролли и статуи еще дерутся, но нас внимания особого не обращают, теперь там четыре оживших рыцаря против трех троллей.

— Вы целы, мисс Грейнджер? — Флитвик орет мне практически в ухо.

— Да!!! — так и есть, даже не ранен, только пальцы сводит.

— Фините! Экспульсо! — Флитвик мечет заклинания мимо меня, можно сказать, ощущаю на ушах метафорический ветер от пронесшихся мимо сгустков энергии. — Я задержу их! Помогите остальным!

Не сразу понимаю, о чем он, ничего не слышно, Флитвик машет рукой в сторону выхода. Киваю и бегу, огибая троллей и рыцарей. Проклятье! Еще один маг мимо общей схватки! Взмах палочки, и несколько больших обломков камня врезаются в одного из троллей. Скорость так себе, но все же он оглушен на пару секунд, разворачивается, и тут же два каменных копья входят ему в бок, беззвучно, зато тролль ревет так, что слышно даже здесь, возле стены. Он машет дубиной, ломает копья, и каменные обломки так и торчат из бока, хлещет кровь, и под эту какофонию тихо проскальзываю дальше, к выходу.

— Слева заходи!

— Не дайте Поттеру уйти!

— Авада Кедавра!

— Люмос!

— Аве фугам!

— Экспеллиармус!

— Взрыв-снитч!

Яркой вспышкой озаряется темное небо, и по внутреннему двору колотят капли кровавого дождя. В воздухе вакханалия воздушной битвы в темноте, вспышкой фотографии — наши и враги, тоже на метлах. В самом дворе, на траве тоже кипит схватка, еще статуи, тролли и великаны, но здесь открытая местность и рев не оглушает, даже слышны выкрики заклинаний.

По груди разливается мертвенный холод. Что? Где?

— Люмос Максима! — и еще шар света взмывает в воздух.

Кто-то летит вниз головой, кто-то из учеников!

— Арресто моментум! — удерживая взглядом тело.

С треском и брызгами светлячков шар моего Люмоса разлетается от чьего — то заклинания, и теряю падающего из виду. Тормозящее заклинание Моментума тоже теряется, но палочка уже крутится в руке, скользит между пальцев, и вперед летит следующее заклинание.

— Воздушная Подушка!

Бегу к месту падению, и в первую секунду с облегчением понимаю лишь, что это не Гарри и что упавший жив. Затем кровь бросается мне в голову, ибо на земле лежит Луна. Бок ее взрезан, словно там, в небесах ее атаковал Зорро и поставил свой знак, кровь выплескивается толчками.

— Вулнера Санентур! — прямо в рану.

Хрен бы с два! Проклятье! Тут нужна Помфри, где она? Была в толпе, но где сейчас? Палочка уже закручивает новую петлю, мантия Луны, тяжелая, намокшая кровью, трансфигурируется в повязки, и обматывается вокруг раны. Зубами рву пробку с бутылька, щедро поливаю рану поверх повязки. Еще один Луне в рот, придерживая, чтобы не захлебнулась. Она все еще без сознания, и вспышки, лучи заклинаний озаряют ее мертвенно-бледное лицо.

Помфри! Нужна Помфри!

Взмываю в небо, ярость клокочет в груди, отдается толчками в глазах и висках, одной рукой придерживаю Луну, в другой сжимаю палочку. А вот и цель! Прямо на меня летит какой-то необъятный мужик, мантия реет на ветру, видны волосатые руки, вскидывающие палочку. Мои чувства обострены, враг движется так медленно, что желание его убить становится нестерпимым.

— Диффиндо! — и ему сносит голову, срубает ее наискось, как будто топором неумелого палача.

Тело его роняет палочку, но еще держится, и наношу удар, отбивая пальцы на ноге. Обезглавленное тело летит вниз кулем мяса, вскакиваю на метлу и тут же сажусь, прыжком вниз. Удар отзывается болью в промежности — плевать! Луну поперек метлы, и ходу, ходу, ходу! Но куда лететь?

— Где Помфри? — ору проносящемуся мимо Фреду.

Тот не слышит, проносится мимо, и дубинка в его левой руке обрушивается на голову еще кому-то на метле. Палочкой в правой он ловко отбивает сине-красный луч, и тут же ныряет вниз, в темноту. Меня распирает от злости, от желания убивать, от бессилия чем-либо помочь Луне — кровь продолжает идти, несмотря на повязку, зелья, заклинания. Даже то, что взлетел, не используя метлу, проходит по краю сознания как нечто второстепенное и само собой разумеющееся.

Мимо подбитой соколицей падает Джинни.

— Левиоса! — ловлю ее, и тут же вверх. — Редукто! Протего!

Вспышка заклинания разбивается о мой щит, и Джинни что-то мечет вертикально вверх, слышен вскрик и мимо проносится орущее тело на метле. Не наш, точно.

— Где Помфри?

— Она и остальные ушли в Хогвартс! — Джинни орет.

Проклятье! Либо они попытались прорваться, и их сбили, либо они остались прикрывать отход Гарри, неважно! Джинни машет рукой, указывая, куда ушли остальные, ага! Срезать угол через северо-запад, теплицы и уйти в Запретный лес, толково!

Не считая, конечно же, общей бестолковости наших действий.

Влетаю в Хогвартс прямо на метле, больно ударяясь плечом, к счастью левым. Луна едва не падает, придерживаю ее онемевшей рукой, но еле-еле, тело выскальзывает, и тут же ощущаю, что сам падаю. Да твою ж мать! Соскальзываю с метлы, едва не падаю, и бегу вперед, туда, где слышен грохот схватки. Луна на руках, придерживаю заклинанием, иначе даже бежать не смог бы толком. Толчки ногой и протезом о пол в такт стуку сердца, время опять словно замедляется, и кажется, что бежишь целую вечность.

Дурак!

Злобно хохоча от общей ярости и собственной тупости, взлетаю и мчусь по коридору, как реактивный истребитель. В этой части Хогвартса еще не уничтожены факела и прочее освещение, вылетаю в один из залов-перекрестков, там, где сходятся лестницы и коридоры. Видно спину Помфри, она почти тащит на себе окровавленную Спраут, рядом с ней Невилл и еще кто-то, кажется малыши с других факультетов. Порыв мчаться за ней разбивается о картину того, что творится в зале.

Зажатые в угол, вчетвером отбиваются Хагрид, Синистра, Тонкс и Гарри, чуть поодаль лежит Трелони, распластавшись на полу, вниз лицом. На наших наседает великан — полтора Хагрида, не меньше! — кто-то мельтешит под ногами, и еще семеро магов, один из которых точно Пожиратель Смерти. Только они умеют выпускать эти блевотные метки — черепа, одна из которых сейчас скользит вослед убегающей Помфри.

Наши держатся из последних сил, все окровавлены, на меня даже не смотрят — времени нет.

Луна.

Гарри.

Луна!

Гарри!

Нет времени колебаться, нужно сделать выбор, и мое тело делает его за меня.

— Авада Кедавра! — в Пожирателя, как раз повернувшегося спиной.

Глава 2

Пожиратель еще только начинает поворачиваться, когда зеленый луч Авады впивается ему между лопаток, словно луч лазера. Плюх! Мертвое тело падает вперед, металлический звон — маска ударяется о пол, и в тишине остановившейся схватки слышно как катится по полу палочка. Мгновенная вспышка ужаса — я применил Непростительное? — но ощущение, как будто смотрю со стороны фильм, наблюдаю, но не действую. Действует тело, и уж оно точно знает, зачем была применена именно Авада.

Парализовать остальных страхом, отвлечь на ту пару мгновений, что требуются для следующего удара.

Рывок! Ожерелье летит прямо в голову великана, и вослед ему палочка рисует шестиугольник, запуская мгновенную, буквально взрывную трансфигурацию, а рот приоткрывается.

— ОДАБ! — и голова великана скрывается в облаке взрыва.

Наших бросает в угол, Хагрид, которого отжимает взрывной волной, плющит их и вжимает в стену, попутно прикрывая. Вражеских магов разбрасывает, во все стороны летят куски великана, и в мою сторону тоже, но я, как истребитель, взмываю вертикально вверх.

— Протего! — и щит снизу прикрывает, и от волны, и от разлетающихся мясных снарядов.

Противник не просто отвлечен, он ошеломлен, разбросан, ранен, и тело действует, словно сведя воедино все уроки Грюма, все тренировки, переплавив их из количества в качество. Палочка — продолжение моей руки, удлинившийся палец, который указывает туда и только туда, куда я захочу.

— Редукто! Редукто! Редукто! — очередью.

Двое падают, правые руки оторваны, третий успевает уклониться, но заклинание рвет пол, взрывает его под ногами, и уклонившийся получает булыжниками по ногам и спине, падает и катится. Лечу ломаным, быстрым зигзагом, левая рука держит Луну мертвой, онемевшей хваткой, правая вращает палочкой. Авада словно разжигает во мне пожар, Оглушающие, Связывающие, Усыпляющие, Парализующие — все эти заклятья забыты. Хочется рвать, взрывать, убивать, топтать, бить и резать.

— Диффиндо Максима! — в спину убегающему, взрезая его поперек, едва ли не пополам.

Вижу и чувствую все, маневр уклонения, блок, отбив, щит и контратака.

— Редукто!

Он отбивает и ставит щит, безликий враг, ибо сейчас они все для меня на одно лицо, уродливые черные фигуры, которые надо рвать на части. Губы шевелятся, готовясь изрыгнуть новое заклинание.

— Экспульсо!

А взгляд поднимает камень за спиной врага. Булыжник врезается в затылок, проламывает череп и остается торчать из него, красной, уродливой шишкой. Враг падает, как и его щит, заклинание разрывает ему живот и отбрасывает. Атака сзади! Щит! Щит! Щит! Блок! Отбив! Контратака!

Да хватит бегать от меня!!!

— Лапидем Вивум Карцерум!

И все равно один успевает, успевает уклониться! Камни, превратившиеся в кандалы, бесплодно тыкаются во все стороны, но ничего, зато еще двое схвачены! Им нужна секунда — отменить трансфигурацию, мне ее тоже хватит!

— Экспульсо! Экспульсо!

Заклинание взрывает им руки и животы, отбрасывает прочь, и тело, ноги которого закованы в камень, ломает само себя. С хрустом, треском, воплями они бьются о пол, воют и орут, и эти звуки сладостной музыкой отдаются в теле, прокатываются теплой волной оргазма сверху вниз и обратно. Последний, успевший сбежать, оборачивается на эти крики, и тут же получает прямо в грудь.

— Редукто!

Палочка его поднимается для отбива, но куда там! Я быстр, проворен, умел, и жажду убивать! Какие-то фигуры в углу, но ярости они не вызывают. Что-то орут, вперед выходит одна из фигур и тело реагирует. К жажде убийства примешивается жажда спаривания, но нет, погодите, у меня же уже есть самка для этого? Вот она, зажата в руке, и я тащу ее к себе, нет, она ранена. Ярость новой волной бьет в голову — кто-то посмел ранить мою самку!

Вон там, впереди, враги — убить их!

Лечу, завывая в инфрадиапазоне, чтобы заранее напугать врагов, и когда оказываюсь рядом с врагами, они уже дрожат от страха. Удар! Взрыв! Щит! Отбив! Уклонение! Враги заканчиваются быстро, и еще фигуры, не вызывающие ярости, среди них опять самка, вызывающая вожделение. Толчок воспоминания — она хорошо лечит! Быть ей моей! Вторая, старая и уродливая, прикрывает малышню — ничего интересного.

— Лечи ее! — командую и опускаю мою раненую самку.

Спасенная ахает, зажимает рот руками, что-то говорит второй самке, старой и уродливой, но мозг не воспринимает слова, они слишком мирные. Враги! Вокруг еще враги! Они покушаются на моих самок! Убить! Всех убить!

— Лечи!!!

Взмываю и лечу дальше, туда, где ощущаю врагов.

На ступеньках кипит сражение. Еще враги! В их главе самка в маске! Оооо!!! Она великолепна! Фигура, тело, груди, и как она вращает палочкой! За ней еще какие-то уроды, их всех надо убить! Против нее сражаются другие уроды, но это наши уроды, и старая строгая самка, и одноногий самец, почему-то вызывающий чувство страха. О, и эти три молоденькие самки будут моими! Я спасу их, и они будут моими! Особенно вот эта, с пышным задом!

— Диффиндо! Экспульсо! Редукто! Конфринго! Инфрасонус! ОДАБ! Фланте Каэли!

Взрывные, убивающие заклинания сыплются из меня, как горох из мешка, разные и разнообразные, чтобы враги не успевали отбиваться, и они не успевают! Только эта роскошная самка в черном успевает, и злобно хохочет, тварь! Убить! Убить! Убить! Барражирую, как Карлсон, сожравший бочку перебродившего варенья, защита побоку, нужно чем-то достать ее, стереть ухмылочку с ее лица. Желание размножаться исчезает, не быть тебе моей! Получи!

— Велокс Ариетем!

Да! Ее и уродов рядом сносит, швыряет куда-то вниз, в проем между лестницами, и долгий, затухающий крик снова порождает теплую волну в теле. Подлетаю к спасенной, пышной, белой самке, которая как раз завлекающе трясет телом, демонстрирует его сквозь прорези в одежде.

— Ты — моя! — и впиться в губы, схватить и взлететь, чтобы не сбежала.

Левая рука держит за роскошную, мягкую жопу, правая мнет грудь, рот давит пищащие звуки из рта самки. Опасность! Вираж! Блок! Отбив! Щит! Щит! Не успеваю!

— Жди здесь! — почти швыряю спасенную вниз, она мешает.

Ага, урод с одной ногой! Завидуешь, да?! Убить — убить — убить! Получи! Да вас двое?! Отступаем! Мелкий самец с двумя смуглыми самками не лезет, пятится в страхе, прикрывая их спиной, и это правильно! Бойся меня! Самок можешь оставить себе, мне хватит и трех! Надо только отбиться, недаром этот одноглазый вызывает страх! Отбив! Щит! Уклон!

Одноногий и старая самка что-то орут мне, вперемешку с заклинаниями.

— Отвалите, уроды! — ору им в ответ. — Это мое! Я спас!

Но эти двое только ярятся еще сильнее, атакуют еще быстрее, отлетаю и отлетаю, едва успеваю отбиваться. Нет времени на щиты, уклон, уклон, в сторону, отбив, блок, уклон, нужно валить! Эти враги мне не по зубам! Нужно хватать добычу и валить, валить! Маневрирую, отлетаю, они наступают, атакуют все быстрее и быстрее. Тело наливается тяжестью, тянет вниз, но ничего, еще успею! Рывок к спасенной самке!

— Держись! — и схватить ее рукой за жопу.

Сейчас прыгнем вниз и скроемся! Эти уроды нас там точно не достанут!

— Держусь! — отвечает самка и бьет меня с размаху головой по лицу.

Боль ослепляет и ошеломляет, отпускаю ее и тут же еще удар в лицо! Кровь и боль, отмахиваюсь вслепую, но тщетно. Палочку вырывает из рук, веревки, колючие и жесткие, вяжут тело. Пытаюсь достать их зубами, разгрызть, пытаюсь встать и убежать. Враги! Враги! Чувство опасности затухающим голосом еще пытается мобилизовать тело, но тщетно, тяжесть все сильнее, слабость разливается по всему телу. Слышны голоса, но слов не разобрать, в ушах гул и шум.

Сейчас они убьют меня и заберут моих самок. Сражение проиграно.

Боль в затылке пронзает голову и все гаснет.

— Вы в порядке, мисс Браун? — спрашивает МакГонагалл строгим голосом.

Лаванда трясется, зубы ее стучат, руки дрожат, взгляд не отрывается от лежащей на ступеньках вниз головой Грейнджер. Та связана, окровавлена, без сознания, но Лаванду все равно трясет от пережитого.

— У нее шок, — коротко бросает Грюм, посохом поворачивает голову Гермионы набок. — Голову себе не разбила, хорошо.

— Хорошо? — взвивается МакГонагалл.

— Живые могут давать ответы, мертвые, как правило, молчат, — хладнокровно отвечает Аластор.

От его слов Лаванду трясет еще больше, крупной, размашистой дрожью. Грюм достает фляжку, и бесцеремонно хватает Браун рукой за щеки. Пальцы его сжимают стальной хваткой, и в открывшийся рот льется струя крепчайшего самогона повышенной крепости. Аластор выливает всю фляжку, и убирает руку. Лаванда хрипит и держится за горло, она косеет прямо на глазах, садится рядом с Грейнджер и пьяно хихикает, глядя в пространство.

— Первый раз на моих глазах спаивают ученицу, и я даже не могу возразить, — вздыхает МакГонагалл тяжело и устало.

Грюм уже вглядывается вниз, перегнувшись через перила, потом посылает туда луч света.

— Пусто. То ли успела отпрыгнуть, то ли ее вынесло на одну из лестниц.

Минерва ощущает, как от простого слова "ее" внутри все содрогается.

Ее. Беллатрису Лестрейндж. Оказавшись в "ловушке", они выбрались довольно быстро, но поспешили не вослед ученикам, а к Выручай — Комнате, и все равно опоздали. О результатах можно было не гадать, диадема Ровены Рэйвенкло сияла на голове Беллатрисы, выходящей из Выручай — Комнаты, сияла так, словно Пожирательница успела не только найти ее, но и начистить, надраить до зеркального блеска.

Диадема эта напомнила о Гермионе, и Минерва, вступая в схватку, подумала, что дочь Беллатрисы и Аластора вполне могла бы быть именно такой. Сильной, немного безумной, жадной до магии и одинокой. Они сцепились с Лестрейндж, и клубок схватки покатился по лестницам вниз, вовлекая все новых и новых участников. В паре они разили приспешников Беллатрисы, но постоянно, словно из ниоткуда появлялись новые, а сама Лестрейндж сражалась так, что впору было признавать поражение.

Грюм наступал короткими шажками, давил, рычал, и Минерва прикрывала его, атаковала со всем опытом и знанием Хогвартса, постоянно призывала все новых и новых Защитников — Статуй, без которых Беллатриса все же одолела бы их. Портреты орали и кричали, отвлекая врагов, привидения вились, и даже Пивз внес свой вклад, вонючий, но очень ценный вклад Навозными Бомбами.

Так они прокатились с седьмого этажа до третьего, где наткнулись на Невилла Лонгботтома, в сопровождении сестер Патил и Лаванды Браун, пробирающихся, скорее всего, к входу в башню Гриффиндора. Подкрепление это вовсе не обрадовало Минерву, ведь они старались спасти учеников, а не вовлекать их в схватку! Но Невилл ринулся в бой, и сражался неистово, за себя, и за учениц за своей спиной. Но все равно, это была слабость, уязвимость, и Аластору, и Минерве приходилось отвлекаться на прикрытие учеников, и Беллатриса постепенно начала одолевать, даже прекратила отступление к выходу из Школы.

— Преследовать не будем, — решает Аластор, — пусть бежит.

Он смотрит на лежащую на ступенях Гермиону и ворчит.

— Вот же... выучил на свою голову! Еще диадему ей вернуть, и вылитая Беллатриса, разве что... гм, поменьше!

МакГонагалл вздрагивает от сходства мыслей.

— Найдите Помфри, окажите всем медпомощь, раз уж убегать больше не нужно, — командует Аластор отрывисто. — Я проверю и помогу остальным!

Он садится на посох, взлетает и скрывается в том же направлении, в котором унесло Беллатрису и ее приспешников. МакГонагалл смотрит на учеников и тяжело вздыхает. Живы. Отбились. Но уцелели ли остальные? Сколько погибло? Что теперь будет со школой? Нужно ли было так рисковать жизнями?

Последний вопрос она обязательно задаст Дамблдору, когда тот вернется. Задаст, хотя и знает ответ, знает его заранее, видит, словно наяву, и слышит, что ей ответит Дамблдор. И это будут правильные слова, против которых не возразить, но все же... ощущение неправильности еще долго будет терзать Минерву.

Не должны дети сражаться наравне с взрослыми, не должны!

— Мистер Лонгботтом, поддерживайте мисс Браун, — командует МакГонагалл привычным, "школьным" голосом.

По мановению ее палочки, тело Грейнджер взмывает в воздух.

— Мистер Лонгботтом, вы меня слышите?

— Он спас нас, пророчество сбылось, — шепчет Парвати сестре.

Падме не отвечает, задумчиво смотрит в спину, тяжело дышащему Невиллу, который, в свою очередь, не смотрит на сестер, лишь на связанную Грейнджер, взлетающую в воздух, и не слышит, что к нему обращается МакГонагалл.

Беллатриса летела сквозь ночь, счастливо, пьяно хохоча, ощущая диадему на голове всем телом. Голос ее Лорда говорил с ней, давал силу, помогал и направлял! Там, за спиной, в Хогвартсе, защитники добивали тех, кто пришел с Беллатрисой, ну и пусть! Для этого набега она собрала самую шваль и отбросы, тех, кто мутил дисциплину и вел себя неправильно, ставил под угрозу все дело. Избавиться от балласта, укрепить силы Лорда и выполнить задание, три цели одним заклинанием! Все эти невоздержанные оборотни, тупые тролли, чересчур огромные великаны, которых умаешься прятать — все они были подходящей ценой за добытую диадему.

План и расчет оказались верны, даже наблюдатели Ордена не отказались от ужина в Рождество, и поэтому налет и набег оказались внезапны. Успели ворваться в Хогвартс, правда, оплошали с блокированием защитников в Большом Зале, но что поделать — какие исполнители, такое и исполнение! Правда, их вел Гойл — старший, ну что же, это его проблемы, раз не справился.

Она справилась, а Гойл нет, так что он будет виноват во всем остальном. Не сумел захватить Гарри Поттера, хотя имел полное преимущество? Темному Лорду не нужны такие слабаки! Она, Беллатриса, все предусмотрела, заранее выслала отряды с метлами, чтобы блокировать воздух, направила по всем тайным ходам оборотней, и сама ударила от центрального входа с троллями и великанами.

Она предусмотрела все, и уносит приз.

— Миледи! — раздался хриплый голос сзади. — Наши еще сражаются в замке! Может, вернемся и поможем?

— Не возражаю! — бросила Беллатриса, не поворачивая головы и сама не собираясь поворачивать.

Кто хочет помогать слабакам — пусть помогает, а ее ждет Темный Лорд и награда!

Глава 3

Лежу в кровати, пялюсь в знакомый потолок.

Медпункт Хогвартса.

Стоило бы встать, но я, как бы это мягче выразиться, прикован к постели. Мягче потому, что это натуральные оковы для рук и ног, и головы, причем созданные магически. Чтобы избавиться от них, нужно преобразовать оковы, то есть преодолеть магию МакГонагалл, отменить трансфигурацию, и тогда оковы станут тем, чем были изначально.

Палочки, разумеется, нет, и взлететь не получается.

То ли силы не хватает, то ли кровать к полу прикручена. Остается только пялиться в потолок и прислушиваться к звукам в палате. Судя по звукам дыхания, храпа и посвистывания, у меня трое соседей, слева далеко, справа и сзади, и совсем сзади. Выгнуть голову и посмотреть не получится, два обруча прихватывают шею и голову.

Да и не хочет тело гнуться, оно хочет свернуться клубком и стонать, жаловаться, страдать от слабости и болей.

Проклятие?

Круциатус?

Магическое истощение?

Память подводит, помню, что на Хогвартс напали, а дальше все как в тумане. Не просто тумане, а густом таком, чтобы ни рук, ни ног не было видно, и под ногами вместо твердого камня неверное, зыбкое болото, по которому не идешь, а осторожно ползешь, выверяя каждый шаг и не зная, что будет дальше.

Так, можно наколдовать Омут памяти и посмотреть, что там было, мозг воистину помнит все, но вся беда, что иногда ты сам не помнишь, что именно тебе нужно вспомнить. Хоть какой-то ориентир, ключ, и воспоминание можно выцепить из головы серебристой жидкостью, лишь бы навыков хватало. Чем старее, затертее, чем глубже в памяти воспоминание, тем больший навык нужен, чтобы его выцепить, достать, не перемешать с другими. Не моя проблема в данном случае, что-то случилось во время нападения, и вот, страдаю в медпункте.

Прикованный с ног до головы, с магической "уткой", подсунутой к промежности.

Что-то случилось?! Ха!

Да наверняка опять какой-то херни натворил, из лучших побуждений, приведших к худшим последствиям!

Так, что я еще могу? Ну, помимо творения херни?

Анимагия!

Сосредоточиться. Еще сосредоточиться. Если сразу не получится, и меня отшвырнет обратно в тело с изменениями, то оковами точно все переломает. Или выпирающие части тела просто не втиснутся в оковы, и будут свисать с кровати. Или еще что.

Сосредоточиться, выбросить из головы мысли о неудаче.

Мне нужно превратиться буквально на пару секунд, скользнуть с кровати и там уже можно обратно в человека. Не нужно перехода в стабильную форму, просто шмыг туда и шмыг обратно, и... что потом? Да ладно, разберемся, сейчас надо из оков выбраться, и хотя бы почесать между лопаток, а то на этой кровати даже не поерзаешь без риска перевернуть утку.

Мало радости лежать на мокрых простынях и чувствовать себя обоссавшимся.

Сосредоточиться.

Я маленькая, слабая, хитрая и пронырливая выдра. Я хочу к воде. Я хочу на свободу.

Мир вокруг стремительно увеличивается, меня мутит и шатает, пьяно покачиваясь на трех ногах, пытаюсь добраться до края кровати, но получается вяло. Лапы словно чужие, усы обвисают, в нос бьет чересчур острый запах лекарств и больных людей.

Меня выбрасывает обратно, больно ударяюсь коленкой об оковы для левой руки, нога выпрямляется и спихивает утку с кровати, да я и сам падаю, только с другой стороны. Грохот, звон, и боль в копчике, от которой хочется выть. Встаю, уцепившись за кровать, и тут же дверь распахивается, почти вбегает Помфри, следом за ней какой-то низенький маг в цилиндре, лицо знакомое... кто-то из Орденских, точно, но память бастует, имя и фамилия его ускользают.

— Ну, кто бы сомневался! — всплескивает руками Помфри.

Одновременно с взмахом, из палочки в ее руке вылетает сонное заклинание. Руки, держащиеся за спинку кровати, слабеют, ноги становятся ватными, комната кружится перед глазами.

— Мы не враги, Гермиона, — говорит она.

Не враги? К чему это? Мысль ускользает, пытаюсь поймать ее за хвостик... я нападал на своих? Ноги подгибаются, почти падаю на пол, втыкаясь головой, оттопырив задницу, как гордый лебедь в озере.

— Заковать ее? — доносится затихающий голос мага в цилиндре.

Снова прихожу в себя.

Медпункт. Потолок.

Оков нет, память о побеге есть. Аккуратно, осторожно привстаю с кровати. Слабость в теле еще есть, но не такая сильная, как в прошлый раз. В медпункте пусто, видимо, остальных уже выписали, пока я валялся бревном. Эмм, надеюсь, это были не жертвы моего... чего я там творил? Как и в прошлый раз, на мне больничная пижама, серая и бесформенная, а вот одежды нигде не видно.

Ну да, спасибо, что хоть пижаму надели.

В целях предотвращения побега могли бы и раздеть, или снова приковать, или и то, и другое вместе. Или вообще посадить в Выручай — Тюрьму, образно говоря. Превратить пижаму в одежду? Да хай с ней, нужно разобраться, что происходит и что произошло, а уже потом все остальное. Желания внезапно наваливаются толпой: туалет, есть, пить, почистить зубы, принять ванну, взлететь навстречу ветру...

Стоп.

Летал без метлы, точно!

Вот это да!

Пробую взлететь, подташнивает, но все же ноги отрываются от пола... и, конечно же, заходит мадам Помфри!

— Нет, ну вы полюбуйтесь на нее! — она одновременно сердится и веселится. — Не успела встать, как уже! Опустись! С твоим истощением в кровати лежать, а не летать!

Все-таки истощение. Плохо. Странно.

— В кровати можно проснуться в оковах, — с попыткой сделать голос намекающим.

— Это была всего лишь мера предосторожности, теперь она не нужна, — отмахивается Помфри.

Она подходит ближе, толкает меня рукой на кровать. Сажусь, и мне тут же устраивают осмотр головы, заглядывают в рот, уши, нос, глаза, водят палочкой, в общем, диагностируют.

— Фсыхо лыш? — возмущаюсь с распахнутым ртом.

— Потеря памяти как защитная реакция организма на магическое истощение, — задумчиво говорит Помфри сама себе, не прекращая осмотра. — Написать что ли статью в "Вестник колдомедика"?

Журнал такой, по магической медицине. Помфри туда регулярно статьи посылает, конечно, исказив имена и место действия, но опирается как раз на школьный, практический материал.

— Ты не помнишь, что было, — она не спрашивает, а констатирует факт.

Киваю.

— С какого момента?

— Мы вырвались из Большого Зала, я оказалась рядом с профессорами Грюмом и МакГонагалл, — морщу лоб.

Помфри внимательно наблюдает за мной, не столько слушает, сколько оценивает комплексно. Опыт и практика, и неоднократно на моих глазах она ставила диагноз, лишь глянув на пришедшего к ней с жалобой школьника.

— Кажется, мы оторвались от остальных, я догоняла... и все, дальше все, как в тумане.

— Понятно, — кивает Помфри. — Так я и думала.

Объяснять она не торопится, что-то пишет в свитке.

— Эмм, мадам? — осторожно так спрашиваю. — Все живы?

— Из школьников — да, — отвечает Помфри, не поднимая головы. — Были раненые, и тяжелораненые, но я их вытащила,... не вспоминается ничего?

Вспышка, стоп-кадр перед глазами. Беллатриса Лестрейндж, роскошная, выдающаяся женщина, локоны, словно змеи, лицо красиво пылает яростью, палочка в руках разит во все стороны.

— Беллатриса Лестрейндж, — говорю на автомате.

— Да, сама я этого не видела, — кивает Помфри, — но говорят, Минерва до сих пор валерьянку пьет.

— До сих пор, мадам?

— Сегодня седьмое января, Гермиона, — задумчиво отвечает она, впервые называя по имени.

Доходит спустя пару секунд. Прощай, каникулы, веселые покатушки с горки с Луной...

— Луна?!

— Ага, все-таки ты вспомнила! Нет, про это определенно надо написать статью, — и улыбается. — Все с ней в порядке, знаю я это заклинание, Снейп покойный, чтоб ему на том свете черти вилами в бок чаще тыкали, его придумал давным-давно, еще, когда школьником был!

Новая порция воспоминаний.

Ночь. Холод в груди. Луна. Схватка.

И тут же, словно в приоткрытый шлюз хлещет остальное, что было потом. Злоба, ярость, жажда убийства, стыд, картинки, мысли в голове, одержимость и финальная сцена. Оооо! Кровь приливает к голове с такой силой, что немеют и холодеют ноги, бьет в глаза, в виски, пытается пойти носом, лицо и шея пылают, мычу, прикусив губу до крови, чтобы хоть как-то унять, ослабить эмоции.

— О, — почти шепчет Помфри, — вижу, ты вспомнила все.

— Убейте меня, — не просто лицо, вся голова пылает, горит, поджаривается.

Хотел как лучше? Сделал? Ооо! Прижимаю руки к лицу, но это бесполезно. Жар идет изнутри, и это не просто тепло, это натуральное адское пламя, бесконтрольно выжигающее изнутри. Дайте мне нож! Проще взрезать грудь, выпустить это из себя, чем терпеть, зная, что с этим жить и жить. Руки отрываются от лица, шарят по кровати, пытаясь нащупать что-нибудь острое.

— Убейте, — повторяю, и тут же вспыхивает новая мысль — ножа нет, но его можно создать!

Кулак мадам Помфри врезается под дых, хватаю воздух и не могу вдохнуть, а она уже дергает за волосы, и в горло влетает струя зелья, приторного, мятного, чрезмерно ароматного, словно в детских газированных напитках. Руки разжимаются, дыхание возвращается, пальцы мадам Помфри раздвигают правый глаз, и она всматривается бесцеремонно, словно пытается заглянуть внутрь моей головы.

— Это зелье спокойствия, — поясняет она, — созданное специально для таких молодых дурочек, вроде тебя. Наколдуют на эмоциях, а потом бегут вешаться или топиться.

Скорее уж зелье пофигизма. Я помню, что было, но сейчас мне все равно.

— Зелье, конечно, не без побочных эффектов, поэтому применяют его редко. Если вообще успевают применить.

Она отстраняется и садится на соседнюю койку.

— Еще вопросы будут?

— Нет, мне все понятно, — вяло мотаю головой.

Ну да, чудо, что еще не в Азкабане сижу, а всего лишь к кровати прикован. Был прикован.

— То, что ты ощутила — давно известно, — говорит мадам Помфри, глядя мне прямо в глаза. — Магия сильно связана с эмоциями, и, как правило, негативные эмоции сильнее положительных. На выплеске таких эмоций маг произносит одно из Непростительных, и его подхватывает и уносит. Поэтому говорят, что убийство раскалывает душу — убийство, при помощи Авады, убийство, когда ты хочешь убивать. Поэтому Непростительные запрещены и выделены отдельно от остальных, хотя, казалось бы, не самые сильные из заклинаний, да? Адским Пламенем можно сжечь город, например, были прецеденты в средние века. Телом мага можно управлять и без Империо, можно притворяться им, при помощи зелья, есть заклинания, причиняющие боль не хуже Круцио, но ты и сама это знаешь.

— Да, Аластор говорил, — произношу равнодушно.

— Непростительные разжигают в тебе жар эмоций, подпитывают его, и ты снова творишь их, и все повторяется, и тебе хочется повторять их. Они..., — мадам Помфри щелкает пальцами, — словно выпивка. Ты пьешь, и тебе хорошо, но потом наступает похмелье и зависимость.

— Наркотики, — подсказываю.

— Все это и еще сверху, — соглашается она. — Правда, такое как у тебя бывает редко. Чтобы и сила, и желание, и воплощение, и потом стыд за содеянное, равносильный по эмоциям Аваде.

Пожимаю плечами. Сейчас мне все равно. Тогда мне хотелось убить Пожирателя, потому что он мешал мне спасти Луну. Потом тело окончательно пошло вразнос, и я помню, какими глазами смотрел на Тонкс, Помфри, Лаванду. И какими глазами они смотрели в ответ. Помню, что думал при этом и чего желал.

Но мне все равно.

Пить что ли это зелье всю оставшуюся жизнь?

— Куда меня? — спрашиваю, чтобы убрать неопределенность.

И без того понятно, куда. За Непростительные — Азкабан, или что там вместо него построено? Тюрьма, пускай и без дементоров, она все равно тюрьма. И это правильно. Наверное. Если меня насильно не изолировать от общества, то еще какой хуйни сотворю и буду потом терзаться, а потом пойду и сотворю еще, чтобы исправить первоначально сделанное, и сделаю только хуже.

Гермион — руки-из-жопы не вынимон.

— Если ты думаешь, что тебя отправят в тюрьму, то глубоко ошибаешься, — серьезно говорит Помфри.

— Авада.

— Перед Рождеством был принят новый указ в Министерстве, освобождающий от всякой ответственности любого, кто убьет доказанного Пожирателя или самого Темного Лорда. Ты могла отрезать ему голову с рукой там же и прийти с ней в Министерство, и тебе выдали бы награду, достаточно было бы предъявить Темную Метку.

— А остальные?

Скольких я там убил? Дюжину?

— На Хогвартс напали, мы защищались, — пожимает плечами Помфри. — Министерство даже не стало присылать следователей, ограничилось рапортом юной Тонкс.

Не Грюма? Или он, как профессор Хогвартса, не может состоять в Аврорате? О, кажется, зелье слабеет, любопытство и вопросики... вперемешку со стыдом, просыпаются. Но какая же роскошная жопа у Лаванды! Стоило сойти с ума, чтобы вот так ее потискать, взасос, бесстыдно, на глазах у всех. Понятно, что в фильме про шестой год все это осталось за кадром, но не удивлюсь, если там она и Рон тоже ставили сценки из жизни кроликов.

На лицо Лаванда так себе, но тело...мда.

— Гермиона, ты спасла многих в тот вечер, — говорит Помфри, — пускай и была при этом полностью безумна. Я видела твои глаза, когда ты швырнула мне Луну, и это было страшно. Но, как видишь, разума отразить даже ожидаемую атаку...

Она знала? Или кто-то постфактум разболтал?

— нам не хватило, и потребовалось безумие.

Нам.

— Ты сейчас судишь на эмоциях. Попробуй оценить все со стороны, без эмоций, благо ты как раз под действием нужного зелья.

— План был ошибкой,... нет, план был правильный, но школьников надо было убрать, всех остальных оповестить, и не полагаться слишком на Аластора. Его слова о том, что нападение будет утром, после Рождества, чересчур расслабили всех, кто был в курсе происходящего.

— Но никто не погиб, не в последнюю очередь благодаря тебе, — твердо говорит Помфри.

Никто? А как же ее слова об учениках?

— Подумай над этим, поспи и еще подумай, и прежде чем соберешься снова сгорать от стыда, директор Дамблдор хотел бы с тобой поговорить обо всем случившемся.

А потом значит можно сгореть и умереть? Ну ладно, пусть будет так. Мне все равно.

Глава 4

8 января 1996 года

Дамблдор сам приходит в медпункт, весь такой из себя добрый чудаковатый дедушка-волшебник с длинной бородой. Куда только и делись ожог, усталость и мешки под глазами? Легкими движениями палочки он создает, точнее говоря, трансфигурирует кровати и утки медпункта в кресла, диван, столик, затем запечатывает помещение. На столике уже дымится чай, и стоят вазочки со сладостями.

Сахар, кофе и мед тоже присутствуют, к моему отдельному удивлению.

— Рад, что тебе лучше, Гермиона, — говорит Дамблдор.

Он тоже не спрашивает, а констатирует. Это нынче модно, видимо, диагностировать меня с первого взгляда, или просто я не так загадочен, хитер и сложен, как оно мне воображалось на первых курсах. Чуть-чуть обидно.

— Я, честно признаться, рад такой твоей реакции и тому, что прозвучало вчера, — поерзав в кресле и налив чая, внезапно заявляет Дамблдор.

Едва не расплескиваю кофе. Предупреждать же надо!

— Когда к великой силе не прилагается великая ответственность, получается...

— Темный Лорд? — подсказываю, потому что Дамблдор замолкает и ждет моей реплики.

— В самом наихудшем случае — да, но даже если не Темный Лорд, то все равно ничего хорошего не выходит. Яркий пример этому — Статут.

Киваю в ответ. Дамблдор не просто порекомендовал читать литературу о взаимоотношениях двух миров, он еще и озаботился предоставлением этой самой литературы. Всегда находятся правдорубы, искатели истины, те, кому важнее рассказать, что и как было, чем спрятать и не теребить болячку. Те, кому неважно, с какой стороны был маг, а с какой человек, кто не считал одних выше других, и просто повествовал о том, что было.

К великой силе в руках магов не всегда прилагалась великая ответственность, а с учетом особенностей эпохи феодализма, так вообще. Простолюдины — нечто вроде скота. Ведьма, которую сжигали пятьдесят раз, это были еще безобидные семечки, развлечение, которое не вредило никому, даже можно сказать развлекало народ и обеспечивало работой сборщиков дров.

Были развлечения и "веселее". Огонь, смерть, насилие, охоты оборотней, отработка заклинаний на ровесниках, и прочее. Конечно, Средневековье и до него были теми еще временами, жизнь там не стоила практически ничего, кровь и без того лилась водопадами, а кто доживал до сорока уже считался стариком. Но. Но Дамблдор не зря помянул великую силу, ибо даже на фоне того жестокого времени у магов было преимущество в виде магии.

Конечно, не все, очень даже далеко не все маги "развлекались" так, но тут сработал эффект Напидо — Раса. Один маг из сотни с таким эффектом надолго оставался в памяти и злобе людской, и отношение к нему переносилось на ту сотню магов, что просто спокойно жила, не попадая под влияние эффекта. К семнадцатому веку огнестрельное оружие из экзотического и доступного только богатым феодалам, стало доступным и пошло в массы. Постоянно велись войны, и под шумок истреблялись маги, несмотря на все попытки властей воспрепятствовать этому. Свою роль сыграла, и привычка магов жить вольно, не толкаясь локтями с другими магами. Потом магам пришлось учиться жить, сбившись в поселения и ограничивая своих же, заразившихся вышеупомянутым эффектом, но это уже другая история.

— Мне очень не хотелось бы, после победы над Волдемортом, сражаться еще и с тобой, — сообщает Дамблдор.

Умеет дедушка утешить, ага. Мол, хорошо, что ты удержался, а то пришлось бы тебя убить, со скорбью в сердце. Всю жизнь мечтал такое услышать.

— Победы?

— Мы все-таки вынудили Волдеморта сделать нужный нам шаг, — Дамблдор поправляет очки, — и это стоило риска. Рассчитанного, оправданного, взвешенного, но все же риска.

О том, прикрывал он нас или нет, можно и не спрашивать. Просил не сообщать секретов, вот Дамблдор и не сообщает, заботится. Но раз никто не умер, то, наверное, все же прикрывал. Или просто нападающие такие были.

— До победы еще далеко, конечно же, но равновесие нарушено, в нашу пользу, при этом Волдеморт уверен, что преимущество у него, — весьма обтекаемо заявляет дедушка Альбус.

Вроде и ситуация обрисована, и надежда есть, но никаких деталей, никаких секретов. Мастер!

— Но, разумеется, Гермиона, тебя больше волнует твое положение и состояние, уж извини старика, что меня постоянно уносит в сферы большой политики. Как ты, наверное, помнишь, между нами было заключено соглашение чуть больше четырех лет назад.

— Да, профессор, помню.

Было ли то решение верным? Или, как обычно, часть была верной, часть нет и поэтому потом, по прошествии лет, когда оглядываешься назад, всегда кажется, что можно было сделать лучше. Кажется, что мог тогда принять Правильное решение (о котором тоже жалел бы, годы спустя).

— Ты честно выполняла взятые на себя обстоятельства, последний раз — две недели назад, на Рождество, когда на школу Хогвартс было совершено вероломное и внезапное нападение сторонников Волдеморта, — твердо говорит Дамблдор, глядя на меня.

Понятно. Значит, и тут тылы прикрыты, и это хорошо, наверное. Что-то не хочется ни в тюрьму, ни в психушку, а крайне неадекватная вспышка стыда прошла, спасибо мадам Помфри.

— Как видишь, твое обучение не прошло даром, и ты сумела спасти не только своих сокурсников, но и нескольких преподавателей, включая Поппи, которая затем спасла тебя.

— Повезло.

— Почему ты так считаешь?

— Разве я не нападала на профессоров Грюма и МакГонагалл?

— Разве ты не атаковала в ответ на их атаку? — интересуется Дамблдор с толикой здорового любопытства в голосе.

— Это не оправдание, даже с учетом безумия Непростительных, — совесть вяло и лениво поскребывает ногтем где-то там далеко, в глубине души.

— Не оправдание, — соглашается Дамблдор, — и теперь тебе, Гермиона, придется с этим жить. Ходить на уроки и отработки к профессору МакГонагалл, которая, признаться честно, до сих пор в ярости. Профессор Грюм, как мне показалось, тоже немного сердит, за то, что не смог справиться с вами с двух заклинаний.

И опять все понятно. В тюрьме я Дамблдору нафиг не нужен, а нужен рядом с Гарри Поттером, в качестве охранника и последнего рубежа обороны. Ну, скажем прямо, в этом Рождественском замесе хреновый из меня вышел рубеж, лишь не очень счастливая, окровавленная и бледная случайность привела меня в тот зал, где был Гарри. Но при этом, отмазав от проблем вне Хогвартса, Дамблдор и пальцем не пошевелит, чтобы прикрыть внутри школы. Вот тебе отработки, вот тебе ярость МакКошки, кушай, не обляпайся, извлекай ценный урок. При этом если отбросить злобу на директора — мог и не прикрыл! — то урок и в самом деле ценный.

Но также это означает, что с Лавандой мне придется изъясняться лично.

— Получается, был третий Пожиратель? — спрашиваю Дамблдора.

— Почему ты так решила? — в голосе искренний интерес. — По всем рассказам Пожирателей было двое, Беллатриса Лестрейндж, отправившаяся за диадемой, и Гойл-старший, возглавивший общую атаку.

— Луна... она была порезана заклинанием, которое изобрел Снейп в школе... ну, когда учился здесь, — язык почему-то заплетается, косноязычность стартует и уходит за пределы атмосферы. — Он же не рассказывал о нем? Ну, рассказывал, но не всем, в смысле? Только тем, кто был рядом... в смысле, Пожирателям? Он же не стал бы общаться с простыми оборотнями... в смысле, учить их заклинаниям?

— Я понял, понял, — вскидывает руку Дамблдор.

— Извините, профессор, что-то мысли заплетаются.

— Бывает, — кивает Дамблдор. — Возможно, что был и третий Пожиратель, возглавлявший отряд, который блокировал вам отступление по воздуху. Но если он и был, то там его никто не видел.

— А сколько их всего осталось? Пожирателей, в смысле?

— В Дурмштранг Волдеморт привел всех Пожирателей, получивших метки еще во время или до первой войны, самых преданных и близких ему, — отвечает Дамблдор.

Сколько их там было? Дюжина? Пятнадцать?

— Несколько из них погибли, и вот теперь выбыл Гойл — старший, благодаря тебе, Гермиона.

Этому можно было бы только порадоваться, если бы не применение Авады. Тело все рассчитало правильно... за исключением последствий крышесноса от Непростительного.

— Дюжина, из которых теперь ближайшая к нему — Беллатриса Лестрейндж, раз уж было доверено забрать и унести диадему из Хогвартса. В этом смысле гибель Северуса оказалась нам на руку. Он не только закрыл Гарри от удара в спину, но еще и посеял зерна сомнения в Волдеморте. Пускай Снейп не был самым ближайшим к нему соратником, но все же он носил Метку, знак отличия приспешников и соратников. Работа в Хогвартсе, в непосредственной близости от меня, и прочие подозрения в свой адрес, Северус все же сумел отвести, иначе его давно бы убили за предательство. Понимаешь, Гермиона?

— Да, профессор, — говорю вяло, в соответствии со счастьем общаться на тему Снейпа. — Темный Лорд все же ему доверял, а когда выяснилось, что Снейп предатель, он начал подозревать всех в ближнем круге и... начал не доверять им?

— Перепроверять их, — поправляет Дамблдор, — и, несмотря на убыль в числе Пожирателей, новых он так и не создал. Подозрения, что новый Пожиратель может оказаться вторым Снейпом, оказались слишком сильны. Это лишь мои догадки, но вот то, что Волдеморт не ставил Метки, не создавал новых Пожирателей — факт.

— А новые крестражи?

— Не знаю, — Дамблдор теребит бороду и вздыхает. — По слухам создавал. Если его вылечили и привели в норму, как докладывал Снейп, то не должен был создавать. Что же на самом деле... не знаю.

— Но если он создал или создаст новые крестражи и / или хорошо спрячет старые, то тогда он не сможет погибнуть, и все будет повторяться?

— Несомненно, — кивает Дамблдор.

— И один из его крестражей — Гарри.

— Все верно.

— То есть, даже если мы уничтожим кольцо и диадему, и Волдеморт не создаст новых крестражей, то он все равно сможет остаться бесплотным духом и летать, вселяясь во все новых и новых жертв?

— Ты улавливаешь суть проблемы, Гермиона, — поощрительно кивает Дамблдор.

— То есть даже если Гарри убьет Волдеморта, то сам же и останется якорем, который не даст улететь духу Темного Лорда?

— Положительно, хороший бой и защита любимых людей отлично улучшают твою сообразительность!

Любимых людей? Дамблдор, конечно, не подразумевает ничего такого... или подразумевает, но все равно, затрагивает больной вопрос. Реакции тела, вот этот похотливый и кровожадный внутренний хомяк, захвативший власть, ведь он яростно и сильно вожделел Луну. Ладно, Тонкс, она и так была в курсе. Ладно, Помфри, ей просто кинул раненую, но вслух своей страсти не выказывал.

И Лаванда.

Вот уж точно не любимый человек, в том смысле, в каком его обычно вкладывают по отношению к родственникам и друзьям. А вот похотливо — хомячьем смысле да, очень даже любимая, если не ошибаюсь, хомяк собирался насладиться ее телом сразу же, после чего лететь за остальными самками.

Но Луна?!

Позор. Какой позор.

— Ну-ну, не надо так мило краснеть из скромности, — подначивает дедушка Альбус, — все мы знаем, что это был не комплимент, а лишь констатация факта!

— Это не скромность, профессор, мне стыдно... за то, что было.

— Если бы тебе не было бы стыдно, то можно было бы начинать волноваться, а так это послужит хорошим уроком на будущее!

Ну вот, что и требовалось доказать.

— Как я уже сказал, вас ждут отработки и нотации, соразмерно совершенному.

— А как же Лав... мисс Браун?

Надежда вяло трепыхается — ну как дедушка и эту проблему за меня решит? Припугнет там, или память ей потрет... а, там же еще Невилл и обе Патил были. Прощай, репутация. Она и без того была в глубокой жопе, но теперь это все, будет чудом если о моих "подвигах" еще не трубит пресса. Но если даже не трубит, то вострубит, когда каникулы закончатся, и сплетни о моих похождениях будет передаваться шепотом, со всеми интимными подробностями и показами на собеседнице.

— Думаю, Гермиона, тебе стоит извиниться перед ней за свое поведение, — без тени улыбки сообщает Дамблдор и посматривает поверх очков. — Ты очень сильно ее напугала, как, впрочем, и остальных свидетелей той сцены.

— Перед ними тоже извиниться?

— Не помешает объясниться, как минимум. В последнее время Невилл часто бывает в обществе сестер Патил, поэтому думаю, тебе не придется повторять все четыре раза.

Сбылось, значит, "предсказание", даже без моей помощи. Ладно. Гарри.

— Так, получается, Гарри должен умереть, чтобы мы смогли избавиться от Волдеморта?

— Необязательно.

— Но как же...

— Пока цел хоть один крестраж Волдеморта, он всегда сможет вернуться, задержавшись в этом мире в образе бесформенного и бестелесного духа, — Дамблдор встает. — И всегда сможет возродиться, вселившись ли в кого-то или вернув себе тело специальным ритуалом, в сущности, без разницы. Поэтому необходимо уничтожить все крестражи и только потом избавляться от Темного Лорда.

Ну, а я о чем? Гарри — крестраж, следовательно, от него надо избавиться!

— Подумай над этим, Гермиона.

Да, зря ты дедушка хвалил за сообразительность — что-то ничего в голову не приходит. Но Дамблдор уже скрывается за дверью, а я остаюсь размышлять об услышанном и ожидать мадам Помфри, которая то ли уложит меня обратно на койку, то ли выпишет, чтобы можно было идти в народ, извиняться за содеянное.

Глава 5

МакГонагалл, вопреки словам Дамблдора, не ярится и не пьет валерьянку, просто мрачно и сердито смотрит.

— Мне приятно было видеть, что вы усвоили мои уроки, мисс Грейнджер, — заявляет она после долгой, очень долгой паузы, — но, помилуйте, нападать на преподавателей? Вести себя... так, как вы вели, на глазах у всех? Моя признательность за избавление от мадам Лестрейндж могла бы быть больше, если бы вы вели себя хоть капельку разумно!

— Прошу прощения, профессор, но если бы я вела себя разумно, то никогда не смогла бы помочь вам.

Это чистая правда, но правда и то, что говорит в ответ Минерва.

— Чудом вы никого не поранили! Часть ваших заклинаний летела в мистера Лонгботтома и мисс Патил, обеих! Это не говоря уже о том, что вы сражались в полную силу против своих же!

И тут до меня, как до мутанта-жирафа доходит, почему Аластор и Минерва со мной не могли справиться.

Да ёпт! Они же натурально сдерживались!

Ладно, Беллатриса, там просто на неожиданности проехался, да и потом она предпочла сбежать с добычей, нежели возвращаться и сражаться. Но Грюм! В те моменты моему хомяку казалось, что он самый крутой хомяк на этой полянке, отсюда и удвоенное возмущение — чего это другие покушаются на добычу?! А так все сходится, Минерва и Грюм старались оглушить меня, не поранив, и поэтому мне удавалось на пределе сил отбиваться. Свою лепту, понятно, вносило и безумие, носился там, как пьяный Карлсон с реактивным соплом вместо пропеллера.

В общем, это не я такой удалец, это со мной бережно обращались.

— Простите, профессор, но в тот момент я видела в вас врагов, которые покушаются на мою добычу.

— Добычу? — МакГонагалл внезапно подается вперед. — Вы... прошу прощения, мисс Грейнджер, но будьте точны в эпитетах.

Делаю вид, что вспоминаю, хотя чего там вспоминать. И не хомяк это вовсе был, а выдра, точно. Жадная, драчливая, похотливая выдра с налитыми кровью глазами.

— Да, добычу, — повторяю. — Лаванда воспринималась мной как...

— Говорите как есть, — подталкивает Минерва.

— Как добыча, а точнее, как спасенная самка, которая теперь моя. Ваши попытки атаковать воспринимались, как попытка отобрать самку, которую я добыла в бою.

МакГонагалл смотрит пристально, но без злости, потом уточняет.

— Самку?

— Да, профессор. Для утаскивания в нору и продолжения рода.

— Самку.

— Да, профессор. В ту минуту мне все казалось логичным, и все делилось на категории врагов, добычи, самок и неопасных существ.

— Это мне прекрасно знакомо, — кивает МакГонагалл. — За исключением части с хватанием... самок.

Кашляю, поперхнувшись картинкой, как МакГонагалл в облике кошки хватает в плен и тащит в свой гарем других кошек.

— Вы не освоили до конца анимагию, мисс Грейнджер, и в бою утратили контроль, — говорит МакГонагалл. — Вот поэтому я была против! Нужен контроль! Выдержка! Опыт! Возраст!

А Дамблдор, значит, настоял и я, кажется, даже начинаю догадываться зачем. Если никто не знает, что ты анимаг и не ожидает, то можно сбежать и скрыться, или прийти на помощь, или сразить врагов, не ожидающих такого. Плен — Темный Лорд, приплюсуйте сюда же Гарри Поттера, недаром же он вспомнил то соглашение.

Разить и защищать, ну и еще на помощь звать, зря, что ли, меня учили аппарировать?

— Надеюсь, вы извлекли урок, мисс Грейнджер! — заканчивает Минерва свою отповедь.

— Да, профессор.

Урок, несомненно, очень важный: держите свою похотливую выдру внутри себя.

— Тогда, с началом нового семестра, вы будете тренировать анимагию каждый вечер. Под моим присмотром. Это понятно?

— Да, профессор.

Что, и это все? Не будет нотаций, криков, трансфигураций, обвинений, снятий баллов?

— Разумеется, я жду, что вы полностью объяснитесь с теми, кого обидели, и в дальнейшем на этой почве не будет больше никаких конфликтов.

Ага, не будет. Раскатал свою ежино-выдриную губу до самого пола! Объясниться то можно, хоть и тоскливо, и противно это делать, а вот конфликтов избежать... ладно, чего усложнять? Возвращаемся на исходную — в позицию первого курса.

Пускай шепчутся за спиной, насрать.

— Именно этим я и займусь прямо сейчас, профессор, — наклоняю голову.

МакГонагалл взирает благосклонно и отпускает меня.

В коридоре, да и в целом в школе пусто, правда, скоро начнутся занятия, еще пара дней и снова приедут школьники, будут носиться по коридорам, смотреть на разрушения, ахать и охать, жадно расспрашивать тех, кто был здесь во время атаки. Представляю, чего им наговорят, и от этого заранее кисло и противно во рту, как будто сожрал лимон, а потом его еще и выблевал.

— Бросить все и уехать в Шармбатон, — бормочу под нос.

— Вот так сразу? — саркастично гаркает Грюм почти в ухо. — Грейнджер! Голову выше, подбородок поднять! Что за сопля вышла из медпункта? Где задор и ярость? Где полеты? Где бдительность! Да я мог бы тебя сто раз прибить, а ты бы даже не заметила!

— Профессор...

Грюм делает вид, что собирается меня треснуть посохом, отскакиваю.

— Вот так лучше! Впереди еще много битв, а ты раскисла! Даже Нимфадора не расползалась в такую лужу в первый год своего обучения! Смотреть противно!

С чего бы вообще Нимфадоре расползаться в лужу? Теоретически она может, но на деле... из-за неуклюжести своей переживала, что ли?

— Ну, репетируешь роль желе из соплей? — Аластор не оставляет своей саркастично — грубой манеры.

Если не знать, что под этим натиском он маскирует одобрение, то можно всерьез обидеться. Аластор за свою жизнь завел немало врагов, причем своим поведением и манерой общаться едва ли не больше, чем арестами и посадками в тюрьму.

— Вы же и сами знаете, профессор.

— Ты думаешь, что ты первая, у кого от магии плохо с головой стало? — Аластор удивляется на ходу.

Да, мы куда-то идем, он постукивает посохом и лапой по камню коридоров. Астрономическая башня?

— Нет, профессор.

— Ай, — морщится он, — что ты заладила профессор, профессор.

Потом смотрит искоса и усмехается.

— Каша в голове, непонимание, как смотреть в глаза людям, как жить дальше?

— Да, — еще один диагност на мою голову, правда, у Грюма есть волшебный глазик, наверное, ему можно.

— Не ты первая, не ты последняя, — хлопает меня Грюм по плечу. — Всегда нужно смотреть на результат!

— А результат такой, что никто из наших не пострадал только чудом! — огрызаюсь со злостью в голосе. — Чуть что пошло бы не так, и были бы у вас на руках трупы еще и учеников!

— Тогда мы не вели бы этот разговор!

Внутренний выдр от этих слов рвется в бой.

— Вы же знаете, что я права!

— Несомненно, — самодовольно отзывается Грюм, — но такая вот, злая и боевитая ты мне нравишься больше, чем та задумчивая сопля, что текла по полу коридора, испуская страдание на весь Хогвартс!

— Мне еще учиться здесь, вы представляете, что будут говорить за моей спиной?

— Представляю, — парирует Грюм, — мне это говорят и в лицо, и за спиной, и каких только баек про себя я не слышал, и прозвище "Шизоглаз" там еще самое безобидное! Ну что, и дальше будем меряться, у кого длиннее... протез, или ты все же соблаговолишь постучать и войти?

Вот уж каша в голове. Даже не замечаю, что мы стоим под дверью класса Синистры, поднявшись на самый верх Астрономической Башни.

— Ты спасла ее, зайди и прими благодарность, — командует Грюм. — Потом сходи и прими благодарность от Хагрида, от Поттера, от Уизли, от Лавгуд, от всех, кого ты спасла! Выбрось из головы эти сопли и страдания! Выбрось! Или мне выбить их из твоей головы посохом?

Отшатываюсь, он хохочет.

— Вот! Вот он внутренний зверь! Такой Грейнджер я бы доверил прикрывать мне спину!

Серьезно? Да он точно псих! Или он бы типа вначале вошел к доверию зверю, чтобы тот считал его своим? Все равно псих и еще раз псих. Блин, и тут у него длиннее... протез.

— Да, за твоей спиной будут говорить... всякое, и ты не будешь бегать и жаловаться мне, я знаю, — Аластор внезапно становится серьезен, просто смертельно серьезен, — но насмешники об этом пожалеют. Ясно?

— Да.

— Тогда вперед.

Аврора Синистра и вправду благодарна, даже не упоминает Аваду и взорванного великана. На ее черной, почти матовой коже, видны шрамы, которых раньше не было.

— Пройдут через месяц, — улыбается она, — как и не было, уж Поппи знает толк в мазях и зельях!

Выхожу из башни с тяжелой головой. Почему они все так благодарны? Нет, я понимаю почему, но почему?! Или просто никто не увидел оборотной стороны, этого... этой выдры? Грюм увидел, но его в расчет принимать не будем. Ладно, надо пойти и получить свою порцию дерьма, чтобы голова не заносилась от благодарностей. При этом, если бы не риск для окружающих, то можно было и наслаждаться: полет, легкость в теле, магия направо и налево, это было воистину восхитительно.

Но осознание того, что только чудом никому не испортил жизнь, портит все.

Да, как та ложка... нет, ковш дерьма в бочке с медом.

Лаванда сидит в гостиной Гриффиндора, и при виде меня отскакивает и судорожно пытается вытащить палочку.

— Ну, не глупи, Лаванда, — морщусь. — Если бы я была опасна для окружающих, меня бы не выпустили.

— Ты не будешь кидаться на меня?

— А тебе бы хотелось? — слетает с языка раньше, чем мозг успевает сообразить и остановить.

— Нет, — отвечает Лаванда после подозрительно долгой паузы.

Нет, это не сексуальное влечение с ее стороны. Это нездоровый интерес вида "а что будет, если?", который, как правило, сменяется потом разочарованием. Это то чувство, когда человек боится высоты, но все же не может удержаться и подходит к краю крыши небоскреба, чтобы посмотреть вниз. Это интуиция седалищного нерва, шепчущая, что впереди проблемы, но кто слушает этот глупый внутренний голос?

Но все равно, пауза есть, и, кажется, Лаванда сама понимает, что перетянула с ответом.

— Это было боевое безумие, за которое я должна принести извинения, — говорю, стараясь держать голос ровным.

— Должна?

— Если ты подразумеваешь, что меня принудили, то нет. Это добровольно, но в то же время...

— Заткнись, Грейнджер! — Лаванду потряхивает, палочка в ее руках ощутимо дрожит. — Возьми свои извинения, скатай их в трубочку и засунь себе в жопу, поняла?!

Вот, это правильная реакция на тот карнавал, что был устроен мной на Рождество.

И в то же время ее слова вызывают непроизвольную ответную реакцию. Не скажу, что шерсть встает дыбом и клыки сами лезут наружу, но все же есть, есть что-то такое. Я не ждал, что Лаванда радостно отдастся мне прямо тут, под улюлюканье остальных обитателей башни, но когда тебя посылают в жопу, так и хочется послать в ответ.

А прав ты при этом или не прав, это уже дело десятое.

— Ты мне жизнь испортила! — Лаванда роняет палочку и ревет, во весь голос, зычно и трубно.

Могучая грудь ходит ходуном, поневоле засмотришься, а я стою, как дурак, не зная, что делать.

Разумеется, появляются все остальные ученики славного факультета имени Гриффиндора, словно до этого заранее засели по углам в засаде и ждали, когда же, ну когда же Лаванда заревет?

— Что случилось? — Парвати трясет подругу, та всхлипывает.

Невилл смотрит на меня, опять состроив сложное лицо. Рядом с ним Падме, и мозг отмечает, что они втроем — Невилл и Патил — появились откуда-то. Не из спальни, но они втроем были в башне. Вряд ли, конечно, дело пока дошло до игр в двух горячих рабынь и белого колонизатора-сахиба, но как-то все равно смешно и приятно видеть, что задумка удалась.

Пусть будут счастливы и желательно без меня.

— Грейнджер пришла извиняться, — всхлипывает Лаванда.

Все смотрят на меня.

— Она предложила мне свернуть извинения в трубочку и засунуть их в жопу, после чего расплакалась со словами, что я ей жизнь испортила.

Головы поворачиваются, все смотрят на Лаванду. Та уже не ревет индийской слонихой, лишь всхлипывает и размазывает все это по лицу и груди. Близнецы наблюдают с каким-то спортивным интересом, как будто ждут, что Лаванда наплачет столько, что одежда ее станет прозрачной.

— Это было боевое безумие, и я была не в себе, не отдавала себе отчета в действиях, — повторяю, разводя руками.

Невольно смотрю на руки и лица собравшихся. Шрамы, ожоги, сложные выражения на лицах, но злобы нет. Вроде бить не собираются, но явно уже похождения летающей Гермионы разошлись в пересказах, перепевах и анекдотах. Кому я там, на глаза не попадался? Близнецам разве что, те, наверное... нет, точно, они на улице были! Надеюсь, они не будут просить им рассказать, какая Лаванда на ощупь. О боже, что я несу, на кой хрен им вообще такое, ведь даже в качестве шутки — не смешно.

— В общем, — откашливаюсь, — приношу свои извинения, если кто-то готов их принять.

— Может тебя прокляли? — спрашивает Гарри. — В Дурмштранге... Дора говорит, что в Дурмштранге ты была спокойна и выдержана.

— В Дурмштранге было мало дорогих мне людей, здесь их было много, я перенервничала и сорвалась. Надеюсь, что такое больше не повторится.

Мучительная тишина, и опять все смотрят на Лаванду.

Будем считать, что оно того стоило — жопа у Лаванды на ощупь — просто чудо.

Глава 6

Новая волна отчуждения переносится легче и труднее одновременно.

Не сказать, что голова совсем встает на место, но как-то где-то что-то искривляется и приближается к норме, и поэтому все трудно. Невозможно жить в коллективе, особенно в замкнутом коллективе школы-интерната, и быть свободным от него. Спальни — общие, на уроки ходим вместе, а Парвати и Лаванда, как уже упоминалось, первые сплетницы на деревне.

Правда, внезапно играет другой фактор, которого я не учел, да и не мог учесть, потому что такое просто в голову не приходило. Сцену с Лавандой видели немногие, и все они молчат об обжимашках и тискании за интересные места. Профессора понятно почему, а вот ученицы и Невилл — не исключено, что с подачи Падме — просто не упоминают. Видимо, прикинули и решили, что такое больше ударит по Лаванде, и поэтому в сплетнях фигурирует исключительно безумие, перекошенное лицо, зловещий хохот и прочие атрибуты безумного темного мага. Магессы. Магички.

В общем, меня.

В первые же два дня после начала занятий все эти истории и байки облетают Хогвартс, передаются из уст в уста... гм, в общем, передаются. Магия то ли снимает у магов тормоза в голове, то ли это просто эффект молодости такой, но находятся желающие пошутить зло в спину, да и проверить что и как. К счастью, это не соседки по комнате, иначе задавили бы ночью, а так удается отбиться. Тело как будто помнит тот вечер Рождества, и реагирует на атаки, уклоняется, ставит блоки, моментально шлет слабые Проклятия в ответ, и шутники уползают, ибо ноги их не держат.

После дуэли с тремя дурачками со Слизерина, желающие заканчиваются.

Как-то снова всем резко вспоминается выигранный Турнир, дуэль с Волдемортом, и прочие кровавые подробности. Все это накладывается сверху на сплетни о том, что было на каникулах и сворачивается в огромный многослойный пирожок, в котором уже не найдешь правды.

Ну, разве что про Невилла.

Он — герой, почти одолевший Беллатрису, он то, он се, и пускай открыто под ручку с сестрами Патил он не ходит, но есть, есть подвижки. Не знаю уж, как они будут все это оформлять с точки зрения права и отношения общества, но мое "предсказание" пока работает. Разумеется, если не знать подоплеки, то ничего предосудительного в их троице и не увидишь, даже если всматриваться в лупу волшебным глазом Аластора.

Ну и разрушения в школе — что до конца не успели отремонтировать к концу каникул — говорят сами за себя.

Под такие вот словесные аккомпанементы пролетает январь.

Все общение — дежурные фразы с бывшими соклубниками за обедом, наставления Минервы по вечерам и одобрительные полуматерные реплики Грюма во время тренировок. Возражения и попытки жалобно пищать, что у меня и без того дел по горло, Аластор просто пропускает мимо ушей. И тренировки у него не совсем тренировки — теперь это бой против нескольких противников, с полной неизвестностью, что меня ждет и кто будет во врагах. Я не знаю, как это делает Выручай — Комната, но полигон магической виртуальной реальности из нее выходит отменный.

И болит все потом после заклинаний по — настоящему, хорошо хоть не убивает.

Дамблдор скрылся и не показывается, хотя из некоторых реплик за обеденным столом можно сделать вывод, что теперь он дает уроки Гарри. И даже не столько уроки магии, сколько беседы о прошлых временах, первой войне, родителях Гарри и прочем таком.

Так что единственный человек, кто продолжает со мной общаться нормально — это Луна.

Она словно и не замечает этой атмосферы в школе, слухов и пересудов, просто приходит в гости, тащит кататься с горки, тормошит, ведет в гости к Хагриду (мой взрыв сломал ему пару костей и несколько ребер, но он не в обиде и от этого почему-то только хуже) и в Запретный Лес, в общем, бодрит и не дает закиснуть, замкнуться в себе. Нападение на Хогвартс вызвало новый всплеск интереса к Дуэльному Клубу и его ведет Нимфадора, с которой мы теперь практически не видимся и не общаемся. То ли Грюм ей запретил, то ли сама сторонится, ведь она была там, рядом с Гарри, и видела все, и даже больше.

Ну и хрен с ней.

Занятия, занятия, занятия, тренировки, книги, книги, книги — тошнит от всего этого. И в то же время, безумие и зуд в теле уже не со мной, поэтому вот так, хоть как-то, отуплять голову, приглушать в себе ненужные порывы, подавлять эмоциональные выплески, чтобы оно все покрылось патиной и паутиной, поблекло, спряталось глубоко внутри и не воспринималось так остро.

Хотелось ограничить общение?

Ну вот, желание сбылось.

14 февраля 1996 года

Кто-то останавливается возле стола, кто-то в бело-розовой одежде, словно наряженный зефиром.

— Привет, — шепчет Луна.

Драгоценную библиотеку мадам Пинс слегка задели во время Рождественской потасовки, а сама она лишь чудом не попала на тот ужин, и поэтому до сих пор зверствует. Тишина в библиотеке теперь стоит просто замечательная, и даже шепот Луны разносится, как цокот копыт по булыжной мостовой.

Она делает жест рукой, означающий "идем", и я встаю. Мадам Пинс смотрит из — за своего столика, как пулеметчик из бункера, но пока не спешит вмешиваться. Легкое движение палочкой и книга "Вассалитет и магическая аристократия в королевствах магглов Европы в средние века" отправляется в полет к нашей старушке — библиотекарю.

Некоторые книги нельзя выносить из библиотеки даже Префектам.

— Ммм, вообще-то положено закрывать глаза, раз уж это сюрприз, — говорит Луна в коридоре, оглядывая меня с ног до головы, — но тогда тебе будет трудно идти по школе.

— Я могу закрыть глаза, а ты будешь вести меня за руку.

— Ой! Точно! — Луна делает такое движение, словно хочет обнять и сдерживается. — Давай!

Пришло время главного подарка? Нет, в ванную комнату для Префектов мы уже ходили, да и не пустит туда Луну, мне придется открывать вход, а значит "сюрприз" будет испорчен. Подарок? В честь чего можно не спрашивать — "просто так" это почти что жизненное кредо Луны. Но какой и чего и зачем? Да какая, в сущности, разница? Радуется человек, и пусть радуется, мне тоже не помешает перерыв.

Ладошка у Луны узкая и горячая, как будто она специально грела ее, прежде чем взять меня за руку.

— Прямо, а теперь налево, пригнись, тут летают остатки чьего-то ночного кошмара, аккуратнее, тут ступеньки, а сейчас направо.

Даже не пытаюсь следить, куда мы идем, лишь машинально отмечаю, что забираемся выше. Астрономическая Башня? Башня Рэйвенкло? Вполне вариант, в гостях у Луны уже был несколько раз, по ее приглашению, и она с энтузиазмом все показывала и рассказывала. Ученики факультета поглядывали, правда, недобро, но на прямой конфликт так никто и не пошел.

— Так, а теперь стой, но глаз не открывай, — говорит Луна.

Мгм, понятно. Выручай — Комната, значит. Шаги Луны еле слышны, но все же слышны, и она ходит взад — вперед мимо меня, так что без вариантов.

— Ты уже догадалась, — с обидой в голосе говорит Луна, — а я так хотела устроить сюрприз!

— Пока я не вижу, что вокруг — все равно сюрприз, — заверяю ее.

Тем более, что Выручай — Комната может многое.

Не знаю, как это дело провернули Основатели, но при помощи мрачной фантазии Аластора, я побывал и в горах, и в лесу, и в каких-то темных подвалах, и огромных зданиях, и на берегу озера, и в той огромной комнате, набитой не только мусором, но и врагами, за каждой из мусорных вершин. Да, собственно, все места, куда он меня направлял, были набиты врагами. У Луны фантазия не хуже, только не такая мрачная, так что можно ожидать каких-нибудь полян с волшебными пони-единорогами, или, джунглей, с пробирающимися через них морщерогими кизляками, или вообще, путешествие на Северный Полюс в миниатюре.

Или поездку на жаркий пляж посреди зимы.

Такая мысль приходит мне в голову, потому что Луна с первого прохода открывает дверь, и из двери этой тянет теплом. В коридорах Хогвартса далеко не Африка, так что ученики обычно зимой носятся между помещения бодрой рысцой и получают дополнительное закаливание. Ну и число желающих по вечерам обжиматься в холодных пустых классах резко падает, чего уж там.

— Идем, — Луна снова берет за руку.

Духота и влажность бани или тропиков отсутствуют, просто тепло, и под ногами обычный пол. Интересно, Выручай — Комната может повторить ванную Префектов? Не то, чтобы сильно надо было, но зная Луну — она вполне может такое вообразить. Совместить сюрприз и совет Тонкс, данный, кажется, как будто целую жизнь назад. Или горячие источники Пиренейского заповедника, их Луна тоже могла попросить, но смогла бы их повторить Комната?

Хотя, воды вроде вокруг не ощущается.

— Вот теперь можешь открыть глаза! — заявляет Луна.

М-мать! Кухня особняка Лавгудов оформленная сердечками и скульптурками купидонов, и Луна, напоминающая бело-розовый зефир на палочке, протягивает тортик. Да, в форме сердечка.

— С днем всех влюбленных, потому что теперь это и мой праздник! — радостно заявляет Луна.

Она сует мне поднос с тортиком и, пользуясь тем, что мои руки заняты, собирается поцеловать. Но... тортик все равно мешает, я ж его перед собой держу, пытаясь понять, как на все это реагировать. Луна не теряется, снова берет тортик и ставит на стол, после этого обнимает, прижимается крепко и целует, губы в губы. Опыта у нее никакого, смешно закрывает глаза, елозит губами, а потом отступает и открывает глаза.

— Я люблю тебя, Гермиона! — заявляет она, сияя, почти буквально.

Здрасте, приехали!

Луна тем временем достает два медальона в форме сердечек — валентинок.

— Это медальоны Влюбленных, — поясняет она. — Я их никогда еще не делала, поэтому не знаю, будут ли они работать, но я знаю, что Медальон Дружбы был с тобой в тот вечер, и ты пришла ко мне на помощь.

Она делает шаг вперед и касается моего медальона, висящего между грудей. Жест ее не несет в себе никакой сексуальной аффектации, а я настолько привык к медальону, что и забыл про него.

— У тебя там остался незаметный шрам, пятнышко, я видела, когда мы вместе лежали в медпункте, только ты лежала без сознания, но я все равно рассказывала тебе о своей благодарности, потому что знала, что ты меня слышишь, — Луна говорит мягко, улыбаясь, не спотыкаясь на словах и не запинаясь.

Так это что, тот холод в груди — это было срабатывание медальона? Серьезно?

— У меня тоже остался шрам, на боку, — и она начинает расстегивать платье.

— Тебе не кажется, что немного рановато для этого?

— Для чего? — Луна ловко вытаскивает руки из рукавов и освобождает верхнюю часть тела. — Показывать шрамы друг другу? Но я видела твои, а ты мои нет, так нечестно!

Круглые девичьи груди с оттопыренными розовыми сосками смотрят, кажется, мне прямо в лицо. Пытаюсь не смотреть туда, а смотреть на шрам, зигзагом чертящий левый бок, но зрение оно такое. Видишь все сразу, и это еще хорошо, что Луна разделась только до пояса, а то еще выяснилось бы, что и трусов на ней нет.

— И если ты не знала, то обнажаться перед другими людьми...

— Но ведь так поступают влюбленные! — восклицает Луна.

Сейчас она скажет, что подглядывала за Гарри и Джинни, или Невиллом и сестрами Патил, чтобы понять, как себя вести. Но вместо этого Луна говорит другое.

— Они раскрываются друг перед другом, и медальоны Влюбленных — они раскрывают сердца! Ты будешь знать, что чувствует второй, ощущать его любовь, тепло и нежность!

Смотрю на медальоны в руке, а Луна все же надевает платье обратно, ловкой блондинистой змейкой. Становится легче, но ненамного, грудь ее словно просвечивает, топорщит бело-розовую ткань.

— Тебе не понравятся ощущения моего сердца, Луна, — протягиваю медальоны обратно.

Раз уж Дружба сработала, то почему бы и этим не работать? И что она там ощутит? Нужно ли ей такое?

— Я знаю, что ты страдала, — тихо говорит Луна, — и хотела тебе помочь, хотела уменьшить твою боль, а в результате поняла, что люблю тебя. Хочу быть с тобой. Касаться тебя. Смотреть на танцы твоих мозгошмыгов и ощущать твои ответные прикосновения. Хочу делиться с тобой своим сердцем.

Она прячет медальоны куда-то в платье, и улыбается, печально и задорно одновременно. Да, внутренний выдр требует наброситься и поиметь ее прямо на столе возле тортика, задрать, нет, содрать с нее платье, и насладиться телом влюбленной в день всех влюбленных. Но зверям слова не давали, а разумом... да, похоже, что спихнуть Луну вбок после Хогвартса уже не удастся.

— Я не хотела причинить тебе боль, — говорит она. — Я всегда буду рядом и поддержу тебя, ведь мы же друзья навсегда?

"А там, глядишь, твой взор упадет и на меня", заканчиваю мысленно за нее фразу. Луна, конечно, не руководствуется столь рассудочно — расчетливыми мотивами, она просто выражает свои стремления, но что я могу сказать в ответ?

— Да, Луна, мы — друзья навсегда.

Искренняя улыбка озаряет ее лицо, и она снова целует меня, обняв за шею, почти повиснув на мне. Да, однажды мы будем вместе, но до этого мне надо как-то свыкнуться, смириться с этой мыслью, принять ее рассудком. Принять и сделать шаг вперед, жить дальше. Наверное.

— С днем всех влюбленных! — еще раз поздравляет Луна, и весело говорит. — А теперь — тортик!

Глава 7

Тому Реддлу — Волдеморту, Темному Лорду, Тому-Кого-Нельзя-Называть — могущественнейшему магу этого столетия (за исключением Альбуса Дамблдора, конечно, ибо этот сумасшедший старик словно задался целью портить Тому жизнь) было страшно. Он вертел на пальце фамильное кольцо своего рода, Гонтов, смотрел на лежащую, на столике перед ним диадему Ровены Рэйвенкло и ему было страшно.

Страшно расставаться с залогами своего бессмертия.

Когда он творил их, то расставался легко, играючи, шел дальше, уверенной поступью победителя. Тогда все казалось легким, казалось, что все ему доступно по взмаху палочки. И вот результат — из шести крестражей осталось только два, и то, оба спасены чудом. Кольцо он успел забрать раньше, диадему просто не нашли, повезло. Никакая магическая мощь не помогла бы, хлестни тот же Грюм Адским Пламенем по крестражам, выжигая и сжигая их вместе с кусочками души.

И самое обидное — назад эти кусочки присоединяться не желали.

Из них, при должном времени, терпении, жертвах и темной магии, можно было вырастить полноценные души, которые смогли бы вселяться в тела, но этого Том точно не планировал делать. Зачем ему еще две копии, которые тут же затеют войну за власть? Хватает противников и без этого, а вот времени, наоборот, не хватает.

Расставаться страшно и при себе держать крестражи просто бессмысленно.

Нет времени оборудовать новые ловушки, выбирать памятные места, окружать все таинственностью и загадкой, внушающей почтительный трепет и страх тем, кто соприкоснется с ней. Крестражи нужно было убрать из Британии и спрятать, просто спрятать, так, чтобы найти смог только тот, кто спрятал. Но и это Тому делать было страшно, потому что это означало бы расстаться с Беллатрисой. Не потому, что он любил Лестрейндж, нет, физическая страсть, и соитие тел давно уже его не привлекали, и при всей роскоши тела Беллы она возбуждала его не более чем вид дементора.

Нет, Тому было страшно, что некому будет прикрыть его спину.

Самые лучшие, самые преданные из его Пожирателей уже погибли, а Снейп оказался предателем. Том неоднократно проверял его воспоминания, проверял его самого, а он все равно оказался предателем! От мысли, что Снейп мог в любой момент ударить в спину, неприятно холодило и ломило в шее. Большую часть жизни Тому казалось, что страх навсегда остался там, в сиротском приюте, откуда его почти насильно забрал в Хогвартс Дамблдор, но выяснилось, что это был самообман. Обманка безумия и бессмертия, изъян крестражей, и теперь понятно было, почему волшебники древности не создавали больше одного крестража.

Тогда они казались Тому глупцами, но глупцом был он сам, как оказалось.

Он знал, что его Пожиратели не слишком рвались в бой после "смерти Лорда" в особняке Поттеров, но это было хоть как-то объяснимо, казалось естественной слабостью. Теперь же ему во всем виделось предательство. Из тех, кто своими действиями доказал, что не является предателем, осталась лишь Белла, ибо Барти остался там, на арене Турнира в Дурмштранге, так же как и Нарцисса Малфой. Не то, чтобы жена Люциуса что-то делала, но когда спишь с женщиной, она раскрывается отдельно, особо глубоко, и в Нарциссе не было предательства.

Отвращение, холодность, но не предательство.

И был еще момент, о котором Тому не хотелось даже думать.

Отсылка Беллатрисы с крестражами и приказом затаиться фактически была равносильна признанию поражения. Признанию того, что он не рассчитывает на победу, а готовит себе пути к отступлению. Затянувшееся на два года противостояние, ошибки и успехи, а цель — власть и уничтожение магглов — далеки как никогда. Возможно, стоило бы отступить, скрыться, затаиться еще на десяток лет, но Том не мог позволить себе такой роскоши.

Отступить, не теряя тела, означало потерять все.

Отступить, потеряв тело, означало потерять все.

Даже если верная Белла сохранит крестражи и возродит потом Тома, то все придется начинать с начала. С уничтоженными крестражами. Торжествующим Министерством. Убитыми соратниками и разбежавшимися или предавшими союзниками, вроде тех же гоблинов, что союзники лишь на словах, а не на деле.

Но и оставлять при себе крестражи было нельзя. Была надежда, слабая, слить кусочки души обратно, но и это оказалось неоправданным риском. В пределах Британии крестражи отыщут, землю перевернут, всю страну перероют, но найдут. Значит, надо отсылать Беллу за пределы страны, тайно, с приказом не возвращаться. К ней и без того будет повышенное внимание после похищения диадемы.

Нет, внезапно понял Том, так нельзя.

Отступление — это отступление. Начни отступать, и ты потеряешь все. Тело, душу, соратников, то, что имеешь в данный миг. Опять будешь странствовать бесплотным духом в темноте, борясь за свое существование каждый миг, вселяясь в мелких животных и не зная, что будет завтра. Никто не даст Беллатрисе времени на проведение ритуала возрождения, на укрепление нового тела Лорда, ее будут гнать и преследовать, если она вообще сумеет скрыться с крестражами на руках.

Если ее не предадут свои же.

Нет, бегство — это проигрыш, еще более ужасный, чем скитания духом. Можно проиграть сражение, но остаться, выжить, вернуться и сражаться, выиграв войну. А можно признать поражение, еще до начала решающей схватки, и отступить.

Значит, надо сражаться.

Надо победить всех, Дамблдора, Орден, Министерство, Европу, обстоятельства, судьбу, пророчество — всех! Победить и тогда не надо будет волноваться. Для победы нужна полная власть над Министерством, нужен свой Министр во главе. Теперь уже не получится прикрыться им и править Британией, как думалось когда-то, слишком много оказалось вовлечено лишних магов из лишних стран. Демарш в Дурмштранге был лишним... правда, если бы удалось убить Дамблдора, то Европа бы согнулась в страхе и не посмела бы пищать.

Дамблдор.

План с постепенным внедрением в Министерство изнутри и "подогревом", запугиванием общественности снаружи, похоже, близок к провалу. Подловить Амелию Боунс не удалось и, похоже, не удастся, постоянно рядом охрана, неожиданные маршруты, новые кабинеты и прочие меры безопасности. Волнение магов уже не стоит ничего, после новых указов Министерства и после старательно раздуваемой в СМИ истерии о нападении на Хогвартс. В другой раз Том бы порадовался такому унижению Дамблдора, ведь это его обвиняли во всех грехах, рассказывали, что он не уследил, не сумел, не сберег, и только чудом никто не пострадал.

Том скрежетнул зубами.

Истерия, раздутая самим Дамблдором, сделала свое дело.

Маги запуганы и хотят спрятаться за спиной Министерства. Они готовы на все, пока Амелия Боунс обещает им победу над Темным Лордом. Тональность и смысл статей резко изменились — теперь война практически не отрицается, а наоборот, подчеркивается, в каком тяжелом положении оказалась Магическая Британия, но также подчеркивается и то, что Министр не сдалась и продолжает бороться.

Дамблдор!

Том опять скрежетнул зубами.

Его рука чувствовалась за происходящим, его борода торчала из указов Министерства, и нечего было думать вызывать его на дуэль. Старшая Палочка в руках Дамблдора вполне компенсировала разницу в возрасте и подвижности. Нечего было, и думать переиграть Дамблдора в планах, это Том понял еще в первую войну. Нужно было другое решение, дающее победу, то, против чего Дамблдор оказался бы бессилен. Не долгие планы, а короткий, решительный удар, который изменил, перевернул бы все.

Министерство отпадало сразу.

Все планы атаки Министерства и стремительного захвата разбивались о простую меру предосторожности, принятую Европой. Семеро представителей магических стран континента находились в Министерстве или рядом с ним, но кто эти семеро, не знала и сама Амелия. В случае угрозы захвата Министерства любой из них мог остановить весь артефактный комплекс, без которого Министерство становилось просто еще одним, расширенным магией, зданием, не представляющим интереса.

Министерство Магии Германии, восстановленное после падения Гриндевальда, некогда долгое время находилось под присмотром таких же наблюдателей. Сколько ни старались маги, попавшие под Империо самого Тома или Пожирателей, разузнать личности семерых, ничего выяснить не удалось. Министр, подчиненный Тому, мог бы с ними справиться, но вначале надо было избавиться от предыдущего министра, от Амелии Боунс, и провести корректные выборы, с возможностью управлять министерским комплексом.

В общем, замкнутый круг — Министра не заменить без отключения Министерства, а без Министра Министерство и не нужно, ибо управлять не получится. Без Министерства же теперь все это смысла не имеет. Власть над кучкой магов? Она и так у него есть. Эта кучка магов не сможет сокрушить проклятых магглов, снова вмешаются другие страны, оберегая свой жалкий Статут, а если прямо сказать — из страха, что магглы опять их побьют и поставят на грань гибели.

Нет, теперь такая власть уже не была ни выходом, ни целью.

Нужна была победа, только победа, крупная, такая, чтобы Европа содрогнулась и согнулась в ужасе, или вообще исчезла и не мешалась под ногами. Жаль, конечно, будет чистокровных, но лучше уничтожить часть и не дать сгинуть остальным, чем всем пропасть, сгинуть и раствориться в ордах этих тупых магглов, тянущих свои грязные, потные ручонки к миру магии.

Воры магии, крысы, растаскивающие ее по крупицам, так и только так.

Как же решить задачу?

Министр Магии и директор Хогвартса. Амелия Боунс и Альбус Дамблдор.

Каждый из них важен, нужен и необходим, в том смысле, что их фигуры не обойти на пути к цели. Если хорошо подумать, размышлял Том, забыв о страхах и полностью сосредоточившись на новой задаче, то Министра затронуть не получится, потому что вначале надо будет обработать ближайшее окружение и охрану, и потом с их помощью уже подбираться к Амелии.

Слишком долго, слишком ненадежно.

Остается Дамблдор.

Подобраться в его облике к Министру? Принять облик Дамблдора сложно, но возможно. Это очень сложно, ибо никто не знает, где сейчас Дамблдор, но все же возможно. Подловить на одном из официальных мероприятий — открытых, где точно будет известно, что он будет — взять волосок, сварить Оборотное, но вот остальное? Несомненно, все Дамблдор и его слуги предусмотрели, несомненно, можно даже не пробовать. Мало того, Амелия и сама ведьма не из последних, чтобы ее согнуть Империо и заколдовать, полностью лишить воли... Тому пришлось бы самому отправляться в облике Альбуса.

Убийство — не вариант, потому что Министерство будет тут же отключено.

К счастью, это не устраивает и сторону Боунс с Дамблдором, иначе с них сталось бы выставить Министра как мишень, как это было проделано с ложным Гарри Поттером в прошлом году. И тогда кто-то из чересчур горячих, юных, глупых или озлобленных сторонников Тома нанес бы роковой удар. Да, Магическая Британия осталась бы без власти, но если Дамблдор готов пойти и на такое, лишь бы не дать Тому победить?

Нет, нужно нанести удар оттуда, откуда его не ждут.

Гарри Поттер?

Нет, Дамблдор не ринется его спасать, и не станет препятствовать исполнению пророчества... если только не убедить его, что пророчество уже сбылось? Поверят ли в инсценировку? Но даже если да, и Том в облике Поттера подберется к Дамблдору, то что? Удар в спину, Старшая Палочка признает его хозяином, и тут же в Министерство, сообщать о победе? Но это все равно будет подозрительно, не так ли? Наверняка у Амелии и Альбуса все предусмотрено на такой случай, подмены и замены.

Нет, нужно что-то другое, что-то нестандартное.

Девчонка — метаморф!

Она — опытный Аврор, она — ученица Бешеного Аластора, она — в Хогвартсе, рядом с Гарри Поттером. Она всего лишь охранник, поэтому можно смело изображать охоту на Гарри Поттера, тогда как основной целью будет племянница Беллатрисы, Нимфадора Тонкс.

Да, вот оно — решение!

Она может изображать кого угодно дольше часа, то есть проверку на Оборотное точно пройдет. Она вращается в кругу, близком к Дамблдору, и сможет притворяться любым из них. Как аврор — она сможет подобраться к Министру Боунс, как метаморф — свалить вину на другого, как охранник Поттера — поспособствует исполнению пророчества.

Что же касается разницы в силе... Старшая Палочка выручит и тут.

Все равно ее обладателя надо бить в спину, в честном бою он непобедим, так что разницы нет. Старшая Палочка поможет ей подчинить Амелию Боунс, а дальше Министр сделает все сама. Едва угроза отключения Министерства отступит, как Том двинет в бой ударные отряды союзников, в первых рядах пустив тех, от кого лучше избавиться. До того момента эти же отряды могут отлично распылять силы Министерства, изматывать авроров и охрану, снижать бдительность, в общем, все равно все они засиделись без дела.

Изолировать Министерство и область вокруг, быстрый захват власти, быстрый удар и отход в заранее заготовленное убежище. Пока снаружи будет бушевать война, успеет подрасти ребенок, и Том сменит тело. Разумеется, перед нанесением удара по магглам, будет убит Поттер, это вообще не обсуждается. Но сейчас, сейчас главная цель не он, а его охранник, которая, помнится, попадалась на глаза Тому еще в Дурмштранге.

И эта, калечная девчонка с Турнира, она тоже в охране Поттера, так что ее сразу в расход.

Дамблдор?

Да, вот тогда Дамблдору придется скрежетать зубами, но он не сможет, потому что будет мертв!

— Мой Лорд, — раздался мурлыкающий голос Беллы, — ваши верные Пожиратели Смерти собрались и ждут ваших мудрых указаний.

Том повернулся. Белла, бесстыдно улыбаясь, поглаживала обнаженный живот.

— Ваш будущий сын тоже ждет, Мой Лорд.

— Обеспечим ему достойное, чистое, — выделив это слово голосом, ответил Том, — будущее.

Глава 8

Февраль близится к концу, в отличие от учебы.

Обилием домашних заданий, наставлений и практических занятий учителя словно пытаются выбить из головы учеников все мысли о том, что творится за стенами школы. Тщетно пытаются. Сменившаяся политика Министерства, указы, сообщения в прессе, нападение на Хогвартс, все это будоражит юные умы и порождает в них взволнованность. Продолжая аналогию с домом в лесу — внезапно оказывается, что стаи волков воют под окнами. Громко, с голодным лязганьем клыков, с жаждой крови в завывающих нотках.

Поэтому ученики взбудоражены, как осинник, в который потыкали палкой.

Зелья для улучшения памяти, шпаргалки, амулеты, перья, помогающие списывать, специальные наблюдательные очки, позволяющие подглядывать к соседям и не видимые для преподавателей и прочий популярный товар "к экзаменам" отходит на второй план. Новинки сезона, за которую школьники едва ли не дерутся — практически все связаны с войной и возможностью как-то защитить себя. Школьные мантии с Протего, шапки — невидимки, пояса — леталки, и прочие товары близнецов Уизли расходятся как горячие пирожки.

Когда они их успевают делать?

А хрен его знает.

Но явно тратят время с толком, для них время — деньги, практически буквально, поэтому торгует Ли, а самих близнецов и не видно, не смотри, что уже вечер. Они не Префекты, но на время отбоя всегда клали с пробором. Дамблдора нет, Аластор то ли в доле с ними, то ли просто не против, раз уж школьники лучше защищены, а МакГонагалл как всегда испытывает к близнецам слабость. За их навыки в трансфигурации, разумеется, а не за то, что они пытались ее валерьянкой спаивать, да и пытались ли?

Фред соврет — недорого возьмет.

Собственно, охватываю взглядом гостиную Гриффиндора, в которой как раз творится жаркая торговля, ловлю недоуменные взгляды в свою сторону. Ну, хотя бы не боязливые и то прогресс, а недоумение вызвано тем, что обычно в это время меня в башне нет. Гораздо проще и удобнее приходить после отбоя, не пересекаясь с основным вечерним потоком школьников.

Да, нарушение обязанностей Префекта, ну и плевать. Не помню, чтобы первые четыре курса нам что-то требовалось от Префектов, или чтобы они гонялись за нами, поддерживая порядок. Хватит и того, что МакГонагалл периодически вешает общественную нагрузку.

— Грейнджер! — раздается голос сбоку.

Смотрю туда. Анжелина Джонсон, наш доблестный капитан команды по квиддичу, ведущая ее от победы к победе, смотрит на меня и делает приглашающий жест рукой.

— Разговор есть.

— Здесь? — вокруг шумит — бурлит вечерняя гостиная Гриффиндора.

Некоторые ученики даже домашние задания ухитряются делать в такой обстановке.

— Ничего секретного в том нет, а поймать тебя не так просто, — открыто улыбается Анжелина, демонстрируя блестящие белые зубы.

Поддержка с флангов — Кэти Белл и Алисия Спиннет, чуть дальше в кресле заседают Гарри и Джинни, можно сказать вся команда по квиддичу в сборе, только близнецов Уизли и не хватает.

— Оставили бы записку, — пожимаю плечами, но все же подхожу ближе.

Глаз машинально отмечает, что "девчонки" в снаряжении от Уизли, лучшем, новеньком. Опасаются нападения даже здесь? Или хвастаются подарками от... с которым из близнецов Анжелина гуляет?

— Было бы теплее на улице, может и оставили бы, а сейчас на поле для квиддича слишком холодно, чтобы разговаривать, только тренироваться, — смеется Анжелина и тут же ошарашивает вопросом. — Хочешь стать капитаном команды Гриффиндора по квиддичу?

Организм реагирует привычно. Выброс адреналина, обострение чувств, оценка опасности. Время словно застывает, гул голосов заполняет голову, мозг быстро-быстро хватает и сортирует, достраивает, слышит все, что происходит в гостиной.

— А на ЗОТИ...

— Тогда он мне и говорит...

— Плащи с гарантией на месяц...

— Конфеты, представляешь, они в Хогсмиде...

— Гарри, убери руку, ты...

— В Министерстве обыскивают...

— Двадцать убитых, по слухам, а еще...

— Что здесь делает Грейнджер?

— Смотри, какая замечательная брошка...

— Квиддич под угрозой отмены...

— Темный Лорд прячется в Ирландии...

А потом меня отпускает, и снова смотрю, прищурившись, на озадаченную Анжелину.

— Знаешь, — говорит она, — я никогда не верила этим слухам о том, что ты дочь профессора Грюма, но теперь что-то засомневалась. Очень похожее выражение лица получается, как будто снова на уроке ЗОТИ оказалась!

Она ходит на факультативы ЗОТИ? Седьмой курс? Ого! Смотрю на стройную, мускулистую мулаточку Анжелину совсем другим взором. Аластор никому поблажек не дает, и раз Джонсон к нему ходит, то знает, с какого конца за палочку браться.

Так, а кто там меня всуе поминал?

Ага, кто бы сомневался. Лаванда и Парвати, шушукаются и хихикают, бросают в мою сторону взгляды. Ну-ну. Притвориться профессором Трелони, дать им еще "Истинное" пророчество, о том, что Браун тискала за жопу десница судьбы? И посмотреть, как она тогда изведется вся, разрываясь между... ладно, просто разрываясь. Нет, ладно, это уже будет слишком злая шутка, стоит ли уподобляться Флёр?

— Гермиона? Ау? Что-то случилось? — голос у Анжелины встревоженный.

— Наверное, я не гожусь в капитаны команды, не знаю уж, почему вы это предложили, но не гожусь. Лучше Гарри Поттера сделайте капитаном, да выпускайте на поле двух Ловцов.

— Они ж ворковать будут, а не снитч ловить, — ухмыляется Джонсон, Белл и Спиннет поддерживают. — Предлагала я уже Гарри, а он говорит, что слово дал, больше в квиддич не играть.

— В юности я тоже давала массу идиотских обещаний, — киваю в такт.

— В юности? — Анжелина кидает взгляд, словно заново оценивая мой возраст. — Нет, не рассказывай, не надо. В этом году я, Алисия, Фред и Джордж заканчиваем Хогвартс, и команда по квиддичу останется пустой. Джинни — хороший Ловец, но никакой капитан, Гарри же...ну, сама знаешь.

— Но Кэти Белл же остается? — гляжу на нее в упор.

— Мне еще только год учиться, — пожимает та плечами.

— А мне только два, это вас не смущает?

— Дело не в сроках, а в команде! — восклицает Алисия.

Краем глаза продолжаю наблюдать за Парвати и Лавандой. Они вроде успокоились за эти два месяца, но кто знает? Сорвет сейчас у них нарезку, и начнется волна слухов и пересудов в мою сторону, со старым, проверенным временем вкусом говна. Войну им, конечно, не перебить, но отношения и кто кого куда по вечерам — это вечная тема, лишь временно затененная конфликтом в Британии. Подходит Невилл и садится рядом с ними, тоже смотрит в мою сторону.

Страдалец, ёпт.

— Мы все — воспитанники Оливера, и хотим, чтобы команда Гриффиндора была крепкой и побеждала, год за годом, чтобы кубок Хогвартса по квиддичу всегда стоял в шкафу у МакГонагалл, — рассказывает тем временем Алисия. — Поэтому я и зову тебя в команду, предлагаю стать капитаном.

— Я вам там накапитаню, — отмахиваюсь.

Но Алисия словно и не слышала, что обо мне в школе говорят, начинает приводить контраргументы.

— Ты же была инициатором "Яростных Львов"? И неплохо справлялась, Гарри, и Фред с Джорджем высоко отзывались о том вашем кружке. Квиддич — это в чем-то война, и сражаться ты умеешь, за своих вступаешься, боевой дух у тебя на высоте. Турнир ты выиграла, опять же. Тактические приемы квиддича изучить несложно, но вот превратить команду в боевой отряд, слаженный, единый, рвущийся к победе — это тяжело. У меня так и не получилось.

Кэти что-то ворчит, Алисия всплескивает руками.

— Не получилось! — повторяет она твердо. — Если бы не сыгранность, заложенная еще Оливером, то мы бы проиграли прошлые матчи! Все, мы это уже обсуждали! Команду надо будет сколачивать заново, и ты, Кэти, сама сказала, что не справишься с такой задачей!

— А я, значит, справлюсь? — усмехаюсь.

В усмешке той — горечь. Еще ученикам, рвущимся играть в квиддич, жизнь не портил! Зато выдр внутри носится кругами, и кричит, просто кричит, что можно набрать одних баб-с в команду, да-да, только и исключительно учениц. Тереть им спинку после тренировок, объясняя схемы полетов, и вообще, создать себе личный гарем на метлах. Выдрочить их сражаться по методикам Аластора, и команда боевые... гм, ведьмы, да, ведьмы, будет всех рвать направо и налево.

Нет уж, не надо Хогвартсу такого счастья.

— Ты уже доказала, что можешь! Не ради себя, ради факультета! — восклицает Анжелина.

Во имя Луны!

И от этой мысли становится неожиданно весело.

— Нет, не ту кандидатуру вы выбрали, — встаю.

— Но ты еще подумай! Не отказывайся вот так сразу! — вместо Анжелины сбоку восклицает Алисия.

Да, а сверху вниз барышни выглядят еще привлекательнее.

— Приходи на тренировку, — начинает Анжелина и осекается.

— Без склонности к квиддичу, все игры будут напоминать бой, а в бою главное — уничтожить и размазать соперника. Настрой, может быть, и подходящий для победы, но вот руки точно не удержатся.

Стою перед ними, показываю руки, словно демонстрирую, мыл ли я их перед едой.

— Победа в связи со смертью всей команды противника — не думаю, что факультету Гриффиндор нужно такое, да и школе тоже не нужно, — убираю руки. — Особенно в эти сложные дни.

— То есть, если Министерство победит, то ты готова еще подумать? — подается вперед Анжелина.

Интересно, разойдись слухи глубже и шире, она бы декольте демонстрировала специально? Хрен их знает, этих "птенцов" Оливера Вуда, торгануть телом во имя победы в квиддиче для них может оказаться самым естественным делом. Все во имя победы, не уставал твердить Вуд, конечно, он не предлагал никому выйти за рамки закона, но и Анжелина же ничего такого не предлагает.

Это у меня опять интерпретация сбоит.

— Нет, это была лишь фигура речи. Если бы меня интересовал квиддич, то я бы и сама к вам пришла в прошлые годы, не так ли?

— Так, — вздыхает Анжелина, потом понижает голос. — МакГонагалл очень хочет нашей победы.

— Это угроза?

— Нет, но ты же ходишь к ней на занятия?

Не улавливаю логики, ну и ладно. МакГонагалл никогда не смешивает занятия и квиддич, если уж на то пошло.

— Думаю, что ради победы она может пожертвовать и занятиями.

А, вот она о чем, ну да, сутки не резиновые, время можно потратить или туда, или сюда, но не на все сразу.

— Не пожертвует, — качаю головой.

Есть победы и важнее квиддича, но об этом рассказывать не стоит. Анжелина колеблется, потом встает и тянет меня за руку в уголок гостиной. Там традиционное место для полуприличных поцелуев, тем, кому лень выходить наружу, но срочно надо выразить свои чувства партнеру. В рамках приличия, то есть без яростного секса, но все же.

Неужели Анжелина решила все-таки поторговать телом?

— Гарри говорил, что ты умеешь летать без метлы, — говорит она шепотом.

Ага. Ну да, кто ж устоит перед этими выразительными смуглыми... глазами?

— Я не прошу тебя раскрывать этого секрета, — торопливо говорит Анжелина, неправильно истолковав мое молчание, — но сама подумай, какая выгода от этого в квиддиче! Ты можешь быть Вратарем, которому никто не сможет забить!

Чувствую взгляды в спину, жгучие, прожигающие, как будто кто-то ждет, что мы сейчас начнем жахаться в десны прямо здесь, на виду у всей башни.

— Я — одиночка, а квиддич — командная игра. Турнир можно выиграть в одиночку, матч по квиддичу — нет. Да, у нас был кружок, но это была ошибка, которую я поняла не сразу. В квиддиче постоянно используются всякие грязные приемчики, после обучения у профессора Грюма это может плохо закончиться. Еще никто не погибал на матчах по квиддичу? Если я стану капитаном, трупы будут.

Анжелина тяжело вздыхает. Видно, что эта мысль ей тоже приходила в голову, но все же она рассчитывала, что если я соглашусь, то может и можно будет найти какой-то выход, и прочее трали-вали самообманных рассуждений. Между делом оглядываюсь, ну точно, Джинни, Невилл и Лаванда, пялятся с интересом, у каждого со своим.

И что им все не живется спокойно?

Оставили бы уже меня в покое: Джинни получила своего Гарри, Невилл — сестер Патил, Лаванда... ладно, Лаванда ничего не получила. Может ей бижутерии надарить, как Луне и Джинни? Поможет ли? Или все же план "Пророчество" реализовать? Оборотное сварить можно, или упереть из запасов Аластора, а были бы нормальные отношения с Нимфадорой, можно было бы устроить зам-м-м-мечательный розыгрыш.

Не злой, а очень даже приятный всем, как с Патил.

— Гермиона, ты опять ушла в себя, — доносится голос Анжелины.

— Вот видишь, — улыбаюсь вымученно, — плохой из меня капитан. Уйду в себя посреди матча и проиграем.

О том, что есть вещи и важнее квиддича, лучше не говорить. Анжелина не такая фанатка, как Оливер, но куча лет в школьной команде сказываются. Метла, можно сказать, приросла между ног... фу-фу-фу, опять пошлятина в голову лезет.

— Но ты все же подумай, подумай, взвесь все, я думаю, что не зря Дамблдор тебя Префектом назначил.

Интересный аргумент на тему профпригодности к роли капитана. Неожиданный, я бы сказал. Но все же влажным мечтам о команде-гареме лучше остаться мечтами.

— Если Гарри станет капитаном, ты будешь в команде? — спрашивает вдруг Анжелина.

— Разве от этого что-то изменится?

— Тебе не надо будет командовать, а команде нужен хороший Вратарь, тот, что сейчас — не справляется.

— Дело же не в командовании, а в том, что, — обрываю сам себя. — Давайте доживем до следующего учебного года, ладно?

Анжелина внезапно рада и такому, словно я уже согласен, и упускает из виду, что ее в следующем году уже не будет, и значит, капать на мозги не сможет. Ну и слова "Доживем" — это же не согласие? Спросят, еще раз откажусь, а сейчас бы от этого разговора отвязаться, вот уж воистину последовательница Вуда в плане упертости и задолбайства.

— Хорошо, — кивает Джонсон, и ура — я свободен, словно Грейнджер в небесах.

Глава 9

8 марта 1996 года

Но все же, разговор с Анжелиной, что-то затрагивает в душе, словно задевает невидимую струну, и та все вибрирует, не может успокоиться. Речь, разумеется, не о квиддиче, нафиг этот квиддич вообще, как будто кроме него и другого спорта у волшебников нет! Это как с футболом, про него больше всего говорят и обсуждают, больше всего показывают, устраивают всякие там мировые чемпионаты, вот и кажется, что футбол затмевает весь остальной спорт.

В общем, в жопу магический спорт — в нем я себя не вижу, и не увижу, и хватит о нем.

Речь идет о будущем и немного, о прошлом.

При этом если что и надо свернуть в трубочку и засунуть себе в жопу, так это длинные и обширные Планы на будущее. Проще надо быть, ставить достижимые цели. Анимагия, прикрытие Гарри до победы в войне, сдача экзаменов, возвращение ноги, в таком вот духе. Коротко, понятно, достижимо и сплошные бонусы.

Правда, такие короткие перебежки — все же тактика, а мне вроде как нужна стратегия.

Но такая стратегия, чтобы не проваливалась, и для этого нужен опыт не меньше, чем у дедушки Альбуса. В общем, куда ни кинь, повсюду сложности, и я посредине плаваю, как это самое в проруби, то рвусь, то не рвусь, пора бы уже определиться. Скоро, ну, через полгода, магическое совершеннолетие, буду вообще весь из себя полноценный и дееспособный гражданин и маг. Полноценный, ха! Дееспособный, два раза ха!

Так, стоп, отставить самоуничижение.

— О чем задумалась, Гермиона? — спрашивает Луна.

— О будущем.

— И какие у тебя о нем мысли? — улыбается.

— В ближайшем будущем нам все же придется встать и немного тут прибраться, уфф.

Одышка и тяжесть в животе, сонливость, расслабленность и лень после прекрасного обеда. Казалось бы, самое время подумать о светлом будущем, но нет, организм начинает страдать зачем-то. Могли бы прекрасно отметить Международный женский день и в Выручай — Комнате (там не надо убирать посуду), но Луне захотелось провести его в помещении Дуэльного Клуба.

Так будет правильно, по ее мнению и все тут.

— У тебя же есть палочка, — хихикает Луна.

— Да, но мне лень вставать и махать ей.

— Сделать тебе бодрящий массаж ступней?

Кошу в сторону Луны глазом, и представляю, какое лицо будет у Грюма и учеников старших курсов, когда они сюда придут и увидят... бодрящий массаж. Они — то точно взбодрятся, особенно местами.

— У меня всего одна ступня, — ворчу в ответ.

— Значит, придется устроить массаж коленок, — и хихикает.

Смотрю еще. Это что, заигрывания? Серьезно? От Луны?

— Не надо мне ничего массировать, тем более, здесь и сейчас, — продолжаю ворчать.

— А потом? — и в голосе истинное лукавство.

Смотрю на нее.

Зеленая одежда, в честь наступающей весны, с красными кружочками — в честь пылающего сердца. Я может и не догадался бы, но Луна сама сразу пояснила, едва пришла звать на празднование. В этот раз был не тортик, а какое-то сложное блюдо из теста и фруктов (но не пирог) в форме восьмерки, которую мы дружно надкусали с двух сторон. Белые волосы Луны прихвачены диадемой, в форме расползшейся в стороны буквы "v", на лице лукавая улыбка.

Она встает и огибает столик, подходит сзади к моему креслу и наклоняется сверху.

— У тебя две руки, — и руки ее скользят под моей одеждой, — и две груди, и два уха, и мне хотелось бы помассировать их все, чтобы ты была бодра, энергична и весела.

Руки ее скользят, ласкают, пощипывают, сжимают, и внутренний выдр уже в боевой стойке, бьет хвостом, ярится, требует. Требует. Если бы дело было в Выручай — Комнате, куда не зайти, пока она занята, то кто знает? Луна, словно уловив мысли (или не словно), наклоняется и целует сверху вниз, и это неожиданно удобно и странно одновременно. От нее пахнет фруктами, свежестью и почему-то типографской краской. Даже не краской, а свежеотпечатанной газетой, что ли? Язык скользит, руки настойчиво трудятся, и в самом деле ощущаю прилив бодрости, больше известный как возбуждение.

— Х-хватит, Луна, — отстраняюсь и встаю, чтобы разорвать контакт. — Нас могут увидеть.

— Что такого в поцелуе двух влюбленных? — и смотрит простодушно, слегка склонив голову набок.

Ну, ничего такого, если не считать, что влюбленная тут одна, и что обе целующихся девушки, и одна другой грудь ласкает. Обжимающиеся с поцелуйчиками по нишам парочки — это зрелище более-менее привычное в Хогвартсе, а вот исполни мы только что случившееся на публику, то школу просто разорвет.

Но как это все объяснить Луне?

Какое оно вообще, будущее у меня и Луны? Да, вот она правильная постановка вопроса, наверное, легкое возбуждение стимулирует мозги не только внизу, но и вверху, или хотя бы усиливает кровоток. Странная семейная пара, под стать супругам, пускай и не официальным. Зная Луну, жить и притворяться подругами не выйдет, о своей любви она сообщит всему свету, тем более что намерена пойти по стопам отца и писать статьи в "Придиру". И еще объездить весь свет, чтобы найти всех-всех волшебных существ, о которых слышала в детстве. И еще,... в общем, идей у нее много, и все какие-то "общественные".

И это означает бой с тем самым обществом.

Поневоле восхитишься Дамблдором и его умением приспосабливать все для планов, буквально все. Мисс Грейнджер нравятся девушки? Не будем ей препятствовать и даже прикроем слегка, зато потом она добровольно будет трудиться на план возврата магов в мир людей. У людей все толерантно, открыто, можно даже заключить официальный брак — ну или можно будет вскоре, не помню уже точных дат, а Дамблдор их просто не знает. Но незнание не мешает ему строить планы, как уже сказано, и, наверное, поэтому Дамблдор — Великий, без шуток и скидок. Ты трудишься, стараешься изо всех сил себе же на пользу, и одновременно с этим все это идет на пользу Хитрому Плану Дедушки Альбуса.

Но как, как все это объяснить Луне?

— Понимаешь, — и невольно вздыхаю от собственной банальности и глупости, от того, что приходится хитрить и недоговаривать, — в поцелуях нет ничего страшного. Но вот кто их делает и кому — это опасно. Темный Лорд охотится за Гарри Поттером, и не отступится, потому что... ну, не отступится, в общем.

Не хватало еще пророчество разболтать! Сливать инфу — это к Аластору и дедушке Альбусу, они умеют, они пусть и делают. А мне лучше помолчать и не брякать лишнего.

— Едва ослабнет бдительность, как он может снова напасть на Хогвартс, — вдохновенно сочиняю на ходу, мешая ложь с правдой. — Тогда под ударом окажется не только Гарри Поттер, но и все, кто рядом с ним, и те, кто дорог ему и близким ему людям. Темный Лорд на то и Темный, что не погнушается схватить всех нас и пытать, чтобы сломить Гарри и директора Дамблдора, а то и Министра.

— Папа говорит, что он выполняет волю гоблинов, а те всегда ненавидели всех магов, — соглашается Луна.

— Поэтому нельзя, чтобы нас видели вместе... вот так, — развожу руками. — Тогда никто не будет охотиться специально за тобой.

Луна прикусывает губу и смотрит.

— То есть Джинни в двойной опасности? — неожиданно спрашивает она.

— Да.

— Это плохо, — вздыхает Луна. — Она...

Лавгуд крутит руками в воздухе, словно откручивает огромную гайку, а у меня что-то колет в груди. Ревность? Организм, ты ебанулся? Да если Луна заявит, что она и Джинни давние секс-подруги, можно будет только поздравить и вручить приз, после чего обеспечить и Поттера треугольником, как Невилла, в смысле. Столько проблем сразу исчезнет, слышишь ты, жадный ревнивый и похотливый трехногий выдр?

Ревность!

Обалдеть!

Но все равно, воображаемое зрелище тискающихся Луны и Джинни... или это не ревность, а жадность? Всех, всех к себе в нору, в гарем, захапать, захватить, и никому, никому не отдавать? Еще ничего и не было, а тело ведет себя так, как будто уже все было, в присутствии дюжины свидетелей и после принесения не меньшего числа нерасторжимых клятв. И при этом, где-то в уголке сознания, четкое осознание, что это лишь фантазии. Джинни всю дорогу бегала за Гарри, Луна невинна и простодушна, в общем, понятно.

— Она тот, кто сейчас нужен Гарри, — в конце концов, говорит Луна. — Он тоже страдал и терял, и она сможет его излечить от боли и страданий.

В глазах ее читается вполне понятное продолжение, как там пел дедушка Антонов?

О тебе и обо мне,

В предрассветной тишине

Шелестит высокая трава

В этот день и в этот час

Ветер будет петь для нас

Самые хорошие слова

М-мать! Столько лет спустя, и я помню это наизусть, без Омута Памяти? Музыка и песня гремят в голове, даже интонации Антонова вполне узнаваемы. В общем, Луна в рамках "о тебе и обо мне" готова излечить меня, или считает, что готова.

— Но я поняла, — переключается Луна, — вот, заговорили о Джинни и я поняла! Я подожду!

Охохо, охохонюшки. Поняла она, конечно так, что дорога мне как Джинни для Гарри, и это неверно. Но разубеждать ее не стоит, главное, что она готова снизить накал страстей, гм, да, страстей до победы над Волдемортом. А там разберемся, кому с кем жить, как, зачем, откуда и в какой позе. Также, эта оттяжка по времени нужна мне, да лично мне, чтобы все же свыкнуться с происходящим, свыкнуться с новой Луной и с новым собой, как-то прийти к равновесию и не дергаться по пустякам, не творить безумств, и просто жить дальше.

Тяжело, да, после четырехлетней гонки переходить на мирные рельсы, все никак не отпустит.

— Главное, чтобы с тобой ничего не случилось, но это можно устроить! — хлопает в ладоши Луна.

Серьезно? Ритуал неуязвимости?

— Когда зацветет дуб в сердце Запретного Леса, нужно будет найти под ним счастливый прошлогодний желудь, и съесть его! И тогда, пока с дуба не упадет новый желудь, ты будешь под защитой Леса!

— Хорошо, так и сделаем, — киваю.

Думаю, до того как зацветет дуб — а дубы цветут? — все уже решится. Не говоря уже о том, что непонятно, где сердце Запретного Леса, что там за дуб, и чем отличается счастливый желудь от несчастливых. Но стоит ли ломать голову над вопросами, которые изначально не имели смысла, так как были порождены еще одной фантазией Луны?

— Эванеско! — взлетает в воздух палочка.

Через минуту в дверь Клуба входит Аластор в сопровождении шестого и седьмого курсов Хаффлпаффа. Звучит грозно, но де-факто это всего лишь пять человек — стандарты у Грюма высокие, абы кого факультативно не гоняет. Повод гордиться? Не знаю, если честно.

В руке Аластор держит какую-то коробку.

— Идем отсюда, — шепчу Луне, — пока он не выпустил ничего из коробки и не заставил нас отрабатывать.

— А что там?

— Не знаю, но предмет по защите от Темных искусств, значит и создание внутри коробки

— Мисс Грейнджер! — голос Аластора гремит под сводами Клуба. — Идите сюда!

Ну вот, не успели.

— Спасибо, — шепчу Луне, — и беги, сейчас здесь будет жарко.

Хвала всем сумасшедшим богам, она просто уходит.

— Тема сегодняшнего занятия — существа пятой категории, и противостояние им, — Аластор ставит коробку на пол и садится на нее, как на стул. — Мисс Грейнджер, вы сталкивались с ними, так что давайте, расскажите вкратце об этом опыте. Возможно, у вас будут какие-то советы.

Что-то он сегодня больно вежлив и все на "вы".

— Да, профессор. Мой всем совет — бегите, а если можете, то аппарируйте или летите.

Хаффлпаффцы ухмыляются. Но лучше такая лекция, чем тот раз, когда Грюм совместил урок с показом Внутренних Проклятий. Насылать их он не учит, и на том спасибо, но зато считает, что избранные ученики (желающие пойти дальше, чем все) должны попробовать на себе эффекты проклятия.

Чтобы, значит, могли вовремя распознавать.

Ох и ругалась же тогда мадам Помфри!

Праздничное настроение не испорчено, но исчезает. Вместо еды, разговоров и ласкания друг друга — тренировки, суровые команды и неприятные воспоминания.

— Если вы не вышли на охоту за существами пятой категории, то просто бегите или прячьтесь, — повторяю свой совет.

— Почему? — спрашивает кто-то из них с вызовом в голосе.

Ступефай опрокидывает спросившего и швыряет на пол. Аластор задумчиво смотрит на тело.

— Вот почему, — сердито говорит он. — Чтобы сражаться с существами пятой категории, нужна реакция, подготовка, сила, знание слабых мест врага! Как называется мой предмет? Защита от Темных Искусств! Иногда лучшая защита это бегство, спасибо, мисс Грейнджер, вы свободны!

Пожимаю плечами и иду к выходу.

— Молодые маги слишком самоуверенны! — несется в спину голос Грюма.

— Профессор, мы хотим быть мракоборцами, — неуверенно возражает кто-то.

— Это не означает, что надо кидаться...

Дверь закрывается, отрезая звуки голосов. Неожиданно понимаю, что было в коробке — боггарт. У всех свои страхи, но тот, кто развил свой разум, кто способен читать чужие мысли и защищать свои, способен транслировать боггарту нужный страх, тем самым придавая ему требуемую форму. Либо просто Аластор его подчинит и заставит принимать формы существ пятой категории, тут же на месте проводя лекцию по слабым местам, повадкам и способностям этих тварюшек, и заклинаниям на противодействие.

А вот о будущем так и не поразмыслил толком.

— Ладно, я подумаю об этом, когда будущее наступит, — бормочу в стиле Скарлетт О`Хара.

Глава 10

17 марта 1996 года

— Скажите, директор Дамблдор, вы же планируете слить два мира, магов и магглов, после победы над Темным Лордом?

— Молодец, Гермиона, — дедушка Альбус оглаживает бороду и поясняет, — раз ты сама догадалась, то этот секрет я тебе могу раскрыть.

— Это было нетрудно, вы же сами рекомендовали соответствующую литературу.

— Постойте, — Гарри морщит лоб. — Темный Лорд побежден?

— Еще нет, — спокойно отвечает Дамблдор и кидает на меня взгляд.

Смотрю в ответ, сделав наивное лицо. Заданный вначале вопрос меня мучает давно, а подловить Дамблдора тет-а-тет все никак не получается, читай — занятия не проводит. Поэтому приходится ловить момент, когда он приглашает меня и Гарри, в это чудное воскресенье середины марта, для какого-то очередного разговора, к себе в кабинет в Хогвартсе. Главное в таких делах не теряться и не терять времени зря, поэтому с ходу и атакую его вопросом о том, что будет после победы.

— Но вы уверены, что он будет побежден? — настойчиво спрашивает Гарри.

— Это зависит от всех нас, — Дамблдор, кажется, наслаждается ситуацией. — Будущее, в отличие от прошлого не предопределено.

— Прошлое... предопределено? — повторяет Гарри, осмысливая концепцию.

— Известно ли тебе, Гарри, что такое хроноворот? — улыбается Дамблдор, откидываясь в кресле и складывая руки на животе.

Поттер смотрит на меня, киваю.

— Нет, директор, — отвечает он.

— Гермиона?

— Устройство для перемещения назад во времени, дальность перемещения регулируется количеством оборотов, при этом в прошлом вас оказывается двое. В случае если прошлый вы видит будущего вас, то петля схлопывается и отменяется, как будто ее и не было, и вы оказываетесь обратно в своем времени без хроноворота. Это в лучшем случае. В худшем — вы исчезаете, как будто вас и не было. Если прошлый вы не видел будущего себя, то все действия будущего сохраняются, а вы возвращаетесь обратно с воспоминаниями о том, что было, и живете дальше.

— Верно, — кивает Дамблдор.

— То есть, если бы я, например, отправился в прошлое в конец прошлого мая, в Дурмштранг, то не смог бы помочь Сириусу? — спрашивает Гарри.

— Именно так, — Дамблдор опять кивает. — Если бы ты отправился в прошлое и сумел помочь, то уже видел бы это. Заклинание вылетело бы откуда-то сбоку, кто-то или что-то помешало бы Сириусу вступить в тот роковой бой и так далее. Но ты этого не видел, значит, этого и не было. Прошлое предопределено, и даже если ты прибудешь из будущего вмешаться, то прошлый ты уже видел все действия будущего тебя.

Гарри осмысливает, потом вздыхает.

— Жаль.

— Конечно, это было бы прекрасно, отправиться в прошлое и все отменить, всех спасти и не дать умереть, — сочувствующе говорит Дамблдор, — но подумай сам, Гарри, если это смогли сделать мы, то смогли бы и наши противники. Хроноворот сложен в изготовлении, но ничего непреодолимого или сверхсложного в нем нет, Пожиратели вполне могли бы его изготовить и вернуть себе умершего Лорда. Но они знали, что хроноворот не меняет прошлое, и не стали этого делать, потому что это бесполезно. Что свершилось, то свершилось, и добыть победу в прошлом не получится, как бы нам этого ни хотелось. Но и наши враги этого не смогут сделать, и победу еще только предстоит одержать. Будущее не предопределено, и победить может любая из сторон, или дело может закончиться даже всеобщим поражением, например.

— Но вы так уверенно говорили о победе над Темным Лордом, — неуверенно произносит Гарри.

— Не я, а Гермиона. Она верит в мои таланты, — дедушка Альбус усмехается в бороду, — пожалуй, что чрезмерно верит, и приписывает мне много того, чего я не заслуживаю.

Гарри смотрит на меня, пожимаю плечами.

— Но мы же побеждаем? — спрашивает Гарри с надеждой в голосе.

— Победа невозможна без уничтожения самого Волдеморта, точно так же, как это было в первую войну.

Гарри вздрагивает.

— Извини, Гарри, что снова затронул эти воспоминания, но, увы, правда обычно горька и болезненна. В первую войну Волдеморт был близок к победе, сейчас, в сущности, все повторяется. Он направляет своих слуг, не показываясь из убежища, и поэтому фактически неуязвим. После гибели Снейпа (Гарри опять вздрагивает), у нас не осталось людей, близких к Темному Лорду, нет никого, кто мог бы сообщить координаты его убежищ.

Да даже если бы и были, размышляю, глядя на Дамблдора.

Это же трюк, который провернул Волдеморт в первую войну, и который стал причиной его падения. Приход в убежище Поттеров, скрытое под Фиделиусом. Станет ли наш Темный повторять свою самую роковую ошибку? Да ни в жизнь! Наверняка, там другие меры предосторожности, не Фиделиус или не только Фиделиус. Навскидку — доверенные Пожиратели аппарируют к нему посетителей, у которых завязаны глаза. Обстановка вокруг — голые черные стены, где что находится непонятно, поэтому сами гости аппарировать в убежище не смогут. Или для встреч он выходит из-под Фиделиуса, и потом быстро прячется обратно.

Хуже Темного Лорда может быть только ТРОЛ(ь): Темный Разумный и Осторожный Лорд.

— У нас хватает силы, — продолжает Дамблдор, — но куда бить? Стычки по всей Британии и ограничение атак слуг Волдеморта — это лишь временная мера. Они могут накапливать силы и бить потом, куда захотят, с полным превосходством.

— А разве мы не делаем так же? — вырывается у меня вопрос.

— Конечно, конечно, не наноси Министерство превентивные удары, уже полыхала бы вся Магическая Британия, а может и Хогвартс был бы в кольце осады.

Гарри еще раз вздрагивает.

— Разве враги могут взять Хогвартс? — спрашивает он.

— Могут, конечно. На любую силу найдется большая сила, любые щиты можно сломать и любого волшебника одолеть в схватке, навалившись на него вдесятером, например, — голос Дамблдора даже не меняется, тихий, спокойный. — Армия Волдеморта не осаждает Хогвартс только потому, что Министерство еще не пало и может прийти к нам на помощь. Министерство же силой Волдеморт захватить не может, в силу обстоятельств, сложившихся после Турнира и событий в Дурмштранге.

— Да, я помню, вы объясняли, — кивает Гарри.

— То есть Волдеморт не может силой сокрушить Министерство и Хогвартс, а мы не можем силой сокрушить его? — уточняю на всякий случай.

— Именно так, Гермиона, именно так. В результате творящееся в Британии трудно назвать войной, скорее это осторожное прощупывание друг друга, потому что мы не можем устроить решающую битву.

Не можем или не хотим? Закрыть местность щитами, да сойтись в заклинаниях богатырских? Или каждая сторона притащит всех-всех, и от такой толпы щиты просто лопнут? Никто не хочет рисковать, потому что так вот еще как-то можно победить, а если устроить побоище и раскрыться, то европейские маги отключат Министерство и тогда проиграют все?

На что вообще рассчитывает Дамблдор?

— Пророчество, — говорит Гарри, ерзая в кресле. — Если я вызову Волдеморта на дуэль?

— То он уклонится, — незамедлительно отвечает дедушка Альбус.

— Но как же тогда? — теряется Гарри.

— Волдеморт будет безуспешно пробовать незаметно взять власть в Министерстве, пока не настанет лето. Затем Министерство будет отключено, так как сроки, отведенные нам на победу, истекли, и за дело возьмутся маги из Европы. В промежутке, между отключением Министерства и пока силы из Европы будут обратно собираться в Британии, Волдеморт нанесет удар, уже не сдерживаясь и не оглядываясь на Статут, Министерство, потому что за ним все равно будут охотиться, неважно, нарушит он Статут или нет. Министерство будет взято штурмом, а комплекс в его подземельях разрушен или поставлен на службу Волдеморту.

— Такое возможно? — вырывается у меня.

— Нет ничего невозможного для сильных магов, — отмахивается Дамблдор, — поэтому комплекс будет разрушен при захвате самими сотрудниками Министерства. В результате общая мобильность и связь магов резко упадут, и прибытие магов из Европы резко замедлится. После Министерства Волдеморт нанесет удар по Хогвартсу, чтобы достать тебя, Гарри. Победив и уничтожив всех здесь, он сразится с тобой на дуэли, в которой ты будешь связан и без палочки. Формально пророчество будет исполнено — один из вас падет от руки другого, фактически же — он поразит тебя.

И своими же руками убьет свой крестраж? Стоп. В Гарри получается две души, своя и кусочек от Волдеморта. Какую из них поразит Авада? Можно не сомневаться, что бить Лорд будет Авадой, как бы расплачиваясь и перечеркивая прошлое поражение, на Хэллоуин 81-го. В этом план Дамблдора, как избавить Гарри от крестража и не дать умереть? Как-то вяло, ну поразит Волдеморт кусок своей души, проверит Гарри — жив? Жив! — и жахнет Авадой еще раз. Или он от удивления решит, что Гарри реально не берут Авады и Кедавры, и в ярости покончит жизнь темнолордным сепукку?

Все равно как-то вяло и на соплях все натянуто.

— Но есть разница, — говорит Дамблдор, поглядывая на Гарри, — можно пасть на колени, скулить и умолять о пощаде, а можно встретить смерть с гордо поднятой головой, зная, что ты умираешь не напрасно.

Сила Любви. Или вернее будет сказать — сила Жертвы во имя Любви? Почему он не говорит прямо, что требуется от Гарри? Или тогда эффект будет разрушен?

— Пророчество будет исполнено, и тогда Вол... Волдеморта сможет поразить любой?

— Ты был близок к смерти Гарри и неоднократно, — тихо говорит Дамблдор, — но каждый раз смерть промахивалась на волосок, потому что ее направлял не Волдеморт. Пророчество хранит и оберегает не только тебя, но и его, но вот цена, которую платят за это окружающие?

От осознания подтекста у меня волосы встают дыбом по всему телу. Луна... Луна была при смерти, потому что требовалось спасти Гарри?

— Рон, — бормочет сам Гарри, в глазах его видны слезы. — Он принял мою смерть? Сириус?

Судя по всему, Дамблдор хотел поговорить именно об этом, потому что он кивает.

— То же самое будет и с теми, кто нападет на Темного Лорда. Смерть примет кто-то рядом, но не Волдеморт. Он может умереть только от твоей руки, Гарри.

Или от чужой, когда пророчество исполнится? Неудивительно, что Дамблдор ничего не говорит прямо, у кого язык повернется сказать: "Гарри, нужно, чтобы ты умер, да еще и добровольно?" Не исключено, что прямая отправка на смерть и не сработает, хрен его знает, как все эти мистические механизмы работают. Что, кроме Лили никто из магичек не жертвовал жизнью за детей? Да не смешите мои тапочки! Мать, отдающая жизнь за детей, это и без всякой магии постоянно происходит, но сработала Жертва почему-то только у Лили. Поэтому неудивительно еще и то, что Дамблдор не рвется бросать Гарри в бой — реализация пророчества "в лоб" совершенно не обязательна.

Плохо то, что и Волдеморт это понимает.

— А если мы повторим то, что хочет сделать Волдеморт? — спрашиваю громко. — Поймаем его, обездвижим, а Гарри нанесет удар?

— Я буду последним, кто будет возражать, — тихо усмехается Дамблдор, — но пока что выманить его не удалось. Ни в прошлом году, ни в этом. К сожалению, никто не ожидал, что он найдет путь в Дурмштранг, иначе можно было бы подготовиться.

Сердце сжимает от тоски и ярости. Никто не ожидал. Да скажи ты прямо, что я, я виноват в том!

— Но в прошлом учебном году он не знал пророчества? — загнав приступ внутрь, словно иглу проглотив, пытаюсь держать голос спокойным, пытаюсь не ломать подлокотники кресла руками.

— Нет, он узнал его только прошлой осенью, и даже попытался похитить Гарри из Хогвартса, но попытка не удалась, и больше Волдеморт о таком не помышлял, — Дамблдор смотрит на меня поверх очков, словно спрашивая молчаливо — к чему все это?

— Почему?

— Я не знаю его мыслей, если ты об этом, но могу предположить, что он увидел в провале — знак. Знак того, что пророчество действует и что ему самому надо прийти за Гарри, а это риск исполнения пророчества не в его пользу. Могу предположить, что он будет ждать, или захвата власти или периода безвластья, чтобы добраться до тебя, Гарри, и избавиться от угрозы пророчества. Но не волнуйся, в Хогвартсе ему тебя не достать, и то, что было на Рождество — больше не повторится.

— Я..., — Гарри не находит слов и, кажется, задыхается.

Ну да, вот так вот тебе сообщают, что надо умереть, чтобы Темный Лорд отбросил свои темные копытца, поневоле начнешь хватать воздух ртом. Смог бы я решиться на такое? Впрочем, ответ известен — в Дурмштранге я бежал, так что не смог бы.

— Я понимаю, Гарри, это слишком много для одного раза и одного человека, — в голосе Дамблдора искреннее сострадание и сочувствие. — Поэтому я пригласил Гермиону, чтобы тебе было с кем обсудить услышанное, посоветоваться, поговорить и не держать в себе, потому что это тяжело, практически невыносимо. Но помни, что решение только за тобой.

— То есть вы не ждете от меня ничего, директор?

— Я решил, что ты должен знать правду. Что делать с этой правдой — решать тебе и только тебе.

Дедушка Альбус машинально потирает щеку, там, где был ожог, и в эту секунду я верю, что он говорит правду насчет решения. Играть с пророчествами и клятвами — себе дороже, но все равно ситуация выглядит тупиковой.

— И помни, Гарри, будущее — не предопределено, — говорит напоследок Дамблдор.

Глава 11

Иногда ускоренное и расширенное обучение — это плохо. Например, на уроках ЗОТИ, где Грюм выставляет меня в качестве ненаглядного пособия, или в качестве ассистентки, раз уж все равно программу пятого курса Хогвартса проходили еще в Дурмштранге. Мы, собственно, много чего проходили быстрее и шире программы, но вот так вот извращается только Аластор.

Сами посудите, с МакГонагалл занимаемся по вечерам и она потом, добрая душа, не дергает на уроках. Домашние задания спрашивает, конечно, но это ладно, терпимо. Флитвик на Чарах тоже мозги не ебет, и дуэли против старших курсов не устраивает. Слагхорн на Зельях тоже не требует сварить ему Зелье Удачи, хвалит, да, но не требует показать ему все те зелья, что разучены под руководством Снейпа. И так далее, в том же духе, Вектор на Нумерологии, Кеттлберн на Уходе за Существами, Уайлдер на Истории Магии — все они держатся в рамках. Ну да, ожидают от меня чуть большего — победитель Турнира, все дела — но не прямо сверх-сверх, как Грюм.

Отстраненно, теоретически — могу его понять, но вот по-человечески хочется уже, чтобы он угомонился, расслабился и не несся вперед одноногим паровозом. Смешно сказать, но в Дурмштранге он был такой же: давил, тащил, требовал, прессовал на обучении, но вот я... я тогда был другим. Без тогдашней безумной устремленности даже обучение и подготовка от Грюма не спасли бы от провала, с тем же вторым заданием, например. Содрогнуться и не встать! Выйти драться с мантикорой, и не просто выйти, а демонстративно! На публику, с музычкой, разве что оголенную ножку там еще оставалось продемонстрировать и на созданном шесте крутнуться.

Убиться ржавым веником, неужели все это было?

В общем, все стонут от Грюма, кроме самого Грюма.

Март близится к концу, сидим в Хогсмиде, в "Кабаньей голове", и Тонкс жалуется на жизнь. Разумеется, у нашего сидения в этом кабаке есть и второе дно. Попытка выманить хоть кого-то из ближнего круга Волдеморта, на нас, как приманку из ближнего круга Поттера. Клюет откровенно плохо, темные личности по углам пьют, как не в себя, и на нас не смотрят, даже несмотря на то, что Тонкс пытается изображать роковую красотку из шпионских романов.

Аберфорт, брат Дамблдора, за стойкой протирает стаканы, на лице его — смертельная скука.

— Школьники нынче какие-то тупые и озабоченные! — восклицает Нимфадора чуть громче, чем нужно, размахивает стаканом.

— Вот в ваше время они все были ого-го, да? — ухмыляюсь.

— Да! Мы учились защищаться, а не глазели по сторонам!

— Да ты на себя посмотри, — продолжаю ухмыляться.

— Что такого? — в голосе Тонкс обида. — Мантия — новенькая, форма — тоже!

Угу, ага, если не считать того, что декольте увеличено, и сиськи оттуда так и рвутся наружу, а на пузе нет-нет да мелькнет полоска кожи, и лицо подправлено метаморфизмом до безупречного. Если не считать того, что за окном весна. Если не считать того, что Нимфадора наряжается для Аластора, но смотрят-то на нее школьники.

— Какая еще защита от темных искусств? При взгляде на тебя, Дора, хочется выполнять первую заповедь, которую получил еще Адам, лично.

— Это какую еще? — хмурится Тонкс.

— Плодиться и размножаться, — и прячу ухмылке в глотке сока.

Тонкс пьет какое-то вино, виски для нее слишком крепко, сливочное пиво ей не нравится, а алкоголя нашей Доре хочется. Вот и накачивается "Шотландской Лозой" или чем-то в таком духе. Вино как вино, я бы и сам охотно вкатал пару бокалов, но понятно же, что потом будет, так что воздерживаюсь.

Потом, все потом.

После победы, когда можно будет расслабить булки и не дергаться.

— Я не против! — глубокомысленно заявляет Тонкс. — Но!

— Есть любовные треугольники, а у вас любовная прямая, — продолжаю веселиться. — Ты смотришь на Аластора, школьники на тебя, линия не замкнутая, никто никого не удовлетворяет.

— Точно! — Тонкс допивает и наливает еще, и тут же хлещет залпом. — Еще бутылку!

И, поди пойми, играет пьяную, или и вправду винишко уже в голове плещется и бьется о борта? Причины обижаться на Аластора у нее есть, и она как раз сейчас их излагает, слегка заплетающимся языком. То, что при этом она наклонилась вперед и почти лежит грудью на столе, только добавляет картинке очарования.

— Я для него все делаю! Ученики туда, подготовка сюда, приберись тут, принеси то, дополнительные занятия давай, мишень изображай, а он?

— А что он?

— Смотрит на меня, как будто не видит, чурбан деревянный!

Аберфорт приходит, смотрит на Тонкс и качает головой, но все же отдает бутылку. Нимфадора ловко вскрывает, прямо палочкой, скастовав какое-то изогнутое, как штопор заклинание, и тут же наливает полный бокал. Светло-красное вино, с оттенками желтого и оранжевого, неслышно, мягко льется, и все равно ощущение, как будто кровь хлещет. Как с этим Грюм справляется? Не видит повсюду кровь-кишки, не кидается заклинаниями на каждый шорох? Или он, поэтому и держит искусственный глаз, что тот искусственный, не живой?

Кстати, о глазе.

— Он тебя видит насквозь, — улыбаюсь. — Твои попытки увеличивать декольте не дают результата, потому что он и так видит тебя голой. Со всеми твоими прыщиками, шрамиками, зарослями в промежности и подмышками.

— Фффу, какая гадость! — еще глоток вина, и Тонкс восклицает. — Ты что несешь? У меня там все гладенькое, как у младенца!

И сделав хитро-пьяное лицо наклоняется еще сильнее и бормочет.

— Хочешь потрогать? Ну, не стесняйся, я же знаю, что хочешь!

— Что, прямо здесь?

— Конечно, нет! В Хогвартсе, — на лице Тонкс предвкушение, — так, чтобы Аластор видел, но думал, что мы его не видим! Можешь делать, что хочешь, я разрешаю! Если уж даже это его не заведет, то я не знаю, он и вправду тогда чурбан!

От такой картинки кровь, конечно, кипит, но вот мысль "Аластор — наблюдатель" охлаждает. Это не говоря уже о том, что прошлое лето вовсе не забыто.

— Меня он тоже видел голой, и что? Может тебе просто измениться нужно? — отвечаю ей чуть злее, чем нужно.

— Как?

— Ногу и руку себе убери, шрамов добавь, лицо такое, как у старого аврора сделай. Ты вообще выясняла, какие ему женщины нравятся?

— Выясняла.

— И как?

— Молчит, и говорит, что еще не сошел с ума, давать оружие против себя. Ну, так что, как тебе моя идея?

— Очень такая, Грюмая идея, я скажу. Посмеяться, имитировать чувства, не сближаться, а использовать для чего-то отношение к тебе других людей. Может поэтому у вас и не складывается ничего?

— Ты о чем?

— Да так, проехали, — машу рукой.

— Объясни.

Голос у Нимфадоры совсем трезвый и злой, и смотрит так же, держит за рукав, когда только и успевает ухватить? Ну да, она же метаморф — не пьянеет? Или моментально весь алкоголь в водицу переводит? Тонкс поджимает губы и смотрит, прожигает взглядом, словно я смогу одним ответом наладить ей личную жизнь. Может она, поэтому и такая стерва — дразнилка, что у нее личное свербение неудовлетворенности? Мысль неожиданная, но все равно как-то волны сочувствия не испытываю.

Да воздастся каждому по сиськам его.

— Объясни! — повторяет Нимфадора, и волосы ее становятся пепельно-фиолетового оттенка. — Ну!

Ой-ой. Таблицу зависимости цвета волос Нимфадоры от настроения, конечно, не найти, но имеющий глаза да увидит. Она в ярости, не просто ярости, а в том самом состоянии аффекта, когда несет волной гнева, разум отключается, только кровавая ярость и потом крик "что же я натворил?"

Как говаривал один знакомый про такое: "забрало падает".

— Ты — метаморф, — говорю медленно, сам для себя достраивая неоформленную мысль на ходу. — Тебе привычно изображать других людей, даже животных, изменять себя и подстраивать. Ты жаловалась на неуклюжесть, а потом она взяла и прошла.

— Ну да! Аластор меня научил!

— Чему?

— Быть уверенной в себе, — уже не так уверенно отвечает Нимфадора.

— Точно? Он тебя такому учил? Или просто учил магии и гонял на тренировках?

— А это не одно и то же?

— Конечно же, нет! — руки на стол, подпереть ими голову. — Ты же училась магии и до этого? В Аврорат сумела поступить, так?

— Да, но я далеко там...

— Неважно, — отмахиваюсь. — Поступила в Аврорат. То есть в тебе были целеустремленность, знание того, что ты хочешь, владение магией, и ты пришла и сдала экзамены, и все равно неуклюжесть была при тебе.

— Да, и что? Аластор — отличный учитель, он личным примером показал мне, какой надо быть! За это я его и люблю!

— Вот! Вот! Личным примером! Ты влюбилась в Аластора...

— Это было позже!

— И начала подражать ему. Стала внутри такой же, как он: сильной, уверенной, презрительной к тем, кто не может себя сам защитить. Метаморфизм черт характера, если хочешь. Твоя неуклюжесть сразу пропала, конечно же, и шуточки у тебя стали злее, вроде той, что ты и Флёр демонстрировали прошлым летом. Думаю, прежняя неуклюжая Дора такого себе не позволяла.

— Допустим, — цедит Тонкс сквозь зубы, — и что с того? Ты ближе к делу давай!

— Ближе к телу так ближе к телу, ради двух твоих выразительных... глаз я готова на все!

— Эй, мне стыдно! — на щеках и вправду румянец, но кто поверит метаморфу? — Правда!

— Не далее, чем пять минут назад ты совершенно бесстыдно..., — медленно начиная закипать, говорю ей.

— Ладно, ладно, мне не стыдно, тебя весело дразнить, ты не кидаешься рвать волосы ни мне, ни себе и не убегаешь с плачем, вот, — поясняет Тонкс.

— Это в тебе внутренний Аластор говорит, который бойцов любит! — обвиняюще тыкаю пальцем.

Тонкс хохочет, звонко, заливисто, привлекая всеобщее внимание, и выпивает еще вина.

— Внутренний Аластор, ой, уморила, уморила, не могу, — утирает она слезы.

— В каждой шутке есть доля шутки, — замечаю наставительно.

Интересно, Нимфадора пробовала в мужчину превращаться? В Грюма, например?

— Ладно, Аластору нравятся бойцы, я теперь злой боец, так в чем проблема? — спрашивает Тонкс, нахохотавшись и утерев слезы.

— В самом Аласторе, конечно, — пожимаю плечами. — Он же одиночка, подозрительный и готовый к войне со всем светом. И ты стала такой же, не до конца, но стала. Поэтому у вас и не складывается, что вы — двое одиночек, подозревающих все и вся вокруг. Какая любовь? Максимум, что у вас может быть, это изнасилование побежденного победителем, и потом долгая месть в обратном порядке.

По лицу Нимфадоры пробегает тень, складка на лбу формируется, словно сама собой. Неужели она думала и над таким вариантом? Грюм уязвим, особенно для удара в спину от своих, и Нимфадора, получается, обдумывала, как бы ему подлить, подпоить и в постель уложить?

— Стройная теория, красивая, — зло говорит Нимфадора, — но как же моя любовь к нему?

— Так ты не Аластор, — отвечаю просто, — ты лишь метаморф в его шкуре. Что, изобрази ты Дамблдора, сразу стала бы Великой и Светлой? Нет, конечно, потому что внутри ты все та же Тонкс. Подделка. Копия.

Последних двух слов, пожалуй, говорить не стоило, Тонкс ярится, розовые волосы встают дыбом.

— Подделка? — шипит она.

— Под Грюма, да, — сжимая палочку под столом и стараясь не дергать глазом. — Любишь ты его по-настоящему, но вот имитация самого Аластора при этом не поможет. Не настолько он самовлюблен, чтобы на такое повестись.

— Хорошо, мисс всезнайка, и что мне тогда делать? — Нимфадора ярится, но основной выброс, кажется, уже проходит, цвет ее волос возвращается к привычному.

— Разобраться, кого Аластор любит по-настоящему, и быть ей.

— А если он никого не любит?

— Вот тогда все, или бросать это гиблое дело, или мучиться от неразделенной любви, — пожимаю плечами.

— Да что ты знаешь, — начинает Нимфадора и осекается, едва не прикусывает язык.

— Заметь, ты силой выбила это признание из меня, так что, — развожу руками. — Сколько ты рядом с Аластором? Он так и не раскрылся тебе? Может, стоит сменить объект воздыханий?

— Хорошо со стороны советы давать, — огрызается Нимфадора.

— Да, особенно такие, — и вправду хорошо, не скрою.

— Все не можешь простить мне лета?

— Больше Флёр, но и тебя тоже, если тебе так нужна откровенность. Нельзя было просто сказать? У меня же жизнь мед пополам с сахаром, скучная и без проблем, вот вы и подкинули своих насмешек для остроты чувств, да? Что, тебе не нравится, что кто-то смеется над твоими чувствами? Так может, и тебе не надо было такого делать?

Вот, теперь меня несет и рвет крышу ураганом. Почти ору, встав, и обнаруживаю, что посетители "Кабаньей головы" смотрят на меня пристально. Сажусь обратно, народ отворачивается.

— Ладно, мир? — спрашивает Нимфадора.

— Еще предложи обменяться медальонами дружбы, — ворчу в ответ, но уже без злобы, выпустив пар.

Нимфадора ухмыляется, привычно, легко, как в старые времена, и проскочившая между нами искра ненависти вроде бы разряжена. Но осадочек в глубине души остается, остается, надо бы его смыть. Что там у нас ближайшее из праздников? Пасхальные каникулы — не, это еще две недели ждать.

В общем, хочется смыть с себя всю эту грязь прошлого и топать чистым и светлым в такое же будущее.

Глава 12

— У меня есть отличное средство для смывания грязи и плохих мыслей! — заявляет Луна. — Шампунь из коры особого жги-дерева! Оно отличается от других жги-деревьев по трещинам на чешуйках коры, у всех остальных как язычки пламени, в которых танцует фея, а у особого дерева — оно как волна.

Смотрю на Луну, но нет, она абсолютно серьезна.

— И эта волна смывает все плохое с головы, а если заранее предупредить мозгошмыгов, чтобы они спрятались, то еще и не вредит! У меня как раз еще осталось с прошлого лета чуть-чуть...

Она бросает взгляд на мою короткостриженую голову и заключает радостно.

— Даже мне еще хватит! — спохватывается и тут же торопливо добавляет. — Его надо наносить по-особому на голову, я покажу тебе как! Иначе не сработает!

Смотрит наивными глазами, разве что не хлопает ими, как жалобный щеночек.

— Один балл Рэйвенкло за изворотливость, — бормочу под нос. — Но! Только голову!

— У меня есть особая мазь из слив-цепеллинов, придающих телу воздушность и легкость, — Луна даже пытается сделать голос искушающим, но практики мало, поэтому у нее не выходит.

К счастью, нас не слышат, потому что тут даже самый тупой из учеников догадался бы, что происходит. Наглая и неприкрытая попытка соблазнения и дачи взятки собственным телом. При этом стандартные отмазки "нас не должны видеть" вроде, как и не действуют, потому что дело будет в ванной комнате.

Таков "хитрый" замысел весенней Луны.

— В ванной Префектов в любой момент может появиться Плакса Миртл, поэтому нужно будет держать себя в рамках, Луна, — говорю почти ласково.

Правда, можно напустить пены и скрыться под ней, но лучше Луне не подсказывать. И в душевой Клуба можно как следует подолбиться, но этого ей тоже лучше не знать. Да что там, даже в душевой при спальне можно все, если подойти умело и с толком. Или с головой, пораженной тяжелым выбросом гормонов — когда совсем уж невтерпеж, и зубы с пальцами сводит, или, когда заводит осознание, что вот они соседки по комнате за стеной. Если совсем уж извращаться, можно даже в библиотеке, в процессе "совместного обучения", руку под юбку совать и вперед!

И это все лучше тоже не подсказывать.

— Но в остальном ты не против? — надувает она губки обиженно.

Такой План сорван, как же тут не обижаться?

— Никогда не помешает, как следует помыться, — пожимаю плечами.

— Тогда идем? — вскакивает Луна.

— На виду у всех?

Луна еще раз обиженно поджимает губки и ковыряет ногой пол. Со всем этим надо что-то делать, иначе протрахаем победу, буквально. И конспирацию, хотя бы минимальную, соблюдать все же надо, надо.

— Я пойду в ванную Префектов, а ты к себе в башню. Возьмешь все эти мази и шампуни, потом прогуляешься по школе и только потом зайдешь в ванную, понятно? Где вход, ты знаешь, пароль "Одинокая звезда".

— Понятно, — кивает Луна.

— Если там кто-то будет, то я буду ждать тебя снаружи, и это означает, что все отменяется, — давлю, а куда деваться?

— Хорошо, — кивает Луна.

— И ты расскажешь мне о плане гоблинов по захвату Министерства.

Лицо Луны просто озаряется изнутри.

Ну да, заговор коротышек выдумал Ксено, внушил дочери, и вообще бредятина редкостная — гоблины, манипулирующие Волдемортом! Да он за намек на такое бы им Гринготтс выжег, наплевав на последствия, но есть такой тонкий момент, который окружающие обычно не учитывают. Пополам с выдумками и бредом, Луна и Ксено регулярно выдают вещи, которые под стать только всяким там провидцам — ясновидцам. Так что надо послушать, может чего ценного обнаружится в рассказе, а даже если и нет, то просто приятно проведем время за разговорами. В молчании вдвоем сидеть в ванне — это все чревато боком, а так может все неплохо получиться, главное далеко не заходить, ибо время действительно еще не пришло.

План срабатывает на ура, в ванной пусто, мантия Луны нагружена баночками и скляночками — в дополнение к тем, что и так стоят по ванным комнатам. Занимаем самую непопулярную из ванных комнат — там пол шершавый, и стены такие же, ну понятно, да? Сижу в ванне, голова откинута на бортик между ног Луны, а сама она аккуратно втирает свой шампунь мне в голову. Шампунь странного цвета, словно ржавчину пытались замазать синькой, а потом бросили на полдороге, и пахнет тоже странно, степью пополам с морем, даже не морем, а ветром с моря. Луна сидит на бортике, болтает и попутно ловко перебирает ногами. Пальцы ног гладят живот, пытаются его ухватить и скользят чуть ниже, а пяточки ее, розово-красные, при этом трутся о мои груди. То, что она лихорадочно только что, перед приходом в ванную, соскоблила с них мозоли, свидетельствует о ее коварных эротических умыслах.

Зато снизу вверх и голенькая она очень забавно выглядит.

— Они у тебя уменьшились, — задумчиво говорит Луна, постукивая пятками.

— Просто перестали расти, — пожимаю плечами, и они касаются ног Луны.

— Надо померить и сравнить, вдруг в тебе поселился...

— Сиськоед? — ржу, запрокинув голову, и созерцая оные сиськи Луны снизу вверх.

Ее руки соскальзывают, и она мажет мне шампунем лицо.

— Ой! Зажмурься! Не шевелись! — и Луна торопливо смывает, попутно оглаживая меня руками, и едва ли не тыкая своими сосками в рот.

Руки ее лезут все ниже, она уже практически лежит на моем лице.

— Луна!

— Ой, да, но ты такая...

— Надо было вначале тебе голову помыть, чтобы избавить от таких грязных мыслей, — невольно хихикаю.

— Я — за! И ты можешь нанести мне на спину мазь из слив, а то я сама не дотягиваюсь!

— Конечно, конечно, — и вправду руки зудят, — но вначале дело!

— Моем, моем Гермиону, — запевает Луна, втирая новую порцию шампуня в голову.

— Про гоблинов!

— Ааа, нет, про них я песен не знаю, — огорченно отвечает Лавгуд. — Я просто расскажу, ладно?

— Ладно уж, рассказывай.

Из магической литературы у меня осталось впечатление, что гоблины — это смесь гномов / дварфов / цвергов, всех, в общем, разновидностей горных карликов, собственно, самих гоблинов и с примесью домовых эльфов. Как будто они поглотили и вобрали в себя все эти — как они будут — расы? Виды? — в общем, вобрали и сплавили в себе их черты. Отсюда и умение работать с металлами, и внешность, и своя магия, и жадность до золота. Садовые же гномы и собственно домовые эльфы — это какие — то карлики — мутанты, чьи мутации неожиданно оказались устойчивыми и не повлияли на способности к размножению.

Но это лишь впечатление, потому что начало истории теряется во тьме веков, и даже самые правдивые магические книги оперируют легендами, пересказами, наслоениями мифов и сказок, противоречащих друг другу. Чтобы отделить там правду от вымысла, надо потратить всю жизнь, поездить по свету, проводя раскопки первых селений магов, находя скелеты доисторических эльфов, ну и так далее, и тому подобное.

— Гоблины — это мятежные эльфы, — нараспев, не забывая массировать и почесывать, говорит Луна.

При этом она "незаметно" так подвигается вперед, и мой затылок упирается в ее промежность. Рассказывая, Луна слегка покачивается, но плевать — не знаю, где она училась массировать голову, но это приятно до невозможности, и я лежу, балдею и слушаю.

— Они восстали и решили отомстить поработителям — магам, и начали с того, что решили вырасти. Они подросли, но так и не смогли избавиться от огромных ушей, и поэтому бросили расти, осознав, насколько уродливо будут выглядеть, когда сравняются размером с магами. От этого их злость возросла, и они обратили силу своего оружия и магии против людей, и начали войну. Долго бились маги и гоблины, маги победили, но гоблины не смирились с поражением. Они ушли под землю, они ушли под воду, они ушли под горы, и там...

— Тридцать лет и три года ковали кольцо Всевластья, — вырывается у меня невольно.

— О! Я о таком не слышала! Расскажи!

— Там длинная история, летом расскажу, хорошо?

— Хорошо, — удивительно покладисто соглашается Луна, и продолжает. — Гоблины скрылись в своих пещерах, и там они ковали оружие и копили злобу, и маги неоднократно сражались с ними, но гоблины лишь становились злее и не оставляли попыток уничтожить магов.

— Зачем?

— Если бы они стали магами, то тогда их уши уже не были бы уродливыми, а считались бы красивыми, и они смогли бы вырасти до нормальных размеров, вот!

— Понятно, то есть все войны из-за ушей, — киваю, и Луна вздрагивает и смеется.

— Извини, я сейчас...

— Нет! — Ноги Луны сжимают голову с двух сторон, прижимаются к ушам, теплые и на удивление сильные.

— Я тебя не слышу, — говорю, тоже не слыша сам себя.

Луна разжимает ноги.

— Не надо отодвигаться, — говорит она, — все хорошо, правда! Я почти рассказала! И голова твоя уже почти очистилась!

Ну, ощущения ржавой слизи на голове нет, и то хлеб. Тем более что Луна не прекращает массирующие и втирающие движения. Правда, там волос — то — пару раз рукой провести, так что все эти длительные втирания не более чем продолжение ее Хитрого Плана.

— После последних войн гоблинам отдали банк "Гринготтс", и они начали расширять и переобустраивать пещеры, и там они нашли огромное скопление спящих мозгошмыгов. Диких, еще с тех времен, когда появились первые гоблины и первые маги. Мозгошмыги атаковали гоблинов и вселились в них, и теперь гоблины стали еще злее и еще умнее.

Луна вздыхает и начинает зачерпывать воду, смывая с меня шампунь. Закрываю глаза.

— Эй, вы это чего тут делаете? — в голосе Миртл зависть, смешанная с подозрениями.

— У нас урок истории, — отвечаю, не открывая глаз.

— В ванне?

— Совмещаем приятное с полезным, или ты не в курсе, что у нас скоро СОВ?

— Как будто меня теперь волнуют ваши глупые экзамены! — фыркает Миртл и с плеском уносится.

Ну, все, теперь будет дуться еще две недели, страдать, стонать и ухать в туалете, так сказать, облегчая задачу школьницам, забредшим туда нечаянно.

— Теперь злые и умные гоблины направляют Темного Лорда, а он об этом и не догадывается. И Министерство от предупреждений папы отмахивается, смеются, — с печалью в голосе вздыхает Луна. — Все, можешь открыть глаза.

Открываю и тут же закрываю, потому что лицо Луны стремительно падает сверху.

— Ну как, ощущаешь чистоту мыслей? — спрашивает она, неохотно прервав долгий-долгий поцелуй.

Руки ее уже опять гладят, сжимают и ласкают, пробираются все ниже, но что там делать — не знают.

— Эх ты, горюшко, блондинистое и неопытное, — встаю и разворачиваюсь. — Не замерзла?

Хотя вернее было бы спросить — не сгорела ли она еще.

— Садись на мое место, будет тебе шампунь с почесываниями, — говорю ей.

Меняемся местами. Блин, а на шершавом полу и вправду неудобно. Как тут Луна сидела, да еще и покачивалась? Натираю ей голову, теперь Луна балдеет, расслабившись. Вода тут постоянно теплая — магия, да-да, она самая.

— Так что, гоблины давно уже стоят за Темным Лордом? — спрашиваю, как бы невзначай.

— С самого начала, — довольным голосом, подрагивая, отвечает Луна. — Они подтолкнули его на темный путь, дали ему знания, накопленные веками, украденные у магов, дали ему денег...

Рука ее опускается между ног, и она начинает ласкать себя.

— Луна!

— Ой, извини, ты сама хотела? — и кидает снизу взгляд, исполненный лукавства и страсти.

Да, эту разгоряченную блондинку надо удовлетворить, иначе оно так и не закончится. Походы в Лес, к озеру, в библиотеку, куда угодно будут заканчиваться неприкрытым соблазнением и попыткой залезть в трусы. Но и прямого согласия давать нельзя, потому что тогда все тоже будет сводиться к пьесам из жизни кроликов. Или попыткам Луны поставить такую пьесу.

Ладно, помылись, о гоблинах послушали, можно и расслабиться.

— Садись на бортик, я натру тебя мазью, — отвечаю, уклонившись от прямого ответа.

Но кто бы сомневался, больше всего мазь втирается в сиськи и промежность, Луна откидывается, раскидывает широко ноги, фактически лежит спиной на мне, закрыв глаза и наслаждаясь. До полноценного оргазма там еще далеко, но раз ее заводило до потери вменяемости даже почесывание головы, то чего уж говорить об откровенном петтинге? Луна вздрагивает, трясется, закусывает губу, стонет и тяжело дышит. Руки ее периодически пытаются загнуться назад и достать до меня, повторить то, что сейчас происходит, но это физически невозможно, и Луна гладит мои ноги, страстно и нежно, откидываясь, стараясь вжаться в меня, втиснуться, слиться телами воедино.

Соскальзываем в воду и продолжаем сеанс, спина упирается в бортик, так что теперь падение мне не грозит.

— Х-хорошо, я и не знала, что может быть так хорошо, — шепчет Луна потом расслабленно. — Обними меня, Гермиона, и не отпускай, ладно?

— Ладно, — обнимаю ее крепко, и она поворачивается чуть боком, слегка сворачивается, прижимаясь.

Смотрю сверху вниз на ее растрепанные и мокрые белые волосы, четко и ясно осознавая, что все, теперь мы вместе и надолго, если не навсегда. Можно расслабиться и принять свою судьбу, и постараться не испортить ее, не сломать, не уничтожить, в общем, воплотить на деле, а не на словах те мысли об искуплении.

И поменьше пафоса — ведь тело не прочь, совсем не прочь, но рано.

Глава 13

Купание с Луной и вправду вносит в тело странную легкость и спокойствие, словно не я ее ласкал, а она меня умело удовлетворила пятью разными способами и разгрузила с ног до головы. Вначале даже мелькнула мысль, что шампунь и вправду непростой, но потом пришло понимание — это просто спокойствие определенности. Ну, будет Луна, и прекрасно, не надо даже особо делать вид жертвенной овечки — как женщина она выглядит вполне возбуждающе. Да, не та неземная любовь, которую так любят воспевать, ну и что?

Ей, наверное, тоже непросто с моими завихрениями, заскоками и разницей в возрасте, вот.

Все наши эскапады и вылазки в Хогсмид проходят впустую — словно Волдеморт и его подручные утратили вообще интерес к Гарри Поттеру. Мысль о том, что они тоже ждут исполнения пророчества, закрадывается все чаще. Апрель уже начался, а обе стороны все стоят и стоят друг напротив друга, как на реке Калке.

И перестоять другого не получится, бездействие — проигрыш.

Ну, толкнул Дамблдор Волдеморта к нападению на Хогвартс и что? Только бои в Британии ожесточились. Видимо, все же закончится дело отключением Министерства и потом всеобщей охотой за Волдемортом, с улюлюканьем и размахиванием призрачными клюшками для гольфа. Поднять бы руку да махнуть "и хер с ним!", но не получится. И дело даже не в том, что дальнейшие планы Дамблдора рухнут, а в том, что будет много смертей, магии и криков. Слишком много.

И сбежать не получится, совесть не позволит.

Невеселое будущее, да, но все равно как-то неохота дрожать от ужаса и бояться.

Подеремся, забьем Волдеморта сапогами или он убежит, что вероятнее всего, и будем дальше жить. Британия окажется в жопе европейской политики, и долго будет плестись в хвосте, как это было с Германией после Гриндевальда. Собственно, Германия и сейчас особой рояли не играет, в отличие от времен сотню лет назад, когда она была флагманом, двигателем и лидером Магической Европы — собственно, это была одна из причин, почему Гриндевальд решил действовать именно там.

Планы Дамблдора на интеграцию двух миров можно будет свернуть в трубочку и скурить, как трубку мира, выпуская в воздух затейливые колечки. Отмена Статута — а слияние магов и магглов без такой отмены не проведешь! — предполагает независимость и силу Британии, а где ж им взяться, если все отключено и евромаги правят бал? Не исключено, что и это будет к лучшему, меньше трудиться и нырять в политический отстойник уж точно.

Ведь, в сущности, план Дамблдора прост, логичен и понятен, если знать, что у него вообще есть такой план.

Гарри Поттер — победитель Темного Лорда. Избранный, Мальчик-который-Выжил, выросший в семье обычных людей, то есть читай знакомый с этим самым миром. Британия, победившая Темного Лорда, когда европейские маги сбежали, поджав хвосты — читай, Британии никто не указ, она нумеро уно в Европе. В мире магов индивидуальная сила многое значит, и тот же принцип применяется и к странам — выбор сильной магической страны просто примут. Не скажу, что прогнутся, борьба будет жесткой, но слабой стране подавать заявку на отмену Статута вообще бессмысленно. Налетят толпой, отпинают и отключат Министерство.

Собственно, и на победившую Британию налетят с пинками. Опять.

Не знаю уж, на что там рассчитывает дедушка Альбус, но явно это будут непростые политические маневры. Ладно, примем условно сферически, что Дамблдор сумеет всех обыграть и ткнет магическую Европу носом в кучу фактов. Не сомневаюсь, что изрядной частью кучи будет Волдеморт. Натыкает, уговорит, убедит, заколдует, неважно, каким путем, но вырвет отмену Статута, и раз Европа задает тон в магическом мире, то и остальные страны согласятся.

Или нет?

Что тогда? Новая война, за отмену Статута?

Или просто Дамблдору отстригут бороду и сошлют в магическую ссылку? Как такие дела вообще решаются? Ведь глобальной, затрагивающей весь магический мир, попытки отменить Статут ни разу не было, только локальные волнения на местах после принятия, и потом, во все том же, навязшем в зубах кризисе двухсотлетия, чтоб ему пусто было.

Ладно, победит Дамблдор — будет и План, я только за, преимуществ там масса, конечно, придется потрудиться, но все же, если без крови, то за. Не победит — тоже не конец света, меньше проблем. Лишь бы Темный Лорд не победил, все остальное пережить как-то можно, и продолжить работу над попытками совместить магию и науку. В принципе, это можно даже назвать подразделом Плана Дамблдора, но первопричина и мотив мои все же немного другие. Я обещал подарить Луне звезду и подарю, не фотографию звездочки с неба, а настоящую.

Но даже если не смогу, то хотя бы попробую.

5 апреля 1996 года, Хогвартс

— Зачем это мне? — удивленно переспрашивает Дамблдор.

То ли дела идут на лад, то ли еще чего, но он снова с нами, в смысле проводит занятие со мной и Гарри.

— Профессор, если даже я вижу, сколько проблем вызовет попытка отменить Статут, то вы точно должны видеть еще дальше.

— Если я вижу глубже, то вижу, наверное, не только больше проблем? — посмеивается Дамблдор.

— Я верю, что вы видите выгоду и разумность плана, но он все равно сопряжен с таким количеством трудностей, что нужна мотивация выше обычной пользы.

А еще интересно, почему Дамблдор не скрывает своего плана? Даже не пытается использовать оговорку про секреты, которые еще рано знать? То, что я сам догадался — ерунда, дедушка мог перевести разговор, отмахнуться, вообще не отвечать — масса способов. Но он именно что отвечает и не прочь поговорить, как мне кажется.

Что-то тут еще, чего не вижу или не знаю.

— Ты права, Гермиона, — соглашается Дамблдор, — у меня есть личная причина, две причины, заниматься этим, и одна из них — твоя мама, Гарри.

Гарри вздрагивает и косится безумно на директора, потом на меня, пожимаю плечами.

— Ты же знаешь, Гарри, что у меня есть брат? — ласково спрашивает Дамблдор.

— Да, сэр, его зовут Аберфорт и он владелец "Кабаньей Головы" в Хогсмиде, — кивает Гарри.

— Даже сейчас, почти сто лет спустя после тех событий, он крайне неохотно разговаривает со мной, и почти не имеет общих дел.

Не считая противостояния Волдеморту, конечно, но кто знает, что там движет братом Дамблдора?

— И он имеет на это полное право, — неожиданно продолжает Дамблдор к вящему удивлению Гарри. — Моя амбициозность, мое стремление к еще большей силе, они погубили нашу сестру, Ариану. Была ссора, я, Аберфорт и Геллерт схлестнулись в бою.

— Геллерт Гриндевальд? — вырывается у меня.

— В молодости мы были друзьями и мечтали поставить весь мир на службу магам, — как будто речь идет о пустяке, поясняет Дамблдор. — Ариана бросилась между нами и погибла. Кто из нас убил ее, так и осталось непонятным, но это долгие годы преследовало меня. Я пытался собрать Дары Смерти, пытался вернуть Ариану к жизни, оправдаться перед ней, выяснить, что именно тогда случилось, и почти не обращал внимания на то, что происходит вокруг.

Он прерывается и смотрит на нас.

— Извините старика, вам вряд ли интересны мои рассказы о тех годах, поисках и ошибках, важнейшей из которых стало то, что я не помешал Тому Реддлу стать Волдемортом. Тебя интересует, Гарри, при чем тут твоя мама, так?

Гарри лишь кивает.

— Смерть ее напомнила мне об Ариане, очень неприятно напомнила, — медленно говорит Дамблдор, — и я словно очнулся от долгого — долгого сна. Пока я смотрел в прошлое и пытался оправдаться перед умершими, живые люди гибли, чтобы остановить... чтобы сделать то, что должен был сделать я сам. Тогда я дал клятву жить для живых, и не медлить с планами.

Он замолкает, словно опять погрузившись в прошлое, а может, и в самом деле погрузившись в воспоминания о тех днях. Глаза Дамблдора смотрят куда-то в пространство перед ним, рука оглаживает бороду. Тишина в кабинете, только феникс слегка потрескивает в клетке, словно он тлеющее полено, и тихо жужжат устройства сзади — слева. Гарри сидит напряженный, смотрит на директора, затаив дыхание, словно ждет универсального ответа на все вопросы бытия, о Вселенной и вообще.

— Казалось бы, при чем тут Статут и уже умершие люди, когда для живых было важнее не допустить возвращения Темного Лорда? — спросил внезапно Дамблдор, словно разговаривая сам с собой. — Так оно и было, я сосредоточил усилия на нем, но все чаще и чаще мне приходила в голову мысль, что этого недостаточно. Что Волдеморт — лишь следствие, но не причина, что он реакция консервативной части магического общества на неизбежное.

На лице Гарри обалделое выражение, пытается переварить мысль. Надо сказать, до меня тоже туго доходит, барахтаюсь в причинно — следственных цепочках.

— Статут не был ошибкой, — продолжает Дамблдор странный диалог с самим собой в пространство. — Ошибкой было не отменить его вовремя, когда магическое общество испытало сильнейший кризис сто лет назад. Было найдено временное решение, в виде усиления притока магглорожденных, принятия части изобретений магглов, с их переработкой под магический мир. Помимо оживления мира, началась и обратная реакция, многим магам было нелегко признать, что среди них теперь бродят рожденные магглами, вносят свои идеи, изобретают, открывают, добиваются мест в Министерстве. Началось повальное увлечение чистокровностью, подчеркнутая консервативность и, как венец всего этого, Волдеморт, как попытка старинных Родов продвинуть своего ставленника не просто в Министры, нет, в диктаторы Британии. Министру не хватило бы власти и силы разгородить два мира, а вот Темный Лорд мог бы, так они думали. Но они не понимали, что отгородившись полностью от мира людей, маги обречены на вымирание.

Дамблдор замолкает и в кабинете опять устанавливается тишина.

— В детстве Ариану испугали и побили трое детей, живших по соседству, — тихо говорит Дамблдор, — и разум ее после этого никогда не стал прежним, как и она сама так и не стала волшебницей. Мы жили наособицу, как и многие волшебные семьи, и дети, думаю, побили ее из страха перед неизвестным, ведь невозможно бояться того, что ты поколотил. Увидев, что стало с Арианой, мой отец нашел и избил этих троих, и отправился в тюрьму, откуда не вернулся. Впоследствии Ариана выбросом магии убила нашу маму, не нарочно, но убила. И сама погибла, бросившись между нами. Всего этого можно было бы избежать, не будь наши два мира разделены, не будь я столь высокомерен и не считай я магов превыше всех остальных.

Тут он все же несправедлив к себе, но бывают ли справедливы к себе страдающие люди? Если он до сих пор корит себя в том, что тогда случилось, то значит, не считает себя искупившим вину? Мотивация у Дамблдора и вправду, превыше просто пользы, но кто бы мог подумать, что у него было такое прошлое?

— Гермиона, ты плачешь? — в голосе Гарри искреннее удивление.

Организм, чтоб тебя! Льет слезы двумя ручейками, впечатлившись схожестью наших историй, и даже не думает привлекать голову к процессу.

— Если бы наши миры не были разделены, то множество хороших людей остались бы живы, — говорит Дамблдор.

Гарри тяжело вздыхает, явно думая о родителях. Я же невольно думаю о последствиях. Мировые войны с участием магов? Может и к лучшему, что Статут продержался весь двадцатый век, даже несмотря на двух Темных Лордов? Учитывает ли Дамблдор воинственность людей?

— Почему бы не обратиться к людям за решением проблемы? — спрашиваю тихо, как бы сам себя, но Дамблдор слышит и с полуслова понимает, явно он уже размышлял на эту тему.

— Битва с Волдемортом и битва за отмену Статута — две разные битвы, и их нельзя смешивать, иначе мы проиграем обе, — говорит он.

Ага. Понятно. Не слишком толково, но понятно. Жаль.

А вот дедушке Альбусу явно жаль, что мы не пара. С точки зрения Хитрого Плана это было бы идеально — Герой-Избранный и его Боевой Подруг, оба жили среди людей, но им дорог и мир магов, бла бла бла, слава, Турнир, победа над Темным Лордом и прочий пиар в виде нелегкой жизни. Боевая шайка — лейка, победившая Волдеморта, давит и прессует Министерство, Дамблдор прикрывает сверху, из областей высокой политики. И у каждого личная, глубинная причина для отмены Статута, гарантирующая, что стандартные подкупы, посулы, шантаж и клевета не сработают и не заставят отвернуться от цели.

— Впрочем, рано об этом говорить, — вздыхает Дамблдор.

— Это моя вина, профессор, — отвечаю с искренним сожалением. — Мне не стоило поднимать такие... болезненные для вас темы.

— Ты не знала, — просто отвечает Дамблдор, — и вообще, сказанное мной — это не руководство к действию, это просто мечта старого волшебника, который позволил себе немного надежды на будущее. Даже без меня два мира неизбежно придут друг к другу, поэтому наша основная задача — не допустить, чтобы один мир уничтожил другой.

— Вы о таком не говорили, сэр?! — кричит Гарри.

— Я и сам не знал, — с горькой усмешкой отвечает Дамблдор. — Мне казалось, мнилось, что это лишь безумие и гордыня Волдеморта, но я ошибался. Захватив власть, он планирует уничтожить и истребить большую часть магглов, а те, кто останутся, навсегда станут рабами магов, вроде домовых эльфов, даже хуже, потому что эльфы хотя бы умеют колдовать, а люди нет, и значит, они будут на положении домашнего скота.

В наступившей тишине слышно лишь потрескивание феникса, и мне чудятся в нем зловещие нотки.

Глава 14

6 апреля 1996 года

Пасхальные каникулы де-факто уже в силе, ведь в субботу нет уроков — только дополнительные факультативы для желающих и стремящихся. Но де-юре каникулы с понедельника, и поэтому сегодня в магазинах Хогсмида будет удесятеренная выручка. Гора домашних заданий на каникулы учениками просто игнорируется, они отмахиваются, со словами "успеем на следующей неделе!", и мчатся за сладостями, розыгрышами, новыми вещами и, чего уж там, праздничным настроением. Когда ты видишь вокруг стены Хогвартса день за днем, даже Хогсмид и Запретный Лес внезапно предстают в новом облике.

Поэтому в школе практически пусто — все либо на занятиях, либо в Хогсмиде.

Читаю биографию Альбуса Дамблдора и не нахожу в ней того, что он нам рассказывал. Заслуги, титулы, регалии, должности, достижения, со стороны путь Дамблдора выглядит непрерывным восхождением. Понятно, что вряд ли он делился личным и интимным со страниц "Ежедневного Пророка", но все же, поневоле задумаешься, насколько официальный образ расходится с истинным.

Да ладно, чего далеко ходить, вон взять хотя бы Гарри!

Про него тоже столько всякой херни насочиняли, Мальчик — Который — Выжил, ахаха! Фактически, живая легенда, о чем Гарри и сам не знал, и не догадывался обо всем том, что ему успели приписать в байках и сказках магического мира. Узнав, он долго и тихо ругался, а потом просто махнул рукой и больше не открывал свои "подлинные биографии", даже затем, чтобы почитать про родителей.

У Дамблдора, наверное, отношение к своим "биографиям" тоже не самое простое.

Ладно, пора пополнить ряды одного из лагерей — того, в котором занимающиеся. Плетусь к МакГонагалл, вяло поглядывая по сторонам. Солнце, весна, каникулы, заниматься вообще лень, не хочется, и так далее по списку. Правильно делают ученики, что отмахиваются от заданий, учеба не оборотень, в Запретный Лес не сбежит. Кстати о Запретном Лесе, надо бы сходить туда. Нет, надо сходить к Хагриду и спросить разрешения, а потом сходить и отпилить себе ветку волшебной древесины.

Будет лишний козырь в рукаве, на всякий случай.

Даже не себе, аппарация со мной, и за пределами Хогвартса уж точно смогу куда-нибудь упрыгать. И прямо здесь могу взлететь, улететь за пределы щита школы и потом уже аппарировать прямо в воздухе. А уж за пределами школы так вообще буду мобилен и крут.

Нет, задумка у меня другая.

Одноразовый самодельный портключ для Луны, во избежание.

Сегодня точно мой день!

Душевное равновесие и спокойствие, и уверенность определившегося будущего, вкупе с ленью и расслабленностью, приводят, наконец, к желаемому результату. Стою на трех ногах на полу, обнюхиваясь и всматриваясь, и ощущаю внутри, что форма стабильна. Меня не тянет превращаться обратно, инстинкты зверя под контролем, но при необходимости всегда могу выпустить их наружу.

Осознание, понимание, стабильность.

Аниформа достигнута.

— Очень хорошо, мисс Грейнджер, — гремит голос МакГонагалл с высоты. — Теперь десять повторений смены формы для закрепления результата.

Когда форма стабильна, обратное превращение идет легче. Достаточно лишь сосредоточиться и отменить аниформу, и меня словно разворачивает из архива в человеческое тело.

— Стоп! — тут же командует Минерва, заметив, что я собираюсь снова стать выдрой.

Стою.

— Закрепление результата — это не только повторение переходов, — объясняет она, — но и ваша способность к немедленному действию после превращения. Способность колдовать по возвращении в человеческое тело, способность действовать как выдра, по принятии аниформы. Также, несмотря на то, что вы сумели достичь стабильности, это еще не финал.

Разве?

— Сон. Еда. Встреча с другими выдрами. Сейчас вы держите инстинкты под контролем, но что будет, когда вы проведете в этом облике несколько дней?

Даже не знаю, заведу себе гарем из выдр? Мысль смешная и жуткая одновременно.

— Поэтому начнем мы с малого, того, что может пригодиться вам в первую очередь. Способность противостоять чужим заклинаниям отмены, когда вы в облике выдры, и возможность колдовать сразу после перехода обратно. Порядок действий будет следующим. Вы превращаетесь в выдру, и я кидаю в вас заклинание отмены. Ваша задача — любым способом не допустить превращения обратно в человека, неважно, будете ли вы убегать, прятаться под кроватью или сумеете удержать стабильность формы под заклинанием. Если же вы все-таки превратились обратно, то немедленно оживляете один из предметов мебели, чтобы он защищал вас от меня, понятно?

— Да, профессор.

Грюм плохо влияет на других преподавателей. Если уж атаковать по возвращении, то сразу стаей птиц в лицо врагам, а пока они замешкались, стандартными наборами "щит — атака" прорубать выход или сразу аппарировать прочь. Задание Минервы, конечно, тренирует Трансфигурацию, но все же есть, есть влияние Грюма в ее словах.

Но, чего жаловаться? Враги еще не побеждены, так что работаем.

* * *

Хорошо бобрами быть,

Ловко всех хвостами бить

Ежами тоже быть неплохо

Брать с собой запас гороха

Напеваю под нос сочиняемую на ходу идиотскую песенку про различных животных, с обязательным рефреном, что "лучше всех, конечно, выдры, даже если три ноги", и пробираюсь по Запретному Лесу. Без мантий-невидимок и прочих атрибутов, просто пробираюсь, наслаждаясь прогулкой. Луна не любит, когда живой природе наносят ущерб, поэтому Лавгуд со мной нет.

Прогулка по лесу в одиночестве после потных занятий анимагией, что может быть лучше?

В голове гуляют идиотские мысли, собственно, и порождающие идиотскую песенку про различных животных. Понятно, что от секса двух анимагов в аниформах вряд ли будет потомство — каждый превращается в своего зверя, но вот, что будет, если звери одинаковые? Или в порядке развлечения и новизны в супружеских отношениях — этакие анимажеские ролевые игры — возможно ли вообще получить удовольствие в теле зверя? Оборотные, опять же, если туда подмешать волосок зверя, то можно получить искусственного оборотня, человеко-зверя с длительным временем превращения, не часом, даже не неделей, и что, если такой маг (а способность колдовать не утрачивается) перекинется в аниформу, будет ли он ближе к природе? Не так ли получились кентавры, застряв посредине когда-то? Если твоя аниформа — лошадь, то секс с кентаврицей засчитывается или нет?

В общем, как уже сказано мысли идиотские и, разумеется, о сексе.

О чем еще может думать подростковое тело?

Взлетаю, отпиливаю ветку, тут же обрабатываю и, с хихиканьем, сажусь на нее, имитируя метлу. Лечу неспешно сквозь деревья, ржу над собственной же глупой шуткой. Наверное, занятия по анимагии все же были не совсем безвредны, размышляю сквозь смех.

— Я уж думал, меня ничем не удивить, — раздается бас Хагрида снизу.

Стоит, в своем пальто из кротовьих шкур, качает великанской головой. В руке огромный арбалет под стать Хагриду, и тело машинально и лениво прикидывает комплекс заклинаний на случай, если егерь вскинет оружие.

— Многое я повидал в Запретном Лесу, — продолжает Хагрид, — но чтобы ученики летали на ветках, лежа на них, на боку, и хихикая, такого еще не было!

Ну да, зачем сидеть на ветке, мозолить себе все, когда можно лететь, лежа?

Собственно, даже ветка для такого не нужна, просто психологически чуть проще. Самое трудное — это отойти от "летной формы", когда ты вертикально по отношению к земле, ноги вниз — голова вверх, но с этим помогают справиться занятия по анимагии. Изменение восприятия мира, другие ракурсы из тела зверя, и так далее. Ну и, конечно же, добровольное желание пофорсить, куда же без него? Под принуждением, в рамках обязательного занятия, разве сумел бы полететь вот так, полулежа, параллельно земле, подперев голову кулаком? Да в ни жизнь!

Зато для собственного развлечения — пожалуйста!

— Я собиралась долететь до опушки и дальше идти пешком, — сообщаю, снижаясь к Хагриду.

— Это правильно, — одобряет он, — не все нужно ученикам видеть. Совсем ты в гости заходить перестала, все магия да магия?

Развожу руками с виноватым видом, мол, я бы с радостью, но да, занятия и еще раз занятия. Рукав мантии цепляется за какой-то куст и почти что рвется. Несколько секунд спустя куст отодвигается, мантия чинится, все довольны.

— Вижу, вижу, — одобряет Хагрид. — Точно сдашь все экзамены на отлично!

В жопу СОВ! Скорее бы они уже прошли, даже не столько, чтобы сдать, сколько, чтобы не слышать о них! СОВ, СОВ, СОВ, заебало! Да, важные экзамены, но ёпт!

— Думал, письмо тебе послать с совой, — говорит Хагрид, — да ты сама навстречу вылетела. Хороший знак!

— Если смогу помочь, то помогу, конечно.

— Важное дело! — он оглядывается по сторонам. — Тайное!

— Я могу поставить Купол Тишины, нас никто не подслушает.

Хагрид мнется в ответ. Какое-то дело, которое мне лучше не видеть? Ах да, он, наверное, к Арагогу в гости идет, вот и мучается выбором. Мне туда лучше не ходить — акромантулы, брр! — а рассказывать посреди леса сам Хагрид не хочет или не верит в мои способности по установке щитов, способных сохраняться в движении. Я же, в свою очередь, не сильно горю желанием идти к лесничему в гости. Все там прекрасно, кроме этих каменных кексов, которые Хагрид дробит, шутя, а у меня каждый раз ощущение, что сейчас сломаю зубы в попытках откусить.

Хотя, о чем он может меня попросить?

— Ты же знакома с мадам Максим? — неожиданно спрашивает Хагрид.

— Да, — и мысли возвращаются к прежней пластинке.

Он — полувеликан, она — полувеликан, но как, как, Холмс? Великаны — пяти метров, люди — ну понятно. Это все равно, что как в той песне, баскетболист и карлица, да еще и с рождением нормального сына. Вот Хагрид и Максим примерно одного размера, и представляю, что будет, когда он ее к скале в Пиренеях прижмет — обвал, лавины, камнепад и сотрясение гор.

— Ну вот, — Хагрид довольно оглаживает бороду и смотрит на меня.

Ага, он поедет к Максим... зачем? Продолжать род полувеликанов или с миссией от Дамблдора? Дело тайное? Попытаются подъехать к европейским великанам на кривой козе, чтобы те ушли из Британии или подействовали на своих сородичей? Нет, так это дело не работает. И вроде же Хагрид уже ездил к ним с миссией? Или что? Посылает ей Хагрида, чтобы мадам Максим было с кем того-этого? Взятка лесничим, ага, предлог — посещение заповедника Шармбатона, так-так, интересный подход к проблеме.

Неожиданный.

— Понятно.

— Ага, — Хагрид доволен, — и эта, Лавгуд приводи, я письмо оставлю у Клыка.

Главное, чтобы сам Клык, как дядя Шарик, туда дополнений не внес. Улыбаюсь мысли и говорю.

— Завтра же придем в гости.

Хагрид кивает, и, закинув арбалет на плечо и попрощавшись, шествует дальше в лес. Точно к Арагогу идет, наставления напоследок дать или сообщить об отъезде. На неделю в Пиренеи? На каникулах у школьников особый зуд по посещению Леса, но с другой стороны, Хагрид никогда там особо никого и не ловил и не ловит. И раз это инициатива Дамблдора, то почему сам дедушка Альбус о ней молчит?

Похоже, что-то затевается и мне нельзя знать подробностей.

Ладно, Хагрид — завтра, а сейчас двинем на берег озера и займемся портключом, раз уж сегодня мой день. Варианты сережек отпадают — ухо прокалывают, да и активация по слому — это же серьгу с кровью и мясом из уха драть что ли? Медальон — идеально, но один и так уже есть, носить два? Как-то не кошерно, вот если бы Медальон Дружбы соединить с портключом, но такое сейчас не потяну.

Может, в будущем?

Кольцо? Нужно, чтобы оно было крепким и одновременно с этим его легко можно было сломать. Браслет? Та же проблема. Ожерелье и кулон — та же беда, что с медальоном. Сережки — клипсы? Сложно. Нужно что-то простое, естественное, что само не сломается, но вот владелец легко сможет разломить, активировав портключ. Касание здесь не вариант, случайно тронешь и перенесешься. Веревочку к медальону? Как активатор — да, но заклинание туда не поместишь.

Активатор, хм.

Если поместить заклинание в браслет, а к нему приделать фитюльки, шарики и бусики? Будет красиво и функционально одновременно. Наверное. Нет, браслет же будет деревянный, куда там нитки встраивать, чтобы пара портключа не портилась при этом? Значит везде дерево, оно будет торчать, оно будет ломаться, активируя браслет.

Да и натирать будет, громоздко и неудобно, знаю я свои таланты.

Нет, все же проще надо быть.

Деревянные кружки с широкой дыркой посредине, как будто из детского конструктора. По ободу гравировка... нет, нужно краской будет написать потом, что-нибудь про дружбу. Нет. Полукруг — имитация под нарождающуюся луну, и надпись должна быть единой, чтобы у каждого была своя половинка.

Два полукруга — две половинки портключа, связанные друг с другом. Самый простой и дешевый вариант, единственный вариант портключей, который смогу изготовить, но мне больше и не надо. Прикосновение к одной половинке портала переносит тебя к другой, все просто и незамысловато. Веревочку, ну тут можно разжиться у нашего смотрителя Уайта, взять шелковую, сплести ее толще, чтобы прожила дольше, и жахнуть в нее заклинание.

Кружки, портключ, подвязать веревочку, поставить заклинание.

Оно не столько активатор, сколько стопор. Срываешь... а, блин, веревочку надо простую и рвущуюся, чтобы легко можно было разорвать даже хилыми девичьими конечностями. Ладно, веревочку простую, но тогда она перетрется быстро?

Ааааа!!! Мозги кипят.

Защелку! Расстегиваешь — контур разомкнут, портал действует. Просто, понятно, и веревочку можно толстую, раз уж ее рвать не надо. Нет, цепочку! Правда, непонятно, где взять защелки, но думаю, это решаемая проблема. Создать трансфигурацией или заказать совиной почтой, у того же Уайта спросить — есть, есть варианты решения. Тогда сейчас надо подготовить все исходные компоненты, полуфабрикаты, так сказать, а потом разом зачаровать и завтра же подарить Луне, все равно к Хагриду вместе пойдем.

Вот так! Вперед, за дело!

Глава 15

7 апреля 1996 года

Идем к Хагриду большой толпой, то есть вчетвером. Случайно вышло, пока говорил Луне о Хагриде, услышал Гарри, ну а где Гарри, там и Джинни, и как-то не хотелось объяснять про "тайные" дела, проще было согласиться. Все равно, думаю, вся просьба Хагрида будет присматривать за хижиной с Клыком, да за окрестным куском Запретного Леса, ближним к опушке, где не водятся всякие опасные создания, зато живут несколько любимцев Хагрида. Наверное, живут, собственно, поэтому Хагрид и лесничий — любит живую природу, даже самую опасную, а она отвечает ему взаимностью и хорошим отношением.

Еще, конечно, помогают габариты и устойчивость к чужой магии, наследие мамы — великанши.

— Привет, дружище! — Гарри треплет Клыка, едва ли не обнимается с ним, пока Луна достает записку, прикрепленную к ошейнику.

Клык радостно и оглушающе гавкает в ответ, и позволяет себя трепать.

— Ну, так что, вы предохраняетесь? — тихо спрашиваю Джинни, потому что выпирающего животика у нее не наблюдаю.

— Конечно! — отшатывается младшая Уизли, смотрит зло и тут же спрашивает с подковыркой. — А вы?

— А нам не надо, — ухмыляюсь широко, потому что и вправду смешно.

До Джинни доходит, она смотрит на Луну, потом снова на меня, краснеет, но не от стыда, а от гнева, и выглядит это неприятно. Веснушки становятся черными, а лицо, словно засиженным мухами, не говоря уже о том, что рыжие волосы и буро-красное лицо плохо сочетаются. Но зато сразу видно, что копия Молли, только еще руки в бок упереть, чуть-чуть рост уменьшить и в талии добавить размеров.

— Ну да, чего еще было ждать от тебя, Гермиона, — цедит Джинни, — ты всегда себя вела как пацан в юбке!

— Ну, ты тоже не эталон женственности, — хихикаю в ответ, — с такими-то братьями!

— Но-но!

— Да ладно, не надо злиться. Признай, Джинни, если бы ты не схватила Гарри, он бы так и мялся, и телился, и не решался бы еще долго, скорее всего, до окончания школы? Как, по-твоему, это нормально для девушек вокруг вот так хватать парней? Или все же твои братья оказали на тебя влияние?

— Прибить тебя хочется, когда ты такое несешь!

— И ты считаешь, что это нормально, чуть что кидаться в бой? Все воюешь, кидаешься на всех? Или только на меня? С чего бы это вдруг? Ревность?

— Не твое дело! — огрызается Джинни.

— Эй, что случилось? — подходит Гарри. — Вы чего?

— Грейнджер интересно, скоро ли у нас будут дети! — с язвительностью и сарказмом сообщает Джинни.

— Я всего лишь поинтересовалась, предохраняетесь ли вы.

— Как-то поздновато, не находишь? — почти рычит Джинни.

— Так и вы вроде не дети? — огрызаюсь в ответ.

— Почему вы всегда ссоритесь? — вздыхает тяжело Гарри. — Так все раньше прекрасно было, а?

Джинни берет его за ручку, и отводит за дом, туда, где Хагрид обычно сажает тыквы. Сейчас еще рано, конечно, и там просто пустое поле. Слышны обрывки возгласов, восклицания, какие-то объяснения.

— А почему мы не предохраняемся? — шепчет в ухо Луна, и руки ее лезут мне под мантию.

— Потому что нам не надо. Да и не было ничего, ничего еще не было.

— А я как раз тут полянку хорошую присмотрела, на ней все хорошо растет.

— И что? — до меня не доходит.

— Плодородие, — Луна поглаживает меня по животу. — Там все хорошо рождается.

— Луна, гм, — откашливаюсь, — ты разве не в курсе, что для получения ребенка нужны мальчик и девочка, а не две девочки?

Лица ее не вижу, Луна все еще сзади, но в голосе Лавгуд искренняя обида и растерянность.

— У тебя мужские мозгошмыги, а у меня женские... ну, так папа говорит! У них все получится, я знаю!

— Нет, Луна, извини, но это не так работает.

— А я хотела детей, — шепчет она, а я кашляю от такого заявления. — Твоя девочка была бы похожа на меня, а моя — на тебя!

— Сер... серьезно?

— Ну да, ты же сама сказала, что мы — девочки, значит, и родились бы у нас девочки!

И в голосе уверенность такая в своих словах, что не знаю, даже верю на пару секунд, что так бы все и было.

— Нет, Луна, и так это тоже не работает, — качаю головой.

— А как?

— Я тебе летом расскажу, ладно? — убираю ее руки. — Если все у нас будет в порядке, и если вся эта история закончится. А пока что, носи вот это на шее.

Лезу в карман и достаю портключи. Защелкиваю на шее Луны цепочку.

— Если ее расстегнуть, и коснуться полукруга, вот этой вот маленькой деревянной луны (Луна хихикает), то тебя перенесет ко мне. Никому об этом не рассказывай, и используй только в случае смертельной опасности, а еще лучше, дождись меня, ладно? Медальон Дружбы сработает, и я пойму, что тебе грозит опасность и приду на помощь.

— Или я к тебе! — кивает Луна.

Гарри и Джинни, красные и слегка помятые, возвращаются к входу в хижину Хагрида. Гм. Это что, он ее прямо на грядках, или они так бурно мирились — ссорились?

— О чем разговор? — спрашивает Гарри.

— Обсуждаем, что делать в случае опасности, — отвечаю, с дипломатической улыбкой на губах.

Луна тоже улыбается и прячет, мой подарок под свитер, записку Хагрида в карман мантии.

— Хорошая тема, — одобряет Гарри. — Ну что, зайдем, выпьем чая, пока Хагрид не вернется?

— Он уехал, — безмятежно отвечает ему Луна, — по делам и попросил присмотреть за Лесом, Клыком и Хижиной, пока его нет.

Ага, значит, мои догадки были верны.

— Я могу присмотреть за хижиной и Клыком, — тут же говорит Гарри и косится на Джинни, отводит взгляд. — Он же вернется?

— Да, к концу следующей недели, — кивает Луна. — Я тогда присмотрю за Лесом.

Разврат на Пасху, оргии учеников в хижине лесничего, прямой репортаж с места событий. Эти и другие пошлые заголовки мелькают в голове при взгляде на Гарри и Джинни. Похоже, и вправду мирились прямо там же, хорошо, что тыкв еще не было, а то еще развалилась бы прямо под ними, вернулись бы к нам оранжевые с головы до этого самого.

— Это не опасно? — спрашивает Гарри. — В Запретном Лесу много чего водится.

— Ничего страшного, — отвечает Луна нараспев, — единороги меня защитят.

Гарри успокаивается, вспомнив, как ему устраивали единороготерапию, зато меня теперь разбирает тревога. Единороги защитят? Значит, речь не идет о присмотре за парой лукотрусов на соседнем дереве? Надо будет ее расспросить и уточнить. Медальоны, оба, при ней, но все равно, зная Луну и Хагрида, все это может окончиться грандиозной авантюрой, с включением незнакомцев, существ пятого уровня, экспедициями в сердце Запретного Леса и прочими вещами.

— Тогда давайте посмотрим в хижине, все ли в порядке, — говорит Гарри.

В огромной хижине огромный беспорядок, на столе горка тех самых каменных кексов, как крепость.

— Предлагаю выпить чаю без кексов, — улыбается Гарри.

— Они хорошие, — говорит Луна, берет один кекс и погружается в изучение вплавленных в него изюминок.

Размеры и силу Хагрида нам заменяет магия, чайник наполняется водой и отправляется своим ходом на подогрев над огнем. Поленья, каждое с половину любого из нас, горят и потрескивают, и комната — хижина как-то сразу становится уютнее. Наверное, это все же осталось с первобытных времен: костер, пещера, своя стая рядом — как сигнал организму, что можно немного расслабиться и выдохнуть, вокруг все хорошо.

— Я бы хотел свой дом, огромный, светлый и наполненный детьми, — внезапно говорит Гарри.

И этот о детях! Сегодня день разговоров о них? Или это ответный щелчок кармы по носу за то, что первым спросил о предохранении и размножении?

— Это ты к чему, Гарри?

— Да так, просто, — Поттер смотрит в пустую кружку, словно медитирует или гадает на оставшихся там от Хагрида чаинках.

— Разве тебе не по нраву "Нора"? — спрашивает Джинни, прижимаясь к Гарри.

— У вас все хорошо, — отвечает тот, поправляя очки. — Но так будет два дома! Будем ходить друг к другу в гости, а если каждый из твоих братьев заведет себе дом, представляешь, как здорово будет?

И все дома будут наполнены детьми. Можно понять, почему это волнует Гарри, но и Джинни не возражает. Если каждый из Уизли обзаведется семью детьми, так, геометрическая прогрессия, нет, без калькулятора не посчитать, но поколений через десять на Земле будут одни Уизли.

— Если будет, — вздыхает Гарри.

— Это тебя тревожит? — спрашиваю, выделяя голосом слово "это".

— Да, — просто и мрачно отвечает Гарри. — Все это нелегко осмыслить.

— Ты всегда мог поговорить со мной.

Джинни не зеленеет от ревности, но вслушивается изо всех сил. Гарри ей явно не рассказывал о беседах с дедушкой Альбусом, но и со мной он о них не беседовал, хранил в себе.

— У тебя хватает своих проблем, — невесело отзывается Гарри, — зачем тебе мои?

— Вообще — то это общая проблема, и лучше бы тебе не злить свою девушку.

— Да! — яростно соглашается Джинни. — В кои-то веки дельный совет!

— А, то есть совет Гарри сойтись с тобой, был не дельным? — вырывается у меня.

— Хватит! — Поттер стукает кружкой по столу и кричит, но тут же снижает громкость голоса. — Хотя бы на сегодня вы можете не ссориться? Мы так давно не собирались вместе, а вы грызетесь и грызетесь!

— Кто ж виноват, что Грейнджер нам завидует? — ухмыляется Джинни.

Ну да, если после ссор следует "примирение", то сейчас, после моего и Луны ухода, Гарри ее отпердолит прямо на столе у Хагрида. Есть за что огрызаться и сражаться, но это ей есть, а мне за что тут драться? Ну, спросил про предохранение, давно собирался, да как-то случая не предоставлялось. Понятно же, что предохраняются, раз еще до сих пор не... или Джинни как раз потому такая нервная, что уже да?

Смотрю пристально, но живот ее скрыт столешницей.

— Мы обсудили эту ситуацию, — Гарри нервно поправляет очки.

Читай, Молли прислала Вопилер, да не один.

— И пришли к тому, что до победы над Темным Лордом нам лучше соблюдать осторожность.

— И до окончания школы, — замечает Джинни.

— И до окончания школы, — соглашается Гарри.

Разумно. Толково. Правильно. Явно рука Молли, которой, конечно, хочется понянчить внуков, но при этом и имеющихся детей и зятьев с невестками растерять не хочется. Зелье? Народные методы, вроде вытащить в последнюю секунду и сбрасывать давление не туда, куда предусмотрено природой, слабо работают с подростками. Да, Молли же работала по Зельям для Ордена, так что могла сварить дочурке парочку литров предохраняющего.

Представляю, как она при этом скрежетала зубами и гремела поварешками!

— К чему все это, Гарри?

— Да так, — пожимает тот плечами, — просто представил, как было бы прекрасно собраться после войны семьями, в своих домах. Ни тревог, ни забот.

Тихо хрюкаю. Не жил Гарри в отдельных домах, да с кучей детей, раз такое заявляет.

— Жаль, конечно, Гермиона, что у вас с Невиллом не сложилось, — вздыхает Гарри, — но вы живы, это главное.

— Не сложилось? А оно начинало складываться?

— Невилл только о тебе и говорил, — пожимает плечами Поттер.

Да, вовремя я ему Патил подсунул, надо бы поинтересоваться, как у них там дела, на треугольном фронте.

— Фантазии, — пожимаю плечами в ответ. — Нет там ничего, не было и не будет.

Теперь очередь Джинни хрюкать и поглядывать на меня с Луной этаким сальным взглядом. И каждый раз у меня ощущение от таких взглядов, что ей и другим смотрящим, хочется самим попробовать, чтобы потом плеваться "фигня какая-то и что она в этом находит?"

Предложить ей сходить посмотреть со мной на тыквы, что ли?

— Джинни, может, покажешь мне огород Хагрида?

Она кидает изумленный взгляд, тут же соображает, что к чему, и испытывает быструю гамму чувств. Стыд, от осознания, что я знаю, изумление — да как Грейнджер могла предложить мне такое? — с капелькой интереса, и тут же ярость от понимания, что ее просто подкалывают.

— Спасибо, Гарри мне уже все показал, — ядовито улыбаясь, отвечает она.

— Я могу показать тебе новые способы засадки в грядки и вытаскивания тыкв, пригодится в домашнем хозяйстве.

— Мне и своих тыкв хватает, твои мелкие сорта меня не интересуют!

— Уверена? Гарри — не огородник, он тебе такого никогда не покажет.

— Ничего, я умею вести хозяйство, научился у Дурслей, — вмешивается Гарри.

Подтекста и намеков он, конечно, не осознает, но от этого вдвое смешнее.

— Конечно, дорогой, — говорит Джинни, — у тебя отлично получается, Гермиона никогда такого не сумеет!

— Не стоит недооценивать возможности моей палочки.

— И поэтому она нам завидует! — заканчивает твердо Джинни.

— Я же просил вас не ссориться, хотя бы сегодня, — вздыхает Гарри.

— Ладно, предлагаю помириться, обняться и поцеловаться крепко, — меня несет, но Джинни так смешно реагирует, что меня несет вдвойне. — Луна, давай покажем Джинни пример?

Мы обнимаемся и целуемся крепко, Гарри смотрит одобрительно.

— Вот видишь, Джинни, ничего страшного, — говорит он. — Ну, ради меня?

— Только ради тебя, — ворчит младшая Уизли.

Мы обнимаемся и целуемся, правда Джинни крепко-крепко сжимает губы, но это не мешает мне их попутно облизать, в порядке дразнилки. Губы и лицо у нее пахнут вишней и мармеладом.

— Это ничего не меняет, — шепчет она еле слышно. — Гарри и я — не твое дело!

— Конечно, — шепчу ей в ответ.

Хочется добавить, что Луна не будет против тройничка с ней, но это будет уже перебор, поэтому даю другой совет, более подходящий к ситуации.

— Плодитесь и размножайтесь.

Глава 16

8 апреля 1996 года

Ученики отбывают из Хогвартса на нашем любимом поезде. Даже то, что два дня из каникул уйдет на поездку туда — обратно, их не особо останавливает, ибо экспресс — это все равно как часть веселого чуда, в отличие от надоевшей учебы и Хогвартса.

Я, собственно, охотно поспал бы, ибо утро понедельника, но как Префект должен присматривать за отправкой. Чтобы никто не сверзился с коляски с фестралами, не сломал палец, ковыряясь в носу по дороге, не вывихнул челюсть зевками, и так далее. Поневоле возрадуешься, что в Хогвартсе нет электричества — никто ничего не сует в розетки за отсутствием таковых. Магия, понятное дело, опаснее электричества будет, но тут уж ничего не поделаешь, работаем с тем, что есть под рукой.

Ученики нестройными толпами дефилируют по платформе, поезд пыхтит, а мне постоянно кажется, что за нами наблюдают со стороны Хогсмида и из кустов. В такое вот беспокойное время, как нынче, не поймешь, что лучше. Если Волдеморт, точнее говоря, слуги его, все-таки решат еще раз по школе жахнуть, то ученикам лучше быть дома, а если нет? Если они, наоборот, будут их по домам отлавливать, накладывать Империо, чтобы оно потом сработало в школе? С другой стороны, кто им мешает это делать в Хогсмиде? Ученики постоянно туда выбираются, без всякого присмотра, в отличие от Гарри, и кто знает?

Вряд ли Орден способен охватить наблюдателями весь Хогсмид, и бдить там круглосуточно, хватает задач и без этого. Не говоря уже о том, что лучший боевик Ордена — Грюм — прикован к школе и урокам, и если и может позволить себе выезды "на охоту", то только по выходным на пару часов.

Впрочем, судя по отрывкам разговоров и гомону учеников, тема войны их волнует, но не в первых рядах. В параллель с войной обсуждается учеба, отношения, новые приколы от Уизли и Зонко, квиддич, плюй — камни, экспедиция в какие-то подземелья, сражения с садовыми гномами, покупки каких-то новых мантий, придающих красоты, и так далее, и тому подобное.

Гарри стоит рядом и тоже бдит, позевывая, прикрываемый со спины Джинни.

Вчерашнее "примирение" еще свежо в памяти, поэтому молчим, лишь изредка встречаемся взглядами и тут же отворачиваемся. Зря ее дразнил вчера, только сам распалился, и пару раз просыпался ночью от того, что тело вставало и собиралось направиться куда-то. Скорее всего, к кровати Лаванды, которая во сне разметалась и демонстрировала обнаженные прелести, насколько позволяла задранная пижама.

Приходилось направлять тело в душевую, в общем, одно беспокойство.

О, стоило вспомнить и тут же Браун и появляется!

Невилл в окружении "гарема" — сестры Патил и Лаванда — направляется к нам. Вот по поводу его отношений никто не шутит и не прохаживается, с официальной точки зрения он встречается с Парвати, все чинно и благородно. И, разумеется, нет ничего удивительного и предосудительного, что Парвати часто гуляет со своим парнем в компании сестры Падме, ну и подружку Лаванду прихватывают, для компании.

Интересно, бабушка Невилла уже в курсе?

— Разве ты уезжаешь? — удивленно спрашивает Гарри у Невилла.

— Нет, остаюсь, просто провожаю девушек.

Девушки, вместе с Джинни, сбились в кучку, что-то обсуждают, хихикают и стреляют глазками в нашу сторону. Обсуждают своих избранников, наверное, как будто за год в школе не наговорились.

— Отец Падме и Парвати вернулся, и они решили съездить домой, а Лаванда просто увязалась за компанию, — поясняет Невилл, глядя почему-то на меня.

Назвал Падме первой, понятно. Нет, не так. Паааааняяяяяятно, этак закатив глаза и растягивая гласные.

— А я уж подумал, что ты передумал, — отвечает Гарри.

— Ну, ба сама писала, что лучше учиться, да и у меня эксперименты в третьей теплице, сам знаешь, не прерваться, нужно непрерывно ухаживать, а профессор Спраут очень занята, — многословно объясняет Невилл, продолжая поглядывать в мою сторону.

Ну да, ну да, самое время объясниться, как бы невзначай, на платформе, в окружении толп школьников.

— Я бы помог, — почесывает затылок Поттер, — да за хижиной Хагрида надо присматривать, ну, сам понимаешь, работы там много.

— Да, скорее бы уже экзамены и лето, — кивает Невилл.

Они перебрасываются репликами, об экзаменах и учебе, Невилл спрашивает, как у Гарри с Джинни, как будто не живут вместе в одной спальне и не говорят там о девушках. Такое ощущение, что Невилл увидел нас и загорелся о чем-то поговорить, но теперь не знает, как приступить к разговору. И, опять же апеллируя к совместному проживанию Гарри и Невилла, поговорить он хочет со мной.

Ни раньше, ни позже, мастер выбора момента.

— О, второй гудок! — восклицает зачем-то Невилл, словно мы все тут поголовно глухие.

Школьники лезут в поезд, словно боясь не успеть, с хохотом, шутками и прибаутками. Писк, визг, толкотня, ощупывания, легкая магия, шуточки — приколы вроде Раздувающихся Ушей, не пролезающих в дверь вагона. Раз, два, три, поезд делает чу-чу, и платформа пустеет, остается, помимо нас, два десятка провожающих, в числе которых, к моему легкому удивлению, и Лаванда.

После событий прошлых каникул можно было ожидать ее отъезда, не так ли?

— Невилл, если так срочно хотелось со мной поговорить, ты мог просто прийти и поговорить.

— Ну, — Лонгботтом озадаченно чешет в затылке, — мне не хотелось говорить при посторонних.

— А сейчас вокруг нас не было посторонних?

— Они все уехали! — радостно отвечает Невилл, словно удачный ответ все меняет.

Гарри и Джинни удаляются в обнимку, остальные тоже уходят, платформа пустеет. И все равно ощущение, что в спину кто-то пялится из кустов. Можно было бы подумать на Тонкс, но что ей с меня? Она Гарри прикрывает и по идее должна ему в спину таращиться.

— Точно так же можно было поговорить и в любой другой день, не фоня своим нетерпением на всю платформу, если не на весь Хогсмид, — пожимаю плечами. — И Луна мне совершенно не посторонний человек, точно так же, как и тебе сестры Патил.

— О, — Невилл осекается. — Ты знаешь?

Странно, неужели они не рассказали ему, кто им передал "пророчество"? Или дело было после Рождества, обида Лаванды, все дела, решили не разглашать ненужных интимных подробностей?

— Я знаю, и ты знаешь, и лучше нам обоюдно хранить секреты друг друга, не так ли?

— Я и не собирался! — восклицает Невилл.

— Вот и молодец, мне лишние сплетни от твоих девушек и их подружки совсем ни к чему.

— Я об этом и хотел поговорить.

— О твоих девушках? Или их подружке? Выступаешь в роли модератора — примирителя?

— Что? Нет! Не о них речь! — почти кричит Невилл.

— Но ты...

— Нет, нет, стой, не путай меня! В голове у меня все так складно звучало, — Невилл нервно ломает пальцы на руках, потирает друг о друга, потом хватается за голову, — а тут опять все смешалось! Сейчас.

Невилл собирается с мыслями, я еще раз оглядываюсь. Чувство тревоги покалывает.

— Идем в Хогвартс, — говорю тихо, — нечего тут торчать на виду у всех.

— На виду? — Невилл оглядывается, потом выхватывает палочку.

Ну, все, спугнул! Точно кто-то из наблюдателей от Волдеморта по кустам бегал, наблюдал. Какая-то мелкая сошка, раз не рискнул напасть на двух учеников? Надо будет сейчас же сообщить Аластору или Нимфадоре, плохо бдят. Или, наоборот, хорошо бдят, и за каждым их шпионом присматривает наш разведчик?

— Все, пошли, по дороге соберешься с мыслями и расскажешь, — подталкиваю Невилла.

Идем. Идем и идем, доходим до Озера и идем вокруг него к школе.

Просто ради забавы иду, точнее, лечу над водой, делая вид, что перебираю ногами по глади озера.

— Ба прислала мне письмо, — говорит Невилл, — и хочет, чтобы я представил ей свою девушку этим летом. Она сильно недовольна самим фактом, что у меня есть девушка, и хочет посмотреть на нее.

— А зачем ты ей рассказал?

— Да я и не рассказывал! — в отчаянии восклицает Невилл и опять вцепляется рукой в волосы. — Кто-то ей пересказал школьные слухи через третьи руки!

— Ну и представь ей Парвати, в чем проблема?

— Ба и так в ярости, — упавшим голосом отвечает Невилл, — а если я приеду с Парвати и Падме...

— Они в курсе?

— Нет, я им не говорил.

— Так расскажи, может им понравится идея?

— Нет, — вздыхает Невилл, — не понравится. И Лаванда за нами увяжется, я знаю, и ба точно будет в ярости, если я вместо одной девушки привезу троих.

— Ну и что? — пожимаю плечами.

— Может, ты приедешь к нам, а? Всего на недельку, не больше? — в голосе Невилла звучит надежда. — Ты нравишься ба, она точно не будет ругаться!

— Ну да, а еще нам придется изображать страстно влюбленных перед лицом достопочтенной Августы, правда? Чтобы спектакль был достовернее и ба не рассердилась, а еще лучше сразу там же пожениться, чтобы вообще все у тебя Невилл было прекрасно? И первую брачную ночь под присмотром бабушки, чтобы невеста точно была девственницей, и все такое?

Невилл густо краснеет, но твердо отвечает.

— Нет. Я думал, мы разыграем ссору...

— Еще лучше! — фыркаю в ответ.

Невилл тяжело вздыхает и смотрит куда-то под ноги.

— У вас все серьезно? — спрашиваю после долгой паузы.

— Я как-то не уверен, — разводит руками Невилл, — и вообще все как-то странно, но Падме и Парвати настаивают, что так надо, а я не знаю. Не принято такое, да и как мне объяснять все ба?

Ладно, лучше не спрашивать, устраивали ли они уже индийский бутерброд или до сих пор застряли на первой странице Камасутры. Удивительно и то, что эта шутка до сих пор работает, но какое липовое пророчество устоит перед суровой Августой Лонгботтом? За такой любовный треугольник Невилла подвесят за яйца и четвертуют. С одной стороны, не моя проблема, а с другой очень даже моя — опять, получается, кому-то навредил своими действиями.

Но кто мог предвидеть вмешательство "ба"?

— Но ты не собираешься рвать с ними?

— Нет, — неожиданно твердо отвечает Невилл.

— Тогда мы что-нибудь придумаем, но потом, хорошо?

— Спасибо!

— Не спеши благодарить, — улыбаюсь мрачно, — как бы лекарство не оказалось хуже болезни.

Ошарашив Невилла, ускоряюсь. Со стороны может показаться, что бегу по берегу, но на самом деле лечу. Нужно предупредить наших о наблюдателе, и вообще, поинтересоваться — ждать нам нового нападения на каникулах или как?

Но на этом утро отношений не заканчивается, потому что в спальне, куда заскакиваю переодеться после разговора с Грюмом, меня поджидает Лаванда. Полулежит, полусидит, привалившись к стене и раскинувшись на кровати, и воображение, по следам ночных видений, тут же дорисовывает остальное. Огромная, пышная, белая... курица, раскинувшая конечности.

— Вот мы и остались одни, Грейнджер, — заявляет Лаванда.

Еще одна! Или это Невилл на нее так плохо влияет?

— Для этого необязательно было ждать три месяца, — сообщаю равнодушно, отцепляя значок Префекта и скидывая мантию. — Вполне могла прибить меня во сне.

— О, мне неоднократно хотелось! За все те кошмары, что мне снились по твоей милости!

— Да ладно, кошмары...

— Ты же не видела себя со стороны! Хуже Лестрейндж! Страшнее! Опаснее! И каждый день, вечер и ночь рядом!

Кидаю взгляд, Лаванда чуть не плачет, сидит, охватив колени руками. Эге-ге, как все запущено.

— И что?

— Да ничего! Я думала, мне станет легче, если сказать все это!

— Необязательно было ждать три месяца.

— Это тебе необязательно! Не все же такие больные на голову, как ты! Я долго собиралась с духом, а ты!

Вот теперь ревет. Ну, хотя бы не просит удовлетворить ее нежно, чтобы перебить кошмары, и то хлеб.

— Тебе не снились кошмары, ууу, — ревет Лаванда громогласно, — тебе все это незнакомо! Нет у тебя ни чувств, ни души, Грейнджер!

Да-да, девочка, видела бы ты моих внутренних демонов, обосралась бы на месте. А вот похотливый выдр внутри требует утешить Браун, ну-ну. Не выйдет из этого ничего хорошего, ну, кроме краткого удовлетворения и то исключительно моего.

Нет, тут надо не клитор тереть, пытаясь вызвать джинна любви, а голову лечить.

— Конечно же, нет, — подтверждаю. — Поэтому ты сейчас встанешь и пойдешь со мной в медпункт.

— Что?!

— Или я отведу тебя туда силой магии, — наставляю палочку. — У меня же нет души, ты в курсе?

Лаванда дрожит и бледнеет, но потом все же встает и неожиданно рвет на себе одежду.

— На! Торжествуй! Ты же этого хотела?! Бери, раз сильнее! Только оставь меня в покое!

Сиськи грушевидной формы, с коричневыми ореолами и сосками, смотрят на меня, я на них. Похоже, чердак у Лаванды уносит вместе с крышей, то обвиняла, то готова отдаться прямо здесь, да еще, поди, и обидится, если не наброшусь, как паук на муху.

Нет уж, даже самые пиздатые ощущения не стоят такого.

— Репаро! — и одежда на Лаванде восстанавливается. — Петрификус Тоталус!

Так будет проще, чем вести ее к Помфри через весь Хогвартс. Пускай учеников мало, зато истерики у Браун много, вывалит сиськи посреди дороги, или еще какую глупость удумает, не расхлебаю потом. А так, все привычно: еще один неподвижный пациент доставлен мной в медпункт и сдан с наказом лечить голову.

Парня ей надо, но предложить некого — все знакомые уже пристроены.

— Лучше бы ты Невиллу сиськи демонстрировала, — с укоризной говорю окаменевшей Лаванде.

Беллатриса Лестрейндж, наблюдавшая за платформой Хогвартс — экспресса, удовлетворенно отметила прибытие Аластора Грюма, после чего отступила в сторону Хогсмида. План, казавшийся неосуществимым, потихоньку начинал складываться.

Глава 17

9 апреля 1996 года.

— Никого мы там не нашли, — угрюмо и сонно говорит Нимфадора.

— Но кто-то был?

— Кто-то был, — кивает она.

— Странно, что при такой открытости Хогсмида и Хогвартса еще ни разу не повторили нападения.

— Значит им это не нужно, — Тонкс зевает.

— Но мы же пытаемся приманить Темного Лорда на Гарри Поттера, нет?

— Нет. Это было в прошлом году и не сработало.

Она еще раз зевает и потягивается, и мысли мои переключаются, понятно куда. Стоило бы спросить, какой у нас нынче план, но что-то не хочется. Хочется другого, и организм запоздало жалеет о том, что отверг вчерашнее предложение Лаванды.

Попросить Тонкс перекинуться ей, что ли?

— Ну вот, опять, — вздыхает Нимфадора.

— Что опять?

— У тебя взгляд такой... облизывающий. Как будто ты меня уже раздела, разложила и облизываешь.

— Не надо приписывать свои фантазии мне, — глядя ей прямо в глаза.

— Это не фантазии, а правда, — не менее твердо отвечает Нимфадора. — Научишься превращаться в Аластора, приходи, а пока что это все под запретом.

— Пока?

— Фигура речи. Даже не надейся.

— Тебе не кажется, что ты воспроизводишь паттерн Аластора? — спрашиваю задумчиво.

— В смысле?

— Он точно так же держит тебя на расстоянии, и говорит "даже не надейся", так?

Заклинание попадает в цель, и Нимфадора застывает, в задумчивости. Долгой задумчивости, полной кидаемых на меня взглядов. Продолжаю мастерить себе новое ожерелье, из волшебной древесины, поглядывая в ответ. Помещение Дуэльного Клуба — не лучшее место для мастерской, но, как уже сказано неоднократно, мастеру — трансфигуратору везде хорошо.

— У меня есть веские причины на это.

— Уверена, Аластор говорит то же самое.

Нимфадора опять задумывается, а я продолжаю строгать ожерелье. Надо все-таки будет и взрыв-браслетов сделать, но это чуть позже.

— Эй, даже если я разденусь перед тобой, это не означает, что Аластор будет моим! — с возмущением в голосе кричит Нимфадора.

— Ну да, ну да, но помнится, кто-то предлагал изобразить горячий дуэт перед ним, — продолжаю беззлобно посмеиваться, — и заметь, это была не я.

— Я просто играла!

— Охотно верю, но вот страсть в голосе была настоящая, глубинная даже, — замечаю как бы невзначай.

— Здесь кто-то есть!

— Ага, значит это, правда, и тебя все же волнуют девочки, — ожерелье почти готово.

— А тебя нет? И здесь правда кто-то есть!

Со скрипом открывается дверь, и входит Луна. Желтое платье, открытые руки, на ногах почему-то мохнатые тапочки.

— Меня — да, но не ты, — отвечаю Нимфадоре чистую правду. — Привет, Луна.

После той картины Тонкс с членом наперевес, организм и вправду как-то ослабляет накал. На нее по-прежнему приятно посмотреть, но вот картин страстного секса уже не возникает.

— Нарглы опять украли мою обувь, — говорит она обиженно, — хорошо, что Найтли дала свои тапочки, а то сегодня опасно ходить босиком. Можно подхватить пяточника, а они по весне очень злые и голодные.

Нимфадора тихо улыбается.

— Думаю, Гермиона поможет тебе наказать этих нарглов, сколько их там осталось на каникулы... дюжина, кажется.

— А ты знаешь, где у них гнездо? — спрашивает Луна.

— Конечно! В башне Рэйвенкло!

— Значит, они спрятались под моим носом, — вздыхает Лавгуд, — я сколько ни искала, так и не нашла их следов в своей башне. Нужно будет попросить папу прислать мне Очки, позволяющие видеть невидимое.

Дверь с протяжным стоном закрывается и хлопает. Сама.

— Ну вот, я же говорила, что тут кто-то есть! — подскакивает Нимфадора.

— Да ладно, просто сквозняк, — оборачиваюсь на открытые окна.

За окном — бабья весна, жарко не по — апрельски, почти душно. Собственно, и одежда, поэтому такая летняя, открытая, без толстых мантий.

— Идите, ищите обувь, — машет рукой Тонкс и зевает, — а я пойду, посплю.

— Так что нам угрожает?

— Да ничего нам не угрожает, — невнятно, едва не вывихивая челюсть, произносит Нимфадора. — Темному Лорду нужен Поттер и Министерство, но ни туда, ни туда, он сам не полезет, а без него у врага шансов нет. Нам нужен Темный Лорд, но он никуда не лезет, а где прячется — мы не знаем.

— Понятно. По — прежнему патовая ситуация?

— Ага, никто рисковать не хочет, все чего-то ждут.

— Да известно чего, — пожимаю плечами. — Лета.

— Ну да, — соглашается Нимфадора. — У Аластора уже руки чешутся, так ждет лета.

— Почему?

— Так Темный в полной силе сюда нагрянет, столько врагов и не надо сдерживаться, ха!

Чешу в затылке. Да, это конечно аргумент. Любит, любит Грюм подраться, да почти негде проявлять силушку богатырскую.

— Ладно, — машу рукой, — до лета еще далеко, пойдем, Луна, поищем твою обувь.

При выходе из Клуба ветер ударяет в спину, прорывается сквозь одежду, холодит спину, словно предчувствием опасности. Правда, попутно он же очерчивает фигурку Луны, и похотливый выдр ловит новую цель и начинает ее облизывать.

Луна-то не откажет, но нечего давать волю всяким животным.

— Где ты видела обувь в последний раз?

— Возле своей кровати, — подумав, отвечает Луна.

— Ну, идем тогда к тебе.

И мы идем в башню Рэйвенкло.

Гарри Поттер, проводив взглядом удаляющихся Луну и Гермиону, отошел за угол и сдернул мантию-невидимку, не сдержав вздоха облегчения. Чуть не попался! Даже в отсутствие Грюма с его всевидящим глазом, слежка и подслушивание едва не провалились. Вроде и стоял, затаившись, и дышал в сторону, и не бегал никуда, а все равно его почуяли и заподозрили неладное. Наверное, смотрел слишком пристально, но как не смотреть, когда Дора чесала живот, а потом еще и правую грудь? Гарри, конечно, отвернулся,... как сообразил, что происходит. Нет, он не собирался изменять Джинни, но все равно картина вытянутой, остроконечной груди так и стояла перед глазами, просилась в руки, обещая мягкую, нежную сочность и мякоть манящего запретного плода.

Нет, он должен думать о деле!

Мысли постоянно соскальзывали на девушек, на Джинни, влезая в размышления о делах, дополняя их. Гарри быстро сообразил и переключился, начал думать о деле вперемешку с мыслями о девушках и о том, кого не может потерять. Если Волдеморт придет сюда, то все погибнут, друзья, Джинни, знакомые, маги Ордена, пытающиеся защитить и помочь Гарри. Как погибли ранее многие, включая Рона и Сириуса.

Он, Гарри Поттер, нужен Темному Лорду, а Темный Лорд нужен Дамблдору для победы.

Значит надо, как в шахматах Рона, разыграть гамбит. Жертва пешки или фигуры во имя получения превосходства в партии. Он — Гарри, станет такой пешкой, но мало будет принести себя в жертву, надо будет еще и обеспечить выигрыш. Надо придумать план, который сработает, и придумать в одиночку, ведь только заикнись он о своих намерениях, как его остановят и не дадут совершить задуманное. Надо поставить всех перед фактом, и тогда все останутся живы, а Темный Лорд будет повержен.

Поразмыслив, Гарри отправился к ближайшей лестнице, ведущей вниз.

В гостиной Рэйвенкло сидят трое, два парня и девушка, сочиняют совместно какой-то длиннющий трактат. Не менее пяти метров свитка, лежащих на полу, уже покрыто какими-то формулами, стрелками, каббалистическими знаками и прочими рунами. Даже язык местами не английский, глаз не ухватывает знакомых слов. Троица даже не смотрит в нашу сторону, занятая спором и рисованием на свободном куске свитка.

Седьмой курс, скорее всего, уж точно старше нас. Готовятся к экзамену, наверное.

Проходим мимо и поднимаемся в спальню Луны. Там все как прежде, художественный беспорядок подростковой спальни в сочетании со страстью к уборке и порядке, и с капелькой безумия самой Луны. В этот раз беспорядок лидирует, уезжавшие многое побросали, как попало, а Луна, разумеется, даже и не подумала что-то трогать у соседок. Они вот ее обувь и одежду, и вещи любят трогать... раньше любили, потом "наглы" поняли намек и угомонились. С чего бы происходить рецидиву, особенно в отсутствие соседок Луны по комнате?

— Луна, — указываю пальцем на подоконник.

Вся ее обувь стоит там в ряд.

— Ой! Точно! Я же сама их туда поставила, чтобы они напитались светом Луны! Гермиона! Ты спасла меня, и теперь мне снова не страшны пяточники! — энтузиазма в голосе Луны столько, что прямо переполняет комнату. — Надо будет вернуть тапочки Найтли, но вначале я должна поблагодарить тебя!

— Ты бы и сама их нашла вечером, — пожимаю плечами.

— Нет-нет, без тебя я бы не справилась, — уверяет Луна, — и я обязана отблагодарить тебя, тем более что ты и сама не против!

И она, бросив лукавый взгляд снизу вверх, приподнимает платье, подгибая одновременно с этим ногу.

— Ты уверена? — спрашиваю, тупо так, как раз по состоянию опустевшей и звенящей головы.

— Конечно! Твои мозгошмыги кружатся в форме сердечка, и рисуют... ой, хи-хи... рисуют голенькую девушку! Она пухлая... нет, стройная... нет, похожа на меня... снова пухленькая... хи-хи! Раньше они такого не делали!

Не поспоришь, организм распален местами, правда, клапан приоткрывал и сбрасывал давление уже несколько раз, но руками все же не то, особенно против молодого тела.

— Я сделаю тебе хорошо, — Луна уже рядом, шепчет жарко в ухо, — сюда никто не зайдет и нас не увидит. Я помню, что ты делала, я смогу так же, и еще я добавила в мазь из слив особого желе, которое любят мозгошмыги!

Рука ее уже залезла ко мне в трусы, и ласкает, натирает, играет пальчиками, неумело, но настойчиво, и от Луны веет жаром Солнца, если так можно выразиться. Чувствуется, что ее тоже распирает, из-за чего, собственно, и были мысли сдерживаться до победы.

Если вместо дела будет — играй, гормон — то пролюбим победу, как пить дать!

— Луна, — а тело само чуть приседает, чтобы ее руке было удобнее, — нас не увидят здесь, но нас видели, когда мы заходили сюда.

— Ни у кого из них нет видящих очков, — возражает Луна, пуская в дело вторую руку и атакуя мою левую грудь.

Она чуть ниже меня, но это не мешает ей непрерывно осыпать поцелуями затылок и шею, настойчиво, даже чересчур настойчиво, двигать руками.

— Луна, спокойнее, ты же не огонь трением добываешь, а хочешь доставить удовольствие, — организму хорошо, он не хочет отталкивать руки, прерывать сеанс.

Темп тут же замедляется, и меня отпускает. Немного, но отпускает.

— Нас видели, и что скажут, когда мы отсюда выйдем спустя два часа, красные и потные?

— Мы можем помыться, — шепчет Луна на ухо и тут же кусает за плечо. — Арр!

— Что это было?

— Я хочу тебя съесть, моя слива! — бормочет Луна, сквозь покусывания и облизывания. — Прямо здесь!

— Луна, ты меня слышала? Кто угодно догадается, чем мы тут занимались!

Луна словно не слышит, гладит, натирает, не дает вырваться, лезет пальцами и пытается зубами содрать с меня одежду, рычит, словно дикий зверь. О! А это мысль!

Луна проваливается вперед и едва не давит меня в падении, но успеваю отскочить.

— Гермиона? — руки Луны поднимают меня вровень с ее лицом. — Какая ты прелесть!

И целует меня — выдру в нос! Убежать бы, да на трех ногах не ускачешь, дверь не сдвинешь. Зато возбуждение резко проходит, словно не меня, распаленного двумя предыдущими днями, только что пытались удовлетворить и предлагали... все предлагали, в сущности.

Надо будет учесть на будущее такой вот способ борьбы.

— Ты не можешь говорить — бедняжка, — гремит голос Луны, — ой, у тебя три лапки? Давай, я привяжу тебе протезик, из Дракучей Ивы, есть у меня веточка.

Она еще раз целует меня — выдру в нос и ставит на пол, после чего разворачивается и начинает копаться в сундуке возле кровати. Торопливо превращаюсь обратно, и прикусываю губу. Надо было выждать, возбуждение еще не прошло, да и вид Луны, склонившейся, оттопырив попку, не способствует спокойствию. Но все же легче, и поэтому торопливо отступаю к двери, поправляя одежду и ощущая легкую ломоту между ног.

— Луна, остановись.

Она разворачивается, выпрямляется, но все же не шагает.

— Почему? — в голосе ее нежность и обида.

— Темный Лорд еще не побежден, помнишь наш разговор? И к экзаменам готовиться надо, не забывай.

Про экзамены отмазка так себе, но с Луной прокатывает, в силу ее неопытности.

— Аыыыы! — стонет жалобно, почти воет Луна, сложив руки на груди.

— Успеешь еще сорвать, — невольно хихикаю, — сливу моей девственности.

Прикидываю в уме. Экзамены — начало июня. Если они состоятся, то значит, с Министерством все будет относительно в порядке, неважно, мы победим или евромаги пойдут в бой. Если же все будет плохо, то и экзаменов не будет, так что можно обещать смело.

— После сдачи экзаменов — я твоя, сможешь съесть целиком и без остатка, с ног до головы.

— Правда?

— Клятва на мизинчиках, — оттопыриваю мизинец на правой руке.

— Клятва, — тут же вскидывает руку Луна, и оттопыривает мизинец.

По идее надо бы каноничный вариант клятвы, но как ее сейчас касаться? Нет уж, потерпит организм еще, ничего страшного, зато с Луной ничего не случится лишь потому, что она была близка мне и тем самым стала целью в глазах Пожирателей и их Лорда.

— Сейчас приведи себя в порядок, и идем обратно, не забудь поблагодарить громко за помощь в нахождении обуви, понятно?

— Понятно, — вздыхает Луна, и тихо, жалобно добавляет. — Ыыы.

Тяжело подростком быть, тему секса обходить.

Хорошо хоть Лаванда еще в медпункте, нет риска, что наброшусь на нее ночью.

Глава 18

10 апреля 1996 года

Гарри смотрел на небольшой, хрустальный флакон в своей руке, словно пытался загипнотизировать золотистую жидкость в нем. Все те же, передуманные по десять раз мысли, глубинные и сокровенные, которыми он ни с кем не делился, всплывали в голове Поттера. Никто не может победить Волдеморта, только Гарри. Гарри не в силах противостоять Темному Лорду, опыта и магии не хватит. Волдеморт не знает Силы Любви и силы тех, кто способен пожертвовать собой за любимых.

Страх смерти никуда не делся, как и в прошлые разы, Гарри было страшно от одной мысли, что придется умереть. Добровольно. И в то же время он знал, что готов. За всех умерших из-за его нерешительности. За всех живых, еще живых. За Джинни. За Невилла. За Гермиону. За Дамблдора.

Даже за Дурслей.

Но что толку с жертвы, если она напрасна?

В шахматном гамбите остальные фигуры и пешки, воспользовавшись жертвой, идут в атаку и ставят мат вражескому королю. Кто поставит мат Волдеморту, если Гарри будет один? Кому можно доверить прикрывать спину, кто окажется в силах принять жертву Гарри и не препятствовать ей? Мысли Поттера скользили, перебирали, и приходилось признать, что никто. Все, кому Гарри доверил бы прикрывать спину, в первую очередь отказались бы это делать, услышав о добровольном жертвоприношении. Мелькали лица, ругающиеся, плачущие, умоляющие, кричащие, но никто, никто не сказал бы "Да, Гарри, классно придумал, давай сделаем".

Поэтому Гарри вчера прокрался к Слагхорну и выкрал флакон, который сейчас держал в руках. Феликс Фелицис, зелье удачи, приз от зельевара особо расторопным ученикам. Со слов Слагхорна и Фреда с Джорджем, тому, кто выпьет зелье, будет способствовать удача во всех начинаниях.

Недолго, буквально на несколько часов, но зато во всем.

Казалось бы, что мешает принять вторую порцию?

Фред и Джордж, услышав об этом, сделали страшные лица и на полном серьезе, без всяких шуток, объяснили Гарри, кто такие "зельевые наркоманы" и что их ждет. Нет, такой судьбы себе Гарри не желал, и это означало, что он должен победить с одной попытки.

С одного флакона.

Но как? Как?!

Именно этот вопрос мучил и продолжал мучить Гарри, смотрящего на флакон, и пытающегося придумать план. Как и в прошлые разы, план не придумывался. Никто не победит Волдеморта, кроме Гарри. Без команды поддержки, которая сможет воспользоваться жертвой, не победить. Команда поддержки не пустит Гарри никуда. В сердце своего убежища Волдеморт и Гарри будут сражаться одни.

О какой победе тут вообще может идти речь, даже при воздействии удачи?

Гарри почувствовал, что решимость его покидает, и одним стремительным движением открыл флакон, и тут же, не давая себе отступить, поднес его к губам. Зелья во флаконе было на один глоток, шипучий, пряный, прокатившийся по горлу приятной волной и ударивший Гарри в голову. Теплота в животе и легкость в голове, мир вокруг внезапно стал простым и понятным, словно Гарри выпил не зелье удачи, а ящик сливочного пива.

И самое главное — он знал, что нужно делать.

Перо и пергамент, словно сами прыгнули в руку, короткая записка из двух строк, которую Гарри спрятал в карман мантии. Легкость в теле подталкивала вперед, и он пошел, словно паря над лестницами, вниз и вниз, прочь из замка, к теплицам профессора Спраут. Ноги сами понесли его к третьей теплице, и только тут Гарри сообразил, что направляется к Невиллу.

Зачем, он не понимал, но решил положиться на новое чувство внутри.

— Привет, Невилл! — воскликнул громко Гарри.

— Привет! — отозвался тот, не оборачиваясь.

Как и в прошлые разы, Невилл работал над своей Ползучкой. Бесформенный куст, смесь Дьявольских Силков, Дракучей Ивы, Лианы-удушайки, и еще дюжины магических растений. Взрослый куст, по замыслу Невилла, должен был обладать незаметностью и смертоностью, в сочетании со способностью быстро расти. Подкидываешь врагам под их убежище, и через сутки Ползучка передушит там всех во сне.

Но пока что куст если кого и душил, то только самого Невилла.

— Что — то случилось? — в этот раз Лонгботтом обернулся.

Куст, воспользовавшись моментом, выбросил плеть — щупальце. Невилл, не глядя, щелкнул секатором, и плеть спряталась обратно, а сам куст затрясся, словно в приступе злобного хохота. Или страха.

— Да так, совет твой нужен, — слова сами слетали с языка Гарри. — Хочу Джинни и Гермиону помирить, а то они опять поссорились, на платформе, когда поезд отправлялся. Сам же знаешь, просто так не подойдешь, будут шипеть друг на друга и коготки показывать.

— Знаю, — кивнул Невилл серьезно.

— Мне бы, понимаешь, цветы, ведь девушкам принято дарить цветы, — говорил Гарри, подходя все ближе и ближе к Невиллу, — но чтобы не просто цветы, а такие от которых все мирными становятся, понимаешь? Не сонными от сильного запаха, а просто, ну не знаю, они же с полуслова в драку друг с другом лезут!

— Понимаю, — Невилл поднес кулак к губам, задумавшись, — понимаю.

Гарри был уже рядом, и нога его зацепилась за огромный котел с какой-то бурой жидкостью, стоявший прямо на земле. Пытаясь устоять на ногах, Гарри всплеснул руками и ударил ими Невилла в грудь и плечо, отбрасывая назад, прямо в Ползучку. Куст радостно ухватил своего создателя, и начал его кусать, душить и давить в объятиях — лианах. Нога Гарри тем временем перевернула котел, и бурая жидкость волной покатилась в сторону куста, который отпрянул и зашелестел грозно.

— Инсендио! — струя огня из палочки Гарри ринулась к кусту.

Несколько плетей оставили Невилла, и взметнулись, прикрывая остальной куст от огня. Листья жухли и сворачивались, но защита работала и более того, куст пытался подобраться к Гарри по земле, но безуспешно. Корни его, сталкиваясь с бурой жидкостью, срочно отдергивались, и Гарри ухватил котел. На дне его еще плескалась жидкость, и Гарри щедро плеснул ее в сторону Невилла.

Куст отбросил плети, и попытался скрыться, но не смог, так как был прикован толстой цепью к огромному камню в углу теплицы. Гарри, покачав головой, поднял Невилла заклинанием. Рука Поттера при этом сунула написанную ранее записку в мантию Лонгботтома, и только затем Гарри потащил раненого, потерявшего сознание друга, в Хогвартс.

— На него напал куст! — объявил Гарри, вваливаясь к Грюму.

— Что?

— Его куст в теплице напал на него, я едва сумел отбить Невилла и сбежал быстро! Помогите ему, профессор!

— Проклятье, — дернул головой Грюм, — говорил я Спраут, что нечего позволять выращивать мутантов! Дора, займись им, я схожу, разберусь с этой тварью.

Еще раз дернув головой, Грюм поспешно вышел, дробное цоканье лапы быстро удалялось по коридору.

— Это не к нам, — сказала Нимфадора, быстро осмотрев Невилла, — это к мадам Помфри, у него просто раны, ничего такого темного.

— А, — с облегчением выдохнул Гарри, — я просто немного перепугался.

Он наклонился к Невиллу, рука его при этом незаметно сняла с мантии Тонкс волосок.

— Могу представить, — кивнула Нимфадора. — Мне и самой жутковато было смотреть на это творение. Чем ты его отгонял, огнем?

— Да.

— Если куст переживет гнев Аластора, — тихо хихикнула Тонкс, — или Невилл вырастит новый, имей в виду, что в основе его атакующих плетей — Дьявольские силки.

— Свет?

— Да, ударяешь чем-нибудь, чтобы вскрыть кору, и туда светом, работает, проверено лично.

Нимфадора взмахом палочки подняла Невилла и направила его к двери. Рука Гарри, метнувшись вбок, ухватила флакон с неизвестным зельем с полки, и тут же тело согнулось, делая вид, что поправляет мантию.

— Гарри, не отставай, мне надо закрыть кабинет, — сказала Нимфадора через плечо.

— Да — да, показалось, что плетью по ноге достало, — ответил Гарри, торопливо выходя наружу. — Оттуда бежал, не до осмотра было, а тут внезапно закололо.

— Идем тогда вместе к Помфри, она тебя осмотрит, — сказала Нимфадора.

И они пошли. Гарри ощущал в кармане мантии тяжесть взятого флакона с зельем, и гадал, зачем все это нужно? Зачем и к чему вообще все эти действия? Тело его, под воздействием зелья удачи, осуществляло какой-то план, но какой именно, голова Гарри понять не могла.

В общем-то, поздно было жалеть и отступать, оставалось только наблюдать.

У мадам Помфри было тихо и пахло лекарствами. Пока целительница и Тонкс, горячо поддакивая друг другу, обсуждали злосчастный куст, Гарри тихо спер еще два флакона и заглянул за ширму. Лаванда спала, беспокойно разметавшись по кровати, и что-то бормотала о надвигающихся со всех сторон ужасах.

— Мистер Поттер, куда это вы лезете? — раздался строгий голос Помфри.

— Прошу прощения, но...

— Никаких но. К пациентам нельзя! Немедленно покиньте помещение!

Оказавшись снаружи, Гарри внезапно понял, что тело ловко избавилось от опеки Нимфадоры, прямо-таки изящно и без подозрений. Чувство внутри не ослабевало, и снова начало толкать Гарри куда-то вниз.

— Что на этот раз? — спросил сам себя Гарри под нос.

В этот раз тело быстрым шагом устремилось к хижине Хагрида, но, не доходя до нее, повернуло влево, к Запретному Лесу. Недоумение Гарри не успело вырасти до неприличных размеров, когда он вывалился на полянку, где, в сопровождении двух маленьких единорожиков танцевала Луна в "лесном наряде". Сквозь прорехи веток и листьев мелькало голое тело, и Гарри поспешно отвел взгляд, начал раскланиваться с взрослыми единорогами, стоявшими поодаль и тоже наблюдавшими за танцем.

Те наклонили головы в ответ, и Гарри еще раз поблагодарил их за лечение.

— Гарри! — радостно заявила Луна, закончив танец. — Ты решил тоже танцевать вместе с нами?

— Я же теперь присматриваю за хижиной Хагрида, так что бываю в лесу каждый день, — пояснил Гарри.

Единорожки, потыкав зачатками рогов в ноги Луны, умчались, и вслед за ними скрылись и взрослые, оставив двух учеников на поляне, наедине. Рука Гарри опять зажила своей жизнью, и легко хлопнула Луну по шее сзади. Рука задела за что-то металлическое, но Луна этого и не заметила.

— Там был огромный комар, — объяснил Гарри.

— Мне надо переодеться, потому что наряд для лесного танца не подходит для учебы, — без тени стеснения сказала Луна, глядя в глаза Гарри, и начиная снимать с себя ветки.

— Извини, — Поттер торопливо отвернулся. — Я вообще-то искал тебя.

— Чтобы потанцевать? — в голосе Луны слышалось искреннее огорчение. — Надо было сказать раньше, мы бы исполнили танец двойного дуба! Гермиона все отказывается, говорит, что с ее ногой не потанцуешь, но если бы она увидела, как это красиво, то точно бы согласилась.

— Эээ... может, в другой раз? — растерянно ответил Гарри.

— В конце апреля. Танец Магии, но он сложнее, чем танец леса, надо будет порепетировать.

— Согласен, — ответил Гарри, и мысленно изумился.

"Какое на хрен согласен?", взвыл мысленно Поттер. Он же не танцевал никогда, ну, в Дурмштранге танцевал, но там другое! Джинни его прибьет за танцы с Луной! Гермиона его прибьет за танцы с Луной! Он сам себя прибьет за такие танцы с Луной!

— Но я искал тебя не из-за танцев, — продолжало говорить тело Гарри, — а потому что в хижине у Хагрида нашел его записи о сердце Леса.

Какие еще записи, какое сердце Леса, ты что несешь, мысленно орал Гарри собственному телу.

— О, и что там? Можешь повернуться, — ответила Луна.

— Там сказано, что сегодня счастливый желудь упадет в Сердце Леса, и Хагрид собирался его подобрать и кому-то подарить, но его нет, и я подумал, может быть, ты в курсе, что это такое, раз Хагрид попросил тебя приглядывать за Лесом?

— Да, я знаю, что это такое, — задумчиво ответила Луна.

Она стояла в зеленом платье, с желтыми полосками, задумавшись, приложив палец к губам.

— Спасибо, что сказал, Гарри! — звонко произнесла Луна.

После чего развернулась и отправилась вглубь Леса. За желудем, насколько понял Гарри, и хотел уже крикнуть, что это опасно, но челюсти словно свело и склеило одной из специальных ирисок Фреда и Джорджа. Вместо крика, Гарри подошел к веткам — наряду Луны — разложенным живописно у подножия дерева. Руки его скользнули под ветки, и ухватили с двух концов цепочку, с подвешенным на ней деревянным полумесяцем. Руки поднесли цепочку к шее и защелкнули, и только после этого Гарри коснулся полукруга, поднес к глазам, читая надпись.

"Дружба и", дальше надпись обрывалась.

Выполнив очередную непонятную задачу, тело потащило Гарри в сторону Хогсмида лесными тропинками.

При подходе к Хогсмиду, тело достало волосок, снятый с мантии Тонкс, и зелье, взятое в кабинете Аластора. Соединило их и выпило, и Гарри ощутил, что превращается в Нимфадору. Первым побуждением было увеличить себе грудь и как следует помять ее, но Гарри сдержался, из стыда и уважения к ученице Аластора. Преобразовав одежду, танцующей походкой он устремился к Хогсмиду, но не к магазинам и кафе, а почему-то на окраину, противоположную Запретному Лесу и Визжащей Хижине.

Там он начал бродить по пролеску, подступающему к Хогсмиду, и даже не успел, как следует удивиться зачем, когда его схватили сильные руки, охватили сзади за шею в замок и приставили палочку к шее.

— На ловца и зверь бежит, ну надо же, какой удачный день, — раздался хриплый женский голос, и Гарри обдало мускусным дыханием, смешанным с хвойными ароматами.

— Тетя Белла! — насмешливо ответило тело само, а Гарри внутри заледенел от ужаса. — Что ж вам в Азкабане то не сиделось?

— О, это ты скоро узнаешь, племянница! — раздался безумный смех, и у Гарри закрутило в животе.

От страха и аппарации одновременно.

Глава 19

10 апреля 1996 года

Какой чудесный день, ля-ля,

какой чудесный день, ля-ля,

какой чудесный я,

и выдрочка моя

Теперь, когда аниформа получена, можно поговорить с мадам Помфри о дальнейших шагах. Так сказать, обсудить гипотетические планы на отдаленное будущее, учесть возможные подводные камни. Опять же, узнать, как там Лаванда, да и в целом просто поболтать, с кем-то кто не мечтает мне отдаться или загонять до полусмерти на тренировках.

Ну и песенка в тему, чего бы ни попеть, если хочется?

На входе в медпункт сталкиваюсь с Нимфадорой

— У тебя что случилось? — с каким-то напряжением в голосе восклицает она.

— Ничего, — моргаю в ответ. — А должно было?

— Нет, так нет, — успокаивается Нимфадора и оглядывается. — Ты Гарри не видела?

— Нет, — теперь уже меня начинают обуревать подозрения. — А должна была?

— Ну, мы вместе принесли Невилла, только Гарри начал за Лавандой подглядывать, и мадам Помфри его выставила наружу. Я думала, он будет ждать здесь, а его нет.

— Подглядывать за Лавандой? — переспрашиваю, ощущая, как подозрения растут и крепнут. — Он здоров?

— Ну, учитывая, что на него и Невилла напал куст... эта, как его...

— Ползучка?

— Во-во, она самая! Прибежал, глаза дергаются, Невилл без сознания, Гарри в панике.

— В панике? Ранило его?

— Нет, так, мантию помяло и все, — объясняет Нимфадора.

Ой-ой. Подозрения не просто цветут и пахнут, они растут, как роща магического бамбука! С чего бы Гарри паниковать? С чего бы кусту валить Невилла? Сколько он свою Ползучку выращивает, ни разу такого не было, чтобы Невилл оставался без сознания. Раны у него были, да, но вот так? И Гарри, после закалки Аластора, паникует и тащит Невилла не в медпункт?

Поневоле закрадываются подозрения: а настоящий ли Гарри?

Что, если Пожиратели снова пришли в Хогвартс, но не могучей атакой, а тихой сапой? Прокрались, выкрали, подменили, и куст ринулся в атаку, ощутив подмену? Кого еще они похитят? Это лишь голословные подозрения, но подозрения, от которых лучше не отмахиваться. На Турнире вот не отмахнулся, и успели убежать от этого блядского Волдеморта, чтоб его!

— Ты не находишь это подозрительным? — спрашиваю у Нимфадоры.

— Что именно?

— Поведение Гарри. Как будто его подменили.

— Возможно, — отвечает Тонкс, подумав, — но на него и Невилла напали, так что рано еще бить тревогу.

— Почему? — спрашиваю и тут же сам соображаю. — А, магические ловушки?

— Да, и цель врага — Гарри Поттер, зачем его подменять и бегать по Хогвартсу? Диадему забрали, что еще их тут может интересовать?

— Дамблдор? — вырывается у меня.

— Ты права! — Нимфадора соскакивает с подоконника, энергично рубит воздух рукой. — О таком я не подумала!

Она задумывается на секунду.

— Найди Гарри и не подходи к нему, я верю, что у тебя хватит выдержки не влезть в драку.

— Наверное, — пожимаю плечами.

— Я найду Аластора, он, наверное, еще в теплицах. Проклятье! Дамблдор сейчас бы пригодился!

— Его нет в Хогвартсе?

— Его нет нигде. Когда ему надо, он появляется, но в основном просто отсутствует, присылает Аластору краткие инструкции раз в неделю, в лучшем случае.

Теперь и Нимфадору переполняет тревога, она постукивает ногой, разве что ногти не грызет.

— Надо будет еще Невилла проверить, — говорит она

— Думаешь и Невилл поддельный? Он же без сознания был?

— Если это план против Дамблдора, можно ожидать чего угодно, — хмуро отвечает Тонкс.

— Разве Карта Мародеров не покажет Гарри и Невилла, и настоящие они или поддельные?

— А... проклятье! Карта у Аластора!

Тонкс срывается с места и бежит, мчится, несется, словно от скорости зависит жизнь Грюма. А может и вправду зависит, если нападение на Невилла было лишь уловкой, призванной заманить Аластора в теплицы. Удар в спину, всевидящий глаз и карта выбывают, и Пожиратели могут действовать свободнее.

Если, конечно, таков их план.

— Шум такой, как будто учебный год в разгаре, и мандрагоры вырвались на свободу, — недовольно говорит мадам Помфри, выглядывая наружу. — Добрый день, Гермиона.

— Добрый, мадам. Прошу прощения, у Тонкс появились подозрения, и она невольно начала кричать.

Целительница качает головой, потом спрашивает.

— Ты о чем-то хотела поговорить?

— Да, но это не срочно, мадам, в отличие от подозрений Тонкс.

— Хорошо, потому что как раз сейчас у меня времени не будет, нужно будет обработать раны Невилла и не дать заразе распространиться, это займет пару часов.

Понятно. Самой работы там тьфу, на пять минут, а вот наблюдать потом нужно непрерывно, не отвлекаясь. И если вместо Невилла кто-то под обороткой, то Помфри его отлечит, как следует, тут можно быть спокойным.

— Конечно, мадам, мое дело подождет.

— Лаванде лучше, обычная истерика и выброс долго сдерживаемой магии, только без Непростительных, — сообщает Помфри и дверь в медпункт закрывается.

Стою, ощущая стыд и растерянность. Это ж из-за меня, опять получается? Довел человека своим выдриным поведением, и нет бы, объясниться, еще потом изводил. Ах да, они же в оппозицию встали и шипели на меня втроем, аки женский Змей Горыныч, но все равно, нехорошо, очень нехорошо получилось. Попробовать еще раз объясниться потом? Или просто не лезть, не касаться и не трогать?

Проклятье, вот же не было печали!

— Ладно, разберемся, — сообщаю в дверь свою любимую мантру.

Так. Переключиться и собраться. Новая задача — найти Гарри. Нет. Если он — Пожиратель, то не найду, разве что столкнемся случайно или не случайно, но тогда лже-Гарри просто ударит в спину. У Аластора — карта, он точно найдет Гарри лучше и раньше меня.

Что можно сделать в такой ситуации?

Правильно, проверить остальных, в порядке ли они.

Башня Гриффиндора. Проверить, кто там, снарядиться самому на всякий случай. Мантию сменить, чтобы и кармашки для зелий, да и при переходе в аниформу ничего там не испортилось и не разбилось. Вторую палочку в рукав. Если жопа подкрадывается сзади и незаметно, мне потребуются все возможности, любой козырь в рукаве может стать решающим.

— Гарри Поттер проходил в башню в последний час? — спрашиваю у Полной Дамы.

Та пьет горячий чай и томно обмахивается веером, потом неохотно отвечает.

— Нет, — и машет веером, словно от этого зависит ее жизнь.

Ну да, апрельская жара, но то на улице, и где свет сквозь окна прогревает коридоры. В основной части Хогвартса все еще надежный, бодрящий холод от надежных каменных стен. Не будь я Префектом, Дама, скорее всего, и не ответила бы, но почетное право быть Портретом Гриффиндора накладывает и обязанности. Какой-нибудь коридорный портрет вполне мог и послать меня или просто проигнорировать... стоп, портреты в коридорах.

— Мадам, можете ли вы уточнить у других портретов, видел ли кто из них Гарри Поттера? Дело очень важное и спешное, — понижаю голос, — не исключено, что злоумышленники будут нападать и портить портреты, особенно те, что охраняют важные части Хогвартса.

— О! — темп взмахов веера ускоряется. — Это было бы неприемлемо!

Ладно, не хочет шевелить своими полными булками — ее проблемы. Прохожу в башню, затем в спальню и вооружаюсь. К счастью, соседки по комнате не знают, что у меня в сундуке, иначе давно бы все растащили, все же добраться до моих зелий легче, чем до запасов Слагхорна.

Надо бы и старичка проверить, вдруг он — цель Пожирателей? Не такая уж и безумная мысль, как может показаться, мастер — зельевар — это сила, и в отсутствие Снейпа Пожиратели могут и страдать. Хмм, странно. Снейп варил зелья для Волдеморта, но близко к телу его не подпускали?

Хотя нет, туплю.

Дегустаторов придумали еще до Пожирателей, а один прокол, и Снейпа бы закатали под дерновое одеяльце.

В гостиной обнаруживается младшая Уизли, разгадывающая магический кроссворд.

— Джинни, ты не видела Гарри?

— Нет, — зевает та. — Он сказал, что ему надо побыть одному, подумать о чем-то важном, и ушел, я поспала и еще поспала... а он так и не вернулся. Странно.

Вот, теперь вирус подозрительно передался орально-церебральным путем и Джинни. Она вскакивает и смотрит на меня подозрительно, словно это я поймал Гарри и съел, а теперь пришел предложить ей порцию сочной поттерятинки.

— Он ходил к Невиллу и там на них напала Ползучка, — поясняю на всякий случай, думая совсем о другом.

Джинни тревожится еще сильнее, и все равно, градус подозрительности в мою сторону не падает. Ладно, будем считать на глаз, что Уизли — настоящая, не поддельная. Мысль скачет дальше, и картинка представляется та еще, как щупает Гарри Джинни и так огорченно вздыхает "Нет, это не она, силикон какой-то".

— И что в этом смешного? — кричит Джинни.

— Это я радуюсь, что никто особо не пострадал, кроме Невилла, но мадам Помфри его быстро на ноги поставит.

— А, — кивает Джинни, — тогда понятно. И что Гарри?

— После медпункта ушел куда-то.

— Но он не был ранен? — уточняет Джинни.

— Нет, вроде бы нет.

— Тогда еще рано волноваться, — пожимает она плечами и садится обратно.

Ладно, рано так рано. Джинни в порядке, Дама бдит, вроде в башне больше никого.

Стою, задумавшись, куда же идти дальше? Слагхорн? Башня Рэйвенкло? Кухня? Куда мог отправиться Гарри, если он Гарри, и куда мог бы отправиться Гарри, будь он лже-Гарри? Портрет пуст, только пустая чашка сиротливо стоит на столе. Видимо, Дама все же вняла намекам и пошла, расспрашивать другие портреты, а может и просто ушла, отсидеться в спокойном уголке. Портреты мало что могут противопоставить сильным волшебникам, но зато могут сбежать к соседям, устанешь гоняться и срывать картины со стены.

Портрет отъезжает, и я отшатываюсь к стене, накидывая Дезиллюминационные чары.

Джинни выбирается наружу, оглядывается и рысит куда-то в сторону Центральной башни. Так-так, отправилась на поиски Гарри, а притворялась, чтобы со мной не ходить. Вроде в борщ не плевал, со свечкой не стоял, правда, вопросы задавал не слишком умные, да дразнился, эх. Опять отголосок прошлых действий догоняет и "бьет спина". Ведь если с Джинни в этом одиночном поиске что-то случится — вина будет отчасти и моя. Не так, чтобы на сто процентов, но будет, будет, чего вилять.

Проследить за ней?

Обидится же, едва заметит, а она заметит, мантии — невидимки у меня нет, а дезчары в движении не настолько искусно выходят, чтобы скрывать меня полностью. Будет топать, орать, кидаться и плеваться, Гарри пострадает, опять же. Куда ни кинь, всюду рыжий блинь. Или клинь. Или булинь.

В общем, надо уже что-то делать, а я стою тут и туплю, как одинокий выдр.

— Гарри видели, когда он выходил из замка, — сообщает Полная Дама.

Все-таки перемещение между портретами не совсем бег, поэтому она даже не запыхалась.

— Спасибо, мадам, — наклоняю голову.

Если он пошел в теплицы мстить Ползучке, то там Аластор и проблема решена. Если он пошел не в теплицы, то куда? Квиддичное поле? Нет, туда он ходит с Джинни. Хижина Хагрида — если ему и вправду нужно было побыть одному, то это лучшее решение. Если же это лже-Гарри, то тогда его цель — Запретный Лес. Там можно скрыться, там можно встретиться с соратниками, оттуда можно уйти в тот же Хогсмид, если цель путешествия достигнута.

И еще туда отправилась Луна с утра, танцевать какой-то свой очередной танец.

Дело серьезное и ответственное — для нее, разумеется — а если я присоединюсь, то кончится это плясками голышом на поляне и прочим развратом под лесной сенью, включая застуженные поясницы, муравьев, забравшихся в интимные места и прочих прелестей секса на природе, вроде недовольно кричащих над головой птиц. Умом-то понятно, что птицы предупреждают и отгоняют от своих гнезд, но выглядит так, как будто технику секса критикуют.

Поэтому ну его нафиг, проще лепить отмазку о ноге, чем танцевать.

— Следы, следы, следы, — бормочу под нос, передвигаясь зигзагом по склону.

Следы Гарри резко сворачивают в сторону Запретного Леса, и подозрения опять ударяют в голову. Правда, он почему-то даже не попытался их замаскировать, раз уж неопытный следопыт вроде меня легко нашел, но все равно, все равно, крайне подозрительно. Шел-шел, и вдруг ррраз! Свернул и под углом вломился прямо в кусты.

Иду, точнее, лечу по следу, так проще и незаметнее, на сухую веточку не наступишь.

Следы выводят на поляну, и у меня появляется дерьмовый привкус во рту. Поляна Единорогов, любимое место Луны, и сюда она собиралась идти танцевать. Проклятье! И ее "лесной наряд" вон валяется, в беспорядке! То ли не дали даже надеть, то ли сорвали прямо с нее.

Проклятье!

Медальон Дружбы не холодит грудь, но это еще ничего не значит. Если ее оглушили и утащили, это же не считается за смертельную опасность, так? А потом могли просто с нее содрать все украшения, так — так. Мозг пытается выстроить логическую цепочку, но тело паникует и постоянно подсовывает картинки, как Луну насилуют и избивают, пытают и жгут, добиваясь ответов.

Портключ.

Даже в активированном состоянии он не сработает, если его не касаться голой рукой. Ко мне никто не прибывал, велики шансы, что ключ еще на Луне или его просто содрали и отбросили в сторону, уже там, на стороне похитителей. Хуже всего, если сорвали здесь или забросили в кусты по дороге, но это легко проверить. На цепочке портключ неактивен для того, кто его носит, но вот обладатель второй половинки может прибыть на помощь.

Должен прибыть на помощь!

— Держись, Луна, я уже иду, — бормочу под нос, расстегивая цепочку со своей половинкой портключа.

Вдох и выдох. Палочку в руку. Погнали наши городских!

Касаюсь полумесяца, и меня резко тащит куда-то, далеко и быстро.

Глава 20

10 апреля 1996 года

Куда его перенесло аппарацией, Гарри не знал, но импульс внутри продолжал подталкивать, и он начал менять обличья.

— Приказываю тебе отпустить меня! — прогремел его голос, и Гарри, с еще большим ужасом в голове осознал, что принял личину Волдеморта.

Кто еще мог приказывать Беллатрисе Лестрейндж?

— Мой Лорд, — промурлыкала Беллатриса, втыкая ноготь под подбородок Гарри, и тут же меняя голос на злой, напоенный яростью, — красавец, а не такой урод! Хорошая попытка, Нимфадора...

— Эй, не смей называть меня так!

— За нее я обеспечу тебе немного дополнительных пыток лично! — широко и безумно улыбнулась Беллатриса.

Гарри ощущал себя комком льда, с ног до головы, только небольшой очаг тепла в животе продолжал подталкивать, не давал свалиться без сознания. Но сочетание безумия и красоты Беллатрисы, красоты тоже безумной, неестественной, мертвенной даже, холодило конечности и примораживало язык. Особого оттенка ужаса прибавляло то, что Гарри приковало к стене длинными, толстыми цепями, охватывающими ноги, руки и шею.

— Я — Министр Магии!

— Да — да, отдавай мне свои украшения, и мантию, — Беллатриса методично обыскивала "племянницу".

— Я — Величайший Светлый Волшебник.

— Дамблдор! — Беллатриса резко дернула Гарри за бороду, и Гарри взвыл, закашлялся, так как колено Лестрейндж тут же врезалось "Альбусу" между ног. — Двойное удовольствие!

Она даже отступила на шаг, чтобы размахнуться сильнее и тут же расхохоталась. Гарри, в свою очередь, сменивший облик, почувствовал себя привычно, разве что очков на лице не хватало.

— Очень, очень умно притвориться Гарри Поттером, моя дорогая племянница, — Беллатриса даже бить не стала, упиваясь звучанием слов. — За это я даже начну пытать тебя чуть позже... хотя нет, зачем откладывать удовольствие?

Она подошла и вздернула голову Гарри вверх, бесцеремонно, резко, так, что в шее у Поттера что-то хрустнуло и заныло в спине. Беллатриса приблизила лицо вплотную, словно змея, гипнотизирующая жертву.

— Смотри мне в глаза, смотри мне в глаза, выдай мне все свои секреты, выдай... Легилименс!

Зелье удачи еще не закончило свое действие, да и сам Гарри, несмотря на ужас, был все же настороже. Уроки Аластора не пропали даром, и попытка Беллатрисы проникнуть в разум натолкнулась на защиту. Черно-белая стена, несокрушимая, толстая, с огромными шипами, выбрасываемыми навстречу врагам. Гарри и сам не знал, как выбрал этот образ, но Беллатриса отшатнулась и тут же рука ее врезалась в лицо Гарри. Что-то хрустнуло, и из носа потекла кровь, начала падать на пол огромными, тягучими каплями.

Рука Беллатрисы провела по лицу Гарри, размазывая кровь.

— Вас хорошо учили в Аврорате, Нимфадора, — сказала Лестрейндж, слизывая кровь с пальцев, — но это еще не конец!

Несмотря на всю боль, кровь и ужас, жест облизывания вышел у Беллатрисы столь эротичным, что Гарри невольно вспомнил Джинни. Вспомнил и укрепился духом, вскинул гордо голову, стараясь не шмыгать носом.

— Сюда прибудет Темный Лорд, посмотрим, что ты сможет противопоставить ЕМУ! — гордо провозгласила Беллатриса, а Гарри с трудом удержался, чтобы не заорать от смеси чувств. — А пока он прибудет, я еще с тобой поработаю, да, и на тебя найдется управа, моя доррррогая Нимфадора! О, с каким удовольствием я вспорола живот моему ненаглядному братцу Сириусу, и тебе вспорю, с не меньшим наслаждением. Потом, когда мой Лорд с тобой наиграется!

Гарри ощутил новый холодок ужаса. Наиграется — звучало очень двусмысленно.

— Эй, я настоящий Гарри Поттер! — крикнул он.

— Да-да, верю-верю, — ухмыльнулась Беллатриса, еще раз облизывая пальцы. — Антонин! Антонин!

Нельзя сказать, что Гарри заучивал имена и фамилии Пожирателей специально, оно как-то само собой получилось, после столкновения в Дурмштранге, после рассказов Дамблдора, после размышлений о судьбе и будущем. Поэтому он знал, что Беллатриса зовет Антонина Долохова. Не то, чтобы это что-то меняло в судьбе Гарри, ведь, во-первых, он прибыл сюда, чтобы пожертвовать собой, а во-вторых, даже будь он на свободе и с палочкой в руках, что-либо противопоставить любому из Пожирателей не получилось бы.

Нимфадора, настоящая Нимфадора смогла бы, но сам Гарри? Нет.

— Антонин, еб твою мать! — заорала Беллатриса.

— Слышь, Лестрейндж, — тут же появился Долохов, — ты такие слова Лорду говори, а мне не надо. Материться умеючи надо, а не так, как ты!

— Я ж у тебя учусь, Антоша, — ласково пропела Беллатриса. — Следи за ней!

— Это ж Гарри Поттер!

— Это моя племянница Нимфадора, метаморф, так что если примет другой облик — не удивляйся.

— Понятно, — мрачный взгляд Долохова уперся в Гарри. — Нимфадора...

— Эй! Меня бесит это имя!

— Нимфадора, Нимфадора, Нимфадора! — тут же гоготнул Долохов. — Слышь, давай, перекинься в голую девку, а я перестану твое имя бормотать!

— Даже не думай к ней прикасаться! — приказала Беллатриса.

— Да ладно, что, первый раз, что ли? Пальцем не трону. Просто приятнее смотреть на голую девку, чем на пацана — заморыша, пусть даже со шрамом во лбу.

— Смотря кому, — ухмыльнулась Беллатриса в ответ.

— Да понял, понял, не дурак, — отмахнулся Антонин. — Даже если превратится в кого-то, способного выскользнуть из цепей, я тут же познакомлю ее со своей палочкой!

Он захохотал, оглушающе громко, и в этом хохоте потерялась финальная реплика Беллатрисы. Подхватив все отобранное у "Нимфадоры", она вышла из камеры. Дверь захлопнулась, и Гарри Поттер остался наедине с Долоховым, который сел на табурет, привалился к стене и зевнул, с подвыванием.

Теплый комок в животе медленно, но верно таял, исчезал, капля за каплей.

Портал выбрасывает меня в какое-то помещение, темное, без окон и лампочек. Тишина. Легкий "люмос", и осмотреться: вокруг камера, даже каморка, если исходить из размеров. Вторая половинка портключа рядом, на полке, вместе с палочкой Гарри Поттера и мантией Нимфадоры. Проклятье! Они похитили и Луну, и Гарри! Нимфадору не смогли, но зато сперли одежду, фетишисты проклятые! Дверь, массивная и оббитая железом, разумеется, закрыта. Выбить ее? Попробовать Алохомору? А если тут сигнализация на открытие? Нет, нужно что-то другое, что-то, что не привлечет к себе внимания.

Так, еще осмотреться.

Вещи, какие-то коробочки, пыльные полки, потолок где-то высоко, теряется в темноте. Кладовка, переделанная под склад? Подождать, пока кто-то зайдет? И что тогда? Оглушить и прорываться? С таким же успехом можно прямо сейчас выбить дверь и свалить, попробовать свалить под шумок. Нет, ждать нельзя, там Луна и Гарри, и какой-то зловещий план против всех остальных!

Нужен другой выход.

Выход.

В темном-темном помещении, на грязном-грязном полу стоит трехногая выдра и принюхивается. Запахи, конечно, те еще, но вон из того угла тянет слегка воздухом, тянет. Подбежать... мелкая нора, даже не нора, а просто потягивает, никто тут специально для меня магистраль не прокладывал. Так, превратиться обратно, и Трансфигурацию в этот кусок пола и стены, в стык их, проложить себе тоннель!

Превращение обратно.

Нырнуть и осмотреться, ага, дальше расширяется, можно, можно протиснуться, особенно если живот втянуть.

Грохот за спиной.

— Ступефай!

— Люмос Максима!

— Эй, а здесь никого нет, — бормочет первый.

— Но кто-то здесь колдовал! — возражает второй.

— Сюда постоянно валят магическое барахло, оно могло и само сработать!

— Порядок есть порядок, ты же не хочешь, чтобы Лестрейндж тебе опять яйца в кулаке сжимала?

— Нет! — страх и испуг в первом голосе. — Давай все осмотрим!

Сейчас меня найдут! Нора широкая! Стоит им нагнуться, и найдут, но мне везет. Трансфигурация недолговечна, и стена снова прикидывается целой, пыльной и грязной, громкость голосов резко падает, доносятся, словно издалека.

— Возможно, и вправду магическое барахло сработало.

— Поставь сигнализацию заново! Легко отделались, что Лестрейндж занята, иначе нас бы обоих...

— Ладно, ладно, — ворчит первый.

Вот так-так. Легко обделался, повезло, что не стоял на месте и не стал ждать.

Шанс избежать их внимания был, конечно, взлететь под потолок, накинуть дезчары, но толку? Сигналка сразу бы показала, что колдуют и все. Вряд ли такая же сигнализация стоит на всем этом месте, где бы я ни оказался, но все равно как-то странно.

Ловушка, которой удалось избежать? Наверное.

Так, теперь нужно пробраться куда-нибудь, и продолжить розыски. Шататься по норам и ходам местных крыс и кротов что-то совершенно не тянет. Проще уж летать под потолком, чем по этому дерьма шариться.

— Столько шума из-за маленькой каморки, — продолжает ворчать первый.

Проклятье, а я ведь дальше не пролезу, даже если отрублю себе ноги и сяду на диету. Крысы, вашу мать, ну кто так узко роет? Тут нужно колдовать, а как это сделать в аниформе? Хорошо хоть тут полость, в которой помещаюсь, но вот дальше уйти не удастся.

— Вслух такое не ляпни! — рычит второй голос. — И ничего не трогай! И без того придется отчитываться, что мы тут делали, и знаешь...

Голос стихает, доносится шум захлопнувшейся двери.

Кое-как выбираюсь обратно, упираясь лапками и надавливая телом, обдирая шкуру. Превратиться бы обратно, да разломать все телом, а ну как стены окажутся крепче? Будет экзотический вид самоубийства. Нет уж, не надо мне такого счастья!

Снова грохочет дверь.

— Ничего не нашли? — женский голос.

— Нет, мадам!

— Ладно, сейчас мне некогда, но потом я все перепроверю! Пошли вон!

С этого ракурса Беллатриса выглядит не так соблазнительно, как тогда в Хогвартсе, но все равно выдр делает стойку. Лестрейндж шарит по полкам, что-то бурчит под нос, потом вскидывает палочку и колдует.

— Вот так, посмотрим, как эта сучка Нимфадора устоит, — ухмыляется она, водружая на голову диадему Рэйвенкло.

Меня пробивает пониманием и одновременно ужасом. Так они еще и Нимфадору успели захватить после моего отбытия? Проклятье, да что там проклятье, настоящая пизда! Сигнализация и заколдовка становятся понятны, раз уж Беллатриса использует каморку как магический сейф, но все равно, получается, даже своим не доверяет, хранит крестражи под отдельной защитой.

Везение или самоубийство? Или самоубийственное везение?

— Лорд будет доволен, — напевает под нос Беллатриса, выходя из каморки.

Грохает дверь.

Это хорошо, что у меня была практика с МакГонагалл, так бы и половины слов не распознал из разговоров людей. Так, надо обдумать. Где один крестраж, там и два, но наверняка в другой шкатулке. Начни колдовать — сработает сигнализация. Не начни колдовать — хрен достанешь. Калечной выдрой даже по полкам не поскачешь, так что это отпадает. Нужно выбираться, помочь остальным, а вот потом метнуться сюда шустрым кабанчиком и жахнуть Адским Пламенем наотмашь.

Либо взорвать тут все.

Колдовать, чтобы выбраться, все равно придется, так что надо выбираться не в крысиные норы, а сразу в коридор, и там уже уходить в сторону. Здесь можно оставить ожерелье с медленно-медленно запущенной трансфигурацией... или быстро запущенной. Не объемное детонирование, там спусковой крючок — заклинание. Что можно?

Нитроглицерин.

От сотрясения двери детонирует и разнесет тут все нахрен. Шум, гам, трупы, беготня, да, повышенная бдительность и настороженность у всех, но одновременно с этим и паника, и дым, и прочие факторы, с помощью которых будет легче скрыться, легче найти и легче освободить остальных. Так, надо все обдумать, быстро, и потом не менее быстро сделать, потому что второго шанса у меня не будет.

И колдовать быстро, чтобы бдительные два товарища списали все это на магию Беллатрисы!

Нет, у меня нет формулы на нитроглицерин, значит, придется работать с тем, что есть.

Превращение обратно. Шкатулка, из которой Лестрейндж вытаскивала диадему, заперта, ну и ладно. Так, ожерелье по центру и так, чтобы от входа не было видно, и запустить трансфигурацию. Быстро превратится и быстро распылится, заполнив объем помещения. Часть утечет в нижние норы, ну и хрен с ним, не жалко. Детонатором выступит открытие двери, так, привязать веревку, ага, вот так, как в фильмах.

Кто дернет дверь — вызовет искру.

Может его спасет толстая — толстая, оббитая металлом дверь, а может и не спасет. Может быть, взрыв уничтожит крестраж, а может, и нет, это уже вопрос будущего. Главное, что будет взрыв, будет уничтожение, ну а я... я буду далеко. Так, закрепить, еще превратить и некогда останавливаться и задумываться, эти два лба — наблюдателя, возможно, уже бегут отсюда. Возможно, что и не бегут, если спишут магию на Беллатрису, но лучше действовать так, как действовал бы Аластор.

Поэтому палочка указывает на нижний угол двери и там появляется аккуратная дырочка.

Как раз протиснуться одной не слишком жирной выдре.

Вещи при мне, вторая половина портключа и палочка Гарри — тоже.

Погнали! Главное быстро скакать на трех лапах и успеть скрыться из коридора.

— С прибытием, мой Лорд, — поклонился Нотт-старший. — Мой особняк в полном вашем распоряжении.

— Где пленница? — тут же спросил Волдеморт.

— Она внизу, в одном из специальных подвалов, с ней сейчас мадам Лестрейндж. Прошу следовать за мной, мой Лорд.

Нотт — старший сделал приглашающий жест и пошел вперед, указывая дорогу Волдеморту. В целях конспирации, Нотты всячески скрывали свою связь с возродившимся Лордом, и вполне успешно. Неоднократные проверки особняка, проводившиеся ранее, ничего не дали Министерству, и поэтому Беллатриса оперировала именно отсюда, и поэтому же Волдеморт никогда здесь ранее не появлялся.

Во всяком случае, после своего чудесного возвращения и воскрешения.

Глава 21

Беллатриса, вызвав обожаемого Лорда и уверив его, что Нимфадора Тонкс под надежной охраной, поспешила обратно. Надела диадему из хранилища на голову, попутно отметив, что надо наказать двух нерасторопных магов. Расслабились тут у Нотта, распустились, словно война уже выиграна! Но сейчас важнее было обработать Нимфадору, сломить ее до прихода Волдеморта, насладиться местью и угодить Лорду одновременно. Он, конечно, приказал спрятать вещи — крестражи как можно дальше от него, но Беллатриса так и не рискнула убрать кольцо и диадему куда-то далеко, куда-то, где залог жизни Лорда останется без присмотра. Да и кто может ей угрожать, когда на голове Беллы эта чудесная диадема, дарующая мощь и голос Темного Лорда?

— Так и висела в облике Поттера, — сообщил Долохов.

— Что-то говорила?

— Говорила, что придет Аластор и всех накажет, — пожал плечами Антонин.

— Хорошо. Выйди и закрой дверь, и стой снаружи. Когда прибудет Лорд, сразу его впусти.

— Сюда прибудет Лорд? — вяло удивился Долохов, потом посмотрел на пленницу. — Понятно.

С этими словами он вышел и закрыл дверь.

— Ну что, теперь можно и позабавиться, — рука Беллатрисы сжала яйца Поттера. — Тебе значит, нравится превращаться в мужчин, маленькая извращенка? Смотри мне в глаза! Легилименс!

И тут же она отшатнулась, потому что ей продемонстрировали сцену с Турнира, сцену, в которой Снейп убил Нарциссу, а она сама убила и Сириуса, и Северуса.

— Вот значит как, — рука Беллатрисы ухватила Поттера за горло.

Она дождалась, пока тот начнет широко открывать рот, задыхаясь от нехватки воздуха, и влила в него... в нее зелье, сыворотку правды. Сама по себе сыворотка не являлась чем-то непреодолимым — иначе ее постоянно использовали бы в суде, да и многим, отвертевшимся от тюрьмы после первой войны, повезло бы гораздо меньше. Но, сыворотка, подталкивающая к правдивым ответам, ослабляла волю, защиту разума изнутри. Ответ на заданный вопрос сам рвался наружу, и тому, кто вознамерился читать чужой разум, было легче сломить сопротивление.

Не говоря уже о диадеме на голове, наполнявшей Беллатрису легкостью и упоением мощи.

— Отвечай! Кто ты?

— Я — Гарри Поттер, — прохрипела Нимфадора.

Беллатриса гневно засопела. Мелкая паршивка еще сопротивляется! Наверное, этот ублюдочный одноглазый мудак Аластор постоянно поил ее контрзельями! Ну, ничего, надо просто добавить еще боли! Палочка Беллатрисы, слегка изогнутая, потертая, крутнулась.

— Круцио!! — и Беллатриса опять ощутила эту блаженную волну причинения боли.

Поттер бился в цепях, словно собираясь сам сломать себе руки — ноги, орал, рвался вперед, выпучив глаза, и удушаясь об ошейник. Беллатриса с наслаждением еще раз врезала ему по сломанному носу, услышав хруст. Кровь веером разлетелась во все стороны, снова закапала на пол.

— Нет уж, так легко ты от меня не отделаешься, — хохотнула она, и тут же прыгнула вперед, охватывая голову Гарри руками, вонзаясь ногтями в виски. — Кто ты?! Легилименс!

— Я — Гарри Поттер, — прохрипел тот.

В этот раз его защита не устояла, черно-белая стена разлетелась осколками, и Беллатриса ворвалась в сознание, пролетев через ряд эпизодов из жизни Гарри. Некоторые люди из воспоминаний были знакомы Беллатрисе, например мелкий рыжий пиздюк, то и дело мелькавший там и сям, и попавшийся в руки Пожирателей год назад.

— Так ты и в самом деле Гарри Поттер! — захохотала она. — Вот это подарок для Лорда!

Она облизнулась плотоядно, приподняла рукой, обвисшую было голову Гарри и сказала, глядя тому прямо в глаза.

— Твой друг, Рон Уизли, да, он попался нам. Он визжал, как маленькая сучка, валялся у меня в ногах, умоляя оставить ему жизнь. Он был согласен жрать наше дерьмо и вылизывать нашу обувь, лишь бы его не трогали. И конечно, он рассказал все-все про тебя Гарри, и про всех остальных, все выдал, захлебываясь слезами и соплями, заходясь в крике, когда я делала ему вот так!

Рука ее еще раз крутанула яйца Гарри, и Поттер, прохрипев что-то невнятное, плюнул в лицо Беллатрисе.

— Ты врешь! — крикнул он.

— А вы и вправду лучшие друзья, — медленно сказала Беллатриса, вытирая кроваво-желтый плевок со щеки. — Были, конечно же, потому что я его убила!

Гарри опять забился в цепях, а Беллатриса расхохоталась, от души, громко и со вкусом.

— Я сам убью тебя! — крикнул Поттер.

— Это вряд ли, — ухмыльнулась Беллатриса. — Сюда прибудет Лорд и обратит тебя в прах! Я бы и сама это сделала, с огромным удовольствием изрезала тебя на кусочки, кусочек за кусочком, без всякой магии, и посмотрела бы, как на это отреагирует пророчество, как оно сумеет справиться со мной!

— Я сам справлюсь с тобой, хоть и обещал Невиллу!

— Что, маленький Лонгботтомчик до сих пор жаждет мести? — засюсюкала Беллатриса. — Ну, пускай приходит, будет визжать, как его родители под Круциатусом!

— Он справится с тобой!

— Только в своих эротических фантазиях, если у него, конечно, пиписька до них доросла, — сюсюкающе-зло рассмеялась Беллатриса. — Ах да, он же дрочит на твою одноногую подружку, Поттер, как же я могла забыть! Твой рыжий дружок так забавно обо всем этом рассказывал!

Дверь открылась, и Гарри на долю секунды ощутил надежду, что это друзья, но тут же надежда увяла и погасла. В комнату вошел Волдеморт, и дверь тут же захлопнулась.

— Хватит, Беллатриса, — спокойно сказал он.

— Мой Лорд, это ваш злейший враг, а значит и мой, прошу простить мне эту минутную слабость.

— Это... Поттер? — уточнил Темный Лорд.

— Он зачем-то выдавал себя за Нимфадору Тонкс, и успешно, ввел даже меня в заблуждение. Прошу простить меня, мой Лорд, я приму любое наказание, — склонилась Беллатриса.

Гарри, широко раскрыв глаза, смотрел на Волдеморта.

— Я накажу тебя после рождения ребенка, — небрежно бросил Темный Лорд Беллатрисе.

Гарри даже не осознал сначала, потом посмотрел растеряно на Лестрейндж. Ребенок?

— Что же, все случилось немного не так, как я себе представлял, но в целом, условия подходящие, — в руке Волдеморта, высунувшейся из темно-зеленой мантии, уже лежала палочка.

Сам он не отходил далеко от двери, как отметил Гарри с горькой усмешкой. Нечего было, и мечтать рвануть вперед, достать Волдеморта хоть краешком пальца. Что же, удача привела его сюда совсем за другим, не так ли?

— Мой Лорд? — спросила Беллатриса.

— Сейчас мы развеем это глупое заблуждение, что Гарри Поттер неуязвим... это точно Гарри Поттер?

— Я проникла в его разум, это Поттер.

— Отлично, — и Волдеморт легко, непринужденно вскинул палочку. — И одному из них суждено пасть от руки другого. Авада Кедавра!

Гарри не испугался, вскинул гордо голову навстречу зеленому лучу, даже успел подумать с облегчением о том, что больно не будет — ведь Авада убивает мгновенно.

Грохот и огромный огненный феникс рухнули на Гарри, унося с собой в тьму забытья.

Какой мудак так строит особняки? Обширно, много, без табличек и указателей, с какими-то переходами, комнатами, залами, хреналами, и повсюду снуют разные темные личности. Конечно, если беспристрастно смотреть, то вроде люди, но так как я в Логове Зла, то лица окружающих кажутся отмеченными печатью тьмы и пороков. К счастью, инерция мышления и взглядов велика — никто особо по сторонам и под ноги не смотрит, успеваю спрятаться и затаиться.

Это же замедляет продвижение, вот где пригодилась бы мантия-невидимка!

Но Гарри то ли не взял ее с собой, то ли спрятал, то ли изъяли при захвате, но мантии рядом с палочкой не было. Приходится пробираться в образе выдры и возносить хвалу МакГонагалл за ее настойчивость и терпение. Конечно, когда она гоняет тебя десятый, сотый раз делать одно и то же, кажется, что Минерва — злобная стерва, но вот сейчас это все пригождается. Умение двигаться на трех лапах, слышать и понимать людей вокруг, оценивать расстояния с точки зрения выдры и так далее, и так далее.

Без практики с МакГонагалл уже попался бы.

Путь мой лежит наружу, куда-то, где можно осмотреться, ухватить общие координаты. Не в цифрах и буквах, не в координатах джи-пи-эс, разумеется, а в виде общей картинки. Лучше всего сверху, для объемности и надежности. Вряд ли тут стоят антиаппарационные щиты, раз уж портал сработал, так что прыжок в Хогвартс и обратно, уже с командой поддержки.

Да и веселее как-то, за спиной Аластора, не так ли?

Дурак.

Идиот.

Какой еще прыжок в Хогвартс?

Стоп.

Медальон Дружбы.

Нужно найти укромное место и стать обратно человеком, и как можно быстрее!

— Да охренеть можно! — орал Аластор, топая здоровой ногой. — Что это?!

Нимфадора лишь пожимала плечами. Записку в мантии Лонгботтома обнаружила мадам Помфри минут десять назад, и не поленилась сама принести ее сюда, к воротам Хогвартса, заявив, что ей шум в медпункте не нужен. Аластор и Нимфадора успели каждый прочитать записку по три раза, и при этом Грюм непрерывно ругался и орал, размахивал руками. "Я сдамся Волдеморту, и он меня убьет, после чего пророчество исполнится. Гарри Поттер", еще раз прочитала Нимфадора в записке и вздохнула.

— Неудивительно, что Гермиона не возвращается, — вздохнула Тонкс, — потому что не может найти Гарри.

— Кто это там бежит? — спросил Аластор, вглядываясь

— Помогите! Гермионе нужна помощь! — задыхаясь, оскальзываясь, от Запретного Леса вверх по склону, бежала и кричала Луна Лавгуд.

— Да вы совсем обезумели! — посох Аластора ударил в утоптанную учениками до твердости камня землю, оставив выемку. — Что с ней?

— Медальон! Он стал холодным! Ей угрожает опасность, смертельная опасность! А другой медальон пропал! — и выпалив все это на одном дыхании, Луна часто-часто задышала.

— Ничего не понял, — моргнул Аластор.

— Медальон Дружбы? — осторожно уточнила Нимфадора, и Луна кивнула. — А что за другой медальон?

— Гермиона мне его подарила, полумесяц, сказала, что в случае опасности придет мне на помощь с его помощью! На цепочке такой.

— Портключ, понятно, — кивнул Аластор. — Он был у тебя?

— Да, а потом, после встречи с Гарри пропал!

— Встречи с Гарри?

— Да, мы встретились в Запретном Лесу, и он сказал, что в Сердце Леса созрел счастливый желудь, и я поспешила за ним, чтобы обезопасить Гермиону, но по дороге медальон заледенел, и я сразу поскакала обратно.

— Поскакала? — переспросил Аластор, ощутивший, что опять перестал улавливать нить рассказа.

— На кентавре, один из них был так любезен, что помог мне и довез до опушки Леса, — с таким видом, как будто речь шла о самом простом в мире деле, ответила Луна.

— Ты что-нибудь поняла? — спросил Грюм у Нимфадоры.

— Гарри решил сдаться добровольно, но подстраховался, взяв портключ. Правда, почему он им не воспользовался, непонятно, — задумчиво отозвалась Тонкс. — Я попросила Гермиону найти Гарри и она, скорее всего, его нашла. Вместе с теми, кому сдался Гарри.

— Так! — Аластор опять стукнул посохом, и вверх взлетели несколько комьев земли. — Поттера, скорее всего, потащат к Темному Лорду, наверное, он хотел подать нам сигнал при помощи портключа! Проклятье! Вот что бывает, когда за дело берутся недоучки! И Грейнджер унесла вторую половинку, вот все ей неймется!

— Мы можем найти ее по медальону, — вмешалась Луна и продемонстрировала Медальон Дружбы. — Он устанавливает связь... ой, он снова теплый! Ей больше не грозит опасность!

— Двусторонние Протеевы чары с передачей эмоций? — понимающе хмыкнул Аластор. — Кто дал тебе такое, девочка? Твой отец?

— Я сама сделала, папа лишь показал мне, что для этого нужен Радужный Терновник, — скромно ответила Луна.

— Далеко пойдешь, — одобрил Аластор. — Так, дай сюда.

Он взял медальон и сжал его в руке. Постоял немного.

— Это что, шутка? — зло взревел он.

— Какая еще шутка? — закричала Луна. — Он работает!

— Связь в таких штуках, кстати, наполовину запрещенных, всегда двухсторонняя. Всегда! Я сам учил Грейнджер, я знаю, как она защищается и ставит блоки, здесь же пустота!

Вскрикнув, Луна выхватила медальон из заскорузлой руки Аластора, сжала украшение между ладонями, словно делясь теплом. Аластор лишь разочарованно вздохнул, с видом "кому я поверил? Лавгуд?"

— Профессор Грюм! Нужна ваша помощь! — со стороны ворот Хогвартса донесся голос Джинни Уизли.

— Всем нужна моя помощь! — рявкнул Аластор. — Я вам что, добрый дедушка?

Он развернулся и слегка сбавил тон. Джинни поддерживала бледного, но решительного Невилла, который стоял, кутаясь в больничную пижаму.

— Моим друзьям нужна моя помощь, — набычившись, ответил Невилл. — Я не уйду!

— Гарри в опасности! — заорала Джинни. — Нужно его спасать!

— Ты знаешь, где он? — уточнила Нимфадора.

— Нет, но он в опасности! Я буду драться!

— И я буду драться, — мрачно заявил Лонгботтом. — Я умею!

— Как ты сбежал из медпункта? — спросила Нимфадора.

— Никого не было, я встал и пошел искать, а тут Джинни, — объяснил Невилл.

Нимфадора и Аластор обменялись взглядами. "Нужно вызвать Дамблдора", говорил взгляд Тонкс. "Конечно, нужно, еще бы знать, как", отвечал взгляд Аластора.

— Я что-то ощущаю! — закричала Луна, продолжавшая сжимать медальон. — Она не умерла! Ой!

Аластор выхватил медальон из ее руки и уставился на появляющиеся там буквы.

— Нотт, — со злорадной ухмылкой озвучил он. — Моя школа! Молодец!

Затем он посмотрел на учеников, те смотрели в ответ, твердо и выжидательно, сжимая в руках палочки.

— Мне не нужна жизнь без Гарри, — твердо заявила Джинни.

— Мне не нужна жизнь без Гермионы, — твердо заявила Луна.

— Они мои друзья, — насупился Невилл.

Аластор задумался на несколько секунд. Он единственный из собравшихся знал, что Гарри похитил со склада Слагхорна зелье удачи, Феликс Фелицис. В другой раз он бы просто прогнал учеников пинками, но изменившееся поведение Гарри явно указывало на то, что он принял зелье и действовал под его влиянием. Неизвестно, что будет в особняке Ноттов, но Гарри явно не зря взаимодействовал с теми, кто сейчас смотрел на Аластора. Старому аврору претило полагаться на удачу, но и отрицать результата — логово Пожирателей вскрыто! — он не мог.

Нужно было действовать, и он взмахнул посохом, призывая метлы.

— Летим в Хогсмид, на задний двор "Кабаньей Головы", и уже оттуда аппарируем, — отрывисто командовал Аластор, вращая искусственным глазом быстрее обычного. — Лавгуд — ты с Тонкс, Уизли и Лонгботтом — держитесь за меня. Дора, северо-западный угол особняка Ноттов, там, где чаща подходит ближе всего.

Нимфадора кивнула, а секунду спустя из-за угла вылетели пять метел, призванных Грюмом.

Глава 22

10 апреля 1996 года

Выцарапываю на медальоне слово "Нотт", исходя из смутных догадок, что творение Луны должно работать в обе стороны, а значит, изменения в одном должны отображаться на другом. Должны, но так ли это — не знаю, поэтому выцарапав, быстро мчусь к выходу из особняка. Мне опять везет, окно приоткрыто, и рядом с ним до самого пола свешивается тяжелая, массивная штора с кисточками. Или тюль? В общем, свешивается, и быстро-быстро карабкаюсь по ней, вонзая коготки, и ощущая, что время на исходе. Возможно, это и ложное ощущение, но мысль, что Гарри, Луна и Нимфадора в руках Пожирателей толкает, торопит, сводит с ума, жжет изнутри.

Не сорваться. Не сорваться.

Не сорваться в обоих смыслах, физическом и эмоциональном. Сейчас, сейчас, шмыгнуть в окно, обратно в человека, взлететь, накинув невидимость и окинуть взглядом особняк Ноттов сверху. У Грюма должны быть координаты, но кто знает, кто знает? Поэтому окинуть взглядом, аппарация в Хогсмид, пузырек с видом на особняк Аберфорту и прыжок обратно, и там уже жахнуть сверху, не сдерживаясь и от души, раз уж ловушка в каморке очевидно провалилась. В том смысле, что, сколько уже выдрю по особняку, а оно не жахает и не жахает?

Все выше и выше, и выше, взлетаю как Винни-Пух над особняком. Центральный квадрат особняка, двухэтажный, в центре садик с деревьями и прочими цветниками, несколько крыльев здания выдаются в разные стороны, как будто оно раскидало руки-ноги и решило передохнуть. Длинная одноэтажная пристройка чуть поодаль, лес вокруг, в целом картинка красивая, мне нравится. Если не знать, что внутри гнездо Тьмы, Порока и Ужаса, так все вообще вполне прилично смотрится.

Зависаю в верхней точке и еще раз ловлю общую картинку.

Аппарировать прямо отсюда или спуститься вниз? Риск расщепа против потери времени? И тут сей вопрос — прыгать или нет — решают за меня, и опять решают мои прошлые действия. Особняк резко пучит изнутри на одном из углов, огненный цветов вперемешку с каменно-пыльным грибом взлетает и рвется в небеса. Здание трясется и дрожит, слышен звон ломающихся стекол, крики, грохот взрыва, машинально кидаю щит навстречу ударной волне, и все равно его сносит и меня заодно, тащит буйством ветра, словно щепку в смерче.

Кажется, где-то перебор.

Не исключено, что взрывная трансфигурация с волшебной древесиной идет в разы лучше, и каморка могла сыграть свою роль, повысив давление газов, но по факту — какая разница? Холод разливается в груди, и до меня неожиданно доходит собственная запредельная тупизна. Луна же здесь, на кой хрен послание на медальоне царапал? Ну, она его получила, а что толку? Холод, холод, холод, какого хрена надо было делать такой мощный взрыв? Их зацепило, ранило, завалило, и все из-за меня!

Не сорваться.

Ощущая, что в голове гудит и рычит, а мир окрашивается в багровый, падаю в пике на особняк.

Перемещение прошло успешно, и Нимфадора тут же выставила щит, как учил Аластор. Мгновение спустя особняк взорвался, и Нимфадора не успела даже ничего сделать, как ее, щит и Лавгуд снесло и смело, швырнуло. Удар в бок отбросил Нимфадору, мантия за что — то зацепилась и повисла, врезалась шнуром в горло, проводя удушающий захват. Ветер рвался навстречу, отбрасывая Нимфадору, фактически повесив ее на мантии, на завязке, и Тонкс проклиная мысленно все на свете, пыталась дернуть узел, развязать его. Мантия близнецов Уизли со встроенным щитом Протего внезапно оказалась ловушкой, и Нимфадора запаниковала было, но быстро пришла в себя.

Чуть уменьшила горло, нарастила там мышцы, и подсунула палец под завязку.

Дышать сразу стало легче, и ветер от взрыва стих, и Нимфадора, ловко избавившись от мантии, скользнула вниз. Лес вокруг больше не напоминал лес, теперь это больше походило на место сражения орды великанов с отрядом авроров. Поваленные деревья, просека, открывающая прекрасный вид на особняк Ноттов, то, что от него осталось. Как будто огромный камень, объятый Адским Пламенем, рухнул с небес, прямо в угол особняка, и разломал его, уничтожил начисто.

Нимфадора услышала стон справа, и быстро рванула туда.

— Держись! — крикнула она Луне, приваленной деревом, вскидывая палочку, и добавила гораздо тише. — Не надо было тебя брать с собой.

Рвать, метать, кусать, обидеть, слышать, видеть, ненавидеть!

С дорррроги!

— Редукто!

Мимо! Но зато в камень, и кто-то высунувшийся получает прямо на наглой морде. Дыбом шерсть! Хвост трубой! На дороге у меня не стой! Позабывшееся было желание убивать, снова накатывает, балансирую на грани, стараясь не сорваться, но времени заниматься медитацией, нет. Вперед! Пробиться к подвалам с пленниками!

Потолок посыпался, а стены и пол под ногами Беллатрисы задрожали, и она восхитилась мощью Лорда, но тут же сообразила, что дело не в его магии. Авада не дает таких эффектов, только убивает, и тут же Лестрейндж вскинула палочку, ставя щит, реагируя на непонятную опасность. Стены и потолок разлетелись, грохот и огонь, все вокруг превратилось в пылающий ад, и щит Беллатрисы разлетелся, исчез, словно и не было, словно его ставил первокурсник — недоучка, а не сильнейшая ведьма.

Волдеморт уже развернулся и успел поставить свой щит, принявший удар.

— Что это такое? — спросил он сердито.

— Не знаю, мой Лорд, но мне это не нравится, — прошипела Беллатриса. — Вначале странная магия в моем хранилище, теперь это... но главное, что Поттер мертв!

Взгляд ее обратился назад, плотоядно пройдясь по висящему на цепях мертвому Поттеру. Мертвому! Несмотря на пылающий вокруг огонь, Беллатрисе хотелось расхохотаться, вскинув руки. Теперь ее Лорда ничто не остановит, и он будет править Британией, а там и всем миром, и она, Беллатриса Лестрейндж, будет стоять по его правую руку, служа верно и преданно!

— Вперед! — скомандовал Аластор. — Вперед не лезьте!

Рванувшие вперед Невилл и Джинни озадаченно притормозили.

— Держитесь по бокам, прикрывайте спину, — Грюм уже шагал вперед, — и не зевайте! Раз уж вызвались добровольцами, так не будьте обузой!

Посох в его левой руке сверкнул, и высунувшего из окна второго этажа мужчину снесло внутрь помещения. Палочка в правой руке Аластора выбрасывала лучи заклинаний, сам Грюм при этом не произносил ни звука. Слева выскочил маг, бросил какое-то взрывное заклинание, но не успел Невилл отразить атаку, как его противник упал каменной статуей.

Лонгботтом ощутил стыд и гнев.

Стоило столько готовиться, чтобы все равно остаться обузой!

— Инкарнцеро! — крикнул Невилл, и веревки захлестнули выбежавшую из особняка женщину.

Она бежала в панике, без палочки, и поэтому Невилл просто связал ее, и тут же Ступефай Аластора лишил ее сознания. Справа Джинни в кого-то послала очередной сглаз, и едва избежала ответного удара.

— Врагов в сознании не оставлять, — проворчал Грюм, продолжая продвигаться вперед.

Его появление не осталось незамеченным, но крики "Грюм!" и "Орден!" тонули в общей панике и хаосе мечущихся, колдующих, разбегающихся обитателей особняка. Где-то потерялась Нимфадора, но сейчас важнее было ударить в сердце особняка, нагнать еще больше страха и неразберихи, успеть схватить пленных, из которых можно будет выбить, вытащить, выдрать местоположение убежища Темного Лорда. Орден уже наверняка получил извещение, и скоро прибудет полным составом, а вслед за ними и авроры. Колдуя, оглушая, связывая и убивая, Грюм думал о том, что стоило бы вначале поставить антиаппарационный щит над особняком, но, увы, возможности не было. Такая мощная магия сразу была бы замечена, Аластору не дали бы закончить установку щита, хотя, если бы не этот взрыв, можно было бы попробовать и рискнуть.

— Вон там Гермиона! — неожиданно взвизгнул Невилл, указывая влево.

Аластор бросил взгляд. Грейнджер, словно шмель на веревочке, летала кругами над одним из крыльев особняка, билась вниз, что-то гудела и орала, выбрасывала заклинания, то ли сражаясь, то ли пытаясь пробиться вниз. Что бы там ни происходило, это явно была не просто стычка на бегу, во все стороны летели заклинания и куски здания.

— К ней! — скомандовал Аластор, взмахивая посохом.

Везение оказывается полностью исчерпано на моменте, когда успел улететь из особняка до взрыва.

Крыло с подвалами и пленниками завалено, но нет преграды магам, Левиоса и Левитация расчищают мне дорогу. Мертвые тела в завалах, живые тела, носящиеся в панике, время — время — время! Еще немного и придут в себя, поймут, что происходит и дадут отпор! Нужно успеть пробиться к нашим, вытащить их, да вон хотя бы в лесок, раз уж в Хогвартс не аппарируешь.

Пробиваюсь вперед, и осознаю, что везение закончено.

Волдеморт и Беллатриса, вдвоем, под щитом, целые и невредимые, и диадема на голове Лестрейндж. Не знаю, что там с кольцом, но диадема цела и блестит. Чуть поодаль Гарри в цепях, приваленный камнями, бледный и окровавленный, непонятно, живой или мертвый.

Губы Волдеморта шевелятся, Беллатриса что-то ему отвечает.

Я им не противник, любому из них, но... когда дело доходит до чувств и эмоций, мозг чаще всего лежит в углу без сознания, как Гарри вот сейчас. Мозг вроде бы есть, а вроде бы его и нет, и поэтому здравых мыслей, что передо мной два сильнейших и опытнейших мага, просто нет. Есть ненависть к убийце родителей, и ярость выдра внутри на Беллатрису, не утихшая с Рождества, и гнев, и боль, и страх, и осознание, что ни Нимфадоры, ни Луны не видно рядом.

Эмоции зашкаливают, и в то же время внутри какое-то гудящее спокойствие.

— Фиендфайр! — взлетает палочка.

Огненная плеть, нет, огненный еж, рычащий и фыркающий, бьется в щит Темного Лорда, колет иглами пламени, пытается сжечь и одновременно с этим освободить и не повредить Гарри. Ощущение такое, как будто я удерживаю, пытаюсь удержать скользкую раскаленную рыбу, живую, бьющуюся в руках и рвущуюся на свободу изо всех сил, колющую хвостом и разевающую пасть.

Гнев питает огненного ежа, спокойствие в груди позволяет его удерживать, но все равно, задача не по моим силам. Еще немного, и Адское Пламя сорвется, расплескается вокруг, выжигая все и вся, и Гарри в том числе. Нужно что-то сделать еще, но сил загнать пламя обратно, уже нет, остается только держать и молиться, чтобы Гарри успел от жара прийти в себя и отползти в сторону

Не исключено, что он мертв, но все равно, сдаваться раньше времени нельзя.

Чтобы не было потом стыдно перед самим собой, чтобы можно было сказать смело и честно: "Я сделал все, что смог!" Но я не один сегодня на арене, и внезапно Волдеморт и Беллатриса, как Чип и Дейл, спешат на помощь! Щит Волдеморта как-то хитро изгибается и ловит Огненного Ежа, и тут же Беллатриса наносит удар, разнося его вдрызг, расплескивая на тысячу маленьких капель пламени.

Мне резко легче, и тут же удар сбрасывает с неба.

Успеваю принять атаку вскользь, повернуться, но не более. Меня швыряет вниз, прямо на развалины, голова гудит, как колокол, и какие там заклинания! Все, что успевает сделать паникующее тело, это перекинуться выдрой, уходя от ударов о торчащие обломки, целящиеся прямо в грудь и живот. Удар почти выбивает дух, скатываюсь кубарем вниз по камню, ощущая, как трещит внутри, как обдирается и рвется шерстка, ломаются усы. В чем это выразится? Ободранная кожа, порванная одежда, шрамы на лице?

Плевать! Гарри!

— Куда делась эта дрянь?! — слышен крик, даже визг, Беллатрисы, больно бьющий по и без того исстрадавшимся ушам.

— Она — анимаг и успела перекинуться, — голос Волдеморта странно спокоен.

Так! Нужно что-то делать! Прыг-скок, прыг-скок, я веселый выдр трехног! Вот, за тот камень, пригнуться, перекинуться обратно и тут же аппарацию к Гарри, ухватить его и валить, молясь всем богам и магистрам, чтобы меня не успели поразить в спину. Сделать магией тут уже ничего нельзя, нужно уносить Гарри, а потом уносить ноги, радуясь хотя бы тому, что есть.

Если, повторюсь, мне дадут это сделать.

Дальнейшее происходит быстро. Превращаюсь и тут же прыгаю к Гарри, краем глаза успевая увидеть, но не осознать картинку. Грюм и Невилл с Джинни против Беллатрисы и Волдеморта, и заклинания врагов летят в Аластора. Слышны крики сзади и с боков, какие-то там движения, но это все ерунда, по сравнению с дивной картиной пришедшей и подоспевшей помощи.

Долго им не устоять, но все же Грюм — это Грюм, продержится десяток секунд, а там и я включусь, жахну в спину, пускай, три школьника не равны одному, одной Пожирательнице, а Грюм не равен Темному Лорду, но хоть как-то уравновесить и отойти, скрыться, отступить, унося Гарри. В этом положении даже ничья — наша победа, не дать потерять своих и навредить врагам, так сказать.

Гарри уже на ногах, ага!

— Джинни! — кричит он, пытаясь сделать шаг вперед.

Проклятье! Сдвоенное заклинание сносит Грюма, и в то же время Темный Лорд и Беллатриса успевают защититься от атак Невилла и Джинни, и сами собираются перейти в атаку. Кидаю Гарри его палочку, и тот, не смотри, что бледный, помятый и в кровище, ловит. Тем временем, предыдущий крик Гарри словно ставит на паузу всю драку, все четверо смотрят на Гарри, с разными выражениями лиц.

— Ты мертв! — кричит Беллатриса. — Мой Лорд убил тебя!

— Экспеллиармус! — кричит в ответ Гарри, целясь в Волдеморта.

Тот вскидывает руку, и зелено-красный луч из его палочки встречает заклинание Гарри на полдороге. Лучи сталкиваются, слипаются, и растут, палочки в руках Гарри и Волдеморта трясутся, и видно, что никто из них не в силах прервать заклинание или отпустить палочку. Темный Лорд уязвим, как никогда, но... диадема еще на Беллатрисе!

— Мочи Лестрейндж!!! — ору изо всех сил, вскидывая палочку.

Глава 23

10 апреля 1996 года

Конечно, правильнее было бы кричать "сбейте с нее диадему", но не один ли хрен? Все равно Беллу надо завалить, быстро и качественно, главное быстро — ибо "залипание" Гарри и Волдеморта не продлится долго.

— Лапидем Вивум Карцерум! — и каменные оковы прыгают снизу к Волдеморту и Беллатрисе.

Темный Лорд смотрит злобно, и я понимаю, что его надо валить, его, Волдеморта, но крестраж, еще один крестраж цел! Неясно, что с кольцом, но будем считать, что оно расплавлено, положимся на удачу, и тогда остается только диадема. Снести, смести, убить и закончить эту историю, и мчаться искать Луну и Нимфадору, где бы они ни были. К счастью, остальные не принимают мой крик всерьез — ибо не в курсе истории с крестражами — и атакуют каждый свою цель. Джинни наносит удар в бок Волдеморту, Невилл атакует Беллатрису, с криком.

— За родителей! Экспульсо!

Вот это мастерство! Белла успевает отбить оба заклинания, выставить щит, смести мои "живые оковы" и подскочить к Волдеморту, словно стремясь закрыть его своим телом. Быстрый взгляд — Аластор без сознания, проклятье! Нужно что-то неожиданное, способное переломить защиту Беллатрисы, и быстро, но в голову ничего не приходит, кроме очереди заклинаний. На еще один хлыст Адского Пламени запала не хватит, но если просто ударить, не пытаясь удержать?

Нет, Лестрейндж закроется щитом, и закроет Волдеморта, и выиграет время.

Нет!

Вторая палочка вылетает из рукава и летит, кувыркаясь, в Беллатрису, словно метательный нож, и та на рефлексах, машинально, вскидывает свою палочку, чтобы отразить удар. Аппарация ей за спину! Беллатриса уже разворачивается и бьет, ее рука врезается мне в живот, выбивая дыхание, но и моя нога, точнее протез, врезается ей в сиськи, и пускай заклинание она мне сбивает, но и мой удар проходит.

Беллатрису отбрасывает, и диадема слетает с нее, не без помощи моей левой руки, конечно.

Шепот. Мрак. Страх. Голос.

Крестраж пытается ворваться в сознание, и на секунду меня выбрасывает из реальности, борьба идет нешуточная, но все же моя защита побеждает. Прихожу в себя от удара об камни, и заклинание Беллатрисы пролетает над головой, и тут же Лестрейндж защищается от удара Невилла и сама атакует в ответ.

Нет времени ему помогать! Диадема!

Левая рука швыряет диадему вверх, а правая вскидывает палочку, целясь.

— Фиендфайр! — рвется с губ, и снова Адское Пламя устремляется в небеса.

Запала нет, эмоции почти убиты, и Пламя выходит жиденькое, даже слушается первую секунду, но, едва коснувшись диадемы, разрастается и выходит из-под контроля. Огромный огненный шар гудит и ревет, растет на глазах, и у меня поджимаются мышцы на ягодицах, от страха за последствия. Можно аппарировать, но успею прихватить только одного, а остальные погибнут.

Дальнейшее происходит быстро, очень быстро.

В принципе, вся эта схватка с Волдемортом мчится вперед, со скоростью света, это мне, изнутри, субъективно кажется, что сражаемся уже часы, хотя на самом деле и минуты, скорее всего, не прошло. Но это лишь отвлеченное теоретизирование, сражение идет, и вот здесь, в момент удара по диадеме резко ускоряется, словно все узелки и нити судьбы сходятся в одной точке, и наконец-то происходит освобождение и решение вопроса.

— Неееет! — кричит Беллатриса, и с палочки ее срывается какой-то колючий на вид клубок света.

Невилл подается вперед, вкладывая в заклинание движение тела, и кричит.

— Экспульсо Максима! — целясь, разумеется, в Беллатрису.

— Экспеллиармус! — Джинни чуть поодаль тоже наносит удар, прямо в Волдеморта.

В это же мгновение Темный Лорд, наконец, перебарывает слипшиеся лучи заклинаний, и разрывает их. Летавшие вокруг призраки исчезают, а Гарри что-то кричит, и тут же все три заклинания достигают своей цели. Адское Пламя опять разрывает и уничтожает изнутри, и вниз летит оплавленный и обугленный комок, то, что осталось от диадемы. Беллатрису взрывает, разламывает живот и грудь, словно из нее вырывается Чужой, и отбрасывает изломанной куклой на обломки. Волдеморт стоит, весь забрызганный кровью Лестрейндж, с пустыми руками, и палочка его, не долетев до Джинни, падает и скрывается где-то в остатках стены.

— Акцио! — вскидывает руку Волдеморт, и палочка Беллатрисы летит к нему.

— Сектумсемпра! — внезапно кричит Гарри, и хлещет наотмашь палочкой, словно рубит врага.

Зигзаг, подобный тому, что остался на Луне, чертит грудь и живот Темного Лорда, вскрывает его, как нож консервную банку, и кровь хлещет во все стороны. Волдеморта отбрасывает, но палочка Беллатрисы все равно успевает долететь до него, ткнуться в пальцы.

— Ава..., — и Темный Лорд не успевает договорить, откидывается назад без сознания.

Джинни, умело метнувшая обломок в голову Волдеморта, стоит, подбрасывая в руке еще один камень, словно снитч. Темный Лорд лежит, истекая кровью, а мы стоим, тупо глядя на него. Вопреки распространенному мнению, в такие мгновения испытываешь не радость, а тупую усталость и облегчение, что вот, вот все закончилось и ура, можно расслабить булки и упасть.

Но не время расслабляться, нужно бы добить Волдеморта, а еще лучше подстраховаться, чтобы дух не умчался на свободу. Вдруг кольцо еще цело? Вдруг он успел создать еще крестражей? Мало ли таких вдруг? Мы победили, ценой невероятной удачи, но расслабиться сейчас — это погибнуть от рук остальных обитателей особняка. Без Волдеморта они проиграют войну, но успеют прибить нас, и толку тогда с такой победы?

И все равно, несмотря на мысли, стою и, как и остальные, тупо смотрю на Волдеморта, истекающего кровью.

Гарри бледнеет и падает без сознания, и мы выходим из ступора. Джинни бросается к Гарри, а Невилл безумно хохочет, глядя на руки, я же взлетаю немного вверх. Обитатели особняка все же приходят в себя, и теперь рвутся в бой, кричат, мечут заклинания, угрожают и бегут к нам.

— Редукто Максима! — широким веером, ударить каменной крошкой взрывов, сбить волну. — Сонорус! Граждане бандиты! Вы окружены! Ваш Темный Лорд убит! Бросайте палочки и сдавайтесь! Сопротивление бесполезно!

Бредовость моих выкриков (а меня и вправду несет) останавливает атаку лучше всякого Редукто, несколько заклинаний пролетает мимо, парочку принимаю на щиты и маневрирую, продолжая орать. Атакующие разворачиваются и начинают убегать с криками, хлопки аппарации, какие-то судорожные заклинания и тут же сметающий шквал внизу, из-за моей спины.

Разворачиваюсь, и вот теперь выдыхаю с облегчением.

Орден. Авроры. Дамблдор.

Из меня словно выдергивают летающий стержень, и медленно, плавно планирую вниз, к остальным ученикам, туда, где все еще побулькивает Темный Лорд. Кровь идет из него, но уже не струями, а толчками, и гораздо темнее, чем раньше.

— Сектумсемпра — от врагов, — говорит мрачно пришедший в себя Гарри.

Его поддерживает, буквально, Джинни, и смотрит на Волдеморта, как на мерзкое насекомое, которое нужно раздавить. С отвращением и злостью во взгляде.

— Заклинание Снейпа, я в курсе, — киваю, — но почему?

Где он его узнал? Дамблдор вряд ли таким с ним делился, да и мадам Помфри тоже. Или он пытался разобраться, что за человек и пароход был Снейп, и там нашел это заклинание?

— Мне внезапно показалось, что в этом будет какая-то справедливость и месть, за все, — вздыхает Гарри. — Снейп был... он был не лучшим человеком, но все же умолял сохранить моей маме жизнь и спасал меня потом, а Волдеморт, хоть и обещал ему, но обещание нарушил. И убил моих родителей. И хотел убить меня.

— Понятно, — киваю.

Оно и вправду понятно. Убив Волдеморта заклинанием Снейпа, Гарри исполнил пророчество и в то же время словно свершил месть руками Северуса, его придумкой. Будь Темный Лорд в сознании, успей поколдовать или останься у него крестражи, то, конечно, сумел бы вылечиться, убить нас всех и удрать от прибывших на помощь орденцев и авроров. Но чего нет, того нет, булыжник судьбы из рук Джинни не дал ему такой возможности.

— У меня была сила, о которой не знал Темный Лорд, — слабо улыбается Гарри, — вы все, друзья.

— А я? — спрашивает Джинни.

— И ты, но ты особенная, мысли о тебе поддерживали меня, — кивает Гарри.

Тут надо бы сказать что-то о силе Любви, но язык не поворачивается, и вообще, чего подвисаю? Луна!

— Нужно найти Луну и Нимфадору! Они где-то здесь, под развалинами!

— Как? — бледнеет Гарри. — Меня же одного похитили!

— Они прибыли вместе с нами! — восклицает Джинни. — Они никак не могут быть под развалинами, мы вместе аппарировали из Хогсмида!

— Вместе? Тогда где они?

— Не знаю, может, промахнулись? Луна аппарировала вместе с Тонкс, — пожимает плечами Джинни. — Мы сразу побежали в бой вслед за профессором Грюмом, потом увидели тебя, и дальше ты знаешь. Может, Невилл что видел?

Оглядываюсь. Аластор вроде пришел в себя, но все равно раны, раны, раны на нем, он весь в крови и взгляд какой-то пустой. Над ним хлопочут маги, тут расспросить не удастся. Остается Невилл, который стоит над мертвой Беллатрисой, опустив руки и голову, словно отдавая последнюю дань памяти и уважения убитой им же.

Рядом стоит Дамблдор.

Орденцы и авроры штурмуют особняк, и весьма успешно.

После приступа паники, вызванного взрывом, обитатели особняка вроде и ринулись в атаку за своего Лорда, но это был лишь порыв, успешно погашенный прибытием авроров. Кто из врагов умел аппарировать — сделал это сразу, остальные начали разбегаться и разбегаются до сих пор, ну, у кого ума хватает. Сопротивляющихся валят толпой и вяжут, оглушают, выводят из строя, то ли для будущего суда, то ли просто инструкции такие — без нужды не убивать.

— Твоя бабушка будет гордиться тобой, — говорит Дамблдор.

Звук его разговора с Невиллом возникает резко, значит, директор поставил щит. Лучше уйти, наверное, раз щит, то разговор личный, не для посторонних ушей.

— Гермиона, — оборачивается дедушка Альбус, — я правильно понимаю, что взрыв в особняке твоих рук дело?

— Да, профессор, — а что тут еще можно сказать.

— И ты догадалась передать сообщение, — продолжает ласково говорить директор, — которое мне передал Аластор через Аберфорта.

Невилл смотрит на меня, опять состроив сложное лицо. По-другому сложное, не как в прошлый раз, но все же сложное. Думает, что убийство Беллатрисы дает ему какие-то права?

— Гарри запустил всю эту историю, профессор.

— Конечно, Гарри, — улыбается Дамблдор, — но вы все тоже молодцы.

— Прошу прощения, профессор, но я хотела найти Луну и спросить Невилла о ней.

— Конечно, — кивает Дамблдор, — не буду вам мешать.

И отходит, к какому-то важному магу из Министерства, указывает на тело Волдеморта, что-то говорит, но это сейчас не имеет значения.

— Я убил ее! — с вызовом в голосе говорит Невилл.

— Молодец, — киваю. — Так что с Луной? Вы отбыли из Хогсмида вместе?

— Она была с Нимфадорой, — повторяет он слова Джинни, — но я убил Лестрейндж!

— А Гарри убил Волдеморта, и мы еще успеем выпить по этому поводу, — начиная терять терпение.

— Она была беременна от Волдеморта! — заявляет Невилл.

И смотрит на меня с все тем же сложным лицом. Смотрю на Беллатрису — ну, живот особо и не выпирает, срок беременности не слишком большой, но не в этом же дело.

— Невилл, тебе нужно мое одобрение?

— Нет.

— А что тогда?

— Не знаю, — разводит он руками. — Все будут мной гордиться, да что там, я и сам рад, что убил ее! Когда она пытала родителей, ее не остановило то, что у них был маленький сын, я, в смысле.

— Понимаю.

— Но она все равно пытала их, и я поклялся отомстить! И отомстил!

Невилл смотрит на свои руки. Они чистые, но все равно смотрит так, как будто этими руками залез Беллатрисе в живот и вырвал ребенка, после чего, не помыв конечностей и не отмывшись от крови, помчался хвастаться.

— Но все равно, почему-то у меня ощущение, что поступив так, я словно уподобился ей, — севшим голосом говорит Невилл. — Словно я сам стал чудовищем.

Ой-вэй, и что тут можно сказать? Спрашивать его о Луне уже как-то и неудобно, у человека кризис исполнившейся мести и катарсис после убийства, какие уж тут вопросы? Невилл опять смотрит на Беллатрису, словно хочет загипнотизировать и поднять, оживить труп.

Медленно отхожу в сторону и натыкаюсь там на Дамблдора.

— Война еще не окончена, — говорит Дамблдор задумчиво, — и нам предстоит потрудиться, добивая остатки тех, кого собрал Волдеморт, но твоя роль в этом, Гермиона, практически закончена.

— Профессор?

— Ты выполнила свою часть соглашения, — поясняет он, — и мы поговорим, обязательно поговорим об этом, после того как война будет официально закончена. Сейчас же, думаю, у тебя есть более важное дело.

Какое? Опять что-то про будущие планы? Нужно будет попозировать с ногой на трупе Волдеморта для группового фото в Министерство и "Ежедневный пророк"? Но дальнейшие слова Дамблдора вызывают у меня стыд, ибо он говорит о том, о чем должен был позаботиться я.

— Мисс Лавгуд уже оказывают первую помощь, — говорит он.

— Луна ранена?!

— После аппарации сюда, на помощь Гарри, ее придавило деревом, упавшим от взрыва.

У меня все падает внутри.

— Но, к счастью, ее сразу же вытащили и оказали первую помощь, благо мисс Тонкс в ней разбирается, как и положено прилежной ученице Аластора Грюма, — спокойно говорит Дамблдор. — Несколько дней на больничной койке, в Хогвартсе или в Мунго, и мисс Лавгуд будет в порядке.

И все равно, взрыв, устроенный мной, едва ее не убил. Не то, чтобы понимаю Невилла внезапно, просто ощущаю некоторое сродство. Огромный ковшик дерьма в бочке победного меда, и самое противное, что этот ковшик туда вылит моими же руками.

Понятно теперь, откуда был холод в груди.

Непонятно, что с этим делать дальше.

Ладно, разберемся.

Глава 24

14 апреля 1996 года

Отсюда, с высоты холма, на котором стоит Хогвартс, отлично видно как к станции возле Хогсмида ползет экспресс, везущий школьников обратно с каникул. Там их уже ждут кареты с запряженными фестралами, там уже стоит довольный Хагрид, с завитой, разукрашенной бородой, вернувшийся час назад. В общем, надо наслаждаться тишиной, перед тем, как Хогвартс снова превратится в помесь базара с цирком с элементами детского сада.

Нельзя сказать, что победа над Темным Лордом немедленно решила все проблемы, о нет.

— Покупатели возвращаются, Фордж, — раздается голос Фреда.

— О да, мой брат Дред, скоро мы станем еще богаче! — отвечает ему в унисон Джордж.

Но все же польза от победы есть. Расслабление в органе, отвечающем за паранойю и подозрительность, вон, близнецы подкрадываются со спины, а организм даже не вздрагивает, вырванный из размышлений о последствиях победы.

— Нас не взяли на битву столетия...

— Но зато мы изготовили фигурки "Темный Лорд"...

— Которые пищат и выплескивают кровь...

— Которая на самом деле мармеладное желе...

— Прямо в рот ученикам...

Смотрю на них искоса, нет, вроде не шутят.

Впрочем, можно не сомневаться, что такая грубая шуточка будет пользоваться успехом. Кровь, сиськи и сладости — три кита, интересующие подростков. Наверное. Откуда близнецы все знают, можно и не спрашивать, Джинни рассказала, без вариантов. Собрания Ордена еще не было, да и Аластор с Нимфадорой куда-то пропали, так что источник информации — Джинни. Или Невилл, тоже может быть.

Какая, в сущности, разница?

— А почему, кстати, Аластор вас не взял? — словно размышляя вслух.

— Мы ставили эксперимент в Выручай — Комнате! — обиженно, в унисон, восклицают близнецы.

Киваю в ответ. Грюм, значит, просто не увидел их на карте и потому не взял. Жаль, в той свалке они пригодились бы, без шуток.

— Какие планы на лето, Гермиона? — спрашивает Фред.

Пожимаю плечами, и делаю жест, как будто оглаживаю бороду.

— Мы не стали сразу тратить твои деньги с Турнира, — вступает в беседу Джордж, — но теперь время настало!

— И куда вы хотите их потратить?

— Мы уже потратили! — отвечает Джордж. — Едва услышали об уничтожении Темного Лорда, как сразу и потратили, пока цены стояли низкие, из-за войны.

И ухмыляется, переглядываясь с Фредом. Не могу сказать, что меня радуют недомолвки, но зато сама ситуация прекрасна, без шуток. Надежда и вложения на будущее — это хорошо.

— Теперь у нас есть магазин! Огромный! В центре Косой Аллеи, и он полностью наш, без всяких там кредитов и долгов!

— Поздравляю, — искренне и от души.

— Не хочешь поработать у нас летом? — заходит с козырей Фред.

— Поработать?

— Ну да! Тебе принадлежит часть магазина, так что ты, можно сказать, будешь работать на улучшение собственного благосостояния!

— Я ж вам всех покупателей распугаю, а то и прибью на месте! — хохочу.

— Приводи с собой подружек! — не сдается Фред.

— О да, Луна вам наторгует, разоритесь и вылетите в трубу, — продолжаю веселиться.

— Но ты подумай, подумай, время еще есть, — добавляет Джордж.

— Все так плохо?

— Скажем так, нанимать кого-то нам сейчас не по карману, а если кто-то из нас будет стоять за прилавком, то производство пострадает.

— Огромный магазин, говорите?

— Целый особняк! Нельзя было упускать такой момент!

— Пригласите Гарри и Джинни, — пожимаю плечами, — по-родственному, так сказать. Плюс знаменитость за прилавком, сам Мальчик-Который-Дважды-Выжил.

— Так Джинни не соврала? — близнецы аж подаются вперед.

— Врать не буду, сама не видела, — пожимаю плечами, — но Беллатриса кричала Гарри, что Волдеморт его убил. Вряд ли Темный использовал что-то кроме Авады, ну, сами понимаете.

Делаю неопределенный жест, близнецы кивают, как всегда, синхронно.

— За спальню и возможность жить там без присмотра родителей, они вам еще и охранять по ночам будут, всем выгодно. Конечно, вам еще придется как-то объясняться с вашей мамой, но слова и крики пока что еще бесплатны, не так ли?

Фред и Джордж кивают и переглядываются. Темный Лорд побежден, крестраж в Гарри убит, хотя что там было, сам Поттер отказывается рассказывать. В любом случае, у Дурслей ему больше жить не надо, во всяком случае, из-за кровной защиты. Из-за возраста и всех этих дел с опекунством — может быть и придется вернуться, но тут же сдернет обратно в магический мир, к гадалке не ходи. Отдельная спальня, Джинни под боком, медовый месяц встанет в полный рост, и будет стоять все лето.

Под таким соусом даже жизнь в магазине покажется прекрасной.

— Идея отличная, но ты все равно подумай, — говорит Джордж, — нам не помешает маг, разбирающийся в трансфигурации. Ты же не хочешь, чтобы мы разорились?

— Конечно же, нет, — улыбаюсь, — но, правда, летом я буду занята. Смогу — помогу, нет, ну извините.

Оно и правда так выходит. Экзамены теперь состоятся, и Луна после них обязательно потребует сдержать данное слово. Планы Дамблдора на после победы, ведь железо надо ковать, пока горячо. Анимагия и вся эта идея с ногой, тоже потребуют времени и сил.

Насыщенное будет лето, без всяких поездок на юга.

— Спасибо, мадам, — говорю Помфри, вручая самодельный подарок.

Статуэтка, медицинский символ, змея, обвивающая чашу и склонившаяся над ней. Надпись, выпуклыми буквами по ободу "Все есть яд и все есть лекарство". Волшебная древесина и вправду на порядок легче трансфигурируется, и будь ее больше, о, можно было бы достигнуть невиданных высот. Вообще, было бы неплохо вывести новый сорт магических деревьев, которые могли бы запасать в себе, собирать энергию извне, но это опять полжизни на такое положить придется.

Но если и вправду соединять два мира, магов и людей, то идти туда надо не только с палочкой в рукаве.

— Какая-то особая причина или просто так? — улыбается целительница.

— Вы вылечили Луну и Лаванду, — твердо, глядя ей прямо в глаза.

Мадам Помфри не шутит насчет лечения "интимных подружек" и подарков в ответ, но все же, что-то такое мелькает на ее лице. Вылеченная и выпущенная два дня назад из медпункта Лаванда теряет ко мне интерес, чем сильно облегчает жизнь.

— Стоило бы тебя отругать и наказать, за сотворенное с Лавандой, — серьезно говорит Помфри.

Ой-ой. Невилл, победитель Лестрейндж, уже получил по ушам четыре дня назад, за побег из медпункта, и зрелище было внушающим шок и трепет.

— Но так как я сама тебя лечила после того срыва, то у меня просто не поднимется рука.

Не поднимется рука? Она меня шлепать, что ли собиралась?

— Да и понять все это можно превратно, — и это единственная шпилька с намеком на толстые обстоятельства, которую позволяет себе целительница. — Так что просто покажи руки до плеч.

То катание выдрой по камням и вправду оставило меня ободранным, но не так сильно, как казалось. Все уже практически зажило, на лице тоже особых следов не осталось, во всяком случае глубоких шрамов.

— Мазь, которую я тебе дала, еще не закончилась?

— Нет, мадам, там еще на один сеанс.

— Вот, — кивает Помфри, — еще раз намажешься, и все окончательно пройдет. Спасибо за подарок, и хотела бы я тебе сказать "иди и не возвращайся", да не получится же.

И посмеивается, беззлобно так. Анимагия со мной, но разговор о ноге заводить еще рано. Через недельку будет в самый раз, обсудим детали, прикинем реализацию, если она вообще возможна. Кучу всего надо будет подготовить, но... теперь, наверное, можно позволить себе немного надежды на будущее?

— Вы случайно не знаете, мадам, что с профессором Грюмом?

— Случайно знаю, лечится в Мунго, в очередной раз. Ты не первая об этом спрашиваешь, и нет, он не вернется в Хогвартс преподавать.

Понятно. Жаль. Проклятие вроде должно было умереть вместе с Темным Лордом, но Грюму и вправду не с руки оставаться здесь. Ему аврорам и аврорицам младым преподавать, а не школьникам, хотя, с поправкой на грубость и паранойю, учил он отменно. Кто его будет заменять? Пришлют мракоборца из Министерства? Хотя, опять же, какая в сущности разница?

Если никого не пришлют, школьники точно не обидятся.

— Нимфадора Тонкс завершит за него курс, — внезапно говорит Помфри.

О! Это хорошо!

— Спасибо, мадам, — и на том мы расстаемся.

— Мажем, мажем Гермиону, едем, едем в Барселону, — напевает Луна.

Пальцы ее, с мазью от мелких шрамов и ожогов, то и дело заезжают в "Барселону", хотя как раз там никаких повреждений не наблюдается. Действует Луна неумело, но старательно, и организм доволен. Сидеть в ванной Префектов на теплом, нормальном полу, свесив ноги в теплую воду, очень приятно и без поглаживаний Луны, а уж с поглаживаниями вообще полный кайф.

— Смажу Гермиону всю, и награду попросю, — Луна заглядывает через плечо, прижавшись сзади, и тянет свои губы к моим.

— Нет такой рифмы, — тихо хихикаю.

— Но награда есть?

— Награда есть, — и после долгого поцелуя говорю Луне, — оставь мазь, еще тебя помажем.

Шрам на боку уже почти не виден, но все же есть. И следы на груди и животе, отметины от придавленности деревом, брр. Передернуть плечами и кланяться в ноги Тонкс, благодарить и благодарить, что спасла. После чего обматерить во весь голос — чего вообще взяли с собой школьников? Решал, понятное дело, Аластор, а Нимфадора с ним не спорила, но все равно.

Правда, если бы не тот холод из медальона, то разрыл бы я Волдеморта и Беллатрису? Нет.

— Но я еще не закончила, — говорит Луна, пытаясь ускорить движения рукой.

— Эй, помнишь клятву?

— Да, — вздыхает Луна, оттопыривая мизинец. — Но разве мы не победили?

— Еще не до конца, — качаю головой и встаю.

Луна неожиданно кусает за правую ягодицу, и я отпрыгиваю прямо в бассейн — ванну.

— Эй! — ору возмущенно.

Луна хихикает и облизывается, словно ухватила сочную сливу. А может и вправду ухватила, не стоило так резко вставать, но как натирать ее мазью, если не встать и не поменяться местами?

— А я знаю, что вы тут делаете! — завывает Миртл, вылетая из воды.

— У нас урок первой помощи, и медицинские процедуры, — отвечаю нагло, уперев руки в бока, по пояс в воде.

Луна продолжает смеяться, сидя на бортике, откинувшись на руках и демонстрируя себя обнаженную во всей красе.

— Я всем расскажу! — продолжает завывать Плакса, кружась под потолком.

— Зачем? — неожиданно спрашивает Луна.

— Потому что я вам завидуууууую! У вас есть тела, а у меня нет! — Миртл ускоряется. — Я ни разу ни с кем не целовалась, ни с мальчиком, ни с девочкоооой, а вы, школьники, словно напоказ все выставляееееете!

— Вот, Луна, наглядный пример, почему лучше подождать до лета.

— Я могу спрятаться, — идет на попятный Миртл, — и вы меня не увидите.

— Любишь подсматривать, а?

— Проведи полвека привидением, без рук и без ног, в туалете, где тебя постоянно смывают! — неожиданно злится Плакса. — И ты обещала сделать меня привидением башни!

Серьезно? Не помню... ах да, что-то было на втором курсе. Можно ли вернуть привидению тело? По методу крестражей связать с предметом, с оживленным големом? Будут ли у него чувства физического тела? Вселение в другого, по методу Квиррелла и Волдеморта на первом курсе?

Кто-то вообще всерьез занимался этим вопросом?

— Ну, теперь точно не сделаю.

— Эй, я пошутила! — идет на попятную Миртл, и скрывается в стене с протяжным стоном. — Ты обещаааааала!

Ну, песец теперь. Ладно, надо будет дедушку Альбуса спросить, он же у нас главный в Хогвартсе. Чем хороша Плакса, так это тем, что действует не хуже холодного душа. Возбуждение перебивает напрочь, не говоря уже о том, что вон она, баночка с мазью, плавает утонувшим корабликом, дном кверху. Наверное, слетела, когда я прыгал в ванну, но кто же знал, что меня внезапно укусят?

Смотрю на Луну и развожу руками.

— В другой раз, когда будет мазь.

— Почти в рифму! — хихикает Луна. — И к другому разу я сделаю медальоны Влюбленных!

— А чем плохи медальоны Дружбы?

— Терновник в них угас, — вздыхает Луна, — нужно искать новый. И медальоны Дружбы не передают чувств сердца, а я так хотела, чтобы ты увидела себя моими глазами! Не настоящими глазами, конечно, просто ощущения, но это важные ощущения!

— Верю, но вряд ли это что-то изменит.

— Изменит!

Еще раз пожимаю плечами. Взгляд влюбленного — не лучший инструмент, для него предмет обожания сияющ и прекрасен, независимо от реальности. И если эти новые медальоны вправду передают всю гамму эмоций, то лучше им подождать еще. Не то, чтобы есть шансы до лета научиться подделывать влюбленность, просто лучше подождать. Вся эта чрезмерная эмоциональность и горючесть начального этапа только навредит, если ее еще и усилить подобными вещами.

Интересно, в сексе оно тоже работает, вот эти вот двусторонние ощущения?

— Летом, Луна, летом, после экзаменов.

Лавгуд понимающе кивает и вскидывает правую руку с оттопыренным мизинцем.

Глава 25

Апрель — май 1996 года

Дни от меня,

летят как ветер от огня

Строчки песни крутятся в голове, характеризуя то, что происходит в Хогвартсе после пасхальных каникул. Дни летят, подготовка к экзаменам, размышления о будущем, просто ничегонеделанье, приятное и теплое, как вступившая в полную силу весна.

При этом снаружи, за стенами Хогвартса, продолжает бушевать политическая гроза.

Сторонники Волдеморта не слишком верят в гибель Лорда — один раз он уже возвращался — и не думают складывать оружие. Европейские маги тоже не сидят без дела, указывают на то, что сопротивление не подавлено, и вообще, лето близко. Министерство и Орден бегают и пытаются всех передавить по частям, в общем, "весело".

Брызги и отголоски этого дурдома долетают через Нимфадору, которая и вправду преподает нам ЗОТИ на полставки. Накал требований Аластора отсутствует, но это Нимфадора пытается компенсировать повышенной угрюмостью. Причина проста — Аластор там, в первых рядах сражающихся за независимость родной Британщины.

— Ладно бы он возглавлял там большой отряд, ведь это было бы правильно, да? — возмущается Нимфадора.

Совместные победы над Темным Лордом сближают, и мы снова нормально общаемся. Немало этому способствует моя благодарность за спасение Луны, и прекращение облизывания Тонкс взглядом. Оно как-то само собой проходит, ну а подколки со стороны Нимфадоры слабеют, в отсутствие Грюма. Все-таки она подзеркаливает его поведение, хотя и отказывается это признавать, во всяком случае вслух.

— Если он волк-одиночка, то ему и правда, легче одному. Не надо ни за кем следить и утирать носы, а спину он и сам себе прикроет.

— Ему-то легче, а мне? — возмущается Нимфадора.

Ее возмущение — последствия очередного "брызга" — Аластор куда-то там ворвался в одиночку, крича матерно про "палочки на пол" и всех положил, повязал и теперь гордо красуется на фотографии в "Пророке". Разве что ногу на голову валяющегося великана не поставил, да и лицо у Грюма странно перекошено, словно фотографа матерно посылает, а не улыбается в камеру.

— Все проходит, — вспоминаю мудрость, высеченную на кольце царя Соломона, — и это пройдет.

— Ему бы лежать, после сдвоенного проклятия, а он подлечился и в бой! — никак не успокаивается Нимфадора.

Наверное, все-таки она его любит. Старого, в шрамах и со скверным характером, одноногого и одноглазого. Вот уж воистину, красавица и чудовище, при этом красавица может становиться и чудовищем, да кем угодно. Представляю, если их дети унаследуют черты родителей.

Бдительно — параноидальные метаморфы, нет, мир такого не переживет.

— Невилл, ты победил Беллатрису?

— Да, ты же сама все видела!

— Ты не испугался и победил ее прямо на глазах у Темного Лорда.

— Ну... да!

— Так какого... Грюма тебе нужна моя помощь? Сам справишься со своей ба!

Понятно, что для Невилла выйти против "ба" страшнее, чем стоять против Беллатрисы и Волдеморта одновременно, но, сколько ж можно? Уже и характер закален, и подвиг совершен, и девушки ему дают, а все че-то мнет булки и просит помощи.

— Но ты обещала...

— Подумать, что можно сделать, — киваю. — Или ты без моего совета ну вообще не можешь ничего решить?

— Почему же, — вздыхает Невилл, — представлю Парвати, но я просто подумал, вдруг ты чего лучше придумала?

Ну вот, может же, когда захочет!

Парвати, и сестра в нагрузку, все замечательно. В порядке подростковой мести Невилл может отпердолить сестричек, обоих одновременно, прямо на кровати бабушки, но лучше такого совета ему не давать. Еще же последует, и, конечно же, по закону кошачьего бутерброда, в самый неподходящий момент придет Августа, в разгар борьбы индийцев против колониального владычества Британии, так сказать.

Хватит же старушку инфаркт, от такого зрелища, а я виноват останусь.

— Невилл, ты молодец, — говорю искренне.

Уже хотя бы тем, что связка Браун — Патил и их сплетни, и пересуды на него не повлияли, да и вообще.

— Не думаю, что заслуживаю такого, — качает головой и твердо говорит Невилл.

Не мне его осуждать, конечно, за убийство не рожденного ребенка, о котором Невилл и не знал. Я творил вещи гораздо, гораздо хуже, правда, меня никто особо молодцом не называл и не называет, и это правильно.

— Могу посоветовать только что-то банальное.

— Например?

— Разберись с бабушкой, разберись в себе, отдохни в обществе прекрасных девушек, для того лето и предназначено, и тогда поймешь, молодец ты или нет.

— Наверное, но вначале надо сдать экзамены, — вздыхает Невилл.

Вот это уж точно не мои проблемы.

Было три попытки добраться до Гарри, со слов Нимфадоры. Первый отряд успели перехватить в Хогсмиде, попутно развалив магазин приколов Зонко, на радость близнецам Уизли. Второй попался Хагриду в Запретном Лесу, совершенно случайно, и там была кровавая бойня, где-то в чащах. Третий отряд нырнул в Черное Озеро и больше не вынырнул.

Пошли на удобрения в подводные сады русалов.

Так что слова Дамблдора об окончании моей миссии, выглядят поспешными. Пока всех сторонников Волдеморта не передавят и не вытеснят из Британии, попытка покушения может повториться в любой момент. Какой-нибудь отчаянный товарищ, напившись зелья удачи, проскочит камином из Министерства и устроит тут побоище в разгар учебного дня!

Да мало ли чего можно придумать, от отчаяния! Например, затаиться и затесаться в министерскую комиссию по приему экзаменов. Да, Темного Лорда так не вернуть, но трупу Гарри от того легче не станет! Пускай и исчез единый мозг и лидер, но он исчезал и пятнадцать лет назад. Правда, самых лучших и преданных его Пожирателей истребили и продолжают истреблять, но все же, рано окончательно расслабляться.

Да и зелья удачи Слагхорн теперь спрятал так, что не достанешь.

Сам Гарри лишь пожимает плечами и говорит, что у него есть мантия и Джинни.

27 мая 1996 года

— Малиновый пудинг! — и вход в башню Дамблдора приоткрывается.

Наш дорогой директор сидит в кресле так, словно и не исчезал никуда. Протягивает что-то фениксу, и тот, радостно курлыкнув, принимает угощение.

— Итак, Гермиона, я обещал тебе разговор, — говорит Дамблдор, делая жест, приглашающий садиться, — и вот его время настало.

— Война официально закончена? — и вправду, в кабинете снова тишина, нет всяких светящихся и трещащих штучек.

— Час назад, под неодобрительное скрежетание зубов магов из Европы, — в улыбке и словах Дамблдора сквозит легкий намек на злорадство. — Последний из Пожирателей Смерти был убит, еще вчера, старший Мальсибер, если тебе интересно. Никаких нарушений Статута при этом не было зафиксировано, спасибо нашим друзьям из Военной Разведки магглов.

Военной Разведки? А, понятно, MI — Military Intelligence, то есть военная разведка, а не Министерство. Что ж, тоже логично, военным лучше и проще заниматься магами, особенно при угрозе противостояния.

— Они успевали замять дело?

— Скажем так, несколько опасных инцидентов так и не получили широкой огласки, — улыбается Дамблдор в бороду, — и потому не привлекли внимания магов Европы. Хотя магглам, посвященным в тайну, и не слишком нравится существование магического мира, но они понимают, что свои маги все же лучше, чем чужие. Особенно французские.

— Не слишком нравится? — повторяю растерянно.

— С тобой вежливо разговаривали, предлагали помощь, выглядели милыми, — кивает Дамблдор, — но по факту, будь у них возможность, то магический мир оказался бы ликвидирован. Во время первой магической войны эта идея особенно активно продвигалась, они вербовали магглорожденных, завозили взрывчатку на Косую Аллею, пытались подложить особо мощный заряд под "Гринготтс" и под Министерство. Да и до этого предпринимались попытки, во время Второй Мировой войны магглов, например.

Он качает головой осуждающе и продолжает.

— Хотя верхушки наших миров сотрудничают, но все равно ситуация остается хрупкой и взрывоопасной. До известной степени мы помогаем друг другу удерживать равновесие, потому что понимаем, чем грозит его нарушение, но стоит перейти некую черту и все. Оба мира рухнут, истребят друг друга. Даже если один из миров победит, то ситуация будет немногим лучше, прольются моря крови и будут горы трупов.

Киваю. Холодная война и взаимное ядерное сдерживание. Кто бы ни нанес первый удар, проиграют оба. Правда у магов тут шансы лучше, можно жахнуть и укрыться, но мало радости править "радиоактивной", условно говоря, пустыней.

— Поэтому вы замыслили новый План, профессор? — вслух, ибо Дамблдор ждет реакции.

— И поэтому тоже, — кивает он, — но даже сейчас, я, честно говоря, не уверен, стоит ли давать ход этому Плану. Возможно, что мной движут слишком личные мотивы, и я не вижу чего-то, упускаю что-то в Плане, и этот изъян приведет к еще большей катастрофе.

— Вам нужен мой совет, профессор?

— Ты же понимаешь, что тебе и Гарри отводятся ключевые роли в новом Плане, поэтому ты имеешь право знать обо всем, в том числе и о моих сомнениях, — говорит о своем Дамблдор. — Статут не игрушка, чтобы просто так взять и отменить его, будет масса политической борьбы, грязной и жестокой, ударов в спину, подножек, шантажа и интриг. Не говоря уже о том, что гоблины все же выскользнули из ловушек.

— Разве они не поддерживали Волдеморта?

— Открыто — нет. Никаких письменных договоров, никаких поставок оружия и денег, никаких подкупов магов в других Министерствах, ничего, — устало вздыхает Дамблдор и тут же оживляется. — Но теперь, когда вся полнота власти снова в руках Амелии Боунс, можно будет действовать решительнее, давить на них и проверять, не оглядываясь на наблюдателей из Европы. Но все же, жизнь испортить они нам могут, хотя очередное их восстание, можно сказать, провалилось.

— В этот раз они и вправду действовали умнее, — говорю задумчиво, припомнив слова Луны.

— Они учатся, и однажды ситуация взорвется, — кивает Дамблдор. — Так же, как и ситуация с двумя мирами, с ущемлением прав тех же оборотней, да много с чем! Самое страшное, что произойдет не просто кризис, а ряд кризисов, один за другим, и в результате два мира все равно откроются друг другу, только магический мир будет в полном упадке и разрухе. Или, наоборот, то, чего хотел Темный Лорд — захватить власть и уничтожить мир магглов, но думаю, ответный удар был бы не менее жесток.

— О да, — тихо шепчу под нос.

— И результате мы все равно войдем в мир магглов, — говорит Дамблдор, кидая на меня острый взгляд, — но не как полноправные партнеры, а как подчиненные. Или вообще будем уничтожены, за попытку уничтожить магглов. Как бы ни обольщали и ни ободряли себя отдельные сторонники превосходства магов, все же Статут в свое время приняли мы, а не магглы. Драка за отмену Статута будет жестокой, и решать там будет уже не магия, точнее говоря, не столько магия, сколько грязная политика.

Он держит многозначительную паузу и говорит, "официальным" тоном.

— Вы еще можете отказаться, мисс Грейнджер. Наше соглашение, как я уже говорил, выполнено, и сейчас мое влияние на Министра, Визенгамот, на все в Британии, практически абсолютно, после исполнения плана по убийству Волдеморта. На самом деле, конечно, исполнилось пророчество, но все думают, что это мой план, и было бы глупо это не использовать. Гарри Поттер и Орден Феникса, включая вас, все хорошо потрудились на общую победу, но маги, не сведущие в вопросе, приписывают все мне.

— Понимаю, профессор, — киваю и задумываюсь.

Дамблдор прав, и если влезать в этот чан с дерьмом под названием "большая политика", то надо быть готовым и уверенным в себе. Все вытащат на свет, все раскопают и переворошат, и обольют грязью, а уж отношения с Луной так вообще, не будут сходить с первых страниц. Но с другой стороны... что, без нас, Дамблдор откажется от Плана? Нет, он все равно будет его двигать, только другими путями и с меньшими шансами, и точно так же меня, и Гарри, и остальных, окунут в дерьмо как креатур дедушки Альбуса. Да и не в окунании дело, все равно давно решено, что План Дамблдора меня устраивает, по всем пунктам.

И к чему сдерживаться?

— Разве появление рода Грейнджер не поможет вашим планам, профессор?

— Поможет, — не отрицает Дамблдор, — но внимание к тебе, Гермиона, будет удвоенное после этого, а политика, как я уже сказал, дело грязное.

— Можно растянуть по времени решение этого вопроса? В сентябре мне будет семнадцать, на посты никакие не претендую, хотя, если это надо для плана, — развожу руками.

— Надо, — кивает Дамблдор и неожиданно понимающе улыбается. — Детская мечта редко выдерживает соприкосновение с миром взрослых, пускай даже и магическим, а ее исполнение оказывается связано с рядом неприятных моментов. Рад, что ты это понимаешь, Гермиона, но также я пойму, если ты откажешься, и не будешь ввязываться во все это.

— У меня есть свои причины желать успеха вашему Плану, профессор, и даже есть соображения, как улучшить шансы, и обзаведение собственным Родом... скажем так, оно привлекает меня не так сильно, как пять лет назад, но в то же время, если это поможет Плану, то надо делать. Я готова к последствиям.

— Рад это слышать, мисс Грейнджер, — улыбается в бороду Дамблдор, — потому что настоящая борьба только начинается.

Часть 3

Глава 1

6 июня 1996 года, особняк Лавгудов

Странно и противоречиво устроен человек.

Столько похотливых мыслей за эти годы, регулярные попытки отвлечься и подавить, а потом, наоборот — в последний год, и что же? Когда дело доходит до настоящего секса, голова думает совсем о другом. Ну, или не совсем, все же в мыслях присутствует секс, но в ином ключе. Словно бы и не было пяти лет страданий, схождения с ума, метаний, попыток ужиться в новом теле, подчинить его себе и наоборот, и размышлений, принятия и переосмысления, признания, того, что назад не вернуться, что изначальный план безумен, хотя и спас меня от полного безумства. Словно не было последнего года и решения остаться, и непонятной настойчивости Луны и моего решения уступить, дабы не усугублять ситуацию, и не бежать куда-то сломя голову, не плодить новых проблем, а попытаться решить хоть часть старых.

Руки Луны тем временем забираются под мою одежду, жадно гладят, пощипывают, сжимают и пытаются оголить как можно больше кожи. Она разрывает долгий щекочущий поцелуй и склоняется ниже, впивается в мою левую грудь, словно оголодавший младенец и тут же бросает, словно вкус прикушенного соска ее разочаровал, движется ниже, облизывает живот, выписывая языком какое-то слово, а руки ее разминают верхнюю часть ног, словно она вознамерилась провести сеанс энергичного массажа. Растрепанная и взъерошенная блондинистая макушка движется хаотично, Луна то ли не знает, что делать, то ли "дразнится", следуя чьему-то совету. Вроде бы и некому ей советовать, но откуда-то прочие же познания взялись, не так ли?

Машинально глажу ее по голове и голым плечам, мягким, округленным, сдобным на ощупь, хотя Луну не назовешь пышкой. Луна неожиданно подается вперед, словно выныривает из воды, и снова впивается поцелуем, на этот раз в шею, как старый и опытный вампир. Натиск столь стремителен и неожиданен, что я падаю, не в силах удержать равновесие, едва не задевая головой спинку кровати Луны. Едва слышный скрип, словно кровать возмущается под нос, Луна подпирает меня ногами, пытается приподнять нижнюю часть и стащить с нее остатки одежды и трусы, что-то сопит в шею, не разрывая поцелуя.

Приподнимаю тело, помогаю ей, ибо глупо.

Глупо думать, что этот секс является каким-то водоразделом, пределом, рубежом, неким финальным актом, который, осуществившись, не даст мне вернуться домой и не даст достичь целей. Глупо возвращаться к прежней политике сдерживания и обуздания тела, и глупо чувствовать себя неким виртуальным педофилом, все это настолько глупо и бессмысленно, что становится понятно, какой бардак творится в моей голове.

— Съем, съем, съем, — бормочет Луна, одновременно с этим спускаясь все ниже по телу, покусывая и сползая с собственной кровати.

С легким стуком коленки встречаются с полом, и она начинает "есть". Жадно, неумело, чавкая и издавая неприличные звуки. Отсутствие навыков и техники восполняется старательностью и энергией молодости, и наконец, долгим ожиданием, которое тоже увеличивает накал и привлекательность "приза". Кровать опять тихо и протестующе скрипит, но жаловаться ей некому: мы одни в огромном особняке Лавгудов, и в тишине сопение и чмоканье Луны слышны особенно отчетливо. Но даже будь Ксенофилиус дома, то это все равно не стало бы препятствием, ибо... да какая, в сущности, разница, какую из десяти причин тут приводить?

Луне обещали конфетку, и она сейчас жадно поглощает обещанное.

Мое тело постепенно оживает, откликается, вытесняя возбуждением и страстью глупые мысли, точнее говоря, заменяя их другими глупыми мыслями. Может оно и к лучшему, потому что эта идиотская мысль, что стоит заняться сексом с Луной, как все! Что все, голова отказывается формулировать, но твердо знает, что все и баста — никакой дороги назад, одни мучения и страдания, и всеобщий апокалипсис! С чего бы ласки голой блондиночки вызывали апокалипсис, голова тоже отказывается сообщать, так что остается только вздохнуть и попробовать выкинуть этот бардак из головы. Вечно так, всякая ерунда как засядет в голове, так ломиком не сковырнешь, умные бы мысли так держались, как эта чепуха. Вот бред же! Или страх? Страх нового, страх обязательств, страх... ну, не знаю, окончательно уступить телу, что ли? Раствориться и потерять себя?

Да что за бред, мать вашу так!!!

От возмущения тело подпрыгивает, и Луна останавливается и выпрямляется.

— Что-то не так, Гермиона? — глаза шальные, дикие, лицо блестит, грудь красная, словно она ухитрялась одновременно мять и меня, и себя.

— Нет, нет, все нормально, иди сюда, — сажусь и притягиваю ее к себе.

Некоторое время мы целуемся, и Луна мокрая, словно собиралась всю голову мне запихнуть между ног, да так и не смогла, хотя и старалась изо всех сил. Покрасневшие соски ее грудей задевают и щекочут мне живот, руки Луны настойчиво стараются влезть между моей задницей и кроватью. Активные действия помогают, глупые мысли отступают, не исчезают, но затушевываются, смываются, отступают под натиском вожделения. Приподнимаю Луну на ноги, и теперь моя очередь переходить в активное наступление, она подается ближе, словно стремится сбежать от рук, тискающих ее ягодицы, и почти падает, упирается коленками в кровать и наклоняется, нависает надо мной. Напрягаю спину, отставляю правую руку, чтобы удержаться, и ловлю ртом ее левую грудь, заглатываю, благо размер позволяет, и дыхание Луны немного учащается.

Она так и стоит, нависая, упираясь коленками в кровать, по обе стороны от меня и поэтому ноги ее разведены, и виден белесый пушок, безжалостно смятый натиравшей его рукой. Почти машинально протягиваю правую руку, палец, словно сам ныряет в горячее и влажное, и Луна вздрагивает еще сильнее, опускается, словно стремится поглотить и проглотить мою руку целиком. Некоторое время система остается в хрупком равновесии, но я распаляюсь все больше, и амплитуда движений увеличивается, а коленки Луны подгибаются все сильнее, и мне в голову словно дышит огромный пес, роняя слюни.

Затем Луна резко опускается, едва не ломая мне палец, выворачивая руку, вскрикивает тоненько, неожиданно.

— Ай! — и впивается мне зубами в ухо.

Луна падает, заваливается на меня и заваливает меня, душит своей правой грудью, и я словно в отместку кусаю ее, пытаясь избавиться, оттолкнуть, но не получается. Левая рука едва ли не вывернута, правая зажата под спиной, и Луна давит сверху, словно внезапно прибавив в весе, перестав быть стройной, едва ли не тощей мечтательной блондинкой. Выдергиваю руку, отталкиваю Луну всем телом, но та окончательно ошалела, сползает ниже и бешено работает рукой, высоко задрав локоть, словно надеется добыть из меня огонь трением.

— Эй, мне больно! — отталкиваю ее, спихивая с кровати

Луна едва не падает, слышен громкий шлеп босых ног по теплому деревянному полу, но все же ей удается устоять. Она выпрямляется, ничуть не стесняясь своей наготы, словно давая полюбоваться собой, хотя вряд ли она в данный момент думает именно об этом.

— Я..., — начинает она нерешительно.

Честно говоря, мне не хочется ни говорить, ни объяснять ничего, а ведь только начни, разговор будет долгим, и не то, чтобы убьет настроение, просто не хочется. Потом. Сейчас только начни говорить, и сразу все дурацкие мысли вернутся обратно, и поэтому я вскакиваю с кровати... забыв о том, что Луна отстегнула протез еще в самом начале.

— Заткнись и делай, как я, — почти хриплю, грубо, стоя на одной ноге и ухватившись за Луну.

Луна подчиняется и вытягивает руку в ответ. Некоторое время мы балансируем посреди комнаты, натирая друг друга, вначале нежно, но с каждой секундой все грубее и сильнее. Я невольно ожидаю, что рука моя будет в крови, но нет, ничего такого, хотя Луна и морщится, вздрагивает, стоит пальцу скользнуть чуть глубже, и поэтому убираю руку. Нога затекает, а поясницу ломит, в окно потягивает ветром, и становится понятно, что возбуждение идет на спад. Это пока гормон в голову бьет, все воспринимается возбуждающе, даже неудобная поза, а потом сразу наваливаются мелочи.

— Идем на кровать, — тяну Луну за собой, и мы едва не падаем.

Сеанс петтинга продолжается какое-то время, мы лежим лицом друг к другу, и я разглядываю Луну, которая смешно жмурит глаза и вытягивает губы. Голова, словно в насмешку, думает, мол "все правильно сделал", и остается только вздыхать.

— Что, у меня не получается? — спрашивает Луна, открыв глаза на вздох.

Ну что тут можно сказать?

— Тебе... нам не хватает опыта, так что все в порядке, хотя укусы стоит исключить.

— Это от неожиданности, — объясняет Луна.

Рука ее не останавливается, да и моя тоже, и Луна смотрит вниз.

— Странно, — говорит она, прикусив губу, — я делаю то же, что и с собой, но оно не работает!

— Ну, работает, — невольно хмыкаю, — работает, правда, просто не до конца, потому что с собой ты ощущаешь, что происходит, а когда ласкаешь другого, то... гм, ощущаешь хуже. С опытом все придет.

— С опытом? — задумчиво переспрашивает Луна.

Ну да, мне тоже не хватает опыта в подобных делах, да и первый раз, вряд ли ее моментально унесет в пучину оргазма, так что, наверное, это нужный разговор? Мда, в сфере таких разговоров у меня опыта тоже маловато.

— Ну, у нас все лето впереди, думаю, разберемся, — пытаюсь пожать плечами, но лежа на боку это не так легко сделать. — И мне казалось, что у тебя хватает опыта в подобных вещах. Ты так умело соблазняла и добивалась меня в прошлый год.

Луна смущенно улыбается, ну и наверное краснеет, не знаю, она и без того красная.

— Я... мне понравились твои мозгошмыги!

— Это не объясняет остального, — развожу руками.

— Ну, я ездила с папой в экспедиции и видела различных животных, потом еще мозгошмыги мне кое-что объяснили, — Луна перечисляет, задумчиво глядя в потолок.

На всякий случай тоже смотрю туда, потолок разукрашен чем-то золотым, и там написаны имена всех из нашей компании. И Гермиона там встречается едва ли не чаще всех остальных вместе взятых.

— Ну и Тонкс дала пару советов, она вообще очень веселая, дружелюбная и всем помогает!

— Тоооонкс, — нарочито тяну букву "о", придавая этакий насмешливо-угрожающий оттенок.

Но Луна не реагирует, рука ее движется все медленнее, она словно бы засыпает. Или и вправду засыпает?

— Хорошо, что ты летом будешь жить у нас, — бормочет Луна, засыпая и прижимаясь сильнее.

Слова "жить у нас" напоминают мне об одном предстоящем деле, и у меня немного портится настроение. Чуть-чуть, самую капельку, но этого хватает, чтобы согнать сонливость. Предстоит нанести визит домой и поговорить с Энтони, или как там его, и все бы ничего, если бы не Дамблдор. Уже после крайне успешной сдачи экзаменов, перед самым отъездом из Хогвартса, дедушка вызвал в гости, и радостно сообщил, что уже начал работу по подготовке к отмене Статута и что мне нужно обязательно съездить домой, раз уж обещала год назад. Вкупе с его словами, что борьба только начинается, ассоциации сами понимаете какие, нифига не радостные.

Да и предстоящая попытка вернуть ногу тоже радости не добавляет. Боли там будет, хоть ложкой ешь, а результат весьма сомнителен и расплывчат. Как и само будущее, Дамблдор — это, конечно, Дамблдор, но Статут — это Статут. Черт, дернуло же меня влезть в это политическое болото, и не откажешься ведь теперь! Очень многое можно выиграть, а уж играть Дамблдор умеет, да и вообще, стоило ли метаться в зад укушенным ежиком столько лет, чтобы теперь идти на попятную? Нет-нет-нет, не надо нового раунда глупых мыслей, стоп. Хватит. Нужно как-то отвлечься, не думать, задурманить голову, и я даже знаю один способ, раз уж под боком голая блондинка, но нет. Вообще стоило бы меньше думать, и больше делать, и меньше втягивать в свои дела окружающих людей.

Луна плямкает губами, переворачивается на спину, слегка выгибается и тут же расслабляется со счастливой улыбкой на лице. Ну, хоть кому-то хорошо. А тело-то реагирует, реагирует, гм, ладно, сейчас решим этот вопрос. Тихо взлетаю, обругав себя попутно, что не додумался до этого раньше. Ну да, кто ж головой в порыве страсти думает, но все же! Взмах палочки, тихая формула, и юбка Луны превращается в одеяло, накрывает ее. Тихо начинаю приманивать одежду и одеваться, потом внезапно пробивает на хохот, от картины, что я словно любовник, пытающийся сбежать после бурного свидания. Разумеется, немедленно падает протез, с громким стуком, и Луна просыпается.

— Что-то случилось? — плавая на границе сна, но все же встревоженно, спрашивает она.

— Все в порядке, ты молодец, — заверяю ее, — а когда вернусь, мы повторим это упражнение для закрепления, хорошо?

— Хорошо, — и Луна отключается моментально.

Качаю головой. Да, тело не отказалось бы от повтора прямо сейчас, но что за ерунда со мной творится? Совсем расклеился и растаял, потерял всякий контроль? Вначале дела, потом развлечения! Озлившись на самого себя, быстро завершаю одевание и набрасываю глушащее заклинание, после чего телепортируюсь в Браунстоун.

Физический секс только что был, теперь пришло время умственного.

Глава 2

6 июня 1996 года, Браунстоун

За домом будут наблюдать, обещал мне Кларк, но честно говоря, сомневаюсь в этом. Какой-нибудь автоматический датчик, подающий сигнал, что в доме появились люди, дешевое и сердитое решение. Зачем тратить силы и средства, сидеть в засаде круглый год, привлекать внимание соседей, ну и так далее, и так далее? Осведомитель из соседей не слишком надежно — зайду я в дом, а он в это время в супермаркете яблоки перебирает?

Ну вот, опять.

Мозг генерирует всякий бред, хотя все мои познания о работе спецслужб — это фильмы вроде боевиков о Бонде, который, конечно, англичанин, но все же вряд ли даже в них нам с экрана демонстрируют повседневные реалии и быт подобных служб. Нет, надо, надо мозг занимать чем-то полезным, думать над будущими проектами, вообще над будущим стоит серьезно поразмыслить, не на это лето, а в долгосрочной перспективе, скажем так. Мозг должен не просто размышлять, этого мне хватало и в первые годы, и каков результат — вспомнить стыдно, а размышлять продуктивно, то есть по делу.

Тихо хихикнув над собственной неистребимой привычкой "планоустроения", вхожу в дом.

Тишина и запустение. Пыль и запах нежилого дома, который я встречал лишь один раз в прошлой жизни, но до того специфический, что вспомнился сразу и моментально, даже в другом теле. Никаких следов того, что здесь кто-то бывал, или что-то делал. Все выключено, закрыто, задернуто, ну хорошо, что не заколочено. Кларк сдержал обещание, все, что могло испортиться или сломаться, из дома вынесли или выключили, все закрыли и ушли.

Что тут делать?

По идее, если были датчики / наблюдатели, то я их уже активировал, и теперь можно пойти пройтись по городку, но с другой стороны, зачем? Здороваться с людьми, которых не знаю, и которые смутно меня помнят? Воспоминания детства и ностальгия тоже мимо, нет у меня воспоминаний Гермионы, хотя может это и к лучшему? Отнести цветы на могилки родителей? Зачем?

Сажусь на диван, и меня сковывает странное оцепенение. В такт медленным, словно попавшим в сироп мыслям, опускается пыль, а взгляд зафиксирован на фотографии, стоящей на каминной полке. Гермиона с родителями. Нет, вру, это фотография из поездки во Францию, значит это уже мое фото. Раскаяние и сожаление, горечь поступков, приведших к нынешнему положению вещей, все это глухо ворочается в груди, царапает, жжет, и к этому добавляется жужжащая в голове мысль, что я истребил всю семью Грейнджеров. Невольно, но к чему оправдания? Тоска и оцепенение, попытки найти хоть какое-то оправдание самому себе. То, что было час назад, радость жизни, вспоминается так, словно находится за толстым пыльным стеклом, словно это воспоминания, похороненные под грудой лет и забот, а потом нечаянно извлеченные на свет.

К чему жить?

Нет!

Ярость вспыхивает внезапно, вырывая меня из оцепенелого самоедства с оттенками суицида. Нет! Жизнь еще не окончена! Еще рано сдаваться! Я не могу исправить содеянное, но могу взять себя в руки и сделать в будущем что-то хорошее! Стыд и кровь бросаются в лицо, все полыхает так, что хоть камин разжигай. Хорошее! Все эти года в Хогвартсе я стремился сделать что-то хорошее, и к чему это привело?!

Нет!

Есть еще цели в жизни! Помочь Дамблдору отменить Статут! Но сколько крови прольется при этом?! Опять желание сделать хорошее и горы трупов вокруг?! Звон в голове стоит такой, словно там бьют в гонг, и меня трясет и подбрасывает. Нужно найти что-то, ради чего стоит жить! Нужно удержаться, нужно отбросить эти самоубийственные намерения!

Меня трясет и подбрасывает, к чему я вообще зашел в этот дом? Зачем разворошил прошлое, оживил призраков? Теперь они кружатся вокруг, лица — лица — лица, и все погибли по моей вине, хотя могли бы жить и дальше здравствовать.

Нет!

Ярость и злоба опять вспыхивают, и Грюм хрипит в ухо: "Драться до последнего! Драться!" Руки раздирают грудь в кровь, по щекам катятся слезы, и меня отпускает, физическая боль перебивает душевную. Меня еще колотит, голова ватная, руки трясутся, но все же суицидальный приступ отступает. Что это было? Подростковый выброс, замешанный на гормонах? Свобода тела, ударившегося во все тяжкие? Да еще и отполированное сверху гнилой рефлексией якобы взрослых мозгов?

Хочется дать самому себе в глаз, избить до полусмерти этого придурка.

— Вдооох. Выдоооох. Вдооох. Выдоооох.

Голова гудит, руки трясутся, а грудь разодрана так, словно я решил пригреть там дикую кошку. Одежда хотя бы в порядке, спасибо магии. Где бы еще взять заклинание, чтобы привести голову в порядок, и просто жить дальше? Просто?! Ну, уж нет! Расплачиваться каждую секунду за содеянное не получится — знаю себя, слаб человек и ленив, но все же жить дальше не просто так, а хоть с какой-то пользой. С целью, мать вашу! И даже знаю какой — ведь обещал подарить Луне звезды?! Дари!

Последнее хочется заорать во весь голос, но сдерживаюсь.

Оглядываюсь — сколько прошло времени? Непонятно. В жопу Кларка? Дамблдор же просил встретиться и поговорить. В памяти всплывает "что же мне ему сказать, Директор? Да все, что пожелаете, мисс Грейнджер". Тьфу! У Дамблдора же свои подвязки есть, пошел бы да рассказал и все тут. Или Министра попросил. Или еще что. Что рассказывать? События с Волдемортом и планы Дамблдора, подноготную магического мира, все грязные тайны или просто промолчать и уйти?

Ладно, хрен с ним.

— Вдооох. Выдоооох. Вдооох. Выдоооох.

Так, привести в порядок лицо, спасибо Трансфигурации и пойти прогуляться на свежем воздухе. Отвлечься, вырваться из этого пыльного плена прошлого. Чего меня вообще сюда понесло? Зашел — вышел, да мог бы вообще не заходить!

— Рад видеть вас, мисс Грейнджер, — сообщает Энтони, когда выхожу из двери.

Вздрагиваю от неожиданности и мысли, что он стоял тут и все слышал, или даже зашел и все видел, только потом вышел.

— Вижу, что горечь вашей утраты еще не утихла, еще раз примите мои искренние соболезнования, — чопорно говорит он.

Киваю в ответ, ибо отчасти он прав, ну а отчасти у меня просто нет слов. Нет желания общаться. Подобные приступы никогда не проходят легко, и сейчас стоило бы умчаться вдаль на крыльях аппарации, посидеть в одиночестве где-нибудь на побережье, дать ветру выдуть всю дурь из головы.

— Вероятно, нам стоит пройтись, а вам отвлечься от места, навевающего столь скорбные воспоминания, — говорит Энтони, и опять киваю в ответ.

Глупо все это. Ну не виноват он ни в чем, ни в моей дурости, ни в событиях, ни в остальном. Зачем было тогда прилетать сюда? Чтобы выместить на нем злость за то, к чему Кларк непричастен? Глупо. Обрываю приступ "все глупо, жизнь — дерьмо", пока не накатило по новой, и все же открываю рот, чтобы хоть как-то отвлечься и сбить сбрендивший организм с курса.

— Скажите, Энтони, что будет, если маги вдруг неожиданно явят себя миру? — сбиваясь на ты и фамильярность и тут же отвешивая самому себе подзатыльник.

Хорошо быть подростком — вся глупость и идиотизм мира в твоем распоряжении!

— Хаос, паника, куча локальных конфликтов, охота на ведьм, теперь уже буквальная, и борьба ведущих держав за удержание магов у себя, использование их в борьбе за доминирование и войнах, и так далее, — даже не задумавшись, отвечает Энтони. — В плане чудес без магии и промывки мозгов, людям есть, что предложить магам, так что может даже обойдется без острой борьбы. Конечно, если маги нападут первыми, внезапно решив подоминировать над "глупыми магглами", то все будет гораздо хуже, но и на этот счет есть меры.

Он колеблется секунду, затем решает поддержать переход на ты. Вот хоть убей — не помню, как именно мы говорили год назад, в каком стиле. Вроде до склероза еще далеко, но не будешь же на глазах у него извлекать воспоминания? Гм, а в чем-то жизнь упростится, тут Дамблдор прав. Можно будет магичить, не прячась.

— Скажи, Гермиона, ты знакома с концепцией взаимного сдерживания?

— Когда каждая из сторон достаточно сильна, чтобы даже в случае внезапного удара противника, гарантированно уничтожить его в ответ? Да, знакома. Холодная война и все такое.

— Именно, — кивает Энтони. — С магами у нас примерно то же самое. Не до уничтожения планеты и не до ядерной зимы, но все же проще не трогать друг друга и жить в своих мирах.

— Тогда что вы будете делать, если Статут окажется отменен?

— Гм, — Кларк кидает на меня быстрый взгляд и снова смотрит в землю. — Ты опять поднимаешь эту тему, тебе что-то известно?

— Небезызвестный вам Дамблдор твердо уверен, что вскоре Статут будет отменен, — и невольно отвожу взгляд.

Вот так, опять. Шаг вперед через некий рубеж. И я еще страдал херней, что секс с Луной что-то там разделяет и отделяет? Да сколько их было, таких рубежей? И все же, эта информация должна спасти жизни, не так ли? Спецслужбы успеют подготовиться и все такое? Ведь Дамблдор дал разрешение рассказывать что угодно? Да и "Дамблдор уверен" не значит "будет отменен", но все же...понимаю, что оправдываюсь перед самим собой и выпрямляюсь.

— Серьезно? — переспрашивает Кларк, ероша жидкие волосы.

Он не то чтобы бледнеет, но становится суетливым, по крайней мере, на какое-то время. Прямо слышен треск сталкивающихся мыслей, гнущихся извилин, попыток понять, что делать прямо сейчас.

— Думаю, такое внимание уделено не за мои красивые глаза, — пожимаю плечами.

Ну да, магглорожденность, Хогвартс и вишенка на торте — Дамблдор. Вишенка с бородой.

— Мисс Грейнджер...

— Директор Дамблдор лично дал мне разрешение на озвучивание этой информации, — перебиваю его.

Говорить о секретах и выдавать их — отличное занятие, выбивает дурацкие мысли из головы только так!

— Подобного рода вещи не озвучивают на таком уровне, — выдает Кларк. — Это уровень руководства, министров, вашего Министра Магии, но никак не ученицы Хогвартса и рядового клерка МиМ.

— Может Дамблдор не видит разницы? — еще раз пожимаю плечами.

— И... когда?

— Не знаю. Темный Лорд только побежден, и вся эта история с оккупацией Британии европейскими магами, знаете?

— В общих чертах, — Энтони утирает лоб и оглядывается.

Мы в том же парке, в котором разговаривали в первый раз, и пот Кларка не спишешь на жару, небо в тучах и довольно прохладно. Прогуливающиеся люди есть, но наш разговор вроде не привлекает особого внимания.

— Ну не делаются так дела! — жалуется он. — Я не могу не подать рапорт, и из меня душу вытрясут за все! А также дополнительно пропишут за то, что я не привел вас за руку в отдел и не выпытал в трех экземплярах все подробности поражения Волдеморта. Вы же не расскажете?

Медленно качаю головой. Свои секреты, в отличие от тайн Дамблдора, рассказывать не так приятно.

— Вот видите, — Энтони еще раз утирает лоб и вздыхает. — Я-то шел на встречу, чтобы сделать вам обычное предложение прийти к нам после окончания Хогвартса, а тут такое! Вы бы хоть предупреждали!

— Я вообще не хотела идти на эту встречу.

— Но мистер Дамблдор вас заставил? — понимающе спрашивает Кларк и опять вздыхает.

— Попросил.

— Неважно.

— Я всего лишь хочу спасти жизни, ведь вы сами сказали, что будет хаос и неразбериха, — смотрю на Энтони, — а так у вас будет время подготовиться.

Неожиданная мысль приходит в голову. А что, если сейчас запаникуют и ударят на опережение? Стратегия сдерживания? Люди-то выживут, а вот маги будут стерты с лица земли, точно! Стоп, спокойно, спокойно. Подавляю приступ паники и желания заорать. Спокойно. Да, Дамблдор вполне возможно, что готовится разворошить осиное гнездо... нет, разгромить целый склад осинников, но кто сказал, что немедленно начнется обмен маго-ядерными ударами? Может, в этом смысл? Сделать вброс на низовом уровне, из-за информации от клерка никто не полезет в последний бой, а мысль будет подана и потом будет меньше паники? Нет, все же не понять мне планов Дамблдора, ну и хрен с ним.

— И что касается работы у вас, — Кларк оживляется, смотрит пристально, — то мне еще два года до окончания Хогвартса, думаю, к тому моменту Статут уже отменят или весь этот вопрос уже выйдет из тени.

Останавливаюсь. Да, поддержка подобной структуры мне не помешает, но что мне им предложить, чтобы не сожрали? В системе ты делаешь то, что нужно системе, а мне нужны звезды, гм, возможно, не стоит пока нырять в систему с головой. Вылечить ногу, определиться с целями, начать проекты и вот тогда уже снова встретиться. Не будем обольщаться, в одиночку такие проекты не делают, хотя чего это я? Уже списал магов со счетов? Нет, все это надо обдумать, прежде нарываться на договоренности и союзы, а лучше спрятаться за бороду Дамблдора, пусть дедушка отдувается за нас всех.

— То есть, нет?

— То есть, к тому времени все еще сто раз поменяется, так что не буду давать обещаний. И Энтони... продайте дом, если вам нетрудно, потому что возвращаться сюда я не собираюсь.

Нахрен такие приступы, вот что. И всю остальную бюрократию. Хотя, если миры сольются... а, ладно, эту проблему решим, когда придет ее время. Энтони озадаченно кивает, что-то обдумывает, потом спрашивает.

— Я давал вам свою карточку?

— Не помню.

— Тогда возьмите, — Кларк протягивает визитку. — Звоните в любое время дня и ночи, особенно по вопросу Статута, понимаете?

— Вполне.

Смотрю на него и думаю, что странная вышла встреча. Шел за одним, едва не самоубился, сказал вообще третье, и в уме держал четвертое, а получилось пяток. Нет, с таким хаосом в голове — только особняк Лавгудов, ну и немного Мунго, больше никуда не ногой... да-да, не ногой, пока не станет "не ногами", вот и все.

— Тяжелые грядут времена, — вздыхает Энтони и добавляет. — Пойду писать рапорт.

Ну, каждому свое, и кивнув напоследок, телепортируюсь обратно к Лавгудам.

Глава 3

Июнь-июль 1996 года

Лето выдалось жарким, во всех смыслах. В другой раз, в другое время и в других обстоятельствах я может и отступил бы, столько боли и слепящего страдания несли тренировки и опыты, и примерочные подходы к возвращению ноги. Но здесь и сейчас меня заело, опять, только на этот раз на почве того, что если отступлю в этом вопросе, то все, не смогу в будущем идти к цели. Глупо, но как я и сказал, лето выдалось жарким во всех смыслах.

В целом же, распорядок дня быстро устоялся и вошел в некую условную колею. Подъем, завтрак, размышления над планами и будущим, пока голова еще свежая и в состоянии мыслить, не срываясь в эмоциональное пике. После скисания мозгов и выпрямления извилин, работа руками по дому и в огороде у Лавгудов. Не то чтобы я был большим фанатом всего этого дела, так что частенько работа заменялась прогулками по окрестному лесу с Луной или аппарацией в различные магические места Британии, особенно заповедники, и прогулками уже там.

Единственным моментом, который портил эти прогулки, была обязательная отработка анимагии, по заданию МакГонагалл и целителей Мунго. Само превращение — нормально, но вы пробовали бегать по лесу, будучи трехногой выдрой? Попытки летать в аниформе провалились, а жаль, было бы прикольно, этакая выдра — летяга, страх и ужас маголесья! Так что, как правило, в аниформе я катался на плече или за пазухой у Луны, выглядывая, так сказать, из декольте.

Тут нужно заметить, что Луна очень любит магических существ, даже выдуманных, и те любят ее в ответ. Поэтому в форме выдры я познакомился и обнюхался с кучей разного зверья, к которому в жизни бы в теле человека не подошел, даже в теле мага. Несмотря на сохранение сознания и ясность мысли, аниформа все же притупляет некоторые моменты, добавляет и обостряет чувства, при этом ослабляя их воздействие в эмоциональном плане. Поэтому я не убегал с писком, не гадил на месте, и в общем, вел себя нормально. Кто вел себя ненормально, так это сама Луна, которая часто вытаскивала меня из-за пазухи, целовала в нос, называла "бедной выдрочкой", уверяла, что любит меня в любой форме, и что обязательно вылечит меня, даже если у целителей из Мунго не получится. Меня же каждый раз терзали смутные сомнения, что после такого лечения можно так и остаться выдрой на всю жизнь, но, разумеется, вслух я такого не говорил.

Бывали и инциденты, куда же без них, но ничего серьезного: то смотрители заповедников реагировали на проникновение посторонних лиц, то зверье было не в духе, то Луна решала срочно познакомить меня с "симпатичной выдрочкой", а та удирала, задрав хвост, и Луна гналась за ней, уговаривая вернуться. Тряска, болтанка, крики над ухом, да и на кой хрен мне выдра? Луна потом в ответ просто пожала плечами и сказала, что в тот момент идея показалась ей правильной. Отрезвляющее напоминание, что эта милая и страстная девушка все же немного не в себе. Конечно, уж не мне было жаловаться на подобное, особенно в то лето, с его эмоциональными выплесками и приступами, но все же.

Затем обратно в башню — особняк, душ, обед и снова в бой, только теперь по раздельности. Луна оставалась в особняке помогать отцу с журналом или просто занималась какими-то своими ритуалами, обрядами и танцами, коих у нее было великое множество. Надо заметить, что некоторые из них было очень даже ого-го, особенно танец дриады, правда, дело закончилось весьма трагикомически. Попытка исполнить ритуал оплодотворения закончилась тем, что мы пали жертвами муравьев, у которых в этой части дуба как раз проходил шестиполосный хайвэй.

Я же отправлялся на встречу с МакГонагалл или в Мунго на очередное пришивание ноги. Несколько раз вместо них проходили встречи с Дамблдором, и они были реальным отдохновением от этого медицинского кошмара. В остальном же даже вспоминать не хочется, сто раз проклял тот момент, когда решил "хитро", в одиночку поймать василиска на втором курсе, вместо того, чтобы просто рассказать Дамблдору обо всем. Был бы с ногой и не мучился бы, да и Рон не погиб бы, ну и так далее, и так далее. К счастью, физическая боль отлично глушила душевную, хоть какая-то польза от всех этих операций, пришиваний, отрезаний, вскрытий, загнивания, переделок, применения новых методик и зелий обязательно гадостного вкуса. В этом вопросе маги оказались еще как солидарны с людьми — принцип "чем полезнее, тем гадостнее" работал на все сто процентов, а до подсластителей и усилителей вкуса маги еще не дошли, а может просто не могли, из-за магии, содержащейся в зельях.

После каждой операции и очередного провала за меня бралась МакГонагалл. Больше анимагии! Лучше! Быстрее! Еще трансфигурации! Точнее! Тоньше! Она предупреждала об этом изначально, да и новый план мой на будущее требовал запредельного мастерства Трансфигурации (и в идеале уроков еще и у Дамблдора и Фламеля), но это знание помогало лишь отчасти. Если бы не упоминавшийся заклин в мозгах — добиться! — то бросил бы все нахрен, или ослабил бы натиск, а значит, ничего и не добился бы, потому что в подобных делах надо выкладываться на все сто, иначе не сработает.

Но каким же безумцем и мазохистом надо быть, чтобы так тренироваться? Да-да, вопрос с подвохом и самоиронией, если не сказать больше и не смотреть в зеркало. После возвращения ноги, к хренам всю эту медицину на ближайший год, а то и на десятилетие! В жопу зелья, ладно, тут не буквально, но все же в жопу! Тут я, конечно, был несправедлив, разумом понимая, что без зелий все остальное лечение не удастся, но что такое разум против боли? И все же, надо заметить, что тренировки и лечение приносили результат. Приживалось все лучше, время отторжения ноги становилось все больше, зелья все гадостнее, ну и так далее. Дело постепенно дошло до того, что я смог вернуться к Лавгудам с ногой, не с протезом, правда, закончилось все не слишком хорошо. Один раз меня скрутило за ужином, но я успел прыгнуть в камин, а второй уже ночью, во сне, и в больницу меня притащила Луна, успев вовремя.

Дело шло к концу июля, и консилиум из трех колдомедиков, МакГонагалл и Помфри постановил, что если я хочу добиться успеха, то надо бросить все и переселиться в Мунго, иначе меня могут и не успеть спасти. Это было понятно, но одновременно с этим и печально, потому что по устоявшемуся распорядку дня за болью следовала "награда". После Мунго и всего остального обычно возвращался к Лавгудам, и за ужином были семейные разговоры, а после ужина секс с Луной. Ксенофилиус частенько бывал в разъездах, но даже когда оставался в особняке, то вовсе не был помехой. Совместный душ, пускай это не так романтично и удобно, как любят изображать в порнушке, тайная аппарация в одну из комнат, а то и просто прятки в одном из укромных уголков, коих в особняке Лавгудов хватало, или что называется любовь в саду, с предварительной магической дезинсекцией.

Инициатором чаще всего выступала Луна, и осталось смутное ощущение, что она заводилась еще с утра, во время прогулок и моего перехода в аниформу, а потом накапливала в себе заряд в течение дня. Или ждала возвращения из Мунго и разговоров о боли и крови — были у меня подозрения, к счастью не оправдавшиеся и дело было вовсе не в садо-мазо, даже покусывания ушей прекратились, хотя как раз их можно было бы и оставить. Проверить все это оказалось достаточно легко, потому что Луна сделала новые амулеты с передачей эмоций, правда после первого же "подхода к снаряду" мы единодушно решили снимать их перед сексом. Ну, когда пришли в себя и сумели кое-как подняться с пола и что-то сказать заплетающимися языками, а глаза перестали собираться в кучку. Эффект отражения двух зеркал друг в друге или как он там по-умному называется, в общем, восприятие чужих эмоций, страсти, любви, похоти, возбуждения и возврат владельцу с добавлением, реверберация и потеря сознания. Еще одно напоминание (правда, его трудно было назвать отрезвляющим), что магия это вам не шутки, и что подобные вещи запретили, пускай и не слишком жестко, не зря.

Луну это, разумеется, ничуть не отпугнуло, и она продолжала приятные вечерние нападения.

1 августа 1996 года, Мунго

— Со мной все в порядке, ты молодец, Луна, вовремя меня дотащила.

Та улыбается сквозь слезы и говорит.

— Не пугай меня так больше, ладно?

Пожимаю плечами. Минусы магического лечения: быстрое приживление — быстрое отторжение, загнивание и разложение, и кто знает, что там еще. Организм едва не отравило выбросом токсинов, благо маги чуть крепче обычных людей, а доставка в больницу была моментальной. Но ведь до этого несколько часов держалось, и не в аниформе, а в человеческом теле! Нога работала нормально, слушалась, не знаю уж каким чудом, но это было чудесно. В прошлые сеансы все заканчивалось слишком быстро, чтобы успеть насладиться забытым ощущением обеих ног.

— Чтобы не пугать, мне надо остаться здесь, в Мунго, и сосредоточиться на лечении, чтобы круглые сутки ничего не отвлекало, хорошо?

— Мне нравились наши отвлечения, — мечтательно произносит Луна, и ясно, что речь идет о прогулках и обедах, а потом уже обо всех остальных "занятиях", — но раз так надо...

Она складывает губы трубочкой и задумчиво смотрит на меня.

— Все-таки нельзя так страдать, и когда я стану магодокторозоологом, то буду лечить всех существ быстро и безболезненно.

— Толковый план, все будут рады, — киваю без тени улыбки, — только у тебя еще пятый год обучения впереди, СОВы и прочее.

— Ничего страшного, — Луна все так же мечтательна, — ты же мне поможешь сдать СОВы?

Ну как тут удержаться от пошлости?

— О да, я буду строгой учительницей, и буду шлепать тебя и наказывать за плохие оценки!

— Договорились, а папа уже дает мне уроки, как лечить тех или иных существ.

Ксенофилиус умеет лечить зверей? Или это из разряда "мозгошмыги, принимать до и после разговоров"? А намек на шлепки, кажется, прошел мимо, ладно, будет еще возможность.

— А еще я написала Хагриду, и он согласился помочь, передает тебе привет, — говорит Луна.

Да тут смотрю все уже распланировано на годы вперед и без моей помощи! Впрочем, по УЗМС Луна всегда преуспевала, звери ее любят, и чуть у нее на них есть, да-да, совсем как у Хагрида. Правда, тот полувеликан и ударом кулака может дракону глаз подбить, а Луна хрупкая и мелкая, но без чутья и предрасположенности к магическим существам, будем думать, никакие размеры не спасут.

— В общем, лечись и не скучай, — Луна наклоняется и смачно чмокает меня в нос, — надевай амулет по вечерам, я буду думать о тебе, и тебе станет легче!

— Никаких амулетов и магии, — сердито заявляет целитель Орсон, почти вбегая в палату.

Смотрит так, словно я тут медсестру на койку завалил и развлекаюсь, хотя это мысль. Трансфигурация одежды, стетоскоп, а из Луны получится отличная медсестра!

— Все-все, прием окончен! — Орсон размахивает длинными руками, глотает окончания слов.

— Я приду завтра, — говорит Луна.

— Нет, нет и еще раз нет, никаких посещений, визитов и встреч, разумеется, если мисс Грейнджер хочет довести до конца свое начинание и как-то выжить!

— Тогда я буду скучать по тебе на расстоянии, — подмигивает Луна.

— Это не возбраняется, а теперь покиньте помещение мисс... эээ..., — Орсон почти кричит.

Луна, грустно улыбаясь, уходит, а Орсон разворачивается и потирает руки, смотрит почти что плотоядно. Телу хочется натянуть одеяло до подбородка и закричать "насилуют!", так он смотрит. Разумеется, его интересует мое тело, правда в другом аспекте, и да, Орсон радостно кричит.

— Кажется, я понял, в чем была ошибка, мисс Грейнджер!

Вот и все, здравствуй новые процедуры, прощай размеренная домашняя жизнь.

И все же это было верное решение, пускай и не мое — переселиться в Мунго и полностью сосредоточиться на ноге. Пускай и не сразу, но за неделю эти эскулапы все же нащупали верное сочетание зелий, заклинаний и прокачки энергии, и времени в аниформе с возвратом обратно в человека и подлечиванием. Потом снова в выдру и ковылять по больнице вдоль стеночки, и снова в человека, устранение ошибок, зелья, чары, подлечивание и опять в выдру. В таком режиме прошла еще неделя, и мне уже хотелось выброситься в окно или убиться об стену, чтобы хоть как-то развеять скуку.

14 августа 1996 года, госпиталь св. Мунго

— Ну что же, если в течение суток не будет отторжения, то можно сказать, что эксперимент удался! — заявляет радостно Орсон.

— Не стоит так рано радоваться, — меланхолично заявляет мадам Уорнелл, старшая целительница и глава всего этого проекта. — Рецидив возможен в любой момент.

— Но все же!

— Через год, — отрезает Уорнелл. — Никаких резких нагрузок до конца августа, ежедневное наблюдение в течение года...

— Это я возьму на себя, — вставляет мадам Помфри, и Уорнелл, кивнув, продолжает.

— Какие зелья принимать и чары применять мы решим в течение следующей недели наблюдений.

Тихо и незаметно вздыхаю. Еще неделю в Мунго! Повеситься можно!

Глава 4

15 августа 1996 года, Хогвартс

— Рад видеть, что вы твердо встали на ноги, мисс Грейнджер, — добродушно ухмыляется в бороду Дамблдор, и делает приглашающий жест.

Большой зал пуст и тих, слова отдаются гулким эхом, правда подслушивать некому, кроме преподавателей и домовиков.

— Спасибо, что вытащили меня из больницы, — с искренним чувством в голосе.

— Ну не вытащил, тебе же придется туда вернуться.

О да, и меня там будут мять и щупать, и магически просвечивать, и смотреть, как подействовала магия камина и аппарации, и ходьба, и что там творится с ногой, но все же — хоть какая-то смена обстановки.

— Две недели в одних и тех же стенах утомляют, — развожу руками.

— Ничего, с возрастом это пройдет, — подбадривает Дамблдор.

Даже сказать нечего, поэтому просто молча смотрю на дедушку, гадая, зачем я ему понадобился и о чем сегодня пойдет разговор.

— Сегодняшний разговор, мисс Грейнджер, пойдет о делах прошлых и будущих, — заявляет Дамблдор, — раз уж вы успешно претворили в жизнь свой план и сумели вернуть ногу.

— Еще не вернул, еще год наблюдений и проверок, — осторожно поправляю его.

— Я доверяю Поппи и собственному чутью в таких вопросах, — доверительно сообщает директор. — Тебя беспокоит то, что разговор проходит в Большом Зале, а не в моем кабинете?

— Да, — вздрагиваю немного, ибо вопрос не в бровь, а в глаз, что называется.

— А почему бы и нет, — ухмыляется директор и хитро подмигивает, — может, мне тоже надоедает сидеть в одних и тех же стенах?

Неожиданно. Ох, что-то он недоговаривает, ну да ладно, это его право.

— Как вы помните, мисс Грейнджер, — уже официальным тоном говорит Дамблдор, — где-то лет пять назад мы с вами заключили соглашение, и вы доблестно выполнили свою часть, а я постарался выполнить свою. Возможно, что в эти годы вас дополнительно учили немного не тому, чего вы ждали, но думаю, вы понимаете, что это диктовалось обстановкой?

— Понимаю, — подавляю желание пожать плечами и повторяю. — Понимаю.

— Звание главы рода Грейнджер будет вам вручено в день совершеннолетия, хотя и не могу обещать торжественной обстановки, речей, фанфар, присутствия Министра и прочих положенных атрибутов. Точнее говоря, могу обещать отсутствие всего этого, кроме звания главы Рода, да и оно, как мне кажется, окажется совсем не таким, каким вы его представляли его пять лет назад.

Нет, ну то, что не будет могучих родовых секретов, тайн, добавки к силе при помощи титула, добавки "лорд", и прочего вхождения в Визенгамот, и так уже понятно. Хмм, раз внезапно все стало реально, надо бы почитать, что дает звание, да с чем его едят, не так ли?

— Вы же любите читать, мисс Грейнджер? — непонятно зачем спрашивает Дамблдор, как будто не знает. — Не могу обещать твердо и поклясться своей бородой, но думаю, пару книг, разъясняющих нынешнее положение вещей с Родами, я вам подарю, в дополнение к званию. Но это еще не все, не все...

Если бы я не был знаком с основами Легилименции, точно заподозрил бы, что он читает мои мысли! Но чего он так мнется, словно школьница на первом свидании, и строит глазки, "еще не все"? Не находит слов? Не верю. Не знает, что сказать? Тоже не верю. Да что там такое, опять поездка в Европу и верчение задом перед кем-то? Да нет, каникулы уже подходят к концу, не будет времени ехать. Надо будет Министра в жопу целовать? Ну, Амелия — женщина видная, так что если без свидетелей, то почему бы и нет?

— Как вы, наверное, помните, в конце прошлого учебного года я говорил о том, что наше соглашение выполнено.

— Да вы и сейчас об этом говорили, только что! — в моем голосе прорывается нотка раздражения.

Нет, ну а чего он тянет... за бороду?

— Понимаю ваше возмущение, мисс Грейнджер, — неожиданно улыбается Альбус, — но... ладно, не думаю, что вас интересуют мои объяснения, больше похожие, по правде говоря, на оправдания.

— Да, меня больше интересует суть дела.

— Еще раз присмотреть за Гарри Поттером, как и собственно оно было во время прошлых учебных лет.

Гм, теперь понятны заминки, но что там такого опасного впереди? Та самая борьба, которая только начинается?

— Вы же помните мой план, мисс Грейнджер?

— Отмена Статута и слияние двух миров? — помню, а как же!

— Именно, — кивает Дамблдор. — Так вот, в течение этого лета я немало потрудился над организацией будущей всемирной конференции магов, точнее говоря, представителей власти в магических странах. Министры, президенты, директоры самых элитных школ, старейшие из магов, все, кто принимает решения и законы, и определяет жизнь обычных магов. Я говорил им о том, что в магическом мире назрели перемены, указывал на Волдеморта, обращался к старым связям, в общем, вопрос конференции пока еще обсуждается, но в целом обстановка для сбора конференции благоприятная, хотя вопрос, который там будет обсуждаться, я еще не озвучивал вслух. Так, намекнул паре знакомых, кто сможет удержать язык за зубами.

— Постепенная подготовка почвы?

— Скажем там, я не одинок в своем мнении, что пришло время отменить Статут, но то, что я одинок, не означает, что нас таких много, понимаешь, Гермиона? В подобной борьбе нужно использовать любые преимущества, включая заблаговременную подготовку для своих соратников и ошеломление своих противников. Вопрос серьезный, и скажи я прямо, чего добиваюсь, не факт, что вообще начались бы разговоры о конференции.

— Вы же сами начали эти разговоры?

— Я дал начальный толчок, теперь обсуждение идет без моего участия, об этом речь.

— Но разве маги не возмутятся, что их собрали обманом?

— Возмутятся, — охотно соглашается Дамблдор. — А также возмутятся предложением отменить Статут. Будут говорить, что я продался магглам, спятил на старости лет и прочее в том же духе. Не исключено, разумеется, что большинство согласится с доводами об отмене Статута и все обойдется лишь огромной говорильней, но я не стал бы на это рассчитывать. Ситуация в чем-то схожа с тем, как принимали Статут — тогда за принятие его была лишь горстка магов.

Мне живо вспомнились слова Энтони о прогнозе того, что, по мнению людей, будет после отмена Статута, и реакция Дамблдора на те слова. Неужели новая война? Горстка магов принудила остальной мир принять Статут силой? А теперь обратно — горстка за отмену с повтором действий из первой серии? Сильно напоминает анекдот про уши и хвост медведя.

— Сообщество магов тогда было более разрозненно, хаотично, — задумчиво говорит Дамблдор, — жизнь стоила гораздо меньше, а крови лилось, наоборот, больше. Не исключено, что удастся обойтись без большой крови, во всяком случае, я приложу к этому все усилия. Уговорить, принять, показать преимущества отмены. Триста лет отстраненности от людей пошли магам на пользу в том плане, что они привыкли слушаться властей.

И если уговорить власть предержащих, то основная масса просто не будет возражать, эта не озвученная мысль понятна. Вопрос в другом — как уговорить таких людей? Будь отмена Статута выгодна, уже давно бы отменили. Движение Волдеморта и превосходство над магглами опять же. Одни за, другие против и... это что же получается, если пойдет раскол, то случится гражданская война? Или все же большинство останется пассивно в стороне, как это было с Волдемортом?

— Когда принимали Статут, пролилось немало крови, не все хотели прятаться, не все хотели менять привычный образ жизни, и их принуждали силой. Боюсь, тут будет то же самое, — вздыхает Дамблдор. — Маги не захотят менять привычный образ жизни, и одних уговоров будет недостаточно. Впрочем, не стоит делить шкуру живого дракона, вначале надо добиться хотя бы проведения конференции. Прощупать почву, собрать соратников, подготовиться. И подготовить Гарри, его роль здесь будет ключевой.

— Опять жертвовать собой? — вырывается у меня.

— Что? Нет-нет, никаких жертв, ну, кроме той, что ему нужно будет выступить перед конференцией и правдиво, открыто рассказать о победе над Темным Лордом и о том, как хорошо жить, не прячась и открыто колдуя, и что не так страшны магглы, как о них рассказывают.

Это да, жертва немаленькая — выступать перед такой аудиторией тяжело, когда опыта нет.

— Подобный рассказ из уст Гарри Поттера — героя магического мира, и дважды победителя Темного Лорда, может утишить, а то и вовсе уничтожить страх части магов, — говорит Дамблдор, словно размышляя вслух.

— Страх?

— Страх — очень сильный мотиватор, — говорит Дамблдор, продолжая размышления. — Страх толкает на неразумные поступки, на то, что кажется нелогичным. Том боялся смерти, и взгляни, к чему это привело? Магглы боялись магов, и так появился Статут. Теперь же маги будут бояться отмена Статута, и это может привести к новым неразумным вещам. Я не буду клясться в твоей безопасности, Гермиона, надеюсь, ты просто поверишь мне на слово?

— Поверю, но все же мне неясно...

— Я и сам не знаю, Гермиона, а знал бы, так сказал или принял меры. Отмена Статута — это шаг в неизвестность, а маги, как и магглы, страшатся этого. Вокруг чего построена изрядная доля политики, сотрудников Министерств, внешней политики, действий магов? Вокруг защиты Статута, вокруг защиты своего мира, а теперь мы... я скажу, что все это должно исчезнуть?! Представляешь, какая будет реакция? При этом я не говорю про обычных магов, а ведь вполне можно подать материал так, что их привычный мир собираются разрушить. Лишить их превосходства и убежища. Безопасности. Уравнять с грязными магглами.

Последние слова Дамблдор произносит искаженным голосом, видимо передразнивает кого-то, вероятно поклонников "чистоты крови".

— Когда принимали Статут, все видели, что магов уничтожают, что численность их тает, что дело идет к полному истреблению, и все равно маги упирались и не хотели прятаться. Теперь же магическому миру якобы ничего не угрожает, вон даже Темный Лорд побежден, и тут предлагают лишиться всего этого! Это может толкнуть магов на необдуманные поступки, и поэтому Гарри должен выступить с этой речью, чтобы избежать такого.

Прежде чем я успеваю отпустить мысленное саркастичное замечание насчет того, что поступки магов и без того в повседневной жизни местами не слишком обдуманы, Дамблдор продолжает.

— Страх перед неизвестным толкнул тех детей, от которых пострадала Ариана, — и в голосе его слышна глубокая горечь. — И точно так же он может подтолкнуть магов сейчас. К чему? Я не знаю, но лучше быть готовым ко всему. Но стоит ли повторять прошлые ошибки?

— Вы о чем, директор Дамблдор? — спрашиваю осторожно, потому что дедушку уже точно унесло куда-то, правда, эти слова об Ариане многое объясняют.

Слишком многое.

— Гермиона, — вздыхает Дамблдор, — скажи, если бы перед отправкой в Дурмштранг я бы провел с тобой тайный разговор и как следует, попугал, рассказав об истинном положении вещей с Темным Лордом, стала бы ты приглашать туда своих родителей?

Пауза. Кровь приливает к лицу, туманит сознание багровым.

— Нет, — ответ дается с трудом.

Он молчит, и я молчу, ибо и так ясно, куда ведет Дамблдор. Может ничего и не случится, но лучше на это не рассчитывать и напугать заранее, чтобы точно ничего не случилось. Словно призрак Грюма пролетает мимо, беззвучно хрипя "Постоянная Бдительность!!!" Но разговор должен остаться в тайне, значит, пугать будут только меня?

— Я сам поговорю с Гарри, — опять в такт моим мыслям отвечает Дамблдор. — Нет, это не Легилименция, просто богатый жизненный опыт и сорок лет в роли директора школы.

Логично, но обидно. Мнишь себя загадочным, строишь непроницаемое лицо, а тебя читают, как открытую книгу. Вспоминается по ассоциации тот процесс "договора" пять лет назад на берегу озера, и внезапно хочется сгореть от стыда за собственную дурость. Надо будет как-нибудь спросить директора, чего он вообще со мной продолжил работать после той херни, что я там нес.

— В этом нет ничего постыдного, не надо так краснеть, — серьезно советует Дамблдор. — Тебе же не стыдно было уступать в бою Аластору? Ну вот, тут тоже самое, только в другой сфере. Думаю, мы еще вернемся к этому разговору, уже в Хогвартсе, а тебе пока будет над чем поразмыслить, не так ли? Стоит ли оно таких жертв? А стоило ли сопротивляться Волдеморту? Ведь там тоже были жертвы?

— Это не совсем корректное сравнение, — возражаю на автомате.

— Надеюсь, на конференции ты будешь так же бдительна, и тебе не сумеют заморочить голову.

И все же он собирается подставить нас под удар, отвлечь на нас врага. Стоило бы возмутиться... если бы не то, что Дамблдор делал ровно то же самое и все прошлые года, только теперь намеком предупреждает заранее. Но в одном он прав — над этим стоит поразмыслить. Все равно, не понимаю, как он собирается победить? А ведь он собирается, по нему видно.

— С одним лишь Гарри я не рискнул бы ввязываться в эту авантюру, — неожиданно говорит Дамблдор и подмигивает.

Успокоил, нечего сказать! Ладно, разберемся, может и не будет конференции, а громить магический мир и силой рушить Статут Дамблдор не намерен, так что тогда и буду думать варианты. Пока что нужно вырваться из Мунго, желательно на двух ногах, и вернуться в Хогвартс. Шестой и седьмой курсы это уже как аспиранты, больше нагрузки, но больше и свободы, можно будет реализовать пару задумок, и посмотреть, стоит ли вообще браться за будущий путь, или это всего лишь безумные мечтания безумного гибрида, то есть меня?

— Вот бы обошлось без жертв, — вырывается у меня.

— Да, это было бы неплохо, — соглашается Дамблдор.

Глава 5

31 августа 1996 года, Хогвартс — экспресс

Жаль, конечно, что Хогвартс — экспресс зачарован и стойко сопротивляется попыткам магически его изменить и расширить. Чуть больше места в купе, где мы собралось всемером, не помешало бы. Да-да, понятно, что нельзя было оставлять поезд, перевозящий толпу детей с волшебными палочками, без защиты, но все же тесновато.

— А я знаю, что делать — неожиданно непосредственно заявляет Луна и садится ко мне на колени.

В новой ноге что-то протестующе хрустит, Луна тут же ойкает и вскакивает (едва не заехав локтем в живот Падме), словно не она вчера терзала эту ногу, вдобавок к нагрузкам от целителей в Мунго. Ладно, еще можно было бы отделаться шуткой или там сделать вид, что протез хрустнул, но она тут же лезет проверять и это могло бы внезапно уйти за грань приличия, не будь на мне обычной одежды.

— Все в порядке с моими ногами, садись обратно, — торопливо дергаю Луну за руку.

— Эмм..., — задумчиво тянет Невилл, уставившись на мои ноги.

Сестрам Патил сие ощутимо не нравится, а меня, наоборот, пробивает на крайне неуместное веселье. Надо же, ляпнул просто так, и вот, пожалуйста, "пророчество" осуществилось! Интересно, как они делят Невилла? Сядут сейчас каждая на свою коленку? Что сказала его бабушка на этот счет? Как они будут жить вместе в Хогвартсе, или будут встречаться на середине между башнями Рэйвенкло и Хогвартса?

— Тебе вернули ногу? — живо интересуется Гарри. — Ты поэтому не писала все лето?

— Да вы тоже меня не заваливали грудами писем! — фыркаю в ответ.

Гарри немного смущен. Джинни, уже вспорхнувшая к нему на колени, тоже. Хе, тут все ясно, все лето упивались друг другом и свободой отдельного проживания в магазине близнецов, Фред и Джордж об этом упоминали в своем "финансовом отчете".

— В общем, рад за вас, — говорю ему, и смотрю на Невилла. — И за вас. И да, мне вернули ногу.

Невилла я видел раз в Мунго, но не стал к нему ковылять на трех ногах, а он, в свою очередь, смотрел на родителей, а не по сторонам.

— И я тоже рад, — бормочет Невилл.

После размещения Джинни и Луны на коленях места в купе становится достаточно, и теперь Невилл сидит, симметрично подпираемый близняшками Патил с обеих сторон. Потом, конечно, придется поменяться, когда ноги затекут, но пока что места достаточно и это хорошо. Вспыхнувшая было вражда исчезает, рассказ с моей ноги легко переходит на то, кто как провел лето, и выясняется, что не все так просто было "в королевстве Датском".

И опека со стороны Молли Уизли, и Дурсли, и Невилл с бабушкой, да и родители Патил тоже были не в восторге от такого захода дочек, в общем, кипели свои "шекспировские страсти" и люди решали свои проблемы, как я решал свои. И все синхронно думали, что у остальных все в порядке и не хотели их волновать и отвлекать своими проблемами. Да и сейчас, уже по прошествии лета никто (и я в том числе) не стремится вдаваться в волнительные подробности, так что разговор довольно быстро перескакивает к будущим планам и новому учебному году.

— Взял предметы, которые нужны будущим аврорам, — твердо и уверенно говорит Гарри.

Да он и в целом за это лето стал как-то спокойнее и увереннее, вытянулся немного. Вот и гадай, то ли на него осколок души Темного Лорда так давил, то ли вся эта история с пророчеством, то ли жизнь у Дурслей. А может и смесь их, все вместе и сразу, или просто пришло время повзрослеть, ну и все остальное, что прилагалось к жизни отдельно в паре с любимой девушкой, тоже дало эффект.

А вот Невилл, наоборот, стал неувереннее. Нет, пожалуй, это неверное слово. Неуверенным он был, когда пришел в Хогвартс, не верил в себя, в свои силы, из-за этого допускал ошибки, ну и так далее, и так далее. Здесь же не неуверенность, а что-то другое. Сомнения? Возможно. Можно было бы еще назвать кризисом среднего возраста, но ведь рано! Но в целом, общая канва примерно понятна, если так подумать. Невилл поверил в себя, нашел друзей, отомстил за родителей и внезапно оказался перед лицом новых, доселе неведомых вызовов. Девушка, даже две, и все сопутствующие этому проблемы и трения с бабушкой и родителями девушек. Месть не исцелила родителей, да еще обстоятельства убийства Лестрейндж, и теперь со всем этим надо как-то дальше жить.

Мда, похоже, не одного меня терзают внутренние демоны.

— Думал выращивать магические растения, к Спраут записался, к Слагхорну, а теперь вот не знаю, — басит Невилл.

Думаю, он бы и в затылке почесал, да сестры Патил мешают, начни взмахивать руками и в лицо одной из них заедешь.

— Нет, мне нравятся растения, — торопливо добавляет Невилл, — просто я теперь уже что-то не уверен, мое ли это? Ведь есть и более важные и нужные занятия, целители, например.

— О! — Луна оживляется и хлопает в ладоши. — Я вот тоже решила стать целителем!

— Правда?

— Правда, буду ездить по миру, искать магических существ и лечить их!

Невилл не то чтобы скисает, но, кажется, обижен, ведь он-то явно говорил о целителях для людей.

— А я тебе говорила, — добавляет Падме, обращаясь к Невиллу, — не надо так переживать из-за этого. Попробуешь себя, не понравится — сменишь предметы, в этом вся прелесть последних двух курсов!

— Ага, и задают столько, что пальцы отвалятся писать, — мрачно добавляет Парвати. — Да и не думаю, что все так просто можно поменять.

— Зато потом ты будешь обученным магом, а с дипломом Хогвартса тебя возьмут куда угодно! — и явно видно, что сестры уже не первый раз спорят на эту тему.

Невилл сидит молча, то ли не хочет вмешиваться, то ли уже был прецедент. Сестры Патил спорят, Джинни начинает рассуждать о квиддиче и карьере в нем, и Гарри присоединяется к клубу страдающих молча, в общем, можно откинуться на спинку кресла и наслаждаться поездкой, разговоры обеспечены до самого прибытия в Хогвартс. Можно даже немного пошалить и незаметно пощекотать Луну, благо та сидит на коленях и активно ерзает.

— Пойдем в ванную Префектов? — щекочет она мне в ухо ответ жарким дыханием.

— Я же больше не Префект, — смотрю на нее изумленно.

Вот, кстати, да. В этом году не стали назначать, и хвала Дамблдору!

— Но ты же знаешь пароль? Или знаешь Префектов, которые радостно скажут тебе пароль? Или мы сможем заколдовать дверь на входе туда, чтобы она открывалась нам без пароля? — взгляд Луны исполнен лукавства и дразнящего намека. — Твою новую ногу нужно помыть там, это хорошая примета!

Тихо смеемся. Поездка продолжается.

В этом году Гарри Поттер привлекает еще больше внимания среди учеников и особенно первокурсников. Дважды победитель Темного Лорда, не хухры-мухры! Большой Зал, Шляпа, речь Дамблдора, все привычно, хорошо, знакомо и даже в чем-то уютно. А ужин так вдвойне хорошо!

— Смотри, уведут у тебя Гарри поклонницы его славы и могучей палочки, — говорю Джинни.

Упс, расслабился за лето. Джинни моментально темнеет, супится, кажется, даже глаза меняют цвет, а рыжие волосы становятся багровыми и шевелятся, словно змеи. Дамблдор что-то там затирает про дружбу факультетов и сплоченность во время борьбы с Темным Лордом, а Джинни внезапно отпускает, и она опускает вилку.

— Грейнджер, — цедит она сквозь зубы. — Ну почему твои идиотские шуточки будят во мне зверя?

Шутка про хомячка так и остается невысказанной, но зато опять оживляется Невилл.

— То есть тебя оставляют неравнодушной только слова Гермионы? Может, ты ревнуешь?

После такого должна вновь последовать пантомима Медузы Горгоны, но нет. Джинни почти равнодушно смотрит на Невилла, потом меряет меня взглядом и фыркает, как бы невзначай выпячивая грудь.

— Вот еще!

В порядке злой шутки можно было бы предположить, что Джинни злится потому, что неравнодушна ко мне, но это был бы окончательный и полный перебор, как шесть взяток на мизере в преферансе. Ладно, пусть ей Гарри помогает готовиться к СОВам, мне и без этого будет, чем заняться. Трансфигурация, дважды и трижды продвинутый курс, и Чары, разумеется, без них в этом вопросе никуда. Ладно, побочные предметы сбрасываем, Древние Руны и прочую Нумерологию с историей магии, но вот ЗОТИ и зелья, в свете плана Дамблдора, нужны будут. Пока еще нужны, в этом году, думаю, следующим летом дедушка все же пробьет конференцию и там пробьет всем с ноги. Собственные проекты. Луна. История магии самостоятельно, в вопросе Статута и политики, почитать еще по этому вопросу. Визиты к мадам Помфри, и вдруг еще нога заглючит?

Столько дел, столько дел, что прямо не до рыжих сисек.

1 сентября 1996 года, Хогвартс

— Мне всегда приятно, когда ученики стремятся достичь новых высот в Трансфигурации, мисс Грейнджер, — говорит МакГонагалл чопорно, почти сухо.

Словно не виделись мы практически каждый день большую часть лета, словно не гоняла она меня, как кошка мышь, до седьмого пота, и так далее.

— Кстати, директор Дамблдор просил вам передать, чтобы вы ничего не планировали на 19 сентября. Вам предстоит поездка в Министерство и регистрация вашей аниформы, — продолжает Минерва.

Ага, и попутно мне значит, без фанфар вручат... что? Кольцо? Пергамент? Запись в книге? Ритуальную татуировку на лоб? Как обозначают глав Родов? Блин, столько лет в магмире и столько еще о нем не знаю!

Но с другой стороны — а оно нужно, такое знание?

— Неужели это займет весь день?

— Возможны непредвиденные задержки, — поджимает губы Минерва.

Неприятные воспоминания о том, как ее регистрировали? Ладно, думаю девятнадцатого и узнаю, что там да как, не стоит углубляться в тему. Дамблдор не взял с меня Непреложного Обета о молчании, так что лучше самому промолчать.

— В целом же, мне известен ваш уровень подготовки, мисс Грейнджер, поэтому я составила для вас индивидуальную программу.

Беру свиток. Так, индивидуальные самостоятельные занятия по списку, составленному преподавателем, проверка... раз в неделю?

— Корректировка ошибок, так будет точнее, — объясняет Минерва. — Вы освоили анимагию, мисс Грейнджер, обычно это считается вершиной Трансфигурации, но не в вашем случае, потому что вы освоили ее без понимания основ Трансфигурации, всего лишь следуя моим указаниям. Если же вы и вправду хотите добиться тех высот в Трансфигурации, о которых говорили летом, то вы должны знать основы. Не зазубривание конкретных действий и заклинаний, а понимание основ и принципов, вот что даст вам эту возможность и вот на что делает упор программа.

О как замечательно. Думаю, если сочетать теорию с практикой в виде собственного проекта, то дело пойдет еще лучше.

— В то же время, вы многое знаете и умеете, поэтому начнем сразу с продвинутых вещей. Теория и практика трехкомпонентных переходов авторства Ульяны Дорм — это классика, я и сама по ней училась, поэтому эта книга и стоит первой в списке. Встречаться мы будем раз в неделю... скажем, по пятницам, в шесть вечера.

Вечер пятницы определенно выпадает из времени релаксации. Правда будет время, потом все обдумать на выходных. Тэк-с, так получается, уроки Трансфигурации выпадают из расписания? Хотя, наверное, это нельзя будет назвать выигрышем во времени — я же все равно не бездельничать собираюсь, а осваивать всякое разное. Оно только кажется выигрышным, если смотреть с привычной точки зрения, мол, ура — ура, на уроки ходить не надо. И все равно приятно, как в школе в детстве — плевать, что учеба страдает, уроков нет — праздник!

— Мисс Грейнджер?

— Прошу прощения, профессор, задумалась о распределении времени.

— И это правильно, — неожиданно одобряет МакГонагалл. — Если браться за все подряд, то времени не хватит ни на что, если за что-то одно, то остальные предметы пострадают.

Гм, а с остальных предметов тоже можно будет соскочить? Зелья... вряд ли, меня натаскивали по основным, а Слагхорн будет давать продвинутые. Чары? Тут надо будет поговорить с Флитвиком, познания и практика у меня богатые, но все больше в боевой области. И в ЗОТИ то же самое, однобокость школы Грюма, так сказать. Впрочем, уроки может и к лучшему, переключение, смена обстановки, а то можно закопаться в свой проект и вообще исчезнуть из жизни. Впрочем, тут стоит вспомнить слова Падме — попробовать, оценить, подумать. Если я хочу прыгнуть выше головы со своим Планом — а я именно этого и хочу — то будущие два года в Хогвартсе надо будет потрудиться до дыма из ушей и пара из задницы.

Учиться, учиться и еще раз учиться, без всяких шуток и к выходу из Хога уже иметь на руках результаты, пилотные образцы, понимание дороги, по которой мне предстоит двигаться и возможных рытвин, ям и перекрестков.

— Спасибо за совет, профессор, — встаю и раскланиваюсь.

Теперь медпункт, потом к Флитвику. Учебный год начинается.

Глава 6

18 сентября 1996 года, Хогвартс

Вот почему нет у магов магического Интернета? Сейчас бы замагуглил и прочитал все, поиском ключевые слова по тексту нашел и перепрыгнул сразу к нужной теме! Вместо этого приходится продираться сквозь пыльные фолианты, читая всякую ерунду, вроде указов Визенгамота первой половины 17 века, о том, где можно летать на коврах-самолетах, и какова должна быть доля полыни в любовных зельях, вывозимых в Европу, и так далее. Единственное, что хорошо в таком чтиве — вышибает все остальное из головы начисто. Почитал фолиант — другой, и голова чистая, ясная и пустая, и если после этого все равно сумел вспомнить материал по Трансфигурации, то считай, что усвоил.

— Запретить общине гоблинов под Ливерпулем и особливо их главе Крыжкрыжнаку заниматься ковкой оружия и изготовлением артефактов, а все имеющиеся в наличии инструменты изъять и сдать по описи в хранилище с последующеей перепродажей и возмещением казне убытков, понесенных от действий означенных гоблинов.

Ну как тут удержаться от зевка? Может ну его нахрен этот проект? Попытка разобраться в магическом 17 веке, чтобы понять, что же предшествовало Статуту, это конечно почетно, но тут можно годами копаться и все равно не найти концов. Ну да, вроде бы Статут приняли, чтобы избежать истребления магов, но вот Дамблдор в том разговоре месяц назад упомянул, что за Статут была лишь горстка магов, так как же его тогда приняли? Меня зацепило, и понеслось исследование, но что-то пока результатов особых нет.

— Что читаем? — рядом невесомо приземляется Луна.

Вытягиваю руку и снимаю с ее лица прилипшую невесомую пушинку. Судя по следам на одежде, она только что из Запретного Леса, куда-то лазила или пробиралась.

— Полный сборник указов Визенгамота первой половины 17 века.

Луна хмурится, прикладывает палец к губам, то ли задумывается, то ли укусить его хочет. Откладываю сборник в сторону, беру следующую книгу.

— Внешняя политика Великобритании в 17 веке, — читает Луна. — И как?

— Не очень, — отвечаю честно.

— А зачем ты тогда читаешь?

— Пытаюсь понять, почему и как приняли Статут Секретности.

— Папа говорил, что это дело рук гоблинов.

Ну, определенный смысл в этих словах есть. Статут дал гоблинам банк "Гринготтс", с международным статусом банка, возможность чеканить и творить, пускай и без палочек. Уж точно лучше прозябания на задворках резерваций, как это случилось со многими магическими существами. Но и нельзя сказать, что гоблины после этого зажали, ухватили магический мир за яйца, сжав их в своих маленьких ручонках. Вот и пойми, было ли это выигрышем — статус гоблинов улучшился, или проигрышем — больше они не воевали и не сражались за независимость и палочки, во всяком случае открыто. Невозможно же победить, не сражаясь, не так ли? А так гоблины давали жару магам, потом те в ответ жарили гоблинов, и войны тянулись и тянулись, пока не был принят Статут.

— Потом они начали подменять Министров и магов в министерствах своими големами, но как выяснилось, они разрушались изнутри от огневиски, и так заговор гоблинов оказался раскрыт, — напевно произносит Луна, слегка покачиваясь на стуле.

С нее сыплются какие-то иголки, то ли еловые, то ли сосновые. Да чем она там занималась в Лесу?

— После этого все Министры обязательно пьют огневиски, а гоблинам подпустили големожорок, и так у них и закончились все их големы. В отместку они напустили на магов драконью оспу, а дальше я не помню, потому что обычно к этому моменту уже засыпала, — признается Луна. — Но я могу написать папе и переспросить, уверена, он с радостью расскажет эту историю еще раз!

— Да нет, не надо, — отмахиваюсь вяло.

Вообще, все источники в один голос утверждают, что в Британии все началось с восстания Кромвеля. Карл I, мол, был бябяка, а маги лишь его поддержали в силу своей клятвы, а гоблины в силу своей гоблиности поддержали Кромвеля, и завертелась кровавая каша. Даже после возврата Карла II все продолжало полыхать, но маги были ни при чем, ну и так далее. Все эти описания кровищи, трупов, побоищ, "зверств зверских магглов" утомили уже после первого прочтения, а ведь продолжал и продолжаю натыкаться на них в книгах. Собственно, поэтому и переключился на вещи вроде сборников указов, но легче не стало.

Может и вправду, ну его нахрен этот проект? Чего я вообще за него взялся? Ах да, конференция и слом Статута, хотелось же понять Хитрый План Дамблдора, ведь он будет апеллировать к принятию Статута, к гадалке не ходи. Но с чего я решил, что знание истории мне в этом поможет? То есть в целом полезно знать историю, но вот в данном конкретном вопросе?

— Спасибо, Луна, — говорю искренне.

И в то же время тревожный звоночек — опять какую-то дурость отколол, даже не задумавшись, что делаю. Это же нифига не постоянная бдительность, а наоборот, витание в облаках, как у Луны. Ну, ей можно витать, а вот мне категорически противопоказано. Бдить за двоих! И сколько времени потеряно на эти пыльные исторические талмуды?!

— Пожалуйста, — не менее серьезно отвечает она, даже не пытаясь уточнять, за что спасибо. — Пойдешь со мной завтра искать птенца облачной птицы?

— Нет, завтра не могу, завтра мне нужно быть в Министерстве.

— Ну вот, — надувает губки Луна, — а я тебе уже и подарок приготовила... ой!

Она закрывает рот рукой, но уже поздно. Птенец, поди, только предлог, хотя кто знает, может и вправду такой существует. Не опасен для жизни, вот Грюм о них и не рассказывал, и не особо экзотичен, поэтому Хагрид не упоминал.

— Подари его прямо сейчас.

— Но ты же говорила, что нельзя дарить подарки раньше дня рождения, это плохая примета!

К таким вещам Луна относится серьезно, тут без шансов. Причем среди этого вороха суеверий встречаются и по-настоящему дельные, ценные советы, выросшие из столкновения с различными опасными существами и нечистью за прошлые века. Но еще отдели одно от другого! Вот жеж, читать хрень про древних гоблинов у меня есть время и желание, а разобраться чем живет Луна — нет? Внезапно озлившись на самого себя, закрываю книгу. К черту эту политику, историю и историю политики, все равно ощущение, словно в яму с дерьмом упал и добровольно там барахтаюсь. Хотел еще посмотреть, что в мире творится, но теперь? К черту все это! Хватит и завтрашнего визита в политику, то есть в Министерство.

— Ладно, плохая так плохая, — пожимаю плечами.

На нас поглядывают из-за соседних столов, но без фанатизма. Курсы, заставшие самый разгар моего безумия, уже выпустились, да и слава "дочери Грюма" и победительницы Турнира трех волшебников чего-то да стоит. Но не слишком многого, так, втихую шепчутся про двух чокнутых и все.

— Ну что, как подготовка к СОВам?

— Неужели всем так обязательно спрашивать об этом? — морщится Луна. — И профессора на каждом занятии твердят, твердят и твердят.

— Что поделать, — вздыхаю, — слаб человек, а уж школьники и подавно. Если не твердить, то не будут заниматься, провалят экзамены и вылетят из Хогвартса.

— Не припоминаю такого, — Луна сосредоточенно морщит лоб, становится серьезной.

— Видишь, значит, система работает, проникаются, начинают учиться и комиссия из Министерства остается довольной.

— Надо им заранее пучок омелы, смешанный с красной полевой травой, и смоченный в слюне единорога привязать под столом, стебельками на юг, чтобы они стали умиротворенными, — задумчивым, тягучим тоном.

— Магические воздействия на комиссию запрещены и караются строго, вплоть до исключения, разве ты не знала?

— Да разве это магия? — отмахивается Луна. — У них просто приятный, умиротворяющий запах.

— А слюна единорога?

— Она целебная, — возражает Луна, но видно, что больше по инерции.

В отличие от занятий, учебы, истории, политики подобный треп всегда идет легко, приятно, прямо сам собой получается, можно сказать. Мозгу лишь бы увильнуть от мыслей, а телу от занятий. В том плане, что все уже настроилось на игривый лад и готово уступить Луне.

Вдох и выдох. Вначале дела, потом удовольствия, иначе ничего не выйдет.

— Перерыв закончен, надо заниматься, — достаю учебник Трансфигурации и открываю.

— Ну вот, — опять дуется Луна. — Мы и так видимся теперь редко — редко!

— Каждый день, — возражаю машинально.

— По сравнению с летом.

— Так кто же мешает, бери учебники, садись рядом, занимайся. Тут тебе и, — обрываю сам себя и оглядываюсь, но нет, слово "свидание" не успело вылететь и привлечь внимание, — время вместе и учеба.

Луна вздыхает, сыплет иголками, но амулета на мне нет и ощутить, чем это вызвано, не получится. Мы и вправду резко сократили общение и совместное времяпрепровождение, если сравнивать с летом. По меркам Хогвартса мы "непрерывно липнем друг к другу", как вот сейчас в библиотеке. Остальное пока что вне слухов, да и пусть так и остается. Надо сдерживаться, да и Выручай-комнату никто не отменял.

— Но на зимних каникулах, конечно, только ты и я, — понижаю голос и подмигиваю.

Луна кивает в ответ, и с нее опять сыплются иголки. Да что там такое было?

— Хагрид показывал мне логово бескрылых грязеуток, — поясняет Луна, — и меня немного обсыпало, но это хорошо, иголки полезны.

Словно в доказательство, она берет одну и надкусывает, задумчиво смакует вкус. Мда, так бы и смотрел на это весь день, лишь бы ничего не делать, но "надо, Федя, надо". И политику с историей надо, как бы ни пытался найти самооправдание, но надо как-то по-другому, что ли? Сформулировать вопрос, чего же я хочу добиться своим поиском, или очертить некий круг, и спросить совета у той же МакГонагалл, что почитать по этой теме. Или к Пинс подойти? Нет, вряд ли наша старушка библиотекарь поймет запрос на "правдивую историю".

Вот когда пожалеешь о Бинсе!

Интересно, Выручай-комната может помочь в этом вопросе? Сформировать библиотеку книг с правдивой историей, да и секс в библиотеке, посреди рассыпанных книг и обрушенных полок... гм, нет, это отставить, чересчур неудобно будет.

— Так, все, заниматься, — говорю это скорее себе, но Луна молчаливо соглашается и идет за книгами, усеивая библиотеку иголками, словно у нее там под одеждой мешочек с ними привязан.

Или и вправду привязан, с Луны станется. Хорошо, что мадам Пинс привычно похрапывает и ничего этого не видит, а то шум стоял бы до небес, и позаниматься точно не получилось бы.

19 сентября 1996 года, Министерство магической Британии

Амелия Боунс выглядит не пожеванной, но какой-то помятой, что ли? Ну, понятно, что во времена борьбы с Волдемортом ей пришлось нелегко, но сейчас то? Или в стране подспудно бурлит и бродит, и прочие последствия недобитого Темного Лорда? Хотя нет, Пожирателей же выбили, а без них и все остальные должны были разбежаться. Странно все это и настораживающе, особенно в свете действий Дамблдора, но опять, спрашивать напрямую, так не ответят, пошлют или спросят в ответ, откуда у меня такая информация и начнется.

Проще промолчать и сделать вид, что меня не касается.

Министр смотрит на меня, словно не может вспомнить, потом кивает и проходит мимо. Вот так, нефиг тут воображать и строить из себя цацу. Министр просто шла по своим делам, а я уж решил, что она лично займется моим делом, как несколько лет назад. Хотя, помощник Министра тоже неплохой уровень, наверное? Бледный, высокий, молодой на вид, но с уже отчетливо видной залысиной, помощник молча ведет меня быстрым шагом по коридорам. Потом полет на лифте, вверх, вниз и по горизонтали, в какое-то архивное помещение. Мне так же молча вручают свиток, и помощник Министра запрыгивает в лифт и исчезает, игнорируя мой возмущенный вскрик. Нет, я знаю, как пользоваться лифтом, но сама ситуация: завели, бросили в пыльном подвале, да еще и в день рождения!

— Ты не поверишь, — без всяких предисловий говорит Дамблдор, выходя из-за ближайшего шкафа и ведя себя так, словно мы расстались пять минут назад, — оказывается в каком-то древнем законе времен еще до Статута записано, что должна быть пышная церемония и посвящение, и вручение грамоты главой государства, не говоря уже об ответных обязательствах.

— А еще и обязательства есть? — ну вот, так и знал, что есть подвох!

Дамблдор весело отмахивается, он полон энергии и чуть ли не потирает руки.

— Никто не будет требовать с тебя вассальных магов в войско, платежи зельями или магическими услугами, и обустройство особняков, и удержание части границы, и так далее, и так далее, не будет. Все это восходит к временам Вильгельма Завоевателя, и устарело еще до принятия Статута, честно говоря.

Во мне что-то возмущенно булькает. Так он знал и молчал? А нет, он говорил, что звание меня разочарует? Нет, то, что оно окажется не тем, чего мне хотелось бы. Пфф, как будто мне хотелось обязанностей!!

— Отлично все складывается, один к одному, — все же потирает руки Дамблдор, — даже старые планы играют нам на руку, это хороший знак! Так что возвращайся в Хогвартс, Гермиона, и продолжай занятия, пока что время еще не пришло.

— И все? Вы за этим пришли меня встретить, директор? — грубовато, но меня в последнее время то и дело прорывает в неподходящие моменты.

— Нет, конечно, — Дамблдор ухмыляется и подмигивает. — Просто здесь есть пара книг, которые вроде как нельзя выносить, но так как я обещал, то вот они, почитай на досуге, обещаю — не разочаруешься.

Дамблдор, тайком крадущий книги из Министерства, куда катится этот мир?

Глава 7

— А со свитком что делать? Спрятать? И что теперь, я могу набирать вассалов, правда?

Правда, вместо отряда мрачных боевых вассалов, представляется гарем. Тонкс будет старшей женой, Луна младшей и самой любимой, Лаванда — заведующей почему-то кухней, наверное, из-за пышности форм, сестры Патил, Джинни, Сьюзан, мозг торопливо сгребает всех — всех и выстраивает по ранжиру, распределяет роли, строит, заботится, командует, и фоном представляет оргии, куда же без них? Гаремная стратегия в реальном времени, спешите видеть.

— Тут есть небольшая проблема, — задумчиво отвечает Дамблдор. — Чтобы воспользоваться правами, нужно еще и выполнить обязанности, но они не совсем выполнимы, пока действует Статут. Почитай "Историю магической Британии", там этот вопрос обсуждается, если меня не подводит память.

Дедушка задумчиво дергает себя за бороду, и добавляет.

— Знаешь, что и вправду, давай свиток, пусть пока полежит у меня в кабинете. Можешь раскрыть и убедиться, что там нет ничего страшного, магического или миросотрясающего.

Раскрываю. "Бла-бла-бла, род Грейнджер, бла-бла-бла, занесен в списки, бла-бла-бла, со всеми причитающимися правами и обязанностями". Ладно, почитаем о них в книгах, раз уж дают. Организм вообще в этом вопросе проявил странное легкомыслие: вместо того, чтобы пойти поискать информацию заранее, свел все к привычной для себя формуле: феодал, замок, слуги и право первой ночи, и успокоился, доверив остальное дедушке Дамблдору.

— Вот и все, Гермиона, теперь иди, тебя еще ждет регистрация аниформы, — напоминает директор.

Ах да, официальный предлог для поездки в Министерство, а я и забыл о нем. Что-то еще хотел спросить у Дамблдора, но тот уже идет к лифту. В пределах Министерства запрещена аппарация, в целях безопасности, но запрещена она и в Хогвартсе, ха, интересно. Министр может аппарировать в этом здании? Задание условий работы щитов, артефактов — это важный момент в моем плане, надо будет посмотреть примеры практического воплощения.

Так, "Историю магической Британии с древнейших времен и до наших дней" в правый карман, а трактат "О войнах с гоблинами" за авторством некоего Корника в левый. Пространственное расширение в карманы мантии еще не встроил, но Трансфигурация нам на что? Книги — обычные, без примеси магии, так что отлично превращаются в пару мелких фигурок, каковые в свою очередь спокойно помещаются в карманах. Разумеется, трансфигурировать можно и магические вещи, иначе та же анимагия вообще бы не работала, да и половина разнообразных превращений, включая магические приколы от братьев Уизли, вообще не появились бы на свет. Просто — сложнее, формулы другие, и так далее. Ничего невозможного, но как с Чарами или зельями — перепутал, не учел, не сделал — получи последствиями по лицу.

Процедура регистрации, надо заметить, не обходится без тех самых осложнений, о которых говорила МакГонагалл. Правда, заключаются они в банальной бюрократии, а попросту говоря, процедура проходит так редко, что сотрудники Министерства путаются в действиях. Сбиваются, глядят в свиток, Прыткие Перья что-то не так записывают, и все по новому, хотя с практической точки зрения там и делать-то нечего. Обернулся, тебя осмотрели, записали "характерные приметы", потом проверили на расколдовываемость — заклинание принудительной отмены, и все.

В теории.

На практике это превращается в несколько часов ожидания и превращений с повторами. Хорошо еще, что само превращение туда — обратно безболезненно, иначе помер бы еще в процессе освоения анимагии. Но поэтому — из-за безболезненности или не поэтому, но маги не особо утруждают себя регистрацией аниформы в Министерстве, несмотря на предусмотренное законом суровое наказание за это. Собственно, я восьмой из зарегистрированных анимагов за весь двадцатый век, и вспоминая историю Мародеров и их самостоятельного освоения анимагии еще в школе, остается только догадываться, сколько же бродит вокруг незарегистрированных.

В остальном же — ничего такого особенного.

19 сентября 1996 года, Запретный Лес

Луна, слегка высунув кончик языка, чертит ногой на земле какую-то сложную фигуру. Деревья вокруг слегка покачиваются и скрипят под ветром, но в остальном — тишина, словно мы не в середине Запретного Леса, а в каком-то городском парке, где даже белки с ежиками не водятся. Эта хитрая блондинка перехватила меня в Хогсмиде, каким-то образом заранее и тайно выбравшись из Хогвартса, и тут же потащила в Запретный Лес, но не затем, чтобы провести короткой тропинкой к школе, хотя они там и есть, в основном авторства Хагрида. Ладно, все равно МакГонагалл дала освобождение на весь день, так что, почему бы не провести время с пользой? Достаю книгу по истории магической Британии и начинаю искать то, о чем Дамблдор упоминал.

— Гермиона, очнись, — раздается напевный голос Луны откуда-то сверху.

— Да я и не сплю, просто зачиталась, — поднимаю голову.

О да, детка! Кровь незамедлительно ударяет в голову, ну и в остальные части тела тоже. Никогда не считал себя, особо страстным или сладострастным человеком, но у тела, получившего свободу, на этот счет свое мнение. Наряд лесной дриады, а попросту говоря, пучки трав и ветки, настолько умело ничего не скрывающие, что зрелище разжигает еще сильнее, чем, если бы Луна просто разделась догола.

— И о чем там пишут? — с любопытством спрашивает Луна, переступая с ноги на ногу.

— Да ты издеваешься!

— Готовлю тебя, — с легким дразнящим смешком, но в то же время серьезно отвечает Луна.

— К чему?

Слова даются с трудом, кровь стучит в висках, хочется просто повалить Луну и изнасиловать прямо на траве, но остатки разума, помнящие, как важны для Луны все эти ритуалы, еще сдерживаются. Вряд ли Луна поймет, если мы сейчас займемся постановкой сцены из жизни кроликов, но... зачем-то же она переоделась? Прекрасно зная о воздействии подобного наряда?

— К совершеннолетию, разумеется, — с этими словами Луна делает шаг вперед и берет меня за руку.

То ли я так накален, то ли в жесте этом столько эротики и призыва, что мы сливаемся в поцелуе, больше напоминающем борьбу двух пылесосов, кто кого пересилит и засосет. Одновременно с этим Луна отступает назад и тянет меня за собой, и мы вступаем в нарисованную ей фигуру. Дальше начинается танец, больше напоминающий борьбу и тяни-толкай в духе "шаг назад и два вперед", перемежающийся поцелуями и жадными руками, скажем так. Луна сегодня особенно груба и бесцеремонна, кусает, сжимает, впивается ногтями, чуть ли не рычит и срывает одежду. К концу танца мы уже практически голые, благо подсматривать некому, и Луна неожиданно ставит мне подножку и роняет прямо на голую землю в центре нарисованной там фигуры.

Она энергично трется промежностью о мою слегка согнутую ногу, наклоняется и кусает за грудь, помогает себе пальцами, и выглядит все это так, словно мы занимаемся нормальным сексом в миссионерской позиции. Луна тяжело дышит, глаза безумные, волосы растрепанные, на прокушенной губе видна кровь. Моментально вспыхивают все прошлые бдсм-подозрения, особенно в связи с тем, что земля крайне неприятно холодит жопу и спину, и мешает получать удовольствие. Луна сдвигается, и едва ли не засовывает мне внутрь руку, пытается еще ускорить движения, и, черт побери, это крайне больно и неприятно!

— Эй! — но Луна словно бы не слышит. — Эй, мне больно!

Я перехватываю руку, и Луна останавливается, опускается ниже и начинает ласкать меня ртом, горячо, нежно, возбуждающе, словно у нее язык обмазан афродизиаком. Все это так неожиданно, что меня почти мгновенно пробивает разрядкой, словно Луна воткнула в меня не язык, а электроды в центр удовольствия в мозгу. Как всегда, после спада волны наслаждения, в голове проясняется, и приходят дурацкие мысли: кто учил Луну подобным ритуалам и зачем? Отсюда она нахваталась той странной смеси знания и неопытности, которую демонстрировала в прошлом году? Наблюдение в экспедициях за существами, пускай даже магическими, не могло ей дать ничего такого.

Луна приподнимается, встает и начинает отряхиваться.

— Теперь твоя очередь, — говорит она.

Во всем этом есть что-то настолько по-детски бесстыдное, вся эта сцена в сердце Леса, то, как она стоит без одежды, и потертости на ее локтях и коленках, странная смесь безмятежности и похотливого, глубокого облизывания пальцев, а также лица.

— Надо что-то постелить на землю, — приподнимаюсь, и ощущаю холод в пояснице и заднице.

Луна помогает отряхнуть спину, и руки у нее горячие, по-прежнему жадные, настойчивые. Это возбуждает, как и мысль о том, что теперь я буду сверху и уж точно отомщу ей за все! Не настолько, разумеется, чтобы желать ей застудить все внизу, но Луна делает решительный жест рукой.

— Нет! Ритуал должен проходить на земле!

Ну и ладно! Дергаю ее за руку, и делаю подсечку, роняю лицом вниз, и наваливаюсь сверху, вминаю в землю. Она пытается оттолкнуть меня, встать, и это заводит, я кусаю ее за плечо, ухо, прижимаю левой рукой голову, правой грубо входя в нее, двигаясь резкими толчками. Луна вся мокрая внизу, пальцы входят легко, с непристойным чмоканьем, и у меня мелькает мысль о том, что все это крайне не гигиенично, вот так вот голышом на земле. Но мысль мелькает и исчезает, Луна борется, вскидывает зад, трется им об меня, и в какой-то момент ей удается вырваться. Она перекатывается на спину, и я снова наваливаюсь на нее, вцепляюсь зубами в ближайшую грудь. Тут же вскидываю голову и начинаю отплевываться, земля и листья, левая рука смахивает их с грудей, почти, что избивает Луну, и та жалобно стонет от боли, закидывает голову и раздвигает ноги шире. Вспоминая действия Луны, нужно зачем-то причинить боль, а потом резко удовлетворить, но если с первым все понятно и просто, то вот со вторым... гм. Наклоняюсь и кусаю груди, набухшие розовые соски, а также чуть отодвигаю руку, и меняю местоположение пальцев. Теперь рука входит в оба отверстия Луны, пусть и не так глубоко, и сразу начинаю двигать энергично, она вскрикивает еще громче, шипит от боли. Чуть приподнимается и перехватывает руку, останавливает и смотрит на меня, подергивая носом, словно собираясь укусить. Затем выдыхает, слегка расслабляется и приникает поцелуем.

Мы целуемся, долго и нежно, и я продолжаю ласкать ее рукой, потом ртом, и только тут ко мне приходит мысль, что можно было взлететь в процессе и не морозить жопу об землю. Как обычно, крепок задним умом, но кто бы мог ожидать? Ладно, ладно, слабая отмазка, столько времени уже с Луной, еще вчера ясно было, к чему все идет... хотя нет, на земле же ритуал надо было проводить, гм, зачем?

— Не лежи на голой земле, — машинально говорю Луне, вставая.

— Иди ко мне, — томно протягивает та руки, даже не думая вставать.

— Опять морозить задницу и потом получить проблем на нее же в будущем?

— Нет-нет, теперь можно колдовать, иди ко мне, я хочу извиниться и зализать свою вину.

— Загладить, может быть?

— И загладить тоже, смотря, что гладить, — хихикает Луна.

Ну, с магией, как с кетчупом, все вкусней и веселей. Земля превращается в мягкий матрас, мантия в одеяло, общий купол против мошек, дезинсекция, обогрев, заглушка звуков, палочка крутится в пальцах, легко, привычно, формулы сами срываются с губ. Луна смотрит, приподнявшись на одном локте, кушает взглядом, так сказать.

— Люблю смотреть, как ты колдуешь, — говорит она, когда я заканчиваю цикл.

— А объяснять любишь?

Мы медленно (устали) и нежно (в противовес боли) любим друг друга. Не энергичное сражение, а тихие ласки, в такт неторопливому рассказу Луны. Мне хочется побиться головой о ближайший дуб, а потом еще и потыкать Луну носом в фигуру, приговаривая "кто это сделал? Кто это сделал?" Ритуал — смесь языческих обрядов, оплодотворения, поклонения земле и лесу, также с добавкой процедур инициации, каких-то искаженных представлений о браке и брачных церемониях, закреплении вступления в союз (хорошо, что не на глазах у свидетелей!), ну и собственно, вступления в магическое совершеннолетие.

— Так что теперь, — спрашиваю лениво, — у меня магическая сила вырастет?

— Нет.

— Грудь больше станет?

— Нет.

— А что тогда?

— У тебя все будет правильно, — отвечает Луна, и ерошит рукой мои волосы, опять приподнявшись на одном локте.

— А у тебя?

— И у меня, мы же провели ритуал в обе стороны, каждая из нас взяла другую силой, как законную жену, так что теперь наш союз закреплен перед природой и небом.

— Чего? — вырывается у меня ошарашенное.

От объяснений у меня, что называется, волосы дыбом встают. Ритуал, видите ли, рассчитан на мужчину и женщину и их слияние в акте любви, но Луна все модифицировала, потому что посчитала правильным. В роли мужского начала выступили загадочные мозгошмыги, которые, по мнению Луны у меня мужские.

— Я могла бы выпить Оборотного зелья, — пожимаю плечами.

— Но тогда меня любил бы какой-то чужой мужчина, а я хочу, чтобы меня любила ты! — объясняет Луна, хлопая ресницами.

Пол поменять, это вам не ногу пришить, но нет, пока не будет закончен план Дамблдора, за такое лучше не браться, а там посмотрим. Отрастить же себе член — ну, до таких высот Трансфигурации я не добрался, хотя стимул неплохой, надо признать. Ну и, в общем, знаменуя условную "первую брачную ночь", она условно взяла меня силой, болезненно условно лишив девственности и изображая мужчину против моего женского тела, а потом я ее взял, как обладатель тех самых мужских мозгошмыгов. Невыразимый бред. Последовательный, но все же бред.

Но поздно возмущаться "с кем я живу?!", ведь знал же с кем.

— В общем, в следующий раз рассказывай вначале о таких ритуалах, хорошо? — выдыхаю устало.

— Хорошо, — покорно соглашается Луна.

Глава 8

Осень 1996 года, Хогвартс

Споткнувшись на начале учебного года и дне рождения, дальше жизнь входит в некую размеренную колею, в которой дни мелькают мимо, жизнь продолжается, ты трудишься и не слишком смотришь в будущее, разве что, оценивая, сколько сделано и сколько еще предстоит. Вся эта история с Дамблдором отступает на второй план, хотя книги его продолжаю читать с интересом. Уже не столько из-за попыток оценить влияние прошлого на будущее — херня все это, не было тогда у них наших проблем, да и обстановка была совсем другой, люди и маги были другими, в конце концов! Нет, просто потому что интересное чтение — в первую очередь тем, что написано без прикрас и оценок. Сухое перечисление фактов и поступков, с предоставлением читателю решать, кто же там выступал в роли пидарасов: маги, за то, что ударили в спину тому, кому приносили клятву и сожгли нахрен замок вместе со всеми обитателями, детьми, собаками и лошадьми, а потом еще и окрестные деревни прокляли, или тамошний владетель, который, решив, что связал клятвой магам руки, собирался порубить их в капусту и отравить, магичек отдать на поточное размножение, а из детей вырастить верную и преданную лично ему гвардию магов.

Прояснилась немного и эта штука с Родами, правами и обязанностями. Вкратце, все уперлось в то, что система работала, но только пока мир был единым. Люди и их короли, вся эта феодальная система, государства, выступали в роли некоей связующей подложки, соединявшей достаточно хаотичную ткань магов. Маги в целом склонны к индивидуализму, благо магия дает изрядную долю самодостаточности, и если немного поконспироложить, то можно предположить, что со стороны людей в отношении магов применялся принцип "разделяй и властвуй". Или магам просто не нужна была власть, поэтому их устраивало тогдашнее положение вещей, и то, что люди готовы были платить за магию, и немалую цену. Возможно, и не-воинственность магов Поттерианы, проистекающая, как мне кажется, из самой магии, сыграла свою роль.

В общем, маги, кто хотел, интегрировались в феодальную систему, платили, служили, имели земли и слуг, и так далее, и так далее, все это оговаривалось всякими там биллями, бумагами, законами, и тянулось еще со времен Вильгельма Завоевателя, а то и раньше — записи в те годы мало кто вел. Процветали и темные искусства, особенно проклятия на головы соседей, и защита от них, ибо если ты пожадился на мага, то вскоре тебя сживут со свету (и это было отдельным пунктом недовольства магами сильными мира сего — предпосылки к Статуту, в какой-то мере), ну и так далее, кто-то торговал дешевыми зельями урожая, а кто-то ставил магическую защиту на короля.

"Веселье" началось, когда все же приняли Статут — к моему огорчению, в книге это подавалось как факт, мол, собрались верховные маги со всего мира, и приняли Статут — и маги отделили свой мир. Перед людьми нос уже не позадираешь — без магии это затруднительно, и магический мир начал вариться в собственном соку. Государственная недоструктура магов — это как раз наследие тех времен и проблем, лишившись "основы" из людей, маги воспроизвели ее аналог, со временем что-то улучшили, подвинтили, подправили и так оно и работает, скрипит помаленьку, но при этом некоторые элементы государственного устройства людей отсутствуют. Или их не было в те времена, или они оказались не нужны, или отмерли за ненадобностью, так как магический мир все же достаточно специфичен — но это тема отдельного исследования.

Совершенствовались ограждающие и прячущие чары, местами массово применялся Обливиэйт, система ловкого подтирания следов, документов и памяти свидетелей с годами улучшалась и совершенствовалась. Целые отделы следили за нераскрытием, за нарушениями, формировались отряды магов, и так далее, и так далее. Магический мир резко ужался в плане населения, и внезапно темные искусства превратились в огромную опасность. Одно дело косить магглов деревнями, а совсем другое — бить по своим, поэтому в итоге все пришло к нынешнему положению вещей. Как в анекдоте про жопу: защита от темных искусств есть, а самих искусств нет. То есть они есть, конечно, Волдеморт свои знания не из пальца высосал, но скажем, рядовой маг в наши дни ничего такого уже и не знает, и книги о темных искусствах не стоят на полках в соседнем магазине, и так далее, постепенное отмирание и затрудненное нахождение. Не идеальный вариант, но вполне себе рабочий, оказавшийся действенным, хотя бы потому, что магический мир не вымер от проклятий, сглазов, порчи, травли и всего прочего.

Так вот, возвращаясь к основному вопросу. Система Родов, их глав, положения в обществе и влияния, не в последнюю очередь основанного на все тех же вассалах и пирамиде подчинения, скукожилась аналогичным образом. Не сказать, что полностью умерла, но естественный ход вещей просто сделал систему ненужной. Ну и Министерство подгребало и подгребало под себя разные вещи, и Рода с феодализмом там уже не требовались. Хотя... отделы в Министерстве? Нет, конечно, издавались всякие там сборники, вроде известного "28 чистокровных семейств", старые Рода цеплялись и держались за былое, задирали носы, но те, кто не сумел приспособиться к новым обстоятельствам — неизбежно вымерли. Как уже говорилось, вымирание привело к притоку магглорожденных, старые Рода воспряли было, но, увы, новых вассалов и возрождения системы не случилось, и пошел откат, приведший к Волдеморту, в конечном итоге.

Как и государственным устройством, Рода пытались сохранить или возродить суррогаты обязанностей, что-то получилось, что-то нет, они цеплялись за права, но и те отмирали, лишившись, как уже говорилось, подложки из людей. Не знаю, будет ли Дамблдор апеллировать к этой теме — все же и мир не тот, чтобы люди снова набивались в вассалы к магам, и старые Рода приугасли, да и звание стало по большей части формальностью. Не настолько пустой, чтобы любой зашедший с улицы мог его получить, но и влияния какого-то особого оно не дает.

Представляю, как изумился Дамблдор пять лет назад, услышав от меня такое требование!

Если же отбросить в сторону чистокровность и задирание носов на заслугах прошлого, то Род сейчас выступает как некая семейная общность, не более. Не исключено, что оно как-то учитывается в системе Министерства, во всех этих взаимоотношениях, связях, коалициях, врагах, противовесах, той системе, краешек которой видел при выборе нового Министра.

Но, резюмируя, выигрыша в том никакого нет, правда и проигрыша тоже.

Хотя, конечно, тут претензия к самому себе, а не к Дамблдору, не так ли?

Хэллоуин, Хогсмид и вот тебе сюрприз — филиал магазина близнецов там! Ребята растут, как на дрожжах, прут, как паровозы, благо после победы над Темным Лордом, спрос на сладости и развлечения резко подпрыгнул. Со временем понизится, но пока что Фред и Джордж расширяются и закрепляют успех. На правах совладельца магазина спираю конфетку языка-до-пола, от которой язык и вправду становится до пола. Луна смеется, и говорит, что ее устраивает мой язык такой, какой есть, отшучиваюсь, что некоторым нужно больше и толще, и чтобы палочка у них была самая длинная, и чтобы работала всю ночь. Невилл неподалеку тихо усмехается, но сальную шуточку не отпускает, хотя тема благодатная. Пару раз думал рассказать ему о подоплеке прошлогодних событий, но отступался. Невилл все еще на распутье, и сестры изрядно его поддерживают и ободряют, во всех смыслах.

Хрен его знает, что там выйдет у них в будущем, может Невилл меня еще проклянет, хотя конечно трудно представить всю природу их взаимоотношений, держащихся на ложном пророчестве и уверенности сестер в нем. Хотя, конечно, попытки представить некоторые моменты их взаимоотношений вполне себе ничего так, на уровне. Но на одном сексе крепкую семью не построишь, а ведь они именно этим и намерены заняться. Настолько твердо намерены, что выдержали нападки и бабушки Невилла, и родителей Патил, хотя Невилл не любит распространяться на эту тему. В общем, загадочно все это, а подступаться с расспросами — Невилл в ответ спросит про меня и Луну. Нет, один ответ, с потугами на остроумие, я даже придумал, мол, пускай тебе сестры покажут, как это бывает, но и только. Не исключено, что Невилл смотрит в свою очередь на нас и думает о загадочности и непостижимости такого союза.

Смеюсь.

— Когда ты применишь эту конфетку, вот тогда я посмеюсь, — добавляет Луна.

Она осыпает себя "канареечной пудрой" и становится желтоволосой. Из волос лезут перья, нос вытягивается и заостряется.

— Чик-чирик? Чирик-чик-чик! — весело заявляет Луна.

— Ну, пока ты не в силах возразить, — шепчу ей на ухо, — вообще-то я собиралась завести тебя в Визжащую Хижину, разложить там и перейти к нашей любимой позе, а уже потом раскусить конфетку.

— Чирик-чик-чик! Чик-чик! Чик-чик! — возмущенно заявляет Луна, даже машет руками, словно крыльями, собираясь улететь прочь.

— В принципе, девушкам и положено щебетать, так что все в порядке, пойдем пить пиво, — говорю Невиллу.

Тот пожимает плечами и указывает на сестер Патил в дальнем углу. Те хихикают и прикладывают друг к другу какое-то платье, словно меряют или пытаются понять, подходит ли оно им по цвету.

— Ну и их тоже бери, поболтаем за жизнь, Луна пощебечет, я все равно люблю ее, и такую, с перьями.

— Чиррик! Чик! Чик! — Луна роется в соседних зельях и смесях, ищет противоядие.

Ого, а клюв уже серьезный! Как долбанет в лоб, так мало не покажется. Она надвигается, видно, что перья уже лезут из рук.

— Фините анима трансфлюэнца!

— Стой, не надо! — вырывается у Луны, но уже поздно.

Она придвигается ближе, шепчет жарко.

— А ты мне нравилась, когда была маленькой сексуальной выдрой...

— Ну, так уж и маленькой!

— Такой милой, пушистенькой, возбуждающей желание взять в руки и помять, как следует, потискать, чмокнуть в носик.

— Эй, хватит этих фантазий, а то превращу тебя обратно в канарейку!

— О... а ты можешь?

— Без компонентов — нет, — признаю неохотно, — но суть процесса понятна. Принудительная частичная трансформация в канарейку, компоненты пудры задают, в кого ты превращаешься. Это из раздела анимагии, поэтому ты оставалась в сознании, и так далее.

— Ладно, — Луна о чем-то думает и прикидывает, но спросить не успевает, подходит Невилл с сестрами.

Мы пьем пиво, болтаем, а я поглядываю на Невилла, но задать вопрос или рассказать пару фактов из прошлого так и не решаюсь. Хрен с ним, будь что будет, все равно уже не переиграть, так чего портить жизнь человеку? Может и начиналось все с пророчества, но никакие предсказания не удержали бы сестер, будь Невилл мелковат, хех, во всем. Так что пью сливочное пиво и поддерживаю разговор.

Жизнь продолжается.

Книга Корника интересна на свой лад, этот полугоблин был двойным агентом, гоблинов среди людей, и людей среди гоблинов, и воочию наблюдал две войны изнутри, и оставил описания, найденные, правда, уже после его смерти. Довольно-таки циничный взгляд на вещи, и описания, со склонностью к смакованию кровищи и дерьмища, но местами прямо не в бровь, а в глаз. Магические существа были сильны, смотрели на людей сверху вниз, жили по отдельности, ну люди, то есть маги их и нагнули. Гоблины были слабы, изначально сбивались в стаи, учились делать оружие, выживали, развивали ум и интеллект, как могли, и в результате выжили, и даже выгрызли себе место в магическом мире повыше многих существ.

А будь у них палочки, и магов бы затоптали, наверное.

Декабрь переваливает во вторую половину, Рождество и каникулы близко, и мы сидим и обсуждаем, куда бы поехать на время каникул. Джинни твердит, что главное, чтобы не в Египет, Невилл немного грустно замечает, что у него семейные дела, Гарри в принципе и в Хогвартсе неплохо. Луна задумчиво наматывает волосы на палец, словно не может выбрать, и я хочу уже предложить махнуть на Лазурный Берег, когда к нам неслышно подходит Дамблдор.

— Думаю, я смогу помочь вам с выбором, — заявляет он добродушно. — Гарри приглашен на конференцию (взгляд в мою сторону) магов в Швейцарии, с рассказом о победе над Волдемортом.

— Я даже не знаю, — искренне смущается Гарри и чешет в затылке.

Уже? Так быстро? Интересно, выпади конференция не на каникулы, Дамблдор бы освободил нас от уроков?

— Гермиона тоже приглашена, — говорит в мою сторону Дамблдор. — Как говорят магглы, все за счет принимающей стороны, и каждый из вас может взять с собой одного сопровождающего.

Так, по служебным делам, все Европу и объезжу.

— О, я знала, я знала, как только ты пообещала, что каникулы мы проведем вместе, что нас ждет что-то необычное и чудесное! — хлопает Луна в ладоши. — Мы будем там искать альпийского ледогрыза, и говорят, там водятся земленырки, да и послушать выступление Гарри будет чудесно!

— Гарри? — тихо и твердо спрашивает Джинни.

— Конечно, — отвечает тот и смотрит на Невилла.

— Привезите колдофото, что ли, — кривится Лонгботтом, — рад бы, но не могу! Ба!

— Ну, значит решено, — кивает Дамблдор, — сразу после Рождества и отхода Хогвартс-экспресса отправимся и мы.

И исчезает неслышно, как пришел.

Разумеется, обсуждение теперь вертится вокруг Швейцарии, все прочие планы отодвинуты в сторону, вспоминают, кому, что известно про те края. Ну и доклад Гарри на конференции, конечно, тоже обсуждается, дают советы, что рассказывать, вспоминают былую борьбу и все остальное.

— Нам надо сохранять бдительность, — напоминаю на всякий случай, припомнив слова Дамблдора о том, что все же лучше напугать заранее.

— Я возьму амулет от сглазников! — вскидывает палец Луна и тащит меня за собой.

— Вот уж ученица Грюма, — ворчит Джинни вослед, но негромко.

Гарри смотрит в спину, явно понимающе и сочувствующе, ну да ладно. Нужно собраться в дорогу, подготовиться, все предусмотреть и запасти, да, точно, нужно собираться.

Глава 9

26 декабря 1996 года, Швейцарские Альпы

Каминная сеть действует в пределах страны, и в Министерстве есть особый отдел, заведующий подключениями и отключениями, и слежкой за каминами и тем, чтобы сеть работала, как положено. Да, ты привязан к каминам, но зато, в отличие от аппарации, нет риска расщепа, не надо сосредотачиваться, да и помнить то место, куда отправляешься, тоже не обязательно. Нужно всего лишь назвать корректно точку прибытия и все.

Все это наводит на старые мысли о сети телепортационных площадок по всем странам, а также планетам Солнечной Системы, а там и до звезд недалеко. Незнание места и в каком-то смысле односторонняя аппарация — перемещение камином — здесь проблему снимает камин принимающей стороны, жесткая привязка к какой-то точке, плюс сама система, обеспечивающая переброс. Если принципиально решить этот вопрос, проблему одностороннего прыжка, и проблему дальности, то все, можно будет прыгать куда угодно, хоть на Луну, хоть к Альфе Центавра. Всего-то надо туда каким-то неведомым способом забросить условный "камин" и потом прыгать к нему, или еще каким-то образом решать эту проблему двух точек.

В общем, есть к чему стремиться.

Можно, разумеется, перемещаться и между Министерствами разных стран, и в Шармбатон нас помнится, Дамблдор перебрасывал, но это уже вопросы местных запретов, а не технической невозможности. Ну, сложилось вот так у магов, то ли, чтобы враги не могли просто так толпой забежать в страну, то ли сама система в Министерствах так работает.

В рамках конференции, Дамблдор, разумеется, уже все устроил и обо всем договорился. Мы прыгаем в Министерство Швейцарии, тоже находящееся под землей, то есть внутри горы, и оттуда уже в камин в одном из удаленных горных магических поселений, вроде нашего Хогсмида. Выходим наружу, и перехватывает дух.

Горы!

Казалось бы, что такого может быть в нагромождении скал, камней и снега со льдом? Но что-то вот есть такое, от чего захватывает дух, словно прикасаешься к кусочку вечности или еще что-то, не знаю. Не получается сформулировать, но вот ты, а вот горы, и они потрясают. Потом, разумеется, привыкаешь, но это ощущение первой встречи, усиленное сейчас способом перемещения — не медленное приближение к горам, а бац, и ты в самой их середке! — это просто нечто. Завороженный зрелищем, двигаясь машинально вслед за Дамблдором, даже не сразу замечаю обитателей селения. Нет, не так, не обитателей, а новоприбывших, таких же, как мы.

Старые маги неопределенного возраста, в чем-то схожие с горами вокруг, и свита за ними, не такая молодая, как наш отряд, но в целом аналогия явная. Дамблдор с кем-то там раскланивается на ходу, загребая снег мантией, его приветствуют и поглядывают в нашу сторону с любопытством. Пока что Гарри Поттер, его шрам — молния на лбу, служит молниеотводом — окинув взглядом группу, другие маги останавливаются на Гарри.

Пока что.

Луна вглядывается в магов вокруг, и что-то бормочет, потом достает пучок травы и прикрепляет к мантии.

— Здесь очень много зараженных ушняками, — поясняет она, как ни в чем, ни бывало.

Вопрос о том, не надо ли в таком случае крепить траву к ушам, так и остается невысказанным. И без того понятно, что Луна в ответ расскажет очередную историю про ушняков и какого-нибудь безумного мага Ухогорлоноса, жившего два века назад, и, как говорится, скажите спасибо, что вам траву на уши не вешают!

— Посидите пока здесь, — говорит Дамблдор и уходит.

Сидим. Небольшое кафе на первом этаже свежевыстроенной, явно для конференции, гостиницы, и поэтому маги так и снуют туда — сюда. Хотя нет, снуют и мельтешат всякие там помощники из свиты Министров, молодые маги, им по должности, статусу и возрасту положено. Старые маги вышагивают важно, разговаривают чинно, изредка поглядывая по сторонам и давая ценные указания помощникам. Хотелось бы сказать, про подавляющую всех вокруг ауру величия, так ведь нет ее. В этом маги — старички схожи с Дамблдором, тот тоже никого вокруг не подавляет, не смотри, что величайший светлый волшебник, или как там его выспренно именуют в книгах и прессе. Но вот почему Дамблдор не привез с собой помощников, в отличие от остальных, это вот вопрос. В глазах окружающих мы вчетвером можем сколько угодно выглядеть помощниками директора, но это только видимость и фикция.

Ауры мудрости и старости тоже как-то не наблюдаются, хотя, может Луна их видит?

— Закажем что-нибудь? — неуверенно говорит Гарри. — Как представлю, что надо будет выступать перед всеми этими почтенными магами...

Вот да, аур величия нет, зато атмосфера инородного мира присутствует. Казалось бы, столько лет в магическом мире, но ощущение такое впервые. Его, этого ощущения, не было в Хогвартсе и Дурмштранге — школы, дети, да и колдовать только в классах, и с Грюмом — настрой на бой и "кругом враги" убивает все волшебство. Дома и особняки Уизли, Лавгудов, Блэков не дотягивали масштабами. Косая Аллея где-то как-то, но эта атмосфера магазинов, торговли и развлечений все же не то.

Здесь же активно колдуют почти на каждом квадратном метре, летают бумаги, заполняя сами себя, мелькают вещи — багаж направляется в номера, хлопки аппарации, бытовые чары, да что там, на стенах и под потолком развешаны круги и разные странные штуки, крутятся, показывают, что-то пищат и верещат об опасностях или текущих новостях из Гонконга, два мага монтируют камины, управляя процессом, не сходя с места. В кафе, кстати, тоже, но подобную кухонную магию, танец еды, тарелок и бытовых приборов без участия человека я уже видел в исполнении Молли Уизли, а вот монтаж каминов — нет.

Пойти — посмотреть? Но тут перед нами опускаются тарелки и бокалы, сбивая настрой.

— Не волнуйся, — говорю Гарри, — не съедят же они тебя, как мы эти бифштексы!

Гарри уныло разглядывает котлету на вилке, явно представляя себя на ее месте.

— Ну не знаю, — тянет он. — О чем там можно рассказывать?

— Разве Дамблдор не дал тебе текста доклада, ну или хотя бы не обозначил тему?

— Нет, просто сказал, что надо будет выступить, но я думал, это летом будет!

Тут он не одинок, мне тоже казалось, что конференция будет следующим летом, но что поделать, видимо, чем быстрее, тем больше шансов победить или что-то в этом духе? Но вообще странно, обычно Дамблдор учитывает подобные вещи, это я про доклад Гарри. Директор решил, что живое, спотыкающееся выступление, произведет больший эффект? Внезапно просыпается паранойя, авторства Грюма (кстати, почему он не здесь?), и начинает нашептывать, что до доклада просто дело не дойдет, и нужно срочно подозревать всех. И перебить всех, пока они не перебили нас.

Оглядываюсь невольно, пытаясь понять, кого можно заподозрить в столь коварных умыслах.

Вот этого толстого дядьку со смешными усиками? Могучего негра, ростом за два метра? Мирно дремлющего за соседним столом мага в потрепанной коричневой мантии? Того китайца, раздающего указания визгливым, высоким голосом кивающим в ответ китайцам? Или японцам? Работницу кафе, миловидную женщину средних лет, успевающую готовить и принимать / отправлять по воздуху заказы, элегантно работая палочкой?

И тут, оглядываясь, я внезапно замечаю знакомое лицо.

— Так, справитесь тут с бифштексами без меня? — спрашиваю, и уже не слушая ответа, вскакиваю и устремляюсь в погоню.

Делегация магов, в центре пожилой смуглый дядька, с огромной шляпой и огромными усами. Знакомый в самом хвосте делегации, так что пристраиваюсь и хватаю его за мантию, с возгласом.

— Мигель!

Оборачивается. Мигель почти не изменился за эти полтора года, лишь стал чуть выше (хотя и остался все равно мелким), да на мантии какой-то официальный значок прикреплен, наверное, эмблема Министерства Испании. Моментально узнает, расплывается в улыбке.

— Кого я вижу!

Маги делегации оборачиваются, Мигель что-то быстро тараторит, размахивая руками и указывая на меня, один из магов, постарше, с серьезным лицом и огромным носом, кивает мне и тараторит в ответ Мигелю, что-то показывая жестами.

Мигель кивает, и тут же оборачивается ко мне.

— Отлично! Гермиона, ты как всегда, спасла меня! Теперь у меня есть час на то, чтобы поболтать с тобой, вместо выполнения скучных обязанностей помощника Министра!

Ну, вряд ли помощник, скорее третий подавальщик салфеток и заноситель мантии на поворотах, иначе не плелся бы в хвосте, но кому из нас не хочется похвастаться? Да и мало ли, он же маг в хренадцатом поколении, и целый там еще Родригес Алонсо и куча имен, может и вправду помощник?

— Ну что, по бокалу вина? — спрашивает он таким тоном, словно подкручивает несуществующие усы.

Идальго, мать его! Первоначальный план пригласить его за наш стол тут же отметается. Начнет еще и к Джинни, и к Луне подкатывать, и мало ли что, последует куча ненужных объяснений, включая его знакомство с Гарри Поттером, который тогда не был Гарри Поттером, и там слово за словом... нет, оно того не стоит.

— Лучше горячего чая, — делаю жест в сторону ближайшего свободного стола.

Гарри, Джинни и Луна смотрят в нашу сторону, но ладно, объясню им потом. Хотя нет, Гарри вспомнил, вон объясняет остальным.

— Тогда глинтвейн?

— Прозреваю коварный план споить меня и воспользоваться этим! — закатываю глаза, подражая пифиям и провидицам.

— Ну, не без этого, — неожиданно признается Мигель, — но все равно, согласись, тут немного холодно?

Немного! Да тут еще как холодно, несмотря на камины и толпу магов! Закалка прошлых лет спасает, но в целом надо себе мантию с подогревом сделать, да, и с карманами расширения пространства, встроенными щитами, возможностью изменения размера и встроенной трансфигурацией в заданные типы одежды. Этакая Универсальная мантия на все случаи жизни.

— Так что "не без этого" в коварных планах?

— Я вот прибыл с делегацией Испании, — объясняет Мигель, — а ты как здесь оказалась, с Дамблдором?

— С ним, — не вижу смысла отрицать очевидное, Хогвартс — это Дамблдор, ну и так далее, — но вообще мы сопровождаем Гарри Поттера.

— А ну тогда понятно, — кивает Мигель, — конечно же, такое мероприятие не могло пройти без Гарри Поттера! Постой, мы?

— Вон за тем столиком, видишь? Попробуй угадать, кто из них Гарри Поттер.

— Да, задача, конечно трудная, угадать, кто из трех дважды победитель Темного Лорда, — смеется Мигель, сверкая зубами, — и герой магического мира.

Луна поглядывает в нашу сторону, но без интереса, что-то лепит или чертит на столе. Гарри и Джинни вообще не смотрят, беседуют, воркуют, даже можно сказать. Зато сам Мигель, делая вид, что смотрит на Гарри, прямо-таки пожирает Джинни взглядом. Не сказать, что младшая Уизли красива канонично, но в ней определенно есть шарм, рыжие волосы и достойная грудь, и самое главное — внутренняя энергия.

Да и лето с Гарри определенно пошло ей на пользу.

— И девушка у него достойная героя, — подытоживает Мигель.

Луна его не возбуждает, и он поворачивается ко мне.

— Ну что, поможем друг другу? — спрашивает он после секундной паузы.

— Извини, билетов на лучшие места со скидкой у меня нет.

Мигель усмехается, потом говорит.

— Ладно, думаю, ты и так уже догадалась, что я только получил работу в Министерстве Магии Испании, и сейчас у меня есть шанс подняться выше. Поверь, я в долгу не останусь!

— И о чем идет речь?

— А что, если я скажу тебе, что речь идет об отмене Статута Секретности? — Мигель произносит это нарочито небрежно, но смотрит внимательно.

— Отмена Статута? — морщу лоб и пытаюсь прикинуться валенком, и небезуспешно.

Но все же лицо Мигеля становится серьезным, в пристальном взгляде его мелькает что-то нехорошее. Хотя, из меня физиогномист, как из Гарри заботливый и любящий отец. То есть в перспективе хороший, но пока что никакой.

— Ну да! Но пока об этом никому не слова! — Мигель оглядывается, и понижает голос. — Это тайна!

Но тут же выпрямляется, и улыбается во все тридцать два зуба, откидывается на спинку стула.

— Хотя, могу поклясться, что многие в курсе, ну вот как я. Будет много болтовни, но в этот раз приняты все меры, чтобы не случилось чего-то, как во время принятия первого Статута.

Опять какие-то тайны мадридского двора? Везде пишут, что маги собрались в Париже в 1689 году, и приняли Статут, и пошло поехало, одно за другим. Поди, подрались от души, а теперь значит, меры приняли, чтобы такого не повторилось, понятно.

— В общем-то, все просто, — говорит Мигель, — ты попросишь Гарри Поттера, он замолвит словечко перед Дамблдором, и мой Министр поболтает со стариком Альбусом вечером, в приватной обстановке, без свидетелей, а? И я поднимусь повыше, окажу услугу Министру, и Дамблдор, думаю, не будет против!

Кабы знать, о чем думает Дамблдор, усмехаюсь мысленно, можно было бы весь мир покорить. Идея встречи понятна, как и то, почему Дамблдор, а не Амелия Боунс, но что это означает в плане раскладов? Все в курсе, за что будет биться и выступать Дамблдор? Хм, вот так, зайдешь в кафе и вляпаешься в большую политику, но что бы мне с Мигеля попросить за такую услугу?

— Хорошо, попрошу, а ты расскажешь мне об участниках конференции, и кто за что выступает, идет?

— Эм, ладно, — озадаченно говорит Мигель, оглядывается и начинает рассказывать, — вон тот в красной мантии, Министр Франции, он беседует с Министром Германии, хоть они и улыбаются друг другу, но на самом деле недолюбливают друг друга, по традиции. Можно не сомневаться, Франция будет против, Германия в пику Франции будет за, потом те, кто их поддерживает, тут, конечно, у Франции преимущество...

Слушаю, напрягая память и не забывая кивать и улыбаться.

Глава 10

Гостиница не столько гостиница, сколько все вместе и сразу. Место для проживания участников конференции, и место проведения самой конференции, и всяких там отдельных заседаний и приватных разговоров, и прочих развлечений, и самое интересное, что она практически не зачарована. Ну, минимум миниморум, как говорится, расширение пространства и возведение здания при помощи магии, иначе его вряд ли построили бы в такой короткий срок.

Хотя, если подумать, то отсутствие зачарования становится понятно. Никто из приехавших не обвинит устроителей и не заподозрит попыток магического воздействия, а что защиты нет — так ставь сам, если уж так хочется, и наслаждайся тишиной и безопасностью. Если есть взломщики, как вон Билл Уизли, то должны быть и те, кто ставит защиты, наверняка в свите каждого из Министров есть такой специалист. Гм, вот что надо было просить у Мигеля, не сведений ху из ху, а откровенного общения с таким специалистом, хотя,... что их, в Британии, что ли нет? Да и смысл к ним лезть, когда познания у меня базовые, в голове раздрай, Хогвартс не окончен, планы не устоялись, а план Дамблдора в процессе?

Но ведь хочется, елки-палки! Не думать об этой политике, чтоб ее, а заняться интересным делом!

— О чем думаешь? — голос Луны вкрадчив, тихо забирается в сознание, точно так же, как ее прохладная рука ко мне под рубашку.

В номере не то, чтобы слишком уж жарко, но все же весело потрескивающий камин справляется с холодом, которым тянет от окна. Уж точно теплее, чем на первом этаже.

— О том, что рассказал Мигель, — отвечаю честно.

— Это тот смуглый и мелкий, с которым ты столько болтала внизу?

Голос Луны напряжен, а рука ее не столько гладит живот, сколько щипает его.

— Неужели ты ревнуешь? — спрашиваю весело.

— Мы заключили союз перед лицом Леса..., — начинает Луна, и тут же осекается.

Она молчит, рука ее забирается выше, гладит, словно собирается утешить.

— Его руки обагрены черным, — неохотно выдавливает из себя Луна. — Он сознательно творил зло и раньше, и продолжает делать это и сейчас. Вы столько разговаривали, и я переживала, что он коснется тебя и наведет порчу или еще чего хуже.

— Да ну, что за..., — и теперь моя очередь осекаться.

Танец на Святочном Балу с Мигелем! Редкий талант наводить проклятия через одежду и касания? Да ну, бред! Но ведь было? Было! И теперь, после слов Луны, подозрения вползают в сердце и голову, и не хотят оттуда выбираться. Память перебирает сцены и детали, не в силах ни подтвердить слова Луны, ни опровергнуть их. Ладно, даже если она права — особый взгляд Лавгудов работает, признаем, но через раз — то, что с того? Мигель соврал о политическом раскладе и все наоборот? Франция поддержит Англию, Директор Угавабуги, или как там ее, в общем, школы из Африки, будет за отмену Статута, США введут войска, а Китай и Россия будут против, и начнется первая мировая магическая война?

— Ты опять не со мной, — шепчет в ухо Луна.

— А ты так и не ответила на мой вопрос, — щипаю ее в ответ.

Вот когда пожалеешь об отсутствии амулетов, но тащить их на подобную конференцию было бы практически метафорической смерти подобно. Тут полно магов, в момент бы засекли, определили, проследили, подслушали, и прочее. Кстати об этом. Дотянувшись до палочки, набрасываю пару простых защит, как Грюм учил. Ничего не вспыхивает, не звенит, не пыхтит, значит, нас не подслушивают, ну или делают это изощренно, чтобы простыми средствами не засечь.

— Ну вот, — огорченно говорит Луна, и движения ее руки замедляются.

— Что? Мой вопрос о ревности настолько тебя огорчает?

— А ты думаешь о Мигеле и политике! — следует встречное обвинение.

— Так ты все-таки ревнуешь?

Глупо, конечно, да и раньше Луна не ревновала меня к каждой юбке, но эта ее настойчивость настораживает и наводит на подозрения. Опасность — не оправдание, можно подумать, раньше опасных ситуаций не было.

— Я переживаю за тебя, столько неприятностей и проблем, но это и неудивительно, — с грустью в голосе говорит Луна.

Ее руки снова приходят в движение, но теперь это скорее какой-то экзотически — ободряющий массаж, чем предварительные ласки.

— Это еще почему?

— Я знаю, что другие этого не видят, но ты сияешь, как маяк в ночи, и на свет этого маяка летит все подряд, и хорошее, и плохое, — объясняет Луна, и тут же добавляет без перехода. — А еще твои заклинания мешают мне наблюдать за танцем мозгошмыгов Гарри и Джинни.

У меня сейчас самого мозгошмыги станцуют! Танец взорванной головы, епт! Что это еще за сияние? Луна тоже на его свет слетелась? Она видит через стену? Та, конечно, не зачарована, но толстый камень — это толстый камень, звуков оттуда не идет, картинок не показывают.

— Когда люди любят друг друга, их мозгошмыги... — начинает объяснять Луна.

Ну да, с чего бы Гарри переживать из-за политических раскладов? Он же думает, что будет выступать с докладом, ну может, переживает из-за него, но не настолько же, чтобы все опускалось? А тут такие условия, другая страна, горы, камин, любимая девушка рядом, и больше никого, конечно, тут будут танцы мозгошмыгов до самого утра! Взмахом палочки убираю защиты, и Луна немедленно становится активнее.

— Я вижу, как ты любуешься девушками, — шепчет Луна в ухо, таким голосом, что все встает дыбом внутри и кровь вскипает, — и это правильно, красота в мире и создана для того, чтобы ей любоваться, впитывать, вбирать в себя и отдавать.

Взрыв головы все ближе, слушать подобное, сопровождаемое уже откровенными ласками, практически односторонним сексом, но Луна еще не договорила и продолжает свой демарш.

— И мне страшно за тебя, — Луна впивается зубками в шею, словно вампир и вынужденно замолкает.

Ну вот, хоть что-то как у людей! Осталось подпрыгнуть и станцевать от радости, или перехватить инициативу. Что там к каминам обычно прилагается, медвежьи шкуры? Можно даже попробовать сотворить такую, есть пара похожих заклинаний, общий принцип понятен, ну будет шкура не медведя, а мамонта, думаю, это вряд ли испортит удовольствие от процесса.

— Страшно потерять тебя, — продолжает Луна, как ни в чем, ни бывало, — отдать тебя миру, не успеть спасти, закрыть, отвести опасность!

Ну, в каком-то смысле Луна сейчас именно этим и занимается, закрывает меня своим телом, наваливается сверху, вжимает в кресло, и настойчиво ласкает, ничего не прося и не ожидая взамен. Словно торопится что-то перебить, сбить меня с мысли или бежит от собственных страхов... или ее возбуждает мозгошмыговая порнушка? Да, у нас один номер, но на размерах тут никто не экономил, отдельные комнаты — стадионы у всех, толстые стены и двери, ничего не слышно и не видно, хоть дискотеки устраивай.

Старания Луны не пропадают зря, и тело движется само, навстречу ее рукам, подставляет шею и грудь ее жадным поцелуям, языку и зубам, и чего уж там, после слов о Гарри и Джинни, в голове так и мелькает образ обнаженной рыжей, и идиотские мысли об Оборотном зелье. А если превратиться нам вдвоем, или...

— Мне нравится дарить тебе радость, — продолжает шептать Луна, и шепот ее ускоряется, становится все более горячечным, в такт ускорения движений, — нравится, когда ты радуешься, и когда наши сердца соединены, связаны, и боль твоя ранит меня, и мне хотелось бы закрыть тебя собой, укутать, чтобы ты излечилась, излечила сердце, а не ранила его по новой, занимаясь политикой, делами Дамблдора, разговаривая со знакомцами, готовясь к грядущим опасностям

Слова Луны, полные боли и переживаний, странно констатируют с умелыми руками, и теплыми волнами, пробегающими по телу. В такие минуты наивысшего возбуждения она кажется вдвое прекраснее, словно хрупкий, худощавый белокурый ангел, возносящий на небеса.

— Вот так, — немного невнятно шепчет Луна прямо в левую грудь, — вот так, пусть уйдут заботы, пусть уйдут тревоги, не надо этого!

— Чего этого? — меня еще потряхивает, но возбуждение уже спадает и вместе с ним включается голова.

— Мне больно смотреть, как ты сжигаешь себя! — шепчет Луна. — Мчишься навстречу опасностям, работаешь на износ, ой! Что ты делаешь?

Ну, Луна опрометчиво заняла позицию прямо на моих коленях, и она в юбке, так что моя рука легко ныряет под нее, устремляется в атаку. "Спасение от боли" изрядно завело Луну, и тело ее, вопреки возгласам головы, подается навстречу, туго охватывает оба пальца, чавкает и чмокает.

— Тружусь на износ, — да, удержаться от этой реплики было просто невозможно!

— Разве это труд? — слова Луны слегка невнятны, она приподнимается и опускается, словно хочет сломать мне руку.

— Труд вполне может быть приятным, — нахожусь с ответом, без излишних и ненужных сейчас умствований.

Правая рука дотягивается до палочки, и с Луны срывает одежду, она предстает во всем своем ангельском великолепии. Так, еще взмах, формулу, переход, закрепление, пощупать ногой. Не медведь, скорее ковер, но мягкий, с завитушками и претензией, что он не ковер, а шкура. Так, отложить палочку, высвободить руки, подхватить Луну под мягкие булочки и встать.

— Не останавливайся, — бормочет Луна и кусается.

В такие моменты она словно впадает в детство или в животное состояние, и кусается, если чем-то недовольна. Сделать шаг, опустить ее перед камином, развернуться. Шестьдесят девять на боку, то, что нужно в данный момент, разрядиться, унять тревоги, а то этот разговор зашел слишком далеко и слишком не туда. И уже потом помыслить о делах, о словах Мигеля. Сходить к Дамблдору? Нет, тот сейчас тоже работает языком, только с Министром Испании, хотя та вроде бы в сфере влияния Франции, а Франция в свою очередь из принципа будет против любых предложений Великобритании.

Политически... нет, ладно, надо разделять секс и политику, а то эта смесь до добра не доведет. Буду потом во время секса думать о политике, а во время встреч с политиками о сексе, нет, такое до добра не доведет! А еще лучше, вообще держаться от политики подальше, заниматься своими проектами и все тут — точно, так и сделаю, как только Дамблдор победит.

Луна, умиротворенная, спит, завернувшись в шкуру, тихо потрескивают все те же дрова в камине (это магия какая-то!), я же сижу в кресле, только сигары и стопки коньяка в руках не хватает. По словам Мигеля, информация об истинной причине сбора конференции распространилась, и наверное в таких вопросах даже Дамблдор не властен, остается только рассчитывать, что он учел в плане подобные моменты.

Итак, Дамблдор, допустим, заранее слил информацию либо она сама разошлась, но так сказать предварительная подготовка общественного мнения проведена. Либо переоцениваю осведомленность, такое тоже может быть. Но, допустим, эффекта внезапности нет, и... нет, не о том я думаю, совсем не о том. То, что делать Дамблдору — это проблема Дамблдора, моя задача — следить за Гарри, ибо директор готовит "ход Поттером". Где же Орден Феникса вообще и Грюм в частности, это хороший вопрос, на который может быть масса ответов, не имеющих сейчас никакого значения. Нет Грюма, нет Тонкс, правда есть Джинни, но это резерв больше для прямых столкновений с врагом, и если до такого дойдет, то наверное всем будет уже не до конференции.

Многие видели Гарри днем, допустим, есть утвержденная программа конференции, и там значится выступление Гарри Поттера. Или нет? Программок никто не предлагал, обозначат вопрос и будут орать друг на друга? Хм, нет, опять не о том мысли. Итак, по информации Мигеля у плана Дамблдора хватает противников, и это вполне понятно, о себе Дамблдор в состоянии позаботиться, за Гарри он попросил присмотреть меня, а зачем — это уже второй вопрос, на который есть пара равновероятных ответов.

Итак, будем считать, что прямого удара в спину не будет, значит остаются косвенные воздействия. Еда и питье, так, тут минус — ели в кафе сегодня, что называется вообще не предохранялись. Так, тут можно зайти со стороны Джинни, объяснить ей, что красотки захотят подлить Гарри любовных зелий, и все, враг не пройдет. Джинни грудью встанет, сама все выпьет, если придется (нет, надо все же предложить Луне ту идею), но Гарри убережет.

Воздействие на разум — так, Гарри обучали, напрямую Легилименс никто не кастанет, но лучше все же напомнить ему с утра о подобном. Проклятия в спину, сглазы, порча, превращения, гм, тут пожалуй предложить нечего. Только сохранять бдительность и держаться рядом с Гарри, постоянно прикрывать спину. Безоар в кармане от ядов, но не думаю, что понадобится — контроль еды и питья, за незнакомые предметы не браться, так? Так. Набор основных контрзелий в мантии, и уроки Грюма в голове. Лучше несколько дней походить настороже, чем потом страдать. Успокоенный найденным решением и пониманием, определением плана необходимых действий, переношу Луну в кровать и сам моментально отключаюсь.

Завтра. Завтра будет новый день.

Глава 11

Вечер 26 декабря 1996 года, Швейцарские Альпы

Дамблдор аккуратно положил в рот ломтик сыра, и медленно прожевал, внимательно наблюдая за окружающими. Разумеется, никто не спешил нервничать или вскакивать с криком, что пора перейти к делу, но все же, все же. В каком-то смысле Дамблдор ощущал себя Гарри Поттером, взявшимся за неподъемную, непосильную задачу победы над Темным Лордом. Гарри, пожалуй, было даже легче, было пророчество, да и в жертву себя Альбус принес бы, не колеблясь, если бы знал наверняка, что это приведет к победе.

Но... увы.

— Отрадно осознавать, что за последние полвека сыроделы Швейцарии не утратили мастерства, — заявил Дамблдор вслух.

Чистая правда, и в то же время намек на события, связанные с Гриндевальдом, ибо магическая Швейцария воевала, еще как воевала!

— Хорошо, когда сохраняется мир, и маги могут жить и совершенствовать свое мастерство, — заметил Министр США.

Дамблдор числил его в потенциальных союзниках. В силу сложившихся традиций, истории, обстановки, в США с одной стороны гораздо небрежнее относились к соблюдению Статута, с другой им приходилось прилагать больше усилий для сохранения оного, и это несколько раз приводило к кризисам, и вмешательству международной общественности. До таких мер как с Германией не доходило, но пару раз все висело на волоске, как недавно с Британией. Подобное, разумеется, не нравилось Министерству Магии США, которые считали, что и сами в состоянии разобраться со всеми своими проблемами. Отмена Статута сняла бы с них большую нагрузку, да и в целом связь с миром магглов в США была сильнее, чем в других странах.

Но и стремление сохранить мир — тоже похвально, до известной степени.

— Это прекрасно, когда хочется сохранить мир, — Дамблдор огладил бороду, глядя прямо на Роджера. — Вот наше Министерство Магии так хотело сохранить мир, что это привело к двум войнам, и мы едва не оказались в положении Германии после Гриндевальда.

— Но вы все же выкрутились, — заметил представитель Франции, Артур Дюбуа, — не сказать, что усилиями нашего Министра, правда, но такова жизнь!

Он вскинул бокал, словно салютуя Дамблдору, жизнерадостный, красный, как вино в бокале, и чем-то напоминающий Дамблдору другого Артура, Уизли. Дюбуа тоже работал в Министерстве, тоже поддерживал Дамблдора, правда, именно Дамблдора, а не Британию там, скажем. Встречалось среди магов такое, восхищение старейшими, сильнейшими магами, так сказать возведение на личный пьедестал, ну и конечно то, что в 70-х Альбус какое-то время учил Артура, во время поездок во Францию, сыграло свою роль.

Министр Испании, неожиданно напросившийся в гости, бросил взгляд в сторону Дюбуа, но ничего не сказал, снова повернулся в сторону Дамблдора. Явно хотел поговорить без свидетелей, и с учетом прошлого разговора, Испанию можно было смело заносить в союзники. Не бог весть что, но в положении Дамблдора, за что угодно ухватишься. Министр Ортега, правда, напросился в гости через третьи руки, так что поддержка будет неявной, на публику Испания в союзе с Францией, но это как раз объяснимо.

После падения Гриндевальда и Германии Франция неуклонно набирала мощь и влияние в магической Европе, и ссориться с ней сейчас никому не захотелось бы. Британии, разве что, за все прошлые дела, но Амелия благоразумна и не станет задираться. Да и принятие Статута, пускай и не состоявшееся, но было в Париже, так что у Франции все причины выступать против. И за собой они потянут почти всю Европу, так что откол Испании — все равно успех.

США будут хранить мир, то есть соблюдать нейтралитет, а с ними и Канада.

— Жизнь такова, какой мы делаем ее сами, не так ли, Сергей? — обратился Дамблдор к представителю магической России.

Нельзя сказать, что они были хорошими друзьями, но все же, воевали вместе, переписывались, общались, встречались на конференциях, и Сергей Долгорукий, словно в оправдание фамилии, и вправду имел длинные руки, в переносном смысле. Альбус практически не сомневался, что сюда, на эту встречу, в смысле, Сергей пришел по просьбе Министра России, прощупать позицию, а то и обозначить свою.

— Именно так, Альбус, — отозвался Сергей, кивая, — но мой опыт говорит, что чаще всего попытка сделать жизнь лучше заканчивается лишь ухудшением, а то и сожалением о собственных поступках.

Намек на Ариану был таким явным, что Дамблдор едва не застонал. Незажившая, незаживающая рана, ошибка, ради исправления которой он отдал бы все, все! Но нельзя показывать слабости, нет, мир магов, конечно, не стая одичавших оборотней, рвущих друг друга на куски, но подобные слабости нельзя показывать, нет. Только ложные, мнимые уязвимые места, как с Гарри Поттером сейчас, и готовить свой удар, не выказывая слабостей и интереса.

— Но это же не значит, что не надо пытаться?

— Не значит, — пожал плечами Сергей.

Он щурился, поглядывая в камин, и лицо Долгорукого, и без того испестренное морщинами, сминалось еще сильнее. Тянулась неспешная пауза, Роджер побарабанил пальцами по столу.

— Наши магглы попробовали сделать свою жизнь лучше, — словно очнулся Сергей, вскинул седую голову, — в который уже раз за это столетие, а получилось опять невесть что! Конечно, что могут знать магглы об улучшении жизни, ведь у них нет магии, не так ли?

Остальные закивали, соглашаясь, Дамблдор огладил бороду, глядя на Сергея.

— Но возьмем пример ближе, понятнее нашему дорогому Альбусу, — сказал Долгорукий. — Разве Темный Лорд не хотел сделать жизнь лучше? На свой лад, но мы же все тут не дети, правда, и знаем, как бывает сильно это намерение улучшить все, а кто не согласен, тех слегка подправить, потому что не понимают своего счастья?

И опять последовали одобрительные реплики. Альбус же еще раз огладил бороду, испытывая сильное желание ухватить ее в кулак и досадливо дернуть, да что там, оборвать. Ему почти прямым текстом, с намеками на прошлое самого Дамблдора, дали понять, что магическую Россию устраивает сложившееся статус-кво, и даже больше. Не просто нейтралитет, как у США и их сателлитов, а именно что предупреждение: попытаешься улучшить нашу жизнь насильно, мы и поступим с тобой, как с Темным Лордом. Это было печально, как раз в деле с Волдемортом, Россия поддержала, не дала европейским странам сразу "съесть" Британию, и Дамблдор считал их потенциальными союзниками. Еще Альбус подумал, что стареет и что по этим же причинам не стал лезть в политику в свое время, хотя и предлагали пост Министра.

— Несомненно, — ответил Дамблдор, — ведь мы, маги, постоянно действуем, исходя из этого намерения. Если бы мы не стремились сделать жизнь лучше, то разве приняли бы Статут? Разве заботились бы о магических существах, которые без нашей поддержки вымерли бы?

Долгорукий не моргнул и глазом на этот ответный выстрел дуплетом, лишь снова сгорбился, кутаясь в теплую мантию, словно его по-стариковски мучил холод, хотя и был Сергей моложе Дамблдора. Не такое уж и достижение, конечно, когда тебе 116 лет, подавляющее большинство магглов и магов вокруг моложе тебя. Было бы, конечно, неплохо, если бы возраст и пост Верховного Чародея международной конференции магов давали бы преимущества, как вон с Африкой. Директор Уагаду против отмены Статута, и вокруг него и старейшей школы континента сгруппировались многие представители Африки. Вот бы так союзники группировались вокруг старейшего Дамблдора, не приходилось бы финтить и вести окольные разговоры!

Дамблдор мысленно усмехнулся, представив такую "битву Старейших", и тут же припомнил, что так уже было в древности. Бились род на род, и много крови пролилось тогда, но маги все же выжили, снова размножились, поднялись к вершинам, и опять зарвались, и опять выжили, уцелели, выкарабкались. Не это ли движет остальными в их противлении? Статут — выживание, отмени и непонятно что будет, снова кровь, смерти, неизвестное будущее и страх. Но все же — здесь же собрались не дети, чтобы руководствоваться сиюминутными желаниями и интересами? Если же смотреть в будущее, то ясно видно, что пора отменять Статут. Да, он был полезен, но рано или поздно, все проходит, и нужно искать новые решения или отказываться от старых.

Но как в этом убедить остальных, не проливая рек крови? Разве мало их пролилось в прошлом, в настоящем, во всей этой истории с Волдемортом? Хотя да, для остальных мало, за исключением той истории с финалом чемпионата мира, подытожил Дамблдор. Ничего нового, обо всем этом он думал, все это было ожидаемо, но, как и всегда, при столкновении в реальной жизни, оставляло легкий привкус тоски и незавершенной работы.

— Разве мы были бы виноваты в вымирании существ? — неожиданно спросил Дюбуа. — Не магглы?

— Еще неизвестно, кто кого истребил бы, — с сильным акцентом заметил представитель Индии, Рамаяна Надсиржеш, до того молчавший и слушавший, незаметно сидя возле окна.

Рамаяна встал, взметнулась коричневая, под стать коже мантия, и вскинул руку.

— Мы еле сдерживаем некоторых магических существ, что смогли бы против них магглы без магии?

— Вот это вы зря, мистер Рама, — тут же нахмурился Роджер, наклоняясь вперед, словно собираясь вскочить и ринуться в бой. — Магглы придумали массу разнообразных приспособлений для убийства, успешно их применяют и с каждым годом придумывают все новые и новые!

По комнате прокатился холодный ветер, словно окно распахнулось, впуская внутрь ветра и снега Альп. Да, здесь собрались не дети, и все помнили, что творилось перед принятием Статута, и какой крови стоило магам уцелеть тогда. Если же магглы стали сильнее, то кто знает, сколько ее прольется сейчас? Дамблдор сохранил невозмутимое лицо, словно и не прозвучал сейчас один из самых убийственных аргументов против Статута. Уподобляться сторонникам "чистоты крови" и называть подобное пропагандой "продавшихся магглам политиков" он не собирался, и не собирался надувать щеки и уверять, что маги сильнее магглов.

Но тоска немного усилилась.

— Это потому, что у них нет магии! — усмехнулся представитель Индии.

Вот и пойми, подумал Дамблдор, то ли он представитель чистокровных (было бы глупо думать, что с истреблением Пожирателей эта лавочка прикрыта), то ли, наоборот, завуалированно поддерживает Альбуса. А может и насмехается, только завуалированно: мол, дадим магглам магию, поможем быстрее истребить друг друга!

— Думаю, от наличия магии ничего не изменилось бы, — вмешался Министр Испании. — Магглы и без нас способны уничтожить друг друга, столько у них оружия, по сравнению с которым наша магия покажется детской игрой!

Дамблдор мысленно кивнул, как словам Ортеги, так и подтверждению собственных мыслей о позиции Испании. Косвенно, завуалированно, но разве этим вечером прозвучало хоть одно прямое высказывание?

— Это лишь подтверждает, что назрели перемены, — легкомысленно заметил Дюбуа, уже изрядно набравшийся, и ставший еще краснее.

— Чем это еще? — Роджер нахмурился, опять постучал по столу. — Всю свою историю магглы постоянно враждовали друг с другом, с магией, без магии, какое это имеет значение?

Дамблдор тоже нахмурился. Маги не слишком воинственны, что есть, то есть, но тут и возникает развилка: если прятаться до последнего, то магглы рано или поздно обнаружат, да что там, их авроры, спецслужбы же и так знают! Либо прятаться еще сильнее, либо бить первыми, либо отменять Статут и пытаться подружиться, а то и занять привилегированное положение в мире магглов.

— Кто еще образумит неразумных магглов? — пожал плечами Дюбуа. — Кто подарит им чудо, как не маги?

Роджер хотел что-то возразить, но лишь махнул рукой. Долгорукий продолжал смотреть в камин, лишь что-то проворчал под нос, словно жалуясь на холод. Южная Америка, Китай, Австралия, Ближний Восток — Дамблдор скользил мысленно по карте, перебирал оставшихся, подсчитывая, прикидывая, тасуя аргументы — повторяя все то, чем он занимался последние полгода. Неблагодарный, тяжелый труд, но кто еще образумит неразумных магов?

— Разве это не будет повторением пути Темного Лорда? — спросил с сомнением в голосе Ортега.

— Если считать магглов за зверьков, то конечно будет, — тут же ответил Альбус.

— Можно считать их за гоблинов! — пьяно рассмеялся Дюбуа. — У них нет палочек, но они умелые мастера, хитрые, и не прочь были бы завладеть нашей магией!

Доля истины в этом есть, признал Дамблдор, но все же магглы — не гоблины, и это хорошо. Завязался спор, и Дамблдор подхватил министра Испании под руку, отвел в сторонку, решив, что более удобного шанса не будет.

— Скажу начистоту, Альбус, мне казалось, что твои позиции крепче! — сказал Ортега, почти сердито.

— Волдеморт тоже думал, что для взятия власти в Британии и над магическим миром ему нужно лишь протянуть руку, но вместо этого он, как говорят на родине Сергея, протянул ноги.

— И все же, — покачал головой Ортега.

— Но ты же пришел?

— И уже жалею об этом!

— Если бы отмена Статута давала медовые реки и горы золота, то его давно бы отменили, — спокойно ответил Дамблдор. — Ты хочешь непременного выигрыша?

— Франция готова сожрать нас, — в голосе Ортеги слышалось отчаяние, — я готов на что угодно, даже на отмену Статута, лишь бы это отвлекло Францию!

— Тогда ты пришел верно, они отвлекутся на меня, — заверил его Дамблдор.

О том, что это вполне может быть лишь временное отвлечение, и что его "сожрут" в этой борьбе, Дамблдор добавлять не стал, ибо не стоило отпугивать и без того напуганного и колеблющегося потенциального союзника.

Глава 12

27 декабря 1996 года, Швейцарские Альпы

Мы сидим в отдельной ложе, выделенной для Британии. Чары расширения пространства в зале выполнены просто на отменно, всем есть место, всем все слышно и видно, этакий амфитеатр, полукруг мест и лож, вверх и вниз относительно трибуны докладчика. И этакий намек, потому что больно уж напоминает залы для судейских заседаний, мол, вышел к трибуне, сейчас получишь приговор. И там сейчас как раз наш директор

— На правах Верховного Чародея, — говорит Дамблдор, поглядывая на зал поверх очков.

На нем новенькая мантия, борода вся прямо начищена, в общем, не чудаковатый директор, а и вправду Верховный Чародей, открывающий всемирную конференцию магов на правах председателя. Ага, а я и забыл об этом титуле Дамблдора, вот значит, он как пропихнул все в нужные ему сроки.

— Благодарю всех, кто приехал, ибо это очень важный вопрос, действительно касающийся всего магического мира..., — продолжает вещать Дамблдор.

Амелия Боунс слушает с мрачным выражением лица, подперев голову рукой, словно раздумывает, сразу Дамблдора в тюрьму посадить или дать вначале высказаться? Группа, прибывшая с Министром, и наша группа из четырех школьников сидят порознь, пускай и в одной ложе, выделенной Британии. Еще не факт, приходит ко мне мрачное, как сама Амелия, осознание, что Министр Британии поддержит Дамблдора!

— Ты слишком напряжена, — шепчет мне в ухо Луна, и тут же украшает мое ухо ромашкой. — Помассировать тебе плечи?

— Нет, — почти шиплю в ответ.

Еще чего не хватало, и так вон косятся, с праведным магическим огнем в глазах!

— Как вы знаете, — голос Альбуса спокоен, привычен, мы словно снова в Большом Зале на церемонии Распределения сидим, — нам все труднее скрывать свое присутствие от магглов, которые в свою очередь становятся все сильнее. Нам даже пришлось пойти на частичное сотрудничество с их тайными службами, чтобы продолжать сохранять статус-кво, но и оно не будет вечным!

— Тут он прав, вечны только звездные светлячки, — уверенно заявляет Луна, глядя на Дамблдора.

Что-то она там видит в нем, или за ним, или под ним, что-то интересное ей. Того и гляди встанет, свесится через балкон, а то и прыгнет, в погоне за новым чудом.

— Перед принятием Статута магглы боялись магии, боялись наших возможностей, но это был не тот страх, от которого убегают и прячутся. Это был страх, когда пугающее — убивают, и мы все помним, сколько крови магов пролилось перед принятием Статута, — вещает Дамблдор, поглядывая по сторонам, словно проверяя реакцию на свои слова. — Маги едва не вымерли, и нас спасло только спешное наращивание численности при помощи магглорожденных, но оно же создало и проблемы, опять же известные всем нам! Движение за чистоту крови, Гриндевальд и Волдеморт, проникновение идей магглорожденных и частичный вынужденный отказ от Статута, это лишь вершины, самые крупные из проблем, возникшие вследствие этого. Мы уже не можем просто прятаться, как раньше, это бесполезно, это уже не поможет!

— Значит, наши предки поступили глупо, приняв Статут? — последовал выкрик с места.

— Конечно, — шепчет Луна, — ведь гоблины взяли власть в новом мире, но если бы маги показали магглам танец лунных кошечек, то все было бы по-другому.

Это уж точно, меня бы, например, сейчас не пробивало на дикий хохот от таких заявлений. Нет, конечно, веду культурную и просветительскую работу среди Луны, но эта ее смесь особенного взгляда на мир, безумия, рассказов Ксенофилиуса, каких-то баек из детства, а может и того, что ей говорила мама, все это прочно засело и воспринимается ей как истина, априори, так сказать.

— Почему же, — спокойно отвечает Дамблдор, — тогда они поступили верно, но решение, верное тогда, уже не действует сейчас. Все меняется со временем, не так ли? Мы уже не используем телесные наказания в школах, не ездим на лошадях, разве что крылатых, не едим руками, и так далее, этот список можно продолжать и продолжать. Даже более того, наши предки, приняв Статут, дали нам передышку, но почивая сейчас на лаврах, мы разрушим все, что они нам оставили!

— Или сохраним и преумножим, — бросает с места кто-то из Министров, кажется министр Греции.

— И почему это вдруг достопочтенному Верховному Чародею так срочно приспичило выступить за отмену Статута? — слова странно искажены, словно говорящий каши в рот набрал.

Невольно кажется, что это должен быть кто-то из азиатских стран, но нет, вполне себе такой англосакс. И слова об Отмене Статута наконец-то сказаны, странно, что Дамблдор не сделал этого первым.

— Я понимаю, что благословенный континент Австралии обходят стороной проблемы и Темные Лорды, а стада прыггуру снижают любопытство людей, а значит и усилия по поддержанию Статута, — ничуть не замедлившись, спокойно парирует Дамблдор, словно учил эту фразу весь день, — но все же в мире присутствует проблема падения Статута, и с каждым годом она обостряется, не так ли?

Шепотки разносятся по залу, маги переговариваются, о чем-то гудят, некоторые видно, что хотят возразить, но их осаживают или они сами останавливаются. Представитель Австралии стоит, засунув руки куда-то вглубь мантии, потом садится с резким грохотом. Дамблдор, положив руки на края трибуны, спокойно стоит, да и ему ли волноваться, с его опытом выступлений в Хогвартсе? Кто-то уже готовится шагнуть вперед, и Дамблдор наносит удар на опережение.

— Кризис 1908 года, 1915, 1926, 1933, 1939, я уж не говорю о Гриндевальде, — перечисляет Дамблдор, — и о том, что было после!

— А еще говорят, что ваш бой с Гриндевальдом был договорным, и вся его организация ускользнула невредимой! — следует очередная реплика с места.

Ну вот, наконец-то пошло вытаскивание грязного бельишка, хоть что-то как у людей!

— Обо мне много чего говорят, — бросает Дамблдор, — например, что я выжил из ума.

Он выдерживает эффектную паузу, вырывая, так сказать, очко у аудитории. Даже если кто считает, что Дамблдор того, уехал магической кукушкой, то признаться в таком сейчас — только выставить себя на смех. Получится, что он приехал на конференцию, созванную безумцем, да еще и Верховным Чародеем, ну и так далее, и кто он сам тогда после этого?

— Мне скучно, — говорит Луна. — Давай поиграем в найди ушняка?

Хорошо хоть не в "больного с медсестрой!" Но странно, я уж ожидал реплики про безумие Дамблдора, а не признание в скуке. Гарри и Джинни, кстати, тоже не пылают интересом, о чем-то тихо переговариваются, склонив головы, друг к дружке.

— Давай поиграем в "найди того, кто хочет навредить Гарри Поттеру", — осеняет меня. — За каждого найденного первым будет приз!

— Какой? — оживляется Луна.

— Ну, не слишком крупный, Луну с неба я тебе точно не достану, — тихо хихикаю.

Странное легкомыслие, учитывая, что атмосфера в зале накаляется, но мы тут за спиной Министра, да и Дамблдор основная мишень. Потом и за Гарри возьмутся, после его выступления, но думаю, что у Дамблдора за эти годы все же больше грехов за спиной и скелетов в шкафу накопилось.

— Да, отмена Статута! — гремит Дамблдор, впервые повышая голос. — Не принять Статут тогда, триста лет назад, было смерти подобно, но сохранять его сейчас, тоже означает смерть! Сейчас, благодаря Статуту, основная масса магглов забыла о нас, забыла, что творили некоторые ведьмы тогда, в Средние века! У нас еще есть шанс прийти к магглам в образе добрых волшебников и фей, несущих чудо магии, а не проклятия, смерть и требования отдать первенца в обмен на зелье!

— И они посадят нас в клетки и будут требовать чудес!

— Отберут наши палочки!

— Своруют нашу магию!

Невольно ковыряю пальцем в ухе, пытаясь понять, что за бред я сейчас услышал. Луна азартно всматривается во всех подряд, даже достает откуда-то огромные радужные очки и нацепляет их. Маги из Министерства косятся, Джинни тихо смеется, зато Гарри потихоньку закипает. Сжимает кулаки, того и гляди вскочит, закричит что-то в защиту Дамблдора!

— Меня вот спрашивали, почему мне вдруг потребовалось выступить именно сейчас, — Дамблдор слегка подается вперед, словно собирается лечь животом на трибуну, — но это неверная формулировка вопроса!

— Они не умеют колдовать, и будут осаждать нас просьбами о чуде круглосуточно!

Гм, где-то я уже слышал подобное.

— Дамблдор настолько любит магглов, что готов в угоду им пожертвовать нами! — разносится отчаянный выкрик.

На секунду воцаряется пауза, все смотрят друг на друга, и снова гомон, гул, громкий, перемежаемый выкриками с места, обвинениями в адрес Дамблдора возгласами о прошлых обидах, угрозами в адрес людей. Разве что заклинания еще не летят, но думаю недолго осталось.

— Вторая война с Волдемортом показала, насколько близко мы стоим от края пропасти! — голос Дамблдора гремит, глушит, подавляет. — Магглы были напуганы настолько, что готовы были нанести удар!

— Это еще ничего не значит!

— Но ведь не нанесли же!

— Мы продолжим прятаться, и магический мир продолжит катиться в пропасть! Продолжат появляться Темные Лорды, магглорожденные решат по-своему, произойдет утечка информации и магглы ударят первыми, из страха перед нами, или из зависти! Тогда уже не будет вариантов, не будет возможностей, будет просто война! Вы боитесь отказаться от Статута, и я тоже боюсь!

Это признание Дамблдора заставляет выкрики стихнуть, все смотрят ошарашенно, кто-то опускает руку с палочкой. Но в целом атмосферка та еще, отчетливо видно, что Дамблдор в меньшинстве. Не то, чтобы на него уже готовы кидаться с обнаженными палочками наперевес, но атмосфера раскалились почти моментально. Такое бывает только когда затрагивается крайне больной вопрос или оратор умело манипулирует и играет на эмоциях.

Гм, пожалуй, что оба пункта, но зачем это Дамблдору?

— Но есть вещи, которых можно бояться...

— А можно не бояться! — перебивает его могучий возглас.

Могучая тетка, как бы не младшая сестренка мадам Максим, правда, с индейскими корнями, и иссиня-черными волосами, падающими до пояса, наставляет могучую руку, словно посылает войска в атаку.

— Кто сказал, что обязательно будет война? — говорит она глубоким голосом. — Темные Лорды — оба! — появлялись в Европе, может это в Европе что-то не в порядке?!

Возмущенный гул со всех сторон, наши, ну, в смысле маги Министерства Британии, аж вскакивают и орут что-то, потрясая кулаками, эмоциональное, про борьбу, лишения и смерть. Афромаги тоже трясут руками, кричат, и вот уже самый горячий из возмущенных магов вскакивает с места, вскидывает палочку неуловимо отточенным жестом и у меня холодеет в ногах. Нет, не от страха за Дамблдора, тот стоит и смотрит на атакующего с искренним интересом на лице, и не от страха за своих — палочка то направлена на дедушку Альбуса, а от самих движений.

Таких не приобретешь, протирая мантию за столом, даже в рейдах и изъятиях запрещенных вещей, как в отделе Артура Уизли, не приобретешь. Так двигались Пожиратели Смерти, так выхватывали палочки авроры, из числа тех, кого Грюм считал "не совсем безнадежными". Я знаю, как подобное выглядит, но мне до такого еще далеко, даже если тренироваться каждый день (чего я не делаю). Мне почему-то представлялось, что здесь будут Министры, их помощники, старые маги, уже не годные к битвам, молодые помощники, еще не годные к битвам, но такое?

В список опасностей для Гарри нужно срочно внести еще пункт.

— Почему он не защищается? — кричит Гарри, все же вскакивая.

Атакующий чертит палочкой фигуру, Дамблдор чуть сдвигается в сторону, видно, что он готов поднять трибуну и поставить ее как щит, и в этот момент вспыхивает стена зеленого света. Атакующего отбрасывает, непонятно, что к чему, взбудораженные маги выхватывают свои палочки, и на какое-то время мир утопает во вспышках зеленого и красного, перемежаемого багровыми всполохами.

— Красиво, — испуганно вздыхает Луна.

Она жмется ко мне, словно норовит спрятаться. Честно говоря, я бы тоже спрятался, было бы за кем!!! Резко начинает ныть возвращенная нога, словно вспомнив, что провела полгода без проблем и пора устроить пакость. Несколько британских магов спешно ставят щиты, и опять вспыхивает зеленым, и щитовиков разбрасывает. Мне припоминаются слова Мигеля о том, что "были приняты меры" и становится чуть-чуть спокойнее. Самую малость, ибо накал магии вокруг такой, что волосы встают дыбом по всему телу, и кажется, что здание сейчас развалится. Гарри вовремя соображает, опускает палочку, Джинни жмется к нему, как Луна ко мне, но в другой позе, боевой.

— Нужно помочь Дамблдору! — твердо говорит Гарри, но его еле слышно, так все трещит.

— Еще неизвестно, кто кому будет помогать, — ворчу себе под нос.

Палочка в руке, но разум пока еще сдерживает тело, рвущееся в бой, требующее поставить щит, аппарировать, смещаться, атаковать врагов, разбрасывать заклинания, выявляя ловушки, и так далее. Осознав сие, по-другому смотрю на упавших из свиты Амелии. Наверное, все Министры привезли с собой нескольких опытных боевиков, но так же еще страшнее получается! Не поделят Статут, как начнется свалка, мы и чирикнуть не успеем!

— В жопу политику, — продолжаю ворчать под нос.

Луна даже перестает дрожать, смотрит с задумчивым интересом и одобрением. За языком следить надо, вот что, а то придумает же еще ритуал, с танцами, песнями, свечками и всем остальным, только что озвученным. Тем временем треск и грохот стихают, вспышки уже не слепят, и боль в ноге — в костяшке голени (или как там ее), если уж быть точным, стихает. Нога реагирует на избыток магии? У меня есть магический ногомпас?

Дамблдор стоит задумчивый и невредимый за неповрежденной трибуной.

— Ну что, теперь мне дадут договорить? — немного сердито спрашивает он.

Глава 13

Нельзя сказать, что маги стихают, как стайка нашкодивших ребятишек, но продемонстрированная защита и невозможность использовать магию все же отрезвляют их и сбивают накал страстей. Гм, Дамблдор специально их распалил, чтобы потом ткнуть носом... эээ... в зеленый щит? Если не скажет, що цэ такэ, надо будет Мигеля спросить.

— Итак, повторю еще раз, вкратце, — говорит Дамблдор и в наступившей тишине его голос звучит немного зловеще. — На правах Верховного Чародея, я открываю двадцатую девятую всемирную конференцию магов, посвященную вопросу назревших изменений в магическом мире.

Ага, вот он как всех собрал — обтекаемая формулировка, ничего не скажешь.

— Изменение же, которое назрело, — продолжает Дамблдор, словно опять читая мои мысли, — одно и заключается оно, по моему мнению, в необходимости отмена Статута Секретности!

Снова волна эмоций и возмущения, выплеск, молчаливый выброс, правда, без магии. Блин, плохо дело в таком разе, или Дамблдор все же сумеет достучаться до их мозгов? Хотя, какие уж тут мозги, когда такие эмоции кипят? Кстати, с чего бы? Еще даже обсуждать не начали, а реагируют так, словно Дамблдор им в тапки насрал, в суп плюнул, и анально изнасиловал, после чего бородой утерся?

Или это как раз возмущение из-за обмана?

— Как мы помним, — продолжает Дамблдор, — принятие Статута проходило в сложных условиях, да и само принятие было непростым решением, сложным, потребовавшим массы усилий на протяжении множества лет. Как бы ни было неприятно это слышать, но мы бежали от магглов, спрятались, чтобы избежать истребления, чтобы те, кого мы презирали и считали животными, лишенными магии, не лишили магии нас!

— Именно! Истребить магглов!

— Мы не бежали, а сами ушли!

— Они недостойны нашей магии!

Новый шквал обрушивается на Дамблдора, в этот раз только возгласов. Гарри сидит побелевший, напряженный, сжатый, как пружина, сжимая кулаки.

— Твои же родители были магглами? — тихо спрашивает Луна, и меня неожиданно пробивает вспышкой ярости.

— Людьми, Луна, они были людьми, — рычу сквозь стиснутые зубы.

Разумеется, виновата вовсе не она, термин "магглы" общеупотребителен и даже не слишком оскорбителен (в отличие от всяких там "грязнокровок"), но когда это раздражение следовало разуму? Луна сказала, значит, Луна и виновата, эмоции так и хлещут, желание вбить в землю по уши всех, кто что-то там мнит о себе, как о венцах творения и пупах земли. Не знаю, почему так прорывает, ведь был Волдеморт с его Пожирателями и презрением к людям, были и ученики, тот же Драко, со своими чистокровными заходами, но они не воспринимались так остро. Точнее говоря, вот эта идея, что люди — говно, исходящая от них, не воспринималась так остро, может потому, что изрыгали ее маги, изначально воспринимавшиеся как плохиши?

Штихс!

— Я не хотела тебя обидеть..., — виновато говорит Луна.

И надо бы ответить, но меня душит злоба и все то же желание рвать и метать. Сдерживаюсь, киваю ей в ответ, и неожиданно осознаю, насколько плохи наши дела. Если магов душит такая же злоба, только в отношении магглов — чем, собственно и вызван весь этот шквал воплей — то тут не разойтись краями. Доводы разума бессильны перед эмоциями, вот, свежие полевые испытания на себе проведены, а значит, Дамблдор зря старается. Маги не будут слушать, будут отвергать доводы, найдут виновных — Дамблдора и компанию — и прибьют их тихо, после чего разъедутся, в учебниках все будет подано как "безумная попытка сошедшего с ума Дамблдора" или что-то в таком духе.

Странно вообще все это, не думал, что анти-маггловские настроения так сильны. Почему тогда они не сбежались все на помощь Волдеморту, или решили, что ради истребления магглов не стоит пачкаться союзом с Темным Лордом? Или просто Дамблдор вдарил по болевой точке: мол, вы, побежденные и трусливое говно, спрятавшееся от тех, кого презирает? Может и так, но сам факт наличия такой болевой точки! Дамблдор продолжит давить, и нас тут просто сметут! Его, Гарри Поттера и нас всех за компанию!

Блин, ну почему я оставил амулеты в Хогвартсе?!

— Между прочим, именно подобное поведение и отношение магов и привело в свое время к необходимости принятия Статута, — почти насмешливо говорит Дамблдор. — И смотрите, оно продолжается! Мы вынуждены сотрудничать с частью магглов, малой, но все же частью, а представляете, что будет, когда об этом узнает основная часть магглов? Я говорил об этом в самом начале и повторю еще раз: продолжать прятаться — лишь оттягивать гибель! И ладно бы свою, но мы же представляем весь магический мир, и от нашего решения будет зависеть, жить ему или умереть!

— Если он и умрет, то только..., — но кричащему затыкают рот.

И почему мне кажется, что Дамблдор мысленно ухмыляется и самодовольно оглаживает бороду?

— Уважаемая Инч-ква, — Альбус взмахивает рукой в сторону могучей тетки, — подняла вопрос, что может быть, с магической Европой что-то не так? Но магический мир мал, по сравнению с миром магглов, и мы вынуждены быть едиными, а значит, если что-то не в порядке с Европой, то оно не в порядке и со всем миром, магическим миром. Сейчас у нас еще есть шанс мирно слиться с миром магглов, даже больше того, прийти туда не бедными родственниками, не презираемыми врагами, а добрыми волшебниками!

— Альбус Дамблдор, как всегда, прекрасно говорит, — доносится из соседней ложи голос, с чуть грассирующими нотками, — но то ли он говорит?

Министр Франции, судя по реакции наших, или кто-то близкий к нему.

— Он рассказывает нам чудесные сказки о том, как магглы примут нас в свои объятия, поцелуют и будут приносить дары!

По амфитеатру катятся смешки, Дамблдор слушает с серьезным выражением лица, а я думаю, что оба мага не дураки передернуть. Слиться с магглами — да с такими настроениями никто сливаться не будет, возьмут палочки и пойдут валить людей направо и налево, озверев от слияния! Ну да, большая часть магов живет в окружении людей, но не сливается, гм, не ассимилируется, так лучше будет, считает себя частью магического мира и так далее. Считает себя выше людей, отличная мотивация не ассимилироваться — если ты Д'Артаньян в баре "Голубая Устрица", то о каком слиянии там может идти речь? И тут значит, власти говорят, что мол, магглы и маги братья, все одинаковы, тут и вправду дело может гражданской войной закончиться! Или Дамблдор рассчитывает на эффект пассивности, воздействия прессы и указов властей?

Но в то же время никто не давал права выступающему передергивать и нести отсебятину про дары и прочее.

— Альбус Дамблдор рассказывает нам, какие магглы "ужасные", — и кавычки прямо-таки слышны, — какие они могучие, как они желают нам всем смерти! Тогда возникает вопрос — если они так желают нам смерти, то зачем нам раскрываться перед магглами? Наоборот, надо закрыться еще лучше, еще сильнее стереть память им память! Кстати, к вопросу о слабостях и ничтожестве — мы трем память магглам, а не они нам, не так ли? Мы же можем одним движением палочки сотворить что угодно, а не они! Так кто лучше и выше?! Разве мы жаждем обладать чем-то маггловским?!

— Девушками! — доносится чей-то возглас со смешком.

Издержки системы защиты, не будь всех этих лож и расположения, можно было бы хотя бы видеть, кто кричит. Но девушки, это, да, так и представляются набеги магов, подчинил, поимел, подтер память, утерся и пошел дальше. Не то, чтобы злоба вскипает по новой, но мне неожиданно становится ясно, что всякое желание жить в магическом мире пропало. Если Дамблдор не справится, не сможет пробить эту массу ненавистников, то надо бросать все и уходить, что называется, к людям, благо есть варианты.

А как же Луна? Она ж как тот Шарик, зачахнет без охоты, то есть без магического мира. Проклятье! Ладно, свалить в глушь, выстроить особняк, закрыться заклинаниями, никакого камина, магов и людей... хотя нет, откуда-то же надо брать припасы и прочее, даже с магией это откат в средний век. Одежда из шкур, и прочее непотребство, хотя Луне, наверное, пойдет, ей все идет, даже ветки с травой. Ладно, забиться в глушь, вести проекты, подрабатывать на МИ... нет, хотя кого еще могут заинтересовать мои техномагические проекты? Нет, не так, кто сможет ими воспользоваться, в условиях, когда Статут продолжит действовать? Вот-вот, магам мои проекты точно не нужны будут, хотя на кусок волшебного хлеба Трансфигурацией заработать смогу, но захочу ли? Хотя нет, есть же борода дедушки Дамблдора, надо прятаться под ней! Ну, не сможет дедушка свалить Статут, что же, дедушка уже старенький, но это же не значит, что Дамблдора прямо сразу убьют, надругаются, сожгут и пепел развеют по ветру?!

Так что, отставить панику!

— Мы спокойно можем прожить без магглов, а вот они как раз и поступят так, как предлагает Дамблдор! Навалятся и уничтожат нас, воспользовавшись тем, что мы раскроем им объятия. Отмена Статута лишь облегчит им эту задачу, и тут возникает резонный вопрос, а зачем это нужно глубокоуважаемому Дамблдору?

— Глубокоуважаемому Дамблдору это нужно, чтобы маги продолжали жить, а не вымерли, — вполне серьезно отвечает Альбус.

— А мне вот кажется...

— Вам кажется. Неужели уважаемый Жан — Поль Огден всерьез собирался повторять ту гнусную выдумку, что я лично воспитал Гриндевальда и Волдеморта, и натравил их на магов?

— Это неправда! — не выдержав, вскакивает и орет на весь зал Гарри.

Он едва не падает вниз, Джинни хватает его за мантию, в общем, теперь все смотрят на нас. Хотя... нас же и вчера видели в компании Гарри, чего это я? Так что мы теперь шайка, ну или армия Дамблдора, неважно, раз мы с Дамблдором, то мы полностью разделяем его идеи, и так далее.

И самое смешное, что после этой сцены в зале я действительно готов выйти и встать рядом с дедушкой Альбусом, нырнуть в этот политический чан с головой, биться за идею. Наверное, на такой же основе Дамблдор собирал Орден Феникса тогда, в первую войну — людей, магов, готовых биться до последнего против Темного Лорда. Иррационально, глупо, без каких-либо выгод, просто биться, потому что это правильно. Чтобы эти ублюдки не взяли вверх, и не гнобили людей, не считали их животными, чтобы вбить им их презрение в глотки и научить жить в мире, нет, просто, чтобы они со своим магонацизмом сидели в своих скрытах и не отсвечивали.

Говорит ли во мне ярость и вина за погибших родителей? Да не просто говорит, орет во весь голос, как орало летом, требуя убить себя, только теперь требует убить всех окружающих, вбить в землю, победить, дома распахать и засеять солью, чтобы ничего не росло, а жен и дочерей взять в рабыни.

— Это неправда! — упрямо повторяет Гарри, и звонкий голос его разносится по залу. — Неправда!

Звучит чересчур по-ребячески, но до выбора ли слов сейчас Гарри? И интересное дело, получается ложи и барьеры усиливают звук выступающих, но избирательно? Иначе бы все эти почесывания, поскрипывания, перешептывания, хождения с места на место, замечания соседу, оглушали бы просто весь зал. Система увязана с защитой? Странно, что в Министерствах такого не используют, надо, надо будет расспросить Мигеля.

— Я слышал, как меня называли дважды победителем Темного Лорда, но истинный дважды победитель вот, стоит перед вами, это Альбус Дамблдор! — вскидывает руку Гарри. — Без него не было бы никаких дважды побед, и вы бы сейчас склонялись перед Волдемортом, хотя, услышав, что вы хотите сделать с магглами, я не удивлюсь, если бы вы склонились добровольно!

Очень горячее заявление, Гарри едва не задыхается, зал возмущенно гудит в ответ, словно огромный осинник. Только у этих ос вместо жал волшебные палочки, и уж их точно не отгонишь дымом или дихлофосом.

— Ведь он же хотел уничтожить всех магглов! Он убил моих родителей, а ведь моя мама была магглорожденной, слышите вы это?! — Гарри повышает голос с каждым словом, и практически орет, брызгает слюной, едва не пускает пену. — Волдеморт бы перебил половину из вас, за недостаточную чистоту крови, а вы бы благодарили его и кланялись униженно!!! Я должен был выступить с докладом о победе над Волдемортом, так вот вам мой доклад — победа полностью заслуга дело рук и магии Альбуса Дамблдора!

Кто-то из британских магов встает, и путь ему преграждает Джинни с палочкой наперевес. О боже, только драки между своими нам и не хватает! Мало того, что скажут про Гарри, что его Дамблдор опоил или еще что, так и эта драка... маг останавливается, словно не зная, что делать.

— Без Дамблдора вы бы не сидели здесь, в тепле и довольстве, и вместо того, чтобы поблагодарить его, вместо того, чтобы понять, что Дамблдор пытается спасти вас от новой опасности, вы обвиняете его в какой-то невозможной ерунде! Вы не маги, вы просто...

— Хватит! — Амелия Боунс встает и хлопает рукой по парапету ложи. — Хватит, мистер Поттер!

Вставший ранее маг, очнувшись, ловко отбирает у Джинни палочку, а Уизли кусает его за руку и повисает на ней, пытаясь отобрать палочку обратно. Заглушить бы Гарри заклинанием, да система защиты оглушит, не так ли? Но Гарри и без того останавливается, дышит тяжело, потом говорит.

— Вот так я победил Волдеморта, спасибо за внимание!

Замечательно открыли конференцию! Просто заебись!

Глава 14

После заявления Гарри опять начинается бедлам, опять начинаются попытки достать палочки, и возобновляются призывы отобрать у Дамблдора пост Верховного Чародея, раз он вместо поддержания порядка, наоборот, оный нарушает, и так далее. Слова Гарри, верные по существу, все же оскорбляют магов до самых печенок и это понятно, обиднее всего оскорбления, в которых есть доля правды, и когда ты сам знаешь об этой доле.

Даже не касаясь попыток тайно усилить Волдеморта в последней войне — это все же больше европейские разборки, не всемирные. Но захвати Темный Лорд власть, и уж точно никто не сидел бы здесь в тепле, полыхало бы от Ла-Манша и до Китая, а то и дальше. Уж Том не стал бы разводить разговоры, сразу бы попробовал прижать магглов к ногтю, и получилось бы то, что Энтони расписывал. И маги пытались не дать Волдеморту захватить Министерство, тем самым делами подтверждая правоту слов Дамблдора.

Но кто же в таком вслух признается?

Без палочки, жестов и слов немного непривычно колдовать, но где еще форсить, как не перед Дамблдором? Да и бутылка вина уже наполовину пустая, двигать ее легче. Бокал, наполненный вином, подлетает ближе и удобно ложится в ладонь. Во рту вязко и гадостно от окончания первого дня конференции, а ведь впереди еще несколько дней подобного! Поддерживает только желание биться и вбить врагов в землю по уши, иначе махнул бы рукой, да свалил, прихватив Луну, в принципе тут и Лазурный Берег недалеко, пара аппараций и взмахов палочкой.

— Как удачно выступил Гарри, правда? — неожиданно спрашивает Дамблдор.

Он весел, немного пьян своими действиями, а может, и вино его пробирает, все-таки дедушка и правда старенький! Осушаю свой бокал залпом, желая быстрее смыть привкус во рту, наплевав на все эти ассоциации красного вина с кровью. Вино оно и есть вино, чего на него смотреть? Нельзя сказать, что меня сразу накрывает, но горло продирает с непривычки, и растекается теплом в желудке. Надо повторить, привкус гадости смыт не до конца.

— Вы считаете это удачным?

— Разумеется, — невозмутимо отвечает Дамблдор и слегка наклоняется вперед. — Не я один разбираюсь в юных магах, если можно так выразиться, и все, кто хотел, видели, что Гарри выступает искренне. Это главное.

— По-моему они от этого только искренне разозлились, — пожимаю плечами.

Не то чтобы к черту субординацию, раз сидим — пьем, но зачем-то же Дамблдор пригласил в гости? Какой вообще может быть доверительный разговор, если продолжать линию "начальство — подчиненные"? И к вопросу об искренности — хочет дедушка узнать мнение, пусть получит, чего уж там!

— Именно! — Дамблдор почти хлопает в ладоши.

Настолько необычное зрелище, что вино чуть не идет носом. Пытаюсь сдержаться, но все же кашляю, разбрызгиваю, и попытка прикрыть рот и нос рукой делает только хуже.

— Эванеско, — Дамблдор взмахивает палочкой, затем протягивает платок. — Возьми, Гермиона, и думаю, тебе не стоит больше пить сегодня.

— Сшпасибо, — вытираю лицо и руки.

Не, я бы выпил еще, напился бы до "легкого" состояния, когда мозг еще что-то соображает, а вот тревоги улетучиваются. Как правило, такое состояние провоцирует выпить еще,... но не в этот раз, точно не в этот. Дамблдор сидит, со смертельно серьезным видом, словно не он только что веселился.

— Итак, Гермиона, я помню твои слова о том, что тебе не нужно знать тайну и тогда ты не сможешь ее выдать, но в этот раз тебе все же придется выслушать, — говорит Дамблдор. — Именно тебе, потому что, если ты не будешь представлять, что нужно делать, то все может провалиться.

— Возможно, лучше рассказать все это Гарри?

— Гарри уже один раз пожертвовал своей жизнью, и я не могу просить его пожертвовать своей жизнью еще раз.

— Поэтому вы подставляете Гарри без его ведома, — ой, что-то меня несет.

— Именно, — спокойно соглашается Дамблдор, — и рядом должен быть кто-то, способный его защитить, не вызывающий особых подозрений у окружающих, в отличие, скажем от Аластора Грюма.

— Профессор?

— Ты же все прекрасно поняла, Гермиона, — Дамблдор снимает очки и устало протирает их. — Да, я собираюсь подставить Гарри под удар, и его искреннее выступление сегодня приковало к нему внимание всех, кто против отмены Статута. Раньше его защищало пророчество от любого удара, не связанного с Волдемортом, и устранение Волдеморта было целью, теперь всего этого нет.

— Но почему бы не рассказать об этом самому Гарри?

— Помимо уже сказанного о том, что я не могу попросить его еще раз пожертвовать жизнью, есть еще и такая вещь, как искренность слов и реакций. Ее не будет, если я расскажу обо всем. Сейчас на Гарри будут очень сильно нападать, потому что он опасен самим своим существованием. Он знаменит, популярен, он герой магического мира и дважды победитель Темного Лорда, и все видят, что он искренне выступает за мой план по отмене Статута. Возможно, его эмоции и не берут старых магов, но они вынуждены считаться с этими факторами, учитывать их, учитывать ту возможность, что в моих силах дать Гарри возможность обратиться ко всему магическому миру с воззванием. Перелом общественного мнения, вынос обсуждения в массы и не будем забывать тот фактор, что магглорожденным идея отмены вполне может прийтись по душе, и самое главное, наши противники не знают, какие еще козыри есть у меня в рукаве и поэтому боятся заранее. Помнишь, что я тебе говорил о страхе? Что он толкает на необдуманные поступки?

— Помню, — во рту снова гадостно, словно дерьма наелся.

Вот почему бы страху не толкнуть всех противников в угол, чтобы они там сидели и боялись, обливаясь горючими слезами? Почему... ах да, дедушка же сам подтвердил, что собирается подставить Гарри, прямым текстом.

— То есть мне надо защищать Гарри, но так, чтобы он попал под удар?

— Нет, — неожиданно отвечает Дамблдор. — Гермиона, ты должна защищать Гарри изо всех сил, используя все, чему тебя научили в Хогвартсе, в Ордене Феникса, в Дурмштранге, все, чему тебя научил Грюм, прилагая все душевные и физические силы, чтобы Гарри не пострадал, не был убит, отравлен, хотя вряд ли будет такой примитив.

— Примитив? — выдавливаю из себя, пытаясь не думать о том, что значат слова Дамблдора.

— Простое убийство Гарри сделает из него жертву, и дело противников отмены будет практически проиграно. Нет, им нужен будет Гарри, чтобы опорочить меня, и наоборот, потому что только так можно будет сохранить нынешнее положение, — рассуждает дальше Дамблдор. — Да, сейчас у противников отмены численное преимущество, но они не уверены, что оно сохранится, они взбудоражены, возмущены, они ищут контрдоводы, они обдумывают, как бы победить, и им страшно.

И для этого, надо полагать, дедушка Альбус их сегодня и злил дополнительно, но, мать-мать-мать, мне тоже страшно! Страшно не справиться, страшно, что удар не ограничится одним Гарри и будет нанесен по всем нам. И гадостно, не хочется думать о том, что Луна и Джинни оказались здесь не просто так. Да, я помню, что давал согласие помогать плану Дамблдора, но такое!!! Опять из-за меня пострадают люди, хотя я и клялся самому себе, что такого больше не будет, хотя нет, еще же не все потеряно. О да, всего-то надо защитить Гарри, Луну, Джинни, не дать и не допустить, и отбиться от сильнейших магов Земли, всего-то!

Голова моментально раскаляется, и если бы последние полгода не сражался с приступами и выбросами эмоций тела, не давил бы импульсивность, то, наверное, уже бы атаковал Дамблдора. Чертовски прав наш директор, страх и вправду толкает людей и магов на необдуманные поступки, и теперь он толкает меня атаковать его, снести ему голову, схватить наших в охапку и валить, уносить ноги, бежать, поджав хвост. Обещание, данное Дамблдору, решение сражаться, понимание того, что отмена Статута необходима, как-то уравновешивают, но все равно меня раздирает на части, руки трясутся, разум и эмоции кипят, переплавляя все в тяжелую, подсердечную ненависть к Дамблдору. Эмоциональную, не рассудочную, и в тигель летят факты из прошлого, все в кучу, и над всем этим парит сожаление, что меня не прибили в Дурмштранге, что Волдеморту не удалась его атака, вот тогда мне не пришлось бы мучиться, и Дамблдор сдох бы, сдох, сдох, не подставляя под удар всех остальных!!!

Все как в тумане, Дамблдор что-то говорит, но я уже не воспринимаю, нужно успокоиться, нужно выпить зелий, иначе мне все же снесет крышу. Выпить, выпить, и под руку подворачивается бокал. Успокаивающее зелье Помфри здесь было бы как никогда кстати, но кто же знал?! О да, Дамблдор подсунул книжечек, нет бы, прямым текстом сказать, что будет, я хотя бы подготовился нормально! Бдительность, привитая Грюмом? Да в жопе была эта бдительность, я ж не маньяк одноглазый, даже уже не одноногий, чтобы как на войну сюда собираться!

Жалкие оправдания? Конечно! И в этом тоже виноват Дамблдор!!!

Твою мать, маг я или кусок говна на палочке и с палочкой?!

— Аква аммониа транситуриос!

Запах концентрированного аммиака ударяет в нос, дерет горло, вышибает слезы из глаз, не отравиться бы. Тело сгибается в кашле, роняет палочку, все же перестарался, концентратом и отравиться можно, как нефиг делать. Бокал с вином, превращенным в аммиак, падает и разливается, запах шибает по номеру, и Дамблдор слегка отодвигается, ставит щит легким движением палочки.

— Эванеско, — хриплю и взмахиваю, не слишком удачно.

Стирает нахрен аммиак, бокал, ковер, разве что пол остается целым. Представляю, как я сейчас выгляжу: рожа красная, уши опухшие, слезы из глаз, а в самих глазах дурнина плещется. И ненависть в сердце, несмотря на немного пришедшую в себя голову, все же остается, ибо дела еще не сделаны. Самое мерзкое и противное — когда ты знаешь, что предстоит сделать дерьмо, знаешь, что ты пойдешь и сделаешь его, и будешь потом презирать себя, утешаясь какими-то оправданиями, что так было нужно и необходимо.

Интересно, как с этим обстоят дела у Дамблдора?

— Да, профессор, я вас поняла, — встаю и выпрямляюсь, — и сделаю все, что в моих силах.

Если он такой умелый чтец по лицу, пусть прочитает и все остальное нецензурное написанное там! Да, я не буду спрыгивать с корабля в последнюю секунду, но отношение к Дамблдору от этого лучше не станет. Не хочу даже думать, что будет, если кто-то и вправду пострадает, ну какого же хрена, неужели нельзя было заранее предупредить, хоть Луну сюда бы не тащил!

Гермиона буквально эманировала злостью, и Дамблдор ее понимал и даже сочувствовал, но только как маг. Как глава Ордена Феникса, стремящегося одолеть Волдеморта, как Верховный Чародей, собирающийся отменить Статут и опять разыгрывающий "гамбит Поттера", он не мог позволить себе выражать сочувствие вслух. Равно как не мог сказать и того, что замышляет, иначе это разрушило бы все. Гермиона должна чувствовать себя припертой к стенке, должна знать, что за ее спиной любимые и дорогие ей люди, и поэтому биться в полную силу, без оглядки и ожиданий помощи от Дамблдора.

Должна считать его гнусным предателем, и поэтому не ждать помощи.

И уж тем более не должна она знать, что сегодня днем, во время открытия конференции, Дамблдор впервые усомнился в успехе плана. Он подготовил все составляющие части, одной из которых, самой важной, была история с Гарри, но при виде этой бури ненависти ему стало страшно. Вполне могло получиться так, что даже сработай все части, этого не хватит, чтобы преодолеть эти эмоции, вызванные совокупностью причин: от нежелания вставать вровень с "грязными магглами" до нежелания бросать привычный образ жизни. Но самым страшным было то, что Дамблдор словно заглянул в зеркало и увидел самого себя 100 лет назад, на пару с Геллертом. Молодых, уверенных в себе, готовых брать власть и топтать магглов, ибо большего они не заслуживают, и считающих, что если маги и спрятались под Статутом, то только потому, что стояли выше магглов и не желали делиться с этими грязными двуногими животными.

Впору было застонать и схватиться за голову, но Дамблдор сдержался, привычно, бесстрастно.

Отступить теперь было никак невозможно, отступить теперь означало проиграть раз и навсегда, но все же у Дамблдора мелькнуло сожаление, что зря он взялся за это дело. Мелькнуло и пропало, ибо он не мог отступить, хотя бы во имя Арианы, павшей жертвой разделения миров и его тогдашней одержимости, желанием взять и утвердить, вернуть власть магам. Во имя всех будущих детей, будущих магов, которые погибнут, если Статут не будет отменен, Дамблдор должен был действовать, и он действовал. Корректировка планов, небольшая и в то же время неизмеримо огромная, маленький шаг переступления через самого себя. Что такое четверо детей по сравнению с уже пролитой кровью, и с той кровью, что прольется в будущем, не говоря уже о том, что жертвы, возможно, и не будет, если Гермиона справится со своей задачей?

Но даже если не справится... Дамблдор был готов и к этому, а свою цену он уплатит после отмены Статута.

— Я рад это слышать, Гермиона, — сказал он, привычно сдерживаясь. — Действуй.

Глава 15

31 декабря 1996 года, Швейцарские Альпы

Четыре дня до Нового Года пролетают как один день, для меня во всяком случае. Дамблдор сказал, что Гарри все же нужно будет выступить с докладом, но до него дело так и не дошло, потому что конференция грызется друг с другом. Постоянно кому-то требуется выступить с новыми доводами, а то и чтобы просто выругаться на матерно-вежливом, Дамблдор дважды выступал, и если его не закидали заклинаниями там же, то только благодаря новой защите. Припертый в угол Мигель развел руками и признался, что просто слышал от дяди, что, мол, будет использована некая новая разработка, и деталей и сам не знает. Дамблдор знает, но спрашивать его не хочется, видеть его не хочется, воротит с души.

Одно спасение — заниматься охраной Гарри, но при этом постоянно приходится лицезреть Дамблдора, ну и плюс охрана, собственно, есть продолжение того, что вызывает отворот. В этом есть некий извращенный смысл, ибо постоянное напоминание не дает расслабиться, будит паранойю и бдительность, вызывает планы мести и тем самым не дает угаснуть боевому настрою. Но оно же и разжигает ненависть, сводит с ума, раздирает от осознания собственной подлости и пособничества такому подлому плану.

Луна немного обижена, что мы так и не поехали искать альпийского ледогрыза, но в целом вроде поняла, что нужно охранять Гарри и включилась в процесс. Теперь к его мантии подшита пара амулетов, изготовления Луны, в карман засунут пучок травы, ну и так далее. В процессе ее "помощи" мне удалось предотвратить две попытки сглазить Гарри и подлить ему чего-то в чай.

Но если с попыткой подсунуть нам что-то темномагическое на порог номера (понятно теперь, зачем нас Дамблдор поселил вместе!) вполне справились вредноскоп и защитный контур по рецепту Грюма, то с нематериальными вещами не так все просто. Регулярно разнообразные важные дядьки приходят пожать руку Гарри, и меня каждый раз дергает, что они чем-то намажут себе руки, поэтому в карманах безоары, а мантия едва не рвется от зелий. Две книги по ядам в уменьшенном виде также постоянно со мной, но толку-то! От словесного яда так просто не защититься, а эти важные дядьки, почти все, как один, начав с заверений в своем уважении и восхищении, сворачивают на тему борьбы с Темным Лордом и Дамблдора, и тут уже подходы различаются. Кто исподволь пытается опорочить Альбуса, и это самые безобидные, Гарри инстинктивно дыбит шерсть в ответ и отвергает их доводы, ибо помнит прошлый год, да и все остальное.

Другие заходят с козырей, и вливают лести, яда восхищения, рассказывают, каких высот может добиться Гарри, и что они рады будут его видеть у себя и попутно двигают тему, что для этого нужно сохранить магический мир. Третьи под видом воспоминаний тоже порочат Альбуса, но гораздо хитрее, вроде как факты подают, и к этим фактам еще рассказы о том, какие магглы бябяки. Четвертые выражают недоумение, мол, чего это Дамблдор переложил всю задачу на плечи Гарри, подставил его, и отсюда сворачивают на ту же тропинку, мол Альбус чужими руками загребает жар, а когда не получается, устраняет свидетелей, ссылаются на все того же Гриндевальда, приводят факты о их дружбе, Альбуса и Геллерта, и надо заметить, это задевает Гарри.

Разумеется, никто из них ничего особого не требует, разговаривают с Гарри, как с равным, или пытаются подавить авторитетом и возрастом, упоминают будущий доклад, в общем, пудрят мозги Поттеру, как могут. А я вот не могу, не могу вмешиваться слишком уж явно, иначе все это может оказаться хитро расставленной ловушкой. Ругань, скандал, меня удаляют, план Дамблдора проваливается либо Гарри гарантированно выбывает из игры, а с ним и Джинни. Они, конечно, не Луна, но значит ли это, что подлость и предательство от того становятся меньше? Сказать обо всем — тоже провалить план, и тогда я подставлю Дамблдора, ну и так далее.

Но все же вмешиваюсь в разговоры, подаю реплики, задаю неудобные вопросы, спасибо Дамблдору и его почти приказу об исторических штудиях и спасибо за те две книги! Но это выручает Гарри, и одновременно с тем подставляет меня, и за мной Луну. Джинни и без того под прицелом, ибо надо быть совсем уж слепым и глухим, чтобы не заметить связи между ней и Гарри. Часть проблем решает короткая лекция о мерах безопасности, но лишь часть. Несмотря на все мои предосторожности, всем нам, кроме Гарри, достается.

Джинни готова была отдаться одному из помощников Министра Бразилии прямо в соседней комнате, пока Гарри разговаривал с самим Министром. К счастью, помощник не был готов к приемам из Звездных Войн, передавливанию горла невербальным захватом, на одном лишь бешенстве и растерялся, начал хрипеть и задыхаться. Луна, к счастью иногда понимающая меня без слов, приложила его томиком магических растений Швейцарии, объявив, что в него вселился темный дух и теперь настанут скорбные времена, зима, холод и конец мира. Джинни получила оглушающим, и тоже успокоилась, потом отпоили.

Луну подловили на пророчестве, подогнали натуральную актрису, закатившиеся глаза, все дела. Особый взгляд Луны не помог, а может это была настоящая пророчица, только изрыгнувшая ложное пророчество. О том, что, дескать, если Луна в эту лунную ночь прыгнет из окна, то у нее раскроются лунные крылья, а также лунный глаз во лбу, и она сможет видеть все вокруг. Едва успел ее поймать в прыжке, и потом вне себя от ярости пару раз приложил головой об стену, приговаривая, что головой надо думать, а не видеть всякую хуйню. Пророчице досталось проклятие, в каком-то смысле, ибо я прокрался к ней, перекинувшись в выдру, кастанул Империус и приказал выброситься из окна.

И вот за этот поступок мне вообще не было стыдно, даже ярость как-то улеглась.

На десять отбитых попыток приходилась одна удачная, так что досталось и мне. Тоже любовное зелье, в них маги знают толк, разнообразнейший ряд разнообразнейших видов, форм и воздействий. К счастью, Грюм отдельно объяснял всю эту тему, а даже если бы не объяснял, то можно было и самому догадаться, по одному простому признаку: никогда меня на мужчин не тянуло, а тут прямо аж в животе скрутило и потянуло вперед, к несгибаемому красавцу — негру. Самое смешное, что зелье, насколько я понял задним умом, было швейцарским, "Несокрушимая скала", епт. Мол, ваши чувства будут нерушимы, как скала, и сами вы будете стоять, как два утеса, вечно рядом друг с другом. Ну, как тут быть еще Грюм объяснял, срочно хлебаешь антидот, мысленно приговаривая, что это нужно для пущей любви, и потом главное не потерять сознание (если нет возможности аппарировать прочь), а то враги могут и добить, воспользовавшись моментом, пока в тебе борются зелья.

Негру мстить не стал, но злоба и паранойя только выросли.

Недостаток сна тоже сказывался. И опять, умом понимая гибельность подобного подхода, все же не мог переломить себя и успокоиться, не думать о том, что творится вокруг. Спал мало и тревожно, по нескольку раз просыпаясь, вскакивая фактически, и брел проверять метки и заклинания, ставил новые, пытался придумать что-то универсальное и засыпал прямо над изделием, отчего потом нервозность и злость на себя возрастали. Подхлестывание зельями и энергетиками вполне ожидаемо сошло на нет, первые быстро закончились, вторых и не было, а налет на местную зельеварню почти не дал результатов.

Я бы может и расслабился бы, будь на конференции все спокойно или свали мы куда подальше, хотя бы искать этих самых ледогрызов, но нет! Маги только разогревались, что называется, споры становились все жарче, защита здания местами трещала по швам, все четче и четче обозначались два лагеря, ярых противников и тех, кто был за план Дамблдора. Между этими двумя активными группами находилась основная масса, которую каждый пытался перетянуть на свою сторону, и шли атаки между самими группами, не только нас пытались прищемить или ухватить за что-нибудь.

Расклад стран и кто за что совершенно не коррелировал с ситуацией в мире людей (ну, не коррелировал по моим дилетантским представлениям, может Дамблдор и знал, в чем там дело), потому что, казалось бы, магам Китая самое оно выступить за отмену, да помочь своей стране, но нет. Сильнее, чем они, против отмены, выступала только Франция, и то, там примешивались мотивы ненависти к Британии и желания еще сильнее возвыситься над магической Европой. Африканские страны, опять же, казалось бы, колдуй в джунглях и пустынях (хотя, может, они так и делают, кто там будет за Статутом следить?), помогай своим открыто и все такое, но нет. Больше половины сбились вокруг Директора Уагаду, и поддерживали его позицию — не трогать Статут. Единственным плюсом тут было, что выступали умеренно, без призывов оторвать Дамблдору бороду, а всех желающих отменить Статут посадить на кол.

31 декабря 1996 года, Швейцарские Альпы

— Тебе надо расслабиться, Гермиона, — говорит Луна, наливая чая.

— Расслабишься тут, ага, — ворчу под нос.

Сегодня прозвучала весьма такая... интересная речь. Не скажу, что знаковая, но местами до того пахнуло Темным Лордом, что впору было подбегать к окнам и смотреть, не висит ли в небе метка? О том, что события, предшествовавшие Статуту, трагичны и надо не допустить их повторения, что надо раз и навсегда взять власть в свои руки и не давать больше магглам никаких шансов. Что хватит уступать, пора объединиться и, раз уж собрались на конференцию, принять решение о расширении Статута. Не отмене, но взятии власти, взятии под контроль всех глав государств магглов, применении массовых обливиэйтов, повороте пропаганды в нужную сторону, концентрации магов на отдельных территориях, укрытых Фиделиусами и так далее. В общем, перевод магов в разряд этаких невидимых, буквально невидимых, благодаря Фиделиусу и его аналогам, владык мира, с получением дани с мира магглов. Высасывании оттуда, из мира людей, самого ценного, всех, кто против магов, перебить руками магглов же, благо есть Империус и благо магглы любят уничтожать друг друга, наборе преданных рабов, хотя и не так буквально — тех, кто восхищается магами, на роль подчиненных и слуг, особенно девок красивых, с авансом на возвышение. Ну и повышение численности магов, понятно какими способами, плюс эти новорожденные маги будут как бы обычными гражданами, а те, кто сейчас — аристократией, с пожизненными правами, ну и соответственно, дальше по закону сохранения материи. Если в одном месте чего убыло, то в другом непременно прибыло — высосать мир магглов досуха, дать им разрушить самих себя, и на обломках построить свой новый мир, где маги будут владыками, численность будет невелика, и все будут покорно служить и так далее. Тоже своего рода отмена Статута, но, думаю, таких союзников дедушка Альбус самолично сжег бы в адском пламени, если бы мог.

Как в таких условиях расслабляться — решительно непонятно!

— Но иначе ты сгоришь, — ласково укоряет Луна.

А иначе вы сгорите, хочется мне проворчать в ответ, но в этот момент Луна подходит сзади и откровенно засовывает руки под мою одежду, начинает ласкать и гладить плечи, шею, грудь, спину. И каждое прикосновение отдается чем-то, воспламеняет, будоражит и без того воспаленное сознание. Образы врагов и ожидающей повсюду опасности не то, чтобы бледнеют, они трансформируются, концентрируются в этих руках и возбуждают, несмотря на опасность.

— Инкарнцеро, — шепчет Луна в ухо, и веревки прихватывают меня к стулу.

Рука не дотянулась до палочки буквально чуть-чуть, но кто мог ожидать такого удара в спину?

— Ты моя пленница, — продолжает шептать Луна, — ты в полной моей власти, смирись с этим.

— Не знаю, кто тебя научил этому, — хриплю в ответ, — но ты еще узнаешь силу моей постоянной бдительности, когда я освобожусь!

И это возбуждает, возможно, надо было чаще выбегать в ночные вылазки, громить и крушить врагов Дамблдора, а также насиловать красивых пленниц, не копить в себе, потому что сейчас у меня натурально сносит крышу и глаза застилает возбуждением пополам с жаждой крови.

Чай!

— Ах ты ж!

Превратиться в выдру, выскользнуть, обратно, уклониться, атаковать, Луна ставит щит, подсечка, выбить палочку и тут же вскинуть свою!

— Инкарнцеро!

Теперь Луну привязывает к стулу.

— Ну, все, теперь ты мне все расскажешь, во всем сознаешься, — делаю шаг к ней.

Сознание продолжает туманить, и я рву на себе одежду, рву одежду на Луне, веревки мешают, убираю их и снова связываю Луну, содрав с нее одежду и повалив на пол, не давая убежать. Все это, по правде говоря, больше напоминает какое-то изнасилование, но Луна постоянно борется в ответ, в чем-то признается, и нет сил остановиться, "пытки" продолжаются, и Луна кричит, кусается, лягается, и я кусаю и лягаю ее в ответ, в ней сейчас персонифицируются, сливаются образы врагов и тех, кого я когда-либо хотел и желал. Хорошо, что стены в комнатах толстые и ничего не слышно, иначе сюда бы давно сбежалась вся гостиница! Луне удается вырваться, и мы боремся, деремся голыми руками и ногами, голыми телами, забыв о магии, роняя столы и стулья, ломая что-то мелкое, но мне все же удается взять верх и прижать Луну к дивану, и она внезапно останавливается, уже не пытается вырваться.

— Ты победила, я в полной твоей власти, — с трудом ухмыляется она разбитыми и покусанными губами, и высовывает нежный язычок, облизывает их.

Встаю, горделиво уперев руки в бедра, и Луна сползает с дивана, пристраивается удобнее, чтобы высказать свою верность, а я ощущаю, как дрожат мои ноги и упираю их в диван, чтобы не упасть. Но насладиться плодами борьбы нам не удается, что-то воет, в голове вспыхивает сигнал опасности, и я разворачиваюсь, чтобы отразить атаку, но путаюсь в Луне, застрявшей между ног, не успеваю дотянуться до палочки, отлетевшей к стене в ходе драки. Только и успеваю заметить несколько фигур и услышать возглас.

— Ступефай!

Глава 16

1 января 1997 года, где-то

В сознание меня приводит резкая боль в левой ноге. Тело как ватное, все плывет и качается, и мысли плывут и качаются, и в то же время нога дергается, сама по себе, словно ожила или в нее вселился злой дух. Странно, полгода прошло, никаких последствий ни разу не было, Помфри все нахвалиться не могла, а тут... может меня кто-то иголкой тыкает?

С трудом приподнимаюсь, все болит, словно пробежал марафон, а потом упал лицом в землю и долго катился вниз по склону. Странно, не должно быть такого после Ступефая... Ступефая!!! Резко сажусь, и голова плывет, в глазах темнеет и нихрена, нихрена ни видно. Камень холодит задницу и ноги, и понимаю, что, во-первых одежду мне точно не вернули, а во-вторых это не у меня темнеет в глазах, а просто света нет.

Выдыхаю, и пытаюсь прийти в себя, сосредоточиться.

— Люмос!

Шарик света вспыхивает и тут же взрывается, озаряет и ослепляет. Голая Луна в ногах, то ли массирует, то ли и вправду колет иголкой, Джинни в одном дезабилье, какой-то ночной сорочке с рюшечками, и Гарри Поттер, тоже в одних труселях, старательно зажмуривается и даже вскидывает руку. Стен не видно, лишь потолок слегка мелькает, наплывы не особо тщательно обработанного камня. Подземная темница, без окон, без дверей?

— Гермиона, ты это, — в голосе Гарри слышна усталость и смущение, — предупреждай в следующий раз, я хоть отвернусь.

— Нашел время стыдиться, — ворчу в ответ.

Меня тошнит, и голова плывет, странно. Накачали зельями, чтобы не магичил? Или просто последствия всего случившегося? Зелья, не дающие магичить... гм, не слышал о таких... но концентрация и сосредоточенность явно сбиты, что-то из медицинских зелий, расслабляющих тело и разум?

— Нас чем-то опоили?

Следует хор ответов, вразнобой, но смысл один и тот же, все пришли в себя уже здесь, в темноте, посреди камня. Дверь есть, в нее стучали, ничего не произошло. Пытались колдовать, но без палочек и зрения практически ничего не вышло.

— Луна, ты что-то видишь своим особым зрением? — мне уже легче, но все равно, словно...

Ах да, Луна! Точно! Она налила мне какой-то херни в чай и взяла в плен, мы долго дрались, но я все равно победил, вот только воспользоваться своим правом победителя не успел — ворвались и оглушили. Гм, жаль, жаль, остановились на весьма интересном месте... иначе хрен бы с два меня захватили врасплох, с буквально спущенными штанами!

— Мы в сердце Гор, тут нет живого, один камень, — грустно отвечает Луна.

— Никто не приходил, ничего не говорил, — добавляет Гарри с напряжением в голосе.

Ага, неизвестность пугает, плюс тьма, отсутствие палочек, ну и три голые девицы рядом напряжения добавляют, даже если он их не видит. Ну и, конечно же, не мешало бы облегчиться, только не видно куда.

— Ага, вот значит как, — так, тело вроде расходится, голова помаленьку проясняется.

Встаю, дабы не сидеть гордым лебедем голой жопой на холодном.

— Туалета здесь, разумеется, нет, — принюхиваюсь, вроде никто в углу пока не гадил. — Надо полагать, никто не утаил запасной палочки в укромных местах?

— Обязательно поднимать такие темы? — резковато спрашивает Джинни.

— Это еще что, я сейчас твою ночнушку подниму и сниму с тебя!

— Эт-то еще зачем? — слышен шорох, кажется, Джинни отодвигается в сторону и прижимает ткань к себе.

— Ну как же, мы тут застряли, похоже, навсегда, надо устроить напоследок оргию!

Стук, удар, шлеп босых ног по полу, что-то проносится мимо. Зажечь свет еще раз? Нет, пока подождет. По-хорошему надо аппарировать прочь, но с таким сосредоточением — верный путь порубать самого себя на куски.

— Не слышу радостных возгласов Гарри, — ага, вот и дверь.

— С чего бы это мне радостно кричать? — осторожно интересуется Гарри.

— Разве это не является одной из самых любимых мальчишеских фантазий, когда ты один, а девушек трое, да еще и они охотно ублажают друг друга?

Меня несет, да, но епт, мне и самому страшно! Пусть лучше возмущаются моей пошлостью, чем боятся, это раз, и если фокус с увеличением ночнушки не пройдет, то нам все равно придется зажигать свет и пытаться выбраться, то есть глазеть друг на друга, ну и в туалет ходить, и вообще не факт, что мы отсюда выберемся быстро, так что лучше сразу поднять тему, чтобы быстрее перегорела, это два.

Пауза. Дверь-то непростая, какие-то узоры под руками, но где же замочная скважина?

— Тут больше подошел бы Невилл, — сдавленно говорит Гарри.

Странно, стоило бы ожидать скорее возмущенных воплей Джинни, что она не такая и не отдаст одежду. Так, вдох-выдох, вдох-выдох, сосредоточиться, анимагия и перекидывания — привычное занятие, но в то же время, требующее по факту не меньшей концентрации, чем аппарация. Перекинусь — можно будет обнюхаться, и найти дырку, если она тут есть, и аппарировать, когда превращусь обратно.

Успокоиться. Собраться. Какой-то странный звук

— В смысле, у него же сестры Патил, он привычнее к таким делам! — восклицает Гарри, словно оправдывается, и странный звук повторяется.

О да, и к вопросу о фантазиях — я бы на месте Невилла охотно бы оказался! Сестры Патил и Луна между ними, для контраста... живительное возбуждение горячит кровь, и та быстрее бежит по жилам. Неужели чаёк Луны еще не вышел, не выветрился?

— И Гермиона ему нравилась, — уже совсем тихо заканчивает Гарри.

Перекидываюсь, и чувства обостряются. Ага, Джинни рядом с Гарри, вот значит что за странные звуки, то ли щипала его, то ли шипела — ревновала, в общем. Так, воздухом тянет только из-под двери, но совсем чуть-чуть, этак мы задохнемся, либо тут в камере еще какие хитрые магические штуки встроены. Слышны шаги, и звук приближается, ага, про нас все же вспомнили! Или не про нас, но живые тут есть, есть.

Перекидываюсь обратно и сосредотачиваюсь.

Обратно в здание конференции не прыгнешь, защита, но есть же там, рядом места, в селении? Картинка яркая, но не идет. Ледник? Мимо. Лазурный Берег, Париж, другие места, в которых бывал во Франции — должен доставать аппарацией, но нет, фокус не проходит. Либо без палочки дальности не хватает, либо, что гораздо вероятнее, тут стоит антиаппарационный щит, в целях предотвращения нашего побега.

Но откуда... ах, ну да, Турнир Трех Волшебников, будь он неладен!

Знают ли они о моей анимагии? Регистрация есть, время подготовиться было, да и окружение Дамблдора наверняка разрабатывалось по полной. Не говоря уже о моем постоянном присутствии за спиной Гарри. Эх! Хотя бы ожерелье оставили, но ничего в следующий раз буду умнее, сразу устрою в промежности пространственный карман, чтобы, как в анекдоте, можно было трактор потерять. Мозг ехидно подсказывает, что еще можно в попе, можно даже не в своей, гирлянду шариков таскать, а потом доставать их жестом фокусника и спасать всех, под радостные стоны ассистентки.

Тьфу!

— Ладно, вы хотели гостей, сейчас будут, — сообщаю в пространство, прислушиваясь.

Эхо эха шагов уже слышно и так, так что будем думать это к нам. Не затем же нам сохранили жизнь, чтобы мы голодали и морозили попы? Даже если на теле нет одежды, а в руках палочки, то мы все равно способны на многое, да-да, мы, не только я учился у Грюма.

— Эмм, я могу попробовать оторвать кусочек ткани, — сообщает неуверенно Джинни откуда-то со спины.

— Поздно пить боржоми, когда почки отвалились, — усмехаюсь в ответ. — Луна, спрячься за Джинни.

— Зачем? Я лучше спрячусь за тебя!

И вправду, не проходит и двух секунд, как она прижимается сзади, не слишком теплая, но родная и голая. Сразу вспыхивают сцены до плена, тело снова ноет, и боевой задор пополам с яростью и возбуждением рвется наружу. Равно как и паранойя.

— Не думай, что я забыла про чай, — говорю уголком рта, чтобы Гарри и Джинни не слышали.

— А что с ним не так? — вполне искренне удивляется Луна. — Мне его дал директор Дамблдор, и посоветовал побороться с тобой, чтобы ты...

Но я уже не слушаю. Снова багровая ярость ревет и встает столбом, пронзающим небеса. Дамблдор! Дамблдор! Руки сжимаются, словно уже дергая дедушку за бороду, а изо рта лезет рык пополам с матюгами. Ух, насру я ему в тапки, когда мы отсюда выберемся! В этот момент нет никаких сомнений, неуверенности, мыслей о том, что еще надо выбраться, нет — мысленно уже снес все преграды, горы, всех вколотил в землю по уши и примчался к Дамблдору, вбил и его в камень на три метра вместе со всей этой блядской конференцией!

— Видать, не сильно помогло, придется тебя, как следует наказать, — вырывается рык.

Джинни что-то шипит, а Луна не успевает ответить. С громким и протяжным скрипом, медленно, натужно, дверь открывается вовнутрь и нас слепит светом факелов. Не будь я так взъярен, можно было бы заранее предвидеть этот момент, но все мысли были только о голой Луне за спиной!

— Очень умный ход, — доносится скрипучий голос, — но, к счастью, меня не возбуждают человеческие самки, поэтому мы сможем поговорить спокойно.

Звук идет словно бы снизу, отчаянно пытаюсь проморгаться и понять, что происходит.

— Я же говорила, что во всем виноваты гоблины, — невесомо шепчет Луна в ухо.

Знаете, в этот момент я готов ей поверить. Гоблин стоит невозмутимо, сложив руки за спиной, почти касаясь ими сопровождающих его трех магов. Вот тех как раз вполне возбуждают человеческие самки, судя по лицам. Молодые еще, примерно двадцать с копейками, один держит в правой руке фонарь, двое других наставили палочки, у всех троих топорщатся толстые мантии, показывая, что на боку висит оружие. Хм, в курсе ли они особенностей отношения гоблинов к своим вещам, ведь у троицы явно оружие работы гоблинов? Нет, на этом их не поссорить, наемники или идейные, но они сопровождают этого гоблина, а не наоборот.

Швейцария!

Мне хочется застонать и сесть на пол, сжаться в комок, укрыв голову руками. Ведь я же читал, читал об этом у Корника, деньги, горы, гоблины, золото, банкиры, но даже не екнуло ничего и нигде. Самое большое поселение гоблинов в Швейцарии, здесь их сердце, оплот, центр гоблинского мира, если можно так сказать. Казалось, что гоблины забьются под лавку, и не будут отсвечивать, а ведь им выгоден Статут, как ни крути! Да, власть у магов, да гоблинам не дают палочки, и много таких да, но что, если гоблины сделали ставку на терпеливое выжидание вместо войн? Воевать они уже пробовали, и вышло не очень, так что пошли другим путем.

— У вас есть только одна возможность освободиться, — скрипит гоблин.

Он стоит на пороге камеры, в четырех шагах от меня, и стоило бы скакнуть вперед, схватить его за сморщенное горло или огромное ухо и треснуть о камень головой, но эти трое магов все портят. Напорешься на меч в полете или пинок в живот и адьос амигос! Похотливые взгляды — это хорошо, до известной степени, можно попробовать подловить кого-нибудь из них на этом, когда дело дойдет до физических аспектов.

— Сообщите Дамблдору, чтобы он отступился, иначе с вами будут проделаны различные ужасные вещи, и запись о них отправлена ему.

Сочетание угроз и равнодушного голоса не особо пугает, но все же видно, что гоблину действительно все равно. Скрипит и скрипит, привычно, как поржавевший механизм, колесо, год за годом совершающее одни и те же обороты.

— Когда вы согласитесь написать, то получите воду, — говорит гоблин.

Да ладно, Агуаменти еще никто не отменял!

— Попытки колдовать будут засекаться и пресекаться, — гоблин смотрит на меня снизу вверх, — хотя говорят, что маги не поверят — пока не поколдуют, что же попробуйте. Это будет отличная запись, без подделок, ибо Альбус Дамблдор их сразу отличит.

Вот кто меня тянул за язык про оргии? Будет нам оргия, еще какая, умоемся всем, чем только можно! Проклятье!!! Так, держать, держать, держать себя в руках, сейчас они настороже, но когда уйдут, надо будет искать выход, прежде чем мы тут сдохнем от жажды, побоев, изнасилований и прочего дерьма, буквально.

— Когда решите согласиться, стучите в дверь изо всех сил.

После чего разворачивается и уходит. Посыл понятен — кто ж так сразу поверит, мы начнем метаться, попытаемся поколдовать (они пришли из-за моего недоЛюмоса?), он вернется и эта троица нас "накажет", а запись отправят Дамблдору.

— ДАМБЛДОР!!! — вырывается из груди оглушающий крик, когда дверь захлопывается.

1 января 1997 года, Швейцарские Альпы

— Прежде, чем возобновим нашу дискуссию, — громко сказал Дамблдор, обводя взглядом зал и ложи, — я вынужден сделать одно небольшое объявление! Сегодня ночью Гарри Поттер был вероломно похищен неизвестными! Вместе с ним были похищены и другие ученики, ученицы Хогвартса, включая известную кое-кому из присутствующих Гермиону Грейнджер, победительницу Турнира Трех Волшебников! Неизвестно живы ли они сейчас, и что с ними творят похитители, но совершенно очевидно против чего и кого направлен этот удар.

Гул голосов, переглядывания и возгласы, Дамблдор почти физически ощущал возросшую подозрительность и даже местами панику. Теперь нужно было действовать, вбивать еще клинья, раскалывать противников, перетягивать на свою сторону, играть на страхах, заманивать, уговаривать и готовить почву для появления и выступления Фламеля.

Глава 17

Итак, аппарация в минус, заклинания без палочки не пробивают стены, дверь сделана самими гоблинами, хотя петли... нет, камень тоже защищен от слабых воздействий. Пол — в минус, потолок — в минус, что еще? Трансфигурировать одежду во что-то, что-то, что-то... нет, не выйдет. Даже если Джинни отдаст свой балахон, максимум, что я из него смогу сделать — другую ткань. Волосы? Нет, нужно что-то, из чего можно сделать отмычку... ах нет, замок тоже зачарован. Взрывчатку? Нас самих убьет в этой камере. Выдрой не пролезть, дыру не расширить, но отметим, никто не торопится бежать и наказывать за попытки магичить руками, а не палочками. Или сигнализации на магию нет (и тогда гоблин нагло блефовал в своей речи), или все есть, но ждут, пока мы сломаемся, например. Ну, тут конечно, даже напрягаться не надо, несколько дней в камере, как раз Дамблдор и остальные убедятся в бесполезности поисков, и все, пишите письма. Опять же сопротивляться при изнасиловании... сопротивляться, гм.

Насколько маги, приходившие с гоблином, осведомлены о наших возможностях... нет, опять не то, не то! Нельзя надеяться на слепую удачу, нельзя рассчитывать на пророчества, нельзя надеяться на остальных, только на себя, только на свои возможности. Что я могу без палочки? Полет, анимагия, аппарация, простейшие преобразования и заклинания в ослабленном виде, и заклинания собственной разработки. Аппарация отпадает, о полетах эти хрюндели в курсе, об аппарации будем считать им тоже известно, камера защищена от преобразований, значит остаются только собственные заклинания, и уже потом все остальное.

Злость и ярость на Дамблдора не то, чтобы улеглись, но мне удалось направить их в конструктивное русло. Заодно согрелся немного, ибо все же в этом каменном мешке было холодновато, то ли мы близко к поверхности, то ли это дополнительное средство воздействия на нас. Хотя еще не поздно сбиться в кучу, нет, оргию будем устраивать после того, как вырвемся отсюда и всех поубиваем. Так, Инфрасонус без палочки не изобразить, ОДАБ убьет нас самих, да и медленный он, нужен будет сверхсверхточный расчет и масса удачи, чтобы хоть как-то уцелеть, да и пещера может обвалиться.

Нет, мы пойдем другим путем.

— Так, господамы, кто хочет на свободу? — вопрос, разумеется, с подвохом.

Тем не менее, все хотят на свободу. Голос Луны звучит так слабо, словно она уже умирает.

— Ну, раз все готовы, то слушайте план, — сейчас будет много криков, о да.

Дверь раскрывается, все так же скрипуче, и опять слепящий свет фонаря.

— Быстро же вы..., — но договорить гоблин не успевает.

В свете фонаря перед ними стоят голые Луна и Джинни (в трусах, но все же без пижамы), тесно переплетясь в объятиях, слившись в смачном поцелуе. Гоблину-то может и все равно на "человеческих самок", а вот сопровождающая его троица отвлекается на секунду, и тут же сверху на них приземляется ночнушка Джинни, слегка расширенная, чтобы вместить всех, но опять же — не в ней дело, это лишь отвлечение. Гарри сбоку кидается и хватает фонарь, попутно сбивает гоблина с ног, и тут же получает мощный удар, один из магов то ли на рефлексах, то ли чего, но успевает ударить.

Проклятье!

Уже несусь, несмотря на боль в отбитых падением лапах, мимо магов, фонарь сбит, превратиться обратно, и тут же жахнуть с двух рук.

— Вспышка!!!

Одновременно с этим уходя вбок и прыгая, в прыжке превращаясь в выдру, впиваясь зубами в руку ближайшего мага. Что-то хрустит, рот наполняется кровью и маг орет.

— Ааа!

Палочка падает, и хватаю ее в падении, тут же пинок в живот и удар об стену, такой силы, что чуть не перекусываю эту самую палочку. Слышен крик Гарри и удары, надеюсь, он шарашит гоблина фонарем по его кривой башке. Превратиться обратно, и маги медлят, не потому что растерялись или ослепли, Луна и Джинни прыгают на них, вцепляются, отвлекают, пытаются отобрать палочки.

— Ах ты, сучка! — и Джинни отлетает куда-то в темноту

— Получи, тварина! — и Луна падает на пол, получив по голове.

Превращаюсь обратно и бью ногой навстречу набегающему укушенному, ощущение такое, словно не в живот ударил, а в стальную стену. Тот щерится, хватает меня за ногу, но все равно — момент упущен.

— Конфринго! — прямо в зубы.

Голова его лопается, забрызгивая все вокруг, но тело по инерции сминает меня, едва не ломая ногу, и впечатывает в стену. Удар в стену, и каменная крошка стегает обжигающей картечью в бок, тело убитого вздрагивает, принимая на себя удар второго мага. В голове стучат барабаны, но какое-то сознание еще сохраняется, и я ныряю, приседаю, и одновременно с этим провожу захват трупа невербальной Левиосой.

— Н-на! — и тело швыряет вперед.

Одновременно с этим взлетаю, и еще один удар проходит ниже, вспышка красного, и я бью наотмашь, выписывая вензель палочкой.

— Редукто Максима! — прямо в плечо врагу.

Магу взрезает плечо, и он едва не роняет палочку. Щит! Уклон! Удар! Джинни выбегает из темноты, в сполохах фонаря, валяющегося на полу, мелькают рыжие волосы, красная кровь на лице, изгиб груди, и она врезается в третьего из магов, подставляя его ровно под мой удар.

— Экспульсо! — и мага взрывает, отбрасывая прочь вместе с Джинни.

Иду на таран, прямо ко второму, дико завывая, и тот теряется на секунду, то ли перехватить палочку, то ли выхватить клинок и рубануть меня.

— Редукто! — и палочка не срабатывает, отказывается.

Проклятье! Чужая палочка, но сработала же против хозяина, чего теперь-то? Да, чужеродность, другие изгибы, но все же палочка слушалась, была в ней какая-то понятная мне основа, и тут... врезаюсь в мага, просто телом, удар такой, словно об стену хряснулся, вышибает дыхание, в глазах чернеет, и тут же кусаю его, в плечо, пытаюсь лягаться и выбить палочку из его рук. Тот бьет, левой снизу, не сдерживая силы и меня отбрасывает прямо в потолок, выбивает дыхание, боль в животе и спине такая, что впору умереть, но тело на каких-то инстинктах удерживается, не падает, наверное, вспомнив времена пришивания ноги. Из темноты выныривает Гарри, подхватывает третью палочку и бьет, снизу вверх, почти в падении.

— Экспеллиармус!

Палочка вылетает из рук, но маг в этот раз все же выхватывает клинок, взрезая мантию, и Гарри теряется, словно у него в руках не универсальное оружие!

— Протего Максима! — и клинок с хрустом врезается в невидимую стену, рубит щит и тот разлетается.

Мы оба застываем на мгновение, но Гарри уже приходит в себя.

— Ступефай! — и последнего из магов отбрасывает, оглушает.

— Редукто Максима! — вдогонку ему, прямо в грудь, и та разлетается, опять заливая все вокруг кровью.

Что-то шипит и клокочет, лезут кишки, воздух воняет кровью, потом и дерьмом, а я устало приземляюсь, как гордый лев, на четвереньки, и валюсь на пол, пытаясь прийти в себя.

— Помоги... остальным, — хриплю и давлюсь словами сквозь боль.

Хотя в глазах Гарри легкое недоумение, он все же не спрашивает, зачем я убил последнего, ну и то хлеб. В пизду на лыжах этих пленных, нет времени ни пытать их, ни тащить за собой, а оставлять за спиной опасно, даже в оглушенном состоянии. Палочки чужие, слушаются не идеально, и так далее. Не мешало бы выпрямиться через силу и гордо прохрипеть "Акцио родная палочка!", но, увы, такие фокусы не проходят. Не с палочками, во всяком случае. Маги сильно озаботились безопасностью своих главных инструментов, и теперь это выходит боком.

Лежу распластанной голой лягушкой, думая о том, что надо преодолеть себя, встать, одеться, помочь Луне, но сил нет. Гарри же как-то встал, кхыкхы, и стеснительность свою преодолел, да.

— Надо... идти, — все же встаю, пошатываясь.

Штихс! Зелий нет, Помфри нет, мы все избитые и в кровище, а ведь побег еще даже не начинался! Гарри режет мантии пополам, я быстро кастую пару поддерживающих заклинаний, утираю кровь с лица Луны, потом подкачиваю энергией, положив руки на виски. Все быстро, наспех, стиснув зубы и матерясь сквозь них, потому что время утекает сквозь пальцы, почти физически ощущаю, как сюда уже бежит вся гоблинская конница и вся гоблинская рать. Мать. Организм пытается хорохориться, и уверяет, что насрать на эту рать, всех сметем, сверкая ягодицами, пытается чего-то там зыркать в сторону Джинни, но это лишь тщетная бравада.

Хотя, скорее, игра на публику, чтобы эта самая публика не слишком боялась.

— Я возьму меч, — хмуро говорит Гарри, приподнимая клинок. — Странно, я думал, что он будет тяжелее.

— Гоблины его чем-то облегчили, наверное, — пожимаю плечами, и меня пронзает новой волной боли. — Ох, Луна, ты как?

— Мне кажется, что я увидела собственных мозгошмыгов на полу, — отвечает та.

Джинни вертит в руках палочку с мрачным видом, словно представляет, куда она ее воткнет похитителям. На нас самодельные пончо из мантий, сделано руками Гарри Поттера, что называется, не бог весть что, но нормы приличия соблюдены, главное не наклоняться и не демонстрировать все наружу.

Мы не успеваем сделать и десяти шагов, как враги набегают и налетают толпой, словно ждали нашего движения, как в компьютерной игрушке. Понятно, что просто совпадение, но мысль, что такой простой план — выйти из-под щита и аппарировать прочь, хрен с ними, с палочками! — провалился, занимает голову и разрастается. Вспышки, грохот, щиты, быстро становится понятна ошибка, и Луна кидает палочку Гарри, а тот отдает ей меч, и мы давим, жмем, работаем в паре с Гарри, как учил Грюм.

Гоблины лезут толпой, машут оружием, закрываются щитами и приходится долбить их в полную силу, сдвоенным ударом с Джинни, но и этого уже не хватает, нас снова начинают вытеснять обратно в камеру, и что-то кричит сзади Луна, доносится лязг и стук.

— Сзади! — кричит Гарри и разворачивается.

Краем глаза успеваю заметить, что он наносит удар и отбрасывает двух каких-то тварей щитом Протего, Луна мечом отпихивает гоблина, и на нее сверху в свою очередь падает клинок. Разворачиваюсь, уже понимая, что не успею, и, понимая, что Джинни одна не удержит щит против тех, кто лезет с фронта, и все же не имея сил остановиться, не имея сил отвести взгляда. Клинок падает, и Гарри кидается к Луне, отпихивает ее, и лезвие пробивает его, практически насквозь, со страшным хрустом, словно там не Гарри, а кочан капусты. Луна падает, и какая-то мелкая тварь впивается ей в ногу, кровь летит, и брызгает во все стороны, что-то страшно орет Джинни, и у меня окончательно падает планка.

Все вот это накопившееся за четыре дня, и за прошлые годы, выплескивается в едином ударе.

— Фиендфайр!!!

Адское пламя моментально перекрывает коридор, и, надеюсь, тайный ход, которым выскочили эти уроды с тыла. Пламя ревет и беснуется, я практически моментально теряю над ним контроль, и спасает только то, что атакующая с фронта волна гоблинов и тварей замирает и отступает перед лицом огня.

— Джинни! — и пихаю ее к Гарри.

Подхватывая Луну, закидываю ее руку себе за шею, и одновременно с этим приподнимаю булыжник.

— Протего Максима! — запечатать коридор.

Развернуться и слегка присесть, чтобы Луне было удобнее, палочка упирается в шею.

— Инфрасонус!

Твари из передних рядов бегут и топчут гоблинов, расчищая проход. Взглядом подхватить камень.

— Вперед, вперед, вперед! — рычу Джинни.

Ни о каких "бегом" и речи быть не может, чудо, что она вообще может тащить обмякшего Гарри, из которого толчками идет кровь, заливая пол, тела, босые ноги младшей Уизли. Но и поменяться нельзя, Луна способна хромать сама, а я должен магичить, пусть не в полную силу, но хоть как-то. Руки охватывают камень, испытанная, верная, самоубийственная формула вливается в булыжник.

— Редукто Максима! Диффиндо! Конфринго! Протего! Вингардиум Левиоса!

Подхватываю большую тварь и крушу ей, как тараном остальных, пока она не опомнилась. Гоблины что-то верещат, за спиной все пылает, Адское Пламя пожирает и разрастается, и там, в камне, разворачивается заклинание превращения. Джинни хрипит, едва не роняет Гарри, и я вижу, как к нам лезет новая толпа, крушит, размахивает оружием и факелами, и ход, тоннель, все расширяется, а значит, и сдерживать их будет все сложнее и сложнее. Мы еще не вышли из-под антиаппарационного щита, а пятиться назад, значит попасть под взрыв, когда там булыжник жахнет по всему объему, заваливая туннель (надеюсь) и, отрезая нас от Адского Пламени (может быть).

Заваливая!

— Нивис касус харенае лапис!

Этот камень не зачарован и не обработан, и лавина песка погребает под собой всех, кто мчался на нас. В это же мгновение обострившееся чувство опасности дергает, и я разворачиваюсь, кричу.

— Прижались ко мне! — Джинни дергается ближе, тащит Гарри, Луна вжимается, как может, охватывает второй рукой за пояс. — ОДАБ! Протего Максима! Сфера Спокойствия!

Ударная волна отшвыривает Адское Пламя и нас, разбрасывает в разные стороны, и рушит камень, нас тащит, взлетаю, приподняв всех троих и чувствуя, как трещат кости и что-то лопается и рвется в голове и руках. Протего гасит первый удар, Сфера выдерживает вторую волну и нас протаскивает над песком, но так много магии — это чересчур, и Сфера лопается, нас тащит и швыряет, обтесывает о камни.

— Инкарнцеро! — и выше, выше, выше!

Вокруг все беззвучно грохочет и пылает, рвется, трещит, ломается, и я сам трещу и ломаюсь, но лечу выше, там виден лучик света, что-то треснуло в скале, и тут же ревущее пламя догоняет нас, обдает и опаляет, обжигает так, словно мы попали в самую гущу лесного пожара. Меня тянет вниз, в пламя, сверху что-то рушится, падают камни, отбрасывают вниз и краем глаза видно, как широко разевает рот Луна, что-то кричит, но я не слышу.

Еще рывок вверх! Еще! Еще чуть-чуть, ну же!

Глава 18

И в кои-то веки мне везет, потолок начинает разваливаться, и достаточно выбросить щит перед собой, чтобы тот принял на себя удар глыб. Лечу вверх, как космическая ракета, со ступенями — носителями, примотанными ко мне веревкой, и от перегрузки темнеет в глазах, хрустит, лопается, шкворчит, но можно только радоваться — снова слышу! Холодный, обжигающе холодный ветер бьет в лицо, град снега и льда режет кожу, и пламя снизу спадает, заваленное камнями.

Перед нами во всей красе горы, куда ни глянь, повсюду вершины и хребты, снег, лед и камень, ни души, только воронка под ногами ширится и падает, схлопывается сама в себя. И я падаю, почти наискось, прямо на огромный язык ледника, сверкающий так, что глазам больно, но закрыть их нельзя, нужно высматривать пятачок для посадки, пока еще есть силы тянуть, пока я не вырубился прямо в полете.

Вон там торчит скала!

Посадка больше походит на падение, удар, отдающийся болью в избитом и измученном теле. Не все так плохо, надо заметить, стоило перестать швыряться заклинаниями и сосредоточиться на полете, как магические силы сразу начали прибывать, вливаться широким потоком. Да, ожоги, синяки, ушибы, царапины, кровь и прочее, но это все хуйня по сравнению с тем, что есть силы колдовать. Что-то там рвется, хрипит и стонет внутри, но телу придется подождать, как в старые недобрые деньки. Снова зажать тело в кулаке, стиснуть так, чтобы не пищало, и начать размахивать палочкой.

Черная, потертая, короче моей, палочка местами капризничает, сбоит, словно бы норовит вывернуться из руки или применить что-то боевое, но с каждым заклинанием слушается на крохотную чуточку лучше. Идиотичнейшее сравнение приходит в голову и торчит там: словно ласкаю чужую женщину, вообще незнакомую, но постепенно контакт устанавливается, она отзывается все лучше, возбуждается и распаляется, и в конце уже покорно отдается.

Бред, в общем.

— Сюда его клади! — указываю на Гарри.

Конечно, я мог бы и сам его перенести, но Джинни и Луну тоже надо чем-то занять, иначе хрен знает, чего будет. Пока вроде не истерят, не блюют, нет необходимости избивать их, но надолго ли? Моими усилиями содрана трехметровая корка льда и вырыта пещера в теле скалы, Джинни тащит Гарри внутрь, и я прикрываю вход, делаю его больше похожим на нору. Щит, заглушку, утеплитель, сменить пол, чтобы не холодный камень.

— Луна, следи за врагами, не появится ли кто!

Вряд ли она что-то там увидит, скала продолжает вздрагивать, что-то там внутри ломается, трещит, рвется, грохочет вдалеке, вылетают столбы огня, как будто у гоблинов тут не пещеры были, а склады ГСМ. Но главное, чтобы Луна была занята, не сосредотачивалась на случившемся, а то мало ли чего, как будто мало у нее было проблем из-за меня. Нет, из-за Дамблдора!

— Джинни, держи его за руку, зови его, вливай энергию, если умеешь, — почти рычу, от воспоминаний о Дамблдоре.

Гарри лежит на постаменте, словно труп, бледный, в окровавленной мантии, с двумя разрезами, съехавшей куда-то вбок и бесстыдно открывающей ноги и бедра. Джинни, впрочем, поправляет ему одежду, на лице ее боль и отчаяние, пополам с кровью. На лбу наливается огромный синяк, но Джинни не обращает на него внимания, смотрит только на Гарри, сжимает его руку, безжизненно свисающую вбок, и что-то шепчет.

— Не в мою смену, — кладу руки на виски Гарри.

Через минуту уже жалею, что не приподнял себе стул из камня, ладно, в первый же перерыв сделаю. Качать энергию, потом полечить его заклинаниями, потом еще вкачать энергии, во втором сеансе уже можно совмещать, сейчас главное не дать ему помереть, качать энергию, насколько хватит сил. В прошлый раз меня хватило на десять минут, и то это была печень или легкие, не помню уже, но что делать? Здесь нет Помфри, здесь нет Флитвика, есть только я и две девушки, одна из которых воистину моя девушка и которую Гарри закрыл собой.

Так могу ли я сделать меньше для него в ответ?

— Ух, как красиво, — бормочет Луна, выглядывая в дыру.

Надо заметить, что да, она смотрит, наклонившись, и короткое одеяние — пончо задирается, обнажая ягодицы и все остальное, благо в пещере тепло. С такой усталостью, повреждениями и приключениями какое, казалось бы, возбуждение, но тело опять куда-то несет и тащит, мысли сворачивают в понятное какое русло, и так проходит какое-то время.

— Ведь я с тобой, ты столько прошел, Гарри, победил Темного Лорда, никак нельзя тебе сейчас сдаваться и отступать, нас столько ждет впереди, — шепчет Джинни, кидая на меня взгляды.

Странно, по всем прикидкам я должен был уже свалиться от истощения, но нет. Даже нога, которую дергало от магии, ведет себя, как родная. В смысле болит отбитая ступня и костяшка, но магического отторжения, некроза или еще там чего не наблюдается. Гарри стабилизируется, вроде бы, а я вот наоборот, только распаляюсь от вида Луны, которая еще что-то там напевает, пританцовывает, словно специально крутит жопой.

Нет, грубость в мыслях тоже не помогает.

— Прервались! — отваливаюсь от Гарри.

Джинни не сразу понимает, смотрит секунду широко раскрытыми глазами, потом отпрыгивает, выставив перед собой руки. Так, собраться, выдохнуть, взмахнуть и направить заклинание на дыры в теле. Так, кровь уже свернулась, прокачка энергии помогла ране слегка затянуться, но все это откроется при малейшем же движении. Нужны зелья, покой, нормальные условия и нормальные медики, а не полевая хирургия в какой-то жопе мира в исполнении меня-недоучки. Но стоит поблагодарить хотя бы за такие знания, разумеется, Помфри, а не Дамблдора... спокойно, спокойно, не надо горячиться.

Шью рану, штопаю, думая о том, что возможно внутри что-то осталось, и надо будет вскрывать и вытаскивать, и шить заново, но это задача не по моим силам. Сейчас нужно зашить Гарри, чтобы его не прорвало кровью, еще подкачать энергией, и потом самому отдышаться и попробовать аппарировать домой. Палочка описывает круги, словно делает стежки, а мысли обращаются к Джинни и Луне. Аппарировать по очереди? А если что-то пойдет не так, и они так и останутся застрявшими здесь на леднике, рядом с гоблинами? Аппарировать всех троих? Да я ж надорвусь, тут одного бы осилить! Но кого тогда брать с собой?

— Кто-то движется! — сообщает Луна.

Проклятье!

— К нам?

— Просто движется! Какие-то птицы в небе, и точки вдали, — задумчиво отвечает Луна.

Она еще бодрячком держится, несмотря на все случившееся, не требует внимания и лечения, не визжит, не обвиняет. Можно только расцеловать за такое поведение, и я так бы и сделал, не будь тут свидетелей сейчас и не будь того чая в прошлом. Напряжение они мне снять решили! Сняли, блядь! Напрягаюсь непрерывно уже который час, не лопнуть бы от такого напряжения!

— Ладно, ускорились! Джинни, режь мантию на Гарри!

— Что? — теряется та.

Смотрю на нее почти в упор, неожиданно замечая, что кровь в ее волосах побурела, словно бы слилась цветом с рыжиной. Так и хочется пошутить про насилие, пока тепленький, но боюсь Джинни этого не поймет. Боюсь, никто этого не поймет, даже я сам не пойму, с чего меня все тянет на эти темы. Черный юмор, оно конечно, но эта ненормальная жажда насилия — что, не хватило дозы? Не догнался? Чаек еще не перебродил?

Бац! Голова Джинни дергается от пощечины и взгляд проясняется.

— Отрежь кусок мантии, нужно сделать ему корсет, и валить отсюда, пока до нас не добрались.

— Добрались, — Джинни кидает взгляд в сторону выхода, и смущенно, торопливо отворачивается.

В другой раз голая задница Луны не вызвала бы реакции, но теперь, после той сцены в камере... хватит, организм, хватит, слышишь? Даже если это единственное, что держит меня на ногах, хватит! Потом будет время для всего, но сейчас, если я не соберусь и не справлюсь, то нам аллес капут. Помощь от Дамблдора? Да с хрена ли? Джинни не лезет в драку из-за пощечины, и это плохо, плохо, плохо! Надо ее расшевелить! Припомнить ей сцену в камере, раз уж Луна тут вертит перед носом? Или не стоит перегибать палку?

— О да, мисс Грейнджер, как же мы без вас, дед мороз, блядь, борода из ваты, — бурчу под нос, снова принимаясь за вкачивание энергии.

— Что? — поднимает голову Джинни.

Но разговор прерывается, потому что Гарри хрипит и открывает глаза.

— Джинни, — вяло улыбается он и снова теряет сознание.

Джинни почти что падает на него, но вовремя останавливается, наткнувшись на мой взгляд. Качаю головой, мол, не стоит дергать Гарри Поттера, а то будет только хуже. Ткань от мантии обматывается поверх тех кусков, что присохли к ранам, твердеет, становится корсетом, гипсовой оболочкой. Теперь Гарри можно транспортировать, как мумиё... ха, а это идея! Не так быстро, рискованно, о да, но зато точно мне по силам! Зачаровать и сделать камень — самолет, а потом полететь... куда-то, хрен знает куда.

— Ты! Ты! — Джинни почти что задыхается.

Она делает рывок, словно хочет подбежать и обнять, потом останавливается, так как мои руки все еще на висках Гарри. Луна уже не смотрит в дыру, ей наскучило, и она что-то рисует на скале, сотворив себе кусок мела или угля, или чего-то еще.

— Ты спасла его! — выпаливает Джинни и ее прорывает. — Я была неправа, так относясь к тебе! Ты молодец, Гермиона, и я зря так плохо думала о тебе! Если бы не ты...

— Хватит, — обрываю ее, морщась. — Вынь язык из моей жопы, Джинни.

— Что?! — растерянность и гнев.

— Говорю, не льсти мне так сильно, — продолжая невольно морщиться.

Ну да, про язык в жопе оно было доходчивей, так сказать язык Эзопа, он образнее, но эти слова "если бы не ты..." дергают слишком сильно. Если бы не я! Если бы не я, Гарри сидел бы в Хогвартсе, радовался каникулам, летал на метле, жил бы беззаботной жизнью, а не валялся посреди гор, продырявленный, как будто его вилами разгружали.

— А тебе, конечно, хотелось бы, чтобы мой язык оказался в твоей жопе?! — Джинни упирает руки в бока и выпрямляется, сопит, разве что не роет землю копытами, в смысле камень ногами.

— Вот это правильный настрой! — замечаю одобрительно, лишь потом сам понимая, что сказал.

Словно бы одобрил, мол, да, давай, действуй уже, рыжая, как озвучено, Джинни аж перекашивает. Вот так! Хорошо, боевой настрой и задор, а со всем остальным потом разберемся, лишь бы было кому разбираться.

— Прибереги свою злость для врагов, — говорю Джинни нейтральным тоном. — Я не хотела тебя обидеть, просто... не надо всего этого, ладно?

Палочка взлетает, так, метр на два, Гарри поместится, а мы сядем на него. Нет, чуть шире, сядем сбоку. Проклятье, немаленькая пластина! Джинни стоит, что-то переваривает, и тут почти рядом громко хлопает, словно открыли гигантскую бутылку из-под шампанского, и мы все вздрагиваем. Первая мысль — а вот и кавалерия! Хлопки аппарации, мы спасены — ура! — пропадает, едва Луна выглядывает в дыру в стене и сообщает.

— А там скала потрескалась! И оттуда лезут такие забавные огромные кроты! Ой, а вон еще потрескалось!

Твою ж налево! Либо гоблины заметают следы, либо решили нас похоронить вместе с горами, либо еще что, но все равно хреново. Прощай, родная палочка, нам было хорошо вместе! А пластина под ногами зачарована едва ли на треть.

— Так, нет времени, валим отсюда! — взмахом палочки убираю каменную стену, и мы вырываемся из пещеры.

Из-за ближайшего утеса как раз выходит отряд гоблинов, с ними маг и мы смотрим, друг на друга мучительную секунду, прежде чем я наношу удар.

— Авада Кедавра! — и зеленый луч рвется к магу.

Желания убивать во мне хватает, но не в нем дело. Больше психологическая атака, и она работает, маг торопливо вскидывает перед собой камень и гоблина, и тем самым отвлекается. Палочка уже переходит в новый знак.

— Империус! — без особого выкрика.

Пару секунд мы ломаем друг друга, чья воля пересилит, а часть гоблинов, уже бежит в атаку, вскидывая какие-то то ли серпы, то ли ятаганы. Еще часть, к счастью, знает, что такое Авада и прячется, остальные возмущенно галдят и наступают на мага, который так и застыл с гоблином в руке. Странным образом эта борьба силы воли сбрасывает наэнергизованность, возвращает ту усталость до черных мух перед глазами, что была в момент бегства. Джинни что-то кричит, и гоблинов отбрасывает, широкой волной, а самого первого, ближайшего к нам, словно бы прикладывает молотом по голове, и он падает, катится по льду, оставляя кровавые пятна.

— Отвлеки их! — ору магу и начинается кавардак.

Маг жахает чем-то багровым вокруг себя, раскидывает гоблинов кругом, и я перехватываю руку Джинни.

— Залезайте на Гарри, быстро!

Места там не слишком много, и Луна с Джинни жмутся друг к другу, невольно опять вызывая в памяти сцену из камеры. Но в этот раз ничего, никаких дурных мыслей, видимо и вправду наведенное состояние, отчаянное, так сказать.

— Вингардиум Левиоса! — и Гарри — мумия взлетает с девушками на борту.

Взлетаю следом за ними, тяжело, но держаться можно, какое-то время. Один из гоблинов почти успевает рубануть, но лишь слегка чиркает по голени, и что-то орет вслед грозное на гоблиндуке, даже швыряет камень, но тот отбивает заклинанием Джинни, и камень сносит гоблина, роняет на спину. Маг сбрасывает мой хилый Империус, и ясно ощущаю, что сейчас жахнет в спину, что не успеваю ударить в ответ, хотя бы площадным фиендфайром, тем более, что это потребует отпустить Гарри. Но внезапно весь склон проваливается, разламывается, каменно-ледовый сель катится и летит вниз, увлекая за собой мага, гоблинов, всех, кто там был.

— Мне возмездие, и аз воздам, — шепчу себе под нос, набирая высоту и одновременно с этим размышляя, как бы не обморозиться в полете и никого не потерять.

Ору в сторону Джинни, делая жесты руками.

— Прижимайтесь друг к другу сильнее, мне полетной тяги не хватает! — и вот, злой взгляд в ответ, ужжже хорошо, и кровь быстрее бежит по жилам, живем, по крайней мере какое-то время!

Глава 19

— Что это вообще за херня была?! — кричит Джинни, перекрикивая ветер.

Они с Луной жмутся друг к другу, периодически то та, то другая, что-то колдует, но их все равно леденит, обмораживает, и это неудивительно, в такой-то атмосфере! Меня и самого уже покрыло коркой льда, лечу, крепко сжав ноги и зажав между ними мантию, хоть какое-то спасение. Гарри впереди, Луна и Джинни сидят на нем, отвернувшись в мою сторону, укрываясь от ветра, хлещущего в лицо и тем самым укрывая меня. Гарри, соответственно, выступает в роли огромной метлы, тоже изрядно помороженной.

— Склон рухнул после наших взрывов! — кричу в ответ.

Хоть какое-то развлечение в дороге, ну и еще собственно эту самую дорогу высматривать, сверху вниз, между пиков и вершин. Хухуй знает, куда нас утащили, кажется, что под всеми скалами сидят гоблины, но самое главное, как выглядит, собственно, магическое поселение с воздуха, а? Вид вершин снизу и вид вершин сверху — два совершенно разных вида, так что вполне можно пролететь мимо и не заметить даже.

— Нет, я про вообще, — Джинни крутит рукой, но тут же прячет обратно под мантию.

Стоило бы удлинить их, включить подогрев, приземлиться где-то, отогреться, но честно — не уверен, что потом взлечу. Намагниченное состояние возбуждения проходит, даже полуголые Джинни и Луна не возбуждают своим синюшным видом, и лечу скорее по инерции. Главное не думать, что можешь упасть!

— А что вообще? — спрашиваю мрачно в ответ. — Ты же слышала — нами собирались давить на Дамблдора!

— Ну и похищали бы Дамблдора!

Серьезно? Стосхреномлетнего мага, со Старшей Палочкой в руках, бившегося с Темным Лордом, когда нас всех еще даже в проектах не было? Инстинкт самосохранения у магов может и ослаблен (потому что они сами крепче), но напрыгивать на Дамблдора дураков нет. Напрыгнули на тех, кто слабее, через кого можно дедушку Альбуса за бороду ухватить, но немного просчитались или Дамблдор все же подстраховал.

— Его насиловать неинтересно, — сообщаю Джинни.

Та сидит с таким видом, словно собирается возразить, но не знает, как.

— Что, ты же хотела про вообще? Вот тебе вообще, как оно бывает в жизни. Ты думаешь, победи Волдеморт, было бы иначе?

— Но он же только против магглов был, — вырывается у Джинни и она осекается.

— Забыла о судьбе Рона?! — вырывается неожиданно у меня.

Джинни смотрит молча, сверкает глазами.

— Гарри Поттер тоже был бы зверски запытан, убит и так далее, возможно и изнасилован в процессе, — смотрю прямо на нее. — Об этом речь. Здесь насиловали бы нас, потом, возможно, начали бы отправлять части тела в подарок Дамблдору.

— Но зачем?! Зачем?!! — с искренней мукой в голосе кричит Джинни, и голос ее эхом отдается снизу.

О бог ты мой, как бы это еще объяснить, зачем? Что сроки поджимают, что нужно запугать Дамблдора или заставить его поверить в серьезность, а может этим магам, просто нравилось такое, а гоблины и так ненавидят всех магов. И раз приходил гоблин, то вряд ли нас вообще выпустили бы, в конечном итоге, чтобы мы не проболтались. О да, есть обливиэйт, только Дамблдор не зря слывет сильнейшим легилиментом, не говоря уже о прочей его славе. Получили бы, что нужно, а потом не выпустили бы, а то и Дамблдора бы хлопнули при обмене или попытке нас забрать, представив, как самоубийство от отчаяния, что план не удался или еще чего.

— Они боялись, — вспоминаю слова Дамблдора, — и поэтому действовали неразумно.

Не исключено, что эти четыре дня пытались подобрать ключи к Дамблдору... и, не справившись с задачей, перешли к крайним мерам. Но как, Холмс? По всему было видно, что партия Дамблдора проигрывает конференцию! Что там такого дедушка припас в бороде? Да какая на хрен разница! Гарри сносит вниз, а меня подбрасывает верх, от возмущения, Луна и Джинни орут и пищат, торопливо выравниваю полет.

Целей две: оторваться от места заточения, разорвать дистанцию, чтобы гоблины не сразу нашли. Наше бегство означает крупные, почти смертельные для них неприятности, так что можно не сомневаться — искать нас будут. Если не нападут на поселение, в котором проходит конференция, чтобы замести следы! Но и аппарировать прочь, куда-нибудь в Париж, у меня не хватит сил, не всех троих, не говоря уже о том, что Гарри нужна срочная помощь. Хотя, если прыгнуть на Лазурный Берег, да массово начать магичить, спасая Гарри, то... что? Привлекут за нарушение Статута, и пускай Дамблдор старый пидарас, но сейчас кидать план уже нет смысла, взялся — греби, ведь знал же! Знал!!! А не знал, так ощущал, и если не унес ноги и Луну сразу же, то поздно метаться и изображать невинную девственницу. Вторая цель проста и незамысловата — еда.

Я могу создать нормальные условия почти где угодно, но еду из снега не сделаю. Проклятье, ну что мне стоило... а нет, я же без одежды был. Хиханьки про пространственный карман в известном месте и шарики в попе — это забавно, но на практике такого не сделаешь, нужно что-то другое. Много чего нужно, по итогам этого похищения, но вначале оторваться, отдохнуть, по возможности добыть еды, и аппарировать обратно, на конференцию. Лучше всего прямо в зал заседаний, прямо в таком виде и там сразу зарубить правду — матку всем в глаза, если я правильно понимаю план Дамблдора, и к чему все идет.

Если.

— Кого боялись? — недоумевает Джинни. — Нас?

— Дамблдора.

Та неожиданно понимающе кивает, словно ей стало все разом ясно. Ну и ладушки, пора бы уже заходить на посадку, не дожидаясь обморока. Сейчас потерять сознание — смерти подобно, и ладно бы только своей, так нет, все тут умрут, в альпийских снегах, к гадалке не ходи. Спокойно, спокойно я сказал, отставить панику! Теперь понятно, к чему Дамблдор свистел, что без меня не поедет, и пусть желание выдернуть ему бороду и запихать в... ладно, в общем, злость сейчас полезна.

— Высматривайте еду!

— Откуда? — в один голос переспрашивают Джинни и Луна.

— Из жопы верблюда! — еще больше озлившись, ору в ответ.

Проклятье, губы окончательно немеют, пора завязывать с этим высотным закаливанием. Гарри начинает снижаться, я лечу сверху, снежной феей.

— А снизу ты смотришься красивее! — тут же непосредственно сообщает Луна.

— Еще успеешь насмотреться, — корчу злобную рожу, вполне отражающую внутреннее состояние.

Ну, епт, кто бы мог подумать, что окажемся в такой ситуации? Надо было сразу туннель завалить, и рыть выход наружу, не усираясь в полете. Кстати... ладно, магия поможет и в этом вопросе. Мы почти вертикально падаем на площадку, уступ на вертикальной скале, этаком огромном клыке, покрытом стенками льда и отрицательными уклонами скалистых стен из темного камня. Раздолье для альпинистов, безжизненный рай холода и слепящего солнца.

И чокнутых на всю башку полуголых магесс.

— Значит так, — удар вихря сметает снег, обметает площадку.

Присесть, укрыться щитом — снег сверху падает плотной массой, накрывает, разлетается от удара. Ноги уже вообще ничего не чувствуют, блядство, блядство, три раза блядство! Палочка опять идет в ход, пещера в скале, козырек, укрыть боковины, прикрыть вход, чтобы вообще не было видно. Оборачиваюсь, Джинни сидит на корточках возле Гарри, держит его за руки, что-то бормочет. Луна лишь дрожит, глядя на меня преданными глазами, и переминается с ноги на ногу, помахивая палочкой и напевая.

— Так что так? — спрашивает Джинни.

— Ничего, минута и заносите Гарри.

Один хухуй еды мы тут не найдем, а все остальное я и так сделаю. Раскрыть вход, вжарить пламенем внутрь пещеры, прогревая камень, дать воздуху набраться, пока заносим Гарри, и закрыть вход. Внутри душно, тяжело дышать, но все же тепло. Огонь посреди пещеры, благо магический и не коптит, не жрет кислород, зато дает тепло. Выломать кусок камня, слепить котелок.

— Агуаменти!

Поддать жара, и вспомнить про ноги. Заклинание внутреннего обогрева приходит на ум, сейчас не полет, я смогу на нем сосредоточиться, но... Луна подходит и садится рядом, начинает растирать мне ноги, покорно наклоняясь, демонстрируя в вырезе пончо груди с торчащими от холода сосками. Приподнять себе кресло, и насладиться положением владыки гарема, нет владыки Луны.

Все колет, щиплет, дергает, хорошо, по — настоящему обморозиться не успели. Пока летели — казалось, вечность, но де-факто не больше нескольких минут. В горах, с их ущельями и прочим, это несколько часов пешком, ну ладно, будем считать, что у гоблинов есть авиация, маршрут я менял, за нами никто не следил, тут укрылись. Нет, терять бдительности не стоит, но немного расслабиться — можно.

Волны блаженного тепла и расслабления катятся по телу, вызывая болезненные судороги, перемешанные с наслаждением и снова болью. Сейчас согреется, кипятка похлебать, можно иллюзию чая навести, хуже не будет. Тепло снаружи и тепло внутри, передышка мышцам и можно будет попробовать аппарировать, главное не отключиться в этой благости. И не отключиться от внутренних повреждений, что-то же там хрустело и рвалось внутри?

— Значит так, дамы, — обращаюсь, чтобы не заснуть. — Нужно растереться, как следует, обпиться кипятком, проссаться и все остальное, и потом валить отсюда, роняя трусы.

Луна оборачивается и задумчиво смотрит на Джинни, которая старательно поворачивает Гарри то так, то этак, словно коптит и запекает его на огне и старается добиться равномерной хрустящей корочки. Ну, не на Джинни, а на ее трусы, словно пытается понять, зачем те ронять. Джинни отодвигается, смотрит настороженно, зажав палочку, словно мы сейчас накинемся и изнасилуем ее в четыре руки.

— Растереться — разогнать кровь, ну или применить заклинание внутреннего обогрева, знаете такое? Нет, значит растираться. Потом горячего внутрь, чай в горах — первое дело.

— А проссаться тут при чем? — грубо спрашивает Джинни.

— Мне ж вас домой аппарировать, хоть двести грамм, да сэкономим!

Пауза. Смотрим друг на друга в неверном свете Люмоса под потолком.

— Луна, разотри ее, — вздыхаю.

— Нет! — подпрыгивает Джинни. — Со мной все в порядке!

— Ты слишком остро реагируешь на все это, — не могу удержаться от замечания.

Ну, первопричины понятны, все эти старые трения, плюс намеки и подколки, вкупе с Луной, и Джинни все воспринимает всерьез, похоже. Но как удержаться? Есть в рыжей определенный шарм, гм, перевожу оценивающий взгляд на Луну. Если ей предложить поиграть в "Джинни и Гарри Поттера", то, что будет? Принять... ой, я же пропустил ежедневный прием зелий мадам Помфри!

Твою мать, ну что за денек?

— А ты не давай намеков! — огрызается Уизли.

— Эх, Джинни, Джинни, у тебя шесть братьев, и сколько ты там погружаешься во внутренний мир Гарри Поттера — год, больше? — а так ничего и не поняла.

— Что это еще я должна была понять? — удивляется Джинни и морщится, хватается за бок.

— То, что среди парней это самое обычное дело — такие подколки, и намеки на однополый секс и прочее, норма жизни, в каком-то смысле. Сплетни по вечерам в спальнях это одно дело, а такие вот разговоры другое. Они бодрят, придают тонуса и выражают естественное состояние мальчишек.

— Какое?

— Ежеминутные мысли о сексе.

— Ну а ты тут причем, Грейнджер? — чуть-чуть басов в голос, и Джинни сама вполне сойдет за парня.

— У меня мужские мозгошмыги, разве Луна тебе не говорила?

Ошарашив Джинни этим заявлением, останавливаю Луну, которая в массаже добралась до верха ног и, кажется, не собиралась останавливаться. Или нет? Не замечал за ней подобного бесстыдства, правда, после всех этих приключений, поцелуя в камере и кручения голыми телесами друг перед другом, до стесняшек ли нам?

— Неужели? — шепчу в ухо Луне.

— Разве ты не этого хотела, когда говорила Гарри о возбуждении? — шепчет она в ответ.

Ну вот, теперь я сражен, как и Джинни, качаю в ответ головой. В пещере тепло, жарко даже, впору раздеваться, но, наверное, не стоит. Гарри шевелится и что-то стонет, но я усилием воли подавляю импульс вскочить и аппарировать его в условно безопасное место. Нет. Отдохнуть. Подлечить остальных, подкачать Гарри, над которым уже квохчет и кудахчет Джинни, куда только делась боевая амазонка? Чистая Молли, только еще с боков в охват руками округлить и нарастить солидности.

— Мне страшно, Гермиона, — неожиданно заявляет Луна, прижимается ближе, якобы чтобы согреться.

Но это не заигрывания, ей, похоже, и вправду страшно, дрожит, трясется, словно что-то увидела или ощутила. Или отходняк накрыл, такое бывает. Сейчас главное самому лицом в чей-то теплый живот не уткнуться и не отключиться, добраться... куда-то в условно — безопасное место. Сходили, блядь, за хлебушком, поигрались вечерком в ролевые игры!

— Мне тоже, — отвечаю Луне.

Мы сидим, бездумно обнявшись, прижавшись, друг к другу, два одиноких полубезумных человека, терзаемых своими страхами, и Джинни сидит, стоит на коленях, склонившись над Гарри, и что-то шепчет ему, даже не думая о том, что демонстрирует нам свои трусы. Нужно допить кружку сладкого чая и встать, аппарировать... взгляд мой опять пробегает по Джинни. Ее нужно брать первой, ради безопасности Гарри, ради того, что она самая боевитая из остальных, ради того, что мне и вправду страшно за Луну — мало ли, аппарация притащит меня в лапы новой ловушки?

— Джинни, похоже, мне придется тебя как следует облапать, — та разворачивается резко, — но, думаю, услышав причину, ты сама придешь в мои объятия!

Отставить разговоры, вперед и вверх, а там, ведь это наши горы, они помогут нам!

Глава 20

2 января 1997 года, Швейцарские Альпы

Наше появление на улице привлекает внимание, но исключительно из-за внешнего вида. Надо было и мантии удлинить, и место укромнее выбрать, но меня опять штормит и накрывает какой-то, не знаю, волной черного безразличия и апатии. Перенапряжение полета, последних суток, а то и двух, дает о себе знать, похоже. Мне многое приходит в голову только когда я и Джинни, сплетенные в тесных объятиях, оказываемся в сугробе перед трактиром "Альпийский козел".

— Экспекто Патронум!

Но из палочки ничего не вылетает, зато налетает стая черных беззвучных мух и скрывается за горами.

— Что за бесстыдная молодежь пошла! — взвизгивает кто-то со спины.

Тетка в меховой мантии и меховом же чепчике, укрытая до бровей, и мы тут вдвоем, в пончо-мантиях до бедер, с разрезами и прочими прелестями обнаженного тела, ага, как тут не побдеть за нравственность? Тетка, правда, давится следующей репликой, когда мы разворачиваемся к ней во всей красе. Засохшая кровь и разрезы на мантиях, синяк на лбу Джинни, у меня на лице следы, словно картечью жахнули, порезы и разрезы на ногах, ну и так далее. Что смог, залечил, и к вопросу о позднем зажигании. Только сейчас, глядя на тетку и то, как она ахает и закрывает рукой рот, мне приходит в голову, что надо было не отогреваться, а сразу аппарировать сюда, в замерзше — сосулистом виде.

Чтобы жальче было, этого же Дамблдор добивался, правда?

— Откуда вы, что с вами случилось и не слишком ли вы молоды, чтобы аппарировать? — внезапно агрессивно спрашивает тетка, даже делает шаг ближе.

Все, понеслась моча по трубам. Какое твое дело, сколько мне лет? Голос тетки плывет, встряхиваю головой, ощущая, как снежная атмосфера выдувает остатки тепла, набранного было в пещере. Хватаю обеими руками снег и натираю лицо, может, поможет?

— Неси Гарри, — напряженным голосом командует Джинни, — давай, ты справишься! Видишь, опасности нет?!

Вот будет зрелище, ага, мумифицированный Гарри и я сверху, как брякнемся посреди улицы! Но она права, нужно спешить, иначе я просто брякнусь. Опасность же — ну, сидящие в засаде засадуны могут ждать появления Гарри, но попытка отправить Патронуса Боунс и Дамблдору провалилась. Сосредоточиться и вспомнить координаты. Аппарация.

— Тебе плохо? — кидается ко мне Луна.

— О да, детка, — бурчу сквозь зубы, еле слышно.

И это не магическая усталость, а жаль, с той, по крайней мере, я сталкивался и знаю, что достаточно было бы всего лишь подождать чуть-чуть. Нет, это именно измотанность, и хрен знает какие внутренние повреждения, нужно спешить, дурак, дурак, дурак! Чего я вообще тянул, летел, отогревал? Нужно было приземляться на первый же камень и аппарировать туда — сюда, пока запал есть, пока меня веселило и тащило, подогревало возбуждением.

Проклятье! Прорываться с боем было гораздо веселее!

— Садись на Гарри, — командую Луне.

— Но...

— Садись!

От тепла накрывает еще сильнее, хочется расслабиться, сползти на мягкий, уютный пол, лечь и ничего не делать, спать, спать, спать. Луна обнимает, и от этого... нет, она предала, она и Дамблдор предатели, нельзя спать в присутствии предателей! Паранойя и бдительность в одну десятую Грюма дают заряд, и мы аппарируем.

Сугроб. Джинни с голыми ногами. Толпа вокруг.

— Это же Гарри Поттер! — доносится вопль. — Целителей сюда, срочно, срочно!

Стоило бы положить голову на плечо Луны и отключиться, но нет, нужно биться дальше, нужно убедиться, что Гарри в безопасности, что все мы в безопасности. А впрочем... кому тут можно доверять теперь? Дамблдору? Орденцам? Нет и еще раз нет. Боунс? Она, конечно, законница, но влияние Дамблдора — оно такое. Надо было Сьюзен трахать, всплывает на полном серьезе мысль, и я машу головой, словно пытаюсь стряхнуть брызги с волос.

Толпа приближается, и меня переклинивает.

— Все назад! — рычу, наставив палочку.

О, боевая злость помогает! Организм, решив, что вокруг враги, срочно выплескивает еще адреналина, прочищает голову, латает повреждения, отодвигает боль на второй план, подчиняя все только одному — сражению. Полная мобилизация, но стоит ли сейчас жахать чем-то площадным? Щекотка внутри усиливается, вкрадчивый шепот Непростительных усиливается, толкает, взывает.

— Назад, я сказала! Я не знаю, кто из вас агентов гоблинов!

Слышны возгласы, что девочка спятила, но они скользят мимо сознания. Луна, ощутив серьезность ситуации, встает за моей спиной, а Джинни и без того уже держит оборону. Кому можно доверять? Думай, голова! Мигель? Нет! Мадам Максим? Она с Дамблдором! Проклятье! На кой хер я сюда аппарировал?! Бежать!

— Гермиона, решай быстрее, Гарри плохо! — рычит Джинни.

Вот на кой хер. Гарри! Расталкивая толпу, приближаются целители, вместе с ними авроры в их фирменных мантиях и со значками, и какие-то еще маги, того самого, бойцовского вида, при виде которых паранойя дыбит шерсть и орет дурным голосом. Аппарация, пробиться к каминам и свалить! Но тогда я брошу всех остальных, и они сами не отобьются, да что там, они и со мной не отобьются, их тут слишком много. А значит...

— Расступитесь! Расступитесь! — разносится свирепое.

Вперед могучим ледоколом протискивается Артур Уизли, и с ним бригада рыжих сыновей, с палочками наперевес. О да, этим можно доверять, Джинни присмотрит за Гарри, остальные Уизли за Джинни. Чертов Дамблдор, знал, кого прислать!

— Пост сдал, — бормочу под нос, ощущая, как закрываются глаза и подгибаются ноги.

Луна! Но эта мысль тонет в навалившейся темноте.

Дамблдор задумчиво в сотый раз перебирал детали и составляющие плана спасения, глядя в окно. Даже если Гарри и его команда не смогут выбраться сами, сегодня их местоположение будет установлено, завтра им будет оказана помощь. Лишь бы никто не успел ничего натворить за это время, но здесь Дамблдор был бессилен и мог только ждать, а потом действовать, исходя из обстоятельств.

Впрочем, не в первый раз.

— Их отнесли в Альбак, — заявил Николас, входя широким шагом, — но это больше не проблема.

— Почему? — обернулся Дамблдор.

— Альбака больше нет, все поселение вместе со скалой, с горами сверху, ухнуло вниз, в подземные пещеры. Помнишь?

— Никогда не был знатоком поселений гоблинов, — дипломатично улыбнулся Дамблдор, стараясь не выдавать сковавшего его напряжения.

Он знал, догадывался, что случилось, и все же не мог поверить в это.

— Под Альбаком проходят пещеры, цепь пещер, то ли вымытых подземной рекой, то ли сотворенных в незапамятные времена, сам уже не помню, — пояснил Фламель, садясь в кресло. — Подозреваю, что это одна из причин, почему их переправили туда, чтобы иметь возможность спрятать и унести, если нагрянет проверка. Как мы и предполагали, тамошние маги — надзиратели по большей части были перекуплены гоблинами, правда, теперь этого уже не докажешь, все обрушилось.

Фламель налил вина и жадно выпил, потом снова наполнил кубок и опять выпил, как будто его мучила жажда. Мы! Дамблдор иронично покатал это "мы" на языке. Предполагал сам Николас, Дамблдор лишь помог в проверках, и то косвенно, косвенно. Да и весь план с гоблинами был по большей части идеей Фламеля, не говоря уже о Плане. Альбус не взялся бы сказать, насколько Фламель подталкивал его исподволь к Плану отмены Статута, но подталкивание, несомненно, было, причем обоюдное. Причины и следствия, вначале Альбус отговорил Николаса прекращать жизнь и жертвовать философским камнем, и так оно все и завертелось. Взялся бы он сам за План, без Николаса, без Гарри и напоминания о жертве Арианы, без Ордена Феникса и победы над Волдемортом, без удачно подвернувшейся под руку полубезумной Гермионы?

Почти наверняка нет.

— А также, — добавил Дамблдор, — там стали бы искать в последнюю очередь, если бы вообще связали похищение с гоблинами.

Реализацию с той стороны, конечно, пришлось слегка подтолкнуть, но это было неизбежно, в любом случае. Большую часть магов, все устраивало, и собери Дамблдор просто конференцию, поговорили бы и решили не отменять, после чего разъехались бы по домам. Погибни Дамблдор, и никто не поднимал бы вообще этот вопрос, и Альбус, осознавая данный момент, сделал все, чтобы донести его до своих врагов.

Персонифицировать отмену Статута в себе.

— Да связали бы, — пожал плечами Николас, — если бы не передрались, конечно.

Именно с подачи Фламеля, своими глазами наблюдавшего "Парижскую резню 1689 года" и была установлена особая защита, доселе ни разу не применявшаяся, во всяком случае, на таких вот мероприятиях. Теоретические разработки Николаса, аналог защиты, стоявшей на его собственном особняке, с доработками Альбуса — штучная работа, неповторимая в ближайшее время, не без огрехов, но все же сыгравшая свою роль. Особенно в первый день, когда требовалось поднять эмоции, всколыхнуть это стоячее болото, удовлетворенное имеющимся положением вещей. Да, Статут требовал все больше и больше сил для поддержания, но кризисов, острых кризисов уже давно не случалось, а приложение сил... ну, оно повышалось незаметно, год за годом, и казалось, что так было всегда, что не один сотрудник лениво подтирал память, выезжая раз в месяц по вызовам, а всегда несколько отделов в Министерствах в поте лица обеспечивали секретность и взаимодействие со спецслужбами магглов. Хотя нет, с последними еще не дошло до отдельного отдела, так, несколько доверенных лиц, да планы противодействия и маг — нейтрализатор бомб — закладок и прочего обнаруженного.

— Все-таки маги стали умнее за эти триста лет, — заметил Дамблдор.

— Тебя подводит вера в людей, в доброту в них, — усмехнулся Николас.

— Она есть и в тебе, — примирительно ответил Альбус, — иначе ты не ратовал бы за Отмену. Ведь если не верить в доброту людей, то смысл убирать Статут, его просто нет — ты же лично видел, что творилось тогда?

— Да, я видел, — прикрыл глаза Фламель, словно вспоминая, — но еще я видел, как маги отчасти заслужили то отношение. И еще я видел, как маги снова стали высокомерны в наше время, и все больше и больше склоняются к истреблению магглов.

— А ты против? — улыбнулся Дамблдор, зная, что Николас заметит подвох в вопросе.

— Я реалист, — ответил Фламель. — О подобном можно было мечтать в дни, когда я родился, когда был молод, и свирепствовала Чума, и ходили разговоры, что это дело рук магов. Но сейчас? Уже не выйдет. Я видел многое, и хочу, чтобы маги жили и дальше, но истинная причина вовсе не в этом.

— А в чем?

Несмотря на дружеские отношения, Фламель не слишком часто открывал душу, а строить догадки было бесполезно, по крайней мере, в отношении мага, чей возраст в шесть раз превышал года самого Дамблдора. Выглядел Фламель при всем при том мужчиной средних лет, с аккуратной бородкой, в неброской, практичной одежде, его было не отличить от среднего мага и даже маггла, по большому счету. Только мелькающие там и сям старые словечки могли натолкнуть на мысль, но кто в здравом уме поверит, что перед ним семисотлетний?

— Я все же устал от жизни, Альбус, — сказал Фламель, не открывая глаз. — Ты убедил меня еще пожить, и я благодарен тебе, но запал иссякает. Перед смертью я хотел бы вспомнить молодость, те дни, когда маги не прятались, снова вздохнуть полной грудью запах свободы и цветущих каштанов в Париже, яблонь, пролететь в небе, держа Периллу за руку и не скрываясь ни от кого.

Дамблдор огладил бороду и кивнул, потом добавил.

— Думаю, это не станет проблемой после победы.

— Мне пока еще не сообщили, куда их переправили из Альбака, — ответил Фламель и приоткрыл глаза. — Или, ты думаешь, что...?

— Конечно, — уверенно ответил Альбус, — с чего бы гоблинам самим рушить свое поселение? Скрывать улики? Так их еще и не начинал никто подозревать, участники конференции грызутся между собой, каждый обвиняет другого, ну или думает на кого-то другого, на соседа, подозревает всех.

И опять — таки, эта часть была больше идеей Фламеля. Столько войн с гоблинами, столько веков вражды, что маги инстинктивно сплотятся против общего врага, говорил он. Дамблдор сомневался насчет сплочения, но признавал все остальное. Гоблины против тех, кто хочет отменить Статут, значит, маги встанут за отмену. Вот он общий враг, благо гоблины и вправду что-то такое затевали, копили оружие, поддерживали Темного Лорда, копались и шебаршились, ковали оружие — не исключено, что в пещерах под Альбаком были размещены склады — и так далее. И самое главное, банк "Гринготтс" и гоблины — это часть Статута, удар по гоблинам — удар по Статуту, пускай и не в лоб.

— Но все же... школьники, — с сомнением в голосе отозвался Фламель, — но раз ты уверен, Альбус, тогда готовим следующий ход?

— Конечно, похищенные могут вернуться сюда в любую минуту.

Дверь распахнулась, и внутрь почти влетела Вилиона Сквош, из свиты Боунс.

— Профессор Дамблдор! Гарри Поттер! Он возле трактира "Альпийский Козел"! Его зверски изрубили мечами, и он при смерти! Там все при смерти и без одежды!

С этими словами Вилиона умчалась прочь, а Дамблдор и Фламель переглянулись.

— Без одежды? — переспросил Николас, но было поздно.

Дамблдор не ответил, лишь озадаченно дернул себя за бороду. Теперь уже было поздно отступать, подробности выяснятся в процессе, а пока что надо было действовать. Даже со всей подготовкой и прочими не слишком законными и не слишком соответствующими совести вещами, шанс был мал, нет, не так, время на переубеждение было ограничено. И еще это жутковатое пророчество... оставалось надеяться, что у него хватит времени, хватит сил, для начала посмотреть в глаза тем, кого он намеренно и хладнокровно подставил под удар, а затем выдержать натиск Франции. Мгновение слабости, нежелания, сменилась прежним осознанием того, что обратного пути уже давно нет. Наносить удар нужно было здесь и сейчас, и Дамблдор поднялся решительно, словно стряхивая с себя слабость.

— Ты прав, — поднялся и Николас. — Пришла пора действовать.

Глава 21

3 января 1997 года, Швейцарские Альпы

Прихожу в себя рывком, выныриваю, почти буквально, на той же мысли. Луна! Но Луна сидит рядом, держит меня за руку, рисует какие-то знаки на пальцах, кусает ногти, напевает песенку, в общем, делает мне маникюр на свой лад. Ну и себя разрисовывает заодно.

— С тобой все в порядке?

Луна кивает, потом говорит.

— Моим мозгошмыгам давно нужна была встряска!

Ептиматика, но не кулаком же по черепу!

— Не волнуйся, — смеется Луна, наклоняется и целует в нос, потом в губы.

Ее дыхание пахнет мятой, а на губах привкус укрепляющего зелья.

— Меня осмотрели и подлечили, похвалили твою работу, сказали выпить несколько зелий и не летать в ближайшие несколько дней.

— Не летать?

— Я рассказала, как мы летели все вместе, спасаясь от гоблинов, и мне сказали, что так лучше не делать. А еще я тут нашла одну штучку, — Луна наклоняется и шепчет заговорщически, интимно, — сделаю потом тебе талисман, тебе понравится, обещаю!

— Ты мне лучше про чай расскажи, который тебе Дамблдор подарил, и совет со мной подраться, который он тебе дал, — отвечаю, немного закипая.

— Ничего он не давал! — с обидой в голосе отвечает Луна. — То есть давал, но только чай, а подраться это ты сама, я же специально тебя привязала, видела, что твои мозгошмыги так и норовят подраться!

Дальнейшее препирательство прерывает появление целителя, которого сопровождают два мрачных аврора. Честно говоря, ожидал увидеть Грюма, но тот так и не появился.

— Старший аврор Министерства Магии Швейцарии, Лука Винченцо, — басит один из авроров. — Мисс Грейнджер, одевайтесь, ваше присутствие требуется в зале заседаний всемирной конференции магов.

— Она еще не выздоровела! — возмущенно вскакивает Луна.

Лука поворачивает голову к целителю.

— Вы же сказали, что она здорова!

— С магической точки зрения — да, — начинает объяснять тот, — но она чрезмерно перенапрягла свое, эм, физическое тело, порвала внутри, эм, внутренние органы, мы все вылечили, но организму нужно время на отдых, иначе все может ухудшиться. Мы залечили внутренние повреждения, но видите ли, эм, нога мисс Грейнджер...

— Так она может выступить перед конференцией или нет? — теряет терпение Винченцо, кричит. — Все, что от нее требуется, так это ответить на несколько вопросов!

— Что там с моей ногой? — срочно достаю ее из-под одеяла и рассматриваю.

Некрозных пятен вроде нет. Шевелю ногой, и мы всей толпой с тупыми выражениями лиц следим за сгибанием и разгибанием пальцев там.

— Просто лучше не перенапрягать, эм, организму нужно время, чтобы прийти в норму, лучше не подстегивать его зельями и заклинаниями, их и так переизбыток, — объясняет целитель.

Все по делу объясняет, но и авроров понять можно — магическая общественность роет землю копытом и требует объяснений.

— А чем не устраивают Луна Лавгуд и Джинни Уизли? — интересуюсь хмуро, пряча ногу обратно.

— Они уже дали показания, — отвечает Лука. — На словах.

Ах вот оно что, теперь понятно. Ну да, было бы странно, если бы Дамблдор не учел этого момента, он же сам меня учил, ну или направлял учителей, разницы нет.

— Ладно, будут вам показания, — ворчу.

— Я принесу одежду! — восклицает Луна.

Взмах палочки, одеяло превращается в мантию. Еще было бы неплохо кровать переделать в кресло на колесиках, и ноги не напрягал бы, и смотрелось бы жальче или жалобнее, как того и нужно Дамблдору. Ничего, после просмотра воспоминаний, всех и так на слезу пробьет. О да, нужно было дождаться фактического насилия, а еще прилететь замороженными, чтобы еще жальче было!

Меня снова заводит яростью и злобой в отношении Дамблдора, словно и не было ничего, словно он не предупреждал, ну и так далее, и далее. Словно доверял Дамблдору до последней запятой, а он ударил в спину и предал. И тут до меня доходит, как до одноногой жирафы, подвергшейся операции по удлинению шею и уменьшению мозга. М-мать! Втяни дедушка в это дело только Гарри и меня, да расскажи все заранее, да ладно, даже не рассказывая, просто намеком, что если рассказать, то могут быть проблемы, вот тогда было бы все нормально. Так сказать, белые начинают и выигрывают.

Но он же втянул Луну и Джинни, не предупредив, и не дал никакого прикрытия!

То-то меня так потряхивает и заводит, и за Дамблдора, и за собственную слабость, трусость, предательство, язык у меня, видите ли, не повернулся рассказать все Луне и попросить ее уносить свою бледную попу прочь с конференции. И я еще злюсь на нее за этот чай?! Да она тогда по идее имеет полное право пробить мне с ноги, за это вот случившееся предательство! Да, обошлось, но ведь могло и не обойтись, как с родителями, а? Кто клялся, что больше никогда?! Во имя чего? Во имя Луны? Оправдывать состоявшееся предательство в настоящем возможной выгодой в будущем? И ведь Дамблдор предупреждал, но от этого злость только сильнее — кому нравится осознавать меру своей подлости, ощущать себя говном? Так был бы в белом — не виноват, Дамблдор подставил, а нет, от собственной совести не отвертишься — принимал участие, осознавал, может не в мыслях, а фоном, но осознавал же, к чему все идет!

— Нам надо будет поговорить, — сообщаю Луне, наплевав на свидетелей вокруг. — Потом, после моего выступления на конференции.

Та что-то понимает, и лишь кивает серьезно, шепчет под нос что-то, не разобрать, и вертит в руках какую-то пирамидку. Та самая штучка, о которой она говорила?

— Идемте, — говорю аврорам.

Бессмысленно говорить про падения в обморок и отсутствие сил, сейчас мной владеет лишь желание покончить со всем этим быстрее, забраться в душ, отмыться, отоспаться и забыть, как дурной сон. Поздно рефлексировать постфактум, нужно было либо сразу спрыгивать, либо теперь не хныкать. Оказывается, что мы в том же здании, где и проходит конференции, отдельное медицинское крыло, так сказать. Толково, мало ли кому плохо станет или там руки-ноги потребуется лечить после особо бурных дебатов.

Плохо то, что я за все прошлые дни сюда так и не заглянул, ну ничего, теперь за все отыграюсь.

— Что с Гарри Поттером? — спрашиваю в спину Винченцо.

Тот, не оборачиваясь, пожимает плечами, делает неопределенный жест рукой, и изрекает.

— Жить будет.

Вечно Гарри за нас за всех достается, а я потом надрываюсь, вытаскивая наши жопы из очередной пучины приключений. Но все же я в долгу у Гарри, ну и он у меня, и мы у Дамблдора. Гм. Наверное, надо будет прекратить подкалывать Джинни, точно.

— А как там Верховный Чародей?

— Альбус Дамблдор? — в этот раз Лука все же поворачивается и в голосе его появляется настороженность. — В порядке. А что, у вас есть другая информация?

Пожимаю плечами. Объяснять идиотскую шутку про то, что Дамблдору, наверное, икалось, пока я его проклинал в горах, совершенно не хочется. Но что-то надо сказать и я говорю.

— Он все-таки Директор нашей школы, поэтому и интересуюсь.

Лука понимающе кивает, и мы идем дальше. Выглядит так, словно два аврора меня конвоируют куда-то, но пробегающим и проносящимся мимо магам и дела нет. Я же не Гарри Поттер, и во лбу молния не горит. Внешность подлатали, мантия-одеяло нормальное, чего еще надо?

Маги все на местах, общая нервозность в зале присутствует. Гм, а отсюда, из центра зала, все смотрится, словно снова на Турнире оказался. Второй тур, арена, только вместо мантикоры всемирная конференция магов. Вот только непонятно, как они правдивость собираются оценивать? Воспоминания можно подделать, сыворотку правды преодолеть или лгать прямо в глаза, считая, что несешь чистейшую правду, с Империусом тоже можно сымитировать потерю воли, ну и так далее. Опять же, Дамблдор везде уверял, что мне надо будет лишь прикрывать Гарри, да страсти про борьбу расписывал, нигде не говорил, что он нас подставит и натравит гоблинов.

Легилименция? Непреложный Обет? Неважно, лишь бы быстрее закончилось.

Мне почему-то представляется ужасная процедура, вроде ментального изнасилования, где каждый подходящий заглядывает мне в башку, или где в меня вливают зелья через воронку, до полной потери сознания, но нет, все оказывается проще. Дамблдор, конечно, могуч, но он не единственный легилимент на планете, так что все намного проще. Сливаем воспоминания в баночку, потом легилимент тебя обследует (с твоего согласия) и подтверждает, что воспоминания даны без искажений. Не сталкивался, не учили, но есть методики искажения и сокрытия воспоминаний, и слитое воспоминание воспринимается как цельное, хотя из него де-факто вырезан кусок. Собственно, при легилименции это как-то ощущается, ну и понятно. Этакий аналог нотариально заверенных воспоминаний, лишь бы самому легилименту доверяли.

Дамблдора, как пристрастное лицо, ко мне в голову не пускают, а жаль. Несмотря на вызов в памятки картинки разговора с гоблином, обследующий зацепляет сопутствующие куски — и драку с Луной в номере перед похищением, и драку потом с гоблинами, бегство, и хрен знает, видел ли он кусок с Непростительными, но если видел — то можно представить, как вытянется морда у Дамблдора! Да, весь план пойдет по пизде с пространственным карманом, но вытянутая морда Дамблдора — это будет просто бесценно!

— Вам сотворить думосброс? — предлагаю свои услуги.

Эксперт — легилимент смотрит на меня странно (но не как на говно, уже хорошо), но все же отвечает.

— Нет.

Приносят большой кубок, вроде того, что у Дамблдора в кабинете стоит, ага, понятно. Эксперт подтверждает, я рассказываю, он следит, чтобы не было искажений, если кто не верит — вон голову в ведро и проверяй, сколько влезет. Интересно, чего они в судах такое не используют? Или используют, но против Пожирателей это было бесполезно, ибо те и сами маги хоть куда и хоть кого? Были хоть куда, и это хорошо. Или слишком легко злоупотребить воспоминаниями? Вот, постановления Визенгамота читал, а сами процедуры даже не додумался изучить.

Ну да, когда твой наставник — Дамблдор, а в друзьях Гарри Поттер, какой еще суд?

— Рассказывайте, — предлагает мне временный Верховный Чародей.

Наверное, Директор этой самой Уагаду, колоритный такой старый негр, размером меньше Луны, зато посох выше меня на полметра, какие-то погремушки на нем, колечки, и на самом негре еще амулеты и талисманы. А вот палочки не вижу, прячет в мантии из леопёрда? Не сказать, что на дедушке только бусы, но в целом одежда ближе к ритуально — африканской, чем привычно — европейской. И акцент, но все же, говорит по-английски, да и на конференции как-то не замечал переводчиков — особенности магии? Или есть специальные зелья?

Ладно, не стоит отвлекаться.

Начинаю рассказывать, и заклинание усиления разносит мой голос по залу. Некоторые подробности все же опускаю, и чем мы с Луной занимались вначале, и трюк с Империусом и Авадой, выдуманный больше от отчаяния, чем из необходимости. Вполне можно было потягаться на заклинаниях, взлететь, но эта сраная толпа гоблинов с мечами и ятаганами, успел бы я их всех перебить? Сумели бы Луна и Джинни отбиться, оплошай я в процессе?

— Я правильно понял, гоблин в сопровождении трех магов, которыми он командовал, приходил и требовал написать письмо Альбусу Дамблдору, чтобы тот отказался от своей идеи отмены Статута? — переспрашивает негр, пристально глядя на меня. — А в случае отказа угрожал насилием?

Нет, он вроде бы представился, но имя просквозило в моей пустой голове, занятой совсем другим. Ладно, хрен с ним, не он первый, не он последний.

— В целом — да, именно так, — киваю.

— Но вы сумели без палочек выбраться из защищенной тюремной камеры в толще скалы, пробиться на свободу, обрушив за собой целую гору, и, не пострадав в процессе, потом улетели, выпили горячего чая и аппарировали сюда? — продолжает допытываться дедушка — чародей.

— Если опустить все подробности и ранения, полученные в процессе, то да, примерно так все и было.

— Я думаю, что победительнице Турнира Трех Волшебников это вполне по силам! — подает кто-то реплику с места.

Знакомое лицо — уж не на Турнире ли я его видел, в Министерской ложе рядом с Гарри? В голове пусто, имена не всплывают, да и хрен с ним, отвечать на реплику все равно не требуется.

— Я думаю, что такое по силам не каждому взрослому магу, — поднимает свой посох негр, и погремушки на нем издают тихий перезвон.

Да, Луне эта штучка бы понравилась, однозначно. Если вдруг дело дойдет до драки... а, защита же... или ее сняли? Легилимент же колдовал? Ладно, если что, отобрать посох и валить, валить, валить, во всех смыслах. Под перезвон неожиданно вспоминается имя негра — Мабонга, и я невольно хмурюсь. Колокольчики воздействуют на разум?

— История пестрит пробелами и недоговоренностями, нелогичными действиями. Мисс Грейнджер, если у вас были силы взлетать с тремя магами, то почему вы не аппарировали прочь?

— Там стоял антиаппарационный щит, а потом стало просто не до того, — пожимаю плечами.

— Антиаппарационный щит? — хмыкает дедушка. — В поселении гоблинов?

— Я не видела поселения гоблинов, лишь камеру, туннели, толпу, жаждущую нас разорвать и проткнуть, порубить на куски. Вы можете не верить мне, но когда Гарри Поттер придет в себя и скажет, что закрыл нас собой от гоблинов с мечами, ему вы поверите?

Немного невпопад, чересчур эмоционально, но все же. Мабонга собирается что-то сказать, но тут звучит другой голос, сверху.

— Да, мы не верим вам, мисс, — легкая пауза на полсекунды, Министру Франции подсказывают, а может просто нарочито так сделано, — Грейнджер! Уважаемый Верховный Чародей, данный свидетель ненадежен сам по себе и я заявляю протест!

Глава 22

По каким-то правилам, подобное заявление требует личного присутствия, и Министр Франции спускается вниз. В красной мантии, с кровавым подбоем, или как там, у классика было? Не сильно похож на француза, ни тебе беретика, ни усиков, морда красная и квадратная, из пушки не прошибешь, а рукой даст в лоб, так еще и уши отпадут. На лице уверенность, ну это он зря, видимо плохо Дамблдора знает, либо сталкивался с ним еще во времена Второй Мировой, когда наш... нет, не наш, в общем, когда дедушка Альбус был совсем другим.

Либо он просто никогда не сходился с Дамблдором, как противником, в подобных делах.

— Прошу огласить основания для протеста, — спокойно говорит Мабонга.

Министр танком надвигается на трибуну, ох, епт, оратор, еще плащ на руку накинуть и прохаживаться, чую, сейчас толкнет речь, толкнет. Мало мне было физического и умственного чана с дерьмом, сейчас меня еще и словесно окунут, и туда-сюда протащат несколько раз, перед лицом верховных представителей всего магического мира. Правда, потом встанет Дамблдор, и самого Министра обмакнет, а меня, стало быть, отмоет, но в любом случае это будет старательное перетаскивание чана с дерьмом и кидания какашками, как в стае магтышек.

Но зато запомнюсь сильным мира сего, о да детка, спасибо Дамблдору.

— Итак, — Министр Франции, Франсуа Бертран, делает жест рукой в мою сторону, как будто пробивает прямой правой, — мисс Гермиона Грейнджер, ученица шестого курса Хогвартса, а также магглорожденная.

— Эй, это здесь причем? — вырывается у меня.

— Помолчи, — твердо и тихо говорит Мабонга, наставляя посох, словно собирается что-то колдануть.

Так и тянет ему язык в ответ показать, ну ладно, посмотрим, что будет дальше.

Дальше Бертран, умело и красноречиво излагает почтенной публике мою не слишком почтенную биографию. В ней присутствуют практически все мои деяния за эти года, преподнесенные, разумеется, в извращенном и вывернутом наизнанку виде, а также часть деяний, которые я не совершал. Например, тот взрыв, размолотивший часть Хогвартса, а также Амбридж, Малфоя и еще нескольких магов в мелкую пыль. Нет, ну формально, конечно можно натянуть сову на глобус и глаз на жопу, все-таки я выкидывал ту темномагическую хрень, которой потом Снейп устроил взрыв, прежде чем свалить к Темному Лорду, и так далее, но так вот, формально, можно и Дамблдора обвинить с тем же успехом, ведь дело было в его школе, не так ли? Дамблдора можно обвинить даже с большим успехом, все-таки Снейп работал на него и состоял в Ордене Феникса, и прикрывал Гарри Поттера, ну ты смотри, прямо как я, один в один практически!

Осталось только не повторить его судьбу, хотя за эти годы я совершил массу попыток.

Ну и собственно, когда Бертран начинает мне приписывать подвиги, совершенные Принцем-полукровкой (так была подписана зельекнига Снейпа, откуда Гарри и почерпнул ту Сектумсемпру, которой завалил Темного Лорда — вот, кстати, что надо было освоить, и чем надо было резать гоблинов на запчасти, эх!), то все становится понятно. Я не знаю, как Дамблдор это сделал, но это его рук дело, больше некому: слив моей биографии, с примесью ложных фактов, на основе которых он потом встанет и опровергнет Министра Франции. Нападение на Драко, Квиррелл, какие-то еще проступки с первого курса, ну да, ты меня еще обвини, что я редкого представителя магической фауны, то бишь василиска, зарэзал! Ах, нет, его же Гарри зарезал, ну Бертрана это не смущает, ага, вон с какого угла, ну да, ну да, пронос темномагического артефакта в школу, конечно, больше меня некому, я ж гнусный и грязный магглорожденный, подставление учеников, бла-бла-бла, опасность, ага и косвенно в Дамблдора целится, типа тот меня отмазал, ага, ты смотри еще шире заходит, мол, и Министерство дедушка раком поставил, свои грехи прикрывая.

Дементоры, взрывы, опять жизнь учеников в опасности, хорошо хоть в сговоре с Темным Лордом не обвинил! Ага, попадание на Турнир через протекцию Дамблдора, подсуживание, опять опасности, ага, а вот и Темный Лорд, мол, пролез через меня, через моих родителей и погубил кучу народа. Так — так, и что там еще? Опять злые деяния, нападения на учеников, применение Непростительных, ого! Дамблдор играет по-крупному, ну или Франсуа напряг и другие источники, помимо магов, подставленных ему дедушкой. Так-так, анимагия без регистрации, вхождение в доверие к магическим семьям (по заданию Дамблдора, разумеется), незаконное обогащение, распутное поведение и растление несовершеннолетних. Да-да, во множественном числе. И, конечно же, одного со мной пола, ну как же, такой шикарный аргумент! Нападение на Гринготтс, гм, не помню такого, ах да, Дамблдор еще и дела Ордена Феникса приплел.

Аргумент насчет зверского убийства беременной магессы из хорошего старинного рода не звучит, а жаль. Достать воспоминания о Беллатрисе, да отшлепать тут всех по мордасам ими, но ладно, не подставился министр Франции в этом, так все равно промахнулся в другом. Но в целом, если абстрагироваться, то можно только поаплодировать, настолько цельно все подано, одно взаимоувязано с другим и повсюду факты, факты, факты из этих моих пяти с половиной лет жизни в Хогвартсе. Странно, а нарушение Статута — общение с Энтони в смысле — не приплел, не знал? Или Дамблдор решил, что это сомнительный козырь? Но все равно, просто картина маслом.

Итак, 1 сентября 1991 года в Хогвартс приехала жадная и беспринципная магглорожденная Гермиона Грейнджер. Еще ранее она коварно замыслила разное, и поэтому сразу навязалась в друзья к Гарри Поттеру, а также сразу легла под Дамблдора, возможно, что даже буквально, обезопасив себя от проблем с учителями. Честно говоря, больше ожидал намеков на "дочь Грюма", возможно даже от трахнутой давным — давно Аластором Беллатрисы или Нарциссы или еще какой иссы, но Министр решил разыграть карту "магглорожденной". Мол, Дамблдор совсем кукушкой уехал (не прямо так, намеком) на почве любви (почти буквальной) к магглорожденным, и поэтому, попутно с вялой борьбой с Темным Лордом, и то больше, потому что Темный магглов не любил, творил всякое — разное, покрывая выходки магглорожденных, особенно меня. Покрывал во всех смыслах, ага, Министр тот еще мастер двойных и тройных намеков, хоть прямо на курсы к нему записывайся!

Так вот, жадная и беспринципная Гермиона втерлась в доверие к Гарри Поттеру, начала губить отпрысков магических семей, кто ей мешал, подставлять учеников под удары, вести себя вызывающе, нарушать дисциплину, незаконно обогащаться (Локхарта приплел), и всячески разлагать учеников почтенной школы Хогвартс. Попутно, используя волосатую бороду в верхах, оная Гермиона, как Колобок, ушла от расследования в Министерстве безнаказанной, получала дополнительное обучение за чужой счет, а также книги и знания, которые ей были не положены, опасны и даже запрещены Министерством, а тех, кто ей мешал, взрывала, подставляла, отшибала память, увольняла, окаменяла и так далее, в общем, крутилась, как ежик на сковородке.

Попутно Грейнджер сколотила банду из учеников, чтобы прикрыть себя, добраться до знаний, терроризировать других учеников и так далее, и тому подобное. Колдовство на каникулах на фоне всего этого смотрелось сущей безделицей, но о факте полученного Дамблдором разрешения на это самое колдовство Бертран не упомянул. Турнир и трупы, наглые попытки обольщения скромных учеников, постоянные дуэли, ну вы поняли, да, я приехал в Дурмштранг и всех там затерроризировал, а не они ко мне подбегали в очередь? Прямо летал над Дурмштрангом и ухал, ища, кого изнасиловать и срочно женить на себе, а ученики разбегались в ужасе и панике, ахаха. Финал Турнира — понятно, ну и события прошлого года, мол, когда тянуть стало уже дальше некуда, только тогда Дамблдор и соизволил потрясти бородой, и то, подставил Гарри Поттера, в общем, тянул время, чтобы погубить как можно больше магов, расчищая дорогу магглорожденным, а также не пускал меня в бой, чтобы и дальше постель грела. Сюда же каким-то неведомым боком вписывается применение Непростительных, казалось бы, какая магия, если меня в бой не пускали? Но Бертран легко и ловко обходит этот момент, да еще и приплетает к Непростительным, опять же, развращенность моей натуры, соединяет, ставим между ними знак равенства.

Соответственно, выведя образ жадной, циничной, развратной, злой магглорожденной Грейнджер, желающей погубить как можно больше магов и "своровать их магию" в образном смысле, намеком подав образ, что магглорожденные как пиявка на теле магмира, присосались и раздуваются, Министр переходит к текущим событиям. Все ровно, гладко и четко — из неприязни к гоблинам, а также жадности и желания получить денег на халяву, потому что любовнице (разумеется, принужденной силой в силу моей развратной натуры) не хватает (слышала бы его Луна!), я снес им поселение. Чего не снес сразу филиал Гринготтса, Министр умалчивает, ну да оно и не важно, наверное. Желая прикрыть свои делишки, я проткнул мечом Гарри, подчистил память свидетелям, Дамблдор помог с остальным, а заодно попытался прикрыть собственную бороду, так как его план провалился, и конференция с ним не согласна.

Ну надо же, как близко к цели попал, и теперь, когда последует опровержение, будет опровергнут и этот тезис, до кучи. Мастерская уловка, но если не знать об истинном положении вещей, ее и не заметишь. Дамблдор весь в белом, ничего не прикрывал, никого не подставлял, оно само так получилось. Аудитория, слегка подуставшая от описания моих злодейств за прошедший час, уже не прожигает дырки взглядами. Так, слегка посверливает, не более. Была даже парочка оценивающих взглядов с намеками, особенно, когда Министр упирал на нетрадиционные отношения и в целом на мою развратность и похотливость. Казалось бы, ведьмам такими и положено быть, летать на черенке метлы, если вы понимаете, о чем я, но у собравшихся, разумеется, другая точка зрения. Да, рамки многих вещей в магическом мире шире, но вот нравственность — на уровне 19 века и представлений викторианской эпохи, на чем и играет умело Бертран, взывая к аудитории с призывами. Мол, развратные магглорожденные ведут наступление и хотят погубить нас, погубить весь магический мир, нужно дать отпор, и усилить Статут, иначе все, конец, растление мира и налетание на небесную ось.

— Таковы причины того, почему я заявил протест, — скромно добавляет в конце Министр Франции.

С не озвучиваемым вслух, но подразумевающимся посылом, мол, он борец за правду и счастье, не смог смолчать. Спросить бы еще, откуда он столько конфиденциальной информации нарыл, да ладно уж, не будем портить Дамблдору его триумф. Дедушка Альбус, конечно, пидарас, но прямо сейчас он наш пидарас, и партию надо доиграть до конца, хотя бы ради прошлых его заслуг и помощи. Но вот потом!!! Никогда больше!!!

— Мисс Грейнджер, вам есть, что сказать? — поворачивается ко мне Мабонга.

— Не считая того, что половина этого — вранье, есть, — встаю, ощущая покалывания в ногах.

— Даже если половина этого правда — то протест все равно в силе! — кричит Франсуа.

— А вторая половина — вторжение в частную жизнь, а также конфиденциальная информация, — добавляю невозмутимо. — Но у меня, в общем-то, вопрос не об этом. Как рассказ Министра Франции влияет на подлинность воспоминаний?

— Они подделаны!

— То есть вы хотите сказать, что я разбираюсь в Легилименции и подделке воспоминаний лучше, чем маг-эксперт всемирной конференции магов?

— Вам помог Альбус Дамблдор! — не выдерживает Бертран.

Аллилуйя. Теперь можно спихнуть на дедушку и пусть он крутится, как бородатый ежик.

— Тогда его и надо допрашивать, не так ли? Я не спрашиваю, откуда вы добыли все эти сведения о моей жизни и почему так пристрастно их подали, нет, вопрос лишь в подлинности воспоминаний, не так ли? Если они подлинные, то и все остальное тогда...

— Невозможно достоверно проверить мага уровня Альбуса Дамблдора, — неожиданно говорит Мабонга, поглядывая вверх. — Тем более, такого сильного легилимента, всегда останется возможность, что нас обманули.

— Не говоря уже о том, что сцена из воспоминания могла быть разыграна искусственно! — добавляет Бертран. — Но так как вы торопились, то не продумали все детали, отсюда и маги, подчиняющиеся гоблинам и прочие несуразности!

— Как-то обидно слышать, что я не в силах придумать достоверную постановку, — заявляет Дамблдор, уже спускающийся вниз. — Зачем бы мне вообще нужно было придумывать такую низкопробную ложь? Я уж не говорю о самом обвинении во лжи, за долгие годы я слышал много выдумок в свой адрес, но ни одна так и не подтвердилась.

Дамблдор оглаживает бороду, встает напротив Бертрана, спокойный, уверенный в себе. На меня не смотрит. Быстро, четко, за десять минут, Дамблдор разносит в пух и прах все аргументы Министра Франции относительно моего прошлого, ясно показывая, что он и был тем, кто слил информацию. Дедушка Альбус упирает на спорные моменты, демонстрирует их ложность, и так далее, и так далее. Аудитория, надо заметить, немного оживляется, наверное, устали слушать о моих зверствах, руках в крови по локоть и прочих извращениях.

— Как нам тут говорила мисс Грейнджер, — демонстрирует оскал Бертран, — это не отменяет вопроса, даже двух вопросов.

— Я слушаю, — спокойно говорит Дамблдор, продолжая оглаживать бороду.

Этакий старый и всё понимающий мудрец, шапочка, очочки, борода, визуальный образ на сто четыре процента.

— Альбус Дамблдор, вы — пристрастное лицо, и, как сказал Верховный Чародей Мабонга, невозможно до конца проверить мага вашего уровня, а значит, возможность подделки остается, это раз. Отношения мисс Грейнджер с мисс Лавгуд, это два. А также...

— Что касается первого, то найдется маг, который подтвердит мою искренность, — улыбается Дамблдор, перебивая собеседника.

— Кто?

— Николас Фламель.

Упомянутый Николас встает и являет себя общественности. Гм, а и не скажешь, что ему за шестьсот, мужчина средних лет, без особых особенностей и все тут.

— Франсуа, — Фламель вскидывает руку, не давая Министру Франции, уже открывшему рот, заговорить, — ты же не собираешься обвинить меня в том, что и я продался Альбусу Дамблдору?

Шепотки, жесты магов, похоже, за всем этим стоит какой-то пласт истории, что-то огромное, известное присутствующим, но не мне.

— Нет, — отвечает через силу Бертран.

— Что же касается второго вопроса, — спокойно продолжает Дамблдор, словно ничего и не случилось, — то, как Глава Рода, мисс Грейнджер вполне в своем праве, кого выбирать в жены. Наследница старинного магического рода, по-моему, вполне неплохой выбор.

Дамблдор демонстрирует знакомый мне свиток, и Бертран слегонца бледнеет.

— И поэтому теперь, — Дамблдор встает на трибуну и голос его разносится по залу, — раз претензий большей нет, я предлагаю уважаемой конференции вернуться от обсуждения личной жизни мисс Грейнджер к тем новостям, которые она принесла! Мы уже потеряли сутки, и кто знает, какие еще коварства успели измыслить и воплотить в жизнь за это время гоблины?! Не исключено, что они уже готовятся коварно ударить в спину нашим детям, или бегут за границу с нашими деньгами, а может и то, и другое!

— Сжечь их Адским Пламенем в их норах! — вскакивает кто-то из делегации Франции, и зал прорывает.

— Убить!

— Долой!

— Решим вопрос с гоблинами раз и навсегда!

— Они посягнули на магов — их нужно наказать!

Зал заводится с пол-оборота, прорывает, не хуже, чем в первый день, только теперь в криках вместо магглов фигурируют гоблины, и невольно думаю, что маги, наверное, просто давно никого не сжигали и массово не геноцидили, вот и накопилось. Судя по виду Дамблдора, именно этого он и добивался, и значит можно тихо, бочком, удалиться под бочок к Луне. Чувствую, что Дамблдор смотрит вслед, но молчит, и это хорошо, внутри что-то щекочет, требует вбить его в землю по уши и останавливает, как ни странно, только одно: гоблины. Дамблдор натравил их, я убил, и мы оба по локоть, плечи, по уши, с головой в этой кровище и дерьмище, словно какие-то блядские сообщники, связанные навеки совершенными преступлениями.

Нет, нужно уйти, иначе ничем хорошим такой ход мыслей не закончится.

Глава 23

3 января 1997 года, Швейцарские Альпы

Выражение на лице Луны встревоженное, ну оно и понятно. Ушел сказать пару предложений, вернулся спустя два часа, что тут можно подумать, кроме плохого?

— Идем в номер, — говорю ей, — нужно полежать немного.

— Тебе плохо?

— Конечно, ей плохо, — уверенно заявляет целитель, объявляясь рядом. — Вы совершенно не жалеете свой организм, мисс Грейнджер!

Свой? Немного рановато говорить о своем, хотя полтора года принюхивания мозга и тела не пропали даром. Ну а раз не свой, то чего жалеть? Воруй, убивай, развращай малолеток!

— Очень жалею, поэтому и иду отдыхать.

— Вам нужно пройти осмотр...

— Луна мне его проведет.

— Но она не целитель!

— Зато моя жена. Или вы намерены создать нам условия для первой брачной ночи прямо в палате?

Грубо, несдержанно, зряшно, но сил уже нет. Все равно перед всей конференцией обо всем этом объявили, достали, показали, так какая разница? Не сенсация года, конечно, но и скрывать теперь что-то, смысла нет. Опять же, целитель смотрит ошарашенно, замолкает, и я тащу Луну прочь, пока есть возможность. А то навалятся люди в белых мантиях и повяжут нас обоих. Обеих.

— Ты же говорила..., — шепчет Луна.

— Да не насрать ли, что я там говорила! — отвечаю в сердцах, громко, на весь коридор. — Когда Дамблдор уже объявил обо всем на всю конференцию! Объявил о нас!

— Ооо, — Луна округляет рот, и тянет букву, словно пытается пропеть ее. — Я думала, мы объявим об этом в день моего совершеннолетия.

— То есть тебя это не волнует?

— Мы совершили обряд перед лицом Леса, остальное не так важно, — пожимает плечами Луна. — Теперь можно не прятаться? Теперь нам дадут отдельную башню в Хогвартсе?

— Пинков под жопу нам дадут, это запросто, — бурчу под нос.

Ну да, с чего бы Луну волновала политика и прочие предательские дела? Ее волнует то, что здесь и сейчас, и она собственно... хм, а ведь забавно, если подумать. Останавливаюсь посреди коридора и смотрю на Луну, та останавливается и смотрит на меня в ответ, спокойная и уверенная в себе, во мне, во всем вокруг. Точно так все и было три с лишним года назад, только вместо коридора был вагон в Хогвартс — экспрессе, и она подошла первой, ошарашив меня заявлением про мужских мозгошмыгов. Да-да, точно, так оно все и было, только забылось в ходе этих бурных событий, а теперь вот всплыло.

Равно как и мысль о том, что наша история очень похожа на Джинни и Гарри. Жил себе Гарри и жил, потом Джинни набежала и, восхищенно заглядывая в рот Гарри, утащила его к себе в Нору. Луна, может, и не так энергична, как младшая Уизли, но на свой лад тоже умеет добиваться своего. Луна в роли Джинни, а я в роли Гарри Поттера... гм, гм, точно мы же не довели до конца одну сценку. Совместить? Или все же стоит, наконец, взяться за ум и начать ограничивать похотливого выдра? Или вначале взяться за задний ум под Луной и потом посмотреть на два ее высших, ладно, ладно, средних образования?

Предательство? Какое предательство, когда ей попользовался Дамблдор? Гм, а теперь получается, я собираюсь попользоваться? Или она собирается попользоваться мной, раз уж она в роли Джинни? Ага, а еще можно просто заняться примирительным сексом, а если так уж хочется БДСМ, то разыграть сценку "Невилл и Беллатриса", только стоит ли? Организм чувствует, что умирает, и срочно торопится размножиться? Чаем особым меня вроде не поили, с чего же меня опять прет... или не мешать, переключиться с конференции?

— Слишком много вопросов, на которые нет ответов, — говорит Луна напевно.

Невольно стреляю глазами по сторонам. Нет, толпы не собралось, никто не бежит за автографами, не собирается побивать нас камнями.

— Я сказала все это вслух?

— Нет, — Луна делает шаг ближе, смотрит в упор. — Но ты нередко замираешь вот так, молчишь, смотришь, спрашиваешь сама себя и сама себе же отвечаешь.

А Луна — оптимистка, чаще всего, когда на меня набегают вопросы, они остаются без ответов.

— Не терзай свое сердце, скажи, — просто говорит Луна.

Вся эта душевная и физическая усталость от мыслей о постоянной опасности, от случившегося за последние двое суток, Дамблдора и его планов, конференции, раскаяние за то, что считал ее предательницей, и гнев за тот чай, смерти и сражения, все это слипается в какой-то комок, который застревает в горле. Смотрю на нее, и мне внезапно становится стыдно за самого себя. Вымещать злость на Дамблдора на Луне? Фу, просто фу.

— Не могу, — отвечаю, в конце концов.

— Я не обижусь, правда, — уверяет она меня, — скажи, тебе станет легче.

Знаете, как иногда бывает: скажешь или сделаешь под влиянием момента, и тут же жалеешь об этом? Наклоняясь к уху Луны, уже зная, что пожалею об этом, но все же не в силах остановиться. Дурость и глупость, надсаживание тела, не говоря уже о возможной обиде и потере доверия, и не говоря о том, что тут разворачиваются глобальные дела, касающиеся всего мира, а у меня отсутствующий орган между ног чешется.

— Выпьем Оборотного с частичками Гарри и Джинни, и займемся сексом, как в первый раз в жизни.

Ну, в каком-то смысле это и будет первый раз, в облике Гарри я еще не...

— Нет, — отвечает Луна, не задумываясь.

Ну и вот как мне должно от такого стать легче? Отступаю на шаг, едва не сбивая какого-то молодого мага, проносящегося мимо с пузатой бочкой в руках.

— Ты так и не поняла, — Луна делает шаг следом, берет за руки, — когда я в прошлый раз сказала "нет"? Мне не нужны чужие облики, даже если под ним ты, нет, мне нужна ты, твой вид, твое лицо, твое тело, только твое и ничье больше.

Она неожиданно склоняет голову набок и смотрит исподлобья, с лукавой, воистину женской улыбкой на губах.

— Но если тебе так нравится Джинни..., — и многозначительная пауза, вкупе с проведением рукой по животу, облизыванием губ и этого достаточно.

Хорошо быть молодым, кровь вскипает от таких вот мелочей, усталость уходит почти моментально, я уже готов и рвусь в бой, забыв обо всем. Луна настолько не ревнива? И с Джинни согласилась целоваться, и сейчас вот покорно соглашается с намеком. Чувство вины? Попросит что-то взамен? Просто хочет сделать приятное?

— Ну вот, ты опять задумалась и вопрошаешь пустоту, — говорит Луна. — Идем.

Она тащит меня за руку в номер, и почти сразу затаскивает в душ. Секс? О да, контрастный душ, сопровождающийся энергичными щипками за ягодицы и шею, чтобы от стены не отлипал, это тот еще секс! Смывает грязь, очищает тело и мысли, сбивает с дерьмового настроя. Затем, вдоволь набрызгавшись, Луна стремительным домкратом вжимает меня в стену, расплющивает по ней, и, поливая сверху теплой водичкой, одновременно с этим ласкает рукой снизу, и лижет плечи и лопатки.

Луна теплая, домашняя, нежная, и словно бы смывает все эти тревоги и заботы, политику и мысли о ней, слова и заботы. Потом все вернется, потом, но сейчас она и вправду расслабляет, хочется обмякнуть, сползти по стене и расплыться этакой бесформенной лепешкой. Меня пронзает зарядами, вспыхивает, и тут же расслабляющее тепло, а желание сползти вниз становится вдвое сильнее.

— Идем, идем, у меня есть для тебя сюрприз, — шепчет Луна в ухо. — Самое лучшее расслабляющее средство магглов!

Глупо, но мысль — водка? — приходит и застревает в голове. Но мне хорошо, словно накатил сто грамм, нет, даже слишком хорошо. Расплываюсь кляксой на диване в гостиной, но Луна неожиданно требует перебраться на пол. Лежу на меховой мантии, и та забавно щекочет голую кожу, а потом из меня вырывается ох. Луна забирается мне на спину и начинает ходить по ней мокрыми ногами. Забавные звуки, конечно, но все же местами больно!

— Эй, ты уверена, что знаешь, как делать массаж ногами?

Вместо ответа Луна быстро переступает ногами, приминает мне ягодицы, и большой палец ноги скользит по ложбинке, вызывая дрожь в теле. Полная иллюзия какого-нибудь массаж-борделя в Таиланде, ну, по крайней мере, если верить фильмам и интернету. Распутная голая девушка, способная выкурить сигарету промежностью, топчет вам спину, а потом и все остальное, хм, топчет.

— Ну как? — пыхтит Луна.

Нет, приятно, но и больно! Защемит мне позвонки или еще чего, не смотри, что худенькая блондиночка, но и отказываться не хочется. Сейчас скажешь, что не так и не видать больше массажа спины и всего остального.

— Практики не хватает, — выдаю дипломатичный ответ.

— Ну, так я ей и занимаюсь! — пыхтит Луна. — А потом ты меня потопчешь?

Невольно кашляю и хрюкаю, едва не роняя Луну со спины.

— Потопчу, — обещаю сквозь смех, — ух как я тебя потопчу и растопчу!

— А я тобой прикинусь, — игриво сообщает с небес Луна, — себя-то ты, наверное, не затопчешь?

Неожиданно. Или, согласившись побыть Джинни, Луну тут же прорвало попробовать новые облики, особенно... мой? Чет не уверен, что это стоящая идея, хотя потом можно предложить операцию "Две Луны", ну вы поняли.

— О, я сейчас! Не поворачивайся! — топот босых ног по полу.

Хорошо. Тепло, хотя казалось, что по полу будет тянуть холодом, наверное, Луна сделала, как я в пещере: все подоткнула и протопила. Не до чрезмерности, а так, чтобы комфортно было голым на полу лежать. Легкий перестук обуви, рядом со мной останавливаются две ноги. Поворачиваю голову, о, уже в образе Джинни? И одеться успела, и любимые трусы в зеленую полоску надеть!

— Ты уже оделась? — спрашиваю игриво.

— Зато ты, смотрю, уже разделась! Что, Грейнджер, так тяжело живется без моего языка в твоей жопе?! — сердито отвечает... да, пожалуй, это не Луна, а настоящая Джинни. — Я думала, что мы все же друзья и разобрались с недоразумениями, но раз ты так настаиваешь и подставляешь свою жопу, то...

В моей голове мелькает картинка, как Джинни быстро наклоняется, и в этот момент заходит Луна, и сколько из этого последует проблем, и тут же картинка, как я перекатываюсь на спину, спасая задницу, и получается только хуже.

— ...пожалуй, что нашей дружбе конец, — говорит Джинни, отступая на шаг, на лице ее отражается брезгливость.

Честно говоря, ощущение, что она сейчас не язык, а ботинок мне в жопу засунет, готовлюсь отскочить. Это будет не шуточная драка с Луной, тут надо будет сразу бить на поражение.

— Я благодарна тебе за спасения Гарри, но все же ты перешла границу, Грейнджер, — цедит Джинни.

Понятно, прям как я с Дамблдором — драться не будем, но посуду побьем и расплюемся. И в этот момент из спальни Гарри и Джинни появляется голая Джинни, и замирает на пороге. Настоящая Джинни сопит и раздувает ноздри.

— Если бы я лежала раненая и без сознания, разве ты отказалась бы покувыркаться с Гарри? — спрашиваю быстро.

Еще слегка повернуться на бок во фривольной позе и насладиться зрелищем двух Джинни, попутно готовясь отпрыгнуть и подхватить палочку, где-то там она, за спиной, отброшенная Луной перед душем.

— Если бы ты лежала раненая, да без сознания, я бы станцевала для него голая на столе от радости! — сплевывает Джинни.

Быстрым шагом, что-то бормоча под нос, она удаляется в свою комнату, отпихивает Луну и хлопает дверью, потом запечатывает ее заклинанием, и кажется, лязгает засовом. Жаль, а я так хотел спросить, на что готова была бы Джинни, в случае моего нахождения при смерти. Наверное, Гарри не пережил бы такой оргии.

— Некрасиво получилось, — без тени смущения чешет нос голая Луна — Джинни, потом переступает с ноги на ногу, словно не зная, что делать.

— О да, Джинни поступила некрасиво, Джинни надо наказать, — встаю и почесываю пузо, ухмыляясь.

Потом мы тоже запираемся в комнате, и любим друг друга, и надо заметить, что в облике Джинни Луна ведет себя иначе. Словно принимает не только облик, но и сущность Джинни, и это неожиданно становится выходом, отдушиной для злости, которая выплескивается, уходит, тает при виде покорной Джинни, старательно работающей языком, мерных движений ее рыжей головы, и болтающихся в такт грудей. При этом нельзя сказать, что она становится развратней, нет, возможно, это вообще разовый эффект новизны, но все же, внезапно, как это восхитительно прекрасно мять ее горячие, податливые сиськи, слушать стоны, вырывающиеся из горла Джинни, и тереться об ее рыжие волоски, словно стремясь смыть с них краску своей ногой. "Наказывать" ее грубыми, размашистыми движениями, и получать в ответ томные вздохи, покусывания за плечи, и под этой рыжей волной страсти отступает все.

Я упиваюсь Джинни, словно водкой, и так же, как от алкоголя, отступают на второй план проблемы, перестают волновать и тревожить. Да, завтра они вернутся, завтра будет похмелье и усталость, но сегодня только упивание, вначале Джинни, а потом Луной и на контрасте это заводит еще сильнее, отступает боль в спине, руках и ногах, и мы, снова любим друг друга, забыв о проблемах, оставив их за надежно запертой дверью.

— Ты была права, — говорю Луне пересохшим, уставшим языком, — ты и вправду лучшее расслабляющее средство.

Глава 24

4 января 1997 года, Швейцарские Альпы

Гарри поставлен на ноги, и это хорошо. Можно было бы гордиться своими заслугами в его спасении, если бы не тот факт, что изначально спасать его пришлось из-за меня же. Ну и немножко из-за Дамблдора, но это проблемы Дамблдора пусть объясняется сам.

Сейчас дедушке не до нас, носится взмыленным кентавром, давит, жмет, ведет переговоры, наезжает на гоблинов, выступает на конференции и пользуется моментом, пока этот самый момент есть. Даже после нашего возвращения, предъявления воспоминаний и скандала с Министром Франции, все висело на волоске, насколько понимаю, но Дамблдор приберег пару козырных тузов в рукаве. Фламеля и доказательства того, что гоблины готовили мятеж. Ну, не просто готовили мятеж, гоблины и без того в постоянных тихих контрах с магами, со времен первых войн, которые были еще в седой, как шерсть на жопе мамонта, древности.

Нет, доказательства того, что гоблины собирались активно выступить, с оружием в руках и магами бок о бок. Доказательства того, что они финансировали Темного Лорда и массу других темных делишек. Доказательства того, что к 2000 году гоблины смели бы магов, превратив их в бесправных рабов или истребив, и ниточки заговора, уходящие и к разным магическим существам, вроде великанов, и на сторону людей, и в верха Министерства, сеть гоблинов пронизывала оба мира, а сами они копили силы, гоблинов, оружие, подпольно делали палочки и артефакты, готовясь выступить, когда придет момент. В случае с Темным Лордом, они готовились выступить, когда тот нанес бы удар по людям, те начали бы истреблять магов, ну и, в общем, на радиоактивно-проклятом пепелище гоблины построили бы свой дивный новый мир.

Дамблдор был так убедителен, что даже я поверил в нарисованную им картину.

Был очень такой, опасный момент, когда прояснился вопрос с магами, сопровождавшими гоблина там, в подземной камере. Магглорожденные маги — наемники, этакие псы войны на магический лад, привыкшие к полузаконным делишкам в разных дальних местах и торговавшие своими услугами. Дамблдор, впрочем, был на кентавре, и тут же вытащил пачку доказательств того, как гоблины подкупали чиновников Министерств, чистокровных магов, призванных следить за самими магами. Можно было только удивляться, откуда Дамблдор все это добыл, но в тот момент все проскочило влет, как и в вопросе с магами-наемниками. Дамблдор выступил, и всего несколько раз словесно передернув, убедительно доказал, что дело не во врожденной злобе и низости, а в недостаточной интеграции магглорожденных в магическое сообщество, и что если интегрировать их сильнее, то это все равно приведет к отмене Статута, так что какая разница?

Убийства, предательства, использование Непростительных, игра на эмоциях, подлог, обман, привлечение Фламеля, прошлые заслуги, слава, связи и победы над Темным Лордом, вытаскивание чучела старого врага (уверен, гоблины и вправду чего-то готовили, но не такого апокалиптичного, как изобразил Дамблдор, но кто теперь будет слушать этих коротышек?), полгода подготовки, массовые убийства моими руками, Дамблдор бросил все это на свою чашу весов, и та все же кое-как, со страшным скрипом, начала склоняться в его сторону.

Ёпт, я даже понимаю, почему дедушка Альбус ловко втянул в это дело Луну и Джинни, и подставил всех скопом. Загнанные в угол, припертые к стене, с Джинни и Луной за спиной, я и Гарри бились как бешеные там, и сказали и показали то, что нужно, здесь на конференции. Но делает ли это дедушку Альбуса меньшим пидарасом? Нет. Тяжелая, подсердечная ненависть к нему не уходит, не рассасывается, отчасти подпитываемая еще и осознанием собственной вины перед Луной. Осознанием того, что от этого дерьма — в отличие от стычек с Волдемортом — не отмыться, и надо или как-то дальше жить, или сигать в окно, но не затем, чтобы открылся третий глаз. Но со своей виной я разберусь сам, а вот в остальном — да, Дамблдор делает нужное дело, да, возможно, иначе не было бы вообще никаких шансов, склонить консервативное и упертое магическое сообщество на свою сторону, но понимание не означает, что я и дальше буду подавать ему ключи.

Хватит. Дело сделано и хватит.

5 января 1997 года

Все-таки есть плюсы в том, что собеседник умеет читать по лицу. Дамблдор смотрит на нас, а у меня на лице написано "Директор? Да пошел ты в жопу, директор!" Пускай это все по-детски, может оно и не задевает Дамблдора, он даже не реагирует, хотя вроде и прочитал надпись, но все равно — нужно провести черту. Хотя бы так, раз вслух не произнести.

Дамблдор говорит Гарри несколько прощальных слов, и мы отправляемся обратно в Хогвартс, в сопровождении старой доброй "сладкой парочки": Нимфадоры Тонкс и Аластора Грюма, "во имя безопасности". Хоть у кого-то все хорошо, медовый месяц на заданиях, в опасностях и расследованиях, или нет, но расспрашивать не тянет. Разваливается социум вокруг меня, словно его склеивали сопли моего безумия и задания Дамблдора, да и хрен с ним. Не Хогвартс, так Шармбатон или Дурмштранг, да, условия будут хуже, но теперь все равно не учиться у Дамблдора и Фламеля — просто не пойду к ним — так что разницы особой не будет.

Январь — февраль 1997 года, Хогвартс

Остаток каникул проходит быстро, сон, посещения медпункта и недовольное цокание мадам Помфри, вкупе с ахами и охами над злодействами гоблинов, прогулки с Луной и катания с горки, ленивые размышления над планом, без фанатизма, без ускорений, помыслил полчаса, нацарапал пером пару строчек и весь день свободен! Также полдня уходит на посещение Лондона и подбор новых палочек, под охи-ахи Олливандера, но не поводу наших мытарств, а по поводу загубленных палочек, так и сгинувших где-то в недрах Альп. Обыски в поселениях гоблинов, расследования и прочее ничего не дали, по крайней мере, в вопросе возвращения наших палочек, и это было немного обидно. Столько пройти вместе, столько пережить и потом утратить палочку — как расстаться со старым другом.

Но, бывает так, что ты расстаешься со старым другом, потому что начинаешь новую страницу жизни, и это именно тот случай. Новые палочки — новый этап в жизни, хотя это, пожалуй, немного громковатое заявление. Для полного соответствия новому этапу следовало бы все же бросить Хогвартс, но Дамблдор не предпринимает никаких шагов, занятия продолжаются, как обычно, факультативы с МакГонагалл тоже, и я машу рукой, мол, хрен с ним, перемелется, мука будет. Дамблдор во всем виноват, я всего лишь защищал друзей, твержу себе неустанно, и вина вроде бы отступает, загоняется внутрь умелыми руками Луны, и сидит там тихо, на пару с щекоткой Непростительных, ожидая удобного случая, чтобы вырваться наружу.

Да, мне с собой бы справиться, а с магическим миром пусть Дамблдор воюет.

Номер "Придиры" с общим рефреном "Гоблины — вечная угроза миру" распродается рекордным тиражом, и в нем даже есть статья Луны, как мы отважно охотились на альпийского ледогрыза, но так и не поймали, потому что нам помешали злые гоблины. Рассказы Джинни о похождениях в Альпах тоже пользуются огромной популярностью, хотя о некоторых моментах она все же благоразумно умалчивает.

Мы не общаемся, но в Хогвартсе этого и не нужно, чтобы знать, о чем там Уизли травит байки. Последняя из Уизли, в том смысле, что остальные дети Молли и Артура уже закончили Хогвартс. Отсвет славы прошлых Уизли, Гарри Поттера и собственная бойкость, Джинни, что называется, становится звездой экрана. Гарри тоже мог бы, но он никогда не любил вспоминать собственные приключения, а уж рассказывать о них посторонним тем более.

С Гарри мы общаемся, но на общих уроках, перекидываемся парой фраз, и этого хватает. Отдельную башню мне и Луне не выделяют, но вся эта история с нетрадиционными отношениями, получившая огласку после конференции, проходит неожиданно гладко. Ну, соседки по комнате перестали переодеваться в моем присутствии, так и хрен с ним, мы и раньше особо не общались, поздно уже начинать, а в остальном — все по-прежнему, разве что Лаванда какое-то время шарахалась, видимо, вспомнив, что было год назад. Но в целом, ситуация, как мне кажется, вполне уложилась в прежний шаблон "две чокнутые дуры, что с них взять?", так что ученики Рэйвенкло не возобновили свои набеги на Луну, чего я, признаться честно, немного опасался. Все же не прежнее состояние съехавшей крыши, чтобы спокойно к такому относиться, но нет, как и сказал, все проходит неожиданно гладко и мягко.

Невилл пропадает в своих теплицах и сестрах, он мрачен, и, кажется, немного стыдится того, что избегает меня. Не исключено, что Патил пошли по пути Джинни с ее непонятной ревностью и шевелящимися от этого на голове волосами, этакая Медуза Ревнона. Хотя, в общем-то, какая разница? У меня и самого есть причины избегать Невилла, после событий конференции, мысль о предательстве — та ситуация с сестрами Патил и якобы "пророчеством" — дергает особенно сильно. И сил признаться нет, и думать об этом тяжело — проще избегать друг друга и не смотреть в глаза, благо уроки у нас почти не пересекаются. Правда, еще есть садово-растительная почва, но в теплицы мы не ходим, а Запретный Лес со зверушками сейчас в снегу, и туда не ходит Невилл.

Наш кружок "Яростных Львов", в котором еще как-то тлело подобие жизни, окончательно разваливается, и, как уже сказал, социум вокруг меня распадается. По тем или иным причинам все выбывают, общение во время учебы и об учебе оно не в счет, и, собственно, остается только Луна. Словно стою на развалинах старого мира, держа за руку Луну, и встречая зарю нового, непонятного мира.

В чем-то это не только образ, последствия конференции расходятся, как круги на воде, как приливные волны от того огромного камня, который бросил Дамблдор, чтобы расшевелить болото. Оно и понятно, не всем хочется нарушения привычного уклада, привычной старой жизни, в которой все понятно и определено, и поэтому такая инерция, такое нежелание и сопротивление, вкупе со старой привычкой винить во всем магглов, одновременно привычно ощущая над ними превосходство. Но это я такой умный уже постфактум, когда побывал на конференции, посмотрел вживую на верхушку магического мира.

В жизни же, для обычных магов, неожиданно начинаются проблемы и перемены. Скандал с гоблинами, смены чиновников в Министерствах, разоблачения, аресты, едва ли не бунты магических существ, иногда только — только успокоившихся после событий с Темным Лордом, и беспрецедентно жестокие действия Министерств в ответ. Испания с Францией едва не вступают в войну, и, как сообщают, кусок Пиренеев пришлось срочно прятать, дабы скрыть последствия ожесточенной стычки на границе. Глупо, вроде бы, собираются отменить Статут, и все равно скрывают, но все же где-то понятно. Перед отменой надо провести всякие там подготовительные работы, договориться об условиях, подготовить людей, самим магам выступить желательно единым фронтом, но этого же нет, просто нет. Опять собирается экстренная конференция, но в этот раз стран Востока и Азии, а также экономика внезапно спотыкается и встает колом, от действий гоблинов и против гоблинов. Взрыв в ЮАР, отделение банка "Гринготтс" взлетает на воздух, и сносит вместе с собой часть Кейптауна. Череда странных убийств в США и Мексике, едва ли не мобилизация магов в ответ, и упорные слухи, что США формируют экспедиционный корпус, чтобы опять высадиться в Европе, как это было во время мировых войн.

Что тут может подумать обычный, рядовой маг, обыватель, если хотите?

Что мир сошел с ума и разваливается на части, и знаете, в чем-то он прав. Радикальная хирургия, иссечение на живую, без наркоза, лишь бы не дать пациенту умереть. Если же тянуть и лечить лекарствами, растягивать все по времени, то рано или поздно, или все равно прорвет, или пациент тихо умрет. Одно можно утверждать смело — не возьмись Дамблдор так радикально, никто так и не поднял бы вопрос об отмене Статута (а если и поднял, то вопрос быстро заглох бы), и все бы тянулось, как прежде, с неизвестным финалом. Вроде бы в конце седьмого фильма показывали героев, провожающих детей в Хогвартс, так что с известной долей вероятности можно говорить о варианте тихого и постепенного умирания.

Но здесь все не так, и Дамблдор мечется по миру, толкает и пихает дело дальше, держит нити в руках, поддерживает своих и давит чужих, и так далее. В чем-то оно и к лучшему, в Хогвартсе за зиму он появляется один только раз, короткий разговор с Гарри, решение какого-то неотложного вопроса, требующего прав директора, и дедушка Альбус укаминивает прочь, оставляя нас заниматься своими делами.

Дела все те же, как говорится, новый план — это старый план. Поддержка Дамблдора отпадает, что же, обопремся на спецслужбы, они смогут прикрыть не хуже. Тем более, что события каникул показали, чего не хватает: хорошего мобильного универсального боевого костюма с бронежилетом, не зависящего от палочки. Думаю, людям такое тоже пригодится, а значит, на этой основе можно уже будет сотрудничать и в параллель двигать свой основной план, который остался неизменным.

Удалиться в глушь на пару с Луной, можно даже в какой-нибудь магический заповедник, пусть она там присматривает за зверьем, а я буду всегда обеспечен волшебной древесиной, так сказать, по блату. Здесь, в Хогвартсе, тоже есть древесина, и Хагрид вроде бы не возражает против моих экспедиций за ней, но школа — это Дамблдор, школа — это ни разу не глушь, так что отпадает. Эксперименты, отработки, воплощение на практике, все это потребует массу древесины, можно сказать, как раньше на корабли дубы рощами уходили, вот здесь примерно то же самое будет.

Но зато это то, чем я хочу заниматься, чем стоит заниматься, раз уж я струсил и бросил мысли о возвращении, в чем-то можно сказать предал самого себя. Это то, что поможет сдержать обещание — хотя бы одно обещание! — которое "подарю тебе звезду", ну и конечно, одно маленькое обещание для человека и огромный шаг для всего человечества.

В конце концов, кому не хочется, чтобы его имя было вписано в Историю золотыми буквами?

Глава 25

Весна 1997 года, Хогвартс

Есть своя прелесть в том, чтобы не участвовать в великих деяниях, Хитрых Планах и грандиозных свершениях. Ты просто живешь, делаешь то, что должен, и дни летят мимо, словно их уносит ветром. Где-то там гремит и сверкает, а у тебя здесь тихо и спокойно. Уютно. Правда, оценить подобное можно только побывав там, в гуще грозы, сражаясь из последних сил, хлебнув этих самых приключений и Планов.

27 апреля 1997 года, Хогвартс

— Все-таки зря ты поссорилась с Джинни, — неожиданно заявляет Луна, и совершенно некультурно сыто взрыгивает.

Мы сидим, прислонять друг к другу, на берегу Черного Озера. Пикник, совмещенный с учебой и отдыхом, идиллическая картинка, правда, не слишком доступная обычным ученикам, как в буквальном, так и в переносном смыслах. Глухая часть побережья Озера, подбираться нужно через лес, ну или уметь летать и аппарировать, не говоря уже о расчистке лужайки, отгоне насекомых, особенно белых сингапурских комаров, вольготно обосновавшихся здесь этой весной, после неудачной попытки Хагрида подселить в Озеро морского драконька.

Трансфигурация — великая вещь, сменил среду обитания и обитай вольготно.

— Это она со мной поссорилась, — отвечаю лениво, ибо тоже мальца переел за компанию.

Все это называется "усиленной подготовкой к сдаче СОВ", но по факту Луну не надо особо подстегивать, и совать ей в рот пряник, хлеща при этом кнутом.

— Ну, у нее определенно был повод для этого, — хихикает Луна, проводя рукой по моему животу.

Ага, боялась не устоять перед моей харизмой и грудизмой, как же, как же. Но зачем Луне Джинни? После той ночи в Альпах мы больше не применяли Оборотное, хотя однажды Луна призналась в странной фантазии, что мол, ей хотелось бы, чтобы меня... Гермион, в смысле, было бы двое. Но именно меня, не кого-то третьего под Обороткой, не ожившей статуи, и так далее. А когда я приподнял голову и спросил, почему не трое, Луна подумала и согласилась, что да, мол, трое будет лучше, третья сможет превращаться в выдру, и Лавгуд будет щекотать ей ушки в процессе. Но, в общем, Луна как-то не поднимала всю эту тему с рыжими, ревностью, общением, и тут бац, и такое заявление!

— Мы с ней в паре отлично станцевали бы в Вальпургиеву ночь, — продолжает Луна, и смотрит на меня искоса, улыбается своей этой задумчиво — развратной улыбкой, и продолжает. — Станцевали бы для вас, для тебя и Гарри.

Хотя, развратной, пожалуй, неподходящее слово. Радость секса в понимании Луны гораздо шире, не просто оргазмы, а какое-то еще единение с природой, слияние мозгошмыгов, и раскрытие своей души нараспашку, в общем, всяческое расширение сознания на ее, лунный лад. Иногда, даже завидно.

— Ты еще шабаш предложи устроить, — ворчу беззлобно в ответ, — ага, тогда Джинни и при виде тебя будет шипеть, и изображать настоящую ведьму.

— Но там парный танец, — вяло возражает Луна.

— Предложи сестрам Патил его станцевать, скажи, что тогда они точно сдадут экзамены, пригласи Невилла посмотреть, думаю, ему понравится.

— Но я хочу станцевать для тебя!

— Так станцуй, в чем проблема? — пожимаю плечами.

— В том, что это парный танец! — чуть не плачет Луна.

Так и хочется сказать "тогда не танцуй!", но Луна ж еще больше обидится. С танцами все сложно, они часть ритуалов, они выражение Луны и несут в себе ее отпечаток, не только здравой ее части или блондинистой, но и той, что безумна. Ладно, с альтернативным взглядом на мир.

— А ведь у тебя теперь нога в порядке, — неожиданно подбирается Луна, словно хищник перед прыжком.

Вот она, инерция, уже почти год, как нога на месте, но старая установка "у Гермионы протез, она не танцует" работает. Работала.

— Эээ... там же нужны зрители, да? — пытаюсь найти отговорку.

Сослаться на мадам Помфри и магические показания? Это даже будет в чем-то правдой, те магические перегрузки на Новый Год, едва не испортили все дело, но повезло. Маятник вначале качнулся в плюс, нога полностью стала частью организма, не только физического, но и магического, так сказать чакры там полностью открылись и оттопырились, срослись со всем остальным. А в минус маятнику перегрузок не дали качнуться, спасли — вылечили, хотя Помфри и поохала, покачала головой, мол, до чего безалаберная молодежь пошла.

Но эта часть правды не перекроет остальной лжи, и врать не хочется, но и танцевать тоже.

— Ты права, — неожиданно говорит Луна, пожирая меня взглядом, — зрители не вынесут сияния твоей обнаженной красоты, но выход есть! Мы будем танцевать вдвоем, но одновременно и друг для друга, есть там такой вариант.

Развратные танцы под Луной, это, конечно, дело, но не стоит забывать о деле.

— Ладно, — медленно говорю я, — применим систему кнута и пряника.

— Чур, у меня пряник! — тут же говорит Луна. — Хочу медовый!

— Гм, это не так работает, — чешу в затылке и начинаю объяснять про необходимость отлично все выучить и сдать зачет, чтобы быть допущенной к танцам.

Так себе уловка, но хотя бы без вранья.

Наступает неожиданно жаркий май, душно, ощущение, что сейчас шарахнет грозой и станет легче, но разрядка так и не приходит. Легкие дождики, кратковременные перерывы, и снова жара такая, как будто в Африке сидим. Заклинания охлаждения и заморозки, подземелья Слизерина и берега Черного Озера внезапно становятся очень популярны, и даже в тенистых глубинах Запретного Леса уже не найти укромных уголков. Хагрид ворчит и патрулирует больше обычного, профессора напоминают о дисциплине, смотритель Уайт смотрит вдвое больше, но без толку — жара донимает всех, не только учеников.

Даже в Выручай-комнате ощущается выручай-жара.

Потолок в Большом Зале отражает состояние неба над замком, и невольно вертится идиотская мысль, что Хогвартс сам нагнал жары, уловив состояние дел в мире. Кризис гоблинов вроде преодолели, по крайней мере, заголовки из газет исчезли, деньги снова туда — сюда ходят, бегают и тратятся, особенно в Хогсмиде. Но попутно обстановка в мире накалена, а раскрываться вроде еще рано, еще не все обсудили, и скрывать надо, но при этом вроде бы будет отменяться Статут, так зачем стараться, и такое отношение порождает новую цепочку проблем, и жара в этих делах продолжается всю весну. До нас долетает только эхо эха, отголоски, мельчайшие брызги, и даже их хватает, чтобы местами обстановка в Хогвартсе тоже накалилась.

Разумеется, на политической почве, какой же еще.

Как перед Турниром, резко вырастает интерес к литературе о Статуте, идут споры, временами дело доходит до драк, некоторые пристают к магглорожденным с расспросами, что там как, а другие, наоборот, с пеной у рта доказывают, что магический мир лучше, словно это на что-то повлияет. К рассказам о преимуществах магического мира снова всплывает эта тема превосходства "чистокровных", и гнилой душок времен Темного Лорда снова ползет по Хогвартсу. Поневоле порадуешься, что ты не в социуме, и не надо реагировать на все это.

Собственно, в магическом мире, как у нас в Хогвартсе, тоже все эти обсуждения и споры, вослед за конференцией, нельзя сказать, что общество единодушно приняло концепцию и поддержало, и все, как один, начали готовиться к Отмене, нет. Тут, скорее, из разряда "не бунтуют — уже хорошо, а дальше свыкнутся, когда будет некуда деваться". Не исключено, что Дамблдор жмет и давит, торопится быстрее довести до точки, из которой уже не будет возврата, и это же, парадоксально, оттягивает достижение точки, порождает волны, возмущения, помехи. Но одновременно с этим жизнь продолжается повсюду, в том числе и в Хогвартсе.

— Не так страшны СОВы, как их малюют, — подбадриваю Луну. — Справишься и без моей помощи.

Та лишь вздыхает. Не из-за экзаменов и нервозности, из-за испорченной пирамидки, которую она позаимствовала в Швейцарии. Какой-то особый медицинский артефакт, для очистки мыслей, и Луна возилась с ним несколько месяцев, собираясь превратить в парный амулет, при помощи которого мы будем обмениваться мыслями. Не только во время экзамена, но и в целом, мол, будем как две половинки одного целого. Вон они, две половинки, лежат в сторонке, расколола Луна пирамидку, ну та и сломалась... почему-то. А мне не говорила — хотела сюрприз сделать, и эта часть удалась на все сто, сказать, что я был удивлен, значит, ничего не сказать.

— Малютки сов такие милые, — еще вздыхает Луна.

— Главное — не рисуй их в ответах. И единорожиков тоже не надо, они милые, но в комиссии все поражены вирусом серьезности, так что не пройдет.

Луна кивает, а я вот сказал и прямо перед глазами картина, как членов комиссии перед отправкой заражают серьезниками, капают в ухо микстуру или дают разжевать таблеточку. И они такие становятся, эээ... серьезные, не поддающиеся юмору и умильным лицам школьников. Луна еще подбивала развесить украшения на удачу, и чего-то там подсунуть комиссии в стол, но я отказался, хотя, конечно, технически вполне можно было. Аппарировать в Хогвартсе нельзя, зато летать можно — подлетаем к окну, глушим звук, разбиваем окно, развешиваем гирлянды, раскладываем шпаргалки, вылетаем, чиним окно, летим спать.

Просто, легко, непринужденно.

— А в остальном — ты все знаешь, мы всю весну учили, так что станешь лучшим лечащим магозоологом в мире, — заверяю я Луну. — И Хагрид с Кеттлберном тебя хвалят, а уж они разбираются!

Ну да, я переживаю за нее больше, чем она сама, но это, наверное, неизбежно. Невозможно считать человека дорогим для себя и одновременно с этим относиться равнодушно к его делам. Рискну предположить, что будет тут, как и остальными моими страхами — сам себя напугал, а ничего и не произошло. Сколько трясся, что ко мне в голову залезут, так никто и не залез, даже больше, я сам оттуда много всего добровольно вытащил, извлек на свет. И еще извлеку, если доведу до ума побочный проект думосброса — объемного кинотеатра. Столько переживал из-за всех этих отношений с Луной, все всплыло на поверхность, и что? Да ничего особенного, так, на уровне мелких проблем где-то проскочило, хотя, не исключено, что здесь Дамблдор невольно помог. В том смысле, что на фоне вопроса отмены Статута моя личная жизнь просто затерялась, и хорошо, чего уж там.

Так что, с экзаменами Луны, скорее всего, будет все так же.

— И журналистом, — добавляет Луна.

— И журналистом, — соглашаюсь я.

"И фотографии в разные журналы посылать, особенно в те, где платят больше!" всплывает в памяти голос Матроскина. Прошлая жизнь все больше подергивается пленкой, она не забыта, но отдаляется, тускнеет, и только иногда такие вот выплески, словно и не было этих... шести лет? Да, почти шести. Так и вторая жизнь закончится, а я опять ничего не успею.

— Сдашь экзамен — получишь пряник!

— Медовый?

— Медовый настолько, что все слипнется, — обещаю я.

Не знаю, в курсе Луна или нет, но Фред и Джордж выпустили новый продукт. "Сладкая тишина" называется, огромный пряник, мол, он настолько сладкий, что все едят и молчат, но по факту там немного иное. Склеивает челюсти, не хуже мега-ирисок из детства, и воистину наступает тишина, никто ничего сказать не может. Скажем так, без продвинутой Трансфигурации мне пришлось бы помолчать какое-то время, а так я быстро освободился и высказал близнецам все, что о них думаю, особенно в плане безопасности — сожрет какой-нибудь сопливец такой пряник и задохнется, к хренам магическим.

Близнецы лишь поржали в ответ и вручили пряник в подарок.

Июнь 1997 года, Хогвартс

В такие мгновения, когда, словно из ниоткуда, выныривает сова и прицельно мечет почту или газеты, мне каждый раз вспоминается Аластор Грюм. Попросту говоря, сколько сов нужно, чтобы доставить ему газету? Надо будет спросить при случае, а то плохо сочетаются его паранойя, постоянная бдительность и доставка газет. Или ему специальную сову присылают, бронированную? Или книззла на кошачьем бронемобиле?

Голова после последнего экзамена как раз достаточно пуста, чтобы посмеяться собственной же дурной шутке.

— Что? — спрашивает Гарри, разворачивая "Ежедневный порок".

— Я думала, ты не выписываешь газет, — придумываю на ходу объяснение.

— Это не я, а Джинни, — охотно поясняет Гарри, — но у нее же экзамен, вот Клювастик и потащил газету мне.

Ну да, можно не спрашивать, почему и как так получилось. Гарри разворачивает газету, и удивленно восклицает.

— Ого! — и тут же добавляет. — А нас не позвали, наверное, из-за экзаменов?

Теперь моя очередь спрашивать что там, но Гарри уже подает газету, не замечая, что чернила с его рук измазали газету по краям. Огромная фотография на развороте, толпа магов, за спиной Статуй Свободы, впереди Дамблдор с бородой наперевес.

"Всемирная Конференция по Отмене Статута Секретности открылась в Нью-Йорке"

Огромный заголовок, странно, что "открылась" не с большой буквы. Вот, значит, к чему был тот странный полу-разговор два дня назад. Полу, потому что Дамблдор внезапно объявился рядом со мной на берегу озера и начал говорить о прошлом, а я отмолчался, утихомиривая вновь всплывшую злобу. Добился, значит, Дамблдор своего, и Гарри уже не нужен, для оказания давления. Порешают, примут, и начнут подготовку, к следующему Новому Году, глядишь, и разродятся.

— Значит, не зря все было, — рука Гарри почесывает место на животе, где его проткнуло мечом.

— Не зря, — киваю в ответ.

Кажется, лето будет не менее жарким, ну и ладно, главное, что там без нас обойдутся!

Часть 4

Глава 1

12 июня 1997 года, особняк Лавгудов

Оценки за СОВ совы принесут позже, но главное, что экзамены и учебный год позади. Наконец-то можно будет в полный рост заняться своими делами, своими проектами, всем своим, не отвлекаясь на чужие Хитрые Планы. Да, конечно, вроде как немного стыдно и брезгливо должно быть пользоваться Хогвартсом и его ресурсами, и предстоящим учебным годом, раз уж послал Дамблдора, но ему же не было стыдно?

— Ну что, Луна, все экзамены сданы, выбирай свой пряник, в смысле приз, только не проси Луну с неба и ящик медовых пряников, ладно?

— Я выбираю тебя! — восклицает Луна.

Она в домашнем легком платье, светло-зеленом, с нитями желтого, практически не скрывающем голых ног, обутых в сандалии на древнегреческий манер. Делает танцующее движение и замирает напротив, смотрит, слегка склонив голову набок.

— Эээ... ты уже выбрала меня, так что не считается.

— Тогда поедем с нами в экспедицию! — моментально отвечает Луна.

Сразу два приза по цене одного, толково придумано! Правда, с умением магов обустраиваться, экспедиции и вылазки на дикую природу внезапно становятся не такими уж опасными и не такими уж натужно — изматывающими.

— Почему бы и нет? — пожимаю плечами. — Куда?

Если будет хорошее место в глуши, можно сразу и фундамент, да что там, целый дом отгрохать. Трансфигурации камней и металлов, я особо преуспел в них за прошлый год, ну и с деревом неплохо справляюсь. Автономный дом... впрочем, тут все упирается в ту же самую проблему — как сделать так, чтобы заклинания работали сами себе, не требуя подпитки, крестражей и внимания / обслуживания. Хотя, для начала можно все вручную, комплекс заклинаний, заряжаем дом с утра, а потом постепенно доработать автономность.

— Надо подумать, подумать, — неожиданно отвечает Луна и бросает лукавый взгляд. — С тобой в экспедиции я еще ни разу не ездила.

"Да какая я вам девушка, уже дважды в поход ходила!" всплывает в памяти старый анекдот. А как же Ксено? Ладно, он мог не замечать наших страстных потрахушек в особняке, раз уж мы прятались, а сам Ксенофилиус изрядно рассеян и не от мира сего, ладно, его может не интересовали новости о конференции, но в походе? Будем ставить отдельную палатку? Или Луна предлагает поехать только нам двоим, типа свадебное путешествие?

Луна тем временем, что-то намурлыкивая под нос, уже тащит карту. Огромную карту мира, и взмах палочки делает ее еще больше. Еще взмах и мебель разъезжается к стенам, а часть стульев зависает под потолком, освобождая практически весь пол в гостиной. Карта раскрывается, и становится видно, что она анимирована, движутся картинки различных зверей, катятся волны, встают фонтанчики огня в местах заповедников драконов, торчат какие-то рога в районе Тихого океана, и доносится сопение со стороны Антарктиды.

— Это папина карта, — поясняет Луна, — в детстве я очень любила ее разглядывать.

И она тут же демонстрирует, как именно. Вместо лупы цветные очки, и Луна начинает ползать на четвереньках, в особо интересных местах наклоняясь к карте и словно разговаривая с животными. По какой-то случайности, при этом она постоянно повернута ко мне спиной, а платье словно бы укорачивается, приоткрывая слегка загоревшую заднюю часть, ритмично — завлекательно подтанцовывавшую над миром.

Так сказать, обратная сторона Луны.

— Меня всегда возбуждала мысль, — и с этими словами Луна наклоняется еще сильнее к карте, что-то там трет, словно норовит проделать дыру, — о совместной экспедиции! Наверняка, с тобой нам попадется, наконец, морщерогий кизляк, а также парочка сов-болтушек!

Луна непринужденно почесывает свою обратную сторону, сползает к юго-востоку, перебираясь в Атлантику, а оттуда и в Африку.

— Но и крокосьминог тоже весьма заманчив, и гиена — летяга, папа в прошлый раз три сачка потерял, да и сеть она нам испортила, из лианы — желтянки, — задумчиво бормочет Луна.

Виляние задом отходит на второй план, она уже там, в поездке, ловит экзотичных зверей... кстати, а что они с ними делают? Живности в доме Лавгудов нет, да и колдофото с "пойманным" зверьем отсутствуют. Сдают в заповедники? Описывают и отпускают?

— Уж с тобой мы сразу их поймаем, Гермиона, — бормочет Луна, — как прыгнем, как поймаем!

Она неожиданно демонстрирует как — прыгает и ловит мою ногу, я от неожиданности тоже подпрыгиваю, и чуть не падаю, но к счастью за спиной стена.

— Я тебя поймала, ты — моя добыча! — смотрит снизу вверх Луна, с хитринкой в глазах. — И теперь я буду тебя есть!

Она поднимается вверх по ноге, обкусывая и облизывая ее, словно там и вправду ароматный зажаренный окорок, урчит, как голодный зверь, а у меня пробегает холодок по спине. Ведь это было уже на Новый Год, "ты моя добыча", и закончилось тогда все очень, очень плохо. Нужно не терять бдительности... несмотря на эти руки... жадный, требовательный рот, и мягкий, горячий язык... надо... не поддаваться...

— Дбча спртвлтся, — приглушенно и невнятно сообщает Луна снизу.

И она удваивает усилия по "разделке" добычи, меня почти моментально накрывает, и сразу отпускает, мелькает идиотичнейшая мысль — сейчас сотру им спиной всю побелку со стены — и тут же снова накрывает, Луна продолжает рваться в бой, и снова миг просветления — хорошо быть молодым и энергичным! — и опять, она играет на мне, словно на инструменте, и сама танцует — сейчас точно зайдет Ксенофилиус! — спонтанно, даже не горячо, безумно страстно, поедает и не может наесться, за ушами трещит, разве что с головой не ныряет в лакомое блюдо — нужно прекращать, весь дом трясется от наших игрищ! — и...

Я отпихиваю Луну, руками голову, ногой — тело, грубо, резко и в то же время, стараясь не задеть, не поранить и погладить ее тело. Луна отлетает, падает спиной на Африку, лицо ее блестит и платье задрано, ноги бесстыдно раздвинуты, обнажая все, так как трусики приспущены ниже колен, а рука ее от толчка отлетает в сторону. Луна облизывается, похотливо, сыто, и в то же время на лице ее проявляется тревога, так как до нее доходит, что отталкивание не было частью любовных игрищ.

Прошлые уроки не прошли даром, и палочка уже в руке, несмотря на истому оргазмов, атаку Луны, спонтанную и оттого вдвойне возбуждающую, вкупе с предыдущей распаленностью видом ее "поисков" по карте. Дом и вправду трясется, и это точно не... разносится вой сигналки — баньши, и одновременно с этим доносится хруст стекла, треск, и стулья из-под потолка рушатся вниз. Особняк трещит, по стенам бегут трещины, и тут же словно накатывает двенадцатибалльный шторм, мебель едет по полу, рвет карту с треском, Луна пищит и вскрикивает, и сверху сыпется пыль.

Землетрясение, паникует разум, тело же подпрыгивает, и в полете подхватывает Луну, не дает дивану наехать на нее, и одновременно с этим вскидывает палочку.

— Вингардиум Левиоса! — и кусок потолка останавливается.

Здание продолжает рушиться, словно и вправду землетрясение, или особняк схватил огромный ребенок — великан и начал трясти изо всех сил, не думая об обитателях. Доносится крик, и Луна кричит в ответ.

— Папа!

Он был в подвале, аппарировать... не работает. Что? Кусок стены вылетает, и палочка дергается туда.

— Протего Максима! — и тут же щит разлетается, под ударом двух красно-желтых лучей.

Еще кусок потолка падает, и Луна вскрикивает жалобно, обмякает на моей руке, и тянет вниз. Едва успеваю подхватить ее палочку второй рукой, чуть не роняю обе палочки прямо на ходящий ходуном пол, и тут же ухожу выше. В пролом в стене влетает еще луч заклинания, выбивает фонтан начинки из дивана, оглушает громким хлопком. Меня слегка отбрасывает, и мимо пролетает еще кусок потолка, в дыру виден потолок спальни Луны, золотая вязь надписей изломана, уже не читаема.

Так, перехватить Луну удобнее, стоило бы натянуть ей трусы, но времени нет!

Рука с палочками дергается, вышибая остатки расщепленной двери за спиной, и мы летим сквозь особняк, который качается, кренится, трещит и рушится, все сыпется, пол выгибает и остается только лететь, уворачиваясь от падающих обломков и в любую секунду ожидая удара в спину. Пара комнат пылает, затем сбоку что-то взрывается, и нас бросает прямо в кухню, из меня вышибает дыхание от удара о стену, и что-то хрустит, трещит и ломается. Рука, держащая Луну, ощущает что-то влажное, на платье ее расплывается пятно, да ёпт!

Мне и самому не слишком хорошо, мягко говоря, и не мешало бы хоть раз прихватить хоть что-то полезное, кроме палочек, но как это сделать под такой ураганной атакой? Кухонные шкафчики срываются с мест, рассыпая содержимое, заполняя кухню туманом и запахом специй, заставляя закрыть глаза.

— Акцио мантия! — кричу, почти не слыша самого себя сквозь грохот.

То ли две палочки в руке, то ли удача, да-да, именно удача, наконец-то поворачивается не задницей, и мантия прилетает всего лишь несколько секунд спустя. Вся в пыли и зельях, но часть бутыльков цела, и рык вырывается из груди, ну почему, почему мне не дали времени сделать несгораемый, непробиваемый, крысонепрогрызаемый, адскопламенемнепрожигаемый несессер с расширенным до состояния особняка внутри пространством? Все некогда, все не хватает времени, враги, мать их за ногу, никогда не хотят подождать, пока я доделаю свои проекты, и какого хрена кому вообще от нас надо?

— Партум максима амун! — с двух палочек, не жалея энергии.

Пол под ногами раздается, трансфигурируется в туннель, и лишний материал укрепляет стенки, дает нам несколько секунд пролететь вниз, на выручку Ксено. Луна все еще висит мешком, и не хочется думать, что будет, если вдруг выяснится, что надо тащить двоих, да еще и не имея возможности аппарировать! Туннель, и тени сгущаются, словно снова встает призрак Нового Года, снова мы в Альпах и гоблины готовятся нас зарезать просто так, и в голове постукивает перезвон хрустальных молоточков: "Больше никогда, никогда, никогда, никаких игрищ в добычу, добычу, добычу".

Ксенофилиус находится почти сразу, он придавлен упавшей деталью от своего безумно громкого печатного пресса, но удачно придавлен. Его вдавило между камней, и припечатало сверху, не раздавив, даже сознания не потерял, так, пара синяков, да прочей ерунды, не то, что у меня. Что-то хрипит в груди, и дышать больно, спасает только то, что лечу, почти не двигая телом, но хрен знает, нет времени останавливаться и лечиться, нужно уносить ноги. Антиаппарационный щит сам по себе не возникает, кто-то серьезно подошел к вопросу, и хотелось бы думать, что это кто-то мстит старшему Лавгуду за статьи, но, увы. Что он там думает, когда я залетаю, неся его дочь с приспущенными до колен трусами, так и остается тайной, ибо Ксено восклицает.

— Вы живы, отлично! Я уж думал, подземопотам до вас добрался!

Стоило бы закричать — кто? — и получить лекцию на несколько минут о гиппопотаме, ходящем под землей и любящем чесать спину о фундамент особняков магов, и от которого можно спастись, если дважды подпрыгнуть на левой ноге, перекувыркнуться и съесть стебелек разрыв-травы, прикинувшись мертвым, но времени на эти занимательные байки сейчас просто нет.

Поднимаю Левиосой деталь от пресса, освобождая Ксено, и пока он встает и отряхивается, подбирает отлетевшую к стене палочку, незаметно подтягиваю Луне трусы, пока есть секундная передышка. Мантия с зельями на ней, так, бадьян, бадьян... да вашу ж налево! Все разбилось, остается только шить палочкой, но в этот момент треск переходит в протяжный грохот и земля под ногами мелко дрожит.

— Он возвращается! — подпрыгивает Ксено, что-то придерживая рукой в кармане мантии. — Нужно срочно забраться на дуб!

Твою мать, где ж я тебе сейчас дуб найду? Стоит нам высунуться из особняка, как сразу вжарят, для этого, так и думаю, и трясут здание, как грушу. На Адское Пламя может контроля не хватает, а внутрь сами лезть не рискуют, или еще что. Или нашли сигналки — ведь два пояса не сработало, а баньши только постфактум! — и сразу решили не рисковать. Подловили, блядь, со спущенными трусами! Опять!

— Держите, ми..., — начинаю говорить, протягивая ему Луну, но меня опять прерывают.

Да вашу ж Машу ж! Дайте полминуты, Луну подлечить, да я выйду к вам, вылечу на крыльях любви и магии! Но нет, блядь, грохот заканчивается закономерным финалом, и потолок рушится на нас, прямо ощущается, каким-то шестым чувством, как там, наверху, оседает и рушится весь особняк, вздымая столбы пыли, грохоча камнями, как рассыпается весь уютный мирок Лавгудов.

А я ведь только-только решил, что наконец-то пришла передышка!

Ксено успевает поймать брошенную мной ему Луну, и теперь что-то колдует над ней, словно забыв о том, что нас заперло в подвале. Я держу потолок, Люмос, плавающий в переполненном пылью воздухе, и пытаюсь как-то трансфигурировать подпорки, нарастить опоры. Ощущение натурально, как будто раздирает на части, сознание плывет и качается, и фоном приходит понимание, почему маги такого не делают. Кривые, косые, пьяные колонны из камня все же подпирают потолок, он же пол, в несуществующем уже особняке Лавгудов.

Чуть отпускаю потолок, и он держится, держится!

Не успеваю обрадоваться, как потолок раскрывает, словно огромным консервным ножом, слепит и глушит, а пылью забито все, до легких, осталось только отхаркнуть несколько черных комков.

— Вот они! Убейте их! — гремит чей-то торжествующий голос.

Глава 2

А поговорить?

Молча взмахиваю палочкой, ударяя в землю под ногами невербальным Редукто, примерно в направлении голоса, чтобы в них во всех полетела куча комочков земли. Правда, если они прикрыты щитами, то уловка не сработает, но времени нет, и его нужно выиграть, секунду, две, проморгаться, отбиться хоть как-то, Ксено с Луной на руках сейчас и с пикси не справится, не то, что с магами!

— Протего Максима!

Щит прикрывает, еще секунда отыграна, уже видны какие-то двигающиеся тени, нужен какой-то козырь! Големы? Долго! Под землю? Ударят вослед! Самому ударить пламенем? Можем сгореть, это не туннели гоблинов! Аппарация? Все еще не работает!

— Энгоргио! — вослед бутыльку с зельем.

Зелья так не увеличить, в них магия, но бутылек, стеклянную оболочку, вполне! Вражеские маги на инстинктах бьют навстречу, и стекло разлетается, их осыпает градом осколков, и в это же мгновение взлетаю, с шумным выкриком.

— Лапидем Вивум Карцерум!

Свечой вверх! Уклон, вираж, удар!

— Редукто Максима!

Три мага, зажаты в оковах, четвертый на свободе — он первая мишень! Метнуть вперед шарик ожерелья, одновременно с этим увеличивая его и посылая вослед разрезающее заклинание. Щит и Редукто гасят друг друга, и мага утыкивает острыми щепками, как ежика, и он валится назад, прямо на камни и обломки, из-под которых сиротливо выглядывает остаток кухонного стола.

Меня зацепляет за ногу и сбрасывает с небес, прямо мордой об развалины, со всего размаху, и едва успеваю выставить Подушку. Загустевший воздух лопается, и ухожу от заклинания взлетом, два мага сосредоточенно и молча колдуют, атакуют меня, и ощущение такое, словно я огромный недовольный шмель на веревочке, норовящий то ли вырваться, то ли ужалить обидчиков. Третий сосредоточенно снимает оковы с собратьев, и я атакую еще раз.

— Инфрасонус!

Но отчаяние, боль и начинающий закрадываться страх делают свое дело, заклинание выходит ослабленным, цепляет лишь одного из врагов, и второй тут же наносит удар.

— Фините! Протего! — отбиваю в последнюю секунду.

Невидимая привязь дергает меня обратно, и нужно рассечь ее чем-то, но не успеваю. Все силы уходят на то, чтобы закрываться от заклинаний двух магов, мечась в воздухе взад укушенным ежиком, и пытаясь придумать новый выход.

Мантия летит вниз и снова.

— Энгоргио!

Прощай, костерост, я знаю, что ты там был! Мантия тут же вспыхивает синим пламенем, и на врагов льется дождь из оставшихся зелий, град осколков, склянок и бутылочек, какого-то мусора и обгорающих кусочков ткани. Но самое главное — мне на выручку приходит Ксено!

— Ступефай! — ударяет он в спину третьему магу, пытающемуся освободить собратьев от оков.

Тот падает, оглушенный, и тут же Ксено самого атакуют в ответ, в него врезается луч заклинания, взрезает, почти что перерубает ногу и бок, задевает Луну, которую Ксено все еще держит, и кровь брызжет, словно из водопроводной трубы под давлением. Меня трясет и подбрасывает, и горячий, обжигающий ком ненависти прокатывается по телу, и ближайшего мага тоже режет, пополам, а потом ему взрывает голову, и тело его превращается в фарш, пропущенный через мясорубку, а потом взбитый в блендере. Второй маг пытается уследить за мной, но я уже захожу ему со спины, и маг падает, не в силах повернуться из-за оков, начинает их расколдовывать, и тут же получает булыжником сверху, огромной глыбой, которую он все же удерживает заклинанием и отбрасывает.

Но теряет при этом внимание и пару драгоценных секунд.

— Сдохни, пидор! — и валун, без всякой магии, обрушивается ему на голову.

Конечно, необязательно было поднимать булыжник самому, но я сейчас неспособен связно соображать, скажите спасибо, что способен соображать хоть как-то. Меня трясет, подбрасывает, кидает, и швыряет к Луне и ее отцу. Кровь, разрезы, грязь, паника — что делать? Как делать? — и трясущиеся руки у нас у всех. У Лавгудов из-за ран, у меня из-за не совсем здоровой головы. Но все же, опыт и практика, я способен хоть как-то соображать и палочка взлетает ввысь. Да, здесь нихрена ни больница, а зелья мои опять все спустили в унитаз — это просто проклятие какое-то! — но кто сказал, что у нападавших не найдется пары пузырьков по карманам?

Палочка торопливо летает, швы выходят неровными, но кровь уже остановлена, и это главное сейчас. Пара пузырьков экстракта бадьяна, осторожные нападающие и тем запаслись, и этим, и сигналки обошли, и щит поставили, что до сих пор работает, но все же сами себя перехитрили. Сразу бы внутрь вломились, сразу бы нас и порешили, а так промедлили, дали время очухаться и кое-как отбиться. Гибель Лавгудам уже не грозит, зато время, время, время, опять поджимает и хватает за жопу, а ну как еще отряд нагрянет или люди сбегутся?

— Придерживай его, — говорю Луне.

Та все же пришла в себя, после подкачки энергией, бледная, еле стоит — шатается, а я ей еще и Ксенофилиуса сую! Старшему Лавгуду сейчас бы на койку в Мунго, да хирургов, целителей и колдомедиков пачку, переделать после моей криворукой штопки, но нога уже не отваливается и требуха наружу не лезет, уже хорошо. Жить будет, какое-то время, а там еще подлатаем!

— Папа, — чуть не плачет Луна, придерживая Ксено, и сама заваливаясь.

Проклятье! Вздергиваю оглушенного мага.

— Инкарнцеро! — отбираю палочку и посылаю заряд энергии, издевательски крича. — Аква Вита! Агуаменти!

Энергия вырывает его из оглушения, вода тут же бодрит и ошеломляет. Новая волна ярости бьет в голову, и палочка, словно сами выписывает фигуру.

— Круцио!!!

Мага рвет, плющит, из его груди рвется отчаянный крик боли, а из моей — удовлетворения. Вот так! Насрать на последствия Непростительных, вот тебе за Луну! Вот тебе за Ксено! Потом пробивается мысль, что Ксено надо спасать, а для этого надо снять антиаппарационный щит. Палочка опускается, и маг падает на землю, захлебывается кровью из прокушенного от боли языка, что-то хрипит, мычит и дергается, как связанный червяк, тянется рукой, словно хочет вырвать себе сердце.

— Империус! — и в этот раз никакого сопротивления.

Потому что маг уже не сопротивляется. Разум его угасает от боли, да и телу, кажется, чего-то нездоровится. Приступ злорадства, этакого удовлетворяющего мщения, и одновременно с этим хватаю его, трясу, ору в лицо.

— Где вы поставили щит?! Где?! Зачем вы напали?!

— ...убить... не зря, — выдает тот, и внезапно плюет смачно.

Утираю слюну и кровь, и бью его головой об камень, заставляя пораскинуть мозгами. Как говорится, что совой об пень, что пнем об сову, только тут у нас маги и камни.

— Вингардиум Левиоса! — и мы взлетаем.

Все выше, и выше, и выше, и выйдем потом мы за щит, и в каждом движении... что?!! Испытанный в Альпах рецепт неожиданно оборачивается проблемой. На горизонте встает пожар, огромный столб, словно там был выброс на нефтяном месторождении, и где-то там же находится "Нора". Смотрю вниз, особняк уже не особняк, словно все тот же ребенок-великан, построив дом из песка, охладел к творению и растоптал. Оседает пыль, валяются трупы, и вкупе с пожаром в "Норе" это не просто наводит на подозрения, паранойя ревет сиреной морского буксира.

— Луна, держи палочку наготове!

— Ты такая смешная в этих розовых носочках, — отзывается та. — Еще бы рог тебе...

Луна приставляет руку ко лбу, вытягивает палец.

— и ты была бы самая прелестная единорожка на свете!

— Все ясно, Луне больше не наливать, — бормочу под нос.

Но она хотя бы в сознании, не зря под руководством Помфри усирался. Да и самому легче, не колет в груди на каждом вздохе, правда ощущение сдавленности и корсета еще есть, но оно не помешает, в отличие от Луны. Но я не могу тащить ее и Ксенофилиуса, и сражаться одновременно, и не могу бросить "Нору". Аппарировать в Мунго, и потом обратно сюда? Но кто сказал, что это промедление не станет роковым? И кто сказал, что если не аппарировать прямо сейчас в Мунго, то Лавгуды не умрут? А может и не "Нора" вообще горит?

— За ногу тебя! — рычу в свой адрес.

Слишком много вопросов без ответов, и промедление буквально смерти подобно. Откуда-то сверху валятся еще маги на метлах, и атакуют, молча и сразу. Щит! Левиоса и защита ломаются, словно сделанные из стекла, мне обдирает правую руку, и всех нас швыряет вниз, давит, словно все тот же ребенок-великан решил прибить муху. Этих тоже четверо, две двойки, и у меня только один выход.

Еще один шарик летит к атакующим и те шарахаются в стороны, выдавая свое знание моих уловок. Свечой вверх, до потемнения в глазах, таща за собой Ксено и Луну за руки. Заклинания пролетают мимо, ниже, и прямо под ногами вспухает взрыв, и почти в то же мгновение я вырываюсь за пределы щита. Нет времени сосредотачиваться, придумывать, со мной двое, чем меньше будет дистанция аппарации, тем лучше, и образ "Норы" вспыхивает перед глазами.

Аппарация.

В лицо ударяет жаром, трещат брови и волосы, и палочка взлетает, ставя щит, а тело отпрыгивает прочь. Толку с щита никакого, и палочка крутится по новой, выбрасывая воду, обливая нас всех троих. Клубы пара, все заволакивает, и я торопливо тащу Луну и Ксенофилиуса прочь. Аппарировал ближе к "Норе", дурак безмозглый!

Из клубов пара выскакивает какая-то тень, проносится было мимо и тут же замирает.

— Ступефай! — и тень падает.

Пламя надвигается, и меня разрывает, отбегать дальше, тащить тело, пытаться пробиться к дому и понять, что происходит? Еще тени, и едва успеваю выставить щит, когда пар разрывает, скомкивает и сминает, отбрасывает прочь. Какие-то маги, лица незнакомы, но намерения не оставляют сомнений.

Удар, удар, еще удар! Успеваю взлететь, пустить вскользь, но меня все же отбрасывает, и вместе со мной Лавгудов. Приземляюсь, вспахивая землю, и внезапно узнаю окраину огородика Уизли, место, где мы гномов через забор швыряли. Пламя над "Норой" трещит и воет, свистит и разрастается, словно оно живое, а может и вправду живое, хрен знает, может тут и ударили Адским, по каким-то своим причинам.

Нужна информация!

Маги не отстают, набегают, и мы фехтуем несколько длинных мгновений, я держусь на ярости, на желании выяснить, что тут случилось, на желании вскипятить мозги этим пидарасам, но их трое, и они точно знают, что меня нужно убить. Проклятье, неужели произошел переворот, и Орден Феникса объявлен вне закона? Что там, Амелия с Дамблдором что-то не поделили?

Левой рукой, путаясь в крепеже, срываю с ожерелья еще несколько шариков и неловко бросаю их, запуская трансфигурацию, но атака не проходит. Только и всего, что маги укрываются под щитами от взрывов, и мне удается взлететь выше, вырваться из клубов и чада дыма, дерущего горло, режущего глаза. Луна кашляет надрывно, вцепившись в отца, как в спасательный круг, и слышны хлопки, появляется четверка... нет, уже тройка тех, кто атаковал нас сверху возле особняка Луны. Бежать, бежать! Останусь — все здесь ляжем, и в этот же момент краем глаза замечаю еще тела, среди которых вроде бы мелькают рыжие.

— Да подавитесь, бляди! — срываю с шеи остаток ожерелья и швыряю вниз, заряжая напоследок.

Модифицированное после Альп заклинание объемного взрыва, срабатывающее само, через пять секунд, никакой отмены не предусмотрено, без волшебной древесины не работает. Легкость и податливость обработки и трансфигурации, и все равно, скорее всего, эти трое внизу успеют закрыться, но это уже не имеет значения.

Аппарация.

Косая Аллея тоже пылает и горит, валяются тела, и мы оказываемся практически в самом центре перестрелки. Магазинчик близнецов, превратившийся в огромный магазинище в центре Аллеи, находится в осаде. Не менее дюжины магов атакуют здание, повсюду остатки изделий близнецов вперемешку со стеклом, кровью и ямами в мостовой, окрестные дома закопчены, словно магазин пытались сжечь, а соседям досталось за компанию. В меня прилетает каким-то проклятием, и левая рука виснет, словно из нее выдергивают все кости, вообще не слушается. Из окон магазина летят лучи заклинаний в ответ, еще что-то взрывается, летит коробка, и одного из атакующих раздувает огромным шаром, с выпученными глазами.

Аппарация.

Снять проклятие, выдохнуть, прийти в себя. Вход в Мунго через дорогу, но после всего увиденного нога не поднимается сделать шаг. Что, если и там засада? Если и оттуда ударят? Или там внутри уже идет драка? Нужно вернуться на Косую Аллею, помочь нашим, и нельзя бросить лежащего Ксено, и кашляющую Луну. Что за хуйня вообще творится? Вправду переворот?

Быстрая диагностика, как Помфри учила.

— Луна, Луна, соберись, — шлепаю ее по щекам.

— Я сосредоточенна, как медвесуслик, — серьезно отвечает Луна.

Заметно, блин! Может, ну его нахер, вообще не соваться в Мунго? Но Ксено! Ладно, себя я подлечил, Луну не особо задело, но Ксенофилиуса вскрыло, как консерву... и хрен знает, сколько он еще протянет.

— Я пойду в Мунго, — говорю медленно, стараясь выговаривать слова как можно четче и одновременно с этим ощущая, что язык заплетается. — Если не выйду через десять минут, беги отсюда.

Хрен знает, найдут нас здесь преследователи или нет, но выбора почти нет.

— Бежать? Зачем? Я пойду с тобой!

— Бежать! — беру ее за грудки и встряхиваю.

Светло-зеленое платье ее уже нихрена не светлое и не зеленое, но хорошо, что пока еще платье.

— Я без тебя не уйду! — повышает голос Луна.

— Тогда мы все здесь погибнем! — рычу ей в лицо. — Тебе отца не жалко?!

Она оглядывается на лежащего без сознания Ксено, и из нее словно выпускают воздух. Из гордой, уверенной в себе и полубезумной волшебницы, Луна превращается в обычного подростка, и рыдает навзрыд, взахлеб, словно непоправимое уже свершилось и все умерли, Земля налетела на небесную ось, и так далее. Пытаюсь как-то утешить.

— Ну, не плачь, все будет хо...

И в этот момент Мунго, точнее здание, в котором находится замаскированный вход туда, взлетает на воздух.

Глава 3

Резко развернувшись на корточках, успеваю выставить щит, закрывающий проулок, в котором мы прячемся, и вижу, как в нас летит град стекла и обломков здания. Осознание приходит на мгновение позже, чем требуется, и сверху бьет оглушающим хлопком, что-то сыпется на голову, бьет, и я встаю, закрывая собой рыдающую Луну, прикрывая левой рукой лицо, правой вскидываю палочку.

Ощущение нереальности, словно мы во сне, накатывает вместе с дождем стекла и строительного мусора, каких-то отдельных фиговин, летящих и падающих сверху, причем полностью беззвучно. Меня то ли оглушило взрывом, то ли перестарался со щитом, но град и дождь барабанят беззвучно, и этого усиливает ощущение сна. Словно сейчас проснусь и пойму, что это всего лишь очередной кошмар, только не на тему сражений с Пожирателями, не на тему того, как я всех подвел, а просто война в магическом мире.

Просто.

Просто война.

Хлопок и троица преследователей появляется почти передо мной. Одному вонзается в спину обломок здания, и он падает лицом вперед, беззвучно, и кровавое пятно расплывается, расплывается. Двое других синхронно отшатываются к стенам, одновременно с этим вскидывая палочки и снося ударом мой щит, на краткое мгновение время замедляется, поток обломков, стекла, дерева и камня рвется ко мне, и пересравшийся организм бьет навстречу сложным, но одновременно с этим и универсальным заклинанием, обращающим все в воздух.

— Флуктус Эджс Грандиозо Эхос!

Поток воздуха вместо стекла и камня, и враги вынужденно вскидывают палочки, ставят нечто вроде сдвоенного щита, который отшибает мое заклинание в стороны, направляет в дома. Сейчас! Быстро переступаю и кладу руку на плечо Луне и на грудь Ксено, времени сосредотачиваться и жмуриться нет, нужно просто аппарировать. В этот короткий и в то же время бесконечно долгий миг вижу, как волна моей Трансфигурации ударяет в дома по бокам и сносит и их тоже, обращает стены в пустоту, обнажая внутренности квартир и межэтажных перекрытий, сносит пожарные лестницы, мусорные баки, бродячих котов в проулке, все подряд, и вижу, что преследователи готовы нанести новый удар.

Поздно!

Хлопок аппарации.

— Идем, — говорю Луне, протягивая руку.

В нее все же попало, открытое платье, голые руки и ноги, проклятье! Стекло кровоточит, и Луна, жалобно закусив губу, дергает осколки. Смотрю на свою левую руку, на одежду, потом на Ксенофилиуса, и стон превращается в рык.

Вот он, особняк на Гриммо, 12, через дорогу, рукой подать. Надежное и верное убежище Ордена Феникса, пристанище, крепость, оплот наших, пускай и во главе с дедушкой Альбусом, но зато на отшибе от основных мест скопления магов. Здесь мы найдем укрытие, зелья, поддержку, возможность перевести дух, узнать, что за ахуй вокруг творится, но при виде ранений Луны меня пробивает на злость.

— Витрум аутем аквалис! — и новая волна трансфигурации шибает во все стороны, на секунду вспыхивает куполом.

Есть своя прелесть в заклинаниях без палочки, на выбросе эмоций. Да, они слабее, они заметнее, их еще надо придумать и отработать, и они требуют вот этого эмоционального состояния, в котором сбиться с заклинанием, как нефиг делать, но зато они срабатывают во все стороны, этаким куполом или сферой, и сейчас разом накрывают нас всех троих. Меня, Луну и Ксено, и теперь мы мокрые... ненадолго, нужно быстро вытереться и сменить одежду, чтобы, когда стекло вернется, оно осталось в ткани и на полотенцах.

Хлопок и двое преследователей появляются рядом, да вашу мать!!!

Да-дах!! Из особняка прилетает удар, бьет по дороге и преследователям, но те успевают закрыться. Кусты рядом со мной взрываются, и вся работа насмарку, меня отбрасывает на Луну, Луну на Ксено и всех нас троих прочь от дороги. Новый луч заклинания летит из особняка, и я машинально отбиваю его, выбрасываю щит и сам бросаюсь вперед, потом взлетаю над кустами и деревьями, забыв на мгновение о врагах, торопясь обратиться к друзьям.

— Эй, это...

Меня атакуют с двух сторон, из особняка и со стороны преследователей, один из которых бросает в меня какое-то странное заклинание, типа фиолетового вихря, а второй пытается нащупать сам особняк, разбрасывает светящуюся сеть, накрывающую все окрестные дома. Тело паникует, вскидывает руки, скрещивает их, ставя щит, и тут же аппарирует прочь, по последнему яркому образу, стоящему перед глазами — обратно к госпиталю Св. Мунго.

Под ногами хрустит стекло, дома без стен не покосились, ну разве что слегка, крики раненых, истошные вопли страха, отчаяния, призывы на помощь и проклятия, орут автомобильные сигнализации, и хлопают двери. Люди мечутся и носятся, шум стоит такой, что опять не слышно ничего, и видно, что на месте здания — входа в Мунго груда обломков, и вроде бы видны тела, кровь, кто-то бежит к развалинам, а я отступаю к стене проулка.

Картина ошеломляет, завораживает, вводит в ступор, хочется броситься на помощь, а то и все поправить. Вспышка! Еще луч заклинания. Камни отлетают в стороны, вздымая бурунчики пыли, слышны негромкие хлопки и затем здание, к которому я прислонился, резко вздрагивает, а откуда-то сверху вырывается столб огня, словно там внезапно завелся дракон.

Луна!

Из пролома в стене напротив, точнее говоря, из-за обломка двери, выглядывает чумазая детская мордашка и смотрит, словно хочет что-то сказать. Извини, у меня там свое великовозрастное дите, и раненый, посылаю мысль ребятенку, прежде чем аппарировать обратно.

Вовремя!

Из особняка хлещут новыми заклинаниями, затем огнем и каким-то проклятием, от которого деревья и кусты жухнут, вянут, скукоживаются и высыхают в ноль. Луна гневно кричит что-то на неизвестном мне языке, швыряет заклинание, которое выглядит как клубок разноцветных нитей, и защита особняка Блэков поглощает его, словно и не было. Двое преследователей лежат посреди дороги, порубленные в фарш, земля вокруг них в воронках, раздаются крики людей и хлопают двери и окна. Кричу тем, кто в особняке, но тщетно, оттуда долбят так, словно там засела целая бригада аврората, хорошо хоть наружу не выходят. Мои щиты прожимают, сносят их, как будто они из картона, отступаю, едва не спотыкаясь о Ксено, и топаю ногой.

Провал!

В буквальном смысле провал — земля разверзается, и мы падаем вниз, скрываемся из поля видимости тех, кто в особняке. Конечно, нам это не поможет, но мне нужно опять выиграть лишь секунду. Хватаю Луну и Ксенофилиуса, и аппарирую прочь. Туда, где нас может и найдут, но не сразу.

В мир людей.

Дом, милый дом.

Энтони Кларк сдержал слово, и дом продан. Какая-то женщина средних лет вытирает нос мелкому мальчугану, мисс Диллани, как всегда, выгуливает собаку, одновременно с этим сидя в кресле и присматривая за соседями, Браунстоун практически не изменился за этот год.

Да и с чего бы ему меняться, тихому, мирному и сонному городку?

Даже хлопок нашей аппарации не сразу тревожит окружающих, а я успеваю накинуть заклинание отвода глаз. Стоило бы, конечно, выбрать другое место, но практически все ярко запомнившиеся мне места — это магический мир, в котором на нас идет охота. Развалины особняка Лавгудов? Кто сказал, что там не сидит засада? Нет, нет, нет, после атаки из особняка на Гриммо, в магический мир вообще лучше не соваться, сов не слать, "Ночного Рыцаря" не вызывать, каминами не пользоваться, никак, нигде и ничего.

— Отдай палочку, — говорю Луне.

Та покорно отдает, странно поглядывая на меня и на городок вокруг, словно хочет о чем-то спросить, но не решается. Выдыхаю тихо, и понимаю, что устал. Опять, как в Новый Год, не магически, но телесно и душевно, устал до того, что хочется бросить все, махнуть рукой, лечь и не вставать.

И опять нельзя, нельзя, Ксенофилиус так и лежит бревном. Объективно, конечно, времени прошло не больше часа, а то и меньше, с момента атаки на особняк, но субъективно, словно несколько суток уже скачем туда — сюда, как взбесившиеся ежики.

Вдох и выдох. Вдох и выдох. Думай, голова, думай.

Могут нас тут искать? Могут, несмотря на то, что это мир людей — слишком уж узок круг мест. Вывод? Нужно скрыться в какое-то совершенно незнакомое место, точно не Лондон, и точно не давать Луне колдовать — Надзор с нее еще не снят. Какие-то вылазки и добыча информации — только после того, как все вылечатся, выздоровеют и будут надежно укрыты... где-то. В одиночку я смогу больше, а зная, что Луна и ее отец в безопасности, смогу не бояться за тылы и драпать, при первой же возможности. Метлу еще надо будет раздобыть, на всякий случай, ну это ладно, это терпит.

Так, первые шаги сделаны — мы вырвались из магического мира и череды атакуемых мест, палочка у Луны изъята, хотя Надзор... так, он приведет их к Гриммо, 12, ага, и там наши враги. Выбор мест сужается, и если враги идут по следу, то скоро придут сюда. Не стоит надеяться на глупость преследователей, они могли сглупить с атакой или побояться провести ее в лоб, но в остальном — нас сделают и не пикнут. Нужно быть Грюмом, чтобы сражаться против превосходящего врага с балластом за спиной и побеждать.

Грюм!

Где он сейчас? Да, он человек... маг Дамблдора, а Дамблдор тот еще пидарас, но положа руку на левую сиську, захоти Альбус нас грохнуть, разве стал бы он устраивать такое шоу? Пока шла атака на особняк, еще можно было предполагать, что это кто-то возмущенный "Придирой", но атаки на Уизли? Косая Аллея, Мунго? Гриммо? Не знаю, как Орден сдал особняк... епт, а ведь защита работала! Неужели Гарри был внутри?

Мысли смешиваются, нить рассуждений теряется, и накатывает горечь отчаяния, бессилия.

— Гермиона, — Луна обнимает, заглядывает в лицо.

Да. Луна. Я должен быть сильным, хотя бы ради нее. Спасти Луну, спасти Ксенофилиуса, потом все остальное.

— Извини, — провожу рукой по ее лицу, вытирая слезы. — Сейчас.

— Ты не...

— Хватит, — закрываю ей рукой рот.

Слова Луны о том, что я не должен, сейчас совершенно неуместны. И без того готов сдаться, опустить руки и бежать, трусливо поджав хвост. Не потому что весь магический мир... стоп. Магический мир. Визитка. Впрочем, можно даже не хлопать себя по карманам, визитки Кларка там нет, она осталась в особняке Лавгудов. Думосброс... нет, отставить. Никаких контактов ни с чем и ни с кем, не усложнять планы, прикрыть тылы, потом все остальное. Кто сказал, что Кларк... нет, что ради нас спецслужбы пойдут на конфликт с теми, кто нас преследует? Укроют, защитят, вылечат? Такое не бывает без обязательств, а я еще не знаю, готов ли я продаться... да ладно, чего выдрить, мне нечего предложить, ни прототипа боевого костюма, ни преобразователя — накопителя, ничего, кроме самого себя и палочки.

Не говоря уже о том, что прикрыть тылы нужно в первую очередь.

— Нам нужно помочь твоему отцу, потом все остальное, — говорю Луне.

Мунго? Отпадает. Помфри? Это Хогвартс, Хогвартс — это Дамблдор и часть магического мира, ну и дальше все ясно. Хогсмид, Аллеи, все места, связанные с магическим миром отпадают. Что я могу, помимо подкачивания энергией, диагностики и легких латок? Мигель? Долго и ненадежно. Мисс Максим? Тоже! Флёр? А где она сейчас? Уизли из числа заморских братьев? Опять долго, долго, долго! Да и каминами придется пользоваться, а это риск, совершенно неуместный сейчас. Полеты — долго!

Магический мир — выносим за скобку.

Мир людей, да, мир людей, все-таки не зря трусливое тело сюда свалило. Нужно лечить Ксено здесь, лечить, как обычного человека, а потом валить дальше, куда-то... нет, этот вопрос я обдумаю, пока Ксено будут латать. Как можно меньше магии, меньше следов — меньше риска. Можно, конечно, заимперить всю больницу, но оно надо? Меня и без того толкает изнутри, пинает и лягает, опять последствия Непростительных, мать их! Вроде все улеглось после Нового Года, но это было лишь затишье, стоило применить запретные заклинания и щекотка, жжение, желание воспользоваться Непростительными еще раз, еще всего лишь разок, все это вернулось. О да, найти тех, кто напал, нет, кто стоял за нападением, и пытать их, подчинить своей воле, а красивых баб... так, стоп. У меня какой-то заклин, связь эмоций, возбуждения и магии, и этот вопрос надо будет решить.

Потом.

Что нам нужно? Травматология, так, желательно в крупном городе, не Лондоне, и это риск. Могут приглядывать за крупными больницами те, кто затеял заварушку? Мо... стоп, это уже паранойя. Если все так, то тогда в деле замешаны люди, и вот тогда точно надо уносить ноги из страны. Но как это проверить? Кларк точно отпадает, если люди в деле, то нам звездец, но мне не вылечить Ксено одному. Его надо вскрывать и сшивать нормально, залечивать, а то и с инфекцией бороться, хухуй знает, что там, в рану занесло и залетело. Трансфигурировать всю грязь нахрен, как стекло? Вскрыть и вычистить? Нет, задену Ксено, сотру ему внутренности, там нет защиты кожи, да и хирург из меня от слова "хер".

Надо было усерднее заниматься у Помфри, усерднее!

Нужно было учиться, не только убивать, но и лечить, как следует, обходиться без зелий, да мать вашу, не лениться, сделать себе пространственный карман в жопе, и не вываливать ожерелья на ерунду, а заботливо таскать с собой запас волшебной древесины! Проклятье! Сколько всего нужно было сделать! Сколько всего можно было сделать! Ну почему, почему я так крепок задним умом?

Почему у меня нет с собой пространственного склада на все случаи жизни?

— Гермиона? — осторожно спрашивает Луна, машет рукой перед лицом. — На тебя напала звездная лихорадка?

Скорее лунная горячка, но спасибо, что не звездная болезнь, хотя вслух такого, разумеется, лучше не говорить, потому что опять получится обвинение Луны за проблемы, созданные другими. За проблемы, созданные мной. Не крутил бы с Луной, никто ее и не трогал бы, ну ученики Рэйвенкло слегка бы обижали, но в сравнении с тем, что сейчас — просто ерунда, не стоящая внимания. И Ксенофилиус... да ладно, чего перед собой юлить-то? Погубил своих родителей, теперь еще и родителей, родителя Луны угробить, для полного комплекта, да? Чтобы Луна была только твоей, и никто не мешался под ногами? Подумаешь, не свое — не жалко, чего вообще таскать за собой Ксено как сено, списать все на паранойю, потянуть время, и оп! Отбросил Лавгуд — старший коньки и завернул ласты, а Луну можно нежно утешить, да не один раз, так?

— НЕТ!! — отвечая собственным мыслям и Луне одновременно.

Мысли о собственной трусости, о предательстве Луны, о том, что подсознательно я хочу погубить Ксено, вызывают прилив ярости. Не совсем "назло мамке уши отморожу", но хотя бы помогают перебороть паранойю.

— Не волнуйся, Луна, — пытаюсь говорить спокойно и уверенно, — все будет хорошо.

Да, ясно что нужно делать, отбросить ограничения, и мы аппарируем прочь из Браунстоуна.

Глава 4

Луна всегда знала, что другие не видят того, что видит она, и очень расстраивалась, что не может показать всей красоты мира окружающим, ну, кроме папы. Тот всегда видел, и мама видела, и всегда очень хвалила Луну, говорила, что та умница. Но в тот день, когда она ехала в Хогвартс во второй раз, Луна впервые обрадовалась, что другие не видят так, как она.

Если бы они видели, разве смогла бы она подойти к Гермионе?!

Но Луна подошла и заговорила, купаясь в волнах, излучаемых мозгошмыгами Гермионы, рассматривая их танец. Он был суматошным, вздорным, беспорядочным, как и сама Гермиона, та ее часть, что не была видна окружающим. В тот день Луна познала жадность и ревность, ей хотелось ухватить Гермиону и утащить ее, спрятать, скрыть от всего света и самой, только самой наслаждаться этим сиянием, ощущением странности и чуждости, танцем мужских мозгошмыгов в женском теле, ощущением инородности, ощущением прикосновения к другому миру.

Она сама неоднократно искала связи с другим миром, но ей не хватало знаний, не хватало страсти танца, не хватало... чего-то, в общем, всегда не хватало, и мама не отвечала на призыв. Даже после той радости, что принесла в жизнь Луны Гермиона.

Затем ее не было целый год, и Луна скучала, но не слишком. Единороги дружили и раскланивались с ней, нарглы, устрашенные Гермионой, попрятались, а то и перелетели в башню Хаффлпаффа, а компания Гермионы дружила и с Луной, но это была не та дружба, которой хотелось юной Лавгуд. Гермиона дружила с ней просто так, а вот все остальные — потому что на Луну падал отсвет сияния Гермионы. Они не видели его, но ощущали, как и многие маги, и Луна отчетливо видела все это, видела там всех насквозь. И пожилого метаморфа, который по просьбе гоблинов, разыгрывал роль Гарри, и сгусток тьмы в Роне, который плавал в нем, пытался выбраться наружу и завывал тоскливо за обеденным столом, и войну мозгошмыгов Джинни, когда они бились стенка на стенку. Пожалуй, самым интересным из них был Невилл, исходило от него некоторое сияние, но крайне неуверенное, как и сам Невилл, и гаснущее со временем.

Луна не обсуждала с ними их внутренние миры, не говорила об увиденном, ибо не видела в том смысла. Они пожмут плечами, назовут ее за спиной странной, посмеются, и ничего не сделают. Правда, Гермиона тоже почти ничего не делала, но как раз это Луну полностью устраивало. Да и не смеялась никогда Гермиона над ней, и дружила просто так, в отличие от остальных, и поэтому Луна держала свои наблюдения при себе.

И продолжала жить так, как следует.

Гермиона вернулась другой, изменившейся за год. Ее мозгошмыги стали спокойнее, и Луна в первый момент даже закусила было губу от обиды, но потом рассмотрела, что сияние сместилось в район груди и усилилось. Шармбатон и Пиренеи, заповедник, это было восхитительно, прекрасно настолько, что Луна не жила, а пела, ощущая все сияние окружающего мира.

Амулеты, связывающие сердца, и превращение Гермионы в выдру, Луна ощущала, что в ней самой просыпается внутренний зверь. Которому хотелось бежать рядом с Гермионой-выдрой через лес по толстому слою опавших листьев, принюхиваясь, друг к другу и покусывая за хвост и лапы. Ей хотелось танцевать, и Луна танцевала, ей хотелось касаться Гермионы, и Луна касалась, стремилась вобрать в себя уже не только зрительно, но и телесно, вдохнуть, обнять и не отпускать.

И оно пришло, самое счастливое лето в жизни Луны. Она знала, что должны быть мужчина и женщина, мама и папа, но это ее не волновало, потому что в минуты единения их мозгошмыги сливались и танцевали, и делали все остальное, нужное и правильное. Гермиона — выдра продолжала будить в Луне зверя, и это было прекрасно, и Гермиона сумела вернуть себе ногу, это было вдвойне прекрасно, но... было в этом и плохое. Активность мозгошмыгов Грейнджер пошла на убыль, они становились все более степенными и спокойными, пускай и по чуть-чуть, но Луна видела разницу, и это ее печалило.

Рано или поздно мозгошмыги Гермионы успокоятся и перестанут танцевать, и Луна не знала, сможет ли она тогда любить Грейнджер. Мозгошмыги магглов, сонные и скучные, навевали на Луну сон и скуку, мозгошмыги магов были чуть живее, но именно что чуть, и можно было ожидать, что у Гермионы все станет таким же, как у остальных магов: мозгошмыги будут важно разгуливать в мантиях, раскланиваться и вести степенную жизнь. Перестанут свободно танцевать и излучать сияние, перестанут метаться и парить, и вполне возможно, что вместе с ними и сама Гермиона станет степенной, перестанет парить в небе, как, и положено ведьме.

И Луна не знала, что будет тогда. Они провели обряд перед лицом Леса, но Луну никогда не возбуждали обычные, скучные маги, не притягивали ее взора, нет, она всегда видела только интересных, тех, кто сиял, тех, кто отличался, тех, кто придавал миру красок и веселья танцев.

Луну ничуть не удивило то, что случилось на конференции в горах, она всегда знала, что гоблины во всем виноваты, но она все же обиделась тогда, ей так не хватало амулетов, ибо сердце Гермионы было чем-то отягощено, и лунный глаз помог бы! Непременно! А Гермиона не дала его раскрыть! Луне захотелось побить Гермиону, первый раз за все время их знакомства, и она изменила рецепт чая, и это было чудесно, волшебно, вдохновляюще, а уж как потом выглядела Гермиона там, в горах, она вновь полыхала и сияла, как в первые дни их знакомства, и Луне снова хотелось слиться в ней в танце тел и мозгошмыгов.

Затем было возвращение в школу и учеба, подготовка к экзаменам, и мозгошмыги танцевали все спокойнее, даже во время слияния, и Луна поняла, что нужно делать, и взялась за приготовление нового амулета. Она не хотела признаваться, но ей было страшно, страшно, что ее мозгошмыги тоже перестанут танцевать, что сама Луна станет спокойной и скучной, как другие маги, перестанет видеть мир, утратит возможность ощущать его.

И еще ей хотелось показать Гермионе то, что видит она сама.

Но, увы, ничего не получилось, и тогда Луна поняла, что нужно показать Гермионе красоту мира вживую, показать ей джунгли Африки и Южной Америки, холодное сияние звезд в Гималаях, красоту пустынь и лесов, рек и гор, и населяющих их магических существ, и все шло по плану, пока кто-то не выпустил на свободу подземопотама. Кто именно, стало понятно чуть позже, и Луне срочно захотелось достать сырную палочку, чтобы почистить их от ушняков, которыми так и кишели маги, но было поздно.

Ей оказался явлен новый облик Гермионы.

Она уже видела Грейнджер в сражении, там, в горах, и это было прекрасно, словно ожила древняя история, и дева битвы расправила свои крылья. Но теперь? Там, на развалинах особняка (Луна вздохнула, вспоминая роспись потолка в своей спальне), из Гермионы словно выглянул кто-то другой. Странный обитатель странного и чужого мира, но в этот раз не вдохновляющий, не притягивающий и не возбуждающий, нет, совсем наоборот. Пугающий до дрожи в коленях. Кровавая оскаленная маска, ищущая лишь чужих смертей и боли, мстящая всему миру в ответ за свою смерть и боль, и несущая только разрушения.

Выглянул и скрылся, но Луну до сих пор потряхивало.

Она хотела быть рядом, зная, что сможет удержать Гермиону от превращения, кто бы там в нее ни вселился, но Гермиона оттолкнула ее, и Луна разрыдалась, решив, что все кончено. Луне было страшно, мир внезапно перестал быть радостным и сияющим местом, наполнился болью, страданием, страхом и ужасом. Лежащий без сознания отец, и внезапный страх Луны — зачем Гермиона так хочет спасти его, чтобы потом самой убить? — и одновременно с этим желание помочь, несмотря ни на что, Грейнджер, удержать, не дать ей превратиться, неважно в кого, в чудовище, в скучного мага, в отстраненную незнакомку, которая лишь оттолкнет "странную девочку", то есть саму Луну, и пойдет дальше по Хогвартс-экспрессу, навстречу смерти.

Все это парализовало Луну, и она лишь отстраненно, почти механически следовала за Гермионой, которая, наоборот, развила бурную деятельность. Она аппарировала, колдовала, превращала предметы в деньги магглов, внушала что-то этим самым магглам, они заходили в одни скучные магазины, потом в другие, Гермиона что-то расспрашивала, приобретала, потом долго уговаривала телефонных гномов, вертела им мельницу, но все же уговорила, и снова аппарировала, отводила глаза, заколдовывала, укрывала саму Луну, и тащила дальше.

Затем они перенеслись в огромный город магглов, и Луна растерялась в первый момент, даже вышла из оцепенения, и неожиданно поняла, что Гермиона снова стала прежней. Ее распирало изнутри от силы, и мозгошмыги танцевали танец битвы и страсти, а сама она целеустремленно двигалась вперед, сияя как-то по-новому. Словно она стала старше, моментально постарела на десяток лет, и Луна даже встревожилась, посмотрела сквозь сложенные по-особому пальцы, не завладел ли Гермионой Старый Призрак, а потом еще и потерла ей пальцем, смоченным слюной, особую точку на шее, проверяя, не оборотень ли перед ней.

Гермиона посмотрела в ответ, и Луна неожиданно для самой себя улыбнулась.

— Хорошо, что ты вернулась, — пробормотала она, прижимаясь к вернувшейся старой, доброй Гермионе, и снова разрыдалась.

— Не плачьте, мисс, — неожиданно послышался голос сверху.

Луна оторвалась от Гермионы, подняла голову, не понимая, что происходит. Странная женщина в белом халате, улыбалась подбадривающе, и неожиданно Луна увидела, что женщине искренне жаль и саму Луну, и ее отца.

— С вашим отцом все будет в порядке, — сказала женщина, и искренность ее словно бальзамом пролилась на сердце Луны, измученное страхами и сомнениями. — Им занимаются наши лучшие хирурги, а доктор Огдельсон просто волшебник, поверьте мне!

— Спасибо, — прошептала Луна в ответ и добавила, — я вам верю, да принесут вам духи удачу!

Женщина еще раз улыбнулась и пошла дальше, а Луна оглянулась, неожиданно вспомнив. Да-да, Гермиона говорила, все объясняла, но сама Луна, замороженная страхом, не воспринимала ее слов, не понимала их, отталкивала, словно услышь она и тут же все станет реальностью, а Гермиона чудовищем. Госпиталь магглов, и отца Луны...

— Нужно им помочь! — почти вскочила Луна, но ее железной хваткой удержали ее на месте.

— Хорошо, что ты вернулась, — возвратила Гермиона реплику.

Она не издевалась, не пыталась посмеяться, но смотрела как-то странно, словно сквозь Луну, опять уйдя куда-то в мысленные дали. Но если раньше это вызывало карусель мозгошмыгов, то теперь наоборот, все замерло. Словно Гермиона спала с открытыми глазами, или наоборот, разом, рывком превратилась в обычного мага. Но как же ее прежний взгляд? Как же?

— Не волнуйся, — сказала Гермиона, — деньги и личное распоряжение заведующего могут творить чудеса.

Лицо ее омрачилось, и она отвернулась.

— Мне страшно, — прижалась к ней Луна, не признаваясь, что она боится как Гермионы, так и за Гермиону.

Странное дело, но за отца она не боялась, ну вот ни капельки вообще. Гермиона переживала за Ксенофилиуса, и это было понятно, после того, как их связал обряд, Гермиона нашла в нем нового отца, взамен погибшего, но сама Луна? Она знала, что все будет в порядке, просто знала и все тут, словно могла заглядывать в будущее. И тут неожиданно Луна поняла, почему. Нет, дело было не в особом взгляде и не в пророческих способностях, их у Луны не было и не могло быть.

Нет, дело было в Гермионе.

— Не бойся, — ответила Гермиона, обнимая Луну за плечо.

— Хорошо, — ответила Луна.

Теперь она и вправду не боялась. Прежняя Гермиона означала защиту, надежность, спокойствие, уверенность в том, что все будет хорошо, и Луна поняла, что верит. Просто верит в то, что Гермиона стала прежней, а значит и все остальное будет хорошо. Страх ушел, словно смытый этим теплым ветром веры, и самой Луне стало тепло. Она прижалась сильнее к Гермионе, и они сидели долго, не говоря ни слова, потому что слова не требовались. Потому что сердца их были связаны незримой нитью, и Луна знала, что все будет хорошо.

Под теплые переливы музыки она задремала, и ей снились единороги.

Луна посвистывает носом, и меня невольно одолевает зависть. Хорошо быть таким. Беспечным. Безумным. Всегда глядящим на мир сквозь розовые очки. Не переживающим из-за пустяков, и знающим, что все будет хорошо в крупных делах. Убийства, драки, Непростительные, магический мир в огне, что там с друзьями, ее отца порезали, дом разрушили, а она спит, как ни в чем не бывало, верит в меня, значит, что все будет хорошо, большая и сильная Герминога прикроет, вытащит, утрет сопли и защитит.

Хотел бы я так же верить в себя, как она в меня.

— Надо выпить кофе, — бормочу под нос, оглядываясь. — Где тут у вас кофе-машина?

Хотел бы я вернуться обратно в безумие, и жить безмятежно, как Луна, не терзаемый внутренними демонами, но, увы. Придется еще немного поколдовать, но какая разница? Снявши голову, по волосам не плачут. Сама собой всплывает и намурлыкивается под нос по дороге к кофейному автомату песня из прошлого.

Фарш невозможно провернуть назад,

и мясо из котлет не восстановишь

Глава 5

Ночь с 12 на 13 июня 1997 года, Ливерпуль

И только по возвращении к мирно дремлющей Луне до меня доходит то, что должно было дойти сразу. Ладно, прооперировали Ксено, но, сколько он теперь в больнице проведет? И ведь нам придется торчать вместе с ним в городе, а в Ливерпуле, как и в любом другом крупном городе, есть община магов, представители Министерства и прочие источники неприятностей. Хотя на местный аналог Косой Аллеи не мешало бы пробежаться, набрать новостей, так сказать.

Прихлебываю кофе из стаканчика и размышляю, в такт посапыванию Луны.

Конфундус — это хорошо, но далеко на нем не уедешь, нужны деньги, желательно не трансфигурированные, чтобы не привлекать внимания магической общественности. Нет, деньги есть, но теперь нужно много денег. Нужно решить задачу из двух противоречивых условий: как можно меньше магии и при этом выжить в незнакомом городе, не привлекая к себе внимания, продержаться, пока Ксено не выздоровеет, при этом сам Ксено вполне может стать источником неприятностей.

Заморочить головы персоналу, Ксено в охапку и валить?

Но явно же они не просто так уже который час там над ним колдуют со скальпелями? Хотя, если они его подлатали, да устроить несколько сеансов живительной подкачки энергией для ускорения выздоровления, да попятить у местных магов зелий, то может дело сведется к нескольким дням. Может быть. Помимо Ксено, у нас есть еще два возможных источника неприятностей. Я и Луна. Мой навык жизни в крупных британских городах уверенно стремится к нулю, и то, что я представляю некие общие принципы функционирования мегаполисов, еще не означает, что я не привлеку к себе внимания. С Луной местами даже легче, всегда можно жестами изобразить, что у нее крыша протекает, правда обидится же, но как ее на улицу не пускать? Ведь ей надо будет все обнюхать, потрогать, сообщить окружающим, что у тех козюльки в носу неправильной формы, а значит пришло время духовного самосовершенствования или посещения ближайшей рощи с целью пожирания полезных, сочных желудей.

Не пускать ее никуда и сидеть сторожем рядом?

А как же Ксено? Что с ним тогда? Заморочить ему голову? Нет, не пойдет, что-то сильное прожарит ему мозги, а слабое само спадет, в этом маги точно отличаются от людей. Эхе-хе, только теперь после путешествия в Ливерпуль, становится понятнее, чего же маги так уверены в своем превосходстве. Ошибка переноса от частного к общему, какое-то там даже умное латинское название для этого есть, мол, если так легко заморочить мозги отдельно взятому человеку, то и все общество людей можно легко нагнуть. Оно и вправду легко, настолько легко, что просто страшно становится. Я добыл информацию, денег, одежду, стремительным домкратом пронесся по стране, и с ходу запихал Ксено в больницу, правда и след за собой оставил неплохой. И как всегда постфактум становится понятно, что действовать можно было и умнее.

Нет, все по порядку, Ксено спасен, теперь жилье и Луна, потом разбираться, что происходит в магмире.

— А? Что? — сонно отзывается Луна, приподнимает голову.

Хотелось бы мне, чтобы холл "травмы" был пустым, но, увы. Ночная жизнь, мать ее, везут и везут, носятся, пару раз проходят полицейские, косятся на нас, но не подходят. Подваливал разок какой-то обдолбанный, глаза пустые, на спине кровавое пятно размером с тарелку, а ему хоть бы хны, хрипит и сигарету требует, потом вообще штаны полез расстегивать. Пришлось изображать из себя джедая, мол, это не те дроиды, что вы ищете. Пару раз доносились крики, потом детский плач на высокой ноте, и мы тут сидим, два цветка жизни, блин!

— С твоим отцом все в порядке, его прооперировали...

— О! Надо его навестить! — оживляется Луна. — Я знала, что все будет в порядке!

— Луна, — понижаю голос, — это не магический мир, здесь другие порядки. Нас туда не пустят сейчас, а пробиваться силой — привлечь ненужное внимание, понимаешь?

— В Мунго всегда пускали, — хмурится Луна.

Я мысленно закатываю глаза, представляя, как сейчас мне придется читать лекцию о стерильности, режимах, порядке и прочих делах. Да даже если бы Ксено лежал не в послеоперационной, а в общей палате, кто нас к нему ночью пустил бы? Нет, нет, нужно валить, и нужно убедить Луну, но как? Все это вихрем проносится в голове, и проблема решается сама собой, без моего участия.

— Но раз ты так говоришь, то конечно, — продолжает Луна. — Мы навестим его завтра? Я как раз успею испечь пирог выздоровления...

— Да, и еще об этом. Луна, мы в мире людей. Здесь выздоравливают медленнее, здесь другие порядки, и если ты продолжить вести себя, как обычно, то нас найдут те, кто сжег ваш дом, и в этот раз мы не сумеем сбежать. Сейчас нам нужно уйти отсюда, найти жилье, хотя бы приют на одну ночь.

Где можно найти жилье ночью, если не прибегать к магии? Гостиницы, конечно! Только вот, палочка, мантия и хвост выдры за документы не сойдут. Ладно, деньги еще есть, палочка при мне, в центральные гостиницы не соваться, чтобы не быть на виду, и все будет в порядке. Или наоборот, нужно в центральные, маги в них не суются? Проклятье, нужно было все же ходить на маггловедение! Хоть бы знал типовой набор инструкций и рекомендуемого магам поведения, а так... о, проклятье, еще нужно думосброс изготовить, повисеть башкой в нем. Гудящей, больной головой, желающей уснуть, но нет времени на все это. Луна. Жилье. Заколдовка номера. Думосброс. Навестить Ксено. Найти магов в Ливерпуле или смотаться в Лондон и там добыть прессы. Кларк.

Надо было поспать, пока Луна спала, но кто-то же должен был бдить?

— Луна, — зеваю и тру глаза, — пойми, это мир людей.

— Да, я поняла, — кивает та неожиданно серьезно и смотрит преданно. — Говори, что делать.

— Точно поняла?

— Мы играем в магические прятки, — пожимает Луна плечами, — нужно спрятаться без использования магии, и чтобы тебя не нашли, даже с использованием магии. Все дети играют в такое.

Мне судорожно хочется закашляться и сказать что-нибудь едкое, но сдерживаюсь, проглатываю слова. Не время демонстрировать расшатанные нервишки и эмоции, проблема с Ксено решена, пускай и временно, и Луна держится молодцом, не стоит все портить.

— Молодец, — киваю ей в ответ. — Идем.

Совсем без магии не обойдется, но это сейчас лишнее.

— Куда?

— В ближайшую гостиницу.

Стоило бы спросить у персонала, но это будет выглядеть подозрительно. Даже если закосить под приезжих, то где-то же мы остановились, в смысле еще до того, как Ксенофилиуса ранило? Ладно, заведующий чего-то там наплел им, но документы спросят и привет, пишите письма. Даже если у нас их нет, то у Ксено же должны быть? И так далее, и так далее. Нет уж, справимся сами, тут намагичили чуть-чуть, там чуть-чуть, авось и не заметят, размажется все, скроется в масштабах мегаполиса.

Так, номер заколдовывать нельзя.

Идем к выходу, нет, никого мы особо не интересуем. Обнимаю Луну за плечи, делаю вид, что утешаю, ну да, у нас порезали отца, бла-бла-бла, не трогайте нас и все будет хорошо. Жаль, конечно, что заклинание отвода глаз в движении не поддержать. Не с моим уровнем. Стационарные заклинания... хм, так можно и в больнице остаться, нет? Завалиться на склад, закрыться в каморке, переодеться в медицинские халатики, притворяться медсестрами? Нет, не пойдет, начнутся сбои в работе, люди пострадают от того, что я персоналу мозги помыл и замылил.

Но все же, стоит ли так стесняться в использовании магии?

Морально-этическая сторона вопроса, опять же, даже без всяких Статутов. Смотрю сверху вниз на Луну, пока мы выходим из здания. Переступить еще черту, мол, все равно сегодня днем уже мыл мозги людям? Вот так, шаг за шагом, и привет канава с дерьмом, сидишь по уши и не замечаешь. Интересно, сколько таких шажков сделал в своей жизни Дамблдор, а? Ведь я готов, готов сделать этот шаг дальше, во имя Луны, а Дамблдор там, на конференции, во имя чего делал свой шаг?

Варианты продолжают вспыхивать в голове, которая, желая отключиться, все сует и сует привычные варианты, сейчас совершенно неуместные, так как они сводятся либо к возвращению в магический мир, не просто магический мир, а в привычные места, вроде Косой Аллеи, либо к усиленному маханию палочкой. Ну да, что нам стоит дом построить, без всяких шуток, но одно дело — пещеру в безлюдной горе дырявить, и другое — дом посреди города. Да даже на обочине, да даже в лесу, цензурой его по голове!

Впрочем, нам везет, и вывеска с намекающей надписью "Хотел" обнаруживается дальше по улице, причем вывеска достаточной степени обшарпанности, то есть не пятизвездочный Хилтон, и много колдовать не придется. Лица бы еще поменять, ну да ладно, и без того грех жаловаться. Хотел. Смотрю на Луну, но нет, ничего не бьет в голову, никаких хотел, даже рядом.

"А нам бы бабу, нам бы бабу, нам бы бабу, а нам бы всласть говядинки пожрать!" всплывает строчка из какой-то книги, причем точно помню, что это была песня о Риме, но что за книга, что за песня, хоть убей — не вспомню. Перетрухавший организм, видимо, срочно протирает пыль с воспоминаний прошлой жизни и дергает все подряд, а вдруг пригодится? Вдруг так спасемся? Нет, что-то тут не так, и есть у меня одно нехорошее подозрение, очень нехорошее, на этот счет. Сцепка боя, Непростительных и магии, сносящей башню, вкупе с возбуждением, времен Лаванды и покорения Невилла сестрами Патил. Надо будет поделиться с Помфри... м-мать! Ведь консилиум специалистов должен был в этом самом Мунго мою ногу посмотреть, а что теперь?

Ладно, выбросить из головы будущее, выбросить, не до ноги сейчас, не болит и ладно.

— Так, Луна, ничего не говори, если что спросят, кивай и зевай, понятно? — говорю ей.

Идиотский план ворваться внутрь и ошарашить портье заявлением, что мы хотим отдаться ему прямо на стойке, и поэтому хотим узнать, есть ли внутри камеры, отправляется на свалку. Есть тут камеры или нет, нужно действовать, как с Ксенофилиусом. От всего не убережешься, нужно рисковать, меньше думать — больше делать. Когда выберемся из заварушки и свалим в глушь, там можно будет хоть обдуматься, покачиваясь в кресле на крыльце и глядя на Луну, собирающую на лугу ромашки.

Нам продолжает везти. Никто нас там внутри не захотел, портье посмотрел сонным взором, взял деньги, сунул ключ и снова задремал под бормотание портативного телевизора. Мы проходим в номер, Луна ведет себя сдержанно, не пробует ничего сделать руками, ведет себя примерно и тихо, и хвала всем магистрам магии за это! Тихо, шепотом, объясняю, что ей надо сейчас лечь спать, не шуметь, не танцевать, из номера не выходить, внимания не привлекать. Луна кивает, но подсказывает мне интуиция, что не может быть все так просто.

— Мне нельзя с тобой?

— Луна, жалобные глазки и умильный голос тебе не помогут, — уже в номере.

Нормально, переночевать сойдет, тем более, что меня здесь не будет и вся одноместная кровать достанется Луне. Что там подумает портье — да насрать, вопросов не задавал, значит, в какой-то шаблон мы вписались, а уж какую там извращенную хрень он подумал, это его проблемы. Сейчас уладить самые срочные дела, и завтра же унесем отсюда ноги, только надо будет поспать хотя бы часа три и немного взбодриться.

— Мне нужно... многое сделать, и если придется еще волноваться за тебя, то все может пойти не так. И колдовать тебе нельзя, совершеннолетие у тебя только осенью, а значит, Надзор еще действует, а в Министерстве, возможно, уже сидят гоблины.

Гоблины сидят в той жопе, куда их загнали маги после зимы, но сейчас важнее воздействие, и аргумент насчет гоблинов действует, Луна кивает и показывает жестами, что будет держать за меня пальцы на ногах.

Дальнейшее сливается в череду беготни и усталости, превращений в выдру, пряток, проскальзывания мимо людей, ударов в спину, скоростной добычи информации, аппараций, краж и прочих уголовно наказуемых деяний и засовывания рук в дерьмо не по локоть, по самые плечи. Но неожиданно перевешивает обещание, клятва самому себе, что больше никогда! Гарри Поттер, Уизли, Орден Феникса — их тоже надо будет найти, помочь, спасти, если потребуется, но здесь и сейчас у меня на руках Лавгуды и ради них... во имя Луны!!!

Ксенофилиус в порядке, даже не проснулся от подкачки энергией и экстренной диагностики. Думосброс и восстановление номера Кларка тоже проходят без проблем, но прежде чем звонить, все же решаю вначале узнать, что же творится в магическом мире, и обеспечить нас всех необходимым. Одежда, деньги, главное — деньги, зелья, и меня колет нехорошим предчувствием. Каждый раз, как нагружаюсь зельями, так их мне бьют и ломают, да и выбор зелий может навести на след... еще одна сделка с совестью, еще один черпак дерьма, не морщась и до дна залпом.

Лавка зелий взлетает на воздух, а я аппарирую прочь с запасами и газетой под мышкой.

Так-так, выйдем под фонарь, посмотрим, что тут у нас пишут?

Газета падает из рук и ее, как в кино, тут же подхватывает ветер и уносит вдаль. Мелькают напоследок прыгающие, огромные, неровные, словно их набирали трясущимися руками, строчки заголовков:

Взрыв на конференции по отмене Статута в Нью-Йорке! Альбус Дамблдор закрыл собой участников! Двадцать Министров погибло! Многочисленные жертвы! Министр Британии Амелия Боунс убита! Беспорядки в Министерстве! Взрывы в Мунго и Гринготтсе — здания уничтожены! Восстание гоблинов — Хогвартс и Хогсмид разрушены! Беспорядки в Магической Британии — Аврорат не справляется!

Газету окончательно уносит вдаль, а я стою в оцепенении, словно попал под Ступефай.

Глава 6

13 июня 1997 года, Ливерпуль

— Гермиона, на тебе лица нет! — квохчет встревоженно Луна.

— А что на мне есть? — ворчу в ответ.

В голове бултыхается кисель из мыслей, вязкий, болотисто-топкий, не дающий прийти к чему-то одному. Да уж, к такому Грюм не готовил, это точно. Сражаться... нет, сражаться можно, но с кем? Кто нанес удар, зачем, чего и почему, этого в "Пророке" не объясняется, только заголовки, паника в самих статьях, ну тут причины есть, есть. Странно, что вообще газета вышла, значит, не совсем еще власть развалилась?

— На тебе маггловская одежда, а точнее, — начинает добросовестно перечислять Луна и осекается.

Смотрю на нее, и меня неожиданно осеняет. Если в магическом мире такой бардак, то точно никому и дела нет, что кто-то там, на полшишечки колданул. До мелочей ли, когда весь Статут под угрозой... бред какой-то. Если удар нанесли сторонники сохранения Статута, то, как они собираются его сохранить с такими атаками и взрывами? Или они не намерены останавливаться, и продолжат наступление, по тем планам, что звучали на конференции?

В любом случае, охота на нас не прекратится, и значит, Лавгуды в опасности.

— Твои мозгошмыги... они дерутся друг с другом! — почти взвизгивает Луна.

И это неудивительно, давно меня в такой раздрай не окунало.

— Пусть дерутся, лишь бы мне не мешали, — ворчу устало.

Блядь, ну почему опять? Все не готово, ничего нет, и опять насилие над мозгом, опять превозмогание, голой грудью прикрывать Луну, голой жопой напрыгивать на ежа? Когда уже закончатся эти сраные авралы и концы света? Нахер мне не впилось все это, я может, хотел, наконец, вдумчиво работой заняться! Продолжить исследования, начатые в Хогвартсе, пожить мирно, без ощущения бездны под ногами, но кого интересует мое мнение?! Блядь! Пиздец! Нахуй все! Как я понимаю Темного Лорда, взять в руки палочку, взлететь в небо и перекроить к херам собачьим этот мир, с жопы до головы, чтобы не мешались под ногами!

Выплеск эмоций и злобы шевелит болото и вырывает из ступора.

— Ты ела?

— Нет, — отвечает Луна почему-то немного обиженно. — Я хотела поесть, но ничего не нашла, а ты сказала...

— Стоп, — обрываю ее. — Вначале еда.

Достать еды, достать себе кофе. Луна вгрызается в булку хлеба, словно не ела несколько дней, обгрызает корочку, потом начинает доставать мякиш и лепить хлебных птичек. Так, плиты тут нет, завтрак, если и есть, то лучше не связываться, ладно, магия поможет и тут. Пока закипает вода, расставить батарею склянок, и выпить пять из них, точно идентифицированных. Споить две склянки Луне. Укрепление, лечение, взбадривание и не думать о зельевой наркомании, не до того сейчас. Еще раз провести диагностику Луны. Вскрыть банку консервов и сожрать, выпить кофе, ощущая, как прочищаются мозги, и наполняется желудок. Накормить Луну лапшой быстрого приготовления, запихать мяса из консервы.

Пока она задумчиво чавкает, извлечь из воздуха сигарету... а нет, до подвигов сэра Макса мне далеко. Голова пытается съехать с темы и вспомнить, кто еще мог извлекать сигареты из воздуха, и я понимаю желание увильнуть от неприятных раздумий. Перспективы из самого дна жопы, и то, что к нам еще не вломился отряд магов — это, конечно, хорошо, но надолго ли? Сколько времени пройдет, прежде чем меня найдут по Луне или Ксенофилиусу, прислав, скажем сову? Ладно, моя защита от сов еще действует, спасибо Дамблдору, но у Лавгудов-то нет такой защиты!

Бежать к Фламелю? А кто я ему?

Нет, магический мир выносим за скобки, выносим, и это нужно повторять и повторять самому себе, каждый день, каждый час, ибо голова и тело так и норовят вернуться к привычному, вернуться туда, поискать Орден Феникса, теша себя ложной надеждой, что те прикроют и утрут сопельки. Но это Луне можно на меня так надеяться, а мне нет. Только на себя. В памяти всплывают старые планы, путешествие по мирам, полная автономность и хочется издевательски расхохотаться — вот она тебе, автономность, хотел — получи и распишись, а что не в той форме, как хотелось, так формулировать надо лучше!

Нет, конечно, в одиночку я не пропаду. Трансфигурация есть, мобильность — полет и аппарация, анимагия, умение сражаться и богатый опыт хотя бы в этом, быстрые набеги за припасами и скорость передвижения. Да ладно, вполне можно сбежать на другой край света, и жить там, если в одиночку. Даже если поселиться на необитаемом острове, и возможно так и нужно будет сделать, поселиться там с Луной и закрыть весь остров. Но это потом. Здесь и сейчас, выносим магический мир за скобки, и это оставляет мне буквально несколько вариантов.

Первый — жить среди людей, спешными темпами обучая Луну и Ксенофилиуса жизни среди людей. Безумный вариант. Другая разновидность — жить на отшибе, и это мы уже проходили, особняк Лавгудов был на отшибе. Та же Нора Уизли стояла рядом с деревней, Лавгуды же жили отдельно, да еще и прикрывшись чарами. Не помогло. Так что тут вариант Неуловимого Джо, и постоянное превращение особняка в крепость, паранойя Грюма в кубе, вкупе с обвешиванием заклинаниями... ну, за несколько лет вполне можно окопаться так, что никто не найдет и не достанет, только времени нет, вполне возможно, что враги уже идут к дверям. Идеальный вариант — Фиделиус на дом, Луну и Ксено туда запихать и запретить выходить, но я не знаю Фиделиуса, и вряд ли Лавгуды усидят на месте. Да и мне внутрь будет не зайти, а встречи с Луной вне особняка — тот же самый риск, опасность. Тогда уж сразу валить на необитаемый остров, и закрываться там.

Ну, или хотя бы в Европу, и там жить среди людей.

Вариант? Вполне, только вот парадокс. Жизнь среди людей — по причине опасности магического мира и охоты за нами, и кто сказал, что охота прекратится, если мы сделаем ноги? Кто на нас охотится? Гоблины недобитые? Маги-наемники, объездившие весь мир и знающие его гораздо лучше меня? Да и жизнь среди незнакомых людей... язык, и прочие дела, тут в Британии хоть что-то знакомо. Россия? США? И вот тут мы возвращаемся ко все той же проблеме нехватки информации, и необходимости обеспечения безопасности Лавгудов. Первое и второе взаимосвязаны, но мать-мать-мать, я не могу рыскать по магическому миру, оставляя Лавгудов без присмотра! Даже Ксено в больнице — это уже проеб, и стоило бы оставить там следилку, если бы нападавшие на особняк не показали, что умеют их обходить. Вопилка-баньши немного не то, и там полбольницы сдохнет, если она сработает, и уж внимание нам будет обеспечено.

Вздыхаю. Ну почему я такой трус и не могу признаться сразу сам себе, что меня беспокоит?

— Ты опять уйдешь, да? — вздыхает Луна.

— Да, — и отвожу взгляд.

Не сказать, что ощущаю себя старым пидарасом Дамблдором, но определенное сходство есть, есть, и это отдельно бесит. Хорошо было стоять с чистыми руками, пока дедушка прикрывал, а как не стало, так самому пришлось окунуться и стоило так нос воротить и задирать? Но это полбеды, даже четверть беды, а все остальное — тот простой факт, что без Дамблдора я, собственно, никому и не нужен.

Дурмштранг? Шармбатон? Ильвермони? Колдовстворец? Но точно не Уагаду, раз их Директор был против отмены Статута. Везде придется продаваться и отрабатывать безопасность Лавгудов и принятие, так если нет разницы, зачем платить больше? Вот оно, то, что меня беспокоит. Продаться отделу Кларка — ладно, это вариант, хотя продаваться придется обязательно — они могли любезно меня обхаживать, из-за Дамблдора, но сейчас, после его смерти? Опять, кто я им? Дамблдор в нашем последнем полуразговоре сказал, что было там, на первом курсе, и вот он результат. А так, конечно мир людей, и Лавгудов они прикроют, и даже если Ксено или Луна чего сболтнут, оно не вылезет боком, но кто сказал, что люди не участвуют?

Мысли мечутся и скачут опять, как блохи, и нужно успокоиться.

— Так нужно, чтобы обеспечить вашу безопасность.

— Но ведь ты здесь, и мне вполне безопасно!

— Пойми, я не смогу быть рядом всегда...

— Что? — Луна бледнеет, отшатывается, словно услышала смертный приговор.

— Луна, — мысли опять разбегаются, носятся, сталкиваются, как те мозгошмыги в панике, и попытка сосредоточиться приносит физическую боль. — Луна.

Проклятье, так звонить Кларку или нет? Любой из вариантов с убежищем для Лавгудов несет в себе проблемы, имеет элемент непредсказуемости, опасности даже. Я не знаю, кому можно доверять, а кому нет, не знаю, где все, да нихрена не знаю, только один номер "Пророка" прочитал и все! Нужно действовать, а чтобы действовать, нужен крепкий тыл, во всех смыслах, и как это вот объяснить Луне?

— Луна, — повторяю, ощущая собственный идиотизм, и все же не зная, как впихнуть в несколько слов всю объемность проблемы. — Луна.

Когда вам нечего сказать — целуйте девушку, ну Луна так и делает. У нее горький привкус на губах, словно она полынь жевала, а не лапшу с мясом. В поцелуе нет особой страсти, но есть какая-то странная связь, какой-то расслабляющий эффект, и из меня все же выдергивают стержень

— Не уходи, — шепчет Луна, — не уходи.

Ну вот, теперь, похоже, и ее заело, думаю вяло, и понимаю, что никуда не пойду. Нужно выспаться, нужно привести голову в порядок, после ночных метаний и утренних новостей, много чего нужно. Луна мягко, настойчиво подталкивает меня к кровати, гладит, шепчет что-то, а меня накрывает волной сонливости. Вот не выпил бы энергетиков, так вообще бы отключился прямо в полете, приходит медленная, тягучая мысль, и меня толкают в кровать, раздевают, укладывают, и Луна ложится рядом.

Несмотря на обнаженность, в этом вообще нет никакой эротики, только сильнейший расслабляющий и усыпляющий эффект. Тревога за дела, нынешнее состояние, Ксено, все это придавливается плитой сна, и Луна, как та плита, только теплая, наваливается сзади, обнимает и усыпляет.

13 июня 1997 года, Ливерпуль

Просыпаюсь с отдавленным телом, затекшими руками и ногами, шеей, и тяжестью в голове, словно спал в душном помещении. Луна ойкает, массирует, разминает, гоняет кровь и меня бодрит и пробирает всеми этими "мурашками", век бы их не ощущать! Все это ненавязчиво, плавно и естественно переходит в секс, тихий и нежный, словно не гремит где-то там война, словно не лежит отец Луны в больнице, словно нет никаких проблем, и нам предстоят спокойные каникулы.

Сутки, всего лишь сутки прошли с нападения, и как все изменилось?

Голова проясняется, не сказать, что в теле воздушная легкость, но все же мысли текут ровно, не дергаются, не мельтешат, не соскальзывают на картины того, как я "всех убью — один останусь". Становится понятно, что делать и как делать, и зачем. Стройная, четкая линия, которая не приведет к Лавгудам и не подставит их, и это главное. Кто попробует напрыгнуть на меня, тот он будет напрыгивать только на меня.

Затем мы принимаем душ вместе, и опять без всякой эротики, словно живем уже двадцать лет вместе. Просто так спокойнее, и Луне, и мне, хотя душ и приходится чинить при помощи Репаро и чьей-то матери. Моя Луну, одновременно объясняю ей план, и она неожиданно покорно соглашается, кивает, словно не она шептала "не уходи" и впадала в панику от сообщений, что придется покинуть номер.

Надзор работает только на творящиеся заклинания, так что палочку Луны можно не выбрасывать, даже нужно не выбрасывать, провести проверку. Поколдовать в каком-нибудь Эдинбурге, а то и Лондоне, и посмотреть на реакцию, примчится ли аврорская конница и аврорская рать. Мы задержимся в гостинице, но позвонить Кларку и встретиться с ним все же нужно. Чего не нужно — так это запрыгивать в объятия спецслужб до выяснения позиции, да и потом, пожалуй, не стоит запрыгивать.

Так что поговорить — да, упоминать Лавгудов и нужду в помощи — потом. Наверное.

Сутки, как сгорели наши особняки — не будем забывать об Уизли! — и это надо расследовать. Запрет на магию, нет, не так. Тревоги из-за колдовства отпадают, словно сон с Луной отдавил и оттоптал и их. Всю базу действий перенесу в другой город, так что заодно посмотрим и на реакцию, примчится кто-то меня или "Луну" ловить или нет.

— Сиди в номере, никуда не ходи, если кто придет — не пускай и говори, что позвонишь в полицию, это аврорат у магглов, хорошо?

— Хорошо, — кивает Луна.

Кухни в номере нет, плиты тоже, колдовать ей нельзя, но того, что можно грызть без приготовления и бутылок с водой и напитками я ей притащил, так что не помрет. Да, скучно, неудобно, бла-бла-бла, но все же. Я и без того позорно медлю, сутки уже... нет, какое там, больше! Нападавшие не могли просто так подпрыгнуть и помчаться жарить нас всех, значит двое суток магический мир стоит на ушах, а мы тут лениво почесываемся, натираемся, зеваем и в себя приходим!

В первую очередь поговорить с Ксенофилиусом, потом все остальное.

Раз нас до сих пор не ухватили за жопу, то шансы есть. Побарахтаемся. Сразимся.

13-14 июня 1997 года, Магическая Британия

Еще сутки проходят в магическом угаре. Прыжки по магической Британии, до блёва, до выворачивания наизнанку, сбор слухов и новостей, попытки понять, что же происходит, попытки найти своих, безрезультатные, впрочем. Трижды на меня валятся еще группы, один раз попадаю в засаду, но каждый раз успеваю уйти. На месте особняка на Гриммо 12, развалины, при появлении в Хогсмиде меня едва не достают в спину — та самая засада, и вряд ли в Хогвартсе лучше дела, нет времени добираться туда и проверять — хватило вида огромной просеки в Запретной Лесу, а также обрушившейся башни и части разваленной стены, словно снесенной сверхмощным снарядом.

Ксено идет на поправку, отдельная палата, обработанные медсестры, не обращающие внимания на его "бред". Дополнительно приходится привлечь Луну к лекции о мерах безопасности, и она действительно что-то объясняет Ксенофилиусу, а потом мы трахаемся, как в последний раз, в какой-то подсобке, и брехня все это про халаты медсестер, без них Луна выглядит и ощущается гораздо лучше.

Кларк, несмотря на прошлые уверения, берет трубку только с третьего раза и после двадцатого гудка, даже не сразу понимает, с кем говорит и в голосе его слышна какая-то изможденность. Никаких подробностей по телефону, да, они готовы предоставить мне убежище в любой момент (о Лавгудах ни слова, ни от меня, ни от него), но лучше вначале встретиться отдельно. Разговор происходит в первом часу ночи, и мы договариваемся встретиться в этот же день, четырнадцатого июня, в Браунстоуне, во второй половине дня.

Стоило бы встретиться прямо с утра, но в полдень будут похороны Амелии Боунс, и это хороший шанс на все. Картина случившегося и творящегося ясна в общих чертах, но нужны подробности, которых в газете не напишут. Так что на похоронах (кстати, а почему не Дамблдора и Амелии?), или встретить "наших", или ухватить за жопу какого-нибудь мага из Министерства, по обстоятельствам, непонятно, что там с охраной и паранойей в эти деньки, везде по-разному. В любом случае, это поможет определиться с линией разговора с Кларком, а также, что делать с Ксено после вытаскивания следующей ночью его из больницы — прятаться, бежать или сражаться, и в любом случае нужно будет принять все меры предосторожности и замаскироваться, как следует.

Переселив Луну в другую гостиницу и строго наказав сидеть тихо, я отбываю в Лондон.

14 июня 1997 года, магический Лондон

Прибываю на похороны Боунс, одежда трансфигурирована в мантию и прочее, что полагается, лицо изменено, как МакГонагалл учила. Здесь, на собрании, похоронах, в этой толпе магов, тех, кто пришел проводить Амелию в последний путь, наверное, можно будет... и тут мне в спину упирается палочка.

— Шевельнешься — убью, — раздается в ухе незнакомый голос, — я знаю, на что ты способна, Гермиона Грейнджер.

Глава 7

Замираю на мгновение, и табун мыслей протыгыдымкивает через голову, топча извилины. Изменения внешности не обнаружимы, иначе маги не заморачивались бы "секретными" вопросами во время войн, а просто лупили тех, кто пытался вломиться к ним под ложной личиной. Одежда моя полностью по моде магов, но при этом в меру потертая, не броская, так что выделить меня из толпы мог только тот, кто знал мои "облики". МакГонагалл? Нет, я надеялся встретиться с соратниками Дамблдора, включая Минерву, на этих похоронах, но голос-то мужской!

Кто-то из преследователей? Расставили засады повсюду и ждут? Толпа вокруг — сразу не оглянешься, взлетать — получить заклинанием в спину, видимо, придется все же уходить, не выяснив нихрена, эх! Хотя... вон же охрана по периметру, не так ли? Несколько авроров, жидковато, конечно, для такого мероприятия, но если повсюду хаос, то и такая охрана лучше, чем ничего, не так ли? Палочка по-прежнему упирается в спину, аппарировать и расщепить ее, хозяина бы прихватить, ну да начнешь руками махать, он тебе в спину оглушающим и влепит, нет уж.

Аппарация!

Почти прямо передо мной развалины Гринготтса, беспорядочное нагромождение камня и колонн, осевшее вниз, в подземные пещеры. Дома вокруг тоже поплыли, покосились. Аврор, стоящий неподалеку от котлована, оборачивается в мою сторону, стоит, наставив палочку, и краем глаза справа вижу всю эту колыхающуюся толпу магов, заполняющую, втекающую на кладбище.

Хлопок! Удар!

Молодой парнишка смазливой внешности уходит от моего заклинания, изогнувшись, словно он гуттаперчевый, тут же блокирует удар аврора, каковой в свою очередь успевает хлестануть по нам обоим заклинаниями. Взлетаю, уходя от удара, и тут же ставлю щит, удар аврора слева сносит его

— СТОЯТЬ!!! — визгливо орет парнишка, превращаясь в Тонкс.

Авроры, тем не менее, бьют на рефлексах, мы отражаем также, и на долю мгновения все застывает и замирает.

— Нимфадора!!! — рычу сквозь зубы.

— Грейнджер!!! — рычит и орет в ответ та.

БАММММММ!!!

Словно рядом ударили в огромный колокол, и земля вместе с воздухом мелко дрожат, вибрируют, в ушах звенит, и в это же мгновение из развалин Гринготтса вылетают два огромных камня, сметают авроров, и, продолжая лететь, врезаются в толпу на кладбище, оставляя кровавую просеку. Меня спасает только висение в воздухе, прицел у великанов, видимо, сбит, и камень проносится мимо, ветер треплет прическу, и навстречу камня, заходящему по дуге в толпу магов, вылетает желтый луч, уменьшает булыжник и роняет на землю. Нимфадора дробит камень, запущенный в нее, и орет звонким голоском.

— Гоблины! К бою!!

Но ее практически не слышно, стоны и крики стоят над кладбищем, особенно вокруг кровавых просек, оставленных камнями.

— Ааа!!

— Помогите!

— Спасайся!

— Прочь, прочь, прочь!

— Моя рука!!

— Рыграрха!

Толпа бежит, ее сметает страхом, словно листья невидимой метлой, и вослед им из котлована летят еще камни, заставляя отбросить разборки с Нимфадорой в сторону. Мы ударяем слаженно, останавливая три глыбы, и во мне бурлят ирония и сарказм в свой же адрес. Что, побоялся прийти выдрой, чтобы не затоптали? Ну как, легче стало? Нимфадора отбивает глыбу, прямо в лоб великана, вылезающего из котлована, тот отмахивается щитом, тычет в сторону Тонкс какими-то огромными вилами, и видно, что следом за ним лезут другие его собратья, ранее кидавшиеся камнями из засады.

Пять великанов на нас двоих — многовато будет, многовато!

Краем глаза вижу, что не только великаны, из покосившихся домов летят и рвутся другие существа, и мне хочется заорать, выдирая волосы на голове "Куда вы, суки, смотрели? Почему не проверили дома?" Но авроры лежат мертвые, их соратники бьются, пытаясь защитить толпу, но вылетают несколько гарпий — вейл, и ближайший аврор замирает на секунду, его тут же сметает дубиной тролля, закованного в доспехи.

Некоторые маги пытаются защищаться, вскидывают палочки, бьют заклинаниями.

— Петрификус Тоталус!

— Ступефай!

— Диффиндо!

— Редукто Максима!

Тролль врывается в их ряды, крушит и ломает, сносит, моментально начинается паника, и тех, кто еще пытается сопротивляться, топчут те, кто бежит. Пятерка великанов надвигается на нас, падаю реактивным истребителем, хватая за шиворот Нимфадору, которая вошла в раж и не думает останавливаться, не думает бежать, что-то орет и сражается, прямо Грюм в юбке!

Только вспомни! С хлопком появляются Грюм и Минерва, с ходу вступают в бой

— Фиендфайр! — ударяет Аластор, и огненная петля, хлыст захлестывает великана бегущего на него, жжет гиганта, разваливает на части.

— Магно Лапис Карцерем! — вторит Грюму стоящая рядом Минерва, волосы ее растрепаны, неизменная шляпа куда-то делась.

Второго великана захлестывает камнем, почти что погребает под ним, гигант ревет и рычит, крушит дубиной тюрьму, и я смотрю завороженно, теряя драгоценные мгновения, не замечая, что к нам движется еще один великан с вилами.

— Задушишь! — хрипит Нимфадора, но тут же меняет горло. — Выше! Грейнджер, за ногу тебя, выше!

Словно срабатывает мелкое проклятие, рука Нимфадоры выскальзывает, и она хватает меня за ногу, держится, но чувствуется, что пальцы ее скользят. Великан все ближе, за спиной стоит неумолчный визг, выкрики боевых заклинаний, стон толпы и рычание существ, хлопающие звуки, словно кто-то выбивает огромный ковер. Один из покосившихся домов трещит и начинает разваливаться, крыша трескается, оттуда показывается огромная лапа.

— Дракон! — визжит Тонкс, пытаясь удержаться за мою ногу и что-то кастануть. — Они привели дракона! Разрушьте дом!!

Грюм топает ногой — лапой, и вскидывает палочку, невидимое лассо захлестывает дом, трехэтажный магазин "Волшебные бобы: все для сада — огорода", сжимает его, комкает в нечто непредставимое, словно само пространство сминают, как лист бумаги. Вилы пытаются нас поддеть снизу, и я взлетаю, Нимфадора резко перекидывается в ребенка и поджимает ноги, орет писклявым голоском и меня пробирает страхом, резким, не рассуждающим, и воля слабеет на мгновение.

— Гермионааааа!!! — вопит Тонкс и вскидывает палочку. — Когитатус Максима!

Вилы, летевшие прямо в нас, словно пружинит, и они отлетают, древком бьют гиганта промеж глаз. Тот отшатывается, отступает, и в это же время дом распрямляется обратно, взрывается, разлетаясь обломками во все стороны, обнажая дракона. Тот пожеван и помят, словно его выкручивали, как белье, и роняет голову на развалины, раскидывает лапы и хвост бессильным жестом, выпуская струйку дыма из ноздрей. Откуда-то из-под его хвоста выбегают несколько гоблинов, сбиваются в отряд, соединяют щиты, начинают отступать спиной вперед, да так резво, словно годами тренировались. Камень с земли прыгает мне в руку и секунду спустя летит прямо в коротышек. Но какова наглость, вот так в открытую нападать на магов! Или им уже нечего терять, после той истории на конференции в Альпах?!

— Протего! — визжит Нимфадора, отбивая атаку с воздуха, прикрывая меня.

Две вейлы взмывают выше, истошно вопя, их файербол расплескивается бессильно о щит Тонкс.

— Шевелитесь, кентавры беременные! — неожиданно рявкает Грюм, сбивая "птичек" снизу.

Тут же переключается на землю, снова кастует Адский Огонь, в одиночку жмет великана и успевает бить в спину второму, наступает мелкими шажками, теснит, и Минерва рядом с ним тоже жмет и давит, показывает высший класс владения чарами и боевой Трансфигурацией. Великанов сметает, и отряд гоблинов, уже отступивших было, сносит взрывом камня, как раз оказавшегося за их спинами. Тех, кто атаковал кладбище, тоже жмут и давят, прибыл новый отряд авроров, заляпанный кровью и кишками по самые брови. Они с ходу вступают в бой, убивают всех, без разбора, ломают и крушат, существа пытаются отступить, укрыться, но авроры не щадят никого и ничего, сносят надгробия, деревья, статуи, ограду, всё. Кладбище усеяно телами, трупами и ранеными, холмами великанов, останками гоблинов, и я, опускаясь, и утирая какую-то хрень с лица, невольно думаю, что раньше, когда хоронили великих людей, то обязательно проводили огромную тризну с жертвоприношениями, резней слуг, жен и лошадей.

Нимфадора так и опускается вместе со мной, держась за мою ногу, словно я огромный воздушный шарик.

— Дора! — рявкает Грюм, подходя. — Я тебе что приказал?! Какого Дамблдора вы сюда полезли?!

— Ну, Ал....

— Не нукай, я тебе не кентавр! — глаз Грюма вращается вдвое яростнее, потом останавливается на мне.

И что тут случилось с кентаврами, что Грюм их поминает через раз? Что угодно, лишь бы не думать о случившемся только что, потому что... ну, мать-мать-мать, сколько можно-то, а? Единственный плюс — кажется, я все-таки нашел наших, которым можно доверять.

— Что тут вообще происходит? — задаю предельно глупый вопрос, который вкупе с "блеянием" (у Аластора все, что не твердый голос, все блеяние, плавали — знаем), приводит к ожидаемой реакции.

— Грейнджер! — рычит Грюм. — Ты что там, трахалась со своей подружкой сутки напролет и протрахала все, что происходит в мире?

— Аластор, — в голосе МакГонагалл усталость и осуждение, — не при детях.

На мантии Минервы ошметки кишок и крови, но она не торопится их убирать, и сама без шляпы! Воистину, настали последние времена!

— Де...

— Мисс Грейнджер — ученица Хогвартса, — и в голосе МакГи прорезаются стальные нотки.

Нога — лапа Грюма сгребает землю, прорезая камень, оставляя в нем глубокие борозды, сам Аластор лишь сплевывает, и кажется, что сейчас земля, грязь и кровь в том месте, задымятся. Хочу задать вопрос, но Минерва меня опережает.

— И как ученица Хогвартса, примите подобающий вид, мисс Грейнджер, — неожиданно зло сверкает глазами МакГонагалл, — если, конечно, профессор Грюм не ошибся и это действительно вы!

Сюрреализм разговора посреди этой бойни, после случившегося и рядом с натуральным кладбищем, и гробом Амелии Боунс — вон он, съехал наполовину в могилу, крышка разбита, рядом погребальным венком валяется какая-то размозженная мелочь — просто зашкаливает. Но стоит ли сейчас говорить об этом? Не стоит. И, выдохнув, я трансфигурирую одежду, стирая с нее все ошметки, грязь, все лишнее и отпускаю лицо, даю ему превратиться обратно. Нет, все-таки надо было выдрить, но кто мог знать?!

— Вы же сами учили меня, профессор, этим обликам, — но мое возражение вызывает лишь еще один недовольный взгляд, и до меня доходит, как до магического жирафа.

Вот так вот, думаешь, что ты уникальный, ан нет. То ли наша МакГонагалл учила этим обликам всех, то ли они вообще типовые, из учебника для особо продвинутых, так сказать. И плюс Минерва неожиданно зла, как...да ладно, как кошка!

— Судя по твоей реакции, — шепчет Тонкс, наклонившись, — с Лавгудами все в порядке?

— Не совсем, но они живы, — ворчу в ответ. — Так и знала, что не надо было возвращаться.

— Ну и где бы вы спрятались?

— В мире людей, конечно же, я уже обо всем договорилась! — говорю как можно уверенней.

Условная правда — один короткий звонок Кларку — все же правда, тут меня на лжи не поймать. Лавгуды не упоминались, условия не оговаривались, но Тонкс об этом знать необязательно, не так ли? Кто-то же шарашил из особняка на Гриммо, причем непонятно, то ли не узнав меня, то ли наоборот, как раз узнав, но после этой могильной битвы нет причин подозревать Нимфу — хотела бы ударить, ударила бы снизу. Про Аластора вообще можно не говорить, от него я не сбежал бы даже в лучшие свои времена.

Тем не менее, паранойя снова просыпается и стучит ножками, указывает, нашептывает, ярит и туманит.

— Магглы, — кривится Тонкс, окончательно принимая свой родной облик.

Одежда сидит на ней ладно, даже идет такой пацанский стиль. Грюм уже вдалеке, орет, поминая кентавров и их родню, что-то командует. МакГонагалл колдует, словно у себя на уроке, расчищает, восстанавливает, сортирует магов и существ, авроры тоже не сидят без дела, часть магов, сбежавших было с кладбища, возвращается. Стон и плач, проклятия в адрес гоблинов, угрозы и призывы отомстить и растоптать, возгласы с обвинениями в адрес министерских, что не смогли защитить, все это сливается в единый страдающий гул. Словно морской прибой, жалующийся на свою судьбу, вздыхающий и стонущий одновременно с обрушиванием могучих ударов на берег.

Вот тебе и похороны Министра, справили кровавую тризну!

— Что не так? — спрашиваю у Тонкс, чтобы отвлечься от дурных мыслей.

Но Нимфадора лишь качает головой, словно не одобряет моих поступков в стиле "не тяни каку в рот! Не прячься у людей!" Хм, кажется, мне и здесь не добыть информации, а с учетом случившегося... где гарантии, что враги не вылезут по новой? Еще пачка существ, и нас тут поимеют за милую душу, так что лучше валить, пока есть возможность. Хотел пообщаться? Пообщался, теперь валить, а то разорались тут, словно я опять в Хогвартсе. Или меня априори записали в свои? Может быть, но вот тут паранойя мне подсказывает, что все не так просто.

И ни слова о том, что творится вокруг, словно я и так в курсе.

— Погоди, — торопливо говорит Нимфадора, — извини, это была просто импровизация на ходу, Аластор и сам был не уверен, что это ты, хотя и двигалась ты, как положено, и времени не было устраивать расспросы, ты бы знала, что мы пережили за эти двое суток...

А мы можно подумать кверху пузом на пляже загорали!

— ... не аппарируй, правда, хорошо, что ты нашлась, мы и сами не знали, что гоблины устроили такую ловушку..., — тараторит Тонкс, не замечая, что на нас уже начинают оглядываться.

Не знали? С Грюмом, его паранойей и волшебным глазом? Не знали? Или подставили меня под удар, выманили гоблинов? А если бы я не появился, кого бы подставили под удар, беззащитных магов? Подставили!

— Нам? Кому это нам? Ордену Феникса? — перебиваю ее и ору зло, ибо после той педерастии с подставами, что устроил Дамблдор, ну как тут можно реагировать спокойно?

— А, ты же не в курсе! — ахает Тонкс и закрывает рот рукой.

— Отлично в курсе! — меня прорывает. — Меня чуть не сожгли вместе с Лавгудами прямо в их особняке, потом у Уизли, чуть не взорвали в Мунго, и когда мы раненые и обессиленные, пришли на Гриммо, чем нас там встретили?

— Постой! — кричит Тонкс.

Вот теперь на нас точно оглядываются. Устроили сцену посреди кладбища, после битвы и перед похоронами Боунс! Но как тут не орать, когда... ай, да что там говорить, идите вы все в жопу! Аппарирую прочь, обратно к Луне, забыть этот кошмар, ну нахер, никакого магического мира. Ночью к Ксено, тот вроде все понял в прошлый раз, подкачать — подлечить, и сдернуть его, перетащить к Энтони и его ведомству, уж у спецуры то пара больниц и докторов найдется, будем думать? И все, никаких вылазок в своем облике, Оборотка и анимагия, собрать новостей, без попадания под дубины, и уже тогда решить, что дальше, а может и сразу решить, что все в пизду, валить в глушь и никакого магического мира, пусть сами разбираются!

Секунду спустя рядом появляется Тонкс.

— Миленько, — напряженным голосом говорит Нимфадора, оглядывая номер. — По-домашнему.

К-к-как? Обшарпанные стены увешаны цветами, откуда? Луна, как раз вешающая очередной цветок, балансирующая одной ногой на двух, поставленных друг на друга стульях, оборачивается.

— Я почти закончила, — говорит она безмятежно, — последите за окнами, ладно? Там местные духи собрались, а мне нельзя прерываться на новый танец для них, пока не развешу все цветы.

То есть она выходила из номера, ладно, в обычной одежде, но выходила, рвала цветы, танцевала для духов и бог весть что еще! Вкупе с тем, что случилось там, в Лондоне, на похоронах, можно ожидать вламывания сюда великанов в любой момент! И что здесь делает Тонкс? Аппарировала, уцепившись за меня? Нет, ее бы расщепило или отбросило, если не срезало кончики пальцев, обычно прихватываю сантиметр вокруг себя в аппарации, для пущей безопасности.

— Учил тебя, Аластор, учил, а толку, как с выдры молока, — качает головой Тонкс и наклоняется, беззастенчиво шарит в моей обуви, лезет в носок.

Желание ударить ее в затылок и валить, сильно, как никогда. Паранойя рвет и мечет, и останавливает только то, что это Нимфадора. Рука не поднимается прибить эти сиськи, а брать с собой — Луна не поймет, да и сама Тонкс не только облики менять обучена. Лучшая ученица Грюма... или уже жена? Вот-вот, явится вослед за ней одноногий и одноглазый "папа", и никакие спецслужбы не помогут.

— Держи, — Тонкс выпрямляется и небрежно кидает мне какой-то листок.

Портключ? Серьезно? Когда же она его... да ладно! Вися в воздухе, цепляясь за меня одной потной рукой, крича и отбиваясь от великанов, Тонкс успела налепить мне на обувь портключ?! Глаза застилает багровым, а паранойя уверенно начинает одолевать. Нимфадора отступает на шаг, быстро превращается в Луну, вскидывает руки беспомощным жестом, и это неожиданно перебивает ярость. Пс-с-с-сихологи, мать вашу разтак!

— Деритесь, пожалуйста, в другом месте, у меня тут цветы развешаны, — серьезно и невозмутимо говорит Луна, потом оборачивается и замечает себя-Тонкс. — Ой!

Она спрыгивает и подбегает к своему двойнику, хватает Нимфадору за щечки, и та хватает ее в ответ. Зрелище, надо сказать, головокружительное, и ярость уходит, вообще, словно сдутая ветром. Вместо паранойи снова глухая тоска и желание завыть, забиться в глухую нору и закрыть голову лапами.

За что мне все это?

— А мозгошмыги у тебя прежние, непорядок, — говорит Луна, — так тебя любой отличит! Нам нужно синхронизировать...

— Нет! — вскрикиваем одновременно я и Нимфадора.

Знаем мы эти сеансы синхронизации, зрелища двух Лун, слившихся в порыве страсти, я точно не перенесу.

— Поговорим? — предлагает Тонкс, впрочем, не выходя из облика Лавгуд, на всякий случай.

Глава 8

14 июня 1997 года, Ливерпуль

— Поговорим, чего бы и не поговорить, — отвечаю напряженным голосом, — только прими прежний облик.

Луны ухмыляются загадочно, словно сговорились, и меня пронзает нелепым, идиотичнейшим страхом, что сейчас превратятся ОБЕ Луны. Впрочем, Нимфадора превращается почти мгновенно, и страх не успевает разрастись, завладеть и толкнуть на какую-нибудь глупость. Стоило бы принять душ, смыть все с себя, очистить одежду, но сейчас это не к месту и не ко времени.

— Мы искали тебя повсюду, — говорит Тонкс, садясь на кровать.

Ага, все-таки искали. Ну, нашли, что легче стало?

— Извини, что так получилось, но нужно было быстро провести проверку! Мы и вправду не знали, что гоблины готовят ловушку, развалины Гринготтса считались сплошными, из домов вокруг все были выселены, а авроров и просто опытных магов, готовых сражаться, не хватает, не хватает!

Осталось только руки патетично заломить, но Нимфадора странно спокойна, и продолжает.

— И уж тем более мы не ожидали, что там будут великаны, так что ты меня спасла, и я твоя должница.

Но сказано так равнодушно, словно это не имеет особого значения, словно робот — ну спасли и спасли, чего переживать?

— Великаны? — спрашивает Луна, потом переводит обиженный взгляд на меня и оттопыривает нижнюю губу. — А ты не взяла с собой медовый цветок! Как можно в это время ходить к великанам, они же особо агрессивны в июне, потому что у них...

— Никто к ним не ходил! — перебиваю Луну. — Они сами пришли! Наверное, чтобы потом иметь возможность сказать: "Да в гробу мы вас всех видали!"

Голос сочится сарказмом, Нимфадора в ответ устало вздыхает и трет глаза.

— Грейнджер, может, хватит острить и тыкать в меня своим сарказмом?

— А кто в меня палочкой на кладбище тыкал?

— Ты тыкала в нее своей палочкой на кладбище? — с искренним любопытством спрашивает Луна у Нимфадоры. — Ну и как?

— Да вы и вправду две сумасшедшие! — закатывает глаза Тонкс. — Тем, кто тебя, Грейнджер, считает дочерью Аластора и внучкой Альбуса...

Чего?!! Нет, я слышал этот бред по частям, но чтобы и то, и другое сразу?

— ...не помешало бы посмотреть на тебя в естественной, — Тонкс кидает взгляд на Луну и ухмыляется, — среде обитания.

— Да ты издеваешься! — вырывается из меня.

— Пытаюсь не заснуть, — неожиданно отвечает Нимфадора. — Третьи сутки без сна, как в Нью-Йорке рвануло, так и скачем с Аластором, на трех ногах. Ладно, я поняла, что ты не в курсе, но Орден Феникса раскололся пополам, как... как... ладно, не при детях, как говорит МакГонагалл. Мы...

— Кто — мы?

— Я, Аластор и МакГонагалл, — устало отвечает Нимфадора, — продолжаем активно сражаться за дело Дамблдора. Остальные лечатся в Хогвартсе, потому что от Мунго не осталось даже пепла.

А как же разрушенная башня? Проклятье!

— Точнее говоря, — зевает с подвыванием Тонкс, и моя челюсть тоже сдвигается непроизвольно, — Орден распался и раскололся еще зимой, после той конференции, было много криков, что они собирались вместе сражаться против Темного Лорда, а не Статут отменять, и так далее. Дамблдор как-то там исхитрился все смягчить, и большая часть Ордена просто ушла, только это их не спасло. Когда пошли атаки на всех, кто был связан с Дамблдором, бывших Орденцев тоже прихватили, кого смогли. Они сбежались в привычную кучу, и собрались отсидеться в особняке на Гриммо, как потом выяснилось, и атаковали всех, кто приближался, ты под их удар и попала.

Вот оно что! За мной явились преследователи, и сидевшие в особняке решили, что я привел их, готовлюсь нанести удар, и вообще предатель. Вины их это, конечно, не снимает, но в чем-то понять их могу. Сидишь себе дома, а тут бац, трах, дом всмятку, какие-то уроды норовят убить, конечно, начнешь палить во все стороны!

Стоп. Атака на всех, кто был связан с Дамблдором?

— Но..., — у меня нет слов, что-то хрипит и клокочет в горле. — Особняк же был разрушен? Все погибли?

— Да нет, — отмахивается Нимфадора, — это все Аластор. Только прибыли, а из особняка как ударили чем-то, без разговоров. Ал и без того на взводе был, после битвы за Хогвартс, столько профессоров погибло, а тут такое! Взбеленился, сровнял особняк с землей, предварительно выгнав нахрен оттуда всех, кто был внутри, и сказал, что в честь прошлого боевого братства, он никого убивать не будет, но если ему попадутся, то пусть пеняют на себя.

Погибли профессора Хогвартса? Мысли опять путаются и сталкиваются.

— Все равно пришлось бы его уничтожить, — добавляет Тонкс. — После смерти Дамблдора все стали Хранителями Тайны, и кто угодно мог разглашать ее, включая тех членов Ордена, кто активно выступил против отмены Статута.

Активно? С палочкой в руках? Серьезно? Фиделиус пал? Гм, странно, а я ничего и не ощутил. Хотя, должен был? Или все пришлось на тот момент, когда я занимался другими падениями, скажем так? Ладно, хрен с ним. Итак, Дамблдор и Фламель мертвы, Фиделиус пал, Орден Феникса раскололся, на две половинки жопы, как и весь остальной магический мир, а мы, значит, оказались в самой середине. Так? Вроде так, только все равно многое осталось непонятным, и за мной гонялись маги, а тут гоблины, как говорится, смешались в кучу кони, люди, и, судя по реакции Аластора, еще и кентавры.

— Так что происходит? — спрашиваю у Тонкс. — Наши же вроде победили?

— Гоблины не были уничтожены, гоблинометр у папы в кабинете работал, как и прежде, — поет Луна.

— Ну да, — Нимфадора бросает на Луну странный взгляд, — все дело в гоблинометре. В общем, после той зимней конференции, где мы прикрывали ваши задницы, настали горячие времена. Аластор просто пел и светился, каждый день стычки, драки, погони, преследования, засады, мы нападали, на нас нападали, и все это продолжалось всю зиму, пока мы не вычистили основные поселения гоблинов.

— Погоди — погоди, — мотаю головой. — А кто же тогда на кладбище нападал?

— Вот, — снова грустнеет Тонкс, — в этом-то вся проблема!

— Да ты будешь рассказывать по существу или нет? — прорывает меня.

— Да как рассказывать, если ты постоянно перебиваешь меня?! — вскакивает она. — Что они все в тебе нашли? Ну, отмечал тебя Дамблдор, и что? Тоже мне избранная, гроза магов и гоблинов, Бешеная Грейнджер! Кровавая Грейнджер!

— Чего?!

Эта самая кровь снова бьет в голову, и я невольно думаю, что все это нихрена не полезно для здоровья. В нашем последнем разговоре, закончившемся моим мысленным пожеланием "чтоб ты сдох!" Дамблдор рассказал, с чего началось это отмечание, и теперь просто нет слов. Хочется подскочить, ухватить Тонкс за ее противные фиолетовые волосы и дернуть вниз, посылая коленку вверх, чтобы до хруста, до разбитых зубов и носа, а потом укусить, и бить, грызть, оторвать ногу, оставить ожогов, убить родителей и орать прямо в лицо: "На! Вот тебе избранность! Кушай, не обляпайся!"

— Того! — огрызается Тонкс. — Ты — Кровавая Грейнджер, гроза гоблинов, их враг номер один, довольна?

— Крайне, — стараясь удерживать голос спокойным, хотя внутри все кипит и булькает. — Теперь хотелось бы услышать, что происходит в мире, и зачем вы меня искали?

— Ты зачем-то нужна Аластору, — бурчит Тонкс, успокаиваясь и садясь обратно, — ну и плюс Дамблдор тебе кое-чего оставил!

— Дамблдор? Мне? — хмурюсь.

— Тебе, тебе, — кивает Нимфадора, — вчера вскрыли завещание... ну и все остальное тоже вскрыли, как смогли, Фоукс помог, и, в общем, там было... была...

— Сумочка с расширением пространства, ведущая прямо в заросли шоколадных деревьев? — оживляется Луна.

Шоколадные деревья? Зная Луну, это может быть как правдой, так и бредом.

— Склянка с воспоминанием, — вспоминает Нимфадора, — и надпись "передать Гермионе Грейнджер после моей смерти!"

— Понятно. Теперь, что произошло в Нью-Йорке и что такое творится в мире?

Тонкс, закатив глаза, начинает рассказывать, и рассказ ее виляет, словно... хотя, может ей просто тяжело об этом говорить? Если она и Аластор были там, не прямо там — там, но рядом и видели все, да еще она не спала с того времени, может ей просто тяжело рассказывать и мысли бултыхаются, как говно в проруби? Отлично знакомое состояние, и мне становится немного стыдно, самую капельку, за давление на Нимфадору.

В общем, утром, 12 июня, конференция открылась, и Грюм делал обход с внешней стороны здания, когда прозвучал взрыв, да не просто прозвучал, снес половину здания, несмотря на все защитные чары. Все усугубилось тем, что разрушились чары расширения пространства, и саму Нимфадору спас Аластор, успевший выставить щит. Антиаппарационный щит, стандартная мера предосторожности против проникновения внутрь, в этот раз сыграл против делегатов конференции, не дав им моментально отступить.

— Все здание в обломках, чары расширения сломались, все вывалилось наружу, трупы, кровь, обломки, но, в общем, спаслись, те, кто спасся, благодаря Дамблдору, — монотонно рассказывает Нимфадора. — Он моментально среагировал, когда еще никто толком ничего не понял, и держал взрыв, благодаря чему части магов удалось сбежать.

— Чары расширения сломались, а антиаппарационный щит нет?

— Те, кто устраивал взрыв, хотели погубить всех, не дать сбежать, — поясняет Тонкс. — Аластор знает больше, у него везде связи, что-то там ему сообщили, и мы отбыли обратно, сразу вылетели в драку в Министерстве, и понеслось одно за другим.

— Так кто устроил взрыв, гоблины? — поглядываю на Луну.

Та слушает, но без особого интереса, больше рассматривает потолок, словно прикидывает будущие декорации.

— Гоблины, ахаха, — закатывается Тонкс, и тут же обрывает сама себя. — Но в чем-то ты права, началось все это с гоблинов и выставления их врагами, на той зимней конференции. Небезосновательно, коротышки готовились врезать по магам, но в итоге получилось так, что гоблины закончились...

— Как закончились? А кто тогда выскакивал из портала на кладбище?

— Да не перебивай ты меня! И без того в голове словно тропический шторм бушует, — морщится Тонкс, хватается за голову. — Нет, не надо энергетиков, взбадривающих зелий и прочего, обпилась уже ими!

Она с десяток секунд сосредотачивает мысли, потом продолжает рассказ, полный предположений и догадок, версий, не иначе как авторства Грюма, но у меня все равно становится горько во рту. Нет, я знал из новостей и слухов, что полыхает, но не представлял, насколько. Часть Министров, особо недовольных отменой Статута и обманом Дамблдора, вступили в тайный заговор, с целью добиться отмены отмены Статута. Они долго интриговали, подкупали, хитрили и финтили, но дедушка Альбус, закусив бороду, ломился вперед и гнул всех авторитетом, и отражал все дипломатические козни и уловки.

Тогда эта кучка заговорщиков перешла к силовым действиям.

Они начали копить силы, предоставили убежище гоблинам, спасли тех от истребления, начали вести пропаганду и агитацию среди магических существ, внедрять своих агентов. Цель была проста и незамысловата — смахнуть всех противников разом, взорвав конференцию, и заполучив не просто хаос власти, но и оставшись единственными уцелевшими из всех участников всемирной конференции. В связи с чрезвычайным положением, бла-бла-бла, злокозненный Дамблдор, бла-бла-бла, в общем, никакой отмены Статута, везде военное положение. Для усиления эффекта, тех, кто будет выступать против новой власти — сносить гоблинами, а потом истребить и остатки самих гоблинов, обвинив их во всех грехах, благо противники отмены к тому времени должны были стать верховной властью повсюду.

Прекрасный тактический ход, Дамблдор это зимой отлично показал.

На выходе получился бы мобилизованный магический мир, почти единый, с силами в одном кулаке, с истребленными давними врагами, и там уже планировалось не просто оставить Статут, но и расширить его, сесть во главе людей, то ли все же отменив Статут на своих условиях, то ли, наоборот, усилив его, по принципу "власти скрывают". Если же говорить проще, то Дамблдор, словно забыв свою заповедь о страхе, толкающем на неразумные поступки, так напугал своих противников, что те решились на союз с гоблинами, лишь бы избавиться от дедушки и его дела. Соответственно, и по Британии был нанесен особо мощный удар, прямая попытка захвата Министерства, зачистка всех, кто был близко связан с Дамблдором, атака на Хогвартс, и так далее.

Парадоксально, но этого оказалось недостаточно. Там, где другим странам хватило гибели Министра (во взрыве или во время покушения уже после), и атак диверсионных групп вкупе с ударами гоблинов и существ, Британия устояла на ногах, утерла кровь с лица и ударила в ответ. Наверное, надо бы сказать спасибо Темному Лорду за подготовку и закалку, но чего-то не хочется благодарить Волдеморта, даже мысленно. Страны, чьи Министры составили ядро заговора, вчера открыто объявили, что на волшебной палочке они вертели конференцию, и ничего отменять у себя не будут.

Их не так много, но они спаянны, готовы к борьбе, и в их числе Франция.

— И еще, я на твоем месте не совалась бы к магглам, даже в таких гостиницах не жила, хоть и хитро придумано, но опасно, очень опасно. Есть все признаки, что магглы участвуют в конфликте, то ли поддерживают гоблинов, то ли сами по себе, но участвуют, — добавляет напоследок Нимфадора.

Она уже почти спит, видно, что сидение на кровати ее расслабляет, подталкивает упасть и уснуть. Луна неожиданно сует ей под нос какой-то цветок, и Тонкс вскидывает голову, таращится на нас бешено, словно не в силах сообразить, кто мы такие и как она сама здесь оказалась.

В целом, обстановка стала понятнее, но не сказать, что от этого стало легче. Раз полыхает везде, бежать из страны бесполезно, Лавгуды везде будут в опасности, как связанные со мной, из-за моей связи с Дамблдором. У меня сжимается кулак, и лязгают зубы. Старый пидарас! Даже из могилы гадит! Мне невольно хочется рассмеяться от горькой иронии ситуации — желая предотвратить вымирание магического мира, Дамблдор перегнул палку, и все пришло к состоянию, в котором магический мир вполне может вымереть быстрее.

От внешних, так сказать, причин.

— А что, мировая общественность? Ну, выжившие остатки с конференции? Вроде же большинство выжило?

Нимфадора лишь машет рукой, мол, больше верь газетам, потом поясняет.

— Ну, вначале они вроде сгоряча поклялись, что будут заседать, пока не примут документ об отмене Статута, окончательный и не подлежащий обжалованию, но внезапно оказалось, что у всех дома полыхает, а достаточного числа голосующих нет — помимо погибших и предавших конференцию, очень многие оказались тяжело ранены. Дальше не знаю, мы отбыли с Аластором, и сходу влетели в проблемы Британии, когда прибыли сюда, все уже полыхало, горело и взрывалось.

— Да, я помню, — киваю, припомнив столб огня над особняком Уизли.

— Те страны, Министры которых стояли во главе заговора, вчера открыто объявили о том, что не собираются отменять Статут, и не признают ложную власть ложной конференции, околдованной по их словам злокозненным Дамблдором, — повторяет Нимфадора.

Тонкс говорит все тише, словно засыпает или умирает, и голова ее все сильнее клонится к груди. Затем она встряхивается, почти подпрыгивает, и в кои-то веки подпрыгивающие мячики ее грудей не вызывают никаких чувств в моей груди.

— Терять им было нечего, раз уж заговор их вскрыли, и они спустили гоблинов с цепи.

— Но это же... это же..., — развожу руками, не зная, как выразить всю степень идиотизма происходящего.

— Глупо, знаю, но гоблины в отчаянии, их загнали в угол, и они бьют, пока есть возможность, убивают магов, забыв о здравом смысле, пока магический мир расколот, — Тонкс встает и трет лицо руками. — Мы должны сражаться, и мы сражаемся, и мы верим в тебя, потому что Дамблдор верил в тебя. Так понятнее?

Морщусь от этого заявления, но выбора, похоже, нет. При такой тотальной охоте меня рано или поздно загонят в угол и убьют, а значит опять надо сражаться и сражаться, разгромить врагов раньше, чем они разгромят нас.

— Так понятнее, — отвечаю Тонкс, обдумывая новую мысль.

Встреча с Кларком, потом вытащить Ксено из больницы и заодно привлечь к этой операции Грюма, сразу трех зайцев одной палочкой. Да, так и сделаю, и Нимфадора пригодится, уговорит Аластора отвлечься, надо только подобрать правильные слова.

— Я готова сражаться! — неожиданно заявляет Луна и смотрит горделиво. — Пришла пора показать гоблинам, что они не главные, и отобрать у их короля Скипетр Еловой Лапы!

Вот и все, гоблины, пришла вам Луна.

Глава 9

Ночь с 14 на 15 июня, Ливерпуль

Незнакомый мне мужчина средних лет, в добротном костюме, видимо тот самый начальник, которого обещал привести Энтони, задумчиво смотрит на Грюма, сложив руки за спиной. Грюм смотрит в ответ, не делая пока попыток выхватить палочку. За спиной начальства Энтони, посматривающий настороженно, и три агента, в полной готовности к стрельбе, и внимательно рассматривающие меня и Нимфадору, стоящих за спиной Аластора. Нас многовато для одиночной палаты, стоим почти в упор, и напряжение можно резать ножом. Только Ксенофилиус, подслеповато моргающий на своей койке и пытающийся понять, что происходит, хоть как-то разряжает обстановку.

Нет, у меня была идиотская мысль ничего не говорить Грюму, притащить его на встречу просто так, чтобы Аластор сам прочувствовал, что такое, когда тебе свои же палочкой в спину тычут. Но мысль была отброшена секунд через пять, ибо с Грюма сталось бы жахнуть чем-нибудь площадным, да еще и уйти живым, оставив больницу в виде развалин, а нас в виде трупов.

Молчание и переглядывания продолжаются с полминуты, затем Грюм командует мне и Нимфадоре.

— Забирайте Лавгуда, и ждите меня там же, откуда мы пришли.

Начальник Энтони делает жест, и агенты вместе с Кларком покидают палату. Все понятно, чего тут непонятного, и мы аппарируем прочь, обратно в одноместный номер. Луна обнимает отца, Нимфадора, поспавшая днем, но все равно квелая, плетется в душ, и потом мы ждем Аластора. Ксенофилиус порывается выйти за желудями, приходится его успокаивать почти насильно, усыплять с молчаливого разрешения Луны, а затем мы и сами незаметно засыпаем, и правильно делаем, потому что Аластор появляется только под утро.

— Разобрались, хоть я и не Министр, — хрипит он. — Собирайтесь, нас ждет Хогвартс.

15 июня 1997 года, Хогвартс

Хогвартс — база нового Ордена Феникса, и все равно, странно, непривычно, возвращаться сюда, когда покинул школу буквально несколько дней назад, странно и непривычно видеть все эти пустые коридоры и залы, не наполненные гомоном школьников, звуками колдовства, запахом учебы. Но это все ерунда, по сравнению с тем фактом, что здесь Лавгуды будут в безопасности, в относительной, конечно, но все же лучше, чем на базе МиМ сидеть. Грюм и начальство Энтони, похоже, поладили, так что мы, возможно, восполним нехватку людей и ударной мощи — Аврорат не просто не справляется, часть его разбежалась, и еще часть выступает на стороне тех, кто хочет сохранить Статут.

Неудивительно, что наши предпочитают сидеть в Хогвартсе, а не в Министерстве.

Да, надо было сунуться сюда, но, как говорится, знал бы прикуп — жил бы в Сочи.

Состав, оставшийся верным "делу Дамблдора" не удивляет — МакГонагалл, Флитвик, Хагрид, Грюм, те, с кем он тесно общался, кого заразил своими идеями, кто верил Альбусу до конца или шел за ним не только из-за Темного Лорда. Тонкс, конечно же, еще, но она больше идет за Аластором, дышит ему страстно в затылок, так сказать. Мы как раз заходим в медпункт, придерживая Ксенофилиуса под руки — при всех квалификации хирургов и моих познаниях в области первой помощи — ему все же нужен профессиональный целитель, такой как мадам Помфри.

Мы входим, и в медпункте обнаруживаются Уизли, те из них, кто выжил.

Их вид, как удар обухом по голове, хотя, казалось бы — повидал немало, да буквально вчера на кладбище что было, но все же. Молли, похудевшая за эти дни, почти черная от переживаний. Джинни, напоминающая пирата из-за огромной повязки, скрывающей половину головы, лысая, обгоревшая, и Фред, сидящий, уставившись на стену, не реагирующий на хлопотание Молли вокруг. Помфри, хромая и опираясь на костыль, указывает кивком головы, куда положить Ксенофилиуса, и снова скрывается за занавеской. Оттуда доносится басок Хагрида и смущенное покряхтывание — ему сломало правое плечо и руку, когда обрушилась башня.

— Идем, — говорит Грюм, кладя руку мне на плечо. — Идем, времени мало, а дел много!

Луна и Тонкс укладывают Ксено, а я выхожу вслед за Грюмом, почти на автомате, потому что слова Нимфы, что, мол "мало кто из Уизли выжил", это одно, а вживую — совсем другое. А где остальные? И словно притянутые моими мыслями, нам навстречу из-за угла выныривают Гарри и Флитвик.

— Гермиона! — восклицает Гарри. — Ты жива!

Пожимаю плечами, мол, что мне сделается.

— А мы эта, идем завал разбирать, только решили, это, по дороге раненых навестить, — косноязычно объясняет Гарри.

— Джинни нужна твоя поддержка, конечно, — пытаюсь подбодрить его.

С Флитвиком мы молча раскланиваемся, и видно, что нашему преподавателю Чар тоже досталось. Гоблины? Просто попал в передряги?

— Завал? — спрашиваю у Грюма.

Мы как раз проходим одним из верхних переходов, и Аластор молча тычет посохом в окно. А, та часть, что видна была из Хогсмида, часть стены и башня завалены, словно их разбили осадными орудиями. Уже не рассвет, но все еще утро, солнце светит под углом, и пролом выглядит как-то странно зловеще из-за этих длинных теней.

— Когда Дамблдор умер, кое-кто решил попробовать на прочность системы защиты Хогвартса, — спокойно говорит Грюм, — и узнал, что не все они завязаны на директора и его власть. К счастью, в замке находились МакГонагалл и Флитвик, и они сумели дать отпор. Когда расчистим место, поставим там общую гробницу.

— Общую?

— Да, — Аластор кидает на меня взгляд. — Всем профессорам Хогвартса, включая Дамблдора, кто отдал жизни три дня назад. Слагхорн, Кеттлберн, Пинс, Синистра, Дилани, Спраут...

— Что? — выхожу из ступора. — Как?

— А ты как думала? На войне убивают, а у нас тут натуральная война! Артур отдал жизнь, спасая семью, Кингсли лег в Министерстве, но не дал этим блядям добраться до сердца каминной сети, — Грюм смотрит на меня как на злейшего врага, чье сердце надо вырезать, а печень вырвать и сожрать. — Я знаю о твоих разногласиях с Дамблдором и знаю, что ты скажешь, что он во всем виноват!

— Разве нет?

— Нет, — отрезает Грюм. — Гоблины готовили восстание.

И он сердито ковыляет дальше. Иду следом, размышляя, что в остальном, получается, Дамблдор виноват? Ну да, он вскрыл нарыв, но надо ли было вскрывать так энергично, что теперь оперируемый того и гляди помрет?

— Все эти полгода копилось и зрело, я говорил, говорил Альбусу! — стучит Грюм посохом, ругается под нос, словно с самим собой, но так громко, что все слышно. — Все ему хотелось мягче! Все переживал за тот обман и подставы на конференции!

Невольно ощетиниваюсь в ответ. Переживал он!

— Ах-ах, мы утвердим отмену Статута и всем придется смириться, ах-ах, мы смягчим и дадим права после этого, — передразнивает Грюм. — Какие в жопу кентавра смягчения, когда там большая часть все так же была за идеи чистокровных, и что место существам во все той же жопе кентавра?

Да что такое с кентаврами? Они тут игогокали под стенами, что ли, да конскими хуями в преподавателей тыкали? Или Тонкс изнасиловать хотели? Ну, нападали, да, так и великаны вон нападали, и гоблины, их же Аластор не поминает через слово?

— А теперь извольте видеть, — не останавливается Грюм, — все существа на стороне гоблинов, а эти чистокровные уроды только и рады, что их слова подтвердились и слышать ничего не хотят! И сами гоблины закусились, а я говорил Альбусу, что надо было их давить до конца! И эти чистокровные все саботировали смягчение и предоставление прав, апеллируя к гоблинам, мол, какие права этим сморщенным предателям? Надо было их всех давить, давить, сжать в кулаке и давить, не выпускать!

Мда, допекли Аластора, но его тоже можно понять — Дамблдор заварил кашу, с этой отменой Статута, а расхлебывать теперь всем нам. Раз Грюм так уверенно оперирует всеми этими заговорами, значит, были признаки, не так ли? А Дамблдор, видимо, не стал прибегать к жестким мерам, решив, что и без того пережал на конференции. Нет, ну не пидарас ли? Уж лучше бы всех задавил, сжег, разорил и выебал на развалинах тех, кто сумел выжить, и после этого мог бы умирать, сколько вздумается!

Дальнейшая речь Грюма повторяет слова Нимфадоры, только шире и с матюгами.

Противники отмены пустили ко дну все начинания по смягчению прав магических существ, раз уж Статут отменяется, причем повернув ход Альбуса против него же, наверняка они же и укрыли остатки гоблинов, подкормили их и вооружили, тайно науськали существ, так же, как сам Альбус тайно подпихнул гоблинов и своих противников к выступлению на той конференции. И вишенка на торте — взрыв на конференции. Свои, кто против отмены Статута, выживают, гоблины выступают, и под это дело противники отмены сплачивают магический мир, не дают отменить Статут, и вырезают всех существ, кто посмел взбунтоваться, тем самым повторяя мастерский ход Альбуса, только в своей интертрепации.

Единственное, что испортило им планы — то, что Дамблдор закрыл собой остальных, принял взрыв на себя, пускай уберег не всех, но хотя бы часть, и попутно вскрыл, в каком-то смысле, планы противников отмены, явил их лицо миру. Злость опять вскипает, хотя, казалось бы — полгода прошло! — что лучше бы нас так берег, чем каких-то министерских блядей, хотя разум и пытается пищать, что Дамблдор хотя бы последователен в этом вопросе: все для Плана, все для победы. Но пищание отметается

В результате имеем три стороны. Первые, те, кто за отмену Статута, дополнительно горячо возмущенные тем, что их пытались истребить. Вторые, те, кто против отмены Статута, и кому теперь тоже нечего терять и они пойдут до конца в этой гражданской войне, вполне возможно тем самым уронив Статут, открыв магов людям. Иронично, конечно, но вместе с тем и очень плохо, открытие будет в наихудшей форме, той самой, за которую раньше Министерства закрывали и отключали, присылали "экспедиционные войска", только теперь присылать их некому. У каждого свои проблемы, не противники отмены, так гоблины с существами, которым тоже нечего терять.

Надо сказать, что у меня есть нечто общее с двумя сторонами из трех — тяжелая, подсердечная ненависть к Дамблдору. Только я жил безмятежно, под прикрытием Дамблдора, лишь мысленно дедушку в пеший эротический поход, а те две стороны готовились. Копили оружие, строили заговоры, ковали ненависть и боевые отряды, и когда день Д пришел, совершили высадку в Британии, отправившись на охоту за всеми, кто был связан с Дамблдором.

И даже если кто-то чудом уцелеет, то сезон охоты все еще открыт.

Но при этом какая-то часть внутри тихо бурчит, что хорошо быть умным, когда все разжуют, а в процессе обо всем догадываться очень непросто. Что хорошо критиковать со стороны, ничего не делая, ведь кто не делает — тот не ошибается. Что я несправедлив к Дамблдору, ведь не он внушил всем этим противникам отмены и гоблинам такую ненависть, нет, она была в них, Дамблдор лишь создал условия, при которых ненависть вылезла наружу. Что он действительно хотел, как лучше.

Можно только усмехнуться в ответ, что получилось, как всегда, но это будет как-то жалко выглядеть.

— Пришли, — ворчит Грюм, останавливаясь перед кабинетом ЗОТИ.

— Разве мы шли не в кабинет директора?

— А что там делать? — Грюм снимает заклинание с двери. — Благодаря Фоуксу мы сумели проникнуть туда, вынести то, что оставил Дамблдор, но делать там нечего, пока не будет назначен новый директор, пока его не примет замок. Не хватало еще остаться куском слизи на полу, уж лучше погибнуть в бою с врагами!

Хочу сказать, что уж Аластору это не грозит, но вовремя прикусываю язык. Уж кто-кто, а Грюм дожил до сегодняшних дней потому, что никогда не терял бдительности и не расслаблялся, в отличие от меня. Но это еще ничего не значит, конечно, напавшие на нас — нехорошие пидарасы, но не будем забывать первопричину нападения, корень всех зол, так сказать.

— Вот, — Грюм ставит на стол передо мной склянку, смотрит мрачно. — Думосброс в углу, если не доверяешь, можешь наколдовать себе свой в безопасном месте.

Смотрю на него и понимаю, что он даже не хотел оскорбить, лишь высказал разумное с его точки зрения предложение. Но имеет ли смысл забиваться в уголок и наколдовывать там ведро, когда Грюм сотню раз мог уже прикончить в спину, очаровать, заколдовать и так далее? Мне известны свои пределы, да я подтянул за этот год Трансфигурацию, но боевка — Грюм прибьет меня и не пикнет, мог прибить, даже когда шел впереди, и я бы не успел ничего понять.

— Вы смотрели его?

— Смотрел, и должен заметить, Грейнджер, что это было неосторожно.

— Что?

— А ты посмотри и поймешь, — ухмыляется Грюм одной половинкой рта.

Ладно. Даже если Дамблдор там записал домашнее порно, как мы с Луной кувыркаемся, то переживу, как-нибудь. Наверное. Луна — сильное успокаивающее, знаете ли.

Выливаю серебристую слизь в непроницаемо-темную жидкость в думосбросе и ныряю головой.

Горы и снег, почти моментально узнаю пейзаж — передо мной здание, в котором проходила конференция в Альпах. Из окна вылетает могучим прыжком тело, и несется вниз, мелькая силуэтом на фоне луны, и Альбус делает шаг вбок, словно уступает место даме, и ветер вскидывает его бороду, треплет, как флаг на ветру. Тело приземляется с глухим стуком, и Альбус подходит ближе, наклоняется, хотя я уже знаю, кого он увидит.

Та пророчица, что едва не обрекла Луну на смерть.

И я неожиданно, находясь в чужом воспоминании, понимаю, что пророчица была настоящей, не рискнули Луне ложную подсовывать. Понимаю, насколько глупо я себя повел тогда, и ощущаю, как от стыда краснеет даже то, что вне думосброса. Ведь я даже не проконтролировал, не вспомнил о ней, отдал приказ выпрыгнуть и пошел спать, удовлетворившись прыжком, даже в окно не стал выглядывать! Впору застонать от собственной глупости и утопиться прямо в думосбросе!

А ведь Дамблдор, получается, все же прикрывал.

Все это мелькает вспышкой, Дамблдор наклоняется к изломанному телу, наполовину скрытому под снегом, и глаза пророчицы распахиваются, а рука ее хватает Альбуса за бороду, наклоняет ниже. То ли меня, то ли Дамблдора пробивает холодком по спине, осознанием того, что на этот раз пророчество подлинное, что провидица в трансе. Она говорит на каком-то незнакомом мне, но, видимо, отлично известном Альбусу языке, и для меня все звучит мрачными рифмованными двустишиями, не знаю уж, как Дамблдор добился такого эффекта, наверное, и вправду был сильнейшим легилиментом, способным творить со своими воспоминаниями и такое.

Провидица вещает, и холодок превращается в озноб.

Когда над миром феникс огненный взойдет

То старый мир дотла он пламенем сожжет

Огонь с небес себе не выбирает путь

Но фениксу по силам в сторону свернуть

Но чтобы смог хоть кто-то уцелеть

Кому-то нужно в том огне дотла сгореть

А чтобы смог на пепелище новый мир взойти

Кого-то нужно будет в жертву принести

Рука отпускает бороду, и глаза провидицы закрываются, словно жизнь ее отлетает вместе с паром дыхания. Альбус стоит некоторое время, затем его палочка взлетает и тело превращается в булыжник, улетает куда-то в сторону гор, и воспоминание обрывается, меня выбрасывает наружу.

Сижу на полу кабинета, едва ли не задыхаясь, хватая воздух ртом, красный и злой, как тысяча чертей. Вот значит, почему Дамблдор завел тот разговор, перед отъездом, с объяснениями и не высказанными вслух, но легко читающимися между строк извинениями. Он может и не знал наверняка, что произойдет — иначе хотя бы Орденцев предупредил, дал хотя бы намек, оставил записку, но ведь ничего не сделал, нигде и никак. Или решил не играть с пророчеством, не давать даже намеков на вариант "по силам в сторону свернуть?" Кто теперь поймет, да и имеет ли это значение? Главное — то, что Дамблдор знал, что что-то да будет, и твердо решил принести себя в жертву, решил действовать, и когда момент настал, он не колебался и действовал, и тем самым спас, если не всех, то хоть кого-то.

Но какова цена? Или Дамблдор верил, что предупреди он своих заранее, то погибнет больше людей, и мир сгорит дотла? А сейчас что? Не сгорание? Заварил дедуля кашу и свалил в поля вечной охоты, а нам теперь расхлебывать. Нам? Я уже что, готов поддержать его дело? Принять, простить, понять?

— Вижу, что поняла, — говорит Грюм, — и да, вас прикрывали, как могли.

— Только как-то слабо могли!

— Любая недостоверность, фальшь, помощь извне могли спугнуть врагов и нарушить план, — говорит Грюм и добавляет после моего мрачного взгляда. — Так, по крайней мере, говорил Дамблдор.

— Ну, договаривайте, — говорю после затянувшейся паузы.

— Нам нужна твоя помощь, Грейнджер, без тебя мы проиграем эту войну, — отвечает Грюм, глядя в сторону.

Глава 10

15 июня 1997 года, Хогвартс

Меня настолько искренне пробивает на хохот, что слезы наворачиваются на глаза. Нет, не спорю, немного истеричные нотки в том хохоте есть, но все же, смех смывает все эти гадостные нотки Дамблдора, пророчества, осознания собственной оплошности там, на конференции, того, что творится вокруг, облегчает душу на какое-то время.

— Уф, давно не слышала такой хорошей шутки, — сообщаю Аластору, просмеявшись и утерев слезы. — Вы же десяток таких, как я, на свою палочку намотаете и даже не вспотеете!

— Дора постоянно жаловалась на твои двусмысленности, — неожиданно усмехается Грюм, — теперь вижу, что ты совсем выросла.

Он стирает ухмылку с лица и подается вперед.

— Только дело тут не в магической силе, хотя и она нам пригодится, зря тебя учил и гонял, что ли?

Не в силе дело?

— Если вам нужно официальное знамя, Гарри на палку насадите, он лучше на эту роль годится.

— Гарри, насаженный на палку, — усмехается Грюм, — здесь не годится, но в остальном ты права.

Он держит паузу, наклоняется вперед, впивается взглядом.

— Нам нужно официальное знамя. Символ. Продолжательница дела Дамблдора, его внучка, самая сильная ведьма столетия, выигравшая Турнир и силой вырвавшая у Визенгамота право на Род, гроза гоблинов. Кровавая Грейнджер.

— Вы же знаете, что это не так! — вылетает из меня яростный вопль.

— Знание здесь неважно, — отрезает Аластор, — важно то, кем тебя считают все остальные.

Вот это удар ниже пояса, некоторое время только открываю и закрываю рот, словно репетирую роль рыбы в спектакле. Все становится настолько прозрачно и ясно, что ноют зубы, болят сжатые до побеления кулаки, и внутри что-то потрескивает, перекатывается, накапливается заряд магии.

— Я призову его обратно с того света и запихаю ему бороду в жопу! — вырывается у меня.

Это ж надо так подставить! Все, теперь пути назад нет, отрезано нахрен все, мосты сожжены, обвалились, и обвал продолжается, настигает по пятам. Как там было, у классика — чтобы стоять на месте, нужно бежать, а чтобы прийти куда-то, нужно бежать вдвое быстрее? Прямо про меня! Ни гоблины, ни противники отмены никогда не оставят в покое внучку Дамблдора и продолжательницу его дела, и тех, кто ей дорог, тоже, и у меня теперь только один выход — сражаться и победить. Дамблдор, даже мертвый, опять припер меня к стене, и невозможно отступить, а ведь я клялся, что больше никогда! Никогда!!! Сколько еще людей ляжет на этой войне? Смогу ли я сдержать свою клятву, даже приложив все усилия?

Нет, я собирался сражаться, но такое!

— Я охотно указал бы тебе могилу Альбуса, — продолжает Грюм, и в голосе его слышится, как ни странно, искреннее сочувствие, — только от него и крошки пепла не осталось. И нет, он не мог спастись, я проверял.

— Не мог? — ибо дедушка регулярно и отлично прикидывался, что чего-то не может, чтобы потом смертельно удивить противников.

— Не спасся, — поправляет сам себя Грюм и качает головой. — Был бы Альбус жив, ничего этого не было бы.

Вот уж выбор, да, из двух зол. Но, положа руку на сердце, разве он есть у меня, выбор, в смысле? Луна за спиной, и значит нужно биться, опрокинуть всех, довести до конца то, что начал Дамблдор, хотя бы потому, что только в том, новом мире, который хотел создать дедушка Альбус никто не будет за нами гоняться. Добить, разгромить, опрокинуть всех врагов, втоптать и вбить в землю по уши, разве не было у меня такого желания на той конференции? Не надо сдерживаться, можно жахать от души, тем более, что душевного накала хватает, и так далее.

Не в силах больше сдерживаться, истерично ржу и всхлипываю.

Он боялся, что я стану новым Темным Лордом? Так я им и стану, когда приму предложение Аластора! Загеноцидить гоблинов, убить массу существ, да что там людей и магов — сколько крови у меня на руках за все, случившееся в прошлые года? Сколько добавится за этот? Попытки изменить судьбу, и в итоге выкованное им оружие поразило самого создателя, превратилось в его наихудший кошмар, это ли не ирония, нет, насмешка со стороны судьбы?

Аластор смотрит на меня подозрительно, словно прикидывает, не сошел ли я с ума.

— Дамблдор оставил мне не только это воспоминание, — оборвав свои всхлипы, говорю Грюму. — Думаю, вам тоже будет интересно посмотреть.

Особенно в свете его заявлений о символах и знамени. Воспоминания выходят легко, им всего лишь пять дней, да и я сам на взводе, это всегда помогает. Мешает, но и помогает тоже. Аластор дернув щекой, ныряет в думосброс, а я вижу все наяву

10 июня 1997 года, Хогвартс

Дамблдор появляется рядом и смотрит, я невольно встаю и смотрю в ответ. На нем повседневная мантия, даже без блесток, шапочки нет, разве что борода как-то чересчур вымыта и ухожена. Вокруг никого, все на экзаменах, лишь солнце, раскаленная громада Хогвартса выше по склону, и волны Черного Озера, накатывающие на берег. Дамблдор начинает говорить, легко и просто, словно не было последнего полугода.

— Когда-то здесь же, на берегу озера, у нас состоялся разговор, в котором мы заключили соглашение. В тот день, Гермиона, я увидел обратную сторону твоей силы, одиночество, легкое безумие и одержимость, стремление к некоей цели такое сильное, что оно ломает моральные барьеры и принципы, опустошает человека. Я уже видел подобное, в юном Томе, позднее ставшем Волдемортом, в своем страхе смерти, в поисках бессмертия зашедшем слишком далеко.

Пауза, внимательный, проницательный взгляд. Мысленно посылаю его в ответ нахер.

— Ты, конечно же, спросишь, почему я все же заключил соглашение, почему помогал тебе? Я решил, что смогу не допустить повтора истории Тома, если буду действовать сам и вмешаюсь в твою судьбу, и мне казалось, что помощь Гарри и все с ней связанное поможет и тебе, поможет не переступить черту. Не говоря уже о том, что помощь и защита Гарри действительно требовались, и Волдеморта не удалось бы победить только словами и уговорами. Поэтому получилось так, что я изменил твою судьбу, Гермиона, направил на иной путь, выковал из тебя оружие...

Ну, херовый тогда из тебя кузнец, дедушка Альбус, и да, чтоб ты сдох! Мало мне было заброски сюда, еще ты вылез, менятель и вершитель судеб хренов!

— Томом двигал страх смерти, тобой же движет страх за дорогих тебе людей, страх, проистекающий из любви к ним, любви, которой не знал Волдеморт. Прошу, Гермиона, не забывай об этой разнице, надеюсь, она не даст тебе переступить черту.

Ты мне еще морали будешь, борода из ваты? Да чтоб ты сдох! Сдох! Но Дамблдор уходит, не пытаясь напомнить о своих заслугах, спасении, обучении, выполнении соглашения, и это хорошо, потому что в тот момент для меня все это не имеет значения. Только возмущение, вздыбливание шерсти в ответ на мораль, только пожелание ему сдохнуть, меня трясет и швыряет, словно щепку в шторме, и только оставшийся кусочек здравомыслия удерживает меня от того, чтобы засадить ему в спину заклинанием.

Грюм, конечно, не видит моих мыслей и чувств в тот момент, но зато я отлично их помню. Стремление к цели такое сильное, что оно ломает моральные барьеры и принципы? Хорошо же! Да будет так! Моя цель — защитить Луну, ее отца, Гарри, всех, кто еще жив, и отомстить за тех, кого не успел защитить. Новый Темный Лорд? Вряд ли. Кровавая Грейнджер? О да, детка, до последней запятой. Я возьму этот грех на себя, чтобы Луне не пришлось убивать, чтобы не лилась в будущем кровь, о да. Мы растопчем мятеж так, что никто уже больше не встанет, никто больше не посмеет посягнуть на мир и спокойствие!

Оружие? Да будет так!

Грюм выныривает и смотрит задумчиво в мою сторону.

— У меня есть условия, — говорю ему почти спокойно.

— Ты можешь просить практически о чем угодно, — пожимает плечами Грюм.

Кидаю на него яростный взгляд. Да? Как тебе понравится просьба отдать мне Тонкс в наложницы, для укрепления боевого духа? Выдыхаю, ибо опять глупо срываться на других за Дамблдора, но мать-мать-мать, как же хочется! В смысле сорваться, а не Тонкс.

— Луна хочет сражаться, но ее нужно держать в Хогвартсе, и она не должна знать об этой моей просьбе. Разумеется, я окажу содействие, но все должно быть мягко и без насилия.

Грюм задумывается на несколько секунд, потом кивает. Хочу еще добавить "хотя бы на лето", но останавливаюсь. А будет ли учебный год? И кто станет новым директором? И Министр погибла, так что кто там станет во главе? Дамблдор может и пользовался влиянием, но огрызки Ордена — это не Дамблдор, и вряд ли сейчас пропихнут своего ставленника.

Политика. Не успел согласиться, и уже сижу в ней по уши!

— Мне нужны будут материалы и помощь, — продолжаю, думая о проекте "боевого костюма", — в разработках.

— Разработках? — переспрашивает Грюм, потом опять кивает. — Думаю, это надо обсудить в расширенном составе.

— Согласна.

Слагхорн погиб, так что кто теперь в зельеварах будет? Или все по чуть — чуть? Нет, меня, конечно, тоже учили, но можно ли быть профи во всем? Нужно ли? Откуда у меня эта уверенность, что я справлюсь с проектом в приемлемые сроки? Что нас не выбьют из Хогвартса новой атакой?

А не плевать ли? Решил биться — бейся!

— Что-то еще? — спрашивает Аластор.

— Зачем было взрывать Мунго и Гринготтс?

Грюм двигает челюстью, словно что-то пережевывает, затем отвечает.

— Мы не знаем. Есть разные версии. До вчерашней ночи я считал, что их взорвали магглы.

— Да зачем..., — и осекаюсь.

Ну да, отмена Статута, подготовка, все прекрасно, но тот же Кларк говорил, что они черпают информацию из разных источников! Что, если они знали, а не знали, так сразу узнали после взрыва, что происходит, и привели в действие какой-нибудь заранее разработанный план? Сторонники чистокровных побеждают, собираются истреблять людей, нужно ударить превентивно и ослабить магов — целители и деньги, чем не мишени? И Министерство, что-то же там повредили?

— По другой версии, это работа гоблинов, решивших не отдавать Гринготтс, и попутно ударить в спину тем магам, кто ответить не может, — Грюм дергает щекой. — С учетом нападения на Министерство, на Косую Аллею, прямую и наглую осаду магазина Уизли посреди бела дня, лично я склоняюсь к третьей версии. Удар был нанесен теми, кто приехал устранять всех, связанных с Дамблдором.

— Но..., — ах да, Тонкс же об этом толковала, наверняка со слов Аластора.

— Билл Уизли, — перебивает отлично понявший меня Грюм. — Чарли Уизли погиб, в атаке гоблинов на драконий заповедник в Румынии, часть драконов похищена, уж не знаю, как гоблины это сделали, но похищена. Часть разлетелась и их пришлось срочно ловить и прибивать, а пока на это дело отвлекались, гоблины нанесли еще ряд ударов там, и теперь обстановка в Восточной Европе крайне накалена.

И это неудивительно, если предположить, что им еще помогли те, кто хотел сохранить Статут.

— Перси вернулся из путешествия, — Грюм отводит взгляд, словно это он был виноват, — и решил навестить родителей. Гарри и Джинни были в магазине близнецов. Мунго — Фрэнк и Алиса Лонгботтомы, и Августа Лонгботтом, находившаяся там же, в тот момент.

— Нвл? — звуки застревают в горле, и отнюдь не из-за переживания из-за Невилла.

Нет, за него я тоже переживаю, но масштаб охоты! Если Мунго взорвали из-за Лонгботтомов, то можно падать на колени и возносить хвалу всем подряд, что мне и Лавгудам вообще удалось уцелеть. Почему нас не сожгли сразу? Не взорвали?

— Он уехал в Индию с сестрами Патил, — Грюм бросает взгляд, словно догадывается о моей причастности к этому треугольнику, — и вестей о нем нет. Известно, что Индия втайне поддерживала отмену Статута, но что там творится сейчас — достоверно неизвестно. И раз уж мы заговорили об этом, Гермиона, тебе повезло, что тебя не нашли за эти два дня.

Хочу возразить, но Грюм не дает и слова вставить.

— Связи гоблинов тоже простираются в мир людей, деньги — это деньги, и тебя нашли бы, не сразу, так потом. Награда за твою голову пробивает Астрономическую башню, и гоблины готовы на все, лишь бы тебя достать. У них не получилось этого сделать тихо, пока они сидели по углам, пока ты сидела в Хогвартсе, но теперь им не нужно бояться и прятаться, и мы на этом и сыграем.

— Мы?

— Ты же не думаешь, что мы тут три дня полировали палочки и маялись бездельем? — бросает Грюм. — Многое подготовлено, но многое еще предстоит сделать, и здесь нужна ты в роли Кровавой Грейнджер! Гарри тоже потребуется, но чуть позже, да и пусть отойдет пацан от всего.

Хочется ядовито съязвить, мол, мне тоже не помешала бы передышка, но одергиваю себя. Решил биться — бейся!

— Я готова, — отвечаю просто.

— Вижу, иначе не заводил бы этих разговоров, — ворчит одобрительно Грюм, потом меряет взглядом. — Так, ну прозвище у тебя есть, слухи ходят, тут надо будет лишь раздуть и усилить, так, тебе потребуется красное платье и мантия, тут нам поможет Нимфадора. "Пророк" мы спасли, но это и неважно, если Министр будет нашим, а так и будет, не будь я Грюм! Так, даже с поддержкой магглов нам нужны будут еще новобранцы,... нет, нам нужна будет своя армия, хотя это будет и непросто, когда общество расколото на части. И еще потребуется поддержка Визенгамота, хотя это будет и непросто, непросто, в Министерстве тоже не все так гладко, как выглядит со стороны.

— Разве маги не должны объединиться против гоблинов?

— Кто тебе сказал, Гермиона, что маги не объединяются? — слова Грюма падают, как камни. — Но кто тебе сказал, что они объединяются во имя отмены Статута и любви к магглам? Маги объединяются, чтобы выжить, и сторонники...

— Чистокровности?

— Ну, пусть будет так. Сторонники отмены Статута вообще не звучит. Так вот, маги сбиваются, чтобы выжить, они напуганы, они легко внушаемы, и сторонники чистокровности обрабатывают их. В Министерстве нет единой власти, и каждый глава отдела тянет в свою сторону, в зависимости от убеждений, и они пытаются разобраться с последствиями уничтожения филиала Гринготтса, с атаками гоблинов, с нападениями групп магов, сторонников Статута и диверсантов из Франции, с беспорядками, с нарушениями Статута, и чудо, что Министерство вообще еще как-то функционирует, и что Статут еще не рухнул, и о нас не трубят на каждому углу магглы. Хотя нет, на время эта проблема решена, Филипп обещал поддержку, прикрытие, пока что в новостях магглов все это преподносится как "череда аномальных случаев, которыми так богат этот год", но это не продлится долго, если мы не переломим ситуацию.

Смотрит на меня выразительно. Ну, понятно, без меня никуда. Придется вертеть палочкой в боях, торговать лицом в прессе, вертеть жопой перед иностранными Министрами. Раньше этим Дамблдор занимался, но теперь мне придется.

Хотел славы и знаменитости? Получи!

— Начнем с захвата Министерства? — в шутку, припомнив известное высказывание, про телеграф и почту.

— Именно, — кивает Грюм с серьезным лицом. — Нужно поставить нашего мага Министром, контролировать страну, навести порядок и прекратить приток гоблинов и существ, выбить тех, что есть сейчас, и потом идти на помощь другим странам, да идти на помощь. Если мы хотим выжить — нужно объединяться.

— Как-то все слишком просто, — чешу щеку.

— Просто? — и Грюм бросает насмешливый взгляд. — Просто оно только на словах, на деле же у нас нет магов, сил, нет практически ничего, кроме желания сражаться, Гарри Поттера и твоей репутации. Нам нужен Министр, нам нужен свой директор во главе Хогвартса, нам нужно... да всё нам нужно!

— Что же вы не готовились к этому всему, — бурчу под нос, но Аластор слышит.

— Готовились, но не к тому. К тому, что будет после конференции и принятия решения об отмене Статута.

То есть Дамблдор все-таки виноват, рассказал бы заранее, и готовились к тому, к чему нужно. Или?

— А Трелони жива?

— Да что ей сделается? — пожимает плечами Грюм.

— Ну, после гибели Пинс можно было ожидать чего угодно.

— Эмма оказалась там случайно, они выпивали вместе со Спраут у той возле теплиц, и попали под первый удар. Так зачем тебе Трелони? А, да, директор показывал ей пророчество, и она подтвердила его подлинность.

То есть, что ничего уже сделать нельзя, и все предрешено пророчеством? Да хрен с два!

— Она там ничего не изрекла в ответ?

— Может и изрекла, но о том знал только Дамблдор. Ну так что, ты готова? Нас ждет визит в Министерство.

— Так сразу? Ладно.

Три дня с начала этого дурдома. Странно, что медпункт Хогвартса не ломится от пострадавших, или наши закрылись здесь и сидят, как в осажденной крепости? Гм, а ведь сейчас Хогвартс пустой, можно поселиться, где захотим, не так ли? Сбылась мечта об отдельной башне, только я и Луна, и что-то совсем не радостно от такой сбычи мечт.

Наверное, надо было продолжить прятаться, не нашли бы, что бы там Аластор ни утверждал. Правда, спецслужбы не остались бы в стороне, все равно, наверное, пришлось бы сражаться против магов и озверевших гоблинов, только с другим подходом, на подавление и истребление магического мира. "Я изменил твою судьбу, Гермиона, и выковал из тебя оружие", снова звучат в ушах слова Дамблдора. А какой с оружия спрос? Оружие должно сражаться и разить, защищать и карать. Сражаться.

Я принесу вам всем возмездия, во имя Луны, да будет так!

— Я и Луна займем Астрономическую Башню.

— Жду тебя в холле замка через полчаса, — спокойно отвечает Грюм и встает.

Глава 11

15 июня 1997 года, Министерство Магии Британии

Странно, мне почему-то казалось, что с нами отправятся Гарри и МакГонагалл, но нет. Увидев меня, Грюм садится на свой посох, и мы летим в сторону Запретного Леса, молча и быстро. Едва достигнув границы щитов, Грюм хватает меня за руку и аппарирует прямо в полете, в движении. Мой изумленный возглас тонет во вспышках заклинаний, разбивающихся о выставленный Аластором щит.

— Молодцы, — скалится Грюм охране Министерства, — не совсем безнадежны.

Мы в вестибюле, и взгляд, словно сам собой, фиксирует изменения. Часть каминов закрыта, площадка, на которой мы стоим, расчищена, исчезли статуи и фонтан, видны не убранные пока следы сражения высоко под потолком, и там же видны еще маги. Полный десяток охраны, и наверняка войти в Министерство можно только здесь, все на взводе, и в то же время Аластор аппарирует в движении прямо под удар. У него сбоит паранойя? Или тут что-то еще, неизвестное мне из заголовков газет и тех скупых рассказов, что я услышал за последние сутки? Странное дело — уверяют, что без меня всем песец, и в то же время информацию выдают скупо, по капле, словно занимаются титрованием и смотрят, когда же меня окрасит в фиолетовый?

Ощути себя Гарри Поттером, приходит ироничная мысль, и я переключаюсь, думаю о том, что с Гарри надо поговорить и поддержать. Поэтому Грюм его не взял? Дамблдора нет, но дело его живет, продолжает иронизировать мозг, и я ощущаю невольный прилив угрюмости и злости.

— Аластор Грюм и Гермиона Грейнджер в Визенгамот, — бросает Аластор, и маги охраны расступаются.

Мы проходим мимо, и еще один маг вручает нам бейджики — пропуска, пристально следит, как мы идем к лифту, сверлит взглядом, наставив палочку.

— Не обращай внимания, — советует Аластор, когда двери лифта закрываются.

Я невольно жду продолжения "мои парни тренируют бдительность", но Грюм уже переключился.

— Отдел Тайн, вход для Аластора Грюма, меня ждут, — небрежно бросает он и опирается на стенку.

Лифт несется, дергается, нас вжимает туда — сюда, и мои мысли тоже вжимает, перебрасывает на Министерство. Не Визенгамот? Отдел Тайн и Невыразимцы? Зачем они нам? Грюм возглавляет Аврорат или для его назначения нужен указ Министра? Снова выборы Министра, как три года назад, когда Дамблдор подставил Фаджа на дементорах? Подставил, опять подставил. Нужно успокоиться, нужно собраться, но опять, опять как на конференции — Дамблдор подставил Луну, и меня это заводит, дергает, щекочет изнутри желанием взорваться и взорвать все вокруг.

Двери лифта разъезжаются, и мы вступаем в отдел Тайн, где нас уже ждут.

— Добро пожаловать, — говорит Невыразимец.

Лицо его, как положено, закрыто маской, очертания тела даже не угадываются под свободной одеждой, бесформенной мантией, украшенной знаком отдела Тайн. Голос искажен, и все это во имя сохранения Тайны, разумеется. Память внезапно переключается и услужливо подсовывает куцые обрывки слухов об отделе Тайн, что здесь хранится нечто такое, что нельзя выразить словами, мол, поэтому маги и Невыразимцы. Что вы можете дружить годами, не зная, что ваш друг — Невыразимец, а потом, когда все случайно откроется, он убьет вас и скормит тому, что они там охраняют в отделе Тайн. И так далее, и так далее, тот же мусор из слухов, что в Хогвартсе, какая-то крупица правды, похороненная под горами лжи, домыслов, искажений.

— Можете звать меня Джонатан, — говорит Невыразимец, и я невольно кошусь на Грюма.

Тот спокоен, лишь глаз бешено вращается, словно не может рассмотреть их Тайны через стены. Мы идем за Невыразимцем, полы его мантии подметают довольно-таки пыльный пол, и губы мои кривятся в ироничной усмешке. Запустить еще один слух, мол, эльфов сюда не пускают, чтобы не узнали неположенных им тайн, а сами Невыразимцы слишком Невыразимцы, чтобы заниматься уборкой, и поэтому протирают пол мантиями, столы рукавами, а стены, ну тоже чем-то протирают.

Мы пришли просить какой-то ужасный артефакт?

— Вы же знаете, что Отдел Тайн стоит вне политики? — неожиданно спрашивает Джонатан, не поворачивая головы.

— Изначально Отдел Тайн был создан, чтобы хранить Тайну Статута, — хрипит Аластор, стуча посохом, — и только потом пошло разделение, после того, как в первые годы Статута было изъято столько опасных вещей и артефактов, что пришлось выстраивать отдельную, особо защищенную часть Министерства для их хранения. Поэтому вы не можете сейчас остаться вне политики.

— Вы хорошо знаете историю, — и в голове Джонатана слышится одобрение, — сюда, пожалуйста.

В стене появляется дверь, и мы заходим туда вслед за Невыразимцем. Стулья, жесткие и неудобные даже на вид, рисунки широко раскрытых ртов на стенах, статуя с весами и мечом, но без завязанных глаз, и стеллаж вдоль дальней стены, с банками и плавающими внутри... глазами?! Глаза вращаются во все стороны, плавают хаотично, и от этого зрелища меня начинает мутить, вдобавок всплывает мысль о том, что Аластор, наверное, себе глазик из такой же баночки достал. Картина того, как он достает его из слизи, и тут же вставляет в глазницу — отвратительна, меня тошнит еще сильнее, едва ли не рвет на полы мантии Джонатана.

— Ты полна лжи, девочка, — разворачивается он ко мне, — и поэтому тебе так плохо, ведь мы находимся в комнате Правды.

"Не бери на понт, мусор", всплывает в памяти, и меня пробивает усмешкой. Хреновая из меня Манька-Облигация.

— Она — преемница Дамблдора, — бросает Аластор, и улыбка сама стирается с моего лица.

— Тогда неудивительно, — отвечает Джонатан, и делает жест рукой. — Садитесь.

Слегка шевелю рукой, сжимая в рукаве палочку, но нет, из пола не вылезает удобное кресло. Зачарованные стены, понятно, как в той пещере гоблинов. Преемница Дамблдора, ишь ты! И что... меня пробивает жутким подозрением, кошусь на Грюма, который садится на жесткий стул, словно тот сделан из пуха. Да нет, бред какой-то, не могут они пихать меня в Министры, а даже если будут пихать — откажусь, в самых матерных выражениях.

— Итак, вы пришли просить помощи, — Джонатан не спрашивает, он констатирует, — в политике, а значит в выборах Министра и продолжении дела, затеянного Дамблдором, то есть отмены Статута. Зачем Отделу Тайн помогать вам, если мы стоим вне политики, а отмена Статута означает и прекращение существования нашего отдела?

— Потому что вы — Невыразимцы, — отвечает Аластор, — те, кто ставит долг и существование магического мира выше своих жизней, кто жертвует своими жизнями, чтобы продолжать хранить тайну. Дамблдор был таким же, он поставил долг и существование магического мира выше своей жизни, выше наших жизней...

О да, соплю молча и возмущенно, всех нас подставил, не оставил иного выбора.

— И это опять ложь в стиле Дамблдора: не прямая ложь, нет, нечто, притворяющееся правдой, но в то же время, искажающее ее, — перебивает его Джонатан и тут же обращается ко мне. — Ты же согласна со мной, а не с Аластором Грюмом, да, девочка?

Так и хочется крикнуть "да какая я тебе девочка?", но сдерживаюсь. Под этой маской вполне может сидеть какой-нибудь старый хрен, который еще старше Дамблдора, а весь разговор — лишь предлог, чтобы убить нас. Во имя сохранения Тайны, разумеется. Комната Правды? Не стоит, наверное, здесь врать напрямую, не так ли?

— Я согласна с вами обоими, — отвечаю хмуро. — Дамблдор искажал, врал, обманывал, убивал, подставлял, он был полон лжи и недомолвок, он едва не погубил дорогих мне людей... дважды, а также в результате его действий погибли люди, которых я называла и считала друзьями.

— Но ты все равно поддерживаешь его дело? — бесстрастно спрашивает Джонатан.

— Я и сама не светоч Света, — огрызаюсь в ответ, — мои руки по плечи в крови, и еще я понимаю, что подобные дела не делаются в белых перчатках, не получится остаться чистеньким, и придется с головой окунуться в дерьмо и кровь, и то, что у меня есть личные мотивы радоваться смерти Дамблдора, не означает, что одновременно с этим я не опечалена, ибо то, что он делал, было нужным и правильным!

Во загнул, и что-то меня несет... комната Правды подталкивает? Не ощущаю воздействия на разум, значит, меня прет на эмоциях? Да какая разница? Решил биться — бейся! Да, мы бьемся за дело Дамблдора, а не за него самого, это вот вполне устраивающая меня компромиссная формулировка.

— Разве могут родиться правильные дела из неправильных мотивов и поступков?

Еще один чтец мыслей, мать его! А то меня не посещала такая мысль, что Дамблдор, обманув магический мир, принудив и склонив на свою сторону подлогами, ложью и убийствами, посеял зерна того, что мы видим сейчас. Реакция, ответная реакция, которой могло бы и не быть, промолчи наш дедушка Альбус, или подойди он к вопросу с другой стороны.

Но хотя бы позывы к тошноте прекратились.

— Не знаю, — пожимаю плечами, ощущая, что дело проиграно. — А разве можно постоянно поступать правильно? Разве поступки и мотивы тех, кто сейчас выступил против, они правильные? Сторонники превосходства магов возьмут вверх, и ваш Отдел будет вскрыт, отдаст все хранящиеся там артефакты и множество людей будет убито, а потом будут истреблены все маги.

— Странно, ты веришь, что говоришь правду, — замечает Джонатан.

— Я не верю, я знаю, люди умеют и любят сражаться, и войны подхлестывают их прогресс. Возможно, что сейчас они не имеют особых средств противодействия магам, кроме того, что есть у спецслужб, но это не продлится долго, поверьте. Будет срочно разработано оружие против магов, и маги будут уничтожены, никто уже не будет вступать в переговоры или ожидать от нас сдачи, после той кровавой вакханалии первого удара. Только если уничтожить большую часть людей первым ударом, но мир людей слишком велик, чтобы это удалось. Сегодня ночью был разговор...

— С кем? — перебивает меня Джонатан.

— С представителем спецслужб магглов, они нашли меня, хотя я и скрывалась, как могла, — меня снова начинает подташнивать, но хрен вам по бороде, не дождетесь. — Им не нужна война, не нужен хаос и миллионы трупов, и они готовы помочь с удержанием хаоса в рамках...

— В обмен на все наши тайны, — опять перебивает меня Невыразимец.

— Их устроит и полный уход магов, но сами подумайте — разве это возможно? После такой войны, в ходе которой уже погибло множество магов и еще больше погибнет, полностью спрятаться от людей? Магический мир просто вымрет за несколько поколений, и чем это будет отличаться от истребления? Только скоростью вымирания и количеством пролитой крови, а люди в любом случае добьются своего — устранят угрозы, исходящую от магического мира.

— То есть их волнует только устранение угрозы?

— Они — аврорат магглов, они хранят их, но их устроит и мягкое устранение угрозы, связанное с отменой Статута и интеграцией двух миров.

Неужели Джонатан не знает всего этого? В Невыразимцы вроде дураков не берут? Или это допрос / тест меня, поэтому Аластор, такой активный вначале молчит, а я разливаюсь тут соловьем под воздействием комнаты Правды? Но хрен ли с того толку, с моих рассказов, как будто контакты со спецслужбами не идут уже которое десятилетие? Что там Аластор говорил про долг и хранение магического мира? Или еще зайти с козыря сохранения отдела?

— И гоблины — они тоже уничтожат ваш отдел, вместе с Министерством. Не знаю уж, договорятся они с людьми или нет, но вот маги точно будут уничтожены.

— Чтобы гоблины взяли верх? — в голосе Джонатана слышится намек на презрение.

— В войне с ними Статут падет, и это будет не мягкая отмена, а опять гибель магического мира, ибо магглы ударят, просто со страху, и маги ударят в ответ, и потом уже никто не будет разбираться. Все утонет в кровавой вакханалии, но ее еще можно предотвратить, хотя шансы с каждым днем все меньше.

— Странно слышать от Кровавой Грейнджер призывы к миру.

Далась им всем эта Кровавая Грейнджер и Альбак! Рассказать ему, что ли, правду, раз уж мы в комнате Правды? Что я всего лишь спасал жопы, свою и близких мне людей, от изнасилования и пыток, и в результате погибла масса непричастных людей и гоблинов? Хотя, кому нужна такая правда? Как там говорил Грюм "важно то, что в тебе видят другие?" Стали бы Невыразимцы — а Джонатан явно представляет весь отдел! — говорить не с Кровавой Грейнджер и не с "внучкой", пускай и в кавычках, Дамблдора? Нет, свернуть эмоции и чувства в трубочку и засунуть куда подальше, отбросить во имя дела.

А интересы дела сейчас требуют иного.

— Вы же за этим привели нас в комнату правды — услышать правду? Так вот она — правда, Дамблдор местами был тот еще пидарас, но при этом дело его — способ не дать захлебнуться двум мирам в крови, не дать вымереть магическому миру, который дорог мне и в котором находятся дорогие мне люди. Поэтому да, я призываю к миру, но если кто-то не согласен...

— Я понял, можете не продолжать, — вскидывает руку Джонатан. — Это был интересный разговор, благодарю, но вам пора идти.

Мы идем обратно к лифту в полной тишине и пустоте, никого вокруг, кроме Джонатана, и мое подозрение, что этот Невыразимец оценивал меня — растет и крепнет. Злость тоже — кому приятно выступать в роли куска мяса на рынке? Аластор и Джонатан обмениваются парой знаков напоследок, усиливая жажду драки внутри, позывы к истреблению.

— Что это было? — сердито спрашиваю у Грюма, когда двери лифта закрываются.

— Он оценил, взвесил и признал, что мы действуем во имя долга и магического мира, — предельно серьезно отвечает Аластор. — Отдел Тайн поможет нам в выборах Министра.

— Что?!! — давлюсь собственным удивлением. — Они же вне политики!!

— Именно поэтому они и выступают в роли организаторов и контролеров, — пожимает плечами Аластор с самым равнодушным видом. — Теперь дело осталось за малым, найти подходящую кандидатуру.

И взгляд его опять нехорошо так пробегается по мне, словно оценивая.

Глава 12

15 июня 1997 года, Министерство Магии Британии

— Неужели у вас нет на примете таких? — спрашиваю как можно небрежнее, пока заходим в лифт.

— Есть парочка, но тут надо подумать, — отвечает Аластор задумчиво, — выберешь не того, а он за Статут выступит или того, хуже, руководить не умеет, наломает дров.

А, ну да, Амелия хотя бы отделом руководила, так что потом и с Министерством справилась. Толково, и похоже, что не меня будут двигать в Министры, и на том спасибо.

— У Дамблдора вот всегда были связи и нужные маги, — вздыхает Аластор, и командует лифту. — Визенгамот!

— И что там? Опять рассказы о внучке Дамблдора и Кровавой Грейнджер? — злость все же прорывается в голосе.

Аластор смотрит на меня, скалится, и воздух между нами трещит от магии. Лифт останавливается, но заглянувший было в раскрывшиеся двери маг, оценив обстановку, скрывается, что-то там пискнув напоследок. Двери закрываются, и лифт мотыляет дальше, по горизонтали и вертикали.

— И главу Рода, — кивает Грюм, словно и не было ничего.

— Только не говорите, что мне нужно будет заседать в Визенгамоте! — упираю руки в бока.

— Это заседание Мудрейших, а ты на них пока что не тянешь, — бросает Грюм. — Да и не пустит тебя туда никто, побоятся, что ты там безнравственных законов напринимаешь.

Раз не законы, то тогда суд? Нас будут судить, по итогам прошлых трех дней? Безнравственные законы? Ах да, конференция и вся эта история с Луной. С одной стороны, вроде никто камнями побивать не лезет, с другой — до этого мы сидели за спиной Дамблдора, да и у школьников восприятие другое. За этим меня Грюм сюда взял? Сборище старых пердунов начнет осуждать наши отношения, у меня сорвет нарезку и нет Визенгамота, да здравствует Кровавая Грейнджер?

"Оружие, оружие, оружие", стучит в голове кровь и слова Дамблдора.

Огромный коридор, двери, лестницы, ковры, украшения, никаких следов сражений. Меня нельзя назвать знатоком Министерства, но в этой части, кажется, еще не бывал. Впрочем, надо работать в Министерстве, чтобы хорошо ориентироваться в нем, и то, все Министерство не знают даже сами сотрудники, для этого и ездит лифт, не только вверх-вниз, но еще и по горизонтали, перемещается в заданные отделы. Настоящий лабиринт, да еще и с запретом на аппарацию внутри, в целях безопасности, и начиналось наверняка все невинно. Затем количество отделов и помещений росло, Министерство ширилось, прирастали склады и охраняемые зоны, все это наслаивалось, перекручивалось, оборачивалось в три слоя магии — ну да, как "Нора", только в сотни раз больше — и в результате Министерство может и не крепость, но лабиринт точно, в котором какой-нибудь неопытный шпион вполне может заблудиться и помереть от голода с украденной секретной информацией в руках.

— Ты еще не поняла? — неожиданно весело спрашивает Грюм посреди пустого коридора. — Ведь я все уже сказал, фактически!

Вихрь, табун вопросов опять носится в голове, тыгыдымкает и ржет, в основном надо мной. Луны на них нет! Запустить внутрь головы, пусть пообщается с этим табуном мыслей, она же по конячьи умеет! Фактически.

— Честно говоря — нет, — сдержанно, настороженно.

Вот что нужно таскать с собой — успокоительные. Черт с ними, с мощностью заклинаний и прочим, Грюм вон головы не теряет, а как действует!

— Ох, Грейнджер, — качает головой Аластор, — раньше ты была сообразительнее.

Правда, всего остального не добавляет, про мозги, утекшие в трусы, и прочее. Коридор сворачивает, и в нем обнаруживается живой маг. Нет, понятно, что они там за дверьми сидят, как-то же Министерство функционирует, но эта пустота... словно здание вымерло. В прошлые визиты, в другие части Министерства, все было шумно, гамно, колдовство повсюду, а тут тишина и пустота, как в могиле. Паника? Загружены работой? Разбежались, как Грюм говорил?

Ладно, сейчас это неважно.

— Здорово, Клэйни! — говорит Аластор магу. — Пропустишь нас внутрь?

— Заседание начнется через полчаса, — отвечает маг, глядя словно бы сквозь нас.

Проверяет? Не доверяет? Ну да, в такой-то обстановочке!

— Передай Дилфорду, что маскировать надо под четырьмя слоями, — непонятно говорит Грюм, и тут же оборачивается ко мне. — Пойдем, поедим, пока время есть.

Ведет дальше по коридору, ковер на полу маскирует, смягчает звуки постукивания посохом, и я даже не ощущаю спиной взгляда Клэйни. Настолько тренирован? Не смотрит в спину? Грюм что-то ворчит под нос, про недостаточную бдительность, ну значит можно расслабиться, обстановка в порядке, он всегда про нее ворчит в перерывах. Тоже безумец, на свой лад.

Грюм сворачивает, раскрывает дверь без таблички, и мы оказываемся в не слишком просторном, но довольно уютном помещении, в котором вкусно пахнет едой. Столики, картины на стенах, и мне приходит мысль, что это, наверное, отдельная столовая для членов Визенгамота, чтобы тем не ездить далеко на лифте. А может просто порядок такой в Министерстве — на отдел своя столовая, благо у магов с кулинарией, готовкой и прочими бытовыми делами реально все легко и просто, только заклинания знай.

Аластор целеустремленно ковыляет к месту выдачи ништяков, и сидящая там девушка, практически девчонка, вскакивает, смотрит на нас так, словно мы тут вдвоем прибыли казнить ее за сон на рабочем месте. Она краснеет, роняет тарелку, стопку тарелок, тут же ловит их на лету и чинит, еще сильнее краснеет, закусывает губу, почти как Луна, и кажется, сейчас грохнется в обморок. А ничего так, симпатичная, и передничек с кружавчиками, не совсем медсестра, но тоже ничего.

Но паника в глазах и движениях!

— Спокойно, Моана, мы только перекусить, — небрежно бросает Грюм, и паника усиливается.

Эге-ге, плевать, что кругом война и паника, у кого-то романтические сопли с сахаром! Девчонка так краснеет и трясется, словно перед ней не Грюм, старый параноик, испещренный шрамами и морщинами, с искусственным глазом и ногой, а неземной красавчик. Джеймс Бонд с палочкой, практически.

В столовой пусто, но мы все равно инстинктивно садимся, как собаки в конуре. Спиной к стене, лицом к выходу. Моана поглядывает на Аластора, тот жрет, натурально и от души, быстро насыщаясь и восстанавливая энергию. Можно смело говорить, что он видит все вокруг, видит и реакцию Моаны, вот только непонятно, какого эта соплюшка увидела в Аласторе, и что с ней сделает Нимфадора, когда узнает. Если узнает.

Минут десять мы сосредоточенно жрем, и Моана смотрит на Аластора, а я каждый раз широко улыбаюсь ей, когда наши взгляды встречаются, и, в конце концов, девчушку отпускает или смущает, и она перестает кидать в нашу стороны призывные взгляды. Продавщица — официантка — повариха в одном флаконе, гм, интересно, как они у магов называются? Есть какое-то особое обозначение для вот такого, кухонного комбайна, все в одном при помощи палочки, не марая рук? Стоило бы сразу поинтересоваться, а то потом забуду, но Аластора, когда он жрет, бесполезно расспрашивать о чем-либо. Посверлит тебя искусственным глазом и продолжит чавкать.

— Ты знаешь, что творится в мире? — спрашивает Аластор, отправляя тарелки в полет до мойки.

— Ну, то, что в газетах было, — пожимаю плечами, — и то, что вы сами и Дора рассказывали.

— Не передумала еще быть Кровавой Грейнджер?

Смотрю на него удивленно, Грюм натурально скалится в ответ, смотрит весело и сыто, разве что палочкой в зубах не ковыряет. Он почти не изменился с того года сидения в Дурмштранге, и в то же время вот это почти бросается в глаза. Несомненное влияние Нимфадоры, и казалось бы, но нет, выбрала Грюма и любит его всей своей метаморфьей душой и телом. Конечно, не мне, с Луной подмышкой, что-то вякать на эту тему, но все же — изумительно.

— Атаковав конференцию, маги — противники отмены — провели черту, — говорит Аластор, — а то, что им не удалось добиться своего, внезапно поставило их в положение, в котором некуда отступать. Они или возьмут верх, и не дадут отменить Статут, нападут на магглов, и так далее, или падут в этой борьбе. При этом не надо думать, что магические страны монолитны, и что если Министр против отмены, то и вся страна будет против. Власть Министра велика, но не абсолютна... в обычное время.

— Так вот зачем они поддержали гоблинов! — неожиданно доходит до меня.

— Война, а значит абсолютные полномочия, истребление неугодных тварей и в то же время, натравливание их на тех, кто поддерживает отмену Статута, позицию Дамблдора, так сказать. Страх и недовольство среди магов растут, они сплачиваются вокруг Министерства, а Министр против отмены Статута, да еще и указывает, мол, вон, соседи за отмену, и гоблины сразу распоясались!

Да, это был ловкий ход, с гоблинами и сплачиванием против них магов, вот только теперь противники обратили тактику Дамблдора против него же. Им некуда отступать? Так и нам тоже!

— Также, на конференции, пострадали и были убиты в первую очередь Министры из числа тех, что поддерживали Дамблдора и его план.

— Даже странно, что после взрыва не подъехала пара карательных отрядов, окончательно добить тех, кто выжил или сумел выжить, — вырывается у меня.

— Кто тебе сказал, что этого не было? — взгляд Аластора становится тяжелым, почти физически.

— Но Тонкс...

Щека Аластора дергается, а лапа скребет по полу, Моана аж подскакивает. Понятно.

— Ты думаешь там хоть кто-то, хоть что-то вначале понял? — голос Грюма падает до свистящего, жутковатого шепота. — Нет, все вскрылось потом, когда исполнители взрыва начали уносить ноги, когда прибыли эти карательные отряды, которым не хватило выдержки и ума, и мы схватили их, тут же вскрыли, выпотрошили до последних воспоминаний, прямо на глазах у тех, кто выжил, благодаря Дамблдору и Фламелю.

О его смерти сообщали, да, но не в качестве спасителя конференции, туманно так, мол, был погиб и все. Не то, чтобы мне было жалко Николаса — трудно жалеть того, кого ты не знал, но согласитесь, в качестве знаковой фигуры он точно подошел бы лучше меня? Не какая-то там липовая внучка Дамблдора, а целый наставник самого Альбуса, первооткрыватель философского камня и так далее.

— Но как же...

— Министр США выжил, и у меня есть там друзья, — морщится Грюм, — которым я верю, которые вели расследование. Взрыва не удержал бы в одиночку ни один из магов, но Фламель поддержал Дамблдора, и вдвоем они не дали взрыву накрыть всех. Не спрашивай, я не знаю как, они это сделали, но сделали. И теперь магический мир расколот, но противники отмены не победили. Пока еще.

— Пока?

— После выяснения первопричины взрыва, те, кто колебался, склонились в нашу сторону, но склониться — это еще не означает победить. Куча Министров погибла, и у них в странах бардак, как у нас. У тех, кто не погиб, гоблины и агенты противников отмены, они-то готовились брать власть, давить сопротивление. Бардак и хаос повсюду, даже тех, кто громогласно объявил о своем нейтралитете, притесняют, и противники отмены действуют слаженно, тогда, как наши силы разобщены, разрозненны, каждый сам за себя и каждый пытается справиться со своими проблемами, не в силах помочь соседу, понимаешь?

— Вполне.

— Тогда тебя не должен удивлять визит в Визенгамот. Министра у нас нет, и его выборы нужно ускорить, ускорить до предела, как только можно, и при этом еще не ошибиться с кандидатурой, чтобы он поддерживал дело Дамблдора, иначе нам всем крышка.

— Разве Визенгамот не расколот, как весь магический мир?

Грюм усмехается, ведет неопределенно рукой, потом говорит.

— К счастью, эти старые пеньки вроде понимают, что речь идет об их безопасности, и значит, будут шевелиться.

— Безопасности?

— Дамблдор — это Британия, Британия — это Дамблдор, да и Боунс поддерживала Альбуса, так что никто не будет разбираться в личных политических пристрастиях, мы все тут теперь армия Дамблдора, подлежащая уничтожению, и кстати, об армии тоже пойдет речь.

— Армия? — нет, Аластор говорил о ней, но мне показалось, что это скорее какие-то пожелания на будущее, нежели конкретные планы.

— Армия, — повторяет Грюм твердо. — У нас война, все, кто высадился на землю Альбиона — враги, а врагов на войне убивают. Отчаянные времена — отчаянные меры. Нужно в кратчайший срок задавить сопротивление и не дать набежать новым гадам.

В его глазу я читаю больше, чем было сказано. Соединение стран на высшем уровне, этакое объединение магического мира, два объединения, кто кого переможет, и кто выставит армию больше. И затем разговоры с людьми с позиции единого мира, а даже если Статут провалится раньше, то у магов будет армия и многое может пойти иначе. Гарри убит горем, но можно не сомневаться, и его привлекут, как привлекли меня. Водрузят на палки, как знамена, бросят в бой, и кто знает — ждет ли нас высадка в других странах, в рамках экспедиционного корпуса? Так сказать, операция Овермаг? Свой Министр, свой директор Хогвартса, закон об армии, и Грюм во главе, все ясно, никаких хитрых интриг, как у Дамблдора, нет, не менее действенный, но все же другой путь — силовой путь. И не исключено, что на нем, на этом пути "живые позавидуют мертвым".

— Вот, вижу прежнюю Грейнджер! — хмыкает Грюм. — Ну что, ты готова?

Да, надо было бежать, пока было время, а теперь уже поздно, жребий брошен, выбор сделан и остается только встать и ответить.

— Всегда!

Глава 13

16 июня 1997 года, Хогвартс

Астрономическая башня — излюбленное место свидания учеников Хогвартса. Считается, что это романтично — стоять под звездами, смотреть с высоты и все такое. Есть у меня сильное подозрение, что эту байку сочинили сами преподаватели в незапамятные времена, чтобы было легче ловить влюбленные парочки, ну или хотя бы держать их под контролем, кто с кем куда ходит. На башне дует, отступать с нее некуда, ночью Синистра проводит здесь уроки, ну и вишенка на торте — небо частенько затянуто тучами, как вот сейчас.

Ветер свистит и завывает, гонит облака, и в их прорехах мелькают звезды и полная Луна, такая круглая и желтая, что впору вскидывать голову и выть, аки матерый оборотень. Смешно, парадоксально, невозможно, но оборотни теперь наши союзники. Не все, но какая — то часть, я и Грюм только что вернулись с переговоров с ними. Чистокровные их презирают, гоблины их ненавидят, оборотни шли за Темным Лордом, потому что тот обещал им свободу и равные права, и вот теперь история повторяется, в виде фарса — ведь мы тоже обещаем им равные права и прочие свободы, связанные с отменой Статута.

Сторонники "чистой крови" затягивали обсуждение вопросов, касающихся различных существ и Статута, под разными предлогами: то гоблины, то Марс слишком яркий, то несварение желудка у кого-то, то еще что, но теперь, как поясняет Грюм, проволочек не будет. Ну, тут остается только молчаливо похмыкать, даже если оставшийся состав всемирной конференции настроен на отмену Статута, обсудить там надо столько, что быстро такое решается только в сказках. И на основе их решений уже будут разговоры с людьми, дабы разом, по всему миру отменить Статут, и избежать различных эксцессов.

Правда, предварительно надо подавить один маленький эксцесс под названием гражданская война магов.

— Ты опять не здесь, — тихо говорит Луна, ее руки обнимают меня сзади, тело прижимается к спине. — Что-то страшное?

— Не особо, — кривлю рот.

Оборотни не рискнули нападать, хотя мы явились без приглашения. Скалились, рычали, делали вид, что они дикие звери, но все же мозгов не вступать в бой им хватило. И разговоров особых не разводили, в отличие от вчерашнего Визенгамота, вот уж где говорильня была, уши увяли от усталости. Но то ли и вправду моя репутация чего-то стоит, то ли Грюм просто прикрывается мной, так сказать, для отвода глаз, но оно работает, и наша армия получает первых бойцов.

Армия Дамблдора.

— Я скучала по тебе, там, среди магглов, — шепчет Луна, — и ты опять не со мной. Мне страшно, что мир вокруг заберет тебя и не отдаст, оставит себе, поглотит.

— Извини, — отвечаю, не оборачиваясь, — но если не действовать сейчас, то мир заберет нас всех, и не просто поглотит, а убьет, как уже чуть не убил.

Да, ей там, может быть, и было тоскливо, сидеть в четырех стенах в гостиницах, но она хотя бы жива! Жива! Достаточно посмотреть на Уизли и Гарри, чтобы понять, какой я везунчик, хотя часть этого везения обеспечена моими руками, кровью и магией — сами Лавгуды из особняка бы не выбрались. Но сами по себе они и не были бы кому-то интересны, и чувство вины за это терзает меня, толкает на опрометчивые поступки, нашептывает варианты, скажем так, заступающие за черту морали, но при этом усиливающие шансы Лавгудов выжить.

Интересно, у Дамблдора было так же?

— Мы прогневали чем-то мир? — встревоженно спрашивает Луна.

— Нет, только его обитателей, — отвечаю вроде спокойно, но все же легкий скрежет зубов раздается.

Ну ладно нас, кто был тесно связан с Дамблдором, но остальных-то за что? Мунго? Хогсмид? Тех магов на похоронах? Мадам Розмерту с ее кафе и Фортескью с его лавкой мороженого? Мабонгу и трех его учеников? Многочисленных магов по всему миру? Общину вейл возле Лиона? Министра Испании вместе с семьей прямо в особняке? Тех магов в одной из египетских пирамид?

— Это хорошо, — выдыхает Луна, и руки ее поднимаются выше, начинают оглаживать и пощипывать.

— Да ничего хорошего, — ворчу в ответ, не делая, впрочем, попыток убрать ее руки.

Чуть наклоняюсь вперед, смотрю с высоты, вспоминая, что вроде отсюда в фильме улетел Альбус Дамблдор на поля вечной охоты, но Луна воспринимает это как приглашение, и одна рука ее ныряет под мантию, под одежду, вторгается в мое личное пространство настолько резко, что разом вышибает мысли о Дамблдоре.

— Вот так, вот она точка хорошего настроения, не думай о плохом, не думай, очисти сознание, — шепчет Луна, навалившись сзади, вжав меня в парапет.

Вторая рука ее тоже ныряет под одежду, и тем самым открывает доступ ветру. Сильные, напоенные теплом порывы, но все же вызывающие озноб, дрожь в теле, несмотря на энергичные, горячие ласки Луны. Надо бы поднять руку, поставить щит, сменить позу, перебраться в башню, в конце концов, но меня словно обессиливают эти мысли о погибших. Словно я виноват во всех этих многочисленных смертях, и теперь все они будут являться ко мне по ночам, пока мы не отомстим за них. Мы? Новый порыв озноба, и я слышу слова Луны, тот ее горячечный шепот, который иногда сопровождает наше сцепление тел, как правило, когда это происходит спонтанно, в незнакомых местах или под влиянием момента.

— Сражаться рядом с тобой, — шепчет Луна.

— Что?!

Ярость вскипает мгновенно, и мне становится страшно, тогда, как тело уже разворачивается и взлетает, вместе с Луной, прищемив и вывернув кисть ее руки, которая так и остается зажатой между ног.

— Мне больно! — вскрикивает Луна, закусив губу, на глазах ее появляются слезы.

Но мы взлетаем выше, словно хотим продемонстрировать всему Хогвартсу сцену секса в небе с Луной на фоне Луны, и я ору, забыв о сдержанности, щитах, заглушках.

— Больно тебе?! Больно?! Как ты намерена сражаться, если тебе уже сейчас больно? Как ты намерена сражаться, если с гоблинами идут существа, которых ты собиралась лечить?! Тебе больно?! Представь, как будет больно твоему отцу, когда тебя вернут в переломанном, изнасилованном виде, с вывалившимися наружу кишками и языком?!

Ксенофилиус пока еще под присмотром Помфри, но уже через пару дней будет бегать и скакать по Запретному Лесу, хоть какое-то облегчение. Хоть кого-то сумел спасти. И рисковать теперь Луной?

— Нет, этого не может быть, — вскрикивает Луна, плачет, пытается вырваться, но потом смотрит вниз и прижимается сильнее. — Не может быть! Не уходи! Я смогу тебя защитить! Не дать превратиться!

— Защитить? Да ты себя не можешь защитить!

— Я хочу помочь, — уже еле слышно бормочет Луна.

Одежда ее душит, стягивает, пеленает, повинуясь моему бессознательному импульсу, и я отдергиваю руки, но тут же подхватываю Луну, которая уже собралась падать вниз беспомощной куклой. Во мне схлестываются, свиваются, бурлят несколько потоков, бурлит магия, буквально обжигая вены, и мне опять вспоминается, этот чертов Дамблдор и его слова о схожести с Темным Лордом. Да, блядь, я покараю всех, кто посягнул на мое! Отомщу за всех, кто был убит без вины! Превращусь ли я в итоге — наверное, это не мне решать, но раз из меня сделали оружие, то я буду разить, как разил ранее, и на этом выплеске эмоций до меня неожиданно доходит, что я все же как-то и где-то обязан Дамблдору жизнью Лавгудов. Если бы не раздутая, высосанная из бороды, репутация Кровавой, нас бы просто сожгли Адским пламенем, прямо там, в особняке, как это сделали с Уизли, но нет, атакующие побоялись и дали шанс вырваться.

Ярость, гнев, страх, боль, желание убивать — стихают, спадают, словно стягиваясь в один узел, завязывая в него внутренности, и вместе с упадком приходит спокойствие. Всех убить и разгромить, вырвать победу, выдавить ее из окровавленных трупов врагов, и потом заплатить свою цену. Потом. Чтобы оно было, это потом, чтобы остались живы те, кто еще жив, здесь и сейчас, мне все же надо будет выступить вперед и подтвердить свою выдуманную репутацию, сделать ее реальной, и если кто-то будет способен удержать меня от превращения — то это Луна.

Чистая, не запятнавшая себя кровью Луна, а значит, мне надо будет сражаться за нее и за всех погибших.

— Ты права, — я подлетаю к Луне, и ее оковы — одежду разжимает, она судорожно вдыхает и кашляет.

Слезы льются из ее глаз, и мне страшно и неловко спрашивать, кого же она видит во мне. Стыдно за эту вспышку, и еще немного страшно, что я мог просто убить Луну в приступе гнева. Так оно было у Темного Лорда, да?

— Ты поможешь мне не превратиться, — шепчу ей, и мы медленно снижаемся, — и когда все это закончится, мы уедем далеко, спрячемся от всех, будем жить вместе, только ты и я, больше никого.

Там, в тишине и одиночестве мои приступы пройдут, Луна вылечит меня, наверное, но даже если нет, то там хотя бы никто не пострадает. Даже Луна, ведь я собирался заняться системами защиты, не так ли? Сейчас не помешали бы амулеты, "связывающие сердца", надеть их и заняться любовью до полного умопомрачения, но чего нет — того нет, все сгорело в особняке Лавгудов. Да, мы построим свой особняк, правда без блекджека и шлюх, без Ксенофилиуса и печатного станка, без никого, даже без детей, ибо пока еще рано думать о них, да и какие дети с такими... родителями?

— И крылатые единороги, — добавляет Луна.

Это настолько неожиданно, что я останавливаюсь в сантиметре от ее губ и переспрашиваю тупо.

— Что?

Но она затыкает мне рот, и причудливой, переплетенной скульптурой двух тел мы влетаем в Башню, в покои покойной Авроры Синистры. Достаточно молодая и привлекательная, чернокожая, Аврора регулярно тревожила сны подрастающих учеников Хогвартса, не знаю уж, как оно там было с ученицами, мне обычно в этом плане Поппи Помфри являлась, да как-то раз МакГонагалл приснилась, потом в глаза ей смотреть не мог какое-то время.

Луна за прошедший после заселения день уже переделала в Башне кое-что, но этого недостаточно, и ощущается, что жилье чужое. Но сейчас это не сбивает с ритма, заводит странным образом, словно пора уже записываться в клуб любителей секса в экзотических местах. Стоило бы, конечно, в таком разе, перегнуть Луну через парапет башни, так сказать, выполнить стандартную школьную программу, но думаю, у нас еще будет шанс, раз уж мы живем в Хогвартсе. Впереди еще долгое лето, и нарушив одно правило — никаких учеников в школе летом — стоит ли придерживаться остальных?

И в воздухе, обязательно секс в воздухе, в одностороннем порядке, чтобы не потерять головы и не разбиться.

Некоторое время мы просто целуемся, в тесных объятиях, валяясь на смятых простынях, скомканном одеяле, а затем начинаем тереться друг об друга. В ходе натирания одежда с нас исчезает, ее срывает и уносит на пол, и Луну это тоже заводит, ее руки движутся хаотичнее, грубее, дыхание учащается, и соски грудей едва не рвут ткань, словно их увеличили заклинанием. Грубо срываю, впиваюсь в ее грудь, словно собираюсь выдоить досуха, и наши руки сталкиваются там внизу, потом устремляются каждая к своей цели, и нам уже не до вежливости со сдержанностью.

— Крылатые... единороги..., — выдыхает Луна вместе со стонами, — парить... в небе...

Помесь фестрала и единорога? И мысль о полете, о насаживании в полете Луны на "рог", шибает в голову, взрывается там звоном, криком, отдается приступами по всему телу, и ноги сгибает, скрючивает дрожью, и ступни елозят бессильно по простыням. Рука моя останавливается, но Луна неистово движется сама, зажав кисть бедрами, ухватив мою руку своей, заталкивая внутрь, как... "рог", о да, и слабость и звон оргазма длятся от этого зрелища, ощущений, и некоторое время мы просто лежим рядом, приходя в себя, даже не делая попыток общаться, или погладить друг друга.

Затем слабость отступает, и мои мысли плывут, возвращаются к идее, и я обдумываю ее, лениво размышляя, мол, чем я не крылатый единорог? Да, стоило бы заняться вопросом, но у магов нет заклинаний на этот счет, и нужно изобретать все с нуля, искать в области трансфигурации, а то и опять совмещать магию и операцию по смене пола, хотя и непонятно с какого угла тут заходить, чтобы потом можно было заходить, так сказать. Сейчас на все это нет ни времени, ни сил, ни возможностей, но потом? Да, потом, после того, как мы победим, после отмены Статута, после налаживания мирной жизни... может быть, все может быть.

Эти размышления заводят меня заново, но страстное соитие и отупение дают о себе знать, иначе не объяснить совершенно идиотскую мысль, которая не только приходит ко мне в голову, но и которую тут же воплощаю в жизнь. Волосы удлиняются и сплетаются в могучий "рог", одеяло видоизменяется, превращаясь в крылья, тело слегка покрывает шерстью, копыта на ногах, ну разве что главного рога не хватает, но Луна и без того в восхищении, запрыгивает на спину, и стучит голыми пятками, игогокает и требует покатать ее, шепчет в ухо, что ее заводят такие могучие единороги, и оно ощущается. Луна елозит так, словно добывает огонь трением, шерсть на спине мокрая, и я летаю кругами по комнате, ощущая, что сейчас упаду, ибо меня яростно "подхлестывают", если можно так выразиться.

— Иго-го! Быстрей, моя единорожка! — кричит Луна, чуть откинувшись назад и орудуя рукой, ускоряя наш темп во всех смыслах. — Теперь нам ничего не страшно!

А потом мы все же падаем и ржем, как два сумасшедших единорога.

Глава 14

17 июня 1997 года, Хогвартс

— Я готовил порцию Доплюнь-шариков, — тихо говорит Гарри, — а Джинни была за прилавком, она очень радовалась новым покупателям, потому что это означало больше денег и возможность нам двоим поехать в Южную Америку. Она считала, что это безумно романтично — только мы вдвоем посреди джунглей, хижина, лианы, дикая природа вокруг.

Невольно вздыхаю, до того все это перекликается с моими мыслями о собственном домике.

— Они вошли в магазин, и Джинни улыбалась им, когда они ударили, ее снесло вместе с прилавком, изрезало стеклом, вбило прямо в полку с зельями! — Гарри едва не плачет.

И есть от чего, честно говоря. Хагрид идет на поправку, Фред идет на поправку, сама Помфри идет на поправку, только вот Джинни не становится лучше. Нет, ей не угрожает смерть, но жить с изрезанным шрамами телом, иссеченной головой, разноцветной кожей и лысиной на полголовы? В слишком многих товарах близнецов использовались сильные чары, отложенная Трансфигурация, зельевые составы безумных пропорций, и все это рухнуло на Джинни, впиталось через разрезы, всосалось в кровь, и ей нужна была немедленная медицинская помощь. Магреанимация, если хотите, ведь все товары несли в себе магию, уж раны от обычного стекла Поппи свела бы в момент и даже не споткнулась бы на костылях.

Но некому было этим заниматься, Фред, Джордж и Гарри, вели сражение, отбивались от тех, кто осаждал магазин близнецов. Они видели меня, но сочли уловкой врагов и хлестнули заклинаниями, а потом появились Пенелопа и Молли, вывались, дымящиеся и кричащие из камина, насильно впихнутые туда Перси и Артуром. Молли бросилась к Джинни, забыв обо всем и поплатилась, ее достали в спину проклятием, которое Помфри сводила три дня, и добили бы, но Джордж закрыл собой мать. Пока Фред и Гарри рубились, вытаскивали раненых и убитых, Пенелопа бросилась обратно в камин, но особняк Уизли к тому моменту уже сгорел, и абонент был не абонент, и тогда, подхватив палочку, жена Перси выбежала на улицу.

Кой черт их вообще принес обратно после стольких лет? Я подозреваю, в чем тут дело, но спрашивать как-то неуместно, да и услышу подтверждение, что во всем виноваты беспорядки после той зимней конференции, и что? Мне резко станет легче? Вот уж сомневаюсь. Потом, словно кавалерия из-за холмов, возле магазина вывалился Грюм, удерживавший на руке полуобнаженную и раненую Нимфадору, злой, как тысяча чертей. Аластору хватило и одной руки, и десяти секунд, чтобы вбить нападавших в землю, втоптать их и размазать, попутно снеся соседний магазин сов, которые разлетелись, истошно ухая и обсирая все на своем пути.

В Мунго они тоже опоздали, и Аластор метнулся в Хогвартс шустрым мракоборцем, поспев как раз вовремя. Чтобы он там ни говорил, но МакГонагалл и Флитвик проигрывали битву за Хогвартс, недаром столько профессоров легло, и вот ирония судьбы — чуть позже, и профессора тоже бы разъехались, а Дамблдор поставил бы Хогвартс в "автономный" летний режим, и тогда замок просто не пустил бы нападавших.

Приедь Перси с Пенелопой позже, они остались бы, наверное, живы.

Проходи конференция позже, то и преподаватели Хогвартса уцелели бы.

— Гермиона! — доносится крик Помфри. — Сюда! Быстрей!

Гарри лишь выдыхает и отводит взгляд, исполненный муки и страдания. Сам он не пострадал, бился и сражался, как лев, и все же этого оказалось недостаточно, этого оказалось мало, слишком мало, и теперь Гарри страдает. Не он один, все страдают, держатся еле как, и даже не знаю, что с этим можно сделать, разве что зажечь Гарри на месть, но как бы лечение не оказалось хуже болезни, в таком случае.

— Держи ее! — командует Поппи, едва я вбегаю за ширму.

Меня передергивает от открывшегося зрелища, хотя, казалось бы, за эти годы чего только не повидал, но палочка уже взмывает в воздух, маскируя это самое передергивание, совершенно неуместное сейчас. Джинни полусидит в кресле, обнаженная до пояса, и Поппи колдует над ней, тогда как Молли Уизли держит руки на висках дочери, видимо подкачивая энергией. Правая грудь почти отсутствует, мешанина шрамов и взрезанной плоти, паутина, опускающая вниз до бедра, и разноцветные пятна, клочья шерсти, а по центру словно поселился третий глаз, прямо в районе солнечного сплетения. Джинни выгибает и корчит, и Поппи промахивается, тихо ругается под нос как сапожник.

Оцепенение и паралич тут не подходят, видимо, надо лечить "на живую", и я беру Джинни в захват, держу, ощущая, как она дергается и корчится, пытается сбросить узы. Глаз не видно, они закатились куда-то, изо рта рвется рычание пополам со слюной, и я не сразу обращаю внимание, что на лысой стороне черепа, правой, все же есть немного волос. Только все они торчат как иголки, и Джинни, выгибаясь, бьет ими, колет Молли, которая не отдергивает руки, несмотря на льющуюся кровь.

— Санитатем ваарга! Санитатем! — взлетает голос Помфри, бьет по ушам, и палочка ее словно вонзается в Джинни, и почти сразу все заканчивается.

Джинни перестает биться, а Помфри выдергивает палочку, и пытается подняться, устало утирая лицо и рот, промахиваясь, словно у нее свело руку. Придерживаю, помогаю опереться, и встречаюсь взглядом с Молли Уизли. Нет, она не винит меня, не бьется в истерике, но эта омертвелость во взоре... мне становится страшно, и я отступаю, потому что передо мной не человек, а ходячая оболочка. Труп. Она, возможно, еще живет ради детей, но что будет потом?

Встречаюсь взглядом с Помфри, и вижу, что она знает, но также вижу, насколько измотана целительница.

— Луна будет помогать вам... как сможет, — говорю, все еще ощущая страх.

Помфри лишь кивает, прикрывая глаза, и мы выходим из-за ширмы. Некоторое время Поппи командует, сидя на стуле и занимаясь собственной ногой, я мечусь и помогаю раненым, следуя ее указаниям. Не все мне знакомы, точнее говоря, большая часть незнакома, но все же раненых не слишком много. Этакий компромисс между паранойей Грюма и тем, что нужно все же лечить и помогать, после уничтожения Мунго в этой области наступил кризис. Часть целителей спаслась, но этого мало, слишком мало, и Поппи измотана не ранеными Хогвартса, а теми, кого лечит в Министерстве. Там организован временный госпиталь, и прочее, что полагается, но сейчас все хуже, чем было даже после финала чемпионата мира по квиддичу. Тогда хотя бы остальные страны помогали, здесь же мы сами за себя и сами по себе.

— Позови Гарри, — устало говорит Помфри, заново забинтовывая свою ногу. — Дальше он справится.

Выглядит та жутко, изломанно, выгнуто, но все же в чем-то понятно и привычно, в отличие от Джинни. Поймала Помфри какое-то костоломное проклятие или деформирующее плоть, теперь лечит потихоньку, попутно ковыляя на костылях, ведь остальных обязанностей никто не отменял.

— Да, мадам, — отвечаю привычно.

Гарри тоже многое умеет, но, видимо, держать Джинни было выше его сил. Да и не мне его осуждать, будь там Луна смог бы я действовать хладнокровно? Вот-вот. Мне хочется спросить, но Помфри опережает.

— Она будет жить, но захочет ли?

Да, вот этот удар судьбы наотмашь, он прибил всех Уизли, включая Гарри, кого морально, а кого физически, и я неожиданно понимаю, что можно предложить Гарри, кроме мести. Жить ради Джинни и поддерживать ее, да, в этом все равно будет месть и желание смерти тем, кто убил и покалечил Уизли, но, возможно, эта часть с жизнью ради Джинни, часть с поддержкой, станет тем, что не даст сорваться Гарри. Да, пожалуй, надо будет с ним поговорить, поработать, так сказать, психотерапевтом Уизли в последний раз.

Июнь 1997 года, магическая Британия

Выбираюсь из незаметной трещины в скале, подтягиваюсь на лапках, и облегченно выдыхаю, до последнего казалось, что застряну или трещина схлопнется. Глупо, конечно, гоблины не тратят магию на подобное, но все же вот. Выдры-летяги из меня пока не вышло, поэтому превращаюсь обратно и аппарирую к остальным.

— Главный вход, четыре выхода, все замагичено так, что шерсть дыбом встает, не думаю, что тут даже фиендфайр пробьется, — говорю Аластору.

Тот задумчиво хмыкает. Адское Пламя, эта ультимативная магия, выбивающаяся из привычного ряда заклинаний, в свое время и было придумано и разработано против гоблинов, их крепостей и нор, укрепленных и защищенных, откуда они выходили и били магов в спину. Услышав об этом несколько дней назад от Грюма, невольно думаю о том, что мои прошлые размышления о миролюбии магов, порожденном самой магией, могут быть ошибочны.

Просто маги толком ни с кем не воевали, а с палочкой в руках превосходили всех на десяток голов, вот и не требовалось ничего такого. Зато, как с гоблинами приперло, сразу придумали Адское Пламя, и переломили ситуацию. Гоблины, в конечном итоге, все же придумали и разработали контрмеры, но к тому времени, как они это сделали, уже был принят Статут, войны закончились и гоблины отложили разработки на склад, чтобы теперь достать, стряхнуть пыль и начать применять. Много чего разработанного гоблинами повылазило в эти дни, но все оно, как правило, страдает недоработками и недоделками, потому что не опробовано и не отшлифовано в войнах.

— Выходы? — задумчиво спрашивает Грюм.

— Там, где вы их видели.

Вглубь пещер его взор не пробился, видимо из-за этой особой защиты, но зато выходы Аластор увидел. В подземных, отлично защищенных камнем норах есть один недостаток — там имеется лишь ограниченное количество выходов. Когда мы перехлестнулись с кентаврами в Уэльсе, сразу стало понятно, почему человекокони не слишком любят соваться на равнины. Слишком легко их там вбить в землю магией, тогда как в лесу и холмистых предгорьях, они мало того, что дали нам прикурить, так еще и смылись, топоча копытами и засирая за собой путь. Грюм ругался так, что листья вокруг жухли, и его можно понять, после того, как Нимфадор рассказала, из-за чего Аластор так невзлюбил кентавров.

В свалке с теми, кто штурмовал Министерство, Тонкс получила рану, и Грюм потащил ее в Мунго, но там оказались лишь развалины. Потыкавшись туда — сюда в творящемся хаосе, и попутно вытащив оставшихся Уизли и Гарри из передряги, Грюм прыгнул к Хогвартсу, то есть в Хогсмид. Там он столкнулся с кентаврами, которые толпой скакали из Запретного Леса, собираясь втоптать Хогсмид в пыль, и, не исключено, что выпить все виски, изнасиловать всех магичек и сожрать все конфеты. Нимфадоре становилось все хуже, и Грюм настолько озверел, что одним махом проделал ту самую просеку, которую я видел, разом решив две проблемы: устранив кентавров и проложив кратчайший путь между двумя точками: Хогсмидом и Хогвартсом. Там он еще помог отбить штурм, ибо стена была уже обвалена и башня разрушена, и спас Помфри, во имя лечения Нимфадоры, разумеется, но все это уже шло мимоходом, по инерции от той самой первой вспышки ярости, вызванной кентаврами.

— Но там есть порталы.

Получив по сусалам, умывшись кровью зимой, гоблины отбросили осторожность и взялись за дело всерьез. С ними маги — наемники, из числа тех, кто любит деньги больше всего, их втайне поддерживают сторонники сохранения Статута (условно именуемые чистокровными), и это уже практически подтвержденная догадка, и они снабжены всяким разным, включая портключи и порталы собственной разработки. А нам кровь из носу нужны пленные, которых можно вскрыть, выпотрошить, залезть в головы и воспоминания, вскрыть сеть убежищ гоблинов в Англии, пароли, явки и все прочее, как полагается.

Правда, это не объясняет, почему с нами сегодня только люди, но у Грюма, как всегда, свои соображения.

— Сколько? — спрашивает Грюм у меня.

— Четверых, тут недалеко.

Он ничего не говорит о переутомлении, надсаживании и расщепах, у Аластора все просто, сказал — сделал, и это хорошо. Не всегда, но сейчас хорошо. Грюм поворачивается к командиру отряда спецназа и объясняет ему нехитрую тактику и стратегию взаимодействия. Тот кивает и командует своим.

— Джон, Джек, Джим, Джонсон — достать накидки!

Затем касается рукой передатчика, закрепленного на щеке, и бросает туда.

— Это матушка-гусыня, гнездо в безопасности, птенцы вылупятся, как положено.

Не то, чтобы гоблины могли нас подслушать, но таков порядок. Три отряда, держащие на прицелах остальные выходы, получив сигнал, будут стрелять во все, что будет двигаться. Стоило бы с каждым пустить по магу — у нас, конечно, нехватка людей, но не до такой же степени! — но Аластор крутит какие-то свои схемы, то ли решил проверить, что может огнестрел против существ, то ли шпионов среди приданных нам МиМ людей ловит, то ли считает, что против гоблинов и такое сгодится.

Четыре бойцы шустро закрепляют за спиной маскировочные накидки, и я вскидываю палочку.

— Протего!

Заклинание впечатывается в одежду, словно впитывается в накидки, и спасибо Фреду и Джорджу за эту идею. С преобразователем магической энергии пока тупик, подпитывать заклинания собственной энергией бойцы не умеют, зато вот так — вполне, вполне. Потом накидки придется выбросить, да и выдержат они лишь пару-тройку заклинаний, но там, внизу, в пещерах, любое преимущество — бесценный козырь. Они вытягивают руки, и я кладу свою поверх, невольно думая о том, что все это слишком смахивает на пафосную сцену из фильма, но что поделать, мне нужен контакт с кожей, для аппарации.

Запечатлеть в память. Представить нашу фигуру из пяти тел. Аппарировать.

Хлопки глушителей, и трое гоблинов — охранников падают, оглушенные, не успев поднять тревоги.

— Работаем, — тихо командует один из бойцов остальным, дополняя жестами.

Они разбегаются силуэтами по пещере, в которой расположены порталы, слегка подсвеченной кристаллами, и до меня доходит, почему они. Кто-то сливает инфу, и поэтому наши прошлые захваты оказались безрезультатны, поэтому Грюм взял лишь тех, кому доверяет, и кто не связан с магическим миром, или меньше шансов, что он связан с гоблинами. Не исключено, что у них есть информатор и здесь, деньги — великая сила, но пока что все гладко.

Там, наверху, Грюм ставит антиаппарационный щит и крутит в руках палочку, готовясь ударить Адским Пламенем от главного входа, выжигая нору гоблинов, как это делали предки Аластора несколько сотен лет назад. Наша задача — пленные, вязать и глушить всех, кто будет рваться к порталам, не давать освободить уже повязанных. Затем сортировка, вскрытие, допросы, уничтожение тех, кто исчерпал свою полезность. Мы заливаем кровью магическую Британию, пускаем ей кровь во имя оздоровления, с помощью ведомства Кларка и с их прикрытием в новостях, но надолго ли хватит рассказов об "аномальных случаях"? И без того плодим слухи об Апокалипсисе и всяких там сектантов, Статут висит уже вообще непонятно на чем, и надо быстрее заканчивать с этой неопределенностью.

То есть попросту говоря, быстрее вбить всех врагов в землю, разумеется, во имя Луны!

Полыхает Гражданская война, от темна до темна

Много в мире магичек, только Лавгуд одна

Тихо, еле слышно хлопает ружье, и еще один гоблин падает, ухватившись за дротик в шее. Начали!

Глава 15

1 Июля 1997 года

Жизнь несется галопом, кровавым галопом, пришпоривает, понукает, и совсем не так приятно, как Луна в роли "единорожьей наездницы". Прошлое ухватило за горло и не отпускает, не удается выйти за рамки роли, за рамки образа, маски и репутации, и остается только скакать по сцене, разить и действовать, не в силах прервать спектакль, потому что перерыв означает смерть всей труппы, трупы и еще раз трупы.

Рейды, налеты, обыски, потрошение складов, вскрытие убежищ и тренировки, натаскивание нашей новоиспеченной армии — все же получив зацепки, информацию от гоблинов, Аластор бросается в новую атаку, и мы вытягиваем неожиданно крупную "рыбу": магов, оказывавших им поддержку. Причем, не только из других стран, хватает и британских палкомахателей, действующих по разным причинам, денежным и идеологическим. Те, кто разделял идеологию Волдеморта, просто не хотел действовать, не одобрял чрезмерной жестокости, те, кто просто не любит магглов, те, кому Дамблдор в суп плюнул — пассивная в целом масса, но при этом представляющая собой вполне питательную среду, достаточно лишь бросить щепотку дрожжей в виде иностранных магов, в нашем случае в основном французских.

Казалось бы, магический мир и так мал, чего делить, но нет.

Тысячелетняя история вражды Англии и Франции, де-факто уходящая еще дальше вглубь в прошлое, отражающая историю людей, тесно переплетенная с ней, и в результате против нас действуют весьма мотивированные маги, желающие гибели и разрушения Британии, маги, которым дали отмашку "Действуйте!" Поднять бы против них всю Британщину, ан нет, не получится, все переплетено безумно, кому-то Статут дороже родной страны, кто-то готов вбить французов в землю, но только рядом с гоблинами, кто-то слишком пассивен и прячется, а кому-то просто все маги не душе, как гоблинам и примкнувшим к ним существам, отчаявшимся добиться прав и свободы.

Сыграть бы на этом, но всемирная конференция телится, рассматривает Статут и отмену, а не права существ, да и кто сказал, что дойди до рассмотрения, они дали бы эти самые права существам? Потрясение основ магического мира, не хуже отмены Статута, в сущности. Также не стоит забывать о том, что страны, отказавшиеся отменять Статут, отказали и конференции в легитимности высшей власти, и тем самым сделали оную конференцию уже не всемирной. Так сказать, у них своя конференция, с шахматами и куртизанками.

Каким-то чудом Статут еще не рухнул, хотя все выглядит так зыбко, хрупко и ненадежно, что кажется — пердежа бабочки хватит, чтобы все разрушилось, и гоблины регулярно изображают этих самых бабочек, со своими нападениями. Все три стороны закусились, и готовы идти до последнего, несмотря на возможный апокалипсис одного из миров, каждая сторона права по-своему, и эти правды переплетаются с личными причинами, выгодой или местью, ненавистью или желанием власти, порождая ту самую гражданскую войну, которой все так хотели избежать, что неизбежно в нее и влетели, вляпались по самую маковку.

Возможно, что чудо заключено в том парадоксальном факте, что и нам, и нашим противникам одновременно нужна и не нужна отмена Статута, всем на свой лад. Власти мира людей тоже действуют, прикрывают нас, снабжают информацией, оружием, бойцами, и этот симбиоз входит в нашу жизнь так просто и естественно, что остается только диву даваться. Магические средства передвижений недоступны самим бойцам, они не видят многого из магии, и несут тяжелые потери, но при этом они дают нам то, чего нам так не хватает.

Огневую мощь вкупе с тренированностью и дисциплиной.

Армия с ядром вокруг оборотней — это еще не армия, это толпа с палочками, не скажу, что сброд, но все же это именно что толпа. Умелый и опытный маг снесет им половину состава площадным заклинанием, прежде чем новобранцы успеют пикнуть и сказать "Про", не говоря уже о "тего". Но у нас нет времени ждать, действовать нужно здесь и сейчас, и мы действуем, ходим в рейды, шерстим магов, ловим вражеских агентов и прибиваем своих, помогающих врагам, обороняем Министерство и новое Мунго, следим за порядком и тут же мчимся чистить память очередным свидетелям очередного кровавого набега гоблинов, восстанавливать дома, хоронить погибших.

Умеющие ставить защитные чары на здания купаются в золоте и очередь к ним расписана до следующего года, за плащи с Протего готовы убивать, и мастера ядов и любовных зелий не успевают надраивать котлы. На нашей стороне преимущество СМИ, и там, где враги сочиняют анекдоты и пускают слухи, мы долбим статьями из "Пророка" и "Придиры" — грохот печатного станка Ксенофилиуса наполняет подземелья Слизерина, распугивая оттуда всех. Переезд в Хогвартс, наблюдение у Помфри, помощь Луны и поддержка Министерства благотворно сказываются на "Придире" — тиражи зашкаливают до небес. Также, не исключен "эффект гоблинов", так сказать, ибо Ксенофилиус оседлал свою любимую и как никогда актуальную тему — "во всем виноваты гоблины", находящую горячий отклик в сердцах рядовых магических британцев.

"Подавление бунта магических существ вкупе с поддерживающими их магами", а попросту говоря, гражданская война, пока еще не дошла до стадии интервенции — прямого вторжения других государств, и непонятно, дойдет или нет. Не одни мы наводим порядок, качаем военную мощь и подавляем противников, наши враги делают то же самое, и вряд ли прямую стычку хотя бы двух сотен магов удастся скрыть. То есть, попросту говоря, как только дело дойдет до открытой войны двух магических государств, так Статут и рухнет. Поэтому все изощряются в тайной войне и ударах в спину, правда, мы пока еще не летали во Францию, но Аластор пару раз поминал ответный рейд, мол, надо бы укоротить лягушатникам их лапки. Но, понимание это одно, а эскалация насилия — это другое, и в какой-то момент одна из сторон все же переступит черту и завяжет открытую войну, и тогда все, все наши усилия, пролитая кровь и чернила, все погибшие и убитые, все это пойдет прахом.

И на фоне всего этого, разработка БАК — боевого автономного костюма — становится, как никогда актуальна.

Вот только сразу вылезают проблемы, словно на грабельное поле выбегаю. Нехватка времени, с этими рейдами, стычками и походами — да что там, даже на личную жизнь времени практически не остается, хорошо хоть Луна на своих делах тоже упахивается до бессознательного состояния. Нехватка знаний в той практической части артефакторики, что развита магами. У гоблинов развита лучше, но у них своя магия, так что тут приходится утереться. И самое главное — что никто из магов не копал особо в этом направлении — комплексного модуля, состоящего из различных заклинаний и действующего автономно. Вспоминая хрупкость моих самодельных диадем — подозреваю, что решения выходили ненадежными, сложными, долгими в изготовлении и быстрыми в сломе владельцами палочек.

Это еще неизвестно, сколько сами палочки доводили до ума, что они такими палочками стали, может, вначале там тоже было хрупкое и ненадежное говно, из кривых корней берез и примотанных к ним первобытными волшеверевками перьев из жопы фениксов. После войны, разумеется, будет время со всем этим разобраться, выдвинуть теории, построить гипотезы — проверить их на практике, благо, как уже сказал, никто в эту область не лез и мне открыты все пути. Но и опереться на наработки предшественников не удастся, а результат нужен здесь и сейчас. Вооружить бойцов спецназа магическими артефактами, соединить лучшие стороны двух миров, и уже будет, чем ответить Франции, если те вторгнутся, или будет с кем сходить в рейд, если до него дойдет.

Но здесь встает фундаментальная проблема преобразования и накопления энергии. Самые лучшие, стабильные и массовые артефакты магов — палочки и метлы — они лишь пропускают через себя энергию, подаваемую магами, питают ей заклинания или усиливают, концентрируют, но всю работу делает маг. С обычными людьми такое не пройдет, то есть, если давать им артефакты, то те должны работать автономно, откуда-то сами брать энергию, и плюс иметь управление, доступное опять же обычному человеку, не умеющему в магию.

Конечно, можно пойти промежуточным путем — чудеса магии, вроде массовой каминной сети по странам, и приставленные к ним маги. Как раньше в лифтах были специальные люди, нажимающие на рычаг, но как-то это все... не того. Даже не то, чтобы мелко, хотя почему бы и нет? Мелко, противно, унизительно, и маги превращаются в придатки к ряду устройств, тогда как они, по идее, вполне могут стать элитой, передовым отрядом человечества, стать выходом из тупика и кризисов, если выражаться высокопарно. Проблемы, трудности, загадки и прочее — только их у меня и в избытке. Ну и еще волшебной древесины, пара вырванных с корнем дубов и я завален древесиной, что называется, ешь не хочу.

Прошлые полгода, черновые наработки, позволили мне стартовать не с нуля, но этого мало, мало. Зато сейчас можно посвящать разработкам все свободное время, плюс имеется наилучший из стимулов — необходимость. Собственно, вот, прямо сейчас, в перерыве между рейдами, я как раз и колдую над очередной заготовкой из дерева. Передо мной висят книги и учебники, громоздятся куски дубов под стенами, на столе елозят кругляши из дерева, словно играю в волшебные шашки. Не выходит деревянный цветок, не складывается композиция — кругляши, в сущности, одноразовые артефакты, с впечатанным туда Протего. При расположении на теле, они должны выступать в роли узлов, опорных точек, из которых щит распространяется и окружает тело, защищает его скорлупой щитов. Пока что единственный вариант, который работает — это все то же ожерелье, нанизанное особым образом, и щит перед носителем такого оказывается в несколько раз прочнее, и не требует ухода. Проблем тут две — во-первых самому не поколдовать — нужно пробивать утроенный щит изнутри, ну или колдовать вбок, что не всегда возможно, и во-вторых, щит стоит в плоскости перед носителем, а должен закрывать все тело.

Выход наверняка есть, но попытка получить броню перемещением кругляшей не работает. Рубит оживленным големам — матрешкам ноги и руки, рассекает тела, работает в плоскости, а не с плавным обтеканием контуров тела. Чуть лучше дела обстоят с полетным ранцем — взлетает на отлично, но с таким же успехом можно бойцам метлы давать — управлять ранцем они не могут. Нет, метлы даже безопаснее, те хотя бы взлететь не могут.

— Вот ты где! — доносится возглас Луны.

Она странно бодра и весела, хотя вчера ее хватило только на то, чтобы залезть рукой под пижаму, и тут же уснуть, даже не добравшись до пункта назначения. Выспалась, наверное.

— Ого! — восклицает Луна, глядя на кругляши, взлетающие в воздух и устремляющиеся к голему.

Может она что-то подскажет, мозгошмыгов там каких разглядит?

— Не, ну это неправильно, — говорит Луна, и во мне рождается надежда. — Можно?

— Делай, — машу рукой.

И ведь на схеме, в тепличных условиях все работает! Размести кругляши в воздухе, повесь сами по себе, удерживай своей волей, и они сольются, образуют щит, но на големе уже не работают. На магах еще пока не проверял. Взгляд мой падает на газету, принесенную Луной, и меня натурально перекашивает, до желания схватить и разорвать этот кусок бумаги.

"Маги общины Ноттингема одумались и сдаются Кровавой Грейнджер!"

И колдофото, от которого меня, собственно, и перекашивает. Ладно бы там, если бы эти работники пера и фотоаппарата меня случайно подлавливали, но ведь нет! Открыто присутствуют, фотографируют, ведь мою репутацию усиленно раздувают и накачивают, всеми возможными способами, делают из меня страшилку и бабайку (подозреваю, что за неимением Дамблдора Аластор теперь в этом вопросе консультируется с людьми, раз уж все равно воюем плечом к плечу), и пускай до прямой лжи еще не опускаются, но все же. То, что там трое наших, пусть не близких мне, но все же наших, легло, ни слова. Разбитый в хлам дом, со следами ожесточенного сражения — его нет на картинке. Идиллическая картина — Кровавая Грейнджер в красном платье (разумеется, приличном, на манер одежды магов, включая мантию, но при этом не мешающее сражаться) висит в воздухе, а впереди перед ней и на земле маги на коленях, задрав руки, отбросив палочки. На заднем фоне умело, без выпячивания, валяется убитый гоблин, накрывшийся ушами. В ложных подвигах пока нужды нет, но все же, чувствую, скоро дойдем до совсем постановочных фото.

— Вот! — восклицает Луна, дышит в щеку. — Правда, ты классно смотришься на этой фотографии?

— Ага, — опять морщусь кисло, словно лимонов наелся, — классно.

Всю жизнь мечтал ходить в красном, чтобы не было видно крови, по которой хожу.

— Ну что у тебя? — меняю тему. — Гм, оригинально.

Кругляши на големе расположены в форме цветка, этакая ромашка на ножке. Пожав плечами, оживляю голема и активирую сеть.

— У меня отличные новости, — дышит Луна, — Гарри вернулся из Лондона!

— Ммм?

— Он согласился рассказать мне о выборах Министра, будет отличная статья в "Придиру"! — восклицает Луна.

А, так вот чего ее распирает от энергии.

— Ты знаешь, что они там используют особого, магического сурка в выборах? Кандидаты выстраиваются перед ним, а он выглядывает из норы, и на чью тень он взглянет, тому и быть Министром!

Вообще-то Министра выбирают не так, но это же Луна, поэтому ограничиваюсь недоверчивым взглядом. Стоп. Выборы? Уже? О да, конечно, в такое отчаянное время все должно было пройти быстрее, но все то же противодействие части общества мешает, тормозит, давит, так что это чистая победа наших. Или там Отдел Тайн подсуетился? Саймон МакДугал, что ли, кандидатура Аластора и Минервы, так сказать, музейный экспонат, вытащенный из запасников, бывший аврор и бывший соратник Дамблдора времен еще до первой войны, благополучно ушедший в отставку и потому никем не тронутый. Вроде удовлетворяет всем условиям, особенно для игры "Саймон говорит", так что, наверное, дела пойдут на лад.

Наверное.

А Гарри, получается, туда возили для пиара и показа единства нового Министра и героя магического мира? Наверное, но стоило ли оно того? Упадок и уныние первых дней пострадавшие, вроде бы, преодолели, но мне не нравится, в каком направлении все это идет. Мои советы, может, и помогли, но все пошло куда-то не туда. Насилие мести, насытит ли оно душу Гарри и Уизли, или наоборот, разожжет в них только больший пожар? Надо быстрее заканчивать войну, или хотя бы быстрее перенести ее за пределы Альбиона, а для этого нужно...

Обрубок тела голема падает на пол, с глухим стуком, рядом валятся отрезанные конечности.

— А так красиво смотрелось, — обиженно выпячивает нижнюю губу Луна.

Наш Министр — это хорошо, но это еще не победа, а значит работать! Работать дальше, выше и лучше!

Глава 16

12 июля 1997 года, Хогвартс

Сдав Луну на руки Хагриду, что может быть лучше в этот солнечный летний денек, чем вылететь на середину Черного Озера, дабы провести испытания боевого костюма, и глушить русалов взрывчаткой? Разумеется, обнаружить, что есть и лучше объекты для испытаний, и даже более того — сами жаждущие помочь мне в испытаниях, подставиться под мои удары и взрывы, проверить защиту костюма.

Прямо так и хочется завизжать на высокой ноте от счастья.

Они выныривают внезапно, со стороны Запретного Леса, и мир словно замирает на одно мгновение, на один удар сердца. Запретный Лес полон магии и зверья, и не везде там удается поставить ловушки и сигнализацию, но все же основные подходы перекрыты, и Хогсмид под постоянным наблюдением, не говоря уже о подземных входах в Хогвартс, и в целом слежке за замком при помощи Карты Мародеров. Все это означает, что враги отлично осведомлены о наших возможностях, и подготовлены, и наверняка подбирались тихо, скапливались в Лесу, не вылезая на территорию школы и не задевая сигналки, не тревожа существ, которые с нами сотрудничают.

Можно даже не сомневаться, почему они вдруг выскочили — опять все дело во мне.

Всего лишь вылетел на Озеро испытать боевой костюм, на мне даже этого чертового красного платья, ставшего символом, нет, но кого это волнует, когда я теперь сам по себе живой символ? Кровавая Грейнджер, спешите видеть! Каждый день на страницах ваших газет, подвиги чудо-женщины из Британии! Да-да, заполучив Министра, Грюм легко и непринужденно продвинул проект с Кровавой на международный уровень, и его можно в этом понять.

Воронка насилия и гражданской войны ширится и ширится. Прошел месяц с момента взрыва на конференции, и если так пойдет и дальше, если наш огрызок всемирной конференции (как, впрочем, и вражеский) будет и дальше тонуть в проблемах, спорах и бюрократии, то Статут рухнет раньше, чем его отменят, и никакие спецслужбы (хоть и помогающие, но все равно крайне недовольные, кстати, непрекращающимся конфликтом) не спасут. Нужен прорыв, для прорыва нужен символ, за которым пойдет армия, плюс этот символ должен противопоставляться двум другим сторонам (а вот влезут люди, и будет четвертая), ну и так далее, и так далее, все это Грюм уже излагал.

Гарри тоже символ, но в другом ключе, не силовом, скорее просто как герой магического мира.

Особенности войн и боевых действий волшебников — нужно добраться до самого сильного и ты уже, считай, на две трети победил. Да, маги индивидуалисты, но сбиваются в кучки вокруг сильных, и недаром прошлые войны частенько изображались и подавались, как противостояние Дамблдора и Волдеморта — двух символов и сильнейших магов. Именно по этой причине Волдеморт так хотел добраться до Министра, так сказать, срубить голову власти и на место отрубленной прикрутить свою голову, ну или своего ставленника, который следовал бы курсу Темного. Символы, сильнейшие маги, фигуры, и Аластор, ловко воспользовавшись предысторией, вылепил такой символ из меня. Все это, некогда рассказанное Грюмом, вспышкой проносится в моей голове, как предыстория к тому, почему враги не утерпели и понеслись вперед, из не слишком выгодной для них позиции.

От вида Кровавой Грейнджер на передовой, противники отмены Статута и гоблины, теряют волю и идут в атаку.

Четверка магов на метлах быстро несется над поверхностью озера, почти касаюсь, воды ногами, сами маги почти лежат, пригнувшись к метлам, уменьшая область поражения заклинаниями. Странно, неужели... нет, мы все же сталкивались, и, разбившись на двойки, маги разлетаются, расходятся, огибая взлетевший в небо фонтан воды. Стремительно лечу спиной вперед, вскидывая руку к груди и настороженно следя за противниками. Мне нужно всего лишь выиграть время, отступить к Хогвартсу, неужели они этого не понимают?

— Боевой костюм "Выдра — 1" — активировать! — сжимая кругляш на груди.

Костюм активируется касанием, в словах нет нужды, но нужно как-то сломать эту зловещую, пугающую тишину, в которой мы впятером несемся над водами озера. Они настигают, и это неудивительно, они на метлах, я сам по себе, но ничего! Летная система в костюме, две штучки на ногах, они практически не уступают метлам, правда, с управлением пока проблемы, но сейчас скорость важнее! Меня дергает и швыряет, переворачивает и разворачивает, и я неожиданно обнаруживаю, почему они выскочили всего лишь вчетвером.

Потому что еще две четверки заходят со спины!

Со стороны Запретного Леса взлетают красные искры, проклятье! И дюжина магов, умело взявшая меня в клещи с трех сторон, включая превосходство по высоте, все они на скоростных метлах, и можно не сомневаться, управлять метлой одними ногами умеет каждый из этой дюжины. Где же помощь из Хогвартса? Меня швыряет и крутит, несколько лучей проносится мимо, со стороны замка никаких движений, зато в Запретном Лесу что-то происходит. Ведь там хижина Хагрида! Луна!

А значит — бей первым, Федя!

— Мочи козлов!

Отключить полетные амулеты на ногах, ударами рук, словно решил гопака станцевать в воздухе, и тут же вираж, уход по спирали вверх, так, чтобы от перегрузки в глазах темнело, и одновременный удар врагов, четыре багровых луча пролетают мимо. Очертить палочкой круг, словно заключая себя в сферу.

— Небула Максима! — затуманивая, буквально, воздух, потому что мне нужно выиграть несколько секунд.

Сзади и с боков вспыхивают щиты, костюм держит, перераспределяет, но надолго запасов энергии в кругляшах не хватит и они начнут питаться от меня, и тогда щиты снесет. Центральный кругляш, управляющий, связанный с остальными через модификацию Протеевых чар, опасно нагревается, едва ли не обжигает, но дело уже сделано — воздух стал непрозрачным, враги потеряли меня. Надолго это не спасет, но мне долго и не надо.

Свечкой вверх!

— Фините!

— Негата Вентус!

— Пургатио Каэлум!

Несколько различных заклинаний врезаются в туман, рвут его на части, отменяют, сносят, как, собственно, и ожидалось от врагов. Пора!

— Люмос Хорус, — шепотом, чтобы не услышали враги.

В руке уже сверкает сфера зеленого стекла, подобная светошару с дискотек, трансфигурированная буквально лету, из куска волшебной древесины, выдернутого из безразмерного кармана. Вспышка света ударяет в сферу, разбрасывая вокруг себя лучи зеленого, и тут же палочку в горло, заклинание усиления голоса и рявкнуть, да так, чтобы над Лесом взлетели вспугнутые птицы.

— Авада Кедавра!

Сотни зеленых лучей бьют из нижней полусферы, и противники шарахаются в панике, прижимаются к воде, сталкиваются друг с другом, спеша уйти от смертельного и предельного заклинания. Долго психологический эффект не продлится, но мне и не надо долго, горсть шариков уже в воде, и вот еще, швырнуть от души, и сейчас...

ГРРРРРАХ!!

Столбы воды взлетают вверх, снося всех и вся на своем пути, и пускай я ошибся с местом заброски, мы успели сместиться, улететь чуть дальше, но паника от лже — Авады делает свое дело. Маги мечутся, носятся на метлах, пытаются одновременно подставить что-то материальное под лучи и уклониться от Авады, от взрывов снизу, от моих возможных атак, и им просто некогда смотреть по сторонам.

— Инфрасонус!! — еще вам паники сверху, бляди!

Двое сталкиваются, летят вверх тормашками с метел, в добавление к тем трем, которых все же сбило ударами воды снизу. А вот вам Вспышки, почешитесь! Шарик в воздух, н-на! Еще! Горишь, бубновый! Еще две метлы, чадя и дымя, летят вниз, только гула истребителей не хватает. Так, пока остальные не пришли в себя, добить тех, кто в воде и мчаться на помощь.

— Редукто Максима! — прямо в вынырнувшие на поверхность головы.

Еще веер брызг взлетает, но этот удар не достигает своей цели, один из магов успевает прикрыть своих, отразить Редукто прямо в меня. Ухожу в сторону, подныриваю, и переливы радуги слева, не менее трех лучей врезается в щит, и тот не выдерживает, кругляш, содержащий заклинание щита, лопается и раскалывается пополам. Ощущаю движение по телу, кругляши перестраиваются в новую конфигурацию, и одновременно с этим кто-то из врагов врезается в меня сверху, зайдя на таран, хватает и роняет в воду.

Тут же рядом врезаются лучи, вода вокруг бурлит и кипит.

— Гляцио максима! — торопливо, хлебая воду, которая имеет какой-то гадостный привкус.

Волна льда ударяет во все стороны, защищая от кипячения, и я все же вырываюсь из воды, примерно до пояса. Протаранивший меня не отпускает, выныривает следом, смотрит в упор, и мне становится страшно, потому что я знаю этого мага. Магессу.

Это Эмелина Вэнс из Ордена Феникса.

— Остановись, Грейнджер! — орет она, вцепившись в меня, словно хочет стянуть мантию и трусы, хватает за руки и сковывает движения.

Палочки у нее нет, но мне не удается извернуться, и тут же заклинание сверху взрезает мантию и плечо, атака идет с фронта, неприкрытого щитами, и если прикрываться Вэнс, то она окончательно скует мои движения и не даст колдовать! Еще четверо в воздухе, да они же меня размажут! Вылетаем из воды, моя нога приподнимается, и коленка бьет Вэнс прямо в грудь, та хватает воздух ртом, но не отпускает. Активировать летный модуль, вот так! Меня опять мотыляет и крутит, швыряет, Вэнс бьет об воду, о головы соратников, и четверка сверху замирает, не решаясь атаковать своих же.

— Это вы, бляди, атаковали нас из особняка на Гриммо?! — ору, накручивая в себе злость, бешенство и ярость.

Не лучшие спутники в бою, да и откат потом после них, приведение себя в норму занимают драгоценное время, но сейчас у меня почти нет выбора — нужно как-то стряхнуть с себя Эмелин. Если бы можно было аппарировать, я бы прыгнул прочь, почти не раздумывая, срезая ее с себя, но это ж Хогвартс, мать его! Самое безопасное место в магической Британии!

— Меня там не было! — орет Вэнс, и перехватывает руками выше. — Одумайся! Еще не поздно!

— Поздно! — вырывается могучий рев из моей глотки. — Я уже сделала свой выбор!

Превратиться! Глаза Вэнс широко раскрываются, она пытается ухватить меня-выдру, но я уже превращаюсь обратно и бью ее ногой в лицо, прямо в нос, ломая его и отбрасывая магичку прочь от себя. От превращения в выдру боевой костюм дает дуба, но я вырываюсь из захвата! Вираж, уход, щит, вот тебе Экспульсо, и несколько секунд над Озером кипит магический квиддич, в котором я исполняю роль квоффла, и тройка Охотников несется за мной, норовя забить гол.

Девятка снизу их поддерживает, а также барахтается, сбрасывает мешающие мантии и ловит метлы, еще немного и они снова взмоют в воздух, так, вот вам! Тройка разлетается и отражает брошенные мной шарики, отбивает в сторону взрывчатку, прикрывая своих, и тут же переходит в новую атаку, осыпает меня заклинаниями, словно они этот трюк месяц репетировали!

Бесполезно кидаться в них взрывчаткой, они слишком быстры и шустры, и меня спасает только то, что маневренность у меня все же выше, пускай и ценой потемнения в глазах. Меня уже несколько раз задело, одежда взрезана, раны кровоточат, и капельки срываются вниз, в озеро. Еще бросок! Опять отбили! Подловить их на этом?! Точно! Еще бросок! Отбив! Фонтаны воды встают над озером, со всех сторон от тех врагов, что барахтаются там, и нужно только не ошибиться с исполнением щита!

— Аква Аммониа Максима! — на выдохе, словно норовя выплюнуть желудок и легкие.

Трансфигурирующий щит, превращающий всю воду в аммиак, встает на пути взрывов, фонтанов из глубин Озера. Держится он недолго, доли секунды, но этого хватает. Аммиачный дождь заливает магов, раздражает носоглотку, щиплет глаза, сбивает концентрацию. Трое на метлах пытаются прикрыть своих, те, что в воде торопливо расплываются в сторону, кто не потерял палочки — торопливо кастуют щиты, чары Головного пузыря, в общем, защищаются, как могут, но главное здесь не в этом.

— Диффиндо! Диффиндо! Диффиндо! — палочка крутится, выписывая одну и ту же фигуру, губы почти выворачивает, заклинание выплёвывается, и все кажется, что медленно, медленно, нужно быстрее и еще быстрее!

На меня тоже попадают капли, но некогда, некогда, задержать дыхание, все остальное — ерунда, это же не кислота! Метлы и магов, троицу в воздухе взрезает, роняет в озеро, к их собратьям по атаке, и нате вам прощальный подарок, уф, аж рука устала, хватать и вытаскивать заготовки, моментально впечатывать в них взрывную трансфигурацию, только и спасения, что заклинание отработано до автоматизма, да древесина волшебная!

Население Хогвартса за этот месяц разрослось, несмотря на ворчание и паранойю Грюма, постепенно стянулись друзья и хорошие знакомые тех, кто изначально нашел здесь приют, открылся мини-временный филиал Мунго, проводились тренировки отдельных отрядов создаваемой армии, подтягивались ученики, кого успели выдернуть из хаоса сражений и нападений, да что там, даже Минерва уже стала директором!

Вот только с щитами разобраться не успела, не закрыла всю школу непроницаемо, как это делал Дамблдор. В этом дело? Спешат успеть, пока не опоздали? Или это просто выплеск сопротивления напоследок, ведь Британия чистится со скоростью роста паранойи Грюма? Но в любом случае, в Хогвартсе хватает магов, должно хватать, только их почему-то не видно? Мчусь прочь, холодея от догадок — неужели резня идет уже в самой школе? Но зачем... а, неважно, почему враги снова решили напасть на школу — чтобы зайти через нее в Министерство с заднего прохода, так сказать, чтобы просто убить нас всех, или чтобы самим занять такую отличную крепость — факт тот, что без резни тут никак, и если они заходили со стороны Леса, то...

Со стороны Леса и хижины показывается фигура Хагрида, он отмахивается огромной дубиной, отступает к школе, отражая и сбивая лучи заклинаний, те большей частью пролетают мимо, впиваются в его пальто, гаснут. Хагрид шатается, ревет зычно, вызывает врагов на честный бой и отступает широкими шагами, едва не наступая на вертящуюся за его спиной невысокую блондиночку. Луна крутится, что-то там кастует, тащит едва ли не на себе изрезанного Клыка и так жалобно что-то взвизгивает по — конячьи, что у меня холодеет в груди, хотя амулеты мы так и не восстановили.

Луна!

В этот момент со стороны Хогвартса доносится торжествующий выкрик, и еще одна башня рушится, словно сделанная из песка. Толпа выплескивается из школы, бежит прочь, и следом за ними мчится другая толпа, только наша, наша доблестная армия, размахивая палочками и галдя, швыряясь заклинаниями и ругаясь. Из Запретного Леса выплескивается еще одна волна врагов, бежит в панике, и следом за ними, во главе боевого отряда, вырывается Аластор, яростный, боевой, разящий заклинаниями направо и налево и орущий так, что его слышно в Хогсмиде.

— Держать строй, детеныши лукотрусов! Держать! Перед нами враг — с врагом не разговаривают! Рази их в спину! Убивай без пощады!

— Без пощады!! — доносится ответный рев.

Вместе с нашими из Леса вырывается несколько единорогов, мчатся на помощь Луне, и Хагрид стоит несокрушимой скалой, разит дубиной направо и налево, оставляя просеки, сметая врагов, слепо бегущих на него в панике, норовящих удрать прочь. Наши жмут с двух сторон, и враги в ловушке, не менее полусотни магов — да это настоящая война! — и они отступают к Озеру, прямо вослед за Луной и единорогами, спеша удрать.

— Не дайте им уйти! Убить их всех! — орет Грюм, вращая глазом и палочкой.

Быстрый взгляд за спину, ага, еще барахтаются оглушенными рыбами — отлично! Сейчас эта волна врагов захлестнет нас, и никакие единороги не спасут Луну, если ее не спасу я. Ну же! Взлететь выше!

— Фиендфайр! — и навстречу врагам встает волна воистину Адского Пламени.

Спокойствие и ярость, разрушение и созидание, гнев и любовь, все это кружится во мне пришедшим в равновесие вихрем, и вместе с ним кружится Адское Пламя, пожирает врагов, рычит и ревет, не в силах вырваться из-под контроля. Отблески, всполохи огня отражаются на лице Луны, сидящей на спине единорога, смотрящей на меня завороженно, с обожанием, снизу, и кажется, что в ее глазах пляшет пламя, танец огня страсти, и я понимаю, что сегодня меня ждет обратная сторона Луны, перекидывающейся, подобно оборотням, в такие моменты, в нечто иное, дикое, страстное и безумное.

Два отряда наших, подобно молоту, обрушиваются на врагов, и плющат их об Адскую наковальню.

Выдыхаю и облизываю губы: кажется, первое боевое тестирование костюма прошло удачно.

Глава 17

31 июля 1997 года, Хогвартс

Бам! Бам! Бам! Я вскакиваю с кровати, атакую на рефлексах, вынося входную дверь, и только потом вспоминаю, что со времен "Второй битвы за Хогвартс" прошло уже две недели, и вообще, Британия практически зачищена. Внутрь заглядывает директор Хогвартса и качает головой.

— Одевайтесь, мисс Грейнджер, — говорит МакГонагалл, поджав губы, — и живее!

Ну да, Луна, тоже голая, целомудренно прячется под одеялом, натянув его до подбородка, теплая и домашняя. Эх, не ходить бы сейчас никуда, поваляться, почесывая пузо, выбраться куда-нибудь... ха, даже предлог есть, день рождения Гарри! Но нет, опять дела, дела.

— Что случилось, директор? — спрашиваю у МакГи, хватая одежду.

— На вашем месте я бы взяла одежду другого цвета, мисс Грейнджер, — хмурится МакГонагалл.

Эта вот ее манера недоговаривать, вести себя всегда прилично, вкупе с пожароопасностью ситуации — иначе какого хрена ломиться в дверь? — просто бесят до невозможности. Ну, послала бы домовика, она ж директор!

— Я с тобой, — приподнимается Луна, все же являя директору свои обнаженные прелести.

МакГонагалл еще сильнее поджимает губы, но молчит, лишь мельчайшие признаки выдают, что она злится.

— Вначале стань совершеннолетней, — отрезаю, почти что грубо, ибо все это было уже не раз.

К счастью, наши походы либо не касаются гоблинов, либо самых их низов, до гоблинского короля дело не доходит, и Луну пока удается сдерживать и удерживать в Хогвартсе. Пока. Впрочем, еще месяц продержаться, нет, меньше, скоро у единорогов будет пополнение, а там учебный год, а там, глядишь и победим, передавим, конференция эта ебучая все же разродится документом, и отменят Статут, и чего-то там да будет, неважно, главное, что вся эта канитель и кровавая свистопляска закончатся.

Ладно, Британия, у нас тут последние несколько лет продолжаются проблемы практически без передышек, население как-то адаптировалось и привыкло немного, а в других странах? Все гораздо острее, жестче, больше жертв, а ведь нам по плану предстоит заезд в те самые другие страны! Как издевка — хотел знаменитости? Получи, кто не знает Кровавую Грейнджер? Хотел силы? Получи, и вдобавок неотъемлемый бонус в виде трупов и роли, из которой не можешь выйти. Хотел поездить в другие страны? Ну вот, поездишь!

— Но...

— И оденься! — Луна снова ныряет под одеяло.

Кажется, Минерва довольна таким одергиванием, но дело не только в ней. Весь этот разврат проживания вдвоем в отдельной башне скоро закончится, даже раньше, чем начнется учебный год — новому преподавателю Астрономии тоже надо где-то жить, как-никак. Раздельные башни, раздельное проживание, а даже если и совместное — допустим, нам разрешат, допустим, то это все равно разврат, растление и подрыв школьных устоев и правил, и смущение умов других учеников.

Не говоря уже о том, что МакГонагалл на такое никогда не пойдет.

— Что случилось? — повторяю, когда мы аппарируем в кабинет МакГи.

Там уже находится Молли Уизли, сверкающая глазами. Джинни вылечили, Фред слегка отошел, и вместе с ними в себя пришла Молли. Загрузила себя хлопотами и делами, превратилась в завхоза Хогвартса, в каком-то смысле, но что она делают здесь и сейчас? Ох, не нравится мне все это, хотя, конечно, остается маленький шанс, что речь пойдет про день рождения Гарри Поттера и подарок к совершеннолетию.

— Гарри и Джинни похищены, — говорит Минерва, обрывая надежды.

Ну да, когда ж похищать, как не в день рождения? Или десятыми, окольными путями информация о кровной защите Гарри превратилась в его мега-неуязвимость до совершеннолетия? Или же он просто подставился, слегка расслабившись, ибо после "Битвы за Хогвартс" мы, наконец, вырвали победное очко у противников и получили окончательное преимущество.

Еще придумаем, как армией в гости ездить, не сломав Статут, и будет вообще заебись.

— Я им не позволю! — восклицает Молли, и голос ее срывается, а глаза подозрительно блестят.

Не в том смысле, что она плачет, а что она накачалась, похоже, зельями по самую макушку. Она может и не Снейп, и не Слагхорн, но побудьте матерью такого семейства — освоите жарку и варку всего на свете, включая зелья! Стоило бы пригласить Поппи, но если дело срочное, то, похоже, еще есть шанс отбить Гарри. Может не по дороге, мобильность магов делает затруднительными "перехваты автоколонн", но куда-то же его должны доставить, так?

— Гарри нужен им живым, — заявляет Грюм, прямо в процессе выхода из пламени камина. — Джинни тоже, она средство давления.

Он подходит к полкам в кабинете, берет стоящие там зелья, видимо, заготовленные заранее. Кому им? Все, похоже, в курсе, а меня, как обычно, известить забыли. Взгляд Грюма одобрительно скользит по моему красному платью, и он кивает. Сам Грюм в своей потертой мантии, давно потерявшей цвет и вид, но чем-то дорогой ему, то ли наложенными чарами, то ли карманами с содержимым на все случаи паранойи, то ли вышивкой на плече в виде глаза, сделанной недавно Нимфадорой.

— У нас есть примерно три часа, прежде чем они сломают Гарри, — спокойно говорит Грюм, ковыляя обратно, — и это еще очень хороший срок!

По лицу Молли видно, что она думает о "хорошести", но старшая Уизли все же сдерживается, лишь блеск в глазах разгорается сильнее. Ох, не нравится мне все это. Минерва и Грюм обмениваются кивками, и у меня появляется очень нехорошее подозрение.

— Так, перемещаемся в Туманную Падь, запомнили? — говорит Грюм, и шагает в камин, даже не думая проверять нас.

Шагаю следом, и оказываюсь в небольшом пабе, укрытом в глубине особняка. Понятно, место сбора для своих, окрестных ведьм и магов, попить огневиски, поколдовать без вопросов, потрепаться о зажравшихся магах из Лондона. Обитатели особняка спят, и видно, что их застали врасплох. Нимфадора отрывает губы от губ Аластора и улыбается сдержанно.

— Привет.

— Привет.

Из камина выныривает Молли Уизли, и Грюм тут же машет рукой.

— Идем, идем, объясню все по дороге.

Мы выходим, и первая мысль — вот уж воистину Туманная Падь! Туман такой, что собственных рук не видно, не исключено, что усиленный магией — или местных, или Нимфа постаралась. Доносится отдаленный гул и рокот, мерный, неумолчный, и я понимаю, что мы где-то на побережье. Кусочки паззла встают на место, невольно оглядываюсь назад — разве нам не нужны будут метлы, перелететь через Ла-Манш?

— Времени нет, — небрежно бросает Грюм.

Вот с-с-с-суровый наставник! Явно же видит глазиком сквозь туман, и верно трактует мой поворот, хотя туда ли я поворачивался? Здание скрывается, словно и не было, мы бредем в густом облаке... кстати, нахуя?

— Нам повезло, — говорит Грюм.

— Повезло? — перебивает его Молли, и в голосе ее слышны истеричные нотки.

Или мы полетим в море, я понесу Нимфадору, а Грюм на своем посохе Молли? Да ну, бред, если тут близко, то аппарация проще. Щит? Может быть. Но стали бы похитители так близко от Британии Гарри держать? Не проще тогда было вообще скрыться в самой Британии, а не бегать возле границ?

— Повезло, что все это — наша операция, так что никто ничего не успеет сделать Гарри, — невозмутимо поясняет Грюм. — Хотя это и не значит, что мы можем медлить и плестись, как безногие кентавры.

Молли клокочет, булькает несколько секунд, потом затыкается, а Грюм объясняет, и под его объяснения рокот волн становится все сильнее и громче. Мы зачистили Британию, пускай и не до конца, но зачистили, но мы не можем двинуться дальше, не рискуя уронить Статут. Тот и так валяется в предсмертной агонии, и обе стороны стоят над хрипящим, подкалывают друг друга, не рискуя перейти к открытому противостоянию. При этом рано или поздно агонизирующий Статут умрет, и тогда, кто первый нанесет удар — выиграет. И при этом остается постоянный соблазн и риск все же нанести удар первым, и да, обрушить Статут, но и получить тактический выигрыш, как с тем взрывом на конференции. Ситуации в других странах где-то выровнялись, где-то нет, но в целом, тот тактический выигрыш со взрывом обернулся стратегическим провалом сейчас, большинство все же против тех, кто хочет сохранить Статут, просто и тупо потому, что это большинство хотели убить. Ну и потому, что они уже соглашались с Дамблдором и его программой, вроде мелочь, но сейчас любая мелочь в кассу.

Поэтому сторонники сохранения Статута сейчас колеблются, им вроде бы надо бить первыми, получать преимущество, но это же означает дальнейшую эскалацию насилия, прыжок не через ступеньку, а через целый пролет, сразу война на подавление не только магов, но и людей, а это уже совсем другой расклад. Как бы ни хорохорились сторонники Статута, что маги выше людей, они это понимают и колеблются.

Соответственно, Грюм решил ударить первым, пока есть возможность, пока враги колеблются, пока их еще можно заманить сладкой морковкой в форме Гарри Поттера. Для окружающих все должно было быть достоверно, поэтому в курсе деталей были лишь сам Гарри, Грюм и МакГонагалл. Ах да, ну и еще Нимфадора, как он мог ее не привлечь? Сейчас Тонкс придерживает Молли, которая вроде уже слегка успокоилась и перестала кидаться на Аластора с желанием выцарапать глаза.

— Они не знают, что мы знаем, но все равно постараются все сделать максимально быстро, — продолжает ворчать Грюм, — потому что их тоже поджимает время. Они надавят на Гарри через Джинни...

Из горла Молли вырывается рык, и я невольно задумываюсь — а на кой хрен нам старшая Уизли?

— Тот капитулирует, пригласят Бертрана, тут-то мы его и схватим, и поменяемся местами, приводя в действие операцию "Лже — Министр".

Что? Нимфадора заменит Министра Франции? Ну, вначале может и прокатит, но ее же быстро раскусят на мелочах! Грюм косится на меня, хмыкает презрительно, мол, как ты могла про меня такое подумать, Грейнджер? Детали операции Аластор не разглашает, лишь говорит.

— После захвата — вы отправитесь домой, а мы дальше.

Мы? Ага, понятно. Только откуда такая уверенность, что захват произойдет бесшумно? Хотя, если речь идет о тайной перевербовке, то действовать будут самые доверенные агенты и магы, и наверняка спрячутся в самом укромном углу, если не под Фиделиус вообще. Или Грюм и это предусмотрел?

— А откуда мы узнаем, где Гарри?

— Мы уже знаем, благодаря нашим новым друзьям, — сообщает Грюм, — а в той местности у Франции только одна магическая крепость — Требюше.

У меня, кажется, дергаются глаз и щека, и в то же время хочется зааплодировать. Вот так вот просто? Серьезно?

— Разве среди людей не может быть предателей? Или выдавших информацию и забывших о том?

— С согласия их руководства мы проверяли рядовой состав, и магией, и зельями, и даже Луну привели посмотреть, она, кстати, лучше всех справилась — сразу пятерых с нетипичными мозгошмыгами указала, и их повязали. Правда, только двое оказались шпионами, но и этого оказалось достаточно, — отмахивается Грюм, словно речь идет о какой-то мелочи.

— Что? — и кажется, мой голос срывается на жалобное блеяние.

— А ты как думала? — я не вижу Аластора, но прямо представляю, как он поворачивается, смотрит в упор, перекосив лицо, испещренное шрамами и морщинами, заглядывая своим вращающимся глазиком прямо в душу. — Что я пойду в бой, доверив прикрывать свою спину неизвестно кому? Луну взяли? Так она дурела в Хогвартсе, а так размялась, под нашим присмотром.

— Но почему вы мне не сказали?

— Луна тебе не рассказала? — небрежно бросает Грюм.

Я хочу ответить "нет" и внезапно понимаю, что он ответ ляпнет что-нибудь про то, мол, раз тебе жена не рассказала, то с самого Грюма какой спрос? Вот так, хотел быть взрослым — получи и распишись, все причитающее вдобавок к статусу.

— Еще вопросы?

Молли что-то там хрипит, но это

— Да, чего меня так рано выдернули из кровати? — в голосе прорывается недовольство всем сразу.

— Я думал, что их агентура будет долго присматриваться, а они сразу Гарри схватили, так что их очень сильно припекает, и это повышает наши шансы, — усмехается Аластор.

Я бы поспорил, но смысла нет, да и мы практически пришли. Возле берега туман рассеивается, видны чьи-то сети, разложенные на берегу, и вытащенная зачем-то лодка. Грюм, не останавливаясь, указывает на камень, ничем не отличающийся от своих собратьев, и нас несет порталом через Ла-Манш. Каминами не прыгнешь, аппарации то ли засекаются, то ли чего, и поэтому портключ, заранее заложенная закладка, на случай, если вдруг решим вторгнуться к ним. Можно практически не сомневаться, что и у Франции есть такие закладки, на случай из вторжения.

Не успеваю ничего сказать, как следует череда аппараций, стаккато прыжков, меня тащит Нимфа, Аластор переносит Молли, и остается только восхищенно стучать зубами в такт телепортам. Быстро, неимоверно быстро, на пределе дальности, без остановок, в такие вот мгновения и ощущаешь, что вы все еще щенок перед матерыми магами. Хороший такой щелчок по носу, а то мне иногда платье на подсознание давит, и кажется, что все свершенное Кровавой Грейнджер и вправду было, что мне нет равных, на море и на суше.

— Вон та скала — крепость Требюше, некогда выстроенная как форпост для контроля окрестностей Альп, ну и для нанесения ударов по горам тоже, — поясняет Грюм. — Грейнджер — заходишь внутрь в аниформе, аккуратно, без превращений в человека. Щиты и сигнализация на магов там стоят, в подземных коридорах особо не полетаешь, и стены там зачарованы, ну и плана крепости у меня нет, но я в тебя верю. Находишь Гарри и ждешь, прикрываешь. Если будет риск для его жизни или жизни Джинни — вступай в бой, но не раньше, понятно?

— Понятно, — бурчу в ответ.

— А в целом, несмотря на то, что Гарри в курсе, возможны... разные ситуации, — добавляет Грюм, косясь на Молли и повторяет. — Я в тебя верю, так что действуй по обстоятельствам.

— Понятно, — бурчу повторно.

Ну да, чего уж тут непонятного? В идеальном для врагов варианте Гарри должен быть свободен от любых магических воздействий, ибо их можно проверить, и должен выступить в пользу Франции и отмены отмены Статута. Ничего нового, народ подбирает за Дамблдором ходы и пытается использовать, хотя дедушка Альбус уже отбросил бороду. На практике же, они не знают, что Гарри сдастся от одних угроз, поэтому наверняка готовятся применить и пытки, и магию, и воздействия зельям, и вот тут могут возникнуть коллизии, назовем их так. Если враги решат сразу вымыть голову Гарри изнутри или вжарить Джинни, в том или ином смысле, а уже потом угрожать.

Поэтому стоит поторопиться, хотя Гарри и знал, на что шел.

— Мы тем временем изучим защиту снаружи и осмотримся, — продолжает Грюм.

— Я все равно предлагаю вариант с заблудившейся ведьмой, — хмурится Нимфа.

Ну да, превратиться в Красную Шапочку с шестым размером и разорванным в кустах платьем, вывалиться под ноги охране, и пока те пялятся на сиськи, вскрыть защиту и пройти внутрь. Смелый ход, чего уж там. Не исключено, что глупый, судя по недовольному виду Грюма.

А может просто жадничает, не хочет никому сиськи Тонкс показывать.

— Может стандартный план? — спрашиваю у Аластора.

Да, это все было много раз, в иных вариациях — мой проход внутрь, взлом защиты изнутри или снаружи, аппарация с пленным, удары в спину, выжигание складов. Только действовал я не против крепостей в чужом государстве, и в одиночку, или на пару с бойцами спецназа, а не с Гарри и Джинни, которые еще неизвестно в каком там состоянии... хотя, разница, в сущности невелика.

Но Грюм лишь качает головой.

— Прикрывай Гарри и Джинни, это важнее, — говорит он и косится на Молли, которую уже потряхивает. — Все, начали!

Глава 18

31 июля 1997 года, где-то в Магической Франции

Что плохо в анимагической форме — нельзя колдовать, а так было бы классно, зажал палочку в зубы и как диверсант прошел вообще везде. Но вместо этого я-выдра, пыхтя и сопя, протискиваю свою толстую жопу сквозь щель в скале, тихо матерясь на все подряд и молясь, чтобы палочка на спине не застряла и не заклинилась где-то, не выберусь же! Как было бы прекрасно — колданул, и вот тебе прекрасный, круглый, как нора хоббита, тоннель, прошел внутрь и сделал все нужно, но нет. Сигнализация, защитные чары, охрана, сверху хрен залетишь, даже выдрой-летягой, прижимающей к пузу кругляш с левитацией. Вход скрыт чарами и защищен, пускают только своих и у меня рождаются серьезные сомнения, что Грюм пройдет внутрь, даже под обороткой, но это уже проблемы Аластора.

Не дурак он, чай, и не первый раз в деле.

Откуда тут щель в скале, непонятно, то ли воздействие погоды, то ли просто слабину дала от воздействия чар, а может просто раздолбайство магов сказывается. Все равно обычному магу этой трещиной не пройти, а мелких грызунов отпугивают простейшие чары внутри крепости. Вряд ли тут, конечно, висит план эвакуации на стенах, с пометкой крестиком "здесь держат Гарри Поттера", значит остается только опираться на типовые проекты магических крепостей.

Как правило, все они стоят на так называемых "источниках магии", как и Хогвартс, хотя по факту это вопрос настолько мутный, что никто не дает внятных и четких описаний. Да, есть места, где этой самой "энергии природы", которую безвозмездно потребляют и перерабатывают маги, больше, этакое уплотнение энергии, которое, соответственно, растекается по окрестностям и миру, и поэтому такие места называются "источниками". Словно родник бьет из-под земли и разливает воду вокруг. Это позволяет ставить там и запитывать от них артефактные комплексы, как в Министерствах, или творить полуживые замки, как в Хогвартсе, или та же защита в Дурмштранге, с его пространственным расширением и закрытостью входа, без ущерба для магии колдующих вокруг, так обычно говорят. По факту же, никто этих "родников" в глаза не видел, сломать или изгадить источник невозможно, и замеров энергии никто не делал и не делает, даже теорию единиц магической энергии не удосужились разработать, что отдельно бесит.

Просто "ощущаю, тут источник, ставим тут Косую Аллею!", и все.

Единственное, что можно сломать — сами комплексы чар и артефактов, так называемое ядро или сердце крепости, но как правило, до такого не доходит. Слишком хорошо там все охраняется, слишком мощные удары надо наносить, проще снести защитников, ворваться в крепость и присвоить себе сердце, благо тому все равно, кому подчиняться. Бывало, в прошлые века, еще до Статута, что "сердце" взрывали, дабы не досталось врагу, и тогда сметало всех, и недобитых защитников, и празднующих уже победу атакующих, и одно время даже обсуждали вопрос о введении военного кодекса, мол, сердца не взрывать, но так и не приняли.

Соответственно, вокруг ядра и выстраивается крепость, в произвольной форме, никакой привязки к кругу или квадрату там нет, наращиваются слои защиты. Поэтому пленников обычно держат как можно дальше от ядра, или на верхних этажах башен, благо чары надежно предотвращают побег, либо в самых удаленных подземельях, как правило имеющих свой отдельно зачарованный вход, а то были прецеденты в истории. Часть взрывов, как раз и связана с такими отчаянными смельчаками, как правило, крайне сильными и умелыми магами, которые даже без палочки ухитрялись сбежать, добраться до ядра, пробиться сквозь защиту и жахнуть, унося вместе с собой крепость или тюрьму, в сущности разница там небольшая, в основном в числе помещений, зачарованных на предотвращение побега.

Здесь три башни — внутри чары отвода глаз не действуют, и видно внутреннее пространство крепости. Так, дежурный маг у ворот, ага, вон там казармы, это вот метловая, еще какие-то помещения, зельеварня, судя по запахам, так — так — так, что же получается. Форма крепости неполно закрытый купол, для внешнего мира успешно притворяющегося огромной, никому не интересной скалой. Старая, постройки времен Столетней войны, хотя это, конечно, так, тычок пальцем в небо. Амулеты или аварийный портключ сейчас бы не помешали, хотя да, с Гарри и Джинни сняли же все, можно не сомневаться.

Нет, похоже, что башни — это средневековое ПВО, отражать налеты драконов и ведьм на метлах, стены — зачарованы и укреплены выдерживать внешние удары, внутри коридоры для переброски войск, плюс наверняка тайные входы под землю, где и расположено основное тело крепости. Скальное основание, выгрызли в нем котлован непонятных размеров и там все разместили. Так, вон ага, еще дежурный на башне, и все. Даже на полигоне в дальнем углу двора никого нет, лишь одинокая мишень торчит.

Странно, обычно перед визитом начальства должно все кипеть и бурлить уборкой и беготней, не так ли? Даже тайну раскрывать не надо — просто плановый визит Министра, проверка обороноспособности крепостей перед лицом ушастого врага, и прочее, как положено.

Ладно, где тут вход в помещения?

— Кес кё се?

— Се ля ви.

— Же не манж па сис жур.

— А от шампанского я просто пердю!

Разумеется, эти два мага говорят вовсе не так и не об этом, просто болтают по-французски, но так как я в нем ни бум — бум, то вот и развлекаюсь, как могу, подставляя знакомые фразы. Коридоры освещены, но слабо, практически как в Хогвартсе, и мне не составляет труда следовать за ними в тенях, прижимаясь к скальным стенам коридоров. Слегка, еле слышно цокают коготки, но оглушающего эха нет, да и маги заняты болтовней друг с другом.

Почему я следую именно за ними? Крепость пуста, словно орех, который надкололи и вытащили ядро. Пустые помещения, пыль и нежилые запахи, не исключено, что крепость выбрали именно по этой причине — стояла заброшенной много лет, и ей воспользовались, с прикрытия Министра, чтобы не привлекать лишнего внимания и скрыть все втайне. После очередной пустой комнаты, с каким-то покосившимся, сожранным жуками столом и изрезанным ножом стенами, до меня дошло, и я развернувшись, помчался, задрав хвост, к зельеварне. Опять же, если брать секретность и тайну, то логично начать варить зелья после успешного захвата — иначе те могут просто выдохнуться или пропасть, особенно если мы говорим о не слишком законных зельях, если вы понимаете, о чем я.

Так вот, стоило мне примчаться к зельеварне, избежав внимания магов на башне и у ворот, и начать раздумывать, сразу зельевара взять в заложники или подождать, как пришли эти двое. Забрали упаковку зелий, чего-то там поржали с высоким, долговязым зельеваром, отдали приказаний и распоряжений, после чего пошли. Ну и я за ними, бегу вот, резонно предполагая, что они несут эти зелья Гарри и Джинни. Торопятся, как и говорил Грюм, может быть с этим связано прибытие в крепость. Не успели подготовить особняк с Фиделиусом или не стали рисковать, ведь агенты, притащившие Гарри, сидели в Британии безвылазно — где гарантии, что их не схватят и не перевербуют? Вот-вот. На крепость-то Фиделиус не накинешь, надорвешься, хотя все равно не представляю, как сюда Грюм и остальные просочатся для захвата.

Но мне надо свою часть сделать, а уж свою Аластор сделает, будьте спокойны.

— Ви же понимаете, мистер Поттер, что в моей власти применить к вам любое заклинание и зелье, которое нам как раз несут, — доносится голос, равнодушный, исполняющий скучную обязанность.

Легкий акцент, легкий аромат духов, прямо так и видится скучающий маг, для которого происходящее "ничего личного", освежует Поттера, разделает под орех, и спокойно пойдет домой, ужинать, и на завтра даже не вспомнит о таком эпизоде. Ну, логично, в чем-то, на подобную операцию вряд ли стали бы набирать совестливых и щепетильных.

— Я дам вам, мистер Поттер, ну скажем... пять минут, — продолжает голос. — Я и без того уговариваю вас уже полчаса...

Что? Всего полчаса? Разве они не порталом метнулись сюда? Или решили совсем предохраниться, и долго бегали ломаными зигзагами, а потом только сюда прибежали? Или команда захвата пошла восвояси, а сюда дернули уже допросную? Вопросы, вопросы, да только толку с них?

Выглядываю аккуратно из-за угла, оставаясь в тени. Говорящий сидит, развалившись в кресле, перед ним стол с каким-то бумагами, там же стоит упаковка с зельями. Двое принесших отходят в сторону, но не уходят, ухмыляются. Гарри и Джинни не в камере, нет, они на виду, распятые на стене, подвешенные в кандалах, и ощущение такое, что цепи живые, движутся и стискивают. Видимость, разумеется, просто висеть так — крайне неудобно, не говоря уже о том, что тут в подземельях холодновато, а на Гарри и Джинни практически нет одежды.

— ... а Министр ждет результатов, так что нам придется поторопиться.

— Вы так откровенно об этом говорите, — поднимает голову Гарри, во взгляде его ненависть. — Не боитесь, что я расскажу на весь мир о ваших действиях?

— Знаете — не боюсь, — равнодушно отвечает говорящий.

Я вижу его немного сбоку, спину его закрывает кресло, но желание вскочить и вцепиться ему зубами в щеку сильно, как никогда. Палочка взлетает неуловимо быстро, чертит до боли, буквально, знакомый росчерк с завитушкой.

— Круцио! — и ленивое произношение заглушается криком боли Джинни.

Она бьется в кандалах, едва не ломает себе руки — ноги, и от провала операции спасает только то, что в порыве ярости я врезаюсь головой в какую-то коробку, не видя дороги, и забываю превратиться обратно в человека. Крики Джинни заглушают звук удара, а меня немного отпускает. Так, сосредоточиться, превращаемся за спинкой кресла, сразу бьем тех двоих, тот, что кресле не успеет встать, послужит щитом, потом глушим его... план действий выстраивается сам собой.

— Как видите, мистер Поттер, — продолжает говорящий, — за вашу глупость будут расплачиваться другие. Также, Алекс, очень неравнодушен к дамам, распятым на стене, если вы понимаете, о чем я.

Тот, что повыше из подручных ухмыляется глумливо, словно предвкушает, как будет насиловать Джинни. Если это и спектакль, то крайне достоверный, крайне. Ну и Помфри ее отлично залечила, вряд ли у этого Алекса встал бы на ту Джинни, изломанную, лысую и разноцветную, хотя, кто знает этих извращенцев?

— Я ж тебя найду, сволочь, — теперь Джинни, правда головы она не поднимает, но ярость в словах можно прямо-таки пощупать, — и самого подвешу на стену, изломаю руки-ноги и потом изнасилую два раза.

— О, разумеется, — в голосе ни грана волнения, — есть только одна маленькая загвоздка, мисс Уизли, чтобы все это сделать, вам еще нужно дожить до того момента, а чтобы дожить, нужно, чтобы мистер Поттер согласился немного поработать на нас, выступить перед кем нужно, донести свою новую точку зрения до всего магического мира.

— Я не могу предать дело Дамблдора! — в голосе Гарри мука и страдание.

— Тогда дело Дамблдора предаст вас. Алекс, можешь приступать.

— Люблю рыжих, — осклабляется тот, стремительно идет вперед.

Остатки одежды с Джинни сорваны, одна рука мнет ее грудь, вторая лезет между ног.

— Сучка уже взмокла, — сообщает Алекс, и тут же Джинни кусает его за плечо, впивается яростно, — и хочет меня, до изнеможения.

Он никак не реагирует на укус, отпускает грудь Джинни, и начинает шарить рукой в одежде. Я тихо и бочком смещаюсь и смещаюсь, захожу за кресло, чтобы третий меня не видел. Извини, Джинни, но тебе придется немного потерпеть, когда Алекс будет полностью занят, вот тогда и наносить удар, с гарантией, выносом всех троих. Операция, конечно, будет провалена, ну и хер с ней, будем работать вариант "Злая Грейнджер свалилась с неба на помощь друзьям", отправить крепость в китайскую провинцию Кху Ям, всех разнести и спасти. Еще, еще чуть-чуть.

— Хватит, — неожиданно говорит Гарри, вскидывает голову и повторяет устало, безнадежно. — Хватит.

Я замираю, и он замирает, неожиданно увидев меня. Лицо его искажается, выражает надежду, и мне хочется врезать лапой по морде, за такую хреновую сдержанность. Ведь отлично все сыграл, Гарри, не порть момент!

— Алекс, — бросает сидящий в кресле, и тот отступает, с отчетливым вздохом сожаления, разве что руку не облизывает с похотливой улыбкой.

К счастью, нам опять везет, говорят с дураками — а кто мы, как не дураки, раз добровольно лезем во все эти игры взрослых дядек? — такое часто случается. Надежду на лице Гарри главный злодей списывает на спасение Джинни от изнасилования и возможность выхода из ситуации.

— Я все скажу, все, — играть роль сломленного у Гарри получается гораздо лучше, ну и плюс он опять свешивает голову, — только скажите, что говорить.

— Жак, — обращается главный к второму подручному, — сходи, отправь сообщение.

Тот кивает и идет, видимо вызывать сюда Министра. Или его подручного. В любом случае, это уже забота Грюма, не так ли? Взмах палочки и кандалы спадают с Гарри, тот валится на каменный пол неловко, потом встает, потирает запястья и смотрит в сторону Джинни.

— Пройдемте, мистер Поттер, — главный злодей встает, — обсудим, что вам нужно сказать, проведем пару репетиций.

Гарри делает шаг, и тут же оборачивается к Джинни, которая продолжает висеть голая на стене. Алекс продолжает стоять рядом, ухмыляясь.

— Это небольшая страховка, мистер Поттер, чтобы вы вели себя разумно и не предпринимали ничего... экстремального, — первый раз в голосе слышатся какие-то нотки эмоций. — Мы не гоблины, и здесь нет вашей кровавой подруги, так что ведите себя смирно, делайте, что говорят, и все выйдут отсюда, целые и невредимые.

— Да, ее здесь нет, — вздыхает Гарри, и смотрит прямо на меня.

Да твою ж мать! Провалимся же сейчас! Но злодей, видимо, и вправду торопится, и выходит вместе с Гарри. Не стоит дожидаться, сдержит себя Алекс или нет, стремительно превращаюсь и тут же невербально оглушаю Алекса в затылок, подхватываю тело, чтобы не загремело в падении, и стремительной выдрой ставлю щит, глушащий звуки.

— Не думала, что когда-нибудь скажу такое, — смотрит, задрав голову, голая Джинни, — но как я рада тебя видеть, Грейнджер!

Лицо ее тут же перекашивает, и голос наполняется злобой.

— А теперь освободи меня, и дай мне палочку, мне срочно надо кое-кого изнасиловать! Два раза!

Глава 19

31 августа 1997 года, Кингс — Кросс, платформа 9 и 3 / 4

— Мы поедем, мы помчимся, на оленях утром ранним, и приедем, и ворвемся прямо в Хогвартс э-ге-гей, — напеваю под нос, обводя взглядом платформу.

Пока еще пусто, лишь пара самых молодых и ранних торчит на платформе, жадно ожидая прибытия поезда. Наверное, надо было взять с собой Луну в дорогу, обновили бы Хогвартс — экспресс, так сказать, но вместо этого я лег и просто выспался, с наглой мордой сделав вид, что обеспечиваю безопасность. В другой раз не прокатило бы, да и сам бы не уснул, или отправился бы камином или аппарацией, но после дерзкой операции "Лже-министр" — и ее блестящего завершения, проведенного Аластором и Нимфадорой, тяжесть противостояния резко сместилась в Европу. Теперь уже не нас долбали и не давали поднять головы, теперь мы наносили удары и не давали оправиться противникам — странам Европы, коалиции, во главе с Францией — от хаоса во власти.

Ну и попутно быстро — быстро, роняя палочки на бегу, чистили Британию, так что август выдался еще более напряженным, чем июль. Жизнь не просто насыщенная, пересыщенная, я бы сказал, но ничего, отоспался вот, впереди длинная поездка обратно, и учеба! Мать, учеба — это же прекрасно! Не надо никому взрезать кишки, аппарировать едва ли не наугад, вертеться ежиком на сковородке, а также, собрав жопу в горсть, изображать ужжжасную Кровавую Грейнджер и нырять с головой в политику, а потом опять бить, долбить, кусать, лягаться, и в перерывах, стиснув зубы, лихорадочно пытаться что-то изобрести и довести до ума, чтобы снизить смертность среди наших.

Хотя, кого я обманываю, будут сдергивать с уроков, зря что ли звание Префекта всея школы вручали?

Волнения и инциденты, продолжающиеся с самого января, с той зимней конференции, хоть и парадоксально облегчили слегка задачу удержания Статута (ебаные бюрократы, когда они уже там разродятся отменой на своей бесконечной конференции?), но также привели к резкому всплеску слухов и домыслов. Самые активные пересуды, разумеется, связан с надвигающимся 2000 годом и Апокалипсисом. Откровения Иоанна Богослова, "три года глада, мрака и хлада", расцвет сект, причем не просто сект, а активных — конец света же рядом! — и потому действующих, и ладно бы они там суп бесплатно раздавали, так ведь нет, творят всякую хуету и тот самый мрак и хлад. Как-то раз даже нас попросили о содействии, Грюм, разумеется, не преминул меня пихнуть вперед и еще попиарить на этой теме, мол, универсальный кухонный комбайн Грейнджер: может аппарировать прямо в логово сектантов, громить их в одиночку, подчинять, подтирать дерьмо и блевоту, читать мысли, и опять подчищать после этого, и сдавать полиции.

Но в целом, в целом по стране стало все же значительно спокойнее, не зря, значит, лили кровь.

Даже платформу 9 и 3 / 4 охраняет всего один маг, хотя, казалось бы — такая удобная цель: полная платформа детей и родителей, бей — не промахнешься. Поэтому маг есть, но один — этакий компромисс между нехваткой людей и безопасностью, ну и в довесок ему выслали меня, слегонца нарушив правила, но их и без того в этом году было нарушено столько, что даже странно, как это МакГи с инфарктом не слегла. Не иначе как загруженность делами Хогвартса спасла, пару раз, пролетая мимо ее башни и нового кабинета даже слышал, как она ругается в адрес Попечительского Совета, "пустоголовых чинуш" и "жадных бюрократов", в первый раз от неожиданности чуть не упал, до того это было несовместимо, немыслимо представить: МакГонагалл ругается!

Ладно, пора за работу.

Платформа постепенно заполняется, стою в сторонке, скрестив руки на груди, обеспечиваю безопасность. Пока что исключительно свою личную, ибо школьники и их родители едва не спотыкаются, наткнувшись взглядом, и торопятся отойти подальше. Страшно представить, что было бы, последуй я совету Нимфадоры и надень красное платье в обтяжку, тут бы точно всю платформу засрали, и совсем не кирпичами.

Еще можно было бы стоять и, эффектно отставив ногу, читать газету со своим колдофото и очередным описанием громкого дела, курить, призывно смотреть на красоток и облизываться. Да, так не положено делать, но МакГи далеко, а я как-никак — Префект всея школы, умывальников начальник и красивых мочалок командир. Вообще-то нас двое, я и Гарри, Старшие Префекты (хотя, пожалуй, слово "Староста" подошло бы тут лучше, на мой взгляд), высшая власть, доступная ученику и почетное звание, облегчающее жизнь после выпуска из Хогвартса, и формально мы удовлетворяем всем условиям, необходимым для назначения: седьмой курс, раньше были Префектами, отличники и активисты боевой и политической подготовки, и любимцы начальства, но подоплека тут в другом. Противостояние еще не закончено, и нас могут сдернуть в любую минуту, прямо с уроков, или после отбоя, когда вроде как уже не положено бегать по коридорам и обжиматься по углам.

В принципе, сдать выпускные экзамены, ЖАБА (не хватает только экзаменов КОШКА, хех, чтобы список названий экзаменов соответствовал списку созданий, которых ученикам Хога разрешено брать с собой в школу), можно хоть прямо сейчас, но доведение учебы до конца было лишь одной из причин. Присмотр за Луной и возможность дальше заниматься своими проектами, пока есть возможность — покинь Хог, и нужно будет строить дом, и так далее, всем этим займусь уже после окончания школы, когда основной пик противостояния уже закончится. Оно уже, собственно, пошло на спад, первоначальный всплеск насилия, первая атака и последовавшее рубилово разом опустошили ряды, как наших, так и противников.

Еще одна из причин, почему дело так и не дошло до открытой войны, остановившись на тихих подкопах, диверсиях и ударах в спину. Самых буйных — гоблинов с существами, повыбили, но еще не дожали, и этим сейчас тоже занимаются. В целом, у нас, в Британии и в Европе все же спокойнее, чем в других регионах, последствия Темных Лордов сказываются, кто хотел навоеваться — навоевался еще раньше, кто был чересчур безрассуден — тот сложил голову опять же раньше. Зато в других странах кипит и бурлит котел, прорывает местами так, что дело дошло бы до падения Статута, если бы не та истерия про Апокалипсис, обилие желтой прессы и слухов, и какая-никакая, но все же поддержка местами со стороны людей, причастных к тайне существования магического мира. Не бог весть что, а все же, на таких вот соплях пока держимся, пока эти бюрократы на конференции телятся. Знаю, что несправедлив, и что они там приняли ряд указов и законов, давших существам больше прав и свобод, что позволило отколоть от гоблинов и перетянуть на свою сторону не только самых здравомыслящих из этих самых существ, но и пассивную середку, как всегда колеблющуюся туда — сюда, но все равно — сколько ж можно?

И кстати о бурлении в других регионах.

На платформе появляется Невилл с сестрами Патил, и смотрятся они просто роскошно. Грациозно. Эффектно. Воспламеняюще. Вначале даже не понимаю, в чем дело, но только когда они втроем идут ко мне, приходит осознание. Они просто повзрослели и стали двигаться иначе, они все, даже Невилл. Он пребывал в сомнениях, теперь они покинули его, а на лице остался отпечаток сражений и опасностей. И еще отпечаток чьей-то лапы. Сестер теперь тоже спутать невозможно, у одной след, шрам, идущий через щеку и горло, словно клинком полоснули.

Нет, мы конечно знали, что Невилл жив, и потом он приезжал в Британию, по семейным делам, да заодно извещение из Хога об очередном учебном годе принял, но встретиться так, и не удалось. В тот момент мы рубились в Ирландии, Гарри был с визитом в Испании вместе с Министром Мак-Дугалом, в общем, не удалось пересечься, потому что Невилл почти сразу же уехал обратно, в Индию.

Несколько секунд мы смотрим друг на друга.

— Спасибо, — сдержанно и с достоинством говорит Невилл.

На меня же опять наваливается глухая тоска и слабость. За что? За что все эти люди меня благодарят? За их испорченные судьбы? За то, что Дамблдор спас меня, изменил, придал нужную ему форму и потом, как консервным ножом вскрыл банку с новым, дивным миром? Тем самым, где кому-то надо будет дотла сгореть?

Слабость накатывает и уходит, немного научился справляться и не падать на темную сторону силы.

— Уроки в нашем кружке пригодились, когда на нас навалились в первый раз, — Невилл проводит рукой по лицу, словно щупает, на месте ли отпечаток лапы. — А потом моя Хваталка пригодилась.

— Кто?

В ответ Невилл молча достает из кармана... небольшой куст. Тот дергается, машет веточками, словно шипит, а Невилл щекочет его пальцем, и куст расслабляется. Та самая фигня, которую он выращивал в теплицах? Одно Энгоргио и куст душит всех вокруг?

— Я не смог спасти бабулю, — вздыхает Невилл.

Открываю рот, чтобы сказать об его родителях, и тут же закрываю. Пятнадцать лет овощами? Может и вправду, смерть стала для них избавлением? И не только для них, ведь каково было Невиллу навещать их в Мунго?

— Но ты сохранила Британию и Хогвартс, и за это тоже спасибо, — добавляет Невилл.

Я начинаю дико хохотать, даже взлетаю чутка, и от дальнейшего меня останавливает только то, что народ на платформе начинает заметно нервничать. Опускаюсь обратно и выдыхаю.

— Извини, но это, правда, было смешно. Я спасла?

— Разве нет? — немного растерянно спрашивает Невилл, смотрит на сестер.

Те смотрят на меня, без прежней ревности, но с холодным прищуром. Понятно, если я протяну лапу к Невиллу, то мне ее тут же отрубят, вместе с головой и хвостом. Да, вот что еще изменилось: их треугольник стал равносторонним. Гармоничным и без трений, шероховатостей, натянутости и неловкости.

— Об этом пишут везде, — Невилл протягивает газету, и мне опять хочется застонать и побиться головой об колонну — переход на платформу.

Нет, я знал, на что подписываюсь, знал, но все равно — увидеть очередную собственную фотографию: пафосное парение, изрыгаемое заклинание — блядь, только меча в руках не хватает! — и ракурс такой, сбоку — снизу, как будто он мои трусы сфотографировать хотел... а, вон оно че, Михалыч! Это ж мы неделю назад гнались за этим, как его... о, бог мой, как же его звали, ворюга оказался былым напарником Флетчера, работавшим через Мандангуса на Дамблдора, и тут он решил, что пора валить, прихватив вначале золотишка и артефактов. Сработала сигнализация, нас подняли по тревоге, и мы гнались за ним через половину Британии, благо на артефактах были маячки, а потом вбили его в песок, в виде кровавого фарша, потому что эта скотина никак не хотела сдаваться и на удивление ловко оборонялась.

Да, в тот момент было не до глазения по сторонам, снимают меня или нет.

— И говорят везде, — продолжает Невилл. — Правда, я не совсем понял насчет внучки Дамблдора...

— И не поймешь, потому что это выдумка.

— И насчет Кровавой.

— А вот это не выдумка.

Во взгляде Невилла вижу все ту же сдержанную, зрелую поддержку, понимание и сочувствие. Над платформой раскатывается перезвон, и говорю Невиллу.

— Извини, но мне нужно исполнять обязанности.

— Какие?

— Я теперь Префект всея школы, Старший Префект, — усмехаюсь уголком рта, — как и Гарри. Он будет рад видеть тебя.

— Да, я читал о его... потерях, — мрачнеет Невилл. — Я даже хотел примчаться на помощь.

— Но? — ибо в словах Невилла чувствуется явная недоговоренность.

— Но у Гарри была ты, — говорит Невилл просто, — а я остался защищать тех, кто нуждался во мне.

Он приобнимает сестер Патил за плечи, и этот жест выглядит таким естественным, словно семьи из трех человек это повседневность нашей жизни. Они сражалась, плечом к плечу, и стали ячейкой общества, гм. Не то, чтобы это был повод приглашать Луну с собой в те кровавые и быстротечные свалки, по недоразумению красиво именуемые "магическими боями", но есть над чем задуматься.

Она же хотела завалить Короля Гоблинов, не так ли?

— И это правильно, — киваю в ответ.

Стоило бы спросить, когда свадьба, но думаю успеется. Путь до Хогвартса неблизкий, успеем поболтать или помолчать, что тоже неплохо. Думаю, Невиллу найдется, о чем помолчать после этого лета.

Взлетаю выше, Невилл смотрит серьезно.

Заклинание усиления голоса.

— Ученики школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, будущие и настоящие! К вам обращается Старший Префект Грейнджер! Просьба проследовать на посадку в Хогвартс — экспресс! — разносится над платформой.

Ученики ломятся в поезд, родители смотрят на меня, и от них разит смесью надежды и страха. Мол, деточкам будет спокойно под защитой Кровавой, но что если вдруг сама Кровавая чего отчебучит? Ох, дождусь Вопилеров, а то и гневных писем Минерве, с требованием убрать "красное исчадие ада". Нужна ли мне такая слава? Нужна, только не мне. Вон, даже Невилл поверил — вот она, сила печатного слова и слухов, а ведь, казалось бы, учились и тренировались вместе.

Или он, поэтому и поверил, особенно после событий конца пятого курса и Темного Лорда?

— Не надо волноваться, поезд надежно защищен! Сам главнокомандующий Аластор Грюм осматривал экспресс! — продолжаю толкать речь. — Места хватит всем!

Потом спускаюсь вниз и вспоминаю об изменениях в преподавательском составе Хогвартса.

— Не знаю, слышал ли ты..., — начинаю осторожно.

— О профессоре Спраут и остальных? Да, слышал, — кивает Невилл. — Отец Парвати и Падме рассказал, сразу после того, как дал нам благословление на брак.

И опять это звучит так просто, так естественно, что только и остается кивнуть и ответить спокойно.

— Поздравляю, совет вам да любовь.

Глава 20

Сентябрь 1997 года, Хогвартс

Новый учебный год в Хогвартсе вначале идет со скрипом, по совокупности причин, но Минерва прилагает все усилия, объясняет, вмешивается, строит, разбирает конфликты, шире привлекает домовых эльфов, постоянно упоминает о традициях и что, мол, учеба должна продолжаться, несмотря ни на что! В холле висит огромный портрет Дамблдора, и меня не то чтобы перекашивает каждый раз, но все равно неприятно ходить мимо. Можно, конечно, залетать сверху, но это каждый раз стекла надо бить, потом чинить — вроде мелочь, а МакГонагалл почему-то бесится. Впрочем, она уже не декан Гриффиндора, и не преподает Трансфигурацию, так что у нее есть время заниматься школой, и есть желание, как я понимаю, сделать как минимум "не хуже, чем при Дамблдоре", а то и превзойти времена дедушки Альбуса.

И разумеется — соблюдение традиций, поэтому я снова живу в башне Гриффиндора, встречаясь с Луной по вечерам, ну и иногда после уроков, в Запретном Лесу, где Лавгуд пропадает почти все свободное время. Кеттлберн погиб, Хагрида поставили преподавателем УЗМС, и у него резко стало меньше времени на лесничество и прочие дела, так что Луна почти официально его помощница и надзирательница за Лесом. На Астрономическую Башню мы не ходим, новый преподаватель, грузный, усатый дядька, чем-то напоминающий дядю Гарри, постоянно утирающий лицо платком, в первый же день заселения нашел под кроватью разорванные трусы. И ладно бы, просто нашел, но Луна тут же, без всякой задней мысли воскликнула.

— Ой, вот куда они пропали, а я уж думала, их нарглы утащили! — дядька побагровел, а Луна продолжила. — Это с меня Гермиона сорвала, но вы не волнуйтесь, я знаю, как их починить.

Дядьку, Ричарда Филиппмора, чуть удар прямо там же не хватил, и надо сказать, это был первый раз, когда я задумался: а не перестарался ли Аластор с раздуванием моего ужасающего образа? Ричард кашлял, задыхался, но при этом с ужасом отказался от моего предложения первой помощи, видимо решив, что я его там и прибью на месте. За выселение из башни, за признание Луны, за разорванные трусы — за все сразу.

Хорошо, что у нас уже нет уроков Астрономии, иначе было бы вообще пиздец как неловко.

В остальном же — ну, как с учебным процессом: все скрипит, визжит, с затруднениями, но все же телега едет. Опасался восстания в Хогвартсе, но нет — события лета прибили учеников, из числа особо рьяных активистов, отбили у них охоту куда-то бежать и восставать. Насмотрелись, значит, на кровь-кишки, и что такое магический налет, когда нихера не понятно, все летит, визжит, взрывается, вокруг падают раненые и убитые, а ты стоишь посреди и усираешься, не в силах понять, что делать, если не сдвинуться с места.

Гарри с Джинни, надо заметить, еще свой вклад вносят: Поттер добросовестно патрулирует, следит за порядком, ведет разъяснительную работу, а Джинни готова вбить в подземелья каждого, кто чего-то там вякнет против, ибо для Уизли лето тоже не прошло даром, особенно Требюше. Помфри залатала ее и вылечила в плане внешности, но вот эта кровоточащая рана внутри, последствия первой атаки и потери дорогих людей, она осталась у всех нас, и крыша в результате немного поехала. Ладно, у меня и Луны крыша и так была набекрень, как берет, сбитая на одно ухо, не приглядываться — так и не заметишь, что там крыша еще покосилась, а вот у Гарри, Невилла и остальных гораздо ярче и заметнее все.

Луна все такая же Луна, светлая, воздушная и себе на уме, никогда не знаешь, что она выкинет в следующую минуту. Ксенофилиуса, к счастью, выселили из Хогвартса, иначе не представляю, что бы он там понаписал про школьную жизнь, не говоря уже о его влиянии на неокрепшие детские умы, но даже без отца Луна не дает скучать. Танец на льду посреди специально замороженного для нее озера, спуск в Тайную комнату (я когда понял, куда она притащила, чуть не поседел прямо там же, волосы стояли дыбом по всему телу), секс на крыше Большого Зала — хорошо, что тот показывает небо над собой, а не все остальное, срыв урока полетов на метлах, нечаянный, но срыв — ей срочно нужно было сделать колдофото моего полета в красном платье для статьи в журнал, и так далее, и тому подобное. Общение с акромантулами, секс в процессе приготовления любовных зелий, разрисовывание башни директора в "светлые тона", в помощь МакГи, а также предложение освоить анимагию и жить в Лесу, и так далее, и тому подобное.

Ах да, еще Луна подалась было в комментаторы, взамен выпустившегося Джордана Ли, но после первого же матча, что называется "команды взбунтовались". У нее опять включился третий глаз, и она мечтательно сообщала о всех замыслах обеих команд, еще до того, как те приводили их в исполнение, чем привела игроков вначале в ступор, а потом в бешенство. Кто-то даже метлу сломал, школьную, кажется, и с криком, что он не в силах этого больше выносить, убежал.

— Ты уверена, что хочешь этого? — спрашиваю Луну.

— В этот раз я буду сверху! — гордо отвечает та.

Расширяющийся щит сносит ее, теснит, но Луна разрубает его взмахом палочки, и тут же получает Силенцио. С невербальной магией у Луны очень плохо, излишнее воображение и говорливость все портят. Она неожиданно задирает школьную форму, демонстрируя округлые груди и втянутый живот, но тут же падает вбок, уходя от удара.

— Не пойму, ты собиралась сдаваться и начала неловко задирать руки или просто хотела ошеломить меня? Тогда тебе стоило бы принять другой облик для начала, — скалюсь, гоняя ее заклинаниями по тренировочному Выручай-залу. — А также не забывать, что гоблинов не интересуют человеческие самки.

Луна кое-как согласилась не ходить со мной на задания, но взамен уперлась с операцией по захвату "Короля Гоблинов". Скипетр сосновой шишки или как его там, ее интересует, какой-то специальный жезл для управления природой, то ли творение гоблинов, то ли древний артефакт магов, то ли очередная выдумка Лавгуд, транслированная из сказки и принимаемая ей за реальность.

Поэтому мы тренируемся сражаться.

— Фините! — отменяю молчание на Луне, и тут же выбиваю ее палочку. — Экспеллиармус!

Ловлю ее, палочка теплая, удобно лежит в руке, словно сама Луна, покорная, нежная, не выказывающая сопротивления. Пугающий знак, наверное, а может, и нет, все забываю Олливандеру сову послать с вопросом.

— Плохо, Луна, очень плохо, — вздыхаю.

— Но мне так тяжело сражаться с тобой, — потупливает глазки Луна и шаркает ножкой по полу, не хватает только пальца, засунутого в рот, ан нет, все, полный комплект.

В прошлый раз это закончилось бурным сексом, прямо на боевом манекене — големе, у меня потом коленки весь день болели, так что нет, два раза этот фокус не пройдет.

— Я могу принять и другой облик, вот кого ты больше всего ненавидишь?

Луна всерьез задумывается, смотрит исподлобья, склонив голову, и тут же получает невербальным импульсом, сбивающим ее с ног.

— Не расслабляться! — хриплю, подражая нашему главнокомандующему Грюму. — Враг не дремлет!

— Ты обещала! — чуть не плачет Луна.

— А еще я обещала твоему отцу хранить и беречь тебя! — рявкаю в ответ.

Ксенофилиус к нашему союзу отнесся спокойно, только заметил, что ему еще хотелось бы понянчить внуков, и потребовал сгрызть одну шишку на двоих. Еловую шишку. Мол, улучшает цвет лица, синхронизирует чакры, повышает шансы на зачатие и так далее, главное, чтобы сгрызли без магии. Это был натуральный пиздец, в какой-то момент я уже решил, что ну его нахрен, но Луна, словно прочитав что-то в моем лице, быстро ускорилась и догрызла свою часть, впилась в мою. Помфри даже говорить ничего не стала, когда мы пришли, удалилась за ширму и долго там хрюкала и всхлипывала, уж не знаю, отсылала она этот случай в медицинские журналы или нет.

— Но у тебя же есть твоя защитная штучка, из дерева?

— Но она недоделана!

И это чистая правда. Не мертворожденный проект, просто нужно время и силы, чтобы доделать, доточить полетную систему — сейчас ее пришлось снять и опять летать самому, нормально состыковать щиты и заряженный до предела "аккумулятор", отладить перетоки энергии, безразмерные карманы, узел сопряжения. По отдельности каждая часть работает отлично, вместе какое-то кривое и косое говно, требующее доделок и внимания прямо в бою, поэтому я пока что единственный пользователь боевого костюма "Выдра — 3". Затем, после отладки базы уже довешивать модули — кругляши с нужными заклинаниями, ну там, думаю, будет легче, когда доделаю.

Вот только это "когда" будет потом, а Луна хочет сейчас, ну или не сейчас, но в ближайшее время.

Перелом в Европе, все та же операция "Лже-Министр", дала волны и круги по всему миру, и самым главным из них было выделение сил в помощь другим странам. Массирование сил, концентрированные налеты, действия в связке со спецслужбами, Грюм действовал решительно и смело. Даже чересчур смело, все-таки Дамблдор его сдерживал, а тут Аластор развернулся во всю ширь своей параноидальной души. Поэтому вверх поползли оба ползунка, и тот, что показывал приближение победы наших, и тот, что вел к черте, за которой начиналась война. Не просто Третья Мировая, нет, техника вперемешку с магией, ядреное сочетание, реально способное сжечь мир дотла.

Так вот, в ближайшее время — это потому, что массирование сил и перелом позволили выделить часть магов на окончательное решение проблемы гоблинов. Плюс конференция (у врагов тоже есть своя конфа, но наше конфу теперь явно и очевидно сильнее) расширила прав, переговоры, включая агрессивные, и часть существ откололи, самых дерзких передавили, запасы порталов и палочек пожгли, и гоблинов уверенно загнали в норы. Они еще огрызаются, не желая сдаваться, или не веря в помилование (а может другая сторона тайком обещала им помощь и потребовала биться до конца, кто знает?), или просто считают, что после пролитой крови никакого перемирия уже быть не может. Грюм как-то упомянул мельком, что на меня, как на живца, выловили четыре группы, снаряженные гоблинами, перехватили их по дороге, но в тот момент как-то не ёкнуло, только порадовался, что Луна в Хоге.

Но тащить в логово гоблинов Луну, когда они мечтают срубить тебе голову? Безумие.

— Ты обещала! — топает ногой Луна.

Блядь, вот жеж... Видящая! И уперлась в этом вопросе, не сдвинуть, хоть и вправду связывай и держи в Хоге, пока будет идти битва. Может... нет, не пойдет, Аластор меня выставит вперед, как талисман и средство выведения из себя гоблинов, к гадалке не ходи! Подпоить Трелони и попросить ее задвинуть пророчество? Обещание, ха, вот обещал Дамблдору помочь с его Планом, и смотри, какая кровавая петрушка получилась!

— Хочешь, поиграем в Гарри Поттера и Джинни? — меняет тактику Луна.

Эка ее припекло!

— Это взятка телом, ты в курсе? — ухмыляюсь в ответ.

Одна из вечерних игр, "Префект и нарушительница", практически единственный достойный повод заниматься патрулированием по вечерам.

— И что с того? Тебе не нравится мое тело? — снова задирает одежду Луна.

— Нет, почему же, — делаю шаг с ней, глажу эти мягкие, податливые округлости, и Луна облизывается, глядя прямо мне в глаза.

Из рук ее выпадает цепочка и амулет, соединяющий сердца. Сделала все-таки. Склоняю голову, наклоняюсь вперед, захватывая ртом ее грудь, словно жадный младенец, а Луна надевает мне цепочку на шею, и наши эмоции сливаются. Я ощущаю ее возбуждение, радость, и одновременно с этим жажду, желание, потребность, но вовсе не секса. Какая-то часть ее рвется вовне, уже сражается с гоблинами, отбирает у них скипетр.

Чтобы Выручай — комната изменилась, нужно выйти или снова зайти, и трансфигурировать в ней обстановку не получится, но в момент возбуждения, кто думает о таких вещах? Реверберирующая связь возбуждения воспламеняет нас моментально, туманит сознание, и мы опять трахаемся так, словно не видели друг друга полгода, прямо посреди тренировочного зала. Жадно, быстро, почти бессознательно, и темнота накатывает волной, швыряет на пол, и почти сразу отступает, и Луна нависает сверху, смотрит с нежностью и тоской.

— Я скучала, — говорит она, и я понимаю, о чем идет речь. — Твое сердце истерзано в клочья, и мне хотелось бы залечить его.

Она склоняется к "сердцу" и лечит его старательно, зализывает, проводит целебный массаж. Взятка, натуральная взятка и подкуп, а если она еще сейчас и Оборотное достанет... откуда-нибудь, то вообще будет полная программа. Чувствую себя буридановым ослом, которого ласкают оба стога сена, требуя съесть именно его. С одной стороны, это реальная опасность для Луны, с другой — не взять ее с собой, и она зачахнет, все равно, что танцы у нее отобрать. Жаркая волна накатывает неумолимо, захлестывает с головой, топит в своей пучине и у меня снова темнеет в глазах.

— Нет, все-таки правильно подобные вещи запрещены, — встаю с кряхтением, ощущая боль во всем теле.

Луна лежит, как распластанная лягушка, бесстыдно раскинув руки и ноги, покрасневшая, влажная и потная, опять унесенная куда-то за пределы этого мира.

— Ладно, можешь считать, что удачно ко мне подлизалась. Выдержишь полминуты против меня — возьму тебя с собой, — выдавливаю из себя корявое, еле стоящее на ногах, как я сейчас, но все же какое-то компромиссное решение.

— Вот увидишь, мне поможет сила Леса! — обещает Луна.

Глава 21

2 декабря 1997 года, Норвегия

Мрачные, тяжелые волны бьются о гладкие камни норвежского фьорда, и брызги взлетают в небеса, добавляя морозности и без того холодному дню. Мы все заправлены Бодроперцовкой, но все же надо в боевой костюм "Лунная Выдра — 2" встроить климат-контроль. Ох, блин, боюсь, получится у меня там, в итоге деревянный голем — Буратино, с удлиняющимся носом — орудием.

Я вишу чуть выше и впереди остальных, армии объединенной Европы, можно сказать, ударного сводного отряда в две сотни магов. Никаких пегасов, фестралов и ковров — самолетов, только метлы, особого, усиленного исполнения, с улучшенным вхождением в повороты, мелкой маневренностью и прочим, необходимым для полетов в коридорах. Бросаю взгляд, Гарри и Луна рядом с Аластором, который сверлит взглядом фиорд, словно собирается его снести силой мысли. Как ни старалась Джинни, но Гарри ее с собой не взял, а я значит оказался слабее на передок, гм.

Поворачиваюсь обратно и тоже смотрю на последнюю крепость, оставшуюся у гоблинов в Европе. В этот раз все без обмана, маги, оказывавшие поддержку гоблинам (классический треугольник: мы — противники отмены — гоблины, в котором каждая из вершин мечтает убить две другие и остаться единственной точкой) пойманы, выдали контакты, разгромлено несколько тайных убежищ, и гоблины оттуда тоже выдали еще информации, и так далее. Глобальная зачистка Европы, включая рейды на территории стран, еще продолжавших вяло, по инерции сопротивляться, с попутным ослаблением и прочим.

Вырванное Британией победное очко в Европе, теперь поможет всему миру.

Самыми сильными опять оказались информационные удары: поддержка гоблинов, уничтожение магов, и прочие дела, с предоставлением подробных, неопровержимых доказательств. Конечно, преуспей противники отмены в первом ударе, захвати верховную власть, то хрена лысого бы у нас такого получилось, все подали бы как безумие и предательство Дамблдора, попытку мятежа и подрыва устоев магического мира, и так далее, вполне себе представляю заголовки про отлов и казнь членов шайки Дамблдора, приплетение туда же Волдеморды, мол, дедушка Альбус так долго боролся, что сам стал Темным. Или даже рассказы, что Дамблдор Волдеморта и вырастил, было что-то такое на конференции, а как, мол, Темного прибили, вопреки планам Альбуса, разумеется, так у дедушки последний мозг на бороду и вытек, и понеслось.

Но преуспели мы, и если бы не было так холодно, можно было бы даже порадоваться этому факту. Декабрь, море и Норвегия, вкупе с начинающейся снежной бурей — не то сочетание, которое веселит и греет душу. Была когда-то закалка, да бросил же, расслабился и вот теперь меня потряхивает и колотит. Надо было, наверное, устроить искусственную бурю, воду в лед, воду в пар, нагнать тумана, изрешетить все градом, уж точно было бы теплее! На нас чары отвода глаз, но все же природная буря надежнее — как только нас скроет метелью, мы атакуем.

К сожалению, никакого Адского Пламени, а жаль, можно было бы погреться.

Первые порывы бьют в лицо и надо бы развернуться и толкнуть речь в духе Кровавой Грейнджер, мол, впереди не противник, а враг, и с врагом не ведут переговоров, не проявляют благородства, его убивают, как бешеную собаку, и предают забвению, или что там Грюм кричал, не помню уже дословно. Но сегодня этого не требуется, и достаточно того, что я свечу тут своей красной задницей перед отборным отрядом отборных магов со всей Европы.

С Африкой вялые стычки по Средиземью, в России какая-то своя внутренняя замятня, на фоне общих проблем в стране, Китай и Индия цапаются друг с другом и Юго-Восточной Азией, и Ближний Восток, как всегда, котел непонятных разборок, в которых можно хоть две магические войны скрыть, остальной мир нихрена и не заметит. Австралия вообще вроде закрыла магические границы, мол, нам и так хорошо, а кто к нам придет, на того натравим боевых прыггуру и пусть пеняет на себя. Ожидался натиск из Африки, но у них неожиданно полыхнуло, только в обратной нам форме: маги, которые за отмену Статута партизанят по джунглям, а Министерства их давят, как могут, и непременно задавят, но позже, когда уже мы будем готовы прийти партизанам на помощь.

США выступали вроде за нейтралитет, но после того взрыва в Нью-Йорке позиция изменилась, и они вроде как не только успешно давят своих магических повстанцев, но и склонили Канаду и Мексику на сторону тех, кто за отмену, и ведут переговоры и давят на Южную Америку, в общем все традиционно. Статута, можно сказать, уже и нет, но при этом мы странно балансируем на кончике иглы, или замерли в подвешенном состоянии, как кому удобнее. Полно свидетельств магии и ее проявлений, но на каждое правдивое по три сообщения из желтой прессы и по одному высеру от сектантов и тех, кто ждет апокалипсиса — и это, надо заметить, не только христиане. Какая-то массовая истерия, словно реакция на массовые выбросы магии и гражданскую войну, словно маги заражают своим безумием людей вокруг (хотя это и не так). Общее обострение, восстания, перевороты, выбросы вулканов, цунами и прочие природные бедствия, интернет еще не настолько развит, чтобы выброс говна в одном конце земного шара секунды спустя вызывал бурление на другом конце, но фото и видеоматериалов хватает, как и свидетельств очевидцев.

Но правительства не спешат выступать с официальными заявлением о Контакте и вообще как-либо подтверждать. Негласно крутят пальцами у виска, по тем или иным причинам, начиная с нежелания обострения отношений с магами и заканчивая желанием провести процесс все же как-то культурно и в рамках, без кровавой магобойни. Не в том смысле, что магов будут забивать, этого и так хватает, кровью забрызгана вся планета, если вписать к магам еще и существ (продолжись дело и дошло бы до магической Красной Книги), а в том, что выплеснется все в мир людей на полную катушку.

Но при этом ни у одной из сторон уже не хватает сил сдержать и скрыть все, и мы, как говорил, висим над пропастью, цепляясь не знаю, за какую-то невесомую ниточку, и мне в последнее время все чаще вспоминается та строчка из пророчества: "а чтобы смог на пепелище новый мир взойти". Попросту говоря, все должно сгореть к херам, а уже потом будем выращивать новый мир, не иначе как поливая его росток своей кровью.

Ведь Дамблдор реализовал эту часть, принеся себя в жертву, не так ли?

Снежная метель озаряется красной вспышкой — вперед! Снег сыплется с одежды, шапки, быстро снижаюсь, почти падая на голову Нимфадоре, которая присматривает за Гарри, прикрывает его с правого бока. Внутри туннелей толку с такого построения не будет, там туннели размером с гоблинов, выстроенные так, словно их копала стая пьяных дождевых червей, камень зачарован на три раза сверху донизу, и наверняка есть куча тайных ходов. Ползешь по туннелю, а тут тебе сзади вываливается гоблин и мечом в жопу — на! И снова скрылся!

Какого черта Грюм не хочет выжечь Адским пламенем всю крепость — решительно непонятно.

— Грейнджер! — раздается крик Аластора почти в ухе, словно он подслушал мои мысли.

Он почти рядом, висит сбоку на своем верном посохе, и сразу за ним мчится пелена бури, натуральная мгла, холодная и секущая, без магии мы бы уже все вниз завалились ледышками. Рука Грюма чертит знаки, и кровь бросается мне в лицо, приливает к ушам. "Ловушка. Готовность. Осторожность. Предательство".

Твою мать!!!

Грюм решил последовать по стопам Дамблдора? Здесь Гарри, и я взял Луну, а эта одноглазая скотина даже бровью не повела! Конечно, здесь Нимфадора, но зная Грюма — остановило бы его присутствие любимой женщины? Да никогда! Лицо полыхает, и мысли скачут какой — то безумный боевой танец, вкупе с невнятными возгласами, что если Грюм! Если подставит! Опять гоблины! Старый пидарас!

Мое лицо достаточно красно и красноречиво, и Аластор кричит.

— Вали всех, не жалей!

Рука его при этом чертит знак "Смотри за спиной", и до меня неожиданно доходит. Опять предательство, опять внедренные агенты, и Грюм решает сразу две задачи: штурмует крепость гоблинов и ловит тех, кто будет бить в спину. Глазами указываю ему вниз на Луну, но Аластор не видит движения сквозь эту вьюгу, а секундой позже скала прыгает нам навстречу.

— Брвжпржврж! — кричит Грюм и бьет посохом в стену.

Там вспыхивают руны, и секунду спустя палочка Аластора почти что втыкается в камень, вбивая его внутрь. Вот они, преимущества волшебного глаза, надо бы себе в костюм такой же сканер заделать! Мы влетаем внутрь, и тут же палочка Нимфадоры вспыхивает, выбрасывая щит, который гасит летящее нам навстречу лезвие.

— Не спать, черепахи беременные! — рявкает Грюм. — Зачищаем туннели!

Взмахиваю палочкой, расширяя туннель и жестко обламываюсь. Пара камней осыпается песком, не более, а ведь я бил, не жалея, от души! После возврата ноги проблема магического истощения ушла, и теперь можно колдовать, не стесняясь, тело осиливает практически все, ну почти все. Непрерывно долбить самыми тяжелыми, убийственными, разрушающими заклинаниями все же не получается, организм перегружается и падает, высунув язык.

— Карала Лабиус! — бьет Грюм и волна странного черного тумана проносится по туннелю, скрывая под собой факела и светильники на секунду. — Вперед!

Из темноты вылетает заклинание, Грюм сбивает его небрежным взмахом и уже ковыляет вперед, пригнувшись, когти ноги — лапы скребут по камню. Какого черта? Какого мы ждали в этой метели, чтобы потом вот так сразу выдать свое присутствие? Из бокового туннеля лезут два гоблина, и Нимфадора срубает их росчерком палочки, отпихивает ногой обратно.

— Пленных не брать! — рычит Грюм. — Грейнджер — вперед, нам надо захватить мост впереди, прежде чем гоблины его обрушат!

И рычит-то как громко, по всем туннелям его слышно! Все становится предельно понятно, и немного грустно и тоскливо. Дожился, стал врагом номер один целого народа, готового на что угодно, чтобы меня завалить, чем бессовестно пользуется Грюм.

— Вперед, на гоблинов! — восклицает Луна, и неожиданно несется вперед.

Она словно бы стелется над землей, пригибаясь, чтобы не растрепать прическу о потолок туннеля, и мою первую мысль — превратиться в выдру и ускакать, приходится отбросить. Не догоню же! Несусь вперед, вертикально полу, неудобно изогнув шею, и молясь, чтобы впереди не было каменных выступов. Конечно, Луна вроде бы должна на них первой наткнуться, но знаем мы этих безумных Видящих!

— На короля! — орет Луна.

— За короля! — вылетает из бокового туннеля гоблин и бьет по Луне.

Его меч отскакивает от щита, но тут же еще один гоблин мечет камень, и Луна шарахается, уходит вбок, скрывается из вида. Да ептиматика, сколько мы с ней это обсуждали — от меня ни на шаг! Взмах палочки и камень бьет обратно в бросившего его гоблина, Редукто, щит, закрыться от летящих в тело кишок, и тут же нырнуть за угол, боднув головой в грудь ожидающую Луну. Сбиваю ее с ног, и мы пролетаем чуть вперед, а над моей спиной пролетают лучи заклинаний. Луна успевает дернуть меня в сторону, подставить руку, и щиты костюма вспыхивают, принимая удары.

— Протего Максима! — и щит тут же гнется, едва не ломается под натиском.

Два мага, кажется из Чехии, давят и гнут мой щит, ломают и вытесняют. Спасает только то, что они работают невербально, и что туннель узкий, щит как бы концентрируется в пределах, становится мощнее. Где же Грюм, он же должен со спины заходить? Гора словно вздыхает, и от этого вздоха туннели "садятся", смыкаются, слышен треск и грохот, но зачарование камня играет против гоблинов и туннели выдерживают.

Или это не они рушат проходы?

— Диффиндо! — но нет, не проходит.

Эти двое работают парой, давят слаженно, а мои попытки перейти в контратаку умело гасятся, один ставит щит, второй тут же контратакует, и все это мгновенно, со сменой за миллисекунды, меня едва не задевает, успеваю пригнуться. Отступаю спиной вперед, ощущая щиты Луны задом, сама Лавгуд пытается было помочь, но без толку. Разворачивается, и мне слышен из-за спины хруст и треск.

— Где ваш король? — кричит Луна.

— Где ваш король? — кричат в ответ гоблины, и тут же что-то тараторят на гоббледуке.

Проклятье! Нашли предателей! Ну, Грюм! Вырву глаз, оторву ногу, отберу Нимфадору, когда мы отсюда выкарабкаемся! Приседаю и втыкаю палочку в горло так, что едва не пробиваю кожу. Два заклинания впиваются в спину Луне и разлетаются об щиты костюма, а я бью понизу.

— Инфрасонус! — не сдерживаясь, практически в полную мощь и плевать, что мне может прилететь эхом!

Протего отсекает часть звука, но все же маги теряются, и тут же один получает Редукто в кисть руки, и та разлетается ошметками. Палочка его, кажется, тоже повреждена, и несколько секунд мы сражаемся со вторым магом, беззвучно, на фоне разворачивающегося за спиной бредового диалога.

— Мне нужен скипетр Еловой лапы!

— А у меня есть дома шляпы!

— Отведите меня к своему королю!

— Скакали две мышки по белому полю!

Не, с кем другим такая тактика издевательств может, и сработала, но только не с Луной. Выбиваю палочку из руки второго противника, и тут же швыряю им обоим шарик, запечатываю коридор щитом. Превратиться, извернуться, пробежать между ног Луны, снова в человека, и тут же жахнуть, снося гоблинов импульсом.

— Экспульсо!

Трех гоблинов швыряет во тьму, и я бегу следом, спеша догнать их и добить. Слышен топот Луны, пол слегка дрожит от взрыва, с потолка падает крошка, но и все — зачарованные стены опять выдерживают. Туннель резко расширяется, эхо становится гулким, и слышен грохот, камень смыкается за спиной. Проклятье! Грюм мог бы и предупредить о "живых" коридорах!

— Люмос Максима! — и шар света вырывает из тьмы содержимое, обстановку пещеры.

Ой-йо! Сколько же вас тут? И они привели муми-тролля!

— Гермиона Грейнджер! — голос выступившего вперед гоблина торжественен и глух из-за шлема на башке коротышки. — Сейчас ты заплатишь за все преступления перед народом гоблинов!

Глава 22

"Тум-тум-тум, тум-ту-дум, тум-ту-дум", немедленно начинает наигрывать в голове имперский марш из "Звездных Войн". Еще самому гоблину включить светошашку и прошипеть: "Пшш, пшш, Гермиона, я твой отец!" и сходство будет полным.

— Заплатишь? Что же, у меня есть чем расплатиться! — дерзко, вызывающе, выиграть секунду.

Взмах палочки и передо мной крутится круг из деревянных шариков, все новые и новые присоединяются к ним, образуют второй круг. Крепость защищена щитом... нет, антиаппарационный щит встроен в саму крепость, как в Хогвартсе, одна из стандартных уловок прежних времен. Атакующие не могут внезапно ворваться, защитники — лидер и доверенные лица — всегда могут отступить. Изменяемая конфигурация туннелей — коридоров и самой крепости оттуда же (в Хогвартсе от этой уловки остались в основном самодвижущиеся лестницы), зажатие и рассечение атакующих, разбиение их на мелкие группы, с последующим истреблением по частям. Можно не сомневаться, что нас — меня, в основном — намеренно пропустили вперед, и тут же отсекли всех остальных.

Ведь этого добивался Грюм, да?

— Ты уже убила тысячи наших собратьев, Кровавая, — делает шаг вперед гоблин, и вскидывает меч. — Еще сотня ничего не изменит! Убить ее!

М-мать! Рывок вверх со всей силы, что-то рвется и хрустит в ногах, залп стрел принимает на себя Луна, щиты звенят и переливаются, лопаются. Неужели они не боятся Адского Пламени? Или готовы пожертвовать собой, лишь бы и меня забрать следом? Бросок сверкающего Люмоса прямо в ряды гоблинов, пусть ослепнут, пусть почешутся! Большому троллю — большую торпеду, держи подарок! Кусок дерева бьет тролля и "удачно" ныряет под броню.

Уйти под потолок, сейчас здесь...

Бам-бам-бам-бам-бам-бам-бам!!! Раскатом града, внезапно ударившего по железной крыше, нарастающим тамтамом взрывов, шарики рвутся, и внизу вспухает облако взрыва, мгновенным ослепляющим Люмосом высвечивающее пещеру, металлическая шрапнель брони тролля визжит и рикошетит, снося гоблинов огромной гранатой. Камни перестроены, мини-крепости в дальних углах, окопы и траншеи, гоблины укрываются, кто-то продолжает искать меня взглядом даже за мгновение до взрыва, и падает, разорванный и иссеченный.

Нет, конечно, был Альбак, и Грюм говорил, и потом неоднократно сталкивался, но все же, это было какое-то отстраненное, рассудочное знание о ненависти гоблинов. Только здесь и сейчас, уже практически в конце войны, уже на пороге уничтожения гоблинов (по крайней мере, в Европе), внезапно приходит и эмоциональное понимание этой ненависти, ощущение ее всеми фибрами. Ненависть к магам, и удесятеренная ненависть ко мне, готовность не просто отдать свою жизнь, а максимально страшно, лишь бы достать врага, готовность кланяться и служить, изображать раболепие, готовя и копя силы, копя ненависть, считая старые обиды и разжигая их, готовя удар в спину, со всем накопленным за века гневом.

И Грюм выдвигает меня на передовую, подставляет под удар этого молота Гнева.

Взрыв сметает всех, кто не успел укрыться, вжимает меня и Луну в потолок, в одну из ниш, лицом к лицу, я сверху, Луна снизу, и ощущаю спиной, как вибрирует камень, трясется, и не могу избавиться от идиотской мысли, что держу на себе всю пещеру. Щиты Луны вспыхивают, отражают удар, и тут же пропадают. Горячий, выжженный и высушенный воздух царапает горло. Раздаются гортанные выкрики на гоббледуке и новая волна атаки, бомбардировка снизу вверх, словно там стоит батарея гоблинских минометов, атакует нас.

Эмоциональное понимание гнева и ненависти гоблинов реверберирует, резонирует во мне, и я обращаю его в силу. Не в ненависть в адрес Грюма и Дамблдора, не в переживания из-за Луны, нет, это все успеется потом, после битвы. Обещание! Я обещал спасти Луну! Утвердившись на этих двух опорах, взметнув волну холодной, спокойной ярости, я кричу почти в лицо Луне.

— Адский переворот!

Луна тут же начинает проворачиваться, и хочется схватить ее и расцеловать за понятливость, потому что сейчас каждая секунда на счету, а этот маневр мы отрабатывали всего раз, и то больше по защите друг друга, нежели в плане боевого маневрирования. Проворачиваюсь вместе с ней и разворачиваюсь, заклинание полета отменяется, руки Луны подхватывают за талию и грудь, словно она учит меня плавать в воздухе.

— Фиендфайр!

Огромный огненный еж сгущается в центре пещеры, с мечом и щитом, колет, рубит, режет, топорщит огненные иглы, насаживает на них гоблинов и сжигает. Дышать практически нечем, нужно ставить трансфигурирующий щит по замене воздуха, но у меня нет сил, все уходит на Ежа. Луна держит, и костюм держит ее, с этой стороны почти нечего опасаться, если не считать того, что Адский Еж все вспухает и вспухает, плавит не только пол пещеры и камни крепостей гоблинов, но и потолок. Скоро жар станет совсем невыносимым, но и отменять заклинание нельзя.

Гоблины — камикадзе и не думают сдаваться, орут, мечут снаряды, кидаются в атаки, пытаются прорваться мимо Ежа и вдарить по нам, и Адское Пламя урчит, рычит, шипит и трещит, раздувается, готовясь выйти из-под контроля. Я словно держу в руках нечто скользкое и горячее, непрерывно бьющееся и готовое вырваться, ослабни усилия хоть на волосок.

Ну, где же этот блядский Грюм?

Нотка паники все же колет, Адское Пламя вырывается из-под контроля, часть шипов ежа взбухает, превращаясь в клубящееся облако, и одновременно с этим залп синих, словно морозных лучей врезается в пламя, пробивает ежа насквозь, выпуская тому пламенные кишки. Огненная кровь хлещет из заклинания, прямо уносит из него, да и из меня силы, и мне неожиданно вспоминается противостояние с Волдемортом и Беллатрисой, как кто-то из них погасил Адское Пламя одним движением палочки, даже не вспотев.

— Отпусти меня и прячься! — кричу Луне.

Та отпускает, и я ныряю вниз, окончательно отпустив Адское Пламя.

— Сеем, веем, посеваем, с Новым Годом поздравляем! — разносится по пещере мой идиотский вопль.

Деревянные шарики разлетаются по пещере, словно зерно, и гоблины рубят их, бросают в трещины, мечут обратно в меня, бесстрашно. Им только повязок на лбу и выкриков "Гоблин банзай!", с разбиением чашек об пол, не хватает. Адское Пламя вздувается и тут же лопается, нас затягивает, засасывает к центру пещеры, бросает друг на друга.

Мы наносим удар одновременно, я и гоблины.

БРАБАРАРАРАРАРАХ!!! В этот раз раскат настоящий, и меня глушит, словно рыбу, даже сквозь затычки в ушах, даже сквозь готовность к этому бабаху. Опять вспухает облако огня, и из него вырываются раскаленные стрелы, пронзают мой торопливо выставленный щит, и втыкаются в правое плечо, бок, ногу, пробивают зачарованное красное платье, и меня пронзает холодком от вложенной в эти стрелы мощи.

Выдергиваю стрелы, разбрызгивая кровь, и холодок становится сильнее — яд?! Нет времени!

Падаю вниз на реактивной тяге, почти что, вбиваясь в камень, горячий и гладкий, выжженный Адским Пламенем, которое заодно сожрало и все чары. Больше всего это напоминает каменный гроб, неглубокий и узкий, и я ощущаю, как надо мной проносится еще один заряд огня, по ногам хлещет камушками, и холодный пот заливает лоб, грудь и спину, несмотря на то, что вокруг вообще-то филиал раскаленного Ада.

Ну, нет, бляди, меня так просто не возьмешь!

Безоар прыгает за щеку, притянутый левитацией, следом за ним зелья, одно, другое, часть проливается, стекает по шее и груди, подтекает снизу, даруя неприятные ощущения. Холодок отступает, и я восстаю из могилы, к счастью раны неглубокие, двойной щит выдержал удар, а был бы на мне боевой костюм, так может и платье бы не пробило. Остатки пламени полыхают по пещере, словно камень стал топливом, озаряя сюрреалистичную картину размытых очертаний, плавленого камня, сожженных гоблинов и новой толпы, бегущей в атаку.

Маги?! Где маги? Палочка взлетает вверх.

— Драго деммитериум! — и каменная гряда встает навстречу гоблинам, топорщится шипами.

Вопли на гоббледуке, и тут же отряд гоблинов, опять с мечами и щитами перепрыгивает камень, рубит, прыгает вперед, полный решимости.

— Экспульсо! — и импульс сносит двоих, но остальные держатся, рубят, сцепляются щитами, словно придерживая друг друга.

Массовый возглас, вроде "санитары!", гряда раскалывается, и меня пробивает смешок. Хотел магов, вот они маги! Только гоблинские, не слишком умелые, но их много, много! Словно не было двух взрывов, Адского Пламени, прожаривания пещеры, словно не идут в атаку по крепости две сотни настоящих и отборных магов во главе с самим Аластором! Пламя и потолок — пробить наружу? Нет, Адский огонь выжег чары лишь на небольшую глубину, хотя и этого должно хватить, если подумать! Взлетаю и тут же падаю вниз, залп из палочек и луков проносится выше, да е-моё! Как они еще сюда гранатометы не притащили?

— Вперед, братья! — слышен выкрик снизу. — Осталась только Кровавая и ее подстилка, сокрушим их, и маги будут повержены окончательно!

Так, у них щиты от взрывов и огня, умеют гасить Адское Пламя, пускай и неумелой толпой, рассеять толпу и вжарить фиендфайром еще раз? Нет, подставлюсь под залпы, нужно как-то уполовинить магов, только потом.

— Редукто Максима! — и ближайший гоблин падает, его безногого взрывом уносит прочь, сметает собой еще двух собратьев.

Зачарованные щиты и оружие, понятно, пустили в ход, все, что можно, перебить носителей оружия? Нет, закроются, они могут закрываться и атаковать, а я не могу, за мной Луна. Луна?!

— Луна?! — ору пересохшим горлом, хрипло и надрывно.

— Я здесь! — доносится возглас сзади.

Немедленно туда летит град камней, стрел, заклинаний, и мне хочется зарычать от собственной глупости.

— Протего Максима! — отсекая часть потока снарядов.

— Сдохни! — набегает гоблин с криком, следом бежит еще один, орет на гоббледуке что-то.

Удар! Гоблин парирует круглым щитом, рубит, чиркая по платью, еще удар, закрывается, н-на! Он отлетает от пинка ногой, чувствую, что отбил палец, и тут же второй прыгает вперед, норовя достать в выпаде. Еще десяток его собратьев приближается, норовя связать меня боем, не дать ударить чем-то площадным.

— Держись! — Луна выныривает сверху, словно ангел спасения и бросает заклинание.

То ли шаровая молния, то ли шипящая и плюющаяся брызгами энергии звезда, разноцветный клубок падает между мной и гоблинами. Защита особняка Блэков съела такую же звезду, не поморщившись, гоблинов же разбрасывает, а двух ближайших даже прожигает лучами насквозь. Град, новый залп, обрушивается на Луну, и видно, как вспыхивают линии костюма, узлы щитов, синхронизируясь, перекачивая энергию, выравнивая общую защиту.

Если бы не обстановка, стоило бы закричать "Работает!" и станцевать радостный стриптиз, разбрасывая во все стороны одежду и заклинания. Как ни странно, выход придумался по следам канона, воспоминаниям о конце четвертого фильма, когда у Гарри и Волдеморта заклинания слиплись, прилипли друг к другу, из-за того, что у них были палочки с одинаковыми сердцевинами. Собственно, в нашей битве, состоявшейся в этом мире, было то же самое, но мне тогда было не до осмысливания, вспомнилось уже постфактум.

Так вот, одинаковые сердцевины, волоски единорогов, вежливо испрошенные Луной, зашитые в кругляши, мало того, что дают эффект концентрирования (слабее, чем в палочках, но все же), так еще и "слипаются" друг с другом в единую сеть, создающую эффект воронки. Там, где щит проседает от ударов, словно бы образуется воронка, только вместо воды туда устремляется энергия, спеша заполнить пустоту, выровнять положение. Аккумулятора или преобразователя, не использующего кусочек души, пока что нет и для людей эта штука бесполезна, но это меня, как всегда заносит вперед, далеко, очень далеко вперед. То, что эта хрень работает, питаясь от мага, да еще и обеспечивая полет (все те же две точки, но правильные: шея и промежность) это уже настолько прорыв, что даже предстоящие годы доработок и шлифовок, и придумывания нового на базе существующего, не так сильно пугают.

Осталось только выжить и суметь убраться отсюда.

— Лапис Микстурус Максима! — прямо под ноги, со всей яростью и воодушевлением.

Волна жидкого камня расходится от меня, камень почти моментально твердеет обратно, но этого хватает, чтобы гоблины успели провалиться и увязнуть. Несколько особо шустрых успевают прыгнуть вперед, и я встречаю их новым ударом, волной воздуха отбрасывая обратно. Второй раз фокус с разжижением не пройдет, увязшие тут же выпрыгнут обратно, но пока что между атакующими и нами целый лес из посаженных по пояс гоблинов, размахивающих руками — ветвями, пытающимися рубить камень.

— Ты не получишь нас, Грейнджер! — доносится выкрик со стороны гоблинов.

— Да нахуй вы мне не нужны! — плохо, плохо, слышны истеричные нотки в голосе.

— Нам нужен Скипетр Еловой Лапы! — неожиданно вмешивается Луна, орет почти что в ухо. — Отдайте нам его, и мы вылечим вас всех от проклятия!

— Наше проклятие — это маги, — звучит глухой ответ. — Убейте всех магов, и скипетр ваш.

Не понял. Это что, палка сосновой шишки и вправду существует? Что-то тут не так, тянут время? Или считают, что ситуация патовая, не зная, что хлестнуть еще раз Адским у меня настроя не хватит? Или идут в обход, благо туннели им подчиняются? Проклятье, надо выбираться отсюда, но как?

— Ты еще можешь спасти свою подругу, Грейнджер! — кричит другой голос, с отчетливым акцентом. — Убей себя, и мы выпустим ее!

Все это настолько перекликается с моим осознанием отчаяния создавшегося положения, что просто становится жутковато. И в то же время, голос Грюма в башке хрипит: "Грейнджер, твою мать! Никогда не сдавайся до последнего, а когда придет последний час, тоже не сдавайся — терять то все равно уже нечего!"

Но Луна?!

— У меня есть предложение лучше! — продолжает хрипеть Грюм, и я внезапно понимаю, что слышу его наяву, не в голове. — Мы убьем вас всех, и скипетр будет наш!

Глава 23

Последний гоблин падает, и из меня словно выдергивают стержень. Сколько мы сражались? Минут десять? Двадцать? Ощущение такое, будто неделю тут стояли, лупили друг друга, стреляли, кромсали и рубили, резались до последнего. Только когда Грюм и сопровождавшие его маги ударили в тыл гоблинам, до меня дошло, насколько все было серьезно. Это была натуральная бойня, и пускай за каждого убитого мага гоблины отдавали несколько десятков своих, но все равно продолжали лезть вперед, колдовать, рубить и убивать, не жалея своих жизней.

Горят несколько Люмосов и повсюду, куда ни глянь, трупы, трупы, трупы, вплавленные в камень, разрубленные, сожжённые, сгнившие от проклятий, проткнутые пополам, с раскроенными черепами и порубленными конечностями. Платье на мне еще порублено, сшито Репаро на скорую руку, увы, щиты, зашитые в ткань, при этом не восстанавливаются, а от новой заколдовки платье разлетится, конфликт заклинаний, понимаешь. Луна цела, немного подкопчена, костюм разрушен на две трети, как выяснилось, массовые взрывы, и удары огнем все же не проходят бесследно. Но в остальном она цела, энергична, и рвется к скипетру, так что можно считать боевое тестирование костюма пройденным.

— Плохо, очень плохо, — говорю Луне, — но это не твоя вина.

Та смотрит на трупы вокруг с искренним состраданием во взоре.

— Их всех можно было вылечить, — говорит она.

— Да?

— Да. Некогда чародей Злотан наложил на гоблинов проклятие золота, и припечатал его скипетром Еловой Лапы, но так получилось, что сам скипетр был сделан из золота, и гоблины завладели им, и много веков хранили, не отдавая магам, — голос Луны тих, но разборчив, да и тишина вокруг почти могильная, одни трупы.

Есть, конечно, и раненые, но либо легко, как я и Луна, либо их уже утащили. Грюм ввалился в пещеру с отрядом в три десятка магов, теперь там отсутствует половина... э, а где остальные? Сам Грюм уже быстро ковыляет к нам, и надо бы злиться, яриться на него за такую подставу, но сил нет. Да, Аластор не играет в хитрые игры, как Дамблдор, у него все проще: предупреждал, что Луну не надо брать? Предупреждал! Подставил в пещере под удар? Шпионов выявлял, гоблинов отвлекал, понимать же надо, и вообще, заранее говорили, что здесь будет драка, кто не готов, пусть сидит в теплицах Хогвартса!

— Надо идти, — хрипит Аластор, и я замечаю, что лицо его пересекают свежие шрамы.

Причина их появления становится понятна, едва мы выходим из одной пещеры в другую. Здесь было побоище магов, сражение двух... нет, трех столкнувшихся сил. У гоблинов уже почти не осталось наемников — магов, те разбежались, едва ощутили, что дело табак, но гоблины взамен начали сами вооружаться палочками, и небезуспешно. Но это им не помогло, равно как и тем, кто хотел ударить Грюму в спину.

— Оборотка и Империус, — коротко бросает Аластор, ковыляя мимо.

Здесь гораздо светлее, часть светильников под потолком уцелела, в одном месте даже падает свет, вместе со снегом, сквозь дырку в потолке, и доносится рокот моря. Тела магов вперемешку с гоблинами устилают пол кровавым ковром. Выжженные силуэты, перерезанные горла, раздавленные тела, словно их сдавил кто-то огромный в ладони, как творог. Отряд гоблинов с палочками не так велик, как тот, с которым сражались мы, но зато здесь хватает различных тварей. Воняют тролли, видны разбрызганные по стене кишки кого-то, с крыльями и хвостом, чуть дальше под стеной испускает последний вздох дракон, с отрубленными крыльями. В воздухе воняет чем-то острым, химическим, и видны трещины в полу, заваленные входы в другие туннели.

— Извини, — коротко бросает Грюм, но вины в его голосе не слышно, — иначе их было не собрать вместе, никак.

— Противники Отмены? — оглядываюсь, и меня мутит слегка, наверное, от того, что здесь большинство трупов все же люди.

Странно, да? Гоблины всегда относились ко мне нормально, ну в рамках делового подхода, как к еще одной клиентке, не более, тогда как люди проявили себя теми еще пидарасами. Но их мне как-то не жаль, потому что практически каждое наше столкновение сопровождалось необходимость защищать Луну, как вот сейчас. А людей жаль, хотя те же люди запишут в учебниках про "гоблиноцид от рук Кровавой Грейнджер", и даже не смутятся, будут рассказывать "чистую правду", как я, утробно хохоча, летал и рвал гоблинов руками на части, вырывал у них печень и жрал прямо на их глазах.

Ну, или еще чего наврут, это запросто.

— Самые боевые из них, — дергает головой Грюм, — власть они уже фактически проиграли, но вычищать остальных придется еще долго. Особенно теперь, когда самых боевитых выбили, трусы забьются по углам, и будут гадить исподтишка.

Можно даже не спрашивать, зачем же тогда нужна была операция. Все тот же подход — выиграть сейчас, сегодня, протянуть время, ослабить врага, усилиться самому, вытянуть и все, что можно отложить на потом — отложить на потом. Да, возможно не до всех трусов и затаившихся доберутся, но главное — то выиграно: власть и перелом ситуации!

— Но теперь надо спешить, — мы входим в туннель, и голос Грюма звучит странно искаженно.

Он ковыляет впереди, пригнув голову, и мне кажется, что он косится на меня, подглядывает волшебным глазом. Глупость, конечно, да и куда теперь спешить?

— А где Гарри?

— Вместе с Нимфадорой и отрядом... проверенным отрядом, — в голосе Грюма мелькает злость, — гонит отступающих.

Понятно, опять гранд-политик, работа на будущее, поддержание образа.

— Чтобы на их плечах ворваться в сердце крепости и не дать им разрушить или своровать скипетр, не дать сбежать, что гораздо вероятнее.

— Что? Скипетр существует? — вырывается у меня громко.

Мысль о том, что это может оскорбить Луну, приходит секундой позже, но уже поздно.

— Конечно, существует, — грохочет Аластор, — но совсем не затем, чтобы поддерживать на гоблинах проклятие жажды золота. С этим коротышки отлично справляются без всякой магии, жажда золота и артефактов у них в крови, как у домовых эльфов жажда работы.

Это он что, намекает, что в них вложили эти качества? Гоблины и эльфы — слуги магов, только одни вышли из подчинения, а другие наоборот, зарылись в него глубже? Мотаю головой, пытаясь выбросить весь этот конспирологический бред.

— Когда Скипетр будет разрушен, — произносит Луна, — гоблины прекратят войну!

В ее голосе слышна обида, но обижена она на Грюма, уф, кажется, пронесло, спасибо товарищу Аластору за его несдержанность!

— Когда Скипетр будет у нас в руках, — хмыкает Грюм, — гоблины прекратят войну, потому что это ключ ко всем их крепостям! Мы не добрались до него в Альпах, мы упустили его в Париже, его успели утащить у нас из-под носа в Риме, но теперь! Теперь он наш, и мы возьмем гоблинов за яйца, вот так!

И он даже демонстрирует как, сжимает кулак.

— Так можно сжать очень много яиц гоблинов, — задумчиво замечает сзади Луна, а меня пробивает на смех.

Смущен ли Грюм? Разумеется, нет, я честно говоря, и не представляю, что нужно, чтобы его смутить. Думаю, даже хор голых Нимфадор не поможет.

— А еще скипетр просили доставить в Отдел Тайн, — говорит Грюм и вот теперь поворачивается, смотрит в упор. — Так что никаких уничтожений!

В полутьме туннеля, в сердце вражеской крепости, он выглядит особенно жутко. Вокруг тихо и спокойно, то ли всех перебили в тех двух пещерах, то ли остальные разбежались, может быть даже преследуемые Нимфадорой. За нами топает еще десяток магов из отряда Грюма, остальные, похоже, задержались в пещерах, ну и ладно. Скипетр, скипетр, что за херня с ним, непонятно, но, похоже, из-за него Грюм приказал не применять Адского Пламени. Я, правда, применил, но не до приказов было в тот момент! К счастью, Аластор, при всей своей схожести с Дамблдором в отдельных моментах, и параноидальности в других, имеет и хорошие черты, например равнодушие ко всему, что не повлияло на боевую задачу. Вот спалил бы скипетр, тогда да, крику было бы до небес, правда я в ответ разорался бы на него за такую подставу, а так оба молчим и движемся навстречу новой опасности.

Отдел Тайн?

— А причем тут Отдел Тайн?

— Причем тут Отдел Тайн! — хохочет Грюм, словно услышал лучшую шутку за год.

Его хохот разносится по тоннелям, слышны смешки сзади, и меня это злит.

— Ты забыла, как мы ходили к ним? — обрывает сам себя Грюм. — Невыразимцы серьезно помогли нам, теперь пришло время платить по долгам. Им нужен скипетр, они его получат, вот так.

ОрёлЪ, чуть больше хитрости и связей, и был бы он сыном Дамблдора, была бы у нас семейная династия!

— Сказки о связи скипетра с проклятием родились не на пустом месте, — уже нормальным голосом добавляет Аластор. — Ключ к крепостям гоблинов, где они держали золото, то, что потом стало филиалами банка Гринготтс, это лишь...

Его движения ускоряются, откуда-то впереди доносятся неясные, туманные звуки битвы.

— Быстрее! — хрипит Грюм, обрывая сам себя. — Быстрее!

Ага, волнуется все-таки за Нимфадору! Но скипетр... ладно, в другой раз, сейчас бы самим уцелеть! Сказать бы Луне, чтобы не лезла, да где там! Разве что не повизгивает, рвется в бой, не понимая, что с ее умениями в такой свалке только в роли жертвы выступать.

Даже если в той пещере уложили все основные силы.

Мы выбегаем и вылетаем в еще один огромный зал, пещеру, и видно, как впереди отряд штурмует еще одну каменную крепость. Ворота выбиты, стены проломлены, всплески и всполохи заклинаний, сверкание огня и льда, и яростный рев существ, перемежающийся гоббледуком и яростными матюгами на дюжине языков. Взлетаю торопливо, подхватывая Грюма, и несусь реактивным истребителем, следом мчится Луна, что — то крича, легкомысленное и неуместное, и оттого не запоминающееся.

Сердце крепости, образно говоря, пробито и истекает кровью, видно, что сражение опять идет на три стороны.

— Отпусти! — рявкает Грюм, и я сразу его отпускаю.

Грюм приземляется тяжело, не кувыркается, как-то тормозит, амортизирует лапой и посохом, и тут же бьет чем-то невидимым, снося голову трем выбежавшим навстречу гоблинам. Проношусь дальше, ударяя Инфрасонусом, разве что, не завывая, как привидение с мотором, дикое, но симпатичное. Удар действует, и строй вражеских магов ломается, откуда-то выныривают гоблины, завязывая бой вплотную, подрезая вражеских магов, и откуда-то выныривает мантикора, хватает ближайшего мага и давит его лапой, словно куренка.

Может не трогать их, пусть передерутся и поубивают друг друга, а последний сдохнет с горя?

— Они уходят со скипетром! — доносится отчаянный возглас Нимфадоры.

Вспышка! Ее отбрасывает, и тут же Грюм контратакует, прикрывая боевую подругу.

— Вперед! — рычит Аластор. — Отбить скипетр!

Посох его врезается в камень, и словно огромная волна катится по полу пещеры, по стенкам крепости, роняя всех и вся, лишь единицам удается устоять на ногах или взлететь. Огромная свалка, валяющиеся тела, открывшие вид на крепость в крепости, вроде огромного каменного постамента и там, на нем кучка вражеских магов, тоже сбитых с ног, повалившихся друг на друга. Один из врагов, услышав крик Грюма, вздрагивает, тянется к центральному камню и исчезает. Портал!

Портал из сердца крепости?! Как?

Гарри уже несется вперед, пригнувшись к метле, словно вспомнив времена, когда он был "самым молодым ловцом", и я неожиданно вижу, зачем он мчится. Скипетр! Он и вправду напоминает какую-то растопыренную ветку, валяется на самом краю постамента, видимо один из упавших магов его выронил. "Ключ к крепостям гоблинов", звучат в голове слова Аластора, и я неожиданно понимаю, что к чему, паззл складывается, но поздно!

Гарри налетает, наклоняется, собираясь подхватить скипетр, и уйти виражом, и в это же мгновение один из вражеских магов прыгает вперед, наконец, выбравшись из кучи-малы. Они сталкиваются, мага отшвыривает прочь, но он вцепляется в Гарри, сдергивает того с метлы, которая улетает куда-то в темноту. Гарри, так и не выпустивший скипетр, и маг вдвоем бьются о центральный камень и исчезают, хотя подсознательно казалось, что сейчас раздастся хряск и треск ломаемых костей.

— Гарри! Гарри ушел порталом вместе со скипетром!! — ору и лечу вперед.

Но поздно! Маги, гоблины, существа, все уже встают обратно на ноги, и мой крик словно снимает паузу с битвы, убирает оцепенение.

— Спасти Гарри! Отбить скипетр! — рычит Грюм, вращает палочкой и глазом.

Он расшвыривает напирающих гоблинов, рвет и жжет, и маги за его спиной тоже рвут и жгут, но их все равно отжимают. Гоблины напирают, как сумасшедшие, рвутся вперед, словно в буфет за пирожками, взмахивая мечами, кромсая и рубя направо и налево, и из-за спин их, поверх голов и плеч, летят заклинания уцелевших гоблинских магов, и над всем этим стоит неумолчный, истошный крик, идущий из глубин души.

— Грейнджер! Тут Грейнджер! Убить ее! Убить!

Оскаленные рты, безумные лица, возгласы, натравливаемые существа, включая огромного тролля, выныривающего из темноты с дубинкой, окованной серебристым металлом. Он практически не воняет, его не слышно, тролль — спецназер, епта! Меня спасает Луна, прыгает, отталкивает, сама подставляется под удар, и остатки защиты костюма лопаются, не выдержав перегрузки от удара дубиной. Проклятье, нужно было все же встроить аварийный портключ в костюм!

Для меня все замирает на долю секунду, правая рука с палочкой идет вверх — тролля так не взять, но я не могу стоять и ничего не делать! — левая лезет в карман, но поздно, медленно, не хватит времени! Грюм рявкает что-то, на высоких нотах, переходящих в визг, и тролля отшвыривает вместе с его броней и дубиной, роняет прямо в толпу вражеских магов, которые спешно эвакуируются, суетясь, оглядываясь часто на наше побоище с гоблинами. Тролль ревет и бьет, расшвыривает дубиной, сразу же убивает троих, и вражеские маги пытаются контратаковать, но лучи заклинаний отскакивают от брони, вязнут в шкуре тролля, отбрасываются дубиной, которая взлетает и падает, гвоздя магов в кровавые лепешки.

— Куда?!! — кричу Луне, но опять поздно.

Та бросается вперед, прямо по просеке в рядах гоблинов, оставленной пролетевшим троллеснарядом. Мчусь следом на низком полете, разя направо и налево, отбрасывая прочь набегающих на Луну, взрывая, кромсая, взрезая, убивая, и гоблины рвутся вперед, ко мне, закрывая телами дорогу, не давая остановить Лавгуд, которая мчится и мчится. Тролль крутится юлой, сражается, дубина бьет прямо рядом с Луной и та уклоняется, словно в танце, а у меня сердце ухает куда-то вниз. Луна прыгает и скрывается в портале, а толпу гоблинов, напирающую на меня, разбрасывает, взрывает, сминает, и рядом появляются Аластор и Нимфадора, сражаются в паре, и расчищают дорогу.

— Вперед! — рычит Грюм. — К порталу!

Гоблинов опять подвело безрассудство и напирая толпой на меня, они подставили бока и спины магам нашего отряда. Их рассекают, рубят, жгут, отбрасывают, и мы мчимся вперед втроем, прямо к камню портала. Тролль порублен в зеленый фарш, хрипит на последнем издыхании, смотрит на нас маленькими глазками, полными ненависти. Грюм ударяет, и двух последних магов, собиравшихся нырнуть в камень — портключ, подхватывает и разбрасывает по пещере.

— Дора — зачистка! — бросает Грюм, и мы прыгаем вдвоем в камень.

Хлопок переноса, дезориентация, едва ли не кровь из носа и ушей, и это означает, что портключ швырнул нас особенно далеко, издержки, так сказать, мгновенного и дальнего переноса. В каминах эта проблема решена, но за счет третьей стороны, артефактного комплекса Министерства, здесь же — два половинки ключа, и хорошо еще, что зачарованные на совесть! При особо дальних переносах, с недостаточно хорошей заколдовкой портключей, можно и располовиниться в полете, расщепиться, как при хреновой аппарации. Да, собственно, портключи и есть аппарация, только удлиненная артефактами, и без необходимости знать точку высадки, для того и придумано все.

Нас швыряет об землю, бьет о камень очередной пещеры, и я тут же озираюсь — где Луна?! Она пятится, сжимая в руке скипетр, неловко ставит щиты, которые тут же ломаются под ударами заклинаний. За ней, согнувшись и зажимая руками рану в живот, отступает Гарри, шатается, едва не падает. Проклятье!

Схватить обоих и обратно в портал!

Мы бьем одновременно, я и Аластор, только он атакует, а я закрываю щитом Луну. Двух ближайших магов убивает, остальные торопливо отступают, бегут в темноту, что-то крича и швыряясь заклинаниями. Те разбиваются о щит, и я тащу Луну к порталу, практически за ухо, она верещит, но не сопротивляется и не выпускает скипетра из рук. Аластор торопливо подхватывает Гарри, тот что-то бормочет, зажимая рану руками, и все это мне очень, очень не нравится. Портал обратно, и лечить, лечить быстро.

Мы касаемся камня, и тот не срабатывает. Какого хрена?!

— Мы в какой-то крепости, и ее владелец только что закрыл порталы, — хрипит объяснение Грюм, и выбрасывает огромный шар света.

Тот взмывает к потолку, освещает окрестности, и Аластор неожиданно бледнеет, вот уж не думал, что такое вообще возможно! Он аккуратно, почти нежно кладет Гарри на пол, занимает боевую стойку.

— Мы в Нурменгарде! — сообщает он, и теперь бледнею уже я.

Глава 24

2 декабря 1997 года, Нурменгард

Хлопок в ладоши, словно аплодисменты, и вспыхивает свет, мы болезненно щуримся, только Грюм стоит настороженно, похоже, его искусственному глазу плевать на смену освещения. Гриндевальд, наверное, этот старый Гриндевальд, никем иным он быть не может, ведь Нурменгард подчинялся только одному хозяину, а после заточения Геллерта не подчинялся больше никому.

Да и не стал бы Грюм просто так бледнеть, правда?

Гриндевальд — старый, седой, но выглядит вполне крепко, гладко выбрит, стоит прямо, в правой руке его палочка, в левой какая-то фигня, вроде песочных часов. Невольно оглядываюсь, Луна крепко сжимает скипетр с видом "Никому не отдам!!!" Не знаю, как насчет еловой лапы, мне он больше напоминает просто лапу, причем куриную. За Гриндевальдом толпится десяток помятых, порезанных и подгорелых вражеских магов, но сам-то он сидел в тюрьме полвека, вряд ли у него тут было много практики, не так ли?

Рука так и тянется за пазуху, в заветный безразмерный карман.

Снести Гриню, ударить по магам за его спиной, и драпать, пока не опомнились, прихватив Луну и скипетр, раз он так важен. Аластор прикроет, плохо, что на Луне нет щитов, но я же не собираюсь взрывать весь Нурменгард, так? Один шарик Гриндевальду, пусть повертит в руках, пять... нет, секунда на бросок, за четыре секунды он вряд ли разберется, что там за магия внутри вспухает, не так ли? Он выключил портал, но кто станет хозяином Нурменгарда после гибели Гриндевальда? Спадут ли запреты?

Но даже если нет — просто вылететь из крепости-тюрьмы, а остальное приложится!

— Не припоминаю, чтобы у Альбуса были дети, — неожиданно говорит Гриндевальд, глядя на меня, потом взгляд его перебегает на Луну, — но даже приемную внучку он выбрал с похожими предпочтениями.

Что? Рука тем временем сама ныряет в карман, отточенная, доведенная до автоматизма Трансфигурация, впечатываемое в дерево заклинание объемного взрыва, вносимое за то время, пока рука выхватывает шарик и швыряет его Гриндевальду.

— Ты забыла, девочка, — ухмыляется тот, — что я был Темным Лордом, державшим в страхе всю Европу, владельцем Старшей Палочки, и...

Шарик в его руке рассыпается невесомой трухой.

— ...победить меня смогли, только обратившись к моему бывшему любовнику, Альбусу Дамблдору.

В голосе его сквозит легкая грусть, а меня словно бьют под дых. Так это были не слухи, и не выдумки врагов, о связи Геллерта и Альбуса? То-то Дамблдор даже глазом не моргнул, когда я связался с Луной, и наверняка еще и прикрыл мне тыл, не скажу, что он утирал бородой слезы умиления, но все же шутку про старого пидараса придется как-то модифицировать, а то и вовсе бросить шутить. Наверное. Смотрю на Аластора, у того сложное лицо, но не из-за сексуальных предпочтений кого бы то ни было, нет, Грюм напряжен по — настоящему, он что, не верит в победу над Гриндевальдом?

— Мы договорились полюбовно, — мирно продолжает Геллерт, — но когда эти господа (он делает жест в сторону вражеских магов за своей спиной), пришли ко мне с предложением и насильно освободили из камеры, я просто не смог устоять!

В его голосе мелькает злая ирония, вражеские маги стоят, набычившись, дышат тяжело.

— Это же сраная магглорожденная! — не выдержав, визжит один из магов. — Внучка Дамблдора! Кровавая Грейнджер! Параноик Грюм! Они хотят дать существам равные права! Они хотят уравнять нас с магглами!

Сегодня прямо день паззлов, кусочки очередного (нехитрого в общем-то паззла, даже с поправкой на бой, внезапность переноса и отупелость, так что позор мне) неожиданно встают на место. Выбитые из власти, преследуемые "бандой Грюма", маги, сами сбившиеся в банды, самые упертые сторонники превосходства носителей волшебства над обычными людьми, поняли, что им нечего терять и отправились за сильным лидером. Сильный лидер, мощная известная фигура, знамя, за которым пойдут те, кто готов вести активную борьбу, тот один из десяти (а то и меньше) магов, кто с палочкой в руке определяет, как будут жить остальные девять.

И они отправились за Гриндевальдом.

Бывший Темный Лорд, фигура, равная Дамблдору, известный сторонник превосходства магов, того, что те должны править и владеть людьми, да, просто идеально. Понятно теперь, как они так ловко перебросили нас из Норвегии на север Германии, почти на границу с Данией, но все же! Через море, страны, без потерь, из одной магической крепости в другую. Понятно, почему так напряжен Грюм — Гриндевальд в своей крепости, это все равно, что с Дамблдором в Хогвартсе тягаться, нет, даже хуже. Все понятно, кроме одного: какого хуя мы еще живы?

— Это правда? — почти ласково спрашивает Гриндевальд у меня, склонив голову.

Не сказать, что он прямо копия Дамблдора, но сходство есть, есть. Два старых могущественных мага, и каждый из них хотел изменить мир, и изменил. Гриндевальд, как и Дамблдор, отнюдь не выглядит дряхлым и изможденным заключением старцем, вполне себе живые движения, умелая магия, правда бороды нет. Маги за его спиной, интересно, если потянуть время, попробовать где-то что-то выжать в память об Альбусе, то этот десяток взбесится или нет? Ударят в спину Гриндевальду "за предательство интересов магов?" Безумие, конечно, но разве не было безумием вламываться в Нурменгард, и возвращать Гриндевальду доступ к его крепости, в которой он чуть ли не каждый камушек собственноручно уложил, если верить слухам?

— Дамблдор считал, что отмена Статута — единственная возможность для магического мира выжить, не устраивая кровавой резни.

— И в итоге кровавая резня произошла, а тебя считают врагом номер один, как гоблины, так и маги, придерживающиеся взглядов, которые Альбус и я разделяли в юности, — констатирует Гриндевальд.

Кровь приливает к лицу, ярость и гнев вспыхивают, рвутся наружу. Он поймал шарик, хорошо, но что он будет делать, если я вывалю на поверхность несколько кубометров волшебной древесины, разбросаю заготовки одним отточенным импульсом? Выдержит его Нурменгард такое несварение желудка? Можно не сомневаться, Гриндевальд аппарирует прочь, но если погибать, то почему бы не прихватить с собой его крепость? Кто сказал, что мы не сможем спастись? Щит, продержаться доли секунды, пока не будет сломана взрывом защита и аппарировать прочь, возвестить миру о возвращении Гриндевальда. При умелом пиаре, Темный Лорд на стороне чистокровных, да это будет отличное информационное подкрепление состоявшейся победы!

— Убей их! — доносится выкрик, один из магов делает шаг вперед.

Вот когда пожалеешь о защите Фламеля! Не мог бы сейчас никто колдовать, так хоть удрать можно было бы!

— Ты мне приказываешь, Алонсо? — оборачивается Геллерт.

Ага, похоже, работает системка! Вряд ли вражеских магов тут десять человек, их наверняка больше, и это подталкивает их действовать. Какое еще терпение у тех, кто бился за свою мечту и проиграл "низшим существам"? Да, вокруг крепость Гриндевальда, но надолго ли это задержит их ярость? Они могли заключить ситуационный союз с гоблинами, на почве ненависти и прочего, но это не значит, что их терпение стало сильнее или взгляды изменились. Не разгадай Грюм заранее их ловушку, то снесли бы нас, а потом снесли бы гоблинов, празднующих победу. Обратный захват Министерств, с трублением на весь мир, о победе над Кровавой Грейнджер, и с Геллертом впереди, на белой метле, возрождение Статута и нагибание магглов, раз уж те все равно знают о Статуте. Идеальный план, почти невыполнимый, но кто об этом думает, когда такие сладкие перспективы перед глазами?

А этот чертов Гриндевальд, все телится и ничего не делает!

— Ты и вправду его внучка, — неожиданно грозит мне пальцем Геллерт. — Ничего не делать и ждать, втайне ссоря врагов и только потом нанося удар, это была любимая тактика Альбуса.

Еще один чтец по лицам, мля. Но вот здесь и сейчас вполне верится, что он был Темным Лордом и нагибал Европу, полвека прошло, а мощь и харизма, как продолжение мощи, прямо шибают во все стороны. Но если он не собирается убивать нас, и не собирается трогать "сторонников чистокровности", то, что тогда?

Напряжение потихоньку нарастает, звенит концентрируемой в воздухе энергией.

Вокруг большой зал, пустой, и Геллерт в его середине, мы с двух сторон от него, только к нам он повернут лицом. Если дело дойдет до драки — прятаться будет негде, магическая крепость — стены и пол не вздыбишь, значит только щит. Подчинение Геллерту, значит, его надо сносить первым ударом или ошеломлять, и потом взмывать в воздух. Окон нет, только двери, ну ладно, еще неизвестно, насколько Гриндевальд устоит против Грюма.

— Похоже, кто-то недоволен, — хмыкает Геллерт, заложив руки за спину, отступает в сторону. — Вы можете подраться, я подожду.

Мы стоим, друг напротив друга, ломаем взглядами. Мы — это, конечно, громко сказано, я да Грюм. Луна склонилась над Гарри и колдует над ним, лечит, пусть лучше так, чем лезет в драку. У меня не хватает настроя, но вообще сейчас по-хорошему бы хлестануть их двойным Адским, да попутно Геллерта зацепить и в пепел обратить. Противники сработаны, сможет их Грюм удержать в одиночку хотя бы немного? Тогда взлетать и заходить сверху, а попутно сбросить шарик на Гриндевальда.

Паранойя аж подергивается, требуя первый удар нанести по Геллерту, чтобы обезопасить Луну и наших, словно не понимая, что если удар не пройдет, то ни о какой безопасности не будет и речи. Гриндевальд склонится на сторону этих гадов, нас разобьют, поймают, убьют, и хорошо если только убьют! Наши противники тоже кидают опасливые взгляды на хозяина Нурменгарда, и на Грюма, немного на меня. Как бы ни раздували мою славу, но эти маги не гоблины, очертя голову кидаться на меня не будут. Может раздеться? Моментальная трансфигурация на теле, секунда ошеломления, и враги будут повержены, Грюм не упустит момента, точно знаю!

— Мочи козлов! — кидаюсь вперед, стартуя ввысь и тут же уходя в сторону.

Фокус срабатывает, маги вздрагивают и атакуют, бьют в меня, и те лучи, заклинания, что проходят мимо, не попадают в нашу основную группу. Слышен стук и выкрик, Грюм тут же атакует, двух вражеских магов плющит и рвет на запчасти. Вираж! Уход! Щит! Сильнее! Быстрее!

— Инфрасонус! — завывающей баньши сверху.

Геллерт стоит в сторонке, наблюдает с отчетливым интересом, но даже не думает вмешиваться. Кто-то из врагов бьет Адским, и тут же Грюм бьет навстречу, середина зала теперь пылающий пиздец, два пламени сражаются друг с другом, застилая все, пожирая все магические атаки и вздуваясь.

Чего тянуть? Получи, фашист, гранату!

— ОДАБ!

И ту же секунду Адское Пламя Грюма прорывается дальше, сносит врагов, сжирает мой взрыв, ставит пылающую точку в короткой и быстротечной схватке. Гарри чуть в сторонке, ага, Луна укрыла его за портальным камнем, мелочь, но лучше чем ничего, молодец! Сама она по-прежнему колдует над раной, словно не замечая схватки и отсюда, сверху, выглядит особенно беззащитно и соблазнительно в этой склонившейся позе. Гарри вроде еще в сознании, пытается поднять палочку, это хорошо, еще есть шансы спасти его.

— Не врали, значит, — одобрительно кивает Геллерт и смотрит на меня. — Прямо я и Альбус в молодости, когда мы были полны сил, надежд, честолюбивых мечтаний, включая мечту собрать все три Дара Смерти.

Ах да, он же и вправду мечтал об этом, рассказывали в Дурмштранге!

— Старшая Палочка погибла вместе с Дамблдором в Нью-Йорке, — качает головой Грюм.

— Я взорвала Воскрешающий Камень вместе с особняком Темного Лорда! — с вызовом в голосе, спускаюсь ниже, так, чтобы прикрывать Луну и Гарри, если что.

— Профессор Дамблдор рассказывал мне об этом, и о вашей мечте, сэр, — неожиданно вмешивается Гарри Поттер, — и Дары Смерти, от них осталась только моя мантия — невидимка.

Он булькает, говорит невнятно, словно у него сопли, дышит тяжело, но Геллерт все же его слышит, даже делает шаг вперед. Гарри что-то шепчет, и Луна лезет в его мантию, достает оттуда плащ-невидимку и протягивает его Геллерту, бесстрашно подходя к нему ближе. Паранойя визжит и топает ножками, требует оттащить ее прочь, но я смиряю себя, сдерживаю в интересах дела, только палочка подрагивает в руках, да ноги немного дрожат в воздухе. Гриндевальд берет мантию из рук Луны, наклоняет голову и тут же бросает на меня взгляд, словно видит насквозь, усмехается.

— Ты... ты даришь мне ее, Гарри Поттер? — в голосе Гриндевальда недоверие. — Чтобы купить жизни своих друзей?

— Профессору Дамблдору всегда было жаль, что ваши пути разошлись, в его голосе и рассказах слышалась искренняя тоска, желание, чтобы в прошлом прошло все по-другому, — отвечает Гарри, выталкивая из себя слова, прерываясь на паузы и тяжело дыша. — Возможно, мантия хоть чуть — чуть сгладит то, что было?

Ответ его растягивается во времени, Гарри вроде не собирается умирать, но он же ранен и тяжело! Геллерт терпеливо внимает ответу, и я смиряю себя, лишь мысленно нашептываю Луне, чтобы та отошла дальше, чуть дальше, лучше всего за спину Аластору, который, в свою очередь, тоже стоит на месте, подергивая головой и постукивая посохом. Гриндевальд же ведет себя так, словно и не было только что стычки, словно не сидят где-то в крепости еще собратья убитых, словно не по его воле нас сюда перенесло.

— Да, Альбус всегда об этом говорил, — шепчет Геллерт, а пальцы его перебирают тонкую ткань мантии-невидимки, ласкают ее.

Он неожиданно хмыкает и отрывается от мантии, повышает голос.

— Я о многом передумал за эти полвека, и вот вам мой ответный подарок, — он щелкает пальцами, и смотрит на Грюма. — У вас есть примерно час, они все на первом этаже.

— Понял! — и Аластор исчезает с хлопком аппарации.

Э? Да ладно?

— Я многое передумал за эти полвека, — повторяет Геллерт, глядя на меня, — и Дамблдор был прав, добровольное заключение и вправду пошло мне на пользу. Сжиравшие меня амбиции и проклятия Непростительных ушли, хотя взгляды и не изменились особо, на что, видимо, и рассчитывали те, кто вломился сюда и принес мне обратно ключи от крепости.

Ключи от крепости? А ведь в случае магов это может быть совсем не идиома!

— Я долго выбирал, кому помочь, а потом решил оставить все на волю судьбы, и судьба ясно подала свой знак. Не ищите меня, да вы и не найдете, — Геллерт закутывается в мантию, и голос его звучит из пустоты, — я спрячусь от всех, даже от Смерти, это ли не достойный финал? Спасибо, Альбус!

Новый хлопок.

— Спасены, — хрипит раненый Гарри, теряя сознание.

И это правда, сбившиеся в кучу противники Отмены, теперь Аластор их легко возьмет, приведет подмогу и возьмет, накроет разом, избежав длинной партизанской войны и прочего. Но все равно, как-то не верится, словно должно было состояться генеральное сражение, идущее три дня и три ночи, и только тогда победа могла бы считаться легитимной. Гоблины и маги — противники в Европе повержены, это поможет переломить ситуацию по миру, но все равно... мозг не верит и продолжает восклицать: что, вот так просто? Мы раз — два и победили? Кончики пальцев подергиваются, дрожат от несостоявшегося сражения и надо бы присоединиться к Грюму, помочь в его операции, но неожиданно понимаю, что меня уже тошнит от сражений и всего, с ними связанного.

Поэтому просто сажусь на портальный камень и жду, тупо глядя в пространство.

— У тебя мусоринка на попе прилипла, — неожиданно жарко хихикает в ухо Луна, заходя сзади, — надо убрать!

Почему бы и нет? Пещера наполняется магами, Грюм прибыл обратно на белой метле, привел подмогу в более чем достаточных количествах. Поэтому мы почти бегом срываемся с места, бросив Гарри и склонившегося над ним целителя, и я вижу, что платье Луны топорщится спереди, словно она... но нет, это все тот же скипетр, с которого все началось, и который она "надежно спрятала". Луна любит экзотические места, и мне казалось, что она потащит меня в камеру Геллерта, но нет, едва мы сворачиваем за угол, как она набрасывается на меня. От нее тянет подгорелым, она грязная и чумазая, в разорванном платье, и я вижу по отражению в ее глазах, что и сам не лучше, но сейчас это не имеет никакого значения.

Мы рвем друг на друге одежду, сражаемся, и поцелуи больше напоминают попытки двух подгорелых зомби сожрать друг друга, Луна цепляет трясущимися руками амулеты, слышен топот ног и выкрики, команды, щелчки заклинаний, и мы вваливаемся в ближайшее помещение, запираем и запечатываем дверь за собой. Что-то вроде столовой, и Луна опрокидывает меня на стол, поедает, как десерт, стол трясется и вибрирует, и в такт шуму Лавгуд раскусывает с хрустом какую-то пилюлю, и идет в новую атаку, вылизывает изнутри, как тот дед из анекдота, который пену с бровей слизывал. Мы трахаемся, потеряв голову, стол ломается с громким треском и неожиданно настает тишина, которая почти сразу сменяется громкими радостными криками, и салютом, фейерверком, грохочущим за окном.

— Кажется, наши победили, — протяжно и громко стонет Луна, оторвавшись и подняв голову.

— Тогда еще разок за победу!

И мы, снова любим друг друга, забыв обо всем, отмечая нашу — да, нашу! — победу.

Глава 25

25 декабря 1997 года, Хогвартс

В гостиной Гриффиндора уютно, тепло, тихо и спокойно, кто не уехал из школы, тот свалил на праздничный ужин. Разве что тлеющих сигар и бокала с коньяком не хватает.

— Скажи, Гарри, зачем ты отдал Гриндевальду мантию?

После тех событий в Нурменгарде мы ни разу не говорили о них, все как-то не до того было. Приход в себя после сражения, выступление с речью, выезд на конференцию, Гарри пришлось повертеться и поработать лицом, правда его везде в этом поддерживала под ручку Джинни, так что справился. У меня же учеба, проекты, восстановление костюма, разборки с Отделом Тайн, которые уверяли, что Луна чего-то там сломала в скипетре. Сама Лавгуд лишь хлопала ресницами, и уверяла, что воспользовалась нашей Силой Любви, чтобы сломать проклятие золота, мне даже стало жаль на секунду, что ее не слышит дедушка Альбус.

Дважды еще пришлось выезжать в поле, по настоянию Грюма, в первый раз мы схлестнулись в небе над Мальтой с африканскими магами, второй — дрались в Парагвае, при поддержке магов из США. Маги из Европы, экспедиционный корпус под руководством Грюма, крушил и ломал последние очаги сопротивления, а международная конференция, наконец, согласовала и увязала последние вопросы.

Теперь предстояла самая "веселая" часть, отработка с властями различных государств, которые, как подозреваю, остались недовольны этой полугодовой замятней по всему миру. Погибли граждане, падение рейтингов, всякие там выбросы болотного газа, которые тоже не добавляли популярности властям, и прибавляли спецслужбам головной боли. Как-то вот все удержалось на грани, но еще чуть-чуть, еще немного, и струна бы лопнула, полетели бы ракеты, начались бы массовые расстрелы или что там у них было заготовлено, на случай магического пиздеца. Ну, когда становится понятно, что магов уже не удержать и надо бить, иначе все утонет в кровище.

Но это — отработка с властями — бюрократия, а бюрократия уже не ко мне!

— Мне неожиданно стало его жалко, — говорит Гарри и пожимает плечами, — а мантия случайно со мной оказалась, в прошлые разы не брал, а тут как будто под руку толкнуло — возьми! Думал, отважно проберусь под мантией вглубь вражеской крепости, да где там... как начали рубиться прямо от входа, так и не прекращали до самого сердца крепости.

Он умолкает, смотрит в огонь камина, словно видит там снова это сражение, а может и лето вспоминает опять. Сверху спускаются Джинни и Парвати, приходит Невилл, и вместе с Падме приходит Луна, в венке из синих морозостойких роз, кокетливо сдвинутом набок. Мы сидим и молчим, словно отдавая дань памяти тем, кто лег в могилы, кто не дожил до этого дня, погиб в этих бесконечных проблемах, передрягах и разборках семи учебных лет.

Затем разговор возобновляется, но касается не войны, а того, что будет после нее. Мозг бурчит, что следующий, девяносто восьмой год, будет бурным, не хуже почти закончившегося, и остается только согласиться. Сейчас пока мир просто трясет, в ожидании апокалипсиса, а тут вылезут маги, и угадайте, какой вывод сделают альтернативно одаренные? Вот-вот, как бы не пролилось еще больше крови, ну да ладно, у людей армия, у магов армия, власти вроде за нас, как-нибудь справятся. Пока мы в Хоге все в порядке, а дальше рванем в глушь, в заповедник, подальше от людей, пока не забудется вся эта история с Кровавой Грейнджер и слиянием двух миров.

Наверное.

Не знаю, как оно на деле повернется, но желание отдохнуть от человеческого общества все сильнее и сильнее, прямо жжет иногда, словно разъедает изнутри. Уйти с головой в работу, пожить вдали, хотя здравый смысл подсказывает, что такого не будет. Не получится и не выйдет, из-за потрясений в обществе, из-за прошлого, из-за настоящего и того образа, который из меня слепил Грюм.

Нет, я не жалею о сделанном выборе, мы победили и этого достаточно, но прошлое еще не раз аукнется в будущем, а значит тихой и спокойной жизни можно не ждать. Поэтому, если брать реалистично, то максимум — выгрызть тихую передышку в следующий год, пока Луна будет в безопасности в Хоге, а я... я, наверное, буду закладывать фундамент дома, ну или совместной жизни в более широком смысле.

В общем, буду делать очередной выбор, только теперь уже не решающий судьбы мира.

— Перееду в Индию, — твердо говорит Невилл, и добавляет, — буду помогать людям.

— А как же Гербология?

И могучие хватательные кусты — сорняки, передушившие не один отряд тихих диверсантов? Невилл пожимает плечами, приобнимает за талии сидящих с двух сторон от него на подлокотниках кресла сестер Патил, и тем самым дает ответ. Все-таки та история с Беллатрисой уязвила Невилла сильнее, чем он пытается показать, да и прошлое в Британии наверняка отдается неприятными воспоминаниями, не говоря уже о "ба" и родителях. Странно только, что сами сестры Патил согласны вернуться на родину предков, ведь поступали они все-таки в Хогвартс в Британии, а не в школу в Индии. Или они продолжают следовать пророчеству, и следовать за Невиллом, а тот как раз считает, что Патил будет лучше в Индии?

Да какая, в сущности, разница? Пусть делают, что хотят, я им не родитель. Больше нет.

— В Индии гораздо больше магических растений, — отвечает Невилл, в конце концов.

Гарри и Джинни переглядываются, в глазах их решимость, и остается только мысленно вздохнуть. Молли все-таки слегла, когда Гарри и Джинни уехали в Хогвартс, и так и не поднялась, тихо скончалась во сне. Фред вроде решил продолжить дело с магазином, но Гарри и Джинни хотят уехать, скорее всего, в США. Все-таки мы бежим, мы все бежим от своего прошлого, Невилл в Индию, Гарри в США, ну а я в глушь, подальше от людей. Возможно, тоже стоит уехать в другую страну? Луна — перелетная птичка, привыкшая к экспедициям и разъездам... нет, все равно не пойдет. Если я хочу сдержать свое обещание, то мне потребуется все, каждая крупица репутации, связей, денег, и все это связано с Британией, даже в магическом мире.

— А еще там есть двузубые синеслоны! — неожиданно мечтательно заявляет Луна и смотрит на меня.

Нет, все-таки она местами молодец, разом ломает весь этот мрачный настрой, и вместо угрюмого заседания клуба ветеранов магических войн, у нас снова три парочки подростков, со своими гормонами, прибабахами, легким отношением к жизни. Похоже, летом мне не отвертеться от экспедиции, в прошлом году профилонил или профорсмажорил, так что теперь Луна отыграется за все. Но опять, когда ты можешь носить за собой склад с припасами, дом в куске ткани — походные палатки — и перемещаться мгновенно на огромные расстояния, а также взмахом руки наколдовать почти все, что угодно, походные трудности уже не трудности, и значит остается только приятная часть. Погони за неведомыми животными, исследование дикой природы, и прочее, что прилагается к походам.

Но все же лучше выбрать место, где будет мало людей, Гималаи, например.

— Надо будет после Хогвартса не терять друг друга, — неожиданно тепло улыбается Гарри.

Он искренне верит в то, что говорит, и может так оно и будет. Будем встречаться, заезжать мимокрокодилами друг другу в гости, переписываться, а может и дружить в интернете, в какой-нибудь сети "Магоклассники". Это было бы здорово, но что-то мне подсказывает, что все же этого не будет. Может оно и к лучшему, последние полгода показали, что свести нас обратно может только экстремальная ситуация, война, объединение перед лицом общего страшного врага, так что ну его нахрен.

— Надо сплести браслеты дружбы! — тут же вскидывается Луна. — Я покажу как! Нам потребуется несколько веточек Дракучей Ивы, по капельке крови и три мозгошмыга от каждого из вас!

— Давайте обсудим это за праздничным рождественским ужином! — предлагаю, и мы топаем дружно в Большой Зал.

Луна излагает подробно свое предложение, извлекает из воздуха ряд тесемочек и показывает Джинни, как вязать браслет. Младшая Уизли смотрит снисходительно, но в драку не лезет, лишь один раз оглядывается на меня и Гарри, идущих позади. Да, не будет между нами дружбы семьями, слишком много ревности, смертей, опасных ситуаций и страданий, не говоря уже о последних событиях, и моей косвенно-прямой причастности к ним. Джинни не замечает, но у нее появился новый жест, она трогает правую грудь, проверяет на месте ли та. Тут только время поможет, может быть залечит, может быть придет осознание, но до того момента еще нужно как-то дожить, в этом бурном качающемся мире.

— А ведь Гриндевальда так и не нашли, — неожиданно задумчиво говорит Гарри. — Надеюсь, ему удастся спрятаться от смерти.

По лицу его пробегает тень, заметная даже в неверном освещении коридоров и лестниц Хогвартса, Джинни тут же оборачивается второй раз, смотрит на Гарри, и мне неожиданно становится стыдно прошлых мыслей. Джинни хочет увезти Гарри, чтобы вылечить его, убрать весь этот туман, мрак и яд прошлых сражений, смертей, Темного Лорда, самопожертвования, прыжков в неизвестность, лишь бы защитить дорогих людей, всей этой славы, которая Гарри нахрен не нужна была, и нынешней шумихи.

— Ты же маг, Гарри, — подмигиваю ему и говорю нарочито бодро, — выше палочку, нам все по силам!

12 июня 1998 года, Хогвартс

Комиссия смотрит на меня, словно не может решить, сразу ли мне поставить оценку без экзаменов или все же вначале попросить снять платье. Да-да, все то же восстановленное и заново зачарованное красное платье, в обтяжку и с подолом выше колен, чтобы не стесняло движений вообще нигде и никогда. Последний экзамен ЖАБА, по основной, профильной специальности — Трансфигурации. МакГонагалл тоже здесь, даже слегка нервничает, судя по легким движениям ее неизменной остроконечной шляпы с широкими полями.

— Потрудитесь соблюдать форму одежды, мисс Грейнджер, — скрипит глава комиссии, старейшая из магесс, которая по слухам еще у Дамблдора экзамены принимала.

Врут, наверное, не живут столько маги, хотя сказка о Дарах и бегство от Смерти, наверное, не на пустом месте родилась? Ближе к сотне, если доживу и не превращусь в морщинистую развалину, надо будет покопаться, разобраться в вопросе, а до того, уверен, найдутся и более важные дела.

— К чему это нарушение формы, мисс Грейнджер? — спрашивает помощник главы, тоже старый дед, Даррен Эбенезер фон чего-то там. — Комиссия оценивает учеников за их знания, а не за какие-то там... внешние заслуги!

Эка тонко намекнул, что их не впечатлить размером сисек и не устрашить славой Кровавой Грейнджер, да я и не собираюсь устраивать тут стриптиз или кровавое побоище. Комиссия, хоть и состоит из старых министерских пеньков, вполне себе адекватна, смотрит на владение магией, а уж учитывают они размер груди, состояния родителей и их связей в обществе, или нет, так сразу и не скажешь.

Жаль щитов в платье, но что поделаешь?

— Прошу прощения, — провожу руками по платью и на мне снова школьная форма Хогвартса, — но мне через час участвовать в открытии мемориала в Нью-Йорке, посвященному жертвам взрыва, который был год назад, а потом в официальных мероприятиях, связанных с отменой Статута, и я боялась не успеть.

Ну, положим не я, а Министр Мак-Дугал, и прочие товарищи, особенно те, что рангом выше, весь мозг проклевали, мол, надо бы отрепетировать, внучка Дамблдора, символы, выступление, безупречность, бла-бла-бла. В чем-то, конечно, верно, ошеломлять так, ошеломлять, а приурочивание к годовщине несет в себе смысл, но ей-богу, лучше бы в мае провели! Вечно блин, то понос, то золотуха, то экзамены, а всем этим Темным Лордам плевать на наше расписание! Взрыв был утром, у нас тоже утро, при разнице в пять или шесть часов еще бездна времени, но нет же, весь мозг проклевали, что надо прибыть заранее. Министр, конечно, мог бы приказать комиссии, но... традиции, едрена вошь! Сдача экзаменов в Хогвартсе, это важный сакральный акт, освященный веками, и прочая ерундистика.

Не то, чтобы я стремился поломать именно традиции, хватит и того, что мир сломал, но все же.

— Эффектно, — скрипит Даррен, оценивая трансформу платья.

Да елки-моталки, я зарегистрированный анимаг! Неужели это нельзя зачесть, как практическую часть? Комиссия, тем не менее, спрашивает еще о теориях и преобразованиях, все это приходится демонстрировать, но в голове и душе пустота, и поэтому все проходит быстро и на ура.

— Ты готова? — немного нервно спрашиваю у Луны.

— Сейчас, сейчас, — она закалывает за ухо какой-то особый цветочек, подаренный ей единорогами, и оборачивается, на лице улыбка и безмятежность.

Светлое, нежное, почти прозрачное и невесомое желто-зеленое платье, ожерелье из желудей и цветок за ухом, легкие сандалии, сливающиеся по цвету с кожей, так что кажется, будто она босиком, в этом наряде Луна воистину похожа на Деву Полей, сошедшую на земле потанцевать на лугу. Рядом с ней я кажусь угрюмым кровавым маньяком в красном, но, увы. Я теперь тоже один из символов Победы, интересно знал об этом Грюм, когда советовал красное, или ему Нимфадора нашептала, пошутив, как всегда, в своем стиле?

— Мы полетим на крылатом единороге? — интересуется Луна.

— Нет, отправимся каминами, — отвечаю, дипломатично улыбаясь. — Океан большой, единорог устанет через него лететь.

— А, ну тогда в другой раз, — легко соглашается Луна и делает шаг навстречу.

Надо шагать в камин, там, в Министерстве, нас ждут Гарри и Джинни, и сам Министр с делегацией, а за морем нас ждут мемориал, и конференция глав — государств людей, куча фотографов, тревог, волнений, бед, ненужной магии и слов, и новый, причудливый и непонятный мир, который мы сотворили своим выбором. Но мы целуемся, на пороге старого и нового мира, и мир застывает на несколько секунд, чтобы отмереть от намекающего, злого кашля МакГонагалл и снова устремиться в будущее. Невозможно удержаться и когда мы шагаем в камин, кричу напоследок.

— Я — Сейлор Грейнджер, и я несу вам новый мир, во имя Луны!

Эпилог

29 июля 2028 года

Джордан Ли никогда не относился к комментированию матчей по квиддичу, как к работе. Это было хобби, тем не менее, в известной степени определившее его жизнь. Ну и конечно, обучение в Хогвартсе, выпускники школы всегда были нарасхват, даже до отмены Статута и слияния двух миров. Магофон в кармане дернулся, и оттуда вылетел сияющий дымок, сложившийся в мини-сову, с посланием в клюве. Ли перехватил восторженный взгляд одной из официанток, и улыбнулся про себя. Пускай магоаккумуляторы и были доведены до ума в какой-то момент и начался бум маголетов и магофонов, но все же. Но все же магофон, с вылетом совы-эмэски, оставался верным признаком, что устройство держит в руках маг, а магов в современном мире любили и обожали. Та же официанточка, вполне миловидная, помани ее Джордан, вполне могла бы запрыгнуть к нему в роскошную кровать без особых раздумий, просто потому, что он маг.

Но это вечером, а вначале принять магическое сообщение.

— Ли, это Деннис, — заговорило письмо голосом шефа. — Срочно бросай все, и каминь в редакцию, и если я говорю, бросай все, значит бросай все!

Ли скривился, но делать было нечего. Жаль, так хотелось еще затянуть пребывание на самом роскошном курорте Марса, Канале Зеленых Грез, делая вид, что продолжает писать статью. Пляжи, каналы, зелень, кусочки красных пустынь Марса, и, разумеется, марсианки, страстные и прекрасные, не говоря о других преимуществах жизни мага. А вина! Гонки над кратерами! Материал Ли собрал в первый же день, и вечером накатал статью, после чего просто наслаждался жизнью, но увы, шефа не проведешь, это Джордан знал. Рассчитавшись, он шагнул в ближайший камин, сообщив стандартную точку прибытия.

— Портальная пирамида!

Ли не знал, почему так, но на всех планетах место, где стояли межпланетные порталы, называлось Портальной Пирамидой, возможно из-за своей формы. Одна на всю планету, дальше можно было каминить, как обычно, но вначале нужно было пройти через Пирамиду. Обычно тут не было очередей, но в этот раз Ли неожиданно влетел в пробку.

— Технические проблемы, — пояснил ему кто-то в ухо, с венерианским акцентом. — Летучку забыли завезти!

Ли саркастично и понимающе хрюкнул в ответ. Даже у компании "ММС", то есть "Мертвое Море — Сахара", крупнейшего в мире производителя Летучего Пороха, иногда случались сбои и накладки. Впрочем, можно было присесть или попарить в воздухе, нацепив специальный летный пояс, немного подождать в воздухе, не толкаясь локтями с соседями.

Собственно, часть людей так и сделала, и теперь парила в воздухе, обсуждая, как быстро все починят.

Ли как-то писал статью и знал, как работает система, знал, что уже сейчас активирован служебный камин, использующийся только в подобных случаях, проходящий осмотры раз в три месяца, и под завязку забитый Летучим Порохом. Через камин срочно перебросят новый груз Пороха, заправят межпланетные камины, и очередь быстро рассосется, с перемещением в наши дни справится любой, даже дети, еще не ходящие в школы, знают, как каминить. Заплатить пару копеек, нажать кнопку, подавая четко размеренную порцию Пороха в портал (вначале маги бросали сами, потом случилась пара инцидентов, и все свели к кнопке, работающей как у людей, так и у магов одинаково) и назвать планету. Или ткнуть пальцем в сенсорный экран, выбирая значок планеты из списка.

Не успел Ли решить, посидеть ему просто так, или выпить сока венерианской пальмы, как внутренности пирамиды озарились вспышкой, и голос с потолка прогремел свои извинения, и сообщил, что система снова работает. Очередь двигалась быстро, и не прошло и двадцати минут, как Ли был на Земле, откуда сразу прикаминил в Лондон, прямо в редакцию "Новостей Солнечной Системы".

Статью шефу он скинул еще с Марса, и по дороге проверил счет в "Гринготтсе" — деньги уже были перечислены. Впрочем, это было и неудивительно, от старого банка осталось только название, сохраненное "во имя традиций", но распоряжались там со времен Первой Статутной уже не жадные коротышки. Самих гоблинов, насколько помнил Ли, осталось крайне мало после той войны, и им выделили какую-то отдельную зону, создали заповедник гоблинов, где те и жили, не желая иметь дел с людьми. По слухам, вроде бы, их численность постепенно росла, но в целом, в жизни людей и магов они присутствовали только в виде поговорок (в основном о жадности) и элементов магического фольклора.

Впрочем, Джордана такое положение дел полностью устраивало .

— Что так долго, осчастливил напоследок марсианку? — подколол Деннис, и тут же продолжил, даже не дав Ли возможности что-то объяснить. - В общем, собирайся, тебя ждет интервью.

— Эээ, шеф, я же не по этой части...

Деннис Криви вообще-то был лет на пять младше Джордана, но когда главный редактор хочет, чтобы его называли шефом, то выбор оказывается, в сущности, невелик.

— Заказчику нужен именно ты, так что собирайся и радуйся, что тебя запросили в живом виде, а не в прожаренном и хорошо проперченном.

Ли собирался пошутить, но неожиданно понял, что шеф как раз и не шутит, и поперхнулся, после чего осторожно поинтересовался.

— И кто заказчик?

— Гермиона Грейнджер.

Ли поперхнулся еще раз. Зачем он нужен Кровавой Грейнджер? Именно он?

— Она же не дает интервью!

— В этот раз решила дать, и именно тебе, вы же учились вместе?

— Ну, технически говоря..., — но рассказать, что и сам Деннис, и его старший брат Колин тоже "учились вместе" с Грейнджер не получилось.

— Поэтому, — продолжал Деннис, даже не слушая Джордана, — ты поедешь и возьмешь интервью, а если она потребует там от тебя попрыгать на одной ноге или раздеться догола, ты будешь прыгать и раздеваться, что бы там ей ни потребовалось.

— Да она же с Лавгуд..., — опять поперхнулся Джордан и подумал, что так он не доживет до интервью.

Но тут мысли его переключились. Луна Лавгуд! Точно! Младшая дочка Джордана как раз зачитывалась "Кизляками Венеры", и если он привезет книгу с автографом автора, то уж точно не надо будет ломать голову над подарком на день рождения. Вот это шанс!

— Да, шеф! Конечно, шеф! Куда каминить, шеф?! — заорал Ли, выпячивая грудь.

— Вот это правильный настрой! — добродушно одобрил шеф. — Никуда каминить не надо, за тобой пришлют маголет, так что дуй на площадку на крыше и жди.

Пока старенький, еще даже без встроенного заклинания саморемонта, лифт пыхтел и скрипел, поднимаясь наверх, Ли пытался прийти в себя. Мгновенная смена планет и городов уже давно стала привычной, но интервью с Грейнджер... шеф мог бы дать время на подготовку, дать время собраться с мыслями! А если хотя бы половина слухов о Кровавой правдива, то и время попрощаться с семьей. Разболтает Кровавая ненароком какой-нибудь секрет, потом убьет за то, что Ли узнал сверхсекретную тайну, и позвонит Деннису, попросит прислать еще одного репортера.

На крыше было пусто, и Джордан подошел к парапету, посмотреть на город. Мимо промчалась стайка уборщиков — пикси, деловитых до невозможности, но Ли лишь покачал головой. Эти маленькие синие засранцы однажды подведут редакцию, но ладно, то дело боссов, которым Деннис отчеты дает, хотят нанимать пикси, пусть нанимают. В небе тоже было непривычно пусто, что в верхних эшелонах, отведенных для маголетов, что между зданиями, где располагались "пешеходные летные зоны", для тех, кто летал при помощи поясов и жетонов. Мелькнул какой-то лихач на метле, залезший в ряды для маголетов, подрезал и скрылся, провожаемый недовольными гудками. Пролетел Роберт из отдела спортивной хроники, отсалютовал Джордану и влетел на рабочее место, ловко сгруппировавшись и пройдя в приоткрытое окно.

Ли только покачал головой, сам он предпочитал такой акробатике теплый и комфортабельный маголет. Так же экологично, как и пояса с жетонами или метлы, точно так же не тратит нефть и прочие ценные вещества, но гораздо, гораздо более комфортабельно и удобно. Опять же, воздух над городами хоть и стал чище, после массового перехода на камины и маголеты, но все равно оставался изрядно грязным, и мало радости вдыхать такое, даже через трансфигурирующий фильтр шлема. Системы маголета справлялись на ура с таким, да еще и самоочищались, в отличие от шлемов, которые еще и не всегда прилагались к поясам, да и вообще — Ли предпочитал удобства, предпочитал, образно говоря, комментировать из удобной позиции, а не лететь навстречу ветре на метле.

Подергиваясь в воздухе, мимо прополз огромный старенький маговоз "Великан — 2000", явно направлявшийся в порт. На борт маговоза была нанесена магреклама, живая картинка, и Джордан с удовольствием обозрел по-прежнему прекрасную Нимфадору Тонкс, которая игриво взмахивала палочкой. "Курсы уГрюмого выживания! С любых высот на любую планету!" гласила реклама, и Ли усмехнулся. Молодец Нимфадора, не дает зачахнуть себе и наследию Аластора, который сгинул... Ли покопался в памяти, но так и не смог вспомнить где. То ли во вспышке модифицированной оспы на Уране, то ли в той резне в Гаване, а может и вовсе во время восстания Анимагов.

Столько инцидентов каждый год, вспышек и взрывов, где уж тут упомнить?

Это была обратная сторона мира, в котором любили и обожали магов. Мобильность, связность, решение проблемы голода, расселение на другие планеты, и мощные теракты, вспышки болезней, инциденты, войны, магические преступления и МагПол, международная магическая полиция. Ходили упорные слухи, что мир сольется в одно государство, раз уж наступила такая транспортная связность и возможность перемещаться, но шли года, а слухи все оставались слухами, и в не в последнюю очередь из-за состояния дел в самом мире. Мир бурлил, мир менялся, мир расцветал, становился пышнее, магия и техника совершенствовались каждый год, и в то же время в мире лилась кровь, мир сотрясался в судорогах изменений и взрывов, ломке обществ, изменении социумов, и в минуты мрачного настроения Джордан, со стаканом огневиски в руке, иногда размышлял о том, какой тихой и спокойной была бы жизнь магов без отмены Статута.

Раздался тихий шелест, и Джордан обернулся, увидев, как на крышу приземляется одноместный маголет, причем без пилота. Чтобы пользоваться маголетом, не нужно было быть магом, но эта деталь — отсутствие пилота — смутила Джордана на мгновение, и он еще раз окинул взглядом транспорт, словно ища подтверждения, что это за ним.

Что же, на боку маголета был изображен знак заказчика.

Подсвеченный лунным светом, переплетенный вензель букв L и G, на верхушках которых, развалившись, лежала скалящаяся выдра, заносящая лапу, словно собираясь дотянуться до Луны на заднем фоне. Логотип корпорации Лавгуд — Грейнджер, известный любому, кто хоть раз путешествовал на другую планету, видел репортажи о магических особняках, летал на крылатых единорогах или носил особые защитные костюмы, или еще как-то сталкивался с магическим миром.

Грейнджеров называли последним истинным магическим родом, и это каждый раз вызывало у Ли кривую усмешку, будило воспоминания о Хогвартсе и том, что там происходило. Кто спорит, Грейнджер была сильна, а все кто входил в ее кружок "Яростные Львы" стали знаменитостями, но истинный магический род? Хотя, дураков говорить это в лицо Кровавой Грейнджер не осталось, все дураки перевелись еще после Второй Статутной, погибли или смылись в космос, осваивать красные пустыни Марса и джунгли Венеры. В этом смысле, конечно, в мире ничего не изменилось, даже после отмены Статута и слияния двух миров — у кого сила, тот и на коне. Или на метле.

Дверь откинулась с легким стуком, формируя лесенку и, поколебавшись секунду, Джордан поднялся внутрь.

Дверь, опять же сама, поднялась, маголет взмыл в воздух и, достигнув разрешенной высоты, вдруг резко ускорился и тут же совершил аппарацию, после чего немедленно пошел на посадку, Ли даже не пришлось прикасаться к управлению, и он с интересом рассматривал внутренности летательного аппарата.

Внутри маголета на потолке были искусно нарисованы два цветка, стоял терминал с подключением к информационной сети, и лежали журналы, с обложки одного из которых ему улыбался постаревший, но вполне узнаваемый Фред. Джордан улыбнулся в ответ старому другу, а мысли его, по вполне понятной причине, переключились на Уизли и остальных, память начала услужливо подсовывать обрывки новостей и сведений.

После гибели брата, Фред нашел в себе силы и все же продолжил дело, "Уизлизины" стали известны по всему миру, и теперь торчат практически в каждом крупном городе, и в них всегда скидки близнецам, да и на работу их там берут охотно. Опять же, популярность Гарри Поттера женатого на Джинни Уизли, косвенным образом сыграла на рекламу "Уизлизинов", хотя сам Гарри ничего такого и не предпринимал.

Да, Гарри и Джинни вроде бы тихо и мирно завели огромную семью, которая по большей части держится на самом Гарри, а Джинни то в квиддиче выступала, подтягивая фигуру после родов, то книги писала, то по миру моталась, с выставками своих картин, то еще чего делала. Гарри и без того был герой, но после книг, включая книги Джинни, и серии фильмов популярность вообще пробила небеса, так что сейчас он редко появляется на публике, и вроде бы даже перебирался на Венеру на несколько лет, что-то там преподавал или расчищал джунгли, помогал с маготерраформированием, но потом вернулся и так и живет в США, здесь уже Джордан просто не помнил точно. Можно было выйти в сеть, проверить, но в этот момент маголет пошел на посадку, открывая картину особняка Грейнджер, и Ли отвлекся.

Привольно раскинувшийся дом, еще какие-то строения, что-то вроде гоночного трека, лужайки, скалы, и чуть в стороне огромная роща огромных деревьев, и Ли даже отсюда, из маголета, ощутил, что все они там волшебные, и покачал головой. В условиях, когда волшебная древесина была объявлена ценностью мирового значения и одной из опор прогресса, а спрос на нее в десятки раз превышал предложение, пожалуй, только Грейнджер могла себе позволить дикую и неухоженную рощу волшебных деревьев рядом с домом.

Но тут из чащи в небеса взмыла стайка существ, и Ли задохнулся от восторга.

Он никогда не числил себя особо сентиментальным магом, за прошедшие с момента отмены Статута тридцать лет, где только ни побывал, чего только ни видел, но таково было свойство крылатых единорогов, врожденная эмпатия и внушение восторга. Стайка малышей — жеребят летела к маголету, пыхтя, старательно работая крыльям, пытаясь обогнать, и все это было так уморительно, что Ли не выдержал и расхохотался. Мимо промчалась Луна, верхом на взрослом единороге, который крыльями и копытами загонял малышей вниз, что-то ржал им сердито. Луна помахала Джордану рукой, тот машинально помахал в ответ, внимательно рассматривая повзрослевшую Лавгуд.

Да, по Хогвартсу ходили слухи, по Хогвартсу ходило много слухов о Гермионе, только именно этот, про Луну, оказался правдой. Только всем пришлось смириться и заткнуться, даже когда правда вылезла наружу, после той знаменитой конференции, потому что... ну потому что это была Грейнджер. Вначале за ее спиной стоял Дамблдор, потом Грюм, потом она и сама влезла в красное платье, и опять все свелось к праву силы. Правда, МакГонагалл, вроде бы, так и не простила такого нарушения, и портрет Грейнджер в холле Хогвартса повесили только в прошлом году, уже после ухода Минервы в отставку с поста Директора школы.

Вроде бы, тут Ли тоже не помнил точно.

Лужайка все приближалась, и был виден демонстративно стоящий посреди нее стол, и сама Грейнджер в кресле рядом. Гермиона сидела в расслабленной позе, с кружкой чая в руке, вроде бы мирная, но все равно Ли ощутил холодок, пробежавший по спине и напрягся. Стоявший рядом с Грейнджер молодой мужчина тоже был напряжен, следил за маголетом пристально, дополнительно пугая Джордана, меньше, чем сама Кровавая, но все равно пугая. Палочка, пистолет, броня, новейший "Еж" неизвестной модификации, наверняка дело рук самой Гермионы, ромбики ментальных щитов на висках, и взгляд, положение тела. Парень словно только что вернулся с уГрюмых курсов, только готовился не выживать, а защищать Матриарха Рода, хотя скажи кому, что Кровавой Грейнджер нужна защита — животики надорвут от смеха.

Маголет с мягким толчком приземлился, дверь открылась, и Ли, облизав губы, вышел наружу.

Джордан вылезает из маголета, и меня прямо пробивает диссонансом. Где тот паренек, приятель близнецов, неумолчный комментатор? Передо мной солидный дядька, такой, что впору приседать перед ним с двойным ку, спрашивать, чего изволит, восторгаться костюмом, а также подозревать подделку, чужого мага под Оборотным. Но нет, маголет за ним был выслан не просто так, не только потому, что аппарировать без разрешения в окрестности особняка нельзя — сразу подстрелят. Нет, маголет провел еще и экспресс-проверку, на Оборотное, на метаморфизм, на пластическую хирургию, на все известные способы смены и подделки внешности, и заранее прислал сообщение, что да, мол, везу подлинного Джордана Ли, не какую-то подделку с третьего кольца Сатурна.

Так что это Ли, но как же он изменился!

— Джордж, — обращаюсь к стоящему рядом "охраннику", одному из старших сыновей, — все в порядке, правда.

Тот кивает, еще раз одаривает Ли подозрительным взглядом, напоминая молодого Грюма, и с мягким хлопком исчезает. Стоило бы его оставить, но Ли уж больно нервничает, все нервничают от настороженности Джорджа и его "постоянной бдительности!", подхваченной у детей Аластора и Нимфадоры. Будь жив старый учитель, он был бы доволен, о да.

Ли идет по лужайке, озираясь, и я не могу сдержать улыбки, настолько он важный и солидный.

Взмахиваю палочкой, увеличивая стол и кресло, установленные посреди лужайки, в ожидании гостя. Сверху доносится гвалт и писк, понятно, опять молодняк единорогов пытался обогнать маголет, все никак поверить не могут, что есть кто-то, кто летает быстрее их. Каждое новое поколение пытается грызть метлы, портить маголеты, нападать на летающих магов, и каждое получает по рогам, а также копытом в лоб от старших единорогов.

Ну и от Луны, конечно, вон она летает, воспитывает их.

— Думаю, можно обойтись без формальностей, — пока Ли не начал раскланиваться, и чтобы сразу задать тон беседе, а то что-то он чересчур нервничает. — Привет, Джордан, садись, чувствуй себя, как дома.

— Привет, Гермиона, — сразу подхватывает тот и садится, ощутимо расслабляется.

Ну, долго сидеть ему не придется, сейчас быстро дам интервью и отчалим, нечего тут. Так что стол не ломится от выпивки и еды, впрочем и сам Ли не походит на голодающего и умирающего, так что думаю, нормально. Сверху мелькает тень, и Луна слетает со спины единорога, который устремляется загонять мелочь обратно домой.

— Привет, Джордан! — машет рукой Луна в полете, и плюхается ко мне на колени, обнимает за шею.

— Рад тебя видеть, Луна, — дипломатично говорит Ли, смотрит на нас. — Сколько вы уже вместе, тридцать с лишним лет, да? Можно только позавидовать такому дружному и крепкому союзу!

Луна улыбается широко, смотрит на меня с искренней нежностью во взоре.

Смотрю на улыбку Луны, и меня захлестывает новая волна воспоминаний. Крепкий союз.

Наши отношения прошли через несколько кризисов, первым из которых был детский.

Секс под Обороткой не дает оплодотворения, от искусственного Луна отказалась, заявив, что те, кто будет делать, привнесут своих мозгошмыгов в младенца, а ей это не нужно, и вообще, она, мол, хочет детей только от меня. Так и хотелось топнуть ногой и рявкнуть, в традициях новой родины: "Закрой глаза и думай об Англии!", и собственно с этого и началась первая ссора. Я уже сам готов был "закрыть глаза и думать об Англии", но выяснилось, что мне вообще не светит рожать, нагрузки, магия на пределе и за пределами сил, ранения и повреждения школьных лет, все это не прошло даром.

От проекта же по смене пола пришлось отступиться, едва начав, потому что немедленно начала по новой отъезжать крыша. Сцепленность магии с телом, и прочее бла-бла, лично я был не готов, только придя в себя, опять проводить несколько лет с уезжающим за горизонт чердаком. Познания в магии и проекты на ходу выступили дополнительными факторами, и я отступился, хотя Луна как раз была не против, и, в общем, там по новой разгорелся скандал, один из многих, сопровождавших тот кризис.

Луна кричала, плакала, швырялась лже-рогами лже-кизляков, и вообще все было плохо.

В этот недобрый час мне под руку подвернулся "Наруто". Попытки воспроизвести клонов и воплотить мечту Луны о сексе с двумя Гермионами, склеить им распадающийся союз, воссоздать Свиток Хокаге с древесными техниками, и, конечно же, попытки воспроизвести Секс-Дзюцу, особенно его гаремную версию, заняли меня надолго и отняли кучу времени и сил. Гарри Поттер как раз тогда заехал в гости, пробовал поговорить с Луной, ну и попутно выступил в роли эксперта и оценщика. Нет, клонов я не воспроизвел, но Секс-технику — да, в виде иллюзии, с соответствующим звуковым сопровождением, на основе сцены из прошлого, целующихся Джинни и Луны, так что Гарри даже понравилось, в отличие от самой Луны.

К счастью, Кларк выручил, и МИ запустило проект "Сиротка", внезапно и почему-то полностью удовлетворивший Луну. Несколько лет она с увлечением возилась с дюжиной маленьких сироток, которых отобрала лично и которые все, как один, оказались магами, скакала, пела и танцевала с ними, и так вот оказались заложены основы наших кланов. Или Родов, кому как удобнее. Смешно, конечно, не говоря уже о том, что я внезапно попал в Матриархи, но главное, что Луна была счастлива.

Она сочиняла им сказки, часть которых потом была издана отдельной книгой, таскала их в экспедиции, на экскурсии по миру, и попутно очень сильно продвинула проект "Лунный Особняк", магический дом без домовиков, в котором, как гласит реклама, "единственное, что вам нужно делать самостоятельно — раз в год заменить батарейку", после чего де дом продолжает заботиться и заботиться о вас.

Один из основных источников дохода нашей "корпорации" (в кавычках потому, что делец из меня никакой, да и из Луны тоже — поэтому там сидят специалисты МИ, попутно двигающие какие-то свои дела и шпионские игры, ну и наживающие капиталы), наряду с костюмами "Выдра" и "Еж" и межпланетными перевозками, где мы берем объемом. Сами перемещения стоят копейки, любой может себе позволить побывать на любой планете Солнечной Системы, но мы берем объемом, ибо корпорация ЛГ, она же LG, она же "Эл-Джи" (бренд пришлось выкупать у корейцев, но ничего, договорились), более известная в широких кругах, как "Лыжи" (вариант "Лажа" не прижился, держим марку качества), практически монополист в этой области.

Я стал первым магом, побывавшим на Луне, хе-хе, и на той, и на этой, и все это началось после второго кризиса наших отношений, после того, как Луна вдоволь навозилась с детьми и снова начала пропадать в экспедициях. Не скажу, что от нее стало пахнуть чужими мозгошмыгами, но видно было, что ей неинтересно в нашем особняке, что ее уже не так тянет быть рядом со мной, и возможно, что это был просто кризис. Что мы просто слишком много времени проводили до того вместе, и все решилось бы само собой, по прошествии нескольких экспедиций, но судьба распорядилась иначе.

Я было отошел в тот момент от военных дел (пускай и участвовал изредка в спецоперациях по просьбе МИ, но это никогда не афишировалось на публику), и не участвовал во Второй Статутной, не выступал на третьей всемирной конференции, когда случился "кризис существ", не парил в небе над расплавленной в хлам Эйфелевой башней, ну и так далее. Пятнадцать минут славы Кровавой Грейнджер, казалось, ушли в прошлое, забылись и воспринимались даже мной самим больше как байки из магического мира, выдумки, вроде Даров Смерти и Темных Лордов.

Ничем иным ту историю я объяснить не могу.

Луна была в Южной Африке, охотилась на алмазного нюхлера, вместе со старшими из детей — сироток, пристроенных нам МИ с далеко идущими планами, когда всю их экспедицию взяли в плен. Мы давно уже не надевали амулеты, соединяющие сердца, потому что, не знаю как Луна, а я боялся того, что мог увидеть в Лавгуд. Но какая-то ниточка между нами осталась, и меня накрыло, казалось бы, давно забытой волной холода: Луна в опасности! Наших бьют! Лапы прочь от моего! Мне еще хватило мозгов подхватить последнюю модель боевого костюма, а потом глаза застлало багровым и давно сдерживаемый выдр ринулся в атаку, радостно оскалив клыки.

Не помню, что там было, Луна говорит, что я был прекрасен, Джессика и Гарри не разговаривали потом со мной полгода и немного тряслись от одного только вида. Запрет на въезд в Южную Африку (ЮАР расширилась и поглотила юг континента после отмена Статута), пятно, на котором, как говорят, до сих пор ничего не растет, и которое видно невооруженным взглядом из космоса, и неожиданно выплывшие на поверхность рассказы о Кровавой Грейнджер. Чуть позже как раз вышла первая книга Джинни "Палочка и молния: изнанка магических войн", и понеслась моча по трубам, затеяли снимать фильмы, ломились взять интервью, и прочее, прочее, заодно проверил и еще усовершенствовал защиту особняка.

Прошлое снова взяло за шкирку и швырнуло обратно, к славе, смертям и боям.

Но главное, что кризис внезапно был преодолен, и пошел прорыв не только области отношений, но и в области межпланетных перемещений. Луна, Марс, Венера, астероиды, а затем и внешние планеты, Меркурий, даже Юпитер потом, скафандр на основе боевых костюмов совершенствовался, закладывались межпланетные камины, появились первые проекты маголетов, планетных баз, и к 2010 году люди уже успешно осваивали практически все планеты, разбирали на запчасти астероиды.

Луна стала крупнейшим ксеномагозоологом, да и как ей не стать, когда она первой из всех побывала вслед за мной на тех планетах, и плевать что там флоры и фауны было — книззл наплакал. Ее книжка "Кизляки Венеры" разошлась многомиллионным тиражом, и продолжает продаваться, как добротное приключенческое чтиво для детей с примесью фантастики (хотя Луна ее писала на полном серьезе). Статьи в журналы, выезды по миру и на другие планеты для лечения магических существ, оказание бескорыстной помощи страждущим, и выступления с призывами спасти морщерогих кизляков от истребления, Луна уже не первый год успешно помогает миру и не менее успешно ставит его же в тупик, все как в Хогвартсе, только масштабом больше.

После тех событий в Южной Африке никто к ней больше не лез и не лезет, да и в целом на Земле стало спокойнее. Относительно времен Первой Статутной, разумеется. Самые буйные головушки ринулись в космос, добывать, осваивать, грабить, обогащаться, и кризисы вслед за ними переместились в космос. Восстания на Луне, первое и второе, бомбардировка Марса, кризис Нептуна, бойня в астероидах, когда мне пришлось лично вмешаться и одним ударом сокрушить защиту базы тех придурков, решивших поиграть в космических пиратов.

Маготерраформирование, надежные силовые купола над базами, трансфигурация воздуха, магобазы дали возможность человеку быстро распространиться по всей Солнечной Системе, уверенной ногой встать на всех планетах и спутниках. Ну, разве что Юпитер с Меркурием пока устояли против массового заселения, но все же и там побывали люди. Юпитер — единственная планета, на которой первой побывала Луна, а не я, и это была очень странная история, разрешившая третий кризис наших отношений. Конечно, обычные люди просто говорят о проблемах, справляются с ними, решают, но мать-мать-мать, это же Луна!

После очень бурной ссоры, закончившейся уничтожением полигона и части волшебной рощи, она ухватила прототип разрабатываемого для Юпитера костюма и просто рванула туда. Вылетела с одного из спутников к Юпитеру на другом прототипе, специальном портативном одноместном маголете, оставив позади закрытую исследовательскую базу, куда она перешла, воспользовавшись лазейкой в системе перемещений.

В любом "камине" (так по — прежнему называют стационарные порталы перехода, хотя там давно уже не камины, а глагол "каминить" прочно вошел в повседневную жизнь) производства корпорации ЛГ есть особый ключ, срабатывающий на Луну, дающий ей право беспрепятственного прохода куда угодно. В свое время МИ-шники хотели себе такой же, и это неудивительно, учитывая, что помимо общественных каминных сетей, есть и частные, и секретно-государственные, и прочие, а Портальная Пирамида — это не единственный комплекс по переброске между планетами, просто открытый для всех. Но я уперся рогом, и сошлись на Луне, ни нашим, ни вашим, что называется. Кому надо все в курсе, об этой лазейке, но еще никто не смог ей воспользоваться, ни метаморфы, ни Оборотники, никто, кроме самой Луны, которая просто восприняла сиё как данность, даже не стала интересоваться, чего я себе такой бэкдор не оставил.

Разумеется, особую нашлепку-родинку у себя в спине, между лопаток, она даже не заметила.

Вернулась Луна оттуда через сутки, когда я уже вылетал с базы на Ио, на тяжелом маголете "Хагрид" (да покоится он с миром после спасения ста двадцати детей в том теракте в Стамбуле), и была она растрепана, задумчива, нежна и страстна, словно не в Юпитер спускалась, а по заповеднику прогулялась. Она объявила, что встретила "Фаулеров", судя по описанию — помесь прыггуру и собак динго, вступила с ними в контакт, и они открыли ей третий глаз, и новый взгляд на мир. Пророчеств она, слава богу, не выдавала, другие экспедиции в глубины Юпитера так и не нашли никаких следов тех, с кем контактировала Луна, но главное, что сама она изменилась, а кризис отношений закончился, и больше не повторялся.

Даже рука не поднялась ее отшлепать тогда.

И я смог опять нормально погрузиться в работу, изредка выезжая с Луной в экспедиции, чтобы развеяться, или на места различных громких событий и инцидентов, потрясти грозно сиськами, затянутыми в красное платье. В половине случаев этого хватало, чтобы враждующие стороны резко соглашались сбавить накал и даже начать переговоры. Но главное — основной проект! — и тут я уперся в новую проблему. Решения, примененные для освоения Солнечной Системы, не годились для полетов к звездам, маголеты, аппарация, системы жизнеобеспечения, навигации, практически все, кроме скафандров, можно было брать и разрабатывать с нуля.

Чем я собственно и занимался все последние десять или одиннадцать лет, после Юпитера.

— У нас все нормально, были, конечно проблемы, ну так их не бывает только в идеальных романах, — говорю Ли, дипломатично улыбаясь им обоим в ответ.

— Извини, кажется, Падме разбила себе коленку, — Луна целует меня в нос и спархивает с колен, летит в особняк.

Конечно, она уже не та невесомая юная бабочка, так все мы не молодеем, и прошло уже тридцать с лишним лет с тех первых моментов, но все же местами она все еще Лавгуд из Хогвартса. После посещения Юпитера ее дар Видящей усилился, как безумная его часть, так и действующая, и возможно это сыграло свою роль в том, что Луна перестала смотреть на меня со скукой и тоской. Или мы просто все же притерлись друг к другу двадцать лет спустя, и стали нормальными супругами, точнее ненормальными, но все же парой, которая долго живет вместе, привыкла друг к другу, понимает с полуслова и не тяготится присутствием партнера.

— Падме? — переспрашивает Ли и понимающе хмыкает. — Как там Невилл?

— Да все так же, — машу рукой, — совсем индусом стал, разве что чалмы не хватает. Его там чуть ли не новым Ганди называют, на руках носят и осаждают, только ограда из собственных хищкустов и спасает.

На самом деле виделись мы последний раз года два назад, но стоит ли о том говорить Ли? Невилл продолжил свою стезю помощи людям, у него два высших ордена Индии, за два конфликта, с Пакистаном и Китаем, которые не переросли в войну отчасти благодаря Лонгботтому. Кровь тогда пролилась, да, но до войны не дошло. Даже вроде фильм сняли, "Когда оживают деревья", кажется, так и не посмотрел его. Про магический мир, старые и новые истории сняли массу фильмов, в основном перевирающих события. Какие-то слабоумные хрюндели хотели даже снять "Восход кровавой Луны", про события отмены Статута. Слабоумные потому, что прислали мне сценарий и несколько смонтированных роликов, после чего проект внезапно закрылся.

А, еще про Гарри смотрел, там целую серию сняли, по фильму на каждый его год в Хогвартсе, что-то там "Гарри Поттер и Камень Судьбы", и "Гарри Поттер: в поисках утраченного пророчества", в общем, мои воспоминания об оригинальных фильмах можно было бы тут демонстрировать как добротную фантастику, которой никогда не было. Сам Гарри даже снялся в этих фильмах в паре эпизодов в роли собственного отца, а Джинни играла Лили Эванс, ну рыжая и рыжая, прошло на ура, благодаря чудесам магии.

Вначале, в первые годы после отмены, маги были экзотической диковинкой, зверушками с палочками, но потом все выправилось и наладилось, и магом — особенно магом "старой школы", то есть обучившимся до отмены Статута — сейчас быть очень почетно и престижно, тебе практически гарантированы трудоустройство, слава, деньги, лишь бы руки не из жопы росли. Несмотря на прошедшие тридцать лет, постоянное просеивание и поиски новых магов, тесты, открывающиеся как грибы школы, курсы подготовки и переподготовки, спрос на магов до сих пор в разы превышает предложение, и никого уже не удивляет колдующий посреди улицы человек. Были и преступления, и всплеск магических убийств, и Ролло — разрезатель, и МагПол не просто так появился, но все же интеграция состоялась и магия, смесь ее с техникой, пришла в дом практически к каждому, и мне хочется думать, что в этом есть и моя заслуга.

О заслугах же Невилла можно даже не говорить, именно ему принадлежит основополагающий труд: "Влияние магии и Гербологии на урожайность в долине Ганга", изменивший жизнь миллионов людей не только в Индии, но и по всему миру. Не трансфигурация еды из камней, не увеличение зерен при помощи Энгоргио, нет, грамотное сочетание Гербологии, в частности гибридизация Мухоловки, для отлова насекомых и переработки их в удобрения, подкормку для почвы, зельеварение, в плане разработки искусственных удобрений, с примесью магических компонентов, и применение заклинаний, отпугивающих и изгоняющих вредителей.

В результате злаки не требовалось опрыскивать химикатами, они росли, как на дрожжах, попутно пожирая окружающие сорняки, и так далее. Даже передача была, Невилл как-то показывал со смехом, когда мы у них останавливались, что называется проездом, "Хищная пшеница" называлась, как сейчас помню. Парвати тогда, несмотря на огромный живот, все горячилась, настаивала, что это клевета и нужно наказать снимавших, а Невилл все уговаривал ее не волноваться, и подарить ему уже, наконец, сына. Бегавшие вокруг шесть девочек, копии обеих мам, хохотали и требовали "исче систренку!", а также теребили меня, дергали, требовали фокусов и сделать им "класное платье!", в общем, пока их Луна не увела играть в "летающую сливу", покоя нам не было.

Но самое главное — Невилл был счастлив посреди этого, и я опять промолчал о "пророчестве".

Видимо, эту тайну так и унесу с собой в могилу.

— Ладно, перейдем к делу, я позвала тебя в гости, Джордан, не за тем, чтобы вспоминать былые деньки, и обсуждать одноклассников, — да, хватит воспоминаний, обменялись парой стандартных вежливых фраз и вопросов, и хватит.

— А зачем? — интересуется Джордан и тут же добавляет. — Все окружили такой тайной, что просто ой-ой, никто ничего не говорит.

— Сейчас ты сам все увидишь.

Встаю и взмахиваю палочкой, убирая стол и кресла, после чего кидаю Джордану полетный жетон и взлетаю. Сигнал и лужайка начинает опускаться, потом ее режет огромная трещина, которая ширится и ширится, по мере того, как гигантские створки подземного ангара убираются в пазы. Разумеется, все это не нужно и смотрится показухой, по большому счету, но все мы в чем-то рабы привычек, воспоминаний и представлений.

И мое представление о космических кораблях, в данном случае, это такой вот подземный ангар, в глубины которого настороженно всматривается Ли. Гигантский подъемник, разумеется, выносящий на белый свет (опять же, необходимости в этом нет, маголеты работают не на реактивной тяге, но вот так) мой magnum opus, дело всей жизни. Два диска, две монетки, соединенные двумя палочками, креплениями — переходами, пупырышки башенок сверху. Ноги — опоры разной высоты и кажется, что слегка заостренный нос одного из дисков смотрит в небо. На одном из дисков сбоку логотип с выдрой, на другом — флаг Великобритании, Юнион Джек, и символ Земли, круг с точкой, название корабля идет по боку одного из переходов между дисками.

— Встречайте, первый в мире магический звездолет "Пандора"! — взмахиваю рукой и пытаюсь держать голос пафосным, но выходит плохо.

— Звездолет? — тут же ухватывает главное Джордан.

Записная система магофона, чьей дальней предшественницей было Прыткое Перо, трудится и старается.

— Да, звездолет. Именно он является основной темой сегодняшнего интервью, и ты, Ли, сможешь даже понаблюдать наш отлет к звездам, хотя ничего зрелищного там нет, в отличие от запусков ракет людей. Под нашим отлетом подразумевается, что полечу я, Луна, и экипаж, составленный из наших детей.

На лице Ли сложная гамма чувств, и, кажется, он тоже хочет попасть на борт.

— Через 12 часов после этого интервью во все крупнейшие СМИ поступит пакет с информацией, также эта же информация будет опубликована на сайтах в интернете, и видеозапись разослана по новостным каналам.

Ох, как мы орали друг на друга с престарелым Кларком из-за этого вопроса. Я думал, его удар хватит прямо тут, на этой лужайке, но нет, обошлось. Видимо не зря Помфри столько возилась с магтехимплантами, развивала это направление до самой своей смерти шесть лет назад от шальной пули на Шри-Ланке. Столько магов и людей, включая Кларка, спасла, а себя не смогла. Сошлись, в конце концов, на том, что шиш остальным, а не полные чертежи и техпроцессы звездолетов. Я упирался рогом, как мог, ибо какой смысл в одном звездолете, кой толк в обещании "я подарю тебе звезду?", если не дать возможность отправиться к звездам всему человечеству? Кларк кричал о секретности и национальных интересах, я в ответ орал об обещании, о том, что базовый принцип так прост, что его все равно откроют, и что мир все равно становится единым, все равно телепорты и камины стирают границы.

В общем, некрасивая получилась сцена, очень некрасивая, наверное не стоит говорить Ли о ней.

— Там будет опубликован базовый принцип аппарации к звездам и навигации, и даже если где-то сделана ошибка и "Пандора" не вернется...

Наверное, не стоит также говорить ему о том, что я уже стал первым человеком, побывавшим у других звезд. Не желая рисковать Луной, я подготовил полный пакет документации и мыслезаписей, после чего взошел на борт "Пандоры" и стартовал к Альфе Центавра. Короткий прыжок туда, короткий обратно, справился, хотя управление там, конечно, не для одного человека, если только этот один человек не конструктор и разработчик самого звездолета. В будущих моделях упростим, каталогизируем, стандартизируем, протянем камины к другим звездам и планетам, а пока что нужен экипаж. Никто не обижается, даже чуть не состоялась драка между детьми за право входить в экипаж, но Луна тут же вмешалась и как-то там поделила все по справедливости, всех примирила.

Но полет к звездам я сохранил втайне даже от Луны, только слегка исправил предназначенное к публикации.

— ... то ящик Пандоры все равно будет открыт, остальные найдут ошибку, исправят ее, и человечество устремится к звездам.

— Так просто, — ошарашенно говорит Ли, продолжая смотреть вниз, на звездолет.

Непроизвольно кидаю в него яростный взгляд. Просто? Ну да, просто, если не следить, не вникать, просто со стороны прийти и получить готовое, перемещения на другую сторону земного шара, Луну, Марс, Юпитер, теперь вот и к звездолет, все будет просто. Со стороны же не видно десятилетий потраченного труда, поисков, тупиков, гипотез, теорий, учебы до пара из ушей, изучения смежных дисциплин, отработки техники и магии на стыке двух направлений, опытов, обеспечения себе тылов и помощников, а значит выезды по миру по заданиям МИ, возню с кланом, защиту Луны, и прочее, все то, что составляло бешеную жизнь в бешеном ритме на износ.

Да, я принесу вам звезды, во имя Луны!

— Просто — это правильно, ну и еще я когда-то дала обещание, — Луна как раз пролетает мимо, она уже снова на Звездочке, за ней с хохотом, на единорожках — ровесницах, несутся три внучки и что-то кричат, неразборчивое.

Такой вот у нас сумасшедший клан, с двумя сумасшедшими Матриархами, клан, где летать учатся едва ли не раньше, чем ходить и говорить, где практически каждый умеет колдовать и проходил курсы подготовки в МИ, а некоторые так вообще, сидят в центральных отделах, занимаются разными секретными штуками, и здесь речь идет совсем не обо мне. В общем, мафия тут у нас, семья, повязанная делами и заботами, и регулярно переступающая черту закона с одобрения самого закона.

Ах да, и еще мы единственные в мире разводим крылатых единорогов.

— Понимаю, — кивает Ли. — Тогда несколько вопросов о звездолете?

Кажется, он хотел еще расспросить меня как раз о крылатых единорогах. О, это излюбленный вопрос, мучающий массы народа, на протяжении всего того времени, когда Луна впервые появилась в небе на совсем юной тогда еще Звездочке, в начале двухтысячных, если мне не изменяет склероз. Никто не знает, как ей это удалось, а я просто не стал расспрашивать о подробностях, чтобы иметь возможность загадочно ухмыляться и двигать бровями в ответ на расспросы.

Ну и еще потому, что не находил в том ничего удивительного. После Первой и Второй Статутных войн поголовье магических существ очень сильно упало, но восстановили же? Так почему бы не Луне не вывести крылатых единорогов и не размножить их, она ведь достаточно Луна для этого? Не говоря уже о том, что она магозоолог, умеющий лечить, понимающий существ, разговаривающий по-конячьи, ну и плюс она ученица Хагрида, а уж тот понимал толк в скрещиваниях и выведениях новых видов.

— Конечно, — делаю приглашающий жест.

— Планы на первый полет? Дальность этого полета? Экипаж? — подумав, спрашивает Ли.

— Планов особых нет, думаю, слетаем к ядру Галактики, где звезд больше. Дальность полета неограниченная, звездолет имеет собственные накопители, но также впитывает энергию из окружающего пространства, как это делают сами маги. Экипаж — минимально 12 человек, но в полет отправится вдвое больше, благо размеры позволяют, — улыбаюсь и развожу руками, мол, сам понимаешь, всем хочется первыми побывать у звезд, — ну и для подстраховки.

— Слова о том, что звездолет не вернется...

— Предусмотрено все возможное и невозможное, звездолет самовосстанавливается, энергощиты, дублирование систем, несколько комплектов модульных баз, запас палочек и прочего. Даже если система навигации будет сбоить и барахлить, мы сможем выжить, может быть, даже со временем разберемся, в чем ошибка, или нас к тому времени найдут звездолеты Земли, — держу голос спокойным, уверенным.

В принципе, я уверен на шесть девяток, мы и сами маги не промах, даже оставшись без корабля, выживем, на каждом будет комплект защиты, бронескафандр, в котором разве что в звезды нырять нельзя. Но всегда остается минимальная вероятность, что мы прыгнем в самую середку жопы, и мне не хотелось бы, чтобы наша пропажа отвратила людей от звезд, остановила продвижение. Пусть, наоборот, ринутся в бой, ищут нас с удвоенной силой, даже, если мы погибнем, и нас не смогут спасти, так хоть звездоплавание освоят.

— Системы навигации и запасы еды — это самые слабые места, но у нас расширенные склады и запасы на десять лет, не считая теплиц и оранжерей, где мы сможем вырастить еще, даже оставаясь в космосе. Как уже было сказано, с нами модульные комплекты баз, доработанные и исправленные по итогам испытаний на Плутоне, Венере, Юпитере, Меркурии, так что мы всегда сможем высадиться на какой-то планете и создать себе новый корабль с нуля, если потребуется.

И это почти что чистая правда. Трансфигурированные материалы, из которых состоит корабль, искусственные сплавы, недостижимые магией или техникой, только их сочетанием, все это кое-как, но можно повторить. Зачарованные вещи, заготовки под артефакты, вот чего мы не сможем воспроизвести, лишившись корабля, но на этой случай тоже предусмотрена страховка. Не совсем пространственный карман в теле, но близко к тому, так что не пропадем. Нельзя сказать, что мне прямо жаждалось рухнуть на чужую планету где-то в жопе Галактики, но мысль о том, что это будут такие длительные романтичные каникулы с Луной, отдых от Земли, все же посещала.

— Устройство звездолета? Или это тайна?

— Не совсем. Звездолет можно было сделать и меньше, но мы старались избегать чар расширения пространства, где только могли. Выиграли в пространстве за счет двигательных и топливных систем, за счет отделяемых ступеней, в сущности, звездолет можно представить как магическую крепость. Ядро, сердце крепости, с артефактными системами, и вокруг жилье и защита.

— Защита?

— В космосе хватает опасностей, без всяких войн, поэтому да, корабль снабжен средствами атаки и защиты, на всякий случай. Метеорит сбить, или еще что.

— Но все же вы рассчитываете встретить внеземную жизнь?

— Могу только ответить честно: не знаю, — и развожу руками. — Но если встретим, у нас на борту будет крупнейший специалист по ксеноконтактам.

То есть Луна, но, кажется, Ли не понял шутки. Ксенофилиус жив, только редко мелькает на публике, весь в каких-то своих делах и заботах, с внуками нянчится с удовольствием, когда вспоминает о них. Впрочем, вряд ли мы кого-то встретим, бурли Галактика жизнью, уже давно бы где-то что-то да промелькнуло, радиоволны там, или зеленые человечки на тарелке.

— Честно говоря, даже не знаю, что еще спросить — для этого, наверное, надо побывать там, поэтому — можно мне с вами?

— Увы, нет.

На лице Ли отражается искреннее огорчение, но в то же время и понимание.

— Тогда... можно мне автограф? — неожиданно спрашивает он и расплывается в улыбке.

Что? А, ну да, "Кизляки Венеры", конечно. Кладу руку на сердце.

— Луууунааа! — ну это все немного нарочито, связь действует совсем не так, но зрителям же хочется соплей и мелодрамы, пусть аудитория Ли порадуется.

Луна появляется рядом, прямо в воздухе, волосы ее растрепаны, но ей идет. Ей все идет, даже возраст, с годами ее красота стала зрелой и вдохновляющей, как правило, на всякие безумства. Как-то мы... ладно, потом, не хватало сейчас еще краснеть перед Джорданом.

— Мари-Изабель, на добрую память от автора, — выводит Луна, высунув язык, словно стараясь им коснуться кончика носа.

Да, хорошие и добрые воспоминания, а ведь есть еще и шкаф внизу, в основном убежище — сейфе, запертый на три замка и десяток заклинаний. Активировал ли я систему уничтожения? Да, активировал. Если мы не вернемся, через три дня шкаф обратится в пепел, вместе с теми моими воспоминаниями, которые не совсем хорошие и не совсем добрые. "Мозамбик, 2005", "Бразилия, 2009", "Пекин, 2013", "Антарктида, 2015", эти сухие надписи на склянках, рядами заполняющих полки шкафа, мне ни о чем не говорят, ведь я избавился от воспоминаний, и даже если посмотреть новости за те года, то вряд ли что-то прояснится.

Задания МИ, инциденты, вмешательства в конфликты, можно не сомневаться только в том, что в тех воспоминаниях есть Кровавая Грейнджер. Кровавая фея-хранительница кровавого мира, привет из прошлого, от которого мне так и не удалось избавиться. Сколько я ни старался, все равно регулярно приходилось и приходится влезать в это красное платье, оставляя снаружи мораль и принципы, и биться, биться, биться. Слишком уж бурный новый мир оставил нам в наследство Дамблдор, желавший всего лишь спокойствия и мирного сосуществования.

Так что, если мы не вернемся, лучше пусть никто не увидит такого моего прошлого.

— Возьмем с собой Маленькое Копытце? — спрашивает Луна, лукаво улыбаясь.

Ну, хоть не целует при Джордане, и на том спасибо. Не то, чтобы мы тут страдали ханжеством, но принцип "захотел — сделал" не всегда уместен.

— Мы же уже обсуждали это.

— Первый звездный крылатый единорог! — глаза Луны уже горят неземным светом.

— Вернемся, покажем всему миру, что можно летать к звездам, и отправимся втроем, только ты, я и Маленькое Копытце, хорошо?

— Хорошо, — соглашается Луна.

Не знаю уж, будет это показывать Джордан в интервью или нет, технологии мыслезаписи и мыслевоспроизведения, все эти 4D мыслетеатры с эффектом реально полного присутствия, далеко продвинули вперед шпионаж, интервью, записи тех или иных событий. Обычным людям такое недоступно само по себе, но магоакуумуляторы и приспособления решили эту проблему, после чего маготехника резко рванула вперед.

Чего уж говорить о самих магах, тем более Джордане, выпускнике еще довоенного Хогвартса.

Но, впрочем, какое это имеет значение? Про меня и Луну за эти годы и без того вывалили столько информации, что всего лишь какой-то там наш разговор публику не заинтересует. Вот если бы мы на глазах у Ли потрахались на спине единорога в полете, то тогда, конечно, был бы совсем другой разговор. Пусть показывает, вряд ли услышу что-то новое в свой адрес, чего не слышал за эти годы: восхваления и проклятия, с перевесом в сторону последних, и все, что между полюсами этой шкалы, все звучало и неоднократно.

— Сонорус. Экипажу "Пандоры" занять места по расписанию! — разносится над особняком.

Хлопки аппарирующего экипажа, детей, хотя им там всем уже за двадцать, но все равно детей. Ли смотрит во всем глаза, снимает на камеру, ведет запись техникой и магией, так сказать. Можно было, конечно, толкнуть речь про обещание и про "я подарю тебе звезду", но не вижу смысла. Делаю приглашающий жест, и пандус отъезжает, Луна легко вспархивает по нему, влетает внутрь.

Спускаемся и мы.

— Джордж, проводишь мистера Ли, убедишься, что он нормально откаминил.

Тот лишь кивает, встает рядом с Джорданом, чтобы с гарантией. Не говоря уже о том, что нас, меня и Луны, не будет, и защита особняка автоматически перейдет в усиленный режим, так что лучше подстраховаться. Не хватало еще кровавой жертвы в честь отлета! Поднимаюсь вслед за Луной, прохожу на капитанский мостик, в рубке, расположенной в первом диске. У нас там два кресла почетных гостей, ведь командует всем Джессика, старшая из наших детей, первенец, можно сказать.

Гордая, сильная, уверенная в себе, любимица Луны, грезящая звездами и ролью капитана звездолета.

Точно, вот что надо сказать в этот знаменательный момент. Командую.

— Поехали!

Матери заняли свои места и Мать-Грейнджер скомандовала:

— Поехали! — вызывая в Джессике бурю чувств.

Сколько она готовилась к этому моменту! Она не подведет!

— Экипажу — занять места по летному расписанию! — скомандовала Джессика, разворачиваясь спиной к Матерям. — Задраить люки! Активировать щиты! Убрать опоры! Прыжок к Юпитеру по готовности!

— Есть прыжок к Юпитеру! — тут же последовал ответ.

Мир вокруг моргнул, и стал черным, "Пандора" висела в космосе. Прямо под ней переливался и клубился Юпитер, Солнце сияло за спиной, слева и выше.

— Доложить о готовности систем! — тут же воскликнула Джессика.

Она и так видела, что корабль в порядке — на пульт капитана, череду управляющих экранов, выводились основные показатели, но порядок есть порядок. Она летит к звездам, она готовилась к этому всю жизнь, нельзя что-то упустить и провалиться!

— Двигатели — в норме!

— Щиты — в норме!

— Система навигации — в норме!

— Системы жизнеобеспечения в норме!

— Вооружение в норме!

Все это было вполне ожидаемо, ведь в основу звездолета легли разработки, обкатанные на планетолетах, маголетах, бороздящих просторы Солнечной Системы. Искусственная гравитация, защита от космического излучения, регенерация кислорода, двигатели, Джессика и сама участвовала в полевых испытаниях, вылетала спасать экспедицию Кляйна в поясе астероидов, прыгала на Меркурий, вытаскивая оттуда туристов с космического круизного лайнера "Солнечный", проводила испытания одиночных маголетов за орбитой Плутона.

— Произвести прыжок к Альфе Центавра!

— Прыжок к Альфе Центавра!

Мир вокруг опять моргнул, и Джессика едва не завизжала от восторга, но сдержалась. Ведь она — капитан Пандоры, ей не пристало визжать и прыгать, и стоять на голове, несолидно! Матери Лавгуд можно, ей все можно, а Джессике нельзя. Капитан на корабле — это... это просто основа всего, а основа должна быть спокойной и уверенной в себе!

— Произвести маневр уклонения! — скомандовала Джессика. — Проверить маневренность и системы вооружения!

Пандора слушалась так, словно по-прежнему находилась в Солнечной Системе. Легко и непринужденно. Системы работали как часы, прыжки следовали один за другим, и Джессика упивалась звездами, вбирала их в себя, ощущая как экстаз сбывшейся мечты, постепенно туманит ей голову, нарастает, вместе с увеличением количества звезд вокруг, изменением рисунка звездного неба. И не только она, экипаж не мог оторваться от экранов, на которых разворачивались звездные просторы, работал в некоем исступленном возбуждении и восторге. Они забирались все дальше и дальше, шли, прыгали, летели к ядру Галактики, несмотря на то, что прошли буквально считанные часы с момента старта.

После очередного перехода, корабль внезапно содрогнулся и утонул во вспышке, многих сбросило со своих мест.

— Поражены двигатели!

— Повреждена система жизнеобеспечения!

— Многочисленные пробоины в корпусе!

Во время удара Джессика автоматически взмыла в воздух, навык, отработанный сотнями тренировок. Вот к чему там не готовились, так это к ярчайшим вспышкам, но все же рефлексы дали о себе знать, Джессика не оказалась ослеплена окончательно. Система затемнения сработала с опозданием, и теперь братья и сестры Джессики терли глаза, ругались на все лады, под продолжающие поступать возгласы.

— Отказ основных щитов!

— Прямое попадание в центральный отсек!

— Отказ резервных щитов из-за перегрузки!

— Отказ системы гравитации!

— Нас обстреливают! — и в голосе Марии звучала паника.

Джессика подавила панику в себе, сгруппировалась, извернулась и поплыла вниз, шлепнула рукой по огромной красной кнопке, и по всему кораблю взревели сирены боевой тревоги. Она — капитан, и она готовилась ко всему, даже к этому!

— Отставить панику! Корабль к бою! — взревела Джессика. — Скафандры в боевой режим! Репаро — системы на полную мощность! Ремонтная бригада — занять места! Боевой группе — занять места! Оружейной команде — активировать Адские торпеды по правому борту!

— Есть! — донеслось секунду спустя, и Джессика тут же ударила по кнопкам, словно норовя их сломать.

Две торпеды выпрыгнули в вакуум космоса, уловили все объекты вокруг, движущиеся быстрее определенной скорости и не имеющие опознавательного маячка "свой", после чего аппарировали. Подрыв и высвобождение заряда Адского Пламени в момент поражения цели, и Джессика осклабилась злорадно.

— Два корабля врага поражены! — последовал доклад, но Джессика и так все видела.

Адское пламя вырвалось на свободу и теперь пожирало вражеский корабль, огромный конус, там все рвалось и разлеталось, пламя сверкало и разгоралось, несмотря на вакуум вокруг. "Пандора" на глазах восстанавливалась, все новые и новые отсеки на схеме вспыхивали зеленым, благодаря усиленной работе ремонтной команды. Щиты проседали, но Пандора уже взорвалась вспышкой Люмос-лазеров, начавших скользить по конусу третьего вражеского корабля, и вражеский обстрел ослаб.

— Щиты восстановлены!

— Двигатели в норме!

— Системы жизнеобеспечения отремонтированы! — и Джессика плюхнулась обратно, приземлилась мягко.

Да, она готовилась и к такому. Она — капитан, первый в мире капитан звездолета и она должна быть готова ко всему! Вот только все равно ноги и руки немного дрожали, и тело потряхивало, в ушах звенело тонко. Конус вражеского корабля отступал, пространство за ним смялось и изогнулось, выплевывая в космос еще четыре корабля, на этот раз шарообразной формы. Они с ходу вступили в бой, но в этот раз "Пандора" и ее капитан была готовы.

— Маневры уклонения переходами по схеме три! Не прекращать обстрела Люмос-лазерами! — заорала Джессика изо всех сил. — Оружейной группе — активировать Адские торпеды по левому борту! Абордажной группе — приготовиться к боевому аппарированию! Покажем им, что мы можем, во имя Луны!

— Во имя Луны! — последовал дружный хор, и Джессика преисполнилась гордости — никто не дрогнул!

Тут Джессика слегка поперхнулась, вспомнив, что Мать-Лавгуд присутствует за спиной, и что использование привычного боевого клича может быть немного... неуместно. Она развернулась и сделала несколько шагов назад, забыв на секунду об обязанностях капитана, настолько ей стало стыдно за неуместность ситуации. Матери уже стояли на ногах, с активированными скафандрами, и Джессика, с облегчением увидела, что Мать-Лавгуд лишь опечалена, но не сердита.

Она всегда знала, что Луна — лучшая из всех!

На лице Матери-Грейнджер, которая, по боевому расписанию, возглавляла абордажную группу, было странное выражение, словно она уже аппарировала на корабль врага и крушила там всех. Надо было вернуться на боевой пост, но Джессика, увидев знаменитое превращение знаменитого платья, застыла в восхищении, словно снова стала маленькой восторженной школьницей, а не взрослым опытным магом, первым в мире капитаном первого в мире звездолета. Мать — Грейнджер, уже в кроваво-красном платье, взлетела, а губы ее изогнулись в странной усмешке, и она прошептала, почти в лицо Джессике.

— Война. Война никогда не меняется.