Со временем отношения с Константином стали портиться, в какой-то мере Лексей сам был в том повинен. Иногда, когда тот в очередной раз увиливал от спешного дела или затягивал с его рассмотрением под явно пустыми отговорками, не выдерживал и отчитывал, а тот, насупившись, глядел исподлобья отцовскими, навыкате, глазами и молчал, даже не пытаясь как-то оправдаться. Уходил в сердцах, едва сдерживая рвущиеся наружу матерные слова, вспоминал недобрым словом покойного брата, навязавшим непутевого сына. После, отойдя от раздражения, уже более спокойно обращался к затаившему обиду государю, пока не добивался от него хотя бы самого малого. Подобные конфликты, редкие в первый месяц, позже происходили все чаще, Лексей уже задумался об отставке, лишь долг удерживал от этого шага. Следовало найти другой выход, так дальше не могло продолжаться — в конце концов терпение у кого-то из них лопнет и чем обернется, остается только гадать, но вряд ли хорошим.
Отчетливо осознавал — Константин не тот император, который нужен державе, и никакими усилиями такую ситуацию не исправить. Да тот сам не пытался хоть что-то предпринять, как-то высказался Лексею в ответ на его справедливое, но обидное обвинение в лени и безответственности, особенно непростительных государю:
— Алексей Григорьевич, я не напрашивался в императоры и никогда того не хотел. Лишь по воле отца согласился, но сейчас уже понимаю — не по мне оно. Делаю то, что вы хотите, но не получается, все выходит не так. Не могу более нести эту обузу и принуждать себя к тому, что душе противно, прошу — увольте меня от того! Давайте переговорим с братом моим, Александром — знаю, что вы его не любите, но, может быть, что-нибудь придумаете с ним. Вот он справится лучше меня — я в том уверен, сам же готов отречься, хоть завтра!
Собственно, Лексей особо не удивился заявлению Константина — все шло к тому, ожидал нечто подобного, но не так скоро. Не прошло и трех месяцев со дня восшествия на трон, даже не короновался, все оттягивал процедуру — наверное, с самого начала не хотел признать себя государем. Впрочем, такое запоздание не было чем-то из ряда вон выходящим, отец его, Павел, также не спешил с коронацией, прошел его лишь через пять месяцев после смерти матери. Предложение назначить вместо себя Александра не вызвало у Лексея ни малейшего одобрения, ничего хорошего в том не видел, а для него самого представляло явную угрозу — каким бы смирным не казался опальный наследник, но непременно посчитается с тем, кто дважды вставал на его пути. Так что такую кандидатуру не мог допустить, но ответил Константину уклончиво:
— Ваше Величество, мне надо подумать, постараюсь в самое скорое время найти приемлемый выход из вашей ситуации. Пока же нам нужно работать дальше, слишком много у нас срочных дел, чтобы терять время напрасно...
Выход нашел действительно скоро, причем со своим прямым участием — назначить императором малолетнего Николая, а до его совершеннолетия будет править регент, вдовствующая императрица Мария Федоровна, а по сути Лексей — знал, что без его помощи она не обойдется. Подобные казусы уже прежде случались, с тем же Петром Первым, ставшим царем вместе с братом Иваном в десять лет — регентом при них стала старшая сестра Софья. А вопросы с тем, что обошли Александра, снимались грамотой покойного императора, отстранившего его от наследования трона. В долгий ящик не стал откладывать, уже на следующий день навестил в Михайловском замке государыню-мать, повел разговор о предстоящей смене правителя страны:
— Мария Федоровна, ваш сын, Константин, пожелал отречься от престола, государева служба его отвращает и нет у него мочи дальше ее нести. Сам вижу, что у него не ладно и надо пойти ему навстречу. Предложить Александру взойти на трон мы не имеем права по завещанию вашего мужа, да и скажу прямо, как ни горько вам слушать о нем — он пособствует врагам нашей державы, нельзя давать ему волю править страной.
Прервал речь ненадолго, пристально вгляделся в глаза сидевшей напротив женщины в траурном платье, как будто читая ее мысли, после продолжил:
— Нужно ваше согласие на ту перемену, что сейчас изложу. Предлагаю возвести на престол одного из ваших младших сыновей, Николая, регентом же при нем стать вам, государыня. Можете рассчитывать на мою всемерную помощь на посту канцлера или другом, где посчитаете нужным...
В конце июля 1804 года император Константин издал манифест об отречении от престола в пользу Великого князя Николая и назначении регентом вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Для многих, даже близких к вершине власти людей он прозвучал громом среди ясного неба — никто не ожидал такой скорой перемены на императорском троне, да и ничто не предвосхищало ее. Молодой и пышущий здоровьем правитель вдруг ни с того ни с сего отказывается от власти, хотя досужие языки поговаривали о конфликте с канцлером, мол, не обошлось без его вмешательства. Вроде кто-то даже слышал, как высший государственный чин едва ли не прилюдно отчитывал молодого государя исконным русским языком, тот же молчал, прикусив язык! А некоторые кумушки шепотом передавали слухи о некоем наваждении, насланным канцлером-чародеем, наверняка якшаемся с потусторонними духами!
Как бы то ни было, смена власти, кроме сплетен и пересудов, каких-либо серьезных волнений не вызвала. Даже гвардейцы — уж насколько не обходились без них подобные пертурбации, — без громкого ропота приняли назначение малолетнего императора, не достигшего десяти лет, а после присягнули ему. Возможно, тому способствовали караулы десантников, занявших в тот день ключевые посты столицы, а также отряды моряков вблизи расположения неблагонадежных полков. Да и особых перемен в обыденной жизни горожане не заметили — как было ранее, так и осталось. Также в государственных органах — назначенные при прежнем государе чины продолжали служить как ни в чем ни бывало. Лишь в высшем свете с большей опаской стали относиться к всемогущему канцлеру, фактически принявшего на себя обязанности правителя страны — регентство императрицы никого не вводило в заблуждение, все понимали, кто стоит за ее спиной.
Теперь Лексей имел практически полную свободу в выборе и воплощении серьезных преобразований, до сих пор же довольствовался восстановлением прежних структур в министерствах и ведомствах, пострадавших за прошедшее после его отставки время. Следующий проект представлялся намного сложнее, требовал гораздо больше сил и средств для его реализации, также и по сроку — возможно, многие годы, — но считал его чрезвычайно важным и необходимым, без которого остальные планы оказались бы эфемерными прожектами. Ни много, ни мало, замахнулся на крепостное право, связавшее путами по рукам и ногам какую-нибудь реальную перспективу. Ведь для новых дел и развития страны нужны были рабочие руки, которыми могли бы свободно маневрировать, направлять на самые важные проекты — создание собственной промышленности не хуже, чем в европейских странах, строительство дорог, внедрение культурного земледелия, освоение Сибири и Дальнего Востока.
Пока же рабочая сила пребывала в неволе у своих хозяев, государство не могло привлечь для своих нужд крепостных крестьян, составлявших подавляющую часть населения страны. В той же Европе рабство к этому времени отменили в большей части развитых стран в прошлом и даже позапрошлом веках, во многом их успехи, особенно, в промышленном производстве обеспечили свободные руки. Следовало коренным образом переломить такую ситуацию в стране, дать свободу людям, пусть не сразу, а в разумные сроки и продуманно, без ненужной поспешности. Лексей думал об этой проблеме не один день или месяц, еще со времен ссылки, постепенно у него сформировался более-менее проработанный план раскрепощения, рассчитанный, как минимум, на десять лет. Наметил даже примерные сроки каждого этапа, от выкупа крестьян и предоставления им личной свободы до наделения землей и равными с другими сословиями гражданскими правами.
Тем временем в Европе происходили события, имевшие довольно серьезное значение для России. Недолгий мир между английской и французской коалициями грозился вот-вот прерваться, прежде всего, амбициями Наполеона. По-видимому, не довольствовался занятой в последней войне частью провинций Австрии, Баварии и Италии, в минувшем году двинул свои армии в принадлежавший английскому королю Ганновер и захватил его, а после подмял под себя швейцарские кантоны, установив там свой протекторат. Разумеется, противная сторона не смирилась с новыми завоеваниями Франции, спешно стала готовиться к войне и искать союзников, впрочем, французы тоже. К Павлу еще до покушения на него один за другим зачастили послы противоборствующих стран, ему хватило здравомыслия — отказался присоединиться к какой-либо коалиции. Когда же власть принял Александр, то не без участия своего окружения он дал согласие Англии встать на ее стороне, но не успел заключить официальное соглашение. Естественно, после его низложения переговоры с англичанами были свернуты, от имени Павла всем заинтересованным сторонам отправили грамоты о нейтралитете России.
Едва же император скончался и на трон взошел Константин, начался новый тур уговоров европейских монархов, получив отказ, кто-то из них перешел на угрозы, правда, завуалированные — идти на прямой конфликт с сильной державой никто не решился. Та же Англия вначале соблазняла какими-то преференциями, торговыми льготами и инвестициями, после же отворота заговорила другим тоном — о замораживании торговых и прочих сделок, введении эмбарго на вывоз своей продукции и оборудования, отзыве специалистов, даже полном разрыве отношений с Россией как ею, так и ее союзниками. Какие-то основания у них имелись, довольно значительная часть торговли и поставок сложного оборудования приходилась на Англию, Австрию, Швецию, Голландию, Испанию и другие страны антифранцузской коалиции. Впрочем, Наполеон повел себя не лучше оппонентов, тянул на свою сторону как посулами, так и возможными неприятностями — мол, если вы не со мной, то не ждите от меня помощи, когда вас прижмут или вдруг возникнут проблемы, — явно смахивающими на шантаж.
Лексей испытывал серьезное давление обеих сторон как от них самих, так и их сторонников среди влиятельных вельмож. Но никому ни на йоту не поддался, даже заполучил за глаза прозвище — Железный канцлер (или чугуноголовый, как называли самые недовольные из них). Находились такие, кто пытался обойти его и обращался непосредственно к молодому императору, тот же просто отказывал в аудиенции и отсылал к канцлеру, а самых упорных, допекавших где угодно, даже в уборной, крыл нецензурными словами явно армейского происхождения. Лексею же приходилось высказываться более дипломатично, но суть его ответа оставалась прежней — России чужая война не нужна даже за самые сладкие коврижки, а брать ее на испуг — кишка тонка! Ясно осознавал возможные убытки страны, если недруги решатся принять против нее какие-то санкции, попытаются взять на измор, но считал, что не стоят они ни единой капли напрасно пролитой крови русских солдат. Да и родная держава стала намного сильней той, что была еще двадцать лет назад, в том без ложной скромности признавал свой существенный вклад.
Та же Русская Америка приносила почти треть доходов казны, там добывали не только большую часть золота, серебра и драгоценных камней, но и цветные металлы, редкие легирующие присадки, качественную сталь. Да и пушнина давала немалый привесок, во много крат окупая издержки на нее. Военную же мощь страны испытали в баталиях против самого грозного неприятеля, причем с более, чем убедительным исходом. Враг теперь не раз подумает, прежде чем лезть на рожон, тем более начинать войну. Правда, самим нельзя почивать на лаврах, каждому — рядовому солдату или адмиралу, — нужно трудиться неустанно на своей службе, а государству дать ему лучшее оружие и довольствие. Тогда никто не сможет диктовать им свою волю, в том и его, Лексея, задача, наверное, самая важная из множества принятых на себя. Пока же с полным основанием мог сказать — недругам долго придется стараться, чтобы хоть как-то серьезно ослабить страну. Принудить же вредить себе самому вряд ли кому удастся, если только изменой, как чуть было не случилось с Александром, не вмешайся он.
В начале осени произошло событие, серьезно осложнившее отношения с Францией — средь бела группа людей в гвардейской форме напала на экипаж посла графа д'Едувиля, заколола шпагами его самого и жену, а потом скрылась. Спешно начатое следствие не нашло виновных в злодейском убийстве, свидетели происшествия, среди них и оставшийся в живых кучер посла, не смогли опознать кого-либо из подозреваемых в Семеновском полку, чью форму использовали убийцы. По-видимому, организаторы провокации — а именно ею представлялось столь демонстративное нападение на французского дипломата, — прибегли к уловке с чужим обличием для увода следствия на ложный след, главное же — создать конфликт между двумя странами. И они своего добились — прибывший спустя месяц в российскую столицу новый посол генерал Савари передал Лексею ноту от правителя Франции едва ли не ультимативного характера. Даже закралась мысль — а не сам ли Бонапарт, объявивший себя императором весной этого года, зачинщик провокации? Уж больно скоро, не дожидаясь окончания расследования, тот предпринял такой шаг и использовал как повод для давления на Россию.
Предъявленные в ноте требования отчасти можно было признать справедливыми — выплату компенсации как семьям убитого посла и его жены, так и Французской империи, но не столь же запредельно высокой, в миллионы франков! С другими обстояло еще хуже, в них выражались условия, вряд ли нормальные для обращения между дружественными странами — от выдачи преступников и предания их суду Франции, а не страны, в котором совершено злодеяние, до предоставления флота и сухопутного войска, пусть на определенный срок и по найму с оплатой. По сути Наполеон выражал свою волю как сюзерен если не вассалу, то младшему союзнику, вроде той же Датско-норвежской унии или Италии. В случае же неисполнения грозился разрывом всех отношений — от торговых до дипломатических, — задержанием морских судов и грузов в портах коалиции, даже блокадой баз в Средиземном море. Похоже, новоиспеченному императору вскружила голову череда блестящих побед на европейском театре боевых действий — мало ему прежних противников, готов рискнуть и против России!
Глава 8
Государственный совет, созванный канцлером в Зимнем дворце из-за сложившейся чрезвычайной ситуации, вела вдовствующая императрица. Мария Федоровна редко присутствовала на правительственных заседаниях, лишь когда по протоколу требовалось ее формальное участие как регента малолетнего государя, да и не вмешивалась в распоряжения Лексея. Но на этот раз он сам пригласил, уж слишком важный вопрос ставился на совете — возможное втягивание страны в военный конфликт, притом, вероятнее всего, против Франции — самого сильного государства в Европе, по крайней мере на суше. Отсидеться в стороне, как в недавней войне между двумя коалициями, вряд ли теперь удастся, о том канцлер во вступительной речи поведал высшим чинам страны:
