Его зовут Ангел

В школе первый урок физкультура. Ангел и Егор уже сидят в спортзале, когда я появляюсь там. Ангел замечает меня первый и машет рукой с самой дальней скамейки. Егор поднимает взгляд и робко улыбается мне.

― Привет, ― говорю я, когда подхожу к ним.

― Привет, ― улыбается Ангел. ― Принесла?

Я усмехаюсь и достаю из рюкзака листок.

― И я все еще не понимаю, зачем тебе это, ― бормочу я.

― Просто интересно, ― он пожимает плечами и тоже достает свой листок.

Я вопросительно смотрю на Егора, затем на Ангела. Ангел понимает, что я имею в виду и говорит:

― Свои жизненные правила он рассказал мне так. У него их всего три. Первое ― не думать о прошлом. Второе ― не думать о настоящем. Третье ― думать о будущем.

Я снова смотрю на Егора, который кажется сконфуженным и напряженным.

Я отдаю Ангелу свой список и беру в руки его. Так, посмотрим, что он написал.

ПРАВИЛА СВОБОДНОГО ЧЕЛОВЕКА

Правило первое:

Общество сковывает нас, лишая многих возможностей, но мы свободны. Необходимо помнить об этом.

Правило второе:

Научиться различать правду ото лжи. Добро от зла. Этот мир полон иллюзий.

Правило третье:

Не делать того, чего не хочешь. Не говорить того, что считаешь неправильным. Свобода должна проявляться во всем.

Правило четвертое:

Даже если кажется, что ты никому не нужен, ― это не так. Кто-то думает о тебе. И ты думай об этом как можно чаще, чтобы не сойти с ума.

Правило пятое:

Ты сильнее всех, раз пошел против целого мира. Нужно гордиться этим.

Правило шестое:

К сожалению, от нас ничего не зависит. Судьба правит нами, а не мы ею. Это минус. Но раз уж бросать вызов, то и судьбе тоже. Попытки, хоть и не имеющие положительного исхода, все равно заставляют тебя чувствовать по-прежнему живым и к чему-то стремящимся.

Правило седьмое:

Никто не запрещает мечтать. Мечты разбавляют суровость реальности и помогают двигаться дальше. Так что не нужно отказываться от них.

Правило седьмое:

Гордиться тем, кто ты есть, потому что ты уникален. Да, люди будут издеваться, смеяться и презирать за то, что ты отличаешься от них. Но подумай, почему они так ведут себя? Что заставляет их ненавидеть? А то, что им проще считать тебя чокнутым и ненормальным, чем признать то, что больше всего на свете они бояться отделиться от всех, но хотят этого.

Правило восьмое:

Ценить и тянуться к доброте, потому что это истинная сила, а не слабость.

Правило девятое:

Не бояться проявлять свои чувства. Это напоминает, что ты человек, а не жалкое его подобие.

Правило десятое:

То, что снаружи ― обманчиво. Пытаться разглядеть внутренний мир человека. Это получится, если ты на верном пути. Если увидишь пустоту ― идти дальше, потому что этот человек не тот.

Правило одиннадцатое:

Ты не одинок. Есть люди, которые никогда не предадут, и они обязательно встретятся на твоем пути.

Правило двенадцатое:

Мы можем изменить мир. Чуточку, но все же это возможно.

Я заканчиваю читать и улыбаюсь.

― Твои правила интереснее моих, ― говорю я тихо.

― Просто ты смотришь на все более пессимистично, ― легко замечает Ангел. ― Я оставлю твой список у себя, а ты возьми мой.

― Но зачем? ― я непонимающе хмурюсь.

― Не знаю, ― он пожимает плечами. ― Просто так интересно. Разве нет?

Теперь я пожимаю плечами.

* * *

После уроков Ангел, я и Егор идем домой. Ситуация такая же, как вчера: Ангел и Егор разговаривают, а я молча плетусь позади них. Из нас троих к школе я живу ближе всех. Когда мы подходим к моему дому, я останавливаюсь.

― О, я даже не заметил, как мы пришли! ― удивляется Ангел.

Потому что он был занят очень важным разговором о взаимодействии электрически заряженных тел, из которого я не поняла ни слова.

― Пока, ― говорит мне Егор.

― Пока, ― говорю я ему в ответ.

Ангел подходит ко мне ближе и тихо спрашивает:

― Как насчет прогулки к озеру?

Наверно, он замечает, как я оживляюсь, поэтому улыбается.

― Да. Конечно, ― киваю я.

― Я позвоню тебе в три, идет?

Я снова киваю.

― Пока, ― говорит он и уходит с Егором.

Я благодарна, что Ангел не рассказал о моем месте Егору, потому что мне было бы неприятно, и не то, чтобы я недолюбливаю Егора. Просто мне надо, возможно, привыкнуть к нему, так же, как к Ангелу.

Какое-то время я смотрю им вслед, а затем не спеша иду к своему подъезду.

К моему удивлению, мама дома, когда я открываю входную дверь.

― Разве ты не должна быть на работе? ― интересуюсь я, проходя в нашу небольшую гостиную.

Мама сидит на диване и читает какой-то кулинарный журнал.

― Я отпросилась с обеда, ― отвечает она и с неохотой переводит на меня взгляд. ― Ты поздно.

― Был факультатив по русскому, ― говорю я и скидываю с плеча рюкзак. ― Есть что поесть?

― Макароны с котлетами, ― говорит она, и я бреду на кухню.

Желудок сводит от голода, когда я вдыхаю запах еды. Я ставлю чайник и беру тарелку. На кухню заходит мама.

― Как дела в школе? ― спрашивает она.

Я накладываю себе макароны.

― Нормально, ― у меня всегда один ответ на этот вопрос.

― Завтра у отца день рождения, ― сообщает мама, и я застываю, ― если ты не забыла.

А я забыла...

Я поворачиваюсь к маме лицом, и по моему выражению лица она все понимает. А я вот удивлена, что она помнит об этом, ведь у нее столько работы. Вечно работа, работа, работа...

― Ты уже решила, что подаришь ему? ― спрашиваю я хрипло.

Мама проходит и садится за стол. Внимательно смотрит на меня.

― Нет. Но я думала, что мы могли бы сходить с тобой и выбрать ему что-нибудь, ― предлагает она.

Звучит заманчиво, но...

― У меня дела сегодня, ― говорю я.

Ее брови удивленно выгибаются дугой.

― Дела? ― повторяет она. ― Какие?

― Иду гулять с Ангелом, ― поясняю я.

― Слушай, ― вздыхает мама, ― я очень рада, что у тебя, наконец, появился друг. Но это не значит, что теперь ты должна все свое свободное время проводить с ним.

У меня отвисает челюсть.

― То есть, сначала ты упрекаешь меня в том, что я постоянно сижу дома, и мне не хватает общения? А сейчас говоришь, что я должна сидеть дома? Как тебя понимать, мам?

― Я не говорю тебе сидеть дома, ― мягко произносит мама. ― Я говорю, что кроме друзей у тебя еще есть я, и папа. И иногда мы должны проводить время вместе.

Я едва себя сдерживаю, чтобы не рассмеяться. Так теперь она беспокоится об этом? Если бы не папин день рождения, она бы так и перекидывалась со мной стандартными фразами, типа: "Что получила в школе?", "Иди ужинать", "Спокойной ночи"...

― Я не смогу сегодня, ― вновь говорю я и отворачиваюсь от мамы.

― Знаешь, ради папы могла бы и отменить прогулку! ― упрекает она меня.

Я не отвечаю, что больше раздражает ее. Молчание всегда угнетает.

― Ты пойдешь со мной, Августа, ― строго диктует она. ― И это не обсуждается.

Я громко ставлю тарелку на кухонную тумбу, и в моей голове крутится столько слов, которые я хочу ей сказать. Но я не говорю, потому что это приведет к ссоре. А ссора ― это волнение. Волнение ― боль в сердце.

― Ладно, ― сдаюсь я, но голос мой звучит сердито. ― Тогда пойдем сейчас.

* * *

Я звоню Ангелу и предупреждаю, что задержусь, и чтобы он сразу шел к озеру.

Мы с мамой блуждаем по магазинам два с половиной часа. В итоге она выбирает дорогой одеколон известного бренда, и я покидаю ее, сажусь на автобус и еду до Шуваловского проспекта, остановки "Улица Оптиков".

Ангел сидит, прислонившись к валуну, когда я ступаю на территорию своей цитадели успокоения. Я стараюсь подкрасться к нему, но он говорит прежде, чем я собираюсь крикнуть "Буу!" и напугать его:

― Я услышал тебя еще минуту назад, ― он переводит озорной взгляд на меня и лукаво улыбается, ― когда ты пробиралась через деревья и ворчала.

Я улыбаюсь и сажусь рядом с ним на поблекшую траву.

― Давно ждешь? ― спрашиваю я.

― Где-то час, ― отвечает он.

― Ой. Извини. Мы с мамой выбирали папе подарок на день рождения... Что читаешь? ― я замечаю книгу в его руках.

― Потрясающую книгу, ― говорит Ангел.

Я усмехаюсь и пытаюсь разглядеть обложку. На светлом фоне изображена красная бабочка.

― Запчасть Импровизации? ― я вопросительно смотрю на Ангела. ― Аль Кво... Кво...

― Квотион, ― с улыбкой говорит он. ― Здесь стихи автора и его прозаические миниатюры.

― Хмм. И как? Интересно?

― Шутишь? Это изумительно, гениально! ― его глаза загораются, как новогодние огни. ― Вот, ― он раскрывает книгу и листает ее, ― послушай:

Когда меня спросят: "Кто ты?", я промолчу, не найдя ответа. Можно вместить все аспекты бытия в короткое слово "я", прочертив на лице многозначительную улыбку, можно пуститься в долгие рассуждения, неуверенно нащупывая отточенными плавниками слов материю псевдофилософии, можно вскрыть собственную душу, перефразировав ее в условный ответ, который в любом случае окажется не по размеру вопросу, как любимый в детстве свитер с годами становится мал. Потому что в глазах задающего вопрос ты всегда будешь иным, чем тот, кем ты знаешь себя изнутри. Потому что каждый из нас видит в первую очередь себя, многократно отраженного в чужих лицах. Мы, как симфонию по нотам, разбиваем этот мир на собственные болевые точки. Когда меня спросят: "Кто ты?", я загляну в глаза собеседнику, узнавая человека. Одержимому верой я отвечу, что я атеист, одержимому одиночеством я скажу, что я муж и отец, ищущему ответов я назовусь дураком. И тогда ответ станет равен вопросу, но ничего не расскажет обо мне. Когда меня спросят: "Кто ты?", я уверенно отвечу: " Я — никто. Я фрагмент, осколок зеркала мира, мелькнувший в твоих руках на долю мгновения, прежде чем исчезнуть навсегда." А ты, задающий вопросы, ищущий ответов, кто ты?

Ангел переводит взгляд на меня и натягивает выжидающую улыбку.

― О, ― кратко произношу я, потому что не знаю, что должна сказать на это.

― Как тебе? ― интересуется он. ― По-моему, гениально, ― улыбка Ангела становится восторженной. ― Аль Квотион просто потрясающий! Я его фанат! Сколько правды, сколько смысла в его словах. Невероятно... Просто невероятно!

― Этот... Аль... твой любимый писатель, получается? ― спрашиваю я.

― Ну, он не то что бы писатель, ― тихо ухмыляется Ангел. ― Но да, в общем-то. Я его обожаю, ― а затем его глаза начинают сверкать. ― Он пишет стихи, и у него всего одна книга, ― он кивает подбородком вниз, на раскрытую книгу. ― Если хочешь, кстати, можешь взять, почитать, ― Ангел переводит взгляд на меня. ― Возьмешь?

Я в замешательстве пожимаю плечами и киваю.

― Ладно, давай.

Он захлопывает книгу и протягивает ее мне. Я несколько минут изучаю обложку и говорю:

― Спасибо.

Я кладу книгу к себе на колени и откидываюсь назад.

― Знаешь, ― со вздохом говорит Ангел, ― я скучаю по тому времени, когда был маленьким для того, чтобы понимать этот мир. Это было действительно хорошее время. Я не знал, что такое обиды и предательство друзей. Я не знал о лжи. Я гулял целыми днями и ни о чем не заботился. Я смеялся и даже не представлял, что когда-нибудь могу столкнуться с болью, горем и разочарованием. Тогда я любил людей, потому что умудрялся видеть в них хорошее. Я всему радовался. Я был счастлив оттого, что наступит новый день, и я снова смогу идти гулять с друзьями...

Он улыбается, но улыбка его производит на меня неприятный эффект. Я чувствую, что его грусть просачивается в меня, и все внутри напрягается, болезненно сжимается.

― А что сейчас? ― Ангел резко вскидывает голову и печально смотрит на серое небо. ― Сейчас я другой человек, наполненный изнутри сожалениями, обидами и воспоминаниями о когда-то счастливом времени. Я сломанный подросток, встретившийся с реально страшными вещами, хотя мне всего пятнадцать! Я часто задаю себе вопросы, почему это произошло со мной, почему определенный человек отвернулся от меня, и так далее... Я считаю этот мир несправедливым. Я сожалею, что что-то сделал не так в свое время. Я сожалею, что не могу вернуться и все исправить. Ведь если бы в тот день я был осторожней, или вообще не вышел на улицу, то ничего бы не произошло. Сейчас я был бы другим ― беззаботным, веселым, и я играл бы в футбол... ― он издает усталый вздох и начинает сутулиться. ― Но я устал сожалеть. Я устал думать о прошлом, потому что это усложняет жизнь. Это мешает жить настоящим. Я злюсь на себя, потому что даже при самом сильном желании не смогу избавиться от этих мыслей, ― Ангел измученно смотрит на меня. ― Ты понимаешь?

Я могу лишь кивнуть, потому что не хочу говорить.

Ангел снова вздыхает и отворачивается от меня.

― Детство ― это самый лучший период в жизни человека, ― подводит он итог. ― Это единственное время, когда мы по-настоящему можем быть счастливы, когда мы еще не знаем о проблемах. И как глупо, что все дети хотят повзрослеть, ― он хрипло смеется.

― Я не хотела, ― говорю я. ― Я не думала об этом. Возможно, я была странной с самого рождения.

― Почему тебя назвали Августой? ― спрашивает Ангел. ― Ты родилась в августе?

― Нет, ― усмехаюсь я и качаю головой. ― Я родилась в июле.

― Твоя мама родилась в августе? Или папа?

― Тоже нет. Я не знаю, почему меня так назвали. Мои родители тоже немного странные.

― Я думаю, твоим родителям и моим нужно познакомиться.

Я улыбаюсь. Мои родители давно никуда не выбирались. Они не общаются со своими друзьями, потому что все время у них отнимает работа. Папа больше не ездит на рыбалку. Мама не ходит в салоны красоты и не болтает со своими подругами часами напролет. А ведь когда-то они были нормальными, обычными, как все.

На меня падает капля. Я поднимаю глаза к небу, и снова чувствую сырость на лице.

― Ой, ой, не хорошо, ― бормочу я. ― Дождь начинается.

И в следующую секунду на нас обрушивается ливень. Я, визжа, соскакиваю на ноги, беру книгу и бегу к деревьям. Смеясь, Ангел догоняет меня.

― Постоим здесь, ― говорю я, стуча зубами.

― Хорошо, ― охотно соглашается он.