Она послушно отвернулась к стенке, пока Мариан натирал ей спину, подробно рассказывая о встрече. И потом — так любимые им ягодицы, то ли намыливая, то ли поглаживая их. И ноги.
Когда она повернулась обратно, глаза его блестели. И она, улыбнувшись, взяла из его рук мочалку и повела ей вниз по широкой груди.
Такие совместные минуты словно возвращали ее в те времена, когда ей нужно было быть баронессой, хозяйкой его дома, матерью его детей, и, главное — его женой. Они успокаивали, скрепляли их семейный мирок — и позволяли ей не сойти с ума от груза ответственности.
Корона короной, а когда муж говорит "иди ко мне" — она идет. Подождет корона. И страна подождет.
Рабочий день начался после спешного завтрака, с распоряжений помощнице, встреч с придворным магом и начальником разведуправления, министрами, и продолжился переговорами с драконами. Но теперь в Синем зале присутствовали не только Мариан, но и премьер Минкен, и министры иностранных дел и обороны, и целая толпа помощников.
Василина сильно переживала среди такого количества внимательно слушающих ее мужчин, и тем тверже был ее голос, хотя руки холодели и опять влажной становилась спина.
— Четери, — проговорила она мягко, когда все собрались, — я благодарна, что вы пошли навстречу и организовали встречу его высочества и моей сестры. Это поможет нам сэкономить время. Я отдала распоряжения о предоставлении вам телепорта, сопровождающих магов и инженеров. К вечеру элементы арки подвезут сюда, но есть проблема — господин Кляйншвитцер заверил нас, что они слишком громоздкие для переправки через дворцовый телепорт.
— Не беспокойся об этом, огненная госпожа, — Четери старался не улыбаться очень откровенно — так интересно было наблюдать за повелительницей Рудлога, изо всех сил играющей свою роль. — Я отнесу их в Истаил. Могу ли я просить тебя о второй арке? Для Тафии.
Василина задумалась на мгновение, кинула взгляд на министра обороны.
— В военном резерве еще есть, — коротко рапортовал тот, — но нужно расконсервировать, проверить работоспособность. Потребуется еще день. И день на установку в Песках.
— Я вернусь за вторым, — согласился Четери. Василина посмотрела на помощницу — та понятливо записывала распоряжение.
— Если все пройдет удачно, — Ветери, с его тонким лицом и способностью находить подход к любому собеседнику, у рудложцев вызывал очевидно больше доверия, чем прямолинейный Мастер Клинков, — то сразу после установки телепорта в Истаиле мы отправим посольства к государям соседних стран. С его величеством Инландером Владыка поговорит лично. Остальных известим о браке между ее высочеством Ангелиной и Владыкой Нории и пригласим на обряд принесения даров Богине. Обязательно подготовим сообщение для жур-на-лис-тов.
Василина кивнула, встретилась глазами с братом Владыки, Энтери — он все больше молчал и улыбался ей ободряюще. Королевской пресс-службе еще предстояло деликатно объяснить народу, куда подевалась старшая принцесса Рудлог. И после новости в Пески рванут все репортеры мира, и не остановит их ни отсутствие дорог и электричества, ни страх перед драконами. Так что итоговое заявление должно остаться в ведении Песков.
— Еще один важный вопрос, господа. Надо наладить грузоперевозки между нашими странами. Ангелина написала, что у вас была старая дорога, которая проходила по побережью между Милокардерами и морем и соединялась с дорогой Рудлога. Сможет ли по ней идти грузовой и легковой транспорт?
— Мы, увы, не можем сказать, каково ее состояние сейчас, — с сожалением откликнулся Ветери. — Нужно пробовать.
— Проще всего сейчас для торговли приспособить ваши портовые города, — вступил в беседу Минкен. — Флот у нас есть, крупногабаритные грузы — телефонные вышки, например, — лучше доставлять на кораблях. Даже если сухопутная дорога сохранилась, вряд ли она отвечает современным требованиям. Да и не выдержит одна трасса необходимый поток. Нужна железная дорога, но ее быстро построить не получится. Остается только вода.
И они надолго углубились в предварительное обсуждение первых поставок в Пески, о которых просила Ангелина в своем письме. Не по-сестрински уже — с заключением контрактов, оплатой, приглашением специалистов. Потом, конечно, все это будет оформлено договорами, обговорено профильными комитетами. А сейчас нужно хотя бы обозначить поле деятельности.
Драконы часто останавливали беседу, не смущаясь, вежливо просили уточнить отдельные слова — и она затянулась до обеда. Но расходились все уставшими, но удовлетворенными — Минкен подсчитывал будущую прибыль и тихо радовался разумному поступку старшей Рудлог — не ошибся он в ней, и вряд ли она могла лучше послужить стране. Министр обороны думал о том, что нужно бы пощупать магами Стену Песков и сделать хорошие спутниковые карты, министр иностранных дел — что стоит оставить дипкорпус в Теранови, пока в столице Песков не наладят инфраструктуру. Предстояло много работы. А драконы дождались, пока встанет королева, поклонились ей.
— Могу ли я показать сородичам город? — поинтересовался Энтери.
Василина немного смутилась, посмотрела на Мариана.
— Я распоряжусь, чтобы придворный маг дал вам допуск за щиты, — под понимающим взглядом Чета проговорил он невозмутимо. — Вам предоставят машины, водителей и охрану.
— Мне не нужно охраны, — усмехнулся Четери. — А вот от автомобиля не откажусь. Пока мои братья будут развлекаться, я должен выразить свое уважение родителям жены. И, — задумчиво протянул он, — решить еще один вопрос.
Люк
Лорд Лукас Дармоншир с каждым днем становился все мрачнее и раздражительнее. И было с чего — мало того, что заняться было нечем, так и по ночам творилась какая-то ерунда, заставляющая его серьезно беспокоиться о своем здоровье и психике.
Началось все через сутки после его возвращения из Блакории. Как раз после того, как Люк, помаявшись от безделья и странной тревоги, почти осязаемо покалывающей кожу, выехал на Колибри покатать по пригородам Лаунвайта. И два часа спустя обнаружил себя на полпути от столицы к Дармонширу, среди унылых туманных полей.
Справа уже блестело тонкой полосой туманное свинцовое море. Солнце играло с тучами, то выпрыгивая в просветах и ослепляя водителя, то прячась и уступая место косому ледяному дождику. Дождь делал снег черным, превращая его в кашу, дождь пропитывал инляндские и траурные флаги на префектурах маленьких городков, мимо которых проносился Люк. Инляндия погрузилась в недельную скорбь.
Смерть королевы Магдалены оказалась неожиданной и лишь добавила кусок в складывающуюся головоломку. Интересно, не его ли величество Луциус поспособствовал скоропостижной кончине супруги?
Солнце в очередной раз выглянуло, залило унылый загородный пейзаж золотом, высветило дорогу до горизонта, заиграло на ледяном крошеве, набегающем на пустынные мокрые пляжи. Скоро в Инляндию придет весна — и тогда все покроется желтоватым и зеленым пушком, и седое море перестанет бросаться на берега штормами, снова станет лазурным. И можно будет взять яхту, в очередной раз выкрасть Марину...
Он выругался, ударил ладонями по рулю. Тут же заныло плечо, напоминая о настойчивом пожелании Байдека, снова будто электричеством начало потряхивать тело, и до безобразия захотелось позвонить, сорвать с работы, заставить ее приехать, довести до храма и предложить очередную авантюру. С ее безрассудностью Марина могла бы и согласиться.
Люк уже не выносил ее работу — мешающую их встречам, — раздражался из-за того, что нужно было учитывать мнение ее родных, и совершенно беспросветно утопал в нежности, когда они созванивались или обменивались сообщениями.
— Скажите мне, ваша светлость, — иронично проговорила она в один из первых после их расставания разговоров, — известно ли вам, что такое предохранение? Или вы решили рискнуть и стать отцом?
Он с досадой пощелкал зажигалкой. Забыл, конечно же забыл. Слава Тандаджи, ничего не упускающему. Надо будет ему, что ли, запас дурман-травы обновить.
— У меня капсула вшита, Мариш.
— Прекрасная новость, — в ее голосе читались облегчение и смех. — Но я все же куплю серьгу. А то я уже представила себе, как через девять месяцев у меня появляется младенец с дурным характером, умноженным на два.
Он тоже представил и понял, что не готов в ближайшее время делить ее ни с кем. Ни с семьей, ни с младенцами. Когда спадет безумие, может быть. Если спадет. Три дня в горной хижине ничуть не утихомирили его желание — наоборот, только раздразнили. Ему было мало. Он хотел всё.
"Колибри" пела под руками, и мелькнула шальная мысль вжать педаль сильнее и доехать до Иоаннесбурга. Снова поселиться там. Ближе к Марине. Но разницы не было — наличие телепорта уравнивало расстояния. К тому же, поселись он хоть у стен дворца, это никак не решит проблему.
Люк никогда не отказывал себе в исполнении желаний. Сейчас он желал, чтобы Марина была с ним. В его постели по ночам, в его руках утром, в его доме вечерами. Чтобы каждый раз, как возникала потребность в ней, он мог взять и утолить голод. Эгоизм? А что в этом плохого? Чертовы условности, договоренности и прочая светская шелуха!
Впрочем, его бы не остановила и сотня договоренностей и обещаний — но Марина просила подождать. И он ждал. И сверхъестественным своим чутьем понимал, что сейчас тот хрупкий момент, когда нельзя давить, нельзя подталкивать к решению — иначе Марина воспротивится и все усложнится еще больше.
Его секретарь, Майки Доулсон, каждый день связывался с помощницей Ангелины Рудлог, чтобы узнать, когда жених и невеста смогут встретиться, но ответ всегда был нейтрален — ее высочество еще не вернулась из деловой поездки в Йеллоувинь, и, к сожалению, в графике своем не может выделить ни минуты для встречи. Телефон старшей Рудлог молчал. Объяснение откладывалось, хотя срок их договора уже почти истек, и Люк буквально заставлял не сорваться в Йеллоувинь, чтобы найти там ее и поговорить.
Море справа уже расстилалось широким и белесым волнующимся полотном — еще чуть-чуть и поглотит нитку дороги. Впереди крюком выдавался нависающий над волнами и туманом брызг мыс с тяжелым обледенелым маяком, мигающим красным. А влево от дороги уходила широкая каменная стена, очерчивая границу герцогства. Здесь начиналась система фортификаций Дармоншира.
Люк проехал дальше, и вернулся, свернул к ближайшему форту, решив посмотреть, многое ли изменилось там с детских лет. Комендант гарнизона, седоусый и грузный полковник Фрост, встретил владетеля земель и своего непосредственного командира с тревогой и удивлением. Но уже через полчаса, уяснив, что его светлость в военном деле разбирается и приехал без намерения вмешиваться в его работу, с удовольствием показывал ему и быт гарнизона, и смену патрулей, и как осуществляется связь с соседними фортификациями. И даже лично сопроводил на высокую дозорную башню, откуда открывался все тот же унылый вид на поливаемые дождем поля, леса и близкое море. Разбавлял его только тщательно поддерживаемый оборонный вал, и ров, засаженный кустарником, да видневшаяся система окопов и блиндажей.
— Учения проводим, ваша светлость, — объяснил Фрост. — Нужды нет, да в этой слякоти бойцам только дай заскучать, сразу же пойдут драки и самоволка. А лопата в руках, да на валу или во рву любую скуку выгонит.
Люк усмехнулся — дисциплинарные приемы у всех военных одинаковы. В поддержании вала действительно не было нужды, да система фортификаций давно уже изжила себя — но в Инляндии были сильны традиции. Если предки построили, отчего бы не использовать?
С комендантом они пообщались очень оживленно — оказалось, что Фрост знаком с преподавателями в его училище. И перед тем, как попрощаться и уехать, Люк попросил составить список требуемого для гарнизона и передать в замок Вейн. И пообещал приехать еще.
Когда красная спортивная машина взревела, засияла фарами и в сумерках понеслась по дороге вдоль стены, полковник Фрост набрал коменданта следующего форта и в самых дружеских выражениях посоветовал ему проверить, все ли в порядке в гарнизоне. Потому что он практически готов побожиться, что не более чем через двадцать минут к ним заглянет новоявленный и очень въедливый герцог Дармоншир.
Люк доехал до замка Вейн уже в темноте. Пребывание среди солдат и офицеров встряхнуло его и успокоило — все же в армии все проще, прозрачнее и спокойнее. Герцога уже ждал отличный ужин — утиная грудка под маринадом, запеченный паштет, глазурированые овощи, — приведший его почти в блаженство. Так что он с удовольствием выпил бокал вина и лег спать.
А утром встал похмельным, агрессивным и измученным — потому что тревожное покалывание, не дающее сидеть на месте со вчерашнего дня, усилилось, стоило ему только сомкнуть веки и начать уходить в сон. Усилилось до вполне осязаемого, болезненного — то, что казалось очередной потребностью в адреналине, переросло в выбивающие слезы судороги. Его словно на дыбе всю ночь растягивали — сокращались мышцы, болели суставы и жилы, перед глазами мерцали белые пятна, и все это под мелкую лихорадочную дрожь.
Боль была необычной — а ему ли, ломавшему и отбивавшему все, что можно, не знать все оттенки боли? Простыл, вероятнее всего, или просто надорвался. Или его нагнал откат после последних событий с Дьерштелохтами. А, может, кулаки Байдека не прошли даром.
"Стареешь, Кембритч".
Он несколько раз вставал среди ночи. Принимал горячий душ — становилось легче, но ненадолго. Закидывался обезболивающим. Курил. В конце концов не выдержал — взял бутылку из бара и напился. Виски притупил ощущения, расслабил тело, и к утру Люк забылся глубоким алкогольным сном.
Вызванный днем виталист осмотрел его, недоуменно пожал плечами.
— Простите, ваша светлость, но если не учитывать абстиненцию, вы совершенно здоровы. Я бы даже сказал, показательно здоровы.
Люк мрачно пошевелил плечами. Не было даже отголоска боли, и руку больше не хотелось беречь. Даже дышалось как-то легче.
— Могу только предложить витамины и успокоительное, — продолжил виталист, — предполагаю, что это нервы шалят, лорд Лукас. Больше спите, регулярно питайтесь, находитесь на свежем воздухе побольше. Никакого беспокойства. Лучше бы вам поехать в санаторий на месяц-другой. Вывести вам сейчас алкоголь?
— Давайте, — пробурчал герцог, пережил несколько неприятных секунд изматывающего сушняка и с наслаждением выпил почти кувшин кисленького морса, который оставил на столике догадливый камердинер, при утреннем посещении правильно оценивший и вусмерть пьяного хозяина, развалившегося на кровати, и пустую бутылку.
Люк отпустил виталиста и пошел в душ, смывать алкогольный пот. Плотный обед вернул ему расположение духа, и после он снова сел в машину и поехал осматривать оставшиеся форты.
Знакомое покалывание началось к вечеру, после захода солнца. Он еле довел "Колибри" до замка — так тряслись руки, отказался от ужина, быстро поднялся на слабеющих ногах в свои покои и выпил сразу четыре таблетки успокоительного. Прислушался к себе.
Кажется, отпустило. Неужели и правда нервы?
