К отвратительному запаху дыма примешивались и другие ароматы. Из нескольких домов пахло мясом, откуда-то тянуло свежим хлебом. У Тиселе требовательно заурчало в животе.
Тиселе обошла деревню, но никого не встретила, зато нашла подвешенный к забору ящик. Оттуда вкусно пахло, и девушка заглянула внутрь. Ловушек она не опасалась, лесной страж научил чуять любую за десять шагов. Этот же ящик был совершенно безопасен и открывался легко. Внутри лежала лепёшка, свежая и вкусная. Съев её, Тиселе утолила начинающийся голод, и даже не задумалась о том, кто и зачем спрятал здесь еду. К чему?
Теперь можно свернуться где-нибудь клубочком и уснуть, а волчий плащ надёжно защитит от осенних холодов. Ведьма уже принялась выискивать укромное местечка, но тут почуяла нечто такое, от чего забыла обо всём на свете. Повеяло волшебной силой. Не той, сладкой, как древесная смола, полной вековой жизни, какую Тиселе привыкла получать от лесного стража. Но совершенно незнакомой, хрустящей, яркой, богатой вкусами и красками. Такой силы ведьма ещё не видела, хоть и было в ней сходство с теми заклинаниями, которыми люди тесных стен ограждались от нежити и лесной жизни. Но те заклинания были словно бледное подобие приближающегося чуда. Запах доносился откуда-то издалека, откуда до гор ещё дальше, чем от деревни, и быстро приближался к ведьме.
Тиселе аж дрожала от неодолимого желания отщипнуть хоть немного из приближающегося лакомства. Орсег, конечно, предупреждал её. Это не чудо, не божество, это всего лишь маг, волшебник из числа людей тесных стен, и подобные ему ненавидят ведьм ещё больше, чем простые люди. И нельзя ставить под угрозу всю экспедицию (лесной страж любил блеснуть сложными городскими словечками), приближаясь к подобному человеку. Будь здесь сам Орсег, ему хватило бы и слова, чтобы остановить подопечную. Но Тиселе была одна. Вся во власти сладостного предвкушения, ведьма притаилась в тени забора, ожидая, когда человек подойдёт поближе. Подобраться на подходящее расстояние и прыгнуть на спину, перекусить горло и выпить всю кровь вместе с бурлящей в маге волшебной силой. Всей, без остатка.
Нет. Орсег сказал — не убивать. Мертвецы привлекают не меньше внимания, чем живые свидетели.
Тиселе выбрала заклинание. Маленькое, почти незаметное заклинание, которое в Доме Заклятых называли "полая тростинка". Как и все ведьминские заклинания, "тростинка" несла в себе и сколько-то "пользы", и сколько-то и "вреда". Судья и страж говорили о созидании и разрушении и ещё что-то совсем непонятное насчёт положительного и отрицательного векторов магический силы, но Тиселе их не понимала. "Вред" отнимал силу у законного владельца, а "польза" не давала ей раствориться в воздухе и по чему-то вроде трубочки переправляла к ведьме. Обнаружить это заклинание можно было только по крайнему опустошению, которое возникало, если отобрать слишком много. Но Тиселе не собиралась жадничать, она хотела только попробовать. Совсем немного.
На вкус городская магия оказалась ещё вкуснее, чем на вид и запах, и Тиселе, привязанная "тростинкой" как верёвкой, пошла за волшебником. Шаг за шагом, след в след, не глядя по сторонам и упиваясь дивным вкусом чужеродной магии. Ведьме едва хватало осторожности, чтобы не урчать от восторга.
Маг, казалось, ничего и не подозревал, и, потом, ведьма была аккуратна, и тянула волшебную силу очень медленно, стараясь скорее насладиться вкусом, нежели насытиться. Хотя магия человека казалась ярче и сильнее, чем магия леса, Тиселе видела, насколько её меньше, чем у стража. Ведь у людей не бывает больше одной жизни, даже у самых могущественных.
Вскоре ведьма обрадовалась, что Орсег запретил убивать в стране тесных стен. Едва человек прошёл через ворота, их увидела и Тиселе и поняла, что теперь может войти следом за ним. Только зачем? Страж не советовал заходить в деревни. Там тесно, все друг друга знают и слишком много собак. Гораздо умнее найти большую дорогу в город магов, и пойти по ней. Тиселе собралась оборвать "тростинку" и отправиться восвояси, но не тут-то было. Не успела ведьма развеять своё заклинание, как "тростинка" вдруг превратилась в верёвку, которая накрепко связала Тиселе и мага. Волшебник дёрнул заклинание на себя, девушка упала, и её потащило к воротам.
Против каждого волшебства есть своё средство, и есть способ победить любого человека. Это относится и к ведьмам, которые, хотя и могут отобрать магию или жизненные силы у кого угодно, совершенно беспомощны против хорошего отношения. Волшебная сила, отданная добровольно, на время лишает ведьму самой способности причинять вред (по этому поводу Судья обычно начинала совсем уж непонятное объяснение про изменение направленности векторов). А сила, взятая с бою или украденная, только делает ведьму опаснее. Именно по этой причине Орсег никогда не одаривал Тиселе своей магией, а всегда позволял ей рвать себя когтями, и именно потому ни одна Заклятая никогда не соглашалась "накормить" ведьму, как бы она ни страдала от голода.
Волшебник, из которого Тиселе тянула такую вкусную силу, недолго оставался пассивной жертвой. Вместо того, чтобы попытаться разорвать связь, он усилил её, пустив по "тростинке" больше магической силы, чем собиралась взять девушка. Это и превратило "тростинку" в поводок, разорвать который было не во власти ведьмы. Ворота деревни никак не охранялись, ночью на улице никого не было, и Тиселе, визжа и безуспешно хватаясь за всё подряд, очень скоро оказалась перед магом, который наматывал "тростинку", будто верёвку, на руку.
Тиселе увидела перед собой высокого человека в серой одежде: широких штанах и длинным кафтаном с широкими рукавами. Ростом и телосложением он не уступал лесным стражам, и голова ведьмы едва бы достала ему до сердца, встань они рядом. Тиселе не умела бояться, но под пристальным взглядом мага ощутила беспокойство. Волшебник оказался совершенно не подходящей жертвой для её ведьминской охоты. В нём было больше сходства с хищником, сейчас слишком сытым и усталым, чтобы убивать.
— Ба! — воскликнул волшебник. — Степной ребёнок, это что-то новое! Как тебя угораздило забраться так далеко на север, малютка?
Тиселе ответила только злобным шипением. "Тростинка" не только удерживала её от бегства, она ещё и не давала напасть, и ведьма впервые в жизни оказалась совершенно беспомощной перед властью человека.
Волшебник шагнул к ней, собираясь поднять за шиворот и рассмотреть находку поближе, но волчий плащ от соприкосновения с враждебной магией просто-напросто исчез. Пальцы мага невольно соскользнули ниже, ухватили нетуго затянутую шнуровку и сдёрнули с девушки туку. Обнажённая до пояса, Тиселе шлёпнулась на четвереньки и по-звериному ощерилась. Вийник (а мага звали именно так) опешил. Признав по виду и одежде уроженку степей, притом не достигшую принятого на её родине совершеннолетия, он вовсе не ждал и не мог ожидать произошедшего. Странная ведьма не ответила на вопрос, заданный на её родном языке, и как будто даже не поняла смысла. Он шагнул к ней, но она отпрянула от протянутой руки, метнулась в сторону и скрылась в тени ближайшего дома, оставив в руках победителя стянутую шнуровкой тряпку. Вийник вгляделся в темноту, но девушки нигде не было видно, и искать её не было смысла. К ночи холодало. Следовало позаботиться о ночлеге, благо, в этой деревне странствующие маги были не редкостью, и Вийника ждали.
На туке оставались прелюбопытные следы магии, которые кое-что напомнили Вийнику, и он взял с собой "трофей", чтобы снять слепок и изучить на досуге. Помахивая отобранной у ведьмы тряпкой, волшебник пошёл вниз по улице, в направлении, противоположном тому, в котором убежала странная девочка. Маг не сомневался в том, что она вернётся за своими вещами, и был полон решимости не отпустить одичавшего ребёнка без подробного расспроса и тщательного исследования. Все известные Вийнику ведьмы определённо владели человеческой речью и передвигались на двух, а не на четырёх конечностях. И ни одна не нападала на волшебников с такой обескураживавшей наглостью, как будто не имела ни малейшего представления о возможном отпоре. Это было странно, и это требовало изучения. Но в первую очередь самому Вийнику требовался отдых.
Тиселе со злостью смотрела в спину удаляющемуся волшебнику. Едва скрывшись с его глаз, она изменила облик, как учил её лесной страж, и сделалась покрытым коричневой шерстью существом, размерами не превышающим кошку. Только лицо у неё оставалось человеческим, и, пожалуй, очень не хватало хвоста. Зато были по-звериному цепкие пальцы, прекрасно подходящие для лазанья хоть по деревьям, хоть по стенам, как сейчас. В этом виде ведьме было спокойнее, чем в своём настоящем облике, и она меньше нуждалась в одежде. Тиселе по степной привычке не обращала внимания на такую "мелочь", как осенний холод, но обычай требовал прикрывать грудь. Лишившись и туки, и подарка волчьего стража, ведьма чувствовала себя ужасно несчастной и, сидя на сводчатой крыше ближайшего к забору дома, напряжённо думала, что делать дальше.
Будь она в лесу, ей ничего бы не стоило уменьшиться до размеров крысы, прошмыгнуть мимо человека и уволочь свою одежду, когда волшебник отвернётся. Но тут, в стране тесных стен, сбылось предупреждение воспитателя: ведьма потеряла значительную часть подаренных лесом способностей.
Тиселе внезапно сообразила, что не смогла бы перегрызть магу горло, даже если бы и попыталась. Теперь она всего лишь человек, с ногтями вместо когтей и с тупыми человеческими зубами вместо острых звериных. Ведьма зарычала от злости, а после перепрыгнула на крышу соседнего дома. Надо выследить мага, а после подобраться к его вещам, украсть туку и скрыться. В волшебстве людей тесных стен Тиселе разочаровалась. Вкусно, но слишком уж опасная добыча.
Маг тем временем спокойно прошёл по улице и постучался в один из домов. Ему открыли дверь, прозвучал тихий вопрос, ответ, и Вийник скрылся с глаз Тиселе. Тука скрылось в доме вместе с магом. Там же оказался и волчий плащ, который по нечаянности "приклеился" не к владелице, а к её одежде. Тиселе пробралась на нужную крышу, стороной обошла отверстие дымохода, откуда невыносимо тянуло пожаром. По стене спустилась к затянутому бычьим пузырём окну. Жилище людей тесных стен не слишком отличалось от виденных прежде, возле леса, разве что было более добротным и крепким. Ведьма замерла у окна и прислушалась.
Разговоры людей были для Тиселе слишком сложны и от того непонятны, но всё же она разобрала, что маг не собирался надолго задерживаться в деревне. На рассвете он уйдёт на несколько дней, а, может, и больше, потом вернётся, переночует и пойдёт по большой дороге в Карвийн. Это означало одно: туку необходимо украсть сегодня же. Маг же не расставался со своим трофеем, а нападать на него ведьма уже боялась. Надо отвлечь его, но как?
Ведьма вернулась на крышу, перепрыгнула на соседний дом, оттуда на следующий и остановила свой выбор на третьем, самом большом. Принюхалась и она убедилась, что попала туда, куда ей нужно. Уменьшилась до размеров крысы и принялась искать подходящую нору.
Попав внутрь дома, Тиселе притаилась в сенях и стала ждать.
Ждать ведьме пришлось не так уж и долго. В сенях появился хозяйский сынок, великовозрастный балбес, о котором родители не раз сокрушались, что толку от парня нет и, похоже, не будет. Наступил на что-то мягкое, пискнувшее под его ногой, выругал расплодившихся крыс и, разумеется, посмотрел на пол. От его взгляда ведьма, сжавшаяся на полу в комочек, внезапно выросла и перед ошарашенным парнем во всей красе предстала молоденькая девушка в одних только штанах. Парень отшатнулся, сглотнул, резким тоном сказал нечто непонятное, а после зло произнёс:
— Никакого житья от вас нет!
Тиселе зашипела, отвечая на чужую злость.
— Значит, оттуда? — спросил парень и ткнул пальцем в направлении Карвийна. — С гор выбралась?
Эта догадка смутила девушку, и она сама отступила на шаг. Откуда он может знать?
— Хоть бы оделась сначала! — продолжал ругаться парень. — Или приспичило? Так торопилась, что и платья было не натянуть?
Из глубины дома послышался мужской голос, спрашивающий, что случилось.
— Да тут одна... — дальше шло непонятное слово. — Опять с белоцветом напутала.
— Гони в шею! — последовал категоричный ответ. — Нам постояльцы без надобности.
— Слышала? — спросил парень ведьму. — Выметайся отсюда!
Тиселе заволновалась. Надо заставить людей позвать волшебника к себе, но как? Наслать проклятие, да так, чтобы они испугались. Тиселе смутно сознавала, что волшебник согласится лечить не всякую болезнь. Чем же его выманить?..
— Выметайся! — настаивал парень.
— Подожди... — взмолилась девушка с чудовищным акцентом, в котором смешался степной говор и произношение прошлого века. Она шагнула ближе, молитвенно протягивая к нему руки. Проклятие нельзя наслать вот так сразу, и ведьма тянула время перед прыжком. — Не гони... прошу... благодарность... много... что хочешь...
— Нам тут ваши ворованные деревяшки ни к чему, — отрезал парень и воровато оглянулся на дверь внутрь дома. Выражение лица Тиселе при свете лучины разглядеть было невозможно, и юноша видел только полуголую девушку, обещавшую отблагодарить его чем угодно. Ведьма уже почти вцепилась в смертного ногтями и зубами, когда парень заключил её в объятья. Прежде, чем Тиселе успела отпрянуть, её рот был закрыт поцелуем, и чужие руки легли на обнажённую грудь. Ведьма рванулась на волю, но не тут-то было. Мгновение ещё Тиселе пыталась высвободиться, а после ответила на поцелуй, вкладывая в него всю свою злую силу. Глаза девушки загорелись жёлтым огнём, и вскоре парень разжал объятия и схватился за голову. Она кружилась и одновременно разламывалась от невыносимой боли, руки горели, как будто парень хватался за раскалённую кочергу, губы, казалось, распухли вдвое.
Тиселе заставила парня наклониться к своему лицу и прошипела:
— Теперь ты знаешь, как целовать ведьму!
И отвесила оплеуху, даже без когтей прочертив четыре царапины на его щеке. После чего развернулась и выскочила за дверь так быстро, что прибежавшие на крик хозяева дома увидели только корчащегося от боли сына.
Тиселе повезло. Поднялся крик, и приехавшего из Карвийна волшебника осмелились побеспокоить, ведь болезнь "бедного мальчика" усиливалась с каждым мгновением. Вскоре начался озноб, а боль распространилась по всему телу: любое ведьминское заклинание питается силами самой жертвы и может длиться покуда она жива. Тиселе наградила парня только болью и лихорадкой, однако прикосновение колдующей ведьмы обжигает любое живое существо, и наказание получилось чрезмерно жестоким. Но к жалости ведьма была ещё менее способна, чем к страху.
Засев подальше от дома своей жертвы, Тиселе снова приняла облик маленького зверька и теперь ждала, когда проведать парня явится городской маг. Вийник явился не сразу. Он не был лекарем, ничего не смыслил в исцелении, и вовсе не хотел на ночь глядя идти осматривать больного. Но жители деревни почитали врачом каждого грамотного человека, а уж волшебника — любого — и вовсе принимали за великого целителя. Маг всё же сумел бы отделаться от настойчивых крестьян, но мать больного заявила, что "бедный мальчик" твердит о какой-то голой ведьме, которая напала на него прямо в сенях. Это решило дело. С проклятьями Вийник умел работать.