Светлейший лорд Тьмы

Любава обонянием волшебным учуяла приближение гостей, заторопилась в залу тронную. Прислушалась к сердцу маленькому, холодному. Не бывать в ее царстве двум правителям. Не для того замуж вышла, чтобы наследнику законному препятствовали в старшинстве. Один волшебник править станет. А с государем темным пусть Гора Горыныч разбирается. Двери распахнула, навстречу Гороху взволнованному выплыла, в лобик белый его поцеловала, по головушке кудрявой погладила:

— Не волнуйся, государь, разберемся с безобразниками. Не станут они законы свои устанавливать. Весточку послала с вороном к другу давнему Горе Горынычу. Он присоветует, как с ослушниками поступить, что речку заветную без спросу пересекли и в государстве человеческом решили обосноваться. Ни визы у них, ни пачпортов.

— Хорошие они, гостеприимные, — надул губы царь. — Но орк бооольшой, страшный. Вдруг как другие орки набегут, поедят верноподданных. А?

— Садись ко мне на коленочки, успокою головушку светлую, — приманила Любава муженька, прислонила щечкой к груди пышной. — Слышишь, как сердце мое бьется, как волнуется за царство Гороховое.

— Ох, слышу, — заулыбался царь нежно, женушку обнимая. — А до опочеваленки так далече. Дела нас с тобою разделяют дневные... Грустно.

— Ничего, ничего, — успокоила царица, кивая прислужникам, чтобы пущали в залу тронную гостей призванных. Сама Гороха на соседний трон пересадила. Позу приняла важную, на лицо северного льда напустила, глазами светлыми все осветила и заморозила.

Как вошли ослушники, как поклонились, как преподнесли подарочек — ковер узорный, так Горох все испортил. Спрыгнул с места, начал радоваться, руки жать, за вкусности вчерашние благодарить, а корзинам новым со снедью радоваться.

— Ребята, а хорошо вчера посидели! Тепереча вот за ладком с камнями разберемся, Любавушку успокоим. Она у меня сильно волнительная. Не зачем бедняжку нервировать, ведь с щечек спадет. Огорчится... А зачем нам за свои собственные земли огорчаться? Правда?

В общем, бегал, прыгал... Пытался. А волшебница с орка взгляда не отводила. И орк смотрел на нее прямо — с насмешкой. Силища чувствовалась в этом огромном плечистом чудовище небывалая, но было еще что-то — такого просто так не обманешь. Не просто воин, коих много среди этой расы. Любава перевела взгляд на девчонку маленькую рядом с орком. Неужели она будет матерью властителя? Льдом пронзила малышку, которая спряталась за широкую спину. Опять поглядела на орка и внезапно почуяла... Чары! Всю компанию окружали сильнейшие чары защиты. Они скреплены дружбой. Они — шайка. Сплоченная целью, которой еще не знают.

— Вот кто у нас великие строители, — глубокий, дурманящий головы голос княгини заставил Гороха замолчать и поскорее вернуться к женке, к которой он с подобострастием прижался. — А скажите мне, гости дорогие, по какому такому праву вы окружили государство мое стеной непроницаемой? Рыли туннели подземные?

— Прости, царица, — орк выступил вперед. — Накажи ослушников. Не хотели зла, только ради государства старались.

— Неужели? — приподняла бровь Любава. А ведь орк... А ведь орк с кровушкой человеческой... А голос не такой грубый, как у других орков. А ведь... Ох, Гора Горыныч, ты не поверишь! Нет, ты ни за что не поверишь... Царица даже встала, заморгала часто и внезапно вслух спросила, хотя вроде про себя произнесла: — Неужели повелитель внутри тебя?

В зале повисла тяжелая пауза, только Горох горохом покатился по ступенькам и всех переспрашивал:

— Какой повелитель? Где повелитель? Я повелитель?

Он встал на цыпочки и попытался поближе заглянуть в глаза опешившей Валари. Но также быстро отскочил от шевелящегося кармана.

— А, еще и крыса давешнего прихватили...

— Крыса? — Любава вздрогнула, покраснела густо. — Какого крыса?

— Меня! — тут уж Лейзирет скрываться перестал, вспрыгнул орчихе на плечо, цилиндр приветственно приподнял. — Здравствуй, Любава. — сказал.

Царица в ответ лед из взгляда отбросила, и зал весь потеплел смущением и тайными воспоминаниями, о которых и крыс, и волшебница почему-то рассказывать не желали, а даже наоборот скрыть хотели, но не умели.

— Так накажешь нас? — с вызовом переспросил хвостатый, оправляя полосатый костюмчик. — Или простишь на этот раз?

— Волшебные милости! Прощу, конечно, — глубоко вздохнула царица и плюхнулась на трон. — Я ведь сообщение Горе Горынычу отправила... Я ведь не знала, что ты здесь окажешься, Лейзи.

— Горе Горынычу? — гном аж запрыгал от испуга. — Полный писец! Всем прятаться скорее... Главному пацану темных государств. Тут нас никакие камни не уберегут! Шмотки собираем, мотаем...

— Без паники! — Лейзирет быстрым вихрем добежал до волшебницы, взобрался по юбкам к ней на колени, вызывая ревность Гороха, который безуспешно попытался согнать наглого зверька. — Скажи, что ты ему написала?

— Про стих магического шара. Про повелителя, который скоро здесь родится. Да понимаете ли вы, что с моим государством сделают, коли я его Горе Горынычу не отдам?

— Понимаю, — закивал крыс.— А понимаешь ли ты, что от тебя зависит, каким повелитель станет? И выстоит ли твое государство, когда зло черным-пречерным крылом помчится по всей земле-матушке? Что думаешь, Любавушка?

— Мы, волшебники, в черные дела не суемся... — с сомнением попыталась возразить царица.

— Видать потому выселили вас на самые бедные земли, на краю земли, — закачал головой Лейзирет. — И потому ты теперь тут управлением занялась...

— А что мне оставалось? Нет, что мне оставалось? — Любава откинула дрожащей рукой настырного собеседника и подбежала к окну, смахивая слезу.

Конечно, все сейчас уловили странную тоску и боль, которые пробудились в грозной волшебнице. Отвернулась она, замолчала... О своем, о прошлом...

Тут и Горох кинулся жену успокаивать, но никак слез унять ее не мог. Осерчал, загрозился всех в темницу бросить. АЛенивый Крыс, сидя на троне, жестко так заявил, что пусть посадят, что ему теперь вообще ничего не страшно.

— Никого не надо в темницу, — утерла нос гордая Любава. — Что было, то прошло... На твоей совести останется, Лейзи. Помогу тебе по старой памяти. Оставайтесь... Пользуйтесь страной моей. Только... — она глубоким вздохом отчаяния на мгновение замолчала, — тихонечко так, чтобы не мешать.

— Спасибо, — крыс благодарственно поклонился. — Поговорим потом?

— Да что уж, поговорим...

— Я вам поговорю, — погрозил недовольно Горох, ничего так и не понявший, — Любимую до слезок довели. Хулиганы! А ну-ка вон из дворца, и чтоб налоги вовремя — и с "метра" вашего, и с хозяйств. А то всех в темницу! Без исключений.

19

Как во царстве Черноморовом да на свадебке дочки любимой черной ведьмы случай уникальный приключился. Как громыхнул гром, как молния сверкнула, когда муженек молодой, зачарованный кастом мага верховного, исчез в дыму и пламени. Как ахнули гости дорогие кровей колдовских злых. Как засмеялась громко Забава, черной пакости радуясь. Заклинала на верную смерть. Заклинала всем существом, всей силой амулета, что накалился и красное пятнышко от гнева на белой коже оставил.

Конечно, не выжить бы мальчишке, если бы не другое заклинание. А то как же? Кто на пакость наладил? Правильно, феечка махонькая. Феечка, что древними волшебствами обладает и законы физические взмахом волшебной палочки попирает. Да и кто законы физические писал? Людишки... А у них не умишки, а так — редкие волосишки. Вот коли бы в сердцевину глядели, давно бы магией обладали, а не ерундой всякой по жизни страдали. Но это не суть вопроса. Возратимся к происшествию.

Как развеялся дым и пламень, выпрыгнул из него волчище огромный, серый, с глазами желтыми, с зубами острыми. Зарычал на всю нечестную компанию по-звериному, помчался к окошку резному, прыгнули и — только его и видели.

— Держи-держи, лови-лови, — завопила Забава, на ближайшего колдунишку вскакивая и в коня черного его обращая. — Не уйдет паршивец! Ох, затравлю! Ох, посеку кнутом! Зверина поганый.

— Доченька, да что ж это такое делается? — возмутился Черномор, который ничего не понял, но чуял, что дело нечисто. Только что миловалась с муженьком и вот уже по палатам скачет, глазюками огненными опаляет.

Выскочил на лестницу за дочуркой, а та уже по полю несется. Видать, догнать волчару пытается. Ну, чистое дитё. Сама заколдовала, а теперь охоту устроила. А гостям замлевшим на питании хорошем да знатном только того и надо. Это вам не простой народ, который с утра да ночи пашет, а потом еще супружеские обязанности по хозяйству до поздней ночи осуществляет. Бомонду все мало, все скучно. И лучше, чем затравить кого, нету ничего интереснее. Насколько одному больнее, настолько другому веселее.

В общем, снарядилась толпа за секундочку, откуда-то адовы псы появились, откуда-то кони да другие крылатые и скачущие твари возникли. Охота. Вчера только за Арком ходили, в женихи заманивали, а теперь пора тому расплатиться за унижения. Нету на нем, значится, защиты, иссякло заклятие великого мага, потому как осуществил он свою функцию и стал самым обычным гостем в темном богатом мире.

— Затравим, зажарим! — завопили орки.

— Поймаем, порежем, прибьем гвоздями! — вторили красные гномы.

— Раздраконим и раздавим! — зарычали драконы.

— Отравим, мучиться заставим, — заявили ведьмы на метлах.

— Какие вы кровожадные, — покачал головой большой черный шкаф. — Прям даже приятно общаться. Только и жди подвоха.

Вся толпа рванула следом за Забавой по заколдованным полям. На пороге терема колдуна остались только сам Черномор, нервно оглаживающий бороду, Вальдемар Вальдемарович, который еще не отошел от проигрыша в конкурсе красоты и потери ветви оливы в этом проклятом году, и шкаф, на котором сидела маленькая черная феечка.

— Громыхает земля-то, — сказала крылунья философически, ощущая как Гора Горыныч шевелится под землей.

— Кхе, громыхает. Вы только посмотрите, как они скачут. Где скачут! — возмутился Черномор. — Да знаете, сколько времени я потратил на естественные посадки? Это у вас везде экологическая путаница. А у меня каждому растению свое место было. И что теперь... Ведь придется заново население заставлять сажать и акониты волшебные, и болотные семицветы, и слепящие деревца. Кто мне народонаселения мор возместит. Блин, говорили же колдунишки, что свадебка куда хуже ремонта инновационного, а я... — махнул рукой. — Одна радость — наследника получу. — и ушел в дом, понурившись.

Феечка и шкаф про беременность Забавы промолчали, только искоса так на альва взглянули, который достал густой гребень и волосы расчесывал. Вот, конечно, и волоса два выпало. Все от нервов. Так и полысеть можно. Шумно вздохнул. Потом тоже на парочку замершую воззрился.

— Чего уставились? Давно не виделись? — заявил он. — Загостился я тут что-то. Домой пора.

— Иди-иди, красавчик несчастный, — гыкнул Шкаф, выражая презрение.

— Пущай себе, — феечка остудила вспыльчивую мебель, погладила по стеночке. — Вот теперь мальчишка у нас в руках. Вот теперь моя игра начинается. — Она вспорхнула вверх и полетела по призрачному следу, оставленному заколдованной ветвью.

А в это время огромный серый волчище петлял по полю волшебному, обезумевший от ужаса и страха. Человеческое сознание его сменилось звериным инстинктом, который говорил, что ближайший лес позволит укрыться от настигающего сзади улюлюканья и криков. Больше всего пугала хищника перспектива оказаться в руках мчащейся на коне черной ведьмы. Одним глазом он видел, как та несколько раз взмахнула огненным хлыстом, превратившим несколько кустов в обугленные головешки, рассыпавшиеся в пыль. Бежать! Бежать! Сверкать пятками... Подальше от разумных, поближе к батюшке лесу. Изо всех сил волчище работал четырьмя лапами. Изо всех сил стремился оторваться, и в какой-то момент вдруг лес пожалел несчастного и вроде как приблизился, и принял волка в свои добрые объятия. И грозно так замахал на преследователей. И отступили те, и заругались, что так нечестно. Требовали отдать добычу. Но лес был непреклонен. Ласковыми ветвями указал он путь в самую чащу, где даже у колдунов власти нету.

Добежал волк до поляны, упал, глаза закрыл и уснул, как убитый, потому как очень сильно устал. Снилась волку деревня человеческая, домик старый, девочка смешная, задорная, а еще огромный такой орк с добрыми глазюками. Во сне лохмастый дергал ногами, цокал зубами, волновался, в общем. А как проснулся ближе к ночи, то про видения свои позабыл, а только грустно так завыл. И выл бы всю ночь подряд, потому как не ведал ни куда идти, ни что делать, если бы из ближайших кустов не вывалился странный зеленый тип в меховом жилете с огроменным штопанным мешком, в котором, судя по запаху, находилась всяко разно вкусное и бочонок пива.

Зеленый тип повел носом, глядя, как огромный волчара на луну тут изливает нестройные рулады, и нетрезво заявил:

— Негоже одному да без закуски с выпивкой петь. Будешь третьим?

Волк часто заморгал, а потом вдруг осознал, что зеленого вполне понимает.

— Буду, — согласился он с энтузиазмом скорее потому, что очень хотел жрать, а не пить... А в мешке ну очень завлекательно пахло.

— Тогда заворачивай к нам, — и тип вновь исчез в кустах.

Несколько раз заколдованного Арка просить было не нужно, полез в кусты. А там — удобный закуток. На пеньке расстелено. Сидит зеленый, а с ним — существо аморфоное какое-то, на мужика огромного похожее.

— Ну, не стремайся, присоединяйся, — аморфный поманил волка, плеснул ему из огромной бутыли в стаканище сине-зеленой жидкости. — За знакомство в грозный час разврата. Я сильно добрый оборотень.

— А я Миха, гоблин местный, — икнул зеленый, залпом выпивая свой стакан. — А ты?

Арк на секунду замялся. Действительно, кто же он. Память очевидно давала сбой. Глаза съехались к носу, разъехались... Новые приятели тоже съехались и разъехались в разные стороны.

— Не помню, — жалобно завыл волк. — Заблудился я тут.

— Гы, заблудившийся волчара — это хорошее начало. Ну, за тебя!

Треснули еще по стаканчику, потом — еще. Потом закусили. Потом пили из горла какую-то сивуху. Потом помешали пиво с сивухой и еще чем-то. Потом набрали на ближайшем кусте ягоды странной. Пространство перед Арком поплыло. Новые приятели казались уже наимилейшими созданиями.

Миха рассказывал взапой животрепещущую историю, что раньше он в городе жил, но ему разгуляться не давали: из подъездов домов гоняли, на улице на лавке спать не разрешали, буянить и бить витрины — тоже. А потом перебрался в лес. А тут — вдруг оказался сильно влюбленным. Женился на болотной ведьме и теперь ни-ни в рот.

Оборотень на это громко ржал.

— Это что, — рассказывал он. — Я когда в городе обитался, сначала богатым был, друзей имел, женщин и ваще почет и уважение, а теперь, — он потребовал себя рассмотреть повнимательнее. — Видели ли вы когда-нибудь такого несчастного оборотня, который даже в самую плохенькую белку обратиться не умеет?

Волк и Миха заявили, что никогда такого не видели. И тут пришла очередь Арку рассказать свою историю. Сначала мальчишка вспомнил, что за ним гналась толпа очумевших колдунов, драконов и орков, потом смутно припомнил, что был женат на кой-то ведьме, а потом заревел горюче, заливая траву пьяными страданиями, на которых сразу вырастали глюководные грибочки, которые вся компания и съедала же.