Все комедии заканчиваются свадьбами!

Глава 1.

— Золотой медалью за отличную учебу, примерное прилежание и хорошее поведение награждается Серебро Маргарита, — объявил ведущий.

В первых рядах, где сидели выпускники, засвистели, заорали. Родители зааплодировали. Громче всех, конечно, с того ряда, где сидели ее родители, крестные, друзья. Мама, глядя на поднимающуюся на сцену дочь, поднесла к дрожащим губам платочек.

— Красивая какая, — хлюпнула носом Маша Колодей.

— Мам, ты-то что плачешь? — повернулся к ней с переднего ряда старший сын. — Че вы вообще плачете? — посмотрел он на трех сидящих рядом женщин.

Тем временем улыбающаяся широкой улыбкой директриса вручила Рите коробочку с медалью, букет цветов, фотограф суетился, отрабатывая гонорар.

— Маргарите вручается грамота за успехи в спорте...

— Маргарита награждается за активное участие в жизни школы...

Где-то на пятой или шестой награде в зале захихикали.

— Белоснежка, ты лучшая! — крикну кто-то из одноклассников. Остроумие было вознаграждено хмурым директорским взглядом.

— А почему у Риты "хорошее поведение"? — вдруг ни с того, ни с сего спросила Маша. — У золотых медалистов поведение же "отличное"? У меня в аттестате "отличное", например. Её, вон, даже одноклассники Белоснежкой зовут!

— Поведение у нее "хорошее", потому что она вечно с учителями спорит, — просветил Клим. — Особенно с англичанкой. А "Белоснежка" — потому, что у нее братьев, как гномов.

— Клим, — шикнула на него мать.

— Нет, а что я такого сказал? — Клим пожал широкими костлявыми плечами, отворачиваясь.

— Равняйсь! Смирно! — майор Никитин оглядел неровный строй девушек, покачал головой. Каждый год одно и тоже. Обязательно найдется пара-тройка "моделей" — абитуриенток в мини и на шпильках. Вроде умные, высшие баллы по ЕГЭ получили. Хотя это точно не показатель... Майор хмыкнул.

— Товарищи абитуриенты, — он прошелся вдоль строя. — Поскольку девушки в нашей стране не военнообязанные, первым делом вам предстоит пройти медицинскую комиссию и психологическое тестирование. Напоминаю — вы поступаете в военное училище. В первую очередь это означает порядок и дисциплину. Поросячьим стадом никуда не бегаете, суету не разводите. Сержант! Выйти из строя.

Из строя шагнула девушка в кадетской форме с сержантскими нашивками.

— Представьтесь.

— Ангелина Королева.

— Абитуриент Королева назначается старшей. Будут вопросы — она подходит к дежурному офицеру, спрашивает, разъясняет. Всем! Сержант, командуй.

— Нале-во! — скомандовала та хорошо поставленным голосом.

Майор с бесконечным терпением на лице смотрел, как барышни якобы строем идут в военкомат.

— Тебя как зовут? — негромко спросила Ангелина девушку с пышной длинной косой, одетую в простую белую рубашку и серую строгую юбку. Девушка только что вышла их кабинета терапевта и теперь спокойно дожидалась остальных.

— Маргарита Серебро.

Голос у девушки был мелодичный, "блюзовый", как было написано в любимой Гелиной книжке. Неожиданно вместо чувства соперничества Ангелина испытала к незнакомке симпатию. И та вроде бы смотрела просто и доброжелательно.

— А я Ангелина, можно Геля.

— Я запомнила, — улыбнулась девушка. — Рита.

— Что там врач спрашивает?

— Да ничего особенного. Рост, вес измеряют, длину рук, ног.

— Как измеряют? И зачем? — удивилась Геля.

— Обычным сантиметром. Длина рук не должна быть меньше 76 сантиметров, а длина ног — меньше 90 сантиметров, иначе до штурвала и до педалей не дотянешься. Мне папа давно сказал.

— У тебя папа пилот?

— Раньше был. Иди, ты последняя осталась.

На сдачу нормативов по физподготовке пошли только нормативно длиннорукие и длинноногие.

— Бежим на время километр и стометровку, делаем упражнение на пресс — пятьдесят пять раз за минуту, — подпрыгивая, чтобы размяться, объявила Ангелина. — Потом барокамера, психологическое тестирование и итоговая комиссия. Девочки, соберитесь!

В кабинет для прохождения тестов из большого зала приглашали по восемь человек. Перед началом все тот же майор Никитин, как объяснила всеведающая Ангелина, будущий начальник курса, выступил с речью. 'О целях и задачах', хихикнула про себя Рита.

— Психологическое тестирование должно отсеять тех, кто пришел учиться просто из романтического порыва. Выявить стрессоустойчивых, максимально сконцентрированных и ответственных. В тесте около двухсот пятидесяти вопросов, после начала тестирования включается тайминг. Результаты теста обсчитает программа, присвоит вам одну из категорий: от первой до четвертой. Первая — самая подходящая, а вот девушкам с четвертой придется с полетами попрощаться.

Рита про себя хмыкнула, нахмурилась. Маме ничего не стоило показать ей пару тестов, наверняка у них в Центре подготовки космонавтов такие же, или похожие. Если не подготовиться, так хоть примерно знать.

— Нет, Рита, — отрезала Людмила Евгеньевна. — Во-первых, все должно быть честно, а во-вторых, от этих тестов зависит твоя жизнь. И не только твоя. Не пройдешь, значит, не пройдешь.

И Вадька с Женькой туда же! Вадим сказал короткое 'нет', Женька смайлик прислал, с выпученными глазками. Хорошо папа не пожалел — засунул в барокамеру, так что она хоть тут в курсе была. Рита вспомнила, какие у девчонок глаза были, когда они из барокамеры вываливались — точно, как у Женькиного смайлика.

— Ну что, ты прошла? — рядом села Славка Григоренко.

— Так результат же не говорят, — вздохнула Рита.

— Мне кажется, я прошла, — убежденно заявила Владислава, доставая из сумки карамельку. — Будешь?

— Буду, если кисленькая.

— Что, после барокамеры тошнит?

— Нет, есть хочу, — Влада поделилась конфетой, некоторое время девчонки молчали.

Пискнул смартфон, Рита потянулась посмотреть. 'Зачислили. У тебя что?' Фыркнула, кинула телефон обратно.

— Кто интересуется? — кивнула Григоренко на телефон. — Родители беспокоятся?

— Братья, — неохотно ответила. Сейчас начнешь отвечать, придется рассказывать, что два брата тоже тут, приехали на месяц раньше. Парней на первый курс почти пятьсот человек набирают, а девчонок всего пятнадцать. С ними-то то что месяц возиться, хоть, как у парней, конкурс семь человек на место.

— Внимание! — зычно призвала Королева. — На комиссию вызываются...

Двадцать девять человек, чьи фамилии огласила Ангелина — себя первую назвала, кто бы сомневался, уселись у дверей, где заседала приемная комиссия. Остальные, кто со слезами, кто хмуро, поплелись к выходу.

— Как бы догонять не пришлось, — нервозно заметила темноволосая девушка.

— Терехина, — позвал от двери офицер.

Названная нетвердой походкой пошла в кабинет, остальные уткнулись в список.

— По какому принципу вызывают? — вслух подумала Рита. — Она не первая, не последняя.

— Да у нас у всех сто баллов по физподготовке и первая-вторая группа профессиональной пригодности. Может, у нее льготы? — предположила Королева.

— Точно, — вспомнила темноволосая. — Её Татьяна зовут, мы с ней рядом в очереди к терапевту сидели, так она сказала, что у них в семье все военные. Дедушка — летчик, а отец командир корабля. Говорит, в морскую авиацию пойду. Медкомиссию она легко прошла, 'зрение стопроцентное, рост, вес и все остальные параметры у меня идеальные', — передразнила рассказчица нарочито жеманным голосом.

— У всех идеальные. Не у всех у папы двадцать лет выслуги, — ревниво высказалась кареглазая блондинка.

Маргарита промолчала. У ее папы выслуги было тридцать восемь лет. Она бы и рада поступить сама, без всяких льгот, но про родителей в анкете написано. Дети же не виноваты, что у них родители героические!

Шли строем по главной аллее в жилой корпус. Рита все прокручивала в голове последние два часа. Комиссия заседала долго, каждую кандидатуру разбирала вдумчиво. Если отказывали — то душевно и сопереживательно. Саму Риту вызвали второй. Вошла, поздоровалась. За длинным столом сидели пять человек.

— Серебро Маргарита, — председатель комиссии полистал ее дело. — Расскажите о себе, Маргарита. Давно решили выбрать эту профессию?

Ну, дядя Слава!

— С детства хочу стать пилотом, — стараясь, что бы голос не дрожал, ответила вежливо.

— Родители поддерживают ваше увлечение? — поинтересовалась миловидная улыбчивая женщина.

— Да, — ограничилась однозначным ответом.

— У вас, я смотрю, есть льготы, — посмотрел поверх очков лысоватый мужчина. Пролистнул несколько страниц. — Жаль, они вам не пригодятся.

У Риты первый раз в жизни захолонуло сердце. Даже когда первый раз с парашютом прыгала — не было так беспричинно страшно. Что ж не так-то?!

— Вы первая по рейтингу, — ласково пояснил дядя Сережа.

Три человека из пяти знали Риту с тех пор, как она гуляла в пинетках и памперсе на детской площадке в городке. Дядя Слава — Владислав Германович Келлер, нынешний главком ВКС и председатель комиссии, был заместителем папы в отряде космонавтов. Жанна Есина — летала с ними в Первую Лунную, до сих пор была членом отряда, ее каждый год приглашали в приемную комиссию училища. Сергей Васильевич Серов — папин ведомый, когда они метеоритную атаку отражали, теперь начальник управления кадров ВКС. Четвертого, начальника училища, Александр Ивановича Григорьева, она видела три года назад, когда они всей семьей приезжали на выпускной Ярика и Стаськи Золотаревых. Только пятого мужчину она видела первый раз, но, наверняка, он или папин однокашник, или сослуживец. Мелькнула короткая мысль — это не преимущество, это совсем наоборот! Меня же всегда сравнивать будут, спрашивать строже. А если не так? 'По знакомству'? Только не это!

— Маргарита Игоревна, — поднялся Келлер. — Поздравляю с зачислением.

Пожал ей руку, шепнул тихонько в самое ухо.

— Молодец! Я тобой горжусь!

— Внимание! — Рита вздрогнула от зычного голоса Григорьева, огляделась. Они стояли у ряда постаментов. На курсанток смотрели летчики, герои. Среди мужских лиц нежный женский профиль.

— Это Герой Советского Союза Магуба Сыртланова. В Великую Отечественную она была замкомандира эскадрильи женского авиационного полка ночных бомбардировщиков. Тех самых 'ночных ведьм'. Если их сбивали, в плен не сдавались: погибали вместе с горящими самолётами, при приближении вражеских солдат кидали себе под ноги гранату. За один такой сбитый самолёт вручали железный крест. Совершили почти двадцать пять тысяч боевых вылетов. Из них семьсот восемьдесят на счету Магубы. Ни разу не ошиблась при выходе на цель для поражения противника. Ее подбили в апреле 1944 года. Маргуба и ее штурман Татьяна Сумарокова решили погибнуть в море, но не садиться на вражеской территории. Дотянули до своего берега, сумели сесть — хвост самолёта оказался в воде, колёса — на гальке. Последний вылет совершила 2 мая 1945 года. Я вас прошу, дорогие мои девушки, взять с нее пример. Особенно в главном — она сумела выжить. Воевала, летала — но осталась живой. Родила детей, оставила после себя внуков, правнуков.

Помолчали. Александр Иванович улыбнулся.

— Майор, веди своих барышень заселяться. С завтрашнего дня у вас распорядок дня армейский, а сегодня отдыхайте, заслужили.

Женские группы жили в отдельном корпусе, стоявшем ближе всех остальных к обширному парку. Чистота, много зелени.

— На первом этаже пост дежурного, учебная комната, служебные помещения, — показывал Никитин. — Начиная со второго этажа жилые комнаты. Первый и второй курс на четвертом этаже, третий и четвертый — этажом ниже, пятый курс на втором. Да, комната отдыха тоже на втором этаже. За мной поднимайтесь.

Пошли гуськом по коридору, потом по лестнице, опять по коридору, широкому, светлому. Девчонки шли, примериваясь к широким шагам майора и оглядываясь на ходу. Двери только с одной стороны, по другой — огромные окна. На каждой двери — таблички с фамилиями курсанток.

— В училище пока только вы, у старших курсов отпуск, — остановившись в небольшом холле, разделявшем коридор пополам, объявил Никитин. — Сейчас заселитесь, идете на ужин и получать форму. С завтрашнего дня вы — курсанты, живете по распорядку, одеваетесь соответственно. Подъем в 6-30. На сегодня все.

Козырнул, девушки нестройно попрощались, проводили взглядом.

— Девчонки, тут наши фамилии, — окликнула светленькая девушка. — Когда успели только!

Рита подошла. На двери первой от холла комнате на табличке в два столбика значилось:

Королева А. Григоренко В.

Серебро М. Огнева П.

Маргарита решительно открыла дверь. Просторная прихожая, справа двери в ванную и туалет, слева небольшой закуток со встроенными маленьким холодильником и стиральной машиной, над ними на столешнице чайник, кувшин и стаканы на подносе. На стене два шкафчика. Прямо две смежные спальни, довольно просторные.

— Рита, — окликнула Ангелина. — Ты слева или справа спишь?

— Справа, — решила Рита. Слава Григоренко и четвертая их соседка, Полина, уже переговаривались за стеной, чем-то гремели.

— Это разве казарма? — скептически оглядывая персиковые обои и зеркало во весь рост на стене, проговорила Геля.

— Да уж, — согласилась Рита. — Домик Барби.

— Меня эта домашняя обстановка даже напрягает, — пожаловалась Ангелина. — Я к настоящей армии готовилась...

— Ладно, вытерпим, — Рита подошла к тумбочке, понюхала розы. — И потом, учиться начнем, к нам не будут иначе, чем к парням относиться. У меня братья двоюродные здесь учились, рассказывали — на первом построении начальник училища приветственный адрес от имени министра обороны зачитал, первые погоны вручил, всем по мягкой игрушке подарил — Мишку-лётчика, а потом и говорит: 'Самолетов для девочек не бывает. И учить вас будут так, чтобы в небе за штурвалом самолёта девушки ничем не отличались от парней'. Так что гонять будут, — обнадежила.

— Девочки, — заглянула Слава. — На ужин пойдем?

— Конечно, — удивилась Рита. — Я есть хочу!

— Да у меня с собой, мне мама положила, — смущенно сказала Слава.

— И мне, — откликнулась Поля.

Рита вдруг опустила чемодан на пол, торопливо расстегнула, покопалась. Вытащила плотно завязанный пакет, понюхала.

— И мне, оказывается.

— Мало ли что, — категорично заявила Ангелина. — Мы в армии. Здесь все по уставу. Ужинать, значит ужинать в столовой.

В дверь сначала постучала, потом радостно ввалилась Лерка Абдуллина.

— Девчонки! А давайте поступление отметим! Ну, все вместе! Катюха даже вина привезла...

— Какое вино?! — возмутилась Королева. — Вы что? Мы курсантки, в училище спиртное категорически запрещено!

— Курсантки мы с завтрашнего дня, а сегодня мы гражданские, — Поля посмотрела на Риту, Славу в поисках поддержки.

— Ну что, договорились? — в комнату ворвалась еще одна заговорщица. — У вас или у нас?

— Да что вы не едите толком, девочки? — сокрушалась Валентина Ивановна, повариха. — Как говорится, война войной, а обед по распорядку. Мы старались, скатерочки вам отгладили, цветочки поставили. В меню сегодня суп гороховый и борщ, три вида второго и гарнира, салат-бар. Все свежее, натуральное. И, главное, очень вкусное. Или нет?

— Спасибо большое, — нестройно поблагодарили абитуриентки. — Очень вкусно!

— Устали, — посочувствовала женщина. — Ну, последний денечек сегодня свободный, отдохните. Завтра уж служба.

— А почему мы одни ужинаем? — удивилась Оля Шаповалова. — Где парни?

— Да через полчаса и их покормим, — Валентина Ивановна поправила хлебницу. — Потом-то в одно время, со своим курсом обедать будете, только сидеть также, отдельно. А сегодня ни к чему, глазеть только на вас будут.

Рита полюбовалась аккуратно развешанной в шкафу формой, чёрными лодочками на небольшом каблучке и берцами на нижней полке. Девчонки тем временем вытащили в соседнюю спальню тумбочки и стулья, Ира расстелила на полу бумажную скатерть, и они с Лерой раскладывали по бумажным же тарелкам мамины 'подорожники'.

— Рита, стаканы давай, — позвала Саша Трусова. — Девочки, все свои принесли?

— Дверь запри! — напомнила Ангелина. Она не скрывала недовольства, потому что немного опасалась. 'Застукают, как пить дать', — мрачно думала Геля. — 'И выгонят'. Но ругаться с девчонками в первый же вечер или прослыть слишком правильной не хотелось.

Маргарита втиснулась между Королевой и Огневой, села на пятки. Ира забрала у нее стаканы, подставила Кате. Рита слушала, как булькает о стекло вино и не могла избавиться от мысли, что в первый же день нарушает свой главный принцип — никогда не идти за толпой, быть 'как все'. Она никогда не пила спиртного, не курила. Также, как Вадим и Женька. Интересно, а они сегодня тоже собрались поступление отметить?

Поля толкнула ее в бок, сунула стакан.

— Девочки! Давайте выпьем за нас! Мы поступили! Ура! — счастливо протараторила Катя.

— За нас! За поступление! — загалдели без пяти минут кадетки.

Сидели, отпивали по глоточку, ели. Кто-то первый предложил.

— А давайте рассказывать, почему мы сюда поступили!

Ирина подняла руку, покосилась на стакан, фыркнула, опустила.

— Я сама из Краснодара. Познакомилась с мужем — он этом в этом училище учился, на пятом курсе пошел в увольнительную, а тут я, молодая и красивая десятиклассница. Влюбились по уши, год за ручку гуляли и на у нас на кухне сидели, потому что у нас комната одна на двоих с младшей сестрой. Только и оставалось, что про самолеты слушать. Димка так рассказывал интересно, поневоле загорелась. Муж и говорит — поступай, будешь у меня ведомым. В субботу у меня выпускной в школе, в воскресенье у нас с Димкой свадьба. На две недели съездили в Сочи и все. Я здесь!

— Следующей пусть Ангелина скажет! Сержант наш!

— Я из Москвы, — негромко начала Королева. — До этого хотела идти в Военную академию воздушно-космической обороны в Твери, но потом сюда решила.

— Я тоже из Краснодара, меня Анжелика зовут, если что, — крикнула от окна румяная кудрявая девушка. — Я всегда хотела стать именно летчиком, с тех пор, как в детстве 'Два капитана' прочитала.

— А у меня вообще вариантов не было, — Катя Пчела грустно посмотрела на пустую бутылку. — У меня отец — командир тяжёлой бомбардировочной авиационной дивизии. Он меня воспитывал, как мальчиков в Древней Спарте. Но летчицей стать не заставлял, я сама захотела, после одиннадцатого класса выполнила первый полёт на тренировочном самолёте. Я второй раз поступаю, первый раз баллов не хватило, в училище гражданской авиации пошла. Получила свидетельство коммерческого пилота, 150 часов налёта, а все равно хочу быть военным летчиком. И буду! Полковником, как минимум. Звучит как тост, а выпить нечего...

Дамы согласно загудели.

— Девчонки, а нас вроде пятнадцать должно быть? А нас шестнадцать. Кто шестнадцатая-то? — закрутила головой Поля.

— Я, — помахала ей девушка напротив. — У меня с пятнадцатым местом один балл разрыв, знаете, как обидно?! У меня первая категория профпригодности! Начали смотреть — оценка ЕГЭ по физике так себе и не очень высокий балл по физической подготовке. Переглядываются. Я чувствую — расплачусь, еле сдержалась. Говорю — мне всего лишь одного балла не хватает. У меня брат служит в Ракетных войсках, я космонавтом хочу быть. Председатель комиссии приказал выйти, через пять минут обратно зовут. 'Учитывая ваши высокие результаты, комиссией принято решение ходатайствовать перед министром обороны о вашем зачислении. Только что я говорил с министром, он дал добро. Поздравляю, вы зачислены'. Я вышла, добежала до туалета. Я так орала, девчонки!

Рита слушала и про себя репетировала речь. Что-то начала рассказывать Поля Огнева, но тут, перекрывая разговоры, в коридоре раздались тяжелые мужские шаги и в дверь решительно и властно постучали.

Глава 2.

— Проверка! — вскочила Ангелина, заметалась. — Сколько времени? Отбой был? ...!

— Последнюю малину накрыли мусора! — Катя Пчела подскочила к шкафу, стремительно открыла чей-то чемодан, сунула в тряпки пустые бутылки, жестами показывая девчонкам, чтобы убирали 'дастархан'. Рита быстро-быстро свернула скатерть со всем содержимым, метнулась в туалет, попыталась пристроить получившийся рулон в мусорное ведро. Получилось так себе. Стук повторился. Рита шагнула к входной двери, краем глаза наблюдая, как Геля открывает створку окна, девчонки рассаживаются на кровати, бегом принесенные стулья. Катерина жестом фокусника из шляпы достала откуда-то Устав, и хорошо поставленным голосом прочитала.

— Защита Отечества является долгом и обязанностью гражданина Российской Федерации. Военная служба...

Рита погляделась в зеркало у входа, провела рукой, поправляя прядь, и распахнула дверь.

— Что так долго, — возмутился Женька, намереваясь протиснуться мимо сестры в прихожую.

— Вы что тут делаете?! — Рита попыталась вытолкнуть братцев из дверного проема. — Кто вас пустил в наш корпус?

— Мы тут учимся, — Вадим переставил ее, шагнул, заглянул в комнату, повернулся к сестре. — А вот ты тут что делаешь? Это что у вас, вечеринка? Ты что, пила?! — принюхался, сдвинул брови. Взял сестру за локоть, вывел в коридор. Следом, недовольно сопя, протопал Женька, прикрыл дверь.

— Ты что творишь? — Вадим навис над сестрой. — Дорвалась до свободы? Ты зачем сюда приехала? Учиться или...

Рита всегда удивлялась, как при разнице в росте семь сантиметров братья умудряются на нее смотреть с такого высока, что она начинала себя чувствовать им по пояс.

— Хватит! — возмутилась. Отступила на шаг, вздернула подбородок. — Вы что, меня воспитывать пришли? Вроде погоны курсантские, а командуете!

— При чем тут погоны? Голову включи! А если бы кто-то из офицеров пришел? Тут не гражданка! — Рита поняла, что Женя сейчас будет выступать на все деньги.

— Мне опекуны, няньки, воспиталки не нужны! Вы курсанты, я тоже. У меня своя голова есть!

— Толку-то? Она у тебя чем набита, опилками?

Рита подумала и решила обидеться.

— Или немедленно извинитесь, или я с вами не разговариваю!

— Что ты на правду обижаешься? — Вадьку невозможно вывести из себя. — Что, скажешь, это нормально для тебя — в первый день же день пить спиртное, нарушать дисциплину?

— Еще гордилась, выпендривалась, 'я не в толпе', а сама? — Женька стоял, расставив ноги, сложив руки на груди, прямо полисмен из американских боевиков, только без дубинки. — Завтра курить начнешь?

Рита стояла вся красная. Трудно спорить, если люди просто озвучивают то, что ты сама думала час назад. Однако из чистого упрямства сказала.

— Все. Я. С. Вами. Не. Разговариваю.

Парни хмыкнули, пошли на выход.

— Родителям позвони, деловая. Ты тут винишком балуешься, а мать там спать не ложится, звонка ждет, — добил контрольным через плечо старший.

Рита вытянула из кармана джинсов, посмотрела.

'Позвони, когда сможешь, солнышко. Обнимаю крепко-крепко, родная'.

Вот теперь ей было стыдно совсем нестерпимо. Смахнула слезы, нажала вызов.

— Мамуль, привет! Прости, что долго не звонила...

— Ритка, это кто?

— Я пищу! Какие парни!!!

Стоило Рите войти в комнату, как девчонки загомонили, повскакивали.

— Лакшери, — подвела жирную черту Ирина.

'Эта туда же', — сердито подумала Рита. — 'А еще замужем'.

— Что вы возбудились-то? — отодвигая Полю и вытаскивая из туалета мусор, удивилась Рита. — Только двоих увидели, а тут таких красивых две тысячи! Кто знает, где здесь мусор выбрасывают?

— У столовой наверняка контейнер есть, — доставая из чемодана пустые бутылки, сообразила Геля. — Пойдем, выбросим.

— Не надейся, что мы уйдем, — пообещал им в спину кто-то из девчонок. — Вернетесь, расскажешь!

— А правда, откуда ты этих ребят знаешь? — негромко заговорила Ангелина по дороге. — Родственники? Вы похожи.

— Мы близнецы, тройняшки, — со вздохом ответила Рита. Все равно ведь не скроешь. Но про родителей решила промолчать. И надеяться, что никто не будет разглядывать фотографии на доске 'Лучшие выпускники'.

— Ого, вас трое! — уважительно протянула Геля. — А у меня только сестра, маленькая еще, ей семь лет всего.

— Вообще-то, пятеро. У нас еще два брата младших, тоже близнецы, — с гордостью сказала Рита. — Надеюсь, я успею выпуститься до того, как они поступят, а то еще эти начнут за мной присматривать. Знаешь, как иногда тяжело — опекают, заботятся.

— Нет, — рассмеялась Королева. — Я-то наоборот, старшая.

— Да я тоже, — начала Рита, но так и не договорила. Из-за угла раздался характерный стук бутылок о металлический контейнер.

— Слушай, давай подождем, — отходя к стене, предложила Марго. — Это наверняка парни стеклотару принесли. — Сейчас пристанут — не отвяжешься.

— Да ладно, что бояться-то, — тем не менее, подходя ближе к Рите, возразила Ангелина.

— Я не боюсь, я просто не хочу с ними встречаться. Сейчас начнется — 'девушки, а как вас зовут', да 'давайте познакомимся', и прочее бла-бла-бла.

— У тебя парень есть?

— Парня у меня нет, но я, знаешь, сюда учиться приехала.

— Да, и знакомиться у мусорки... — девчонки захихикали.

— Что там? Тихо? — прислушалась Рита минут через пять.

— Вроде бы да. Идем?

Девушки осторожно выглянули из-за угла. Фонарь горел только над дверью кухни и дальше, у какого-то одноэтажного строения — то ли склада, то ли гаража.

— Никого.

Быстрым шагом, но почти бесшумно и без суеты, подошли к контейнеру, большому бункеру-накопителю. Внутри что-то шуршало и перекатывалось.

— Кошки, что ли? — вслух подумала Ангелина. — Надеюсь, никого не пришибем? Высоковато тут. Давай на три-четыре?

Девчонки поднатужились и с размаху бросили через почти двухметровый край свою громоздкую поклажу. Следом полетел пакет с бутылками.

— Вы что там,

* * *

? — заревел мужской бас откуда-то из глубины. — Вылезу, ноги повыдергиваю! И руки! Ерема, ты где,

* * *

? Вот же дятел, ни украсть, ни покараулить...

Девчонки переглянулись и рванули в темноту, как на зачете по физподготовке.

Девушки разошлись далеко за полночь. Позже, когда все дружно прибрались, сходили в душ и улеглись, Рита долго не могла уснуть. Ей было свойственна не очень приятная черта — она любое мало-мальски значимое событие тщательно анализировала, копалась в нем, повторяла диалоги, искала скрытые смыслы. Ну, по большому счету, все это свидетельствовало об аналитическом складе ума и очень помогало ей в понимании многих вещей в учебе, в отношениях с людьми. Но и мешало. Понятно, что вспоминались во всех мелочах вступительные испытания, комиссия. Было волнительно и радостно. Но к чему вспоминать в подробностях их посиделки? Кто что сказал, как именно сказал, как жестикулировал. Подмечала интонации, обращала внимание на самые незначительные детали. Мамины гены, что ли? Обязательно бы пошла на психолога учиться, если бы не мечта. Летать, космос увидеть. На Марсе побывать, в крайнем случае — на Луне. И не говорите, что девушка должна о шубе мечтать или о бриллиантах. Фу, ерунда какая.

Рита перевернулась на другой бок, потыкала подушку кулаком. Так себе подушка, на блин похожа. Надо маму попросить из дому прислать, маленькую, чтобы прятать удобнее, а то вдруг тут со своими подушками нельзя. Опять вспомнились девчонки и поболтушки. Когда они с Гелей вернулись, разговоры вертелись вокруг парней. Ира была замужем, у Кати Пчелы был парень, вернее, мужчина. Остальные были настроены учиться, учиться и учиться, как кто-то древний сказал. Аристотель, кажется. Нет, Аристотель — друг Платона... Рита опять перевернулась. Что-то не туда... Так вот, про девушек. Что-то слишком много разговоров про парней для девушек, собравшихся только учиться. Вот лично она, Маргарита Серебро, про парней... Незаметно, как в детстве, подкрался сон и этот длинный день, наконец, закончился.

В шесть часов пискнул телефон. Рита нашарила его, не глядя сунула к уху.

— Да, — каркнула хриплым со сна голосом.

— Ритка, вставай давай, — проговорил в динамике Вадим. — Подъем через полчаса. Ты ведь голову затеешься мыть, а тебе сушиться час. И имей в виду — тут русалкой ходить никуда нельзя! Заплетайся, шишку если будешь делать, то поменьше.

— Да встаю я, встаю, — Рита высунула из-под одеяла сначала одну ногу, потом другую. — Что ты со мной, как с маленькой?!

— Скажи, на сколько ты будильник поставила, и я признаю, что ты взрослая.

— Все, я в душ, — беспечная сестра нажала отбой и поплелась в душ, с досадой думая, что Вадька прав до противности. Больше того, она будильник вообще не включала!

Первые два или три дня девушки запомнили плохо. Все слилось в какую-то сплошную полосу, как трасса за окном гоночного болида. Приходилось привыкать к распорядку, жизни по команде. Проще всего было Ангелине и Кате, а вот Рите было трудновато.

— Всю жизнь мне прививали порядок и дисциплину, — ворчала Рита, раскладывая вещи в шкафу 'по струнке' после нагоняя капитана Любезновой. — И всю жизнь я сопротивлялась казарме. И что?

— Ты, вроде, говорила, что с детства в военное хотела? — Геля сидела на кровати и подпиливала ногти покороче. Даже ее скромный французский маникюр тут признали неуставным.

— В военное хотела, а казарму все равно не люблю. Какая разница, как у меня трусы в ящике лежат?

— Скажи спасибо, что трусы у нас свои, — Геля положила пилочку и взяла расческу.

— Да уж! — с чувством произнесла Рита, вспоминая устроенную Женькой 'экскурсию'.

Перед походом в 'казарму' девчонки вдоволь настебались, в красках расписывая стройные ряды уходящих вдаль двухэтажных коек с панцирными сетками и густой аромат сохнущих портянок.

— Откуда вы вообще слово 'портянки' знаете? — попыталась охладить язвительный пыл Марго. — Нормальное у них общежитие, почти как у нас, только комнаты на четырех человек. Ладно, прикалывайтесь дальше, я пошла.

— Фоток наделай побольше, — велела Славка.

— Мебель не фотографируй, — у девчонок не проходил приступ хихиканья. — Только парней!

Брат встретил Риту у входа в женский корпус.

— А Вадька где? — сестрица на всякий случай оглянулась.

— Он в наряде по кухне, — они двинулись вдоль корпуса.

— Картошку чистит?

— Давно уже курсанты посуду не моют и картошку не чистят. А вас не привлекают, что ли? Каждый день один человек заступает ответственным за организацию питания. Ну, там, проконтролировать получение продуктов со склада, их количество, качество, закладку 'в котёл' и доведение норм довольствия до личного состава.

— Значит, мешки таскает?

— Я вчера дежурил — пальцем ничего не трогал. Только показывал. Вот жизнь пошла, деды не поверят!

Первый курс жил ближе всех к женскому корпусу, тоже отдельно от старших.

— На первом этаже прачечная, — Женька открыл дверь, за которой обнаружилось штук десять 'стиралок'.

— Почти как в американских фильмах, — оценила Рита. — А что вы тут стираете?

— Личные, дорогие сердцу вещи.

— Трусы? — прыснула Ритка.

— Демоны, есть кто? — средний Серебро бухнул по соседней двери кулаком. — Заходи, у нас помывка строго по распорядку, утром и вечером.

Ритинья опасливо заглянула. Мало ли, может, какой особо чистоплотный выпал из обоймы? Но в раздевалке было пусто, в кабинках не шумела вода.

— Носки, нижнее бельё перед душем снимаешь и бросаешь в специальные корзины — носки к носкам, майку — к майкам, трусы — к трусам, — показывал 'экскурсовод'. — После душа получаешь новые выстиранные и выглаженные. Полотенце тоже — раз, и в корзину. А у вас не так, что ли?

— Еще чего, — фыркнула Рита. — Трусы мы сами постирать можем. Фу, в чужих ходить! — Демонстративно передернула плечиками. — А стол тут зачем?

— Медик сидит за столом и наблюдает. Ссадину или синяк увидит — 'разбор полётов', вдруг неуставные отношения?

— Были случаи? — посерьезнела сестра.

— Пока нет, — пожал широкими плечами Женя. — Ты думаешь, в случае чего не отобьемся?

— Лучше бы случая не было, — отрезала Рита.

— Давай в темпе, — посмотрел на наручные часы, еще дедовские — Евгения Григорьевича. — Скоро в тренажорку.

— А к вам?

— Куда к нам?

— Комнату посмотреть.

Женька узнал сестрицыну интонацию, означавшую крайнюю степень заинтересованности.

— Что там смотреть, — бубнил парень, тем не менее, ведя Риту к лестнице. — Четыре кровати, тумбочки, шкафы. Зайди в любую и найди хотя бы одно отличие.

— Я же не с вашими буду сравнивать, а со своей, — возразила Рита, оглядываясь вокруг и хорошенько осматриваясь. В отличие от женского корпуса, у парней комнаты шли по обеим сторонам. На дверях точно также, как у девчонок, значились фамилии. На третьей слева Марго прочитала.

Серебро В.,

Серебро Е.,

Пашкевич Э.,

Волконский М.

— О, у вас двери не запираются. А у нас можно и изнутри, и снаружи, — с этими словами Рита открыла дверь и шагнула внутрь.

— Нам вроде бояться некого, — сказал сзади Женька. — Ты тут что ли, Матюха?

Рита стояла, так и держась за ручку двери и как завороженная смотрела на огромного парня, что-то достававшего из шкафа.

— Да развели барахла, по пять раз на день переодеваться. Что я им, Онегин? Полевой комплект, повседневка, спортивная, спецформа. В подштанниках заблудишься, — бурчал парень, не отрываясь от своего занятия. — Эдька где?

— Не знаю, — и, углом рта, Рите. — Ты что стоишь, как Лотова жена? Парня в трусах никогда не видела?

— А ты с кем это? — здоровяк стащил с полки необъятных размеров майку и шорты, повернулся. — Здрасьте!

— Привет, — проблеяла Марго, чувствуя, как горят щеки. — Жень, я пойду.

— Провожу, — Женька взял сестру за локоть, повернул. — Пошли уже, недоразумение! Правильно Вадька говорил, нечего тебе здесь делать. Нет, я повелся...

Минут через пять вернулся, начал переодеваться. Матвей уже шнуровал кроссовки. Встал, попрыгал.

— Красивая.

— Кто? — удивился Серебро.

— Сестра твоя.

— На вкус и цвет, — хмыкнул Женька.

— У нее парень есть?

— Клеиться к ней даже не думай, — предупредил суровый брат.

— Что, в глаз дашь? — усмехнулся претендент. — Так есть парень?

— Нет. Нет у нее парня, — и про себя уже. — Кто ее вытерпит, язву эту...

К себе в комнату Рита пришла с розами на щеках и на все вопросы отвечала очень односложно. Сходили с девчонками в спортзал, потом на ужин. Из столовой шли медленно, уселись на скамейках у входа в свой корпус. Через невысокую зеленую изгородь было отлично видно, как по парковым аллеям бегают парни. Будущие офицеры вели наблюдение и отпускали реплики, иногда даже остроумные.

— Вы как на собачьей выставке, — прокомментировала Ритка.

— Это как? — повелась Славка.

— Сидите и кобелей оцениваете.

Девушки прыснули, пробегавший мимо образец шире расправил и без того не маленькие плечи.

В соседнем корпусе Вадим с Женей негромко переговаривались, сидя вдвоем на одной кровати. Матвей все еще был в качалке, Эдик Пашкевич трепался где-то на этаже.

— ...три недели общевойсковой еще, потом полевой выход.

— Девчонки тоже поедут?

— Сам-то как думаешь?

Женька фыркнул.

— Не возьмут? Правильно, зачем командирам головняк.

За стенкой говорили все громче, потом заржали, хлопнула дверь. Разговаривали теперь в коридоре.

— Похоже, Краснокутский опять в ударе. Что в этот раз, интересно?

Женька пошел было посмотреть, но в дверь, как медведь, пролез Матвей.

— Эти дебилы бинокль ночного видения где-то надыбали, — ответил, вытирая коротко стриженую голову полотенцем. — Пошли с крыши шестого корпуса на девок смотреть, как стемнеет. На пятом этаже и занавески чисто символические, и трусы на девках...

— Понятно, — непонятно протянул Женька, коротко хохотнув.

— Ты про что? — Матвей сменил кроссовки на сланцы, вытащил несессер. — Удобную вещь, кстати, вещевая служба ВКС придумала — там компактно помещаются мыло, пена для бритья, крем, лосьон, шампунь, гель для душа. Взял и пошёл.

— Понятно, зачем Яр и Стасян пристали Ритке рулонные жалюзи и двусторонний скотч, — братья коротко хлопнули друг друга по рукам, тоже засобирались.

Три недели, пока мужская часть первого курса была на полевых сборах, девчонки привыкали к новому распорядку. Ранний подъем, пробежка, умывание. Потом общевойсковая 'учебка': Устав, строевой шаг, сборка-разборка оружия, стрельба, кроссы. Выматывались, конечно, но утром и вечером, даже в ущерб сну, пеклись о красоте — потчевали кремами и масками обветренные лица и руки, лечили набитые берцами мозоли. Волосы, а большинство носили длинные, ниже лопаток — настоящие пожиратели времени. Мытье, сушка, ежеутренние прически.

— Хорошо парням, — в очередной раз позавидовала Геля, с сонным видом пытаясь сделать ровный пробор. — Вытерли голову — и уже красавцы. Максимум — два раза расческой провести. Я через день подстричься мечтаю.

— Я то же, — Рита воткнула в пучок очередную шпильку. — Но как вспомню маму, так стыдно сдаваться. Она — воплощение женственности.

— Скажи еще идеал, — хмыкнула Геля, зевая.

— Для меня — да, — не обиделась подруга. — Я поражаюсь, как она все успевает? Нас пятеро, работа у нее ответственная. А она всегда ухоженная, красивая. Я никогда не видела ее в плохом настроении, чем-то недовольную, раздраженную.

— Неудивительно, что ее выбрали для полета на Марс, — констатировала Королева. Посмотрела в два зеркала на затылок, оценивая 'гульку'. — Слушай, а она на день открытых дверей приедет? Я у нее автограф возьму!

Про Марс девушки выяснили довольно скоро, однако Рита не заметила, что к ней стали относится как-то по-другому. По крайней мере, девочки из их блока. Да и со всеми остальными у нее сложились ровные дружеские отношения. Это у нее то же было от мамы. Та всегда говорила — друзей и приятелей может быть много. Но тех, кому можно рассказать по-настоящему личные вещи, поделиться проблемами или спросить совета — только единицы. Мама так дружила с Екатериной Юрьевной и Марией Всеволодовной, ну, и с сестрой Светланой. А Рита — с Линой и Алисой Русановыми.

Они были знакомы с самого раннего детства, но ведь не это же главное. Можно с яслей сидеть на одном горшке и ничего общего, кроме этого, с человеком не иметь. А они втроем... Им было интересно вместе, у них были схожие взгляды на многие вещи, и даже разные увлечения и выбор будущей профессии их не разделяли. С возрастом появились тайны, которые можно было доверить только самой близкой подруге, хотя с мамами у девочек были очень доверительные отношения. Но не расскажешь же маме, что вчера поцеловалась с Сережкой Жуковым (не понравилось, что люди в этом находят?). Или что Лине очень нравится Вадим, а он никак не показывает, как к этому относится? И уж тем более не расскажешь, что Алиса с Климом в этом году первый раз занимались любовью теплой майской ночью, в цветущем саду? Девчонки потом втроем боялись последствий, но обошлось. Ангелинка, между прочим, Вадима перед его отъездом тоже подбивала, но он не соблазнился. Линка долго плакала и грозилась, что 'Раз он не хочет, то и я не хочу с ним. Другого найду, что я, уродина? Да на меня полкласса смотрит, а вторая половина чуть не замуж предлагала!' Конечно, ни с кем она мстить не стала, и не будет. Ритка сама была такая. Одно дело, когда любишь, а другое — просто от досады. Или потому, что у большинства девчонок в классе 'уже было'.

Парням Рита нравилась, очень. И в соцсетях писали, в друзья просились, и на улице подходили. В школе — одноклассники, старшеклассники на всех школьных вечерах, в местном клубе приглашали танцевать, рвались провожать до дома, дарили подарки по поводу и без. Подарки, по большей части, она не брала, домой ходила исключительно с братьями. Конечно, понравься ей кто-то по-настоящему, никаким Вадьке с Женькой не удалось бы ей помешать. Но увы. Мальчишки казались ей не интересными. Плоскими какими-то, как иллюстрация в книге. Ей хотелось какого-то... Какого-то необыкновенного. Умного, талантливого, выдержанного. Еще симпатичного и высокого. Знаете, как трудно девушке с ростом сто восемьдесят три сантиметра?

Три года назад она почти решила, что влюбилась. Здесь, в училище, когда приехала на выпускной к двоюродным братьям, познакомилась с парнем, курсантом первого курса. Переписывались, вроде поначалу было интересно общаться. Да еще он старше на четыре года, это ей немного льстило. Два года писали и созванивались, и еще он на каникулы приезжал в Москву. Первый раз — ей было пятнадцать — мама ее на свидание не отпустила. Через год он опять приехал. Родители подумали и разрешили съездить на день в столицу. Сперва хотели отправить ее под конвоем братьев, но она так развопилась, что если ей не доверяют, так лучше она совсем никуда не поедет! И что ей шестнадцать, а не шесть, что она уже работать может пойди и что когда она учиться поедет, к ней опять няньку приставят?! Короче, первый раз в жизни она взбунтовалась. Папа пытался убедить, говорил разумные вещи, но ее, что называется, несло. Они даже поссорились и не разговаривали два дня. Оба страшно переживали, она мучилась, но не хотела уступать. Папа, раз высказавшись, решения не менял. В конце концов она не выдержала, первой подошла к отцу — мириться. Он обнял, поцеловал в макушку. Было так спокойно в папиных руках, но на свидание очень хотелось. Мама нашла компромисс.

— Мы поедем в Москву вместе. Ты будешь заниматься своими делами, я — своими. Два условия — ты будешь с ним гулять только в людных местах. Никаких гостиниц (тут Рита покраснела) и прочих сомнительных удовольствий. Второе — ты будешь мне писать каждые полчаса, где ты в этот момент находишься. Мы договорились?

— Договорились, — буркнула Рита. Знала бы, чем это приключение закончится, ни за что бы так не хлопотала!

Глава 3.

-Гордо реет над нами

Нашей Родины знамя.

Головы вверх гордо поднять

За тебя, Родина-мать!

Мы до конца будем стоять

За тебя, Родина-мать!

Мы будем петь, будем гулять

За тебя Родина-мать!

И за страну трижды ура

За тебя, Родина-мать!

— Про петь и гулять они пели особенно проникновенно, — заметила мужу красивая женщина в светлом костюме и изумительных туфлях.

Муж, высокий седой мужчина с подтянутой сухощавой фигурой, усмехнулся.

— У них до присяги увольнительных не было. Предвкушают.

Уже многократно прозвучали слова присяги, выступили мэр и председатель гордумы, начальник училища и казачий атаман, отгремел гимн. Родители смотрели, как курсанты торжественным маршем проходят по площади, переговаривались.

— Игорь, на встречу с руководством училища пойдем? В концертном зале Кубанского казачьего хора? Потом, вроде, концерт обещали.

— Ты хочешь? Если нет, то, может, лучше с детьми побудем?

— Им разрешат? — обрадовалась Мила.

— Я договорился.

— Ого! — прониклась жена. — Генеральские привилегии, кто бы мог подумать!

— Первый и последний раз, — предупредил Игорь Вадимович. — Ладно, давай выбираться ближе к трибуне, Григорьев обещал наших туда прислать.

Шли сквозь толпу, Игорь то и дело отвечал на приветствия встречных курсантов, офицеров.

— Здорово, Батя, — окликнул звучный мужской голос.

— Здравствуй, — Игорь шагнул к мужчине, обнялись.

— Знакомься, Мила. Александр Владимирович Титаренко, мы служили вместе.

— Отец Александр, — представился мужчина. — Настоятель храма, здесь, в училище. У вас сын поступил?

— Сыновья и дочь, — улыбнулась Людмила Евгеньевна. Глаза были грустные.

— Красивая девочка такая? Улыбается когда, на вас похожа.

— Вон они идут, — кивнула Мила, непроизвольно делая шаг навстречу.

— Здравия желаю! — почти хором поздоровались курсанты, вытягиваясь в струнку.

Игорь без улыбки поднес руку к козырьку.

— Вольно.

Обменялся рукопожатием сыновьями, обнял дочь за плечи. Людмила по очереди крепко обняла, долго вглядывалась в лица, трогала плечи, руки.

— Здравствуй, мамуль, — Рита так и стояла, обнявшись с мамой. — Ты как? Как малые?

— К вам просились, — Мила погладила дочку по спине. — Пойдемте, вас в отпустили. Игорь, во сколько им в училище надо быть?

До квартиры, снятой родителями, добрались за полчаса. Мама ушла в спальню, позвала за собой Риту. Отец кивнул сыновьям на диван.

— Переодевайтесь, не в парадке же сидеть, — сам тоже одел футболку, джинсы.

Мила вышла в свободном легком платье, на ходу шлепнула сыновей по голым спинам.

— Сейчас обедать будем. Мы вчера прилетели, мама скомандовала закупаться, а потом до двух ночи готовила.

— Отец скромничает. Он мне помогал, — крикнула Людмила Евгеньевна. — Идите, все готово!

— Солянка, — Женька нюхал воздух, как Майор. — И рулет!

— Пирожки, — простонала Ритка, заскакивая в кухню и хватая с блюда выпечку. — С яблоками! Мммм!

— Рита, поешь нормально, не в сухомятку, — мама наливала суп. — Садитесь, не стойте! Игорь, порежь еще хлеба.

Долго сидели за столом, потом перешли в комнату. Рита, правда, ненадолго осталась с мамой в кухне, посекретничать о женском. Разговаривали, смеялись. Родителям было все важно, все интересно. Отец вспомнил, как он присягу принимал. Рассказал и про отца Александра.

— Отличный летчик. У него не только про духовное, но и про матчасть спросить можно.

Ближе к вечеру Рита спохватилась.

— Мам, я девчонкам твой автограф обещала! Распишись на чем-нибудь... У тебя есть три раза по сто рублей?

— Ладно, распишусь, — Мила паковала детям с собой еду, сладости.

— Пап, по дороге остановишь, мы еще конфет шоколадных купим. И печенья.

— И орешков со сгущенкой. И пряников. И колбасы.

— У вас холодильник разве есть? — удивилась мать.

— У нас Матвей есть, — повернулся к ней Женька. — Денег дал, просил, чтобы купили.

— К нему никто не приехал?

— Он детдомовский.

— Деньги ему верните, на свои как-нибудь купим.

— Нет. Он не возьмет. Но можете еще на свои купить, да, Вадь? Ритка, а ты с собой брать будешь или вы на диете?

— Бубу, — подтвердила Рита, дожевывая плюшку.

Вечером, после лекций и самоподготовки и до ужина, курсанты обязательно занимались спортом. Спортзал у женской части курсантов был свой, а бегали все в парке. Правда, для девушек негласно выделили две аллеи ближе к их корпусу, но нередко парни сбивались с курса, как потерявшие ориентацию птицы, и, совершенно нечаянно, забегали на девичью территорию. Чаще всего так поступали влюбленные, получавшие, таким образом, почти свидания, притом совершенно легально. Еще это был способ познакомиться с понравившейся девушкой. Аншлаг пришелся на первые дни сентября, когда вернулись из отпуска старшие курсы. Первокурсницы, бегавшие в шортах и майках, были оценены и новый набор признан годным. Весьма и весьма! Девчонки, которым предоставлялся такой прекрасный выбор (пропорции одна к двадцати пяти), не спешили, и потенциальных кавалеров игнорировали, а особо настойчивых — и посылали. В свою часть парка. К Рите тоже подбегали, в смысле подкатывали, но она привычно язвила, оправдывая второе школьное прозвище — Колючка, и претенденты ретировались. Поэтому, в очередной раз услышав за спиной топот, тяжелое мужское дыхание, и, простите, запах мужского пота, девочки — Рита с Гелей — просто сморщили носы и невозмутимо продолжили пробежку.

— Привет, Ритуля, — сказал над ухом знакомый голос.

— Привет, — она даже головы не повернула.

— Поступила, значит. Все, как мечтала?

Молчание.

— Может, погуляем? Встретимся попозже, — он наклонился ближе.

— Махаловский, иди отсюда. Мы уже гуляли, мне хватило.

— Рит, не нуди. Я же извинился.

— Махаловский, ты русский язык понимаешь? Повторяю по слогам — иди отсюда и не подходи ко мне больше. Никогда!

Парень высокомерно хмыкнул и побежал дальше, обгоняя девчонок.

— Знакомый? — Геле было очень любопытно, это чувствовалось и по голосу, и по взглядам.

— Да придурок он, — Рита остановилась, начала делать повороты, растяжку.

— Расскажи, Рит, — Геля неожиданно состроила умильную рожицу. Это было так не похоже на их сержанта, что обе расхохотались.

— Мы с ним тут познакомились, я к двоюродным братьям на выпускной приезжала, — девушки медленно бежали, потом пошли по дорожке, — два года виртуально встречались, любовь-морковь, потом в реале встретились — и все. Прошла любовь, завяли помидоры.

— Давай, по делу рассказывай, а не этот вот... овощной гарнир! Откуда у тебя выражения такие?!

— От дедушки, — просветила Маргарита. — Не хочу я вспоминать эту муть!

— Рит!

Рита не ответила, потом подумала: 'Если не скажу, то ведь может напридумывать себе ерунду всякую, ужасов. А скрывать-то особо нечего'.

— Он приехал в отпуск в Москву, договорились погулять в Парке Горького. Мама меня до входа довезла и уехала. Встретились у Голицинского пруда, на Пушкинской набережной.

Ангелина понятливо вздохнула.

— Романтично...

— Ага. Парочки кругом... А, я сама виновата, — перебила сама себя Рита. — Я же себе придумала идеальное свидание...

— А у вас было не идеальное?

— Ладно, то, что он цветов не купил, я пережила. Мало ли, денег нет, все же курсант, на билеты потратился, на жилье в Москве. Но он в майке пришел и шортах.

— В каких? — не поняла Геля.

— В грязных и мятых, — развернулась к ней подруга. — Как будто он в них в поезде ехал. Из Владивостока.

Ангелина пожала плечами.

— Да я в жизни не видела, чтобы мужчина так выглядел, — поклялась Рита. — Папа забор на даче красил, презентабельней смотрелся. Ладно, подхожу, вся такая нарядная...

— Одна я в белом пальто стою красивая, — прыснула Ангелина, повторив где-то слышанное.

— Вот-вот, — важно согласилась Ритка, хихикая, но тут же стала серьезной. — Поздоровались, он наклоняется в щечку поцеловать, я чувствую, чем-то пахнет. Присмотрелась. Лин, представляешь — он пьяный!

— Что, сильно? — удивилась та. — Совсем?!

— Ну, не совсем, — Рита отмахнулась от какой-то надоедливой мошки. Они уже какое-то время не бежали, а стояли под старым каштаном. — Но пил, я же вижу!

— И что? Ты пьяных никогда не видела?! — поразилась Ангелина.

— Вот и он что-то такое сказал, — грустно проговорила Рита, глядя куда-то в сторону. — Что тут такого, да что я сделал? Я хотела сразу уйти, но он уговаривать начал, давай погуляем. Согласилась, дура. Идем, несет какую-то пургу. Зашли подальше, целоваться полез, лапать. Врезала ему, чтобы руки не распускал, маме позвонила, и мы с ней пошли по магазинам и на Старый Арбат — поесть котлет по-киевски...

— Королева, Серебро! — рявкнула над ухом капитан Любезнова. Девчонки сорвались с места, слушая вдогонку. — Два круга по парку бегом марш! Стоят, как у английской королевы на приеме!

— К кому это ты клеился? — лениво спросил Ивана Махаловского Олег Курапов. Пятикурсники сидели в зале после занятий на тренажерах, не слишком, кстати, интенсивных. После отпуска в полную силу тренироваться было напряжно. Поодаль какой-то первокурсник методично тягал железо. — Это не та ли чика, с которой ты на третьем курсе мутил?

— Она, — Махаловский откинулся на стенку.

— Ты че, опять с ней хочешь?

— Я?! Да она сама ко мне липнет.

— А что, девочка красивая. Если тебе не катит, так я бы с ней...

— Давай. Она девушка безотказная, — хохотнул Махаловский.

— Что, ты ее ...? И как? — под сальный хохот поинтересовался третий собеседник, Макс Низамов.

— Под пиво потянет...

Матвей опустил аккуратно стукнувшую штангу, поднялся со скамьи.

— Ты, членистоногий. Хлеборезку закрой, — встал перед напрягшимся Махаловским.

— А то что? — прищурился тот.

— Заварю наглухо, — пообещал Матвей. — Что б не разевал не по делу.

Пятикурсники начали нарочито медленно подниматься, обходя его с боков, один шагнул за спину. Матвей коротко оглянулся, опять перевел взгляд на Махаловского.

— Да ты, молодой, никак борзый? — Иван осклабился, оглянулся на многообещающе улыбавшихся однокурсников и, коротко замахнувшись, ударил.

— Что это у тебя, Волконский? — дежурный врач легонько постучал парня ручкой по костяшкам на правой руке.

— Неаккуратно штангу положил, Артур Викторович.

Майор медицинской службы саркастически хмыкнул, но промолчал. Других повреждений на курсанте не было, держался парень абсолютно спокойно, поэтому Хлынов даже дежурному офицеру после вечерней поверки ничего не сказал.

Утром начальнику училища позвонил заместитель.

— Александр Григорич, у себя? Разговор есть.

— Заходи.

Вильчик отодвинул стул, сел, пригладил короткий ершик. Григорьев молча ждал.

— Видеофайл открой, я тебе в папку скинул.

Генерал-майор клацнул мышью, некоторое время смотрел на экран.

— Мда... Что скажешь, Сергей Васильевич?

— Да что говорить, сам видел. ЧП. Дедовщина!

— Дедовщина, полковник, это когда старослужащие молодого бьют. А тут один салага троих пятикурсников уложил, а по нему не разу не попали. Кстати, бил он их грамотно, наверняка синяков не оставил. Это кто такой уникум?

— Волконский Матвей Михайлович, восемнадцать лет, воспитывался в детском доме Одинцово. КМС по рукопашному бою...

— Слушай, когда Ключников заявку подает на участие в Кубке Вооруженных Сил?

— В октябре, вроде, — Вильчик как будто не удивился смене темы.

— Константин Алексеич, — Григорьев повернулся к селектору. — Зайди.

— Давненько мы Кубок не выигрывали, — генерал довольно потер руки, как будто пропустил стопку с мороза.

— Александр Григорьевич, так что с курсантами делать будем?

— Этих троих сегодня ко мне после лекций, я им мозги на место поставлю. Кстати, от них жалобы по медицинской части были?

— Никак нет. Волконскому взыскание?

— Ты, смотрю, лютуешь, — Григорьев встал, прошелся по кабинету. — За что его наказывать? Сам же видел — начал драку Махаловский.

— Так оставить? — по тону было понятно, что полковник недоволен.

— Вот что, Сергей, — Григорьев сел рядом с подчиненным. — С парнем я поговорю. Не похож он на гопоту, на быдло.

В кабинет, коротко постучав, вошел заместитель по военно-патриотической подготовке.

— Садись, Константин Алексеевич. Мы тут тебе с Сергей Василичем помогли маленько — кандидата в сборную училища по АРБ нашли. Ты пошерсти там первогодков — может, еще бойцы есть — дзюдо там, самбо.

— Есть, как не быть, — садясь по другую сторону стола, с расстановкой ответил Ключников.

— Надо пацанов проверить, отобрать, тренера им найти. Или, вон, пусть Волконский займется, организует.

— Есть, понял, — замполит делал пометки. — А что, только парней ищем?

— А у нас и девицы дерутся? — развеселился Григорьев. — Ну, раз летать одинаково учим, и тут дискриминации не допустим!

— Так, Рита! В увольнительную пойдешь с Волконским, а то мало ли. Город незнакомый...

— Вадька, ты обалдел? — вяло, поскольку новость, если можно так выразиться, была не нова, поинтересовалась сестра. — Ты что, телохранителя мне нанял, или, может, дуэнью? Я сама кого хочешь обижу!

Ангелина Королёва со скучающим видом стояла рядом, ожидая итогов переговоров.

— Девчонки, ну возьмите, — проканючил басом Матвей Волконский. — Вы вон какие смелые, а я боюсь-боюсь!

Девчонки прыснули, братья Серебро остались невозмутимы.

— Давай возьмем, Ритка, — сквозь смех проговорила Геля, разглядывая парня с интересом и даже заинтересованностью. Подруга перехватила взгляд, перестала смеяться и скомандовала.

— Пошлите уже. Увольнительная час как идет, а мы за КПП не вышли, — скомандовала Рита на ходу.

Парни переглянулись, Матвей поднял бровь.

— Ладно, признаю. Ты был прав, — негромко проговорил Женька. Матвей огрел его по спине и пошел догонять девчонок.

— Куда, девчонки? — Матвей поднял руку, останавливая такси.

— Город посмотреть. Погулять.

— В салон. Мне надо волосы подравнять.

— Пироженку хочу!

— И мороженку!

— Кофе хочу, не растворимого, а настоящего. Вот сейчас даже чувствую. Как кофе пахнет!

Седой грузный водитель обернулся к девушкам, сидевшим на заднем сиденье.

— Это вам на Красную надо. И погуляете, и поедите вкусно. Может, и парикмахерскую где поблизости найдете.

— Красная это что? Улица?

— Да, вроде наш местный Арбат, — мужчина посмотрел на девушек в зеркало. — А вы что же, к парням на свидание в летное приехали? Что ж у вас жених один на двоих?

— Нет. У нас увольнительная.

— Сколько лет у нас девчонки на летчиков учатся, а все не привыкну. Первый год? То-то я вас в лицо не помню. Я часто ваших вожу, таких красавиц бы точно запомнил.

В голосе послышались было игривые нотки, но тут дядька наткнулся на взгляд Матвея и уставился на дорогу.

Девушки, пересмеиваясь, вышли из салона, прошли пару кварталов до уличного кафе. Под огромным платаном за столиком сидел Матвей Волконский в компании довольно неумытых пацанят лет семи-десяти. Ватага смеялась, о чем-то оживленно болтала и ела мороженое.

— Слушай, а он ведь очень симпатичный, — Геля даже остановилась. — Смотри, лицо приятное, а тело вообще — бомба бомбическая.

Рита утвердительно кивнула. Она могла бы добавить, что у него очень красивые руки — не ладони-лопаты, как можно было бы подумать, глядя на богатырское телосложение, а сильные длинные пальцы, твердая сухая ладонь. Еще — тут она чуточку покраснела — от него очень хорошо пахло. Как-то не навязчиво и очень по-мужски. Эти важные детали она заметила, когда он подал ей руку, помогая выйти из машины. Она не удивилась — в конце концов, папа всегда так делал, и братья, даже младшие, но ей было приятно.

Матвей что-то спросил у одного из ребятишек, послушал, кивая и поглядывая в сторону улицы. Увидел Риту с Ангелиной, подозвал официанта с подносом, вручил малым по кульку. Парнишки попрощались, хлопая грязными ладошками по мужской ладони и улетучились. Официант засуетился, собирая салфетки, стаканы, начал протирать стол.

— Тут вкусно, я разведал, — вставая девушкам навстречу, отчитался Матвей. Смотрел вроде бы на обеих, а видел только одну. Стройную, в светлом платье чуть выше колена. Пушистая темная коса через плечо, улыбчивые глаза, улыбающиеся губы.

— Что тут вкусно? — подходя и усаживаясь, начала Геля, беззастенчиво рассматривая парня.

— Кофе точно вкусно пахнет, — принюхалась Рита, тоже садясь и чуть ревниво глядя, куда сядет Матвей. Он сел ближе к ней, напротив Ангелины.

— Я пробовал киш и тарт, — заглядывая в меню, поведал Матвей. — Киш — это который с местной форелью, а тарт — открытый пирог с вишней. Нет бы так и писать, а то путают людей. Вот профитроли — это что?

— Заварные пирожные с кремом, — объяснила Рита.

— Пирожные с куриным муссом? — уставился на нее Матвей.

— Давайте уже есть, — рассмеялась Рита. — Я тебе по мере поедания расскажу. Это как я братьям объясняла, в чем разница между свитшотом и лонгсливом.

— Свитшот — это когда женами меняются? — невинно уточнил Матвей под возмущенные возражения девушек. Рита смотрела в смеющиеся глаза на абсолютно серьезном лице и чувствовала, что начинает глупо улыбаться.

— Чтобы я еще с Риткой в увольнительную пошла?! Да ни в жизнь! — бурчала Ангелина, разуваясь у порога.

— Вы что, поругались? — выглянула из комнаты Поля. — Где Рита-то?

— У входа стоит с Волконским. Весь день болтали-болтали, все не наговорились, — довольно ядовито съехидничала Королёва, заходя к соседкам и ставя на стул пухлый пакет с логотипом кафе. — Налетайте, мы вам вкусного купили.

Внизу сгущались сумерки, ветер играл с нарядными листьями.

— ... 'Лунную радугу' я, наверное, раз двадцать читал. А продолжение не зашло. Там уже не столько фантастика, а эзотерика, философия. Я не особо разбираюсь, но, вроде, Рерих что-то такое писал.

— Я помню, мы с девчонками одно время начитались — Шамбала, мистика, я даже на выставку его картин ходила. И знаешь, это меня совершенно разочаровало. В его картинах нет Света, о котором он столько писал.

Матвей покивал.

— Я подлинников не видел, но смотрел в инете. Ты озябла?

Рита действительно непроизвольно поглаживала предплечья.

— Так, чуть-чуть. Ерунда. А ты читал Маккефри? Я с ума сходила просто!

— Всадников Перна? Еще бы!

— Тебе не показалось, что там последние романы уже много слабее? Я читала по инерции, а когда дошла до Голубых и Зеленых, плеваться хотелось.

— Ну, в то время это уже стало обязательным штампом, а потом, книжные 'сериалы' почти все к концу сливают. Даже Мартин не смог вытянуть. И Желязны.

— Я от 'Хроник Амбера' прямо фанатела! Да, там в конце ушло все очарование, Тайна. Говорят же, что исключение подтверждает правило. Я про 'Королевскую кровь'. Там по нарастающей и сюжет, и слог...

— Рита!

— О! — Рита закатила глаза. — Давно не виделись...

— Как погуляли?

— Пока вас не увидела, всё было замечательно. Ладно, Матвей. Забирай этих бдительных, я пошла. Пока.

— Пока, — Матвей проводил девушку взглядом. — Пацаны, правда, что вы нас пасете? Я не олень, она не шалашовка.

Братья переглянулись. Ситуативно за такие слова хотелось дать в бубен, но врожденное чувство справедливости не позволяло.

— Ладно, замнем для ясности, — усмехнулся Волконский. — Пошли, что ли. Девчонки своим роллы купили, а я вам шашлыков и шаурмы.

— Волконский, не нашли мы толкового тренера по рукопашному бою, — старший преподаватель Рафаэль Чапаев посмотрел на курсанта. — Я кое-что умею, но до КМС мне далековато. Поможешь подтянуть несколько человек до приемлемого уровня за месяц?

— Не с нуля?

— АРБ никто не занимался. Самбо, дзюдо. Боксер один есть.

Матвей пожал широченными плечами.

— Смотреть надо.

— Вот сегодня и посмотрим. В пятнадцать ноль-ноль, вместо самоподготовки.

Рита пришла в зал в начале третьего, сразу после символического обеда, забаррикадировалась в туалете, переоделась в кимоно и пошла осмотреться.

Большое прямоугольное помещение, крашенные стены, вдоль одной из длинных стен штук восемь макетов фигуры человека с обозначен?ными спереди и сзади болевыми точками. Напротив — стенки для отработки ударов, гимнастические скамьи, стенки, на стендах фо?тографии техники выполнения болевых приемов, бросков.

— Интересно, а это для чего? — вслух подумала Рита, глядя на странную конструкцию из отрезков метал?лических труб, вмонтированных в стену, гирь и резиновых жгутов и на ящики с песком чуть поодаль.

— Кисть и пальцы укреплять, а в песке суставы, — ответил неслышно подошедший Матвей, тоже в кимоно. — Хорошее здесь оборудование, я такое только на сборах видел, когда со сборной тренировался. Макеты с датчиками, качество удара программа определяет, на табло все видно.

— А почему ты не в сборной? — не удержавшись, спросила Рита. — Ну, там, медали, олимпиада? Ой, прости... — ей только что пришло в голову, что вопрос мог показаться обидным. Или болезненным. Ведь большой спорт чаще всего бросают не по своей воле.

— Потому что сюда поступил, — улыбнулся Матвей, начиная укладывать маты под стеной с плакатами о морально-психологической за?калке.

— Интересно, — перевела разговор Рита, принимаясь помогать. — У нас все по-другому. Тебе мои говорили — мы в секцию по дзюдо ходили? Я так жалела, что заниматься больше не удастся. А вчера сказали, что набирают рукопашному бою учиться.

— Я вообще-то думал, что только мужиков, — Волконский натя-гивал сверху покрышку из какой-то плотной ткани, заправляя край под маты. Рита потянула с другой стороны.

— А чем я хуже? — девушка даже помогать бросила.

— Рита, ты только не обижайся, — Матвей аккуратно заправил угол, расправил складку. — Дзюдо как называют? Боевое искусство, философия. А у самбо и рукопашка — мордобой обыкновенный. Рукопашник бьет из любого положения, самбист бросает и ломает из любого положения, а так в принципе и то, и то — техничная драка.

— Если я тебя уроню — возьмете? — начиная разминаться, предложила Рита сделку.

— Рит, во мне сто десять кил, — Матвей смотрел серьезно и с сомнением. — Ты меня разве бросишь? Надорвешься!

— Разогревайся давай, — скомандовала Ритка. — А то порвешься еще.

Не то, что он решил бороться всерьез, но и поддаваться не хотел. Она бы сразу поняла, и обиделась. Так что минут пять он уклонялся от захватов и аккуратно переставлял её подальше от себя. Потом она как-то ловко и быстро на мгновение повернулась к нему спиной, он почувствовал жесткий захват на запястье и неожиданно перелетел через нее и грохнулся на спину. Лежал, улыбаясь, глядя как она вскочила, поправила куртку, перетянула пояс и с легким вызовом перекинула косу за спину.

— Вставай, что разлегся?

— Ритуль, ты готовить умеешь?

— Конечно, умею, меня мама научила, — она немного растерялась. — А что?

Он поднялся с ковра одним движением, не касаясь руками пола, как в кино, и оказался совсем близко.

— Да я просто так спросил, я бы на тебе женился, даже если б не умела.

Она смотрела на улыбку и серьезные глаза и совсем забыла, что надо ругаться. Или хоть что-то сказать, дуреха!

Глава 4.

По крайней мере два человека поверили в провозглашенную Матвеем Волконским декларацию о намерениях. Мало того, они это намерение, похоже, одобрили. Иначе как объяснить полученные Ритой немыслимые вольности? Ее перестали под конвоем водить с тренировки в корпус, отпускали бегать без сопровождающих и у нее появилось не номинальное, а самое настоящее 'личное время'. Ей предоставили столько свободы, что она успела соскучиться по братьям, и в следующий раз попросилась в увольнительную вместе с ними. Прочие не были оповещены о том, что Рита просватана, но о чем-то подозревали, иначе чем объяснить, что к ней единственной из первокурсниц никто не подходил знакомиться, не писал смс и записок, и вообще не проявлял никакого интереса? Будь Рита честолюбивей, ее бы это непременно задело, или, по крайней мере, удивило. Впрочем, возможно, что отсутствие внимания противоположного пола объяснялось тем, что у курсанта Волконского была к девушке явная склонность и хорошо поставленный удар? И это не считая двух братьев, тоже прекрасно тренированных. Так что к ноябрю все училище, от начальника до поварих в столовой, знало, что у Маргариты Серебро и Матвея Волконского роман и вообще, 'все серьезно'. Сама Рита не то, что ни о чем не подозревала, но насчет романа была настроена скептически. Да и как иначе? Впрочем, обо всем по порядку.

Прежде всего, на первом месте у нее была учеба. И не только по тому, что объем большой и предметы новые, мало общего со школьным курсом, но и потому, что ей очень нравилось учиться, узнавать новое. Она сидела на самоподготовке, обложенная книжками, с горящими глазами. Она приставала к девчонкам на пробежке и в спортзале на тренажерах с обсуждением изучаемой темы. Она бубнила в душе, повторяя термины.

— Она даже во сне разговаривает, — жаловалась Ангелина девчонкам за завтраком. — Сегодня проснулась от того, что она говорит что-то, тихо, но четко. Прислушалась. 'Окклюзия — слияние холодного и тёплого фронтов в заполняющемся циклоне'. Вот мне это надо в три часа ночи?! И тебе тоже! — это уже персонально Рите. — Лучше бы тебе про любовь что-нибудь снилось.

— Матвей что-то недорабатывает, — прыснула Поля. — После свидания девушка должна спать как убитая, в крайнем случае, страстно стонать во сне 'да, любимый'!

— Они на свиданиях приемы рукопашного боя изучают, хорошо еще, она во сне 'кийя!' не кричит.

— Надо у Жеки спросить, может, Матвей кричит.

Девушки, кроме Риты, смеялись, Рита насупилась.

— Не смешно!

Посмотрела через проход. За крайним к девушкам столом сидели Вадька с Женькой и Матвеем, и с еще одним парнем, с которым они вместе жили. Матвей с Вадимом всегда садились лицом к той части зала, где стояли столы девушек. Рита считала, что Вадька делает это с целью проконтролировать, 'хорошо ли она кушает', а то у бабушек это первый вопрос, когда она им звонит. С Матвеем они переглядывались, и даже, кажется, научились разговаривать взглядом. Это было очень важно, потому что проявлять в училище эмоции как-то по-другому она считала неправильным. Посыл дал подполковник Мальчинский на одной из первых лекций.

— Очень важно, чтобы девушки научились регулировать своё эмоциональное состояние, потому что это основополагающий принцип при работе в стрессовых ситуациях. Взлёт — это уже стресс для психики, и сложности с этим могут возникать и у юношей. Например, были случаи, когда курсант в первом полёте от захлестнувших эмоций и эйфории не слышит команд инструктора.

И она решила сдерживаться и быть непроницаемой, как женский вариант графа Монте-Кристо. На людях это получалось неплохо, а вот наедине — никогда. Матвей ее смешил. Или заинтересовывал. Или трогал, в смысле, растрагивал. Ужас, какой сложный у нас язык! Короче, это та ситуация, когда девушка смаргивает слезинку и шепчет: 'Это так трогательно!' С ним никак не получалось быть равнодушной и спокойной, никогда не было скучно. Не хватало только одного, и Рита была не тот человек, чтобы пустить все на самотек.

На День народного единства был выходной и множество культурно-патриотических мероприятий, как сообщала доска объявлений.

— 4 ноября на базе КВВУ будут проводится показательные выступления по всем видам единоборств и открытый финал Кубка атамана Кубанского казачьего войска по армейскому рукопашному бою. Серебро, Волконский, Кузнецов, Пойда, Абдульмянов, Гурьянов, — объявил на последней перед праздником тренировкой Рафаэль Маратович. — Выезжаем 4 ноября в 8 утра, организовано. Маргарита, — строго посмотрел на единственную девушку. — Там будут только мужчины, поэтому в соревнованиях ты не участвуешь. Только показательные.

— Товарищ майор!

— Отставить. Регламент не позволяет. Разойдись!

Рита ворчала про себя и вслух в этот вечер, и весь следующий день, и даже усевшись в микроавтобус.

— Хватит уже, — негромко одернул ее Вадим, садясь рядом. — Как маленькая.

Ритка фыркнула, как кошка, и отвернулась к окну.

К мероприятию офицеры и курсанты Краснодарского высшего военного училища подготовились тщательно. Раздевалки, душевые, тренировочный зал. Даже Риту приятно удивили — ей выделили крохотную комнатушку — тренерскую, забитую всяким инвентарем. Зато там была душевая кабинка! Волосы она еще утром заплела в тугую косу, заколола пучок шпильками и сверху еще затянула эластичной резинкой, быстро переоделась, взяла защиту, отперла дверь.

— Пошли, — кивнула Женьке, дежурившему у двери.

— Пошли, — брат пошел рядом. — Меня с тобой на демонстрационный бой поставили.

— Бой? Рукопашный? — не поверила Рита. — Не дзюдо?

— На татами Вадьку кинешь. Или он тебя. Как договоритесь. Хватит трепаться, давай на разминку.

Как водится, какую-то часть времени заняли разговоры, вернее, речи. Официальные. Выступил атаман, заместитель мэра, начальник училища.

— Я сейчас выйду и побью кого-нибудь по-настоящему, — шипела Рита, стоя в строю рядом с Женькой. — Что они на меня все пялятся? Бесит уже.

На нее правда смотрели, особенно после демонстрационных поединков. Казачий генерал подошел к судейской коллегии, о чем-то поговорил, потом главный судья — Георгий Георгиевич Шакуров, мастер спорта России по классической борьбе и самбо, президент Краснодарской федерации рукопашного боя и старший тренер по единоборствам Кубанского казачьего войска, как его представили, подозвал Чапаева.

— Ритка, — ткнул ее в бок Женька. — Тебя Чапаев зовет.

Маргарита подошла к судейскому столу, возле которого стояли трое мужчин.

— Серебро, вы хотите принять участие в соревнованиях? — обратился к ней Шакуров. — У вас весовая категория до шестидесяти?

— Да, — сдерживая радость, коротко отрапортовала Ритинья. — Хочу. До семидесяти пяти.

Мужчины рассмеялись.

— Сколько точно?

— Семьдесят три килограмма.

— До семидесяти пяти не разрешу, выступите в категории до семидесяти. Идите готовьтесь.

Хотелось идти, пританцовывая, но она шла, даже не улыбаясь.

— Меня на бой ставят, — объявила своим.

Пока братья хмурили соболиные брови, Матвей отвел ее в сторону.

— С кем?

— Какой-то Кулешов. 17 номер.

Матвей осмотрелся.

— Этот? У него с реакцией не очень, долго не возись, пока он на тебя таращится — работаешь в левосторонней стойке, бьешь бэкфист локтем. Не достала или он на удар пошел — бьешь основанием кулака со стороны мизинца, помнишь?

Рита внимательно слушала, кивала.

— Кулак сильнее сжимай, иначе кисть повредишь. Если точно попадешь, то нокаут девять из десяти. Поняла?

— Не буду я с ней драться, — возмущался Ритин визави, за пару минут до поединка понявший, что Серебро М. зовут Маргаритой. — Потом скажут, что я бабу побил.

— Ты сначала побей, — Рита так разозлилась, что неожиданно ушло все волнение, и она чувствовала себя спокойной, даже расслабленной. — И вообще — бабами сваи бьют.

— Чего? — не понял парень.

— А! — махнула Ритка рукой на такую дремучесть. Надо же — Германа не узнать!

Поединок закончился очень быстро и нокаутом, как и говорил опытный Матвей. Она села к своим, сняла перчатки, шлем. Волконский и Кузнецов разминались, Рустам Абдульмянов вел бой, остальные изощрялись.

— Ты зачем с ним так? Парень айтишник, они так все повернутые, еще ты его по голове!

— Видели, он глаза открывать не хотел? Надеялся, в медпункт унесут и забудут.

— Ритка, ты в финале второго тоже сразу выноси, им вдвоем веселее будет.

— Да ну вас, дураки, — отмахнулась Рита.

Состав участников, как поняла Рита, был смешанный. Курсанты, кадеты, казаки. В основном молодежь. Но в самой престижной категории, свыше ста килограммов, против Матвея сначала в полуфинале, потом в финале вышли взрослые мужики, лет под тридцать.

Это были настоящие бои, профессиональные. Рита разрывалась между азартом, удовольствием от того, что видела — быстроту, силу, отличную тактику, красоту поединков, и волнением. Все-таки было страшно за Матвея — а вдруг травма? У его соперника кулачищи были прямо пудовые. И хотелось, чтобы выиграл. Конечно, проиграй он, она бы не стала к нему по-другому относится, но очень хотелось, чтобы выиграл!

Награждение начали с сверхтяжелой категории. Атаман Дмитрий Архипович Диденко вручил невозмутимому Матвею грамоту, кубок и ... шашку.

— Лично от меня, — с чувством пожал руку. — Казацких кровей у тебя точно нет? Поспрашивай у батьки, у мамки. Молодец!

— Поздравляю. Порадовал, сынок, — пожал руку своему курсанту подъехавший к финалам Григорьев.

Матвей с заклеенной пластырем бровью молча кивнул, отошел к своим.

Дальше награждали победителей и призеров в других категориях, начиная с самой легкой, но Риту почему-то пропустили. Диденко все поглядывал на дверь, как будто кого-то ждал. После того как отзвучали аплодисменты в честь победителя в тяжелом весе, атаман взял слово, и судя по всему, настроился говорить долго.

— Меня сегодня некоторые упрекнули, дескать, зачем я авторитетом регламент продавил, девушку до соревнований допустил. Армейский рукопашный бой — только для мужчин, так? — обернулся к кому-то, опять обратился к залу. — Когда стали девушек в войско принимать, тоже скептики кричали — обычаи нарушаете, в старину такого не было! Историю надо знать, казаки! Я вам приведу множество примеров воинской доблести женщин-казачек, не раз становившихся на пути врага рядом со своими отцами, мужьями и сыновьями, управлявшихся иной раз с конем и шашкой получше иных мужчин. Женщин-казачек, оборонявших от шведов Нежин, наградил Петр Первый. В конной казачьей разведке воевала в первую мировую наша кубанская казачка Елена Чоба, родом из станицы Роговской. Два Георгиевских креста у нее! В Великую Отечественную войну в рядах 4-го Кубанского гвардейского кавалерийского казачьего корпуса Зинаида Корж прошла от Кубани до Праги. Будучи совсем юной девушкой, она добровольцем отправилась на защиту Родины и защищала ее так, что ее боевым наградам могли позавидовать многие фронтовики-мужчины. И таких героинь были сотни! Так почему мы сегодня девушке не могли разрешить себя показать, свое умение? И ведь доказала — ничем не хуже парней! Победила честно. Маргарита, выходи!

— Так, время семнадцать, — взглянул на часы Григорьев, посмотрел на курсантов. — Победителей отпускаю в город, праздновать. До вечерней поверки! Волконский, холодное оружие сдай!

— Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться!

— Говори, героиня наша.

— А вы букетик мой не заберете, заодно?

Командир с улыбкой протянул руку за огромным — в сотню роз — букетом.

— Давай свой 'букетик'. Всё, свободны.

— Куда пойдем? — парни (и Рита, куда ж они без нее) встав кругом, обсуждали, куда пойти отмечать общекомандное первое место.

— Праздник, везде народ, — констатировал очевидное Давид Пойда. — Где мы сейчас на восемь рыл кафе найдем?

— Надо искать где подороже, — выдвинула логичное предложение Рита. — там народу меньше.

— Пошли в 'Говядину', — Абдульмянов был местный, ему верить было можно. — У меня там тетка работает.

— Веди, Сусанин. Далеко?

— На такси минут десять.

— Только такси нет.

— Мы час будем решать и так и не решим ничего. Давайте пойдем в сторону центра, где место будет, там и сядем, — предложил Вадим.

— Я есть хочу, — пожаловалась Рита Матвею, пока они брели вдоль оживленной улицы в шумящих музыкой и людьми сумерках. — Давайте хоть в блинную, хоть в чебуречную.

— Это подойдет? — братья Серебро остановились у ярко освещенного широкого окна, в которое было видно огромных зверей из крафтовой бумаги, стороживших вход, гирлянды и бонсаи. — Народу почти нет.

— Судя по названию, азиатская кухня.

— Да пофиг, пошли саранчу жрать, — Стас Кузнецов потопал наверх.

Саранчу им, кстати, не предложили, хоть меню было подчеркнуто азиатское — от супов том-ям до китайского жареного мороженого.

— Тут реально для японцев или китайцев, — расстроился Денис Гурьянов, посмотрев на первое поданное блюдо. — Мало же!

— Берем все по два, проблем-то, — Матвей жестом позвал официанта. — Главное, чтобы стейки не с пуговицу были.

Поели от души. Как сказал администратор, 'таким гостям можно простить даже то, что алкоголь не заказали' и вручил Рите коробочку — 'японские моти, комплимент от шефа'.

— Давайте тут посидим, что ли, — предложил Женька. — Чай еще закажем, чтобы не выгнали.

— Что вы как тюлени, — ругнулась Рита. — Пойдемте погуляем!

— Идем, — Матвей положил на стол несколько крупных купюр, встал, отодвинул Рите стул. — Пусть сидят.

Шли по улице, сворачивали в аллеи, незаметно вышли на набережную. Остановились, любуясь подсвеченной огнями рекой.

— Хорошо, — проговорила Рита, запрокидывая голову и глубоко вдыхая.

— Хорошо, — Матвей взял ее руку, провел пальцем по запястью.

Рита положила вторую руку ему на грудь, легонько погладила. Неслышно звякнул браслет золотых часов — подарка Диденко.

— Так неожиданно, — поделилась Рита. — Но очень приятно.

— Мне, помню, первый тренер за первую победу часы подарил. Так и не поменял, хоть и не золотые. Ремешок порвался, чуть не потерял. Представляешь, после поступления посидели с пацанами, отметили. Со стола убрали, смотрю — мля, часов нет! А мусор выкинули уже. Пришлось в мусорку лезть. Шебуршу там, как кот помоечный, хрена се, прилетает в голову! Главное, Еременко на стрему поставил, а он... Ты что, Рит?

— Прости! Это мы с Ангелиной были, — Рита смеялась, уткнувшись в него, вдруг резко замолчала. — Ой! Мы в тебя попали?! Больно было?

— Да что мне сделается. Быстро вы бегаете, я вылез, никого не было уже.

Посмеялись.

— А часы нашел? — спохватилась Рита.

— Нашел. Вылез, помойкой воняю. Если бы дежурного встретил — вылетел бы из училища быстрее, чем 'здравия желаю' сказал. Добежал короткими перебежками, вещи в стирку, сам в душ.

— Вот, оказывается, зачем вам стиралки! — Рита вытерла слезы.

— Да я бы и так выстирал, в тазике. Я умею.

— Хозяйственный какой!

— Я ж говорю — незаменимый в семейной жизни. Или ты думала, я насчет свадьбы шучу?

— Ну, не знаю. Жениться собрался, а сам ни разу не поцеловал! — выпалила Рита, не успев затормозить.

Матвей очень по-мужски усмехнулся, обнял ее за талию и пониже ягодиц, легко поднял и поцеловал. Губы были твердые и требовательные, нежный и долгий поцелуй пах кофе.

— Жень, а когда у Матвея день рождения? — по какому-то наитию, неожиданно даже для себя, спросила Рита. Тройняшки сидели у парней в комнате. Предмет ее интереса был в качалке, Эдика Пашкевича за два месяца Рита видела от силы раза два, да и парни чаще всего только перед отбоем. Он тусовался в другой компании, по интересам, а соседей звал ботанами, правда, исключительно за глаза и вполголоса.

— Двадцать первого ноября.

— Так это же через четыре дня! — всполошилась Рита. — Хорошо еще, в выходной Поля в увольнительную идет, — усаживаясь обратно. — Я как раз успею подарок по интернету заказать, а она в пункт самовывоза сгоняет. Ой, я же хотела размер посмотреть!

Вскочила, открыла шкаф, сняла с вешалки рубашку, посмотрела ярлычок. Воровато оглянулась через плечо, на секунду поднесла к лицу, вдохнула. По правде сказать, чистая рубашка слабо пахла стиральным порошком, но ей казалось, что Матвеем. Точно им, потому что он единственный носил одежду такого размера и роста.

— А вы что дарить будете? — поинтересовалась, убирая рубашку.

— Деньгами скинемся, — пожал плечами Женька.

— Никакой фантазии, — констатировала Рита. — Вадька, включай камеру! Видишь, мама отвечает! Мамуль, привет! Папа!

— Привет, — папа улыбнулся с экрана, мама сдула поцелуй с ладони. — Как жизнь, курсанты?

Двадцать первого ноября Матвей Володарский после ужина на минуту заглянул в кухню, вышел с двумя плотными пакетами и коробкой, в дверях пробасил: 'Спасибо еще раз большое, Валентина Ивановна!' Повариха провожала его с материнской улыбкой, только что платочком не махала.

Через десять минут в прачечной корпуса первокурсников... нет, не стояла очередь из желающих постирать. Накрывался импровизированный стол из сдвинутых гладильных досок, заносились стулья. Матвей доставал заботливо нарезанные Валентиной Ивановной бутерброды, салаты, фрукты, сладости. В коробке оказался испеченный на заказ торт, здоровенный.

— Умеешь ты жить, Мэтью! — Эдик оглядел 'поляну'. — Как ты договорился-то?

— Волшебное слово сказал, — Матвей выставил сок, минералку, зашуршал упаковкой одноразовой посуды.

— Это что, даже пива нет? — Славка Безруков с глубоким разочарованием посмотрел на стол, на всякий случай заглянул под стол, проверил углы.

— А ты сомневался? — Виталий Еременко уселся верхом на только что принесенный стул. — Кого ждем? Драгметалл?

Дверь в очередной раз хлопнула, вошла Рита, следом Вадим и Женя.

— Иди сюда, Рит, — позвал Матвей. — Все, рассаживайтесь, кто хотел — пришел.

Быстренько — как будто и не ужинали только что — подмели угощение, слопали торт. Выбросили мусор, погасили свет, включили на телефонах фонарики. Рита пересела с ногами на подоконник, ждала. Тренькнула струна, рука привычно подтянула колки.

Рубиновые части, солнца зари

Рубят злые страсти, сжигают внутри.

Прыгай выше неба, брат и сестра;

Золотые искры — брызги костра.

Радуйся молоту в крепкой руке!

Водопад, молодость — в быстрой реке...

...Кружит белая вьюга,

Тихо ходит зима.

Слышишь, как замерзаю

Снова я без тебя...

...И если тебе вдруг наскучит твой ласковый свет —

Тебе найдется место у нас, дождя хватит на всех.

Посмотри на часы, посмотри на портрет на стене,

Прислушайся — там, за окном, ты услышишь наш смех.

Закрой за мной дверь, я ухожу.

Пели по очереди Женька, Пашка Федотов, Богдан Немирский. Матвей сидел, вытянув длинные ноги, на краю подоконника рядом с Ритой.

— Богдан, дай, — неожиданно протянул руку за гитарой.

Пока земля еще вертится,

Пока еще ярок свет,

Господи, дай же ты каждому

Чего у него нет...

Песня кончилась, Ритка разжала стиснутый кулак. Прикушенную губу было больно, зато она не расплакалась.

— Давайте расходиться, что ли, — буднично предложил Вадим. — Почти девять, поверка скоро.

— Пойдем, я провожу, — Матвей подождал, пока она обуется, протянул куртку.

— А сам?

— Не замерзну, я закаленный.

Быстрым шагом прошли длинным коридором, спустились по лестнице, пошли по дорожке. За углом Рита тронула его за руку, останавливая.

— Матвей, подожди. Я тебе подарок не подарила.

— Как не подарила? Вы же мне от всех портмоне подарили, и даже с деньгами.

— Вот, возьми, — сунула ему плоскую коробочку. — Потом скажешь, подошел или нет.

— Спасибо, — положил в нагрудный карман, обнял.

— С днем рождения, — Рита обхватила его за шею, вытянулась в струнку, прильнула, потянулась к губам...

— Так и знал, — раздался ехидный голос. — Целуются.

— Выдерну я тебе когда-нибудь ноги, Эдька, — Матвей повернулся к закуривавшему однокурснику. — И голову оторву.

— Курение убивает, он сам помрет, — Рита взяла Матвея за руку. — Побежали, а то правда опоздаем. А ты еще и замерзнешь!

Глава 5.

— А ты не знаешь, почему мы отдельно от вас занимаемся? Я специально конспекты посмотрела, вам тоже самое читают, — немного обиженно спросила Рита. Они с Матвеем, как всегда, остались после занятий по АРМ одни в зале. Сидели на матах, вернее, это Матвей сидел, а она прилеплялась к нему на коленку, как ласточка на карниз, 'потому что дует, а нам, девочкам, на холодном сидеть вредно'.

— Это нам повезло, что вы отдельно, — Матвей аккуратно поддерживал ее под лопатки. — Вот вам майор Аблязов наверняка ни разу не сказал 'дебилоиды'. Или позавчера сдавали конспекты на проверку, он вернул и говорит Витале с Лешкой: 'Поздравляю, братья!' Они переглядываются, Леха говорит.

— Мы не братья, он Еременко, а я Еремеев.

— Вы братья, — Аблязов так ласково. — Тупка и Глупка!

Рита фыркнула, покачнулась, Матвей подхватил ее плотнее, она, улыбаясь, обняла его покрепче.

— Нет, нас хвалит, говорит, у вас даже конспекты красивые, как вы сами. И вообще, первый курс не показатель, учим же типовые общенаучные предметы, как на гражданке, а мы, девчонки, просто усидчивые. Слушай, Матвей, я все забываю тебя спросить. Ты столько книг прочитал... Ну, фантастика, это понятно. Но ты читал даже то, что я не читала, — ревниво. — Маркеса, например, или Ремарка. Баха.

— Я и Бальзака читал, — парень как будто невзначай провел губами по линии подбородка, по заалевшему ушку. — Все собрание сочинений. У нас в детдоме большая библиотека была, Лидия Геннадьевна, библиотекарша, говорила, что в городе библиотеку закрыли в бывшем Дворце пионеров и книги нам передали, и ее, вместе с книгами. Я сначала там прятался.

— Прятался? — изумилась Рита.

— Ага.

— Тебя били?! Ты от кого-то прятался?

— Дрались, конечно. Я часто дрался. Но меня не били, толпой, если ты подумала. Просто детдом, всегда шум, народ. Хотелось одиночества, и я в библиотеку сбегал, сначала просто сидел, потом читать начал. Так постепенно втянулся, — хохотнул. — Я лет в двенадцать, что ли, понял — или я учусь, чего-то добиваюсь, или сторчусь, сопьюсь и сдохну к тридцати или раньше.

Рите хотелось спросить про очень многое, но она привыкла, что есть личное пространство, и никто туда не лезет, даже в их дружной семье. Если не считать ее собственного личного пространства, границы которого Вадька с Женькой пересекали также нагло, как беженцы границы Евросоюза.

— Ты на боевку пошел, потому что дрался? — говорить про спорт показалось самым безопасным.

— Послали. Директриса после очередного залета вызвала и молча куда-то повезла, с вещами. Я думал, в приемник-распределитель или колонию. Млин, думаю, и отсюда выкинут. А оказалось, она меня в ДЮСШ по спортивным единоборствам определила. Я там все прошел — греко-римскую, бокс, тайский бокс, каратэ, дзюдо. На рукопашке остался из-за тренера, Михал Андреича Серафимова. Он бывший прапорщик, воевал. Я случайно узнал, он не распространялся...

Хлопнула дверь, раздались шаги.

— Волконский, Серебро! — на них сурово смотрел дежурный офицер, майор Аблязов.

Курсанты торопливо вскочили, Рита незаметно поморщилась — ногу закололо, отсидела.

— Тренируетесь? 'Бей бабу молотом — будет баба золотом', — гласит народная мудрость, — изрек Аблязов. — То же можно сказать и про тебя, Волконский. Единственное, что надо помнить, по голове не бить — бесполезно, и инструмент быстро выходит из строя. Правда, Волконский — ты прям мастер, Брюс Ли?

Ни Рита, ни Матвей при всей начитанности и кругозоре не знали, кто такой Брюс Ли и Матвей на всякий случай отрицательно помотал головой.

— Никак нет, товарищ майор.

— Ты что стоишь, Серебро? Поверка через полчаса! Шагом марш в казарму!

Рита посмотрела на Матвея и ушла переодеваться. На выходе она успела услышать 'Волконский, покажи класс', остановилась и осторожно выглянула из-за угла.

— В смысле?

— Волконский, ты че, тупой? Прием покажи.

— Товарищ майор, может, не надо?

— Я сказал, прием покажи!

— Товарищ майор, вы когда-нибудь рукопашным боем занимались?

— Волконский,

* * *

, я приказываю! — майор якобы встал в стойку.

Рита видела, как Матвей вздохнул, пожал плечами, неуловимым плавным движением провел лоу-кик по выставленной вперед ноге, аккуратно взял майора за китель, потянул вправо вниз и бережно, как ребенка, опустил на маты.

— Руку давайте, — протянул свою Матвей.

Майор оттолкнул ладонь, вскочил с красным лицом, схватил подобранную Матвеем шапку.

— Свободен, Волконский! Что б через минуту на поверку строился!

— Есть, — Матвей повернулся через левое плечо.

— И молчать! Ни одному человеку!

— Есть! — курсант опять развернулся лицом, а то начальству командовать неудобно.

— Я кому сказал — марш!

Рита торопливо обулась, одела куртку, схватила вещи, и, не переодеваясь, побежала к себе, задыхаясь от смеха.

— Матвей, ты что в отпуске делать собираешься? — парни уже лежали, погасив свет после отбоя. Эдик слинял к соседям, судя по звукам за стеной, там играли в карты.

— А хрен его знает, — Матвей гулко стукнулся пяткой о спинку кровати, подвинулся вверх, приложился головой.

— Млять!

Братья приглушенно гоготнули, Матвей подхватил.

— Отпилю я ее завтра, — поклялся Волконский. — Задолбался головой биться.

— Зато голеностоп тренируешь на жесткость, — Женька повернулся набок, оперся на руку. — Так что насчет отпуска?

— Да тут оставаться стремно, квартиру в Одинцово я продал, да и что б я делал в этом Одинцове? На денек заехать к Андреичу если. В Питер махну, может. Или в Калининград.

— Поехали к нам, — предложил Вадим. — Поживешь две недели, в Жуковский съездим, в Центр подготовки космонавтов, в ЦУП. В Москве можно в Центральный музей ВВС сходить, в Музей авиации.

— С девчонками тусанемся. Танцы и все такое, — мечтательно протянул Женька.

— Пацаны, я это... Неудобно.

— Удобно. У нас все равно каждый выходной или праздник дома народу больше, чем в сезон в совхозе клубнику собирает. Ты на раз потеряешься. А если серьезно, Матвей, поехали, родители будут рады.

— С чего?

— Что 'с чего'?

— Че им радоваться-то?

— Ну как же, зять будущий приедет, — Женька фыркнул. — Или ты на Ритке жениться раздумал?

— Эт-та што такое?! — раздался за стеной рев. Брякнул упавший стул, послышался бубнеж и скрежет стульев по плитке. — Распустились. Пашкевич! Отцу давно звонил? Вот завтра же позвони и передай, чтобы больше не размножался! Какого баяна стоите, отбой час назад был! Обнаглели!

В коридоре затопали, стукнула дверь. Эдька включил свет, начал раздеваться.

— Пашкевич, баян ты перламутровый! Свет гаси!

И на весь этаж.

— Вы у меня полгода без увольнительных! Всех запомнил! Завтра вместо личного времени всей роте построение. Через голову не доходит, будем через ноги доводить.

На следующий день, отстояв полтора часа по команде 'Равняйсь! Смирно!' благодарная рота чествовала героев.

— Рита, а меня твои в гости пригласили, — Матвей на ходу коротко посмотрел на девушку, не сбиваясь с дыхания. Декабрьское утро было удивительно теплым, даже для южной зимы.

— Ты согласился? — Рита немножко задохнулась.

— А ты?

— Что я? Согласилась? — она сверкнула улыбкой. — Я буду очень рада, если ты поедешь, Матвей. Тебе у нас понравится.

— Да мне с тобой везде хорошо, — сказал вроде бы негромко и не особо выразительно, но у нее загорелись щеки.

— Тогда надо срочно билеты покупать на самолет, а то праздник, все рейсы давно забронированы.

— Вы сами-то купили?

— Да говорю же, билеты надо покупать! Всем, — Рита даже ускорилась, как будто в кассу бежала. — Только на какое число, тридцатое или тридцать первое? Нас когда отпустят, ты не слышал?

— Тридцатого пары в расписании стоят, а тридцать первого пусто. Рейсы когда на Москву, смотрели?

— Два ночных, остальные утренние.

— Вот на ночной и возьмем. Что, ночью такси нет, что ли?

— Какое такси? Нас папа встретит.

Летели бизнес-классом, 'как баре', оценил Матвей, устраиваясь в кресле рядом с Ритой.

— Тебе бы только деньги тратить, — разворчалась Рита, как жена со стажем.

— Если бы в салоне летел, два места пришлось бы выкупать, так что я и не шиканул вовсе.

— Как ты в 'сушке' собираешься помещаться? — повернулся к ним Женька. — Тебя надо было перед зачислением попробовать в кабину засунуть!

— Я не истребитель, Женек. Я на 'Белом лебеде' летать буду.

— Аааа...

— Что ааа? Это самый большой сверхзвуковой самолет в истории военной авиации, самый мощный и тяжелый боевой самолет в мире! Изменяемая геометрия крыла, по скорости вполне с истребителем посоревнуется, максимальная дальность полета больше семнадцати тысяч километров, может нести больше пятидесяти тонн бомб и ракет. Так что добро пожаловать в сопровождение.

— Ладно, не боись, прикроем, — успокоил Женька. Вадим сидел с наушниками, закрыв глаза, Рита зевнула в ладошку.

— Рит, кресло раскладывается, — повернулся к ней Матвей. — Стюардесса плед даст. Поспи.

— Я так, — она влезла с ногами в кресло, подвинулась ближе к нему, положила голову на плечо. — Лететь два часа всего...

— Спи, — Матвей выключил над ними светильник, сел так, чтобы ей было удобнее. Подхватил пушистую косу, провел мягкой шелковистой прядкой по щеке, по губам...

Самолет приземлился в начале шестого, полчаса ждали багаж, вышли в зал прилетов.

— Папа! — завопила Рита, бросаясь на шею мужчине в летном бушлате и болтая ногами. — Папуля!

— С приездом, — Игорь обнял дочь, поцеловал в щеку. — Как долетели?

— Хорошо, — Рита обрела опору под ногами, но так и стояла, прижавшись к отцу.

— Рит, пусти поздороваться, — Женька попытался отодвинуть сестру.

— Здравствуй, сын, — крепкое рукопожатие.

— Здравствуй, Вадим, — подошедшему следом старшему сыну.

— Пап, это Матвей, — представил Вадька.

— Здравствуйте, товарищ генерал полковник.

— Здравствуй, Матвей, — Игорь Вадимович протянул руку. — Зови меня Игорь Вадимович. Всё, давайте все в машину.

— Пап, а мама дома? — Рита наконец отлипла от отца.

— Мама сюрприз готовит.

Быстрым шагом прошли на стоянку к семейному минивэну, Женька опередил остальных на несколько шагов, дернул дверцу. Та послушно отъехала в сторону.

— Пап, ты что, машину не закрыл? — удивленно спросил Женек, занося ногу на ступеньку.

— Сюрприз! — пропел веселый женский голос из салона.

— Мама! — Женя протянул руку, помогая выйти, обнял, заулыбавшись, чмокнул в щеку. Она стиснула, погладила, расцеловала, шагнула к Вадиму, всмотрелась в лицо, поцеловала, погладила по голове, по плечам.

— Привет, мам, — Вадим чуточку покружил, передал сестре, прыгавшей и попискивающей от нетерпения.

— Мамулечка! — Рита ластилась, целовала, насмотреться не могла. Взяла за руку, повернулась. — Мам, это Матвей.

— Здравствуй, — улыбнулась ласково. — Меня зовут Людмила Евгеньевна.

— Здравствуйте.

— Дети молодцы, что тебя пригласили. Тебе у нас понравится.

Он смущенно кивнул.

— Мила, давайте все в машину, — скомандовал отец. — Если поздно приедем, мелкие встанут и старшим поспать не дадут.

Братья подсадили маму, Рита сама влезла, они заскочили следом.

— Матвей, давай, — позвал Вадим.

— Игорь Вадимович, вы не против, я вперед сяду?

— Нет, конечно. Садись, — Игорь сел сам, завел машину

Волконский бросил в салон сумку, уселся рядом с водителем, и машина вырулила со стоянки.

Матвей краем уха слушал беспорядочный разговор — говорили обо всем сразу, перебивали друг друга, смеялись. Рита сидела рядом с матерью, сыновья сели сзади, нависли над спинками. Игорь Вадимович улыбался, поглядывая на семью в зеркало, потом спросил Матвея об училище, разговор зашел о самолетах. Два часа дороги до дачи пролетели незаметно.

Дорога в лесу, потом улица то ли деревни, то ли коттеджного поселка — смотря в какую сторону смотреть. Серебро жили на окраине деревни. Вдоль высокого забора голубые ели высотой больше трех метров, в искрах мерцающих огоньков. Въехали в открывшиеся с пульта ворота, Матвей вышел, осмотрелся. Большой участок, два дома, какие-то постройки, кругом, куда не посмотри, кусты, укрытые на зиму розы, высоченные сосны, за домами виднеется плодовый сад.

— Вот летом приедем, увидишь, как тут красиво, — Рита выбралась из машины, подошла сзади.

— И сейчас красиво, — он вдохнул полной грудью. — Дышать вкусно.

— Пойдем, я тебе все покажу, — она взяла его за руку, повела за собой. — Это Дом. В нем живут бабушки и дедушки Серебро и Янтаревы. Еще там живут теть Света и дядь Макс, мамины сестра с мужем, когда приезжают. И мы там часто ночевали — в мансарде мальчишки, внизу мы с Милочкой, это сестра моя. Мама сказала, что на Рождество приедут Ярик и Стаська, я соскучилась ужасно. Мы с ними уже год не виделись, они служат далеко. Это Большой Дом, наша дача. Там мама с папой живут, наши две спальни и внизу две гостевые. Вон, видишь, — она протопала за угол. — Это... Ой! Что это, мам?

— Вот, никогда не слушаешь, что я тебе рассказываю, — шедшая следом Людмила Евгеньевна шутливо нахмурилась. — Летнюю кухню и беседку ближе к саду перенесли, там уютнее, баню почти к речке, а на месте бани гостевой домик поставили, а то семья растет. Русановы и Колодеи осенью обжили уже. Покажи Матвею угловую комнату, мы его там поселим. Матвей осмотрится, в душ сходите, и завтракать будем. А потом поспите.

Комната была светлой — большие окна по двум стенам, одно даже с балконной дверью.

— Она открыта, на маленькую веранду выходит, — Рита прошла вперед. — Ого!

— Что? — он огляделся.

— Да, похоже, родители заодно и в доме ремонт сделали. Обои новые.

На самом деле 'ого' относилось к кровати — раньше здесь стояла стандартная двуспалка, а теперь новая, длиной не меньше двух двадцати. Значит, специально к приезду Матвея купили, но она, конечно, про это не сказала, чтобы не смущать.

— Туалет и душевая напротив твоей двери. А кухня и гостиная в другом крыле, из прихожей направо. Ты устраивайся и приходи.

— Я побегать хотел.

— Можно по саду, можно по дороге. Собаки еще в вольере сидят, а потом я тебя им представлю, не тронут.

— Представишь? — Матвей рассмеялся.

— Мы с тобой курсанты, а они Майор, Полковник и Прапор!

Матвей долго бегал, заметил в саду турник, скамейки, подтянулся сотню раз, покачал пресс. Заминаясь, сделал еще круг по саду, быстрым шагом пошел к дому. Во дворе возле вольера с собаками, опершись на лопаты курили двое пожилых мужчин.

— Здравствуйте, — подходя ближе, поздоровался парень.

— Здоров, — дедушка пониже и поморщинестей сдвинул шапку на затылок, протянул руку. — Ты Матвей, што ле? Евгений Григорич.

— Вадим Олегович, — прогудел сурового и даже мрачного вида дядька с проседью в черных волосах.

— Спортсмен, ты что есть-то не идешь? Милка уж выходила, искала тебя.

— Да не стоило беспокоиться... — Матвей смутился.

— Ладно, сват, давай заканчивать. Баню затопить надо, пусть пацаны пораньше попарятся, Вадька и то последний раз звонил, спрашивал, будем ли баню топить тридцать первого.

Деды повернулись уходить.

— Давайте, я помогу, — неожиданно для себя предложил Матвей. — Что делать надо?

— Иди завтракай да спи, всю ночь ведь в дороге, — Евгений Григорьевич открывал вольер.

— Да не сплю я днем, — Матвей подошел ближе. — Ого!

Положив лапы на крупную ячеистую сетку, на него с интересом поглядывали три мохнатые морды.

— Это свой, — строго сказал дед. — Гулять выметайтесь, обсерваторию вашу убрать надо.

Собаки не торопясь окружили Матвея, принюхались.

— Ты точно Полковник, — Матвей протянул руку погладить огромного черного кавказца. — Ты, наверно, Майор, — пес, похожий на немецкую овчарку, но какого-то странного окраса, гавкнул басом. — А ты Прапор, — потрепал по ушам кофейного шарпея.

— Всех угадал, — хмыкнул Вадим Олегович.

Матвей тем временем забрал у Евгения Григорьевича лопату, начал чистить в вольере, сгребая сено и гмм... снег в старое корыто.

— Куда везти? — взялся за приваренную ручку.

— Вооон туда, — начиная вытрясать из мешка сено показал на дальний угол сада мужчина. — Там яма специально с лета выкопана.

Собаки проводили его до места и обратно, он еще принес из сарайчика три огромных охапки дров, деды затопили печи в обеих половинах бани (одна русская, вторая финская) и в предбаннике с довольно большим бассейном, налили воды в него и в два больших чана, одним боком встроенных в печь.

— Все, шабаш, — постановил Вадим Олегович. — Иди, Григорич, корми парня. Я тут за печками присмотрю.

— Бать, сказал же, не возитесь, — подошел Игорь. — Что вы, час подождать не могли, пока я сам сделаю? Все, идите, у Милы третий раз чайник кипит, я тут сам как-нибудь...

Матвей еще заскочил в душ, сменил футболку и одел джинсы вместо тренировочных штанов.

— Садись, — поднялась из-за стола Людмила Евгеньевна. Оба деда сидели тут же и пили чай из огромных кружек. — Ты солянку будешь? Такая вкусная получилась, я ее с вечера варила, как раз настоялась.

— Да мне все равно, можно и солянку. Вы не беспокойтесь.

— А ты не беспокойся о том, что я беспокоюсь, — Ритина мама улыбнулась такой доброй и лукавой улыбкой, что он поневоле ответил.

— Хлеб бери, — поставила перед ним хорошую мужскую тарелку солянки. — Соль, перец по вкусу добавляй.

— Муму, — согласился Матвей, наворачивая солянку.

Людмила Евгеньевна тем временем сняла крышку со сковороды, помешала нарезанную тонкой соломкой картошку, выключила конфорку. Плит в кухне было две — газовая и электрическая, и обе были заставлены кастрюлями, сковородами, гусятницами стратегических размеров.

— Добавки?

Матвей неопределенно пожал плечами.

Хозяйка без разговоров забрала тарелку, зачерпнула из ведерной кастрюли здоровенным половником, подала. Пока ел, на широкую тарелку положила золотистой скворчащей картошки, горку колбасок по-львовски. К ним крохотные хрустящие огурчики, капусту в брусничных бусах, праздничные помидорчики, яркие рыжики размером с пуговицу.

— Угощайся, — поменяла пустую тарелку на полную.

Евгений Григорьевич подлил себе и свату чая из двухлитрового фарфорового чайника.

— Вкусно! — Матвей склевал рыжики, как семечки, хрустнул огурцом. — Только вы мне больше не подкладывайте! — испуганно.

— Я поняла, что меня хвалить чревато, — рассмеялась Людмила Евгеньевна. — Матвей, ты, пожалуйста, не стесняйся, хорошо? Хочешь добавки — спроси, что-то не нравится или не хочешь — решительно отказывайся. Договорились?

— Договорились, — Матвей отодвинул пустую тарелку. — Спасибо большое!

— Что ты хочешь? Чай, кофе, компот? Минералка есть, сок, — Людмила покачала двумя кувшинами.

— Людмила Евгеньевна, а можно мне кофе?

— Конечно. Я тебе сварю сейчас. Сладкий? С молоком?

— Нет, черный.

Зашумела кофемолка, Матвей потянул носом.

— У вас собаки какие, — заговорил, чтобы отвлечься от будоражащего запаха. — Солидные. Красивые. Породистые, да?

— Волкодав даже с паспортом был. И шарпей, походу, тоже чистокровный. У Майора только мамка согрешила с золотистым ретривером.

— А зачем вы его тогда купили?

— Кого купили? Псину? — Вадим Олегович хмыкнул, Евгений Григорьевич покрутил головой. — У нас все дареные.

— Как это?

— Да как дачный сезон заканчивается, дачники с того конца собак и бросают. Куда их? Прибиваются, кормим. Мелких еще раздать можно, весь городок одарили, а больших? Вот и живут... кони-пони. Погоди, мелкие приедут — увидишь, как они на них катаются.

— Матвей, печенье, — Людмила Евгеньевна подвинула две корзинки. — Это вот апельсиновое, а это, слоеное, — с цельным грецким орехом. С кофе очень вкусно.

— У вас очень все вкусное, — искренне сказал Матвей. — Спасибо большое!

— Милка, где кошачье ведро? — поднялся отец. — Орда явилась, кормить пойду.

По широкому подоконнику длинного, в половину высоты стены, витражного окна бывшей веранды топталось с пяток кошек, плющивших носы о веселых разноцветных птичек.

Глава 6.

Огромная луна, желтая, как зимняя медовая антоновка, запуталась в сосновых лапах. Редкие дымные столбы стучались в подмерзшее небо, и оно осыпалось ледяными хрусталиками.

— Мне кажется, если прислушаться, слышно, как они звенят, — Рита подняла ладошку, счастливо вздохнула. Матвей обнял ее покрепче, поцеловал в розовое ухо, выглядывавшее из-под шапки.

Они стояли на обрыве на другом берегу реки, перебравшись по заметенной тропинке и узкому мостику, заваленному снегом, по дороге проваливаясь по колено, падая и хохоча. Было весело и так хорошо, что Рите казалось: вот шагни они сейчас — и не упадут, а полетят. Как... как феи, вот! Тут Ритуля прыснула. Вряд ли феечки бывают метр восемьдесят три, и уж точно не двухметровые с хвостиком.

— Здравствуй, Золушок, я Добрый Фей! — сказала басом и рассмеялась.

Он подхватил, сквозь смех переспрашивая.

— Какой Золушок? А Добрый Фей — это кто?! — и они опять смеялись, Рита даже до слез и всхлипов. А потом их спугнула луна, и они замерли, вдруг оглушенные красотой. Долго любовались — она небом, он — ею, начиная немножко подмерзать, несмотря на теплые комбинезоны и настоящие норильские унты. Матвею свои презентовал лично Вадим Олегович. Так бы и стояли, наверное, до утра, но тут Ритин живот деликатно и жалобно заурчал.

— Ой, — пискнула она, смутившись.

— Ты есть хочешь? — Матвей заглянул ей в лицо. — И замерзла, похоже, — погладил щеки теплой ладонью. — Давай домой.

Скатились с горы, как два зайца, петляли, протаптывая новую тропинку, явились домой с заиндевевшими ресницами и горящими щеками, хихикая. Собаки осуждающе ворчали в домиках, когда они стряхивали снег у крыльца.

— Я в душ, и к тебе, — раздеваясь в прихожей, шепнула Рита.

Матвей аккуратно повесил ее комбинезон на распялку у батареи, пристроил свой, поставил сушиться обе пары унт. Тоже сходил сполоснуться, переоделся в мягкие спортивные штаны, майку.

— Ты что тут возишься? — Рита заглянула в комнату. — Я умру сейчас!

В кухне включила маленькую лампу, принюхалась и огляделась.

— Мама мясо запекала, — подскочила к кухонному столу, потыкала пальцем. — Остыло уже, резать можно.

Мясо, запеченное в хрустящем румяном тесте, было мягким, ароматным и очень вкусным. Они съели по два огромных куска даже без хлеба.

— Еще? — Рита прицелилась отрезать.

— Нет, спасибо, — отказался Матвей, собирая тарелки.

— Положи в посудомойку.

— Вот еще, — он открыл кран, вымыл посуду, приборы, аккуратно поставил на сушку. Рита тем временем наливала из кувшина в две большие кружки абрикосовый компот. Наверху негромко хлопнула дверь, послышались шаги.

— Хватай и беги! — скомандовала Рита, стремительно исчезая.

Он взял обе посудины и пошел к себе в комнату. В прихожей остановился посмотреть. По лестнице в трусах и тапочках протопали младшие Серебро, нырнули в кухню. Судя по звукам и возгласам, тоже охотились, и удачно.

В спальне горел крохотный ночник, и Рита сидела в кровати под одеялом.

— Что у тебя холодно так? — поежилась.

— Да я форточку открыл, с вечера еще, и закрыть забыл, — он протянул ей кружку, сел в ногах, отпил сам. — Там Кир и Никита есть пришли.

— Они все время едят. Растут, — сказала она с такой любовью и нежностью, что он в эту минуту влюбился в нее еще больше. — Мы раньше тоже ели и ели. Мама говорила, что у нас днем трехразовое питание, и ночью тоже. Шутила, что она и бабушки готовят, как столовая круглосуточная, посменно.

Наверху опять стукнуло.

— Вадька с Женькой, — хором предположили, рассмеялись. Она протянула ему пустую кружку. — Поставь и ложись, холодно же.

Он, поколебавшись мгновение, шагнул к кровати, откинул одеяло.

— Куда в одежде? — возмутилась она. — Раздевайся давай!

Он покосился на ее коротенькие шортики и маечку на бретельках, но снял штаны, майку, аккуратно встряхнул, повесил на спинку стула. Рита подвинулась, и он лег рядом, повернулся. Она легла так, чтобы смотреть на него, он потянул одеяло, накрыл ее голое плечо. В кухне приглушенного разговаривали, смеялись.

— Хорошо у вас, — сказал он негромко. — Здорово просто.

— Ага, — согласилась она. — Вот четвертого еще Русановы приедут и Золотаревы-младшие, так вообще весело будет.

Он хмыкнул. Дом и так кишел народом. Семья старшей сестры Людмилы Евгеньевны — муж, Максим Алексеевич и дочь Мила, на два года старше тройняшек приехали еще до них. К обеду тридцать первого приехали друзья хозяев, Маша и Александр, с сыновьями. Клим был всего на год моложе курсантов, заканчивал одиннадцатый класс и тоже собирался поступать в летное, в тоже училище, а два младших брата — погодки пяти и четырех лет.

— Ты кто? — подошел к нему младший, похожий на медвежонка. Они встретились во дворе, семейство выбиралось из машины, а Матвей снимал лыжи после короткой прогулки.

— Я Матвей, — парень присел, но малыш все равно смотрел снизу вверх. — А тебя как зовут?

— Игорррь! Как крррестного! — ребенок рассмеялся.

— Ты недавно 'р' научился говорить? — догадался Матвей.

— Да! Пошли игрррать?

— Ты всем понравился, — Рита как будто услышала, о чем он думает. — Дедушка Женя сказал про тебя 'гожий', это у него высшая похвала. А дед Вадим сказал, что ты детей и животных любишь, значит, добрый. Говорит, 'брать надо, Ритка!' Ты такой... умный, добрый, веселый. Обаятельный. Красивый, — голос сорвался на писк, и она закончила уже со смехом. — У тебя, вообще, есть недостатки?

— Есть, — он перевернулся на спину.

— Только не говори, что недостаток то, что ты — детдомовский! — вскинулась она.

— Я машину водить не умею, — он начал краснеть густо-густо. — И у меня... Я... ни разу с девушкой не был.

— О, — она подлезла поближе, положила голову на сложенные на его груди руки. Он осторожно обнял ее под лопатками, погладил распушившуюся косу. — И что такого? Я тоже с парнем не была. Ну, я-то ладно, но Вадька, по-моему, тоже еще ни разу ни с кем. Вот Женька — тот да. Он уже и в училище успел. Нет, сам он никогда ничего не рассказывает... Ведь нет?

— Нет, — подтвердил Матвей. — Может, брату только.

— Вот, а Анжелка девчонкам сказала, что она на сутки в увольнительную ходила, дома ночевала, а родителей не было, вот они там и... Главное, я думала, они встречаться начнут после этого, или, если нет, то поссорятся, так ничего подобного. Дружески так — привет, пока. Нет, ничего не понимаю. Зачем тогда, ну, это? — она сбилась, порозовела.

Он пожал плечами, и она поднялась и опустилась, как на волне.

— Где Ритинья? Бегает? Или они с Милочкой ночевали? — Людмила Евгеньевна и Мария Всеволодовна кормили завтраком сыновей. Золотаревы или еще не вставали, или завтракали у родителей, мужья уехали в городок, гость, видимо, опять решил бежать марафон.

— А что, ее в комнате нет? — удивился Вадим.

— Она в дррругой комнате, — наябедничал Игорешка. — Где Матвей спит.

Мила с Машей и Климом сделали вид, что ничего особенного не услышали, старшие братья многозначительно переглянулись и встали из-за стола. Младшие дернулись было следом, но были остановлены повелительным коротким взглядом.

— Вадим, Женя, — вмешалась мать. — Позавтракайте спокойно. И Рите дайте выспаться. Все, сели, сели, — потрепала по спине одного, второго, посмотрела в глаза, чуть качнула головой. Старшие опять переглянулись и уселись.

Мимо окон быстрым шагом прошел Матвей, слышно было, как он разувается в прихожей, потом зашумела вода в душе. Минут через десять вышел в кухню в чистой футболке и джинсах, поздоровался.

— Доброе утро, Матвей, — улыбнулась Людмила. — Что ты будешь?

— Я сам положу, Людмила Евгеньевна.

Сел с полной тарелкой рядом с Женькой, поймал его взгляд, Вадима, но глаза не отвел, смотрел прямо. Братья как-то вдруг успокоились.

— Пойдем играть! — потянул Матвея за руку Андрюшка.

— Да! — поддержал Игореня, подпрыгивая и дергая Матвея за майку.

— Да подожди ты, — Клим поймал брата, притянул к себе. — Сам-то поел, а Матвей голодный. Во что вы играть хотите?

— Идите гулять, — предложила мама. — Пока погода хорошая. Солнышко.

Колодеи радостным паровозиком укатились в прихожую, Матвей торопливо доедал.

— Матвей, ешь спокойно, — Людмила Евгеньевна положила ему еще парочку бризолей с разной начинкой, поставила тарелку с домашними пирожными и большую кружку кофе. — Они все поеденые, некоторые даже два раза.

Маша Колодей собрала на поднос кофе и чай, молочник, пирожные и они с хозяйкой перешли в гостиную. Братья дружно поднялись, на ходу договорились с Матвеем увидеться на улице и тоже ушли.

Рита проснулась от того, что кто-то плюхнулся рядом с ней на кровать, матрац спружинил и она слегка подпрыгнула. Лениво открыла один глаз. На подушке обнаружился улыбающийся Женька.

— Привет!

— Привет, — буркнула Рита. — Ты что тут делаешь?

— Это ты что тут делаешь, — парировал брат. — Можешь не отвечать, все догадались. Мама ему устно внушила, а мы пару раз по почкам дали...

— Вы обалдели, что ли? — подскочила Рита. — За что вы его били?! У нас не было ничего!

— Ага, попалась!

Ритка пульнула в смеющуюся физиономию одной подушкой и слегка поколотила брата другой.

— Вставай, соня, — Женька встал, распихивая подушки. — Время одиннадцать уже.

— Встану сейчас, — Рита зевнула и уползла под теплое одеяло.

Она пришлепала в кухню, когда там во всю готовился обед.

— Доброе утро, — она налила в кружку кофе, схватила кусочек сыра.

— Доброе утро, соня, — мама поцеловала ее в макушку, проходя мимо.

— А где все?

— Кто где. Милочка пошла встречать Сережку Нетесина, парни играют в керлинг. Деды с ними, приобщаются. Папа звонил, везет вам сюрприз.

— Мы, вообще-то, в Центр подготовки собирались съездить, в музеи, — недовольно сообщила дочь. — А сидим безвылазно дома.

— Если бы некоторые не дрыхли до обеда, то сегодня вполне могли с отцом поехать. Он Матвею предлагал, но тот без тебя не захотел.

— Завтра встану рано, и поедем, — решила Рита. — А то потом гости, Рождество, день рождения и каникулы закончатся.

— Ну-ну, — не поверила мама. — Ладно, ешь давай. Или обед будешь ждать?

— А скоро обедать будем?

— Через полчаса, если поможешь.

К обеду приехали командиры. За джипами плавно катили закрытые тентами прицепы.

— Молодежь, — позвал Игорь. — Разгружать давайте.

— Пап, это что? — заглянул под тент прибежавший первым Никита.

— Квадроцикл и снегоход. Будем гонки устраивать.

Братья Золотаревы устроили сюрприз — приехали не вдвоем, как анонсировали, а с семействами. Бабушки и прабабушки наперебой тискали годовалых общительных девчушек, сюсюкали и умилялись. Деды ходили кругом, как коты, при каждом удобном случае уворовывали девчонок и ничем от женщин по части умиления и сюсюканья не отличались, даже мастер-класс при случае могли бы дать. Невестки, разительно не похожие по характеру — Юля веселая, смешливая, очень бойкая; Аня сдержанная, с плавными движениями, больше слушала, чем говорила, — были очень похожи внешне. Русоволосые, сероглазые, среднего роста, фигуристые. С родней, кроме свекра и свекрови, они виделись второй раз в жизни, но держались просто, к ажиотажу вокруг детей отнеслись с пониманием, не отнимали поминутно и даже экспериментам с кормлением младенцев по бабушкиным методам не ужаснулись. Наоборот, с удовольствием отсыпались, ходили гулять с мужьями и без детей и даже на денек выбрались в столицу, походить по магазинам, салонам красоты или куда там москвички ходят. Молодежь сначала напросилась с ними, потом подумала и поехала самостоятельно, к большому облегчению квартета Золотаревых. Сережку Нетесина и Милу посадили за руль, и экспедиция отправилась на поиски приключений. Вернулись и те, и другие поздно, нагруженные покупками и впечатлениями.

— Вы сытые? — осторожно поинтересовалась Мила-старшая у своих двойняшек.

— Ну как, — неопределенно пожал плечами Никита.

— А что, есть совсем нечего? — огорчился Кир.

— Руки мойте и садитесь, — рассмеялась Людмила Евгеньевна.

— Мамулечка, посмотри! — Рита прискакала в кухню, завертела головой. В ушах поблескивали серьги-пуссеты из белого золота с россыпью камушков. — Это мне Матвей на день рождения подарил! Правда, красивые?

— Очень красивые, — мягко согласилась мать. — Но это очень дорого, Рита. А Матвей курсант. Ты не должна была ему позволять...

— Людмила Евгеньевна, они всего две месячных довольствия стоят, — вступился Матвей. — А мы на полном обеспечении, на что деньги тратить? И потом, Рита ведь мне тоже подарки покупала не дешевые, — он продемонстрировал отличный кожаный ремешок для часов и выразительно оглядел пуловер. — Еще рубашку мне купила. Вот ее ругайте!

— Ладно, — улыбнулась Людмила. — Я поняла. Садитесь ужинать. Мы без вас пироги пекли. Есть даже с яблоками.

— Дайте! Дайте! — Рита изобразила зомби. — Я о них полгода мечтала!

— Ты их каждое увольнение ешь, — напомнил Женька.

— Так те просто пирожки, а эти — мамины! — возмутилась Рита. — Сравнения нет никакого!

В гостиной у Серебро почти по всему периметру стоял диван, множество кресел-мешков, стол на низких ножках с раздвижной столешницей. На нем играли во всякие настольные игры, в карты, рисовали дети. Ковер во весь пол, местами потертый. В доме вообще всё можно было трогать, всё брать и везде играть. В простенках окон в гостиной и на веранде книги, книги. Внизу — детские, вверх по нарастающей — от подростковой до классической, много научно-популярных книг, особенно про космос. На стене гостиной телевизор, чаще всего его включали самые старшие — деды смотрели новости, а бабушки вязали под какой-нибудь сериал. Никто никого не заставлял, но чаще всего вся семья гнездовалась в гостиной. Смотрели вместе какой-нибудь фильм, играли, разговаривали. Девять из десяти разговоров, с чего бы не начинались, сворачивали на космос, самолеты и полеты. Ярослав и Стас привезли несколько видео, и молодежь, да и взрослые, смотрели впечатляющие кадры. Многие в сети уже видели, вроде того, как истребитель 'заглядывает' в грузовой люк транспортника, или как два самолета вертикального взлета 'танцуют' друг с другом в вертикальной плоскости, некоторые были эксклюзивными. Опытные пилоты обсуждали, спорили, молодежь смотрела с горящими глазами, даже Никита с Киром, которые, как выяснилось, в летчики идти не собираются.

— Конкуренция среди пилотов вон какая, — рассудительно сказал Кирюшка. — А в космосе и другие специальности нужны. Связь, программирование. Медицина. А летать можно на спортивных самолетах, как хобби.

— Кто из вас в медицинский пойдет? — поинтересовалась Екатерина Юрьевна.

— Это я для примера, — пояснил Кир. — Мы оба в технический ВУЗ пойдем, как дядь Артем.

— Вот правильно, — одобрила мать. — Летчиков у нас на квадратный метр больше, чем кошек.

— Пап, а ты как думаешь? Если мы в летчики не пойдем? — тихо спросил Никита.

— Из дома не выгоним, меньше кормить не будем, — отшутился отец. Потом посмотрел на лица, пересел к младшим, обнял их за плечи. — Вы что, парни? Почему расстроились? Не всем же в летный вуз идти. Делайте то, что вам нравится. Нет ничего хуже, чем заниматься нелюбимым делом, неважно, почему. Из необходимости, по семейной традиции, чтобы от кого-то не отстать.

— Это что значит, на инженера учиться не по семейной традиции? — прогудел Вадим Олегович. — У вас один дед сорок лет на Норильском инженером отработал, второй самолеты строил. А прадед ваш инженер-строитель был.

— Да хоть на балерунов идите учиться, для меня хуже не станете, — откликнулась Людмила Евгеньевна.

— Ну, с балерунами-то ты все ж поосторожней, — не согласился Евгений Григорьевич.

— Правда, парни, — поддержал Стас Золотарев. — Да я не про балет, — отмахнулся от возмутившейся Юли. — Без связи, без электроники любой современный самолет или космический летательный аппарат — ведро с болтами.

Матвей сидел по большей части молча, слушал. Рита приткнулась ему под бок, оживленно разговаривала, смеялась, а потом замолчала. Матвей посмотрел — она дремала. Потянул со спинки дивана плед, осторожно укрыл свободной рукой.

— Разбуди ее, пусть идет ляжет нормально, — предложила Татьяна Николаевна. — Она и тебе весь бок отлежала.

— Жалко, — отказался Матвей.

— Да всем уж спать пора, — посмотрел на часы Макс. — Десять минут второго!

— Правда, давайте расходиться, — Маша Колодей подала пример.

— Спокойной ночи, — народ потихоньку потянулся на выход.

— Рита, — тихонько позвал Матвей. — Пойдем спать?

— Ага, — согласилась Рита, не открывая глаз. — Отнеси меня на ручках.

Матвей улыбнулся, подхватил ее поудобнее и понес.

— Ты что?! — встрепенулась она. — Я же пошутила! Надорвешься, во мне килограмм ... много! Пусти!

— Да ладно, ты легонькая, как пушинка, — поцеловал ее в теплую розовую щеку.

Донес, поставил у кровати.

— До завтра.

— А ты куда? — обняла его, не отпуская.

— К пацанам пойду, или в гостиной лягу.

— Матвей, но ведь это твоя комната, — расстроилась Рита. — Я когда свою отдала Яру с Аней, а сама к тебе переселилась, я думала... я думала ты не против. Что лучше со мной, чем с Сережкой Нетесиным на одной кровати спать! Мы ведь спали целых три ночи, даже четыре, тебе что, не нравится, да?

— Рит, — он помолчал. — Мне нравится. Ты мне очень нравишься! Ритка, млин, я не знаю, как сказать! Ты сама догадайся, а!

Она замолчала и начала краснеть, сильно, волнами.

— Матвей, — прошептала, качнулась навстречу. — Я согласна...

— Ритка, — сжал ее, поцеловал так, что ей показалось, что у нее начали плавиться кости. Обвила его лианой, отвечала, гладила спину, волосы, забиралась под майку. Выдержка оставила его, он рванул вверх ее майку, уверенно, как будто не в первый раз расстегнул бра и замер, увидев, как сползая по плечам, кружево обнажает сливочно-белую кожу и острые розовые вершинки дерзких и упругих полных девичьих грудок.

— Сказал, только после свадьбы, — вздохнула.

— А когда свадьба? — поинтересовалась подруга.

— После пятого курса. Что ты, своего брата не знаешь? — Ангелина посмотрела укоризненно, как будто это Рита была виновата. — А у вас как?

Рита приняла вздыхательную эстафету. Что тут расскажешь? Что он видел ее без лифчика, а потом за стеной заплакала Лисочка, Юля встала ее успокаивать, Стас пошел мыть горшок, потом греть молоко. Они с Матвеем стояли, обнявшись, и хихикали.

— Не солоно хлебавши, — фыркнул начитанный Матвей. — Что, спать будем?

— Давай, — она прикрыла рукой грудь, он понял, разжал руки, подал ей пижамную маечку и отвернулся. Он разделся, она оделась, улеглись. Рита взглядом спросила, он молча положил руку, она придвинулась, поправила волосы. Он легко поцеловал ее в висок, обнял и свободной рукой.

— Все равно, презервативов у нас нет, — оправдалась сама перед собой Рита. — И Стаська всей семьей не спят.

— Угу, — согласился Матвей.

— И отпуск заканчивается. Теперь до лета, наверное, да?

— Как скажешь, Ритуль, — вздохнул. — Хочешь, поедем вдвоем куда-нибудь?

— Давай, — она подняла голову, поцеловала чуть шершавую скулу, подумала, что надо бы завтра его кремом помазать, а то лицо обветрело. — Только не на весь отпуск, а то я домой тоже хочу. Съездим на недельку и опять сюда, да?

— Если ты меня пригласишь.

— Ты смеешься, да?

— Я не смеюсь. Я скромный.

— Вообще-то, я думала, ты скажешь 'Мы теперь всегда будем вместе'.

— Мы всегда будем вместе, Рита? — он поднял ее повыше, посмотрел в глаза.

— Да... — прошептала, через мгновение повторила четко и уверенно. — Да!

Они целовались и почти забыли, что у них по-прежнему нет презервативов, но тут опять захныкала бедняжка Лоричка, папа загремел горшком, мама понесла малышку в ванную, полилась вода, в кухне щелкнул чайник.

— Лучше подождем, — нервно сказала Рита, и Матвей с ней от всей души согласился. Они легли очень смирно и наконец-то уснули.

Вещи курсанты собрали накануне отлета, а утром в этот день встали пораньше. Рита организовала стирку, парни драили полы и вытирали пыль, потом все помогали с обедом, Людмила Евгеньевна, конечно, нагрузила их едой на неделю. В аэропорт повез Игорь Вадимович.

— Позвоните, как долетели, — обняла всех троих по очереди. — Матвей, приезжай к нам в отпуск, мы тебя ждать будем, — поманила, чтобы наклонился, обняла крепко. — Рада была с тобой познакомиться.

— Спасибо большое, — обнял осторожно. — За все.

Помахала от ворот, долго стояла, глядя вслед. Немножко всплакнула.

— Мам, — подошел Кирилл. — Мы тебя зовем, зовем.

— Ты что, плакала? — Никита заглянул в лицо. — Не плачь!

— Не буду, — вытерла лицо, обняла своих мальчишек. — Пойдемте в дом. И укладывайтесь уже, завтра в школу.

— Ну, мам...

— Мы папу подождем.

— Время детское!

Легко потрепала по загривкам, улыбнулась.

— Неслухи мои. А почему без шапок?! А ну домой, бегом!

Отпуск забылся быстро — сессия началась. Девчонки учились старательно, как первоклассницы, отвлекались только на утреннюю пробежку да на вечернюю тренировку в спортзале, и то потому, что по физкультуре надо было норматив сдавать. Рита перед первым экзаменом тряслась так, что Вадиму и Жене пришлось с ней серьезно поговорить.

— Рита, ты как себя ведешь? Если ты сейчас как трепетная лань, то что будет, когда тренажеры начнутся, а потом полеты?

— Ну, получишь ты четверку, а не пятерку, что, мир перевернется? — и все в таком духе.

Рита кивала и со всем соглашалась, но тряслась. Молчавший до того Матвей, не говоря ни слова, взял ее руку и повел на площадку перед запасным выходом.

— Ритуль, посмотри на меня, — взял ее лицо в ладони, она вцепилась в его запястья, посмотрела огромными несчастными глазами. Четко очерченные розовые губы, пухлая нижняя дрожит, как у маленькой девочки. — Можешь успокоиться?

Она затрясла головой, готовая заплакать. Он вздохнул, пробормотал что-то неразборчивое, и впился ей в губы. Одна рука твердо и властно держала ее за затылок, вторая смело сжала попу и потянула вверх юбку. Рита вздохнула, отвечая на поцелуй, но ладонь совсем уж нагло протиснулась между бедер, и она возмущенно взвилась, отпихнула его.

— С ума сошел?! Здесь люди ходят!

— Ты очень сейчас на кошку похожа, — сообщил он ей весело. — Шипишь, глаза сверкают, даже волосы, как антенны. У тебя есть когти?

— Есть! — она выставила десять коготков с прекрасным французским маникюром. — Кошки царапаются, ты забыл?

— Ты плакать раздумала? — Матвей поцеловал пальцы, минуту назад холодные и дрожащие.

— Да, — удивленно согласилась Ритуля, прислушавшись к себе. — Так легко стало!

— Вот и хорошо. Ты же у меня самая умная девочка, самая спокойная, самая выдержанная. Прирожденный пилот. Красавица.

— Продолжай, — развеселилась Рита. — Я чувствую, у меня корона на голове растет.

— Ты моя королева, добрая, веселая. Храбрая.

— Спасибо, — на секунду повисла у него на шее. — Ты меня убедил.

Сдала, конечно, на пятерку, и этот экзамен, и следующие. Братья тоже легко справились, а Матвей застопорил на английском, хотя остальные предметы сдал на 'отлично'.

— Пересдачу поставил с последней группой, — сказал от Рите, пока они разминались перед АРБ.

— А что ты ему не ответил? Перевод с аудиозаписи? Или устный английский?

— Да вроде все ответил.

— Он передо мной сдавал, — вмешался Вадим. — Одну ошибку при переводе сделал и в произношении ошибся, на depressurization язык сломаешь. Ладно, пусть бы четыре поставил, не пять, но незачет? Что он к тебе дышит не ровно, не понятно.

— Пересдам, что ж теперь, — Матвей говорил вроде бы уверенно.

— Ладно, — пробормотала Рита. — Видит вселенная, я этого не хотела.

На следующее утро в кабинет начальника училища постучали.

— Заходи.

Рита потянула тяжелую дверь и вошла.

В обеденный перерыв в офицерской столовой майор Аблязов не торопясь доел рассольник и подвинул к себе котлету по-купечески с жареной картошечкой.

— Приятного аппетита, Виль Юрьевич. Не возражаешь? — к нему за стол сел Григорьев.

— Да что вы, Александр Иванович, — слегка привстал Аблязов. — Приятного аппетита.

— Как у нас с успеваемостью? — начальник училища высыпал в суп гренки, зачерпнул ложку, с аппетитом прожевал.

— Да есть человек пять на пересдачу, — майор разрезал сочное мясо. — А так, в основном, на хорошо и отлично.

— Волконский сдал у тебя? — Григорьев пристально посмотрел на Аблязова. — А то некоторые кино посмотрели, начали мне тут рассказывать, что, мол, ни за что пацан не сдаст, завалит его Виль Юрьевич. А я говорю, не тот человек майор Аблязов, чтобы из-за такой ерунды к курсанту придираться, мелко пакостить.

— Какое кино?.. — у майора внезапно упала вилка.

— Так в спортзалах у нас тоже камеры висят, с некоторых пор. Забыл, что ли? Так что Волконский, я не понял, сдал, нет?

— На 'отлично', — с чувством ответил майор, залпом выпивая стакан сока и кашляя. — Извините, Александр Иваныч.

Генерал-майор кивнул, прицеливаясь к отбивной, майор торопливо собирал посуду.

Глава 7.

— Лётчик — как зверь в джунглях, — предварил майор Никитин объявление результатов. — Выживает самый сильный, быстрый и дисциплинированный, — обвел строй строгим взглядом. — Своим старанием и ответственностью вы, девушки, зарекомендовали себя с положительной стороны. Ваш средний балл по итогам зимней промежуточной аттестации немного превысил средний балл курсантов-юношей.

Курсантки сделали вид, что нисколько не сомневались.

— Не расслабляйтесь, — велел Никитин. — Вам в общей сложности за год надо изучить четырнадцать общеобразовательных и специальных дисциплин. Во втором полугодии вы также начнете осваивать летный тренажер. Собственно, вы его сейчас наблюдаете.

Девочки, действительно, видели за его спиной настоящую кабину самолета Як-130М, а на стене — проекцию знакомого теперь девочкам Краснодара.

— Як-130М — учебный самолет поколения 5+. Именно на нем вы будете учиться сначала на земле, а с третьего курса уже и в воздухе. Готовы ощутить полный эффект присутствия? Тогда начнем. Пчела! Иди, сравни с училищем гражданской авиации.

Пережили сессию, начало нового полугодия, незаметно подошел День защитника Отечества. Отпраздновали сухо и по-деловому, потому что изо всех сил готовились к офицерскому балу на Международный женский день. В училище пригласили студенток из пединститута, в первой половине вечера предполагалась бальная танцевальная программа "под старину" — танцевали вальс, мазурку, полонез, причем дамы обязательно в платьях а-ля Наташа Ростова, а потому курсанты ускоренным порядком проходили курс молодого танцора. Для сего действа были отряжены два десятка парней, судя по составу, в основном, залётчики, поскольку в возглавлял список Эдик Пашкевич. Разбавили штрафбат добровольцами. Братья Серебро вообще на любую амбразуру всегда первыми в очередь стояли, Рита любила танцевать, Ангелина училась в кадетском, там был танцкласс, она хотела всем этот класс показать. Кроме того, это была возможность близко пообщаться с Женькой Серебро, в которого она была влюблена, чуть-чуть. Опытные Серебро и Геля танцевали с удовольствием, пока остальные шипели и спотыкались, путаясь в ногах.

Матвей поначалу, когда Рита приставала к нему с танцами, отшучивался и близко к тексту цитировал почти забытого детского писателя, про то, что когда он без всяких танцев просто шагает по полу, то в шкафу звенит посуда.

— Я хочу с тобой танцевать, — Рита мурлыкала ласковой кошечкой. — Ну, пожалуйста, Матвей! — поцеловала в щеку, в другую, в губы. — А на свадьбе? У нас не будет традиционного вальса?!

— Я так не сопротивлялся, как ты меня уговариваешь, — Матвей легонько ее подкинул. — Ладно, давай показывай.

В день Х Рита и Геля блистали в аутентичных платьях, взятых в театре под честное слово, и выгодно выделялись на фоне гостий в псевдобальных занавесках. Кроме того, местные дамы с легким чувством снисходительности смотрели, как девицы тают и млеют. Рита, правда, снисходительной была недолго. Мало того, что они вокруг Вадима и Жени вились, как осы вокруг забытой на жаре карамельки, так еще одна, особо смелая, строила глазки и трогала за локоть ее Матвея, пока сама она на минуту отлучилась, переодеться перед дискотекой.

— Она что, бессмертная? — задумчиво задала она Ангелине риторический вопрос.

— Что, сейчас подойдешь и выйти предложишь? — вроде бы с улыбкой, но опасливо спросила подруга.

Рита не успела ответить. Матвей, наклонившись, что-то сказал девушке, та нервно оглянулась и ушла.

— Что ты ей сказал? — с любопытством спросила Рита, подходя.

— Беги, — Матвей рассмеялся и обнял любимую.

О том, что курсантов КВВУЛ, занимающихся армейским рукопашным боем, включили в сборную российских военных вузов для участия в международных военно-спортивных играх, знали давно, еще после спартакиады в Санкт-Петербурге, когда они заняли общекомандное первое место, а Матвей в финале выиграл золото. После длинного выматывающего поединка с курсантом Рязанского училища ВДВ и награждения десантники подошли к летчикам.

— Реально, ты крутой, — обратился к Матвею его противник. — Мы тут решили, единогласно. Короче, держи, — и протянул ему тельняшку. Вечером еще посидели одной компанией в кафе, обменялись телефонами, потом общались.

Вот из такого разговора и узнали, что скоро лететь в Улан-Удэ, соперничать с командами из Китая, Монголии, Казахстана и объединенной сборной Корейского полуострова. Наутро информацию подтвердило начальство. Рите. Её вызвал Григорьев.

— Рита, ты учила китайский, — начал Александр Иванович.

Рита утвердительно кивнула.

— Ты его учила или выучила?

Рита не обиделась. Просто и спокойно сказала, что владеет пекинским диалектом и письмом на пороговом продвинутом уровне. На китайском сказала, разумеется.

— Ничего не понял, — признался Григорьев. — Но убедила. Ты едешь в Улан-Удэ, поддерживать на должном уровне русско-китайское сотрудничество!

— Как говорит дедушка, два лаптя по карте, — резюмировала Рита, валяясь на кровати кверху попой и разглядывая в планшете карту. — И лететь с пересадкой часов двенадцать. Маме позвоню, может, приедет в аэропорт.

— Это хорошо, — вздохнула Ангелина. — Я тоже по маме соскучилась, вообще, по своим, а до отпуска еще четыре месяца.

— Интересно, а на майские праздники у нас будут увольнения? — Рита посмотрела на подругу. — Тогда можно родителям приезжать на сутки, и нам с ними ночевать.

— Вас точно отпустят, — прорекла от двери Влада Григоренко.

— Это почему? — вскинулась Рита. — Ты на что намекаешь?

— Не на блат, — успокоила Славка, бесцеремонно отодвигая Риткины ноги и усаживаясь на ее кровать. — Вы все трое отличники боевой и политической, спортсмены, певцы, танцоры... Ни косяков, ни залетов. Вас точно отпустят, — вздохнула.

Девчонки сочувственно промолчали. Дело в том, что их ответственная, дисциплинированная, немного холодноватая Владислава влюбилась в пятикурсника, как сама сказала, 'крышесносно' и взаимно. Он улетал на аэродром на полеты сразу после последней сессии, и в последнюю ночь у них было страстное свидание в городе. То есть она ушла в увольнение до двадцати ноль-ноль и опоздала, а он сбежал в самоволку. Вернулись через КПП вместе перед подъемом, пошли сдаваться. Григорьев 'орал как подорванный', обещал жениху, что служить он поедет туда, где 'девок нет, только ящерицы

* * *

', а Славе, что 'до пятого курса будешь в училище сидеть, как Рапунцель, это если ты еще до пятого курса доучишься, а не вылетишь в июле со свистом, потому что дракарис на экзаменах я тебе гарантирую'.

— Да ладно, Владичка, — Рита балетным движением подобрала ноги, села. — Потерпи, командир отойдет.

— Ага, — шмыгнула Григоренко. — Эдька Пашкевич после 'казино' ни разу в увольнение не ходил.

— Эдька и залетал не по разу, — справедливо заметила Геля.

На этаже стукнула дверь, девчонки дружно посмотрели на часы, в один голос закричали 'Отбой!' и разбежались по кроватям со скоростью испарения эфира.

В день прилета соревнований не было. Из аэропорта 'Байкал' поехали в гостиницу, оставили вещи, привели себя в порядок и пошли обедать. В конце обеда к столу курсантов подошел Константин Алексеевич Инешин, нажал на плечо Матвею, чтобы не вставал, объявил.

— Сегодня у руководителей мандатная комиссия и совещание. У вас свободное время, в город можете выйти до девяти вечера, форма одежды свободная. За порядок отвечает курсант Волконский. Все понятно? Разойдись.

— Надо пацанам позвонить, прилетела десантура, нет? — Матвей вытащил телефон, набрал, послушал. — Набирал Илью, Ромку — вне зоны. Я сообщение кинул. Ну что, пойдемте?

Погуглили 'достопримечательности Улан-Удэ', пошли гулять, благо гостиница стояла на улице Ленина, в центре. Очень понравился 'Бурятский Арбат' — пешеходная зона и музей истории Бурятии.

— В гостинице поужинаем или в городе? — спросил у остальных Женя.

— Давайте какой-нибудь ресторан найдем с национальной кухней, — предложила Рита. — Я хочу какой-нибудь экзотики попробовать.

— Тут, наверное, омуль подают. Помните, Маша рассказывала, что это очень вкусно?

— Стоять, Ромка звонит. Здоров! Вы где? Тогда к нам топайте. А, вы уже засели! Диктуй адрес.

Посетители в кафе, особенно девушки, с интересом посматривали на большую компанию, рассевшуюся за сдвинутыми столами. Десять парней и девушка заказали еду и напитки, все как один — безалкогольные, очень скоро опять позвали официантку и повторили. Улыбающиеся девушки принесли буузы, сагудай, бурятский плов. Рита, смеясь, покачала головой и попросила принести десерт, только обязательно национальный. Через некоторое в время в зал вышел шеф-повар, огромный мужчина в черном кителе.

— Для нашей прекрасной гостьи, — поставил перед Ритой тарелку с россыпью черных блестящих шариков, формой похожих на конфеты.

— Спасибо большое! — Рита полюбовалась, наклонилась поближе. — А что это?

— Урмэ. Угощайтесь.

Рита ложкой отщипнула кусочек и попробовала.

— Очень вкусно и ни на что не похоже. О! — она загребла на ложку побольше. — Просто с ума сойти!

— Хотите, я сделаю вам еще?

Рита ожесточенно закивала головой, потому что рот был занят. Шеф величественно удалился, официантка предупредительно предложила чаю.

— И побольше, — за всех ответил Женька.

Рита ела десерт и из последних сил слушала Ромку Седова. Как только они пришли, Рома сел рядом и уже час с лишним говорил ей комплименты, рассказывал анекдоты, смешные истории, в общем, клеился. Рита сначала отшучивалась, делала вид, что не понимает намеков, потом прямо сказала, что у нее есть парень. Ромка не унимался.

— Ром, твоя фамилия Коллинз?

— Чё?

— Матвей? — Рита выразительно подняла бровь.

— Ромуальд, — правильно понял Волконский. — Не отстанешь — выверну мехом внутрь, you understand?

— Так бы и сказали, — Ромка демонстративно пересел. — Рита, ты точно не передумаешь?

Вечером в гостиничном номере за столом сидели двое мужчин. На столе — начатая бутылка коньяка, лимон, какая-то нарезка. Разговаривали, чаще всего фраза начиналась с 'А помнишь?' Стриженый под ноль широкоплечий мужчина в тельняшке и шортах взял бутылку, разлил еще по капле.

— Стоп, Андрюха. Надо архаровцев пойти проверить.

В конце коридора слышался приглушенный мужской хохот и аккорды.

— Целуйте, бабы, рельсы я еду домой!

Целуйте, бабы, рельсы живой я, живой!

Блестят на солнце рельсы, я еду домой!

Целуйте, бабы, рельсы живой я, живой! — ревел с чувством Щербаков.

Командиры вошли на 'бурных продолжительных аплодисментах'. Народ на полуслове замолчал, все встали.

— Садитесь, что вскочили? — мужчины сели, курсанты тоже. — Дай гитару.

Рита одними губами спросила у Аркадия Щербакова 'кто это?', тот ответил шепотом.

— Наш полковник Хабибуллин.

Андрей тем временем пристроил на колено гитару, кашлянул.

— О, прекрасное небо, не губи меня!

Встреть меня мягко, родная земля!

Сотни куполов в этой бездне парят,

Полосатый тельник, на груди автомат.

Пел 'Офицеров' и 'Батяню', 'Коня', 'Позови меня, тихая Родина'. Рита смотрела на медальон на груди, татуировку на предплечье, грубый шрам на ноге ниже колена. Полковник допел, накрыл ладонью струны.

— Все, шабаш.

Инешин молча взял у него гитару, негромко начал.

— ... И на дальнем перегоне

Будут душу согревать

Две горячие ладони —

Это Родина и мать.

Потом полканы разогнали всех по номерам, пошли встречать в холл прилетевшую с опозданием на три часа из Хабаровска группу, размещать, следить, чтобы десантура и летуны не пошли знакомиться с погранцами, от трудов праведных выпили с полковником Новицким еще по рюмке, и разошлись спать.

Курсантов, вестимо, в люксы и полулюксы не селили. Стандартные номера на двоих, Рита точно в таком жила одна. Матвей проводил её, они целомудренно поцеловались в крохотной прихожей, он дождался, пока она запрет дверь и пошел к себе. Рита проснулась раньше всех, без всякого будильника, удивилась, поскольку это с ней случалось нечасто, списала все на разницу во времени и пошла мыться. Высушила волосы, заплела косу, порадовалась, что сегодня не надо делать 'гульку'. Надела спортивный костюм, ветровку и пошла будить парней.

— Кто-то в лесу сдох, — уверенно предположил Женька, шнуруя кроссовки. — Спящая красавица до рассвета проснулась.

— Одевайтесь быстрее, а то я опять засну, — пригрозила Рита.

Под Ритиным предводительством и на завтрак пришли первые, и в холле остальных ждали. Заочно познакомились со всеми делегациями, благо, на форме у всех опознавательные знаки.

— Автобус подошел, грузимся, — скомандовал Хабибуллин. — А пограничники где? Вчера самолет опоздал, сегодня лифт?

Соревнования проходили в отлично оборудованном зале восточных единоборств. Первые два дня предварительные бои, в заключительный день финалы и командные соревнования. Участники выступали в двенадцати весовых категориях, меньше всего участников было в сверхтяжелой — два от российской команды, два от Монголии и два от Казахстана.

— Тугарин Змей, — восхищенно уронил Женька, глядя на монгольского бойца. — У него кулак больше моей головы. Я реально думал, что у нас Волконский большой! Да он велосипед на фоне БТРа!

— Не кипишуй, — сказал за его спиной Ромка. — У нас Глеб тоже на Халка похож.

— А казахи? Ро... Лица как у Стирателей!

— Ты уймешься или нет?! — Рита и так с трудом сдерживала панику. — Я тебя прибью сейчас!

— Спокойно, Рита, — пробасил Матвей. — Хорошо, что большие, не промахнешься.

— Ты еще! — простонала Ритинья. Теплая рука сжала её ладонь, она повернулась. Его взгляд с легкой укоризной спрашивал: 'Ты в меня не веришь?'

— Я. В. Тебя. Верю, — одними губами, но с силой сказала Рита, стискивая его пальцы.

— Другое дело, — прогудел Матвей ей в макушку.

Потом Риту отвлекли, вернее, привлекли к переводческим обязанностям. Это был больше знак внимания к гостям, чем необходимость, поскольку почти все в той или иной степени владели русским. Было приятно, что китайские товарищи хвалят произношение и дарят всякие сувениры. Чисто по-дружески болтали на всякие темы в свободную минуту, подходили и из других команд. Рита притягивала всех как магнит. И телефон спрашивали, и на страницу в соцсетях подписывались. Время от времени кто-то из 'содружества родов войск' подходил и конкретно объяснял, что девушка не танцует. Вообще, Рите очень понравилась атмосфера — дух соперничества, азарт, но в тоже время и весело, все дружелюбные. Даже корейцы под конец соревнований перестали держаться совсем особняком. Особенно их, почему-то, поразила тройня Серебро, к ним подходили фотографироваться всей делегацией и по отдельности, и болели в схватках тоже за них.

Рита болела азартно, но внешне сдержанно. В особо напряженные моменты только прорывался темперамент — кричала, даже прыгала. В финале, те три минуты, пока Матвей дрался с монгольским батыром с говорящим именем Железная броня, в оригинале Тимурхуяг, она, кажется, даже не дышала. Парень, кстати, был спокойный и добродушный и приходился правнуком первому монгольскому космонавту. Матвей выиграл бой по очкам, хотя все остальные бои побеждал досрочно за явным преимуществом. Рита гордилась им так, что хотелось плакать. Очень хотелось побежать обниматься, но она сдержалась, пока он не подошел к команде и все начали его колотить кулаками по избитой спине и тискать железными ручищами, как будто ему мало было. Пробралась, обняла коротко, взяла за руку и села рядом, не отпуская.

— Я тобой горжусь! — сказала негромко. — Ты самый-самый лучший!

Судьи были с ней согласны и, кроме золотой медали, присудили приз за лучшую технику. Братьям Серебро единогласно вручили награды 'За волю к победе', потому что оба выиграли с травмами — у Вадима была травмирована рука, Женя заработал рассечение. Вечером был банкет с шампанским и еще одно награждение. Вызвали Риту, и руководитель китайской делегации произнес речь, суть которой сводилась к следующему. От имени и по поручению иностранных делегаций Маргарита Серебро награждалась символическим орденом за дружбу народов и призом лучшему болельщику. При этом на большом экране демонстрировали кадры Ритулиного 'боления', она краснела и смеялась, все аплодировали. Потом была дискотека и она, как писали в одной чудесной книге, износила за вечер три пары башмаков, потому что все зазывали к себе в компанию. Ромка под шумок пригласил на медленный и попытался потрогать за попу. Тоже получил приз за волю к победе, даже два — большой синяк под глаз и отбитое самолюбие.

— За занятое первое место в командных соревнованиях и первое место в командном зачете сборная российских военных училищ награждается поездкой на Байкал, — объявил полковник Инешин в автобусе, когда они возвращались в гостиницу. — Приз неофициальный, поощрение от Министерства обороны. Остаемся еще на два дня, завтра в девять утра выезжаем в Усть-Баргузин, — и под довольный ор уселся на переднее сиденье.

Рита, конечно, в тот же вечер посмотрела, что это за Усть-Баргузин такой и где находится. Двести километров от Улан-Удэ, территория Усть-Баргузинского заповедника.

— Наверное, ночевать там будем, — предположила она на ужине. — Туда на автобусе часа три пилить, если мы в девять выедем, то к часу приедем только. Это я еще без учета времени езды по городу.

С этим расчетом она положила в рюкзак кое-какие вещи, заставила тоже самое сделать братьев и Матвея. В свою очередь парни по собственной инициативе набрали с собой еды. Даром, что ли, их дед Вадим учил, а они с бабушкой все Путораны обошли и объехали. Матвей обнаружил в себе новый талант и за ночь обеспечил экспедицию десятилитровым термосом с чаем и упаковкой пятилитровых бутылок с питьевой водой. И то и другое он нес как бутылку лимонада и пластиковый стаканчик, что навело Риту на мысль эти пластиковые стаканчики купить.

Погрузились в автобус, настроились на долгую поездку, однако доехали только до аэродрома.

— Гулять так гулять, — подмигнул Хабибуллин, выходя из автобуса. — Грузитесь.

И они пошли грузиться в вертолет. Час полета все провели, воткнувшись в иллюминаторы — пейзажи внизу проплывали просто киношные. Когда вертолет приземлился на площадке, первыми привычно выпрыгнули десантники и пограничники, вышли летчики. Офицеры ждали, когда питомцы типа построятся.

— За мной, — скомандовал Инешин.

На берегу, зарывшись носом в обледеневшую гальку, стоял катер на воздушной подушке.

— Ого, — впечатлилась молодежь. — Круто!

— Здрасьте! — сбежал с трапа худой парень лет двадцати. — Всё готово, можно отходить.

— Мы договаривались с Кондратьевым, — шагнул вперед Хабибуллин. — Вы кто?

— Михеича радикулит

* * *

, — жизнерадостно объяснил парень, посмотрел на мужчин, на неодобрительно сощурившуюся Риту, поправился. — Я извиняюсь. Меня Пашка зовут, я с Михеичем два года хожу.

Не дослушав, Андрей Бариевич уже набирал номер, коротко поговорил.

— Говорит, помощник опытный, хоть и молодой, проблем не будет. Всё, алга!

Внутри судно было вполне комфортабельным и разделено на несколько отсеков с удобными диванчиками, столиками. Расселись, на корме заработали винты.

— Экипаж приветствует вас на борту. Судно на воздушной подушке является самым безопасным транспортным средством для путешествий по Байкалу. На нём можно преодолеть даже становые трещины, проталины, может передвигаться как по льду, так и по воде. Наш тур по озеру продлится около восьми часов, программа включает осмотр Баргузинского и Чивыркуйского заливов, Малого моря, горячий обед на льду Байкала. Вы ощутите красоту и таинственность озера, увидите ледяные торосы и гроты, причудливые наплески Байкала, — тоном заправского экскурсовода вещал помощник Михеича явно по бумажке. — Знаменитый северо-восточный ветер баргузин из песни "Славное море — священный Байкал" дует из долины реки Баргузин. Именно отсюда бродяга мог переплыть с восточного берега Байкала на западный в омулевой бочке.

Катер двигался вдоль берега на север, к песчаной косе между мысом Святой Нос и материком. Рита не могла насмотреться по сторонам. Даже разговаривать не хотелось, она только поглядывала на сидящего рядом Матвея.

— Лазурь и золото, — негромко сказал её друг, поглаживая большим пальцем середину её ладошки. Она положила вторую ладонь сверху на его руку, улыбнулась. Именно это она хотела сказать. У них всё будет хорошо, всегда.

Зашли в Чивыркуйский залив, вышли на лед. Сердце бухало от красоты фантастические пейзажей — солнечные блики на снеговых шапках гор и на золотых стволах сосен. Причудливый рисунок зеленых роскошных крон на фоне ярко-голубого чистого неба. И самое необыкновенное, потрясающее — прозрачная гладь озера и бирюзовые ледяные глыбы, сверкающие как сапфиры и бриллианты, возвышающиеся над озером, как драгоценные троны волшебных королей. Фотографировали, снимали видео, и дышали, дышали. Воздух был настолько чистый, что вызывал эйфорию.

Под обещанную песню — большинство воодушевленно подпевало бродяге — перелетели Байкал и вошли в Малое море — рыбачить. Ловили с азартом, попадался хариус, сиг, омуль. Нагуляли бешеный аппетит, Павел тем временем развел костер и, пока варилась уха и жарилась рыба на рожнах, предложил попробовать 'расколотку'. Рита с любопытством смотрела, как он оборачивает чистым полотенцем замороженный омуль, колотит по нему обухом небольшого топорика и высыпает 'осколки' в миску. Поставил еще одну с солью, вторую — с перцем, и подал пример — кусок рыбы обмакнул в соль и перец и закинул в рот.

— Ешь, это очень вкусно, — толкнула Рита Матвея в бок. — Дед так строганину делает.

Ещё была рыба горячего и холодного копчения. Наелись от души и от пуза.

— Уха замечательная, — покрутил головой Константин Алексеевич, доскребая миску.

Солнце уходило на запад, когда они начали сворачивать стоянку, прибираться. Потемнело как-то быстро, они сложили вещи и направились назад, в Усть-Баргузин. Риту сморило, она приткнулась под мышку к Матвею и задремала. Проснулась от голосов, Пашка что-то объяснял офицерам, голос был странный.

Глава 8.

— Что, мы уже приехали? — Рита по-детски потерла глаза и попыталась сесть. Матвей аккуратно поддержал за талию, помог.

— Приехали, — хохотнул Илья Щербаков.

— Типа того, — подхватил Ромка.

— А что за гул? — она повернулась к Матвею, посмотрела на братьев. — Случилось что-то?

— Буря, — коротко ответил Вадим, — внезапно сильный ветер поднялся, пурга. Пашка говорит, это на Байкале частое явление, для катера опасности нет.

— Но мы не двигаемся?

— Командиры решили не рисковать, в такой темноте на скалу или ледяную глыбу налететь нечего делать.

Рита кивнула, покосилась в иллюминатор. По стеклу, как замерзшее молоко, тек снег. Они вшестером сидели ближе всех к рубке, переборка в салон была открыта и слышно было, о чем переговариваются офицеры с и.о. капитана. У мужчин голоса были спокойные, Пашка откровенно паниковал.

— ... да вся судовая аппаратура

* * *

накрылась, я её утром проверял, всё работало! Два компаса разное направление показывают!

— Жало прикуси, — рыкнул Новицкий. —

* * *

мхом ещё не обросла материться.

— Спокойно, — ровно скомандовал Инешин. — Предлагаю переждать бурю, посмотреть, может, увидим ориентиры какие-то, огни береговые. Если нет — переночуем на катере, утром выдвинемся.

— Решили, — подытожил Хабибуллин. — Боец, отдыхать.

Командиры вышли в салон, уселись за столик.

— Что, чемпионы, кино, вино и домино отменяются? — улыбнулся Хабибуллин.

— Танцы давайте, — громко предложил Седов.

— Тебе вчера уже вроде дали, не износил еще? — невинно удивился Глеб Мазницын. Народ радостно загоготал.

— Гитару надо было брать, — посетовал Женька.

— Это вы с продскладом приехали, а мы как раз с гитарой, — Щербаков осторожно вытащил откуда-то из-за спин чехол.

— Расплескалась синева, расплескалась,

По тельняшкам разлилась, по беретам...

Рита слушала, иногда подпевала, улыбалась. Ревел ветер, сотрясая катер, было немного жутковато, но она не боялась. Теплый свет, дружеская компания, рядом надежное плечо, да не одно. Ближе к полуночи стало ясно, что ночевать придется на месте.

— К утру слипнемся, как карамельки, — пробурчал Глеб, пытаясь пристроить длиннющие ноги в узком проходе.

— Стоя, может, спать, как лошадь? — подхватил Илья. — Матюха, ты там как, втиснулся?

— Сложился, млин, — Матвей неосторожно повернулся, Рита едва не свалилась с сиденья, ойкнула, он прижал её поближе. — Все равно не уснем, давайте байки травить, что ли.

Приглушили свет, и понеслось. Успех рассказчика зависел от таланта и собственно истории, но пальма первенства неожиданно досталась самому лаконичному.

— Отец рассказывал, он тогда еще на РКС летал. Ночью проснулись от стука в люк — снаружи стучали. Раз, другой. Вздох протяжный и скрежет. В общем, до утра никто не спал, — негромким безэмоциональным голосом проговорил Вадим Серебро, когда все выдохлись. Рита, хоть и слышала эту историю, зябким движением стряхнула с рук табун крупных мурашек.

— Да ладно, галлюцинации слуховые, — Наум Марыкин пытался бравировать.

— Может, и галлюцинации, — не стал спорить Вадим. — Только в очередной раз в космос вышли, а снаружи на люке царапина, как след от лазерной сварки или алмазного сверла большого диаметра, глубиной полдюйма.

— Бдынц, — раздалось откуда-то с левого борта. — Бдынц.

По салону неуловимым шелестом пронесся приглушенный матерок.

Небо начало светлеть в пять утра, и народ потянулся наружу, из тесноты и духоты салона. Буря пролетела, воздух был прозрачный-прозрачный, темнота, отступая, выпускала из объятий скалы, ледяные торосы. На востоке небо треснуло, и из тонкой трещины между водой и небом расплавленным золотым котлом выплеснулось солнце.

Павел возился в моторном отсеке, курсанты самоорганизовались, накрыли импровизированный завтрак на свежем воздухе, позвали командиров, куривших в стороне, крикнули Пашу. Рита поела, попросила Матвея налить ей заваренного вчера на костре чая, отпивая по глоточку, любовалась переливами красок, буйством рассвета. В какой-то неуловимый глазом момент пространство странно изменилось.

— Что это? — она оглянулась на остальных. — Вы это тоже видите?

Глава 8.

— Что, мы уже приехали? — Рита по-детски потерла глаза и попыталась сесть. Матвей аккуратно поддержал за талию, помог.

— Приехали, — хохотнул Илья Щербаков.

— Типа того, — подхватил Ромка.

— А что за гул? — она повернулась к Матвею, посмотрела на братьев. — Случилось что-то?

— Буря, — коротко ответил Вадим, — внезапно сильный ветер поднялся, пурга. Пашка говорит, это на Байкале частое явление, для катера опасности нет.

— Но мы не двигаемся?

— Командиры решили не рисковать, в такой темноте на скалу или ледяную глыбу налететь нечего делать.

Рита кивнула, покосилась в иллюминатор. По стеклу, как замерзшее молоко, тек снег. Они вшестером сидели ближе всех к рубке, переборка в салон была открыта и слышно было, о чем переговариваются офицеры с и.о. капитана. У мужчин голоса были спокойные, Пашка откровенно паниковал.

— ... да вся судовая аппаратура

* * *

накрылась, я её утром проверял, всё работало! Два компаса разное направление показывают!

— Жало прикуси, — рыкнул Новицкий. —

* * *

мхом ещё не обросла материться.

— Спокойно, — ровно скомандовал Инешин. — Предлагаю переждать бурю, посмотреть, может, увидим ориентиры какие-то, огни береговые. Если нет — переночуем на катере, утром выдвинемся.

— Решили, — подытожил Хабибуллин. — Боец, отдыхать.

Командиры вышли в салон, уселись за столик.

— Что, чемпионы, кино, вино и домино отменяются? — улыбнулся Хабибуллин.

— Танцы давайте, — громко предложил Седов.

— Тебе вчера уже вроде дали, не износил еще? — невинно удивился Глеб Мазницын. Народ радостно загоготал.

— Гитару надо было брать, — посетовал Женька.

— Это вы с продскладом приехали, а мы как раз с гитарой, — Щербаков осторожно вытащил откуда-то из-за спин чехол.

— Расплескалась синева, расплескалась,

По тельняшкам разлилась, по беретам...

Рита слушала, иногда подпевала, улыбалась. Ревел ветер, сотрясая катер, было немного жутковато, но она не боялась. Теплый свет, дружеская компания, рядом надежное плечо, да не одно. Ближе к полуночи стало ясно, что ночевать придется на месте.

— К утру слипнемся, как карамельки, — пробурчал Глеб, пытаясь пристроить длиннющие ноги в узком проходе.

— Стоя, может, спать, как лошадь? — подхватил Илья. — Матюха, ты там как, втиснулся?

— Сложился, млин, — Матвей неосторожно повернулся, Рита едва не свалилась с сиденья, ойкнула, он прижал её поближе. — Все равно не уснем, давайте байки травить, что ли.

Приглушили свет, и понеслось. Успех рассказчика зависел от таланта и собственно истории, но пальма первенства неожиданно досталась самому лаконичному.

— Отец рассказывал, он тогда еще на РКС летал. Ночью проснулись от стука в люк — снаружи стучали. Раз, другой. Вздох протяжный и скрежет. В общем, до утра никто не спал, — негромким безэмоциональным голосом проговорил Вадим Серебро, когда все выдохлись. Рита, хоть и слышала эту историю, зябким движением стряхнула с рук табун крупных мурашек.

— Да ладно, галлюцинации слуховые, — Наум Марыкин пытался бравировать.

— Может, и галлюцинации, — не стал спорить Вадим. — Только в очередной раз в космос вышли, а снаружи на люке царапина, как след от лазерной сварки или алмазного сверла большого диаметра, глубиной полдюйма.

— Бдынц, — раздалось откуда-то с левого борта. — Бдынц.

По салону неуловимым шелестом пронесся приглушенный матерок.

Небо начало светлеть в пять утра, и народ потянулся наружу, из тесноты и духоты салона. Буря пролетела, воздух был прозрачный-прозрачный, темнота, отступая, выпускала из объятий скалы, ледяные торосы. На востоке небо треснуло, и из тонкой трещины между водой и небом расплавленным золотым котлом выплеснулось солнце.

Павел возился в моторном отсеке, курсанты самоорганизовались, накрыли импровизированный завтрак на свежем воздухе, позвали командиров, куривших в стороне, крикнули Пашу. Рита поела, попросила Матвея налить ей заваренного вчера на костре чая, отпивая по глоточку, любовалась переливами красок, буйством рассвета. В какой-то неуловимый глазом момент пространство странно изменилось.

— Что это? — она оглянулась на остальных. — Вы это тоже видите?

Народ огляделся. Восточный берег, над которым вставало солнце, еще несколько минут назад был не виден, даже очертания его размывались между небом и льдом, а теперь вдруг стал как будто ближе. Отчетливо были видны деревья, скалы, валуны, постройки, огни в домах.

— А там что? — Матвей повернулся и смотрел в другую сторону. Катер пристал к берегу на излучине полукруглого мыса, выдающегося в озеро километра на два. За рельефной, изрезанной и корявой береговой линией вдалеке виднелись скалы, а между ними и берегом — странная каменная стена.

— Повезло вам, первый раз на Байкале и сразу голоменица, — прикуривая от спрятанной в кулаки зажигалки, хмыкнул Пашка. — Байкальский мираж это, — посмотрел на пассажиров. — Чё непонятного-то? Ну, мираж, оптическая линза!

— Я читал, в Гренландии были случаи, когда люди видели большие неизвестные города с замками и храмами, висящими в небе. Даже несколько часов, бывало, — сказал, разумеется, Матвей.

— Природная оптическая линза, — кивнул, соглашаясь, еще один умник, Вадим. — При этом явлении удаленные объекты появляются ближе и становятся отчетливо видимыми. Вы что, не помните? Нам же объясняли на физике, — он сурово посмотрел на родню.

— Ладно, это всё хорошо, конечно, — проговорил Инешин. — Но пора определяться, где мы находимся и выдвигаться. Павел, что думаешь?

— Да хрен ли тут думать? — Пашка махнул рукой в сторону озера. — Это Усть-Баргузин и есть, мы напротив встали, — бросил окурок. — Я заводить пошёл?

Народ топтался по берегу, крутил головами, переговаривался.

— Ничёсе стереоэффект, — пробубнил, зевая и поёживаясь от бессонной ночи, Глеб. — А вообще классно здесь, надо сюда в отпуск махнуть.

— Что-то долго возится, — Хабибуллин подтянулся, по-молодому прыгнул через борт, нырнул в моторный отсек. Через пару минут выглянул, позвал.

— Саныч, иди глянь.

Полковники переглянулись и Новицкий поднялся по трапу. Следом двинулся Инешин. Курсанты остались внизу, кто-то из парней прокомментировал.

— Засада какая-то.

Офицеры тем временем переговаривались у открытого люка.

— ... лопнула алюминиевая топливная трубка низкого давления. Член политбюро его знает, что за херня. Это даже теоретически маловероятно. Ну, как маловероятно — как динозавра встретить.

— Не чинится?

— Пфф, — Новицкий сделал было характерный жест, но крякнул и сдержался.

— Надо вертолёт вызывать.

— Так, но куда? Какие координаты?

— Боец, вылазь, какого

* * *

ты там сидишь? — Новицкий грохнул по стенке.

Пашка вылез, вытирая руки чистой ветошью, глаза виноватые.

— Не дрейфь, ты же не виноват, — хлопнул его по плечу Хабибуллин. — Ты, парень, спокойно оглядись, узнаешь местность? Где мы, как думаешь?

Павел оглянулся.

— На этой стороне напротив Носа мыс Кочериковский, Рытый, Анютха, — неуверенно перечислял парень. — Я берег северней Малого Моря плохо знаю, тут, Михеич говорил, шаманское место, наши здесь не ходят, к берегу не пристают никогда. Может, и буря не спроста, и поломка, — закончил, горячась, блестя глазами. — Запросто, духи шалят!

— Понятно, — отмахнулся Инешин. — Наверняка нас искать начнут, вертолёт поднимут. В первую очередь искать будут по маршруту, в Малом Море, — офицеры кивали, соглашаясь. — Потом будут прочёсывать дальше. С учётом, что световой день короткий, а они будут ждать, что мы сами вернемся, возможно, ещё ночь здесь провести придется.

— Надо разделиться, — предложил Хабибуллин. — Подняться выше, возможно, там связь ловит. Нужны дрова, для сигнального костра, да и просто иначе замерзнем, надо определиться, что с продуктами, полевую кухню организовать.

Быстро разбились на группы. Самая большая направилась вдоль русла неизвестной речки к скалам — попробовать поймать сигнал, вторая — собирать дрова, два человека остались заниматься обедом. У катера остался Инешин, Новицкий и Хабиббулин пошли с курсантами.

— Русакевич направляющий, Волконский замыкающий, — скомандовал Хабибуллин, и группа в бодром темпе двинулась.

— Начинается новый день,

И машины туда-сюда.

Раз уж солнцу вставать не лень,

И для нас, значит, ерунда.

Матвей негромко запел, стихотворный размер удивительно точно ложился на ритм бега, и Рита, бежавшая перед ним, подхватила.

— Я не люблю, когда мне врут.

Но от правды я тоже устал.

Я пытался найти приют,

Говорят, что плохо искал.

Песня, как знамя, полетела над цепочкой, и где-то впереди Андрюха звучно поставил финальный аккорд.

— Вот и утро — вставай!

— Молодежь, — покрутил головой полковник. — Вот кони здоровые, аж завидно.

— Вы, товарищ полковник, тоже ничего, — искренне польстила Рита в широкую спину.

— Спасибо, голуба моя, — поблагодарил Андрей Бариевич, перепрыгивая очередной извилистый овражек, видимо, пересохший рукав реки.

'Хорошо, что у ботинок подошва хорошая, не скользкая', — слушая, как под ногами хрустит обледенелая галька, думала Рита. — 'Ногу подвернуть делать нечего'. За прибрежным галечным валом начался чуть более ровный участок, из-под снега торчали пучки луговой травы, начали попадаться деревья причудливой формы. Рита даже не сразу поняла, что это тополя, настолько искореженными и уродливыми были стволы и ветки.

— Их как будто великаны сплющили, — сказал сзади Матвей.

— Или злые колдуны, — согласилась Ритуля.

На каменистых склонах, окружавших луговину, как павшие воины, лежали остовы когда-то могучих деревьев, вырванных с корнем каким-то катаклизмом, между ними — странные каменные туры — треугольные камни из плотно подогнанного дикого камня и каменная стена, выложенная по кромке леса.

— Перекур две минуты, — скомандовал Хабиббулин. — Дальше делимся на двойки и поднимаемся на скалы, ищем сигнал.

Матвею с Ритой выпало идти вдоль русла реки к ущелью, вправо от каменной стены. Следом, с интервалом сто метров, шла следующая пара — Вадим с Женей, потом сам Хабибуллин с Глебом и так дальше.

Скалы тянулись неровной грядой и частично закрывали ущелье. Ребята обогнули выступ и остановились осмотреться. Над входом в ущелье, как страж, навис каменный останец, по обеим сторонам, воротами встали два огромных валуна. Погибших деревьев здесь было больше и выглядели еще уродливей и фантастичней. Река исчезла, как будто провалившись под камни.

— Мы за ущельем поднимемся, — предложил Матвей. — Рита, осторожней, камни крупные, не поскользнись.

Они прошли с сотню метров, балансируя на скользких валунах, Матвей двигался на шаг сзади, страхуя Риту, как вдруг обоих ослепила вспышка молнии. Когда чернота в глазах отступила, Рита шагнула вперед и остановилась. По камням на высоте колена в их сторону плыла светящаяся сфера. Рита, кажется, не успела даже моргнуть, как сфера резко подпрыгнула вверх и растворилась в солнечном свете.

— Матвей, ты видел? — дрогнувшим голосом спросила Рита.

— Да, — коротко ответил Волконский. — Давай, идем вперед, только осторожно.

Он обогнал её, пошел первым. Солнце слепило по-прежнему, но ни вспышек, ни шаров они больше не видели. Зато начали слышать — голоса, шумы. Вход в ущелье казался чёрной дырой, и оттуда явственно тянуло холодом. А ещё — жутью, непонятной, необъяснимой. От неё хотелось бежать, и они невольно ускорили шаг.

— Оттуда будто кто-то смотрит, — шепнула Рита, стараясь держаться поближе к Матвею.

— Сейчас валун обогнем и будем пробовать подняться, — Матвей сжал её пальцы. — Не бойся.

Рита не очень любила, когда кто-то говорил, что она боится, но сейчас не стала спорить, просто ускорила шаг. И тут же ей показалось, что что-то чёрное бросилось ей под ноги, она споткнулась и едва не упала.

— Рита, — Матвей успел подхватить её, не дав больно ушибиться о камень. — Что?

— Показалось, — она огляделась, но ничего не увидела, кроме снега и камней. За спиной старушечий голос зло и хрипло засмеялся, Матвей оглянулся, никого не увидел, разумеется, но явственно ощутил тычок в спину костлявым кулаком.

— Ритка, бегом, — скомандовал он, они побежали, но через несколько десятков метров Матвей остановился.

— Рита, что ты видишь?

— Лес, тайга, — сама себе не веря, проговорила та. — Только что слева была луговина, по которой мы пришли, справа — скалы и ущелье. Откуда здесь лес?!

— Я попробую потрогать ближайшее дерево, — Матвей шагнул вперед. — Ты на месте стой!

Рита смотрела, как Матвей похлопывает по карамельного цвета стволу, как качается колючая ветка.

— Ты что-нибудь чувствуешь? — голос сорвался.

— Смолой пахнет и колется, — Матвей вернулся к ней. — Рита, я не думаю, что телепортация существует. Скорее, это галлюцинация такая качественная.

— Матвей, а они нам тоже... кажутся? — Рита показала куда-то вбок, Матвей повернул голову и...

У Маши Колодей на входящих звонках звучала 'Метель' Свиридова. Прекрасная мелодия, очень вдохновляющая. Только не в четыре утра. Маша вскинулась, как любой человек, внезапно разбуженный среди ночи, открыла один глаз. На экране высветилось 'Бадмагуров С.'

— Алло? — совершенно ничего не понимая, проговорила Маша.

— Зло вековое пришло. Покарает всех. Нарушен священный запрет. Святотатцы, гнев и кара духов на вас...

— Адай, ты что говоришь? — у Маши мороз пошёл по коже, она села. Рядом зашевелился Саша, спросил сонно: 'Маня, что случилось?' Она не ответила, плечи свело.

— Женщина! — голос в трубке стал утробным. — Анюуралха. Закрыть женщине глаза перед святым местом, кровавая жертва духам Ухэр-Хушун, где кедр растёт из голой скалы...

В трубке раздались короткие гудки.

— Саш, собираемся, быстро, — Маша вскочила, сбросила сорочку, начала судорожно одеваться. — Едем к Бадмагурову, что-то случилось, что-то страшное случилось!

Вадим и Женя, проводив Матвея и Риту взглядом, пошли к скалам. Слева, за валуном, остался вход в ущелье, тропы на верх не было видно.

— Тут даже звериных троп нет, почему-то, — задумчиво проговорил Вадим. — Должно же здесь зверьё водиться, в заповеднике?

— Должно, но не обязано, — Женька примерился, разбежался, попытался ухватиться за уступ, подтянулся, но сорвался.

— Осторожно, ноги не переломай, — Вадим протянул брату руку. — Может, я встану, а ты мне на плечи?

— Давай, — братья по очереди вскарабкались на 'полку', потом, оскальзываясь, попытались продвинуться выше.

— Никак, зацепиться не за что, — выдохнул Вадька. — Если только не вверх, а вбок, прямо по обрыву.

— Слышишь? — насторожился вдруг младший. — Шум какой-то? Вертолёт?

Вадим прислушался. Действительно, отчётливо слышался шум винтов, но в абсолютно прозрачном небе не было ни птицы, ни вертолёта.

— Ладно, если его с катера увидели, без нас справятся. Нам задачу никто не отменял, — решил Вадим.

— Смотри, я сейчас на эту хрень залезу, — Женька показал на выщербленный каменный останец, похожий на обрубленный столб. — Это на уровне вершины, сигнал можно проверить.

— Медленно и аккуратно.

— Сам знаю, — Женька попрыгал, поправил перчатки и полез.

То приближаясь, то отдаляясь, грохотал звук винтов. Вадька смотрел, как брат медленно, по сантиметру, ползет по расходящемуся трещинами камню. Остановился почти у вершины, вытянул вверх руку со смартфоном.

— Есть! — крикнул вниз. — Что, сто двенадцать набираю?

Вадька слушал, как Женя спокойным голосом здоровается, кратко докладывает ситуацию и называет ориентиры.

— Всё, теперь прилетят и спасут, — пряча телефон, пообещал Женька. Начал спускаться, осторожно ставя ноги на незаметные уступы, старший брат подсказывал. И вдруг — сухой и короткий звук выстрела.

— Где стреляли? — Вадим повернулся влево, вправо. — Кажется, у входа в ущелье.

— В ущелье? — Женька замер. — Там же Ритка! И Матвей!

Спрыгнул с почти трехметровой высоты, и они с Вадимом ринулись к спуску со скал.

— Рита, за спину, — коротко скомандовал Матвей.

Рита без разговоров встала спиной к спине. К ним приближалась группа людей, и они были уже шагах в пятидесяти. Рита по детской привычке посчитала — одиннадцать. В основном мужчины, женщин всего две — старуха в странных лохмотьях, повязанных поверх мехового одеяния и старуха помоложе, в шубе и цветной шали. Мужчины — мрачные, даже злые. Рита вгляделась — двое что-то явно прятали за спиной, один странно держал руку за полой полушубка. Ещё у одного из-за голенища высокого сапога торчал нож с костяной рукояткой.

— Матвей, у них оружие, кажется, — немного нервно прошептала Рита.

— Топоры, ножи, у высокого тощего ближе к нам — похоже, огнестрельное. Внимательнее, но без паники.

Рита не могла бы сказать, что ей не было страшно, но она сдержалась, даже внутренне мобилизовалась. Все чувства обострились, краски стали ярче, время как будто замедлилось.

— Здравствуйте! — спокойно и звучно сказал Матвей. — У нас катер на берегу сломался, нам помощь нужно вызвать. У вас, может быть, есть связь с Усть-Багузином?

Толпа молча надвигалась, забирая их в кольцо.

— Если связи нет, то мы уйдём, — не двигаясь с места, проговорил Матвей.

— Её отдай и уходи, — раздался скрипучий голос, не понятно, мужской или женский.

— Мы уйдём вместе, — голос у Матвея по-прежнему спокоен.

— Женщина не должна быть здесь! — приземистый мужчина с заросшим бородой лицом потряс кулаком. — Анюуралха! Закрыть женщине глаза перед святым местом!

— Жертва! — прошипел другой, со злобной гримасой. — Кровавая жертва духам Ухэр-Хушун!

— Рита, сейчас, — Матвей подобрался.

Старшая женщина забормотала что-то, голос звучал всё выше и пронзительней. Ребята так и не поняли, в какой момент прозвучал сигнал, но толпа бросилась на них.

Полминуты назад Рита спрятала косу под куртку, до конца застегнула молнию, убрала в карман шапку, чтобы не натянули на глаза. Она никогда не дралась по-настоящему, даже не видела драку, кроме как в кино. Стратегия была у Матвея, это точно, а у неё только тактика — держаться за Матвеем, ему не мешать и не подставить, то есть не попасться, чтобы не захватили. Матвей встретил нападающих жёстко, без всяких сантиментов. Бил в голову, по ногам, выкручивал руки, бросал. 'В корпус, пах и шею бить бесполезно — плотная многослойная одежда, до голени могу не дотянуться, значит, лицо, глаза, у женщин уши, они простоволосые', — пронеслось у Риты в голове.

Первые несколько секунд до неё никто не добегал и не долетал — Матвей их запускал по другой траектории. Далеко в сторону отлетел выброшенный Волконским топор, на снегу блеснуло лезвие грубо сломанного ножа. И тут Рита услышала странное, бьющее по нервам песнопение, старухи начали обходить Матвея со спины, и его движения как будто становились медленнее, не увереннее. Рита, не успев подумать, чисто на инстинктах прыгнула вперед, под ноги старой ведьме, свалила её на спину и ребром ладони резко и сильно ударила старуху по переносице. Женщина обмякла, глаза закатились. Инстинктивно почувствовала, что вторая бабка за спиной, отпущенной пружиной выпрямилась, ударила головой снизу вверх, в подбородок, и провела прямой удар ногой в солнечное сплетение. Старуха отлетела на метр, упала и осталась лежать.

Стало тихо, только слышались хрипы, стоны. Трое мужчин пятились, отступая, один судорожно шарил у себя за пазухой. Остальные корчились на снегу или лежали неподвижно. Высокий рванул шубняк, вытащил короткое ружье и трясущимися руками передёрнул затвор. Матвей прыгнул вперед и в сторону, повернулся на девяносто градусов, схватил за запястье руку с обрезом, выбил его и пробил в голову тощего правой ногой. Тощий рухнул, два оставшихся мужика побежали. Рита подобрала обрез и выстрелила в воздух. Матвей, опустившись на колено, тяжело дышал. Рита подбежала, упала на коленки, заглянула в лицо.

— Ритка, цела?

Рита часто затрясла головой, чувствуя подступающие слёзы.

— Ты не ранен?

Матвей поднял голову, она торопливо сбросила перчатки, провела рукой по его лицу, абсолютно мокрому от пота, прижалась к щеке и разрыдалась.

Волконский вздохнул, взял девушку в охапку и тяжело встал вместе с ней.

— Не плачь, Ритинья. Отбились, — огляделся. Рита всхлипывала, уткнувшись в его плечо. — Не реви, маргаритка. Ты молодец у меня, — и тихонько запел в ухо.

— Муравейник живет:

Кто-то лапку сломал — не в счет,

А до свадьбы заживет,

А помрет — так помрет.

Когда чуть погодя прибежали братья, а через пять минут после них — Хабибуллин и Мазницын, Рита уже успокоилась. Матвей коротко доложил, полковник обошел пострадавших, убедился, что все живы, собрал обломки ножа, топор, финку, поднял обрез.

— Слышал много, видеть не приходилось, — рассмотрел внимательно. — Обрез винтовки Мосина. С гражданской войны любимое оружие кулаков и бандитов всех мастей. Ещё раз пройдитесь, всё, что найдете, забираем с собой. Нас тут не было, никто ничего не видел, запомнили? То ли мы украли, то ли у нас украли, ложки нашлись, а осадок остался. Ни к чему вам личном деле запись про уголовное дело, потерпевшие вы там или нет. Молчать, никому ни слова, даже нашим, поняли?

— Так точно, — вразнобой ответили курсанты.

— Возвращаемся к катеру.

Глава 9.

По пути в свой кабинет Мария Всеволодовна зашла к подруге. Людмила Евгеньевна была у себя, несмотря на то, что до начала рабочего дня было еще полчаса, и что-то просматривала на экране монитора.

— Доброе утро, — поздоровалась Серебро. — Рано ты сегодня.

— Да, специально приехала с тобой поговорить. Ты что такая бледная?

— Не спала, надеялась, что дети позвонят. Связи нет вторые сутки, — Мила вздохнула, встала, поставила чайник, достала чашки. — Чай, кофе? Маша?

— Они, ты говорила, на экскурсию поехали на Байкал? — пытаясь сообразить, какая мысль у неё только что промелькнула, медленно спросила Маша.

— Да, — Людмила поставила перед подругой чашку, села напротив, отпила. — Должны были вернуться в Улан-Удэ сегодня утром, но в гостинице не появились, они даже в городок этот, как его... забыла, в котором катер арендовали, не вернулись. Игорь звонил кому-то, сказали, что по погоде задержались, ночевали на Байкале, так бывает, утром вернутся. Сейчас там уже половина второго, а их нет. Связи с ними никакой, ни рация, ни телефоны не отвечают, — вздохнула, потёрла глаза. — Вроде бы и знаю, что беспокоиться особо не о чем, но что-то так тревожно...

— Мила, Адай мне сегодня позвонил ночью, говорил что-то бессвязное, — медленно, не веря себе, проговорила Маша. — Мы с Сашкой поехали проверить, мало ли. Приехали, он в каком-то забытьи, как будто спит с открытыми глазами. Говорил про священное место, гнев духов и всякое такое. Несколько раз повторил Рита, только как-то странно выговаривал, с ударением на последний слог. Я было подумала, что у него видение, только никак не могла понять, как я с этим связана, почему он мне позвонил? Может быть, священное место — это мыс Рытый, куда меня выбросило? А теперь туда ещё кто-то попал? Я за этим к тебе и пришла, посоветоваться. Ты думаешь, Рита и мальчишки... могут быть там?

— Я не знаю, Маша, — Людмила, кажется, побледнела ещё сильнее. — Но проверить надо, — и в телефон. — Игорь, ты у себя сейчас? Можешь ко мне подойти? У меня тут Маша, кажется, есть новости с Байкала.

До берега и уныло приросшего к гальке катера добрались без происшествий. Короткий день заканчивался, на снегу устало вытянулись длинные тощие тени, издалека пахло дымом и чем-то вкусным. Курсанты после долгой пробежки походили, чтобы не простыть мгновенно, подошли к костру. Обед, он же ужин, был прекрасен, хоть и без хлеба, съеденного ещё вчера.

— У нас на Байкале с голоду точно не помрешь, — оттирая руки снегом, говорил Пашка. — Сноровка только нужна да снасть.

— И не утонуть, — буркнул Руслан Павельев.

— Эт да, — согласился Паша. — Сами, небось, видели — утром ничем ничего, а сейчас вон промоина какая, её и на катере не перелетишь. И конца не видать.

Попытку разведать, можно ли попробовать достигнуть другого берега пешком будущие пограничники предприняли утром, после ухода группы Хабибуллина. Почти сразу наткнулись на промоину, тянувшуюся вдоль берега, попробовали обойти, но неудачно. Рисковать больше не стали — мало ли, конец апреля, под лед многотонные грузовики бесследно уходят, и человек если в воду попадает — течением утаскивает от полыньи. Пашка красочно живописал слушателям несколько характерных случаев.

— Так что решение ждать вертолёт было абсолютно правильным, — подвёл итог Инешин.

— Мы думали, вертолёт нас ждать будет, — разочарованно шепнула Матвею Рита. — Женька же дозвонился. И летали, слышно было.

— Постой-ка, — Матвей сжал её руку. — А может... Жень!

— Что?

— Посмотри телефон.

— В смысле?

— Посмотри вызовы.

Женя достал смартфон, включил, полистал журнал, посмотрел на своих.

— Вызова нет. Я ничего не удалял.

Молодежь переглянулась.

— Значит, тоже галлюцинации? Надо командиру сказать.

Офицеры, выслушав, коротко посовещались.

— Есть у них вертолёты, оборудованные для ночных полётов?

— Надо готовиться к ночёвке.

— Топлива мало, на катере замерзнем. Костры жечь, тент натянуть, если есть, ярангу строить,

* * *

?

Пашка включил печку на минимум, все утеплились, насколько можно, поделив немногочисленные запасы. Соорудили импровизированную палатку из огромного тента и прочего судового имущества, разложили костры, грелись, таская сучки, лапник для лежанок.

— За одну ночь, сытые, здоровые не замерзнем, — подбодрил Хабибуллин.

— Алексей Маресьев восемнадцать суток в зимнем лесу выживал, — поддержал Инешин. — Раненый, практически без еды.

— Это кто? — поинтересовался Тим Русакевич.

— Да, кто?

— Мда, — протянул Константин Алексеевич. — Хреновые ваши дела, ребята, раз не знаете, кто такой Маресьев!

Риту оставили ночевать на катере на всю ночь, Пашка как-то хитро настроил систему отопления, в одном отсеке было теплее, она даже смогла снять обувь и куртку, положила её под голову, накрылась пледом. На другом ряду кресел вытянулся Вадим, ноги высунулись далеко в проход. В соседних отсеках по одному, по двое, в зависимости от длины ряда, пытались спать остальные, до смены. Меняться решили каждые два часа, только офицеры поначалу решили остаться на берегу. Но курсанты, как один, принялись возражать старшим по званию.

— Товарищ полковник, решили все по очереди меняться, так все, — Мазницын, горячась, рубанул рукой. — Рита понятно, её поберечь надо, а мы что, не мужики? Сами, вон, про Маресьева рассказывали, про Матросова. А псковские — что, старше нас были? Или Прохоренко? Они своё смогли, а мы что, ночь на снегу не поспим?

Хабибуллин сильно хлопнул его по спине и пошёл по трапу в салон.

Ночь без сна, пережитое волнение, свежий воздух убаюкали Риту мгновенно.

Она шла по тускло освещенному короткому коридору между двумя отсеками и совершенно точно знала, что сейчас приложит ладонь к массивной каменной двери и войдет в зал связи. Еще у неё немного болела голова — она потирала висок, и раздражал постоянный чуть слышный свист фильтров.

— Внимание, инженеру прибыть на второй технологический уровень, — проговорил механический женский голос. — Внимание, инженеру прибыть на второй технологический уровень.

'Зачем объявлять о чём-то по громкой связи, если у каждого в ухе гарнитура?' — удивилась Рита. — 'Мы что, на 'Заре' к Кассиопее летим?'

Приложила руку к вдавленному отпечатку ладони, полотно двери начало поворачиваться перпендикулярно проёму, девушка шагнула в тёмное помещение и совершенно машинально щелкнула пальцами. Загорелись потолочные светильники, осветив длинный овальный стол, массивные стулья, какие-то статуи, тускло блестевшие в искусственном свете.

— Литонья, вы опаздываете, — безэмоционально сказал искусственный голос. — Сеанс начнётся через четыре минуты.

Рита машинально оглянулась. Никакой Литоньи ни сзади, ни спереди. Ноги сами собой провели её мимо стола вглубь помещения, за пульт.

'Какой пульт?' — Рита уставилась на наклонную поверхность, похожую на старинную конторку. Однако, пока она думала, руки нажали на ровную поверхность в определенном порядке, поверхность осветилась, и символы и знаки на ней стали выпуклыми и рельефными. Не веря себе, Рита набрала код, и стена перед ней высветилась. На экране(?) появилась черноволосая смуглая девушка с темными, как маслины, глазами и орлиным, немного крючковатым хищным носом.

— Здравствуйте, — сказала вежливая Рита и сделала жест рукой. Девушка напротив отзеркалила жест. Рита повернула голову — девушка сделала тоже самое. Рита вскочила, приблизила лицо к стене, нос к носу столкнулась с изображением и в ужасе отскочила.

Вскрикнула и проснулась. Подняла голову, огляделась. Парни спали, она даже Вадьку не разбудила. Сердце колотилось, хотелось попить, но остановила мысль, что потом надо будет выходить, и она решила терпеть. Легла, покрутилась и снова уснула.

Теперь стена не была зеркальной, теперь это точно был экран. Рита видела на нём фиолетово-сиреневое небо за спиной мужчины. Отстраненно подумала, что это фон, заставка какая-то, как на заднем плане у ведущих на телевидении. Она сидела спокойно, и у её ожидания была какая-то цель.

— Здравствуй, — услышала она глубокий звучный голос, подняла голову и искренне улыбнулась.

— Здравствуй, — ответила, как отвечала Матвею — с радостью, нежностью, трепетом.

— Ты уже знаешь? — в голосе мужчины была спокойная печаль. Она смотрела на жёсткое смуглое лицо, как будто сложенное из треугольников, на устало лежавшие на столе руки.

— Я знаю, но не могу поверить. Когда вы вернётесь?

— Решение пока не принято. Чему ты улыбаешься?

— Я улыбаюсь тебе, Вижес.

По ушам ударил тонкий вой, переходящий в металлический скрежет, на Риту обрушилось такое ощущение неминуемой катастрофы, что она закричала, не понимая, во сне кричит или наяву.

'Странное место', — подумал Матвей оглядываясь. — 'Больше всего похоже на библиотеку. Если только бывают библиотеки, в которых хранятся одновременно клинописные таблички, письмена майя, папирусные свитки, бумажные книги и флэш-носители'.

— У тебя образное мышление, — одобрительно сказал звучный и нежный женский голос. — И ты любишь читать, именно поэтому ты представляешь это как библиотеку. И по сути ты прав.

— А... зачем я здесь? — был ещё вопрос, как он здесь оказался, но 'зачем' ему казалось важнее.

— Для того же, для чего нужны все библиотеки, — он чувствовал, что женщина как будто улыбается. — Скажи, что ты хочешь узнать — своё прошлое или будущее?

— Будущее я и так узнаю, — усмехнулся Матвей, пожимая широкими плечами. — Со временем. А прошлое... — голос всё-таки дрогнул. — Я не забыл.

— Неужели ты не хочешь знать, кто твои родители? Где твои мать, отец?

Матвей боролся с желанием сильно потереть ладонями лицо.

— Если бы они были живы... если бы я был им нужен, они бы меня не бросили. Или нашли. Я... Нет. Не хочу.

— Бедный мальчик, — невесомая рука провела по волосам.

— Ничего я не бедный, — он независимо тряхнул головой. — А почему ваш голос кажется мне знакомым?

— Потому что я не могу говорить незнакомым голосом, — нравоучительно сказала женщина. — А чтобы ты хотел узнать, в таком случае?

— Ну... — Матвей с досадой стукнул кулаком по ладони. — Ничего в голову не приходит! Хотя постойте. Начнём с самого простого. Что это было, я имею в виду сегодня, у скал? Кто эти люди, и что им от нас было нужно? Почему они атаковали именно Риту?

Ему послышался тихий смешок.

— С самого простого? Ты так думаешь?

Матвей промолчал.

— Матвей, — кто-то потряс его за плечо. — Волконский, просыпайся! — толчки стали сильнее, потом его несколько раз довольно крепко приложили ладонью по лицу.

— Я щас встану, — пообещал Матвей, силясь открыть глаза. — Страх потеряли...

— Фух, — шумно выдохнул Инешин, продолжая трясти курсанта. — Давай, открывай глаза!

— Да не сплю я, — Матвей с трудом, но сел. — Утро разве? Темно же.

За освещённой костром полоской действительно была ночь.

— Ты совсем холодный и дыхание еле слышное, — полковник посмотрел зрачки, выпрямился. — Всё нормально? — дождался кивка. — Иди на катер. Серебро, и ты заодно. На тебя что, Мазницын сел, что ты задохнулся?

— Да ерунда какая-то снилась, — Женька сел, потряс головой. — Пульт какой-то или клавиатура и я на ней цифры ввожу. Четыре, восемь, пятнадцать, шестнадцать, двадцать три, сорок два... Вот нафиг мне это запоминать было?!

— Ладно, двигайте уже, — Константин Алексеевич пошёл будить остальных.

Парни по дороге зашли в условные кустики и потопали по трапу. После свежего воздуха в салоне было душно.

— Надо было там остаться, — проворчал Женька, подходя к тому углу, где спала родня, и толкая Вадима в колено. В это время Рита странно выгнулась и беззвучно закричала.

— Рита, — Матвей осторожно приподнял девушку, погладил по волосам, по лицу. — Просыпайся, маленькая.

Рита застонала, попыталась свернуться, как ребенок, подтянуть колени к животу, заплакала.

— Ритуля, — он поднял её на руки, покачал, поцеловал в подрагивавшие веки. — Я с тобой, родная, не бойся.

— Вадька, — уперся в них пятой точка Женька. — Ты тоже в коме? Вы тут грязными носками надышались, что ли?

— Руку дай, — раздался хриплый со сна голос. — Спина затекла и ногу колет.

Рита пошевелилась, заметно успокоилась, задышала ровнее. На секунду открыла глаза, улыбнулась Матвею и совершенно спокойно уснула.

— У кого телефон не сел ещё? — Вадим сделал несколько поворотов и наклонов, присел, помассировал ногу. — Мне тут приснилось кое-что, записать надо.

И проговорил в протянутый братом смартфон.

— Все обитаемые планеты имеют информационное поле. То, что называют аномалией — точка подключения или прорыва. Озеро Байкал — крупнейший источник информационного излучения, причина — близко залегающий тектонический разлом и геопатогенные зоны. Считать или извлечь из поля можно любую информацию, — выключил запись, убедился, что она сохранена.

— Я не знаю, что это было, — проговорил Матвей, — Но, наверное, стоит попробовать уснуть опять. Мало ли, вдруг приснится код доступа в Форт Нокс?

— Так писали, что оттуда всё золото вывезли уже, и там хранится только репутация Федерального казначейства, — усмехнулся Женя. — И как ты спать собираешься с нашей лошадкой на руках? Положи её, а сам на Вадькином месте устраивайся.

— Ничего, — садясь и укладывая Риту поудобнее, ответил Матвей. — Мы как-нибудь вместе.

Женька пожал плечами — хозяин-барин, разулся и предложил.

— Давай я тебе хоть берцы расшнурую, без ног останешься.

— Благодарю тебя, мой верный Панса, — кивнул Волконский.

— Не борзей, — пыхтя, отвечал Санчо Серебро. — Дульсинею разбужу!

Рита услышала родной спокойный голос, разбивающий лёд кошмара, вытягивающий её откуда-то издалека. Потом её обняли, и под щекой ровно и сильно застучало сердце. Она узнала бы его из тысяч или даже миллионов, и совсем успокоилась. Теперь было совсем не страшно, теперь с ней абсолютно точно ничего не случится!

На этот раз не было Литоньи и Вижеса, была она, Рита. И место, где она находилась, было ей смутно знакомым. Вернее, не так. Она здесь раньше не была, но она его определенно видела, причём как-то странно, частями. Подняла голову — сквозь прозрачный купол было видно кусочек фиолетового неба и неяркое, неземное рассветное солнце.

— Привет, Марго, — сказал сзади тоже поразительно знакомый голос. — Как дежурство?

— Штатно, — Рита потянулась. — Пойду посплю пару часов.

— Не забудь поесть, — предупредил голос.

— Угу, — неопределенно пообещала она.

Ей очень хотелось посмотреть, что будет дальше, как бывает иногда, когда снится очень интересный сон, но всё вокруг стало расплываться, удаляться, как будто она полетела над поверхностью высоко-высоко.

Матвей чувствовал странное напряжение, словно воздух был напитан электричеством, как бывает перед грозой. За то долгое время, что он занимался спортом, Матвей привык волевым усилием расслаблять и мышцы, и психику. Так он сделал и сейчас, а следом заставил себя уснуть, несмотря на неудобство позы и духоту. Засыпая, подумал, не попадёт ли он опять в библиотеку, а если попадёт, есть ли там абонемент?

Библиотеки не было. Они с Ритой сидели в какой-то комнате, уютной, какой-то домашней. Рита плакала, и плакала, кажется, долго — нос был красный и глаза опухшие, а он её утешал. Она выглядела старше себя теперешней и была еще красивее — он любовался, отвлекшись от утешения, и она, шмыгнув, шлёпнула его по руке.

— Матвей, что ты улыбаешься? У меня сердце пополам разрывается, а ты улыбаешься!

— Не мучай себя, — обнял теснее. — На самом деле, у нас ведь нет выбора, и ты сама это знаешь.

— Ребёнок... Матвей, я не смогу!

Очень часто, когда нам снится что-то страшное, мы говорим себе, что это сон и надо просто проснуться. Матвей, на каком-то глубинном уровне подсознания понимая, что видит своё реальное будущее, невероятным усилием заставил себя проснуться. Вдалеке мягкий женский голос ласково произнёс.

— Ты прав, мой мальчик. Завеса, закрывающая от нас будущее, соткана руками милосердия.

— Будущее — только одна из возможных вероятностей, — возразил Матвей хрипло. — У нас будет то будущее, которое мы выберем сами.

Его окутало мягкое тепло, отступило, и Матвей ощутил все прелести нахождения в долгой статичной позе — тело затекло, мышцы сделались деревянными. Осторожно пошевелился, потому что даже во сне помнил, что держит в руках Риту. Открыл глаза, прислушался.

— Вертолёт? — пробормотал, не веря. Легонько пнул Женю под локоть. — Жень, слышишь?

— Что? Где? — подскочил Женька. — Вертолёт? Или опять показалось?

— Летят, похоже, — в соседнем отсеке проснулся кто-то еще, поднимал остальных.

Рита вздохнула, повернулась, разлепила ресницы, сжала руки сильнее, потянулась к Матвею — поцеловать.

— Ты совсем-то берега не теряй, — одёрнул брат. — Люди кругом. И слезь с него, наконец, он полночи тебя держит, у него все конечности свело!

Ритуля испуганно ахнула, вскочила и начала ощупывать Волконского на предмет повреждений.

— Привет, мамуль, — Рита прижалась к матери. — Я так соскучилась!

Обняла отца, разревелась. Игорь Вадимович погладил дочь по спине, по распушившейся косе.

— Устала, моя жемчужинка?

Она покивала. Ей казалось, что с того дня, когда они улетели из Краснодара, прошёл год или больше. После того, как их с мыса Рытый забрал вертолёт и до приземления в Жуковском, они только и делали, что пересаживались с борта на борт и летели.

— Ну, ещё немножко потерпи, маргаритка. Домой приедем, отдохнёте, отоспишься. Давайте, парни, там машина ждёт, — Рита отпустила отца, вытерла слезы. — Константин Алексеич, здравствуй, — пожали с полковником руки.

Курсанты КВВАУЛ оставались на сутки в Москве, и в полном составе во главе с руководителем были приглашены на дачу к генерал-полковнику Серебро. Десантников тоже приглашали, причём заранее, но за ними из училища прислали автобус. Договорились в отпуск пересечься на пару дней в Москве, попрощались, разъехались.

Рита по приезду сразу пошла в русскую баню. Мама помогла помыть волосы, как маленькой, немножко побила веником. Рита встала под прохладный душ, вытерлась, замотала волосы полотенцем, закуталась в толстенный халат поверх тёплой пижамы и бабушкину шаль, и таким упитанным чучелком покатилась к дому. Остальные попаданцы в ожидании шашлыков и бани рубали в кухне бутерброды с домашней бужениной и копченой домашней же рыбой.

Поднялась к себе в комнату, легла поваляться на кровать в чём была и моментально уснула. Почувствовала, как мама пришла, села рядом.

— Ритуля, доченька, — погладила по руке, ласково провела по щеке. — Ритинья!

— Что, мамуль? — пробормотала Рита, не просыпаясь.

— Проснись, солнышко. Пойдем, поужинаешь и ляжешь нормально. Завтра волосы не распутаешь, колтун будет.

— А сколько времени? — зевнула.

— Ты почти два часа спишь. Мальчишки уже по три раза напарились и шашлыки жарят.

— Ага, — полежала ещё минутку. — Мамуль, заплетешь меня?

— Заплету, — мама потянулась за щеткой, Рита села, зевая и щурясь, размотала полотенце.

— Высохли почти, — пощупала прядь. — Мам, а что завтра в городке будет?

— Ребята Центр подготовки посмотрят, музей. А с вами Аурелия Петровна пообщается.

— Тётя Леля Володарт? А зачем?

— Не думай об этом сегодня. Вы дома, всё хорошо.

Помолчали, Мила медитативно водила щёткой по прядям.

— Знаешь, мамуль, я только теперь поняла, как испугалась, — повернулась, спряталась матери в колени. — Глаза закрываю и вижу рожи эти. От них такое зло шло, такая агрессия. Я только удивляюсь, как Матвей смог... Он был такой хладнокровный, такой спокойный, мне поэтому и страшно не было, он как будто меня рациональностью заразил. И он такой сильный, быстрый! Он их так бил красиво, — хихикнула немного нервно. — А главное — добрый, мам! Матвей мог их убить или сильно покалечить, а он бил только чтобы на нас не бросались. Сейчас как наяву его лицо вижу — сосредоточенное и спокойное, нет злости, агрессии. Мне кажется, он на папу похож, правда, мамуль?

Мама гладила её, перебирала волосы, давая выговориться.

— Правда, — поцеловала в теплый затылок. — Хорошо, что вы вместе. Он нам с папой сегодня про тебя почти теми же словами говорил.

— Хорошо, — согласилась Рита счастливым тихим голосом. — Мам, я с тобой поговорить хотела. Мы с Матвеем еще не... Но мне очень хочется... Мы хотели на неделю в отпуске вдвоём съездить куда-нибудь, только я предохраняться не умею, и он тоже...

Людмила в этот момент испытывала очень сильные чувства. Её дочь уже не малышка, она выросла, обсуждает с ней планы жить с мужчиной, и это рождает чувство потери. А другое — что может быть ценнее и дороже доверия твоего ребёнка! Как она счастлива разделить с дочерью её переживания, помочь. И нить, связывающая их, не порвалась, а стала прочнее, и можно надеяться, что так всегда будет.

— Конечно, Ритуля, побыть вдвоём — отличная идея. Куда вы хотите поехать, на юг? Или куда-то за границу? А насчёт предохранения — я могу тебя ближе к августу записать к Эле Сергеевне, она подскажет.

Рита покивала, смешно бодая мамины коленки.

— Мам, а вот то место, где твой юбилей праздновали, база отдыха, ты можешь у них узнать, можно у них номер снять?

— Узнаю, конечно.

Тут у Риты в животе довольно громко заурчало.

— Давай быстро собираться и пойдём, ты голодная, — Мила поцеловала румяную щёку.

— Мам, а щи есть? Или солянка? — Рита села, начала быстро прибирать волосы.

— Варила, — рассмеялась Мила. — Если не съели. В крайнем случае, папа шурпу в казане делал, тебе точно тарелочку оставит!

Глава 10.

— Серебро, к начальнику училища, — капитан Любезнова положила телефон на стол. — Остальные продолжают заниматься. Заниматься, Минакова, а не таращиться!

Рита шла к Григорьеву с легким чувством déjà vu. 'Опять к китайцам ехать, что ли? Так вроде никаких соревнований не предвидится, все к экзаменам готовятся. Хм...', — и она пожала плечами перед дверью в приёмную. В кабинете её ждал сюрприз, даже целых три.

— Траля-ля-ля-ля, траля-ля-ля-ля-ля, — мурлыкала Рита, аккуратно складывая в чемодан остатки вещей и, пританцовывая, проверяя шкаф и ящики.

— Почему вы экзамены на две недели раньше сдали? — нудела всё это время Королёва на своей кровати. — Куда вы летите? Почему с вами всегда что-то интересное происходит? — шлепнула книжкой по коленке.

— Да-да! — раздалось из-за стенки. — Я тоже всегда поражаюсь, какая у меня жизнь скучная, не то, что у Ритки!

— Девочки, — Рита покрутилась. — Какая разница, куда мы едем! Главное — экзамены сдали и каникулы целых полтора месяца!!!

— Я в тебя чем-нибудь кину сейчас! — показалась в дверях Полинка.

— Ухожу, — пропела Рита, обуваясь и цепляя чемодан свеженаманикюренным пальчиком. — Девочки, обнимаю! — послала миллион поцелуйчиков и вывалилась в коридор, волоча за собой чемодан.

Она танцевала и в такси, под веселым взглядом немолодого таксиста, и на регистрации.

— На нас оглядываться начинают, — Женька встретил суровым взором особо смелый взгляд какого-то парнишки. — Рита, встань за Матвея и делай, что хочешь.

— Отстань от сестры, — велел Вадим. — Ритинья, я тебя поддержу, — и прошёлся лунной походкой.

Прилетели в Москву вечером, переночевали, а утром уже были на Чкаловском и вылетели на военно-транспортном самолёте на Южный Урал.

— Так себе ощущения, — потирая попу и оглядывая жесткие сиденья, на которых они просидели последние три часа.

— Надо было в кабину попроситься, типа, на стажировку, — улыбнулся молодой мускулистый парень, представившийся Фомой. Поднял с пола два огромных баула, пошел к люку. Матвей закинул на плечо два рюкзака, взял тяжеленный ящик как картонную коробку, стоял, ждал её. Рита оглядела салон — тоже что-нибудь вынести, не нашла и пошла налегке.

Погрузились в два военных вездехода, поехали. На ходу распотрошили аккуратно запакованную Людмилой Евгеньевной большую сумку, достали термосы, бутерброды, хрустящих жареных цыплят, перекусили. Рита приготовилась было поспать, раз уж делать больше нечего, но тут машины остановились у простого шлагбаума на съезде на грунтовую дорогу. Водитель вышел, приложил к обыкновенному с виду полосатому брусу пластиковую карту, шлагбаум поднялся.

— Как они это делают? — пробормотал Женька.

— У Сережки Нетесина спроси, как увидишь, — усмехнулся Вадька. — Он чем-то подобным заниматься будет.

Ещё примерно через час их остановили на настоящем КПП. Все вышли, предъявили документы, пропуска, охрана проверила машины.

— Смартфоны, планшеты, ноутбуки, фото, видеоаппаратуру прошу оставить, — офицер Росгвардии показал на большой несгораемый ящик.

Тут Рита поняла, зачем родители собрали им по знакомым старые-престарые кнопочные телефоны.

— У нас вот, — молодежь продемонстрировала свою рухлядь. Мужчина усмехнулся и кивнул в сторону гвардейца с металлоискателем.

После проверки немного ошарашенная молодежь ехала молча. Ещё через километр показался периметр из колючей проволоки и еще один шлагбаум с росгвардейцами.

— На молекулы разбирать будут? — предположил Матвей.

— Мехом внутрь вывернут, — ввернул Женька дедово любимое ругательство.

Однако, обошлось. Просто ещё раз проверили документы, машины, вещи.

— Ладно нас, но их-то тоже досматривают, как не родных, — удивилась Рита, глядя, как терпеливо парни из группы Артема Котова предъявляют в очередной раз бумаги, вещи. — Ой, смотрите!

От видневшихся справа армейских палаток, улыбаясь, шла Маша Колодей.

Расцеловалась с Ритой, обняла мальчишек, Матвею улыбнулась.

— Пойдёмте обедать и заселяться. Сегодня отдохнете, по окрестностям погуляете, а завтра работать начнём.

— А как работать? Что мы делать будем? — затеребила Рита Марию Всеволодовну.

— Всё завтра, — Маша была непреклонна. — Вы есть не хотите, что ли?

Поросшие лесом горы были красивы. С вершины одной, наиболее пологой, виднелось Межгорье — закрытый, как и все окрестности горы Ямантау, городок.

— Интересно, сколько бы понадобилось времени посмотреть всю Россию? — задумчиво сказал Матвей. — Столько мест, где мне хотелось бы побывать: Курилы, Владивосток, Сибирь, Байкал по-настоящему посмотреть.

— Мы в Норильске ни разу не были, — подхватила Рита. — А папа там родился. На Путораны летали только. Здорово было, да? — оглянулась на братьев. — И в Карелию я хочу.

— Служить будем, полетаем, посмотрим, — Вадим смотрел куда-то в сторону. — Если присмотреться, эта гора, в которую мы полезем, очень правильной формы.

— Ага, на пирамиду похоже, — народ пригляделся.

— Хорошо, что я тут с вами, — призналась Рита, обнимая сразу Матвея и Вадьку.

— Конечно, хорошо, — хохотнул Женька.

— Да не в том смысле! — тут Рита спохватилась и поправилась. — В этом тоже, но я про то, что я бы лопнула, если столько тайн, а поговорить ни с кем нельзя!

Утром, после плотного завтрака и подробного инструктажа, молодежь, едва сдерживая волнение, стояла перед массивной бронированной дверью, ведущей куда-то в недра горы.

— Два основных правила, — ещё раз строго напомнил руководитель группы. Только его они знали по имени и фамилии, всех остальных из его группы звали только по именам, и знаков различий у них на форме не было. — Руками ничего не трогать и Руками. Ничего. Не трогать. Это понятно?

— Так точно, — подтянувшись, отрапортовали курсанты.

— Алга, — и Аким повернул огромный вентиль.

Внутри было светло и очень похоже на отсек подводной лодки. Если только в подводной лодке есть лифты. Рита так удивилась, увидев обычные раздвижные двери, что даже ничего не спросила.

— Какие Сезамы пошли, прямо Москва-Сити, — шагая в кабину, прокомментировал Женька. — Тоже от старых хозяев остался?

— Много будешь знать — здесь останешься, — усмехнулся Котов.

Ощущения были точно такие, как когда спускаешься в скоростном лифте. Кабина остановилась, они вышли в короткий коридор, с обеих сторон заканчивавшийся дверями из той же скальной породы, что и стены.

— Но это же... — пробормотала Рита себе под нос и замолчала. Аким приложил к двери нет, не руку, электронный пропуск, и дверь открылась.

Они оказались в гигантском подземном зале, с высоким куполом, со стенами, испещрёнными странными символами. Шли, крутя головами, чувствуя себя детьми в парке развлечений. Справа и слева виднелись жерла огромных тоннелей, куда больших, чем тоннели современного метро. Шли несколько минут, пока не увидели два ответвления, похожих на длинные залы в старинных замках. В одном по обеим сторонам узкого прохода по стенам шли полки, как в архиве или библиотеке, только пустые.

Во втором зале, куда они повернули, пол был выложен блоками со сложным рельефом. На отполированных стенах перемежались символические изображения пирамиды и летающих змеев.

— Вон там, посмотри, — Рита тронула Матвея за руку. — Это астрономические обозначения, они до сих пор используются.

— А это — Солнечная система? — Матвей показал на странный рисунок — десять кружков на равном расстоянии друг от друга, размещенных вокруг центра, третий и четвертый соединены между собой линией в виде петли.

По периметру зала были расставлены большие литые фигуры ископаемых ящеров и обычных современных животных, птиц, беспозвоночных.

В центре зала, под огромным каменным щитом с изображением человека, стоящего на глобусе Марса, за столом, таким же древним, как всё вокруг, сидели Маша Колодей и двое мужчин, которых Вадим знал в лицо — они тоже в Центре работали.

— Матвей, Вадим, вам сюда, — показал Аким. — Рита, Женя, за мной.

— Парни, знакомьтесь, — начала Маша. Мужчины пожали руки. — Адьян и Саадай занимаются проблемами информационного поля. Считать или извлечь из поля можно любую информацию, достаточно иметь для этого способности. Как оказалось, вы ими обладаете.

Рита с Женей прошли за Акимом до конца зала, туда, где за складными металлическими столами, сильно нарушая гармонию места, смотрели в ноутбуки ребята в камуфляже. Аким вставил в ухо гарнитуру, сел на свободное место, кивнул Жене на стул рядом.

— Рита, присаживайся, — и кому-то в экран. — Мы готовы.

— Хорошо. Начинаем, — услышала она голос Артёма Русанова.

Рита села на каменную тумбу с заботливо положенной пенкой перед наклонной поверхностью, оглянулась на Акима.

— А что мне делать?

— Закрой глаза и сделай тоже самое, что во сне.

Рита послушно закрыла глаза, в полной уверенности, что ничего не получится, и провела рукой по гладкой, похожей на стеклянную, поверхность.

— Это обсидиан? — не открывая глаз. — Как будто платежный терминал трогаю, — хихикнула. — Никому не надо денег на телефон или интернет кинуть?

Легко пробежала пальцами по ставшей рельефной и превратившейся в настоящую клавиатуру поверхности, открыла глаза и вскрикнула.

Стена перед ней светилась ровным серым светом.

— Это что, всё правда?!

Ей никто не ответил.

— 'Чёрный принц' меняет положение в пространстве относительно Солнца, — это по громкой связи Саша Колодей. Рита оглянулась — на неё никто не смотрел. Встала, перебежала к брату, приткнулась рядом, стала смотреть. На экран перед Акимом было выведено несколько картинок. Одна шла, видимо, с корабля Колодея.

— 'Чёрный рыцарь — Марс' перешёл на другую орбиту, — картинку с Марсианского спутника комментировал один из операторов.

— Фиксируем стабильно работающий канал передачи данных Земля-Марс, — спокойный голос Русанова.

— Прием на Марсе?

— Это папа? — шепнула Рита. Женя кивнул, показал — молчи, всё интересное пропустим.

— На Марсе в дежурном режиме приём устойчивый, командир, — Русанов.

— Котов, что у вас?

— Штатно, никаких лишних излучений нет, радиационный фон нормальный, без всплесков.

— Колодей, Антарктида на месте? — Рита как будто видела отцовскую спокойную улыбку.

— Даже не светится, — Саша рассмеялся.

— И у нас всё ещё двадцать первый век, — это Аким. — Данные с зондов пришли.

— Работаем по плану. Артём, есть точные координаты точки приёма?

— Данные со спутников пока не полные, обрабатываем. Пока мишень в радиусе ста-ста пятидесяти километров. Если сигнал удержится — вычислим.

Молодежь сидела тихо, чтобы не выгнали, и впитывала причастность к величайшему событию в истории человечества.

Возвратясь после байкальских приключений в Краснодар, Рита в первый же вечер на пробежке рассказала Матвею про идею провести неделю отпуска на базе отдыха. Расписала красоты соснового леса и озера, в красках рассказывала, как там классно и как хорошо они там всей семьей проводили время.

— Ритуль, ты хочешь на эту базу, — Матвей на бегу повернулся к ней. — Так давай поедем.

— Точно? Ты не против? — она остановилась. — Может, на море?

— Рит, я не море и не лес поеду смотреть.

— Да? — они мило покраснела, и он нежно провел по розовой щеке кончиками пальцев.

Потом она ему докладывала, что мама забронировала для них домик, корректировала даты, когда выяснилось, что они приезжают на три дня раньше, рассказывала, как они будут на водных мотоциклах и лыжах кататься, загорать, плавать. Он совсем соглашался и все планы поддерживал. А в последний вечер 'в командировке' на Урале, когда они сидели, обнявшись, на уступе, смотрели, как сосновые ветки щекочут солнце за пятки, изредка коротко и нежно целовались и опять обсуждали поездку, он вдруг нахмурился и заявил решительно.

— Нет, я так не могу.

— Что не можешь? — растерялась Рита.

— Не могу просто взять тебя и увезти. Все же будут знать, чем мы будем там заниматься, твои родители, бабушки, деды. Когда вернемся, как я буду им в глаза смотреть?

Рита от возмущения опешила и несколько секунд только бурно дышала.

— Тебя что, Вадька покусал? Ты что, не хочешь?! — она потрясла головой. — Я не понимаю... — в голосе послышались слёзы.

— Ритуська, — он привлёк ее к себе. — Всё у нас будет. Только как полагается.

— Свадьбы ждать? — Рита готова была зареветь.

— Не свадьбы, — Матвей поцеловал её ладошку. — Попрошу твоей руки, если родители согласятся — устроим помолвку.

— Если согласятся? — почти невеста всё-таки всхлипнула, но от смеха. — Да разве папа разрешил бы мне спать в твоей комнате? Нет, драться не его стиль, но и тебе, и мне объяснил бы доходчиво. Вот мама бы точно — тебя веником, а меня полотенцем по попе.

— Уф, — шумно выдохнул, приложил руку к сердцу. — Пронесло.

— Да ну тебя, — шлепнула по руке, прижалась, тихонько погладила...

— Вот это я понимаю, высокие моральные принципы, — восхищалась Лиска Русанова, пока они ждали машину после парикмахерской, маникюра и педикюра. — Всё серьезно, помолвка, первая брачная ночь. То ли дело мы с Климом — как коты дворовые.

Девочки сдержанно хрюкнули.

— Я лично на любой вариант согласна, — для Ангелины это по-прежнему была болезненная тема. — Ничего, или я его на этом море соблазню, или в море утоплюсь, и пусть он умрёт от раскаяния. Ну, или зачахнет.

Поездка на море организовалась как-то спонтанно. Рита уезжали с Матвеем на базу отдыха, Клим уехал поступать в Краснодар, в лётное. Алиса Русанова ходила кислая, Маша Колодей с заплаканными глазами, и Мила Серебро в обеденный перерыв вдруг предложила.

— Девчонки, а давайте на море съездим на неделю? В Сочи или Крым? Русановы впятером, Серебро вшестером и Колодеев четверо. Развлечёмся, обстановку сменим. А остаток отпуска традиционно.

— Идея неплохая, только где мы на такую ораву жильё найдем за неделю до заезда? — засомневалась Катя.

— Вопрос не в том, что не найдём, а сколько это будет стоить, — задумчиво протянула практичная Маша.

— Знаете, девочки, мне кажется, мы можем себе позволить, — решительно объявила Люда. — Я собиралась с мужем на Чёрное море ещё с медового месяца за Полярным кругом, и так ни разу не попала.

— Слышала — инициатива наказуема? — Катя нацелила на подругу вилку. — Вот и занимайся.

Людмила Евгеньевна, разумеется, справилась. До отъезда осталось сделать одно дело — пропить Риту.

Вечеринка по поводу помолвки была скромная, все свои, как обычно. Ну, еще Келлеры приехали, Есины. Галина Быкова с мужем. Да, повезло женщине — сменила ненавистную фамилию Коровина. Матвей всё никак не мог улучить момент и, собственно, сделать предложение. Прилетели из Магнитогорска поздно, сразу спать. Утром, на бегу выпив по чашке чего-нибудь, разошлись — девочки поддержать Риту в стремлении к красоте, женщины на кухню, мужчины — расставлять и накрывать столы. Младшее поколение, как засадный полк, бросалось на прорыв — помогать, куда звали. Матвей мотался по кухне, по двору и становился всё мрачнее и мрачнее.

— Матвей, что-то случилось? — Рита впорхнула в его комнату красивая, нарядная, душистая.

Он, сердито сопя, зашнуровал начищенные до блеска туфли, встал, начал молча надевать рубашку.

— Матвей, — Рита подошла, прижалась, не боясь помять своё платье и его рубашку. — Скажи, что случилось?

— Ничего не случилось, — голос был обиженный. Поцеловал её в волосы, положил подбородок на макушку. Помолчали.

— Матвеееей, — пропела она тихонько, целуя голую грудь. По коже прошла крупная дрожь.

— Ритуль, вот что сейчас праздновать собираются?

— В смысле? — она подняла голову, посмотрела на него.

— Предложения тебе я так и не сделал, вообще-то.

— Ааа! Точно! — она оживилась. — А при всех ты не хочешь, — утвердительно. — Сиди тут, я сейчас.

Убежала. Минуты через три явился ухмыляющийся Кир.

— Матвей, иди уже. Готово.

В пустой гостиной на диване рядом с матерью сидела Рита, отец стоял сбоку. В кухне, прислонясь к разделочному столу, сложив руки на груди стояли три брата, туда же, гыгыкнув, убежал Кирилл. Матвей откашлялся и пошёл к дивану. Рита встала рядом, взяла его руку, он сжал её пальцы, сильно-сильно.

— Игорь Вадимович, Людмила Евгеньевна, — голос, в начале немного не уверенный, креп с каждым словом. — Мы с Ритой любим друг друга, и всегда будем вместе. Я прошу вашего согласия на нашу свадьбу.

Людмила Евгеньевна подошла к мужу, положила руку ему на локоть, они переглянулись коротким взглядом.

— Маргарита, Матвей, — начал чуть хрипло Игорь Вадимович. — Вы взрослые и сами решаете свою судьбу. Надеюсь, вы будете счастливы и ваша любовь — навсегда. Мила?

— И помните, что вы — часть большой семьи, дети, — мягко проговорила мама. В глазах блеснули слезинки.

Рита потянула Матвея, подбежала, обнялась с мамой, отцом. Игорь пожал зятю руку, хлопнул по спине. Мила обняла крепко, поцеловала в щеку. Из кухни раздались аплодисменты и голос Никиты.

— Всё, есть видос. Нормально так получилось, только Рита в разных туфлях, почему-то!

Утром хозяева оставили дом и гостей на Золотаревых и Нетесиных и отбыли отдыхать. 'Молодые' уехали вечером. Тихо ушли в дом, пока все веселились, быстро сбегали в душ, переоделись. Сумки с вещами Матвей загодя унёс в старую дедову машину, отданную им во временное пользование.

— Я пойду маму позову, — они вышли на крыльцо.

— Мы здесь, — родители ждали у ступенек.

— Мы поедем, мамуль, — Рита сбежала вниз, обняла маму. — Я завтра позвоню.

Мила поцеловала дочь, почти зятя, Игорь скупо погладил Риту по плечу, с Матвеем пожали руки.

— Осторожнее за рулём, — негромко напутствовала мама. Ритуля помахала от машины.

— Хорошо!

— Вот и выросла, — глядя от ворот вслед, проговорила Мила.

— Ты плачешь у меня, что ли? — Игорь обнял жену, поцеловал мокрые глаза.

— Немножко, — вытерла слёзы, обняла за шею, вгляделась. — Ага, а сам волнуешься.

Улыбнулся, наклонился поцеловать по-настоящему.

— ..., и у вас медовый месяц, — сказал ехидный голос Влада Келлера.

— Не завидуй, — усмехнулся Игорь. — Или завидуй, но молча.

— Пошли накатим, что ли, Батя. Сто лет у вас не был. Лепота-то какая!

— Так ты, вашество, большой начальник. Не досуг.

— И не говори. Златка выгонит скоро. Ревнует, — с удовольствием.

— Нет, она собственница, — утешила Людмила Евгеньевна, пока они медленно шли по дорожке к саду. — Не выгонит. Так, покалечит если.

— Спасибо, предупредила, — нарочито упавшим голосом. — Значит, никаких шансов, что меня, одинокого, приютит молодая нимфа?

— Я не поняла, — навстречу вышла Злата, упёрла руки в бока. — Что за молодая?

— Я говорю, ты у меня самая молодая, самая красивая, — Влад обнял жену, повёл к столу. — Талия как у девочки, кожа. А глаза!

— Вот ведь зараза, — восхитился Игорь. — Я так никогда не умел.

— Да тебе и не нужно, — Мила улыбнулась, провела рукой по его виску, волосам. Больше ничего не сказала, но он и так знал, что для неё он — лучший. Навсегда.

Рита и Матвей приехали на базу довольно поздно. По аллеям гуляли редкие парочки, от танцплощадки доносился голос диджея, зажигательная музыка, свист, крики. Они шли в противоположную сторону. Там, в сплошном зелёном лабиринте живой изгороди, едва виднелись за листвой домики под огромными соснами. Разноцветные фонарики деликатно освещали тропинки и шум как будто растворялся в тёплом полумраке.

— Мы пришли, — сработал датчик, и над входом загорелась лампочка, подсвечивая номер дома, террасу. Матвей отпустил Ритину руку, отпер дверь, велел.

— Постой.

Она терпеливо дожидалась, пока он внесёт сумки, включит внизу свет. Вернулся, подхватил её на руки, перенёс через порог.

— Ты самый-самый романтичный мужчина на свете, — она хихикнула, но тут же поцеловала в губы. — Не думай, мне очень нравится!

— Я надеюсь, — посадил её на диван, практично запер дверь, снял обувь. Подошёл, встал на колено, достал из кармана бархатную коробочку, открыл. На красном фоне тускло сверкнула жемчужина. Осторожно вынул, взял Ритину протянутую ладошку, аккуратно надел на безымянный палец.

Она полюбовалась, потянулась поцеловать, прошептала.

— Пусть оно будет моим обручальным. Одно-единственное, как ты. Навсегда.

Целовались до тумана в глазах, отстранились перевести дыхание. Взялись за руки, он щелкнул выключателем и они в темноте, освещенной крохотным ночником, пошли наверх, в спальню.

Квадратная комната с окном во всю стену, за которым ночь. Расстеленная кровать, девушка и мужчина. Долгожданная нагота, поцелуи, ласки. Как выразить, что хочешь отдать ему всю себя, без остатка? Как рассказать, что нет ничего желанней и упоительней, чем его губы на твоих губах? Он касается груди, осторожно и ласково целует сосок, а ты изнемогаешь от нежности, от любви. Его ладонь, горячая и сухая, скользит по коже, трогает, и у тебя сохнут губы от предвкушения, от желания большего. Ты вся податлива, как вода. Он вздрагивает от твоих прикосновений, мышцы на спине, плечах каменеют, ты проводишь ладошкой по твёрдым ягодицам, по бедру. Целуешь его руки и плечи, грудь в испарине. Он снова и снова ищет твои губы, как будто вокруг нет воздуха, и ты делишься с ним дыханием, и сама задыхаешься без него.

И ты, и он невинны, как дети, но нет стеснения, неловкости, боязни неудачи. Как можно стесняться — ведь это он, Матвей. Они — одно целое, глупо стесняться собственной руки. Как можно думать, что у него не получится — ведь это она, Рита, его единственная, его продолжение, его начало. Они соединяются, изумляясь от правильности того, что происходит, замирают, глядя друг другу в глаза. Чудо — видеть в другом свое отражение. Вся любовь мира соединяется в одной точке, и это становится невыносимо. Он начинает двигаться, не в силах сдержать стон и сдержаться, она подчиняется и только вздрагивает, вскрикивает от полноты и новизны ощущений. Немного больно и тело сопротивляется, но она смелая и храбрая и знает, что надо подчиниться, уступить, раскрыться. Он шепчет безумные слова, целует, отступает и наступает, как прилив и в какое-то мгновение океанская волна поднимает её, смывая боль, и она парит в невесомости, кричит и смеется от первозданной чистой радости. Он едва удерживает себя на вздрагивающих от напряжения руках, тяжело дышит, и она притягивает его на себя, обнимает изо всех сил. Его переполняют благодарность, восторг, благоговение к ней, к той, с которой он стал Мужчиной, к той, что с ним стала Женщиной.

— Рита... Рита... — слова куда-то теряются.

— Я так счастлива, — шепчет она. — Так счастлива!

— Я когда-то не верил, что ты существуешь. Думал, я тебя выдумал, — проговорил он глухо ей в плечо. — А ты — есть. Ты — всё, что у меня есть, понимаешь?

Перекатился на спину вместе с ней, сжал до боли.

— Я теперь знаю, что чувствовали Адам и Ева, — сообщил ей.

— Угу, — согласилась Рита.

Помолчали, бездумно гладя друг друга, почти засыпая.

— В душ, — сделала над собой усилие Рита. — Отнеси меня, — пощекотала, хихикнула, шлёпнула его по руке. — Не щекочись!

— Я думал, ты мне намекаешь, — встал вместе с ней, держа её в руках, побалансировал, запнувшись об упавшее покрывало, понёс вниз.

— Мы застрянем тут, как Винни Пух, — объявила она, глядя на узкую лестницу. — А возможно, и что-то сломаем!

— Ногу?

— Перила! — и забарахталась, сползая.

Утро принесло массу открытий. Рита проснулась первой, повозилась, потёрлась закинутой на его бедро ногой. Простыня начала странно топорщиться.

— Интересно, как это работает? — и смело нырнула под простыню. От её исследовательского пыла он моментально проснулся.

— Рита... — попытался отобрать у неё простынку, но она выглянула одним глазом и спряталась.

Матвей терпел, сколько смог, но он же был, безусловно, сильнее! Вытащил её, хохочущую, опрокинул с рыком, зацеловал, раздвигая бёдра. Она охотно подчинилась, обнимая, любя...

Сходили на завтрак, вернулись, почти бегом, торопливо разделись. Он, наконец, посмотрел на неё при свете, любовался, целовал, трогал.

— Матвей, нет! — она колотила по постели ногами, захлёбываясь от смеха. — Тут щекотно, а приятно — вот! — положила его руку.

— Надо потом повторить, для закрепления навыка, — он был серьёзен. — Ты уверена, что тут щекотно, а не приятно? — и коварно провел пальцем под рёбрами.

Глава 11.

Конечно, никто в мире не осудил бы молодую пару, которая свою медовую неделю провела исключительно в постели. Но и Матвей, и Рита любили спорт, прогулки, им нравилось заниматься вместе всем на свете, а в сутках было целых двадцать четыре часа! Им даже не мешало, что Рита была заслуженной совой, а Матвей привык просыпаться очень рано, поскольку занимался спортом профессионально и до школы еще надо было попасть на тренировку. Поэтому он просыпался, едва начинало светать, пытался осторожно выбраться из-под одеяла (и из-под Риты, чего уж там скрывать), она соскальзывала на простыню медленно-медленно, срабатывали непреложные физиологии, и пробежка откладывалась. Потом Ритинья с чувством выполненного долга обнимала подушку и опять засыпала, а он шёл бегать. Потом она чудесным образом просыпалась и шла в душ как раз тогда, когда Матвей снимал внизу обувь. В душе история с физиологией повторялась и на завтрак они шли голоднющие. До обеда играли на пляже в волейбол с весёлой студенческой компанией, после — катались на водных мотоциклах или гоняли на квадроциклах. Могли просто пойти гулять по лесу. Вечером Рита наряжалась и прихорашивалась, Матвей вообще всегда был красивый, и они отправлялись ужинать и на танцплощадку, ненадолго. Возвращались к себе в номер, по дороге Рита обязательно звонила маме, Матвей разговаривал с кем-нибудь из парней Серебро или с Климом, осваивающим курс молодого бойца. Обменивались новостями и пили сок на маленькой террасе, заигрывали, целовались. Куда торопиться, если впереди вся ночь, или даже вся жизнь? Потом вдруг срывались с места, как при сигнале о надвигающемся торнадо, падали в разворошенную с обеда постель и мир вокруг выключался.

Неделя пролетела быстро, и очередным вечером вместо дискотеки они поехали домой. По дороге заехали купить у рыбаков свежей рыбы на завтрашнею уху и вяленой — дедам.

— Давай уж и пива заодно купим, — предложил Матвей.

Заехали в супермаркет, купили ещё конфет, минералки, вкусной колбасы по акции, сыра, йогурт.

— Завтра надо придумать ужин на двадцать человек, — вслух размышляла Рита. — Уху не все едят, окрошки на йогурте сделаем, и плова в казане, деды помогут. И я шарлотку хочу, умираю просто.

— А как наши из аэропорта доберутся? — Матвей сидел рядом с Ритой, максимально отодвинув переднее сиденье. Она сосредоточенно рулила.

— Они сначала на платной стоянке авто хотели оставить, но это выходит по цене нового минивэна. Мама говорит, заказали уже два микроавтобуса в транспортном агентстве.

Бабушки, конечно, не спали, и дедам не дали. Все ждали на крыльце, самовар тихонечко пел. Встретили внуков радостно, расцеловали, кинулись кормить. Вадим Олегович и Евгений Григорьевич, отмахиваясь от жён, почали бутылочку живого пива, отрезали по куску от жирной, прямо-таки лоснящейся, рыбы.

— Вадим Олегович, завтра научите меня плов делать? — Матвей сидел с мужчинами, но пил не пиво, а фруктовый чай — другого на ночь бабушки не признавали. — Евгений Григорьевич?

— Перво-наперво, — дед Женя отпил, вытер с бороды пену. — Ты что нас по отчеству-то, сынок? Ты ж зять теперь. Зови правильно — батя, мамка, нас дедом, бабкой. А то как не родной... Понял?

Матвей немедленно покраснел, даже уши стали пунцовые. Молча кивнул.

— Правильно, — пробасил Вадим Олегович из кружки. — А второе — из мороженого мяса — это не плов. Завтра по утрянке на рынок поедем.

На удивление, Рита вскочила с Матвеем вместе.

— Надо прибраться, пыль погонять, — торопливо расчёсывая волосы, ответила удивлённому Матвею.

— Я приеду, помогу, — поцеловал в губы.

— Конечно, поможешь, — удержала рукой за плечо, поцеловала в ответ. — Баню топить ещё, готовить.

— Не суетись, всё успеем, — настроил он её твёрдо.

Они и правда успели — натопленные бани, чистота в доме, пахнущий на весь двор плов, настоявшаяся крепкая уха, свежая остренькая окрошка, две шарлотки на нарядных блюдах. Рита очень старалась всё сделать правильно, показать, что она взрослая, почти замужняя женщина.

Серебро приехали из аэропорта одни, Русановы и Колодеи проехали через городок — сбросить вещи, и хозяева, в ожидании гостей, пошли париться.

— Какая ты у меня умница, Ритуська, — Мила прижала к себе дочь, поцеловала в макушку. Они сидели в беседке, отпаивались чаем с душицей. — И Матвей твой.

— Мам, у нас всё хорошо, — Рита ответила на незаданный вопрос, счастливо вздохнула. — Очень хорошо, лучше не бывает просто!

— Ты так сияешь, — мама улыбнулась. — Просто светишься вся. Я рада, дочунь.

— Интересно... — пробормотала Рита, подумав, что там у Ангелины с Вадимом, получилось, нет? По телефону подруга, по понятным причинам, ничего такого сказать не могла.

— Ты про Вадьку, что ли? — прыснула Людмила Евгеньевна. Рита поразилась, потом успокоилась — это же мама, она всё всегда про всех понимает. — Наша амазонка победила.

— Дааа? — пропела Рита, хихикнув. — Всё, можно считать, что Вадик без двух минут женат! Несите следующего!

— Это Женьку что ли? — Мила вздохнула. — Он слишком легко сходится и расстается. Девушка должна быть очень особенная, не похожая ни на кого, чтобы он влюбился один раз в жизни и навсегда, потому что он такой же однолюб. Это у нас семейное.

Согласно помолчали.

— Да, я забыла сказать, — Мила подлила себе чая. — Колодеи привезут Алину Морозову с малышкой погостить. Я их ещё до отъезда пригласила.

— Мам, — Рита задумалась, пытаясь вспомнить. — Я её знаю?

— Знаешь, только как Абашеву. Она же фамилию сменила на девичью.

— Точно, она у Маши на дне рождения была. Она мне очень понравилась, мы даже иногда в сети общаемся, ну, там 'как дела', 'что нового'. Только она замкнутая, мам.

— Ничего удивительного, — едва слышно пробормотала Мила. И громче. — Чаще будете общаться, может, подружитесь.

— Ой! — вспомнила Рита. — Дед Матвею велел вас звать мамой и папой! Я не уверена, что он в самом деле будет, но ты не удивляйся, если что. И папу предупреди, ладно?

Мила поцеловала дочку в висок, про себя улыбнувшись тому, как Рита защищает парня. И грустно подумала, что каждому человеку хоть раз в жизни хочется произнести два этих слова — мама и папа...

Год спустя.

— Каждый год, как второй курс первый раз на лётную практику прибудет, обязательно в нагрузку делегация примотает, — несколько заунывно говорил Матвею Волконскому летчик-инструктор Сергей Шалданов перед первым вылетом. — Телевидение, звёзды, начальство с Москвы. Сегодня аж главкома ВКС ждут с шишкой какой-то. Сядешь — не абы кто тебя *опой о бортовой номер бить будет.

Матвей промолчал.

— С Серебро вообще, начальник училища полетит. Нет бы просто с инструктором, лишний стресс девке, — голос стал заунывно-сочувствующим.

Волконский взобрался по лесенке в кабину, надел шлем, техник проверил ремни, закрыл фонарь. Инструктор сел сзади, доложил о готовности. Матвей довольно уверенно выполнил лист контрольных проверок.

— ... ...закрылки 15, взлет с конвейера.

— Взлетай, — благословил руководитель полётов.

Матвей столько раз сидел за штурвалом тренажёра, столько раз представлял свой первый полёт... Страшно не было, но был такой восторг, что хотелось орать. Орать, понятно, было нельзя. Набор высоты, полёт по кругу, запрос на посадку. Самолёт, покачав крыльями, мягко коснулся полосы тремя точками, Матвей вырулил на стоянку, заглушил двигатель. Ему казалось, что он абсолютно спокоен, посмотрел на свои руки — пальцы мелко подрагивали на штурвале. Расстегнул шлем, провёл рукой по лицу. Скрипнул, отъезжая, фонарь, Матвей отстегнулся, выбрался из кабины. Его сняли с последней ступеньки лесенки, начали качать, чувствительно приложили пятой точкой к бортовому номеру, потом ещё раз.

— Хватит этого кабаняку нянчить, грыжу наживем, — проговорил со смехом чей-то знакомый голос. Волконского, наконец, поставили, начали обнимать, тискать. Ладно свои ребята-курсанты, командиры, инструкторы, куда ни шло. Но обниматься с главкомом ВКС Матвей как-то не рассчитывал. После крепких лап Владислава Германовича его перехватил ещё кто-то, он повернулся...

— Поздравляю, Матвей, — Игорь Вадимович взял за плечи, посмотрел в глаза, притянул сильно. — Хорошо летал, молодец.

— Спасибо, — Матвею почему-то трудно стало говорить и дышать. — Бать.

Генерал-полковник похлопал его по спине, подтолкнул вперёд.

— Пойдём, там Рита наша сейчас садиться будет. Встретим, не дадим копчик отбить, — толкнул локтем и подмигнул.

— Матвей, Матвей! — вопила Рита у него на руках — никому не доверил, сам качал и попой о борт шлёпал аккуратно. — Я так кричала, я так пела! Про себя только! Это нереально здорово!!!

— Я верю, Ритуль, — рассмеялся тот. — Сюда посмотри, — и повернулся, ставя её на ноги. Рита увидела отца, губы задрожали, как у маленькой. Кинулась, обняла.

— Папа, ты видел, да? Ты специально прилетел!

— Конечно, — прижал к себе дочь. — Как я мог не прилететь?

Она отстранилась, посмотрела на отца, опять прижалась.

— Спасибо, папуль!

— Да что ты, маленькая, за что спасибо-то? — похлопал по попе. — Ладно, выдвигаемся, сейчас крайние сядут, и ваш командир итоги подводить будет. Ещё обед праздничный, куда ж без этого?

Смотрели, как взлетают и садятся парни и девчонки, качали, обнимались. Все радовались — и седые мужчины, и курсанты. В этот момент все были равны, испытывали одинаковые чувства, не понятные ходящим по земле.

— Как там Вадька с Женькой наши, — Рита вздохнула. — Привыкла, что всегда вместе.

— Надо было в истребители проситься, — повернулся к ней Матвей. — Летала бы с ними в Армавире.

— Нет, — вздохнула Рита, на секунду взяв его за руку. — Я с тобой, в дальнюю.

Потом был импровизированный концерт силами подшефной школы, обед. Второкурсники договорились встретиться в городе, отметить своим кругом, подошли к Рите и Матвею.

— Мы бы с радостью, — оглядываясь на Матвея, неловко оправдывалась Рита, покраснев. — Только... папа до утра остается, мы с ним ужинать договорились.

— Да норм, Рит, — успокоил Давид Пойда. — Мы ж понимаем. Но вас не позвать то же лажа. Посидим ещё. Всё, давайте, — парни тепло пожали лапу Матвею, сделали ручкой Рите.

— Идём, — Матвей приобнял её, повёл. — Отец в машине ждёт у КПП.

Сидели в загородном ресторане, в большой беседке, было малолюдно, тихо, пахло шашлыками, что невдалеке жарил пожилой армянин. Рита с Матвеем сидели рядышком, не отсвечивали — помалкивали, слушали. Кроме Игоря Серебро в компании были Келлер, Серов, Григорьев, командир авиабазы, руководитель полётов, то же бывший лётчик. Вспоминали курсантскую молодость, свой первый вылет, смеялись над собой, над молодыми.

— Курсантские полеты по кругам, при взлете с конвейера, ошалевший курсант кричит в эфир: '....закрылки 15, взлет с контейнера!'. Я ему '...взлетай... с контейнера'.

— Я В Ртищево в прошлом году был. Первый самостоятельный полёт, курсант явно идет с перелетом площадки, но все еще пытается примоститься. РП на площадке посадку запрещает и отправляет его на аэродром. Говорит: 'Я 'Буран-1' посадку на площадку запрещаю, набирайте 200 следуйте на аэродром'. Курсант, с обидой в голосе: 'Понял, 'Баран-1'.

Рита сдавленно хрюкала и сжимала под столом руку Матвея. Отец посмотрел на них с гордостью и ласковой усмешкой, позвал.

— Пойдемте маме позвоним, парням, — и первый поднялся.

В этот раз в отпуск молодежь прилетела домой с разницей в восемь часов. Рита с Матвеем оставили вещи в камере хранения аэропорта и поехали в Одинцово.

— Неудобно, я сколько Андреичу обещал, что приеду, и всё никак, — сказал он Рите несколько дней назад, перед покупкой билетов.

— И правда, давай съездим, — загорелась Рита. — Только каникулы, ваша эта спортшкола закрыта, наверное.

— Ну, Михал Андреич всегда в июле отпуск берёт, и то уезжает на неделю, дней на десять, а потом в школу каждый день приходит. Мы к нему и летом ездили поболтать, кофе попить. Он нам вечно конфет накупит, мороженого.

— Надо и ему что-то привезти, — с энтузиазмом тряхнула головой Рита. — Что он любит?

— Работу свою, — усмехнулся Матвей. — Нас, мальчишек. Кофе очень любит, чёрный, как деготь. У него в кабинете чайник электрический, и большая банка кофе, всегда. И карамельки.

— Давай ему подарим гейзерную электрокофеварку и молотого кофе хорошего.

— И карамелек, — обнимая Риту и улыбаясь её деятельному порыву, согласился Матвей.

К двухэтажному зданию со знакомой вывеской Матвей привёл Риту самой короткой дорогой, провёл через черный ход узким коридорчиком в заваленную всяким инвентарем тесную комнатушку.

— Здрасьте, Михаил Андреич, — просунул Матвей голову в дверь. — можно?

Пропустил вперед Риту, следом вошёл сам. Им навстречу поднялся невысокого роста крепкий человек с абсолютно лысой головой, множеством морщин у глаз.

— Ого, какие люди, — протянул руку Волконскому, крепко пожал, обнял. — Давно тебя не видел, Матюха. А это что за красавица? Невеста твоя, что ли? Ну, садитесь, садитесь.

Рита села на скамейку у стены, мужчины за стол. Серафимов щелкнул кнопкой на чайнике, достал три разномастные кружки, подвинул банку с кофе.

— Не молчи, рассказывай давай, — толкнул Матвея в колено. — Звонишь редко, спасибо, хоть пишешь. В отпуске? Где отдыхать думаешь? А то давай, у меня оставайся.

Отдали подарки, Матвей начал рассказывать про учёбу, лётную практику, про отпуск у Серебро. Рита пила маленькими глоточками крепкий горький кофе, кивала и улыбалась, когда Матвей смотрел на неё, что-то отвечала Михаилу Андреевичу, когда он к ней обращался. Матвей расспрашивал про друзей, про школу. Говорили о соревнованиях, в которых участвовали нынешние ученики Серафимова, об армейских. Сходили пообедать все вместе, потом тренер подвёз их до станции.

— Зимой приезжай, — велел Серафимов. — Про училище расскажешь пацанам, спарринги проведёшь. Родню вон с собой привози.

— Мы приедем, — пообещала за всех Рита. — Рада была с вами познакомиться.

— Хороший он дядька, — Рита положила голову на плечо Матвею.

— Угу, — согласился. Электричка мягко постукивала, негромко шумел кондиционер.

— Приедем, отоспимся, и завтра в Москву. Погуляем, по магазинам походим. Купишь мне что-нибудь красивое?

— Угу.

— Матвей, ты почему всегда со мной соглашаешься? — вдруг возмутилась Рита ни с того, ни с сего.

Волконский молча пожал плечами.

— Нам срочно надо поругаться, — решила Рита, садясь прямо и скрещивая руки на груди. — Мы с тобой вместе два года и ни разу не поспорили, даже по мелочам. Что, если мы начнём ссориться потом, в какой-нибудь ответственный момент, в серьёзной ситуации?

— Давай поругаемся, — покладисто кивнул Волконский.

— Вот ты опять соглашаешься! Ладно. Что ты думаешь о правах женщин?

И он рассказал о равноправии полов, поведал политические взгляды, обсудил с ней отношение к супружеской измене, китайской кухне и анимэ.

— Да что ж такое-то! — расстроилась Рита, за полтора часа исчерпав все попытки. — Мы, получается, идеальная пара. Даже если с чем-то не согласны, то уважаем точку зрения друг друга, готовы идти на уступки. Но в основном мы смотрим на вещи как будто одними глазами. Даже вкусы в еде у нас общие!

— Я не люблю всяких морских гадов, а ты их ешь. А хрен терпеть не можешь, а мне нравится.

— Это исключение, подтверждающее правило, — она счастливо вздохнула. Подлезла ему под руку, прижалась.

— Рит, а сколько у нас будет детей? — поцеловал теплый висок, потёрся щекой.

— Не один, это точно. Трое, может. А ты сколько хочешь?

— Много. Сколько родишь. Интересно, а у нас могут близнецы быть? Или они через поколение рождаются?

Рита, не ответив, потянулась поцеловать вкусные губы, не обращая внимания на суетящихся пассажиров, толпой устремившихся на выход.

Выросший в детском доме Матвей и Рита, привыкшая, о выражению деда Жени, 'жить на вокзале' — большая семья, да ещё и гостей у Серебро любили, потом весь год общежитие — всё-таки изредка хотели побыть только вдвоём. В прошлом году ездили на базу отдыха, а в этом решили пару ночей провести в родительской квартире в городке.

— Тем более, ты нашу квартиру ещё не видел, — собирая кое-какие вещи и складывая в корзинку мамины булочки на завтрак, обрадовала Матвея Рита.

— Так, вроде, к вам туда пропуск нужен, — переодеваясь из шорт в джинсы, удивился Волконский.

— Нужен, — лукаво улыбнулась девушка. — Я попросила папу, и он договорился. Он же у тебя спрашивал справку об обучении, ты ему отсылал.

— Да я как-то не интересовался, зачем. Надо и надо, — пожал плечами. — Но мне е нравится твоя идея.

— Это ты ещё не про все мои идеи знаешь, — многообещающе заметила Ритинья, передавая ему поклажу.

Дома Рита первым делом прошлась по квартире, опуская жалюзи. Матвей рассматривал фотографии на стенах гостиной, множество медалей и кубков, детские поделки и модели на полке, грамоты в рамках.

— Тут прямо-таки музей имени вас, — крикнул наверх Рите.

— На выставке Ван Гога я главный экспонат, — пропела она сверху. — Иди сюда!

Матвей легко пробежал два пролёта лестницы, заглянул в комнату.

— Ого, как классно сделано, — разглядывая фото Земли из космоса. Перевёл взгляд на Риту, скромно сидевшую в широком плетёном кресле-качалке, замолчал. Рита повела плечиком, поправила подол у нечто почти прозрачного и невесомого, открывавшего грудь до самого низа и ноги до самого верха. Матвей как-то судорожно выдохнул и начал раздеваться. Ритинья скромно потупилась и порозовела.

Они, разумеется, изучили возможности кресла. Несмотря на заслуженный возраст и довольно громкий скрип, кресло выдержало двойную нагрузку под вибрацией. Правда, они чуть не перевернулись, но Матвей проявил чудеса эквилибристики, и вывел кресло из пике. Зато с кроватью так удачно не получилось. Мало того, что она была не широкой, так ещё по длине Матвей помещался только по диагонали. Они долго устраивались, то прыская, то хохоча, обнаружили, что сна ни в одном глазу, занялись любовью. Средство от бессонницы подействовало замечательно, но не успела Рита досмотреть первый коротенький сон, как проснулась на полу.

— Матвей, — встала, потирая ушибленное бедро, постучала кулачком по широкой спине. — Подвинься!

Попытка уснуть номер два окончилась падением Олимпа. Волконский грохнулся с таким шумом, что Рита подскочила с колотящимся сердцем.

— Выхода нет. Или мы убьемся, или... — слезла с кровати, протянула руку сидящему на полу смеющемуся Матвею, потянула.

— Сразу надо было спать у родителей в спальне, но мне это казалось... неправильным, — пошла вниз, держа Матвея за руку. Остановилась у двери в ванную.

— Матвей, если, к примеру, нам нельзя есть конфеты, но мы нашли пакет, то какая разница, сколько конфет мы съедим — одну или несколько?

— Я понял, что это аллегория, — он обнял её. — Так что ещё ужасного мы сделаем, кроме как нарушим границы родительской спальни?

— Залезем в их джакузи!

Через некоторое время.

— Надо было искать себе парня покомпактнее, — пытаясь пристроить в ванной длинные ноги, посоветовал Матвей любимой.

— Просто у себя мы поставим такую штуку побольше, — обвиваясь вокруг него для экономии места, ответила Рита. — Включай уже. Ай! Выключай! Мы Русановых затопим!

Проснулись сильно после обеда.

— Ого, — посмотрев на часы, зевнула Рита. — Второй час уже.

— Ещё бы. Полночи квартиру громили, потом полночи возвращали как было, — пробубнил Матвей в подушку. — Рит, есть хочешь?

— Хочу, — Рита подвинулась поближе, укусила его под лопаткой, спустилась ниже, лизнула. Он перевернулся, потянул её на себя, поцеловал капельку соска. Руки прошлись по её бедрам, выравнивая, направляя. Она наклонилась поцеловать, дыхание становилось рваным, кожа — влажной и чувствительной.

— Матвей... Матвей... Матвей!

Он зарычал, подминая её под себя, двигаясь длинными рывками, она обхватила ногами его талию, сжимала сильнее. В ушах у обоих грохотали африканские барабаны. Финал был оглушающим, как лавина, и умиротворяющим, как тёплый дождь после жары.

Глава 12.

— Знаю я, что вы не пьёте, — Саша Колодей разлил по стаканам водку, немного, на дне. — Но за первый орден и ваш абсолютно непьющий отец пригубил. — За твою награду, сын. За то, чтобы число взлётов равнялось числу посадок.

Молодёжь следом за ним, морщась, выпила по глотку, даже Рита. Мария Всеволодовна подвинула всем тарелку с маленькими, на один укус, бутербродами, потрепала по голове Клима. Глаза у неё были красные, но она старательно улыбалась, шутила.

Новость о том, что Клим Колодей награждён Орденом Мужества за аварийную посадку самолёта, через два дня затмила другая, ещё более ошеломительная.

Клим ввалился в комнату к парням с немного безумным взглядом, бухнулся на кровать Матвея, уставился в стену.

— Клим, мля, — вытаскивая из-под него ноги, ругнулся Волконский. — Тебе Саша втихую чекушку оставил, будущие ордена обмывать, а ты сильно заранее начал?

— Случилось что? — Вадим подошёл, тряхнул его за плечо.

— Лиска беременная, — будто себе не веря, проговорил Клим. — Представляете? Она мне позвонила, говорит, точно, у врача была.

— Ни фига себе!

— Да ты папаша теперь!

— Выше бери — отец!

Парни шумно радовались, подкалывали, тормошили ошарашенного друга. В дверь постучали. Пришла Рита с огромными глазами, с которой подруга, разумеется, поделилась. Восклицания и шум усилились. Клим, которому опять позвонила Алиса, ушёл всё с тем же потрясённым выражением лица, тройня позвонила домой родителям, раз уж Рита пришла. Матвей поздоровался, побыл пять минут и ушёл в спортзал. Серебро ещё немного поговорили, вполне уверенно заверили, что новых внуков у родителей скоро не появится и распрощались. Вадим и Женя для верности решили позвонить Лине и Ляльке, а Рита ушла к Матвею, без всякого повода — они проводили вместе каждую свободную минуту.

— Представляешь, Лискин ребёнок школу окончит, когда им с Климом лет по тридцать шесть будет. Мама нас только родила в этом возрасте. Я как-то не задумывалась никогда, а сейчас думаю — мы с тобой раньше тридцати родить не сможем, да? — как-то грустно спросила Рита у Матвея, когда они сидели на скамейке в парке перед поверкой. — Я хочу первый контракт пятилетний отслужить, и второй почти полностью, и в декрет тогда уж.

— Хороший план. У Клима с Алисой тоже такой был, интересно? — невинно поинтересовался Волконский. Рита посмотрела возмущённо, и он взял её за руку, поцеловал ладошку. — Ты сама говоришь, что мама родила вас в тридцать шесть. Никто не знает, что будет дальше. Давай лучше думай о важном.

— О чём это?

— Какое платье ты хочешь и что мы им на свадьбу подарим?

Платья, как решила Алиса, подружки невесты могут выбрать по своему вкусу, и любого цвета. Однако девочки, посовещавшись недолго — недели две, примерно — решили одеться в одном стиле, чтобы лучше смотреться на фотографиях, как сказала Лина, и чтобы положить начало традиции, как заявила Рита.

— Это же Первая Свадьба! Потом Миле замуж выходить, мне, Лине и Алине. У нас у всех будут наряды цвета жемчуга, на каждой свадьбе разные.

— В смысле — то короткие, то длинные, то с круглым вырезом, то так? — Матвей рубанул себя поперёк груди. — Странно, я думал, невесты против, когда кто-то ещё на свадьбе её свадьбе в белом.

— Жемчуг бывает пятнадцати цветов, балда, — Рита постучала Матвею по голове, уселась ему на колени. — От совсем темного, как 'павлин', до белого. Я буду в светло-сером, Ангелина в голубом, Алина в светло-зеленом, а Милка в сером.

— Надо же, а мне, когда в ювелирном какую-то зелёную фигню предложили, я думал, лажа, пуговицу хотят подсунуть, — изумился жених. — Не бей меня только!

Риту, разумеется, возмутило именно это. Можно подумать, она его постоянно бьет, как тафгай в хоккее. Набросилась на него, зацеловала. Хорошо ещё, вовремя вспомнили, что с спортзале камеры висят!

— Человеку знать не дано

Сколько времени будет он жить

Но дано выбирать одно

Как ему с этим временем быть —

Жить!

Как научиться в мире жить?

Уметь любить, уметь прощать

И до конца себя отдать

Как научиться просто жить?

С людьми родными рядом быть

Вместе мечтать, вместе любить

И каждым мигом своим дорожить...

Игорь Матвиенко

Вчера была свадьба Лиски и Клима, завтра будет Новый год. Родители ужинали в соседнем коттедже после расслабляющей сауны, а молодежь после русской парной и ледяного бассейна — парни, конечно, купались, девчонки только под прохладный душ залезли — жарили с камине сосиски, окунали в расплавленный сыр кусочки хлеба, креветок на шпажке, а в шоколад — фрукты, пили глинтвейн и какао. Гитара переходила по кругу, пели, сидели парами, обнявшись. Рита устроилась, поджав ноги, на диванчике рядом с Матвеем, тесно прижавшись. В гостиной было почти темно, горели огоньки на ёлке, поблёскивали игрушки. Рядом тихонько шептались Женя и Алина, Вадька валялся на ковре, положив голову на колени Лины. Сергей с Милой устроились на широком подоконнике, молодожёны заняли большой диван. Алиса лежала, подняв ноги повыше, Клим нежно разминал ей босые ступни. Это выглядело бы очень эротично, если бы время от времени она не посапывала, как сонная кошка.

В прихожей хлопнула дверь, затопали, в комнату заглянули двойняшки и Артём Русанов.

— Тут ещё больше тоска, — констатировал Кир.

— Зеленее, — поддакнул Никита.

— Муть, — ввернул Артёмка.

Поскольку парочки так и продолжили медитировать, троица удалилась на второй этаж. Оттуда послышалось бодрое и громкое дынц-дынц-дынц и бумц-бым-бымц, напрочь разрушая романтическую обстановку.

— Вечер перестаёт быть томным, — констатировал Матвей.

— По шее сходить им дать, что ли? — без энтузиазма спросила Рита у вселенной.

— Пойдём лучше погуляем, — потянул её с дивана любимый.

— И мы пойдем, проветрим Милашку перед сном? — предложил Женька.

— Подождите, я пацанов возьму, — укрывая спящую жену одеялом, окликнул Клим.

— Мила? — обернулась от двери сестра.

— Идите-идите, — не отрываясь от Нетесина, отказалась Милка. Судя по всему, они в гостиной тоже не собирались задерживаться.

На улице было ясно-ясно, похрустывали под ногами льдинки после дневной оттепели. Шумели сосны, хотя ветра не было, как будто кто-то проводил гигантской рукой по вершинам.

— У нас свадьба летом будет, да? — Рита остановилась, посмотрела на Матвея. Вдалеке Клим и Женька катали на санках малышню. — Я хочу, чтобы тепло, танцевать на улице. Ещё друзей позовём обязательно, и с курса, и Илью с парнями, да? Придумаем что-нибудь весёлое, интересное.

— Типа как Алиску выкупали? — пробасил Матвей, обнимая Риту за попу и поднимая повыше.

— Ну, что-то вроде, — протянула Рита, обхватывая его за шею. — Матвей, а пойдём, выгоним молодежь и...

— Нетесину с Милкой никакая молодежь не помеха, — усмехнулся Волконский.

Увы. Праздники, база переполнена, люкс достался только новобрачным, остальные жили в трёх либо четырёхкомнатных домах. Ну и ладно, все устроились не хуже, чем дома. Встретили новый год просто отлично, остаток отпуска пролетел весело и незаметно.

Потом подготовка к экзаменам, лётная практика. Летали много, офицеры постарше даже говорили с белой завистью, что такой налёт у них был не к окончанию училища, а года через два после выпуска. Когда не летали, всё равно торчали на аэродроме, слушали, смотрели, учились. По вечерам читали нормативку, смотрели учебные ролики. Инструкторы перед полётами гоняли по теории так, чтобы курсанты могли после трёх суток без сна и отдыха, если их разбудят на четвёртую ночь, вскочить и оттарабанить.

Апрель был очень тёплым, даже по южным меркам. Буйно цвели сады, кружа головы, по ночам не спалось. Матвей с Ритой каждую ночь выбирались из казармы побродить, обнявшись, под весенними облаками, подышать свежим, пахнущим молодостью ветром. Целовались короткими нежными поцелуями, хоть кровь кипела и бурлила, терпели до выходных. В выходной снимали номер в частной маленькой гостинице с завтраками и улыбчивой пожилой хозяйкой. Евдокия Ильинична, по её словам, 'разврата' не терпела, но прониклась к молодой паре симпатией, всегда оставляла им комнату на втором этаже с отдельным входом по узкой металлической лестнице вдоль глухой стены дома. После двух ночей нежности и страсти совсем не хотелось возвращаться в разные комнаты в казарме, утешали сами себя и друг друга тем, что через несколько месяцев будут жить семьей. Тем более, что уже представляли где и как устроятся. Полк дальней авиации дислоцировался в Саратовской области, они там были на практике, знали примерно, где будут снимать квартиру. Комполка еще смеялся.

— Это что сейчас за служба. Самолёты новые, топлива залейся, лейтенанты не углы снимают, а квартиры двухкомнатные. Я жене предложение делал после экскурсии по казарме, где нам комнату выдели два на три метра и удобства на этаже с чашей Генуя.

Пятнадцатого апреля после полётов Рита достала телефон.

— Сорок семь пропущенных, — Ритуля немного преувеличила для красного словца. — Все звонили — Алиса, Лина, Лялька, Клим, мама с папой, крестный, тётя Катя, Маша, Саша, Вадька, Женька, — перечисляла она, листая журнал пропущенных звонков.

— Тоже самое, — Матвей проверил свой. — Чтобы это значило?

— Кажется, я догадываюсь, — нажимая на строчку 'Алиса', ответила Рита, от нетерпения притопывая. Матвей, понятливо улыбнувшись, набрал Клима.

Через секунду Рита кричала и прыгала, чуть не уронила Матвея.

— Родился, родился! У Лиски сын родился!

— Поздравляю, Клим! — говорил тем временем Матвей, аккуратно поддерживая Риту, кружившуюся в безумном танце. — Ого, какой большой. Фотографию? Нет, не видел ещё. Вот, Рита показывает. На тебя похож, мне кажется. А как назовёте? Хорошее имя.

В раздевалку заглядывали офицеры, улыбались, переговаривались. Даже комполка поинтересовался, что за шум.

— Извините, товарищ командир, — Рита остановилась, наконец, объяснила. — У друзей сын родился. У подполковника Колодея внук.

— Надо будет позвонить, Саньку поздравить, — Костюнин ушёл, молодежь засобиралась к себе. Зашли в магазин, накупили всякой всячины, вечером после ужина собрались у Матвея с однокурсниками, отметили рождение Богдана чаем с тортом и разными вкусностями. Ещё через неделю Клим сообщил, что его отпускают на первое-второе мая домой.

— Родители говорят, может, крестины сразу провести, а то потом ваш выпускной, свадьбы, не до того. Вас как, отпустят?

Крестили Богдана в той же церкви, что когда-то его маму и крестных — Ангелину и Евгения. Накануне вылета Матвей вдруг ни с того, ни с сего сказал Рите.

— А я ведь тоже не крещёный.

Рита подождала, вопросительно и сочувственно подняв бровки, обхватила его локоть.

— Интересно, а можно меня тоже покрестить? Или как правильно сказать?

— Давай я у мамы спрошу, она узнает.

Позвонила.

— Матвей, мама спрашивает, кого ты хочешь в крёстные?

— Я думал, может, твои родители согласятся? — смущённо.

— Мама мне рассказывала, что мужу и жене вдвоём нельзя крестить одного ребёнка. А если бы с тобой были у кого-то крёстными родителями, то нам нельзя было бы жениться, в смысле венчаться.

Матвей думал недолго.

— Тогда я Андреича попрошу и маму.

Рита пересказала всё в трубку, попрощалась и скомандовала.

— Звони Михаилу Андреевичу, а то мало ли, вдруг у него планы?

Если у Серафимова и были планы, то он всё отменил. Приехал к церкви заранее, после обряда Игорь Вадимович с Людмилой Евгеньевной пригласили его на обед, он с удовольствием согласился. Вечером, когда Матвей и Рита его провожали до ворот, пригласили на свадьбу.

— Мы завтра пойдем заявление подавать, Михал Андреич. Точно пока время не знаем, но мы вам позвоним и приглашение пришлем. Пожалуйста, приходите на нашу свадьбу, — немного волнкясь, пригласил Матвей.

— Да, мы вас очень просим, — поддержала Рита.

— Не вопрос, ребята, — даже обрадовался Серафимов. — Скажете, где, когда — буду обязательно.

На следующий день послали ему красочное приглашение. Свадьба была назначена на полдень тридцать первого июля.

Девятого мая утром было торжественное построение, потом экипаж майора Травникова улетел участвовать в воздушном параде Победы в Москве, звено подполковника Сотникова — с той же целью в Крым. Молодежь ещё покрутилась на аэродроме, послушала переговоры, посмотрела картинку с парада, снятую операторами ТВ с земли и с борта пилотами, прониклась торжественностью момента, позавидовала ювелирной виртуозности старших коллег. Встретили экипажи по возвращении и уехали в город. Там тоже проходили торжественным строем курсанты военного училища, кадеты, военнослужащие воинской части, расположенной в городе. Парад уже закончился, в парках и на площадях звучала музыка, гуляли взрослые и дети, пробовали кашу и чай из полевых кухонь. По одному и семьями постепенно стекались к памятнику Кириллу и Мефодию, откуда начинал шествие Бессмертный полк. Рита с Матвеем шли туда же, по пути все поздравляли друг друга, улыбались, кто-то пел военные песни.

Когда по улице поплыл, набирая ход, бесконечный людской поток с портретами дедов и прадедов, с фотографиями бабушек, которые на снимках были моложе внучек, у Риты в груди поднялось что-то такое... такое!

— Они как будто здесь, с нами, — дрогнувшим от слёз голосом сказала Матвею совершенно не сентиментальная Рита. — Мне кажется, я чувствую их рядом — суровых, улыбающихся, живых!!!

— Они и правда живы, — согласился хрипловато Волконский. — Смерти нет.

Их динамиков в унисон ударило.

Шагают с нами, смертью смерть поправ,

Как в сорок первом, мир прикрыв собою.

И наша жизнь не кончится пока

Течёт река бессмертного полка.

Чтоб мир спасённый не забыл героев,

Идёт, взорвав забвенья тишину.

Проходит вечность — полк бессмертный строем

Идёт опять сражаться за страну.

Вечером на центральной площади были народные гуляния, звучала живая музыка, а в Парке Победы, куда пришли все, кому тесно было на площади, установили огромные экраны и транслировали концерт с Поклонной горы. Рита с Матвеем сидели на траве, обнявшись, слушали знакомые с детства песни, подпевали вместе со всеми. Показывали сцену, но камеры то и дело выхватывали лица зрителей — молодых, пожилых. И вдруг остановилась на паре — мужчина и женщина стояли рядом, обнявшись, переглядываясь время от времени, женщина пела. Рита сразу и не поняла, а потом вгляделась и вскрикнула.

— Это же мама и папа! — схватила Матвея за руку. — Смотри, смотри!

Картинка ушла, но потом несколько раз возвращалась — видимо, режиссёру что-то понравилось в этих двоих. Дети смотрели, как они танцуют под 'Случайный вальс', Игорь Вадимович нежно целует жену в висок, они смотрят друг на друга... Мила вдруг заметила камеру, рассмеялась, смущенно отстраняясь, но муж уверенно притянул её к себе, улыбнулся.

— Мы с тобой тоже, да? — прижалась к любимому Ритинья.

Он понял, о чём она спрашивает — они будут вот так же смотреть друг на друга через тридцать лет?

— Всегда, — и это прозвучало так, что она поверила.

— Горько! Горько! — организованно кричали гости. Свадьба вообще была супер организованная. Все, от молодожёнов до гостей, знали свои роли и чётко следовали сценарию. Тамада, приглашённые звезды, дорогой ресторан при отеле, где новобрачные должны были провести первую брачную ночь. Наконец, обязательные смокинги для мужчин и вечерние наряды и драгоценности для женщин.

— Терпите, мужики. Сам из последних сил держусь, — поправляя бабочку и накрахмаленную манишку, воззвал Марк Нетесин. Мужчины толпились у выхода из банкетного зала с целью выйти покурить, даже некурящие. Из дальнего угла зала на них затравленно смотрел виновник торжества, с вежливой улыбкой принимавший поздравления от какой-то замшелой родственницы в шляпке и с чудовищным по размеру кольцом на пальце. — Скоро на вашей оторвемся.

Матвей Волконский очень к месту вздохнул всей грудью.

— Э-э-э-э! — остановил его на середине Женька. — Дыши скромнее! Ритка жаловалась, что на тебя смокинг найти невозможно, все салоны проката обзвонила, в одном-единственном нашли, и то на тебя только с мылом налез. Ты сейчас дыхнёшь, он по швам и треснет.

Матвей поперхнулся и начал дышать, как собака в жару.

В это время девочки забаррикадировались (зачёркнуто), спрятались (зачёркнуто), зашли в сплошь зеркальную дамскую комнату отдышаться.

— Вы будете смеяться, но я есть хочу, — пожаловалась Алиса. — Во-первых, сервировка. Тут в вилках запутаться можно. Нет, я, конечно, не с пальмы слезла, могу рыбную вилку отличить, но всех тонкостей не знаю, а официанты за спиной так смотрят, словно я сейчас о скатерть руки вытирать буду. Или вообще, высморкаюсь. Есть невозможно!

Девчонки согласно закивали.

— Потом, я же кормлю, мне то нельзя, это нельзя.

— И порции маленькие, — поддержала Лина. — Принесли на огромной тарелке два крооооохотных кусочка чего-то-там, капля соуса и микрозелень. Всё.

— Это потому, что блюда высокой кухни подают, — пояснила Рита. — А ты что молчишь, Лялька?

Алина смущённо пожала плечами. Ей было неловко и от обстановки, и от окружения, и от наряда, как по ней, слишком открытого. Тоже хотелось ворчать и наесться. Не успела она ничего сказать, как в комнату, обмахиваясь, вошла Майя Львовна.

— Девчонки, чужих нет? — воровато оглядываясь, спросила шёпотом.

— Нет, нет, — заверили они её недружным хором.

— Я тогда туфли сниму хоть на минуту, — упала на пуф. — Пить хочу, тут воды нет случайно?

Рита налила в хрустальный стакан французскую питьевую воду, подала.

Дверь начала открываться, Майя подобралась, как пантера в прыжке, вставилась в туфли, надела лицо, но тут в комнату зашли сёстры Янтарёвы и она с облегчением выдохнула.

— Будете ругать? Я готова, — смиренно.

— Да что тебя ругать, Майка, — села с ней рядом Светлана. — Я не жертва, а активный соучастник, как ты, Люська, говоришь. Вот за что я вас люблю, — поправляя выпавшую из прически сестры прядь. — Так это за то, что вы делаете так, как сами хотите. Я вот слишком подвержена условностям.

— Ага, как же, единственный сын женится, родня со всего мира прилетела, замминистра пригласили, — поддержала её сваха. — Надо же реноме соответствовать. У Серебро вон председатель Госдумы гостем, а они всё на той же базе отдыхать гулять будут.

Дверь опять открылась, вплыла в шлейфе духов дама в бриллиантах и с крошечной собачкой подмышкой. Девушки быстренько улетучились, а старшие с улыбками, к их чести, довольно искренними, продолжили нести добровольно взятое на себя великосветское бремя.

Тридцатого июля вечером в коттедже у парней состоялось совещание, по значимости не уступавшее знаменитому Совету в Филях. Присутствовали женихи в полном составе, а также эскадрилья летунов и взвод десантуры.

— ... представить не могу, что этот мегамозг замутит, — Женька с тоской посмотрел на Матвея, потом на Вадима. — Зря мы столько конкурсов ему организовали, когда он Милочку выкупал.

— Клим тоже замстит, однозначно, — пробасил Матвей. — Помните, как он в пятьдесят клеточек Алискины положительные качества писал?

— Золотарёвы мне год назад пообещали, что с выкупом будет шоу, — усмехнулся Вадька.

— Хилый, ну что вы нагнетаете, — Денис Гурьянов похлопал Волконского по плечу. — Прорвётесь.

— Я вообще предлагаю не заморачиваться, — с загадочной усмешкой проговорил Глеб Мазницын.

— Ты про то же думаешь, что и я? — гоготнул Щербаков.

— Давай забьёмся, я знаю, что ты скажешь? — вскочил Ромка.

Через две минуты бурных обсуждений и хохота дружно стукнулись кулаками и разошлись готовиться.

Роспись была назначена на десять утра, венчание на одиннадцать, ресторан на час дня. Проснулись все в шесть, и начались суета и упорядоченный хаос. Одну невесту собрать вовремя — задача сложная, а трёх — вообще сверхзадача. Но девицы, все как одна, были дисциплинированными, выдержанными и организованными, поэтому дружно приняли душ, Алина начала делать макияж сначала Ангелине, потом Рите, быстро и профессионально сделала мейкап себе. Тем временем Мила со Светой в четыре руки причёсывали сначала Риту, потом Лину. Лялька и причёску могла бы себе легко соорудить, но зачем, когда можно довериться двум обладательницам роскошных волос и хорошего вкуса. Одевали девчонок тоже миром-собором, потом 'фрейлины' убежали заняться собой, а невесты остались ждать, когда начнутся торги. Втроём ждать было не так нервно. Впрочем, из них троих за всех нервничала только Алина.

— Лялька, что ты бледная какая, — обняла её Рита, прижалась к плечу. — И трясёшься, как мокрая кошка на морозе.

— Я и плакать хочу, — неожиданно для себя призналась Алинка.

— Вот ещё, — фыркнула Лина, подошла, обняла с другой стороны. — Мы самые счастливые невесты в мире, вообще-то!

Лялька посмотрела в огромное, от пола до потолка зеркало, отражавшее трёх красивых девушек в свадебных платьях — разных, но объединенных одной небольшой деталью. Она не хотела надевать белое платье, но как-то так получилось, как будто не она выбрала платье, а платье её. 'Чисто белого цвета не существует, обязательно белый имеет оттенок', — прочитала она когда-то. Её свадебное платье было с едва заметным оттенком нежно-нежно алого, и заткано райскими птицами чуть более тёмного оттенка причудливым узором. У Риты платье было белым с алой отделкой, очень идущей к её тёмным волосам, у Лины широкий пояс был заткан точно такими птицами, как у Ляльки, и ещё две птицы на плечах держали в клювах застёжки — платье было в греческом стиле. Чем дольше смотрела, тем больше ей нравилась картинка.

— Знаете, девочки, мне хочется это нарисовать. Попозируете мне?

— Только не сегодня, — решила Рита. Девчонки хихикнули.

— Это что за шум? — Лина прислушалась. — Это наши уже ворота штурмуют?

— До ворот дядь Макс еще шлагбаум на дороге поставил.

— Они так нас будут осаждать, как Трою. Одна надежда, что...

Рита не успела договорить, как за открытым окном раздался негромкий свист, а на лестнице странный стук и смех. Пока девчонки в недоумении крутили головами, в окно ввалился неизвестный в камуфляже и маске, ловко отцепил страховку и проговорил в гарнитуру.

— Третий, ответь первому.

— На связи.

— Как обстановка?

— Дорожку расчистили.

— Принял. Хилый, пошёл, Козырный, приготовиться.

В окно влетел Матвей Волконский в парадной форме, и, пока он отстёгивал снаряжение, девчонок, наконец, пробил смех.

— Вы сэкономить решили, что ли? — Рита тряслась от смеха.

За их спиной с подоконника спрыгнул Женя, мгновенно отстегнул 'сбрую', обнял Алину.

— Авиатор, пошёл, — скомандовал Первый, неуловимо перемещаясь к двери. — Третий, внимание. Выходим.

Парни похватали невест на руки, молнией пронеслись из Риткиной спальни в родительскую. Рита успела заметить, что с пяток человек, выглядящих также, как Первый, блокируют все двери внизу и на втором этаже. Из-за дверей доносился хохот и стук, во входную дверь не стучали — барабанили. Похитители миновали спальню, вышли на балкон спустились с него по внешней лестнице, завернули за угол и перебрались в зеленый, заплетенный виноградом 'тоннель', соединяющий Большой дом и Дом.

— Отходим, вторая группа на прикрытие. Третьи, блокируйте.

Женихов окружили плотным кольцом, как в фильмах про покушение на американского президента, и вся процессия быстро-быстро побежала к высокому забору из профлиста, отделяющего усадьбу от соседнего участка.

— Вадька, я через забор не полезу! — немного истерично предупредила Лина. Сзади камуфлированные выстроились, сцепившись локтями, перекрыв дорожку, и удерживали подоспевшую погоню.

Первый вдруг дернул на себя лист, как оказалось, заблаговременно отвинченный, они выскочили в новообразованные ворота, вихрем пронеслись мимо обалдевших соседей в калитку, возле которой те собирались наблюдать свадебную процессию, и метнулись к припаркованным за кустами джипам. Из машин, стоявших с заведенными двигателями, неожиданно быстро выбрались деды, за руль прыгнули Женька и Вадим, предварительно мигом посадив на передние сиденья девчонок. Матвей с Ритой забрались на заднее сиденье к Вадиму и Рите, и, взревев, машины рванули по дороге.

Давид Пойда скомандовал в гарнитуру 'Отбой' и стащил с головы балаклаву.

— Ну вы совсем ... — подбежавшего Сережку Нетесина, похоже, подорвало.

Следом подошли братья Золотарёвы, Клим Колодей. Все посопели сердито, даже зло, глядя друг на друга.

— Не наварились мы сегодня, — хмыкнул Клим. — Ребята, походу, раньше встали. Их тапки.

Пошли шутки, подколки, сочный мужской хохот разносился на всю улицу.

— Ну что, покрали девчат-то? — дед Женя браво расправил грудь. — От то-то ж!

— В церковь поедем или проспим и они опять вас по бороде? — Вадим Олегович пихнул в бок Ярослава.

— Ща, мы переоденемся и алга, — Глеб оглядел своих.

— Шементом у меня! — крикнул вслед Евгений Григорьевич.

— Венчается раба Божия Маргарита рабу Божию Матфею ... — отец Сергий произносил слова последования звучно и как-то радостно. Может быть, потому, что под старинными сводами, видевшими за века тысячи обрядов, не так часто венчались пары, объединенные не только супружеской любовью, но и окруженные родственной любовью, связанные крепкими семейными узами.

Чуть сбоку под хорами посадили бабушек и дедов, за спинами молодых стояли родители и крестные. Игорь и Артем в парадной форме, с орденскими планками, Константин и Максим в темных строгих костюмах. Женщины нарядные, с покрытыми головами — кружевные шарфы подарила сватьям и сестре Людмила. Они с мужем нет-нет, да и касались друг друга, сжимали ладони. Из высоких окон били солнечные лучи, играли на золотых венцах, на лицах молодых, и Миле вдруг на тысячную долю секунды увиделось, что свидетелями таинства являются не только люди, но и ангелы.

Смотрела на детей, вспоминала, как крестили их в этом же храме, голеньких младенцев — кажется, совсем, совсем недавно! — а теперь взрослых, здоровенных, красивых — и невольно наворачивались слезы. И еще от того, как они смотрели на свои половинки. За всех материнское сердце болело и тревожилось, и за дочь, и за сыновей, но и радовалось, и нашёптывало — всё будет хорошо. Матвей глядел на Риту, как смотрят на величайшее чудо и драгоценность, и она отвечала ему таким же взглядом. Вадим с Ангелиной дышали одним дыханием. Алина поначалу казалась испуганной и растерянной, но Женя твёрдо держал её руку, смотрел с такой нежностью, с такой заботой, что она постепенно успокоилась, задышала ровнее, заулыбалась. А уж как горели глаза невысказанной любовью...

Милашка, одетая в почти в точно такое платье, как мама, стояла рядом с дедушкой и бабушкой гордая и счастливая, поглядывала на 'короны' и время от времени поворачивалась и говорила.

— Мой папа кооль, а мама — коолева! А я пинцесса, да?

Получала заверения, что так и есть, и тихонечко подпрыгивала от радости.

Обязательным условием, которое озвучили Серебро устроителям свадьбы — большая танцплощадка и эстрада, вокруг которых должны были быть расставлены столы. Поскольку гостей было немногим меньше пятисот человек и заказчики предупредили, что все любят поесть, а также заранее, за год, зарезервировали большинство номеров на несколько дней, управляющий готов был не только пригласить лучшего шеф-повара, сделать полог над каждым столом, найти звукорежиссера и аппаратуру, поставить свет, построить танцплощадку и эстраду, но и станцевать на этой эстраде голым с розочкой в зубах.

За столы все гости пришли одетые нарядно, но удобно. Бросили вещи в номера те, кто только-только заселился, переоделись те, кто тут уже ночевал. Женихи сменили парадное на цивильное, невесты временно остались в белом — к вечеру планировали выгулять еще по одному платью.

Милашку, младших Колодеев, включая младенцев и Золотарёвских внучек сдали в 'детский сад'. Всеволод Сергеевич и Вера Васильевна, усиленные Риммой Марковной, её подругой, согласились посидеть с ребятнёй пару дней, а потом остаться на базе на недельку — поправить здоровье. Милаха, прямо скажем, с самого начала была не в восторге от идеи оставить маму и папу заниматься чем-то очень интересным, да еще в компании родни, а самой отбыть куда-то на выселки, в глушь.

— Лучше шантажа только подкуп! — изрёк дед Бородин и продемонстрировал принцессе карету — электромобиль, заблаговременно доставленный вместе с остальным имуществом. Милашка взвизгнула и начала рулить, выписывая восьмерки по дорожке между коттеджами, под поощрительные комментарии Веры Васильевны, выгуливавшей Даньку и Олежку в двухместной коляске. Римма Марковна опытным глазом наблюдала, как кузины Золотарёвы бойко ползают по манежу. Внукам постарше была вручена взятка в виде прогулки на озеро с катанием на моторке и рыбалкой, и мужчины отбыли. Сдав детей в надёжные и опытные руки, родители сбежали на праздник.

— Дорогие молодожёны! — на эстраду вышел Стас Золотарёв.

— Дамы и господа! — подхватил поднявшийся следом Ярослав. — Сегодняшнее событие является для нашей семьи эпохальным, а потому, без ложной скромности, никому, кроме нас, доверить конферанс не могли.

— Вы не могли, — поправил Клим Колодей. — Ничего, я здесь, ребята, — подмигнул гостям. — Всё под контролем.

Братья переглянулись и двинулись к конкуренту, но в последний момент остановились. Переглянулись.

— Ладно, оставайся, — решил старший. — Три невесты, три жениха, три ведущих.

— По фен шую, — подтвердил младший.

— Вы забыли ещё что-то, чего должно быть три, — Клим повернулся к молодым. — Ваш свадебный вальс.

— Вадим и Лина, этот танец для вас, — объявил Стас.

Три красивых пары по очереди выходили на танцпол. Вадим и Лина танцевали под 'Метель' Свиридова, Матвею и Рите поставили вальс Евгения Доги, а Жене и Алине — 'Маскарад' Хачатуряна. Все танцевали очень неплохо, но Лялька летала, не касаясь пола, как будто была эфемерной.

— Это было очень красиво, — Клим поаплодировал вместе со всеми. — Я думаю, только за это стоит выпить шампанского.

Ребята вели свадьбу то вместе, то по очереди. Сценарий никто, кроме них, не знал. Ну, может, только жёны, но и они молчали, как немые, поэтому каждый их выход был для кого-то чреват сюрпризом.

— Я думаю, самое время поздравить молодых родителям. Дядь Игорь, дядь Артём, не все знают, что вы пишете песни, но мы-то в курсе. Наверняка у вас есть новая, написанная именно к этому торжеству. Пожалуйста, просим.

Клим оперативно принёс Артёму Русанову гитару, поставил микрофоны.

— Отношения надо уметь создавать,

Делать знаки любви, и навстречу шаги.

Вместе жить — это больше, чем есть вместе, спать,

Вместе жить — это мир разделить на двоих.

На двоих и печали, и радости дня,

Принимая в свой круг тех, кто дорог и друг,

Помогая, поддерживая и любя,

И в сплетении чувств, и в сплетении рук...

Вместе жить — это больше, чем просто "иметь",

Это больше, чем секс, не касается трат,

Вместе жить — проживая рожденье и смерть,

В боли, в радости, в старости, как говорят.

Надо слышать и слушать, ценить и дарить

И доверие бережно в сердце нести...

Создавая свой рай, надо просто любить,

Повторяя волшебное слово "ПРОСТИ"...

(стихи Татьяны Резниковой)

'В подарок' пели много — и молодёжь, и гости постарше. Своим родителям Клим предложил станцевать.

— Не спрашивайте меня, откуда я знаю, но мне кажется, это композиция вам подходит, — и улыбнулся, глядя на приятно-удивлённые лица Саши и Маши, когда зазвучала медленная латина.

Совсем удивительно получилось с Татьяной, женой Лялькиного крёстного. Собственно, сначала Константину и Татьяне предложили выбор — петь или танцевать. Костя очень комично выставил руки и затряс головой.

— Не-не-не! Меня медведь истоптал, — отказался.

— Русскую плясовую, — заказала Татьяна, поправляя причёску.

— Позвольте, — раздался хорошо поставленный глубокий мужской голос. К столику подошёл мужчина, высокий, крепкий, не смотря на возраст. — Разрешите даму на танец пригласить?

Приосанился, притопывая, вывел свою партнёршу в центр танцплощадки и кивнул — можно.

Пара так зажгла, так выдала, что Лялька, сидевшая, притопывая каблучком, вскочила, как только мелодия закончилась, затопала, захлопала. Раскрасневшаяся Татьяна и Сергей Семёнович Горелов поклонились, и Горелов предложил.

— А давайте на бис? Только не мы, а вот молодые. Попросим!

И Лялька станцевала на бис, а Женька ходил вокруг гоголем и заламывал несуществующий картуз.

Праздник был веселый и время летело быстро, никто скучать не успевал. И пели, и танцевали, и смеялись — конкурс анекдотов чего стоил, или когда в 'ручеек' бегали.

— Первый раз на такой свадьбе гуляю, — обмахиваясь веером и отпивая холодного шампанского сказала Злата мужу. — Классно, скажи?

— Наших женить будем, тамаду искать не надо. Вызову вон Колодея, командующий я или нет? — пошутил Келлер.

Когда на небе зажглись первые звёзды, на эстраду опять вышло ведущее трио.

— Когда-то существовал прекрасный обычай. Мужчины пели прекрасным дамам серенады под балконами.

— Балкона у нас нет, а кавалеры есть.

— И прекрасные дамы.

— Осталось только узнать — какие сейчас серенады.

Рита стояла на краю эстрады, Матвей встал внизу, поправил на плече гитару.

— Когда вода всемирного потопа

Вернулась вновь в границы берегов,

Из пены уходящего потока

На берег тихо выбралась любовь

И растворилась в воздухе до срока,

А срока было сорок сороков.

Свежий ветер избранных пьянил,

С ног сбивал, из мертвых воскрешал,

Потому что, если не любил,

Значит, и не жил, и не дышал!

Я дышу — и значит, я люблю!

Я люблю — и, значит, я живу!

Владимир Высоцкий

Допел, снял инструмент, одним прыжком вскочил на метровую высоту, схватил жену на руки. Она обняла его за шею, смеясь, потянулась к губам. Матвей ответил на поцелуй, унес её в темноту, за освещенный круг.

На подиум вышла Лина, улыбнулась Вадиму, неосознанным жестом сложила руки на груди в тревожно-нежном жесте.

И Вадим прочитал, серьезно, как он делал всё и всегда.

— Я люблю тебя и небо, только небо и тебя,

Я живу двойной любовью, жизнью я дышу, любя.

В светлом небе — бесконечность: бесконечность милых глаз.

В светлом взоре — беспредельность: небо, явленное в нас.

Я смотрю в пространство неба, небом взор мой поглощен.

Я смотрю в глаза: в них та же даль пространств и даль времен.

Бездна взора, бездна неба! Я, как лебедь на волнах,

Меж двойною бездной рею, отражен в своих мечтах.

Так, заброшены на землю, к небу всходим мы, любя...

Я люблю тебя и небо, только небо и тебя.

Валерий Брюсов.

Протянул руки, обнял Лину за талию, опуская. Они постояли несколько мгновений, обнявшись, глядя друг другу в глаза...

Лялька улыбалась, спокойная и счастливая, в радостном предвкушении. И когда он запел, сердце остановилось, а потом ударило набатом.

— Если однажды горячее солнце

Станет холодным как утренний лед,

Если зима жарким летом вернется

И на песок белый снег упадет,

Если беда, что ничем не измерить

Рухнет на землю косою звеня —

Я буду знать, всё равно, что ты веришь

Я буду знать, что ты любишь меня.

Денис Майданов

Женя унёс её на руках, закрывая от всего мира, она прятала его на плече лицо, мокрые от счастливых слёз глаза, и совсем разрыдалась от простых слов.

— Зайдем дочку проверить, да?

Глава 13.

Рита пришла домой в начале девятого вечера, уставшая, как собака, которой семь верст не крюк, и такая же грязная и замерзшая. Включила свет в комнате, в кухне, в прихожей — так надоела темнота, что она даже шторы повесила ярко-жёлтые, весёлые. Горячей воды опять не было, всё-таки хорошо, что Матвей добыл нагреватель. Пока вода грелась, закинула в стирку комбинезон, попробовала оттереть бушлат от каких-то вонючих пятен.

— Я могу уже патент получить на то, как сделать пятновыводитель из стирального порошка, подсолнечного масла и волшебного заклинания, — ожесточенно орудуя жёсткой щеткой, ворчала Рита, ёжась от холода. Она так и ходила в трусах, футболке и носках, потому что ей казалось, что от неё до сих пор пахло. Отчистила, повесила у батареи в коридоре на специально приспособленную сушилку, принюхалась.

— Приду из душа, будет пахнуть — духами обрызгаю, пусть полполкана орёт, может, охрипнет.

Побросала бельё в корзинку, пошла мыться. Вышла, замотав волосы полотенцем, в толстом халате, поглядывая на часы, переоделась, сушила волосы. На планшете замигал значок вызова, торопливо ответила, сразу заулыбавшись.

— Привет!

— Привет! — две головы одновременно влезли в экран, поздоровались хором, заговорили. — Что делаешь? А Матюха где?

Рита уселась, скрестив ноги, перебивая, в свою очередь, задала тысячу вопросов про учёбу, про дом, про всех родных и знакомых.

Никита и Кирилл поступили в МГУ, на факультет космических исследований, впилились в учёбу с головой и могли про это рассказывать бесконечно. Но Рите всё было интересно — и про космическую медицину и биологию, изучение различных явлений в космосе, про информационные технологии и конструирование новых приборов.

— Наш факультет самый продвинутый, — похвастался Кир. — Космические исследования лежат на стыке наук, у нас со всех почти факультетов и институтов ученые и преподаватели.

— Мы китайский учить начали, — всунулся Никита. — Представляешь?

— Представляю, — Рита обняла подушку. — И как?

Братья на китайском поздоровались, попрощались и спросили как дела.

— Акцент ужасный, конечно, но вы молодцы! — похвалила старшая сестра. — Скажите ещё что-нибудь!

Так они проговорили с полчаса, пока у Риты не начало громко урчать в животе.

— Я еще не ужинала, пойду поем, ок?

— Давай, мы пока Вадьку попробуем набрать.

— С ними уже три дня связи нет, но, может, прорветесь. Всё, пока, — помахала. — Маму я сама наберу, скажите ей, ладно? Может, и папа придет пораньше.

В холодильнике стояла огромная кастрюля бигуса с грудинкой, черносливом. Было очень вкусно с домашним ржаным хлебом из хлебопечки, но есть одной было тоскливо. Они никогда в жизни одна не ела! В носу защипали близкие слёзы, и она торопливо шмыгнула. Налила себе холодного маминого травяного чая, съела конфету, покосилась на телефон. Можно попробовать маме позвонить или рано? Не выдержала.

— Привет, роднуля, — тепло улыбнулась мама через мгновение. — Мальчишки сказали, ты будешь звонить, я хожу везде с планшетом...

Поговорили. Мама рассказывала, расспрашивала, Рита отвечала, что всё у них хорошо, и служба, и бытовые условия.

— Нет, мам, полярной ночи у нас нет. Световой день, правда, пять часов всего, но скоро же зимний солнцеворот, потихоньку прибавляться будет. Местные говорят, в январе обычно пурга, но теплеет. Хорошо мы питаемся, мамуль! Здесь всё есть, только дороже, — хихикнула. — Зато рыба как дед любит. Матвей строганину наловчился делать на раз, — присмотрелась к экрану. — Мам, Вадим вызывает! Я сейчас быстро с ними пообщаюсь, и ты поговоришь!

Сколько себя Рита помнила — а она, когда была помладше Камиллы, рассказывала родителям вещи, которые с тройняшками происходили месяцев с девяти, что по определению помнить не могла — они всё время были втроем. Своя комната у неё появилась в восемь лет, и то она первые полгода убегала и спала с Вадькой или Женькой. У них не было секретов друг от друга, они никогда не ссорились, не дрались, не делили игрушки и родителей. Удивительно, да. Двойняшки Русановы, например, могли за несколько минут поругаться, подраться, как две кошки, и тут же обниматься и целоваться. У Серебро было по-другому, потому что с Вадимом поссориться было невозможно из-за его терпения и добродушия, Женя всё переводил в шутку, а сама Рита, хоть и проявляла порой характер, капризничала, как единственная девочка, любила, чтобы всё было по её, и вообще, была искренне убеждена, что всегда знает, как лучше, братьев любила до самозабвения. Спорить тройняшки спорили, и во взглядах, бывает, не сходились, но стоило обстановке накалиться, как Вадька замолкал, Женька начинал хохмить, Рита сначала доказывала, начинала злиться, топать ногой, фыркать. Братья терпеливо пережидали, пока она сама не начинала смеяться. Так они жили дома, потом поступили учиться — тоже мало что изменилось, расставались только на несколько месяцев лётной практики, но каждый день подолгу разговаривали по телефону, по скайпу, переписывались. А теперь они с Матвеем служили в новом авиационном полку в необъятной Якутии, а Вадим с Женей на самой северной авиабазе, знаменитом Арктическом Трилистнике, теперь обеспечивающей всесезонные полёты. Общаться стало труднее и из-за занятости, и из-за проблем со связью, случающихся время от времени. Поэтому каждый звонок Рита ждала до дрожи.

— Рита, не нагнетай, — начал было Женя после её длинного монолога, со слезами и кучей использованных салфеток. — Мы только из училища, естественно, летаем меньше, чем опытные...

— Что не нагнетай? Матвей-то летает. И сегодня тоже. А я ни разу!

К Ритиному несчастью, сразу после их из прибытия к месту службы командир полка загремел в госпиталь с не смертельной, но плохо излечиваемой в местном климате болячкой. Его перевели в Бурденко, он отлечился месяц, потом ему дали отпуск за два года, и он уехал со счастливой женой на юг. Обязанности временно возложили на начпотеха — заместителя командира полка по инженерно-авиационной службе подполковника Сидорова. Марго его потом определила как типичного Скалозуба. Ко всему прочему, он был страшным женоненавистником, по крайней мере, женщин-пилотов не признавал категорически. У Риты, к тому же, были отягчающие обстоятельства. У неё был папа генерал-полковник ВКС, и, соответственно, блат. Ну, начпотех был в этом абсолютно убеждён!

— Баба за рулём — обезьяна с гранатой, а баба за штурвалом — бандерлог с базукой, — мельком проглядывая Ритины документы и небрежно бросая перед собой, объявил ей подполковник. — Что за

* * *

придумали... Ну выучилась ты, служила бы в штабе, кофе подавала. Что сюда-то припёрлась, за мужиком, что ли? Так могла бы не ревновать, у нас тут женского пола не густо, и все при деле. Ладно, чем тебя занять-то?

— Товарищ командир, — не сразу поверила в худшее Ритинья. — Меня к вам летать направили.

— Мало ли, — подполковник откинулся в кресле, улыбнулся ядовито-заносчиво. — А я не допускаю.

Маргарита хотела было возмутиться, начать доказывать, но сдержалась. 'Терпи, терпи', — уговаривала она себя. — 'Может, он тебя проверяет'.

— Будешь ты у меня помощником дежурного по аэродромно-техническому обеспечению полетов.

Рита подавилась воздухом.

— Сказать что хочешь? Нет? Свободна тогда, иди, оформляйся.

И вот три с половиной месяца Маргарита не выходила за территорию аэродромных служб, занималась всякой ерундой, вроде проверки кондиционности топлива, масел, спецжидкостей и газов, а проще говоря — лазала по складам и бочкам со всяким вонючим и липким, злилась, тосковала по настоящему делу, по полетам, по небу, раз в месяц подавала рапорт о допуске к полётам и ждала, ждала хоть каких-то перемен.

— Отцу так и не сказала? — судя по тону, Вадим не сомневался.

— Ещё не хватало, — фыркнула Рита. — Нет, сама. Может, командир полка вернётся, он, говорят, мужик нормальный.

— Ритуль, я дома, — прогудел из прихожей Матвей.

— Ой, ты рано! — собирая салфетки и вытирая глаза и нос, прокричала Рита. — Хорошо, в смысле, что рано! Иди, с пацанами поговори, я ужин погрею, — и торопливо приложила палец к губам, покачала головой — не выдавайте. На бегу ткнулась губами в чуть колючую холодную щеку мужа, открыла в кухне кран с холодной водой и торопливо умылась.

Маргарита не даром была очень умной девочкой, много чем интересовалась, брала у мамы читать книжки по психологии. Поэтому своё теперешнее состояние она понимала правильно. Она лётчик только по диплому, занимается чёрт те чем, Матвей летает, и много, как будто в пику ей (на самом деле именно потому, что она, Рита, не у дел, штатное расписание не из головы нарисовано), на хорошем счету у опытных пилотов. Как тут не завидовать? И не поругаться? Или, по крайней мере, Матвею не чувствовать неловкость, не сдерживаться, не рассказывать про полёты? Но нет, напротив. Рита искренне радовалась за любимого, нисколько не досадовала, старалась узнать что-то новое. Матвей, в свою очередь, старался поддержать, подробно рассказывал о каких-то профессиональных вещах, о мелочах, которые можно узнать не из теории, а на практике. Он тоже всё понимал, представлял себя на её месте. Был согласен с Ритой, что вмешивать в эту ситуацию Игоря Вадимовича нельзя. Риту никогда не будут воспринимать как профессионала, если её проблемы будет решать кто-то со стороны. Уважать уж точно не станут. Сейчас все экипажи были на стороне единственной женщины-пилота в полку, командиры экипажей на каждом совещании поднимали вопрос нехватки кадров, ворчали, что 'вот есть же лётчик, что же она не летает-то?'. Вся инженерно-авиационная служба старалась оградить Риту от работы на улице, от особо грязной. Не позволяли таскать тяжести, подбадривали. Не было такого, что кто-то насмехался, подкалывал. Ухаживали, да, дарили то шоколад, то унты или варежки, но никто не приставал. И повода не давала, и Матвей внушал. Мороз был как-то под сорок градусов, полёты отменили, но обслуживать самолёты продолжали, Рита работала, муж один спать в тёплой постели не остался. Было так холодно, что лом в ангаре примёрз. Вернее, вмёрз в лед сантиметров на двадцать. А Матвей подошёл и одной рукой вырвал, вроде и без усилий даже.

— Гендальф, твою мать, — изрёк начальник автослужбы.

— Что вы рано вернулись, — подперев щёку, заметила Рита глядя на то, как Матвей ест.

— Штатно, согласно полётному листу, — успокоил Матвей, потянулся к заботливо подвинутому стакану, попил. — В душ и спать?

— Иди, я посуду помою, — Рита собрала посуду, вздохнула. В душ они вдвоём не ходили, потому что не помещались в маленькой угловой ванне с лейкой.

Улеглись, Рита привычным жестом поправила волосы, чтобы коса не лезла Матвею в рот, поцеловала в плечо, в шею.

— Не устала? — Матвей повернулся с ней в руках, нежно касался губами лица, ключиц, полной груди.

— У меня завтра выходной, и ты дома, да? — прижимаясь к нему теснее и закидывая гладкую ножку на мускулистое, приятно щекочущее короткими волосками бедро. Под ладонями под упругой кожей перекатывались жёсткие мышцы.

— Дома, — подтвердил Матвей, проводя рукой по аккуратному животу и ниже, туда, где кожа была самой нежной, в капельках сладкой росы. — Я тебе совсем спать не дам...

— Обещаешь? — она рассмеялась мягким обольстительным смехом, чувствуя его губы, улыбающиеся и целующие.

Проснулась она от тихих звуков. Было по-прежнему темно, горела лампочка у входной двери. Надела тонкий халат, тапочки, кое-как собрала волосы в растрёпанную косу, зевая, пошла в кухню. Матвей в шортах методично отжимался в узком проходе, услышал шаги, встал, вытираясь полотенцем.

— Разбудил? — целуя в уголок губ и обнимая за талию.

— Разбудил, — с удовольствием возвращая поцелуй и обнимая его ногами и руками. — А обещал, что я совсем спать не буду!

Матвей рассмеялся.

— Это очень по-женски.

— Конечно, — радостно согласилась Рита.

Минут через сорок она лежала, опершись на локоть, и свободной рукой обводила пальчиком рельефно вылепленные мышцы, легонько ущипнула за сосок, провела рукой вниз, до бедра.

— Красиво, много и всё моё, — алчно.

— Нравится? — он поднял красивую чёрную бровь.

— Хорошая модель, но сложная в эксплуатации, — вздохнула.

— Это почему? — он сделал вид, что возмущён до глубины души.

— Крупновата, — она сдерживалась, чтобы не смеяться. — Недавно вот чуть холодильник не уронили и кровать подозрительно скрипит.

— Она скрипит, — кротко. — Регулярно, и я бы сказал, ритмично.

— Нет, она постоянно скрипит, — продемонстрировала. — И шатается. Возможно, она даже развалится.

— Деды дали мне с собой большой молоток, — он как бы невзначай потянул её на себя, сжал попку.

— Да? — она многообещающе его укусила.

— Да. Чтобы вбить большой гвоздь, нужен большой молоток.

Они расхохотались, но скоро смех сменился тяжёлым мужским дыханием и тихими деликатными женскими стонами.

Они всё-таки выбрались из кровати, потому что никто им пирожка не подал, а холодильник, хоть и уцелел, сиял чистотой и пустотой. Оделись, пошли в единственный магазин, счастливые, весёлые.

— Дорообо, Саина Мичиловна, — поздоровались с жизнерадостной якуткой.

— Дорообо, дорообо, — кивая головой, с улыбкой отвечала продавщица. — Туох сонун?

— Барыта этэҥҥэ, — старательно выговорила Рита.

Она выучила довольно много фраз на якутском, и вполне могла обменяться самыми простыми вопросами и ответами. Не для чего, просто так, ей было интересно новое, она вообще любила учиться, а якутский был не сложнее китайского. Однако прав был тот, кто сказал, что ничто не стоит так дёшево и не ценится так дорого, как внимание. Такая мелочь, как приветствие на родном языке, вежливость, расположили женщину, у которой дети были такого же возраста и уехали покорять столицу республики. Она искренне симпатизировала молодой красивой паре, к тому же, присмотревшись, решила, что с ними можно иметь дело. Именно поэтому им частенько перепадала отличная оленина и вкуснейшая северная рыба, как свежая, так и малосольная, и копчёная, не входившие официально в ассортимент магазина. Брали они всегда помногу, Саина Мичиловна, достававшая Матвею только до подмышек, трепала его за локоть и говорила Рите.

— Много надо кормить такого мужа. Много!

Набрали овощей по цене мраморной говядины, пару банок сгущенного молока и концентрированного, муки, большую банку абрикосового джема на пирожки.

— Сюда зайди, — поманила женщина Матвея в подсобку. Кивнула на плотно упакованную большую коробку, убирая деньги в глубину многочисленных одёжек.

Распрощались стороны весьма довольные друг другом. Матвей без труда тащил увесистую коробку, набитый рюкзак, Рита несла сгущёнку и конфеты, чтобы чувствовать причастность.

Дома дружно принялись сначала готовить на всю неделю, потом есть. Потому что согласно теории иерархии потребностей Маслоу сначала всё-такие еда, и только потом — любовь!

— Аккурат дней за десять перед новым годом, граждане уже ёлки нарядили, водочку в холодильник поставили, звонок полковнику из штаба командующей дальней авиации — жди проверяющих. Ну, вы ж понимаете, внезапные проверки — они как бэ не совсем внезапные. Всегда найдётся однокашник или сослуживец бывший, который в теме, маякнёт. Врио подорвался, конечно, бочки с солярой пересчитали на два раза, журналы там, документация, форму офисную. Вроде всё проверили, опять же мяса-рыбы-колбасы у Саины заказали, баньку с утра топим, все дела, — рассказчик, наслаждаясь вниманием отпил минералки. — Борт прилетел, встречаем делегацию. Где делегация? Нет делегации, — Михалыч далеко отвёл руку со стаканом, жена отняла посуду, подтолкнула.

— Рассказывай, не держи паузу, артист!

— Спускается, значит, человек по трапу, — не выходя из роли. — Молодой, худой, сутулый маленько, в ботинках, очочки у него в золотой оправе, чемоданчик. Я гляжу — мать честная, бухгалтер, как есть бухгалтер! Так и есть, ревизия финчасти. Ведомости там, налёт часов. Сидит, бумажки перебирает, по ноутбуку стучит, как дятел-трудоголик. Какая баня с олениной, он кофе штабной не пил! Карамелек с собой привёз и чаю в пакетиках. Кипяточком, правда, казённым пробавлялся.

Рита прыснула и от восторга заколотила ладонью по матвеевой коленке.

— Полковник расслабился. На склады товарищ проверяющий не ходит, по матобеспечению вопросов не задаёт. Посидел три дня, доложился, отбыл. Как говорится, ничто не предвещало. Сидим, помаленьку проверку обмываем. Расслабляемся, хотя и не напрягались, вроде, — сделал простодушно-довольное лицо. — Тут у Сидорова телефон звонит. Тот нам говорит — замкомандующего дальней авиацией, генерал-майор Денисов, поздравлять, наверно, будет. Приосанился так, — изобразил. — И тут как понеслось! Я сначала думал, он на громкую поставил, но нет, генерал как будто не из Москвы звонил, а прямо тут орал, у нас в штабе. Спрашивает нашего полковника — знаешь ли ты, замечательный прекрасный человек, сколько стоит обучить военного лётчика? Сколько миллионов стоит обучить одного лётчика? А, ты не знаешь. Так я тебе скажу. От трёх до семи миллионов это стоит. Не рублей, заметь, а долларов! Объясни мне, чудак на букву м, почему у тебя специалист, на подготовку которого Родина потратила миллионы долларов, грязные бочки обтирает? Кто тебе дал таких прав, как Гоцман говорил, и далее по тексту. Полковник наш как с лица менялся — розовел, краснел, фиолетовым пошёл местами. Смотрю, глаза выпучивает, так я ему стакан. Он коньяк выпил, как воду, нос бледный. Труханул я — как бы его Кондратий не обнял! Обошлось, как говорится. Но врио комполка с него сняли, на начштаба возложили, а скоро и командир вернётся, радостный, его из-за Сидорова из отпуска раньше выпнули, догулять не дали. Так что, лейтенант Волконская, вот так тебе шлагбаум и подняли. Давайте выпьем, что ли, за первый полёт. А там и старый год проводим.

Разлил по рюмкам водку, встал. Все поднялись.

— За тебя, Маргарита. За то, чтобы тебя небо любило.

— За то, чтобы у всех число взлётов равнялось числу посадок, — и Рита лихо выпила до дна.

Новый год Волконские встречали в гостях у Ритиного командира, полковника Тиханова. Это был спокойный мужчина глубоко за сорок, в полёте и вообще по жизни молчаливый. Но стоило ему чуть-чуть выпить, и человека как будто подменяли. Балагур, душа компании, непревзойденный рассказчик анекдотов, а когда доза выпитого доходила до два раза по чуть-чуть, он ещё и пел под гитару, местами немного фальшиво. Откуда в худощавом мужчине с совершенно обычной внешностью бралась такая бездна харизмы и обаяния, было совершенно не понятно, но жена, Ольга, бывая в компании и замечая заинтересованные женские взгляды, начинала бешено, хоть и безосновательно, ревновать, иногда вслух и громко. По этой причине, и они не любили многолюдных застолий, и их не приглашали, если можно было этого избежать.

Сначала Рита с Матвеем от всех приглашений, начиная с начштаба, заранее отказались, и планировали встречать новый год вдвоём. Но тут случился, наконец, первый Ритин полёт, её назначили вторым пилотом в экипаж Тиханова, и командир, при горячей поддержке жены, пригласил их к себе. Двое их сыновей-подростков ушли к друзьям с ночёвкой, и за стол они сели вчетвером. Молодёжь принесла с собой фирменное мясо Людмилы Евгеньевны и фирменный же пирог, хозяйка запекла невесть откуда добытого гуся, Филипп Юрьевич делал строганину. Выпили за Ритин дебют, за старый год, за новый. Молодожёны, кроме первой рюмки, больше не пили, только символически поднимали за тосты. Хозяева не то, чтобы пьянствовали, так, пили по глотку, к гостям с выпивкой не приставали. После полуночи пришли поздравить соседи — штурман их экипажа майор Колокольцев с женой, только их проводили — командир Матвея полковник Терёхин и весь их экипаж с детьми и женами. Потом все пошли пускать фейерверки и поздравлять других соседей, началась суета, беготня, в какой-то момент всеобщей миграции Матвей взял Риту за руку, притормозил и утянул за угол.

— Давай сбежим, — радостно догадалась она.

И они сбежали. Пошли домой, включили ноутбук и позвонили родителям. У Серебро было как обычно — бегали и смеялись дети, молодежь — Никита, Кир, Артём Русанов — поздоровались и сбежали кататься на снегоходах. Прабабушки присматривали в гостиной за самыми маленькими, Алина и сёстры Русановы возились в кухне вместе с Милой и Катей, мужчины сидели в гостиной и играли в покер на шоколадные конфеты. Время от времени подскакивали Милаха или мальчишки и уволакивали банк. Планшет с Волконскими переносили с места на место, они были то в одной компании, то в другой. Поздравили Вадима и Женю, экран к экрану, встретили с семьей новый год по Москве в шесть утра, заодно позавтракали и уснули, обнявшись, немного грустные, что так далеко от своей семьи, и счастливые тем, что есть друг у друга.

Рита спросила разрешения, встала, повела плечами. Тело от долгого сидения немного затекло, несмотря на массажное кресло. Сходила попудрить носик и прошла на кухню, варить кофе, всё, как полковник Сидоров хотел. Пить кофе в кабине было привилегией командира, и Рита отнесла ему кружку. На кружке, подаренной экипажем на День защитника отечества, была крупная надпись 'Харизма мой конёк'. Выпила сама, прислонившись к столу, перебрасываясь короткими фразами с подошедшими штурманами. Потом командир встал размять ноги, передав управление второму пилоту. Самолёт ровно шёл на скорости две тысячи километров в час, до земли было одиннадцать тысяч километров. Весеннее солнце скромно держалось сзади, обзор был прекрасный. Рита на секунду опустила глаза к приборной доске, контролируя показания, а когда посмотрела вновь, машинально доложила.

— Параллельным курсом дальность сто наблюдаю планетарный летательный аппарат. По системе опознавания 'Свой-чужой' регистрируется как свой.

— Запроси у руководителя полётов, кто в нашем эшелоне, — садясь в кресло и надевая наушники, велел Тиханов.

После короткого радиообмена стало понятно, что ни российских, ни иностранных ПЛА в этом районе быть не должно. Незнакомец, тем временем, так и продолжал двигаться параллельно с ракетоносцем, на запросы не отвечал, потом, без всяких видимых причин, на форсаже ушёл много выше.

— Командир, а я думал, что с тех пор, как космонавты на тарелки пересели, я НЛО больше не увижу, — заметил Колокольцев, отмечая что-то на штурманской карте. — Однако, летают, подлые.

— А что, раньше часто видели? — спросила Рита. Это был вопрос риторический, для продолжения разговора. Они с братьями накопили уже довольно большую коллекцию рассказов про встречи лётчиков с НЛО. Наверное, не было ни одного раза, когда у Серебро собирались гости и разговор не заходил бы о странных происшествиях или загадочных случаях.

— Да бывало, — неопределённо протянул майор.

— Первые официальные случаи наблюдения неопознанных летающих объектов были зафиксированы летчиками еще в годы Второй мировой войны, — капитан Дементьев подвигался в кресле, устраиваясь поудобнее. — в военных рапортах. Поначалу НЛО называли 'ночными призраками', так как многие вылеты боевой авиации осуществлялись по ночам. Призрачными эти странные объекты казались еще и потому, что их движение отличалось полным отсутствием шума, характерного для самолета. Первым визуальным контактом считается наблюдение в ноябре сорок четвёртого года 'летающих блюдец' над Рейном, севернее Страсбурга.

—

* * *

, — категорически отверг Колокольцев. — На полтора года раньше НЛО был зафиксирован над полем битвы на Курской дуге Донесение об этом подписано несколькими командирами полков, участвовавших в танковом сражении.

— Началось, — в голосе Тиханова было смирение. — Ладно, у вас десять минут до связи, просвещайте молодежь.

— Двадцать шестого февраля сорок второго года генерал Маршалл сообщил о воздушной тревоге над Лос-Анджелесом. В небе над городом неожиданно появилось сразу пятнадцать 'тарелок', летевших на высоте шесть тысяч метров. Подразделения ПВО дали полторы тысячи выстрелов, но по загадочным целям ни разу не попали. Противник огонь не открывал, поэтому американцы тоже потерь не понесли.

— Это, наверное, единственный случай 'войны миров', — Рита под разговоры занималась штатной работой.

— В семьдесят четвёртом японский истребитель 'Фантом' попытался сбить десятиметровый красно-оранжевый диск, но вместо этого вспыхнул сам. В семьдесят шестом тоже 'Фантомы', кстати, вблизи Тегерана попытались сбить НЛО. Но на дистанции открытия огня у них отказала система электронного управления пуском ракет. Этот случай получил огласку. Разобраться со всем происшедшим официальный Тегеран попросил СССР и США. Такая помощь была оказана: вблизи столицы Ирана нашли место посадки НЛО — по глубине продавленного грунта вычислили его массу, но все результаты расследования до сих пор засекречены.

— Вы как будто по записи читаете, — восхитилась Рита.

— Да потому что он это стопятьсот раз рассказывал уже, — хмыкнул Колокольцев. — И всё про НАТО. Ему мало полторы тысячи официально, — поднял палец майор. — Зафиксированных случаях наблюдений и столкновений с НЛО советских и российских ВВС.

— Давай, начинай про Копейкина, — по этой фразе Марго окончательно уверилась, что этим двоим повод в виде мимо пролетающего НЛО в принципе не нужен. Вот другие про рыбалку или про что там мужчины говорят, а эти двое про НЛО.

— В Великую Отечественную при подлете к аэродрому летчик Копейкин увидел странный предмет, очень похожий на облако, решил пройти сквозь него. Сам он рассказывал, что на подходе истребитель стало трясти так, словно он не летел, а ехал по булыжнику, в наушниках поднялся такой вой, что он даже сорвал шлемофон — стало больно ушам. Не дойдя до "облака", ушёл он на вертикаль, и все прекратилось.

— На паузу поставь, — распорядился командир. — Полста первый на связи...

Экипаж выполнил контрольные процедуры и вернулся к 'войне миров'.

— В 1974 году в США был создан Национальный комитет по исследованию НЛО во главе с доктором Хайнеком. В СССР вскоре Академия наук тоже приняла программу под кодовым названием 'Сетка АН', к которой подключилось Министерство обороны со своей программой 'Сетка МО'. Вся информация, касающаяся НЛО, была строго засекречена. Но, заметьте, войска получили приказ, запрещавший любые боевые действия против неизвестных летающих объектов.

— А сами, вы сами НЛО видели? — чувствуя себя маленькой девочкой, спросила Рита.

До сих пор молчавший полковник Тиханов усмехнулся.

— Я лейтенантом ещё летал, как ты, в Саратове. Садиться, а РСП посадку не даёт: неопознанный объект перемещается вдоль взлетного курса по оси взлетно-посадочной полосы на высоте тысяча метров. Он двигался от дальнеприводной радиостанции одного направления к такой же станции другого направления. Расстояние между ними — десять с половиной километров. НЛО то летел со скоростью тысяча километров в час, то гасил ее до нуля и зависал, то несся с сумасшедшей скоростью в обратном направлении. При этом ни звуков, ни свечения. На то время такие маневры не мог выполнить ни один известный летчикам летательный аппарат. НЛО барражировал полтора часа, все полёты отменили, мы ушли на запасной аэродром. Но самое интересное не это. Мне однокашник рассказывал, он в Заполярье служил. В тот же день и в то же время аналогичный объект маневрировал над полосой в Мончегорске. Руководитель полётов 'чисто по приколу' проверил его по системе государственного опознавания и объект позиционировался как свой. До этого таких случаев не было, а теперь уже никто и не удивляется. Что характерно, не погиб ни один наш военный летчик, встретившийся в небе с 'тарелкой'.

— Я читала одного исследователя, Майкла Мастерса. Так вот он считает, что НЛО пилотируют не инопланетяне, а люди из нашего будущего. Я даже дословно запомнила: 'Мы знаем, что люди существуют. Мы знаем, что у нас была долгая эволюционная история на этой планете. И мы знаем, что наша технология будет более продвинутой в будущем'.

Рита не знала, что в Звёздном городке глубоко засекреченное специальное подразделение при теоретической поддержке закрытого института занимается проблемами перемещения во времени и что она лично знакома с несколькими его сотрудниками.

Глава 14.

Рита вцепилась в ладонь Матвея, подтянулась, прыгнула на берег. Покрутила головой, попрыгала, поприседала. Рядом Алина села прямо на траву, потом легла.

— Не лежи на земле, застудишься, — её муж подал руку, потянул. — Не получше тебе?

— Голова кружится, — Лялька послушно пересела на пенку. — То ли от вертолёта, то ли от катера этого.

— Аэрон ещё дать? — повернулась к ней Лина, отрываясь от перекладывания вещей.

— Нет, спасибо. Пройдёт.

— Тогда посиди, мы быстро кашу, чай сделаем, перекусим и пойдём.

— Давайте я тоже помогу, — Лялька села. — А то больше никуда меня с собой не возьмёте, такую каракатицу.

— Возьмём, — пообещала Рита. — Никакая ты не каракатица, а укачивает много кого. Ты попробуй походить, подышать поглубже. А голова даже от воздуха закружиться может, — она глубоко вдохнула. — Тут же сплошной кислород.

Через полчаса компания выдвинулась. Алина шла за Матвеем и Ритой, следом Женька, поминутно спрашивавший у нее про самочувствие, пока она не остановилась, не обняла его за шею обеими руками и не поцеловала длинным поцелуем.

— Хороший способ, — огибая пару, прокомментировала Лина, адресуясь к мужу. — Чаще практикуй, когда я надоедаю тебе болтовней.

— Ты мне никогда не надоедаешь, — Вадим догнал её, обнял за плечи.

— Скажи еще, что я не болтушка, — фыркнула Ангелина. — Эй, мы уходим. Не отставайте, а то вас тут ещё медведи съедят, чего доброго!

Каменный лес вблизи казался ещё грандиознее и нереальнее. Река у подножия казалось зеркалом, и, отражаясь, скалы двоились, как бесконечный лабиринт.

— Вы мне всю дорогу запрещали говорить 'вау'. Уже можно? — ехидно поинтересовался Женька, глядя на запрокинутые к небу лица.

— Офигеть, — интерпретировала Лялька, пытаясь разглядеть всё сразу — причудливую игру теней и света на выветренных тысячелетних скалах, сверкающую реку, краешек неба над тайгой.

— Ну что, полезли? — Матвей проверил снаряжение себе, потом Рите, братья сделали тоже самое, и компания парами начала карабкаться на знаменитые Ленские столбы. Конечно, для туристов была открыта смотровая площадка на высоте двести двадцать метров над уровнем реки, куда кружным путём вела длинная благоустроенная тропа с настилами, ступеньками и перилами. Но они же не были неженками, и пошли самыми узкими проходами между скалами, поднимались на высоту, цепляясь за выступы, забирались по почти отвесным стенам. Короче, ловили адреналин и получали физическую нагрузку, ради которых, не считая впечатлений, они и проводили неделю короткого отпуска на Лене.

К вечеру, когда у всех, включая Матвея, приятно поламывало руки и ноги, в котелке булькал вкусный травяной чай, а на рогульках жарилась нельма и чир, отпускники сидели вокруг костра, и Рита, всегда основательно готовившаяся к чему бы то ни было, рассказывала.

— На языке местных жителей столбы называют Туруук Хайалара, что переводится как 'Горы восставших богов'. Причём с научной точки зрения такое название выглядит довольно точным: массив действительно поднялся в результате возвышения части Сибирской платформы после некоего катаклизма, может быть, когда Луна стала спутником Земли. Маша Колодей говорит, что именно здесь была 'колыбель человечества'. На столбах сохранились фрагменты рисунков, возраст которых от пяти до восьми тысяч лет: мистические знаки, шаманские бубны, символы других миров. Я очень хочу найти! Я у Маши спрашивала, она велела искать в каменных нишах и гротах, рядом с которыми есть жертвенники. Большинство писаниц выполнены так, что даже сейчас их можно разглядеть только при определенном освещении или под определенным углом.

— Надеюсь, самих шаманов тут нет, — Вадим поправил горящий сучок, норовящий выпасть из кострища.

— А в деревне рассказывали, что столбах живет снежный человек, — таинственным шепотом проговорила Лина, оглядываясь. — Выходит на берег, ищет людей. На поясе у него висит мешочек со снадобьем. На неугодных он может напасть, или наоборот, помочь заблудившимся, или показать, где спрятан клад.

Алина тоже очень хотела посмотреть, что там, за спиной. Но было очень страшно!

— Мешочек со снадобьем ему зачем? — рассмеялся Женька. — И вообще, может, они мешочек с кое-чем перепутали?

В скалах что-то глухо стукнуло и осыпалось.

— Ухху-ухухуху!

Девчонки вздрогнули, а Лялька даже вскрикнула.

— Это филин кричит, — успокаивающе проговорил Матвей, обнимая Риту.

— Помнится, доктор Ватсон тоже сэру Генри говорил, что это выпь кричит, когда собака Баскервилей выла, — Алина придвинулась к Жене поближе.

— Да ты что, в детстве с друзьями никогда страшные истории по ночам не рассказывала? Особенно в походе, у костра, — Матвей улыбнулся. — То про призраков, то про то, как кого-то живым похоронили.

— Про летающие тарелки, похищающие людей, — подхватил Женька. — Тут как раз летать должны.

— Жень, — простонала Лялька. — И так страшно!

— Смотрите, — Вадим встал, вытянул руку, что-то показывая.

Рита посмотрела, ахнула и тоже вскочила.

Над столбами, там, где только что сияли звёзды, светились размытые пятна тумана. Пульсировали, уплотнялись, клубились. Зрелище настолько завораживало, что молодёжь не сразу поняла, когда именно из бесформенных клякс соткались плотные фигуры, сначала огромные и полупрозрачные, потом — плотные и объемные, что ли, вполне человеческие.

— Что вы там видите? — Лина вертела головой. — Ничего же нет!

Лялька стояла между ней и Женей и тоже ничего, кроме звёзд, чуть подёрнутых облачной дымкой, не разглядела.

— Там как будто люди, существа. В скафандрах, кажется, — негромко проговорил Матвей. — Какой-то странный звук, слышите?

— Свист, как будто, — Рита наклонила голову. — Или звенит что-то, не пойму.

— Ай, — Алина схватилась за голову. — Как будто бормашина в голове работает!

Женька придвинулся, притянул к себе, она успокоительно погладила его по руке.

— Я одна, похоже, слепая и глухая, — посетовала Ангелина, разочарованно усаживаясь.

— Они движутся в нашу сторону? — Вадим оглянулся на брата.

— Снижаются, — ответила вместо Женьки Рита. — Это они так... гудят?

— Нет, — Лина почему-то лежала. Оказывается, прислушивалась, приникнув ухом к земле. — Это откуда-то оттуда, изнутри звук идёт.

Пока все отвлеклись на Лину, наблюдал за странным явлением один Матвей.

— Смотрите, — окликнул.

Фигуры были уже у подножия скал, метрах в ста от стоянки, и двигались полукругом.

— Лялька, ты их по-прежнему не видишь? — шепнул Женька.

— Нет, — тоже шёпотом ответила та.

— Если это галлюцинации, почему мы их видим, а девчонки нет? — спросил Вадим, ни к кому конкретно не обращаясь.

— А если не глюки, то тем более странно, — Женька усадил жену рядом с Линой, потянулся к прислоненному к дереву карабину.

— Ты же не будешь стрелять? — испугалась Алина.

— Нет, — успокоил Матвей, тем не менее, снимая с предохранителя своё оружие.

— Они нас окружают, — констатировал Вадим, подкидывая дров в костёр. — Девочки, надо, чтобы между нами и ними был огонь.

Девчонки молча, мгновенно сообразив, начали укладывать запасённый сушняк полукругом, так, чтобы 'подкова' почти упиралась в кромку воды, подпаливали.

— Дров немного, надолго не хватит, — Рита говорила негромко и спокойно.

— Думаю, это явление, чем бы оно не было, долго не продлится, — Матвей почему-то был искренне в этом уверен. — Они просто хотят узнать, кто к ним в гости пришёл.

— Ты уж определись, явление это или некто разумный, — Вадим встал рядом, взвёл курки. С другой стороны ждал Женя. Девушки стояли на шаг сзади своих мужчин, сердце у всех колотилось.

Фигуры двигались плавно, но по очень странной, 'плавающей' траектории, то приближаясь к костру, то удаляясь.

— Никак не могу их рассмотреть, — недоумённо проговорил Матвей. — Только приглядишься, и они как будто оплывают, меняют форму.

— Да, я тоже заметил, — Вадим шагнул ближе к костру.

— Что делать будем? Какой план? — поинтересовался Женя, начиная проявлять нетерпение. — Костёр догорит скоро.

— Ждать или за дровами идти, — вслух подумал Матвей.

— Вдвоем и с оружием, один кто-то остаётся с девочками.

— Мы что, балласт? — возмутилась Рита. — Беспомощные дети? Сами себя не охраним?

— И вообще, они, может, до утра тут маячить будут, в отдалении. Что, так и будем трястись? — возмутилась Ангелина.

— Амазонки, — негромко похвалил Матвей. — Рита, держи, — передал ей ружье. — Пошли, мужики.

Вадим отдал оружие жене, скомандовал.

— Бегом.

Парни, включив налобные фонарики, двинулись в глубь леса. Женя остался на полосе между тайгой и костром, подстраховывать девчонок и прикрывать парней.

— Они разделились, — крикнул Женька. — Часть у костра мотыляется, а большинство к нам пошли, косяком.

— Идём, — пробасил Матвей, появляясь на опушке со здоровенной лесиной на плече, волоча за комель сухостой другой рукой. Следом Вадим тащил две жерди.

— Внимание! — командирским голосом проговорил Женя. — Приближаются. Три метра. Два. Контакт!

Когда парни ушли, девчонки инстинктивно придвинулись друг к другу. Рита с Линой встали так, чтобы закрыть безоружную Алинку.

— Рита, — напряженно позвала Лина. — Ты хоть говори, куда стрелять, если что. Я же их не вижу!

— Лучше бы вообще не стрелять, — отозвалась Марго, заворожённо наблюдая за танцем-полётом странных фигур. — В крайнем случае, пали в воздух.

— Где хоть они? — шёпотом спросила Лялька.

— Справа от нас один, и двое или трое прямо перед нами. Остальные за парнями потянулись.

— Может, и нет ничего, — с надеждой проговорила Алина. — Просто вам кажется, и всё.

— Может, и кажется, — пробормотала Рита, всё также вглядываясь в темноту. Сосредоточиться было с каждой минутой труднее. Она не слышала больше непонятного шума, вместо этого в голове звучали голоса. Она никак не могла понять, что они говорят, и вслушивалась, вслушивалась. В какой-то момент она зацепилась за знакомое слово, вернее, имя. 'Матвей', — звал голос у неё в голове. Она сосредоточилась настолько, что не заметила, как странные фигуры приблизились вплотную, перетекли через невысокое пламя и...

— А Рита где? — вдруг спросила Лялька. Подруги, только что стоявшей так близко, что девушки чувствовали дыхание друг друга, не было. — Рита! Рита!

Лина оглянулась, глаза расширились.

— Рита! — заорала и саданула в воздух из обоих стволов.

Женя с удивившим его самого спокойствием смотрел на приближающиеся фигуры. Одна двигалась прямо на него, и он чётко отсчитывал вслух оставшееся расстояние. Светящийся силуэт приблизился вплотную, коснулся человека и... Ничего. Ничего не произошло. Женька ничего не почувствовал — ни прикосновения, ни движения воздуха. Оглянулся — светлые пятна так и плясали, двигаясь к Вадиму и Матвею. И в этот же миг раздался женский крик и выстрел. Лялька и Лина звали Риту. Женька рванулся вперед. В свете догорающего костра метались две женские фигурки.

— Женя, Рита пропала! — бросилась ему навстречу Лялька.

— Как? Куда? — Женя огляделся, как будто Рита могла куда-то спрятаться на небольшом пятачке берега, освященном костром.

— Что? — подбежавший Вадим бросил ветки в костер, пламя, разгораясь, осветило довольно большой круг. — Что с Ритой?

— А Матвей где? — Женя посмотрел в сторону леса, туда, откуда они прибежали. Огромную фигуру Волконского невозможно было не заметить даже в темноте, тем более, что Женька сам видел, что Матвей шёл впереди Вадима. Допустим, тот его обогнал, но всё равно, он уже должен был быть здесь, тем более, после выстрела.

— Матвей! — закричала Лина, Лялька подхватила. — Матвей! Рита!

Вадим поднял с земли ружьё, оставленное Матвеем Рите, выстрелил в воздух.

Они кричали, стреляли, принесли валявшиеся неподалёку лесины, которые нёс Матвей, и пламя взметнулось, осветив даже реку и подножие столбов. Ни Риты, ни Матвея не было видно, не было слышно их криков, когда оставшаяся четвёрка напряжённо прислушивалась.

— Что же нам делать? — зарёванная Лялька закрыла лицо руками. — Где их искать?

Женя обнял её, она прижалась к мужу, не сдерживая слёзы. Лина тоже плакала на плече у мужа. Братья переглянулись. Вадим заговорил.

— Ложитесь отдыхать, девочки.

— Да ты что?!

— Разве мы уснём? — заговорили обе разом.

— До утра мы ничего не сделаем, — поддержал Женя старшего. — Рассветёт, пойдем искать, все вместе. Не найдем... — Лялька испуганно вскрикнула, Лина протестующе замотала головой. — Если сами в течение дня не найдём, придётся возвращаться в деревню, сообщать о происшествии и просить помощи.

— А если с ними что-то случится? — от переживаний у Алины ноги подкосились, и она неловко села. — Если с ними... что-то нехорошее сделают?

— Нет, не думай так, — Женька присел на корточки. — Природа этих явлений непонятна, но мне ведь они никакого вреда не причинили. Матвей и Рита, возможно, просто ушли от костра, ну, допустим, под влиянием какой-то иллюзии или внушения. Но они подготовленные люди, смогут продержаться, пока мы их найдём.

— Конечно, не могут же они пропасть бесследно. Да и в похищение инопланетянами я не верю. И в мистику. Всему есть логичное и вполне научное объяснение, — проговорил Вадим глухо. — Завтра выйдем рано. Вы попробуйте поспать.

— Хотя бы полежите, — Женя помог Ляльке встать. — Давайте я вас в кустики провожу?

Женщины минут через пятнадцать, кое-как умывшись и жадно напившись, ушли в палатку. Мужчины сели у костра, Женька потёр лицо. Вадим сидел угрюмый, смотрел в землю. Оба без слов знали, что чувствуют одно и тоже чувство вины, злость, беспомощность.

— Она жива, — Вадим говорил тихо, но уверенно. — Я это совершенно точно знаю.

— И я её чувствую, — Женька посмотрел на брата, вытер глаза. — Мы их найдём, правда?

Матвей не слышал ни криков, ни звука выстрела. Он видел девчонок у костра вдалеке, Женьку в паре метров, прибавил шаг, когда Женя начал отсчитывать 'три, два, один...', наблюдал за ускорившимися пятнами. Одно мелькнуло прямо перед лицом, Матвей, не останавливаясь, прошёл через него, и пространство вокруг вдруг растянулось цветными полосами, смазалось. Волконский потряс головой, но вместо того, чтобы вернуть на место пейзаж, пространство сузилось на манер тоннеля, или, скорее, воронки, в которую Матвея мгновенно затянуло.

Вынырнул он, если можно так выразиться, в библиотеке. Не в той, виртуальной, в которой побывал в том странном сне, а в настоящей. Стеллажи, книги, просторный читальный зал. Пустой, потому что все, почему-то, окружили стол, за которым обычно выдавали книги. Подбежали ещё женщины из внутренних помещений, подошёл охранник в форме. Посмотрел, пожал плечами. Немного истеричный женский голос всё повторял.

— Вызвали полицию? В полицию звонили? А в скорую?

— Успокойтесь, Аглая Андреевна, едут уже, — в который раз отвечали ей.

Матвею было куда интереснее, как он сюда попал, чем то, что так взволновало всех этих людей. Однако он всё же подошёл ближе и с высоты своих двух метров заглянул за спины. На столе между картотечным ящичком и стопкой книг лежал совершенно голый младенец и серьёзно рассматривал склонившихся над ним людей.

— Так, расступитесь, дайте пройти, — сквозь толпу протолкнулась женщина в медицинской форме, следом другая несла чемодан. — Что у вас случилось?

— Ребёнок, — показала на виновника суеты Аглая Андреевна.

— Почему он голый лежит? — врач надела перчатки, начала осторожно осматривать малыша. — Дай одноразовую простыню, Вика.

Медики возились с ребёнком, когда прибыла полиция.

— Что случилось? — оперативник обвёл рыхлую толпу взглядом. — Ефимов, перейдите с людьми за столы и начинай опрашивать. В первую очередь читателей, потом сотрудников. — Доктор, что скажете?

— Ребёнок, мальчик, возраст от трёх до шести месяцев, доношенный, крупный даже. Здоров, — отчиталась врач. — Мы его забираем?

— Забирайте. Одежда, записка, что-то было при нём?

— Нет, он абсолютно голый был, — у Аглаи Андреевны дрожали и руки, и голос.

— В чём вы его повезёте, в этой тряпке, что ли? Простудится же, — мужчина снял с себя куртку. Врач закутала малыша в отданную кем-то из женщин шаль, покрепче завернула в куртку, взяла на руки.

— Кто нашёл ребёнка? — старший опергруппы оглядел сотрудников. — Вы?

— Я, — всхлипнула Аглая Андреевна. — Он там лежал, — махнула рукой.

— Где именно, покажите, — распорядился полицейский. Женщина пошла вперёд, оглядываясь на ходу и быстро-быстро говорила.

— Я пошла в хранилище, отдел хранения основных фондов. Он у нас довольно большой, знаете ли. Между стеллажами он и лежал, прямо на полу. И молчал, представляете? Я думаю, а если бы я его не нашла? Мы туда не так часто заходим, я пошла вернуть книгу...

— Кто из посторонних мог туда проникнуть?

— Да что вы! — всплеснула руками Аглая Андреевна, остановилась. — Это абсолютно исключено! Даже не все сотрудники имеют доступ.

Эти двое как будто не замечали, что с ними идёт парень. Или каждый из них думал, что Матвей сопровождает другого?

День был длинный. Матвей выслушал показания всех свидетелей, утверждавших, что видели только, как растерянная Аглая Андреевна выносит из служебного помещения ребёнка. Слышал, как переговариваются между собой оперативники и криминалист.

— Да никаких следов, отпечатков пальцев и то немного.

— Камеры смотрел, никто туда посторонний не заходил.

— А не посторонний?

— Сотрудники, двое, но хорошо видно, что ребёнка при них нет.

— Ну, возьмите записи за вчерашний день, два, три дня назад! Экспертизу проведите на подлинность записей!

— Петрович, да не мог ребёнок три дня тут лежать! Голый и голодный!

— Он не мог тут ниоткуда появиться!

— Господа полицейские, мы ещё нужны? — подошла заведующая.

— Нет, спасибо. Лушников, ты изъятие сервера с охраны оформил? — в телефон. — Тогда спускаемся, в контору едем.

— До свидания, — с облегчением попрощалась женщина.

— Уж лучше с нами не видеться, — усмехнулся офицер.

— Всего доброго, — исправилась.

Полицейские ушли, библиотечные сотрудники, по-прежнему не замечая Волконского, заговорили все сразу. У Аглаи случилась настоящая истерика, её отпаивали валерьянкой и ещё чем-то, остро пахнущим.

— Давайте расходиться, — велела начальница. Сотрудники, без долгих уговоров, ушли по домам. — А ты задержись, Аглая Андреевна. Ну, теперь говори, как было.

— Да не знаю я ничего! — женщина задохнулась от возмущения. — Я правду рассказала!

— Ну-ну, — покачала головой собеседница.

— А что теперь с этим малышом будет? Может, узнать как-то можно?

— Вот-вот, — язвительно ответила заведующая. — Ты сходи, поинтересуйся, полиция тебя и так подозревает, так точно, затаскают...

Окончание разговора Матвей не слышал. Ему тоже очень хотелось узнать, что же это за ребёнок, как он оказался в этой старой библиотеке, явно доживавшей последние годы. И, движимый этим желанием, потянулся куда-то, туда, где в кроватке спал малыш, пока ещё безымянный. Но завтра, Матвей это точно знал, ему дадут имя и фамилию. Его имя и его фамилию. И запишут дату рождения — двадцать первое ноября. День, когда его нашли.

Рита моргнула, потом ещё раз, потёрла глаза. В большом помещении, в котором она оказалась, и почему-то сразу, не успев подумать, определила лабораторией, было шумно. Какие-то приборы, люди, одетые в одинаковые синие комбинезоны с незнакомой ей эмблемой — причудливо соединённых опрокинутой восьмерки и спирали. Сотрудники лаборатории проходили мимо Волконской, едва не задевая плечами, и никто не замечал высокую девушку в толстовке, джинсах и берцах. Рита взяла и похлопала сидящего перед большим экраном мужчину по плечу.

— Никакой реакции, — констатировала вслух. На её слова тоже никто не оглянулся.

— Начинаем, готовность пять минут, — объявил мужчина, глядя в экран. Рита посмотрела следом.

— Да это не экран вовсе, — объяснила сама себе. — Здесь, в лаборатории, пульт управления, операторская. А там, за стеклом — какая-то испытательная камера. Я не помню, когда успела уснуть, но сон очень интересный!

За стеклом началось какое-то движение. В пустую комнату со светящимся круглым подиумом вошёл голый мужчина, встал на возвышение, слегка подпрыгнул, сделал несколько движений, как будто разминаясь перед прыжком, проговорил.

— Готов.

Сверху на подиум начал медленно, вращаясь, наползать диск. Из диска в сложной комбинации исходили лучи, переплетались, пульсировали, но Рита почти не обращала на них внимания. Мужчина, с которым они стояли глаза в глаза, был как будто очень знакомым, но Маргарита никак не могла понять, откуда она его знает.

Механический голос дублировал цифры электронного табло, отсчитывающего секунды, и когда последняя единица сменилась нулём, диски сверху и снизу вспыхнули нестерпимо ярким белым светом, и человек исчез.

Только в этот миг Рита поняла, что там, в этой камере, был Матвей, её Матвей, только старше лет на двадцать. Потрясённая, Марго не сразу осознала, что лаборатория исчезла, а она видит длинный стол в каком-то кабинете или офисе. Идет совещание, докладывает мужчина, за спиной которого она стоял. Во главе стола, мрачно и угрожающе нависая над столешницей, слушает пожилой морщинистый человек. Присутствуют ещё люди, но Рите некогда их рассматривать. Слушать интереснее.

— ... согласно условиям эксперимента доброволец должен был переместиться во времени с незначительным сдвигом в прошлое, во временном отрезке от года до двух.

— Я с самого начала говорила, что если такой эксперимент провести успешно, о его результате мы должны были знать два года назад! — женщина в строгом деловом платье с яркой брошью нервно отодвинула от себя тонкий планшет, на экране, мелькнув, погасла сложная диаграмма. — Два года назад здесь, в вашей лаборатории, должен был появиться 'человек неоткуда'. Я категорически возражала против запуска 'Одиссея'! Гибель человека на вашей совести, Николаев!

— Матвей Константинович сам вызвался быть добровольцем, — мужчина, которого обвинили, говорил негромко, как будто нехотя. — И вы это знаете. Я не снимаю с себя ответственности, как руководитель лаборатории, только я должен отвечать за произошедшее. Но Вильский, создавший этот аппарат, был абсолютно уверен в своём детище и безопасности опыта, хоть и не позволил никому рисковать собой. Расчёты подтверждали, что...

Рита, поняв всё, изумлённо вскрикнула, прижала ладонь к губам. Люди по-прежнему обсуждали, спорили, но её уже не было ни в этой комнате, ни в этом времени.

Глава 15.

'Мысль существует отдельно от мозга, а он только улавливает ее из пространства и считывает', — подумала Рита. — 'Или не подумала, а уловила и считала?'

— Не считала, а читала, — занудно сказал внутренний голос. — Это не ты такая умная, а Наталья Бехтерева — академик, нейрофизиолог. Ты её книжку читала после Байкала.

'Это понятно, — как-то даже радостно согласилась Рита. — Информационное поле, волны и всё такое. А будущее я видела потому, что оно уже существует. Различие между прошлым, настоящим и будущим — всего лишь упорно сохраняющаяся иллюзия. Эйнштейн сказал'.

— Заучка, — съехидничало альтер эго.

'Интересно, я всё еще сплю? А как узнать? Ущипнуть себя, что ли?' — Рита попробовала. Было не больно, но чувствительно. — 'А если мне снится, что я себя ущипнула и мне больно? Надо глаза открыть'.

Рита изо всех сил старалась проснуться, открыть глаза, сесть, встать. Прорывалась через какую-то невидимую невесомую паутину, коконом окутывающую безвольное тело, боролась с немощью. С трудом разлепила веки, осмотрелась. Было светло, солнце стояло в зените, как она заметила. Перед ней высились Ленские столбы, но не такие, как они видели сегодня днём, а неуловимо меняющиеся. Как будто некий волшебник проговорил заклинание, и оно раздвинуло скалы, открывая город неописуемой красоты и великолепия. Здания из белоснежного камня незнакомой архитектуры, и кедры, вроде того, на котором они сегодня походный душ повесили. Прекрасные статуи, текущая кристальная вода, солнечные блики на мощёной красным гладким камнем дороге. Упоительный воздух, прозрачный, наполненный тонкими ароматами воды и леса. У Риты сердце заколотилось от восторга, от прикосновения к тайне. Казалось, в этом городе скрылись до поры древние, могущественные как боги люди, и ждут своего времени, чтобы вернуться, помочь потомкам, научить их жить по древним законам в гармонии с окружающим миром и с собой. И ей так захотелось разделить с кем-то эту красоту, эти эмоции, что она сделала то, что было самым естественным.

— Матвей! Матвей!!! — закричала звонко. — Иди ко мне!

Матвей Волконский с удивившим его самого спокойствием принял историю своего загадочного появления в библиотеке. Потом картинка пропала, но он каким-то образом знал теперь, что уголовное дело, возбужденное по статье 'Оставление в опасности' прекращено в связи с истечением срока давности. Классический 'глухарь', никаких свидетелей, видеокамеры ничего не показали. Никаких пропавших младенцев в Москве и ближнем и дальнем Подмосковье. ЧП в роддомах, клиниках не было, заявлений ни от кого не поступало. Дело было настолько пустым, сотрудники настолько устали писать объяснительные надзору при каждой проверке, что списали дело в архив одновременно с чувством облегчения и досады. Любому профессионалу неприятно осознавать, что его усилия ушли в никуда. Возможно, именно странные обстоятельства обнаружения ребёнка, отражённые в его деле, повлияли на то, что его так и не усыновили. Впрочем, это была совсем другая история, вспоминать о которой он не хотел.

Вместо этого он натуральным образом прислушался и присмотрелся к пространству. Вокруг цветными волнами, пятнами, водоворотами ощущались голоса, мысли, эмоции. Оранжево-алым светилась чувственность, небесно-голубым родительская любовь, густо-фиолетовым — информация. Матвей потянулся в ту сторону и оказался, по-видимому, в университетской аудитории. Он попытался по виду мебели, оформлению помещения, одежде присутствующих угадать, в каком времени это происходит.

'Не будущее, точно. Даже не начало двадцать первого столетия, раньше'.

За трибуной стоял грузный мужчина в старомодном костюме, очках в тёмной массивной оправе. Отудловатое лицо было невыразительным, но голос — звучным и сильным. В аудитории стояла абсолютная тишина.

— ... в начале восьмидесятых годов в Москве состоялся международный конгресс геологов. От нашей страны с доклад готовила наша кафедра по материалам экспедиции, исследовавшей геологический разрез Ленских террас или столбов. Это одно из немногих мест в мире, где можно узнать о точном возрасте земли. Результаты экспедиции действительно достойны были самого широкого освещения. После пробития нескольких шурфов геологам открылся настоящий затерянный мир — подземный лабиринт. Такие лабиринты, на самом деле, широко распространены по всему миру. Но совершенно неожиданно мы наткнулись на древние захоронения с костными останками человека. Были приглашены археологи, они определили, что возраст могильников старше египетских пирамид — около десяти тысяч лет. Вы понимаете всю важность этого открытия? Получается, что самая древняя цивилизация на земле совсем не африканская, а наша, сибирская. Именно там, в ста сорока километрах от Якутска вверх по реке Лене, еще до возникновения египетской цивилизации уже существовало государство, уровню развития которого позавидовал бы и древний Рим.

Но и это еще не всё! — лектор обвёл аудиторию взглядом. — Когда мы продолжили раскопки и добрались до геологических отложений возрастом в несколько сотен лет, зародилась новая сенсация. Там, где по всем расчетам не должно существовать человека, мы неожиданно наткнулись на останки еще более древнего города. Даже по меркам археологов, видевших сокровища древней Трои и Долины Царей, это место поражало обилием бесценных находок. Драгоценные украшения, технические устройства неизвестного происхождения.

— Профессор, — выкрикнул с места высокий тощий парень. — А где можно посмотреть эти находки?

— Мгм... Кхх... — замялся профессор. — Эта информация не в моей компетенции... Так вот, продолжим. 'Они построили огромные города. Из редких почв, и металлов строили они, из огней изверженных, из белого камня гор и чёрного камня, высекали они свои собственные изображения, по размеру и подобию своему, и поклонялись им' — говорит Книга Дзиан, на которую неоднократно ссылается небезызвестная Елена Блаватская. Поэтому весьма возможно, что древние цивилизации использовали природные особенности этого места и создали мегалитические конструкции, которые по прошествии столь долгого времени превратились в шпилеобразные каменные останцы. На них до сих пор прекрасно сохранились выполненные желтой минеральной краской стилизованные изображения животных, фрагменты надписей древнетюркского рунического письма, наскальные композиции с изображением человека. Но это творения наших предков, на заре нашей цивилизации. Любопытен тот факт, что подземные лабиринты в европейских странах обнаружены довольно давно, также интересно и то, что есть множество наскальных изображений, даже на берегу Белого моря древние люди оставили нам послания. Но нигде, подчеркиваю, нигде! Нет изображения лабиринтов. Может их запрещалось рисовать? А, если это так, то почему?

Матвей так заслушался, что не сразу услышал звавший его Ритин голос.

— Эгей, Ритинья! Иду!

Край неба над Леной только-только окрасился в желтый, птицы пробовали голоса перед рассветом. Вадим с Женей умывались у берега, подошли Алина и Лина, присели, зачерпнули ладонями прохладной воды, жадно плескали на лица.

— Не спала? — Женька аккуратно заправил Ляльке за ухо выбившуюся прядку.

— Да лучше бы не спала. Глаза закроешь, просыпаешься, смотришь на часы — несколько минут прошло, а кажется полночи, потому что кошмар снился или чудится что-то. А вы не ложились?

— Нет. Сейчас позавтракаем, рассветет и выходим.

— Да куда есть! — попробовала возмутиться Алина. — Меня и так тошнит от переживаний и недосыпа.

— Тем более надо поесть, — с нажимом проговорил муж. — Неизвестно, сколько продлятся поиски, столбы на сорок километров тянутся только в длину.

Вадим и Ангелина молчали. Этим двоим не нужна была вербальная поддержка, они и так знали, что чувствует другой.

Что-то пожевали, не чувствуя вкуса, обжигаясь, пили заваренный парнями крепкий сладкий чай, залили в термосы, собрали лёгкие рюкзаки. Остальные вещи, включая палатку, закрепили на вытащенном носом на берег катере. Алая горбушка солнца качалась на темной воде, несмотря на легкую дымку над водой и утренний полумрак видно было довольно далеко. Они прошли по берегу меньше километра, до того места, где вчера они нашли проход между скалами и приемлемый для начинающих скалолазов подъём. Первоначально они сегодня должны были пробовать здесь пройти вглубь каменного лабиринта, забраться наверх. В принципе, и сейчас собирались делать тоже самое, только с другой целью.

Все были так сосредоточены, так уверены, что Рита и Матвей где-то там, в глубине, в какой-то пещере или ещё где-то, что почти не смотрели по сторонам. Вадим потом рассказывал, что не понял, что привлекло его внимание к подножию скалы возле того места, к которому они подходили. Но он молча сошёл с тропы, наклонился и потрогал рукой нечто бесформенное. Остальные остановились, наблюдали в каком-то оцепенении. Взметнулась какая-то серая тряпка, показалась чья-то рука, голова...

— Рита! — даже не увидев, а почувствовав, закричала Лина. Лялька, не говоря ни слова, ринулась следом за бежавшим гигантскими шагами Женькой. Задыхаясь, столпились рядом с Вадимом. С земли, потирая глаза, держа в охапке сонную Риту, поднимался Матвей.

— Привет, а вы как тут оказались? — хриплым спросонья голосом спросила Ритинья. Огляделась. — А мы как?

Вадим всё также молча выхватил сестру из рук Матвея, сжал так, что она возмущённо пискнула. Женька облапил с другой стороны, спрятал лицо у неё на плече. Девчонки повисли на Матвее, разрыдались, потом девушки обнимались все вместе, парни стучали зятя по спине и плечам. Когда накал эмоций чуть спал, начали рассматривать место находки подробно. Матвей и Рита, оказывается, спали не на голой земле, а на толстом полотне, похожем на ковёр, практически завернувшись в него с головой.

— Это войлок толстый или кошма, — просветила родню Лялька. — Только странная какая-то. Посмотрите, узоры какие. Не выбиты, не вытканы... Не понятно.

Рита протянула руку потрогать и вдруг вскрикнула, поднесла ладонь к лицу. На запястье поблёскивала затейливо сплетённая цепочка, а на ней — плоский овальный медальон с вытесненными символами.

— Я думала, это просто сон, пусть даже во сне мы получили какую-то информацию. А сюда мы сами пришли, только не помним, как, — закончила Рита свой рассказ о Белом городе, как она его назвала. — Тогда откуда эти вещи?

Медальон или жетон, как его назвал Волконский, переходил из рук в руки. Вертели, рассматривали. Пытались понять, что символы означают, хотя бы вспомнить нечто похожее. Опять и опять, когда то Рита, то Матвей вспоминали какую-то деталь, возвращались к разговору, удивлялись, не верили, переспрашивали. Потом пошёл откат от бессонной ночи, страха, информации, девушки опять немного поревели. Парни переглянулись, Вадим достал бутылку домашнего коньяка. Рита удивилась больше, чем когда по древним городам во сне путешествовала.

— Вадька, это что?!

— Средство от нервов, — невозмутимо ответил старший. — Дед рекомендовал. Давайте закуску какую-нибудь сообразим, есть хочется.

Быстро подвесили над костром котелок — варить картошку с тушёнкой, нарезали оленьей колбасы (тоже по дедову завету), сыра, свежих огурцов, короче, все продовольственные запасы проредили. Вадим разлил по кружкам на палец спиртное, выпили все, Лялька, морщась, грызла дольку лимона — очень хотелось кислого. Остальные нетрадиционно закусывали сыром с колбасой.

— Жор на всех напал, как будто трое суток не ели, — Рита положила себе ещё пару ложек из котелка, потянулась за хлебом, и вдруг начала копаться в карманах, дёрнула за руку мужа.

— Матвей, у тебя на часах какое число? Жень, Вадь, а у вас? Сейчас я свой смартфон найду...

Разница на часах у Волконских и Серебро составляла шестнадцать часов. Рита с Матвеем опередили время.

Остаться ночевать в этом месте они не смогли. Не смогли себя заставить, внутри всё протестовало. Совершенно нерациональный страх, что вот в этот раз обошлось, а в следующий можно потерять Риту или Матвея навсегда. Поэтому после обеда вновь запаковали распакованное, погрузились в катер и двинулись вниз по течению, к реке Синей, левому притоку Лены. Двадцать с небольшим километров прошли без спешки, Лина вела катер, Вадим сидел рядом, Женька с Алиной дремали, обнявшись, Рита с Матвеем негромко переговаривались на корме. Оба, не сговариваясь, не рассказали другим того, что видели про самого Матвея. Теперь он пересказывал ей свой сон, почти бесстрастно. Она слушала, обхватив обеими руками его руку, прильнув, глядя на его спокойное лицо. Не его, а её лицо отражало все чувства, что он испытывал. И ещё — колебание. Стоило ли рассказывать Матвею то, что она узнала? Было ли это правдой или наваждением? Колебалась, нервничала, кусала оттопыренную нижнюю губку. Он досказал, подтянул Риту на колени.

— Ты о чём думаешь? — поцеловал в переносицу, в подбородок, прикусил губку. — Видела что-то и не знаешь, говорить мне или нет?

Она сначала поцеловала его крепко и сладко, потом ответила, прислонившись лбом ко лбу.

— Да, — поколебалась.

— Будущее и там что-то плохое для нас?

— Нет... да... — Рита поёжилась. — Я видела тебя... Я не хочу рассказывать, потому что...

Рита чувствовала, что всё в ней протестует против того, чтобы рассказать Матвею про эксперимент со временем. Она почему-то интуитивно была убеждена, что это знание окажет сильнейшее влияние на их жизнь. Что любое знание будущего — реальное или внушённое — программирует на него человека. Что если Матвей будет стремиться туда, откуда его выбросило в настоящее? Если для него будет неважным то, чем они живут сейчас — небо, полёты, их семья, их будущее — и он все усилия направит на то, чтобы вернуться? Возможно, у него там семья, дети — ведь она его видела взрослым, состоявшимся. Родители так уж точно — то, чего он лишён всю эту жизнь. Что, если эти усилия будут бесполезными, бесплотными, и Матвей никогда не будет счастлив? Или наоборот — у него всё получится, и он вернётся в своё будущее без неё? А главное — имеет ли она право скрыть от него правду, руководствуясь лучшими побуждениями? 'Благими намерениями вымощена дорога в ад', так говорят, кажется. Всё это пронеслось к неё в голове за долю секунды, внутри бушевал такой раздрай, что она всхлипнула и ожесточённо поколотила кулачком о переборку.

— Перестань, — муж поцеловал пострадавшие пальчики. — Расскажи, из-за чего ты так огорчаешься?

Она путанно и сквозь сдерживаемые слёзы пересказала ему свою теорию.

— Тогда не говори, — он тихонько укачивал её, как ребёнка. — Я не буду спрашивать. Пусть всё будет, как будет.

— Ты только... — Рита замялась, всхлипнула. — Матвей, тебя никто не бросал! Ну, родители тебя не бросали! Я знаю, тебе было важно...

— Тшшш, — он поцеловал её настойчиво и страстно. — Мы вместе, а остальное не важно. Теперь — не важно.

Синские столбы за каждым поворотом становились всё выше, грандиозней и основательнее. Река причудливо петляла по тайге, и на каждом изгибе реки открывалась такая величественная картина, что все тревоги и страхи прошлой ночи просто улетучились. Достали камеры, снимали высокие столбы, проплывающие метр за метром, будто неприступные крепостные стены какого-то фантастического, давно заброшенного города. Резные вершины оттеняло высокое небо, то безоблачно-синее, то тревожно-грозовое, пугающее скорым дождём. Прозрачное крыло ливня, походя мазнувшее по реке, и следом выплеснувшееся на камень склонов и зеркало воды золото предзакатного солнца. Время остановилось, путешественники словно забыли, что надо искать место для лагеря, скоро ночь. Впрочем, ночи стояли белые, и причалить можно было и после заката. Вглядывались в столбы, перекрикивались, показывая друг другу колонны, башни, арки, мосты, лица, фигуры зверей...

Противоположный от скал берег всегда был пологий, иногда с галечными косами, но чаще всего песчаный. Выбрали берег с мелкой галькой, чтобы песок не таскался на спальники и вещи, всё-таки причалили. Пошли в кустики, Вадим крикнул девчонкам.

— Тут медвежьи следы, видно, из леса выходил к реке водички попить. Если что, кричите громче!

— Я прямо сейчас начну, — пообещали девушки нестройным хором, но таким уверенным тоном, что ни у одного медведя явно не было ни малейшего шанса.

Пока Матвей с девчонками ставили палатки и разбирали вещи, братья практически голыми руками наловили рыбы, почистили, начали варить уху, жарить на распялках улов. Волконский, которому никогда не хватало физической нагрузки, пробежался по берегу, отжимался, подтягивался на толстой почти горизонтальной ветке.

— Он даже в кабине ТУ турник сделал и на кулаках отжимается, — ласково посмотрела вслед мужу Рита. — А после полётов бегает, даже ночью. Ничего, завтра оторвётся. Он нас даже нести может по очереди!

Ужинали как в шикарнейшем ресторане, в интерьере, достойном королевских особ, любовались лучшим в мире спектаклем — из-за горизонта поднималась тёмная, почти оранжевая полная луна, вчера прогулявшая свой выход. Наверное, это она, поднявшись в зенит и облив всё вокруг ярким неоновым светом, распугала всех призраков. По крайней мере ничего сверхъестественного в этот раз не случилось и спали все крепко и без сновидений.

Утром пошли по крутому распадку между скалами. Тропу не искали — она видна была невооруженным глазом, видимо, никто из туристов, оказывающихся здесь на сплаве, не пропускал это место. Да и все деревца, растущие на склонах, были в своеобразных метках — наверное, их использовали для опоры при подъеме. Матвей поднимался первым, легко, да и остальные не успели запыхаться — поднялись от уровня реки метров на сто, прошли чуть в сторону по красивому лесу и вышли к скалам, с которых открывался ошеломляюще красивый вид. До горизонта расстилался бескрайний океан тайги, внизу, под ногами — сияющая синевой река, как портал в другое измерение. Среди зелени, как расставленные шахматные фигуры, виднелись светлые скалы.

— Красота, — заворожённо проговорила Рита, оглядываясь, чтобы увидеть на лицах такое же благоговение.

Лялька отмерла, показала рукой вниз, туда, где Синяя делала очередной изгиб.

— Сердечко, настоящее сердечко, видите?!

Весь день медленно двигались вверх по реке, добрались к Поющим скалам. Множество отдельно стоящих скал, почти полых внутри и со сквозными отверстиями в стенах, напоминающими пустые глазницы оконных и дверных проемов. Заходили через 'двери' внутрь скалы, любовались причудливыми гротами, слушали, как ветер, запутавшись, поёт грустные пени о свободе, потом, рассвирепев, мечется в поисках выхода и воет, как дикий зверь.

На следующий день вернулись на Лену, и спустились ниже по течению, туда, где за невзрачной каменистой пустошью с редкими чахлыми кустиками начиналась тайга. Здесь, почему-то было столько комарья, что все ожесточённо принялись мазаться репеллентом, что не слишком помогало, отмахиваться и чесаться.

— А ежели, скажем, хоббита поблизости нет, то из кого же они, гады, кровь пьют? — процитировал Матвей, звонко хлопая себя по шее.

Шли среди зелени и вкусных лесных ароматов поздней весны, и вдруг, безо всякого перехода, вышли на край пустыни. Настоящей пустыни, нереальной посреди тайги. На чистейшем песке то тут, то там под ветром переливались цветные пятна.

— Это чабрец! — смахивая с цветка замешкавшуюся бабочку, определила Рита. — Давайте маме наберём, вы отвезёте, — погрустнела. В отпуск домой летели Вадим с Линой, на месяц позже — Женя с Лялькой, а они с Матвеем только ближе к августу. Потому и договорились все вместе провести неделю, а то потом неизвестно, когда получится.

В Якутске, провожая в аэропорту одних в Хабаровск, других в Москву, Рита протянула каждой паре по заклеенному плотному конверту.

— Что это? — Лялька и Лина с любопытством переводили глаза с подарка на Риту.

— Пусть будут у вас. Только не открывайте! — предупредила серьёзно. — Обещайте, что не откроете, пока я вам не скажу! Или Матвей. Обещаете? Вадим, Лина?

— Обещаем, — ответил за двоих старший.

Женя пожал плечами, повертел конверт.

— Женька, я назад заберу, — Рита совершенно серьёзно потянулась за конвертом.

— Да обещаем, обещаем, — Лялька согласно кивнула.

— Всё, давайте, — Рита со слезами поцеловала братьев, невесток, Матвей обнял всех по очереди. — Может, получится ещё в этом году всем вместе собраться, у мамы с папой.

— Обязательно, — поклялся Женя. Вадим кивнул, девчонки утвердительно затараторили.

Ехали домой, Рите было и грустно, и хотелось поскорее вернуться к себе, в маленькую квартирку, опять привыкать жить вдвоём.

— Ты думаешь, они не откроют? — тревожно спросила у Матвея, снова задумавшись — правильно ли они поступили.

— Нет, — уверенно ответил тот. — Они слово дали.

Глава 16.

Двадцатипятилетие окончание первого полёта на Марс праздновали широко, мероприятия шли одно за другим, начиная с Дня космонавтики. Самые разноплановые: и всякие научные конференции и сериалы сняли 'по мотивам' два центральных канала. Рита, разумеется, посмотрела оба, и оба, в основном, вызвали в лучшем случае смех, а местами — возмущение.

— Нет, мам, это же ни в какие рамки! — кипятилась Рита после просмотра очередной серии 'шедевра'. — Все клише собрали — геройский экипаж мужественно преодолевает трудности, созданные руководством, ремонтирует МПЭК в космическом пространстве ключом девять на двенадцать, при этом вспоминая родные берёзки и Юрия Алексеевича. И — вау! — любовный треугольник, в смысле два. А я-то думала, зачем они экипаж из пяти человек сделали.

— Катя говорит, повезло, что не в Голливуде снимали. Вполне возможно, тогда бы в финале поженились командир и бортинженер, — Мила засмеялась.

— Они что, не могли попросить вас консультировать? Купить документальные съемки космоса и Марса у Роскосмоса? — никак не могла успокоиться дочь. — Не понимаю.

— Ты фильмы к юбилею Победы смотрела? Санинструкторов и зенитчиц с наращенными ресницами, волосами и накачанными губами, с мейкапом и маникюром? Я не знала, плакать или смеяться, когда режиссёра спросили, насколько это уместно, так он сказал, что повседневный макияж девушки делали же. А ты про космос. Ладно, Оскар с ними, с этими творцами. У нас с папой есть новости. Девятнадцатого в 'России' торжественный вечер в нашу честь, нам дали пригласительные на всю семью и начальство вашему командованию пошлёт официальный запрос, чтобы вас в Москву отпустили.

— Мама! — завопила Рита так громко, что Чайник, Милин кот, спавший на диване рядом с ней, негодующе мявкнул и выгнул спину точь-в-точь как котик на обложке любимой Милашкиной книжки про Бабу— Ягу. — Это же здорово!

— А то, — со смехом согласилась Людмила Евгеньевна. — Больше тебя только Ляля обрадовалась.

Рита, отрадовавшись, начала расспрашивать маму про то, что та планирует надеть, загадала, что закажет по интернету несколько платьев, курьер приедет в день их прилёта, она перемерит и что-то выберет. Мила ни тогда ничего не сказала, ни когда дочь начала осуществлять план — в конце концов, новое платье послужило отличным утешением, потому что командование ВКС рекомендовало всем офицерам идти в парадной форме. Ритину 'парадку' в своём чемодане привёз предупреждённый тёщей Матвей.

Потом этот день вспоминали со смешанными чувствами. Он был по-настоящему торжественным и праздничным, в ГЦКЗ 'Россия' собрались почти все причастные к Первой марсианской экспедиции, повзрослевшие, солидные, с детьми и внуками. Присутствовал президент, выступил с приветственной речью, ведущие рассказывали о моментах строительства межпланетного экспедиционного корпуса, старте, этапах полёта и высадке на Марс, встрече космонавтов на Земле. На большом экране транслировались кадры документальной хроники, а потом камера показывала героев сюжета, сидящих в зале. Кто-то улыбался, кто-то смущался или приосанивался. Когда очередь дошла до Серебро, ведущий, глядя в зал, обратился к главе семьи.

— Игорь Вадимович, я вижу, вся ваша семья в сборе? Ваши родители, дети и даже очаровательная внучка — настоящий клан! Ваши дети, насколько я знаю, продолжили семейные традиции: старшие служат в Военно-комических силах России, младшие учатся на факультете космических исследований МГУ. Я думаю, их выбор не случаен, и, возможно, в Звёздном городке появится ещё одна династия космонавтов. Тем более, что я хочу пригласить сюда одного человека. Поприветствуем Виктора Геннадьевича Савельева — заместителя генерального директора Госкорпорации 'Роскосмос'.

— Добрый вечер, дорогие друзья. Нам показалось, что сегодняшнее мероприятие подходящая площадка для того, чтобы объявить о запуске новой программы — долгосрочный пилотируемый полёт на Марс, с рекордным по времени пребыванием на красной планете. В связи с этим Центром подготовки космонавтов также будет произведен целевой набор кандидатов в космонавты. Совершенно правильно и логично, что история, завершившаяся четверть века назад, стала началом целой эпохи не только в отечественной космонавтике, но и в истории всего человечества...

После концерта много фотографировались. Большая стереофотография бабушек и дедушек в окружении детей и внуков, стала, увы, последним совместным снимком... Но тогда они этого не знали, вернулись все вместе на дачу, сели за стол, бабушки и деды, хоть и устали, остались со всеми. Вспоминали кто свой полёт, кто — бесконечно долгое ожидание. Рита старалась улыбаться, была оживлённой и разговорчивой, но мама, конечно, обо всём догадалась.

— Ритинья, ты что? — Мила села рядом, дочка прижалась, положила голову ей на плечо. — Что тебя расстроило?

— Мечта моя улетучилась... Или отложилась на далёкое-далёкое будущее.

Людмила Евгеньевна сочувственно покивала. Одно из требований к кандидатам — стаж работы по специальности не менее трёх лет. Тройняшки отслужили по два года, так что не проходили даже первичный отбор, а следующий набор в Российский отряд космонавтов, не говоря уже о межпланетном полёте, состоится нескоро. Дальше может сработать возрастной фактор — ты не станешь кандидатом в космонавты, если тебе старше тридцати пяти.

— Не переживай заранее и не отчаивайся. Ты с семи лет мечтаешь стать космонавтом, учишься ради этого, совершенствуешься в профессии, я надеюсь, — улыбнулась, погладила по волосам, убранным в строгую причёску. — Что у вас нового, расскажи?

Не успела Рита ответить, как раздался дружный хохот.

— Что-то мы пропустили, Ритуль.

— Это они анекдоты армейские травят и байки про истребителей.

Мила прислушалась.

— ... наш командир говорит, что все истребители — маленькие, нервные и злые, а стратега сразу видно по вещмешку — мы всегда с буфетом, неизвестно, куда и насколько пошлют.

— ... а наш после крайнего залёта махнул рукой и говорит: 'Вас набирали по здоровью, а я с вас спрашиваю, как с умных'.

— У ваших анекдотов борода длиннее, чем у Черномора, — резюмировал Игорь Вадимович. — Эти я старлеем ещё слышал.

Смеялись, рассказывая, по их мнению, очень забавный случай, когда у оружейников что-то то ли з

асвистело, то ли зашипело.

— Слышу 'Оружейники бегут!', и весь аэродром как рванёт! — и хохот.

Мила улыбалась, только глаза оставались серьёзными, и Алине было совсем не весело. Как не скрывал Женя от неё происшествия и проблемы, она прекрасно понимала, что мокрый от пота комбинезон, который он засовывает в стиральную машинку после каждого вылета, больше слов говорит о том, какая у них работа.

Не спали полночи, на следующий день встали рано, чтобы не потерять ни минуты — до следующего гарантированного сабантуя было полтора года с хвостиком.

— Получится раньше — хорошо, но на твой день рождения обязательно все приедем! — горячо пообещала Рита, в очередной раз обнимаясь с мамой. — Вы к нам приезжайте, мамуль!

— Приедем, — прижимая к себе дочь, проговорила Мила. Обняла сыновей, зятя. Как-то так умеют обнимать мамы, что большие мужики целиком помещаются в маминых руках, также, как когда им была неделя или годик...

— ... таким образом, наше предложение, которое мы с таким трудом продавили, — Нетесин скромно обвёл присутствующих взглядом. — Целиком себя оправдало. Проведение общей космической подготовки в режиме изоляции...

— Было гениальным, — очень похоже передразнил Келлер, дружески огревая Марка Сергеевича между лопаток.

— ... показало неспособность пяти претендентов из восемнадцати к длительной работе в условиях ограниченного пространства и минимальных контактов с внешним миром, — с достоинством закончил Нетесин. Однако хорошо и долго знающие его люди легко прочитали на лице выражение, после которого дети ехидно показывают язык.

— В связи с чем необходимо в кратчайший срок провести добор претендентов, способных нагнать программу, которую остальная группа изучала в течение восьми месяцев, — Мария Всеволодовна, сидящая во главе круглого стола, выразительно посмотрела на коллег.

— Роскосмос вас поддержит, — Владислав Германович откинулся в кресле. — Я подпишу совместный приказ.

— У нас сегодня от ВКС никого, — Нетесин на всякий случай ещё раз всех пристально осмотрел. — А у нас могут быть проблемы с контрактниками. Они из пяти только три года отслужили.

— Я думаю, Шестаков возражать не будет, а вот Тарадаев... Он своих стратегов как султан наложниц... Нет, Нетесин, не то, что ты подумал, а стережёт! Он и в испытатели их со скрипом отпускает. Убедим, главком сам всю жизнь космонавтом хотел быть.

— Нетесин, ты про кого сейчас? — прищурилась Людмила Евгеньевна. Сидевший напротив Келлера Игорь Вадимович смотрел молча и тяжело.

— Про Вадима, Евгения и Маргариту Серебро, — с готовностью подтвердил Марк.

— Они, вроде бы, заявку пока не подавали, — Мила говорила ровно, но видно было, что она начинает злиться.

— Людмила Евгеньевна, все присутствующие в курсе, что они с яслей знали, что в космос полетят, — отмахнулся Нетесин.

— Есть определённая процедура, для всех, — даже как-то угрожающе начал Игорь. — Они могут не пройти по здоровью, по психологии...

— Игорь Вадимович, не начинай, — излишне легкомысленно перебил друг. — Всё отлично у ребят...

— Ты что задумал, академик? — Мила наклонилась через стол. — Опять у тебя теории завирательные, тебе их надо кровь из носу на Марс отправить?

— Нетесин... — её муж чуть не впервые в жизни повысил голос.

— Коллеги, минуту, — решительно, хоть и спокойно, вмешалась Колодей. — Игорь Вадимович, Мила! Не буду скрывать, мы считаем, что определенные способности ваших близнецов дадут результат, который при другом составе экспедиции нельзя или маловероятно получить. И очень рассчитываем, что они смогут войти в состав экипажа. Но поверьте, никаких поблажек им не будет, отбор будет самый строгий и непредвзятый. Ты, например, не будешь знать, кто из кандидатов какой тест сдал. Или, если хочешь, Быкову привлечём в качестве независимого эксперта.

— Проверять будем как всех, очень тщательно, — подтвердила Екатерина Юрьевна. — Могу, по знакомству, усугубить.

— Командир, если отбор пройдут — научишь. Нас ведь хорошо научил, — Александр Колодей говорил уверенно. — С тобой летал, с ними полечу, мне же спокойнее.

Мила, как всегда, как всю свою супружескую жизнь, нашла глазами мужа. Пусть так, на расстоянии, напитаться силой, поддержать, убедиться, что всё будет хорошо. Настроиться друг на друга, вздохнуть одним вздохом, принимая всё...

— Хоть бы тебя поближе служить перевели, — Рита изо всех сил старалась не заплакать. — От Саратова до Москвы за полтора часа долететь можно...

— Я поговорю с комполка, — соглашался Матвей. — Может, не сразу, но переведут.

Рита собирала вещи, то и дело застывая посредине комнаты или садясь с потерянным видом. Она последние недели с того времени, как подала документы в комиссию по отбору кандидатов в космонавты, прошла собеседование и первичное тестирование и ждала перевода в ЦПК, переживала эмоциональный шторм. Конечно, радовалась, что начинает сбываться мечта, будет работать вместе с отцом и мамой, снова они втроём с братьями, как привыкли. Но очень угнетала разлука с мужем. За восемь лет привыкла видеть каждый день, касаться. Три года они жили вместе, спали вдвоем в узкой кровати... Тут Марго против воли хихикнула — вообще-то их кровать была два сорок на два двадцать, но с её Матвеем любая кровать была узкой. Теперь придётся долго и надолго привыкать к разлуке, видеться раз в полгода или реже. Вот это было тяжело. Она не боялась, что Матвей найдёт другую на стороне, разлюбит, не сомневалась, что сама никогда не посмотрит в чью-то сторону. Им всего-то по двадцать пять, вся жизнь впереди, они всё успеют — любить друг друга, родить детей. Утешала себя, утешала, а спокойнее не становилось. Щемило и скреблось в груди, хотелось плакать, уткнуться в мужа и никуда не лететь — ни в Центр, ни на Марс.

Но она улетела, конечно.

— Начнем с того, что, пройдя отбор, вы не стали космонавтами. Вы кандидаты. Звание "космонавт-испытатель" вы получите после двух дет общей космической подготовки и сдачи государственного экзамена, — говорил Игорь Вадимович на вводном занятии. — Успешно экзаменовавшиеся продолжат тренировки в группах по марсианской программе и сдадут сто пятьдесят экзаменов, тестов и зачетов. Сто пятьдесят — это не фигурально, это конкретно. Космос, безусловно, это романтика, но большую часть времени вы будете тратить на изучение теории — от устройства звездного неба до динамики полета и принципов работы с бортовыми системами и сложным космическим оборудованием. Готовьтесь учить наизусть, много, — усмехнулся. — Я до сих пор помню мнемоническое правило для запоминания и определения созвездий. Базовое созвездие — Лев. И мы запоминали: Лев в зубах держит Рака, хвостом указывает на Деву, а лапой давит Чашу. Важно обладать хорошей памятью, умением удерживать внимание, способностью работать в экстремальных ситуациях и в условиях жесткого дефицита времени. Быть пунктуальным — основное условие, работа в космосе расписана по минутам, — посмотрел на последний ряд. — Рекомендую не опаздывать на занятия.

Иван Зайцев сделал вид, что не понял намёка. Молодой, ровесник Серебро, амбициозный, привык быть звездой на курсе, с отличием окончил факультет космических исследований МГУ, он и сюда пришёл не на вторые роли. Успешно прошёл испытание имитацией полёта и как личное оскорбление принял приход в группу подготовки тройни Серебро 'с улицы'. То, что они были детьми начальника Космического лётного училища, по его мнению, было единственной причиной, почему их включили в число кандидатов в космонавты.

— Погодите, увидите, — горячился он вчера в тренажёрном зале. — Мы тут для массовки, а им уже места на Марсе зарезервировали.

— Типа, мажорам стоит захотеть, можно в космос полететь? — усмехнулся Елисей Фёдоров, методично качая пресс.

Кто-то промолчал, кто-то заспорил, что своё место никому не отдаст, но предубеждение против 'блатных' проросло и увеличивалось, как на дрожжах.

Может быть, в таких случаях и бывают беспочвенные претензии, но тут Зайцев сам не подозревал, как прав. Нетесин, позывной у которого был, кстати сказать, Бульдозер, сокращенно Бур, был убежден, что двое из тройни, как минимум, а лучше все должны были быть в составе экспедиции. Эту убежденность он сохранял не смотря на скепсис коллег, считавших, что глупо отправлять в длительную, ответственную и дорогостоящую экспедицию пусть подготовленных, но юнцов, когда среди кандидатов в отряд достаточно опытных взрослых людей. Так что у Зайцева шансы были тоже не велики, однако всё же побольше, если учесть ту требовательность, даже ожесточение, с которым родители подходили к обучению близнецов, ту планку, которую они им задали.

Например, максимальная мощность перегрузки, создаваемой восемнадцатиметровой центрифугой ЦФ-18 — тридцать единиц. Показатель, несовместимый с жизнью. В времена подготовки первых отрядов, когда требования к космонавтам были гораздо жестче, перегрузки доходили до двенадцати единиц. С конца двадцатого века тренировки проходили в более щадящем режиме, с перегрузкой до восьми единиц. Для всех, кроме тройни Серебро. Их тестировали по нормативам гагаринского набора. Да ещё дополнительно и на другой установке — ЦФ-7. 'Папины дети' на собственном организме испытали разницу. Как пояснила потом Екатерина Юрьевна, 'чем длиннее плечо центрифуги, тем меньший дискомфорт испытывает вестибулярный аппарат, и тренировка проходит более "плавно". Поэтому с точки зрения ощущений тренировки на относительно небольшой гораздо сложнее, чем на громоздкой ЦФ-18'. О, они в полной мере поняли рекламный слоган 'почувствуйте разницу'.

Или их готовили к длительному пребыванию в замкнутых пространствах в сурдокамере — небольшом помещении с искусственным освещением и звукоизолированными стенами. В рамках общей космической подготовки кандидат должен провести в ней около трех суток. Из них сорок восемь часов — в режиме непрерывной деятельности, то есть абсолютно без сна. Серебро не спали шестьдесят с лишним часов.

— Если вы уверены, что вы уживчивый, терпеливый и социально адаптированный, двое с половиной суток вынужденного бодрствования покажет ваше истинное лицо, — напутствовала их Людмила Евгеньевна перед началом.

— Мне кажется, у отца цель — чтобы мы или сами ушли, или экзамен не сдали, — Женька стащил абсолютно мокрую от пота майку, вытер лицо.

— Никогда не думала, что папа может быть таким жёстким, — голос у Риты дрогнул, она торопливо прижала полотенце к лицу, приглушила всхлип.

— Будь как Ной — греби, не ной, — подбодрил бледный Вадим, морщась. — Как мама сказала, главное требование к будущим космонавтам — это сильная мотивация.

— Я мотивацию могу на вес продавать, — Женькина бравада получилась почти убедительной.

— Не сомневаюсь, — сухо сказал вошедший Игорь Вадимович. — Пока что постарайтесь сгрести себя в кучку. В душ и отдыхать, завтра выходной никто не объявлял.

— Я помню, как мы готовились, временами ложку не могла до рта донести вечером, — Людмила Евгеньевна погладила спящую дочь по голове, как маленькую, поправила простыню. Рита даже не пошевелилась. — А они себя до кровати еле доносят.

— Мила, — сдержанно предупредил муж, выводя её из комнаты.

— Игорь, я знаю, что ты готовишь их так. И знаю, что нельзя жалеть сейчас, чтобы не пожалеть потом, но...

— Давай посидим на воздухе, — позвал муж. — Есть у нас выпить?

— Ущипни меня, — не поверила Людмила. — Ты и алкоголь?

— Говорят, с возрастом привычки меняются. Так есть или нет?

— Есть, конечно. На лимонной цедре, черноплодной рябине или смородине?

То обстоятельство, что Матвея почти восемь месяцев 'мурыжили' с переводом — ни отказывали, ни подписывали рапорт — почти ничего не изменило в их семейной жизни. Будь он поближе, они всё равно бы также не виделись. В конце концов, у Вадима и Жени жёны жили дома, а мужей видели чаще всего по ночам и спящими.

— Это хорошо, что я забеременеть смогла, пока Вадька вызов в отряд ждал, — Лина попыталась сесть поудобнее, перекатила живот на подушку. — Теперь бы некогда было.

— Подождали бы, пока вернулись, — вяло заспорила Рита. К этому разговору они возвращались не первый раз. Рита никому не признавалась, но видеть беременных и младенцев последнее время было тяжело, а в семье был просто детский конвейер какой-то. Она очень хотела ребёнка, понимала, конечно, что сейчас это пустые мечты, обещала себе, что родит, как только будет возможность. Даже сомневалась иногда, что сделала правильный выбор, пошла в авиацию. Может, её призвание — быть мамой? Но головой понимала, что это минутная слабость, выкидывала все лишние мысли из головы и работала, работала.

— Во время длительных тренировок у вас начнет вырабатываться набор определенных качеств. Так, профессиональная хладнокровность, помехоустойчивость и многозадачность формируются в процессе парашютной подготовки. Во время прыжка вы концентрируетесь не только на полете, но и на других заданиях, к примеру, на прямом репортаже, решении примеров или расшифровке наземных знаков, — начал инструктаж майор Сомов. — Ну и, важно не забыть раскрыть парашют на высоте не ниже тысячи двухсот метров. Если вы все же об этом забудете, система откроет его автоматически, но задание вам не засчитают.

— Хоть здесь как все, — негромко порадовался Женька. — Затяжной до пятисот метров не заставят прыгать.

Прыжки с парашютом они любили почти также, как пилотирование МПЛА (пока на тренажёре) и тренировки в невесомости. Установка, имитирующая состояние невесомости, созданная как 'негатив' устройства для генерации искусственной силы тяжести на МПЭК 'Федерация', была настолько дорогостоящей в эксплуатации, что пользовались ей исключительно редко, и кандидаты тренировались по старинке. Для этих целей в Центре подготовки космонавтов издавна использовался самолет-лаборатория, эффект достигался при полете по определенной траектории, так называемой "параболе Кеплера", за один 'сеанс' — двадцать пять секунд 'чистой' невесомости. Впрочем, и полётами тройняшек не баловали, и они в основном изучали пониженную гравитацию в Гидролаборатории.

В один из таких дней Рита ехала на дачу, морщась на каждой кочке. Она чувствовала каждую кость, каждую мышцу, и мечтала полежать в парной, расслабиться, а если ещё и попарил бы кто...

— Да, баню наверняка дядь Макс натопил, — Женька с кряхтением вытянул ноги. — Вадька, попаримся можжевеловыми веничками?

— Ты мои мысли читаешь? — лениво поинтересовалась сестрица. — Или я уже вслух разговариваю?

— Мы думаем одинаково, конечно, — Женька пожал широкими плечами. — У нас одинаковые рефлексы и реакции, я с гарантией могу сказать, как вы поступите в следующую секунду в той или иной ситуации. И вы, соответственно.

— Именно поэтому они нас троих включили в программу подготовки. Мне кажется, что это часть эксперимента, — негромко отозвался Вадим.

— Вот ещё один пример того, что мысли сходятся, — многозначительно обернулся к Ритинье Женя. Но она не услышала — уснула, закинув руку за голову.

— Спит, — подтвердил Вадим, взглянув в зеркало.

— Пусть, а то после этих выходных совсем ноги протянет, — парни переглянулись и чему-то негромко рассмеялись.

Глава 17.

— Вставай, соня! — Женька похлопал Риту по обтянутой джинсами коленке. — Приехали.

Рита по-детски потёрла ладошками глаза, протянула руку. Тот помог ей выбраться из машины, пропустил вперёд. Братья топали следом, все задержались на крыльце, расшнуровывая кроссовки.

— Даже странно, почему нас никто не встречает, — недоуменно заметила Рита, заходя в дом. — Обязательно кто-нибудь выйдет, и во дворе пусто. Где все, интересно?

Женька показал брату отсчет на пальцах — три, два, один. На счёте 'один' из-за двери раздалось истошное.

— Ааааааааааааа!

Ухмыляясь, парни через порог полюбовались картиной — счастливая Рита повисла на муже, обняв его руками и ногами, невнятно восклицала между поцелуями, то и дело смотрела на Матвея, не в силах поверить, что видит его не во сне, а наяву. Матвей только крепче и крепче прижимал в себе любимую, шептал беззвучно что-то ласковое.

Мама возилась на кухне, отец накрывал на стол, старательно не замечая пару.

— Пройти-то дайте, — Женька попытался протиснуться. — Есть хочется и в баню собирались.

— Матвей, Матвей, — повторяла Рита как заворожённая. — Ты приехал! — и разрыдалась, наконец, лёгкими и светлыми слезами.

После первого порыва Ритинья постаралась сдержаться и вести себя хоть чуть-чуть разумно. Сидела рядом с Матвеем, ела одной рукой, а второй держалась то за его колено, то за локоть. Почти не разговаривала, только смотрела на мужа, засматривалась до того, что тянулась поцеловать, спохватывалась и опять принималась ковырять вилкой в тарелке. Матвей тоже ел без аппетита, отвечал на вопросы невпопад и смотрел только на Риту.

— Идите-ка вы в баню, — предложила Людмила Евгеньевна, насмешливо блестя глазами. — Рита, ваши вещи Матвей в Дом перенес, в Серебряную половину. Там пока поживёте.

— Мам! — возмутился Женька вслед Волконским. — Ты зачем их в баню отправила?! Теперь ждать устанешь, пока они... намоются.

— Они наверняка в сауну пойдут, — кротко возразила та. — А вы идите в парную.

— Нет уж, — отказался Вадим. — Подождем.

Алина переглянулась с Ангелиной и обе прыснули.

— Ты еще красивее стала, — Матвей провёл ладонью по её щеке, погладил шею, обвёл губами ключицы. Рита прерывисто-счастливо вздохнула, потянулась на тёплых досках, вытянувшись в струнку от вытянутых рук до кончиков пальцев на ногах, расслабилась, игриво толкнула его в коленку.

— Помоешь меня? А то мне лееееень, — протянула томно.

Он послушно поднялся, осторожно полил её тёплой водой, набрал полные ладони нежно и остро пахнущего ландышами геля, начал с пальчиков на правой руке. Поцеловал обручальное кольцо, нежно сжал запястье, повёл скользкой ладонью вверх по изящному округлому предплечью, задел щекотную впадинку — Рита поёжилась и хихикнула. Матвей также серьезно и тщательно намылил вторую руку, плечи, ласково помассировал выпуклые соски, обвёл груди. Чем ниже скользили его ладони, тем короче становилось её дыхание. Согнула ногу в колене, поставила ступню Матвею на грудь, провоцируя, надавила. Муж серьёзно и невозмутимо продолжил мылить щиколотку, коленку, с нажимом провёл вверх по бедру. Рита закусила губу, запустила обе руки в волосы, застонала. Затеянная самой игра волновала и будоражила, хотелось и продолжить, и перейти к главному.

— Матвей, — позвала, облизнула губы. Кожа разогрелась от жары и от его рук.

Матвей в ответ потянул и вторую ногу, внешне невозмутимо огладил, помассировал. Рита совсем было смирилась, но он вдруг неуловимо, как на бойцовском ковре, сдвинулся, она вскрикнула от неожиданности, рассмеялась, потёрлась тонкой щиколоткой о здоровенное плечо, устраиваясь поудобнее. Запах ландыша, настоянный на жаре и их коже, дурманил и манил...

Они выбрались из бани распаренные и умиротворенные.

— Ого. Темно уже, — Рита с удивлением огляделась. — Мы же вроде бы недолго...

— Дождь собирается, — Матвей поднял голову, вытер упавшую в подтверждение каплю. — А так девяти нет ещё, наверное. Тепло как. У нас там снег только таять начал, а здесь у мамы цветник вовсю цветёт, — обнял Риту, она обхватила его за талию. — Соскучился по дому. Хорошо тут, правда?

— Нет, вы поглядите на них. Мы тут все задницы отсидели ждамши, а они в дверях застряли, как Винни-Пух, — из тени вышел мрачный Женька, следом, зевнув, двинулся Вадим. — Попариться и спать завалиться, нет, высиживай их тут, как цыплят инкубаторских...

Под удаляющееся ворчание Волконские пошли мимо просыпающейся сирени к Дому, то и дело останавливаясь потрогать тугие почки пионов, качающиеся под каплями бутончики тюльпанов.

— Весна, — выдохнула Рита. — Без тебя я даже не заметила, что весна!

Они целовались, пока дождь не стал накрапывать сильнее.

— Простудимся и заболеем, — спохватилась Рита. — И есть хочется ужасно! Пойдём, совершим налёт на мамину кухню?

— Если я хоть немного знаю маму, то у нас всё есть, — увлекая Риту к резному крылечку улыбнулся Матвей. В их окне тепло и предупредительно светила лампа.

Утром в понедельник основная часть клана отправилась в городок на работу и в школу, а Матвей остался на даче с Линой, Лялькой и детьми.

— Мы одни тут не живём, сам понимаешь, а лишние деньки на даче побыть хочется. Как вспомню, что дома, чтобы гулять идти, надо сначала коляску в лифт втащить, потом вытащить...

— Две коляски.

— Детей перетаскать — кого на руках, кого в слинге...

— Пять детей!

— Они орут и выкарабкиваются...

— Мои пока только орут, но очень, очень громко!

— Я понял, девочки! — поднял руки Матвей. — Да мне и лучше на даче, что в квартире сидеть.

Ангелина накормила своих двойняшек второй раз и отвезла Матвея на кладбище, на могилы дедов и бабушек. Семья туда ходила часто, то все вместе, то по очереди, а он был первый раз, и на похороны ни к кому не смог приехать. Лина высадила примулы и крокусы в торфяных горшочках, посидели на лавочке, помолчали.

— Год такой... Похороны одни за другими... Вадим весь чёрный ходил. На отца и маму смотреть было страшно. Хорошо, что младшие с ними, и Лялька с Милашкой. Особенно Милашка. И рождения пошли — у нас, у Золотаревых, Колодеев, как будто назло смерти.

— Рита очень переживала, плакала, тосковала. Что говорить — хорошие были люди. Родные. Хуже всех, я думаю, Женьке было. Один, далеко, а вы же стайные.

Отпуск Матвей проводил с большой пользой. Для хозяйства. Подкрашивал, подделывал, привёртывал. Вадим Олегович и Евгений Григорьевич до последних дней поддерживали порядок, а после них вроде бы тоже кто-то что-то делал, мужиков полон дом и все с руками. Но зять, видимо, свежим взглядом находил себе работу каждый день. Вскопал тёще цветники, был застигнут на этом Светланой Евгеньевной, сокрушавшейся, что уж которые выходные никак не организует никого на посадку зелени и овощей, и как бы ненароком прогулявшейся с Матвеем на огород, разбитый давным-давно Янтаревыми и Серебро-старшими, а в этом году еще пустой и запущенный. Волконский намек понял, выгнал из сарая мотоблок, повозился, примерился и вспахал, сделал грядки. Женщины, как будто только этого и ждали, налетели и вмиг посадили редиску и прочие турнепсы. Картошку сажали мужчины под громкие похвалы в адрес Матвея.

Ещё он оказался превосходной няней. На его груди прекрасно помещались два слинга, в которых гуляли Гордей Вадимович и Ева Вадимовна, а Елизавета, Захар и Игорь Евгеньевичи совершали моцион в трёхместной коляске. Матвей рассовывал по карманам и загружал в огромную сумку бутылочки, непроливайки, салфетки, вкусняшки, памперсы и ходил часа два или больше. Дети прекрасно высыпались на свежем воздухе, для Матвея это была часть спортивной нагрузки. Да и дома он мог и поиграть, и помыть, и поменять памперс, и накормить, чем существенно облегчал жизнь Ляльке и Лине. Вечером на Риту выливался благоухающий поток восторгов и искреннего восхищения её мужем.

— Я тобой очень-очень горжусь и самую капельку ревную, — валяясь на нём в их спальне поздним вечером, говорила Рита.

— А ревнуешь-то зачем?!

— Они тебя видят целый день, а я только пару часов. Вот возьму и в выходной совсем спать не буду, только на тебя смотреть. Давай в субботу ты в городок приедешь, и мы с тобой там поживём, вдвоём. До понедельника. А?

— Давай, — поцеловал, перекатился, нависая, придавливая весом. Она с готовностью обняла, подставила под поцелуи шею, ушко, с улыбкой предвкушения гладила плечи, спину.

— Матвей, — пропела, перекатывая имя на языке, как спелую ягоду.

— Скажи ещё, — прошептал. — Я так это люблю...

— Мой Матвей. Любимый мой, муж. Матвей, Матвей, Матвей...

Екатерина Юрьевна Русанова, несмотря на то, что много лет была начальником медицинской службы ЦПК, еженедельно сама просматривала результаты исследований и членов отряда, и кандидатов. Вот и сегодня начала день с этого. Опытным взглядом пробегала по строчкам, при необходимости сверяла с показателями прошлой недели, делала пометки, соглашаясь или уточняя назначения. В общем, рутина, до того времени, как открыла очередной файл. Пролистала мышкой, взяла очки, изучила, что-то пробормотала себе под нос, взяла телефон.

— Бью, зайдите ко мне, как освободитесь. А, в приёмной уже.

Дверь открылась, пропуская высокого смуглого мужчину.

— Ваша инициатива была взять у Волконской анализ на ХГЧ или она попросила?

— Именно на ХГЧ она анализ не просила, но сообщила, что имела незащищённый половой контакт неделю назад, на двенадцатый день цикла. Интересовалась, какие могут быть последствия.

— Вот что мне нравится в нашей стране, так это то, что сначала мы что-то сделаем, а потом начинаем последствиями интересоваться.

Собеседник понимающе хмыкнул.

— Вы с ней не разговаривали ещё?

— Мне показалось, что вы сами захотите с ней поговорить.

— Поговорю. Даже знаю, что она мне скажет...

— Я пойду предложения по изменению плана подготовки набросаю?

Русанова задумчиво покивала.

Рита приехала на дачу, куда все стихийно переселились, последней. Екатерина Юрьевна и Артём Арсеньевич предлагали ехать вместе, она отказалась. Тётя Катя погладила её по плечу.

— Я скажу, что ты задерживаешься. Остальное сама расскажешь.

Маргарита долго сидела одна в пустой квартире. Она не сомневалась в принятом решении, ни о чём не жалела. Но эйфории от новости не испытывала тоже. Мешало то, что было немного стыдно, за то, что так безответственно поступила, и жаль, что упустила шанс. Знала, что семья поддержит и ни в чём не упрекнёт, и всё-таки никак не могла собраться с силами. Завибрировал смартфон, она вздрогнула, несколько секунд тупо смотрела на экран.

— Да, Вадь. Дома. Ага, приезжайте.

Молча ехали с Матвеем на заднем сиденье, она только прижималась к нему всё плотнее и плотнее. Выбрались из машины во дворе, Рита потянула Матвея в сад.

— Пойдём.

Сели в беседке — она у него на колене, как привыкла, уткнулась в шею.

— Ритуль?

Вздохнула — и как в омут.

— Матвей, я беременна.

Молчание.

— Матвей?

— В смысле беременна? — и на возмущённый писк. — Стоп, стоп. Я хотел спросить, как ты узнала?! Я приехал в пятницу, сегодня понедельник, сколько — девять дней, десять?

— Как раз девять-десять, — нервно рассмеялась. — Сказали, ошибки нет, двадцать седьмого января рожу.

Он ни секунды не сомневался, что она не убьёт их ребёнка. Сжал её, глазам и сердцу стало горячо.

— Ну и ладно, — гладя и целуя его, шептала Рита. — Ну Марс, ну полёт. Не полечу и ладно...

— Полетишь, — твёрдо.

— Как это? — она тряхнула головой, видимо, чтобы слово уложились правильно.

— Программа подготовки рассчитана на три с половиной года, осталось два с лишним. Ты родишь, наверстаешь подготовку, сдашь экзамены и полетишь.

— Ты думаешь?! А маленький? С мамой оставим, она, наверное, согласится...

— Нет. Я сам.

— Что сам?

— Он будет со мной, пока ты не вернёшься.

— А как же служба?!

— Спрошу у мамы, положен ли отцам-военнослужащим отпуск по уходу. Или уволюсь.

— Может, всё-таки мама?.. Ты ведь хороший лётчик, летать мечтал. Ты без полётов не сможешь!

— Я не сомневаюсь, Ритуль, что она вырастит внука, мне будет помогать. Но если выбирать между полётами и ребёнком, я выберу ребёнка.

— Получается, для тебя главное — ребёнок, а для меня — Марс этот

* * *

?!

— Есть разница, Рит. Экспедиция на Марс — единственный шанс в жизни. А я смогу вернуться в авиацию, летать — через три года, через пять. В ВКС, в гражданскую. Да хоть сады опрыскивать.

— Я не знаю, Матвей! — с отчаянием. Рита была в таком раздрае, таком смятении, что не могла рассуждать, осознать, принять какое-то решение. Обрадоваться, наконец.

— Пойдём ужинать и признаваться, — поцеловал её в губы. — Взорвём информационную бомбу, так сказать!

Родители от известия, что у них будет ещё один внук или внучка — или двойня, а то и тройня внуков, примеры как раз дружно сопели по кроваткам — конечно, обрадовались, Людмила Евгеньевна так даже до слёз. Что касается руководителя проекта и главного психолога Центра подготовки космонавтов, то тут реакция была куда суше. После ужина Риту с Матвеем попросили задержаться, вчетвером сели в гостиной.

— Завтра я отправлю докладную Колодей о выводе тебя из программы, — Игорь Вадимович начал прямо и с главного.

— Я поддержу, — сжав руку дочери, но твёрдо поддержала мужа Мила. — Я не считаю возможным твоё дальнейшее участие в подготовке, а самое главное — в полёте.

— Почему? — изумилась Рита. Ей казалось, что они с Матвеем всё так хорошо спланировали, объяснили, и ведь их слушали, кивали. И вдруг — вон из проекта? И кто — её папа и мама! — Я думала, вы меня поддержите. Поможете! А вы?! — вырвала у мамы руку, обиженно отодвинулась. Матвей предупреждающе положил ладонь ей на спину.

— Ритуля, давай поговорим спокойно, — Людмила потянулась к дочери, та сердито дёрнула плечом, но мама сделала вид, что не заметила. — Без эмоций, просто факты.

Дочь сидела с выражением, которое родители редко видели, почти никогда. Не просто упрямство, а отстранённость. У Людмилы заболело сердце, но она продолжила ровно и негромко.

— Начнем с подготовки. Теоретические курсы, допустим, ты можешь освоить. Но физика? Никак. Даже если ты будешь хорошо себя чувствовать, а если нет? Если беременность будешь плохо переносить, всякое бывает.

— Полёт через пару лет, я бы всё наверстала. Так уже было, Елена Кондакова, например...

— Хорошо, допустим, ты пройдёшь подготовку и сдашь госэкзамены. Полетишь и оставишь ребенка, маленького совсем. И это я не говорю о том, что и здесь у тебя на него не будет времени, ты сейчас во сколько домой приходишь? Я не уверена, что твоё психоэмоциональное состояние, вызванное разлукой с ребёнком, позволит тебе выполнить задачи экспедиции.

— Три марсианские летали, никто от разлуки с детьми в открытый космос не выбрасывался, одна я с ума сойду и дырку в МПЛА просверлю, чтобы скорее домой полететь, — каждое слово сочилось сарказмом.

— Рита, я не понимаю, что за необходимость тебе лететь?

— Папа, — Рита не сразу смогла подобрать слова, поскольку хотелось ответить намного резче. — А я не понимаю, как ты можешь задавать мне такой вопрос? Ты не знаешь, о чём я мечтала, к чему стремилась всю свою жизнь?

— Мечты и жизнь разные вещи, дочь! У тебя будет ребёнок, ты прежде всего мать! Какая хорошая мать бросит маленького ребёнка ради полётов, карьеры?!

— Да?! Хороший отец девять месяцев в году бывает в командировках? Работает по двенадцать часов, видит детей два дня в неделю...

— Рита, — начала мама предупреждающе, подняла ладонь.

— Хороший отец бывает на родительском собрании хоть раз за десять лет, приходит на утренники в детский сад? Или нет?

— Рита, — Матвей попытался остановить, но она отмахнулась.

— Нет! Чтобы быть самым лучшим папой, ничего этого не надо! — Рита встала, за ней поднялся Матвей. — Никогда не думала, что вы так... — в голосе слышались едва сдерживаемые слёзы. — Уверена была, что если украду или убью, мама будет меня в суде защищать, а папа тюрьму взорвёт... — всхлипнула. — Знаете, я хотела отказаться от подготовки, от полёта, сомневалась. А теперь я всё сделаю, чтобы полететь, слышите?! Пишите свои докладные, заключения, вы и так всё делали, чтобы мы вылетели, да?! И помощи нам от вас никакой не надо! — она рыдала, выкрикивала на ходу, пока Матвей почти нёс её к выходу.

— Что происходит? — из комнаты выглянул Женя, с недоумением посмотрел на хлопнувшую за Волконскими дверь, пошёл в гостиную. По лестнице спускался Вадим, эхом повторивший вопрос. Родители сидели за столом, мама, кажется, плакала.

— Идите спать, завтра поговорим, — глухо сказал отец. — Вадим, Женя. Пожалуйста.

Братья переглянулись и молча ушли. Игорь и Мила остались молча сидеть в гнетущем полумраке.

Мила легла у себя, вроде бы уснула, а Игорь ушёл на воздух. Он был из тех людей, что перебивают сильное волнение, стресс физической нагрузкой. Днём начал бы дрова колоть или свистнул собак и забрался бы подальше в лес. Но ближе к полуночи оставалось только идти на площадку — отжиматься, качать пресс, подтягиваться. Собаки лениво заворчали в будках, начали вылезать, но он скомандовал отдыхать. В тишине слышно было только, как шелестит на ветру листва и тихо постукивает металл о металл. Подошёл ближе — Матвей методично, как робот, работал на турнике, даже дыхание не сбил. Игорь Вадимович принял упор лёжа, считал про себя. Потом они сидели рядом на скамейке с полотенцами на шеях и медленно тянули воду.

— Рита злится?

— Плакала. Не хотела, чтобы я видел, вот и ушёл.

Игоря неприятно резануло. Его дочь могла бороться, злиться, стоять на своём до посинения, но никогда не плакала. В детстве, говорить не умела, но была упрямая и не ревела, даже когда падала и больно ушибалась.

— Мы же как лучше хотели, — он не хотел оправдываться, но вырвалось.

— Если бы можно было, чтобы она не полетела, я бы только рад был. Но если она не полетит, потому что мы отговорим, сломается в ней что-то, бать. Перетерпим, дождёмся. Да?

Игорь Вадимович поднялся, следом встал Матвей, молча пошли к дому. У крыльца отец легонько похлопал зятя по спине, неслышно сказал вслед.

— Выдержим.

Глава 18.

Заместитель начальника Центра по экстремальным видам подготовки, высокий кряжистый дядька, похожий на Глеба Мазницина, особенно в камуфляже, накануне вылета обобщил всё, что им говорили на предвыездной подготовке.

— Поскольку предсказать место посадки корабля не всегда возможно, со времени создания отряда космонавтов в рамках общекосмической подготовки все кандидаты проходят группу тренировок на выживание в пустыне, горах, тайге и на открытой воде. Обычно экипажи 'выживают' у нас сорок восемь часов, но вас мы готовим к высадке на Марс и моделируем ваше пребывание на поверхности планеты вне защитного купола, а потому welcome на девяносто шесть часов. Кроме того, этот этап подготовки — экстремальный аналог тимбилдинга. Помогать вам восьмерым командообразовываться будет наш универсальный тридцать второй отдел, восемнадцать инструкторов, а также врачи, психологи и представители других профессий из различных подразделений ЦПК. Все вместе — испытательно-тренировочная бригада. Экипировка и аварийный носимый запас будут выданы вам на месте. Выезд на аэродром завтра в семь, летим в Туапсе.

Рита тихонько вздохнула — только три дня назад она с этого же аэродрома проводила Матвея. Месяц его отпуска и неделя отгулов кончились что-то очень быстро. Теперь раньше, чем к концу ее отпуска по беременности они не увидятся. Рапорт на отпуск по уходу он будет писать только после родов. Виделись мало: вечерами, ночью, да полтора выходных. Вчера созванивались, утром списывались. Хорошо, что хоть разница во времени теперь не шесть часов, как с Якутией.

— Рита, ты со мной поедешь или с парнями? — окликнул отец.

— А ты сразу домой?

— Да, сейчас маму заберём и поедем.

Ритинья помахала братьям и пошла рядом с отцом сначала по лестнице, потом по аллее к другому корпусу.

— Сейчас приду и спать лягу, — зевнула Рита.

— Устала? — Игорь Вадимович просто спросил. Они помирились утром после той ужасной ссоры, договорившись о главном — если Риту не отстранят по медицинским показаниям, то родители не вмешиваются.

— Я понял, что не могу объективно оценивать всё, что связано с вами, если это касается работы, — Игорь Вадимович негромко постучал костяшками по столу. — Боюсь, что буду слишком лоялен или наоборот, предвзят. Что касается твоей беременности, Рита, то я прежде всего думал о тебе, дочка, и вашем малыше.

— Я была не права, родная, — заговорила мама. — На самом деле я не думаю, что ты не справишься. Но я знаю, как тяжело тебе будет... — вздохнула.

Рита, начавшая хлюпать носом, как только отец заговорил, окончательно разрыдалась. Повисла на отце, зацеловала маму. Говорила что-то несвязное и сумбурное, что очень любит и что они самые-самые лучшие. Потом все немного успокоились и смогли обсудить ситуацию достаточно разумно, как всегда в семье.

И Игорь, и Людмила проявили немалую выдержку на специальном совещании по поводу Ритиного залёта. Залёта о всех смыслах, заметил, разумеется, Марк Сергеевич. Медики допуск к продолжению тренировок дали, и Миле хотелось кричать: 'Конечно, это моя дочь! А для вас только эксперимент — у нас на подготовке женщин почти нет, тем более беременных!', но она со спокойным лицом кивала на слова Бью Камары.

— Обычно женщина на таком сроке просто не знает о наступлении беременности и продолжает жить обычной жизнью с обычными нагрузками.

— А позже? — поторопила Мария Всеволодовна жестом показав пропустить очевидное.

— Я сегодня ночью почитал по теме. Профессор Лурье писал, что балерины танцуют до 6-7 месяцев беременности. Лариса Латынина на четвёртом месяце беременности на чемпионате мира по спортивной гимнастике выиграла пять золотых медалей и одну серебряную. Можно пригласить квалифицированного гинеколога, он распишет, как ей себя вести, в какие дни снизить нагрузки, что вообще исключить.

— Рита очень спортивная, у неё тренированные мышцы, вообще, хороший мышечный корсет, — ещё один врач переглянулся с коллегами. — Но чтобы кроме семьи и здесь присутствующих ни одна живая душа не знала, что Волконская ждет ребенка, в том числе и инструкторы: сами испугаются и её испугают.

Ещё порассусоливали, по выражению Маши Колодей, и разошлись. Остались она, Мила и Катя. Хозяйка кабинета попросила секретаря принести чай и кофе, вздохнула чему-то и достала из шкафчика коньяк Сереброфф и тортик. Людмила Евгеньевна выговорилась, наконец, девчонки выслушали, поддержали. Екатерина Юрьевна сама была очень взбудоражена.

— Будет она на меня сердится или нет, но если, — тут она постучала и поплевала. — Что-то пойдет не так, то я немедленно отстраню Риту. Она молодая, не понимает, что значит ребёнка носить.

— Она оптимистка неисправимая, победительница, — Мила грустно улыбнулась, отпила. — Всё в жизни легко давалось. Уверена, что всё будет так, как она задумала, что только от неё зависит, а не от обстоятельств или других людей.

— И правильно! — горячо согласилась Мария Всеволодовна. — Мысли материальны. Пусть думает о хорошем, хорошее придёт.

— А вам с Игорем терпения и спокойствия. И мы с тобой, — Катя обняла подругу. — Вместе легче.

— Спасибо, девчонки, — Мила притянула подруг поближе. — Чтобы я без вас делала!

— А почему именно горы? — Рита поправила повязку на волосах и перецепила карабин.

— Для понимания опасности пересеченного рельефа и нарабатывания навыков правильного перемещения, — Саша Гребёнкин, инструктор, спускался рядом.

Поскольку в космических кораблях не возят альпинистского снаряжения, вместо верёвок использовали стропы парашюта. Сначала тренировались налегке, потом облачались в скафандр, продевали стропы через кольца в скафандре, спускались и поднимались по довольно сложной скальной стене. Это заняло весь день, а вечером медики принимали в полевых условиях зачет по оказанию первой помощи — испытуемые останавливали кровь, накладывали повязки на условно поломанные конечности и боролись с гипоксией.

На следующий день отрабатывали выживание экипажа после посадки: экипажам, в каждом по четыре человека, нужно было определить место лагеря, развести костер, приготовить пищу, построить укрытие.

— Важно сохранить жизнь, используя после приземления подручные средства и все, что дает окружающая среда, — парни из Туапсинского спасательного отряда МЧС всё сказанное прекрасно демонстрировали на практике. Серебро с детства мотались по лагерям, любимым занятием были исторические реконструкции, а потому соорудить что вигвам, что палатку, развести огонь в ливень и не умереть с голоду в лесу или возле реки для них было проще простого.

Утро третьего дня — начало автономной части тренировки — космонавты встретили на пятнадцатикилометровом маршруте по крутым травянистым склонам и каменным осыпям через расщелины и реки от Семашхо к Индюку. С собой был только носимый аварийный запас, возможности пополнить запас воды не было не только по условиям задания, но и потому, что родников и ручьев по дороге и в обычный год было мало, а уж этой засушливой весной и вовсе не найти. Не смотря на жару, переход Рита переносила легко. Она вообще пока себя беременной не чувствовала. Знание было, а осознания — нет. Их четверка — кроме Серебро ещё Елисей Фёдоров, ночевали в большом гроте, где можно было укрыться от ветра и сохранить огонь костра до рассвета. Немного перекусили, попили, экономя воду. По очереди спали, вели радиообмен с поисково-спасательной службой, имитируя своё будущее спасение. На рассвете покинули убежище, двинулись к конечной цели — скалам Индюшка и Индюк. Сегодня было ещё жарче, хотелось пить, сказывалась усталость после трёх суток интенсивных тренировок пусть на небольшой, но высоте. Им нужно было дойти до определённой точки, построить укрытие из парашютного нейлона и лежать в нем до появления спасателей — бороться с потерей влаги. И к тому моменту, как они дошли, им уже не нужно было притворяться. Воды осталось минимум, мучила жажда.

— С жарой бороться невозможно, единственный способ минимизировать потери влаги — это полное бездействие. Полное означает полное, даже никаких разговоров, нужно просто лежать, — напутствовали их инструкторы.

И они лежали, каждые два часа выпивали сорок миллилитров воды из специального мерного стаканчика. Вадим, как командир экипажа, контролировал. Все были спокойные, даже расслабленные. Рита лежала ближе всех к выходу, на неё немножко дуло, и, если бы не камешки под спиной, вполне себе комфортно. Она улыбнулась, облизнула губы, мысли текли легко.

— Рита, попей, — Женька протягивал ей бутылку.

— А что, два часа уже прошло? — удивилась Ритинья, тем не менее, охотно отвинчивая крышку и прикидывая, можно ли выпить всё или отлить в стаканчик.

— Допивай, — не открывая глаз, велел из дальнего угла Лис.

— Давай-давай, — поторопил старший.

Рита попила, закрыла глаза, укладываясь поудобнее, даже задремала. Проснулась от того, что её тряс за плечо Вадим.

— Что, вертолёт? — пробубнила она сонно.

— Нет. Воду пить пора.

— Опять? — почти сразу сообразила, села. — Это вы меня внепланово поили?!

— Не возмущайся, — сунул ей в руку стакан, налил положенные сорок грамм, проследил, чтобы выпила. — И молчи, не испаряй влагу.

Их забрали после того, как солнце село. Недолгий полёт и они вернулись в стационарный лагерь. Всех разобрали медики, Риту персонально увёл Камара.

— Как чувствуешь себя? — начиная отбирать у нее кровь на анализ.

— Нормально.

— По крайней мере внешне всё в порядке, — кивнул Бью. — Так, давай я тебе давление измерю. Ну, практически норма, чуть пониженное. Сейчас начинай пить не холодную воду понемногу, лучше через соломинку. После душа у вас ужин, потом опять пьёшь. Орехи возьми обязательно, банан.

— Поняла. Я могу идти?

— Конечно. Будет что-то беспокоить — немедленно сообщай.

Рита фыркнула про себя, но вежливо согласилась.

В их палатке было пусто. Рита быстро собрала чистые вещи, пошла к санитарному блоку. Откуда-то со стороны слышались голоса и тон разговора был то ли возбуждённым, то ли злым. Рита на ходу пожала плечами и пошла мыться.

— Многие сначала просто не верили, — говорил Александр Никитич Герман, замначальника ЦПК, на подведении итогов. — Что они смогут выжить в таких условиях и с таким скудным набором вещей, как НАЗ. А мы еще научили, как можно обходиться даже без этих вещей — построить укрытие, если парашют застрял в кроне деревьев, прожить без ножа и мачете. Элементарные навыки, которые вам дали в этом курсе — разжечь костер под проливным дождем, например, ориентироваться на местности — достаточно полезны. Но все равно, когда мы заканчиваем курс подготовки, мы желаем космонавтам, чтобы эти навыки вам никогда не пригодились.

— А какой из экипажей был лучше? — поднял руку Зайцев. Он сидел, вальяжно откинувшись на складном стуле. Вообще, они все на них сидели, но только у него была поза самоуверенного ковбоя в салуне.

— Я не помню, чтобы вы соревновались, — взгляд у Германа стал острым. — Но видно было, кто имел опыт турпоходов, а кто провёл детство в интернете. У меня всё, психологи что-то скажут?

— Я думаю, мы поговорим обо всём подробно на 'круглом столе' в Центре, — уклонился Константин Борисов.

— Тогда всем отдыхать, завтра выезжаем по регламенту.

— Ну что, спать? — повернулся к Рите Женька, от души зевнул, вставая.

— Давайте хоть погуляем, посмотрим окрестности, — Ритуля посмотрела на Вадима в поисках поддержки.

— Марго, ты батарейка энерджайзер. Мало отмотали сегодня, что ли? Природой не налюбовалась?

— Куда гулять ночью? — возмутился Женя. — Я тебя за ногу сейчас привяжу, чтоб не сбежала!

— Я тебе привяжу, — погрозила сестрица. — Ладно, спать идём. Скучно с вами, как старики, честное слово. Песок из вас не сыпется, нет?

— Бу-бу-бу, бу-бу-бу, — передразнил младший. — Сама как бабка.

Беззлобно переругиваясь, тройняшки дошли до своей палатки, улеглись и Рита сама не заметила, как уснула, едва коснувшись подушки.

Дома побыли только день прилёта, субботу, и воскресенье. С понедельника начался очередной этап подготовки, но пришедшие на первое занятие Серебро с удивлением заметили, что их теперь семеро. Не было Ивана Зайцева.

— А где? — кивнул Вадим на свободное место. Не то, чтобы они трое были с Зайцевым в конфликте, но в отношениях точно был холодок, отчуждённость и неприятие. Бывает, что подсознательном уровне человек тебе не нравится.

— Ушёл, — коротко ответил с соседнего тренажёра Алексей Платонов.

— С занятий? — довольно глупо спросила Рита.

— Из отряда, — и отвернулся.

Серебро переглянулись с Федоровым и больше ничего не спросили. Интересно было, конечно. У родителей узнавать бесполезно — если официально не объявили, значит, на кухне точно не скажут. У Елисея блеснули глаза, едва заметно повёл плечом в сторону парней, типа, узнаю.

Во второй половине дня Борисов проводил анкетирование по итогам выездного тренинга. Выяснял, как там с командообразованием. Елисей сидел сразу за Витом Зубрицким. Что писал тот, неизвестно, но по напряжённой спине, в которую как будто кол вбили, видимо, ничего хорошего. Из всей четвёрки условного второго экипажа он был всех разговорчивей, с Лисом они часто по субботам заходили в кафе или бар потрепаться. Вечером на стоянке Федоров окликнул.

— Виталь, мож, по пиву? Ну его нахрен, этот сухой закон, хотя бы на сегодня. Или хоть безалкогольного давай выпьем. Подзадолбался я что-то за эту экскурсию!

Разговор склеился под большие кружки крепкого кофе и стейки.

— Ты же с Зайцевым общался, знаешь — ему всегда надо было первым, во всём. У меня дед говорил, что с такими хорошо дерьмо наперегонки есть, — Вит усмехнулся в ответ на ухмылку Фёдорова.

— Типа лидер. Всё старался горлом брать, — Елисей хмыкнул.

— Вот, например, Вадим. Он не бегает, не суетится, в грудь себя не бьёт. Говорит мало, спокойно.

— По делу, — кивнул Федоров. — А ты заметил, как он слушает? Каждого. Идеи и сам генерит, и тебя слушает — ты даже толком сам не понял, а он вычленяет на раз, за какое-то слово зацепится и раскрутит. Но никогда не скажет — это я придумал.

— И его все слышат, признают авторитет. Он ещё и знает много.

— Мне кажется, всё, — посмеялись.

— И Женька грамотный чел.

— По характеру они совсем разные. Младший может любой конфликт разрулить. Юморной, лёгкий. Но на место, если надо, на раз поставит.

— Кстати, я поначалу удивлялся, что они друг с другом совсем не конкурируют, — Виталий жестом подозвал официанта.

— Точно! Я не замечал, что они в чём-то соперничают. Интересно, они в детстве дрались? Мы с братом п...сь только так. Ну что, ещё по кофейку?

— Да, — и подошедшему официанту. — Шарлотка есть? Две несите.

— Четыре, — подкорректировал Лис. — И кофе! Да, так что там с Зайцевым?

— Да мы ... с ним эти четыре дня! Во всё лезет, всеми командует.

— У вас же Валерку Прокопьева командиром экипажа назначили?

— А Зайцеву фиолетово. Но это не главное, — помолчал, Елисей терпеливо ждал. — Он воду отжал и заныкал.

— В смысле?

— НАЗ разделён на четыре укладки. Этот ... деятель... нёс ту, в которой вода, четыре бутылки по два литра. Он вытянул из рюкзака типа 'свою' и закрысятничал. Пил со всеми и ещё из спрятанной тянул. По итогу вода кончилась раньше контрольной отсечки, Прокопьев в непонятках — как так? Зайцев его ещё подкалывает, сволочь! А потом Вовка Платонов заметил, что он, сука, из горла пьет втихую.

Федоров передёрнул плечами от омерзения.

— И что? Не признался?

— Если бы... Мы ..., когда он говорить начал. Гордился, представляешь? Выживает сильнейший, кто умнее, тот и прав. Цель была выжить — лично он выжил. Остальные лохи, сами виноваты.

— ...! А дальше что?

— Мы с Платоновым драться с ним полезли. Прокопьев разнимал. Эта сука стоит, скалится. Прилетели, сразу договорились — или он уходит из проекта, или мы трое. На него давили — раз ты считаешь, что всё сделал правильно, иди, доложи начальству. Тебя наградят, может. В звании повысят.

— Пошёл?

— Нет, — Зубрицкий зло и горько рассмеялся. — Но мы так орали, что на пол-лагеря слышно было, по-моему. Вещи его собрали и выкинули на... . Где ночевал, не знаю, до Москвы все вместе летели, а в понедельник его не было уже. Сам ушёл или отчислили — без понятия.

— Да и пох, — Лис непроизвольно сжал кулаки. — На Земле, при очень условных ограничениях — и у человека планку сорвало. А представь, он бы отбор прошёл и полетел?

— Рита, завтракать! — постучала в дверь мама.

— Иду, — откликнулась Ритинья, любуясь на себя в зеркало. В нём отражалась молодая улыбающаяся женщина с сияющими глазами, упругими волосами, свежей кожей. Даже большой и круглый, как астраханский арбуз, живот выдавался вперёд весело и залихватски. Поправила красивое белье, надела футболку и шорты, и, напевая, поскакала по ступенькам вниз.

— Зависть — плохое чувство, я с ним борюсь, — сообщила Ангелина, утрамбовывая близняшек в детские кресла и повязывая им нагруднички. — Но как вспомню, какая я была бегемотиха на тридцать седьмой неделе — и цветом лица, и его размером тоже, посмотрю на Ритулю и зависть расширяется, как Вселенная!

— Ты была очень милая и уютная, — Мила улыбнулась своим девочкам, поцеловала внуков в пушистые макушки. — Но Рите идёт беременность, это правда. А что Лялька не идёт со своими? Пойду посмотрю.

Но с лоджии уже слышались детские голоса, Алина открыла дверь и в комнату горошком закатились Захарчик, Игорёшка и Лизочка. Говорили все вместе, смеялись, прыгали, подбежали обниматься. Двойняшки с креселок подхватили, шум усилился до уровня работающего авиационного двигателя.

— Тихо, — приструнила Лялька, рассаживая свои ясли. — Завтракаем и идём играть!

Дети неожиданно дисциплинированно взяли ложки и с аппетитом атаковали кашу с изюмом и цукатами. Вадимовичей кормили мама и бабушка.

— Тишина, — облегчённо выдохнула Алина, торопясь позавтракать. — Хоть десять минут помолчат.

— Чем сегодня заниматься будешь?

— Как обычно, — вздохнула Лялька, вытирая подбородок Лизе и отнимая солонку у Захара.

— Ты забыла, у тебя сегодня выходной, — Рита подвинула Игорёне непроливайку с компотом. — Я буду на твоих котятках тренироваться. А то зачем же я отпуск по беременности и родам оформила?

— А завтра у меня, — Лина отбила по столешнице задорный марш. — Потом у мамы!

— А через неделю — с нового года — Катя увольняется, — тем же тоном продолжила Людмила Евгеньевна. — Нянь прибавится.

— И детей, — рассмеялась Рита, поглаживая живот.

— Наши оболтусы идут в детский сад, я на работу, — протянула Лялька мечтательно.

— Я тебя понимаю, — погладила её по руке свекровь. — Два года День Сурка, кто угодно озвереет. Ты ещё хорошо держишься.

Алина вздохнула, вспоминая свой последний срыв. Дело было в июне, дня за два до дня рождения свекрови. Она с детьми пошла в детскую поликлинику, на прививку. Обычно одну её не отпускали, кто-то всегда помогал. Но тут настойчиво звонил участковый педиатр, говорил, что одну плановую прививку они почти пропустили, скоро по срокам вторая, и 'чтобы завтра, и никаких отговорок больше', а свекровь сдаёт дела, Никита и Кирилл — экзамены, Камилла и та в летнем лагере, ну, а про мужа со свёкром говорить не приходится. Звёзды сошлись, как говорится — жара, очередь в процедурный кабинет, дети устали, то орут, то носятся, она вся мокрая, лицо лоснится, футболка прилипла с спине, спереди пятно от сока, сзади на шортах отпечатки ладошек в шоколадных конфетах, волосы растрепались как у Бабы Яги. Запихнула Лизу в слинг, мальчишек в коляску, под возмущённо-жалобные крики семейства как могла быстро пошла домой и вдруг...

— Здравствуй, Алина, — сказал знакомый голос совсем рядом.

Лялька как в замедленной съемке повернула голову. В двух шагах от неё в ослепительно-белой футболке и таких же кроссовках, в светлых брюках со стрелками стоял Денис Абашев.

— Здравствуй, — медленно, как ленивец из мультика, ответила Алина, машинально вытирая дочке сопливый нос. Простое движение усилило градус возмущения у всей троицы.

— Какие большие уже, — Абашев дружелюбно кивнул на тройняшек. — А нам рожать в августе. Марина захотела у своего гинеколога наблюдаться, здесь, в городке. Вот, на очередной осмотр приехали.

До Ляльки звуки доходили как из-под воды. Она слышала, конечно, анекдоты про то, что бывших девушки обязательно встречают, когда первый раз в жизни похожи на бомжа, но никак не думала, что станет его героиней.

— Я давно тебе хотел позвонить. Извиниться. Но решил, что не стоит. А тут увидел, дай, думаю, подойду. Ты извини меня, за всё. Как Камилла? Мама списывается с бабушкой её одноклассника, та и фотографии, и видео школьные присылает, целый альбом набрался. Сейчас понимаю, что не прав, но ничего не вернешь. Да и не к чему ведь?

Алина на автомате кивнула.

— Я после нашего развода к психологу ходил, долго, почти год. И маму убедил. Знаешь, ей было нужнее, чем мне. Она очень, очень изменилась. Даже помолодела. Ей ведь ещё шестидесяти нет. А теперь внука ждёт, планы строит. В парк ходит, а зимой в клуб — у них там самодеятельная танцевальная студия. Маринка меня пару раз туда вытаскивала, — усмехнулся. — Но тут я успехами похвастаться не могу.

Они, оказывается, не спеша продвигались вперед, Денис шёл рядом, улыбался детям, строил рожи. Лялька так и молчала, пока у Дениса не зазвонил телефон и он, попрощавшись, не ушёл. Она потом даже себе не могла объяснить, почему у неё испортилось настроение, но к приходу Женьки была такой злой и раздражённой, что у неё руки тряслись. К этому времени дети, разумеется, спали, только Ками дождалась папу, но и она почти сразу ушла. Алина со стуком поставила перед мужем тарелку с ужином и удалилась в спальню.

— Лялька, я в душ и к тебе, — заглянул Женька и немного замер, когда жена сверкнула на него злыми бешеными глазами. — Что-то случилось, Лялюш?

'И тут Остапа понесло'. Алина шёпотом орала что-то неразборчивое, топала ногами, правда, в тапочках, кидала в него разные мягкие вещи. Женька только по смыслу отдельных слов догадался о сути претензий: его никогда нет дома, она живёт, как солдатка, нет, как мать одиночка! Каждый день одно и тоже, одно и тоже! Она занимается самой низкоквалифицированной работой — уборкой, готовкой, бесконечной стиркой. Для чего она университет заканчивала? Да она скоро всё забудет и после декрета пойдет кассиром в супермаркет работать! И дети страдают! Тут Лялька немного сбилась, поскольку не могла придумать, отчего именно они страдают, и чтобы заполнить паузу, метнула в него подушку.

Женя, в отсутствие опыта женских истерик, не сразу сообразил, что делать, но понял, что такое средство, как поцелуй, ни в коем случае не повредит, отбил снаряд, схватил Ляльку в охапку и начал целовать. Некоторое время она ещё брыкалась, пнула его довольно больно по бедру, визжала (тоже шёпотом) и колотила его по спине и плечам. Женька, крепко держа, целовал и говорил, говорил. Что любит, что она самая красивая, а он болван и свинья, что вот прямо завтра уволится и найдет себе работу с восьми до пяти или, вообще, уйдёт в отпуск по уходу за детьми. От такого откровенного вранья она даже дар речи потеряла, потом рассмеялась, немного поплакала и вдруг отключилась, моментально. Так они и уснули, не мытые и не помирившиеся, зато крепко обнявшись, и сны им снились одинаково лёгкие.

Глава 19.

— Волконский, ну, ... ..., ...! — начальник отдела кадров откинулся в кресле. — ...!

Все в дальней авиации знали, что полковник Сергиенко матом не ругается. Он на нём разговаривает. Так что Матвей перевёл эмоциональную тираду совершенно правильно: 'Волконский, я в некотором недоумении от вашего рапорта. Это несколько необычная ситуация' и промолчал.

— Боевой лётчик — и памперсы менять! Домохозяин, ...! Люся, я ...!

Матвей стоял по стойке смирно посредине кабинета и терпеливо ждал. Комполка, получив рапорт об очередном отпуске с последующим отпуском по уходу за ребёнком до трёх лет, для порядка поорал, попробовал отговорить, махнул рукой — O tempora! O mores! — и отправил в Москву, в штаб дольней авиации, в прямом и переносном смысле.

— Что ж с тобой делать-то? — минут через пятнадцать спросил Владимир Герасимович совершенно спокойно. — Не со службы же увольнять. Тем более, у меня на тебя приказ лежит, капитана тебе присвоили. Ладно, посиди в коридоре, командующий на месте был, доложу.

Матвей попробовал присесть возле приёмной, посмотрел на стульчик на тонких ножках и вышел в холл. Диван выглядел прочнее, но был таким низким, да ещё под тяжестью Волконского осел так, что Матвей мог положить подбородок на коленку. Потому он встал и стал ждать. Сначала — когда Сергиенко пойдёт к Дементьеву — минут через двадцать, потом обратно — ещё через полтора часа. Изредка мимо проходили офицеры, даже двое знакомых по училищу. Пообщались, обменялись новостями об однокашниках. Постепенно у кабинета скопилась небольшая очередь, время от времени кто-нибудь выглядывал и спрашивал: 'Сергиенко не проходил?' или 'Не видел, Сергиенко давно ушёл?'. Матвей терпеливо отвечал. От Риты уже два раза приходили сообщения в мессенджере, и муж слал в ответ грустных ждунов.

За углом в очередной раз стукнула дверь, и женский голос что-то спросил. По паркету простучали каблуки, в холл выбежала секретарь Сергиенко.

— Волконский! Ты что тут стоишь? Давай к командующему, немедленно!

Матвей молча пошёл к лестнице, недоумевая, зачем он генерал-лейтенанту понадобился. В приёмной адъютант при виде старшего лейтенанта встал и с удивлённым выражением лица постучал в кабинет. -

Старший лейтенант Волконский явился по вашему приказанию, — доложил Матвей.

— Проходи, капитан, присаживайся, — показал Дементьев на стул у приставки. По другую сторону сидел Сергиенко. — Рассказывай давай.

— Что? — растерялся Матвей, осторожно стараясь поместиться между подлокотниками.

— Что у тебя с женой, почему надумал в декрет уходить. Первый у вас ребёнок или ещё есть?

— Двойня, — пробасил Матвей, невольно улыбаясь. — Пацаны.

— Да ну? — Сергей Иванович тоже с улыбкой переглянулся с Сергиенко. — Глянь, какой молодец! Его можно на 'летчик-снайпер' представлять, так, полковник? — посмеялся. — Значит, сам хочешь сыновей воспитывать? Жена у тебя тоже служила, я помню, — уже серьёзно.

— Она в отряд космонавтов перевелась, программу подготовки Четвёртой марсианской проходит, — начал Волконский напряженно и сдержанно, думая, а не придётся ли ещё раз историю рассказывать, командующему ВКС, например. — Если с детьми сидеть будет — отчислят, а она очень полететь хочет.

— Не каждый мужик согласится дома сидеть, да ещё при жене-героине, — командующий смотрел на парня доброжелательно, даже мягко. — Нам же самоутверждаться надо, так? А ты молодец. Я же твою историю знаю. И служил, куда пошлют, и привилегий не просил, хоть тесть генерал-полковник, — откинулся в кресле. — Ладно. Подпишу, — поставил росчерк, прочитал. — С какого у тебя отпуск?! — перевёл взгляд на Сергиенко. — С первого апреля?! У нас сегодня какое, — посмотрел на монитор. — Шестое марта, а вы его в Москву дернули на один день, что ли?! Рапорт подписать?

— Я с Медведевым говорил, он не против Волконского 'по личным обстоятельствам'...

— Отпуск по личным обстоятельствам на десять суток только дают, ну, плюс двое суток 'дорожных'. Это семнадцатое будет, до первого ещё две недели. Обратно полетит?

Подчинённые благоразумно промолчали.

— Пусть ему в полку трудодни поставят или освобождение по болезни, скажи, я распорядился.

— Мы его здесь в госпиталь оформим, — подсуетился кадровик.

— Ну, решай, — кивнул, отпуская. Матвей встал. — Спасибо, товарищ генерал-лейтенант.

— Давай, расти своих пацанов и возвращайся. Хороший ты лётчик, небо тебя любит, — поднялся, крепко пожал Матвею руку.

Домой, в смысле на дачу, Матвей поехал через Детский мир, ювелирный, цветочный и популярный ресторан, в котором тёща не раз заказывала котлеты по-киевски. Водителем 'при его особе', как он сам определил, был Кирилл, а с утра Никита, который его и привёз с аэродрома в штаб.

— Что же ты, теперь в Ахтубинск не вернёшься? — Кир с удовольствием слушал новости, неторопливо двигаясь в потоке. — А как же квартиру освободить, вещи?

— Вещи у меня все с собой, — пробасил Матвей кивая назад, где в багажнике тряслись два рюкзака. — А квартиру мужиков попрошу сдать, я и ключи на всякий случай командиру оставил.

— Уверен был?

— Нет, но чуйка что-то такое подсказывала, — парни посмеялись, хотя Матвей нисколько не шутил.

— То-то Рита такая спокойная была, — Кирилл, наконец-то, вырулил на съезд на кольцевую в сгущающихся сумерках.

— Что, правда? — Матвей зевнул. Долго ждал на аэродроме отлёта, потом летел на попутном транспортнике, опять ждал на аэродроме прилёта на жестком диване в кабинете руководителя полётов — не было смысла ехать в Подмосковье, поскольку ему с утра нужно было в штаб.

— Как удав, — хохотнул любящий брат. — Матвей, ты бы лёг на заднее сиденье, да подрых. Нам ещё часа два пилить, как минимум.

Зять потёр лицо, шумно зевнул в знак согласия, и Кир свернул в вовремя попавшийся на дороге 'карман'. Волконский сложился вчетверо и действительно уснул. Проснулся он от того, что хлопнула водительская дверь.

— Ни хрена се я придавил, — с трудом садясь и пытаясь выпрямиться, пробубнил Матвей. — Только уснул — и приехали уже.

Однако за окнами было темно и на их деревню не похоже. Видно было, как Кирилл разговаривает с кем-то впереди, на самом краю пятна света фар. Матвей выбрался из машины и пошёл узнать, в чём дело. Почти в притык к джипу торчал багажник чужой иномарки.

— ... а потому что правила надо соблюдать, — тянул слова немного гнусавый голос. — А вам, мажорам, папки машину купят, права купят, а мозги нет. За руль-то первый день сел или неделю катаешься?

Другой голос гаденько усмехнулся.

— Я машину больше пяти лет вожу, и правил никаких не нарушал, — спокойно отвечал Кирилл. — Ты сам мне под бампер сунулся. Но ок, я тебя стукнул, давай ДПС вызвать. Виноват — страховая оплатит.

— Да чё ты гонишь, — поднял обороты первый голос. — Они копейки платят, а мне нормальный ремонт нужен. Давай пятьсот баксов и ехай.

— Сколько? За царапину пятьсот долларов?

— Эт ещё по-божески! Будешь выпендриваться, я больше насчитаю.

— А если у меня с собой такой суммы просто нет?

— На карточку скинь. Машина ..., а у пацика пять сотен зеленью нет? Да ни в жизть не поверю! — это второй прорезался. — Гони, ..., деньги, а то, сука, пожалеешь!

— Я ему щас займу, — Матвей выдвинулся из тени. — ... возьмёте? Отоварю.

Два персонажа, довольно давно безнаказанно промышлявшие автоподставами, с изумлением смотрели на выдвинувшегося из темноты огромного мрачного мужика в тёмной куртке с надвинутым на глаза капюшоном.

— Ты кто? — от неожиданности первый, повыше, отступил на шаг. Второй, покрепче, потянул из-под полы что-то длинное, Матвей краем глаза заметил движение, оценил.

— Я его финансовый директор, — сделал неуловимое молниеносное движение и вырвал монтировку. — Всё, козлы. Звездец вам.

Злоумышленники, не сговариваясь, дёрнулись к машине. Одного поймал Матвей, скрутил, второму Кирилл заломил руку. Дотащили до машины, сунули мордами на капот.

— Документы, — Матвей тряхнул своего. — Документы, я сказал.

— В ма-машине, — проблеял порядком струхнувший мошенник.

'Сейчас ... по башке нашей же монтировкой и в лесополосе закопают, будем ёлки с берёзками удобрять', — промелькнуло у второго. От страха и жалости к себе мужичонка заскулил и заёрзал.

— Никита, звони в полицию, — велел Матвей, перехватывая второе тело.

— Э! Э! Мужики, давайте договоримся!

— Звони. И нашим набери, а то мы тут надолго зависнем, беспокоиться будут.

Пойманные на горячем мужичонки сто раз успели покаяться, что вообще взялись за свой сомнительный промысел, особенно когда на место происшествия, опередив полицию, прикатили еще два джипа. Тот, что помоложе, глядя, как из салонов один за другим выпрыгивают пять крепких мужчин, залопотал что-то неразборчивое, заёрзал.

— Так, — оглядел их мужчина, по виду, главный. — Разведите их по разным машинам, дайте бумагу и ручку, нечего время терять, пусть явку с повинной пишут, — глядя в упор на фигурантов. — Все эпизоды, подробно — дата, время, место, сколько взяли у потерпевших. Все, подробно, кроме сегодняшнего. Я понятно объяснил?

Молодой с энтузиазмом закивал, когда его легко закинули в серебровский джип, второй, пытаясь бравировать, спросил, щерясь.

— А то чё?

— Сам подумай. Пустая трасса, ночь.

— Несчастный случай, — высокий взвесил в руках монтировку.

— Харэ. Давай бумагу, писать буду.

Парни подтолкнули его к машине Русанова, Вадим сел на водительское сиденье, Никита встал рядом с дверью.

— Матвей, может, домой поедешь? — кивнул на свою машину Игорь Вадимович. — Тут, похоже, надолго.

— Нет, бать, я со всеми, — отказался зять. — Тем более, едут, — кивнул на проблесковые маячки на дороге.

Приехали поздно — пока сдали подъехавшим полицейским криминальный дуэт, пока то-сё.

— Долго вы, — обнимая Матвея, посетовала Людмила Евгеньевна. — Рита пошла малых кормить, и сама с ними задремала. Они пока в вашей старой комнате живут, в угловой. Буди её и давайте ужинать.

— Мам, я пойду помоюсь, а то от меня козлом уже тащит.

Людмила рассмеялась и протянула приготовленное полотенце.

Из бани Матвей выходил неохотно — сухой пар расслабил мышцы, снял усталость, головы стала лёгкой. Но очень хотелось к Рите и детям, и он почти бежал к дому. Беззвучно открыл дверь в спальню — горел синий тёплый ночничок, на постели, на которой они спали с Ритиньей в его первый приезд к Серебро, на боку спала его жена, обнимая рукой его сыновей. Встал на колени, смотрел и насмотреться не мог. Всё своё сиротское детство он мечтал о том, что у него будет семья, дом. Когда встретил Риту, Серебро его приняли, как родного, он обрёл то, чего так желал. Но когда дети родились... Он не мог выразить словами, что это для него значит. Его дети! Часть него, часть Риты — всё самое лучшее, что в них есть.

— Я никогда больше не буду один. Я никогда не оставлю моих детей одних, — шептал, сгребая плед в кулак, не замечая. Глазам стало горячо-горячо, и он торопливо провел по ним ладонью. Один из щекастых кулёчков вздрогнул во сне, вздохнул, и Рита моментально проснулась, подняла голову, похлопала сына по пузу, нежно погладила по лбу одного, второго. Замерла и вскинулась пружиной, повернулась, садясь.

— Матвей!

Он уткнулся к ней в колени, она чувствовала кожей горячую влагу, шептала нежное и ласковое, гладила затылок, спину, прижалась щекой.

— Рита, — шептал, сжимая её до синяков, не находя слов для всего, что бурлило и клокотало в груди. — Любимая моя...

Потом оба стояли на коленках у кровати и разглядывали своих мальчишек. Матвей как завороженный касался ручек в смешных варежках, ножек, гладил животы, смотрел, как сопят и шевелят губками два маленьких чуда.

— Красивые, да? — ревниво спросила Рита, требовательно глядя на него.

— Ага, — восхищённо. — Самые-самые!

Ещё немного полюбовались, потом Ритинья спохватилась, что муж голодный и потащила его ужинать. На пороге оглянулись — дети спали, надёжно подпёртые подушкой.

— Садитесь скорее, — вскочила тёща. — Матвей, что будешь? Рита?

— Мам, я сама, — Рита усадила мужа, обняла, прижалась. Он подхватил ладошку, поцеловал. — Он всё будет, он голодный!

Остальной народ уже поел и хрустел печеньем и пирогами под разнообразные напитки.

— Матюха, ты зашёл когда, у тебя лицо было, как к Милахи на новый год, — начал Женька. — Как тебе подарочки?

— Нормальные, — усмехнулся Матвей, с аппетитом наворачивая борщ из громадной тарелки. — Сам делал!

Матвей отъелся, отоспался, утром вскочил бодрый. Развлекал одного сына, пока Рита кормила второго, потом мыл и одевал по очереди, унес в гостиную, оставив Ритинью досыпать кверху попой под толстым одеялом. Дети таращили на папу глаза, дули губки и отрабатывали на папиных пальцах хватательный рефлекс. Устали через полчаса, собрались было поплакать, но папа положил обоих под ключицу, в ухо тяжело застучало сердце, так спокойно и надёжно, что убаюкало почти мгновенно. Матвей сидел так с полчаса, пока на кухню не спустились тесть с тёщей.

— Доброе утро, — Людмила Евгеньевна не сдержалась, подошла погладить младших внуков. — Спят мои сладкие котики! Ты завтракал, Матюха?

— Нет, — папа ловко переложил в люльку на полозьях сразу обоих мальчишек, укрыл, немного поднял 'крышу'. — Помочь, мам?

— Что будешь, омлеты колотить или вафли печь? — не стала отказываться Людмила Евгеньевна. Игорь Вадимович тем временем вытаскивал из старенького холодильника огромные кастрюли с собачьими деликатесами, кошачьей нарезкой, раскладывал в миски, перекладывал в вёдра. За окном уже призывно голосили.

— Сейчас, я бате помогу, чтобы два раза не ходить, — накинул куртку, вернулся, набрал полные руки. В открытую дверь просочились домашние коты, брезгливо трясли лапами в тазу, вырывались от Игоря, не давая вытирать.

— Не хотите лапы мыть, или на улицу не ходите, или домой, как остальные, — внушал Игорь Вадимович, отряхиваясь от мстительно оставленных хищниками клоков шерсти.

Матвей, улыбаясь, выставлял на специально сделанном крытом помосте у гаражей миски с едой для кошек, предпочитавших свободу. Над гаражами давным-давно были сделаны теплые домики для подброшенок, а в холодную погоду им даже включали отопление.

— Кормёжка у вас не хуже, чем в столовой армейской. Порции по любому больше, — погладил толстого котяру с раздвоенным ухом и наглой мордой. — Что, Билли, весна? Опять всю ночь своим кискам песни орал?

Собаки ревниво загавкали у вольера, бас Полковника эхом отдался от противоположного берега, заметался между деревьев.

— Тихо, перебудите всех, — цыкнул на псов хозяин от крыльца.

Матвей забрал тару, пошёл в дом, поглядывая на светлеющее небо. Наступало то время года, которое ему особенно нравилось. Днём уже начинало таять, крыши наперегонки отращивали сосульки, ночью подмораживало. По-особенному пахло свежестью, как будто зима перед уходом решила постирать заношенные снежные покрывала. Тропинки приятно похрустывали ледком, тянуло пробежаться, и он глубоко вдохнул в предвкушении.

Его не было минут пять, а Людмила Евгеньевна уже развила бурную деятельность. Одновременно пеклись вафли на двух вафельницах, жарился бекон на одной огромной сковороде и овощи на другой, тостер беспрерывно плевался поджаренным хлебом, на гриле пеклись сосиски, в одной мультиварке доваривалась молочная каша, в другой гречневая.

— Мам, точно помощь нужна? — с восхищением оглядывая поле деятельности, уточнил зять.

— Да, — пропела Людмила, что-то одновременно переворачивая и помешивая. — Бей яйца!

Все позавтракали и разъехались — кто на работу, Людмила Евгеньевна в городок за внуками, забрать пораньше из яслей и школы. Алина и Женя редко оставались со своей оравой одни, по пальцам можно было дни пересчитать, бабушка не видела старшеньких всего-то один вечер, а уже соскучилась. На даче остались Екатерина Юрьевна, Лина с близняшками и Волконские. Рита с детьми так и спали, нисколько не потревоженные привычным утренним сборищем, Лина своих увела в игровую.

— Матвей, иди побегай, — предложила Русанова, усаживаясь у них в гостиной с книжкой и хорошим видом на колыбельку. — Я тут за всеми присмотрю.

— Рита проснётся, пусть мне позвонит, — попросил Матвей, уходя переодеваться.

Утоптанная тропа пружинила под ногами, уводила всё выше в гору. Лес его помнил, здоровался взмахом упругой ветки, бросал под ноги хвою и шишки. Матвею было хорошо, спокойно. Он был там, где хотел, в ладу с собой. Он любил небо, полёты, но принял решение уйти, пусть временно, потерять несколько лет лётной практики, понимал, что за это время другие уйдут далеко вперёд, усовершенствуется техника. Пусть. Матвей был уверен, что сможет вернуться, а сейчас у него есть дела поважнее. Научиться купать мелких, например. Имена им дать! Подпрыгнул, ухватив высокую почти горизонтальную ветку, подтянулся, спрыгнул. Энергия била ключом и выплеснулась боевым индейским кличем.

— И почему Геля майских праздников не дождалась? — ворчал Женька, торопливо одеваясь после стремительного душа и пытаясь одновременно застегнуть брюки и завязать галстук. — Завтра бы по-человечески встали, нормально собрались и поехали.

— Потому что в мае жениться — всю жизнь маяться, — просветил уже одетый в парадное Матвей. — Теща распорядилась.

Было немного непривычно видеть парней в гражданском, но Ангелина, когда звонила приглашать, категорически объявила, что дресс-код допускает любой вид одежды, кроме формы. — Хоть голые приходите, только не в парадке. Вот она у меня где, — показала над макушкой.

— И это говорит человек, который в даже в увольнение платье ленился надевать, — беззлобно подколола Рита. — Ладно. Будут тебе красивые парни в пиджаках, я давно Матвея нарядить хотела. Кстати, ты на Глеба как размерчик подобрала?

На Волконского костюм пришлось шить на заказ, Женька с Вадимом пожертвовали выходным ради шопинга и отпросились на три часа тридцатого апреля, что само по себе было подвигом. Как бы то ни было, этот квест они прошли и теперь осталось только успеть на роспись. В этот раз выкуп невесты без них прошёл. Хотя, если честно, Ангелина, припоминая похищение невест, не очень-то их отсутствию печалилась, в отличие от Глеба.

— Давайте выдвигаться уже, — Лина, немного нервничая, вышла из соседней комнаты. — Пока дети отвлеклись. Не успеем, будут вопить и скандалить!

Поскольку не только Серебро и Волконские ворчали на свадьбу в будний день, выездная регистрация была назначена на четыре вечера в подмосковной усадьбе, которую владельцы сдавали в аренду как раз под свадьбы и юбилеи. Нарядный шатер на улице, много цветов, улыбающиеся гости и жених, нервно дергающий шеей в тугом воротничке. Ангелине было все равно, только бы в этот раз свадьба, наконец, состоялась. За три года они пытались торжественно пожениться четыре раза, но то Глеба отправляли в очередную командировку, то она срочно улетала, и родители опять звонили организаторам и приглашенным и извинялись. Самим Глебу и Ангелине было хорошо и так, они расписались еще в Хабаровске, но родителям, особенно Королевым, надо было свадьбу "как у людей". В результате было потрачено много денег, еще больше — нервов, и теперь четверка сватов в предобморочном состоянии ожидала во всех смыслах долгожданное событие. Новобрачные обменялись кольцами и поцелуями, регистратор захлопнула папку и с дежурной улыбкой удалилась, фотограф подскочил исполнять 'сессию'.

— Здорово, — улыбаясь, подошел к Серебро-Волконским Андрей Щербаков, махнул кому-то. — Вот кого точно рад видеть, мужики, так это вас!

К ним широким шагом уже двигались Наум Марыкин и Роман Седов. Мужики тискали друг другу руки, хлопали по плечам, Ромка обнял Риту, попробовал покружить.

— Седов, ты бессмертный? — Рита, смеясь, вырвалась.

— Я чисто по-дружески, — сделал тот наивные глазки.

— Ну, дай и я тебя обниму, по-дружески, — шагнул к нему Волконский.

— Да ну тебя, еще ребра сломаешь, — отступил на шаг. — Матюха, ты все в ширь растешь, что ли? Монгола догоняешь, как его там звали?

Свадьба шла своим чередом — еда, танцы, конкурсы. Горячительное лилось рекой, гости развеселились, некоторые — разоткровенничались.

— Все равно не понимаю, — Марыкин, развалившись, откинулся на стуле, активно жестикулировал. — Ты же мужик! Мужик! Дети, памперсы, кашки-какашки — это бабские дела.

Матвей молча пил минералку.

— На... это тебе? Она, значит, героиня, на Марс полетит, а ты, каблук, дома детишек нянчить? — пьяно рассмеялся.

— Не лез бы ты к людям, — посоветовал Щербаков. — Без тебя разберутся.

Не угомонившийся Наум понес что-то уж совсем несусветное, и Матвей поднялся и вышел, чтобы избавить себя от искушения. Поискал глазами жену, отошедшую минут двадцать назад поболтать с однокурсницами. Она стояла с Алиной и Матвею показалось, что Рита недавно плакала.

— Что, родная? — обнял, поцеловал в мягкие кудри.

— Да ну их, — всхлипнула. — Сами еще никого не родили, но я уже мать плохая!

— Наплюй слюной, Ритуль, — он сжал ее крепче. — Пойдем, потанцуем. Лялька, как насчет баттла?

— Я візьму той рушник,

Простелю, наче долю,

В тихім шелесті трав,

В щебетанні дібров.

І на тім рушничкові

Оживе все знайоме до болю,

І дитинство, й розлука, і вірна любов.

І на тім рушничкові

Оживе все знайоме до болю,

І дитинство, й розлука,

Й твоя материнська любов.

Влад Есин не в первый раз исполнял эту песню красивым звучным баритоном, и всегда у Милы щемило сердце от того глубинного, исконного и настоящего, что в ней было. Но сегодня, пожалуй, он пел её зря. У всех женщин слезы навернулись, а Людмила Евгеньевна, всю неделю упорно старавшаяся не плакать, поднялась и ушла в дом. Рита, все понявшая, отдала сидевших у нее на коленях детей мужу, тронула за плечо Вадима, кивнула Жене и они втроем пошли следом за матерью. Мама сидела у себя в спальне на постели, уткнувшись лицом в скомканный халат, плечи вздрагивали.

— Мама, мамулечка, — Рита с Женей сели по обе стороны, старший встал перед ней на колено, все трое обняли, прижались. — Ну, не плачь...

— Дети, дети, — обняла Риту, по очереди притянула к себе сыновей. — Как вы у меня выросли... Теперь всех сразу не обниму... опять вы от меня улетаете, так далеко и надолго... — бессвязно шептала сквозь всхлипы.

— Мама, ну что ты,— уговаривал Вадим. — Всего полгода, пусть месяцев восемь. Видеосвязь каждую неделю, каждый день связь с ЦУП.

— Мы ведь и раньше подолгу дома не были, — Женя погладил маму по щеке, поцеловал.— Скоро вернемся, будем служить в отряде, у тебя на глазах.

— Скоро вернемся, — вторила Рита. — Совсем скоро!

Мила по голосу определила, что дочь на грани истерики, мгновенно собралась.

— Конечно, — улыбнулась легко. — Просто я что-то накрутила себя, да песня еще эта трогательная. Ладно, давайте выбираться, а то нас поисковая команда разыскивать будет, может, даже с собаками.

Поисковая команда действительно встретила их в прихожей.

— Мам? — тревожно пробасил Никита, заглядывая ей в лицо.

— Все в порядке? — Кирилл теперь тоже был выше нее на полторы головы, но это все еще был тот самый мальчик, что не любил оставаться дома один и всегда старался держать маму за руку, как мамонтенок хвостик.

— Мила, — Игорь извлек ее из окружения, посмотрел в глаза, вытер мокрые щеки. — Давай, успокаивайся.

Она нырнула к нему под руку, прижалась близко-близко, покивала.

— Пойдемте, — отстраняясь. — Гостей проводим, детей пора укладывать. Завтра утром встанем, посидим спокойно, позавтракаем и поедете.

Рита, попрощавшись с Нетесиными, Келлерами, Есиными, Быковыми тепло обнимавшими, желавшими легкого полета, скорейшего возвращения, уставшая, опустошенная пошла к себе. Матвей уже купал мальчишек, дети смеялись, баловались. Села на пол рядом с низкой ванной, смотрела, не замечая, что плачет.

— Так, ихтиандры, вылезаем и укладываемся. Сказка нас ждет, спать не ложится, — Матвей, приговаривая, вытер сыновей, одел в широкие штанишки и майки, понес в детскую. Рита шла следом, испытывая грусть и досаду от того, как мало ее было в их жизни. Она приходила поздно, видела их утром и перед сном, да в единственный выходной. Их растил отец, и оттого, что она улетает, мало что для них изменится.

— Прилечу, пройду карантин и третьего рожу, — сердито пообещала она себе. — Буду сидеть в декрете до школы. С рук не спущу ни младших, ни старших! И вообще, уволюсь. Пусть Матвей семью кормит.

— Что ты ворчишь? — обнял сзади муж. — Хочешь третьего — будет третий. И четвертый.

— И пятый, — твердо сообщила Марго.

— Обещаешь?

— Клянусь.

— Мне уже хочется проводить тебя скорее, — целуя ее волосы, глаза, плечи.

— О? — вяло удивилась Рита, забираясь ему под майку.

— Каждый день твое возвращение будет ближе, — сжал до боли, противореча себе, не желая отпускать.

— Я вернусь к тебе, — поклялась горячо. — К вам! И мы никогда больше не расстанемся. Обещаю!