| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Что тебе приснилось?
— По дороге расскажу, сейчас мне надо на курсы!
Я перекинул пиджак через плечо, поспешно вышел из кабинета. Мой перерыв давно закончился, но распоряжение начальника должно быть исполнено, несмотря ни на что. Единственное, что я хотел сделать перед тем, как покинуть "Империал", это ещё раз увидеться с Фадеевой. К моему несчастью, Жанна работала в отделе планирования — в том самом, которым и руководила Мирошкина. Добровольно лезть в клетку к оставшемуся голодным льву сомнительное удовольствие, но иного пути не было. К тому же Виктория Павловна не обрадуется, увидев мой интерес к Жанне, поэтому к Фадеевой придется идти незаметно. Собравшись с мыслями и воспользовавшись лифтом, я спустился на первый этаж компании. Мирошкина могла быть где угодно; стараясь идти на цыпочках и не поднимать лишнего шума, я открыл дверь в архитектурный отдел. Он был соединён с отделом планирования неприметной дверью. Работники поднимали на меня безразличные взгляды, кто-то здоровался кивком головы, кто-то не обременял себя даже этим. Я как всегда улыбался своей фирменной улыбкой, приветствуя всех и вся. Отдел планирования насквозь женская обитель, и обилие роскошных бюстов здесь зашкаливало. Я чуть растерялся, невольно оценивая увиденные размеры. Девушки встречали меня приветливо и даже с легким заигрыванием; вспоминая о Мирошкиной и вздрагивая от резких звуков, я шёл вглубь отдела.
— Роман Валерьевич? — удивленный и чуть испуганный взгляд Фадеевой застал меня врасплох.
Подойти к ней незамеченным мне не удалось, Жанна почувствовала на себе пристальный взгляд и теперь, когда я увидел её вживую, поймал себя на мысли, что не имею никакого представления, что делать дальше. И действительно, о чём я думал? Что спрошу, как Фадеевой удалось вырваться из тех цепей, и она тут же расскажет мне эту захватывающую историю? Я молчал, фирменная улыбка не покидала лицо ни на мгновение, хоть теперь от неё совсем не было толка. Моё гробовое молчание вкупе с непонятной радостью вселило в Жанну тревогу. Она неуверенно огляделась по сторонам, словно зовя на помощь.
— Жанна, у вас всё хорошо? — жалкая попытка с моей стороны разрядить напряжение.
Фадеева лишь пожала плечами. Я заметил фотографию Миши на столе, её уголок торчал из-под папки с отчётами — и никакой видимой опасности вокруг. Возможно, в этот раз я побеспокоил Жанну зря. — Всё будет хорошо, не переживайте.
Чувствуя приближение Мирошкиной нижней чакрой своего тела, я отходил по той же дороге, что пришёл сюда. Жанна ничего не ответила, смысл моего визита так остался для неё загадкой, как впрочем, и для меня самого.
* * *
Путь до станции Юго-Западная занял у меня больше сорока минут. И хоть народа в послеобеденные часы на ветках метрополитена не так уж и много, но чувство, что можно столкнуться нос к носу с моей старой во всех смыслах знакомой, не на шутку тревожило. Впрочем, сейчас меня волновали совершенно другие вопросы:
— Яр! — я уже успел вкратце объяснить своему предку суть увиденного, но наш разговор прервала поездка на метро.
На платформе пункта назначения я тщетно выискивал знакомый силуэт в общем потоке. Похоже, эта история Яру не показалась интересной. Я начинал злиться от того, что на разговоры уходило слишком много времени, а мне ещё надо найти эту контору по психологии, надеюсь, за прошедший год она не закрылась и не сменила вид деятельности. Будет забавно принести Борисычу сертификат не по психологии, а по шитью или, чего лучше, по домашней кулинарии. Благо я успел захватить из офиса их старую визитку с красиво выведенной надписью: "Студия психологии и психотерапии". На обратной стороне кто-то заботливо нарисовали едва ли не четверть юго-западной части Москвы. Не дождавшись предка, я побрёл к выходу. Странно, что компания выбрала такое место обучения. Обычно подобные курсы проходили на базе университетов, а не на окраине Москвы в студии два на два.
— Так ты говоришь, у деда был один из осколков? — Яр появился в дверях на входе в наземный вестибюль.
— Да, и еще твой перстень, они использовали его в бою! Яр! Ты меня не обманываешь? Я действительно первый, с кем ты сумел найти контакт? — этот вопрос начинал волновать меня все больше и больше.
— Рома, уж поверь мне! Это, во-первых, а во-вторых: не забывай то, что ты видишь, это всего лишь сон, это аллегории, которые не стоит понимать буквально!
— Аллегории... — повторил я еле слышно. А ведь Яр прав, испокон веков сны лишь искривлёно отражали события яви, а настоящие вещие сны мне никогда и не снились. — Странно, что дедушка никогда не рассказывал мне о приключениях своего отца, там было чем гордиться. Уму непостижимо, через что им всем пришлось пройти...
— Лучше тебе об этом не знать! — ответил угрюмо Яр.
И в этом нет ничего удивительного, дед был одарённым рассказчиком, вот только никогда, ни под каким предлогом он не рассказывал о войне. Достаточно сказать что, будучи в плену у немецко-фашистских товарищей моя бабушка выходила на расстрел два раза. Война свела их судьбы в госпитале в начале сорок пятого.
— Ладно, что думаешь по поводу Фадеевой? Я еще ни разу не видел сон внутри сна. Это тоже аллегория, или нужно побеспокоиться за здоровье Жанны?
— А вот это хороший вопрос. Ты что-нибудь почувствовал, когда она пришла на приём?
— Не знаю... я не видел никаких особых сил зла и уж тем более цепей у неё на шее, — я озадаченно рассматривал карту на визитке. А ещё меньше они нарисовать её они не могли?! С трудом прочитал улицу: Покрышкина. От метро метров восемьсот или весь километр, ну хоть прогуляюсь после душного офиса.
— Может, стоит тогда к ней приглядеться получше? А то ты всё по Мирошкиной да по Мирошкиной, — на поверхности Яр чувствовал себя вольготно, охотно мозолил глаза и так и норовил подколоть по поводу Виктории Павловны. — Пригласи эту Жанну к себе на чай лишний раз, развяжи язык.
— Как это? Я же не могу её к себе насильно привести, тем более на чай. А вдруг она меня не так поймёт?
— Думаешь, она будет кричать и сопротивляться?
— Думаю, мне лучше вообще пока к себе внимание не привлекать никаким боком. Задницей чую — грядет что-то не очень хорошее!
Вот в чём в чём, а в определении потенциальной опасности мне не было равных. Даже сейчас, пробираясь по светлым улицам Москвы и не видя явной угрозы, я чуял, как внутри меня упорно свербел червячок, который повторял как заклинание: "А может, не надо туда идти?" Я как обычно не слушал его, грозный голос Борисыча заглушал и здравый смысл, и инстинкт самосохранения.
— Ну, смотри сам, тогда и не жалуйся, если клиенты начнут умирать у тебя на сеансах, — Яр в свойственной только ему манере развёл руками. От услышанного я невольно сбавил шаг.
— Да типун тебе на язык!
— Спасибо, сифилис — это всегда приятно! — хмыкнул призрак и исчез.
Он даже не дал мне пояснить свою реакцию. Яр капризничал всё сильнее и сильнее, обижаясь иногда на сущую ерунду. Иногда мне казалось, что от следующего неосторожного слова он упадёт наземь и зарыдает в истерике. Фиг поймёшь этих мертвых! И живых тоже фиг поймёшь! Я поймал себя на мысли что в этой борьбе я остался в полном одиночестве. Чёрт, мне точно нужны курсы психологии! Чертыхаясь и придушив без конца свербящего об опасности червячка, я двинулся дальше.
* * *
— Вы мне не поможете?
Из подворотни между двумя жилыми домами мне наперерез выкатилась старая инвалидная коляска. На ней мужчина лет сорока, нет ног, на одном глазу повязка. Он растрепан и помят, в волосах седина. Из одежды светлая футболка с жирными пятнами и штаны маскировочной расцветки, в таком же состоянии. Судя по карте на визитке, я не дошёл до дверей офиса психотерапевтов каких-то сто метров.
— Да, конечно, — хоть я и опаздывал, но вид бродяги заставил сердце дрогнуть: никто не застрахован. — Кто это вас так?
— Война...
Мы вошли в подворотню. Кипящая на Московских улицах жизнь осталась за спиной и стала тише. Дорога оканчивалась грязным тупиком, набросанные картонные коробки разбухли от конденсата, капающего с радиаторов многочисленных кондиционеров. Дома ими тут увешаны как виноградными гроздями.
— Что тут? Чем помочь? — не понимая, зачем мы пришли сюда, я обернулся на бродягу. Тот поднял голову, нехорошо оскалился:
— Вам просили передать кое-что...
Он вскинул руку, и я слишком поздно понял, что попал в ловушку. Инфернал вырвался наружу, разрывая и раскидывая одежду. Он послал не печать, что-то новое, диковинное для глаза. Две черные тени, до ужаса похожие на птиц. Закрутив спираль, они вонзились в моё тело, так, что я едва успел приложить руку к бедру. Печать защиты была неактивна. Жжение и проникающий холод заставили вскрикнуть, упасть на колени. Магическая печать попала на руку, сковала движения. Кольцо Яра было совсем близко, в кармане, но вторая часть заклинания ударила в бок, прилипла к груди. Дыхание перехватило, я не мог не то что закричать, произнести хоть что-то внятное. Края печати ожили, начали сходиться, окутывая меня паутиной зловещего, кровавого узора. Инфернал зашкворчал, подходя ближе, и все ещё держал тощую руку на уровне груди. Он целился в меня как из ружья, я заметил, что несколько пальцев его было срублено по касательной чем-то невероятно острым.
— Исключенец! Ты переступил черту, ты убил моего прародителя.
Я не мог поверить, что стал центром настоящей мыльной оперы с элементами гангстерской вендетты. Как-то уже и забыл имя того Инфернала, что убил сержанта полиции, заставив его съесть белый осколок. Видимо, передо мной сейчас стоял один из его милых отпрысков. Как ни жаль было нарушать идиллию праведной мести, но смерть не входила в мои планы на сегодня. Под давлением печати пришлось упасть на грязный асфальт и завалиться на бок. Рука все ещё на бедре, но я почти не чувствовал пальцев, из последних сил собирал в кончиках спасительный импульс.
— Умри, Исключенец...
Инфернал сделал очередной шаг. Его намерение пугало своей решительностью, но не методом исполнения. Узор моей защитной печати расползался по телу, я отчётливо ощутил борьбу двух стихий. Величественный огонь, схлестнувшийся с массивной толщей воды. Так, кусочек за кусочком, цветущий сад отвоевывал землю у безжизненной пустыни. И где-то между этими стихиями был расплющен и прижат Прокл. Уже через мгновение я смог вдохнуть кислорода. Закрыв глаза, сосредоточился, последний рывок, и мой дикий крик разрезал затхлый воздух тупика:
— Яр!
Когда я открыл глаза, Инфернала уже не было. Предок появился на месте, где он только что стоял. Увидев меня, Яр изумленно выпятил губу:
— Ты что опять творишь?
— Помоги... — энергии для сопротивления уже не было, вражья печать отчаянно боролась с моей защитой, и силы их — предательски равны.
Яр навис надо мной, опустил руку. Тепло разливалось по телу, прогоняя холод и колющую боль в груди. От долгожданного облегчения задрожали руки. Призрак усилил печать защиты, её края разорвали колдовской узор порождения Лимба. Он снова превратился в птиц, Тени взмахнули крыльями, оторвались от моего тела, растворились в воздухе, гаркнув напоследок по-вороньи. Эхо их крика отзвуком билось в голове в такт пульсу, пока окончательно не затихло.
— Во дела... — Яр проводил остатки заклятия озадаченным взглядом. — Что произошло-то?
— Да был тут один... передаст! — я с трудом поднялся на карачки.
Тело невероятно ломило, желудок грозился излить содержимое прямо на асфальт. Я сумел подползти к стене, облокотился о неё спиной. В полумраке подворотни стояла инвалидная коляска, рядом клочья изодранной одежды. Яр внимательно прошелся по уликам, сделал правильный вывод:
— Он замаскировался?
— Да, чёрт! Они всё мстят мне за того утырка, что откинулся в участке! Семейка Адамс... — я перевёл дух. И как бы они не хотели меня пришлёпнуть, я все-таки жив! Утешала только одна мысль: пережив атаку, мой организм "переварит" заклинание, и в следующий раз я отделаюсь ещё легче. Придя в себя, я хищно улыбнулся:
— Эта хрень намного сильнее того, что я видел прежде. Похоже, он действительно решил убить меня. Уговор что, теперь не действует?
— Кольцо, — Яр больше не шутил. Всё указывало именно на это.
Я сунул непослушную руку в карман брюк, достал перстень, с трудом надел на скрюченный палец. Кровь постепенно разливалась по телу живительным теплом, но сколько времени потребуется на восстановление неизвестно, а мой рабочий день ещё не кончился.
— Как я теперь на работу пойду в таком виде? — я почти плакал, смотря, как очередной костюм с иголочки превратился в грязный обносок.
— Как-как... как обычно! Давай, уходи отсюда и кольцо не снимай, я скоро... — Яр исподлобья смотрел на окружающую обстановку. Прежде чем сорваться с места и раствориться в воздухе, он небрежно бросил через плечо: — Уговор не может разорваться, я заплатил за него своей жизнью!
Отлично бросать родственника в беде, Яр не менялся ни под каким предлогом! Я попробовал встать, но закружилась голова. Уцепившись за шершавую стену, я сжал зубы, отдавая приказ своему, лишённому энергии телу: "Встань и иди!"
Мне удалось добраться до выхода. Клочки разорванной Инферналом одежды напомнили мне об ужасной смерти Молчанова в морге. Надеюсь, хоть в этот раз никто из людей не пострадал. Я вышел на улицу, все ещё трясся от могильного холода, растирал руки, но надеялся, что под лучами солнца сумею быстро согреться. В ушах послышался вялый стон моего телесного питомца.
— Прокл! — я встряхнул рукой, задрал рукав пиджака. Совсем забыл о кляксе и начал по-настоящему переживать за то, как Прокл переболел нападение.
Тёмное тельце моего питомца то проявлялось, то исчезало на коже предплечья. Малышу досталось не меньше моего. Прикусив губу, погладил себя по руке. И какого чёрта я вообще делаю, но ведь действительно уже привык к Проклу. Это всё проклятое одиночество, от него можно сдружиться даже с мухой, застрявшей между фрамугами окна и засохшей во время зимней спячки. Защитная печать выдавливала кляксу из моего тела, поэтому мне пришлось снять её и в этот раз.
* * *
Прошлое
Как я и ожидал, на свободу из больничной палаты я вышел не только с чистой совестью и вещами, но и с очками в придачу. Помогали они не очень сильно, но мать настояла, чтобы я выполнял все предписания врача и носил их каждый день. Быть очкариком каждый день мне не хотелось, поэтому, как только выдавалась минутка уединения, я непременно взывал к проснувшейся внутри меня силе и использовал её, ставя на свое многострадальное лицо печать исцеления. Яр иногда как-то по-особенному её усиливал, и тогда холод под моей ладонью сменялся хоть и не сильным, но теплом. Лечение проходило слишком медленно. Я злился и впадал в депрессию. Родители, что ещё жили со мной несколько дней после выписки, видели это, но ничего не понимали. Я старался ничего не говорить на эту тему, а когда пришло время им уезжать домой, случился следующий разговор:
— Ром, ты уже закончил учёбу, может, пора бы и домой возвращаться? Поехали с нами, а?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
