Старший брат Одина

Снаружи раздался громкий стук в ворота и голос Гунвальда:

— Сигун, открывай! Это я!

— Иду — иду! — крикнула Сигун.

— Спрячься пока в шкафу, — шепнула она Локи.

Вскоре они вернулись вместе с Гунвальдом. Волшебник был жилистым стариком с длинной седой бородой. В своих тяжелых доспехах Гунвальд напоминал огромную морскую черепаху. Панцирь украшал с десяток крупных изумрудов, но это не обмануло Локи. На Гунвальде был не парадный, а настоящий боевой доспех, несомненно пропитанный чарами. Бархатный плащ волшебника цвета морской волны с изображением морского змея висел на широких плечах Гунвальда подобно тряпке. Локи увидел, что подол плаща вымазан в мокром песке и черной крови. Кое-где к нему пристали серебристые чешуйки. Ётун понял, что Гунвальд уже побывал на берегу и видел труп Рагнара. Огромный дубовый посох в руках волшебника казался легкой тростинкой, но на деле был весьма эффективным и мощным оружием.

Гунвальд грузно опустился за стол, взял немного хлеба и сыра и принялся за еду. Вдруг волшебник швырнул кусок сыра в стену. С прощальным звоном обрушился кувшин с пивом.

— Что случилось, Гунвальд? — спросила Сигун. — Сыр слишком кислый?

— Рагнар, мой мальчик! — воскликнул Гунвальд. — Он был мне как сын... да он и был моим сыном. А теперь он лежит там, на берегу, и вороны раздирают его тело!

— Ты никогда мне об этом не рассказывал, — сказала Сигун. — Так, может, достать то старое вино? Ты говорил, что с ним не страшно встретить любое горе.

— Сигун, умница моя, — улыбаясь сквозь слезы, сказал Гунвальд. — Ты одна всегда меня понимала. Конечно, достань его! И... у тебя нет еще копченой рыбы? Я знаю, ты всегда восхитительно ее делаешь.

Сигун засуетилась, убирая черепки и доставая вино.

— Не надо, сядь, побудь со мной, — сказал Гунвальд, поймав ее за руку. — Ты всегда дразнила и ругала меня, но на самом деле ты единственная, кто любит старика Гунвальда, я знаю...

— Как же Рагнар оказался на берегу? — спросила Сигун, присаживаясь рядом с волшебником.

— Не знаю... — покачал головой тот. — Но я знаю, кто это сделал, так же точно, как если бы я его видел! Это Локи, презренный лживый бог!

— Но... почему ты так уверен? — спросила Сигун.

— Рагнара заманили в прибрежную пещеру и перешибли хребет камнем. Наверху, на козырьке над навесом, я нашел следы крови, — сказал Гунвальд, отхлебнув из кружки. — Вонючей крови ётуна! А в теле Рагнара я нашел труп. На этом человеке был плащ Локи. Перепутать невозможно — на плаще изображена птица, которая живет в огне. Рагнар убил неизвестного в этом плаще незадолго до собственной смерти, тело не было переварено. Этот негодяй и трус не стал сражаться с ним в честном бою, а подговорил кого-то из своих дружков изобразить себя, и заманить Рагнара в пещеру. Конечно, он уверил его, что это абсолютно безопасно! А когда тот проглотил несчастного глупца, Локи завалил змея сверху камнем.

Сигун погладила волшебника по голове.

— Я как раз рассказывал Рагнару о Локи, когда был у него последний раз, — с горечью сказал Гунвальд. — Предостерегал его не связываться с этим проходимцем. И вот, как накликал...И главное, зачем? У нас с ним старые нелады, это разговор отдельный, но чем ему помешал Рагнар? Я найду Локи! И я отомщу, клянусь богами, я жестоко отомщу!

— О, если бы он был здесь! — воскликнул волшебник. — Я бы вцепился ему в глотку голыми руками!

Локи отбросил занавес. При виде ётуна Гунвальд подавился пивом.

— Не буду ловить тебя на слове, — сказал Локи холодно. — Можешь взять свой посох.

Гунвальд поднялся из-за стола, беря посох. Увидев меч Локи, волшебник побледнел.

— Только не здесь! — вмешалась Сигун. — Вы мне здесь все зальете кровью. Охота драться — идите во двор.

— Ах, Сигун, Сигун! — вздохнул Гунвальд. — Локи, послушай...

— Я уже достаточно слушал тебя! — отрезал Локи. — Ты пойдешь во двор или мне убить тебя здесь?

— Хорошо! — воскликнул Гунвальд, и они мгновенно оказались во дворе замка. — Послушай, пока нет Сигун, выслушай меня...

— Я знаю, что сразу после твоей смерти Сигун снова станет великаном, — сказал Локи спокойно, а в следующий миг запыхавшаяся жена выбежала во двор.

Гунвальд дико закричал, завертел посохом над головой и кинулся на Локи.

Ётун не шелохнулся.

Ждал, пока волшебник приблизится на расстояние выпада.

Ждать пришлось недолго.

И выпад, такой быстрый, что если бы Сигун в этот момент моргнула, то не заметила бы, как ётун нанес удар, Локи сделал только один.

Гунвальд упал на колени. Из глубокой раны на животе волшебника через разрубленные доспехи сочилась кровь. Чуть поодаль валялся переломанный надвое волшебный посох Гунвальда.

Сигун из-за плеча мужа видела, что Локи замахивается снова, на этот раз медленно. Ей доводилось видеть, как после такого удара слетали головы и у драконов, не то что у людей.

Пронзительно свистнул меч.

Раздался страшный грохот. Огромная рука схватила верхнюю часть дома Гунвальда, череп Ньерда, и швырнула его в море. Затем, тяжело ухнув, поднялся и череп Курта.

Локи закрыл глаза.

Проклятие потеряло свою силу. Сигун снова стала великаном.

— Благодарю тебя, Локи, — сказала она.

— Теперь твой черед колдовать, — сказал он.

— Может, не будем торопиться? — сказала Сигун. — Подождем, пока твое пламя возродится в тебе целиком. Ты же не хочешь, чтобы обитатели нового мира всю жизнь скитались в потемках? Встретим вместе еще несколько рассветов...

— Хорошо, — сказал ётун. — Я поеду в Хвераронд. Там мое пламя разгорится быстрее. А когда буду готов, вернусь к тебе.

— Останься.

— Сигун, — сказал Локи с усилием. — Я люблю тебя, что бы ты ни думала. Но я не могу быть с женщиной, у которой могу целиком поместиться во... рту.

Мягкие руки обхватили его грудь. Ётун вскрикнул. Сигун испуганно отняла руки, подумав, что задела его рану. Локи стремительно обернулся.

Сигун была ничуть не больше обыкновенной женщины.

Она улыбнулась, глядя на его ошарашенное лицо.

— Я люблю тебя, чтобы ты ни думал, — сказала Сигун. — И мои способности к колдовству простираются намного дальше копчения селедки. Главное — это не облик, который принимаешь. Главное — для кого ты это делаешь.

— Ну что же, — сказал Локи. — Я готов встретить с тобой еще несколько рассветов и закатов. Пока угли во мне снова не разгорятся.

17 Зря Один думал

Будем — о судьбах Митгарда...

"Как лягут руны", песня Эгиля Скалагримссона, обнаруженная в Хвераронде (Исландия) А. Нъердссоном и П. Тимаки, 2031 г.

Песнь четвертая. Редкая руна

Gefahrlich ist wer Schmerzen kennt

"Feuer frei!", Rammstein

Когда твой дух горит огнем, то эта боль сладка;

"Свободный огонь", Раммштайн

После того, как Магда, назначенная матерью Высшей Расы, дошла до белого каления от ее выходок и назвала дочь "нидинговым отродьем", Гильдис стала сторониться людей. Вестольфидинги пытались замять инцидент. Один Отто честно рассказал девочке все, что ему было известно. Старый диверсант получил нагоняй от Йозефа, но остался единственным человеком в Блюторденбурге, с которым Надежда Высшей Расы все еще иногда разговаривала.

В день своего последнего дежурства Отто устроился на веранде, в тени, так близко к освещенному солнцем кругу, как только мог человек, и хотел немного подремать. Днем вестольфидингов всегда клонило в сон. Мрамор скамейки, на которой расположился старый диверсант, приятно холодил тело. Отто положил голову на бедро кариатиды, стоявшей слева от скамейки. В глазах у него все поплыло. Мелькнули стройные ноги Гильдис, качавшейся на качелях, грустный атлант, установленный с другой стороны скамейки — каменный гигант потерял в битве со временем нос и левое ухо.

Кто-то коснулся его плеча. Отто открыл глаза.

— Пора отвечать урок, — сказала Гильдис.

— Пора так пора, — сказал вестольфидинг и сел.

Отто сам никогда не был особенно прилежен в учебе, да и терять общество девочки окончательно совсем не желал. Он не стал бы напоминать Гильдис, что сегодня она должна рассказать Великой Победе.

— На Четвертый год Последней войны Отцу нашему Рудольфу явился Вотан, — монотонным голосом начала Надежда Высшей Расы. — И даровал ему, а так же нескольким избранным, свой поцелуй. Отец Рудольф же передал дар бога другим вестольфидингам, своим подвижникам. Человек, принявший поцелуй бога, обретает бессмертие, неуязвимость и способность летать. Исход войны решила одна ночь. И нелюдям не помогли ни их пулеметы, ни танки, ни святая вода и осиновые колья. После Победы был установлен верный порядок вещей — все нелюди стали рабами вестольфидингов, рабами Высшей Расы...

Гильдис замолчала, глядя на детскую площадку. Белизна посыпанного песком круга в ярких лучах солнца резала глаз. Отто знал причину заминки. Вестольфидинг мягко сказал:

— Очень хорошо. Назови мне номер Четвертого Года по старому стилю, и расскажи о вероотступниках... Если сможешь.

Надежда Высшей Расы вздернула подбородок.

— Тысяча девятьсот сорок третий, — ответила Гильдис. — Вероотступники, так же называемые нидингами, отказались от дара Вотана. Их проповедники утверждали, что отцу Рудольфу явился вовсе не Вотан. Если бы это был действительно Вотан, говорили нидинги, то он дал бы людям способность принимать вид волков, а не нетопырей. Главным аргументов святотатцев было, что Поцелуй Вотана лишает всего человеческого, но это, конечно, пустой вздор. Да, вестольфидинги не могут выходить на солнце и почти не нуждаются в пище, но за все в этом мире нужно платить. После Победы люди занялись поисками еретиков. Подобное кощунство не могло оставаться безнаказанным. Химмельфартскомманда Отто Вестольфидинга, до Поцелуя — Скорцени, больше других преуспела в этом.

Губы Гильдис задрожали, и девочка замолчала. Гильдис сорвала один из бледно-лиловых цветков, кокетливо прикрывавших мощную грудь кариатиды, и стала мять его в пальцах.

— Любой человек имел право на поцелуй Вотана, — сказал Отто. — Каждому обнаруженному нидингу я предлагал отречься от своей ереси. Но ни один нидинг своим правом не воспользовался. Всем пришлось показать дорогу на небо.

— Я могу идти играть? — спросила Гильдис.

— Да, — сказал Отто. — Урок окончен.

Отто смотрел, как девочка пересекает освещенный круг. Надежда Высшей Расы теперь почти все время проводила в яблоневом саду, куда вестольфидинги не могли последовать за ней. Впрочем, опасаться было нечего. После того, как земля и воздух очистились от заразы, окрестности заселили генетически модифицированными рабами, неспособными причинить вред человеку.

Отто задумчиво смотрел на свой серебряный перстень. По преданию, отец Вотан девять дней провисел на Мировом Древе, пронзенный копьем, и познал девять магических рун. Рун, дарующих бессмертие, победу над врагом, исцеление и удачу в любви. Но на массивной печатке был изображен не хайльзехен, символ удачи и успеха, не оберег — "волчий крюк", а редкий, почти забытый знак — руна опфер. Знак самопожертвования. Даже странно, что именно эта руна оказалась на перстне нидинга.

И при еще более странных обстоятельствах Отто, истинный вестольфидинг, принял этот дар.

Отто и Йозеф поздно вернулись охоты. Магда как раз собиралась ужинать. Она притащила в замок мальчика лет пяти и усыпила его, а теперь ждала, пока ребенок уснет покрепче. Магда объяснила мужчинам, что так еда становится слаще. Но и Отто, и Йозеф знали, что она просто хочет увидеть восход солнца. Многие из обитателей замка тосковали по дневному свету, но Магда — сильнее всех.

Предрассветные сумерки становились все прозрачнее. Магда нетерпеливо выглянула в окно и вдруг охнула. Отто глянул через плечо женщины и увидел грузовик, мчавшийся к замку в клубах пыли. На брезентовом тенте машины красовался черный балочный крест.

— Черное Солнце! — изумился Отто.

— Это же нидинги! — возбужденно закричал Йозеф.

Люди решили, что уничтожили все убежища нидингов, вырвали ересь с корнями. И вот спустя четыреста лет после Победы последние нидинги пришли сами. Много же им понадобилось времени, чтобы понять очевидную истину.

Грузовик влетел на мост. Машину закрутило, развернуло поперек. Магда болезненно вскрикнула. Одно из колес зависло над пропастью, но грузовик уже остановился. Тент с обращенной к дороге стороны грузовика откинулся, из машины высунулся пулемет.

И тут взошло солнце, озарив серые фигуры на дороге к замку. Чистую голубизну неба не пятнало ни одно облачко. Нелюди взвыли от радости и бросились к грузовику. Теперь они были уверены в своей безнаказанности. Ярость сдавила грудь Отто. Нидинги знали, что солнечный свет смертелен для людей, что днем никто не откроет ворота Блюторденбурга. Но нелюди, проклятые твари, тоже знали о единственном слабом месте своих господ. Очевидно, они следовали за машиной нидингов всю ночь, ожидая только рассвета, чтобы напасть.

Внизу сухо застрекотал пулемет. На плотной серой массе нелюдей пошли алые трещины, и твари отхлынули назад. С другой стороны грузовика начали выскакивать люди. Они бежали к воротам замка — Магда уже открыла их. Нелюди взвыли и рванулись вперед. Пулемет захлебнулся. Из грузовика навстречу нападающим выскочил высокий нидинг. Он ловко раскрутил над головой стальной шар с шипами, прикрепленный к легкой рукоятке цепочкой. Шар угрожающе посвистывал, рассекая воздух.

Йозеф нервно засмеялся и сказал:

— О Вотан, как они деградировали! Это же моргенштерн, им пользовались еще в Темные Века...

— Головы с тех пор не стали крепче, — пробормотал Отто.

Хруст и вопли снизу подтвердили его слова. Нидинги считались самыми искусными и жестокими воинами Священной Армии до своего Отпадения. И мужчина действовал моргенштерном так, что становилось ясно — крови Высшей Расы потомки отщепенцев не растратили. Но было очевидно, что безумная толпа разорвет на куски последнего воина нидингов гораздо раньше, чем люди успеют добежать до ворот. Отто выхватил топор у стоявшего рядом чучела рыцаря и крикнул:

— Пойдем!

Йозеф попятился.

— Что, — в бешенстве закричал Отто. — Только против баб и детишек смелый? И то ночью?

Йозеф скривился и ответил:

— Я не воин, я врач...

Отто плюнул ему под ноги и выпрыгнул в окно. Подвиги вестольфидингов после того, как Отец Рудольф призвал Вотана, затмили все деяния предателей-нидингов. Крылья Отто тихим шелестом развернулись. Словно тысячи раскаленных иголок вонзились в них. Он дико закричал. Нелюди, увидев пикирующего на них человека, бросились врассыпную. В тени грузовика, рядом с окровавленным нидингом, освободился пятачок, вполне достаточный для приземления. Отто сбил с ног бородатого нелюдя мощным движением крыла, топором снес голову другому. Кровь ударила из разорванных артерий, залив лицо Отто кровью и обрызгав нидинга. Тот обернулся, иронически приподнял бровь.