Жуткий, неестественный звук вспорол нежный шелест реки, и огромная, черная тень промелькнула рядом, едва не задев. Водяной вихрь закружил и отбросил в сторону. Оглушенный и испуганный, я не сразу сообразил, что это какой-то корабль только что промчался над нами.

Анфиса подплыла ближе и взяла за руку, успокаивая:

— Не бойся, но будь осторожен.

Все еще дрожа, я кивнул, вспоминая обрубки на месте ног Архипа. Еще как буду!

— Пока я с тобой, тебе нечего бояться, — воспользовавшись замешательством, ее ловкие пальчики зашарили по моему телу. Не знаю, был ли то морок или иное колдовство, но моя плоть самым предатель-ским образом откликнулась на русалкины ласки. Я не владел собой. Вернее, собой я владел, но — лишь духом, заключенным в плоть, которая была уже не моей. Но Анфиса так хороша, так притягивает... Никогда еще не ощущал такого желания...

— Сначала плоть, потом и душа, — шептала Анфиса, закрывая мои глаза поцелуями. Мы куда-то падали — мне было все равно. Весь мир был заключен в ней, вернее, мира и не было, а была лишь она...

Что со мной? Где я? Я лежал на дне совершенно голый и в полной боеготовности. Чем же мы тут занимались? В теле чувствовалась странная слабость.

— Где моя одежда? — спросил я. Память возвращалась медленно, какими-то рваными, расплывча-тыми фрагментами.

— Зачем она тебе? — улыбнулась русалка. — Ты молод и красив. Скрывать нечего.

Я невольно прикрылся.

Русалка засмеялась, широко раскрыв рот и показывая острые зубки. Я почему-то вспомнил, как шокировали непринужденно открывавшие рот под водой русалки и утопленники. Привык. И горло уже не сжимает спазм, когда думаю, что лежу на дне Невы без воздуха.

— Ну, вставай, Андрюша. Плыть пора, — Анфиса сладко потянулась. — Водяной приказал тебе реку показать, а ты еще не все увидел. И дело одно есть.

— Какое дело? — не без опаски спросил я. Почему-то подумалось: людей топить будем.

— Надо в одно место заплыть, — сказала русалка. — Дурочку одну проведать. Слизень приказал.

— Какую дурочку?

— Из-за любви утопилась, — отчего-то отвернувшись, пояснила Анфиса.

К тому времени мы пересекли Неву и вплыли в один из притоков, кажется, на правой стороне. Голо-ву из воды я не высовывал, потому что передвигались мы быстро, и направление запомнил примерно.

— Дашка! — позвала Анфиса, остановившись в тени под каким-то мостом. Сверху неслись лязги и стуки, старые сваи неприятно вибрировали от проносящихся сверху машин. Дно усеивало ржавое железо, обломки затонувших бревен и всякий мусор.

— Дашка! Выходи, посмотреть на тебя хочу! — крикнула русалка.

— Здесь она живет, — Анфиса остановилась, вися в полуметре от дна. Она умела парить в воде со-вершенно недвижно и красиво. Я так не мог. Архип учил, но не все легко давалось. Чтобы управлять водой, требовались и воля и желание. А главное — вера, что сможешь. Почти как по Библии. Именно с верой и бы-ли проблемы. Ну, как с ходу поверишь, что течения просто нет, что оно не властно над тобой, что ты мо-жешь управлять водяными струями, заставляя обтекать твое тело, как неколебимый монолит? Так что при-ходилось подгребать руками, как обычному пловцу.

— Под мостом?

— Ага, — весело подтвердила русалка. — Где утопилась, там и живет, мокрица прозрачная. Уж Слизень-батюшка и грозил ей и наказывал — все впустую. Не хочет живые души забирать. Говорит: свою не уберегла, так грех на чужие зариться... Дура. Вот и выцвела вся, как стекло стала. Скоро исчезнет, как и не было.

Анфиса презрительно фыркнула. Похоже, она ее недолюбливала.

Что-то шевельнулось в просвете между сваями и нечто, напоминающее человеческую тень, под-плыло к нам. Это женщина, возможно, когда-то была очень красива, но сейчас ее лебединая шея и хрупкие плечи лишь подчеркивали болезненную, если так можно сказать о мертвеце, худобу. Она была не просто худа — она была наполовину прозрачна, и это поразило меня необычайно.

— Вот и она, — сказала мне Анфиса. — Да ты никак поправилась, Дашка?

Она издевалась.

— Да покажись же ты, плыви ближе! — велела Анфиса.

Утопленница подчинилась. Я смотрел на нее с двух метров и, кажется, видел контур сваи за ее спи-ной. Что-то похожее я наблюдал в одном магазине, когда увидел ряд сложенных у стены стекол. Стоявшие за ними предметы были так же неясно различимы. Вроде, что-то видишь — а не поймешь, что...

Она висела перед нами, скромно, а может быть, скорбно потупив голову. Мне хотелось увидеть ее глаза, но Дарья на нас не смотрела. Худые руки плетьми висели вдоль впавших бедер, грудь почти не про-сматривалась.

— Повернись! — скомандовала Анфиса. Утопленница повернулась. Она была тиха и покорна, и я не услышал от нее ни единого слова. — Ну, как? Мешок с костями!

Анфиса засмеялась:

— Дура ты, Дашка! Мужики не собаки — на кости не бросаются! А ты все сохнешь... Вот твой бы тебя увидел — сбежал бы со всех ног!

— Мне все равно, — тусклым голосом произнесла Дарья.

Мне стало жаль ее. Прав Ковров: от своей боли не уйдешь — и на том свете достанет.

Волнение скрыть не удалось, и Анфиса удивленно спросила:

— Что с тобой, Андрюша?

— Ничего, Анфиса. Страшно стало.

— Отчего же?

— Что она прозрачная вся.

— Слышь, Дашка, тебя уже утопленники боятся! — усмехнулась Анфиса. Не пойму, что эта Дарья ей сделала?

— Красавица! — Анфиса плавала вокруг утопленницы, хватая то за грудь, то за руки. — Какие ножки! А грудка как хороша! Не то, что у меня! Ха-ха-ха! Посмотри, Андрюша, чем не невеста? И в белое не надо обряжать!

Она смеялась и глумилась. И ни слова, ни движения в ответ. Худое, тщедушное тельце когда-то мо-лодой и, наверно, красивой девушки висело в мутной полумгле грязного канала, и мне было невыразимо больно. Я не мог плакать, но еще мог сострадать.

Словно почуяв это, утопленница медленно подняла веки. Глаза ее были — как два синих аквамари-на. Лучистые и живые. Только они и жили в этом покинутом душой теле. Глядя в них, я забыл о ее страшной полупрозрачной наготе, забыл про Анфису и Слизня. В этих глазах было то, чего мне так не хватало. Лю-бовь. Искренняя и настоящая. Идеальная красота русалки исчезла, оставляя глазам отвратительное, злоб-ствующее существо.

— Чего уставилась, кикимора! — резко проговорила Анфиса. Глаза утопленницы закрылись, и я очнулся. — Слушай меня! Слизень тебе последний срок дает! Три дня. Не сделаешь — пеняй на себя! Те-перь плыви под свою корягу! Пойдем, Андрюша, нечего нам тут делать.

— Чего она ждет? — спросил я, когда мы отплыли.

— Может, своего любимого, а может, когда Слизень терпение потеряет. Ни одной души не взяла за столько времени, мокрица поганая...

— А зачем души забирать? — спросил я и подумал, что методом перекрестных вопросов смогу, наконец, докопаться до правды. Не Архип, так Анфиса расскажет. Русалка остановилась:

— Если долго жить хочешь, надо души человеческие забирать. Тогда их срок станет твоим! Я научу тебя. Это не трудно.

— А если не забирать? — я представил, как, наподобие вампира, впиваюсь зубами в человека — и меня передернуло.

— Станешь, как Дарья, — усмехнулась Анфиса. — Не поймешь: русалка или мокрица? Или пустое место?

— Скольких же ты погубила? — невольно пробормотал я, но Анфиса услышала.

— Погубила? — расхохоталась русалка. — Силком я никого не тащу! Но в воде — наше царство! И твари водяные повинуются нам, и волны, и течения! Все здесь — наше, и живые — наша добыча!

Волосы Анфисы взвились над головой, точно змеи:

— Испокон веков живые нам кланялись, дары приносили. А теперь забыли, все хотят даром взять! Нашу рыбу ловят, в нашу реку гадят! Добром ничего не дают — так мы сами возьмем! Их души и возьмем! — глаза Анфисы сверкнули такой яростью, что, будь я на земле, попятился бы прочь. — Людской век недо-лог, их царства сменяют друг друга и гибнут, а наше тысячи лет стоит и стоять будет!

Она снова расхохоталась и поманила пальчиком:

— Поплыли, покажу тебе реку. Так велел Слизень. Свои места знать надобно.

Мы исследовали Неву вдоль и поперек, заплывали в притоки и даже небольшие ручьи. Я стара-тельно использовал скрывающее от людей заклятье и очень устал. Анфиса сказала, чтобы я не тратил сил: она скроет меня от людских глаз. А если и увидят — кто поверит? А если и поверит — что с того? Я согла-сился. Даже раньше истории о водяных и русалках никого не удивляли, а сейчас это никому не интересно. А нечисти только на руку.

В некоторых притоках вода была настолько грязной, что и прятаться не приходилось. Будь я жи-вым, ни за что не стал бы купаться здесь. Сейчас же... Вся брезгливость, связанная с водой, исчезла. Я не чувствовал разницу между грязной и чистой водой, меня не страшили канцерогены и примеси, нефтяные и масляные пятна. Больше пугали непонятные твари, юркнувшие в норы при нашем появлении. То ли рыбы, то ли жуки... Мутанты, наверное. Сюда бы наших чиновников с губернатором! После такой экскурсии быстро бы реку очистили!

Мы навестили нескольких утопленников и утопленниц, живущих в разных районах реки. Похоже, здесь у каждого была своя зона, которую мертвецы знали, как пять пальцев. Мне показывали затонувшие машины, неразорвавшиеся, лежащие с войны бомбы, полузатопленные баржи и дикие пляжи, где можно поживиться душами бесшабашных пьяниц и неосторожных детей...

Мертвецы были разными, как бывают разными люди. Одни полусгнившие, похожие на склизкие коряги, другие вполне презентабельные. Кто-то приветливо махал нам длиннющими, как у Фредди Крюге-ра, когтями, кто-то скалил острые рыбьи зубы, кого-то с головы до пят или хвоста покрывала чешуя... Чер-тов бал-маскарад.

Многое из того, что я видел, уже рассказывал Архип, но увидеть своими глазами... Подводный мир был необъятен и чужд, но так же поразителен и интересен. Мы выплыли за границы города, двигаясь про-тив течения. Встречные подводные твари кланялись Анфисе, и я понял, что в царстве Слизня она имеет кое-какой вес. Впрочем, об этом я слышал и от Архипа. Мы миновали Ижору и Мгу. Анфиса сказала, что мест-ные водяные платят дань Слизню. Я хотел спросить: чем, но не стал. Неожиданно открывшееся зрелище заставило забыть обо всем:

— Что это?!

Останки древнего корабля лежали на каменистом дне, и я восторженно указал на него Анфисе. Ру-салка милостиво кивнула, и я спланировал к месту крушения. Это был древний корабль, очень древний — судя по изъеденным временем останкам. Сильное течение далеко растащило полусгнившие обломки, но очертания остова с мощной продольной балкой еще прослеживались. Дно здесь каменистое, покрытое глу-бокими трещинами, течение сильное. Обычный человек не смог бы удержаться здесь даже на секунду — мощное течение моментально уносило в сторону. Благодаря вызубренным заклятьям и огромному желанию я смог приблизиться к кораблю вплотную. В детстве мне нравились книжки по археологии, и я мечтал найти древний артефакт. Будь на моем месте археолог, он бы задохнулся от восторга — этот корабль лежал здесь немало веков.

Я проплыл над окаменевшими останками и нашел изъеденный ржавчиной якорь. На дне лежали изломанные, вероятно, от крушения, и тоже окаменевшие куски мачты со следами железных снастей, остан-ки оружия и гладкие, обточенные водой, кости. Была ли то русская ладья или боевой драккар викингов, оставалось только гадать, но впечатление было огромным! Даже первое посещение Эрмитажа не вызвало таких эмоций! Может, оттого, что в музей могут попасть все, а вот на дно... И это еще не все тайны Невы!

Наконец, повернули назад. Мы скользили в толще водяного потока, течение ласково и послушно несло нас. Как же здесь хорошо, как спокойно! Прежняя жизнь казалась глупой, никчемной суетой, без веры, без смысла, без цели... Здесь я был самим собой, сильные струи Невы смывали человеческие законы и запо-веди, морали и условности. Невиданное, неощущаемое никогда прежде чувство свободы захватило меня. Плыви, живи, пари! Здесь не достанут опера, военкоматчики и спецслужбы. Огромное водное пространство пьянило, как космос космонавта, и хотелось петь, орать во все горло! Абсолютная свобода!

Остановившись у Большеохтинского моста, Анфиса указала на многочисленные рыбачьи снасти. Я вспомнил: проходя мимо, каждый раз видел с десяток рыбаков, облюбовавших это место. Помнится, это удивляло: неужели они рассчитывают что-то поймать?

Разноцветные поплавки висели над нашими головами, а под ними тянулись лески с крючками и наживкой. Усмехнувшись, Анфиса спланировала ко дну, что-то подобрала, нацепила на крючок и дернула за леску. Я увидел быстро летящую вверх блесну, а под ней зацепленную за крючок ржавую консервную банку. Анфиса не успокоилась, и другой крючок 'поймал' полусгнивший ботинок.

Я представил радость от такого улова и не мог сдержать усмешки. Анфиса веселилась еще больше. Когда выброшенные разозленными рыбаками банка и ботинок шлепнулись обратно в воду, я не выдержал и захохотал вместе с русалкой.

— Вижу, устал ты, — ласково сказала Анфиса. — Всю реку с тобой обошли. Поплывем, покажу, где отдохнуть. Там никто нам не помешает.

Несмотря на усталость, я четко уловил это 'нам' и отказался, сказав, что поплыву спать к Архипу. К Обводному я привык, а просторы Невы пугали. Привыкшему к крохотной комнате в коммуналке, мне так же трудно остаться в голой степи или в лесу. Как ни странно, Анфиса не настаивала. Махнув рукой на прощанье, она странной белой рыбиной ушла в глубину.

Анфиса пугала непредсказуемостью и бесцеремонностью. Она не знала стыда, не стеснялась и не жеманничала, в отличие от 'земных' девушек. В своей жизни я таких девушек не встречал, и Анфиса нра-вится своей непохожестью. Но казалось, что за чувствами Анфисы прячется нечто холодное и расчетливое, только и ждущее, когда неосторожный ступит в расставленную ему ловушку. И возбуждавшая красота иде-ального тела уходила, улетучивалась с каждым появлением русалки. Привыкал я, что ли? Нет, скорее, дело в другом. Просто в какой-то момент я понял и прочувствовал разницу между телом и душой.

Надо возвращаться. Долгое пребывание под водой благотворно сказалось на теле, я ощущал неви-данный прилив сил, но в душе чувствовал себя препогано. Эйфория от путешествия миновала, мне хотелось отдохнуть от всего, от воды и водяных тварей — в первую очередь. Хочу домой.

Ночевать у Архипа я не собирался, даже не думал. Утопленник был порядочным занудой, а еще я соскучился по людям. По городу. По той части меня, что навеки припаялась к нему. И особенно скучал по Юльке. Но связаться с ней не мог: мобильник лежал дома.

Поразмыслив, я пришел к выводу, что милицейской засады у меня устраивать не будут: не маньяк же я какой-нибудь и не убийца. А потому могу спокойно вернуться в квартиру. Но держать ухо востро все же следует. А если что — воспользуюсь новыми умениями. Не пропаду. Еще неизвестно, кто кого больше напугает: милиция меня или я — милицию.

У Архипа я научился наводить морок и делаться невидимым не только в воде, но и на суше. Правда, сил это полезное заклятье отнимало много, и держать его я мог лишь какие-то минуты, так что особо не раз-бежишься. Как только Анфиса его держит, удивлялся я огромной силе русалки. Архип научил меня крутить водовороты, создавать и удерживать водяные столбы, ударом которых можно свалить человека с ног, слу-шать и чувствовать воду, и многое другое. Магия воды завораживала удивительными, неповторимыми чу-десами, и я радовался, как ребенок, когда под надзором Архипа удавалось сотворить что-то новенькое.