Восьмой медальон. Том 3 (черновик)

— Почему?

— Откуда мне знать!

— Но хозяин ваш должен был задуматься над тем, какие отношения связывают герцога с купцом куда менее богатым, нежели он сам. Да и я, по правде сказать, на месте метра Эделена почувствовал бы зависть...

— Ничего бы вы не почувствовали! — неожиданно грубо перебил молодого человека арестант. — Господин так радовался успехам в борьбе с ублюдком Ольером, что плевать ему было на подобные мелочи.

Энгерранд покачал головой:

— Воистину, ненависть ослепляет... Ну а что было потом?

— А потом, — ответил метр Себерн, — случилось то, чего, пожалуй, сам герцог не ожидал: при дворе вдруг заговорили, будто кравчий чуть было не подрался с камергером — такая между ними вышла ссора. Камергер орал, что, мол, семейство Гиро никогда не нарушало обязательств, что нельзя унижать метра Ольера. И доверять каким-то выскочкам, которые, может, сами всё и подстроили, тоже нельзя.

— Значит, камергер и был главным покровителем Гиро?

— Герцог расспросил кое-кого, мы потрепали некоторых купцов, близких ко двору, припомнили вещи, на которые раньше не обращали внимания — и сомнений не осталось: да, именно камергер помогал во всём метру Ольеру!

— А кто же занимал тогда эту должность? — задумчиво произнёс градоначальник. — Не человек ли из семьи герцога Эстерского?

— Именно так.

— Значит, — поразился Энгерранд, — и до сеньора Герберта пост камергера...

— ...не раз принадлежал отпрыскам его рода, — подтвердил господин Бертгард.

Молодой человек кивнул:

— Понятно... И что, удалось камергеру защитить метра Ольера?

— А что он мог сделать? — хихикнул арестант. — Побесился немного — и всё. А отец метра Вельгарда повёл дело широко, кравчий был просто счастлив, что всё так хорошо уладилось. На каждом углу и даже в Харде начали шептаться, будто выскочки из семейства Гиро чересчур уж возгордились, забыли своё место — вот и поплатились за нахальство... Как об этой истории узнал весь город? Ну, объяснять, наверное, незачем — мы с Отеном потрудились на славу.

— В этом мы не сомневаемся, — буркнул градоначальник.

— До самого дня празднества больше ничего не случилось, и во время самой свадьбы поначалу всё было спокойно. Народ веселился, гулял, танцевал, напивался до упаду — настоящая пирушка времён славного государя Ландеберта. И слуги в Харде тоже решили попировать. Им-то, конечно, досталось паршивенькое вино, которое наливали простолюдинам, но какому лакею не захочется хоть раз в жизни почувствовать себя господином? Залезли в погреб, стащили бутылок двадцать и быстренько с ними управились. А минут через десять вдруг трое из них завопили что было мочи и повалились на пол. Воют, корчатся в жутких муках, чем-то зелёным блюют. а остальные тоже ревут — от ужаса. Что делать-то? Покой придворных нарушить нельзя, подыхать тоже не хочется... Тут, на счастье, к ним заглянул один из оруженосцев-виночерпиев из свиты герцога Греундского — отравленные как раз дёргаться перестали, затихли. Угомонил кое-как слуг, наказал помалкивать до конца празднества, забрал с собой пустые бутылки и ушёл. А следующим утром к кравчему явился сам герцог и с великой печалью поведал о случившемся. "Представляете, — говорит, — что случилось бы, подними слуги переполох? И себя погубили бы, и вас отправили на плаху. А вы-то ни в чём не виноваты, правда? Это всё поставщик вина, демоново отродье! Как подумаю, что такая выпивка оказалась бы у меня на столе..." Представляю, с каким выражением герцог говорил! Должно быть, даже затрясся, побледнел, разыгрывая ужас... Расстались они лучшими друзьями. Болван кравчий был уверен, что обязан герцогу своим местом и даже жизнью.

— Странно, — протянул градоначальник с плохо скрываемым разочарованием. — Я-то думал, герцог хотел избавиться от метра Ольера, а он, выходит, вёл какую-то свою игру.

— И очень замысловатую и опасную, — подхватил Энгерранд. — Один неверный шаг — и всё обернулось бы против него.

Метр Себерн кивнул:

— Мы с господином тоже не могли понять, чего же, в конце концов, герцог добивается. Казалось, он преследует собственные цели, а нас попросту использует. Или развлекается, высасывая заодно последние деньги. "Боюсь я предательства, Заморыш, очень боюсь, — жаловался иногда метр Эделен. — Гляди за этим хитрецом в оба, вдруг выкинет какую-нибудь шутку. Ещё с ублюдком Ольером заключит союз, чего доброго..." Но мы, конечно, ошибались. При новой встрече герцог пообещал, что скоро весь Везерхард будет хохотать до упаду над семейством Гиро. И не обманул, представьте себе! Не знаю уж, действовал кравчий по его указке или сам додумался, только вдруг заявился к метру Ольеру, пылая праведным гневом, и принялся трясти пустой бутылкой. "Чьё это было вино? — спрашивает. — Ваше? Так знайте, я из-за него был на волосок от гибели. Не желаю впредь иметь с вами дел!" Потом припугнул, что расскажет об отравлении слуг королю, и ушёл, только на прощание ещё разок добавил: "Не хочу больше вас знать, даже имени вашего слышать не желаю. Запомните это и не тревожьте меня больше!"

— Вот это ловко! — восхитился Энгерранд. — Расплатился одной бутылкой за все свои долги!

— Да, и долги эти были немаленькие, демон меня побери! — подтвердил метр Себерн. — И тем же вечером, как поговаривали, занял полтысячи денариев у семейства метра Вельгарда.

— Что же, метр Ольер ни разу не заикнулся о долге? — с недоверием в голосе спросил градоначальник. — Неужели не попросил о помощи камергера? Тот ведь был на его стороне.

— Понимаете, какая штука, — важно произнёс владелец "Золотого кувшина". — Приятно, конечно, и выгодно, когда придворные и сановники зависят от тебя, только не нужно забывать, что вряд ли им понравится вечно ходить в должниках у какого-то простолюдина. И как только подвернётся случай, они отвернутся от недавнего союзника, а может, и сами столкнут в пропасть.

— Что есть, то есть, — вздохнул градоначальник так горько, словно не раз уже успел испытать на собственной шкуре неблагодарность сильных мира сего.

— Поэтому-то метр Ольер не стал жаловаться камергеру — тот мог бы прийти на выручку, а мог и повторить уловку хитреца кравчего. Денег у семейства Гиро было навалом, а вот потерять разом двух покровителей — от такого удара нелегко оправиться. Только на этом беды для метра Ольера не закончились. Ублюдок на время позабыл о лотхардской конторе — и зря.

Теперь настал черёд Энгерранда недоверчиво усмехнуться:

— Неужто и в Лотхарде на людей семейства Гиро нашлась управа? Помнится, они дружили с неким Аптекарем, ставленником графа Артландского, будущим градоправителем, и даже со жрецами храма Семи богов...

— Не забывайте, что священнослужители закрывали глаза на проделки горожан, пока дело касалось богатства. Но им не пришлось по душе, когда в Лотхарде вдруг появился демон ночи...

— Ах, вот в чём дело!

— Причём нападала тварь только на тех купцов, которые на последних выборах проголосовали за градоначальника, соперника Аптекаря. Самые богатые люди в Лотхарде — и вдруг становятся жертвой тёмных сил! Это ж скольких подношений теперь лишится храм Семи богов!.. Ещё и слухи как-то чересчур быстро достигли ушей Верховного жреца. Старик, ясное дело, разъярился, обозвал Лотхард рассадником магов и еретиков — а после слёг в постель. Дела же свои поручил... кому? Правильно, мессеру Ансберту. Тот немедленно отправился в путь вместе с несколькими мастерами — охотниками на нечисть, однако задержался в пути из-за страшных ливней. А когда приехал, оказалось, что вместо демона ночи, которого удалось-таки изловить одному сметливому жрецу... помнится, имя его было мессер Эльмерий...

— Что? — изумился Энгерранд. — Так ведь зовут Главного жреца храма Семи богов!

— Правда? — равнодушно спросил метр Себерн. — Что ж, забавно, но к делу отношения не имеет. Мессер Эльмерий не был человеком герцога Греундского... — Помолчав с минуту, мужчина продолжил: — Так вот, в Лотхарде завелась другая тварь, пострашнее бешеного волка. Демон праха...

Градоначальник и Энгерранд обменялись быстрыми взглядами — обоих посетила одна и та же мысль. Слишком уж это было похоже на происходившие с недавнего времени в столице события.

— И виновником сего переполоха был герцог Греундский? — промурлыкал господин Бертгард.

— Почему вы так решили? — невозмутимо ответил владелец "Золотого кувшина".

Градоначальник промычал что-то невразумительное, а метр Себерн, словно желая внести ещё большее смятение в души своих слушателей, добавил:

— Не забывайте о графе Минстерском — ему-то полегче было, чем герцогу, дотянуться до Лотхарда. Он к тому времени уже стал закупать продукты у тамошних торговцев — в ущерб собственным крестьянам — и даже заимел кое-какие связи среди жрецов. Ну и мессер Ансберт, конечно. Уж он-то лучше других знал, как управляться с нечистью...

Господин Бертгард, кашлянув, подал едва заметный знак секретарю. Тот на несколько секунд замер, а когда вновь взялся за перо, оказалось, что слова арестанта о Верховном жреце по какой-то досадной случайности не вошли в протокол. Впрочем, не будем строго осуждать его — ошибки случаются даже у королей, а наш неприметный герой трудом своим во время допроса, безусловно, заслужил тогда королевский титул, пусть и всего лишь среди собратьев по славной гильдии канцелярских служащих.

— Когда мессер Ансберт наконец прибыл, на встречу с Аллонетом уже отправилась парочка членов гильдии торговцев шёлком. Вой стоял страшный, народ не знал, где безопаснее — дома или на улице, и носился туда-сюда с выпученными глазами. Мессер Ансберт ворвался в храм Семи богов. В гневе он чуть было не схватил за глотку Главного жреца. Отругал всех последними словами, а затем приказал созвать народ и подготовиться к богослужению. Служители храма забегали, засуетились. Горожане заходят — и ахают! Всё сверкает, солнце на драгоценной утвари играет, у подножия статуй Семи богов — золото, серебро, дорогие ткани. И посреди этого великолепия — не какой-то унылый жрец, а мессер Ансберт в лучшем своём облачении! Сдаётся мне, купцы, что в храм пришли, чуть слюной не захлебнулись пи виде такого богатства. Мы-то, конечно, привыкли, что священнослужители в столице в роскоши купаются, а лотхардцы с подобным столкнулись впервые. Мессер Ансберт сначала произнёс парочку цветистых фраз... ну, вы не раз слышали, он каждую проповедь с них начинает... а потом перешёл на зловещий шёпот. "Слышал я, — говорит, — что не раз в стенах сего города творились вещи, неугодные Семи богам и весьма приятные тёмным силам, что испокон веков старались погубить род человеческий. И появление в Лотхарде исчадий тьмы, отродий мрака отнюдь не случайно". Люди поумнее, конечно, не слишком испугались, а вот простонародье перепугалось до смерти. Мессер Ансберт пошипел ещё немного, чтобы нагнать побольше страху, а потом вдруг набросился на главу Городского совета. "Разве обязанность ваша, — говорит, — не в защите честных лотхардцев? Как могли вы не заметить, что магия расползлась повсюду, проникла в каждый дом? Да я ещё у ворот почувствовал, до чего воздух здесь пропитан злом!" Потом досталось и градоначальнику, и самим лотхардцам, и священнослужителям. Словом, болтал мессер Ансберт часа три. А напоследок обронил: "Ежели кто не желает сидеть и ждать, когда терпение богов иссякнет, пусть явится наутро ко мне и расскажет, что на самом деле здесь происходит. Вместе мы победим силы тьмы". И тут вдруг, когда народ выдохнул и начал поглядывать на двери храма, вдруг вперёд выступил некий человек. "Позвольте, — говорит, — спросить вот что. Не пойму я, кого страшиться. Послушать вас, так выходит, будто это светлые боги в назидание нам, несчастным грешникам, впустили в Лотхард порождения тьмы..." Толпа зашевелилась, зароптала. Мессер Ансберт спросил: "Кто ты?" Незнакомец захохотал. Выхватил из-под плаща кинжал, замахнулся, но прежде чем нанёс удар, мессер Ансберт произнёс несколько фраз на непонятном языке. Убийца застыл, выронил оружие, посинел... и вдруг изо рта его брызнула какая-то мутная слизь! Плюясь ею во все стороны, захлёбываясь, издавая жуткие звуки, он повалился к ногам мессера Ансберта, а тот рявкнул так, что стены задрожали: "Вот человек, одержимый тёмными силами! Но не бойтесь! Видите сей магический кинжал? С помощью ритуала я узнаю, кто создал его. И тогда с магией здесь будет покончено". Не сказал бы, что горожане обрадовались, но ублюдок на полу корчился до того отвратительно... Демон меня побери! Зрелище не из приятных, правда? К тому же, в Лотхарде с магами имел дело каждый...

— Не преувеличивайте, — произнёс Энгерранд.

Узник покачал головой:

— Я ничего не выдумываю!

"А это мы сейчас проверим", — подумал молодой человек и с рассеянным видом сказал:

— Однако, полагаю, следующим утром тьма народу ринулась ко Дворцу правосудия, чтобы донести градоначальнику на своих соседей, знакомых — несомненно, магов или закоренелых еретиков.

— Сразу видно, что вы не бывали в Лотхарде, — снисходительно посмотрел на него метр Себерн. — Это вам не Везерхард, нет там никакого Дворца правосудия...

— А где тогда живёт градоначальник?

— Да в своём собственном доме!

"Гляди-ка! — изумился молодой человек. — Да ты, похоже, и правда бывал в Лотхарде".

Мужчина между тем продолжал разглагольствовать:

— Но это не главное. Испокон веков лотхардцы считали, что градоначальником может стать только сущий душегуб и грабитель. Представляете, каких трудов стоило победить своих соперников, если денег у них столько, что при желании можно нанять сотню головорезов? Да что сотню! Тысячу! Всех негодяев королевства! И какой болван пойдёт жаловаться этому злодею? Даже круглому дураку ясно, что при нём лучше помалкивать. А то, знаете ли, может случиться неприятность. Скажем, захочется доброму градоправителю выслужиться перед Верховным жрецом, и отправит он доносчика к палачам — ну, чтобы узнать побольше... Может, и сам-то жалобщик знается с тёмными силами...

— На что же тогда рассчитывал мессер Ансберт?

— Так к нему-то в руки уже попал настоящий маг! И говорливый ведь оказался, демон! Выложил всё как на духу! Назвал имена аж двух купцов! А уж когда над кинжальчиком провели ритуал...

— Что за ритуал?

Метр Себерн прикусил язык.

— Вы разбираетесь в магии? — зловеще прошипел господин Бертгард.

Арестант пожевал губами и наконец выдавил:

— Да, немного.

— А ведь утверждали обратное!

Энгерранд поспешил умерить пыл градоначальника и со смехом сказал:

— Да это же было ясно с самого начала! Но вы сами, кажется, обещали...

— Помню, помню! — затряс руками мужчина. — Хорошо, не будем больше вспоминать об этом... Так что показал ритуал?

— А вы не догадываетесь?

— Нет.

— Оказывается, кинжал этот принадлежал раньше сыну одного из старейшин гильдии врачей и аптекарей. И сколько же всего наговорил молокосос во время допроса! Выходило, будто во всём Лотхарде нет ни одного честного купца — ну, кроме его папаши, разумеется. Правда, про кинжал ничего не сказал, но кого это волновало? И народ валом повалил к мессеру Ансберту! Лотхардцы будто с ума посходили: каждый спешил донести на приятеля, знакомого, родича — всё одно! Бывало даже, что один горожанин обвинял другого в сношениях с магами, а через несколько минут тот являлся к жрецу с точно таким же обвинением.