Все комедии заканчиваются свадьбами!

— Уф, — шумно выдохнул, приложил руку к сердцу. — Пронесло.

— Да ну тебя, — шлепнула по руке, прижалась, тихонько погладила...

— Вот это я понимаю, высокие моральные принципы, — восхищалась Лиска Русанова, пока они ждали машину после парикмахерской, маникюра и педикюра. — Всё серьезно, помолвка, первая брачная ночь. То ли дело мы с Климом — как коты дворовые.

Девочки сдержанно хрюкнули.

— Я лично на любой вариант согласна, — для Ангелины это по-прежнему была болезненная тема. — Ничего, или я его на этом море соблазню, или в море утоплюсь, и пусть он умрёт от раскаяния. Ну, или зачахнет.

Поездка на море организовалась как-то спонтанно. Рита уезжали с Матвеем на базу отдыха, Клим уехал поступать в Краснодар, в лётное. Алиса Русанова ходила кислая, Маша Колодей с заплаканными глазами, и Мила Серебро в обеденный перерыв вдруг предложила.

— Девчонки, а давайте на море съездим на неделю? В Сочи или Крым? Русановы впятером, Серебро вшестером и Колодеев четверо. Развлечёмся, обстановку сменим. А остаток отпуска традиционно.

— Идея неплохая, только где мы на такую ораву жильё найдем за неделю до заезда? — засомневалась Катя.

— Вопрос не в том, что не найдём, а сколько это будет стоить, — задумчиво протянула практичная Маша.

— Знаете, девочки, мне кажется, мы можем себе позволить, — решительно объявила Люда. — Я собиралась с мужем на Чёрное море ещё с медового месяца за Полярным кругом, и так ни разу не попала.

— Слышала — инициатива наказуема? — Катя нацелила на подругу вилку. — Вот и занимайся.

Людмила Евгеньевна, разумеется, справилась. До отъезда осталось сделать одно дело — пропить Риту.

Вечеринка по поводу помолвки была скромная, все свои, как обычно. Ну, еще Келлеры приехали, Есины. Галина Быкова с мужем. Да, повезло женщине — сменила ненавистную фамилию Коровина. Матвей всё никак не мог улучить момент и, собственно, сделать предложение. Прилетели из Магнитогорска поздно, сразу спать. Утром, на бегу выпив по чашке чего-нибудь, разошлись — девочки поддержать Риту в стремлении к красоте, женщины на кухню, мужчины — расставлять и накрывать столы. Младшее поколение, как засадный полк, бросалось на прорыв — помогать, куда звали. Матвей мотался по кухне, по двору и становился всё мрачнее и мрачнее.

— Матвей, что-то случилось? — Рита впорхнула в его комнату красивая, нарядная, душистая.

Он, сердито сопя, зашнуровал начищенные до блеска туфли, встал, начал молча надевать рубашку.

— Матвей, — Рита подошла, прижалась, не боясь помять своё платье и его рубашку. — Скажи, что случилось?

— Ничего не случилось, — голос был обиженный. Поцеловал её в волосы, положил подбородок на макушку. Помолчали.

— Матвеееей, — пропела она тихонько, целуя голую грудь. По коже прошла крупная дрожь.

— Ритуль, вот что сейчас праздновать собираются?

— В смысле? — она подняла голову, посмотрела на него.

— Предложения тебе я так и не сделал, вообще-то.

— Ааа! Точно! — она оживилась. — А при всех ты не хочешь, — утвердительно. — Сиди тут, я сейчас.

Убежала. Минуты через три явился ухмыляющийся Кир.

— Матвей, иди уже. Готово.

В пустой гостиной на диване рядом с матерью сидела Рита, отец стоял сбоку. В кухне, прислонясь к разделочному столу, сложив руки на груди стояли три брата, туда же, гыгыкнув, убежал Кирилл. Матвей откашлялся и пошёл к дивану. Рита встала рядом, взяла его руку, он сжал её пальцы, сильно-сильно.

— Игорь Вадимович, Людмила Евгеньевна, — голос, в начале немного не уверенный, креп с каждым словом. — Мы с Ритой любим друг друга, и всегда будем вместе. Я прошу вашего согласия на нашу свадьбу.

Людмила Евгеньевна подошла к мужу, положила руку ему на локоть, они переглянулись коротким взглядом.

— Маргарита, Матвей, — начал чуть хрипло Игорь Вадимович. — Вы взрослые и сами решаете свою судьбу. Надеюсь, вы будете счастливы и ваша любовь — навсегда. Мила?

— И помните, что вы — часть большой семьи, дети, — мягко проговорила мама. В глазах блеснули слезинки.

Рита потянула Матвея, подбежала, обнялась с мамой, отцом. Игорь пожал зятю руку, хлопнул по спине. Мила обняла крепко, поцеловала в щеку. Из кухни раздались аплодисменты и голос Никиты.

— Всё, есть видос. Нормально так получилось, только Рита в разных туфлях, почему-то!

Утром хозяева оставили дом и гостей на Золотаревых и Нетесиных и отбыли отдыхать. 'Молодые' уехали вечером. Тихо ушли в дом, пока все веселились, быстро сбегали в душ, переоделись. Сумки с вещами Матвей загодя унёс в старую дедову машину, отданную им во временное пользование.

— Я пойду маму позову, — они вышли на крыльцо.

— Мы здесь, — родители ждали у ступенек.

— Мы поедем, мамуль, — Рита сбежала вниз, обняла маму. — Я завтра позвоню.

Мила поцеловала дочь, почти зятя, Игорь скупо погладил Риту по плечу, с Матвеем пожали руки.

— Осторожнее за рулём, — негромко напутствовала мама. Ритуля помахала от машины.

— Хорошо!

— Вот и выросла, — глядя от ворот вслед, проговорила Мила.

— Ты плачешь у меня, что ли? — Игорь обнял жену, поцеловал мокрые глаза.

— Немножко, — вытерла слёзы, обняла за шею, вгляделась. — Ага, а сам волнуешься.

Улыбнулся, наклонился поцеловать по-настоящему.

— ..., и у вас медовый месяц, — сказал ехидный голос Влада Келлера.

— Не завидуй, — усмехнулся Игорь. — Или завидуй, но молча.

— Пошли накатим, что ли, Батя. Сто лет у вас не был. Лепота-то какая!

— Так ты, вашество, большой начальник. Не досуг.

— И не говори. Златка выгонит скоро. Ревнует, — с удовольствием.

— Нет, она собственница, — утешила Людмила Евгеньевна, пока они медленно шли по дорожке к саду. — Не выгонит. Так, покалечит если.

— Спасибо, предупредила, — нарочито упавшим голосом. — Значит, никаких шансов, что меня, одинокого, приютит молодая нимфа?

— Я не поняла, — навстречу вышла Злата, упёрла руки в бока. — Что за молодая?

— Я говорю, ты у меня самая молодая, самая красивая, — Влад обнял жену, повёл к столу. — Талия как у девочки, кожа. А глаза!

— Вот ведь зараза, — восхитился Игорь. — Я так никогда не умел.

— Да тебе и не нужно, — Мила улыбнулась, провела рукой по его виску, волосам. Больше ничего не сказала, но он и так знал, что для неё он — лучший. Навсегда.

Рита и Матвей приехали на базу довольно поздно. По аллеям гуляли редкие парочки, от танцплощадки доносился голос диджея, зажигательная музыка, свист, крики. Они шли в противоположную сторону. Там, в сплошном зелёном лабиринте живой изгороди, едва виднелись за листвой домики под огромными соснами. Разноцветные фонарики деликатно освещали тропинки и шум как будто растворялся в тёплом полумраке.

— Мы пришли, — сработал датчик, и над входом загорелась лампочка, подсвечивая номер дома, террасу. Матвей отпустил Ритину руку, отпер дверь, велел.

— Постой.

Она терпеливо дожидалась, пока он внесёт сумки, включит внизу свет. Вернулся, подхватил её на руки, перенёс через порог.

— Ты самый-самый романтичный мужчина на свете, — она хихикнула, но тут же поцеловала в губы. — Не думай, мне очень нравится!

— Я надеюсь, — посадил её на диван, практично запер дверь, снял обувь. Подошёл, встал на колено, достал из кармана бархатную коробочку, открыл. На красном фоне тускло сверкнула жемчужина. Осторожно вынул, взял Ритину протянутую ладошку, аккуратно надел на безымянный палец.

Она полюбовалась, потянулась поцеловать, прошептала.

— Пусть оно будет моим обручальным. Одно-единственное, как ты. Навсегда.

Целовались до тумана в глазах, отстранились перевести дыхание. Взялись за руки, он щелкнул выключателем и они в темноте, освещенной крохотным ночником, пошли наверх, в спальню.

Квадратная комната с окном во всю стену, за которым ночь. Расстеленная кровать, девушка и мужчина. Долгожданная нагота, поцелуи, ласки. Как выразить, что хочешь отдать ему всю себя, без остатка? Как рассказать, что нет ничего желанней и упоительней, чем его губы на твоих губах? Он касается груди, осторожно и ласково целует сосок, а ты изнемогаешь от нежности, от любви. Его ладонь, горячая и сухая, скользит по коже, трогает, и у тебя сохнут губы от предвкушения, от желания большего. Ты вся податлива, как вода. Он вздрагивает от твоих прикосновений, мышцы на спине, плечах каменеют, ты проводишь ладошкой по твёрдым ягодицам, по бедру. Целуешь его руки и плечи, грудь в испарине. Он снова и снова ищет твои губы, как будто вокруг нет воздуха, и ты делишься с ним дыханием, и сама задыхаешься без него.

И ты, и он невинны, как дети, но нет стеснения, неловкости, боязни неудачи. Как можно стесняться — ведь это он, Матвей. Они — одно целое, глупо стесняться собственной руки. Как можно думать, что у него не получится — ведь это она, Рита, его единственная, его продолжение, его начало. Они соединяются, изумляясь от правильности того, что происходит, замирают, глядя друг другу в глаза. Чудо — видеть в другом свое отражение. Вся любовь мира соединяется в одной точке, и это становится невыносимо. Он начинает двигаться, не в силах сдержать стон и сдержаться, она подчиняется и только вздрагивает, вскрикивает от полноты и новизны ощущений. Немного больно и тело сопротивляется, но она смелая и храбрая и знает, что надо подчиниться, уступить, раскрыться. Он шепчет безумные слова, целует, отступает и наступает, как прилив и в какое-то мгновение океанская волна поднимает её, смывая боль, и она парит в невесомости, кричит и смеется от первозданной чистой радости. Он едва удерживает себя на вздрагивающих от напряжения руках, тяжело дышит, и она притягивает его на себя, обнимает изо всех сил. Его переполняют благодарность, восторг, благоговение к ней, к той, с которой он стал Мужчиной, к той, что с ним стала Женщиной.

— Рита... Рита... — слова куда-то теряются.

— Я так счастлива, — шепчет она. — Так счастлива!

— Я когда-то не верил, что ты существуешь. Думал, я тебя выдумал, — проговорил он глухо ей в плечо. — А ты — есть. Ты — всё, что у меня есть, понимаешь?

Перекатился на спину вместе с ней, сжал до боли.

— Я теперь знаю, что чувствовали Адам и Ева, — сообщил ей.

— Угу, — согласилась Рита.

Помолчали, бездумно гладя друг друга, почти засыпая.

— В душ, — сделала над собой усилие Рита. — Отнеси меня, — пощекотала, хихикнула, шлёпнула его по руке. — Не щекочись!

— Я думал, ты мне намекаешь, — встал вместе с ней, держа её в руках, побалансировал, запнувшись об упавшее покрывало, понёс вниз.

— Мы застрянем тут, как Винни Пух, — объявила она, глядя на узкую лестницу. — А возможно, и что-то сломаем!

— Ногу?

— Перила! — и забарахталась, сползая.

Утро принесло массу открытий. Рита проснулась первой, повозилась, потёрлась закинутой на его бедро ногой. Простыня начала странно топорщиться.

— Интересно, как это работает? — и смело нырнула под простыню. От её исследовательского пыла он моментально проснулся.

— Рита... — попытался отобрать у неё простынку, но она выглянула одним глазом и спряталась.

Матвей терпел, сколько смог, но он же был, безусловно, сильнее! Вытащил её, хохочущую, опрокинул с рыком, зацеловал, раздвигая бёдра. Она охотно подчинилась, обнимая, любя...

Сходили на завтрак, вернулись, почти бегом, торопливо разделись. Он, наконец, посмотрел на неё при свете, любовался, целовал, трогал.

— Матвей, нет! — она колотила по постели ногами, захлёбываясь от смеха. — Тут щекотно, а приятно — вот! — положила его руку.

— Надо потом повторить, для закрепления навыка, — он был серьёзен. — Ты уверена, что тут щекотно, а не приятно? — и коварно провел пальцем под рёбрами.

Глава 11.

Конечно, никто в мире не осудил бы молодую пару, которая свою медовую неделю провела исключительно в постели. Но и Матвей, и Рита любили спорт, прогулки, им нравилось заниматься вместе всем на свете, а в сутках было целых двадцать четыре часа! Им даже не мешало, что Рита была заслуженной совой, а Матвей привык просыпаться очень рано, поскольку занимался спортом профессионально и до школы еще надо было попасть на тренировку. Поэтому он просыпался, едва начинало светать, пытался осторожно выбраться из-под одеяла (и из-под Риты, чего уж там скрывать), она соскальзывала на простыню медленно-медленно, срабатывали непреложные физиологии, и пробежка откладывалась. Потом Ритинья с чувством выполненного долга обнимала подушку и опять засыпала, а он шёл бегать. Потом она чудесным образом просыпалась и шла в душ как раз тогда, когда Матвей снимал внизу обувь. В душе история с физиологией повторялась и на завтрак они шли голоднющие. До обеда играли на пляже в волейбол с весёлой студенческой компанией, после — катались на водных мотоциклах или гоняли на квадроциклах. Могли просто пойти гулять по лесу. Вечером Рита наряжалась и прихорашивалась, Матвей вообще всегда был красивый, и они отправлялись ужинать и на танцплощадку, ненадолго. Возвращались к себе в номер, по дороге Рита обязательно звонила маме, Матвей разговаривал с кем-нибудь из парней Серебро или с Климом, осваивающим курс молодого бойца. Обменивались новостями и пили сок на маленькой террасе, заигрывали, целовались. Куда торопиться, если впереди вся ночь, или даже вся жизнь? Потом вдруг срывались с места, как при сигнале о надвигающемся торнадо, падали в разворошенную с обеда постель и мир вокруг выключался.

Неделя пролетела быстро, и очередным вечером вместо дискотеки они поехали домой. По дороге заехали купить у рыбаков свежей рыбы на завтрашнею уху и вяленой — дедам.

— Давай уж и пива заодно купим, — предложил Матвей.

Заехали в супермаркет, купили ещё конфет, минералки, вкусной колбасы по акции, сыра, йогурт.

— Завтра надо придумать ужин на двадцать человек, — вслух размышляла Рита. — Уху не все едят, окрошки на йогурте сделаем, и плова в казане, деды помогут. И я шарлотку хочу, умираю просто.

— А как наши из аэропорта доберутся? — Матвей сидел рядом с Ритой, максимально отодвинув переднее сиденье. Она сосредоточенно рулила.

— Они сначала на платной стоянке авто хотели оставить, но это выходит по цене нового минивэна. Мама говорит, заказали уже два микроавтобуса в транспортном агентстве.

Бабушки, конечно, не спали, и дедам не дали. Все ждали на крыльце, самовар тихонечко пел. Встретили внуков радостно, расцеловали, кинулись кормить. Вадим Олегович и Евгений Григорьевич, отмахиваясь от жён, почали бутылочку живого пива, отрезали по куску от жирной, прямо-таки лоснящейся, рыбы.

— Вадим Олегович, завтра научите меня плов делать? — Матвей сидел с мужчинами, но пил не пиво, а фруктовый чай — другого на ночь бабушки не признавали. — Евгений Григорьевич?

— Перво-наперво, — дед Женя отпил, вытер с бороды пену. — Ты что нас по отчеству-то, сынок? Ты ж зять теперь. Зови правильно — батя, мамка, нас дедом, бабкой. А то как не родной... Понял?

Матвей немедленно покраснел, даже уши стали пунцовые. Молча кивнул.

— Правильно, — пробасил Вадим Олегович из кружки. — А второе — из мороженого мяса — это не плов. Завтра по утрянке на рынок поедем.