Восьмой медальон. Том 3 (черновик)

— Можно подумать, метр Эделен, когда учил вас премудростям жизни, говорил вещи менее отвратительные, — заметил градоначальник. — Герцог и ваш господин ничем не отличались друг от друга, правда? Не пойму одного... Если герцог увлекался магией, зачем он посоветовал заключить сделку с ревнителем веры, врагом еретиков... или как там ещё называл он мессера Ансберта?

— Хозяин решил, что с нашей помощью герцог хочет добывать сведения о поступках...

— ...простого священнослужителя?

— Господин и сам не верил в собственную догадку.

— Но со временем-то он должен был докопаться до истины!

Арестант опустил голову и ничего не ответил.

— Ладно, — махнул рукой градоначальник, — понимаю. Вам трудно признать, что метр Эделен оказался таким тугодумом. Что он предпринял дальше? Прислушался к советам герцога?

— Вы и представить не можете, как он исстрадался, как измучился, пока не принял решение! Ходил сам не свой, ничего не замечал, ни с кем не разговаривал. Иногда лицо пятнами покрывалось, кровь к щекам приливала — и казалось, что она вот-вот хлынет отовсюду: изо рта, из носа, из ушей...

— О боги! — схватился за голову господин Бертгард. — Плевать мне на страдания этого негодяя. Что он решил, я спрашиваю!

— Пошёл в храм Аламора, конечно. Отыскал мессера Ансберта и сказал, будто поражён его речами и желает побольше узнать о культе Семибожья. Но жрец-то оказался не промах! Знаете, что он сделал?

— Что?

— Спросил, какие именно места из последней проповеди запомнились метру Эделену больше всего.

Градоначальник от восторга принялся хлопать себя по ляжкам:

— Неужели так и сказал? Ну и мессер Ансберт! Превосходно!

— Господин ответил: "Всё". А что оставалось делать? Мессер Ансберт покивал, а после вдруг спрашивает: "Которого из богов вы чтите более остальных?" Господин даже думать не стал: "Авира, конечно!" Я бы так же ответил! А мессер Ансберт отвечает: "Ясно. Вчера в храме вас не было. Что ж, когда будете отвечать за эту ложь на Небесном судилище, поймёте, о ком я спрашивал". Махнул рукой и вышел.

— Ого!

— Метр Эделен выругался хорошенько и помчался к герцогу. Высказал ему всё: больше он не станет терпеть издевательств, не желает служить игрушкой для кого бы то ни было — даже для самого короля... и ещё много чего наговорил...

— А герцог?

— "Да в вас демон безумия вселился, Эстельфер меня побери! — вот что ответил. — Вы зачем вообще пошли к жрецу? Чтобы польстить? Чего тогда удивляться? Мессер Ансберт — человек серьёзный, потому и выставил вас вон. И, клянусь, если продолжите творить глупости, я тоже скажу, что не желаю вас видеть. На деньги — плевать!" Напоследок посоветовал подумать ещё разок, проявить терпение и через какое-то время опять встретиться со жрецом. Господину трудно было признать ошибку, но в конце концов он и сам мне сказал: "Проклятье! Эта ненависть к ублюдку Ольеру сводит меня с ума... Ничего не могу поделать..." И дал слово держать себя в руках, что бы ни случилось. Каждое утро ходил в храм, слушал проповеди и лишь когда почувствовал, что сумеет ответить на любой вопрос, явился к мессеру Ансберту во второй раз. Тот говорит: "Видел вас вчера. И впрямь увлеклись религией? Что ж, похвально". Господин отвечает с поклоном: "Простите, если в прошлый раз разочаровал вас. Не способен я вести учёные беседы, к которым вы, должно быть, привыкли. Но разве обязан человек благочестивый непременно обладать красноречием? Важно ведь, что он чувствует, а не что говорит". — "Вы правы". — "А временами чувства до того сильны, что их не выразить словами!" — "Бывает и такое". Тут господин говорит: "Поэтому-то, чтобы развеять ваши сомнения в моей искренности, я хочу пожертвовать храму Аламора две тысячи денариев... для начала..." Мессер Ансберт отвечает: "Вы изумили меня. Едва ли в Везерхарде найдётся полдюжины человек, способных на такое. Но помните: если намерения ваши неискренни..." Господин возмутился: "Как можете сомневаться!" — "Не спешите. Подумайте ещё немного. Небеса не примут вашего дара, если действуете с тайным умыслом..." Представляете, как всё вывернул? Мол, это он одолжение делает, принимая деньги! Минут пять ломал комедию, потом согласился. Господин прямо-таки выдохнул от облегчения: "Значит, вы поверили в мою искренность?" — "Да". — "И впредь Небеса не будут ко мне столь суровы?" — "Возможно. А разве боги подвергают вас испытаниям?" Господин чуть не разрыдался: "О да! В последние годы несчастья преследуют меня одно за другим!" — "И вы ни разу не молили Небеса о помощи?" — "Увы!" — "Какая дерзость!" Господин задрожал, чуть на колени не упал, но мессер Ансберт остановил его: "Ладно. Что случилось, того не воротишь. Главное, теперь-то вы раскаялись. Подумаю, как вам помочь. А теперь — идите..." Через три дня мы получили записку. Жрец предлагал встретиться... и знаете, что за место он выбрал? Тот самый кабачок, куда ходил брат сеньора Бертрана! И когда мессер Ансберт явился, оказалось...

— ...что он и есть тот самый незнакомец в плаще, — улыбнулся Энгерранд.

Владелец "Золотого кувшина" улыбнулся в ответ:

— За пару часов они с господином успели выпить кувшин фотландского и вдоволь наболтаться о ничего не значащих вещах: о предательстве хеллинорцев, о давней распре между священнослужителями, о магах и еретиках, которые прячутся по всей столице, точно мыши в поле, о том, как трудно их найти. Словом, история культа Семибожья — сплошная борьба с бессчётными врагами, война, отнимающая жизни лучших людей королевства. И Небеса, конечно, не оставят без награды смельчаков, готовых пролить свою кровь за истинную веру... Потом мессер Ансберт вдруг стал прощаться и только у порога прошептал со злостью: "К несчастью, среди жрецов много таких, кому подобные вещи безразличны. А кто-то просто слишком стар..."

— О чём это он говорил? — сдвинул брови господин Бертгард.

— Кажется, всё яснее ясного, — пожал плечами арестант. — С тех пор они встречались всякий раз, когда мессер Ансберт был свободен от чтения проповедей — а случалось такое нередко. И после каждой новой беседы мне казалось, будто господин всё больше превращается в фанатика. Глаза его начинали блестеть, едва разговор касался религии, то и дело он начинал болтать о древних святых, о героях, стал ходить на проповеди ещё и в храм Авира — а там жрецы бесновались и брызгали слюной, точно в них вселился демон безумия. Даже поклялся однажды, что как-нибудь, когда покончит с ублюдком Ольером, останется после ярмарки в Эррихарде и не уедет, пока не помолится в каждом из тамошних храмов... Месяца через три с хозяином пожелал увидеться герцог Греундский. Мы опять встретились на площади Сватовства. За день до того было тепло, а тут вдруг с утра небо заволокли тучи, снег начал сыпать, холод стоял собачий... И снова никого, кроме нас, на площади не оказалось. Герцог выглядел довольным. "Вижу, — говорит, — вы нашли с мессером Ансбертом общий язык. Сколько пообещали? Мне тоже кое-что причитается, не забыли?" Господин рассмеялся: "До дележа добычи ещё далеко!" Герцог спрашивает: "Вы уже заводили разговор об Артланде?" — "Пару раз". — "О Лотхарде?" — "Ну... мессер Ансберт сам часто проклинает вероотступников — и лотхардцам достаётся в первую очередь". — "Не нужно пока ничего предпринимать. Чтобы навести там порядок, сил слишком мало. Да ещё и в столице объявились маги. На редкость дерзкие, скрываться даже не пытаются. И едва о них стало известно, государь серьёзно заболел..." Сказал — и смотрит не мигая, глаза блестят странно... Господин подумал и спросил: "Значит, эти негодяи злоумышляют против короля?" — "Несомненно". — "А мессер Ансберт знает?" — "Догадывается, но не может же он по собственной воле взяться за дело..." И тут герцог начал говорить такие странные вещи...

— Какие?

— Я ничего не понял, честно скажу. Господин, кажется, тоже. Но герцог заверил, что если не случится ничего неожиданного, мессер Ансберт сумеет возвыситься — и тогда наступит время браться за метра Ольера. Хозяин согласился действовать, как прикажет герцог. При следующей встрече в кабачке он признался, будто некоторое время назад, после ссоры с одним из торговцев, так разозлился, что попросил одного мага извести обидчика, но наутро раскаялся и отказался от замысла. "Одного раскаяния мало, — возразил мессер Ансберт. — Где прячется маг?" Господин, конечно, охотно всё разъяснил.

— И мессер Ансберт получил возможность обратить на себя внимание, — произнёс Энгерранд.

— Да. Справился он великолепно: в тот же день схватил мага — а вместе с ним ученика и парочку помощников. Один из них оказался страшно словоохотлив, из страха за свою шкуру выложил всё, что знал о тёмных делишках своего хозяина. И от признаний его у самого Верховного жреца волосы встали дыбом! В сердце столицы готовился заговор! Хотели извести самого короля! Вот почему здоровье государя пошатнулось... Следующим утром мессер Ансберт произнёс блестящую речь: всех магов — поймать, допросить, вытянуть правду, после — на костёр. Кто поможет — пусть не боится больше Небесного судилища; встреча с Аллонетом пройдёт как маслу. Верховному жрецу подобная горячность не пришлась по душе. Среди горожан поползли слухи, что наш главный священнослужитель, похоже, не слишком-то занят делами религии, защищает истинную веру с меньшей страстью, чем следовало бы. Оно и понятно — восьмой десяток пошёл. Да, конечно, старость... Но, демон побери, чересчур мягок он с врагами культа Семибожья, слишком мягок!.. Почему не раздавил, почему не вырезал на корню, почему не изжарил до сих пор всех этих негодяев? Сколько было казней во время последней охоты? Одна! Да и тот безмозглый купец, что попался, разве был он похож на закоренелого злодея? Не очень... А теперь маги до того осмелели, что готовы поднять руку на государя...

— Слухи распространяли люди герцога?

— И наши тоже. И множество сплетников по всему городу. Деньги метра Эделена не пропали даром. Но! — строго посмотрел на слушателей владелец "Золотого кувшина". Никто не собирался свергать Верховного жреца.

— Оно и понятно! — хохотнул господин Бертгард. — Зачем? В этом не было никакого смысла. Зато пользу от сплетен, думаю, получили немалую.

— Ещё бы! — гордо заявил метр Себерн. — У Жреца не осталось выбора. Если проявить мягкотелость, противники ударят в спину. Нужно хоть что-нибудь предпринять. И рядом с ним, конечно, тотчас оказался мессер Ансберт... Хвала богам, пусть бешеный фанатик всё решает! Что-то пойдёт не так? Есть на кого свалить вину. А в случае успеха заслуги можно приписать себе.

— И мессер Ансберт живо взялся за дело?

— О да! Благо, он прекрасно знал места, где поселились маги. Кое-кто, конечно, успел сбежать, но улов превзошёл самые смелые ожидания. Начались пытки. О заговоре против короля никто ничего не сказал... зато сразу несколько человек признались, что к ним обращался Главный жрец храма Авира — а он, по слухам, мечтал стать новым Верховным жрецом...

— Кхм! — почесал подбородок градоначальник. — Неужели герцог предвидел такой поворот событий?

— Несомненно! Всё шло по намеченному им плану. Новость быстро разнеслась по городу, и мы стали наблюдать, как поведёт себя метр Ольер. Тот заволновался, совершил несколько визитов к аристократам, да и к нему зачастили придворные. Мы с Отеном записывали, с кем он виделся, и передавали герцогу Греундскому. Вскоре обнаружилось двое человек, которые, вне всякого сомнения, помогали Гиро: кравчий и хранитель казны, оба — королевские любимцы, заседали в Малом совете, с такими союзниками можно ничего не бояться. "Жаль, — сказал герцог во время одной из встреч, — что именно эти лизоблюды стоят у нас на пути. Никто не поверит, будто они злоумышляют против государя". Прошёлся несколько раз туда-сюда вдоль берега, а потом вдруг хлопнул в ладоши и засмеялся: "Постойте-ка! Кажется, я знаю, как свалить ублюдков!" И я почувствовал, что теперь-то метру Ольеру точно несдобровать.

Глава 10

Метр Себерн умолк, точно желая до предела разжечь любопытство слушателей.

— Ну? — нетерпеливо проворчал градоначальник.

Арестант состроил отвратительную гримасу, будто хотел в точности передать, как именно дед сеньора Годерика излагал союзникам свой план.

— Герцог, — сказал он, — вспомнил, что метр Ольер недавно добился права поставлять вино ко двору...

— Проклятье!.. — задохнулся от негодования и ужаса градоначальник. — Неужели герцог... неужели он?..

— Нет, что вы! Никто и не думал отравить короля!

— Что же тогда означали слова этого негодяя?

— Всего-то сделать так, чтобы метр Ольер рассорился с кравчим.

— Как именно?

— Сейчас расскажу, — живо откликнулся метр Себерн. — Тогда как раз начали готовиться к свадьбе наследника престола. А вы ведь помните, какие пирушки закатывал дед нашего государя? Видели, правда?

— Да.

— Король к тому времени поборол болезнь — так, во всяком случае, казалось, — и никто не сомневался, что попойка будет грандиозная. А значит на семейство Гиро ложилась величайшая миссия, дело необычайной важности, демон их побери! Шутка ли — добыть столько вина, чтобы на торжествах оно лилось бурным потоком, лилось широкой рекой, превращалось в океан. Конечно, были и другие поставщики. Но метр Ольер хотел выслужиться, взял на себя непомерные обязательства. И поплатился, ненасытная тварь! Всё прошло как по маслу. Представьте только: на караван вдруг нападают разбойники, одну половину товара уничтожают во время схватки, другую — забирают. Метр Ольер в растерянности и отчаянии. Сказать кравчему? Нет, ни за что! Спешно отправляет людей в новый поход — да с такой охраной, что бандиты точно не сунутся. Но — вот беда! — на обратном пути при переправе через реку вдруг обрушивается мост! Люди не пострадали — так, пара утопленников и человек десять переломали себе ноги и руки. А вот товар потерян безвозвратно!

Метр Себерн захохотал. По щекам его заструились слёзы.

— А после... — продолжил он, давясь смехом, — о несчастьях Гиро узнаёт кравчий... нашлись добрые люди... ругает метра Ольера на чём свет стоит, говорит, что им не сносить головы, если только государю шепнут, что празднество может быть испорчено. Что делать? Выход один: купить вино у кого-нибудь из других торговцев. Хоть оно и сгодится только для крестьян — плевать! Простолюдины пусть и лакают на площадях. А ради придворных — так и быть — придётся запустить руку в запасы из собственных погребов... Такого унижения метр Ольер давно не испытывал, но делать было нечего. И тут впервые заявило о себе семейство метра Вельгарда.

Градоначальник облизнул пересохшие губы и заулыбался. Наконец-то узник подошёл к самому интересному, тому, ради чего его и слушали полдня! Энгерранд, напротив, стал вдруг совершенно спокоен.

— Но ведь отец метра Вельгарда, — негромко произнёс он, — да и сын тоже, состоял в гильдии торговцев сукном и шёлком.

— И что? — фыркнул арестант. — Метр Ольер тоже был её членом.

— Всё же это довольно-таки странно...

— Ничего странного! Разве неясно, что семейству метра Вельгарда покровительствовал герцог Греундский?