-Я так понимаю, у неё имеется приличный для одиночки запас оружия. Оружия, к которому мы совершенно не имеем доступа, которым он может распоряжаться совершенно спокойно. И уже распоряжается.

Теперь ещё раз пройдёмся по списку. Кто тут у нас не откажется с Сашкой разговаривать, зная только кое-что из её официальной биографии? Так... Вот этот товарищ генерал. По сведениям Владимирского, последними реформами он раздражён до крайней степени. И того и гляди будет отправлен в отставку. А с Сашкой он ещё по прошлой жизни знаком: демонстрировали ему на военной кафедре местную диковинку, то есть Сашку собственной персоной. Впечатление произвела. Генерал ещё сказал "Понадобится содействие— обращайся". Телефончик в памяти трубки сохранился. К генералу Сашка и без союзничка новоявленного собиралась.

— Извини, вина не держу.

— Не помню,кто сказал: вода — для рыб и раков, вино — для детей и женщин, а что покрепче — для мужей и воинов. Я вовсе не муж, но вполне себе воин.

Генерал хмыкнул одобрительно.

Выпили ещё по одной. Кажется, оба уже дошли до нужной кондиции. Генерал крякнул. Сашка поморщилась.

— Здорова ты пить. Не всякий мужик так сможет.

Сашка ухмыльнулась, словно от зубной боли.

— Есть такое. У нас с трезвенниками напряженка. Кого хочешь пить научим.

— Ты что, в наёмники подалась?

-Не совсем. Служила в самой что ни на есть регулярной армии.

— Где?

-Очень далеко отсюда. Рекомендовано не рассказывать. Хотя, есть что вспомнить...

— Понятно. Хоть по артиллерии работала?

— Нет. В основном— минно-взрывное дело.

— Ясно. Чувствуется в тебе офицерское что-то. Видать там звание сильно побольше, чем здесь было.

— Сильно. Считай, почти генеральское.

— Ну, загнула.

— Плох тот солдат...

— Это верно. Ты свой фельдмаршальский жезл, похоже, уже нашла.

— Да.

— С тобой сидишь — почти забываешь, кто ты. Словно ты такая же, как я. Десятки лет лямку тянула. Много в каких местах, где смертью пахнет, побывала.

— Приходилось,— хрипло, держась за горло, ответила Сашка,— саму чуть не схоронили, потому и вернулась.

— Сколько же лет тебе на самом деле?

— Куда больше, чем кажется.

Кивнула на журнал. На обложке — что-то очень похожее на лунный кратер. Где и как появился этот кратер, Сашке прекрасно известно. Впрочем, насчёт "где" сейчас каждая собака осведомлена. Хуже с выяснением вопроса "как". И главным: "кто?"

— Что думаешь?

— Сильно. Правильно сделали, что грохнули этого мудака. Не пойму только, зачем только ракету такую мощную взяли?

— Другой у них не было, — по-прежнему держась за горло, отвечает Сашка. Из чего же генерал этот свой самогон делает? Не из спирта ли того же сорта, какой Марина в свое время жареными кошками закусывала?

Генерал пристально взглянул на неё.

— Уверена, что другой не было?

— Да. Абсолютно.

— Серьёзные они ребята, похоже... Чьи?

— Свои собственные.

— И ты из них?

— Вроде как. Считай, из главных.

— А этого... За что?

— Просто за то, что гад редкостный. Убить меня хотел. Потом под меня копать начал. Работать на него предлагал.

— А ты, принципиальная, выходит.

— Выходит. Как-то надоедать стало, как тут всё загибается. Вот и надоело винтовку у ноги держать.

— Только винтовка-то чья? Таких ракет у нас не делают. Да и вообще, не знаю у кого такие делают.

— Таких больше уже никто не сделает. 29 штук осталось. Больше таких нет. Вообще нет.

— Хм... Интересно. И куда же остальные полетят.

— Да вот не решила ещё.

— Они самонаводящиеся, или как?

— Управляемые. На очень большую дальность.

— Операторы есть?

Сашка усмехнулась.

— Ну да, чего же я спрашиваю? Должен был догадаться. Другому бы не поверил, что что-то затеваете, и денег с этого получить не хотите. А вот тебе — верю. Помню, какой ты была тогда...

— Странной...

— Пожалуй. Словно не из этих времён.

— Наверное.

— Ты и теперь странная, но какая-то другая. Словно десятки лет прошли. Ты не позрослела. Ты именно заматерела. Такое в тебе чувствуется. За пару лет не появится.

— Что, сейчас решила, что тут твоя война начинается?

— Решила. Не хотела вмешиваться сначала. Но... В общем, лучшая защита-нападение. Надоело подстраиваться под местный бардак. Мы в силах многое изменить!

— Уже говоришь "мы". Я ещё ни на что не согласился.

— А самому-то не надоело?

— Надоело. Ты права. Спокойно — это губка на камне сидит. А я человек всё-таки. Тем более, что терять особо нечего. Что-то такое учинить, что бы по принципу, или грудь в крестах, или голова в кустах. Ты вот предлагаешь всем рискнуть.

— Предлагаю. Мне надоело прятаться и ждать. Время-атаковать. Будем сидеть по-норам — передавят по-одиночке. Сам знаешь — из ваших кое-кого уже успели. Несчастые случаи и тому подобное.

— Что верно, то верно. Кое-кому даже авиакатострофу подстроили. Так расщедриваются только на наиболее... Похожих на тебя, в общем. А скольких банально купили или просто, так сказать, ушли. Смалодушничав один раз, расплачиваешься за это всю оставшуюся жизнь.

— Как уже говорила, мне терять особо нечего. Опасность затеваемого я прекрасно представляю. Меня сложно чем-либо напугать.

— Зато у тебя пугать получается. Один деятель так после этой атаки перетрусил, что хотел ЗРК купить, и на своей вилле установить. Говорят, сейчас многие ведут переговоры о закупке для своих бобиков ПЗРК.

Сашка хохотнула. Так в лучшие времена смеялась М. С.. Но здесь некому узнать этот смех. Она вообще не планировала, какой эффект возымеет атака. Планирование чего-либо Сашка не считает своей сильной стороной. Хотя тут-то о её сильных и слабых сторонах никому не известно.

Что же, значит опять война. Причём, в мире, где уже очень давно не встречались с настоящими хищниками. А значит— слишком много тут мягкотелых и расслабленых. Тех, кто даже толком не успеет заметить, когда хищник прыгнет на спину. Много больно тут лиц с психологией крыс да гиен. Мало отчаянных. Но они есть.

— Что об этом думаешь? — кивок в сторону экрана, где на снимке изображен скособоченный мужчина кавказской внешности в окружении нескольких тучных и самодовольных генералов.

— Ты как, к мату привычна?

— Я на нем не только разговаривать, но ещё и ругаться умею.

Злобная ухмылка в ответ.

— Претендент, мля, высочество, мля, да эти любители цацок да бабла, мля. Проб ставить негде, что на этом, что на этом, а этого просто не знаю.

— Как же так можно, о кавалерах и потомственных дворянах? Само императорское высочество их высочайше пожаловала.

— Ты пьяна, или издеваешься?

— Ни то, ни другое... Смех Ганнибала, если угодно. Эта возня с цацками и баблом не так безобидна, как кажется. Может, у меня и начинается паранойя, но на

* * *

в республике герольдмейстер и вообше вся эта крысиная возня с останками? Мне так это напоминает какую-то некромантию. И тягу определенных кругов к обладанию атрибутами монархической власти. И если бы только атрибутами...

— Ты слишком серьезно воспринимаешь этого клоуна, да и этих ворюг заодно.

— Я их вполне адекватно воспринимаю. Я о тенденции говорю. Возвеличивание периода до 1917, "героизация", если так можно выразиться откровенного дерьма. Заигрывания с РПЦ... Успехи в оболванивании подрастающего поколения сам знаешь, какие... Иные губернаторы уже официально именуют себя "превосходительствами"... Ты не забыл, что бывший мэр нашего городка потомственное дворянство получил? Сам знаешь, от кого. Вместе с женой и дочкой, кстати...

Собеседник заржал как-то зло и с болью одновременно.

— Не веришь? — сипло спросила Сашка, качнувшись вперёд. Глаза в глаза.

— Остынь! Верю. Вот именно, что верю... И жалею, что не встретил тебя раньше...

— Раньше меня и не было, то что есть, не слишком давно появилось.

— С Луны, что ли свалилась?

— Почти. По мне — маразм с каждым днём крепчает. Если вздумают закатить коронацию — то я, признаться, не слишком удивлюсь.

— Здорова ты пить... Но иногда тебя заносит...

— Да ну? А празднования стахрендцати летия министерств разьве не из той же оперы? Тенденция, однако, вроде как тех семидесяти лет и не было вообще. Мол пришло быдло с евреями, да на немецкие деньги сокрушило богоизбранную Россию. Что война — это кара господня за вероотступнечество. Не забыл, кто так сказал? Что, скажешь не это сейчас в мозги вливают?

— Да есть что-то подобное...

— И я банально не врубаюсь ЗАЧЕМ? Не поверишь, но мне просто омерзительно жить в стране господ и рабов. Я не желаю когда-либо услышать "Мы, божьей милостью, хрен с горы повелеваем...". Я просто устала уже от мира, где всем и вся правят деньги и жажда наживы. Я могла бы без проблем встроиться в ряды местных хозяев жизни... Но я не утратила идеалов. Пусть иметь идеалы сейчас и не модно. Но нельзя так жить. Мы же просто медленно загибаемся. Как страна, как народ, как цивилизация, если угодно. Медленно тонем в этом болоте, куда сами же во многом и вляпались. Но так больше нельзя.

— Ты думаешь, что ты первая, кто думала так? Знаешь, что с некоторыми из них стало?

— Иногда стоит просто задаться вопросом: "Кто же, если не я?" Спокойно сидеть — это моллюска позиция. Сидишь в ракушке на камушке, да водичку фильтруешь. А ты — Человек. И права не имеешь быть равнодушным.

Чем-то он неуловимо напоминает Кэрдин. Видимо, все высокопрофессиональные управленцы из почти вымершей породы люлей, напрочь лишенных корыстолюбия, в чём-то схожи. Без различия пола, возраста или социального строя. Тех, кого даже враги называют не по имени или титулу, а кратко и ёмко — САМ.

— Так. Напоминает розыгрыш. Притом, скверный. Вчера коллега ссылочку прислал: на одном форуме утверждают, что объявись в нашем времени один из сталинских наркомов, пусть и в ином теле, первым бы он пришел ко мне... Не стану отрицать, троих я знал.

А сегодня появляешься ты, и заявлякшь, что ты этот... как его... Попаданец! Лучше прямо скажи, у кого из коллег столь черное чувство юмора.

— Черное чувство юмора как раз у меня. Только я вовсе не шучу. Я, действительно, была министром. Не здесь. И к вам пришла исключительно из-за ваших поступков в недавнем прошлом. Я знаю, к чьему восстановлению в Партии вы причастны.

— И что? Это даже в статье в Wiki есть.

— Верю, хотя и не читала. Кроме того, ваша деятельность по изданию 14 и последующих томов...

— Это тоже есть в инете. На тебя там нет даже этого.

— На меня там вообще ничего нет. Совершенно. Хотя у любителей глубоко бурить на меня уже есть кое-что.

Он хитро ухмыльнулся и назвал фамилию.

— Знаешь, кто это такой?

Сашка задумывается на несколько секунд. На лице собеседника появляется предвкушение победоносного выражения.

-Так... Родился... Учился... Закончил... Переведён... Сейчас занимает должность. Женат, детей нет. Замечен в связях с... Подозревается... Типичный карьерист, в общем, хотя и не без некоторых принципов... Продолжать?

Даже видимость веселья пропала с лица собеседника.

— Достаточно. А про Фролова, что знаешь?

— Фролова А. С. или П. М.?

— Хм. Вижу, ты достаточно осведомлена.

-Более чем, — Сашка протягивает фотографию, — Узнаете? Вот вы.

— И что? Фото, как фото. Ничего дискредитерующего кого бы то ни было. Коллега затащил на открытие выставки. Если честно, впервые за многие годы понравилось абсолютно всё. Ну, не смог отказать себе в удовольствие пообщаться с автором...

— И как она показалась, кроме того, что бесспорно, красива?

— Умна. Как художник, так и вовсе гениальна. Но, как и, наверное, все художники, слегка не от мира сего. Псевдоним-то она зачем себе такой взяла — Софи Саргон!?

— А с чего вы решили, что это был псевдоним?

— Так она же сказала, что к ней следует обращаться Елизавета.

-А не сказала, что обращаться к ней следует с приставкой Ваше Высочество?

— Нет, такого не было, хотя товарищ, когда зазывал на выставку и говорил: "Ты только на художницу посмотри — принцесса настоящая".

— И как?

— Он оказался прав. Признаю, при всей моей нелюбви к монархии и любым её атрибутам. Настоящая принцесса! Умна, красива, талантлива. Оказывается, знает меня. Сказала: "один из последних солдат империи". Я не ответил ничего, хотя видел — ей тоже больно за то, что ушло. Правда, мне не понравилось, когда узнал, благодаря кому ей известно, кто я.

— И кому же, если не секрет?

— Да был один такой. Не пойму, толи мир — тесен, толи слой — тонок. Тоже там был. Товарищ первым увидел. Фамилию-то я и раньше слышал, а вот увидел впервые. Вроде персонаж из анекдота про новых русских — такой же бык здоровый. Только по уму — далеко не бык. Страшный человек. Думаю, ты его тоже знаешь — Савицкий Олег. Подошел, поздороволся, по имени-отчеству назвал. Ещё заявил, как меня уважает за, как он выразился, гражданскую позицию. Хорошо, его позвал кто-то, а не то товарищ ему бы в морду заехал, хозяину жизни, паразиту на теле умирающей страны. Я бы тоже, боюсь, не сдержался.

— Софи там рядом была?

— Да, а что?

— Да, просто много раз от неё слышала, что вблизи неё у любых мужчин, вне зависимости от возраста, пробуждаются инстинкты бойцовских котов.

— Скорее, уж мартовских.

— Ей больше нравилось говорить бойцовских.

Софи и была принцессой. Именно, была, — закончила Сашка со значением.

— Что? Ей же и 30 не было!

— Она погибла больше 30 лет назад. Сбита в воздушном бою.

Сашка протягивает ещё фотографию.

— Это я с ней. На той же выставке. Я просто рано ушла тогда. Молода была. Глупа, если честно, не интересовалась друзьями Софи.

— Софи... Как же её... звали на самом деле?

— Софи-Елизавета. У неё двойное имя было. Софи-Елизавета Дерн Оррокост Еггт-Саргон.

— Ну и имечко!

— Так и меня сейчас Александра Дерн Оррокост Еггт-Симон зовут.

— Да. Я помню, как были нарисованы самолёты. Она любила небо, смогла показать. Вообще, очень жизнелюбивы были работы. Они сейчас где?

— Почти все сохранились. Но они — там. Тут единицы остались. Да и те — полу шуточные.

— Жаль. Хотя каталог выставки у меня есть, даже с её автографом.

Сашка усмехнулась.

— Тогда гляньте, Љ 79. "Портрет девушки (Саша)".

— Ты знаешь, я помню тот портрет. Это и ты, и не ты одновременно. Образ возвышенный, иделизированный и грустный. Видно, что современница наша. Она одинока и не слишком счастлива. Но что-то в глазах такое... Словами не передать. Что-то такое... Чего в тебе нет, — закончил он жестко.

— Вы правы. Софи часто изображала людей не такими, какие они есть, а такими, какими должны быть. Видел то, что недоступно видеть другим. Вы правы, увиденного ей нет и не будет никогда. Той Саши тоже уже нет. Зато есть пришедшая ей на смену я. Не наивная мечтательница. Сложившийся хищник. Человек эпохи огня и железа. Человек, желающий изменить этот мир.