Лексей прекрасно понимал — чем для него обернется продолжение общения с этой семьей. Матримониальный интерес мадам Сумароковой не представлял никакого секрета, да и девушка явно имела виды на него — иначе вряд ли позволила взять ее на руки, да и сама обнимала. Ее происхождение нельзя было считаться завидным, могла в лучшем случае, выйти замуж за какого-нибудь чиновника или купца, то есть потерять дворянские привилегии, или остаться в старых девах, как старшая сестра Надежда — ее Лексей видел мельком, когда заносил в гостиную Машу. Сам молодой человек особой приязни, тем более любовного влечения к девушке не испытывал — лишь симпатию, — но все же призадумался. Ему уже двадцать пять, пора обзаводиться семьей, а с такой службой, как у него, не просто найти достойную жену, которая верно бы ждала его возвращения из моря. Тут уже не до пылких чувств, вариант со скромной девушкой выглядел далеко не худшим.
Приехал к Сумароковым через два дня, вся их семья была в сборе — глава Михаил Сергеевич с супругой, три дочери, младший сын лет двенадцати, еще один, постарше, учился в закрытом кадетском корпусе, как когда-то Лексей. Из дочерей Маша средняя, старшей уже двадцать три, самой младшей — Татьяне, — восемнадцать. Все они на выданье, но, видимо, женское счастье из-за известных обстоятельств обходило их стороной. Понятно было общее внимание к желанному гостю — может быть, хоть одной дочери повезет. Лексей явился не с пустыми руками — взял каждому подарок, даже младшему сыну. Маше же еще принес легкую трость из орешника, чем доставил не меньшую радость, как от подаренной книги. Она уже могла ходить, но нога продолжала беспокоить, так что нужная вещь растрогала девушку — улыбнулась счастливо, потянулась к нему, наверное, если бы родители не находились рядом, то обняла его.
Еще в первый визит молодой человек заметил довольно скромную обстановку — не бедную, но без роскошества, — от мебели до занавесок из недорогого материала. Стол же приготовили богатый — с деликатесами, редкими даже в более зажиточных семьях. Гость постарался уважить старание хозяев, нахваливал приготовленные блюда. Как-то признался, что из-за ремонта в усадьбе не может позволить себе такие вкусности, на что немедленно получил приглашение хозяйки приходить на обед без стеснения. Принял с благодарностью, но с условием, что продукты для него будет завозить сам или отправлять с кучером. Так что все остались довольны поводом видеться чаще, притом не оставаясь внакладе. С того вечера Лексей при каждой оказии заезжал к Сумароковым, стал своим, а с Машей сблизился настолько, что у них случилось все.
Как-то после совместного обеда предложил девушке прогуляться с ним по городу, она согласилась. Заехали в городской сад, прошлись по аллеям, посидели на лавочке, стали целоваться, у обоих закружило голову. Лексей уговорил подружку поехать с ним в усадьбу — там закончили внутреннюю отделку, вот и оценит женским взглядом, может быть, что-то нужно переделать. Маша долго не решалась — как же можно скромной девушке ехать в дом мужчины! — но все же нашел ключик к девичьему сердцу и она поддалась. А когда приехали и дошли до спальни, тут уж молодой человек применил все познания и умения в сладострастном обольщении. Вскоре лишенная воли жертва лежала раздетая в постели, лишь шептала как заклинание: — Лексей, пожалуйста, не надо, грешно до свадьбы...
По-видимому, девушка созналась матери о произошедшей близости с возлюбленным, та встретила на следующий вечер суровым взглядом, сухо ответила на приветствие. А муж ее, смущаясь, пригласил молодого офицера в свой кабинет для приватного разговора. Немного помявшись, все же высказался: — Лексей, что у вас Машей случилось, она вся не своя!
Молодой человек не стал скрывать, ответил прямо: — Михаил Сергеевич, мы с Машей любили друг друга, как мужчина женщину.
Отец девушки, наверное, растерялся от такого откровенного ответа, даже покраснел, как будто от стыда, через минуту выговорил: — И что ты, Лексей, хочешь, как поступишь с Машей?
— Я готов жениться, Михаил Сергеевич, но не сейчас, а зимой, когда дадут мне отпуск. Пока же можно провести помолвку, чтобы Маше было спокойней, да и вам, думаю.
От этих слов будущего зятя глава дома как-то размяк, уже подобревшим, без прошлого напряжения, тоном произнес:
— Это хорошо, Лексей, по-людски. Переговорю с женой, решим с помолвкой, после расскажу тебе, а Маше Ирина скажет.
С помолвкой не тянули — уже в ближайшее воскресенье созвали немногочисленную родню невесты, а также соседей — пусть знают, что Маша помолвлена с завидным женихом, теперь почти что мужняя жена. Накрыли столы во дворе — заходи любой, пей за здоровье молодых! И люди приходили — не только приглашенные, но и те, кого привело любопытство — кто же берет в жены барышню-бесприданницу? А родители невесты пыжились от тщеславия — их будущий зять настоящий морской офицер, да еще барон с большим поместьем! Сверстницы же невесты чуть не лопались от зависти — как же эта замухрышка окрутила богатого жениха, да еще такого видного, кровь с молоком! Каждая из них хотела оказаться на ее месте, а кто-то даже пыталась прижаться бочком к молодцу. Но бдительная девушка и ее сестрицы давали отпор бесстыдницам, в открытую оттирали их от своего любимца, чуть было не дошло до скандала среди благородных девиц.
После помолвки Лексей увез свою невесту в усадьбу, хотя ее мать попыталась возразить — мол, до свадьбы неприлично. Вступился отец — скоро жениху уезжать, пусть молодые побудут вместе. Так что жили в усадьбе открыто как муж и жена, ночами предаваясь любовным утехам. Молодая почувствовала вкус к подобным занятиям, не отставала от жениха, пока не выбивалась из сил. Днем же порхала по дому и двору, помогала с какими-то работами, не боясь испачкать руки, а Лексей все больше влюблялся в свою будущую жену и уже не мыслил кого-либо другую. Если приходилось уезжать куда-нибудь по делам, то рвался домой, считал каждый день до встречи со своей любимой, страстно жаждал ее жарких объятий. А когда пришло время возвращаться на службу, все чаще думал о том, чтобы забрать ее с собой. Останавливала мысль — его отправят на задание, а Маша будет одна, в чужом городе, — пусть лучше еще побудет здесь. Да и нет у него своего жилья в столице, не мыкаться же им в гостинице!
Перед отъездом предложил невесте остаться в усадьбе — пусть будет за хозяйку, приглядит за их добром. А чтобы не было тоскливо, может позвать своих сестер — вместе все же веселей. Так и решили, сказали родителям и сестрам, те не стали отказывать, только переехать согласилась старшая, Надежда — у младшей вроде появился воздыхатель-вдовец из малоземельных дворян, правда, постарше ее на пару десятков лет с тремя детьми в придачу, зато всегда рядом. Тогда же заверил бумаги в банке, чтобы могла получать деньги за него. В последние дни не расставались — Маша ходила за Лексеем как привязанная, ни на минуту не оставляла его. Ночи же напролет проводили в страстной усладе, не выпускали друг друга из объятий. Когда же выезжал на дрожках из усадьбы — долго стояла у ворот, пока он не скрылся за поворотом. Хорошо еще, что при нем не заплакала — понимала, как ему трудно оставлять ее. Только не сказала, что в ней растет плод их любви — сама почувствовала недавно. После долгих раздумий посчитала — так будет лучше, не стоит еще беспокоить любимого человека за их дитя.
Глава 9
В августе 1787 года Османская империя объявила войну России за отказ передать ей Крым. В это же время на Балтике экипаж шлюпа 'Надежда' под командованием капитан-лейтенанта Сазонова проводил тайную операцию в негласном противостоянии со Швецией, второй, если не первой, соперницей Российской империи. Ему ставилась задача разведать планы противника напасть на русский флот, примерные силы и сроки, если все же нападение состоится. Как пожелание в морском ведомстве еще высказали — было бы неплохо захватить и доставить им какого-нибудь важного чина неприятеля, но без огласки — ведь пока между двумя странами вроде мир, хотя всем понятно, что на пороге война. С таким заданием экипаж месяц назад покинул родной берег, сейчас курсировал в поисках нужной добычи у шведских портов.
Уже дважды пытались перехватить курьерские корабли — в первый раз сорвалось, не успели догнать клипер, второй же оказался почтовым, к военному флоту не относящимся. Пришлось судно пустить на дно, а экипаж его оставить на одном из пустынных островов — выживут там или нет, то воля провидения, но нет на совести душегубства. Сегодня же им выпал третий шанс — со стороны морской базы неприятеля вышло какое-то судно. Лексей еще не научился распознавать за пределами прямой видимости тип корабля, но определить — большой или малый, — уже мог, посчитал возможную добычу посильной, о чем сообщил капитану. Шли поодаль от противника, не отставая от него, пока не стало темнеть. Хотя в это время ночи светлые, но все же не так, как днем, так что смогли приблизиться довольно близко. Вся надежда была на неожиданность атаки, чтобы застать неприятеля врасплох, потому ждали самую глухую пору в предрассветный час. И когда он наступил, стремительно пошли к цели на всех парусах с наветренной стороны.
На вражеском судне обнаружили атаку поздно, даже не успели поднять якорь. В первом же проходе пробили в нескольких местах борт, огонь по парусам тоже выдался удачным, даже удалось повредить одну из двух мачт. Еще полчаса добивали неприятеля с неудобных для него позиций, пока тот не поднял флаг о переговорах. Передали требование сдачи корабля с обязательством сохранения жизни экипажа, с чем противник вынужденно согласился и дал знак о том — приспустил все паруса и закрыл орудийные порты. На этот раз с трофеем повезло — среди захваченных моряков оказался посланец самого короля Густава III, — хотя самые важные документы он успел сжечь, но оставшиеся тоже имели цену, впрочем, как и сам курьер. Бумаги изъяли, а его самого посадили под замок в каюту шлюпа, экипаж же поместили в трюм, после затопили трофейное судно и отправились в родную сторону.
Посланец оказался знатным — одним из самых доверенных лиц при шведском короле бароном Густавом Армфельтом, направлявшимся с тайной дипломатической миссией в Пруссию. То выяснили на первом же допросе дознаватели Адмиралтейства, после с важным пленником занималась Тайная экспедиция при сенате, преемница известной Тайной канцелярии. Всех офицеров шлюпа указом императрицы наградили орденом Святого Георгия четвертой степени, капитан и старпом получили еще повышение в чинах — Сазонов стал капитаном (чин и должность теперь у него сравнялись), а Лексей лейтенантом. Адмиралтейство расщедрилось на денежное вознаграждение — бывшему мичману перепала сумма в тысячу рублей, которую он немедленно внес в банк на погашение долга по займу. Дало еще отпуск всему экипажу в две недели перед новым заданием — также тайным.
До окончания навигации дважды выходили в море. Из первого похода привезли также пленника, только чином пониже — подполковника, командовавшего шведской флотилией на одной из островных баз в Ботническом заливе. Буквально выкрали его среди ночи, совершив вылазку к штабу — Лексей сам пошел туда с двумя матросами покрепче, не избежав искушения от беспечности шведов, не выставивших никакой охраны на острове. Во второй раз ходили в Данию, доставили какой-то секретный груз в опечатанном ларце, о содержимом которого даже капитан не знал — мол, передайте тому, кому следует, а остальное не ваша забота. В конце декабря, когда лед закрыл выход в море, Лексею дали отпуск на целых три месяца — по семейным обстоятельствам. Не скрывал от начальства намерения жениться — подал рапорт о том, как требовалось офицеру по уложению, — а оно пошло ему навстречу, дало разрешение и время подольше потешиться с юной женой.
Накануне отъезда напросился на прием к матери — посчитал нужным известить ее о предстоящей женитьбе. Их отношения так и не переросли в близкие — государыня сохраняла дистанцию между ними, да и сам Лексей без особой нужды, как сейчас, к ней не обращался. Приняла его в тот же день, когда он объяснил причину визита — отнеслась благосклонно:
— Верю, Лексей, что в жены ты выбрал девицу достойную, да и пора тебе, надо уже о детях позаботиться. Благословляю на сие доброе дело, а в дар от себя передаю особняк на Мойке — будет где жить с молодой женой.
Мать не поскупилась — каменный дом в два этажа, немалый двор с хозяйственными строениями и садом заслуживали самых добрых слов. Хотя и скудна на материнские чувства, но дарами в обиде не оставляет — с такими мыслями обходил особняк в сопровождении привратника, приглядывающим за хозяйством. В доме никто не жил, прислуги также не имелось, впрочем, и какой-либо обстановки — лишь пустые стены. Кое-где уже стали отваливаться отделочные плиты, лепнина, пошли трещины на стенах, так что и здесь следовало вложиться в ремонт, правда, не столь значительный, как в усадьбе. Заниматься сейчас с ним времени не было — скоро выезжать с санным обозом, — но по возвращении следовало обязательно, жить в казенном заведении Лексею уже давно приелось. Да и везти сюда жену надо, пусть будет рядом, чем за пять сотен верст. А чтобы не скучала одна, без родных — заведут ребеночка, ему уже самому хотелось прижать к груди малыша.
Выехал из города с обозом за неделю до Рождества, так что встречал его с попутчиками в постоялом дворе. Почему-то пришла мысль — вот уже шестой год — с тех пор, как закончил корпус, — ни разу не удавалось встретить этот праздник дома. Он как вечный странник — все время в пути, но не жаловаться же на самого себя, по своей воле выбрал такую судьбу! Только скоро многое может измениться — у него будет семья, дом, — разве что служба остается беспокойной. Прошел праздник, приближался другой — Новый год, а дорога все не кончалась. Время шло также неспешно, как и санный обоз, но стоило приблизиться к дорогим ему местам, то как будто оно замерло, а потом побежало стремглав, сердце же забилось часто от охватившего волнения — пройдет час-другой и он обнимет любимую! Готов был соскочить с саней и побежать скорей, как ребенок, увидевший впереди манящую цель. Усмехался над собой, сдерживая нетерпение, но тем радостней казалась скорая встреча.
Зимой на побывку
Возчик, с которым ехал Лексей, согласился за два гривенника сделать крюк и довести до усадьбы. После проезда межы внимательным взглядом окидывал свои угодья, ища перемены, но не находил — казалось, все осталось таким же, как и в первый приезд. Лишь в деревне, через которую проезжали, заметил отличие — слышал мычание коров, ржание лошадей, да и дома выглядели веселей — со свежей побелкой, дранкой на крыше, занавески на окнах. Видел крестьян, работающих у себя во дворе, кто-то вез дрова из лесу — Лексей еще в прошлый раз разрешил через старосту рубить сухостой и старые деревья, взамен садить саженцы. Мирная картина деревенской жизни как-то успокаивала хозяйскую натуру молодого помещика — значит, как-то наладилось, люди не бедствуют. Конечно, реальную картину выяснит со старостой, да и во встрече с местным народом, но первое впечатление создалось благоприятное. Когда же въезжал в ворота усадьбы, все мысли земные унеслись прочь — увидел родную душу, она шла ему навстречу, а потом побежала с возгласом: — Лексей, я знала, что ты сейчас приедешь!
