Склонный к улавливанию скрытого между строк, ум лесника был проницателен и зорок. Конечно, только после долгой уединенной жизни можно так отдалиться от других людей, а можно и нечаянно пойти по неверному пути, ведь поправить некому, как сам он признавался. Но Велуд все равно упорно шел по своей отшельнической тропе мудрости и стремления чем-то посильнее отличиться от крестьян и их овец.
Он быстро распознал, что я еще вполне заслуживаю называться человеком ("по исконному пониманию этого слова, а не по тому, чем становятся люди сейчас"), и посему решил рассказать мне все про оборотней, что знает сам, и научить быть самим собой.
— Редви, а почему ты постоянно какой-то хмурый и не улыбаешься?
Он еще не понял после стольких рассказов о моих приключениях? Честное слово, или издевается, или тупит... хочется хотя бы раз воспользоваться своей болезнью и разорвать ему горло. Хотя чего это я? Ведь вида крови боюсь! Нет, это просто пошутил про себя, да. Пошутил.
— Может, я хмур потому, что моя жизнь разрушена?
— Не знаю, — глупо сжал губы, как будто копаясь в своих мыслях, лесник.
— Я же стал Разнокровным!!!
Велуда это известие, тоже не новое, совершенно не удивило. В отличие от меня: сколько раз уже старался про это думать, успокоить себя — и все напрасно. Беспокоюсь, печалюсь, будто принять это вообще никогда у души не получится.
— Ах да! Позволь мне расспросить тебя насчет оборотнизма, чтобы заполнить постыдные пробелы в познаниях. Ты ведь превращался?
Минуло уже неполные трое суток. За такое время нелегко выздороветь, но при помощи моего нового друга я был вполне способен нагло валяться на его кровати и отвечать на вопросы.
— Да, я превращался, всего один раз... Когда увидел Эйрлен.
— Вот оно что, только после луны. Действия оставались под контролем, но мыслями ты не мог управлять, верно?
— Вроде бы да, Велуд.
— А вы разговаривали?
Я задумался.
— Да, немного. А что?
— Насколько сложной была ваша речь? Вы могли называть себя по именам? А времена употреблять получалось?
— Мы говорили немного, я не успел заметить таких подробностей! Помню, что слова были не очень сложны, а насчет остального ответить не могу...
— Досадно... Ну да ничего. Я знаю, что на самом деле у волков огромное количество звуков в языке, чуть ли не как у людей. Тебе повnbsp; Тут я догадался, как проходит обратное превращение. С оборотня спадают все волосы, и только потом он изменяет внешний вид. Или наоборот. Значит, я уже не волкоподобное чудовище, хотя, не знаю точно, кто именно тут чудовище. Похоже, при обратном превращении волосы на голове как минимум не осыпаются. Слава Великому Эрбу-создателю! Не люблю голые черепа. Ощупывание лица убедило в том, что появилась немаленькая борода с усами, клыки выросли еще сильней и что я уже полностью человек, если, конечно, не считать зубов. Надо теперь найти одежду, не голиком же ходить.
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&<езло, что ты не стал, скажем, собакой. У них круг звуков довольно ограничен. Кошки тоже неплохи, но волки — лучше. А выть вообще хотелось, Редви?
Он всегда называет людей полным именем.
— Нет.
— Вот оно как... Отлично! А перепонки на конечностях не появились? Я не шучу... Чаще в северных краях, но у волков на лапах есть небольшие наросты, чтобы не проваливаться глубоко в снег. Нет, пока рано спрашиваю, они могли просто не успеть вырасти... Не факт, что до зимы ты будешь без перепонок. Скажешь через три месяца, Редви.nbsp; Ельстед определенно знал, куда надо бить. Он быстро поднял камень и приготовился размозжить леснику голову. После даже вдвое меньшего камня выжить невозможно. Я замычал, вдруг смогу отвлечь.
Лесник увидел большую шумную муху, севшую мне на кровать, знаком объяснил, что не нужно шевелиться и принялся искать подходящую мухобойку, почти не поворачивая при этом головы, чтобы не спугнуть "опасную" мошку. Через полминуты вытащенное из печки полено оставило на простыне не только толстый угольный след, но и мерзкую лепешку из насекомого. В обычных условиях я бы не согласился спать на такой кровати и приказал бы жестоко наказать слугу, допустившего такое, но теперь... Теперь я сознавал, что эта скрипучая кровать, эта хибара — лучшее, что можно было бы себе позволить.
Велуд удовлетворенно ощерился и продолжил опрос:
— Привыкать к новому телу неудобно? Хотелось ли быстрее расходовать энергию? Превращаться больно?
— Пока до сих пор не привык. Энергии было так много, что я даже не успевал ее тратить. Конечно, хотелось бегать быстрее, прыгать выше и чаще махать лапами! А превращение очень больное. Велуд, теперь я задам вопрос: есть ли противоядие и как можно меня вылечить до завтрашнего дня? Я тебе уже говорил...
— Да, ты рассказывал, что с твоими друзьями. Нельзя тебя быстрее вылечить, так что жди. Возможно, придется лежать еще неделю, может, меньше.
— Если я буду ждать, то...
— То ты выздоровеешь.
— Нет, мне нужно прямо сейчас идти в лагерь нелюдей... Или хотя бы искать Ктори! Найду ее, узнаю, где друзья, и спасу их!
— Не факт. Вдруг твоих сил будет недостаточно?
— Тогда я вернусь в Веору и попрошу отца и магов в Гильдии...
— Не факт, что они согласятся тебе помочь, а не уничтожат тебя на месте. Подожди, наберись сил, и тогда не упадешь в обморок посреди боя с этими твоими нелюдями. Понял, Редви?
— Хорошо. А как же противоядие?
— Но ты ведь хочешь спасти друзей! Человеку это вряд ли удастся.
— А вдруг удастся? — С жаром воскликнул я. Велуд молча уставился на мои губы, и через полминуты молчания, не выдержав, я тихонько сказал за него:
— Не факт?
— Точно.
— Спасу их и избавлюсь от болезни! Или же стану опять человеком — и тогда в Веоре меня примут и выслушают. Так как с противоядием? Ты не отвечаешь, как будто увиливая от ответа!
Оборотни для жителей Веорской области не лучше животных.
— Но ведь ты убил мага! Даже если опять станешь человеком... человечность не избавляет от ответственности за содеянное.
— Да... Но ответь же!
— Я уже лет двадцать занимаюсь медициной, но не встречал антидота. Прошу прощения. Иначе бы... Кхм. Кхм. Только временное лекарство, но даже оно весьма редкое и дорогое.
— То есть как... Противоядия нету?
— Я слышал про один способ, но он несколько нереальный...
— Говори! Я использую его! — Я громогласно стукнул по подоконнику.
— Ты продержишься десять лет без еды? — С усмешкой спросил лесник.
Во гадство.
— Это и есть твой способ?
— Я таких идиотских не мог бы выдумать: он чужой. Увы, наверно, придется тебе оставаться получеловеком.
— Но надежда еще есть?
— Конечно, есть! Главное — поверить в нее. Ведь не факт, что выхода нет.
— То есть ты веришь, что противоядие есть?
— В целом да. Но главное — чтобы ты в это поверил или заставил себя поверить.
— А разве заставить себя — это не самообман? Я не обману себя.
— Вообще-то обмануть себя легче, чем обмануть других. Ты удивишься, сколько раз ты врал самому себе и верил в это.
— Ладно.
— Хочешь, я научу тебя превращаться обратно в человека?
— Я не собираюсь, вообще-то, учиться быть зверем, Велуд!
— Не зверем быть, а собой, глупый ты!
— Я еще человек!
— Не совсем! Ты оборотень... А это компромисс между человеком и зверем.
— Человек!..
— Ты не хочешь учиться быть самим собой! Это фатальная ошибка! — Закричал лесник.
— Мне с этим клеймом и жить не хочется! Спасу друзей и сдамся Гильдии, если на то пошло! — В сердцах заоткровенничал я. — Или вообще наложу на себя руки.
— Ты еще счастливчик. Но ведь как сильно обманул себя... Поверил в штампы про перевертышей. Они ведь не все монстры и не всегда. Даже если они превращаются только на ночь — это меньше, чем на день. То есть большую часть жизни они — хорошие люди... Если бы ты не заразился оборотнизмом и продолжил жить, твой ход мыслей что, по существу отличался бы от теперешнего? Ладно же, лежи тут и сопи. Я пойду погуляю. Не беспокойся за себя — если я тебя выдам, лишь случится то, чего ты ждешь.
И с этими резкими словами Велуд, громко топая по старому полу своего домика, вышел за дверь и запер ее на три замка.
Разве я не прав? Разве жизнь не закончилась для меня неделю назад? Я не могу делать ничего, что раньше мог и что нравилось — ни быть в Веоре, ни общаться с близкими людьми и с друзьями, и не могу даже заниматься любимым занятием человечества — есть. Сырое мясо людей, таких же, как я — это что, пища?! Как подумаю, что мне больше не суждено будет попробовать аппетитную сочную мякоть роморского гвокса, так сердце кровью обливается.
Осталось лишь одно удовольствие, перестающее быть собой при сложившихся обстоятельствах: существовать.
А что толку? Ведь я могу навредить людям! А может, не просто людям, а своим знакомым, друзьям, родным!
В памяти возникла старая мечта, идиллия, возникшая в воображении года четыре назад и прочно въевшаяся в сознание: я с любящей женой, родителями и оравой детишек... Эта картинка блекла, таяла, как свечка в костре, темнела и уменьшалась... Этому сбыться не суждено. Жены не будет: не полюбит никто оборотня в здравом уме. А сумасшедших в жены брать — это не счастье. Детям тоже неоткуда будет взяться... И наслаждаться игрой с ребятней я не смогу: ни Онир, ни Стяк, ни Далон не будут отцами, если я их не спасу. Разве что другие мои друзья, но я не так близок с ними...
Как ни крути, какой-то паршивый случай испортил мое будущее.
Я часами сидел около зеркала и наблюдал за клыками, иногда щупая их, или просто смотрел в окно, на улицу, куда редко выходил. Сквозь небольшой кусочек леса было видно веорский пригород, вернее, только пять его домиков, из труб которых часто шел дым и окна которых по ночам так уютно мерцали среди деревьев мягким, переменчивым светом. Здесь живут великие люди! Вонгский лес, пусть и его самое начало — место опаснейшее, а они полагаются только на замки и стены из дерева. Лучше иметь таких друзей, а не врагов, потому что видно: даже лес их уважает, если они еще живы.
От нечего делать я или лежал на своей кровати, думая обо всем, что случилось за последние дни и как теперь изменится моя жизнь (да что там, уже изменилась!), или грыз какую-нибудь ненужную железку. Десны в первые дни страшно, до боли, чесались.
Состоял домик из двух комнат. В некоторых углах дерево гнило, и лесник затыкал его чем попало. Через одну такую дырку легко пролез бы человек. Окон довольно много, но небольших, дверь же одна. Дерево, из которого все это было сделано, очень старое, но крепкое, наверно, лесник поддерживал прочность стен своей магией.
Велуд уходил в лес, где беспрестанно работал, занимаясь своими обычными делами: очищал лес, ухаживал за больными животными, собирал растения и всё то, что было необходимо ему для обеда или моего выздоровления. Приходил домой обычно тогда, когда уже совсем темнело, но я находил занятия на время его отсутствия. Дела можно было пересчитать по пальцам, а вообще я попросту не мог делать ничего другого. В основном горевал или спал. Мне Велуд доверял, потому что я не мог ничего опасного сделать из-за ожогов. Или же потому, что больше друзей лесник вообще никогда не заводил и он попросту доверился мне как первому встречному? Первую ночь я заночевал, правда, связанный, но потом хозяин домика одумался. Кому бы понравилось, если бы его туго связали на ночь? Не уверен, что такие найдутся.
Когда я смог ходить, лесник сразу же вывел меня на улицу. Было приятно оказаться там и нюхать опавшие листья, которых стало вдвое больше. Я будто не замечал никогда ранее, что природа с наступлением осени не умирает, а расцветает, и каждый листик великолепен не только по отдельности, а еще и вместе с остальными братьями, и стволом, и корнями. Не замечал, насколько свеж воздух и как сильно он насыщает мое сердце кислородом и жизнью. Не видел, что небо настолько прекрасно, что у меня не хватает слов и даже мыслей объять его великолепие. Не догадывался, что столько запахов могут радовать душу. Небольшое огорчение приносили слабенькие догадки о чьей-то близкой смерти. Я рассказал об этом леснику, и он сумел найти ответ.
— Ты теперь издалека можешь почуять чью-нибудь смерть. Поскольку умирают не только человеческие существа, ты улавливаешь смерти животных, возможно, даже средних насекомых. Придется привыкать.
Не скажу, что это чувство сильно неприятно, но часто я находился в состоянии, похожем на грусть. Необычно, но оно приносило еще и чувство надежды и необъяснимое удовольствие. Конечно, хищнику смерть чужого должна доставлять радость.
— Я чудовище...
— Можешь побежать в Гильдию и сдаться, — невозмутимо предложил хладнокровный лесник.
— Нет, при всем при том жить еще хочется.
— Значит, я все-таки могу тебе помочь.
— Думаешь? Ты же не знаешь рецепта противоядия.
— Я знал одного человека, который сначала лишился всех родных, потом всех друзей, потом обеих ног, а потом только стал оборотнем-жуком. Могу тебе про него подробнее рассказать, хочешь? Шакал был бы чрезвычайно рад, если бы мог понять тяжесть всей твоей истории. Ты стал волком, о ужас! Млекопитающим! Кошмар! Ему хоть повезло, его организм перетерпел такие изменения, подстраиваясь под членистоногое существо, что твои нежные завывания покажутся ему сущим адом. Ему не спасти своих родственников, он счастлив: никто теперь его не достает, никого нет рядом, кроме мусорных крыс. Бедный ты! У тебя еще и друзья живы! Ох, несчастный Редви!.. Если бы Шакал мог думать трезво, он бы уговорил тебя покончить с собой... А так — и говорить не может, к счастью, он везунчик!
Тяжело дыша, Велуд закончил свою тираду и выразительно уставился на меня.
В сравнении с этим бедолагой, если лесник ничего не выдумал, мне невероятно повезло... Но почему парня, ставшего оборотнем-жуком, зовут Шакалом? Ну, все может быть, какие только клички в жизни не встретятся.
Все-таки шанс есть, и за него нужно уцепиться изо всей своей волчьей силы. И постараться не отпустить! Я на свободе, и ноги есть! Друзья живы! Их можно спасти!
— Я постараюсь спасти друзей и восстановить свое доброе имя, — кивнул я.
— Это так важно?
Он что, не понимает, что без чести невозможно существование?!
— Да, важно! — Процедил я.
— Отлично. Тогда я приведу твое физическое состояние в порядок. Начинаем через неделю же!
— Завтра! — Почему лесник такой твердолобый?
— Через пять дней!
— Никаких пяти дней у меня же нет!!!
— Сегодня вечером, Редви. И никаких отговорок!
— Хорошо, — пожал плечами я и с головой залез под одеяло, чтобы вздремнуть. И тихо прибавил: — Эх, лесники...
— Я бы выбрал сначала жизнь, а потом честь, — спустя минуту признался Велуд.
— Ну ты же живешь в лесу, — снисходительно-горделивая улыбка сама собой скользнула на лицо.
— Эх, аристократы... — Прошептал лесник.
Вечером Велуд меня начал тренировать "быть собой". Я всячески разминал тело, то стараясь обогнать выпущенного лесником зайца, то прыгая за этим же пойманным ранее зайцем на дерево. Он висел на высоте в два человеческих роста, и я почти доставал. А к вечеру уже мог коснуться рукой.
