Нес ее на руках, как когда-то в первую встречу, так и зашел в дом, только вместо будущей тещи их встретила Надежда — подбежала и обняла его. Стояли вместе в передней, а Маша твердила: — Я говорила тебе, Надя, что Лексей приедет, а ты не верила!
Уже позже, когда Маша сняла просторную шубу, в которой выходила во двор, молодой человек заметил странное в ее фигуре, в первые секунды не понял, а потом догадался — подруга беременна! Спросил, хотя и так было ясно: — Маша, у нас будет ребенок? — на что получил такой же ответ: — Да, Лексей, я ношу твое дитя!
Конечно, о страстных объятиях теперь стоило забыть — обнимал любимую бережно, как хрупкую вазу, ласкал и целовал, а она таяла в сильных руках своего мужчины. Тем временем будущая свояченица позаботилась об ужине — незнакомая Лексею кухарка что-то спешно готовила на печи. Еще заметил по отношению прислуги — кроме старого дворецкого и его жены, а также нанятого им самим садовника, добавились еще конюх и две служанки, — к сестрам, что роль старшей этом доме исполняла Надежда, отличавшаяся более твердым характером. Даже Маша зачастую обращалась к ней, если что-то было нужно, а уже та отдавала распоряжения — наверное, так повелось между ними еще с детства. Не стал менять сложившийся порядок, оставил как есть, коль так удобнее всем.
После ужина — довольно вкусного, почти как у тещи, — Маша с Лексеем удалились в свою спальню, где также бережно и осторожно исполнили, можно сказать, супружеские обязанности — насколько позволял седьмой месяц беременности. Судя по сроку, зачали дитя в первой их близости — тогда Лексей в порыве безрассудной страсти даже не подумал предохраняться, — хотя потом принимал подобные меры. Оказывается напрасно — попал снайперски, с первого раза! Что уж жалеть, в какой-то мере Лексей даже радовался скорому появлению ребенка, только как быть с мужскими гормонами — ему было мало тех утех, что получил от беременной подруги, да и без какой-либо страсти — можно навредить ребенку! Наверное, Маша почувствовала неудовлетворенность своего жениха, хотя он старался не показывать ее — был ласков и нежен пуще прежнего, — призадумалась, затаилась как мышка в его объятиях.
То, что надумала, сказала на следующее утро после завтрака, обескуражив любимого мужчину — не ожидал подобного от скромницы-невесты!
— Лексей, пожалуйста, не сердись на меня, но я хочу только лучшего для тебя. Прошу за сестру, позволь ей прийти ночью к нам. Она согласна — ты ей нравишься, да и не было у нее никогда мужчины. А тебе нужна женщина — я же понимаю, что не могу дать того, что ты хочешь.
Лексей даже воскликнул от абсурдности такого предложения: — Маша, что ты говоришь! Я же люблю тебя и никакая другая женщина мне не нужна. А то, что с тобой нельзя — ничего страшного, потерплю.
Подруга же продолжала свое: — Лексей, мы будем вместе, никуда от тебя я не уйду. Только прошу — пожалей Надю, она ведь влюблена в тебя еще с первого дня, когда ты пришел в наш дом. Никогда раньше мне не говорила, пока я сама сегодня не сказала ей о нас. Позволь ей прийти, пожалуйста!
Молодому человеку стало понятно — откуда, вернее, от кого у любимой девушки появилась эта сумасбродная идея. Прежде не проявлял особый интерес к ее старшей сестре, принимал как будущую родственницу, не более. Тихая и молчаливая, она вела себя неприметно, стараясь не замечать сочувствующие взгляды родных. Казалось, уже свыклась с мыслью, что женское счастье обошло ее стороной — природной красотой не обладала, легкостью общения также, а о приданном, которым могла бы привлечь хоть кого-то из приличных кавалеров, в ее семье не помышляли. Единственно, что как-то отличало Надежду из сестер — рассудительность, говорила взвешенно и разумно, не совершала опрометчивых поступков. Тем более казалась невообразимой такая глупость — предложить себя в любовницы, причем будущему мужу своей сестры! Да и не замечал прежде от Надежды каких-либо романтических чувств — держалась с ним ровно, а доброе к нему отношение считал обычной приязнью к избраннику младшей сестренки.
Постарался как-то объяснить невесте, что не нужна ему Надя, а жалость к ее женской доле за счет них ни к чему хорошему не приведет:
— Маша, я знаю — ты хочешь помочь своей сестре, заодно и мне угодить. Но пойми — так нельзя поступать, ты рушишь наше будущее счастье и любовь между нами. Как же можно быть с другой, а потом прийти к тебе и ласкать как ни в чем ни бывало!
Услышал ответ: — Лексей, я готова пойти на то — пусть Наде достанется хоть чуточку бабьей радости и ради того поделюсь тобой.
А на его слова; — Даже отдать меня? — сказала убежденно: — Я знаю — Надя хорошая, никогда не предаст!
Ночью, когда Лексей уже лег в постель, вместо жены, вышедшей из спальни по какой-то нужде, к нему пришла ее сестра. Перешагнула через порог и затворила за собой дверь, после, чуть постояв у входа, подошла ближе. Смотрела на него неотрывно , в свете горящей свечи глаза ее казались бездонными, как в темном омуте. Видно было, как ее била дрожь, а на груди ночная рубашка трепетала волнами, как морская вода перед штормом. Тихо промолвила: — Лексей, прошу — возьми меня, никто мне не нужен, только ты, — затем, не дожидаясь ответа, с какой-то отчаянной решимостью сняла через голову сорочку и прижалась к его груди, обхватив крепко-крепко.
У Лексея не хватило духа прогнать, стоило же ей приступить к неумелым ласкам, как не выдержал и набросился, нисколько не жалея девственницу, а она терпела, только слезы лились по щекам. После, когда отпустил девушку из объятий и лег рядом в приятной неге, услышал тихое: — Я благодарю тебя, Лексей, — встала и ушла. Вскоре вернулась Маша, примостилась под бочком и сказала тоже: — Спасибо, Лексей, за Надю — она счастлива.
С той ночи две сестры менялись — сегодня одна, завтра — другая, — а Лексей принимал их уже без ропота или недовольства, даже почувствовал вкус к происшедшему разнообразию. Постепенно привык не видеть в их связи особо неприличного — в светском обществе столицы, где ему когда-то довелось обращаться, — подобное считалось милой шалостью, сходились даже с близкой родственницей, как его кровный отец со своей кузиной. Привели эти отношения к тому, что и должны были — Надя забеременела, причем даже обрадовалась случившемуся, не побоялась пересудов кумушек, да и родной матери. Никому не признавалась — от кого ее будущий ребенок, — на вопрос матери, догадывающейся об их близости: — Отец твоего дитя — Лексей? — лишь ответила: — Мама, извини, но я не хочу говорить на эту тему!
На третий после приезда день велел дворецкому закладывать сани и, пока сестры наряжались к выезду в город, бегло просмотрел отчеты старост, переданные ему Никифором. По ним выходило неплохо — прибыли, конечно, ждать было рано, но большая часть затрат уже окупилась. Урожай выдался неплохим, хватило на собственные нужды, часть пустили на продажу. Купленные коровы и свиньи дали первый приплод, в птичьем дворе развели кур и гусей, так что мяса и молока уже не пришлось покупать, как еще год назад. В крестьянских хозяйствах появился небольшой достаток, по крайней мере, никто не помер от холода и голода. Правда, не все смогли обзавестись живностью, надеются на следующий год приобрести буренку или тягловую савраску, если хозяин поможет — список охочих к тому крестьян старосты приложили.
Выехали ближе к обеду — как раз успеть к тещиному столу! Разместились в санях втроем на заднем сиденье — Лексей посередине, а барышни с обеих сторон. Надя вела себя чинно и скромно — не пыталась лишний раз прикоснуться и вообще как-то показать о происшедшей в прошлую ночь близости. Маша же веселилась как ребенок — шалила с Лексеем, смеялась по любому поводу и даже без него, иной раз бросала лукавые взгляды на сестру и жениха. Казалось, ей доставило удовольствие то, что случилось между ними, радовалась больше, чем виновники происшествия. Должно быть, Надя говорила ей держать в тайне их отношения, но все равно не сдерживала своих чувств. Правда, когда подъехали к родительскому дому, присмирела, вела себя также, как и старшая сестра.
Застали дома только мать, остальные разошлись по своим заботам. Та, конечно, обрадовалась приезду будущего зятя, но не преминула указать тому укоризненным взглядом на выступающий живот младшей дочери — мол, как ее людям на свадьбе показывать! Вслух же о том не высказалась, после первых объятий, вручения ей гостиниц пригласила в столовую и выставила на стол еще горячие блюда. Обед, можно сказать, прошел в теплой атмосфере — Лексей не забывал нахваливать тещину стряпню, а та, довольная, накладывала ему от души. Позже перешли в гостиную, тут и завели разговор о предстоящем венчании в городском храме и свадьбе. Конечно, хотели скорее, но все же следовало достойно подготовиться, заранее пригласить гостей, причем не только родственников, но и ближайших соседей из дворянских усадеб. Прежде с ними Лексей не общался из-за хозяйственных забот, теперь же следовало познакомиться и как-то наладить отношения — иначе обиды от них не оберешься.
К вечеру вся семья Сумароковых собралась, ужин к приходу главы уже приготовили — хозяйка и дочери расстарались, пригодились привезенные из усадьбы мясо и овощи, — так что сразу сели за стол. Разговаривали мало — так принято было в этом доме за трапезой, — лишь отдавали должное трудам стряпух. А потом дали волю словам и эмоциям — дочь выходит замуж, как же тут сдержаться! Общим решением постановили — венчание и свадьбу проводить через две недели, сначала в городе, с проводами невесты, а потом в усадьбе. Как-то получилось, что бразды в этом важном деле взяли родители, точнее, мать, а молодые лишь соглашались с мудрыми указаниями старших. Даже в том, что им надеть, конечно, не Лексею — у него мундир, — а Маше. Какое именно платье, цвет или материал — обязательно голубое из атласа, никак иначе! Получив все предписания и наставления, молодые, а с ними и Надежда, отправились в свой дом, не остались на ночь у родителей — сестры уже привыкли жить отдельно, без надоедливой опеки.
Эти дни до свадьбы стали хлопотными для жениха и невесты, каждый день приходилось куда-то выезжать — заказывать и примерять платье, туфельки и диадему, наносить визиты соседям и приглашать на свой праздник, в храме исполнять какие-то обряды перед венчанием, позаботиться об украшении дома, закупками вин и деликатесов к столу. Практически все приготовления легли на их плечи и Нади, родители ограничились наказами, иной раз укорами — надо так, а вы все перепутали, — с трудом соглашались с доводами молодых. Дважды приезжали в усадьбу с проверкой, заодно изъявили желание пройтись не только по дому, но и всем хозяйственным строениям — пришлось старшей дочери сопровождать по всем закоулкам двора и отправить с ними понравившуюся живность. У Лексея даже стало складываться впечатление, что они почувствовали себя хозяевами, а его с Машей считают в какой-то мере несмышлёными детьми, за которыми нужен родительский глаз.
В день венчания приехали в родительский дом караваном из пяти саней, украшенных разноцветными лентами и подзорами, с колокольчиками и бубенцами, своим звоном извещавшим о приближении свадебного поезда. В доме у входа уже ждали родственники невесты, пришлось дружке жениха одарить их гостинцами, чтобы позволили войти. В гостиной расселись за накрытые столы, но прежде, чем приступить к застолью, угостились из рук родителей сыром и хлебом, запили их слабым вином. После недолгой трапезы, когда уже собрались выходить из дома, молодых обсыпали хмелем и зерном, а дружка — один из соседей жениха, — попросил родителей невесты благословить детей своих идти к венчанью, в чем, конечно, отказа не последовало. Ехали Лексей и Маша к храму в разных санях — уж такой обычай! — соединились только у ворот и больше не расставались. Невеста от охватившего ее волнения даже схватилась за его руку, позабыв о запрете — до объявления их мужем и женой нельзя касаться друг друга.
Свадебный выезд
На венчание приехали в главный храм (собор) города, выстроенный из белого камня, семь глав, возвышавшиеся над зданием, также были белого цвета — потому прозвали храм Белой Троицы. Только что закончилась обедня, пришлось подождать во дворе, пока прихожане не освободили святилище. Вскоре венчающихся и гостей пригласили на таинство, в притворе сняли шубы и салопы и прошли в неф — основное помещение для отправления службы. На Маше было надето платье с пышным — колоколом, — низом и ее выступающий живот не очень бросался в глаза. Что уж говорить — некоторые невесты специально подкладывали подушки под платье, чтобы казаться дороднее, — так что далеко не все заметили непраздность виновницы торжества. Едва званые люди вошли, батюшка приступил к церемонии венчания — наверное, торопился, не дал времени гостям осмотреться, — позвал жениха и невесту к аналою — столику с церковной книгой.
Дружка подсуетился — бросил под ноги у аналоя рушник, — на нее встали молодые. На вопрос батюшки: — По доброй ли воле венчаешься, раб божий Лексей (раба божья Мария), — оба ответили: — По доброй воле, отче, — дали обет верности друг другу. После батюшка передал каждому зажженную свечу и стал читать венчальную молитву, свидетели при том держали венцы над их головой:
— ... во имя Господа нашего Иисуса Христа, повинуясь друг другу в страхе Божием. Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу... Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил.. Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится своего мужа.
Венчание в храме
Молодые слушали слова молитвы со всем вниманием — то ведь обращение именно к ним от имени бога, дарующего благодать и мир их семье. У Маши от переполнившихся чувств глаза повлажнели, а лицо побледнело, как снег — Лексей, искоса приглядывающий за невестой, побоялся, что ей стало плохо, придвинулся ближе, чтобы вовремя ее поддержать. Но она выдержала до конца — стояла, не дрогнув, когда батюшка надел на ее голову венец, вслед за мужем отпила глоток кагора из чаши. Вместе обошли кругом аналой и на этом венчание закончилось — родным разрешили приблизиться к молодоженам и поздравить с совершением брака. В самый последний момент юная жена допустила оплошность — перед выходом их храма сняла венец сама, когда то должен был сделать муж, — а так получилось, что она ему ровня и не намерена быть под ним. Когда поняла о том — покраснела от стыда, Лексей же обнял ее и шепнул: — Не переживай, все у нас будет хорошо!
На свадебный пир в усадьбе набралось гостей больше, чем рассчитывали молодожены — тесть постарался, позвал всех важных людей города, от губернатора до чиновников управы, да не одних, а с их немалыми семействами. Пришлось рассаживать их в двух залах, ставить дополнительные столы, а для танцев освобождать гостиную. Хорошо еще, что припасов наготовили с запасом, так что никто из гостей голодным не ушел, да и трезвым тоже. Местное дворянство оказалось еще теми любителями разгуляться — никого не пришлось уговаривать откушать или поплясать, иной раз впору их было унимать от буянства, чем предлагать вести без стеснения. До откровенных драк и разборок с ущемлением чести не доходило — присутствие губернатора и полицейских чинов как-то остужало горячие головы, — но без скандалов не обошлось, в одном из них невольно пришлось участвовать Лексею благодаря тестю, крепко уже подвыпившему.
