Светлейший лорд Тьмы

Данная книга принадлежит только авторам — Галине Ескевич и Лорду Арку (Karold)!!! За последние годы была незаконно выложена на продажу на многих сайтах, в том числе и на Литмире, где было продано более 9 тысяч экземпляров без нашего ведома. Согласия такого никто не давал. Это чистое воровство. На данный момент, с мая 2016, книга законно будет продаваться только на Призрачных Мирах!

Светлейший лорд тьмы

1

Тяжелые времена выпали для Валари. Несколько недель никто не обращался к ней за помощью: никто не желал смерти врагу и не просил сопроводить обозы до ближайших торговых городов, никто не звал на войну и на разорение граничных селений. А потому Валари почти каждый день напивалась в таверне "У трех дубов" и устраивала драки, которые заканчивались основательным опустошением ее же кошеля.

И вот у Валари не осталось даже медной монетки — только воспоминания о сытом животе и мягкой кровати согревали душу. Злиться на себя Валари не привыкла, а потому вымещала негодование на жильцов замшелого постоялого двора, пока хозяева не позвали городскую стражу и не выгнали неугомонную за ворота славной столицы — поосвежиться в грязной мелкой речонке. Признаться, Валари не расстроилась. Потому что, во-первых, была почти орком — неясно с кем нагрешила дорогая мамочка, но точно не с проезжим принцем. А во-вторых, Валари давно зарабатывала наемным трудом.

Немногие принимали ее за женщину, и виной тому были грубые черты лица, огромный рост, дьявольская силища — орчиха с легкостью могла вращать над головой меч, который с трудом бы поднял человеческий мужчина. К тому же, вздорный нрав, грубый низкий голос, вечно взлохмаченные короткие волосы и отросшая темная поросль на подбородке, возникшая вследствие долгого отсутствия "красных" дней, окончательно убеждали каждого встречного в мужеском происхождении. Да и как не ошибиться, если носила орчиха исключительно удобные для верховой езды кожаные штаны, льняную рубаху, которую обматывала длинным красным отрезом, доставшимся ей в какой-то войне и прежде служившим покрывалом. А во время ратных заданий орчиха вообще превращалась в настоящего дьявола в доспехах.

Впрочем, не в том дело. Почти три дня Валари маялась от голода и уже надумала ограбить какую-нибудь деревеньку, когда позвали ее обратно в столицу и проводили до темного терема, где задали странную задачу, за которую обещали хорошо — нет, очень хорошо — заплатить. Конечно, Валари сперва кочевряжилась. Мол, не ее это стезя, не станет ручки марать о глупости всякие. Что за дела — сватом выступать, да еще и жениха везти в темные края. Но потом посмотрела на толстый кошелек с сомнением, в голове прикинула, сколько еще обещано, и кивнула. На такие деньжищи не только собраться — туда и обратно до океана прокатиться можно со всеми удобствами, а тут топать, почитай, всего лишь за три холма.

Но чуялся подвох. Ох, как чуялся! Задаться бы вопросом, почему невеста, такая вся загадочная — черная ведьма, государя темных земель дочка, глазами грустными, огненными, глядит и вроде как влюблена, и страдает, и жить без любимого, сбежавшего, не может, а не послала за ним ни воинов-оборотней, ни духов злых, ни красных карликов из подземных городов, ни колдунишек с высшим образованием. Приворотным зельем обратно не приманила, а попросила наемника топать до Зеленого Городища, и лишь по собственной воле привести к венцу. Бред! Валари доспехи-то из мешка достала, поглядела на них задумчиво. Опять черную ведьму вспомнила и все слова, что та говорила: узнаешь его, мол, сразу из всех. Увидишь его и поймешь — ОН! Красоты такой ты не избежишь, и голос его тебя заворожит.

Ресницами черными, изогнутыми повела, улыбочкой таинственной обожгла. Добавила с иронией, чтобы Валари слово жениху тайное сказала — "маргаритка". А потом горделиво с золотого трона встала и ушла в палаты своего страшного отца чародейского.

"Узнаю", "не избегу", "красота", — насмешливым свистом вырывалось из наемницы непонимание. Но деньги приняты, и дело за малым. Поехала.

Коли пересечь реку каменную, что сама с собой разговаривает, и вдоль полей ехать, а потом лесом разбойничьим, срезать можно. Тамошние эльфы с Валари связываться не посмеют, болотные мертвецы тоже лишь по ночам чудят. Так что к вечеру ждет орчиху Зеленое Городище и самый богатый постоялый двор. Вот отоспится и к утру направится в указанное место. Женишок-то даже не скрывается.

Солнышко теплое щебетом воробьиным глаза разомкнуло. Орчиха чуть с кровати не упала, подскочила, до конца не понимая, кто она такая и что делает в незнакомом месте. Ах, ежовые пляски! Так ведь ввечеру доехала до города, по мостам деревянным добралась до знакомых гостиничных ворот. Хозяин еще деньги наперед брал... Про нашествие какое-то вещал, недовольно, с присвистом... Только от усталости слушать толстяка за собственные денежки не очень-то хотелось. Отпихнула прочь, в комнату пошла. А дальше... Вроде, не пила, а все равно уснула, едва голову на подушку положила... Видать, феи сонные поналетели — они всегда здесь летом гнездятся.

Валари огромные ноги на пол спустила, за рубахой потянулась, почесалась — замучили вши. Надо бы к лекарю зайти, снадобья взять и помыться. Да не досуг. Вот ведь, осмеют наемники, коли узнают о задании. Так что делать треба все быстро и тихо. А коли женишок не пойдет, пусть хоть и силой (супротив слова ведьмы), но отведет она прыща энтого до столицы и с рук на руки сдаст. Сбежал он, видишь ли! Выпендривается! Красотка ему не подошла, кровей голубых, колдовских. Кланяйся теперь, уговаривай... Ох, надрать бы зад молодцу, чтобы головы девиц не кружил и не перечил, кому не следует. Иногда силы темные за такие паскудства карают и причинных мест лишают.

Вышла Валари на улицу, потянулась, плечи широкие расправила, громоздко зашагала вниз, к корчме на краю города. Знакомые лица кругом, тьфу! Даж противно! Вот дракон, что у прошлом году пожег ближайшие деревеньки, примостился к каменной стене, тенью прикинулся. Вота змий зеленоглазый в красотку перевоплотился — к гному пристает со своими камнями поддельными. Вота отряд орочий с земель Червивого ордена — нашел место для тренировок. Толпа троллей на солнышке распеклась, загораЮть. А йотун (великан иноземный) на камне вообще петицию целую наваял на местные власти, которые куда-то заныкали его волшебные бочки с зельем Одина. Что за дела в маленьком придорожном городке? Може, какой волшебник созвал на совет и собирается грозными темными силами двинуться на вольные пастбища людских поселений — забарахлиться едой на зиму? Или ярмарка намечается... Да вроде не сезон еще.

Еще сильнее Валари нахмурилась, когда переступила порог самой дешевой корчмы. Справа от нее, за огромным столом, шумно играли в карты надравшиеся пива королевские орки, вооруженные до зубов. Слева, у окна, расположились... эльфы, тоже явно не на прогулку собравшиеся. Ох, ядрючее племя! И пять гномов в самом темном углу.

Десятки глаз обернулись к Валари. Хочешь-не хочешь, а назад дороги нет... И как тут не увидеть жениха, коли окружен он такой знатной компанией, а сам спокойненько один сидит посреди зала и из чашечки попивает то ли чаек, то ли кофеек? Орчиха сглотнула: помещение как будто сперва разъехалось в стороны, а потом сжалось до кроличьей норы. Качнуло... К "свахе" поднялось лицо благородного: такие бывают лишь у королей и феодалов людского племени, но Валари видела сейчас лишь кошачьи глаза с вертикальными зрачками, которые сузились до узеньких полосочек, и светлые, криво остриженные волосы.

-Ты что ли Арк? — грозно спросила орчиха, нависая над смирно сидевшим незнакомцем. Тот пожал острыми плечами и совершенно расслабленно откинулся на спинку стула:

— Я... А ты кто такой? И чего надо?..

Голос... Подземные огненные воды и все демоны пучины, какой голос! Хрусталь весны, песня ветра, отзвуки далей...

— Направила меня к тебе твоя возлюбленная. Повелела отвести в свой замок. — сглотнула Валари, а сама дала косяка на затихших завсегдатаев, которые странно напряглись и беспробудное пьянство прекратили незамедлительно.

— Возлюбленная? — сбежавший жених криво улыбнулся, и в глазах его вспыхнул недобрый огонь. — По-видимому, вам придется подождать... Пока я решение приму, к какому из темных дворов волшебных королевств отправиться. — Тайная тоска окрасила лицо Арка нездоровым румянцем.

А в это время Валари кто-то схватил за запястье и потянул назад. Такого наемница, побывавшая не раз в бою, потерпеть не могла. Она со всей силы врезала смельчаку под дых локтем и резким движением крутанулась, оказавшись за спиной обидчика и прижимая к горлу того острый кинжал. Это оказался один из эльфов.

Арк встал. Стул его опрокинулся громом на деревянный, затоптанный множеством ног пол, а выставленная вперед ладонь подала вскочившим оркам и эльфам знак оставаться на местах. Вот уж не ожидала Валари, что такой хлипкий, невысокий мальчишка способен остановить одним жестом взбеленившихся монстров.

— Отпустите его, — потребовал жених спокойно. — Кровопролитие плохо закончится. Для всех нас. Похоже, невеста, — на слове "невеста" Арк вновь подавленно улыбнулся, — не одна. Посланники многих государств пригласили меня быть их правителем. И теперь ждут ответа. Если желаете, они подтвердят. А теперь отойдите...

Валари сама не понимала, почему отпустила опрометчивого смельчака эльфа, который сразу начал отряхиваться и поправлять костюмчик с кислой миной. Валари смотрела в глаза Арка и тонула в их бездне. В одно мгновение замшелая корчма наполнилась солнцем, потолок порос синими цветами, стены пошли голубой рябью живых вод. Теперь один из орков коснулся руки Валари и вывел ее из забытья резким шепотом:

— Назад, на несколько шагов... медленно!

-Что?! — Валари ощутила резкую слабость в ногах и очнулась от темноты в глазах уже за столом орков, с полной кружкой крепкого темного пива в руках. Теперь здоровяки не казались орчихе агрессивными, просто немного подвыпившими. Они смеялись, хлопали нового собрата (откуда знать королевским стражам о половой принадлежности гостя) по плечу и наперебой рассказывали и расспрашивали... Рассказывали, как оказались в Зеленом Городище и томятся тут вот уж как три недели, тогда как их город готовится к свадьбе, а принцесса подземного города ждет жениха. Расспрашивали, кто нанял Валари в сваты, и громко ржали, строя различные предположения. Сначала они отбросили невесту гномов, затем йотунову королеву — зачем великанам мальчишка? Затем — главу оборотней тоже отмели в сторону... Орчиха недоуменно переводила взгляд с одного весельчака на другого. И вновь и вновь смотрела на жениха. Красивый? Нет. По меркам орков, слишком уж щупл, костляв и тонок. Знатен? Одежонка похожа на эльфийскую, только слишком поношена и великовата. А сапоги вообще старые — такие любой меняла за горстку ягоды отдаст.

— Эй, Вал, так ты ничегошеньки не знаешь... — заключили орки. — Непросвещенный ты орчище, да еще и обманутый. Небось, за деньги согласился сватом служить. А задачка не решаемая. Подарил волшебство великое энтому червяку маг самый главный. Наделил его голосом светлым, жизнь дарующим, и мощью, что способна миры разрушать. Первый ребенок энтого человечка должОн князем Тьмы стать. Великое королевство создать, которое другие покорит и под себя подомнет. А еще страшнее — вообще все живое с лица земли сметет.

Валари под слова сображников несколько больших глотков сделала, а сама глаз с Арка так и не спустила, да и он почему-то все на орчиху смотрел глазами желтыми, полными печального огня, и пальчиками по столу дробь выстукивал.

— Силой его не взять. Несчастия али смерть постигнет и тебя, и родственников твоих... Так что присоединяйся, пока лорд решает. Вот нам вольная житуха даже по нраву пришлась. Вроде, как и на службе, а вроде и себе предоставлены.

— Да придется, видимо, ждать.

Валари неожиданно про послание вспомнила, поднялась, вновь к столу Арка направилась, а он, вроде, как и ждет ее — вперед поддался, лицо в ладошки положил.

— Маргаритка, — без лишних предисловий сказала Валари, на пятках развернулась, прочь на улицу вывалилась. Ждет, значит, к стеночке прислонившись. А вот и он, следышком выскочил. Ручкой от солнца прикрывается, на мост глядит.

— Здесь я, — позвала Валари. — Значит, правду хозяйка сказала, и слово ее что-то да значит.

— Значит, — буркнул Арк, снизу вверх глядя. В плащ начал грязный закутываться. — Пошли. Время терять не будем. И так три недели сижу в болоте. Не пускают дальше твари. Посмотрим, как тебе Городище покинуть удастся...

— Сомневаешься зря, — усмехнулась Валари, а сама опять вопросом задалась — отчего это не пустят?

— Видимо, в орочьей голове больше мыслей, чем я ожидал, — голос Арка душу бередил до основания, вызывая неясные, прежде незнакомые наемнице чувства. Волнение, перемешанное с нежностью. — Убьют они тебя, чтобы я не выбрал невесту и до места не добрался. Дорогу-то я не знаю.

— Так ты и, правда, жених черной ведьмы?

— Вот значит как? — вновь вздохнул Арк. — Значит, она моя невеста...

— Не поняла? — пожала плечами Валари, а лорд в ответ отмахнулся и послушно поплелся за орчихой к мосту.

По-видимому, посланники государств еще не прочухали, что происходит, так как до ближайшего лесочка дотопали беглецы безо всяких приключений, но потом от города пошел страшный шум, а на мосту запрыгали сперва гномы, а потом через речушку полезли великаны и орки. Зорким взглядом Валари видела, как и эльфы седлают коней.

Оставалось только сажать Арка себе на плечи и бежать известной дорожкой до большой коряги, которая когда-то служила наемнице убежищем и засадой во время войны с эльфами (вот бошек им порубали). Тайное место это скрывали корни старых деревьев, свисающих вниз с холма, точно волосы небес. Еще несколько минут, и вот Арк и Валари в темноте, а рядом шуршат черви и прочие подземные жители. А снаружи — снаружи гром и гогот погони.

Молчание. Минута за минутой. Стук сердца и внезапно теплая рука жениха, которая сжимает пальцы орчихи.

— Не бойся, они не найдут. Не услышат. Мы сейчас принадлежим лесу, а лес никогда не предаст жизнь.

— Дался ты на мою голову, — беззлобно рыкнула Валари, покрываясь мурашками от распирающих ее чувств. Что за черт? Не хватало влюбиться в получеловека с волшебными способностями и кошачьими глазами! Борись!

— Послушай, — Арк опалял каждым словом сердце орчихи, и сердце ее покрывалось розами и больно жалящими шипами. — Ты только доведи меня до места, потому что может оказаться слишком поздно. Пойдем... Не жди, когда они все пройдут мимо.

-Ты спятил? Даже один очень хороший воин стратегически негоден без хотя бы какого-нибудь сносного плана. А ты предлагаешь выйти к врагам и сказать: "Привет, мы тут пройдем, а вы ко мне не приставайте!"

— Доверься мне! — И вновь этот нежный тон, отказать которому никак нельзя. Хотелось орчихе лорда удержать, но он уже шагнул на свет, увлекая за собой Валари.

Возможно, случилось чудо, и ледяная душа орчихи впервые увидела мир, полный красоты и совершенства. Возможно, то была волшебная минута без времени. Но убийца, жившая до сих пор чужими смертями и горем, вдруг преклонила колени перед красотой. А виной всему... являлась музыка, что сладкой песней полилась из уст самого совершеннейшего существа, которое расправило крылья и парило над лесом, даря всем вокруг лучи счастья. Сколько это продолжалось, сложно припомнить, но очнулась орчиха на чужом коне около каменной речки, за которой начинались холмы, что вели в царство черной ведьмы.

— Я позволил себе взять лошадь одного из твоих сородичей, он любезно согласился, — мягко объявил лорд. — Ты не была в состоянии идти. Только бормотала... Ах, да, прости, ты сказала мне, что вовсе не мужчина. А все остальное, клянусь, не пойдет дальше моих ушей.

Тысячи мохнатых демониц, как он посмел! Какой мерзавец! Что сделал с посланниками? Что это было? Валари соскочила с лошади, кинулась к жениху и начала трясти его, как мешок с потрохами, совершенно забыв о предупреждениях о возможной опасности.

-Ты одурманил меня! Ты посмел узнать, что я женщина! Я убью тебя! Я размозжу твою голову об эти камни... Ты не достанешься ни одной гребаной королеве вместе со своими волшебными способностями. Ты обыкновенный мошенник, который превращает сильных в беспомощных младенцев! Сукин сын!

— Ты успокоилась? — спокойно спросил в ответ Арк и без лишних эмоций освободился от огромных лапищ. — А ты предпочла бы сражаться с армией оплаченных конкурентами безумцев? — Я всего лишь облегчил задачу. — он махнул рукой, запрыгал по камням на ту сторону и через минуту уже грелся на зеленой травке в окружении неизвестно откуда набежавших мелких зверушек — кроликов, белок, бурундучков... Безумие какое-то!

Валари тяжело вздохнула и оставила лошадь пастись на этой стороне, чтобы с прискорбием отправиться к странному женишку.

— Ладно, прости, что накричала! — замямлила она несвойственным наемникам тоном. — Ты меня от смерти спас. И еще с десяток воинов, с которыми я бы дралась!

— А ты хвастушка, — Арк с иронией заулыбался, заставляя Валари краснеть и злиться.

— Еще слово, и сам дорогу искать будешь...

— Уже нашел. Ты мне путь указала. Почитай, задание уже выполнила. Неужели ты думаешь, что сам не дойду? При моих-то способностях... — ну вот, опять этот жалкий, затравленный взгляд. Орчиха ощутила непреодолимое желание защищать этого щуплого мальчишку, который теперь сидит с пушистыми комочками, а на глазах его сверкают две росинки слез.

Черная ведьма знает секрет. Черная ведьма заставляет лорда идти в свой замок. Но если он не желает, то почему подчиняется? Почему готов злому королевству служить как плененный король? Что общего между дочерью колдуна и белокурым певцом жизни с глазами кота?

— Пора! — Арк резко поднялся, тяжело вздохнул. — Надо идти! Коли хочешь, не провожай... А по пути, так вместе пойдем...

Шаг за шагом. Вечерний свет сквозь ветви деревьев. Ни слова. Ни звука. Не так что-то. Совершаешь ты ошибку, Валари. Не должна ты вести его под венец к черному царству. Не должна тьме служить... Не родилась ли ты от человеческой женщины? И ничего, что лицом не удалась и кровушку проливала за честь и неправду. Вроде денежку заплатили, а тошно.

— На ночлег остановимся?

Отрицательное мотание головой.

— Отдохнуть надо. Болота впереди... Мертвецы утащут. Слышишь?! Арк, остановись.

— Мертвецы ничего, переживу, — плечи ссутулил, еще чуть вперед прошел и лбом к дереву прислонился. Ну, как ребенок заблудившийся.

Орчиха совсем потерялась. Сердце кровью обливается, розы на душу лепестки роняют. За что? Красоты его не избежать. Исходит она от лорда добротой, теплом, ласкою... Пробуждает он ото сна свет. Жизнь под его руками расцветает. Вот и сейчас пустил ствол зеленую веточку. Неужто человеку маг древний такую силищу передал?

— Скажи, чем она тебя заставляет жениться на себе? Что значит слово "маргаритка"? — Валари сзади подошла, с себя теплый плащ сняла, на плечи Арка накинула. Вон какой худенький. Вздрагивает под своей дырявой одежой.

— Волшебство счастия не приносит. Дары эти опасны... — Полубоком лорд повернулся, и в золотых зрачках его засветилась луна.— Я не знал, что родился заветным мальчиком, до тех пор, пока не пришел к нам в селение старый колдун. Долго ходил он по дворам, все искал кого-то, а потом увидел меня и... на колени упал. И целовал меня, и говорил, что дарована мне великая судьба. Что должен защитить он меня от дурных взглядов и дурных дел. Что стану я отцом великого правителя — повелителя тьмы. Меня защитил, а сестру мою — нет.

— Сестру?

— У всякого человека слабость имеется, всякий привязан — кто к дому, кто к ребенку, кто к кошке, а я — я любил сестру Маргаритку. Добрая она была, доверчивая. Все говорили — дурочка! Но разве виновата, что умишком не удалась и как дитя малое осталась, хоть и выросла в девушку красивую, статную?

— Украли, значит, сестренку твою. — Валари понятливо рыкнула.

Арк кивнул.

— Никто не может помочь мне. И судьба моя начертана кем-то свыше. Понимаешь? — мальчишка к Валари развернулся, смотрит прямо, глаз не отводит с отвращением, как многие люди делают, орка заметив.

— Ради сестры в жертву себя принесешь? Глупенький! — Наемница брови грозно сдвинула. — Простит ли тебя девочка Маргаритка за будущие войны и кровь? Отпустит ли ее черная ведьма после вашего брака?

Арк из-под руки огромной орчихи вынырнул:

— Не твое это дело.

— Не мое... Черных волшебников и черных демонов, которые тебя ждали и молились своим подземным силам. И поймали тебя на такую простую приманку. Убьют сестричку, тебя заколдуют, памяти лишат, приворожат... А потом, когда сделаешь ты все, что нужно, выкинут за ворота. Причем, смотри, все по твоей собственной воле, и никакого насилия.

Арк часто на слова орчихи заморгал. С испугом на залитую ночным светом дорожку к городу посмотрел. А потом сел на ближайшую кочку и лицо руками закрыл.

Валари мальчику думать не мешала: хворост собрала, костер разожгла, из мешка достала хлеба да мясца вяленого, хмеля. Кушать принялась.

И жалко ей жениха, и заноза в сердце замучила. Ни вырвать, ни забыться. Вот отведет она несчастного до ворот, вот оставит его одного с черной ведьмой... Сдаст с рук на руки... Примет грех на душу. А потом? Как жить потом? Красные розы глаза застилают, ароматом любви по коже мурашки бегают. Помочь, спасти... Детей из лесу вывести. Тьфу! Вскочила... С колен крошки сбросила:

— Слышишь, ты, дурачок! Сиди здесь... Все равно никто безнаказанно не тронет... Я в город схожу, найду твою сестру. — Сказала, как отрезала. Арк с кочки вскочил, орчиху обнял, лицо ей сладкими поцелуями покрывает, благодарит, плачет... А у Валари ноги от неги подкашиваются, и видит она голубые небеса с белыми облачками, и сама она — облачко невесомое-невесомое!

— Стой! — строго орчиха лорда отодвинула, глазки сфокусировала. Любовь прогнала вглубь души и к столице темной отправилась.

Долго ли шла, коротко ли, но пробралась через сточный тоннель в подземелья дворцовые, а за ними — к лестнице в тайные пещеры, что к демонам ведут. Тут и стоны тебе, и крови океаны... Здесь невестушка дожидается, будь она неладна. Девочку невинную обижает. Слышишь, плачет кто-то! Валари улыбнулась — не зря сделала природа ее темной тварью с человеческой душой. Никто не обратит внимания, никто не остановит в этом мраке. Ведь ты сама питалась пленными, ведь ты сама такая, как они...

Низкие потолки, узкие ходы... Белая тень у стены. Тихо плачет... Таращатся на нее сотни глаз, сотни глаз ждут одной лишь команды убить. Хотела наемница руки к девушке протянуть, но выступила из мрака черная ведьма — лицо белое, глаза ледяные, красоты неземной, дьявольской.

— Красоты не избежал, голос заворожил его! Любую просьбу исполнишь, любовью заполненный! Ждала я тебя. Где мой жених? — Зубы белые ровные показала, усмехнулась вроде. — Веди!

Орчиха хотела отступить, но, словно спруты, обвили ей ноги.

— Я предательства не потерплю! Или твоя жизнь, или он пусть приходит... — Сдавила так, что кости заскрипели, но Валари от крика сдержалась. И вдруг словно солнце пещеры темные осветило.

— Я сам пришел. Отпусти наемника!

Арк? Неужели следом пошел? Зачем? Какой же ты дурак!

Черная ведьма Валари прочь к стене отбросила:

— Пусть убирается... Жених мой милый! — прошипела она тягуче. — Подойди ко мне ближе, желанный мой государь.

— Сперва Маргаритку от цепей освободи. — Приказал холодно Арк. — Или, сама ведаешь, постигнет царство твое великая беда... Кто мне боль причиняет, не видеть тому будущего.

— Отпустите девчонку, — скомандовала теням черная ведьма. — Видишь, я исполнила все твои приказания... За тобой — пойти под венец!

-Сначала наемник твой и сестра моя царство темное покинут... — Мальчишка знаком попросил Валари взять обессилившую Маргариту на руки. И улыбнулся орчихе со всей возможной лаской и нежностью. — Прости, что пошел следом... На тебя одна надежда осталась. На тебя, мой воин! Увези девочку!

Бросилась наемница бежать по коридорам с драгоценной ношей. Бежала и плакала, наверное, впервые в жизни. Капали слезки на темные камни мрачного царства до самых его границ, падали на землях эльфов, на землях гномов, на землях йотунов, до самых человеческих земель. Красными розами заросла душа Валари. И каждую минуту она вспоминала мальчишку с кошачьими глазами и волшебным голосом. И не находила себе места от беспокойства. Потому что получила в наследство глупенькую девочку Маргаритку и... только никому не говорите, лоно, в котором рос будущий повелитель тьмы. А когда это произошло, только светлейшему лорду ведомо.

2

Это в сказке токо девица узнает о своем недуге почти сразу и с радостным воплем бежит к любимому: "Милый у нас будет наследник". Валари вообще почти три месяца ни о чем не догадывалась. А уж в тот момент, когда черная ведьма всучила ей Маргаритку, вообще обалдела. Что с сестрицей Арка делать? Куды ее нести?.. Конечно, не возобладай волшебство лорда, ни за что не покинула бы она волшебных земель без обещанной награды, но, видимо поздно было...

Ослепление любовью продлилось почти неделю, и Маргарита с Валари уже пересекли тайные воды и вышли на берега реки Калиновки, что человеческих созданий не пропускает в заветные края. Орки знают — некрасивые и безликие человеческие земли. Да и сами людишки — не ахти какие чистюли.

— Все, добрались, — Валари недобро взглянула на сестрицу Арка, белокурую девчушку лет пятнадцати. — Дальше сама пойдешь.

— Сама? — малышка нос утерла грязным рукавом. Личико испачкала. А то оно раньше более чистым было... — Края незнакомые. Ты хоть скажи куда... Ведь Аркаша у ведьмы остался. Ведь помощь ему нужна...

— Этому котообольстителю? — фыркнула Валари, подбоченилась, сверху на пискулю нахальную взглянула. — Я из-за него заслуженного заработка лишилась. Теперь вот здесь с тобой нянчусь... А ведь путь мы неблизкий прошли. Думаешь, я что, других делов не имею?

Разозлилась напускно, но все равно зубы острые показала — во всю ширину рта. Пусть не думает, что девчонке все с рук сойдет. Коли бы не ... (причину Валари так и не придумала), сожрала бы Маргариту с голодухи еще несколько дней назад. Но эта дура из лесу приволокла грибов полную юбку, да так ловко их поджарила на костре, что вроде и причин не осталось для людоедства.

— Ты, Валари, не сердись. Ты был честен.

Вот новость. За парня принимает. Валари глазки в щелочки сузила. Руку дружескую от себя отвела.

-Не трогай меня без надобности. Не одной мы с тобой ступени. Ты вроде как пища моя. Я тебя в любой момент могу того... И даже не расстроюсь...

-А почему до сих пор не посмел... Почему выполнил просьбу Арка?

-Фиг его знает. — Валари на берегу села, сапоги сняла, размотала их, в воду лапищи ноющие сунула. Девчонка от амбре нос зажала, но слова не сказала. Рядышком примостилась, и уходить вроде как не собирается. Нарывается, одним словом, на скандал.

— Не поняла что ли? Тупая. Земли твои вота, — Валари голову от речушки мертвой не отводит, пальцами в волнах шевелит, балдеет от силы, что от реки темным потоком исходит. Видать, недавно проходили стаи черных рыб, что повелителю подводному принадлежат. Видать, много тьмы в их перьях волшебных! Ох, хорошо! Хорошее только в луже с лечебными пиявками, да не добраться — месяц туды пехом.

Э, да эта дура тож решила в воду окунуться! До рубашки разделась, метит в самую серединку нырнуть. Ну, никакого покоя. Подскочила Валари. К девчонке кинулась, схватила ее за шиворот рубашки, на себя дернула. Силы не рассчитала, разорвала, Маргаритка на траву упала.

Глаза у нее круглые стали, синие, как васильки на летнем лугу. Моргают глупо, застенчиво... Вопрошають. И так глаза эти Арка напоминают, что хоть криком кричи...

— Дура! — Валари засмущалась тому, что человеческая девица голая перед ней валяется, отвернулась, платье ногой поближе кинула. — Одевайся... Только и думай, как тебя каждый раз из неприятностей вытащить. Ты чё, не знаешь, что в реке этой вам нельзя купаться? Потусторонняя эта водичка, утянет. Не вернешься, станешь одной из рыбок подводного Омута-Водокрутного.

Маргаритка только засопела в ответ. Слышно, шуршит одеждой, под нос себе что-то бормочет. Вроде, не слова обидные, а так о жизни и судьбе рассуждает. И пущай себе, лишняя мысль никогда и никому не мешала, только, наоборот, в развитии помогала.

— Не бросай меня... — теперь голос вроде у Маргаритки бестолковой окреп и громче стал. — Валари, ты же обещал брату меня до места доставить. Ты ведь не уйдешь?

Вот что больше всего люди обожают, так это шантажировать. Ага. Сейчас, только обуюсь. Орчиха опять сапоги намостырила на место, встала резко.

— А потом? Типа, давай двигай брата выручай? К ведьме? Ты хоть знаешь, какие правила у нас, темных тварей? Мы никогда, никому, ничего, ни за что не делаем за так!

Хорошо, однако, сказала.

— А я не за так. Я секрет один знаю... Волшебный. — Маргарита вновь коснулась орчихи и вздохнула. Платье синее, в мелкий цветочек, косичка тоненькая растрепанная.

— Хватит с меня секретов... — Валари хоть и была орчихой, и воином, но как всякая женщина, оставалась от природы любопытной. А потому прежде чем уйти, не могла не выманить этого тайного-растайного знания. Короче, встала, словно тот старый дуб на месте, пожидает откровения, а Маргарита, зараза, вокруг ходит, мысочком пытается в траве дырок наделать.

— Ну-у-у! — наконец нетерпеливо потребовала Валари. — Гони секрет, а я тебя до дома доставлю.

— И брата вызволишь? — заморгала ресничками нахалка.

— Ага, — согласилась Валари, а сама со смехом на ту сторону взглянула. Щас, видала меня ты после... Бережок пологий, речка глубокая. Переплыву, и видала меня в гробу в белых тапках. Взялись шантажировать, эпатировать, мол, секрет знаю волшебный. Мол, сами мы не местные...

— Вижу я тайные судьбы. И твою — насквозь. Нельзя тебе возвращаться обратно в леса темные, к тварям черным...

— Ты еще мне скажи, что они меня побъют и искалечат, — захохотала Валари басом. — Ты зря грибочки давеча ела, мозги напрочь растеряла в сказочных их флуктациях. И слово какое интересное подобрала. Слышала где-то от проезжего волшебника.

— Правду я говорю. — Маргаритка ногой топнула. Косу за спину растрепанную откинула.

— Дальше носа ты не видишь, — хотела девчонке по носу отвесить, опять сдержалась. Жалкая. Не дойдет до деревни. Точняк, нарвется на приключения, а еще хуже — распоясается какой-нибудь рыцарь и повалит ее в травушку-муравушку покататься...— Короче, провидица, пошли до твоей хаты. Коли хата еще осталась. Там я тебя старейшинам с рук на руки сдам и все — харе, завязываю с подмогой.

Зря, наверное, сказала так Валари, потому как действительно родовое гнездо светлейшего лорда — ой, умора! И где только этакие гнезда вьют? Домик покосившийся на один бок... Забора вокруг участка вообще нема... В огороде давно бурьяном все поросло. — Такое вот родовое гнездо (простите, щас просмеюсь и дальше продолжу), заняла некая нечистая сила.

А что несчастной силе оставалось, коли рядом ни тебе мельницы, ни запруды? Это вы, людишки, жадные до хором, а простым нечистым малехонько надыть.

Так вот, как только вошли Валари с Маргартикой в деревню, высыпал им навстречу народ. Не с пирогами и винищем, а с вилами да топорищами. Конечно, не каждый день огромный орк жалует посещением. Не привычные до таких сюрпризов. Тута, конечно. Маргаритка вперед выбежала, грудью тощей гостью дорогую защищать начала. Жителей местных успокаивает, байку им страшную рассказывает про ведьму черную, про темницу, про братца похищенного и про отважного орка Валари, что спас ее и привел домой. И этак все живописно поднесла. С задором, да с частушками, да с пляской вприсядку, что Валари стояла, рот раскрыв, и про подвиги свои несуществующие слушая. Не, оно приятно завсегда хорошее мнение приобресть, но не среди ж людишек?

Короче, первый этап прохождения в доверие оказался вполне коротким. Засим последовало обнимание и целование, слезы и смех, братание с "добрым" орком и сожаления о бесславной кончине подающего надежды паренька, которого некогда приметил сам Великий Волшебник или иначе ВВ! Значительно... Глупо и смешно, потому что решили люди, что ведьма должна обязательно Арка съесть с друзьями на обед.

Впрочем, Валари такой версии не возражала, она и сама не отказалась бы теперь поесть и поспать. Но домой Маргаритку и орчиху пускать не желали, а направили их прямиком до дома старика-ведуна, которому отродясь то ли сто, то ли двести лет — мол, скажет, что в домишке ейном завелося.

Черт, уходить было как-то неприлично без обеда. Поплелась Валари за девчушкой. С кряхтением несмазанной телеги забралась по лестнице на второй этаж знатного терема — вот ведь отгрохал хоромы ведун! — и заглянула в синь-черниль его обители. Свечки горят, дымок вьется... Антуражу напустил для дорогих гостей. Когда успел? Чё, готовился?

В общем, зашли. Маргаритка с порога-то и заявила:

— Почему добрых соседей в дом родной не пущаете, заставляете к себе идтить?

А из тьмы голос такой жалостливый:

— Проходи, деточка, не стой на пороге после долгой дороги... Разговор долгий будет. И гостя дорогого к столу приглашаю.

Ну, раз приглашают, тогда жрать надо подавать, а не зенками наглыми из угла пялиться, сверкать. Ишь, таракан наглющий, вижу усы твои рыжие. Знаю, кто ты...

Валари в сторону девчонку подвинула, первая на ведунский пол ступила. Колдовство в ее краях — дело привычное. А тут прям знакомец по прежним делам. Играть вздумал.

— Ты тараканище рыжее, тащи угощение, — орчиха кулачищем по дубовому столу так дала, что враз весь колдовской налет в окошко унесло.— Не узнаешь старого друга? Ась?

— Елы-палы, — с табуретки соскочил дохленький такой старичонка, заковылял к Валари, подслеповато щурясь. — Кроха не верит такому неожиданному чуду. Не верит и прям ужо сильно радуется! Валари, ты?

Я, — гордо закивала орчиха. — Нас народ послал узнать, что за напасть на дом вот этой малютки налетела и место себе застолбила незаконно? Го-о-орят, поселился кто-то в ее отсутствие...

— А кто ж наш ведун? — Маргаритка за рукав дергает, за широкую спину орчихи прячется. — Откуда ты его знаешь?

— От верблюда и прочего муда. Известный был гном в наших краях. Приметный такой, рыжеволосый...

Щас, жди и надейся на рассказ. Корешей не выдают. Валари руку дружбану пожимает, тайные знаки делает... Мол, молодец, хорошо укрылся после того грабежа подгорных гномовых кладовых. Унесли, так унесли. Никто не догадается, что здесь воришка-гном ошивается, прикидывается каким-то ведуном. Да уж, пять годков минуло, и денежки утекли... А ведь погуляла! Вот ведь погуляла. Вся столица гудела целую неделю на веселом пиру. Эх!

— Садитесь, гости. Садитесь. Щи у меня сегодня знатные, щавелевые. Полезные. Буду угощать вас.

Гном вокруг Валари прыгает, усищами завитыми шевелит. Кафтанчик на нем зеленый, сапоги сафьяновые. Разбогатый гном.

— Тащи, а то мы ужо нескоко дней в пути. — Валари потянула Маргаритку за стол дубовый, достала табаку из кармана, раскурила трубку.

А девчонка вдруг — зырк. И вся такая странная стала, напряженная. Как вскочит. Как начнет со стола крошки стряхивать да по углам пауков пугать — паутину то бишь разгребать. Валари и гном только рты пооткрывали. Гном у виска покрутил. Чего с этих незамужних девиц возьмешь? Они всегда, когда в дом к гномам попадают, начинают почему-то пироги печь и убираться. Аура у подземных жителей такая что ли? Не успели словом перекинуться, как Маргаритка за хозяина все сделала. Уселась довольная, да еще так ласково сказала:

— Откушайте, дорогие мои, чем бог послал.

Валари щей ожидала, а тут прямо пир на весь мир получился. Ломится стол от яств заморских и местных. Блина, наверняка хитрющий гном из бороды волос дернул... Дернул, точняк! Ну да ладно, будем считать, что девочка за дорогу долгую расплатилась.

— Итак, теперь и о силе черной поговорить можно, — умный гном на скамейку положил кучу подушек да попу свою туда ж примостил. И то славно, что его теперь хоть видно. Валари себе побольше щей начерпала, чашу винища налила. Маргаритке — квасу. А то споится и не выйдет еще замуж.

А гном рассказывает:

— Короче, пришел ко мне ночью... Плачет, значит. Рыдает... А ведь не виноватый ни в чем... АПСОЛЮТНО! Весьма обаятельный, миловидный, слова злого не скажет... А люди сразу — чертовщина да гадость. А оно ведь тоже жить хочет. Вот вы живете? Почему ему места не дають? Ни на этом берегу, ни на том.

Маргаритка не привыкла, что гномы всегда так изъясняются — о самой сути, а потому требовался перевод. Но Валари и так просекала хорошо, что вообще не свойственно для таких "тупых" орков. "Короче" — это когда уже наступает полночь. "Пришел ночью" — сволочь какая! Разбудил. "Плачет" — существо с душой и вовсе не такое уж кровожадное. "Значит" — рассказал гость о своей тяжелой судьбе и бродяжничестве по большим и малым городам, о том, как его отовсюду гнали. Как обижали и измывались. "Рыдает" — а тут вообще охотников на нечисть наняли, и пришлось ноги уносить от людей. И правда, что мелкоголовые могут понимать? Валари с сожалением посмотрела на девчонку, у которой глаза две плошки напоминали. Так вот, продолжим перевод, но уже без комментирования слов. Гость оказался обычным домовым духом, у которого терем родной сгорел и хозяева померли. Бездомному духу грустно было поначалу, а потом он за шалости взялся. Поселялся у кого-нибудь и давай там чудить. А духи домашние — их за реку не пускают, потому как запрещено... В году этак первом от появления царства темного закон этот еще вышел. Вот и получается, что коли умер дом, то и дух не нужен в нем.

— Понятненько, ясненько. — Валари встала. Значится, просто на договор треба бездомного взять. Пошли, Маргаритка, рассиделись мы тут.

-Валари, ты чего так сразу... Не посекретничаешь со мной... — запрыгал гном. — Как же без целований...

Вот ведь прицепился! Настоящий зверюга. Бультерьера бойцовский. Боится, что выдам местоположение родственничкам... Ссудить деньжат хочет?

Маргаритка, выйди, мужской разговор пойдет у нас. — Валари девчонку выставила за порог, смотрит на гнома сверху вниз, глаза сщурила.

— Чего хотел сказать? Не выдам тебя, не бойся. Да и забыли гномы о тебе давно.

— Ты наклонись, я тебе на ухо шепну. Всю правду... — гном хитро так заулыбался. — Ты же знаешь. Я умею, я в корень зрю...

— Нууууууу! — зарычала орчиха, брови свела для пущей грозности. — Говори.

— Нельзя и тебе обратно. Нельзя. Я сегодня кости кидал — и знаешь, никак не ожидал, что у тебя царь-то родится нашенский. Да, вот такая белеберда. Опять же — события развиваются не по плану государств темных. Но ведь учудила ты... А тепереча — прям и осанка у тебя — другая, и даже нравишься ты мне — ну очень. Даже больше скажу — красавица ты.

Гном говорил так льстиво и так нежно, что Валари чуть тошнить розовой мутью не стало. Какой царь?

— Ты белены объелся что ли? Или обкурился? — орчиха шапку гному на нос натянула, вышла гордо на крыльцо, солнцем залитое, Маргаритку по лестнице вниз повела — подальше от сумасшедшего подхалима. Рыжина в бороду, а чего доброго пристанет.

А гном высунулся наружу из окошка, улыбается так глупо:

— Ты — это, всегда на меня рассчитывай. Я для тебя теперь все сделаю, только свистни.

— Учту, — не поворачиваясь, буркнула орчиха. Навязались на мою голову идиоты всякие. — Пошли дом твой в порядок приводить.

Вообще, конечно, дом не ожидал, что хозяева надумают возвращаться. Ни на то они сгинули на той стороне реки, чтобы вот так — по-наглому — обратно напрашиваться. Да еще с собой армию брать в виде толстозадого орка. Доски недовольно заскрипели, учуяв приближение нежданных гостей. Ишь ты, идут. Наобедались, наотдыхались — а теперь вообще издеваются: хорош супец был и плюшки. И салат...

Лестница приготовилась к подножке, окна — к громкому хлопанью, половицы задергались. Сейчас-сейчас прольется чья-то кровь. Без боя не отнимете обитель последнюю. С крыши посыпалась от напряжения земля (поросла уже деревцами молодыми).

Валари остановилась у того места, где должен быть забор, перед извилистой узенькой дорожкой к дому и издалека поклонилась в пояс:

— Здравствуй!

— И тебе не болеть, — заскрипел в ответ дом, потому как надо бы вежливым быть и этикет соблюдать.

— Мы к тебе с великой милостью, о добропорядочный и добросовестный хранитель этой обители земной, — продолжала орчиха с великим почтением.

— Милостью? А чего просить будете? — дом подбоченился, грудь колесом выгнул. — Ходют всякие тут, в огороде яблоки воруют. Не дам яблок.

— Да мы вроде как в гости к тебе. Нужно совета испросить, а ты ведь дух древний. Ты все знаешь. — Валари честно-честно так сказала, что сама себе поверила.

— Совета можно, только осторожно. Вы вот ужо и пообедали, и отдохнули, смотрю, а я в холодном мокром доме живу... И чем отплатите мне хорошим? Небось, обманщики...

— Нет, великий дух! Так дозволишь нам зайти?

— В гости? Вам? — дом задумался. — А не боитесь? Пуще смелые вы. Не по размерам... И по мощи, и, так сказать, по колориту.

Валари в ответ плечами только пожала.

— Ладно. Только пусть девчонка пообещает, что на жилплощадь прежнюю свою не претендует...

— Это что же за безобразие и самоуправство! — Маргаритка хотела закричать громко, но орчиха рукой ей рот зажала, и получилось что-то среднее между "НУ" и "МУ".

— Она согласна.

— А мне послышалось, однако, другое... — дом еще больше округлился в сторону непрошенных гостей. — Но вы сами будете виноваты, коли обманете. И я за себя не отвечаю. Заходите.

Вот пошли они в дом, вот дверь захлопнулась. Маргаритка смотрит и диву дается, как здесь все запущено. А мебеля-то! А посуда-то! Все пропало. То ли соседушки утащили, то ли дух изничтожил.

— Чего встали на пороге? В горницу идите, а то мое время тратите на бесполезные "милости", — донеслось сверху. — Тама и послушаю ваше вранье.

Валари к губам палец приложила, чтобы Маргаритка до поры молчала, а сама первая отправилась туда, куда дух указывал.

— Дождик вчера был, половички намочил. — посетовал дух. — Дыра-то какая в потолке. А в подполе мышей выводок. И крыса живет. Спать не дает... А вы откуда пожаловали?

— Мы-то, — Валари грустно ссутулилась. — Да с той стороны реки.

— То-то чувствую, пахнет пылью черных дорог. Мертвечатиной болотной и, энтим, драконьим пометом... Ну да! И щами — гномьими. Коли бы не его помощь, не пустил бы вас сюда. И угощать мне вас нечем, гости недорогие.

— А нам есть чем, — Валари развязала узелок, достала золотую монетку.

— Нам этого добра не надобно, оно нам ни к чему. — гордо заявил дом. — И ваще, щас как поддам. Полетите далеко и больно за подкуп.

— Мы не подкупаем, мы утверждаем, что в этом предмете есть твоя радость.

— Не смешите. Этот предмет мне не нужен. Меня другие проблемы мирового масштаба волнуют.

— А я знаю какие, — улыбнулась Валари. Между пальцами стала монетку перекидывать. Блестит та, глаз завораживает.

— Ну, — не выдержал дом, — еще минута по доброй памяти к рыжеволосику или сделаю головоломку из вас.

— Жить нам негде, — вздохнула орчиха горестно, а Маргаритка тоже руки сложила этак просительно и побледнела.

— Ну, наглые! Ну, вообще — до чего докатилось! Кому скажешь, не поверит. Приперлись, на житье напрашиваются, денег предлагают.

— Не просто предлагаем, а на дело пустим, — возразила спокойно Валари. — Починить, построить, приделать, привести в порядок. Убираться, жрачку готовить и вообще вести себя так, как дух великий пожелает. Ты будешь хозяином, а мы твоими верными сотоварищами.

Дом замолчал. Надолго. То ли от наглости обалдел, то ли обдумывал... Ну и что вы думаете он ответил на такой заманчивое предложение? А иначе и быть не могло. Вота.

Но мы-то знаем, что все только начиналось, а потому пойдем к следующей главе.

3

У черной ведьмы был самый что ни наесть волшебный каменный амулет. Достался он ведьме от прапрабабки в те времена, когда ведьма еще босая по лужайке дворцовой бегала — простите за откровенность — в чем мать родила. Вроде — обыкновенная такая игрушка: на плоской поверхности звери да птицы нарисованы, а посередине — дырочка, чтобы шнурок привязывать. Повесил на шею и забыл. Не чувствуется силы великой. Не ощущается магии древней. Только потом, когда подросла девчушка, поняла она, что гневом да бедами подпитывается злой подарочек. И умеет он мысли всякие навевать да во снах образами разноликими приходить.

А хоть ведьма и была черной, но все же от природы, разумом своим, а не волосами длинными, темными — прирожденной блондинкой. Капризной такой! То захочет, чтобы папочка воли больше дал и подарок дорогущий с войны принес, то воли для шабаша на Лысой Горке затребуется — без страховки вниз на ступе носится с другими ведьмочками. А как созрела да отрастила во всех местах достоинства и округлости, то потянуло нашу ведьму на кавалеров завлекательных и во всех смыслах необыкновенных.

Тут уж заработал амулетик во всю силушку. Придал он девице вид такой, что глаз от нее не отвесть, а челюсть так сама у противоположного полу отвисала. Высокая, статная, глаза, как у оленицы, коса ниже пояса, бедра широкие, талия узкая, груди, какие художники любят богиням всяким рисовать. Ну и, конечно, антураж полагающийся — шелка, парча, а во лбу вот такущая звезда с алмазом горит-сверкает, внимание отвлекает.

Сами понимаете, при папке — злом Черноморе с состоянием в неизвестное количество нулей — иного и не полагается. Сам Черномор дочку свою — Забаву — в забавах не урезал. У него свои дела — подземный город от врагов охранять да доклады слушать. В общем, развел штат чиновников-колдунишек всем на зависть. Эти колдунишки по все малым деревням и по большим городам темного королевства заправляли, доклады строчили, что у кого есть, какие налоги платятся, как законы, Черномором придуманные, исполняются. Кажный день во дворце толпа мужиков в черных камзолах перед золотыми дверьми приемной толкётся с красными папочками — докладают поочередно. Новые проекты приносят, чтобы имущество и благосостояние Черномора умножить и порядок по всей стране навести. Запридумали колдунишки и новые проекты — инновации. Модное слово, заморское. За дело взялись. Начали со строительства домов по нарисованному каким-то заумным бородатым ведьмаком и закрепленному печатями образцу. Образец состоял из нескольких типов домиков — чисто по ранговому состоянию. Вот идешь ты по улице и точно определяешь, тут ремесленник живет, тут — богатый горожанин, тута — ваще дворец, у коего должен быть определенный прорисованный внутренний план.

Инновацию применили незамедлительно. За счет граждан королевства. Строго указали им строить так и так. В общем, дело заспорилось. Но чиновники на этом не остановились. Следующим пунктом посчитали всю растительность и распределили ее по видам, высоте и прочим приметам. Колдовали, колдовали, а потом все — до единой травинки переделали под авангард. Леса и поля получились сказочные... Но уж очень своенравные — с характерами и всяческими хищническими инстинктами. Нападали на путников по приказу Черномора. А еще, для порядку, Черномор лично приказал узнавать колдунишкам все мысли и чувства у жителей. Дабы не случилось никакого бунта. Так что чиновники в темном королевстве состояли чуть ли ни при каждом кусте.

Ах, ну и отвлекся... Вот, значит, вернусь к ведьме черной. Как выросла девица, то потянуло ее романы крутить со всякими разудалыми молодцами. Она на чиновников падкая не была. Она искала "изюму". И в фигурке — чтоб косая сажень в плечах, и в уме — не ниже средне приходского образования, и в удали — как минимум, владение мечом. И главное — в харизме мужской. Но о последнем для скромности промолчим. Такого искала, чтобы поиграть, влюбить в себя, а потом и загубить основательно.

Первым от ее неземной красоты, подаренной амулетиком, пострадал проезжий рыцарь, который заблудился в здешних заговоренных местах. Детина здоровенный, румяный, в латах таких смешных. Забава, как его на поле ромашковом увидала, так сразу... влюбилась. Потащила в гости, завела в палаты свои... угощала вкусностями заморскими, силу пробуждающими... Глазами томными смотрела. В общем, дело кончилось развратом.

И скакали они три дня и три ночи... с перерывами на перекусы. Пока батюшка про то не прознал и развратника за самое ценное в мужчине не подвесил. Забаву же он просто пожурил, пригрозил запереть, а сам почему-то отправился новые проекты разрабатывать. Что, собственно, черной ведьме было и нужно.

Не от любви она приходила в неописуемый восторг, а от того, что конкретно отнимала у несчастных своих жертв. Это поначалу жизненная силушка к Забаве токмо переходила, а потом — и много чего другого прибавилось. Был среди кавалеров черной ведьмы и гном, и орк, и эльф, и даже дракон молодой. Всех она на тот свет отправила. А по прошлой осени в поисках очередной жертвы повстречала как-то в лесу альва, да и влюбилась сама без памяти. Не знала Забава, с кем дело имеет. Альв был дьявольски привлекательным мужчиной с самыми незаурядными способностями. Главной из них, пожалуй, было то, как он пользовался своей темной душой. А пользовался он ею для управления горными народами, что уже давно утратили привлекательный внешний вид и были черны, как головешки потухшего костра.

Когда две темные силушки сходятся в одну, обычно происходит или война, или страсть. В данном случае — второе. Да и как не влюбиться в высокого, беловолосого альва? К тому же, короля!

Виданное ли дело, от знатного ухажера отказываться? Попервой Забава все думала, как темной душой "женишка" воспользоваться, а потом и забылась. Вместе с ним так благостно пакостили окружающим соседям, так шикарно обманывали дружка дружку, что переросла любовь в тайный союз.

Вот тогда-то альв с уморительным имечком Вальдемар поведал нашей черной ведьме о легенде, ставшей явью. Мол, есть в темных местах парнишка с незаурядной судьбой. Что, мол, сам бы женился на нем за такой дар. Но вот незадача...

Черная ведьма слушала, в лобик хорошенький слова укладывала, улыбалась. А сама ох как серчала! Что же ты, Вальдемар подколодный, избавиться от меня решил? Подсовывать вздумал какого-то лорда! Ну, подожди, я тебе глаза все выцарапаю, коли другую забаву нашел.

Вальдемар на мысли ведьмины не отвечал, хоть и читал их с большим удовольствием, а все гнул свое... На мозги систематически — каждый день капал. Нет-нет, да вставит словечко про будущее Забавы. А потом за руку белую возьмет, нежно так к щеке своей прижмет и зашепчет:

— Милушка моя, ведь заживем с тобой потом по-славному. Без забот. Своего ребеночка заведем... А старшой о как нас возвеличит! — Вальдемар острые зубки в улыбке обнажает, черную ведьму знаками внимания ублажает.

Ведьма первое-то время обижалась сильно, а потом к доводам альва прислушиваться стала. И, наконец, сдалась!

Призвала любовничка к ответу, пальчиком указала ему все подробности про Арка выведать да и применить самый что ни наесть коварный план с похищением. В успехе предприятия она не сомневалась, соперничества с соседними темными королевствами нисколечки не боялась, потому как папкин нрав по наследству достался. А и два мужика в хозяйстве пригодятся.

В общем, тепереча новоявленный женишок стоял при ее милости. Глазами золотыми на Забаву смотрел. Встреча не романтичная — в подземельях. Да ведь и пакость невелика! Подумаешь, сестрицу умыкнули. Жива же, ничегошеньки с нею не случилось.

— Ну, теперь пожалуй в палаты мои узорные... С папенькой знакомиться, — Забава на Арка с сомнением глядела — тощ, в одеже рваной. Вот тебе лорд! Дают же звания маги великие кому ни попадя. Только глаза необычные, с полоской вертикальной выдают странность, а так человечишка человечишкой. Не чета Вальдемару-красавцу.

— Отчего же не пройти, — пожал плечами мальчишка. — Проголодался с дороги, к тебе добираючись. А с родителем я с превеликим удовольствием пообщаюсь...

От голоса волшебного, ручейком льющегося, черная ведьма сразу как-то и обмякла. А амулет, что на шейке ее лилейной висел, пульсировать злобно да корыстно перестал. Забава глаза только шире открыла. Раньше она только слова зеркала волшебного слушала про женишка: "Красоты такой ты не избежишь, и голос его тебя заворожит". Да следует ли верить старым зеркалам волшебным, которые еще старые гномы учудили? Напридумывают, приукрасят, женихам да невестам достоинств понаприбавят. Вот и Забава своему-то зеркалу особо не доверяла, басни его не слушала про величайшего ребенка, который от худющего Арка народиться должен. А может, альв зеркало-то подкупил, посулил ему местечко в спаленке с видом на море.

Белой ручкой ведьма черная махнула, наверх мальчишку приглашая, зашелестела по ступеням подолом атласного платья. Пусть полюбуется, какую красавицу в жены получит: коса ниже пояса, а попа... какая попа! У, Вальдемар, будешь еще ревновать! Будешь еще локотки кусать, что вот так легко подсунул чаровницу, колдунью в седьмом поколении, полукровке заезжему.

За лестницами и переходами, в коих даже дышать тесно, потянулись комнаты многочисленные. Лица знакомых колдунишек замелькали. Колдунишки на Арка косились с недоумением и даже каким-то презрением. Кто во дворец Черноморский пустил оборванца? Но спрашивать боялись, потому как греха не оберешься — капризницу Забаву спрашивать.

А Забава шагу не сбавляла. "Вот, — думает, — приведу я его сейчас к папеньке, отложит он свои инновации на "после обеда". Осмеёт же с выбором жениха, а то и... повесит его — горемычного!" Улыбнулась одним уголочком губок алых коварно. Вот и славненько! Вот и избавлюсь. И Вальдемар наконец перестанет мне глупости внушать всякие.

Подошли к дверям золотым. Колдунишки, что в очереди на стульчиках сидели смирненько, заметно заволновались: кто пуговки на камзольчиках теребит, кто кончики папочек аккуратных покусывает, кто ерзает на месте, словно недержание внезапное случилось. Несколько даже с мест повскакивали и поближе к кабинету Черномора придвинулись. Лезут всякие без очереди.

— А ну-ка, с дороги! — капризным голосом, нисходящим до гневливости, скомандовала Забава. — Разговор у меня к папеньке неотложный! Государственный!

Коли бы сказала "личный", точно затоптали бы, а при "государственный", побледнели чиновнички, лапками задергали, носы в свои отчеты и предложения уткнули, чтобы ошибки искать да проверять, правильно ли они работали. А то Черномор разгневается, руки-ноги поотрывает, лицензий на колдовство лишит.

Зашли в кабинет к Черномору. А кабинет у него был знатный — по высшему разряду: алым бархатом стены обиты, колонны по углам, алмазами усыпанные, ковры, чистым золотом вышитые, кресла для посетителей вдоль стеночек стоят малахитовые, стол посередь красного дерева, трон удобный — корпус платиновый, обивка парчовая, с откидной спинкой и подголовником для сна.

Поднял жгучие глазки от экрана волшебного Черномор (вот от кого глазки-то достались доченьке), на колдунишку, сидящего струночкой на креслице, пшикнул... И испарился тот, словно дымок поутру.

— Забавушка, красавица моя драгоценная, почему от государственных забот отрываешь? — затряс бородою сизой недовольно. — Али не знаешь, как важно для нас переустройство лечебной системы всего темного королевства?

— Папенька, — черная ведьма ласково заулыбалась, когда Черномор на ладошках приподнялся, на кресло свое забрался и обнаружил рост карличий. Хоть и длинен кафтан, по полу волочиться будет, а все равно — самый-самый!

— Что папенька? Кого привела в неурочное время? — не унимался предок, сверля глазками Арка. — Или я тебе не говорил... Или не предупреждал...

— Жених это мой, лорд Арк. — сказала, как отрезала.

И точно отрезала — замолчал недовольный Черномор. Странно. Надолго. Стоят, значится, колдун и мальчишка против дружки, вроде как примериваются — то ли драться собираются, то ли обалдели от какой неожиданности.

Черномор-то — тертый калач. Много на своем веку повидал. Много побасенок слышал. Но последняя уже давно сотрясает волшебные королевства. Должен родиться великий князь тьмы... У вот этого... у вот... Черномор никак не мог сложить в одно целое дочку свою ненаглядную Забаву и получеловека-с-глазами-кота. И хоть был колдун самых прогрессивных взглядов, глаз его задергался от нервического приступа.

— Та-а-а-а-а-к! — протянул папка Забавы. — Теперь и спрашивать у старших не спрашивают? И советов не нужно? И вообще... Ох! — он обратно плюхнулся в свое кресло, молчаливо зашевелил губами, гримасничая заумно и подсчитывая убытки на свадьбу. Вот ведь, кто бы подумал, что само придет такое везение. Ведь нельзя лорда не по доброй воле... А тут... САМ! Сам пришел...

Черномор на черную ведьму глянул, загордился — сильнее мамки оказалась! Такого себе жениха сыскала и обуздала, что сердце папеньки заполнилось гордостью. Красавица, умница, будущая мать самого повелителя тьмы... Не зря рОстил! Не зря!

— Аркаша, голубчик! Как я щ-щ-щастлив... — Черномор прям покраснел, когда побежал навстречу женишку. Ловко вспрыгнул, повис у него на шее, болтая ножками в сафьяновых сапожках. — Вот нечаянная радость, вот какая расчудесность! Как я ждал этого дня! Дочку замуж выдаю!

Забава в ответ на действия родителя побледнела. Не повесит? Не казнит? Не посадит в темницу? Что? В байку дурацкую верит? Ах!

4

И все же Забава замуж выходить не хотела, хоть и была любительницей по мужской части. Но тут прям вот как отрезало! Или амулет шутковал, или просто дисгармония случилась, но Арк черной ведьме ну никак не нравился. "Невнятный какой-то, взлохмаченный, отощавший..." — подумала черная ведьма и обеспокоилась о своей судьбинушке. Вот выйдет она замуж. Вот начнется пир горой. Вот отправятся они в опочивальню. Б-р-р-р! Скривилась лимоном зелененьким да и выскочила в приемную, где колдунишки любопытные к двери ушки прикладывали. А Черномор радостный, на дочь внимания не обращая, в срочном порядке объявил перерыв и повелел незамедлительно турецкую баньку готовить для гостя дорогого да стол знатный для помолвки собирать. Пущай соседи знают, какую упустили удачу.

— Ты, Аркашенька, не стесняйся. Будь, как дома, — приговаривал колдун, летя на белом облачке рядом с шагающим женишком. Конечно, при таких коротких ножках, станет Черномор за всякими здоровенными детинами гоняться!

— Спасибо, хозяин дорогой, за гостеприимство, — поблагодарил мальчишка сдержанно. — Мне бы часок на "помыться да отдохнуть", а там — чередком да ладком за дело возьмемся.

— Ох, и шалун, — построжал пальчиком Черномор, — быстрый ты на дело-то! Ужо завтра свадебка, а сегодня помолвка только. Ты события не торопи. Ты осваивайся, а я пока все-все организую.

Черномор, когда дверь в парную за гостем закрылась, так облако на такую скорость запустил, что то на поворотах шипело и ругалось бранными словами. Ворвался к дочке без стука.

— Ах ты ёлки-палки! Что за дела? Почему я один не знаю, что ты задумала? Что за неповиновение законным властям? Как можно? Я отец тебе или нет?

— Чего шумишь-то? — Забава, что у окошка стояла в задумчивости, на колдуна взъерепенившегося покосилась недобро. — Сам говорил, что расширяться нам требуется. Что места мало, разгуляться негде... А тут тебе вроде и подарочек.

— Ты папку не обманывай. Ты когда шуры-муры крутишь, веселая, красная... А тепереча... Лица нет, слов нет, вона — одни глазюки злые остались. Где это видано, чтобы колдуны да ведьмы себе счастье не находили? У нас поведено так — приворожить и отнять. А тут все наоборот. Немилый жених сам пришел. Или я чего-то не понял?

— А чего понимать-то? — черная ведьма в пальчиках тонких амулетик крутит и мерцает тот черными вихрями да бурями неминучими.— Нужно так! — сказала, а сама в слезы.

Бросит Вальдемар, как пить дать, бросит и найдет другую колдунью. Вон, в лесах Муромских Яга молодая — Василика. Бестия рыжая, кудрявая. Она давно на альва заглядывается. На всех балах ему глазки строит и прелести свои демонстрирует.

Вспружинилась Забава. Мысли отбросила ревнивые.

— Неужто, папенька, я двух мужей не потяну! Да вы ли мне указ? Да я вообще — совершеннолетняя. — Ножками затопала. — И за этого замуж выйду и другого не упущу!

Черномор слова супротив ни одного не сказал, только отступил маленечко, чтобы ему от вихря, что по комнате начал носиться, не досталось.

— А кто тебе отказал? Ну, кто? Нету никого, только я... А я, красавица моя, всегда на твоей стороне. Но не нравится мне этот мальчишка! Ой, как не нравится! Он человечиной пахнет, свободомыслием! От него только неприятностей жди!

— Папенька, — Забава к колдуну склонилась, по бороденке сизой его гладит. — Я его для одного только использую... А вот забеременею, так и разберемся. А вы, папенька, одно лишь должны сделать, как появится здесь король альвов, задержите его в гостях — и чтобы забылся он.

— Сбрендила что ли? Виданное ли дело темных эльфов удерживать? Каким таким образом?

— Если счастья мне желаете, сделаете! Точка... — поджала губы капризно, вот-вот скандалить начнет.

— Ладно, — вздохнул Черномор. — Твоя взяла.

— То-то же! — Забава колдуна в щеку поцеловала, к обручению готовиться принялась.

То есть перед зеркалом волшебным уселась и давай его третировать — покажи мне, мол, Вальдемара. А Вальдемар на совете в это время сидел за круглым столом — одежы на нем белые-пребелые, волосы светлые в хвост убраны. Кожа такая чистая да прозрачная, в глазах ледяных — огни подземных пещер. Вокруг возлюбленного альва все темные рыцари.

— Как собралися силушки грозные замышлять дело злое, — начало вещать заунывно зеркало, — как засобиралися они покорять копи гномичьи.

— Заткнися чё ли, — Забава глубоко вздохнула, и ткань на лифе ее призывно натянулась. — Видал ли кто такого красавца? Господя! Да это ж картинка какая-то... Точно, вот женю на себе, портрет закажу семейный у самого дорогого художника. А еще рамку — из дерева заговоренного, чтобы мы никогда не разлучались.

Размечталась черная ведьма, представляя, как окажется Вальдемар в ее личном пользовании во всем своем двухметровом великолепии. Уж не станет он по войнушкам скакать — негоже царям самим черную работу делать. А будет рядышком сидеть, губки Забавы сахарные целовать, да обнимать ее крепко-прекрепко.

Так увлеклась, что не заметила, как к зеркалу приблизилась да и чмокнула его страстно. Зеркало смутилось и зарделось. Нет, конечно, оно считало себя неотразимым, с самым правильным отражением во всей вселенной, но ... вот так откровенно выражать приязнь!

— Ах, лешие бесовские! Ведь мне еще к обручению готовиться! А ну-ка шкаф тысячедверный, бездельник, наколдуй мне красоту, чтобы этого простофилю поразить. — черная ведьма змеюкою зашипела, символы волшебные в воздухе нарисовала, вызывая шкаф из черной пропасти, где правят одни лишь демоны. Шкаф появился в покоях красотки незамедлительно, растопырился четырьмя витыми ножками, заскрипел резными дверьми.

— Чего, хозяюшка, потребовалось? — спросил он глухим басом.

— Платье мне нужно колдовское, не чета обычным. Чтобы могло оно другое колдовство подавлять и себе подчинять. — Забава руки в боки поставила, ножку отставила. — Ну, есть у тебя такое?

— Ты же знаешь, ш-ш-то есть, — протянул шкаф, — простым товаром не приторговываем. У нас в шкафу одеваются по первому классу. Сама Королева Снежа в свое время закупила ледяное платье, что целый континент заморозило.

— Хорош рекламироваться, ты дело говори...

— А еще у нас Люцифер плащ брал, что уныние вызывает. Он хоть и молодой божок, но тоже не промах. — преспокойно продолжал пиариться шкаф. — Наша одежда — это знак качества.

— Есть или нет? — Забава ножками затопала, по столу кулачками застучала. — Долой рекламный ролик! Даешь немедленно точный размер.

— А то! — хмыкнул нахальный предмет мебели в ответ. — Только по цене ли тебе такое удовольствие, красавица?

— А что ты хочешь за него? Быстрее. У меня еще помолвка впереди и... — хотела про Вальдемара сказать, да решила, нечего болтливому шкафу знать много.

— Последние сведения по магической ауре вашего королевства говорят, что есть у Черномора подушка волшебная. Он ее пуще жизни бережет. Подушка эта сны такие навевает, что через них можно по своему усмотрению реальность менять и все в свою сторону оборачивать. Вот приснилось, например, Черномору, что его дочка за лорда Арка выйдет, и глядь, а дочка выходит...

— Ты на что это, падлюка, намекаешь? Ты что сказать хочешь? — брови черной ведьмы грознее тучек стали, сдвинулись.

— А чего намекать, я шкаф с высшим магическим образованием, все впрямую говорю.

-Да я на тебя в нужные инстанции пожалуюсь, да я тебя пожгу в адском пламени... Да я тебя в мертвой воде...

— Ой-ой, я ужо и боюсь! Чего развоевалась?! Подумаешь, попробовал подушку попросить... Ну, тогда хоть амулет свой дай...

Забава на шкаф огнем магическим замахнулась да промазала — увернулся тот ловко и вроде как заулыбался.

— Эх, придется за бесценок продавать. Меняю на полкоролевства.

— Нет, да ты меня испытываешь.

— Знаете что, мамзель, вы вообще обнаглели. Я вам вещь торгую, а не... Последнее мое слово — отдаёте мне зеркало.

— Зеркало? — Забава покосилась на стол. — Что же... Пожалуй. А-а, забирай!

И как только сказала она эти слова, как прямо перед ней появилось платье. Висело оно в воздухе, приветливо сияя разноцветными звездами. Казалось, что это черная дыра, которая решила воплотиться в наряд.

— Читайте инструкции по применению, благодарим за покупку, — шкаф галантно раскланялся и шагнул туда, откуда пришел.

— Буду я глазки портить, — вслед громыхнула Забава, с обожанием разглядывая обновку. — Я и читать не умею.

Ручонки шаловливые потянулись к платью: мягкое и шуршащее на ощупь, оно источало великую силу, оно требовало, чтобы новая хозяйка наконец надела его.

— Сейчас, только прежнее сниму, — зашептала черная ведьма, расстегивая пуговки на боку. Ах, теперь никто не уйдет от силы моей. И своенравный альв подчинится, и лорд будет с руки есть, и папенька — хотя папенька и так...

Нырнула в платье мгновенно, а то, словно почувствовав добычу, окутало Забаву черным дымом. Еще немного, и они познали друг друга в полной мере. Забаве понравилось платье, а платью — Забава. Так бывает, что вещь ТВОЯ и только ТВОЯ! Амулет на шее красавицы защелкал удовлетворенно, текучие складки загудели черным ветром. Коса черной ведьмы расплелась, и волосы ее зазмеились, наполняясь дьявольской мощью. Держитесь! Ведьма идет... тьму принесет. Она такого повелителя родит и воспитает, что всем не поздоровится.

И где этот женишок непутевый? Моется! Прилаживается... Посмотрим на тебя ночью, посмотрим поближе.

Забава к обеденной зале отправилась, оставляя за собой шлейф синей протяжной песни о всех прежних злых колдуньях, коим платье это доставалось. Ох, и портили мерзавки чистоту мира. Ох, и чудачили!

Колдунишки от черной ведьмы по закоулкам прятались, не вынося жуткого воя, которого сама Забава не слышала. Уши затыкали и у виска крутили. Совсем сбрендила! Гости сейчас приедут, а она опять — полоумничать! В супермагических нарядах разгуливать!

— Ну, я готова! Где жених? — Забава в залу вошла, гордо осанку держа и на мелочи, типа, на яства на столах, не обращая. Черномор, что виноград в это время кушал, так и подавился.

— Где ж ты такую гадо... прелесть раздобыла? — только и спросил он, оглядывая дочку. — Может, не надо уж так серьезно к замужеству готовиться?

— Надо, папенька, надо! Годики идут. Мне через месяц семнадцать! А потом — и старость не за горами на Лысой горе. Ну, так где он?

— Да не бойся, не сбежал. Одевается, сейчас придет... А вот и он. Легок на помине. Женишок дорогой, какой же ты яхонтовый, персиковый! Ах, сказка!

Забава к лорду в дверях стоящему повернулась — отмыли. И на том спасибо. Приодели. Сойдет!

Шагнула к нему порывисто, с наставлением и расстановкой произнесла:

— Тебя я не люблю. Замуж иду ради ребенка. Сделаешь свое дело, катись, куда глаза глядят.

— Понял я, — согласно кивнул Арк, — разве ж с царевной посмею спорить...

Так сказал, что вновь все в Забаве упало и обмякло. И что за черт такой? Какая же магия сильная была, что так мальчишку защитила и голосом его волнительным наделила.

— Молчи уже. Как гости появятся, как славить нас начнут, разрешаю себя поцеловать. А уж ночью, будь любезен, мил женишок, сделать свое дело. Вот поживешь у нас несколько месяцев, вот с нашего стола поешь...

— Согласен, — вновь улыбнулся мальчишка мягко и спокойно. — Как тебя не послушаться?

И все вроде выходит, как задумано, и вроде платье действует... Или нет? Инструкцию-то не читала. Но погано стало на душе у красавицы.

Она уже когда гости в терем набились, когда за столом сидели, все хмурилась да себя корила. На что ей повелитель Тьмы? Ну, на что? И на альва любимого, что невдалеке сидел, взгляды красноречивые бросала. Вальдемар на взгляды не отвечал, с аппетитом ел печеные эльфийские ушки (вот эльфобал!), обильно поливая их густым кровавым соусом из единорога. Остальным гостям было уже тоже весело. Хотя пришли они явно опечаленные упущенной удачей в лице жениха и отца будущего правителя миров. Красные гномы громко ржали, попутно с едой под столом играя в покер. Альвы тоннами пили вино из подвалов Черномора. Великаны-йотуны травили анекдоты все про того же Одина. Несколько драконов — самых старых в своих родах — обсуждали с папенькой перепланировку дна океана и решали, кому какая часть островов достанется. Еще были ведьмы, колдуны, чудища-корневища, темные фениксы, приперлись и разумные волшебные вещи, а в их числе и тот самый шкаф.

Забаве было все равно плохо. Она впервые в жизни боялась остаться с мужчиной наедине, хоть и настояла на этом. И так покраснела, когда пришлось с ним целоваться. Губы у него были мягким шелком, не то что настойчивые, яростные губы любимого Вальдемара... Все смотрели... Кошмар!

Вота, значится, под конвоем колдунишек-чиновников, повели Арка через зал с невестою. Колдунишки зорко следили, чтобы гости, не дай лихо, мальчишку не похитили... А чего добро такое похищать, коли его не по своей воле не взять? Но для порядку и чтобы без драки придерживались колдовского этикета.

Вот вошли в покои Забавы. Черная ведьма глубоко выдохнула, искоса на оглядывающегося вокруг Арка посмотрела. Глаза нежным янтарным светом наполнены, весь он, как медовый пряник, светится, так что глаз не отвесть.

— Можно мне, Забава, на стул присесть? — мальчишка у двери на мебеля опустился, ждет решения, не перечит и инициативы не проявляет. А ведь положено. Не привыкла черная ведьма мужчин уговаривать, все сами на нее набрасывались.

— Ты, это, не кочевряжься, мне и самой тошно, — красавица нос рукавом платья волшебного утерла. — Как получила тебя, так и воспользуюсь... Снимай штаны и в постель ложись... Мне, может, еще месяц с тобой тут стараться, работать.

— Хорошо, — кивнул Арк. — Только как мы это делать станем, коли не получится ничего?

— Как не получится? У всех всё получается, а у нас — нет! — заколки из волос драгоценные начала вынимать да на столик складывать. — Не спорь, иди в опочивальню...

А сама про себя ругается: "Это ж надо, чтобы мужика вот так уговорами уговаривать... Позорище! Срамище! Кому рассказать, осмеют. Вот тебе и ведьма черная... И как это платье дурацкое действовать должно? Уведут Вальдемара, коли не сумею воспользоваться. Эх, уведут!"

Сняла она наряд, на стульчик аккуратненько повесила. Об альве подумала еще разочек да и вошла в спаленку, богато убранную. Завтра мальчишка станет не гостем, а мужем, но терять времени не следует.

А лорд в постельке под покрывалом лежит, глаза закрыл и вроде как спит.

— Мы так не договаривались. Что за дела? — затеребила его, влезла сверху, навалилась грудями под кружевной сорочкой.

Мальчишка прищурился еще сильнее.

— Ты девственник что ли? — внезапная догадка застигла Забаву врасплох. И она почему-то засмеялась. А вместе с ней вдруг рассмеялся и Арк. Хохотали минут пять, начали по кровати почему-то кататься, драться и играться, как шаловливые котята. Потом примолкли и оба вздохнули.

— Ты ведь того белобрысого альва любишь, — вдруг заявил лорд. — Весь вечер ты на него таким взглядом смотрела. А он все нервничал, делал вид, что тебя в упор не замечает.

— Не твое это дело, — ведьма отвернулась, отодвинулась подальше, не понимая ни своего смятения, ни множащихся сомнений.

— Ты ведь ему изменишь. Он тебя не простит. Не умеют мужчины измены прощать.

— Все, достал, — капризная злобная тоска внезапно охватила черную ведьму, загорелись символы на амулете. — Сделаешь, и все!

Колдонула Забава резко, погасила свет и кошкой дикой на женишка набросилась, по темной своей натуре уверенная, что злом все возьмет. И ребеночка драгоценного, и любимого своевольного, короля подземного.

Ну, а о дальнейшей части ночи, читайте на порносайтах темного королевства в разделе — как он был ее рабом. А мы пойдем дальше.

5

Валари с особым чувством занялась починкой старого дома, хотя до этого с таким же особым чувством собиралась валить подальше от навязчивой девчонки, которую ей подсунул белобрысый котообольститель, теперь, наверняка, прохлаждающийся в богатых палатах черной ведьмы. А она должна тут вкалывать на его Маргаритку! Не, ваще, докатилась — в человеческой деревне меняет протекающую крышу и латает пол.

— Ой, щекотно! — гыкнул дом, когда Валари начала стучать на крыше, вися на ею же и сколоченной лестнице, на которую потрачено цельное утро. Правда, солнышко так ласково припекало! А заросший бурьяном огород казался таким уютным — это после скитаний-то?

— Не, правда... И еще очень приятно... Поскорее бы починиться и отметить это событие. Я ведь так давно не был домашним. Все вот без души доброй, без работы... Это я для порядку на вас накричал, ты ж понимаешь. Мало проходимцев около заброшенных домов ходит. Ведь они подожгут, нагадят... Они ж без души, без понимания...

Валари в ответ молчала и продолжала стучать.

— А девчонка тоже ничего, она сейчас борщик варит, тесто поставила для пирогов. Такая жена получится, пальчики оближешь. — не унимался дом.

— Ты мне ее что ли сватаешь? — подавила смешок Валари. — Не моя весовая категория! Вот будь ты более смышленый дух, ох и опозорился бы... Ох и попал бы на развод!

— Обижаешь, я не такой уж и глупый, — ощетинились провалившиеся части крыши. — Не тебе сватаю. Если я молчу, то это вовсе не значит, что я ничего не чую. Где это видано, чтобы домашние "охранники" не знали, кто хозяин, а кто хозяйка. Я, может, хочу чтобы ты, ну, как сказать правильно, чтобы тебя не выдать... Короче, помоги ты девчонке в жизни определиться.

— Умишком что ли с ней поделиться? — Валари методично вбивала гвозди в доску. — Лучше бы помолчал, а то из-за тебя пропущу чего, а мне еще черепицу класть и потолок утеплять.

— Неужто монеты одной хватило на материалы?

— Вот глупый! Стану я деньги тратить, когда вокруг лес. — орчиха хмыкнула, спускаться начала за следующей доской. — Ручищи мне на то даны, ш-штобы ими работать... Ну, или разрушать на крайняк. — преодолела еще одну ступеньку, и тут с нею впервые недоразумение случилось. Головушка закружилась, лебеда да лопухи в пляс пошли. Вот ведь забойный какой огородишко!

— О-го-го! — зашумел дом. — Держись!

Но Валари духа не слушала, все пыталась на место башку вернуть. Аккуратненько сползла на землю родную по лесенке, присела тихонечко на травушку, подышала ровненько, чтобы в себя прийти. Может, воздух человеческий заразен для темных? Может, съела чего? Да нет, от высоты голова закружилась.

— Ты там ничего, в себя приходишь? — полюбопытствовал дом испуганно, заскрипел: — Маргаритка, тащи водицы, Валари плохо! Плеснуть на лицо надо бы...

Маргаритка, как шумный ветерок, примчалась, запричитала, затараторила... Помогла подняться и повела в дом, в тенек.

— Ты полежи, ты отдохни, — девчонка орчиху на кровать ветхую уложила, накрыла какой-то старой тряпкой.

У Валари даже сил сопротивляться не осталось. Глаза сами собой закрывались, а в голове все стоял образ мальчишки, которого так и осыпали лепестки роз красных. Вот ведь черт, из головы нейдет. И не виделись сколько, и забыла почти...

Тяжелый вздох вырвался из груди орчихи, и она скорехонько уснула, потому что не спать ну никак не могла.

Много ли-мало ли времени пробежало, но услышала сквозь тяжелую дрёму наша воительница, как на улице шум какой-то происходит — вроде как трубы трубят, да песни, да еще топот непонятный. И вроде дух домашний громко выступает, а вместе с ним гном ругается и Маргаритка пищит... Глаза приоткрыла, увидела на столе полотенчиком обед прикрытый: знатный запах шел оттуда, завлекательный, под ложечкой так и свело. Приподнялась тяжело и одеяло старое, из кусочков разноцветных сшитое, откинула. Нет, все шуметь продолжают, а вместе с ними — еще один голос, вроде как птичий. Что за непорядок?

Валари жилет кожаный натянула, за сапогами потянулась. Фу, лапищи грязные какие и вонючие! Не надо было на кровать ложиться. Дезинфекцию проводить придется... Почесалась непроизвольно. Интересно, банька, что за крапивой высоченной стоит, еще не развалилась? С виду-то вроде ничего... Встала, к дверям направилась — все громче разговор, все нервичнее.

— А ну, что расшумелись? — орчиха дверь распахнула, на всех грозно поглядела — из-под бровей густых. Штаны широкие подтянула.

Кроха шапочку на нос спустил — типа не при чем, Маргаритка подол затеребила, а крыльцо дома под Валари вообще расскрипелось не на шутку. Волнение, однако, чувствовалось небывалое! Ах ежовый лес! А это что за птица на березе сидит? Ишь ты, глазами черными моргает. Вся такая контрастная, как душ. О, вот помыться надо...

— Ну-у-у-у-у, — недобро протянула Валари. — Как орать да будить, так вы первые, а как слово сказать — воды в рот набрали.

— Ты только не волнуйся, — гном ножкой зашаркал. — Новость у нас для тебя... Вот, сорока принесла.

— В буквальном смысле, смотрю, сорока, — хмыкнула Валари и подмышку почесала. — Воши у меня. Помыться мне надо, состричь волосы да помазаться мазюкой, а вы тут со своей птицей орете. Ну, честное слово, как в курятнике. Ты, Маргаритка, вот что — пойди баньку растопи... Ты, Кроха, зелья притащи едучего. Да не отнекивайся, жадина, есть ведь — точно! Дух домашний, гостью-сороку в дом приглашай... А мне надыть все-таки ополоснуться, а то я уже три недели как не моюсь. — Сказала строго, словно всю жизнь в начальниках ходила, но тут сама птица быстро так защебетала. А птиц останавливать, сами знаете, просто невозможно. Где вы одно слово произнесете, а она уже роман напишет с загогулинами. Крыльями черно-белыми машет, словно сказку кажет. И вправду, прямо в воздухе, словно туман появился, а в нем — тенится что-то, движется, музыка какая-то слышится и голоса. Видать, птица с того бережка перелетела. Много их водится в лесах-то волшебных. Только если надумаете каждую слушать, знайте, заблудитесь и дороженьку потеряете.

— Когда эта Белобока молчала? А не будет Белобока молчать! У Белобоки дела, у Белобоки бизнес почтовый, белобока — краса и умница... Я летела, старалась, я весточку несла! Я устала... Я проголодалась... Вот неблагодарность! Вот как! Они тут спят, лежебоки, а мы — Белобоки — должны им послания разносить... — птица прыгала по ветке, вся горя от нетерпения выболтать все до последнего словечка. Такова природа — звон разносить.

— Ладно, докладай, — махнула рукой Валари. — Пока банька топится.

Вишь, как девица старается — воду таскает уже.

— А может, не надо, — зажумкал дом.

— Что значит не надо? — возмутилась Белобока. — Кто тут Валари, ты или...

— Без личностей, пожалуйста, — быстро вставила орчиха. — Базарь скорее, а то я щас от чесания в бочку залезу. Кроха, ты еще тут? Гони за мазью. — замахнулась на гнома огромной лапищей, тот и припустил по дорожке, как сковородкой ударенный, одни пятки засверкали. Одним словом, прыткий ведун.

— А дело было так, — запела птица звучно да заливно. — Как-то в темном королевстве собрался лихой народ, Черномор к себе на праздник темных личностей зовет... Как же, дочку выдает — не за принца, не за гнома, не за рыцаря большого, не за знатного вельможу, а за Арка — кость да кожа.

Туман от маханий крыльями преобразился, и Валари увидела огромный зал Черноморова терема, в котором яблоку негде было упасть. Сидят гости из темных королевств за столами, угощаются пышными пирогами. Едят всякие там солености, копчености, о фигуре не заботятся. Вино рекою льется. Смеются все, друг с другом не ссорятся. Где такое видано? Даже намека на драку нет. А в самом конце зала — жених с невестою. Невеста в платье звездном, во лбу звезда горит. А рядом с ней лорд весь в парче и злате сидит. Глаза у него такие печальные, улыбка такая неестественная. Прям сердце разрывается.

Вот гости бокалы за пару подняли, и поцеловались жених с невестою.

А орчиху не по-шуточному заколбасило. Коленки затряслись, пальцы в кулачищи сжались. Р-р-р-разорву ведьму проклятую. Но промолчала, дальше стала смотреть. Как первый танец танцевали, как друг дружкой любовались. Осерчала совсем, хотела птицу заставить прекратить, но внезапно встал женишок да к двери один направился, вышел в темный коридор, окошко распахнул... И лицо его так близехонько показалось. Вот вроде тут — а за туманом прячется:

— Вы не бойтесь за меня, — сказал. — Я вот скоро освобожусь и к вам, родные мои, вернусь. Береги, Валари, сестру мою — Маргаритку. Береги, не бросай. О нашей дружбе и симпатии не забывай.

Бумс, и пропало изображение.

— Куда? — заорала орчиха. — Где продолжение? Почему дальше не показывает?

— Белобока вам что, оператор по найму? И так, считайте, одолжение сделала, записывала все на супер-камень, — она по-птичьи романтично завела глаза. — Если бы не Аркашенька, не потащилась бы я в такую даль. Да еще в деревню человеческую. Не на ту напали... — надулась сорока, забалаболила по-своему. Птичьего языка никто из присутствующих не знал, так что на свой счет не принимали.

— Да ладно тебе, Белобока, — встрял внезапно дом. — Не видишь, орк с дороги, еле ноги волочет после работы трудной да подвига ратного. Часок поспамши всего. Залетай в гости, обмоем темному лесу кости. Угощаем тебя обедом праздничным.

— И то ладно, — Белобока с березы взлетела, смеясь, закружила над Валари. — А гном-то, а гном... По дороге бежит, пузырь здоровенный тащит... Наверное, поливать тебя будет из него... Ой, на версту не подойдешь потом. Ой, не могу!

Валари в ответ промолчать решила и мыться направилась, на пороге бани затребовав от Маргаритки чистую рубаху, коли такую сыщут, штаны хоть какие и ножницы в предбаннике положить, и еще — снадобье гномичье. Сорока вроде утверждала, что Кроха к сюда торопится.

— Готово уже все, — заулыбалась девчонка, ясные глазки сощуривши. — Кроха был так уж любезен, что тебе в подарочек обновку послал. Ты мойся и к столу приходи, стынет же все.

"А ведь не такая она и бесполезная", — орчиха макушку смачно почесала да и нырнула внутрь. Ага, рубашка вышитая красными цветочками, штаны хорошие, шерстяные в полоску, кафтан синий — потертый, немодный, но зато целый. И ножнички лежат. Распрекрасно.

Стала раздеваться, как в дверь постучали. Рука гнома внутрь просунулась с зельем спасительным. Помахала им из стороны в сторону, с намеком. Цапнула орчиха, гавкнула, чтобы не мешали, пошла под парком думку думать, что это лорд сказать посланием странным хотел.

Долго голову ломала, на себя злилась. Коли бы для Маргаритки писал, не упомянул бы, что послание для Валари. А значит нахальный мальчишка просто уверен, что орчиха не ушла. Не, каков? Почему это они ждать его должны? Почему она его ждать должна?

Отрезала волосы жесткие на головушке. Мыльной пеною обмазываться начала, голову да тело зельем натирать... Воши в обморок сразу попадали и приказали долго жить. Аромат хвойный по баньке разнесся приятственный.

Ух, вылила на себя горячей воды. Ух — ледяной. Полотенцем махровым обтерлась, лепестки роз из памяти выкинула и обедать отправилась. Потому как сперва обед да разговор дружеский, а потом — работа срочная.

Здесь ее уже ждала вся честна компания. Маргаритка сразу борщ из печи на стол выставила, разливать по тарелкам начала. Насыпала сороке зерна отборного да воды студеной, остальным, даже духу дома, вина налила. И откуда чего девка берет? Может, у нее запасы тайные?

В общем, сидят ладком, разговаривают... Кроха все про гномов интересуется, дом — про столичную жизнь. А Маргаритка на Валари посматривает, помалкивает, помаленьку с ложечки хлебает, слезу из глазок старательно не пускает. Видимо, тоже за Арка волнуется. Этим-то что, вольные казаки, а девчонка — одна на свете. И нет у нее защитника, окромя брата.

Помотала орчиха головой, вспоминая, что она наемник, а не какой-то там благотворитель. Потом сама своей мысли смутилась, хлебнула вина большим глотком, глаза от сестрицы лордовой отвела на дырявый пол. Дом отремонтировать треба. Присмотреть! Или нет... Или в путь отправиться?..

— Валари, — тихий голосок Маргаритки был просительным и жалким, ручонками тонкими потянулась она к орчихе, ладошкой к руке прикоснулась, — не уходи... Пож-ж-жалуйста! Нельзя тебе на темную сторону... Нельзя...

Кроха с сорокой разом замолчали и тоже так странно на Валари уставились — как ближайшие родственнички.

— Да, нечего тебе тама по весям мотаться, — заявил гном авторитетно. — Осень скоро, зима будет суровая. А у меня и урожай, и деньжат накоплено. Разве ж я друзей не выручу? — хитро так сказал, словно тайну какую знал.

— Вот-вот, — поддакнул дом. — И меня починить треба. Что же я, хуже остальных? Мы тебе пригодимся. И еще — эколоХия у нас чистая...

— Пригодятся-пригодятся, коли не убоятся, — протараторила сорока важно, — да к тебе примажутся!

— Цццццццц, — цыкнул гном, отвешивая Белобоке щелчок по носу. — Пусть Валари решает без твоих советов.

Орчиха опешила, ложка у нее перед ртом так полная и осталась. И тут ее со страшной силой затошнило.

6

Виданное ли дело, чтобы орка тошнило? У них животы луженные — с грязи жратву поднимают да по голодухе лопают. И здоровье отменное сызмальства. Валари, может, и не болела никогда, а тут такое недоразумение с нею приключилось. Вот тебе и эколоХия во всей красе вырисовывается! Сперва головокружения, а тепереча и тошнота, как гадюка поганая, подкралась да цапнула. Ну, кто никогда не страдал приступами изжоги, нас, страдальцев, сразу понимать ничинает и жалеть. Неприятное это дело — несварение.

— Мне выйти надо, — сдавленно Валари промычала, на улицу выбежала, над кустом склонилась, и давай все из желудка выгонять — весь вкусный ужин и все пирожки. В глазах потемнело даже.

Смеркалось. Кузнечики голосили, солнышко на небе последние лучики разбросало, облака расцветило радужно, но когда организм не в порядке, то тут уж не до романтики. Заохала Валари, на ступеньку присела, а Кроха тут как тут — выскочил да дверь за собой захлопнул. На разговоры его, подлеца, тянет. Мало того, что пристроился знатно да свое дело среди людишек открыл, так еще и в друзья навязывается.

-Я тебе, Валари, не советчик, но ведь кости точно показали, что тебе судьбою положено. Тут уж никуда не убежишь... Тут бы тебе и затаиться, и переждать... Чего ты рвешься, как поджваренная лошака, всем услужить? Тебе, можно сказать, удача привалила. А ты так разбрасываешься...

— Нотации приперся читать, как мне жить. — губы испачканные орчиха вытерла, поднялась во весь рост и над гномом рыжим нависла. А тот лицо вверх поднял, не испугался, только носом крючковатым начал водить из стороны в сторону.

— И буду! Что ты видела хорошего? Войнушки да хмельные пирушки? Деньжищи пропивала, по кабакам шатаючись... Тут тебе и дом, и хозяйство, и безмятежный отдых. Куда ты попрешься в таком состоянии?

— В каком таком состоянии? Да, отравилась, так это проходит, а работать разнорабочим и девчонке трафить я не собираюсь!

— Слушай, — гном яростно удержал желавшую раскрыться дверь, за которой что-то орала Белобока. — Ты ведь беременная!

На последнем слове глаза у Валари на лоб полезли. А челюсть сама до груди отвисла.

— Чего?!!!

— Не чего, а что... Дурня ты стоеросовая! — Кроха весь так и напыжился, изобразил из себя гнома-воителя, только ростом, да и силушкой не удался. — Давеча я тебе что говорил? Забыла! Кости мне верно сказали — беременная ты! Не от кого-нибудь, а от самого... Тьфу-ты-ну-ты! От мальчишки этого заговоренного...

— Чего?!!!! — пуще прежнего разгневалась орчиха да как поддаст гному под тощий зад. — Думаешь, я себя не помню? Думаешь, со всякими встречными-поперечными по травушке-муравушке катаюсь. Ах ты, сморчок недоделанный! Ах ты, вонючка из-под Зеленого Городища! — стала Валари за гномом убегающим по двору гоняться, а дом, что делал вид, будто в разговоре не участвует, хохотать и приговаривать:

— Ловись гном большой и маленький, прячься в йотуновы валенки, лезь в пасть драконову, оборачивайся на темную сторону. Щас тебя орк как поймает да в губки зеленые поцеловает.

— Ну, ты схлопочешь за свои домыслы... Я тебя сейчас... — задыхающаяся от неуправляемых эмоций орчиха быстро утомилась от мелькающего прыткого бегуна, который закружил ее настолько, что пришлось вновь присесть на ступеньки.

Белобока и Маргаритка в игрища темных существ не вмешивались. Через окошко смотрели. Или их дом не выпускал?

— Ну, успокоилось сердечко? — пропел Кроха, лихо прыгая мимо на одной ножке и поражая всех ночных насекомых фосфорицирующими усищами. А вы не знали, что усы у гномов в темноте светиться начинают? Да-да, им и фонарей в их подземельях не нужно.

— Успокоилась, только я вот одно понять хочу... Ты нарочно меня дразнишь?

— Да разве ж я дразню? Это лягухи на болоте почем зря балуются, путникам языки показывают, а я — с самой широкой душой. Эх, Валари, мы с тобой такое дело своротили, мы друг дружке доверились... Зачем мне тебе придумывать? Кости я взаправду бросил. Выпал ребеночек, да непростой — с великим будущим. Ты припомни, может, он тебя заколдовал? Или твоим сном воспользовался?

— Не помнит она ничего, — шепнул дом, — она своего естества вообще стесняется. Одевается, как мужичьё, волосы вон ваще состригла по самое не балуйся. Она и думать не думает, что может быть беременная. А мы, духи домашние, всегда легко определяем, кто скоро новую жизнь родит.

— Не хай-бабай, травите байку свою дальше. Ну, что вы еще там придумали? — Валари про себя-то Арка вспомнила, окунулась в глазюки его медовые, вспомнила голос его, солнцем всю землю озаряющий, руку его, жизнь пробуждающую.

— А мы чего? Мы вроде случайно закрутились, — зашаркал гном ножкой. — Я так в деревне уже какой год промышляю. И на судьбу не жаловался. Жил без приключений, в полном достатке... — он посмотрел на окна, за которыми Маргаритка и сорока пытались показать знаками, чтобы им дверь открыли. — А вот зачем девчонке ты не говоришь, что не мужчина? Она ж в тебя по уши втрескалась...

— Точно так, — поддакнул дом. — Или у вас нестандартные отношения?

— Да пошли вы оба! — Валари еле встала. — Не обязана перед вами отчитываться и слушать вас не хочу. Пойду в баню спать! А кто из вас ко мне попробует сунуться, враз головушку откручу... Поняли?

— Поняли! — кивнул послушненько гном. — Ты подумай, а мы тебя тутушки подождем...

Ломанулась Валари по крапиве к бане вся не своя, не оборачиваясь на крик выпущенной на улицу Маргаритки, которая решила, что "великий наемник" уходит. Дверь изнутри заперла на щеколду, к стенке прижалась спиной и долго так стояла, пол рассматривая.

Как же так? Какая беременность? Что это такое? Не то, чтобы орчиха про детей ничего не знала да про то, как они появляются, но ведь все это в теории, а тут... Нетушки, не пропускала она важного момента. Целовал — да! Зубы заговаривал — да!

И тут Валари словно вспышкой осенило — был момент, когда она вообще ничего не помнила, и те ощущения, что после остались.

— Не-е-е-е, — протянула шепотом и у виска себе покрутила. — Не польстится мальчишка в человеческом обличье на высоченного, страшного и злого орка. У кого хочешь спроси. Все себе ищут пару из одного теста. Или нет? Как он на меня смотрел? Какие слова говорил... А песни какие пел...

Красными маками щеки впервые вспыхнули, а внутри — прямо на донышке души — зашевелилось что-то новое: сознание, что все сказанное сейчас во дворе не сказочка для детишек, а правда... Но верить в домыслы гномов-извращенцев Валари не спешила. Она и так по уши втрескалась в котообольстителя. Она каждую минуту его вспоминала. Зачем надежды ложные внушают? Ух, бахнула кулачищем в воздух, словно кому хотела в глаз дать. В одеже новой на лавку повалилась, глазоньки закрыла, каждую детальку в голове прокручивая. Детальки крутились, но в нужные места не вписывались. И умножали они сомнения да вопросы разные. Долго орчиха не засыпала, ворочалась...

Уж и ночка темная спустилась. Яркая оранжевая луна сыром пахучим в маленькое окошко заглянула, заулыбалась. Уснули, видать, и пировальщики в доме, да и дом тоже угомонился. А наемница всё овец разноцветных про себя считала, дабы не предаваться анализу и самооценке. Знала счет Валари до ста, так что определить велико ли стадо, не представлялось никакой возможности.

Как забрезжил рассвет за деревней, забылась орчиха пугливым да некрепким сном. И приснилось ей вота что: будто застряла она в коконе безобразном, карябается из него отчаянно, на волю рвется — туда, где солнце яркое, где чудесный сад огромными розами алыми распустился. Выглядывает наружу, и вроде как видит там мотылька золотого. Мотылек ей крылышками машет, зовет в путь-дорогу... А у Валари от оков освободиться не получается, держит ее сила великая, что всякое существо к земле ближе тянет да неба его лишает. "И у меня крылышки есть, и я летать умею", — заголосила, забила по стенам темницы, и развалились те на мелкие кусочки. Вот я кака! Смотри, мотылек... Высоко над розами порхаю, всякую красоту принимаю. Крылья у меня разноцветные, тело пушистое, нежное. Бабочка я редкая, раскрасивая, распрекрасная, в Книгу Красную занесенная. Мотылек голосом мальчишки в ответ ласковые слова произносит, хоботком навстречу тянется, и такая у них любовь в облачках голубых получается, что прям хоть сейчас поэму сочиняй. Лепестки красные так на них и сыплются, а они — крылышками машут, животиками трутся, играют и смеются. В общем, счастие мотыльковое происходит во всей красе на зависть другим жучкам-паучкам.

Но тут налетели тучи темные, тучи темные да дождевые, и напрыгнула на мотылька золотистого паучиха черная, огромная. Лапками любимого схватила, в темную нору потащила. Вьет вокруг милого сети крепкие, крутит да приговаривает: "Не видать тебе суженого, не сидеть за столом одним. А будет он моим. Будет вечным рабом". Осерчала тут Валари, крыльями захлопала и...

С лавки с громким ругательством свалилась. Отбила мягкое место и локоть. Вот тебе и бабочка стокилограммовая! Глазки сонные протирать начала. Ба, а это что за?..

Прямо перед орчихой стоял миниатюрный столик, на котором были сервированы серебряный кофейник, тарелка с сыром разнообразных сортов, сахарница, две офигительно красивые чашечки. На серебряном стульчике сидела огромная серая крыса, то есть огромный серый крыс, разодетый по последней моде: в синем костюме в полоску, двуцветных штиблетах и с цилиндром на голове. Крыс смотрел на Валари черными круглыми глазками, правой лапкой мешал кофе в своей чашечке.

— Просю, — пригласил он орчиху за кофепитие и повел розовым носом.

— Едрить твою налево! Еще один причепился, — ухнула орчиха, с любопытством разглядывая угощение и прислушиваясь к шуму на улице. Она с сомнением отпила дымящегося напитка и положила в рот кусочек сыра, поражаясь многообразию охвативших ее вкусовых ощущений. Действительно, очень вку-у-у-сно.

Крыс наблюдал за действиями Валари внимательно, одобрительно хмыкнул, когда она потянулась за вторым куском:

— Не желаете ли молочка козьего? Я тут вам в крынке принес — свеженького.

— Хочу, — кивнула орчиха. — А ты откуда вообще взялся?

— Вообще-то я всегда тут жил. — пожал плечами крыс и огладил свой великолепный костюмчик. — А вот вы появились в моем доме как-то совсем некстати, захватили толпой, шумели непрестанно, — он скромно потупил глаза, словно скрывал недовольство за вежливостью. — Пришлось временно дислоцироваться сюда... Но, к огромному моему сожалению, вы решительно захватываете места моего обитания.

— А мне казалось, что это дом Маргаритки, — пожала плечами Валари и оглянулась на окно, за которым возле дома происходило какое-то шевеление. — Что они там делают?

— Понимаете ли, — также вежливо отозвался крыс, — ваш друг гном согнал народ со всей деревни, чтобы срочно произвести капитальный ремонт.

— Как это — согнал?

— Обыкновенно. Дернул волшебный волос из уса, и все проявили патриотические чувства по отношению к соседям. — крыс подлил орчихе кофе, положил ложечку сахара. — Раньше, когда эмансипация не была такой всеобъемлющей, обычно женщины по крышам не лазили и дыр не заделывали. Тем более, ребеночка ожидая.

— Смотрю, ты пуще образованный. Не зря тебя домашний страж наш заприметил с мышами да избавиться хотел. — Валари на замечание про ребеночка ничего не ответила, потому как сама не слишком в такую возможность верила и еще витала где-то в области недавнего сна. Мало ли, что болтают. Она в контакт не входила... И это, не обнажалась совсем перед лордом... Ох, надерет ему задницу за поклёп. А кто еще такую байку мог разнесть? Ведь и не болит ничего, и не тошнит...

— Ваш дух просто необразованный, бездомный проходимец. Будь он поумнее, расположился бы не в запущенном помещении, а нашел бы себе хоромы побогаче, с состоятельными хозяевами. Так бы и дичал тут, если бы не удачное подселение обитателей.

— Ну, с моими знакомцами-то ясно, а вот тебе чего понадобилось? Не просто так ты ко мне с угощением пришел? Или на дом претендуешь усиленно?

— Да нет, мне достаточно моей норы. Когда ваши строители угомонятся, туда переберусь. Я к вам совсем по другому вопросу пожаловал, — крыс хитро так улыбнулся. — Видите ли, деликатность не позволяет мне напрашиваться в вашу команду при всех. Росту я небольшого, да и магических умений не имею, но, поверьте моему опыту, могу ой как пригодиться...

— Чудило, ты меня с кем-то перепутал. Ты чё, не видишь, я орк! У орков слуг не бывает. — засмеялась Валари, все больше проникаясь симпатией к этому очаровательному крысу. Вот ведь странность какая! Завести зверушку говорящую... Ей, которая все время скитается.

— Ну, а в компаньоны? — спросил крыс с надеждой.

— В друзья то бишь? А то! Полезай на плечо. Пошли на починку смотреть. А то оне без меня совсем распоясались... А я тут с тобой кофии распиваю, время теряю... — Валари протянула ладонь, на которую крыс с сомнением посмотрел, заколебался, а потом быстро так вспрыгнул да и взобрался по рукаву наверх.

— Очень приятно познакомится и найти в вас понимание. — заметил он практически официально. — Надеюсь, что наше сотрудничество в нелегком деле предстоящих преобразований мира пройдет успешно.

Что значило это "преобразование", как осуществляется "сотрудничество", орчиха мало понимала. Главное — в крысе было что-то гипнотизирующее, заставляющее полностью довериться.

— Эй, Маргаритка, подь сюда, — Валари издалека поманила девчушку, которая смотрела, как мужичье на крыше орудует. — Что за балаган вы тут устроили?

— Да! — поддакнул крыс. — Однозначно — балаган... Приличным крысам негде переночевать...

— Ой, — было ринувшаяся навстречу Маргаритка, остановилась в отдалении, с подозрением рассматривая приятеля орчихи, сидящего на плече. — Это же крЫЫЫЫса! Фииииии.

— Не крЫса, а крыс. — спокойненько поправила Валари.

— И имя у меня есть, — менторским тоном добавил следом хвостатый. — Лэйзирет, что в переводе с аглицкого означает Ленивый Крыс. Фамилия такая!

— Фигасе, — это уже Кроха оторвался от руководства и присоединился к беседе. — Быстренько дело обтяпал. Так это ты у меня всю морковку в подвале понадкусывал?

— Ваши обвинения просто возмутительны. — Лазирет выпятил грудь вперед, показал острые зубы. — Хотя логика никогда не была коньком гномов.

— Ну конечно, — вступил дом, — это я сам в стене дырки себе прогрызал. Вон, весь дырявый!

— И ваще, крысы — хищники!!! — заверещала Белобока с березы.

— Вы видите? — крыс громко фыркнул, обращаясь к орчихе. — И так всегда... Во всем виноваты крысы! А вы говорите, почему я с вами пошел наперво разговаривать, коли у них эмоциональный фон на первом плане, и вообще никакого плана нет, кроме желания к повелителю Тьмы пристроиться.

7

(мои благодарности за идею в написании образа Вальдемара рысёнку Дэну)

Алыми всполохами небо окрашивается, солнце к своему заходу направляется. На сизокрылых верхушках лесов догорают фиолетовые лучи, оранжевым блеском по стволам скользят. Тихо в темных землях. Ни трава не шелохнется, ни птица не запоет, ни ветерок не качнет... А все потому, что поехали гости со всех королевств волшебных на свадьбу великую, что мир с ног на головушку поставит. Никто такой возможности упустить не желал. Да и нахалявку пивко с водкой хлебнуть — разве не причина?

Вот и Вальдемар Вальдемарович, альв с корнями королевскими, на праздник засобирался. Сильно огорченный. Долго костюмчик по случаю выбирал, пажей своих — молоденьких феев синеоких — загонял. Сначала оделся во все красное — в зеркало долго критически глядел. Нет, нехорош фасон, да и цвет не в масть к белым волосам. Затребовал черный — из кожи драконей, со всякими финтифлюшками и блестяшками. Вроде всем удался, как влитой сел, да недостает в костюме том шарму. Девушки думать будут, что Вальдемар опечалился или в меланхолию впал... Принесли ему белый, обтягивающий все самые раздостойные места, с сапогами по колено и коротким камзолом, у которого вместо ворота, жар-птичьи перья. Ну, это уж совсем для дискотеки. Только в Москву лететь в N-ное времечко да звезд ихних соблазнять. Разозлился, на феев гаркнул и сам себе костюмчик наколдовал — изысканный. Все же, важное мероприятие, общественное. Тута сдержаннее надыть быть, а с другой стороны — шикарнее. В общем, ничего получилось, в модных серых оттенках. Рубашечка шелковая с рисуночком витиеватым, камзольчик с рукавами пышными, алмазами усыпанный, брючки в облипочку белые, чтобы ноги стройные показать, сапоги чисто кожаные остроносые. Застегнул широкий пояс на талии узкой. Начал боевую раскраску, эльфийскую, на лицо наводить. И так увлекся, что про печаль-то свою на минуточку забыл.

А горевал Вальдемар Вальдемарович не по Забаве капризной, а потому, что конкурс красоты в эльфийском королевстве, что в конце лета обычно проводится, из-за свадьбы этой дурацкой, несвоевременной, перенесли на неделю вперед. А это значит одно — будет у конкурентов время лучше подготовиться. Они и наряды пошьют, и стихи покрасившее изучат, и вообще — в десяточку из лука попадут. Вот ведь незадача какая! Ведь сказал Забаве, чтобы не спешила, подождала вот такусенькое время. А теперь пришлось срочное совещание проводить, чтобы министры-распорядители готовились к величайшему бою красоты. Чтобы все предусмотрели и варианты ему, Вальдемару, предложили беспроигрышные. Он должен опять выиграть приз... Должен быть уверен, что веточка всесильной оливы не перейдет к конкурентам. Всесильная олива способна делать ее обладателя неотразимым, дарить ему здоровье, удачу в сердечных делах, менять судьбу к лучшему. Но все это всего лишь на один год. До появления на волшебном дереве новой молодой ветки.

А это значит, что к конкурсу альв утратит последнее волшебство прошлогоднего приза и должен будет практически в честной борьбе выступать на состязаниях, на которые собираются самые красивые мужчины и юноши темных королевств. Незадача так незадача!

А с другой стороны, как мог он, король, не повлиять на дочку Черноморову, если у него есть на то весомые причины. Вальдемар ноготочки свои начал прозрачным лаком покрывать, ровность да округлость их рассматривая с превеликим удовольствием. Ведь девчонка точно бы ничего не сделала, и плевать ей на предсказания. Ей любовь подавай и поцелуи при луне. А у него, Вальдемара, может, и так три жены в разных сторонах, да еще вот Забава навязалась на голову. А у жен тех — у каждой по дочке. И жених всесильный Вальдемару вот по обрез нужОн. Коли бы сам мог ребеночка-повелителя состругать, не обращался бы к ведьме черной, не вился бы вокруг нее змейкой, не кувыркался бы с ней в ее палатах. А продолжал бы мирненько да ладненько другие грядки окучивать.

Вон сколько времени угробил, сколько сил приложил, упрямицу-то уговаривая. Все она кочевряжилась, строила из себя недотрогу и Белоснежку. А пацана заманить — думает само все произошло? Нет, милочка, из казны собственноручно заплатил дракону-отроку, чтобы он напал на деревню за рекой и девчонку из крайнего дома уволок. И смех и грех, сколько дракон этот деревню искал. Проголодамшись, стадо баранов у какого-то князя сожрал, потом ворвался в человеческую таверну, выпил там все вино и за девками гонялся по полю. Ох! Вальдемар на ноготочки, чтобы быстрее высыхали, подул. Из серебряного графинчика воды себе плеснул, выпил несколько глоточков.

Как все эти наземные жители — лешии, ведьмы лесные, драконы — разухабисты. Никакого в них понимания, никакой эстетики! Но слава черному прародителю, теперь-то все будет по Вальдемарову. Родится повелитель тьмы. Заберет его альв в свои города подземные, Забаву так и быть к себе в служанки возьмет. А как мальчик подрастет, то и женит его на одной из дочек. Тут уж одной веткой оливы не обойдутся, тут он всем королевствам диктовать свои условия начнет.

От мыслей жадных голова у альва кругом пошла. Волосы белые зашевелились, пальчики словно что в воздухе схватили... Ох, и жаркая мечта! Ох, как бы все получилось!

Встал, из комнаты вышел в длинные коридоры пещерные, призвал своего коня адского, черногривого да крылатого, да с пажами-феями на свадьбу отправился.

А Забава в то время по спальне своей просторной в одной сорочке бегала, но места себе не находила. Говорят, у всех невест такая лихорадка случается. Но случай-то уникальный. Ведьма ведь, а за нелюбимого идет вроде как по расчету. И сидит этот нелюбимый прямо на кровати после безудержной ночи, улыбается, одеваться не спешит. Вещи со столика ночного берет, разглядывает безо всякого стеснения.

— Ты когда ж это одеться соизволишь? — Забаву всю от ярости трясло, на лорда глядучи.

— До чего же ты нервная, милушка! — покачал головой с укором, красную бумажку какую-то со стола потянул, читать внимательно начал, все на Забаву через ресницы поглядывая.

— Какая я тебе милушка? Я самого колдуна Черномора дочь! Не слыхивал что ли, какой мой папка могучий? Он все другим государствам может ноту выставить, может — две. Может вообще мелодию сыграть...

— А то не знать, милушка! Я вот посмотрю, неаккуратная ты, вещи разбрасываешь и вообще ничего не скрываешь от жениха ненавистного... — медовые глаза радостно так засветились. Поднялся мальчишка, к платью волшебному, на стуле лежащему, направился.

— Красивый у тебя наряд, — с намеком сказал.

— Не трожь, — Забава приобретение быстренько перехватила. В сторону нырнула из-под руки лорда. — Свадебное оно. Свадебное!

— Вижу, что свадебное. Не дурак!!!

— А коли видишь, то ручонками грязными не тянись. Если я тебе и отдала всю себя ночью, это вовсе не значит, что днем с тобой церемониться стану. Натягивай одежу да пошли к папеньке. Небось ждет-не дождется, когда мы к алтарю темному пойдем, чтобы клятву произнести. И гости съедутся скоро.

— Как скажешь, милушка, — хитрая искорка в глазах Арка мелькнула. Стал он быстренько одеваться, а Забава тоже в платье свое снаряжаться. Как накинула она его сверху черным облаком, так внезапно подпрыгнул мальчишка близехонько и быстро так заговорил:

— Как платье одеваешь, сразу голову теряешь, мою волю исполняешь, только этого не знаешь.

Пшшшш, с шипением платье обхватило черную ведьму, искры во все сторону по полу дубовому рассыпались, только успевай ловить. Выпрямилась Забава, и впрям — другая совсем. Улыбнулась мальчишке ласково, обняла его нежно и в губы медовые поцеловала страстно.

— Милый мой, сердешный! Как же долго я тебя ждала... А как счастлива, что наконец нашла тебя.

— Милушка, и я счастлив... — взял лорд невесту под белы руки, в очи ее глубокие глядит, слова тихие говорит: — Станешь ты мне подчиняться и воле моей поддаваться, станешь ты все делать, как я тебе прикажу и садиться, куда укажу. Ты хитра, Забава, да я хитрей! А как снимешь платье, то о произошедшем позабудешь. И снова утром платье-то наденешь... — сказал, с невестою по спальне закружился, потом в лобик ее белый поцеловал и к папеньке повел.

А чиновники-колдунишки по дворцу бегают, свадьбу готовят скорую. Колдуют они для гостей причуды всякие да развлечения, развешивают по дому украшения. Черномор тоже не отстает. Всеми командует, распоряжения так из него и сыплются...

Как увидал жениха и невесту на лестнице, так в пол и врос. Ах, красоты неземной его дочка: лицо сердечком, брови черные полумесяцами, глаза большие, выразительные, носик маленький-аккуратненький, губки бантиком, фигура — тьфу-тьфу, как у маменьки, волосы, в толстые косы заплетенные. А рядом — жених желанный, в богатствах всех его предназначение не сосчитать.

— Дети мои! Какой день настал... — прослезился Черномор от удачи привалившей, платочком утер глазки. — Сейчас откушаем сладенького и гостей пойдем встречать... Чую, приближается колдовство со всех сторон...

— Скажи папеньке, что со мной в саду погулять хочешь, — близко к уху склоняясь, мягко попросил Арк.

— Папенька, ты нам любоваться дружка дружкой не мешай. Аркашеньке хочу сады наши драгоценные показать, в фонтане с живой водицею умыться...

Забава за руку мальчишку потянула и к дверям, к лестницам крутым ведущим, быстро так шмыгнула. Черномор только усами зашевелить успел, а так ничего и не сказал.

Сбежали они вниз, черная ведьма женишку новому волшебство во всей красе показывает. Вот, мол, какое у нас богатство соорудили: деревья-то у нас яхонтовые да малахитовые, а листочки на них — хрустальные да изумрудные. Трава-то у нас — жемчугами осыпанная, а фонтаны — чистые рубины.

Но лорд на красоту мало глядел, с Забавой обниматься не спешил.

— Ты и вправду что ли, милушка, читать не умеешь? — спросил ласково, словно целителем всю жизнь прослужил и увидел в черной ведьме болезнь неизлечимую. В народе-то говорят, что болезнь эта с годами проходит, но не у всех, потому как умишко свой не дашь. А чтению каждый сам обучается.

— А на что грамота эта дурацкая, когда я тебе, что хочешь, наколдую, голубь мой сизокрылый! Хочешь — ватрушки, пожалуйста! Хочешь, злодейство — легко.

Только вот сама ничего не умеет. Нехорошо. И что, коли кончится колдовство внезапно?

— Ты бы мне лучше сороку нашла. Много их по вашим лесам, сплетниц, водится. — попросил лорд, руку невесты оглаживая.

— А на что тебе сорока? О свадьбе нашей рассказать? Вот ведь не знала, что ты такой тщеславный, Аркашенька, — полезла черная ведьма к мальчишке обниматься, а он свое твердит — подавай ему птицу.

Уж Забава тогда амулета коснулась и самую близпроживающую птицу позвала — вроде как ей другая сорока сообщить что-то важное желает.

Летит по саду Белобока, недоумевает — какой идиот так сады растит? А, так это Черномора дочка! И с нею рядом худощавый такой, не красавец, но харизмы-то скоко.

Присела на дерево с опаской. Смотрит с интересом черным глазом на парочку, а мальчишка ее к себе манит, зернышки на ладошке держит.

— Птичка-а-а!

— Не полечу я ближе, черная ведьма в прах превратит. За дуру меня держишь?

— Она не опасная. Вот смотри, — мальчишка приказал Забаве по саду погулять, и пошла та ровненько к фонтану, чтобы на отражение свое полюбоваться. Села на краю, косу расплетает, имя Арка зачарованно повторяет, а мысом сапога на золотом песке сердечки рисует.

— Ничего себе, а как ты так сделал? — заинтересованная сорока пониже спустилась, голову набок склонила.— Ты колдун штоль?

— Нет, с того берега, где люди живут. Заманили меня в силки. Нету у меня другой возможности, как с птицею волшебной весточку родным передать. Виноватый я там страшно. — сказал, головушку буйну опустил и затосковал так, что сорока пожалела молодца.

— Говори скорей, помогу тебе... Только на жалость не дави. Сам понимаешь, проведает Черномор, всех моих родственников перебьет. — А любопытно как, прям жуть.

Так и познакомились. И рассказал Арк, как черная ведьма его в царство свое заманула и замуж за себя загадала взять. Не сбежать и не скрыться, только хитростью извернуться и освобождения добиться да живым ноги унести.

— Как начнется свадьба темная, как слетятся колдуны да прочая нечисть, спрячься ты в башенке высокой, смотри-поглядывай и все запоминай, а как выйду я к окошку резному — подлети, вот тогда адресок я тебе и шепну.

— Ох и любят мальчишки в шпионов играть... — Белобока важно головой закачала, крылышки расправила, схорониться полетела от глаз колдовских подальше.

А лорд с Забавой к алтарю отправился — потому что от судьбы не уйдешь, токмо что вокруг пальца обведешь. Вот и ты за сказом дальше иди, авось чего дальше интересное узнаешь.

8

Скоро сказка сказывается, да нескоро свадьба играется. А как иначе? Коли вы в царстве-государстве Черноморовом... Только жених с невестой порог пересекли и на пол узорный ступили, случилось недоразумение. До того совершенно адекватные колдунишки превратились вдруг в чиновников, окружили их, папеньку на задний план оттеснили и папки свои красненькие пораскрывали. Черномор за их кружком прыгает, а внутрь прорваться, ну, никак не могЁт.

— Как же вы жениться собрались? Ведь вы три месяца назад к нам с заявлением не пожаловали... По закону-то заявочку первую несут, а у вас, родненьких, ни заявочки, ни копии документов в реестрах наших нету... — один колдунишка книжицу с базой данных раскрыл, потребовал от лорда предъявить документы, а другой уже готовый закричал:

— И регистрацию треба. — Мол, второй день на территории государства находится, а в палату за круглой печатью не пожаловал.

— И вообще, прежде чем жениться, — заявил третий, — необходимо пройти диспансеризацию, сдать все анализы, выявить все заболевания, коих может оказаться столько, что сперва необходимо в больничке полежать и в надлежащее состояние прийти.

— А вдруг вы к вину пристрастны или там травку всякую нюхаете волшебную... — авторитетно занудничал четвертый. — Тут одним лечением не обойдешься. Тут нужна экстренная изоляция.

— Изоляция! — подтвердил пятый колдунишка. — Проверка данных, снятие отпечатков пальцев, художникофирование, полная анкета — с генеалогическим древом. И коли преступники в роду числятся — месяц на перевоспитание.

— К тому же, для управления государством, а вы ведь на трон метите, требуется аттестат высшего заведения, — хмыкнул самый важненький чиновник. — А вы из деревни к нам пожаловали. Без образования, без навыков королевских. Что это за управленец?

— Мооооооолчать! — тут характер Забавы во всей красе проявился. — Это вы чего же мне препятствия чините? Да я вас как всех во темницы темные да на хлеб-воду...

Выхватила у одного колдунишки папку да как начала нахалёнков по головам стукать-стукать и приговаривать:

— Вот вам регистрация, вот вам диспансеризация, вот вам заявочка, вот вам лечение и перевоспитание!

Разошлась так, что колдунишки по щелям попрятались, только языки показывают и глазками наглыми сверкают. Тут уж и Черномор тыльной стороной ладони лицо утер от поту проступившего крупными каплями. Арку в глаза заглядывает, извиняется...

— Что с них возьмешь? Они ж по правилам действуют. Мы ж вместе их разрабатывали... — и так Черномору стыдно, что раскраснелся он, как рак, который из кастрюльки вылезти хочет, а грехи не пущают. — А ну за работу, — ручками на колдунишек замахал, а молодых за собой потащил — чтобы гостей встречали, всех привечали, слова ласковые говорили и видом своим до времени начала церемонии радовали.

Поставил их у самого-то порогу, оглядел с пристрастием, наставление Забаве дал, чтобы конфет не сосала и жвачек не жевала. А то позору не оберешься перед государями и государынями темными.

Гостей сразу во дворец не пускали, выдавали им бейджики с радиосигналом, в список заносили... Подарочки отдельным штрих-кодом помечали. Да по размерам в разные стопочки укладывали — подальше. А то в суматохе вдруг кто решит нажиться да и прихватизировать чужое. И ваще, пригляд за 'чертягами' нужен нешуточный.

Гости правилам Черноморовым не удивлялись, терпели. Так уж им на лорда посмотреть хотелось, что они готовы были денежку лишнюю приплачивать. И уж конечно — произвесть на него впечатление — тоже задача не из простых. Все же папенька будущего властителя. Аркаша всем улыбался, глазами ласковыми смотрел, Забаву за руку держал... И по всему видно, что влюблен, но во глубине такая буря томилась, что нет-нет, а пробежит по лицу румянец. Да блеснут зрачки светом недобрым.

Первыми прибыли драконы теневые, отвешивали жениху и невесте поклоны. Дарили им тайные знания в узелочках да сундуки в изумрудных замочках.

Вторыми вошли гномы... Осматривали с любопытством хоромы. Таких птиц да цветов в пещерах особо не нарисуешь... Без работы и искусства враз затоскуешь. Вручили жениху шапку-невидимку. Невесте — волшебную картинку. На картинке той девчушка-невеличка, пела, как райская птичка.

Прилетели ведьмы из разных широт. У кажной подарочек — вот.

Потом толкались у порога орки... Оружие колдунишкам сдавали, в ручищах коробки с подарками мяли.

Наехали и эльфы разных мастей, от красоты их вздымались груди у темных фей. Вместе вошли, дары приподнесли разнообразные, такие супер-пупер классные...

Да что мы все говорим о гостях лирически?.. Всех ведь не запомнишь. Что, как ни крути, к Вальдемару не относится. Он-то последним заявился. Знатный красавец. Дамочки все заохали, кавалеры их оскалились, подозреваючи жен да невест своих в изменах. Альв молодым поклонился, Забаве ручку поцеловал. Удивился еще, почему она такая спокойная. Но решил в голову не брать, а красотку новую себе на вечер и на ночь повыбирать — среди ведьм и фей молоденьких. И пошел к гостям...

Итак, как вы уже понимате, народу волшебного набилась полная коробочка. А коли народ пришел, то и свадьбу требуется начинать.

Пригласили Забаву и Арка колдунишки пройти в коронную залу, где гости уже расположились и действа ждут. А на возвышении дракон древний, масти черной, мантию нацепил, огненный коготь приготовил, чтобы им кругом черную ведьму и лорда обвести и в одно их соединить.

Забаву еще на первом шаге к алтарю сомнение охватило. И в толк она взять не может, почему жених милый вроде как не тот. Сделает шаг, на мальчишку посмотрит. Милый и ненаглядный... Оглянется вокруг, словно ищет кого-то. Опять шагнет. Сердечко в груди ласточкой бьется, а душа вроде как смеется. И платье жмет невыносимо. Прям бы сейчас сняла.

— Идем скорее, — Арк на ухо шепнул. — Быстренько дело обделаем и освободимся. Я тебе плохого не желаю, милушка.

Вот наклонился дракон к паре. Внимательно смотрит. Глаза у него алым отливают, мир искаженно отражают: черная ведьма в них ангелом крылатым обернулась, а мальчишка — стариком с бородой длиннющей.

— По своей ли воли пришли кольцом одним стать? — грозно спрашивает. — Обратная дороженька невозможна. Свяжете себя колдовством, не распутаетесь.

— По своей, — Арк отвечает. Прямо глядит и не боится.

— По своей, — Забава странно так улыбается.

— А коли по своей, то возьмитесь за руки, возлюбившие! Глаза закройте и не шевелитесь, — пасть огромную распахнул, воздух втянул да и выдохнул. Окружило жениха и невесту пламя жаркое высокое, очищающее. Закрутилось кольцом искр и на мгновение скрыло их от мира всего.

Вот оказались они на полянке без времени, от волшебства своего освобожденные — нагие, как перед смертью или рождением. Смотрят, дышать боятся. Потому как все, что скажут сейчас, правдой окажется.

— Что делать нам теперь? — Забава на стену огненную вокруг озирается. — Не хочу я замуж...

— А поцеловаться хочешь? — лорд глазами желтыми улыбается, светится изнутри, свет огненный перекрывая. Мужское естество не прикрывает, смущает.

— Хочу, но не с тобой. Как я вообще в круг брачный зашла? Чем ты меня заколдовал? Ничего, как платье вернется, я тебе все волосы-то повыдергиваю.

— Злая ты... Хоть и красавица, а вот ведь черная. И как тебя альв-король терпит? Сбежит... Найдет попокладистей!

— Авось не уйдет. А ты, пока ребеночек не родится твойный, тоже никуда не денешься... — ручкой амулетик ищет, но не может волшебство в круг проникать.

Мальчишка укоризненно головой качает: верно говорят, что ведьмы неисправимые. То ли родители их сызмальства сильно балуют, то ли кровь такая — из мертвой речки зачерпнутая.

— Вот смотрю я на тебя и удивляюсь. Тебе б со мной договориться дипломатически. Черномор и то хитрее, а ты норов показываешь... Амулет ищешь, чтобы меня со свету сжить. И чего плохого я тебе сделал? — плечами пожал, ручки на груди сложил.

А ведьма черная на него ни с того ни с сего осерчала. Да как вдруг бросится драться! Сначала пыталась по лицу залепить, а потом вцепилась мальчишке пальчиками нежными в шейку и ну душить. Вот какая змеюка подколодная. Заманила сама, в кроватку прыгнула, а как про норов-то упрекнули, так и в атаку?

Арк от ведьмы освободиться пытается, круг вокруг них огненный сужается. Синим пламенем жжет. Нету в том огне ни искорки любви, только ненависть лютая да обида ведьмы саму на себя. Что она упустила? Как разрешила? Не было такого плану. Хотела, наоборот, всех заворожить да Вальдемара под венец затащить, а тут такая описочка...

В общем, логика действий у нашей мыслящей блондинисто черной ведьмы отсутствовала напрочь, как и у многих самых обычных девиц-баловниц, до любви и радости охочих. Спросишь их, что ты хочешь — мороженого и или газировку, а они в ответ — хочу, мол, колечко золотое. И тут такое же приключилось. Вместо того чтобы методично повелителем Тьмы заниматься, Забава решила драться. И с кем? С женихом.

А тут, как назло, пламя опало. Сидят гости, дивятся. Висит невеста на женихе. То ли убить его хочет, то ли от страсти сгорает. Платье, на место вернувшееся, на Забаве искрит... Руки с одной стороны, хватку не убавляют, а в глазах уж такое подобострастие появляется, что только держись.

— Отпусти, — прохрипел лорд. Черная ведьма сразу пальцы разжала. Обмякла, ласково к мужу новому прижалась, губы вперед выставила, чтобы поцеловал. А у Арка в глазах зал задвоился. Две невесты к нему потянулись.

И хочется отпрянуть да нельзя. Взялся за женитьбу, не отступай со страху. Смотрят жители колдовских королевств внимательно, каждую деталь примечают. А особливо альв на первом ряду интересуется: глазки сощурил, ручки на груди сложил. Ишь, не зря невесту свою за другого отпустил. Хоть причина на поверхности лежит, а под той причиной — еще с десяток. Чмок, Забава! Чмок, милушка!

Как пошла гульба, с музыкой, с шутками да прибаутками, как потекло вино да медовуха реками полноводными, как тосты зазвучали за здравие жениха и невесты, так ушло все зло в отпуск на короткое времечко из сердечек гостей. Уж не ругаются они, взгляды косые на соседей не бросают. Вместе едят, вместе выпивают...

Черномор каждый час колдунишек за новыми ящиками со спиртным посылает, умиляется... Станет он дедушкой самого повелителя! Вот кака веточка в генеалогии появится! На зависть именитым родам...

А пока к Вальдемару подвалить надо. Распоряжение дочкино исполнить. И пошто ей два мужика? Солить она их что ли собирается? Альвы — они от природы своенравные, горделивые, неприступные. Но у старика всегда словечко нужное найдется. Знает он, как на Вальдемара повлиять да во дворце его задержать.

Зашаркал сафьяновыми сапожками между столами, прошел под ними быстренько, ног гостей не опасаясь и пинков не остерегаясь, и вырулил напрямик к красавцу, что в это время вино потягивал да на женщин разодетых любовался.

— Как, Вальдемар Вальдемарович, ваше здоровьечко? — спросил, рядом усаживаясь. — Давненько вы к нам не заглядывали...

— Так государственные заботы, — пожал плечами альв. — У вас ведь тоже делов не счесть, штаты колдунов растут, а казна-то не мельчает?

— Казна казне — рознь. — Черномор бороду огладил, подлили в кубок Вальдемара вина старинного, виноградного. Вино золотится, ароматом прельщает, колдун не молчит, дальше вещает: — А отчего же отменили конкурс эльфийский? Неужто из-за свадьбы... Ай-ай!

За живое Черномор альва задел. Засинел тот, как слива. Ну, при такой коже краснеть негоже. Голову набок склонил, опечалился.

— Что же тут поделаешь? Съехались всем миром к тебе, Черномор!

— Да, — колдун на своем стуле раскачиваться начал, в такт музыке, что колдунишки наколдовали инструментам из царских кладовых. — Говорят, многими искусствами друг друга удивляете, из лука стреляете... Хотелось бы хоть глазочком одним посмотреть на состязание ваше.

— Не я правила определяю, — печально альв вздохнул, нервно пальцами длинными по краю дубового стола застучал. — Мне и самому обидно, что еще несколько недель ждать придется.

— Отчего же несколько? — подмигнул Черномор игриво. — Вижу, желания наши совпадают, и ради такого случая, как не попросить главного Светлого, чтобы прямо здесь и прямо теперь конкурс начали...

— Как же? Состязаться нам не день ведь! Неделю... А тут... Разве что... — заволновался Вальдемар. — Да не согласится он!

— Что значит не согласится? Да мы такие условия создадим, что любой конкурс красоты в иноземном королевстве померкнет. Хех, а вы, Вальдемар, казна-казна... Для Черномора ничего нереального нет. — похлопал альва по плечу и начал черными глазками в сторону Светлого стрелять.

Светлый, хоть и эльф со стажем, сразу понял, что не из симпатий колдун старый так старается, а потому вид деловой принял. Даже курочку есть перестал.

9

Ловчее крысов никого на свете нету. Они по жизни к жизни этой тяжелой приспособлены. Все у них на заметку взято, каждое действие-то обдумано и каждый шажочек просчитан. А все почему? Потому что в нелегкой борьбе с экспроприацией другими видами приходится выживать столетиями. Наверное, потому часто среди крыс находятся особи с выдающимися способностями. Таким вот и был наш досточтимый Лейзирет.

Когда он про план сказал, то совершенно удивил всю до сих пор безалаберно болтающую и времяпрепровождающую компанию. Нет, конечно, Валари из них всех одна не бездельничала, и сейчас бы на крыше висела, коли бы друзья-приятели ее своими домыслами в баню не загнали.

Внутренне что ли орчиха в Ленивом Крысе поддержку учуяла — и это впервые в жизни. Но, не умея мысли выражать в полной мере, она доверилась пронырливому хвостатому.

— Что смотрите, глазками хлопаете? — спросил Лейзирет, на бочку ближайшую перепрыгивая и травинкой сорванной, как веером обмахиваясь. — Не знаете, что есть стратегия и тактика... Что вот так, как вы роитесь, жить просто нельзя! Каким образом вы собираетесь помогать Валари? — спросил и мордочку остроносую утер, словно обвинял в чем. — Неправильно думать, что силы враждебные, над нами грозно реющие, так и будут прятать тельца жирные в утесах!

— Где-где? — переспросила Маргаритка, наивно хлопая ресницами да передник съехавший поправляя.

— Вот-вот, — отозвался Лейзирет. — Нету в народе местном никакого понимания и образования. Вы хоть осознаете, что жить в данной области, практически у самой реки, за которой темные государства притаились — это все равно, что границу охранять. Не будет здесь покоя.

— А! — махнула Валари рукой, — я покоя и не ищу, это вот Кроха мне вчера про отдых какой-то внушал...

— Ничего и не внушал, а только нельзя тебе на ту сторону. — гном на сельчан грозно посмотрел, потому что они работу побросали и уши поразвесили. Вот ведь людишки любопытные. — И вообще, у нас давно нечисти не было. Ну, может, раз в год мертвяки по полям побродят по осени, а потом угомонятся. Чего интересного в нашей деревне? Скукотень.

— Необразованный вы, Кроха! В наше новейшее время, в такой тяжелый период, когда отовсюду враги из-за бугра смотрят, требуется не деревней жить, а городищем! Возводить стены да рвы копать...

— Кому тут копать? — возмутилась Маргаритка.— В деревне молодых-то не водится! Все в столицу ломанулись, к князю служить. Он им тама зарплату платит... А у нас что? Что вырастил, то и съел. Ну, еще продадим чего на ярмарке, тканей закупим...

— Вот посему необходимо общее хозяйство, общественное... — Ленивый Крыс на голове цилиндр поправил. — Назовем его "Колхоз а ля Калиновка". Станем все вместе выживать... И укрепления возведем до холодов. Ни тебе волки не проникнут, ни княжеские посланники. А то каждый год из-за них подвалы пустеют. От голодухи у местных животы пухнут...

— Ты на бунт что ли подбиваешь против законной власти? Во владениях людских так не положено, — вдруг очнулся от молчания дом. — Городище при десяти домах — смехотворно!

— Видимо, вы не оценили еще меру угрозы, исходящей от речки. Но со временем, если не послушаетесь старого крыса, будете ой как жалеть!

— Ладно, подумаем, сейчас домом треба заниматься. Маргаритка иначе замерзнет. Ну-ка, дружно возьмемся за дело. — Валари отрезала дальнейшее продолжение дебатов, зашагала с определенной целью поработать, но девчушка эта глупая за подносом с едой побежала, требуя, чтобы орчиха ни в коем случае не утруждалась. Что и так обойдутся... Вон сколько работников. А они только второй день как из похода дальнего воротились.

А работали местные знатно...Прям пахали! Дом на зиму укрепляли. Мужички местные доски пилили, крышу покрывали. Бабы траву на огороде дергали. Гном между ними, как знатный прораб, указания давал... Да на крыса, что лениво на крылечке развалился, поглядывал. Как только в доверие втерся? Сидит, с Валари разговаривает, ни на кого внимания не оборачивает. Сорока вон, на березе прячется. Дом дырок новых боится, а Маргартка вообще — скуксилась. Одним словом, ревнует.

Орчиха и вправду задумалась над словами хвостатого. Много раз в войне участвовала и не по теории ведала, что укрепления для городищ — первое дело. Но тут, в захудалом селишке? Кому в голову взбредет такие работы проводить? Да еще до зимы...

— Серьезно чё ли про городище городил? — Валари от нечего делать жевала поданые Маргариткой сырники с киселем. Ведь успела ж девка. С утра, значит, встала, пошла за творогом, яйко где-то раздыбала... Не, хоть и дурочка, а хозяюшка. — Зачем оно деревне этой?

— Не понимаете вы, Валари, что при всяком изменении пространственно-временного континуума следует предвосхищать возможные последствия.

— А чего не понимать? Понимаю... Но, сдается мне, ты хитришь. Коли бы дело меня касалось, то ужо погоню б организовали или там ловушек понаставили.

— Не всем открывается истина, — упрямо заявил крыс. — Вот вы тоже не можете поверить в то, что вам ваши друзья уже два дня говорят. Но фактически, если смотреть с научной точки зрения, признаки изменений на лицо...

— На мое лицо? И чем сие изменение грозит?

— Всякими коллапсами и войнами, я так думаю. Ни князь, ни государи черные не станут вас защищать. А стратегии воина тут маловато. Один, как говорится в известной поговорке, в поле не садись, рыцарей проезжих берегись.

— Ладно, Лейзирет, подумаю, — Валари тяжело так вздохнула, в дом вошла, а тот словно ее и ждал: половицами заскрипел, ковриками плетеными зашевелился. Отмыли, отчистили, дырки все залатали. Благодать.

— Не слухай крыса, не слухай... Он тебя плохому научит, — зашептал возбужденно. — Все они, грызуны проклятые, одним миром мазанные. Неужто не знаешь старую легенду. Ее каждый домашний защитник из уст в уста передает... Для сохранения миропорядка.

— Ну-у-у-у, — протянула Валари, за стол садясь. Маргаритку подбежавшую по головке погладила. Не, надо ей все же сказать мягко, чтобы жениха в ней не видела. А то девчонки всегда так — влюбляются во все, что в штанах.

— Много-много веков назад, когда еще только мир только появился, огромная серая стая во главе с крысиным королем вошла в первый город, которым правил первый повелитель Тьмы. Был повелитель молод и очень обрадовался новым слугам. Те с большой радостью грабили человеческие селения, разносили заразу и смерть... Повелитель Тьмы считал их послушным серым стадом, но все было до поры до времени... Однажды самый главный крыс проник в запретные покои и украл оттуда камень власти, сок которого делает обладателя величайшим правителем. Жадно выпил его прямо в тронном зале, а потом скомандовал, чтобы вся стая набросилась на повелителя. С тех пор, крысы расселились по всему миру. Они только и ждут, чтобы уничтожить всех королей и государей. Они сами хотят править. Чтобы мы стали их покорными рабами.

— Вы это сейчас придумали? — неожиданно вспрыгнувший на стол Лейзирет премило улыбался. — Если данная история случилась так давно, то почему же до сих пор мы не у власти?

— А хто поймет ваши планы... Вы ж без планов не бываете... — усмехнулся дом нервно. — Вот и тепереча появился такой крыс в самом нужном месте и в самое нужное время!

Валари промолчала. Она с трудом понимала, почему все так грызуться да отношения выясняют. Ведь делить нечего... Старый дом, деревня на границе, беднота да полный развал. Вот и поле местное явно для разживания и захвата не годится. А у соседей, кроме как посуды и тряпок, вообще брать нечего. Разве что немалочисленный скот увесть.

Но чувства внутри были в смятении, а тошнота так и не проходила. Скрывать ее орчиха умело смогла, но подозрения все полнились и полнились.

Чем же ей грозит сия оказия, если правдой окажется? Ах, ежи колючие! Именоо что коллапсом.

А тут еще и гном войти пожаловали. Важно! С коробкой большущей.

— Гроза там намечается. Мы крышу-то закончили, теперь спокойно переждем. — усищами шевелит, явно продолжение драки ощущает. Аккуратненько шапочку снял, начал распаковываться. — Чего, все ругаетесь? А я вот решил к вам переселиться... Скучно мне в своих хоромах ведунских. А тут — вроде компания.

Вытащил Кроха посуду всякую, искусно расписанную, Маргаритке вручил. Та на кастрюльки да сковородки залюбовалась, покраснела от удовольствия. Ну, хоть кто-то игрушку получил и радуется!

-А у меня склад устроим. Еще там надыть притащить мебеля да одежу...А чего? Чего вы все на меня уставились?

— Ды, и вы говорите мне о логике, — закачал Лейзирет. — Это только у нас из хорошего дома в плохой преселяются...

— Я плохой? Ах, ты... — взъерепенился домашний дух.

Остальную словесную схватку заглушили раскаты грома. Внезапно за окнами почернело, сильный порыв ветра воем отозвался в стенах. И крупные капли дождя заквакали по крыше.

Бабах, вспышка, бабах! Дверь распахнулась, впуская стихию внутрь, а вместе с ней внутрь ворвалась испуганная Белобока, которая до сих пор предпочитала не вступать в перепалки.

— Кошмар! Кошмар! — орала она, летая кругами. — Буря черная надвигается с темных территорий. Страшная буря...

— Я предупреждал, я говорил, — розовый нос Лейзирета покраснел, глазки лихорадочно заблестели. — Все так быстро случилось... Надо было раньше мне... надо было...

— Что нааааааадо? — это Кроха пытался закрыть злополучную дверь, но силенок явно не хватало, и потому он практически висел на ручке, смешно болтая ножками и строя смешные рожицы, которые принято делать у гномов. Кривил губы, сводил и разводил брови, выпучивал глаза, шевелил ушами. Все вместе это могло, с одной стороны, вызвать смех, а с другой — служило для устрашения врага.

Валари сразу же кинулась на помощь, но опоздала — в дом с радостным шипением ворвался огненный шар и прямиком помчался к орчихе. Сверкающий, электрический, с сотнями разноцветных змей внутри, он нес в себе верную смерть. И знал, на кого напасть.

Все произошло так быстро, что орчиха не успела и шевельнуться. Зато Ленивый Крыс метеором сорвался места, вспрыгнул на два своих роста и буквально полетел в боевом броске наперерез. При этом он выхватил из кармана модного пиджачка сверкающий красный камень.

Камень ярко вспыхнул, озаряя дом синим пламенем, который так часто возникает в самой глубокой пропасти, где живут темные демоны. Пламя преображало все вокруг, открывая тайное, заставляя каждого и всякого открыться. Так, с потолка вниз смотрело круглое и добродушное лицо домашнего духа. Волосы его напоминали зеленый мох, а глаза округлились от испуга, что обитель вот-вот сгорит. Ярким алым цветком билось в груди влюбленное сердце Маргаритки. Алчно горели глаза Белобоки, увидевшей сокровище в лапах длиннохвостого. Гном зиял черной дырой одиночества и надеждой на дружбу и родство ну хоть с кем-то в этом мире. А прямо посерединке Валари маленьким лохматым комочком шевелилась жизнь — такая крохотная и беззащитная, что все присутствующие ахнули.

В этот самый миг шар погас и распался на небольшой фейерверк. А Крыс упал обессиленный прямо у ног изумленной орчихи. Впервые в жизни ее кто-то защитил сам и впервые в жизни в глазах огромной орчихи появились настоящие, крупные слезы. Такие же, как капли дождя за окном.

— Ленивый Крыс, — огромной лапищей она подняла хвостатого и прижала к груди. — Ты живой? Очнись, Крыся.

Горячим дыханием Валари дула на Лейзирета, который впал в состояние прострации, и роняла на него соленые потоки, в которых так часто захлебываются мужчины.

— Водички, водички дай ему выпить, — Маргаритка с красными от увиденного щеками поднесла к мордочке крыса носик чайника. — Пей, пей, хороший! Бедный... Маленький... Такой славный...

— Вы видели у него камень? — это очнулась сорока, что теперь бегала по полу в полном возмущении. — Камень власти! Нет, это надо же! У какого-то грызуна... Не у птиц гордых, а у вредителей, у разносчиков заразы...

— Замолкни, — Кроха на дрожащих коленках подошел к орчихе. — Как он?

— Живой вроде, — тихохонько отозвалась Валари, гладя маленького друга пальчиком между ушей. — Такой маленький и такой смелый!

Она любовно понесла Лейзирета к кровати у окна и уложила на подушку. Да так бы и сидела рядом весь день или ночь, если внезапно в это самое-то окошко не заглянул огромный глаз великана.

10

Честно говоря, Валари и раньше встречала великанов из северных земель. Но они никогда не покидали ледяной долины и жили на высокогорье совершенно отчужденно от других темных королевств. Великаны были добродушны, но вспыльчивы и злопамятны. Они могли забыть случайные ошибки, но предательство или коварство — никогда. Отшельники по натуре, эти огромные синекожие гиганты умели создавать заклинания, которыми многие века пользовались все колдуны и ведьмы. Сила слова была настолько велика, что, произнося волшебные касты (это такие волшебные стихи), несущие знание великанов маги или другие сказочные создания, могли умереть от самого заклятья. А потому колдовскими словами владели лишь единицы самых сильных магов и драконов.

Увидеть гиганта на человеческой земле — это сказка небывалая, невероятная. И, прямо, скажем, ужасающая. Позади орчихи то ли охи раздались, то ли мычание. Гном под стол полез, Маргаритка со стуком в обморок упала, дом побледнел, а Белобока на верхние балки взлетела и, как в воду канула. Вот тебе и други-приятели. Чуть опасность — в кусты. А тут и Ленивый Крыс глазенки распахнул. Сперва-то он ничего странного не заметил, потянулся и вроде даже орчихе улыбнулся с приятствием, а потом так весь и ощетинился да в карман широкий на кафтане Валари залез.

Орчиха, хоть и была наемником смелым и на войнах намуштрованным, оробела. Первый раз она такой огромный глаз видела. Но делать нечего, придется выходить на улицу — иль беседу вести, иль в бой вступать. Нету больше места для прятанья да и бесполезно от великанов укрываться и тайники искать. Они крышу в легкую поднимут и всех на белый свет вытащат.

-Ты зачем же на земли человеческие пожаловал? — орчиха на крыльцо вышла да на гору живую посередь огорода голову подняла. Стоит великан, плечами небо подпирает. Или оптический обман? — Али места не стало в ледяных пещерах? Али дело есть к нам, горемычным?

— Не гневись, Валари, воин славный, — шепотом великан ответствовал. — Мы, йотуны северные, со злом не ходим, войну за собой на цепочке не водим. — сказал твердо и тучу, дождь проливающую, в сторону подвинул.

— Отчего же ты по деревне шатаешься, стариков пугаешь? Вон наследил по дороге. Твой след — лужа глубокая. Кто будет убытки возвращать? — как можно более грозно спросила орчиха, руки в боки упирая и грудь вперед выставляя.

— Э-э-э, но не хотел топтать ничего. Осторожненько я, — хлюпнул носом великан, штаны и разных кусочков пошитые поправляя и поясок затягивая.

— И грозу ты устроил?

— Да нет, не устраивал... — ручищами тучу выжал в стороне и отпустил по небу белое облачко, которое очень быстро растаяло. Потом повернулся к орчихе и наклонился как можно ближе. Испещренное морщинами лицо говорило о возрасте в несколько тысяч лет. Эх, кроличьи дрожащие ушки! Сейчас бы так и рвануть подальше от глаз голубых и внимательных. Но Валари на месте осталась, навстречу гостю незваному лицо подняла и оскалилась. Мол, не боюсь, страшилище, твоего колдовства.

— Смелая ты орчиха, удалая! — дохнул холодом вьюжным, улыбнулся. — Не зря дар тебе такой достался драгоценный.

— Да знаю я про дар, все уши прожужжали давеча. Даже коли так, чего надобно?

— По древнему нашему закону, по великому касту волшебному, обязаны йотуны прийти на место будущего рождения великого повелителя и принести ему в дар камень силы небывалой — силы сотни тысяч армий, который он нам на сохранение оставил.

— Чего? — орчиха макушку почесала, а из кармана любопытные глаза выглянули.

— Не один камень был, — тихо шепнул крыс.

— Камень силы небывалой на груди своей носи,

И по истинному праву подчиняться прикажи

Сотням армий, что сегодня все воют меж собой,

Кто владеет камнем силы, тот владеет и судьбой, — протяжно спел великан, а ветер, что до сих пор бушевал и злился, понесся по деревне волной, заставляя местных жителей подальше запрятаться в подвалы. Такого безобразия они давненько не видали. Вот ведь, шатается по деревне гигант. Буря бушует. Видать, зря впустили орчиху... Нет, не зря! Ведун позволил. Ведуну верить можно.

— Ну, коли подарок... — Валари губы задумчиво поджала. — Никогда ей подарки из такой дали не притаскивали. — Давай его сюда, — и ладонь протянула. — Чего медлишь-то?

— Видать, не поняла меня будущая мать повелителя... — великан головой покачал. — Но великан понимает недоумение, великан знает, что не все можно понять рассудком, а токмо сердцем.

— Хорош гнать пургу, ты мне всех друзей до инфаркту довел, ты давай, и побыстрее, свой подарок... — орчиха от страха чувствовала, как колени ее дрожат. — Ведь наступит и мокрого места не оставит. Чего он тут, тоже поселиться собрался?

— Злые силы приближаются к деревне из-за Калиновки. Шумит лес, дрожит земля... А вы что думали, так просто счастие дается? Прознали маги да ведьмы великие про ребенка. Обозлились.

— Я предупреждал, — нервно дергающийся карман внезапно затих, словно в нем собрались умирать. — Опоздали мы с городищем. Ох, как опоздали! Теперь нам верный конец. Бежать поздно, да и некуда. Вот коли бы заранее хоть с кем договориться и цену знатную предложить и там всякие регалии, то еще был бы шанс. Это вам не шарик огненный. Это армия темная...

— Ребяты, вы совсем сбрендили! — орчиха злобно пригладила лысую макушку. — Вы меня вообще за кого принимаете? За принцессу каку кисейную? Я — орк! Наемник! Я убийца! Я не гожусь на роль черной мамаши...

— А по-моему, самый лучший претендент! Все выше озвученные качества весьма подходят как нельзя кстати. — Ленивый Крыс наконец соизволил выбраться на волю и ловко залез на плечо к Валари. В вечерних отблесках костюмчик его смотрелся еще более модняво. Не крыс, а прям метросексуал какой-то! Теперь настало время испугаться великану. Вот ведь правду говорят, что слоны мышей боятся. Йотун побледнел, отшатнулся, чуть на баню не рухнул и не уничтожил.

— Король крыс! Каааааакой кошмар! Настоящий апокалипсис...

— И вовсе не апокалипсис, а всего лишь — маленький такой бенц... Я, может, тоже здесь с камушком волшебным... И тоже по делу... Но, видимо, не судьба. В прошлый раз — пятьсот лет назад, когда повелитель должен был появиться, не сложилось-не срослось... и вот опять... наш верховный маг пошутковал с каким-то мальчишкой. А вы думаете, это особо государям темным понравится. Они же надеялись, что к ним привалит великая честь. А тут — орчиха безродная, да еще — с корнями человеческими.

— Ты мозги-то не пудри даме, — заикающимся голосом прошептал великан, но даже шепот у него был таким громким, что уши закладывало. — И панику не наводи. Затем я сюда и пришел, чтобы свершилось великое предначертание. А что силы идут, не страшно. Они до деревни не доберутся...

-Каким таким образом? — полюбопытствовал Лейзирет. — Думаешь, втроем справимся? Ах, нет! У нас еще девчонка-дурочка, сорока, гном и дом есть. Да, видно, не смыслишь ты ничего в тактике и стратегии.

— Зато знаю одну из тайн камня силы. — великану не нравилось, что его знаниям и умениям не доверяют, но время не терпело. Уже сейчас небо на горизонте покраснело, и послышался страшный шум.

Видавшая виды Валари даже подумала, что началась вторая черная война всех темных территорий. Тут прям шлем нацепляй, латы натягивай и с топорищем — на врага лютого.

— Куда? — крыс бросился за великаном, который направился к краю огорода, то есть просто сделал один шаг.

— Подарок надо на место установить... Чего ждать непогоды от своенравной природы? Колдунишкам доверять — себя не уважать.

— Каким образом ставить? Какого же он размера? — ужаснулась Валари, которая до сих пор представляла себе амулет таким малюсеньким камушком, который на шею можно повесить.

— Ну, маленький такой, — великан попытался показать, какой примерно, чем привел орчиху в еще большее замешательство. Да это же скала!

— Э, мы так не договаривались, чтобы нам тут валуны в огород помещали. Мы же не японский садик городим.

— Не японский, — подтвердил великан, — но мне до закату нужно деревню от главного-то камня еще другими окружить и колдовство по кругу замкнуть, так что зря глубокоуважаемый король крыс волнуется. На этот раз повелитель появится на свет в срок.

— Вот шельма, вот молодец! — Лейзирет восхищенно зашевелил ушами и растопырил длинные усы.

Вместе с Валари они побежали за гостем, который шел, ровно на север ориентируясь, достиг края поля, где возвел руки вверх и громогласно произнес:

— Тучи черные, тучи властные, смерть несущие и ужасные, камень силы принимайте и скорее укрепляйте на земле людской просторной, разрастайтесь во все стороны... Разрастайтесь, умножайтесь и деревню окружайте...

Только произнес слова волшебные, как загудело небо. Зажглось вокруг деревни северным сиянием, а начали с неба огромные камни сыпаться. Да не хаотично, а так ровнехонько, образуя непроходимую высоченную стену.

Крыс в это время зорко глядел, боялся главную деталь упустить. Он точно слышал, что камень силы один. А остальные — лишь его отражения. Но двух глаз было мало, чтобы это понять. Ну, хитрющий великан!

— И как мы теперь наружу выберемся? — Валари хоть и была довольна неожиданной помощью, но все же — больше похоже на тюрьму, где — ни тебе дверцы, ни тебе лазейки. Вон как плотно камни к друг другу встали!

— Вас камни в любом месте пропустят, — успокоил гигант. — А вот чужакам со злом сюда не проникнуть...

— Даже по воздуху? — сомнительно вопросил Лейзирет.

— Даже по воздуху, — кивнул гость. — Или король крыс сомневается?

— Нет, такие фокусы не каждому по плечу... Маги тоже горами не ворочают, потому что тяжело и изматывает. А тут экстра-класс высшего магического разряда и без всяких там волшебных палочек.

— Не, все это конечно своевременно. Спасибо... Но все ж, какой камень настоящий? — Валари бровь приподняла, любопытством, которое ей никогда не было свойственно заражаясь. И правда, сколько всего произошло, следует призадуматься и поверить.

— Только повелитель это определит, — таинственно ответствовал великан, шапку на голову натягивая и в путь-дорогу обратную собираясь. — Он знает, как камнями этими пользоваться.

— Да, такое на шее не утащишь, — полуоткрыл пасть Ленивый Крыс. — Смотрите, Валари, а ведь на каждом камне что-то написано.

— Написано? А ну-к прочитай! — сощурилась, словно чего могла разобрать в сгущавшейся темноте. Потом на великана обернулась, а его и след простыл. Как испарился... — Ну, не тяни... Чего пишут-то? — орчиха Лейзирета ближе к символам поднесла, замерла в ожидании.

— Да чушь какая-то, — хмыкнул Крыс. Старая присказка. — Направо поедешь — женатым будешь, налево поедешь — богатым будешь, а прямо поедешь — верная смерть. И подпись неразборчивая. Вроде как "Главный по тарелочкам".

— По каким таким тарелочкам? — нервно икнула Валари. — Мы так не договаривались. Йотун нам что, всю деревню дорожными камнями заставил? Он чё, решил всем дороги перепутать? Это ж хулигантсво чистой воды.

— Чистой — не чистой, а теперь мы надежно защищены. Слышишь?

Они замолчали, к вою да лязгу за камнями происходящему прислушиваясь. Вроде как колдовал кто, а ничего не получалось. Сдержал камень силу черную, войска злобные, что повелителя темного со свету изжить хотели да не допустить его на трон законный.

А тут Кроха, Маргаритка и Белобока подрулили. Сами из себя зеленые такие, грязные, словно по полям местным бегали да в земле возились.

— С ног сбились, вас разыскивая, — задыхаясь заврещал гном. — Что ж вы, паскудники, делаете? Вы до инфаркту довести старичка хотите? Мы ж думали, поганый великан утащил вас! Там дом с ума сходит, в истерике бьется... Маргаритка слезы проливает... — бросился к Валари, обнял ее, повис, как груша, а за ним и все остальные — плачут, смеются, смущают. Но орчиха их не отталкивала, потому что так ей нравилось, что хоть кто-то на этом белом свете не считает ее страшным монстром.

— Ды, — протянул спокойненько Лейзирет, за всеми этими телячьими нежностями наблюдая. — И как мне таким бестолковым коллективом управлять, ума не приложу...

11

Те, кто с эльфами ни разу не общался, представляет их в крайне романтическом свете, приписывает им всякие достоинства, красоту небывалую, волшебные примочечки всякие добавляет, раскрашивает их по своему усмотрению. А на самом деле эльфы — это такие кисловатые самомнительные типчики с белыми волосами и кучей комплексов. Только им в головы могла прийти идея о конкурсе красоты... А вы что думали? Просто так сегодня красотки соревнуются? Все в память об ветви оливы.

Итак, подрулил, значится, наш Черномор к Светлому, который на него голубыми глазками стрелял да спину в струну вытянул, словно кол проглотил али другой какой твердый предмет. Начал беседу ласковую вести издалека. Расспрашивал про здоровьечко, про жену да про детей, на темы политические не переходил, дабы праздник не засорять стратегическими интересами, а потом как вдруг выдал, бородищей сотрясая:

— А не устроить ли нам, высокоуважаемый Светлый, конкурс эльфийский во палатах моих златокаменных?

У Светлого глаза голубые сперва к переносице сошлись, а потом разошлись. Он, видимо, сосредоточиться никак не мог. Конкурс? Что за блажь несусветная? Улыбнулся колдуну старому криво, ресницы длинные опустил долу.

— Да как я могу в колдовском царстве-государстве великий конкурс проводить? Вы что, не понимаете, это же ТРАДИЦИЯ! Мы на природу выезжаем, силы прародителя Рода вызываем... А тут — нету ни рощицы, ни деревца, ни травинки — одни камни холодные, неживые. — склонился к Черномору, волосами, как звездами, сияя.

Черномор хоть эти штучки эльфийские пуще не любил, но стерпел, что его вроде как отшили. Нет, не так просто от правителя колдовского отделаться. Он способ один верный знает, коим все здесь пользуются. Отказаться невозможно, потому как способ этот — ВЗЯТКА! Каждому — своя. Кому по штату малюсенькая положена, кому — побольше, а кому вообще цены не сложишь. Так вот эльфам точно цены ни сложить, ни записать. Они себя красивыми, умными, образованными считают. Только на одних-то стишках да на пении сыт не будешь. Вон ведь какие тощие! На диетах сидят, молодильные яблочки месяцами трескают, а потом мучаются всякими там депрессиями.

— А ты не отказывайся заранее... — снова запел Черномор. — Пойдем, я тебе сад свой покажу, кое-что расскажу.

А сам Вальдемару издалека подмигивает и знаки тайные посылает. Мол, все путем! Устрою тебе конкурс, не боись. Вальдемар, видимо, сильно нервничал, весь на стуле так и подпрыгивал. А подойти никак не смел.

— Вот смотри, какие у меня деревья драгоценные растут, ведь диво?

— Диво! — кивнул эльф. — Только как это к делу относится? Не подходит сад твой для состязаний волшебных.

— А посмотри, какие у меня пруды с рыбками золотыми да изумрудными...

— Красивые рыбки, но ведь ландшафт дизайнерами разрабатывался. Видать, деньжищами ворочаешь ты, Черномор, немалыми.

— Ах, повелитель Светлый, счастье не в деньгах, — заулыбался Черномор хитро, повыше на своем облаке к эльфу поднялся, чтобы глаза в глаза глядеть. — А в умениях и всяких диковинках волшебных. У кого — оружие, у кого — знания, а у меня секретов и инноваций не меряно. Целый штат трудится, не покладая рук.

— И что за секрет? — улыбнулся эльф, предполагая, что ничего такого Черномор не придумает и не сможет самого верховного эльфа с многотысячным стажем удивить.

— Есть одна такая штуковина. Но могу я тебе ее отдать лишь при королевском твоем обещании уважить старика.

— Взятку мне при исполнении что ли предлагаешь? — изумленно эльф брови приподнял, умишком своим, красотою задурманенным, не до сути вопроса доходя.

— А кто ж сегодня не предлагает? Нам, царям, вроде не престало, торговаться, но если требуется — для политического благоденствия и развития дальнейшего...

— Ты мне еще у прошлом году по контракту газу магического недопоставил, — внезапно вспомнил Светлый.

— Да нет, то гномы горные, через территории которых труба идет, воруют нещадно... У них там для изготовления зеркал требуется энергии в три раза больше. — оправдался Черномор бодренько. Вот ведь, а хотел и гномам недодать, и денег с эльфов стребовать лишних. Ну да о Забавином деле не забыть бы... Ишь, как глазенками голубыми Светлый сверкает. Жадный какой! — Ты не серчай, друг сердешный, дела эти мы выправим, а вот игрушка у меня для тебя...

— Ну-у-у-у, — протянул нетерпеливо эльф, за спину руки заложил, вытянулся в струну.

— Скатерть. — тихим елейным голосом протянул Черномор, а сам начал мысы сапог своих сафьяновых разглядывать, цветы вышитые по сто первому разу изучать.

Светлый молчал — долго и упорно! Минут пять, не двигаясь и признаков жизни не подавая. Прямо в яблочко выстрелил Черномор, попал, не целясь, во все мечтания глупого эльфа.

— С-к-а-т-е-р-т-ь! — дрожащим от волнения голоском пропищал внезапно Светлый. Ручками всплеснул, рукавами широкими ветру понагнал... Оно, красиво, конечно, картинно, но уж слишком многу форсу.

— Точно так, — закивал болванчиком Черномор, — три на четыре, с бахромой, ручной работы, золотыми нитями украшенная. Одна штука! Других не сохранилось в тайниках государств волшебных.

— Как же ты ее достал? — сглотнул Светлый, а сам вроде как слезу пустил. — Я ж за нею уже сто лет гоняюсь, пытался в свое время к фарцовщикам примазаться, но все подделки какие-то притаранивали. Потом по фирменным лавкам гонцов посылал. Даже на ярмарку восточную ездил... — слезы Светлого переросли в громкие рыдания, достойные чувствительной девицы. — Почему тебе она досталась? Почему такая несправедливость?

— Светлый, ты успокойся что ли... — что делать с плачущей бабой Черномор еще как-то понимал, а вот как поступать с рыдающим эльфом в годах — ну, невдомек. Колдун поправил на своей груди яркую алую бабочку, которую надевал в самых торжественных случаях и которая ему совершенно не шла, повел длинным носом.

— Ты действительно мне ее подаришь? — теперь Светлый вцепился в кафтан Черномора. Вырваться из мертвой хватки настоящего скатертифоба не было никакой возможности, посему приходилось успокаивать этого шизофреника ласковыми увещеваниями:

— Конечно, драгоценный соседушка, отдам! Заверну в подарочную бумагу, обвяжу нарядненько... Но только после того, как ты проведешь конкурс. — хитрый правитель, колдунишек повелитель, пуще прежнего заулыбался. — Понял, красавец яхонтовый? Или еще нет?

— Ты мне на нее глазком одним взглянуть дай! Дай, умоляю! — и эльф упал на колени с мольбой. Возможно, потом он еще не раз жалел, что вел себя так неподобающе и унизительно. Но сейчас, когда глаза застилала страсть, эта ВЗЯТКА казалась бедняге самым желанным даром. Да и было за что пострадать!

Скатерка-то была старинной, САМОБРАНКОЙ. От кушаний ее насыщались быстро, и не толстели вообще, давала еда та здоровья на тысячи лет. Для любого эльфа эта полоска ткани была бы манной небесной. Не, даром богов! И ведь было таких скатертей в свое время немеряно по всему свету, изготовляли их мастера-паучки на лугах феиных. Да позанимали те луга люди, что пришли неизвестно откуда, повывели паучков. А скатерти — у кого износились, у кого испортились по непонятным причинам...

Короче, сохранилась одна. Все знали, что одна, потому как строгий учет велся. А вот у кого, никто не признавался, хотя в свое время даже розыск был объявлен и цена назначена астрономическая.

— Показать покажу, но издалека... — Черномор маленькими пухленькими пальчиками в воздухе щелкнул, и тотчас в сад влетел чиновник-колдунишка с "рулончиком". — Показывай! — приказал ему темный повелитель.

Тута уж у Светлого вообще шок случился. За сердце он схватился, пятнами пошел. А скатерка столиком встала, начала посудку расставлять, запахами заманчивыми к себе приглашать.

— Согласен. Сейчас же и начнем конкурс! — закричал эльф. — Твоя взяла, Черномор!

— То-то, — тута колдун старый палец вверх поднял и поучительно так сказал: — У нас в народе издавна поговорка ведется, что взяткой любое дело вьется!

Ворвались они обратно в зал разгоряченные. Пляски и обжорство незамедлительно прекратили, о великом решении объявили. Первым речь Светлый держал. Сказал, что впервые, в нестандартной обстановке, по решению специального эльфо-олимпийского комитета, конкурс красоты будет проводиться во дворце Черномора. Потом сам Черномор за трубунку вырулил и, красным бантом сотрясая, заявил, что "это великая честь — принимать таких высоких (а кто бы сомневался, что эльфы долговязые) гостей. Честь для всех.

— И гостям интерес, и дочке моей подарок своеобразный, — завершил выступление колдун. — Так что праздник продолжается! Конкурс начинается...

Вальдемар, конечно, исхода такого никак не ожидал. Он во внутренний карман сразу заглянул, проверяя, в каком состоянии ветка оливы находится. Золотые листочки по краям начали чернеть, но волшебство еще оставалось. Хватит на самое начало. А вот потом...

— Прошу записываться на состязание немедленно! — словно заранее выученные колдунишки сразу за дело принялись, список участников незамедлительно начали составлять.

Что тут началось — ни в сказке сказать, ни пером описать! Подвыпившие гости почему-то решили, что коли конкурс нестандартный, то и участвовать всем можно. Кроме эльфов, заявку подали красные гномы, драконы молодые, гоблины и орки (те еще красавцы), нечисть подземная, даже некоторые колдунишки-чиновники. Вальдемар еле пробился к столу, чтобы свое имя занести.

Светлый же почему-то бедламу происходящему не возражал, и даже откровенно радовался. Вот как интересно получится! Не, конечно, эльфов никто не переспорит в красоте да умениях, но все равно — презабавно.

— А ты почему, милый, не записываешься? — Забава к лорду, что в это время со скучающим видом сидел, наклонилась, ресницами длинными замохала. Вот что платье с врединами и умницами делает, совсем сдурела.

— А на кой оно мне? — пожал плечами мальчишка.

— Для меня! Просто так... Папенька ведь так расстарался, конкурс на международную арену вывел! Инновация, однако! Уважь родителя, а я тебе ночью все, что хошь, сделаю. — поцеловала муженька в щечку, пальчиками пуговки на рубашке закрутила.

— Ладно, так и быть, — Арк поднялся из-за стола богатого, по лесенке с красной дорожкой спустился, между гостями, в очередь превратившимися, затесался.

Вот ведь, везде колдунишки очереди эти учудят. Хоть за бумажкой, хоть за колдовской закорючкой. И на свадьбе сумели!

Все данные в свою базу чиновнички заносили: возраст, место жительства, рост, вес, образование, доходы, магические способности... И ловко всю информацию так из желающих вытряхивали, что у стороннего наблюдателя рот бы от удивления открылся. База, скажем, получилась нехилая. Она на специальное дерево-дуб стекала и в листочки преобразовывалась. Для чего Черномор дурачье пьяное на все это безобразие развел, никто не ведал и вообще ни в чем старика хитрого не подозревал. А почему? Потому что надо МЕНЬШЕ ПИТЬ! Вот так-то!

— Пожалуйте ко мне, претендент! — это Арка к себе один из колдунишек подозвал, — Прошу, ваше имя...

— Лорд Арк, — мальчишка на чиновничка с жалостью взглянул. Видать, плохая у бедняжки память, зятя повелителя не узнает.

— Возраст...

— А вот уже как двадцать весен минуло... И еще хвостик небольшой...

— Какой такой хвостик? — не понял колдунишка, из-под круглых очечков глянул с подозрением.

— От цветения до урожая хвостец, — усмехнулся мальчишка.

— Нечего мне про хвосты, вы про образование говорите.

— А какое у нас в деревне образование? Мы все по уставу живем, по-людскому.

— Это вообще что ли без образования? Так и запишем... А родня есть?

— А то! Черномор, Забава-жена... и еще, — мальчишка задумался, вроде как страдаючи легкой амнезией, а потом заныл: — Сирота я, сирота... Возьмите меня в конкурс, очеееееень-то хочется красавцем стать!

Тута эльфы, которые в душе были добрыми такими и уважающими желание быть лучше и привлекательнее во всех отношениях, к стойке для записей подлетели, начали за Арка заступаться. Требовали, чтобы интересы жениха в такой торжественный день не ущемляли, а незамедлительно его занесли в списки безо всяких проволочек.

Потом новоявленного жениха под руки взяли и стали рассказывать, как привлекательность развить и что для этого требуется сначала-то сделать. Арк слушал, рот разинув да про себя усмехаясь... Да, вот так попал!

А Вальдемар Вальдемарович в это время времени зря не терял — прямичком к черной ведьме направился — поговорить по-серьезному. Не о любви, естественно... Ну а конкурс? Победит как ни то с веткой оливы.

12

— Что же это вы, Забава Черноморовна, совсем про друга своего давнего забыли, — пожурил альв красавицу, к ней в поклоне склоняясь и на ушко сладким ароматом духов дыша, — ими недавно проезжий фей торговал, рахваливал. Мол, самый новый модный порфюм. Но мы то знаем, откель эту гадость возят и как в соседнем доме разливают. — Неужто и вправду влюбились в мальчишку-полукровку?

Забава на Вальдемара снизу вверх посмотрела, словно через стенку прозрачную. Усмехнулась недобро. И то — платье силу пуще прежнего взяло.

— А чего это я о вас думать должна, Вальдемар Вальдемарович? — холодно спросила она. — Вы не считайте, что я как прочие девицы на красоту польщусь.

— Так-так, значит договор наш вы решили игнорировать, а меня вообще выкинуть из ваших поклонников? — Вальдемар недовольно нахмурился, уголки его обольстительных губ опустились. Присел альв рядышком да стал виноград зеленый, солнцем налитый, кушать... Медленно так, со вкусом. — А коли я вам дела-то подпорчу? Нехорошо, знаете ли, Забава Черноморовна, слово свое не держать.

Сказал, а потом, видя что все вокруг записью на конкурс увлечены, силой схватил черную ведьму за руку и потащил ко дверям красным, чтобы без посторонних глаз отступнице мозги вправить. Ишь, решила от альва отделаться. Не пройдет!

Забава уж как сразу раскричалась, ножками заупиралась.

— Что это вы себе позволяете? — говорит. — Да вы на мою честь покушаетесь! — говорит. — Да я на вас жалобу в суд по правам нечисти напишу. — говорит.

Но альв возмущений не слушал. Сразу за дверью Забаву к стенке прижал да платье ей по самое не балуйся поднял. Ведь коли увещевания не действуют на даму, есть один верный способ — уговорить ее страстью.

А тут и колдовство у наряда наполовину словно испарилось. Ведьма черная прям вся в противоречие впала. Страсть в ней бурно так заговорила, как вино неперебродившее. А голова в сумасбродство впала. Нашептывать принялась, что хватит мозги полоскать: обманщик обманщиком и останется.

Короче, вспрыгнула Забава на Вальдемара, ногами его обхватила, а сама как начнет ему моську расцарапывать — ну чисто кошка дворовая. Альв такого поворота сюжета ожидал. Чего хошь нечисть выкинет — она ведь без логики. Вот как давеча на жениха в объятиях душила, народ напужала. Даже дракон глаза скосил. Посему Вальдемар схватил любовницу за запястья, вжал в стенку узорную.

— Совсем рехнулась? — спросил строго.

— Ах ты похабник! — Забава пыталась извиваться, щеки ее алели, прическа пришла в негодность и растрепалась, как у девки дворовой, что первый раз на сеновал отправилась, а там внезапно любиться передумала. — Я папеньку позову. Ты у меня еще получишь. Съем тебя с гостями, а косточки в саду закопаю да яблоньку выращу. С вас, альвов, чудные молодильные яблочки получаются... А-а-а-а!

Кричала, значится, черная ведьма, а сама так жаром любовным и пыхала — ну, настоящий самовар. Никто перед таким желанием не устоит. Вот что платье волшебное с колдуньями творит. А коли одна половина любит, а другая крепко ругается, медлить нельзя. В общем, быстро у них все произошло — по наитию. Запыхались. Раскраснелись. На пол повалилися и давай часто дышать и переглядываться — молниями кидаться. Черная ведьма никак в толк взять не могла, от чего это она запросто этому альву отдалась... И вроде вот тут понит, вот тут...

А Вальдемар сомнений красавицы не развеивал. Что значит удалец! Свое получил, удостоверился в неотразимости и успокоился. Никуда Забава не подевается. Начал одежду на себе выправлять да суетливо собираться по-быстрому смыться. Как-никак конкурс намечается!

А тута шкаф давешний из-за угла вырулил. Остановился всей ширью, путь перегораживая колдунишкам, что угощения новые гостям несли. Замычал насмешливо.

— Что это вы по коридорам валяетесь? — спросил, дверью черной помахивая, словно веером.

— Ничего, — огрызнулась Забава, чулки кружевные повыше натягивая. — Чё уставился?

— Да, — поддакнул Вальдемар. — Скажешь кому, ножки пооткручиваю, двери с петелек спущу!

— Ой-ой! Напужали! — басом заухал шкаф. — Давно про ваши оргии слухи идут... Тута, на неделе, на платном канале зеркала древнейшего, серию про вас очередную показывали. Я потом полночки сочинял стихи про прекрасные ножки. А еще мне очень нравится, когда Забава матком увлекается. Эх, вас бы в зеркальное шоу... Так и вижу название — "За зеркалом!" — хохотнул еще раз и порулил мимо.

— Иди-иди, идейное позорище конструктивизма! — ругнулась Забава и резко встала. — А с вами, Вальдемар Вальдемарович, мы еще разберемся, — Косу за плечо забросила, грудь колесом выгнула и гордо в банкетный зал возвернулась.

А тута уже пьяные гости столы в стороны раздвинули, место для первого состязания освобождая. Колдунишки специальное возвышение наколдовали для первого дефиле. А над ним огни разноцветные крутятся — жучки-огневечки в стайки сбились, атмосферу нужную навевают.

В отдалении вроде как ширмочка появилась, за нею — шум, гам... Короче, приготовления. Колдунишки туда так и влетают, так и вылетают... Лица у них серьезные, а на губах ну совершенно бесстыдные улыбочки.

Забава прямяком к загородке этой направилась, любопытства не сдерживая, но путь-дорогу ей толпа дамочек возбужденных перегородила. Вернее, стояли гостьи разных рас и конфигураций к черной ведьме тыльной стороной и пытались сами в ширму заглянуть, но мешала им прозрачная стеночка волшебства эльфийского. А девушки все не унимались, требовали немедленного начала представления. Подпрыгивали, кричали, переходя то ли на ультразвук, то ли на вопли звериные. А вы чего хотели? Ведь неЛюди!

— Пропустите участника! — прямо над ухом голос красавца альва прозвучал, как горное эхо. И в душе у Забавы случилась настоящая лавина, которая хотела поглотить ее целиком. Только в толк никак не взять, почему противоречивая она такая сегодня. Может, вина сладкого перепила? Или салата с раками-свистунами перекушала?

— Ой, девочки! Вальдемар Вальдемарович! — заголосила толпа. — Ой, какой!

И давай шуметь... И всячески альва приветствовать. Особливо поцелуев воздушных много послано было. Потому как никто не решался без соизволения дотрагиваться. А то ведь альвы скоры на проклятия.

Вальдемар тоже себя во всей красе показал. Остановился, во всю белозубую ширь улыбнулся, бицепсы напряг, покрутился для большего эффекта... Приятно столько внимания. Не конкурс в этот раз, а сказка... И конкуренты — прям смех! Ну, эльфы еще ладно, красивые, статные, искусства разные знают... А вот что умеют орки или там гоблины? Хммм...

— Барышни все мои победы посвящаю вам! — альв прям расплылся от удовольствия. — Ждите начала, и я еще не раз удивлю вас в волшебный час конкурса...

— А ведь говорят, он в сотый раз победил в прошлом году... — зашептала на ухо Забаве знакомая темная феечка, которая промышляла смертью. — Приз-то непростой! Сам великий Шкаф его создал, наделив способностью делать обладателя неотразимым.

— Да ладно, тут шкаф этот бесовской платье мне волшебное продал, так оно вообще не действует, — поджала губы Забава недовольно. — Второй день его ношу, и ничего.

Феечка на черную ведьму долго так посмотрела, в глазах ее, свет не отражающих, мелькнуло тайное знание. Она понятливо закивала и кривехонько усмехнулась:

— А ты инструкцию читала?

— Зачем она мне? Сама разобралась. Чай, не управление ступой-скоролёткой!

— Да, — феечка закачала головушкой. — Ну, сама-сама... — и быстрехонько растворилась среди гостей, потому как сразу поняла, что платье наоборот совсем работает и вроде как против хозяйки. Это обстоятельство почему-то так сильно заинтересовало маленькую волшебницу, что она сразу же подрулила в полумраке и суматохе к волшебному шкафу и незаметно влетела тому в дверцу для тайного разговора, о котором мы пока вынуждены промолчать.

А пока вернемся к конкурсу. О великие темные леса, о широкие черные болота, о кровавое заходное небо, о бездонные озера и моря! Свет еще не видел такого эльфийского конкурса красоты.

Первым номером состязания у древнего Светлого значилось дефиле! То есть, как это по-нашенски? Проход перед строгим жюри, которое должно поставить оценку — от единицы до десяти. С обязательной десяткой и обязательной единицей.

В жюри сидели колдун Черномор собственной персоной. Лицо, совершенно не заинтересованное, но и в красоте мужской мало понимающее. Затем Светлый, постоянный член жюри и по совместительству глава всего эльфийского рода, а значит и председатель жюри. Затем старый дракон, который недавно служил венчальный обряд. Насколько он был адекватен, вообще сложно сказать, потому что смотрел все время дефиле совсем в другую сторону — в сторону шкафа. И ухо его соответственно развернулось, как локатор для полного соединения с соседней линией. Далее в списке значилась парочка эльфов, несколько колдунишек с высшей квалификацией. Об их ориентации в этом мире, пожалуй, мы тоже промолчим. Ну, и последней восседала птица. Не, не попугай, а неизвестно откуда взявшаяся сорока, которая прям горела от нетерпения и скандировала немедленно начинать.

И вот под общий шквал голосов возбужденных дамочек, на подиум первым вырулил красный гном в красном жилете, обтягивающих черных кожаных штанах, с топором наперевес. На его непропорционально большой голове красовалась красная же шапка. Гном взглянул с озорством, отклянчил "Ж", не подумайте, что красную, и почапал по подиуму прямо к столику жюри, сопровождаемый улюлюканьем, аплодисментами и прочими выражениями эмоций.

— Апокалипсис, — себе под нос прошептала Забава, округляя прекрасные глазки.

— Не, инновация, — воздел кверху пальчик мимо проходивший колдунишка. — Деньги вложены, деньги запачканы, деньги требуется отмывать...

Черная ведьма в ответ цокнула язычком. А сама вовсю смотрела на нового участника — молодого дракона, который в этот самый момент пустил под потолок эротично завитый язык пламени, который моментально превратился в танцующих байадер. Дракон еще долго махал гостям хвостом, ублажая девиц посылаемыми во все стороны возникающими из ничего цветами, а потом был изгнан со сцены за превышение лимита времени.

Меньше всего на сцене задержался первый из орков, который возомнил себя героем-любовником и принялся стаскивать на публике всю одежду, вплоть до нижнего белья.

Под бурные призывы дам орк начал так бесстыдно исполнять народный танец похоти, что даже видавший виды Черномор, покраснел, как скромная девица на выданье.

Но и феи, те что мужеского полу, не были такими уж скромниками. Они вырастали до нормального росту, чтобы показать, какими могут быть интересными любовниками на досуге. Один прям спрыгнул в толпу уже перевозбужденных красоток да так и сгинул среди нее...

Следующим на сцену выплыл один из многочисленных эльфов, которые, видимо, еще наряжались за ширмой. Черная ведьма пыталась представить, как эти высокие стройные красавцы выходят на обычных конкурсах красоты один за другим, ничем внешне не отличаясь. Гипотетически пыталась представить себе задачу, как бы она сама выбирала победителя, и продолжала теряться в догадках. Этот эльф с голубыми глазами, белыми волосами, в белых одеждах, рассыпающих брызги звезд вокруг, плыл над подиумом, завораживая зрителей несомненной красотой и холодностью. За ним выходили еще такие же несколько близнецов... Улюлюканья смолкли... Остались только глаза... В какой-то момент Забаве показалось, что вот-вот она уснет под шелест одежд и едва уловимое пение волшебства, когда внезапно на подиуме показалась знакомая фигура — лорда Арка.

Мальчишка сделал нерешительный шаг вперед. И почти сразу оказался под яркими светоиграми резвящихся наверху жуков. Черти конопатые! Во что эльфы нарядили жениха! Какую ему прическу сделали! Ни в сказке сказать, ни пером накалякать... Прям провели полную стилистическую обработку. На то ведь и эльфы, чтобы за всеми следить и верный путь в жизни указывать.

Забава то ли от платья безобразного прям вся воссияла, то ли обалдела, красоту такую человеческую узрев, но тут и она не удержалась, на месте запрыгала, руками замахала:

— Аркашенька, душенька мой! Ах! Ах!

А над ухом опять колдунишка встрял:

— Марафету мужичку навели! Тьфу, голубятки!

13

Проснулась вся честна компания после бессонной ночи позднёхонько. Валари только когда солнце в окошко начало озорно так сиять, услышала, что у печи вроде как кто-то шевелится, посудой гремит. Глаза продрала, а это Маргаритка босая да в рубахе воду пьет из плошки. У самой-то глазенки-то закрытые. Значит, спит на ходу.

И то, вчера по полю вкруг всю Калиновку обошли, камни пересчитывая. Изгваздались, устали... А крыс все не унимался. Про инвентаризацию глаголил.

Орчиха выяснять, что это слово обозначает, не собиралась. Но с великим облегчением вздохнула, когда наконец на крыльцо поднялась, а потом на печку взобралась. Она уже практически не слышала — ни дома, возмущенного долгим отсутствием, ни Ленивого Крыса, пытавшегося определить по памяти, какой из валунов больше на камень силы похож... А вспоминала золотую макушку лорда Арка, что теперь томится в плену у черной ведьмы. Вот появится он на пороге... Вот повыдергивает она ему за все злоключения волосья. И так увлеклась своими размышлениями, что не заметила, как уснула. А тепереча утро позднее правит.

Орчиха ноги вниз спустила, в сапоги сунула, в огород направилась до домика неизвестного архитектора, чтобы там уединиться и о смысле жизни на досуге подумать.

Пущай други поспят, а то вон какие суматошные!

Сидит, значится, со старым столичным журналом, на первой странице которого сам князь Горох во всей красе представлен — с короною и при красном кафтане, прошлогодние новости про суперский урожай читает... А тут за забором вроде как бабский визг и вроде как двойной...

Валари в щелочку-то глянула. Точно! Стоит на дороге дородная баба, а рядом с ней порося огроменный, розовый... Просто неприлично розовый. Баба руками машет, порося вроде прыгает и пляшет. Вот те раз!

Закончила по-быстрому дела свои... Вылезла на свет добрый. Глядит, уже и гном на заборе повис вместе с Маргариткой. Вчера только ограждение поставили, так эти "дети" и тут все сломают.

— Чудище! Чудище след оставило... — баба ведерки в траву покидала, ладошки к пухлым щекам прижала. — Ох, беда на нашу деревню! Беда неминучая. И гром среди ночи с землетрясением... Видать, скоро потопчут нас великаны. Захватят князя батюшку в заложники...

— Да ладно вам, тетя Дуся! — Маргаритка пыталась успокоить взбудораженную женщину, которая с ужасом смотрела, как ее свинья в образовавшейся от следа луже устраивает себе водные процедуры. — Вот и животине нравится. А что гром, так это мы ночью укрепления волшебством вокруг деревни ставили... — сказала, а сама ногой по лодыжке Крохи заехала. — Правда, ведун?

— Точно так! — авторитетно заявил гном. — Всю ночь трудились, чтобы никто по осени в наше славное село не проник. Времена неспокойные.

Свинья в ответ довольно хрюкнула, а Дуся передник поправила и недоверчиво так на Маргаритку с гномом посмотрела.

— Чего брать у нас? Урожай плохой! Десять дворов осталось... А, вот как появился в нашей деревне орк, так все эти безобразия и начались.

Валари, что теперь к забору подошла, брови свела да лысую головку пригладила.

— Предпочитаете от мертвяков прятаться, тетя?.. — хотела вежливо обратиться, но не нашлась. Как же эту Дусю называть? Дульсинея? Дусильда?

— А-а-а, ваши укрепления все входы-выходы перегородили... Мужики с утра пытаются камень хоть один сдвинуть. И что? Щас придут к вам за выяснением соседских отношений! Не, в деревне поселились, а теперь чудят... Для чего мы ведуна нанимали? Чтобы от нечисти обрегал да в делах хозяйственных помогал, а он... — и как внезапно даст Крохе смачную оплеуху.

-Э, — Валари за руку бабу перехватила, — попрошу ведуна нашего не обижать. А с камнями да следами мы сегодня разберемся. Вы лучше за животиной следите, а то она вон уже яму к нам роет.

И правда, свинья, увлеченная помывкой, теперь активно копала лаз в огород Маргаритки. Конечно, оно и понятно, нечего девчонке таскать с собой большую да вкусную морковь. Ишь, как животина зарядилась! Пяточком активно работает.

И тут гном внезапно заорал "Эврика!", подпрыгнул в два своих роста, чмокнул Валари в щеку, перевалился через забор и повис на бабе, которая никак не могла понять, чего это так ведун радуется. Ведь она вроде как ругаться пришла...

— Живем! Слышите! Живем. Будет у нас колхоз а ля Калиновка! Вот вам мое гномичье слово...

Не, что тут началось! Валари думала, что вчерашний вечер — предел всех ее страданий и неясностей. Но продолжение превзошло само себя. Это вам не с нечистью всякой за денежку биться. Это просто жизнь! Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

По правде сказать, лучше бы она действительно вчера с темной силой поборолась, чем теперь в деревне с кучей сумасшедших оказалась запертой. Или не говорил великан, что камни вроде как пропускать всех своих будут?

— Не хочу слушать ничего... Никаких больше идей! — Валари взяла руки в ноги и прямиком к стене отправилась, чтобы теорию свою проверить — неужто правда тюрьма?. А за ней гном в нижнем полосатом белье, продолжавший кричать что-то про великую идею, про богатство и про торговый путь. Следом бежала Маргаритка, навзрыд ревевшая и, видимо, решившая, что сейчас орчиха уйдет. Их обоих Валари не слушала, отмахивалась, как от назойливых мух.

А когда заприметила вдали гудящую кучку мужичков в простых кафтанчиках, сразу свернула к ним.

— Открывается? — басом рявкнула она издалека.

— Нет. Твою мать, — отозвались людишки.

— Таааак! — Валари обернулась и сверкнула глазами на гнома. — Молчи, а то голову оторву! — И рванула вперед с намерением врезаться в преграду: — Посторонись, народ!

Набирая ход, орчиха зажмурилась. Ать-два, ать-два! Оглянулась, а уже она на той стороне, на самой кромке леса. Вот и дорога под камни уходит. Там деревня. Что за чудеса?

Орчиха обратно шагнула, ручищу к стене потянула, и та внезапно частично пропала... Стоят мужички на другой стороне посередь дороги, удивляются... Чудеса...

— Похоже, только ты ворота открыть можешь, — гном подбоченился. — Только меня тут никто не слушает! И идей моих всерьез не воспринимает... Ты чего, решила, мы тебя силой удерживать будем? А что ты нас безо всякой помощи оставляешь — это хорошо? А что мы тебя, можно сказать, полюбили, это ничего не значит? Да нам тепереча такая поддержка нужна, чтобы из сказки быль сделать!

Мужички согласно закивали. Видать, быстро смекнули, что без соизволения Валари не выйдут на свободу. А орчиха, вспомнив вчерашний гудёж темной армии, стала напряженно оглядываться. Нет, не видать врагов. Солнышко осеннее припекает. Деревья в наряды праздничные оделись, приветливо так машут. Речка недалеко черными огнями поблескивает, дорога вьется, манит в путь-дороженьку. И внутри все говорит: не домоседка ты, Валари! Не привыкла ты к жизни оседлой. Не твоя это деревня. Людишек никогда не любила... Дела всегда злые творила... А тут? Что ты здесь с этими калеками да компанией патриотически настроенной делать будешь? Правильно крыс сказал... Ох, правильно!

И тут на глаза опять попалась Маргаритка, и вновь орчиха про мальчишку вспомнила.

Стоит девчонка, косы растрепанные, сапоги на голые ноги, рубашка ночная по подолу грязью измазанная, сопли утирает. Беда, не ребенок! Обещала последить, оберечь... Тьфу! Что же ты такая долгом ударенная?

Шагнула обратно, замкнула камни.

-Хорошо, говори про свою "эврику" или что ты там придумал?

Гном сразу воссиял:

— Знал, что ты не уйдешь... Сколько вообще можно тебя уговаривать? А задумка моя вот в чем...

Ни за что не догадаетесь, чего Кроха задумал, ни с одного, ни со ста раз. Даже если на свинью хоть целый день глядеть станете, мысля эта вам в голову не заедет.

А придумал наш великий ведун следующую штуку — МЕТРО! Вот так-то... Так и заявил:

— Копать будем. Дорогу подземную. До самой столицы... А знаешь, сколько путей торговых захватим? Не счесть! Денег валом получим. И выезжать через камни будет не нужно, коли ехать далеко. Ведь вечером силушки темные пробуждаются... Небось и сейчас по лесу спят.

Мужики разом оживились. Загоношились. Вот тебе раз... Такая удача...

— Как же мы построим такую длинную дорогу? У нас ни средств подручных, ни рабочей силы... — заспрашивали они. Но прямо в этот самый миг на дорогу вырулила румяная тетя Дуся со своей ручной свиньей. Свинья идти не хотела. Упиралась. Задницей толстой назад пятилась, но и Дуся не отступала.

— А вота! — победно заявил Кроха. — Вот мое изобретение! Волшебная армия свиней! Чего уставились? Рты пооткрывали? Думали, я сам вам все выкопаю? Нетушки.

Долго метро копается, но сказка быстро продолжается. Кому интересно на чертежи посмотреть гномичьи, добро пожаловать в музей, а мы тут про события не забываем, а про метрострой задачи писать не ставили. Подумаешь, свиней волшебным усом размножил, а вместе с ними случайно и тетю Дусю... Подумаешь, стала каждая тетя Дуся своей свиньей командовать! И такие ошибки случаются...

Но и свиньи, и Дуси резво за дело взялись, метро строить то есть незамедлительно. Двух недель не прошло, как дорылись из лесов Муромских до столицы. Свиньи, значится, копали, а Дуси укреплением да отделкою занимались. Удалась, одним словом, ЭВРИКА.

Валари в дела гнома не встревала, все это время в домике на краю деревни отдыхала. На плюшках да супах знатных отъелась, раздобрела... А потом и вовсе с Маргариткой консервированием занялась. Девчонка только радовалась, лишних вопросов не задавала, хотя должна была. Посадила на подсобные работы орчиху — яблоки резать. А Белобоку вообще — косточки из вишен вынимать. Сама варенье варила и с удовольствием сказки Лейзирета слушала, что неизвестно откель книгу старинную приволок, дабы девочку азбуке обучать.

Но идиллия длилась недолго. Однажды поздним осенним вечером прибежал Кроха, кинул на пол шапку и гордо заявил:

— Не верили в меня! А я сделал! Сделал чудо-дорогу... Сам, безо всяких там родственников гномов... Они мне не чета... Осуществилась мечта, так сказать! Теперь я не просто гном, а гном-первостроитель.

Ленивый Крыс в это время как раз ночную историю читавший, очки снял и головой покачал:

— Какой же вы грязный, батюшка Кроха! Вам бы в баньке попариться...

— Не сейчас, — возбужденно оборвал гном. — Идемте смотреть скорее...

Валари, сильно заинтересованная, лежание на печи сразу прекратила. Засобиралась. Но дом почему-то начал возмущаться, что небезопасны пещеры эти ужасные, что обвалов случается у дурацких гномов премножество. Что не позволит такой распрекрасной и ценной во всех отношениях орчихе в пустоты спускаться!

Белобока полностью духа охранного поддерживала:

— Где ж это видано, чтобы под землею мотаться? — зачастила она. — Пусть сам по своим дорогам подземным ездит, а мы тут, на солнышке, поживем еще... Ни к чему нам насиженное место покидать... У меня птенцы скоро появятся... Не пущу! — залетала вокруг орчихи, крыльями забила.

— Кончай демагогию! — пригрозил Лейзирет. — Как же вам не стыдно? Панические ваши заявления — обыкновенная фобия. Надо обратиться к специалистам. А не скидывать на других.

— Вот и не фобия! Говорят, у прошлом году в горах орки в подземном городе у гномов террористический акт устроили, взрыву вот такую... Вулкану пробудили. — возмутился дом.

— Здесь у нас только один орк, — усмехнулся крыс, который тоже явно собирался в подземелья. — Это наша глубокоуважаемая Валари. Так что, кто боится и имеет прочие основания для отсутствия присутствия на торжественном мероприятии открытия, попрошу написать официальный отказ и... — он задумался, — быть исключенным на этот вечер из рядов нашей компании.

— Хорошо сказал! — поддакнул Кроха. — Айда смотреть...

14

Тети Дуси встречали участников приемки пирогами с солью в дверях полезного сооружения, которое стало настоящим цивилизационным прорывом. Вход в метро был отделан красным мрамором (интересно, где Кроха его раздыбал?), везде висели круглые фонари с синим огнем внутри. Такие делают из глубоководных русалочьих кож.

А уж тама — под землей — творилось что-то вообще невообразимое. У Валари даже челюсть отвисла, потому что именно так она себе и представляла город гномов: великолепные залы со стройными колоннами и темные проемы туннелей. Соберутся гномы холодными вечерами и, видать, за огромным столом эль квасят...

— Вах, а ведь экзистенциальная работа! — восхитился Лейзирет, опережая всех и рассматривая себя в зеркальных полах. — Только как же мы собираемся путешествовать? Пешком по темноте до полного взаимопонимания что ли? — и посмотрел на Кроху с явным вызовом.

— Ничего и не пешком! Пошто обижаешь? — возмутился гном, прогоняя подальше неизвестно откуда выскочившую довольную свинью, которая вроде как приветственно хрюкнула и завиляла попой. — На карете самопередвижной поедем — в столицу.

— Ну уж ни за что! — это Белобока прижалась к Маргаритке, которая погладила по голове испуганную птицу.

— Не бойся, — прошептала девчонка той успокоительно. — Авось духи нас не утащут. И Валари рядышком... — видать сестричка Арка тоже сомневалась в безопасности волшебного сооружения, а потому поближе подошла к орчихе и взяла ее за руку. Не ровен час, погаснут фонари. — Заплутаем...

Валари на малышку посмотрела с пониманием. Люди всегда необычного боялись, и хоть и были любопытны от природы, но инстинкт самосохранения работал четко.

— Вота! — торжественно объявил в это время гном, подбегая к художественно выполненной длинной тачке, разрисованной всякими цветочками и птичками. — Смотрите, какую я передвижку смастерил! Не чета гномичьим, с тройным ускорением и почти мгновенным торможением. А еще — если постараться, можно перейти на сверхскоростной режим!

— Это еще зачем? — нахмурилась Валари. — Куды нам торопиться?

— Да не нам, а клиентам, — Кроха головой покачал. Вот ведь непонятливые. Выгоды не секут. Привыкли, значится, пироги только жрать да на солнышке последнем прогревать бока. — Садитесь ужо! К князю Гороху в гости отправимся. Я туды уже почти все село перевез для торговли свиньями, чрезмерно размножившимися. А то они хулиганистые слишком. Давеча самовольный туннель заложили.

— Может, не надо? — Маргаритка просительно на орчиху взглянула, а сорока вслед закивала так согласненько... И крылышками давай махать.

— Не, а мне нравится! — это Ленивый Крыс вспрыгнул в тарахтелку, поправил костюмчик и зыркнул на всех строго. — Бояться трудностей — не наш путь! — заявил он лозунгом. — Кто не пробует, тот не ощущает разницы...

— Ладно уж, — тяжело вздохнула Валари, от чего-то колебавшаяся перед так называемой "каретой". — Чего я только в жизни не видала. Авось и эту поездку переживу...

Она грузно вступила в тачку и села на бархатное кресло, которое спокойно могло еще вместить троих.

Маргаритка с Белобокой на плече продолжала мяться на зеркальном полу. Мысом сапожка девчонка рисовала кружочек. Не, чистое дитя! Что за капризы? Или домой, или в тачку... А то, вишь, решиться не может. От внезапного ощущения приключения кровь прилила к щекам орчихи. Да, засиделась она на одном месте с пирожками да плюшками. Так ведь можно и привыкнуть. И ничего, что по соседнему лесу зло какое-то настырное повоевать хочет. Подумаешь? Видали мы это зло в белых тапках. Мы сами такие же!

— Ну, ты едешь или нет? — Валари спросила как можно более грозно, а ей голосок тоненький из-за шиворота ответствовал:

— Едууу!

Ежи пьяные! Так то дух дома в кафтан забрался! Ишь, нашел место...

— Смотрите, мадам Валари, разговаривающую одежду не поймут, — авторитетно заявил Лейзирет. — Неизвестно, что еще произойдет...

— Ага, а вот орков с крысами по-людски балакающими они точно каждый день видят, — хохотнул гном бодренько. — Так шо? Едем?

— Ой, едем... — сглотнула Маргаритка, в тачку забираясь и нервно на сидении ерзая. — Как бы не свалиться... Костей не соберем.

— На этот случай у мя волшебное средство есть — задвижка. — гном тоже сел рядом и откуда-то сверху спусил железный полукруг, который зажал всю компанию в тесные объятия. — Внимание! — скомандовал он. — Первая карета метро отправляется... Прошу всех схватиться за поручни! — сказал, пошептал, ус дернул и...

Следующие пятнадцать минут Валари могла вспомнить с трудом, потому что передвижка почти сразу набрала скорость, сравнимую... с ураганом! Если бы на голове орчихи были волосы, они бы встали дыбом, а так приходилось довольствоваться развевающийся косой Маргаритки и ее же писком "а-а-а-а-а, мамочки! А-а-а-а, спасите-помогите", сжавшим в маленьких ручонках свою шапочку Крохой, который демонически хохотал, Лейзиретом, что носился по "карете", почему-то вспоминая про какую-то теорию относительности и клял на чем свет стоит всех ученых, Белобокой, впечатавшейся в соседнюю стенку, закрывшую глаза и молившуюся сорочьему богу, и кафтаном, посекундно гудящим, как заправский мамонт. При этом передвижку крутило, колбасило, подбрасывало, переворачивало на рельсах, почему-то слившихся в одно с потоком фонарей.

Когда самодвижущаяся тачка внезапно остановилась, видок у всех был такой, будто они только что побывали на Лысой горе и тусовались там всю ночь.

— Осторожно, двери открываются! Станция прибытия — столица Гороховая. — объявил Кроха, откашливаясь. — Ну как?

— Клааааас! — пискнул Ленивый Крыс, спрыгивая на пол нового, темно-синего зала. — Просто звездочки из глаз и пар из ушей. Требую немедленного повторения!

— Не надо, пожалуйста, — просительно загудел из кафтана дух дома. — Я и так чуть не схватил воспаление нервных путей.

— Да уж, — ухнула вслед Валари и, качаясь, вывалилась на твердую землю следом за Лейзиретом. — Похлеще медовухи будет.

— Это ничего, а вот если включить на полную скорость... — махнул рукой Кроха и загадочно улыбнулся, заставляя друзей переглянуться с большим сомнением в его адекватности.

— Конечно-конечно, нам вот только не хватало этого, — Маргаритка начала обмахивать фартуком впавшую в прострацию Белобоку. — Вон до чего птичку божию довел? Не жалко? У нас всегда так, сначала сделают, а потом думают... Сначала всех птиц до обмороку, потом — живность в лесу переловить да повывести, потома леса пожечь да понастроить всякой гадости, а потома — вообще от перезагрязнения эколоХии помереть. Не бойся, Белобока, это все мальчишки такие! Они деток не растят. Они в стройки да войнушки играют...

— Да, и правда, чего с этих баб взять? — возмутился гном. — Никады не заценят! Все им по башке настучать сперва! А не нравится, не садись в кузовок! Вот!

— Ладно, не возмущайся... — попыталась успокоить Валари, голова которой продолжала приятно так кружиться.

— Не, почему не возмущайся? Потом ведь спасибо скажут. Так нет, не разобравшись, обязательно ведь погнобят, попилят... Я, можно сказать, силушек положил... Проект единолично осуществил... Не, обиделся не на шутку...

Но, конечно, рыжий гном лукавил. Он вообще обидчивым не был, более того — прямо сиял от удовольствия, что затея удалась. А всякая затея всегда последствиями обрастает. То есть, кто ничего не делает, потом ни за что и не отвечает, а вот неспокойным-то больше всех достается. Мол, чего лезете, чего нос суете? Им тут либо почет и уважение, либо истязания и унижения!

Так вот, случилось второе. После удачной продажи ста тысяч свиней по сходной цене, проведал народ столичный, который никаким чудесам не удивляется и неЛюдей не сторонится, а даже интерес к ним нездоровый проявляет с пощупыванием да посматриванием, что под землею метро есть волшебное и что доставляет оно в пять основных городов человеческих, да в сотни деревень полустаночки имеет... Лосевы погонялки! Что началося! Тети Дуси не успевали билеты продавать. Пришлось предприятие расширять: новые "кареты" стругать, новых билетерш колдовать и метро в разные стороны докапывать.

Особо в будние дни много народу ездило. Как напрутся, как двери посносят, как по лестницам ногами затопают, чтобы на ближайшую тачку успеть. Как начнут дружка дружку мять... Вот и получается чертова мать! Ругань стоит, народ поспешает, места свободные занимает и еще стоя ехать умудряются. Тети Дуси порядок соблюдать сильно пытались. Ограждения ставили, чтобы пассажиропоток направлять в нужную струю. Люди, конечно, правила соблюдали, потому как надо ж на место быстрее попасть и время сэкономить. А потому шли они мощным потоком, как в последний путь, в очередь до "карет" выстраивались, чтобы впоследствии их атаковать и локтями всех растолкать. А некоторые индивиды последнего пути не соблюдали, через преграждения прыгали, от теть Дусь сигали, яки козлы горные. Тогда уж билетерши ловлю начинали. Поймают коль, за уши отдерут и в очередь возвернут. А еще баском кричат: "Ах ты, безобразник, куды лезешь? В очередь я сказала!".

Но это мы сильно отвлеклись на метродвижение, а про орчиху совсем позабыли. А ведь Валари у нас в интересном положении обреталась, но об этом совершенно не заботилась и не думала даже. Может, потому что просто верить не хотела, а, может, от того, что интересовалась людьми как представителями рода лорда Арка. Она три дня по столице ходила, шапку, что заставила гнома приобресть, на самые уши натянув, чтоб особого внимания не привлекать. Горожан повадки изучала, улицами любовалась забавными, игрушечными... Вот ведь как строят — без гвоздей. Деревянные дома, но словно кружевные. А самый красивый — у князя Гороха.

Князь-то Горох каждое утро при параде на балкон выходил терема и с народом здоровался. Народ-то ему кланялся. И с упованием странным верил, хоть и говорили все за глаза, что обворовывает князюшка людей нещадно со своим войском жадным. Но то ведь правитель! Может, средства на дело ратное собирает...

Орчиху процесс собирания казны мало интересовал и Горох тоже в число ее интересов не входил, а вот литература всякая очень даже полезной оказалась. Накупила Валари книжек с картинками про обычаи, про праздники, про искусства разные, сказки и былины загрузила на тачку, чтобы потом — в деревне, отныне родной ставшей, на воздухе вольном, читать цельными сутками. А как же, образование — это верный путь к развитию и прогрессу!

Но не тут-то было! Будь неладно метро волшебное. Прибежал Лейзирет через неделю, из столицы возвратясь с новыми костюмами, туркой, запасом кофе и сыра, и сообщил исключительно на ухо орчихе:

— Слышали, какая происходит штука? Камни наши дорожные территорию расширять начали. За время, что мы тут прохлаждаемся, отхватили почти все деревни по пути следования метро, а теперь на пригород столицы прут...

— Чего? Говори толком... Как это прут и каким образом расширяются? — Валари, все еще находившаяся под впечатлением от новой сказки про Колобка, написанной местным сочинителем, соображала весьма вяло. Сидела она в тот момент на крыльце и пила молоко, теперь знатно украсившее ее верхнюю губу белыми усами.

— Повторяю еще раз, наша стена новые камни по периметру наращивает, расширила территорию, недоступную для нечисти и подбирается к столице Гороха! — Ленивый Крыс почесал за ушком, повел розовым носом весьма недовольно.

— Почему расширяет? Кто велел? Кто позволил? — заморгала орчиха изумленно.

— Никто не позволил. Сама! Подозреваю, что выходы из метро заставили нашу стеночку расширяться... Мы, так сказать, незаконным образом землю человеческую прихватизировали... Доходит?

— Нет!

— Кошмар недоученности! А как Горох возмутится? А как пожалует к нам выяснять отношения? Это ж не тетя Дуся!!! Это правитель!!! Царь-батюшка! А? Ну, поняла?

Валари только икнула и плечами пожала. Ох, пристал... А ей спать охота, и в теле расслабление. Она вообще сейчас мечтать намеревалась...

— Да, вот что с беременными говорить! У них вообще нету логики, — встряла Белобока, спрыгнувшая с ветки... — Я вот еще когда яблоки час назад собирала, видела, как князь Горох из метро нашенского вывалился со всей своей свитой... И ничего. До сих пор не пожаловали... Может, он про камушки ведать не ведает... А просто так, на экскурсию прибыл...

Лейзирет за сердце схватился:

— Так я и знал, так и думал! Избавились от сил черных на время, так теперь с нас шкурку человечишка стянет! Не видать нам богатства, не обеспечить повелителя достойным наследством!

15

Как на свадебке да на темной проходил мировой конкурс эльфийский. Как участвовала в нем вся нечисть темнозёмная. Участвовала, прихорашивалась, красоту да удаль показывала. А в то время, как нечисть красовалась, во шкафу волшебном феечка темная разговор вела. Не сама с собой, как вы подумать могли, а именно со шкафом самим.

— Что же это такое в государствах наших делается? — спрашивала, темными искорками поблескивая, черными глазками посверкивая.

— Дело темное, непонятное, — отзывался шкаф тихонечко. — Неспроста мальчишка волшебный во краях этих оказался. Слыхал я из верных источников, что заманила его черная ведьма на тайное слово, а провожатым на свадебку была известная наемница Валари. Полукровка.

— Ох, не нравится мне аура этого праздника... Я первая в царство Черноморово прибыла, каждый кустик исследовала. Полдня в кладовке просидела, колдунишек подслушивая. Много чего интересного выяснила...

— Это ты про любовничков тайных — Вальдемара и Забаву говоришь? — поинтересовался шкаф лукаво. — А то и я знаю. Давеча видел, как они в коридоре страсти придались запретной.

— Нет, дружочек мой двухдверный, узнала я про то, что прямо под дворцом шевеление началось. Земля так и колышется. Уж сдерживают ее колдунишки, стараются, чародейством да магией занимаются... Потому как терем дорогой, денег в него вбухано ого-го!

Шкаф протяжно загудел, как иной раз самовар шумит, чуя опасность великую. Темнота его внутренностей синью озарилась.

— Что это ты подразумеваешь? Какую подоплеку зришь? Нет, не может того быть! Не может шевеления произойти...

— А вот как и может! Здесь отголоски одни гудят, а вот ближе к горам... — заливисто засмеялась фея, но в веселье ее чувствовалась изрядная доля перца. — Привыкли мы слишком, что все у нас гладенько да гаденько. Что делишки черные делаем без оглядки. А оно вот как — пробудился Гора Горыныч.

— Не могёт такого произойти по определению. Гора Горыныч только если повелитель темный на свет зародился глаза отмыкает, а его еще даже не зачали.

— Дурень ты, шкаф. Заторговался, очевидного не замечаешь, на мелочи растрачиваешь драгоценное внимание. Знаешь, что мне дракон на ухо шепнул, когда церемонию свадебную проводил?..

— Что же?

— А то! Беременная Забава... Одну луну так это точно...

Шкаф икнул. Заскрипел нервически, подобрался весь и изнутри как будто уменьшился.

— Так значит мальчишка обманул нас... Нас, черномагов, в N-поколении! Ну, я ему задам! Я ему голову оторву... Я его...

— Не кипятись, Шкаф Шкафыч! Сперва надо выяснить, кто повелителя в себе носит... Потому как заклятие точняк свершилось...

— Опять феевские штучки! Откуда ты все знаешь?

— Обыкновенная логика — она основа всей магической деятельности. Сперва учишь рецепты и заклинания, потом изучаешь деятельность противника, затем стратегически продумываешь мелкие и крупные пакости. Ты вообще где учился?

— Не учились мы, нас великий маг сотворил... Я же предметнонастроенный... Дитя так сказать прогресса. Самообразующийся и самопочиняющийся.

— Это тебе в деле не поможет. А если проследить логическую цепочку событий, все становится проще пареной репы, — авторитетно заключила фея, летая по шкафу в некотором волнении. Крылышки ее при этом трещали, как у ядовитой жужелицы. — Горе Горынычу не понравится наша безалаберность, наша неумелость в решении важнейшей стратегической проблемы. Он проснется и спросит — где вы были, когда повелитель родился? А еще он спросит, каким образом теперь повелителя обратно заполучить и как заставить себе подчиняться, чтобы все по-прежнему текло... А еще...

Шкаф внезапно начал напевать, вероятно, пытаясь не слушать фею. От страха снаружи он стал совсем синим, с яркой позолотой. Даже дракон, что весь разговор подслушивал, сидя в жюри, понял это незамедлительно. Да и как не испугаться самого Горы Горыныча? У него силища небывалая, у него магия древняя... У него все вокруг враги, коли ему не подчиняются. И общается Горыныч только с богами древними, да и то свысока. Даже Кощей с Мореною его опасаются, что уж говорить о народцах помладше!

— А я-то в чем виноват? Что пугаешь шкафчик? Шкафчик торгует, никого не обижает...

— Конечно, тебе на сохранение Горыныч вещицу одну волшебную оставлял, что властелину понадобится... А ты что с ней сделал?

— Так ведь скоко времени минуло с тех пор. Ужо все плесенью поросло. Да и не обещался я постоянным складом работать. Меня арендовали на тысячу лет, а та "тыща" давно истекла... За давностью времени...

— Молчи, оболтус! — пискнула грозно фея. — Не видишь, я думаю! Мне еще с другими членами объединения работать плотно. А тут ты платьями волшебными истину прикрываешь да еще нечисть нашу, кровную, какой-то хулиган человеческий в своих целях использует. Ты посмотри на этого Арка. Это же прохвост... Ему маг голову задурил великой целью. Он теперь, как утка, от гнезда нас отводит. Хочет из повелителя дурачка сделать добренького... У-у-у-у, человеком его сделать хочет!

— Предлагаешь его убить? Уничтожить? Заточить в самую страшную крепость со всякими слизнями и пауками?

— Без фантазии подходишь к делу, — покачала головкой феечка, садясь на верхнюю полку и свешивая вниз прелестные ножки. — Сначала понаблюдаем за женихом со стороны, а в нужный момент уж я придумаю, что такого с ним сотворить. Ну а тебе, Шкаф, советую узнать, что происходит с Горой Горынычем. И без промедлений. Ах да, и вещь волшебную выменяй обратно. О месте общего собрания сообщу дополнительно.

И феечка скользнула в щелочку навстречу рукоплескавшей толпе, встречавшей лорда Арка во всем эльфийском великолепии. Да, эльфы не пожалели частей своих нарядов на мальчишку. Уж расстарались по-свойски. То ли процесс их этот сильно увлекал, то ли впали в добродушие, но выглядел женишок великолепно. Волосы ему причесали, уложили витиевато. На пышную белоснежную рубаху из тончайшего льна натянули тугой камзол самого моднейшего заморского фасону — фасоны эти эльфы из книжек навыдирали иновременных, из далекого будущего. Вот уж где действительно кипела жизнь. Не то что здесь, где и книгопечатаньем не пахнет отродясь, а только колдовством, по старинке сотворенным.

В общем, выглядеть мальчишка мог по первому классу. Тут и молодость, и стать свою роль сыграли. И харизма в дело пошла. Единственное, что Арк не умел, так это по подиуму ходить. Встал чего-то, по сторонам озираясь с недоумением. Разглядывал нечисть странным взглядом, вроде как сожалеющим. Действительно, по человеческим меркам, чему радоваться? Клыкастости да страхолюдству?

Это, конечно, к эльфам ни в коем разе не относилось. Они — красавцы знатные. Ну да вы сами знаете!

Только, значит, мальчишка шаг вперед сделал, как присело ему на плечо что-то маленькое, черное и блестящее, образом дивным поражая и от действительности шепотком нежнейшим отвлекая:

— А вот скажите мне, любезный женишок, когда это вы обманывать научились так по-нашенски, по темному?

Арк ничего в вопросе крылуньи не понял и даже как-то оробел от такой прямолинейности.

— Кого же это я обманывал? — вопросом на вопрос ответствовал он.

— Да есть уже пострадавшие, — усмехнулась феечка, крылышками помахивая и глазками посверкивая. — Давеча вот дракона премудрого пытались обмануть. А еще невестушкой при помощи колдовства крутите. Нехорошо поступаете с народом нашим, доверчивым пуще до людского вероломства.

— Какое такое вероломство? — уголком губы возмутился Арк, по подиуму вышагивая шагом размашистым, деревенским. Со стороны оно смотрелось, словно мальчишка рожи публике корчит, а вот феечку во всем блестящем великолепии совсем видно не было.

— Не прикидывайтесь, юноша! Я хоть ростом и не велика, зато магии во мне на тысячи лет накопилось. Я, может, сразу поняла, что глазки у вас вовсе не янтарные да с вертикальной полосочкой... Есть такая технология, что стеклышки тончайшие да изгибчатые делает. Вот ими вы и воспользовались для обмана. — грозно так сказала, а лорд прям на ровном месте спотыкнулся. — Тепереча меня, конечно, вопрос не этот волнует... Так что... отвечайте по-доброму.

— Ну, нацепил стеклышки! Запрещено что ли? Я, может, невесте понравиться хотел... А вот угрозы ваши совершенно мне непонятны! Каким это образом вы навредить мне собираетесь, если ваш же верховный маг предзнаменование начертал в книге судьбы и наградил меня системой волшебной обороны, которая голосовой аномалией проявляется?

— Глупенький! — феечка ладошечкой по щеке мальчишки провела. — Слышит звон да не знает, где он. Слушать внимательно не значит знать начертание до конца. А говорится там следующее, любезный женишок, что как свершишь главное свое предназначение, как закрепиться жизнь повелителя темного, так и потеряешь ты все свои волшебные защитные АНОМАЛИИ... Понятно?

Арк на каблуках на возвышении развернулся, а зал в нем от ширящихся в голове сомнений вдруг потемнел. На мгновение пропали гул голосов, музыка, жюри внимательное за столом, распивающее хмельные напитки. Осталась только маленькая такая черная феечка, что сейчас выросла почти с человеческий рост и стояла напротив, загадочно бровями поводя.

— Предлагаю вам, юноша, сделку! — сказала она ласково. — Вы мне выдаете девицу, которую обрюхатили, а я вам — полную свободу действий и молчание с моей стороны.

А вы как думали решаются высшие судьбы мира? Точняк, заранее. Вот повелитель еще не родился, а за него борьба такая началась. И все почему? А потому... Кто влияние имеет, тот музыку и заказывает. Это у людей про денежки поговорочка применяется, а в среде, где богатства куются при помощи магических умений и философскими камнями каждая дороженька усеяна, главное — это влияние.

Человеческие эмоции, привязанности, сомнения — какая глупость! Любовь? Да сказки не рассказывайте... Придумают же всякое! Вы на лорда поглядите и сразу все ясно станет. Маленький, щупленький, косточки сахарные, человечьим духом пропитанные, кожа тонкая, кажется, вот сейчас пальцами щелкни, и превратится он по велению во что или кого угодно. Только волю дурацкую не сдвинешь, рот правду без принуждения глаголить не заставишь. А фея ох как этого не любила... Не зря — член тайного магического совета во главе с Горой Горынычем.

Тут с людишками надо и кнутом и пряником. Пряник — послаще, кнут — потоньше. А лорд улыбки на лице не теряет, паузу тянуть продолжает. С ответом не торопится, напрашивается... Ох, хитер! Видать, театральному действу у греков учился... Вон, козлище, как в позу встал: ножку отставил, руки в боки, голову гордо задрал. Сдаваться так просто не собирается. Осыпать бы его сверху для острастки искрами. Но феечка не такая... Она заранее все продумала. И не зря сейчас так напирает...

— Значит, не скажешь? — губки маленькой волшебницы стали фиолетовыми, а потом — зелеными.

— Никогда! Видал я вас всех...

— Тогда смотри, красавчик... Берегись! Всюду за тобой следить будем... Всюду найдем... И нападем — ВНЕЗАПНО!

Крыльями замахала быстро, взлетела к потолку и исчезла, только свечение осталось невообразимо прекрасное. Публика, совсем другую картину до этого момента наблюдавшая, так и ахнула... Сначала пропал жених прямо на возвышении, став на неопределенный промежуток времени прозрачным, а потом появился совсем в другой стороне зала в столпе искр. Вот уж кто-то из волшебников с эффектами подсобил...

Вальдемар за ширмочки даже губу нижнюю от зависти прикусил. Ладонь к кармашку верхнему прижал с веткой оливы. Надо же какой гаденький, хиленький, а уже союзников приобрел... Или ему Черномор трафит? А то зачем старику мерзопакостному конкурсы переносить? Небось решил подарочек Забаве преподнести капризной.

Но и эльф не дурачок, возьмет волю в кулачок! Он им все покажет! Он их в жгут тугой скрутит... Только держитесь!

16

Долго ли коротко ли, но затянулся конкурс красоты ажн на две недели. И всяко разно бывало, но Вальдемару один только соперник оказался — женишок новоявленный. До этого самого момента альв людей вообще не видывал, но первое знакомство оказалось прямо-таки роковым. То ли везло мальчишке страшно, то ли колдовство ему древнее помогало, коего просто так не учуешь, то ли все под влияние голоса волшебного попали, но жюри только и делало, что всячески Арка в лидеры выдвигало. Вот ведь, даже на стрельбе из эльфийского лука женишок так выстрелил, что стрелу-то предыдущую пробил. И где это про данный факт Вальдемар читал раньше? Вообще, редкий талант — стрелять столь метко научиться за короткий срок.

А тут еще, как на грех, Забава на контакт не шла. После кувыркания в коридоре встречалась с альвом исключительно при свидетелях, в несознанку ушла и предыдущие договоры все позабывала. Пуще всего Вальдемара данное обстоятельство злило. Ведь он надеялся заполучить с наследником лордовым власть небывалую, женить его на одной из трех своих дочек, даже с женами волшебными договорился потихонечку.

Вот где коалиция колдовская рухнет и можно будет ладошки нетруженые потирать да на врагов свысока поглядывать. Тут уж сам Гора Горыныч начнет здороваться и про здоровье спрашивать.

Ан нет, видать сговорились Светлый и Черномор заранее. А если знать, что колдун черный профессионально умеет подойти да обласкать, то большущую взятку верховный эльф получил. А иначе, почему у него мося такая довольная?

Ишь, международный конкурс! Видали мы вас в гробу в белых сандалиях, стразами украшенных! Сплюнул, подумал еще чуток, пошел на последнюю схватку. Остальные сильно загулявшие претенденты-гости давно отсеялись. Да, в финал прошли трое: Вальдемар, Арк и молодой дракон Тень... Вот и думайте теперь о приоритетах... Кто кому руку моет?

К тому же, само собой по закону подлости, завяла ветвь оливы, что все это время Вальдемара оберегала. Практически на голом энтузиазме придется выезжать. Уж таким альв воином и красавцем смотрелся на предыдущем этапе, где на крылатом коне обогнал даже рьяного до победы дракона. Уж так сверкал белозубой улыбочкой на конкурсе волшебства, когда из воды создал прозрачную птицу, что каждой барышне подарила по алмазу — слезинке прекраснейшего из темных альвов, Вальдемара Вальдемарыча. А теперь, когда так нужно, чтобы обаяние прямо-таки распирало и завлекало, утратила силу дурацкая ветка. Ну, ничего-ничего... Альв вошел в тронную залу, где уже собрались все гости и зыркнул на мальчишку, что сидел в обнимочку с Забавой. Тот тоже улыбнулся красавцу милой такой улыбочкой, моргнул янтарными кошачьими глазками. Ишь, человек, а верховный маг что учудил. Голос волшебный. Вот бы сейчас такой приобрести. Хоть на часок. Махнул плащом черным, гордо сел в другой стороне. Задумался о превратностях судьбы и о странностях, происходящих во палатах Черноморовых. Кажись, вот свадьба давно закончилась, а невестушка все в одном платье ходит. Днем тихая и покладистая. А ночью только и слышны молнии да ругательства из спальни молодых. Садо-мазо что ли они там практикуют с отягощением? И еще Светлый загостился в черном государстве... Все с Черномором обсуждения ведет про инновации, законы читает с великим интересом.

Снова на Забаву поглядел. Она к лорду прижалась, ручками белыми шейку муженька обвила, шепчет что-то на ушко, а глазами все на альва смотрит. Черные глаза такие, звезды платья в них отражаются. Пустые глаза, без единой мысли. На ведьму не похоже... Не гоже ей глупенькой быть.

— Нечисть и нелюдь на финал собравшаяся, — это со сцены начал свою речь вышедший в модном зеленом кафтане Черномор, что для особого случая бороду сизую расчесал да в косичку заплел, — настал час решающий, когда наши финалисты будут в импровизированной манере, так сказать, по эльфийски, читать нам касты... Вот, уважаемый Светлый и темочку запридумал актуальную и международную... Э, позабыл... какая тема-то? — поглядел на Светлого в первом ряду, ноготки обтачивающего. — Ах, да склероз... Про финансы, что поют романсы... Кхе! Вот ведь, большинство населения волнует данный вопрос матчасти. Но мы решили про жилищный в этот раз не затрагивать... Ведь не сезон. Вот по весне, когда так и прет любовь, многие про жилье спрашивают. Даже колдунишки достают. А нету, нету жилья и не предвидится... Строим, конечно... Но не всегда очередь продвигается... А, о чем это я? Финансы... Участникам дается десять минут на обдумывание, для чего каждому предоставлена комната отдельная — звукоизолированная. Да, и такие имеются в моем королевстве. А то все слухи распускают тут, что уши у меня в стенах... Неправда это... Я даже и не подслушиваю, разве что от скуки... иногда... Нет, должны иметься у Черномора свои недостатки, — улыбнулся черный колдун ласково, пальчик вверх возвел с перстнем именным, и возникли в разных частях зала три двери, которые финалистов вроде как световым пучком внутрь затянули. — Для чистоты условий и невозможности плагиата... А пока, гости дорогие, заполняйте бланки, делайте свои ставки. Кто конкурс выиграет, получит джек-пот. Больше положишь, больше получишь... Принимаются только волшебные предметы и утварь.

Тута колдунишки на гостей напали, ажиотаж очередной среди нечисти вызывая и к действиям их глупым побуждая. Только Забава безучастно за процессом сдачи волшебных драгоценностей наблюдала, кончик косы на пальчике накручивая. Туго головушка у ведьмы соображала. Помнилось ей словно сквозь сон, что ночью пыталась она Арка задушить и убить. Казалось ей, что смеялся над ней мальчишка... Дурочкой называл и дразнился. Но нет, сон все это. Не может быть... Любит она Арка. Волосы у него светлые, мягкие, глаза у него желтые, яркие... Губы у него теплые, сладкие... Ах, ведьмы, до чего же вы на людишек падкие!

— Почему красавица молодая грустит одна? Неужто муж обижает, внимание не уделяет? — тонкий голосок темной феечки над ушком раздался. Обернулась Забава на собеседницу.

— Уделяет. Только голова гудит. Сплю я плохо. Кошмары снятся. Я и воду заговаривала, и воронье крыло в волосы вставляла. Ничего не помогает... Может, ты претемная фея, способ знаешь?

— Как же не знать — знаю, — закивала крылатая малышка. — Очень простой способ, что тебя от боли и кошмаров навеки избавит, а еще амулет твой работать заставит. Только сама понимаешь, за службу дружба мне твоя нужна, Забавушка.

— Какая? — с подозрением поинтересовалась красавица, брови черные хмуря. Она хоть и утратила волю, но черной быть не перестала.

— Давеча шкаф у тебя за платье волшебное зеркало выменял. Вот оно. — феечка зеркальце из пустоты достала как какую-то пушинку. — Надобно мне зеркальце это разбить.

— Сдурела, все знают древнюю присказку. Кто зеркало волшебное разобьет, того семь лет несчастья преследовать будут. Ищи другую дуру... — отвернулась Забава гордо, а щеки ее загорелись от досады. Прилетела малявка, требует черт знает что.

— Не спеши злиться, Забава. — мягко отозвалась феечка, веером обмахиваясь и ветерком насылая в сердечко ведьмы успокоение. — Послушай меня. Послушай да не перебивай. Помнишь, на свадьбе говорили мы с тобой про платье это самое волшебное, что очаровывать должно...

— Ну, помню. И что? — так и хотела Забава ножкой топнуть и папеньку позвать, но неудобно, неЛюдей кругом не счесть. Опозоришься еще капризами... Дурой посчитают.

— Хорошо, что не заругалась. А дело в том, что зеркало, платье и головная боль твоя связаны цепочкой одной.

— Как так? — опять не поняла черная ведьма, глазки сощурила, попыталась амулет на шее оживить, но тот даже не отозвался. Что же это такое делается на свете?

— Эх, и что это за ведьма, если у нее силы не осталось... Видать, не хочешь ты освобождения. А я почти бескорыстно тебе готова помочь... Ах-ах, — крылатая крылышками замахала, начала вокруг Забавы летать. — В сравнении с семью годами несчастий ожидают тебя еще большие страдания... А когда поймешь, поздно будет.

— Хорошо, разобью зеркало. — рыкнула ведьма. — Не своими руками... Колдунишку какого-нибудь попрошу. Это тебя устроит?

— Нет, сама должна... Иначе не сработает. — уперлась феечка. — Давай же, несчастье счастьем обернется, потому как иногда и зло добром становится... Ну, не бойся... — кружева маханий сплетались с голосом тонким и прекрасным. Трясущиеся руки черной ведьмы тянулись к зеркалу волшебному, которое от страха посинело и покрылось инеем... Голос феечки сливался с музыкой и полетом вееров, обмахивающих Забаву со всех сторон. Волшебство... Волшебство древнее... Пальцы Забавы крепко зеркало сжали, заскрипело то под напором... Заголосило умоляюще... Мол, пощадите! Я еще пригожусь, я буду информацию не искаженную показывать и комплименты только отвешивать. Но отпустила ведьма вещицу в свободный полет — прямо на мраморный пол. Несколько секундочек падало зеркало... Бесовским пламенем горели глаза феечки, что шептала слова заклинания:

— Как зеркало разбиваешь, так от платья волшебного не пострадаешь... Силу договор утратил... Битым зеркалом не платят...

Дзынь, и разбилась вдребезги вещица. Тысячи осколков по полу разлетелись... Острые, ледяные. Умерло гномичье волшебство, исказился мир в осколках. Жалящим морозом каждый осколочек загудел.

Посмотрели гости, испугались. Некоторые подальше от Забавы отскочили, ожидаючи, что вот сейчас огонь и ветер обуяют дочку Черноморову. А черная ведьма резко встала, и платье на ней словно растворилось, только нижняя рубашка осталась.

— Ах вот в чем дело! — прошипела Забава злобно. — Ах вот что...

Пламенем черным вспыхнул амулет, преображая красавицу до неузнаваемости. Растрепалась туго сплетенная коса, белым льдом озарилась кожа, черной пропастью погасли глаза.

— Ну, мальчишка, не видать тебе солнышка... Не жить на свете белом!

— Тише, озорница, — невидимым мотыльком остудила Забавин пыл феечка, — еще не время... Тише! Посмотри вниз на осколки, на гостей взгляни обезумевших от страха... На гномов насупившихся... Давай же, памяти их все на секундочку лиши... Молодец! А теперь послушай меня, я плохого не присоветую. Собери платочком стеклышки. Собери и призови всех тобой погубленных, чтобы они сотворили из осколков ледяных веточку оливы... — крылатая улыбнулась ласково. — Знаю, поняла для чего... Отомстим Аркашке... Будет знать, как нечисть обманывать... Как сделаешь, поменяю я приз. Вот тут наша сказочка начнется. — сказала и исчезла в воздухе, только искорки три остались мерцать.

Забава освободительницу свою беспрекословно послушалась. И хоть и была капризна, сейчас что-то подсказало ей сделать то, что темная фея велит.

А тут и первый претендент на приз — дракон — на сцену вылетел со своим животрепещущим опусом про финансы. Провалившиеся на минуточку во времени гости слушали его внимательно, про падение зеркала не вспоминали. А Забава в это время на папеньку все косила — вот ведь старый дурак, не заметил, что дочку околдовали, совсем заигрался в примерного хозяина. Конкурс устроил зачем-то! Ну погоди, подергаю волосы из бороденки за недогляд... Сколько дней гаденыш лорд измывался, пользовался волшебством. Ничего, еще поплачет... Сейчас она ему подарочек сделает. Призовой. С особым чувством. Всю ярость вложила Забава в проклятие стекла, что на коленках ее на платочке лежало. Выстроились осколки в пирамидку, а потом сложились в морду волчью и наконец приобрели очертания ветки. Сначала-то ветка стеклянной была, а потом жизнью налилась... Не отличить от настоящей.

В этот миг на сцене Вальдемар драгоценный показался. И сердце черной ведьмы загудело печкой пламенной, в которую воздух свежий попал и дровишек подбросили. Здесь! Не уехал! Любимый... Не сдержалась, поцелуй воздушный послала... На это альв странно как-то прореагировал, побелел... Замялся, прежде чем начать... А Забава прям так и расплылась в самой очаровательной улыбке — красавец неземной здесь, рядышком... Не уйдет от страсти. Сдастся, когда узнает, как ведьмы умеют удовольствие доставлять...

Очнулась черная ведьма лишь тогда, когда голос Вальдемара перестал литься по тронной зале, а гости почти впали в транс... Вот так эльфийское искусство на народ действует. Глядь, а на коленях ветки уже нет... И прочь на четырех ножках улепетывает торговец шкаф. Хотела ему по заднику молнию запустить для острастки, но потом передумала... Ядовитым взглядом сцену пробуравила, муженька ожидаючи. Представление начинается.

Арк вышел из комнаты размышлятельной в приподнятом настроении. Вступил сразу, по-молодецки:

— Мы финансов не видали,

Жили просто, не страдали...

Коль захочет то народ,

Он еду всегда найдет:

Иль залезет в огород,

Иль чего-то украдет...

В общем, танцевал, частушку за частушкой исполнял... А чего вы от человека ожидали? Всю правду-матку и про воровство, и про рукомойку меж богачами, и про горестную судьбу мужика резал... Нечисть новым стилем исполнения прониклась, эльфы с интересом слушали, в книжечки слова записывали... Даже гномы в такт башмаками стучали... А как закончил мальчишка отплясывать, кинулись гости руки исполнителю пожимать... Не из-за голоса, который уже почти утратил свою волшебную силу притяжения, а просто потому что пьянка совместная всех объединяет.

Вот тут-то Светлый кастанул стихом перемещающим ветвь оливы из садов эльфийских. С трудом, словно что-то ему мешало... Потянулся волшебством через пространство, нащупал, и вот она, зелень драгоценная на подушечке шелковой лежит, обладателя дожидается.

Надо только чтобы целования прекратились... Не пущают финалиста последнего гости, всячески его поздравляют, точно решение у жюри уже готово... Ну да, Светлый из вредности Вальдемару приза не даст... Пусть обрыбится на этот год. Ага! Встал верховный эльф, по лестнице на сцену поднялся, рукой развел гостей и оказался прямо перед мальчишкой...

— Без сомнения, победитель эльфийского конкурса, — Светлый задержал на мгновение дыхание. — Победитель наш... лорд Арк, которому я с великой радостью вручаю эту ветвь оливы!

— Нет! — возглас отчаяния альва Вальдемара потонул в восхищенном реве всей нечисти...

Именно тогда рука ничего не подозревающего светловолосого мальчишки коснулась ветви оливы.

17

Утречком ранним князь Горох поднялся, потянулся сладко, покатился к резному окошку на солнышко полюбоваться да на царство свое порадоваться. Глядь, а на площади толпа... Толкаются, кричат... Что за диво? Почесал князь Горох репу лысенькую, погладил пузико круглое, потребовал одеваться... Чтобы новости слушать и доклады... Особливо о безобразии его интересовали подробности, что тепереча, в такое раннее утро происходят практически у главного терема.

Докладчики в выражениях не стеснялись, расписывали детально, что и как... Мол, построили какое-то волшебное метро, что народ тепереча деньги туда большущие вкладывает, катается безо всяких лошадей до дальних деревень, торгует-приторговывает. Что завались от этого метро в столице свиней наглючих поразвелось, коих и зарезать невозможно, и жрут они не меряно. А еще, что виновата во всем компашка одна, во главе которой стоит то ли ведун рыжий, то ли вообще нечеловеческое существо с другой стороны речки Калиновка.

Князь слушал внимательно, голову набок склоня, позевывая и виноград из золотой тарелочки пощипывая. Как закончил одну веточку, принялся за персик, а скушал персик, так приступил к пирожкам и плюшкам, липовый чаек прихлебывая и глазками помаргивая. И все так преспокойненько, по-царски.

— А что ж вы безобразия допустили? — наконец спросил Горох, из узорной вазочки кусок сахару доставая и надкусывая. — Пошто поставил вас мое спокойствие охранять?

— Но дело-то невиданное, волшебное, — пытались докладчики оправдываться.

— Ага, как какое безобразие, так напридумываете... — потянулся лениво, на подушечку голову склонил, ручки под румяные щечки положил. — Как же можно под землею ездить? Там только нечисть водится. А свиньи просто уродились в этом году. Природное изобилие в нашу пользу.

— Князь великолепнейший, да разве это напасть?! — встрял воевода, что ввалился на заседание без спросу, громыхая доспехами. — Они главного вам не говорят...

— Как это? — благодушно отозвался Горох, который последние годы таким счастливым сделался, что его практически ничем пронять нельзя было. А все почему? Ну, догадались! Эх, не будем томить. Женился князь. Наследник у него родился... Не простой, а загляденье. И жена не из простых девок... Красавица сизокрылая, волшебница, умница. Так что пущай не пужают колдовством. Он, Горох, завсегда готов ответить. Он никаким колдунам поблажек не обещает.

— Вот, князь, поехал я с дружиной бравой владения объезжать, дань за год последний собирать, свернул, значит к краю владений, а тама СТЕНА! Не объехать, не перелезть...

— Стена — это хорошо. Стена — это значит никто не нападет. И не убежит... Али ты заграницу податься решился...

— Не понял ты ничего, князь... Не такая стена, что славную столицу нашу окружает. По моим сведениям данное сооружение создано ведуном тем самым, что захотел все земли твои захватить да сам народом править.

— Что? — тут уж сон у Гороха враз прошел. Вскочил он, крошки с себя сбрасывая. — Кто позволил? Кто недосмотрел?

Вот они, князи, сразу виноватого искать. Нет, чтобы разобраться... То равнодушие проявляют, то ручонками белыми машут. Бегают по палате расписной чуть ли не по потолку, выражаются словами неприличными. В общем, докладчики и воевода смирно стояли, пока Горох пар выпускал и не вернулся к более-менее спокойному состоянию духа.

— Ну, все стоим, смотрим? — князь ножками затопал. — Немедленно ведите ко мне компашку хулиганскую для допросу...

— Князь батюшка, помилуй! — и воевода, и докладчики на колени попадали, глядят жалостно: — Боимся мы... Заколдует... Лучше от твоих рук смерть принять... — и в вой, словно бабы, пустились.

Горох за процессом слезоизливания смотрел с пониманием. Глупые, необразованные, в приметы верят, книжек не читали отродясь. От этого и отсутствие знания. Надо бы наказать, но что-то лень.

— Ладно, снаряжайтесь, сам пойду погляжу, что там за ведун и Ко. — Горох к дверям побежал, закричал голосисто: — Любава, опять Гороха обижают... Спокойствия никакого. Государственные дела позаброшены.

Исчез в покоях жениных минут на десять, а потом вышел оттуда серьезный-пресерьезный и вроде как зацелованный.

— Готовы? — спросил строго. — А то Любава мне строго-настрого приказала наведаться к новым жителям. — и опять почесал репу. — Сказала, чтобы на метро поехал... Страшно, но ладно, решусь сей подвиг совершить...

Метро произвело на Гороха неизгладимое впечатление. Вышел он оттуда шатаясь, в окружении официальных лиц, держа на руках голубоглазого малыша — сыночка своего, которого везде таскал, потому как расстаться надолго никак не мог. Сдал местной тете Дусе, уселся на лавочке, платочком лоб утер, потому как из глаз звездочки сыпались после громыхающее-быстрой поездочки. Воевода, воины его славные в количестве пяти штук и докладчики тоже кто ближайшему забору прижался, кто просто в травку упал — отдышаться. Сидели смирненько, молчали... Потом, когда дитя на руках Дуси-то, закапризничало, порываясь на землю спуститься, Горох тяжело поднялся.

— Похудел я на целого кролика, — заявил князь. — Вот так от государственных дел захирею, всего себя растеряю, а все потому что не бережете меня, заставляете вот по деревням ездить, выяснять, кто есть тут пакостник... — заскрипел, на Дусю оперся, и теперь они стояли вместе, напоминая два разноцветных шарика, между которыми болтал ножками дитёнок княжеский. — Ну, и где у вас тут обитает ведун рыжий? — в лоб спросил Горох.

— Да на краю села, — Дуся отвечала ласково, качая на руках неожиданный подарочек. Подарочек радовался, словно не катался вовсе, гулил голубком, рисовался, в общем всячески на себя внимание обращал. И такой прекрасивый был, что глаз не отвести. Видать, обаяние от волшебницы передалось.

Зашагала делегация бодренько по дорожке. Воевода дивился, как село, раньше запустелое, преобразилось. А Гороху все в новинку. Не зря думал, что народ его процветает. Вот ведь, даже в такой дали чистенько, стройненько, заборы новые, дома свежие, мостки деревянные вместо дорожек. Свиньи вроде как здороваются мимо проходящие. И у жительницы местной наряд на загляденье — в крупные маки.

— Ты когда ж с них оброк последний брал? — шепнул тихо Горох на ухо воеводе. — У нас в столице не намного лучше, мостков нету. Грязи по колено. А тут — подворье, тута порядок... — и зырк с недовольством. Воевода даже побледнел... Хотел оправдаться, что недавно мимо проезжал — захирела Калиновская деревушка, покинутой казалась. А со старичья много не соберешь... Но Горох на бормотание военачальника только рукой махнул. Слышал уже сказки.

В это самое время показался домик последний — уж так показался, что у Гороха лицо круглое вытянулось. Дом двухэтажный, окошки резные, крыша красная с петушками, крылечко высокое, а на крыльце... Князь даже икнул виноградно-плюшковым завтраком. Сидит на крыльце орчище здоровенный и вроде как с кем-то разговаривает... Небывалое безобразие.

Но Горох не струсил, калиточку распахнул, внутрь огорода проскользнул.

— Здравствуйте, хозяева, — говорит. — Кто у вас тут за главного? — спрашивает. Авторитетно так, государственным тоном.

— Ну, я... — огромный орчище навстречу Гороху со ступенек поднялся, полосатые штаны отряхнул.

Сопровождающие лица при виде чудища назад сразу отпрянули. И вот он князь, махонький, кругленький, весь из себя такой безобидный...

— Чего приперлись? — орк без обиняков в глаза поглядел внимательно. — Приключения ищем на голову что ли?

— Ты это брось, ты с важным государственным лицом общаешься, а не абы с кем, — почти без заикания выговорил Горох. Еще съест, а тут дитё малолетнее, травму получит. Зачем только взял?

— Ведаю, Горох ты из столицы человечьей. Так чего требуется?

— Да ничего!!!!!! — князь и сам от себя такого баса громкого не ожидал. — Уж и зайти нельзя... Других гостей потчуют, встречают, а тут сам князь пожаловали с визитом.

— И правда, — вдруг пискнул карман у орка. — Может, пустим гостя в дом...

— Ага, он с вояками своими заявился, Дусю с дитем приволок.

— Мое это чадо... Стал бы я приходить с родным дитятей, если бы хотел ругаться. Я, может, вообще нраву доброго и вполне себе мирного... — возмутился Горох. — Только из любопытства и для сохранения спокойствия на земле тружусь.

Орк в ответ еще больше нахмурился. Видать, правители ему вообще не нравились. Ну, подумаешь, хитрят, зато легких путей не ищут... Всегда себе трудности создадут, а потом их преодолевают. Но в данной, конкретной ситуации, кто виноват? Точно не князь.

И тут на порог выпорхнула девчонка-невеличка, хорошенькая, как маков цвет. Выпорхнула и заставила Гороха улыбнуться, а орка — оглядываться:

— Чего князя нашего на пороге держите, а ну пускайте в дом... Я уже и самовар поставила, и пирогов напекла. За ладком лучше всегда разговаривать...

Князь по первой за столом сидючи, не ел и не пил ничего, а только обитателей дома разглядывал во всем их разнообразии, а те — его. На руках у Гороха малыш восседал, коего он назвал Лексеем Гороховичем, властителем земель человеческих. Властитель своего высокого места не осознавал, пытался на колени к орку переметнуться, улыбался широко, беззубо, больше всех на своем детском наречии разговаривал. Потом и вовсе стал с крысой огромной в костюмчике бархатном играть и хвост пытаться ее поймать. Вот тут-то наконец, меду отпробовав да чаю хлебнув, Горох решился про камни поинтересоваться:

— Что за стена вокруг государства моего растет, расширяется?

— Стена? — ведун росту махонького, огненно рыжий, что напротив князя сидел, сушки трескал, а потом их на край тарелки обратно складывал, часто заморгал. — Так то для защиты... Мы ничего плохого не имели в виду. Просто зло вокруг государства твоейного бродит-ходит-бродит-ходи... — он замолчал под нахмуренным взглядом орка.

— Да что вы врете? — девчушка еще чайку Гороху налила. — Князь, благодетель вы наш, ночью притащил камни великан. Наставил по периметру... А откуда, того мы совершенно не знаем. Но мы не виноватые, что они сами по себе расширяются и территории захватывают.

— А, значит природный процесс, — приподнял бровь Горох. — Кому вы зубы заговариваете? А метро? Само выкопалось?

— Нееее, — девчонка головой замотала. — Это свиньи волшебные... Они носами рыли...

И тут князь захохотал. Дурочка дурочкой, болтает глупости и сама же в них верит. Эх, смешные все. Особливо орчище, и глаза у него добрые... Не, положительно их физиономии Гороху все больше нравились, а первое впечатление правителя человеческого никогда не обманывало.

— Знаете, дело даже не в том, что вы несуразности всякие по официальным данным сотворили, а в том, что выйти теперь невозможно за пределы круга каменного. Мне Любава намекала на какое-то предзнаменование. — Горох стер смешливую слезинку. — Но теперь я вижу, что колдовство плотно засело в моем государстве... Вот что меня как государя беспокоит. Исправить непорядок надо. Не, я еще могу принять метро, но вот ограниченность пространственную.

Что тут поделаешь, не следует ссориться с властью. Пришлось рассказывать про то, что только с помощью орка камни дорогу раскрывают в любом направлении. Гном, конечно, всю вину на себя взял... Мол, перестарался с охранным заклинанием. Хотел только деревню от мертвяков с той стороны уберечь, а видать сильно подействовало — вон как камушки работают.

Князь головой кивал, слушая и про камни, и про метро, и про честность... В конце ладошкой тираду-то остановил и заявил:

— Значится, от власти моей не отказываетесь... налоги будете платить исправно, делиться доходами от нового предприятия по ставкам княжеским и вообще... подчиняться законам!

— Конечно, — закивала девчонка. — Да разве мог государь про нас плохое подумать?

— Мог-мог, — запыхтел Горох. — Вы вот отстроились, доходы получаете, слухи ползут, что вы на меня войной собираетесь... Тепереча я буду вами руководить, дабы самодеятельность волшебная прекратилась незамедлительно. А посему требую завтра явиться, как подобает, во дворец! Вот вам и входные билетики. Смотрите, жена моя Любава не любит опозданий.

18

Счастье... Что это такое? Когда высокие особы обращают на тебя внимание? Когда тебя приглашают на аудиенцию? Нет, это когда ты просто живешь... И просто радуешься тому, что есть. Так считала Валари. А заявления Лейзирета о том, что волшебница не так уж добра, чтобы просто так приглашать во дворец, не в счет. Подумаешь, строит дорогу через чащи к своему родному государству. Подумаешь, кости человеческие положила на великую дорожную стройку! Сейчас вон средств на кормежку никому не хватает. Зачем вообще народ потчевать? Он и хлебом единым обойдется. А коли кризис какой случится, так и закрома заготовит. Как Маргаритка... Накрутит, нашинкует, наколбасит полный подвал снеди...

И все же идти к царице гороховой орчиха опасалась. Кровушка черная нашептывала, что прав Ленивый Крыс. Они, лысохвостые, обычно не ошибаются. Мир, даже волшебный, обычно опасен и непредсказуем, а тут просто серая реальность.

— Ты меня в карман засунь, — советовал Лейзирет, когда Горох наконец соизволил покинуть гостеприимное застолье, прихватив с собой корзину пирогов и несколько банок солений. — Как-никак входил и не в такие темные дворы. Одним глазком посмотрю на Любаву.

— А ты с нею знаком чё ли? — поинтересовалась Маргаритка, которая в это время убирала со стола.

Лейзирет только глазом черным блеснул. Вздохнул. А Валари сразу почему-то подумала о лорде, и на сердце ее стало неспокойно. Человечек простой в волшебном лесу темного Черноморова государства. Нелегко ему будет справиться. Загубит себя ни за что, задушит его ведьма проклятая, капризная. У нее очи колдовские, у нее коса черная, у нее папенька — колдун.

— Ладно, пойдем вместе к царице, только без спросу в разговор не встревай. Сама разберусь, как действовать. Нам вражды не треба. Нам от армий схорониться с той сторонушки. Лихой ветер за камнями шумит. Вчера только мужики рассказали, что когда возвращались из лесу, к закату шум небывалый по оврагам поднялся. И вроде погнались тени за нашими мужичками.

— Лихой ветер внутрь не проникнет, — Кроха смачно надкусил последний пирожок, крошки посыпались по волшебным усам знатным ужином тараканьим. — Коли всего шугаться, вешаться можно. А вот царице грозной самой с нами лучше не ссориться. Я тоже завтра решительно на переговоры направлюсь. Не они, а мы их крышевать станем. Гномичьей честью клянусь.

— Ой ли, — закачала головой Маргаритка, крошки с гнома сметая ручкой белой. — Горох у нас хороший, а вот вся его знать... С ней не надо воевать.

На девчонку наши герои с сомнением воззрились, сомневаются в ее умочке. А умок у женщин хоть и дурочкин, да непрост, когда понятия о властных структурах касается.

— Вы как во палаты войдете, Любаве поклонитесь, подарок ей подарите. Вот хотя бы ковер, что я соткала. Пожелайте доброго здоровьечка сыночку. Похвалите за мудрость волшебницу. Без нее ни банек бы ни было, ни окон в избах. Она у нас много чего напридумывала. Может, и зло принесла, и душ много загубила, но все с пользой. Больнички строит бесплатные, налоги упорядочила...

— Чего разговорчивая такая стала? — шикнул Кроха. — Домострой пока не закончился. Иди вон, посуду мой... — грозно так сказал, а потом на Валари и на крыса посмотрел, что на девчонку покосились.

— Распустилась с любовью своей, — покачал головой Лейзирет. — Ты ей скажи правду, Валари. А то до добра не доведет.

— Да пыталась уже, — вздохнула орчиха. — И так, и этак... Отмахивается. Говорит, что у каждого свои недостатки. Может, она пересмотрела картинок с тарелочки с яблочком? А?

— Психический случай, — вставил дом внезапно. — Вот лет сто назад греки совсем не гнушались ентих, нестандартных связей.

— Э, не при ребенке, — гавкнула Валари. — Я страшный, огромный орк. На меня смотреть страшно. У меня рука тяжелая.

— Кхе, — не сдержался гном, прижимая ладошку ко рту, а потом заржал похабненько так и сразу подальше от стола отбежал.

Но Валари устраивать очередную потасовку не собиралась, а потому отправилась пораньше спать. Все же тяжела оседлая житуха. Уже к вечеру силушек только на сны и хватает.

Как по утру поднялась царица Любава. Причесалась гребнем березовым, косу на голове короной уложила, гостей заветных встречать поспешила. Была она царицей не злой, просто не любила род людской. Не нравились ей леность, равнодушие и влюбчивость, коими все народонаселение страдали. Хотела порядок навести не только во хоромах царских, но и на всей территории. Гороха перевоспитывала систематически, но безуспешно. А более всего пеклась об обустройстве динамическом, порой даже в истерической форме — путем показательных казней и ссылок на исправительные работы неугодных и опасных элементов, которые народу указывали, что можно и лучше жить, и не работать круглыми сутками за несколько монет и похлебку. Ни к чему народу думать. Кто думает, сеет разврат и всяческие брожения в обществе.

А тута шар волшебный у царицы синим и волнительным стал, чихнул изнутри и однажды прямо посреди ночи стихи декламировать решился. Стихи были странными, пугающими... Вроде как про перемены в человеческом государстве. Про стену с камнем силы и про... Вот ведь проклятие волшебниц, про самого лорда Тьмы. Мол, как придет зима снежная, родится в деревушке у реки Калиновка мальчик предназначения великого.

Любава с кровати даже свалилась, долго очки искала на королевской тумбочке. Но шар потемнел и своеволия больше не проявлял, как пасы волшебница не выделывала над его сферой.

Конечно, все знали про предзнаменования главного мага об Арке. Королевства темные соревновались, чтобы завлечь человека к себе на венчание. И вроде бы... женился он на дочке Черномора.

Любава обонянием волшебным учуяла приближение гостей, заторопилась в залу тронную. Прислушалась к сердцу маленькому, холодному. Не бывать в ее царстве двум правителям. Не для того замуж вышла, чтобы наследнику законному препятствовали в старшинстве. Один волшебник править станет. А с государем темным пусть Гора Горыныч разбирается. Двери распахнула, навстречу Гороху взволнованному выплыла, в лобик белый его поцеловала, по головушке кудрявой погладила:

— Не волнуйся, государь, разберемся с безобразниками. Не станут они законы свои устанавливать. Весточку послала с вороном к другу давнему Горе Горынычу. Он присоветует, как с ослушниками поступить, что речку заветную без спросу пересекли и в государстве человеческом решили обосноваться. Ни визы у них, ни пачпортов.

— Хорошие они, гостеприимные, — надул губы царь. — Но орк бооольшой, страшный. Вдруг как другие орки набегут, поедят верноподданных. А?

— Садись ко мне на коленочки, успокою головушку светлую, — приманила Любава муженька, прислонила щечкой к груди пышной. — Слышишь, как сердце мое бьется, как волнуется за царство Гороховое.

— Ох, слышу, — заулыбался царь нежно, женушку обнимая. — А до опочеваленки так далече. Дела нас с тобою разделяют дневные... Грустно.

— Ничего, ничего, — успокоила царица, кивая прислужникам, чтобы пущали в залу тронную гостей призванных. Сама Гороха на соседний трон пересадила. Позу приняла важную, на лицо северного льда напустила, глазами светлыми все осветила и заморозила.

Как вошли ослушники, как поклонились, как преподнесли подарочек — ковер узорный, так Горох все испортил. Спрыгнул с места, начал радоваться, руки жать, за вкусности вчерашние благодарить, а корзинам новым со снедью радоваться.

— Ребята, а хорошо вчера посидели! Тепереча вот за ладком с камнями разберемся, Любавушку успокоим. Она у меня сильно волнительная. Не зачем бедняжку нервировать, ведь с щечек спадет. Огорчится... А зачем нам за свои собственные земли огорчаться? Правда?

В общем, бегал, прыгал... Пытался. А волшебница с орка взгляда не отводила. И орк смотрел на нее прямо — с насмешкой. Силища чувствовалась в этом огромном плечистом чудовище небывалая, но было еще что-то — такого просто так не обманешь. Не просто воин, коих много среди этой расы. Любава перевела взгляд на девчонку маленькую рядом с орком. Неужели она будет матерью властителя? Льдом пронзила малышку, которая спряталась за широкую спину. Опять поглядела на орка и внезапно почуяла... Чары! Всю компанию окружали сильнейшие чары защиты. Они скреплены дружбой. Они — шайка. Сплоченная целью, которой еще не знают.

— Вот кто у нас великие строители, — глубокий, дурманящий головы голос княгини заставил Гороха замолчать и поскорее вернуться к женке, к которой он с подобострастием прижался. — А скажите мне, гости дорогие, по какому такому праву вы окружили государство мое стеной непроницаемой? Рыли туннели подземные?

— Прости, царица, — орк выступил вперед. — Накажи ослушников. Не хотели зла, только ради государства старались.

— Неужели? — приподняла бровь Любава. А ведь орк... А ведь орк с кровушкой человеческой... А голос не такой грубый, как у других орков. А ведь... Ох, Гора Горыныч, ты не поверишь! Нет, ты ни за что не поверишь... Царица даже встала, заморгала часто и внезапно вслух спросила, хотя вроде про себя произнесла: — Неужели повелитель внутри тебя?

В зале повисла тяжелая пауза, только Горох горохом покатился по ступенькам и всех переспрашивал:

— Какой повелитель? Где повелитель? Я повелитель?

Он встал на цыпочки и попытался поближе заглянуть в глаза опешившей Валари. Но также быстро отскочил от шевелящегося кармана.

— А, еще и крыса давешнего прихватили...

— Крыса? — Любава вздрогнула, покраснела густо. — Какого крыса?

— Меня! — тут уж Лейзирет скрываться перестал, вспрыгнул орчихе на плечо, цилиндр приветственно приподнял. — Здравствуй, Любава. — сказал.

Царица в ответ лед из взгляда отбросила, и зал весь потеплел смущением и тайными воспоминаниями, о которых и крыс, и волшебница почему-то рассказывать не желали, а даже наоборот скрыть хотели, но не умели.

— Так накажешь нас? — с вызовом переспросил хвостатый, оправляя полосатый костюмчик. — Или простишь на этот раз?

— Волшебные милости! Прощу, конечно, — глубоко вздохнула царица и плюхнулась на трон. — Я ведь сообщение Горе Горынычу отправила... Я ведь не знала, что ты здесь окажешься, Лейзи.

— Горе Горынычу? — гном аж запрыгал от испуга. — Полный писец! Всем прятаться скорее... Главному пацану темных государств. Тут нас никакие камни не уберегут! Шмотки собираем, мотаем...

— Без паники! — Лейзирет быстрым вихрем добежал до волшебницы, взобрался по юбкам к ней на колени, вызывая ревность Гороха, который безуспешно попытался согнать наглого зверька. — Скажи, что ты ему написала?

— Про стих магического шара. Про повелителя, который скоро здесь родится. Да понимаете ли вы, что с моим государством сделают, коли я его Горе Горынычу не отдам?

— Понимаю, — закивал крыс.— А понимаешь ли ты, что от тебя зависит, каким повелитель станет? И выстоит ли твое государство, когда зло черным-пречерным крылом помчится по всей земле-матушке? Что думаешь, Любавушка?

— Мы, волшебники, в черные дела не суемся... — с сомнением попыталась возразить царица.

— Видать потому выселили вас на самые бедные земли, на краю земли, — закачал головой Лейзирет. — И потому ты теперь тут управлением занялась...

— А что мне оставалось? Нет, что мне оставалось? — Любава откинула дрожащей рукой настырного собеседника и подбежала к окну, смахивая слезу.

Конечно, все сейчас уловили странную тоску и боль, которые пробудились в грозной волшебнице. Отвернулась она, замолчала... О своем, о прошлом...

Тут и Горох кинулся жену успокаивать, но никак слез унять ее не мог. Осерчал, загрозился всех в темницу бросить. АЛенивый Крыс, сидя на троне, жестко так заявил, что пусть посадят, что ему теперь вообще ничего не страшно.

— Никого не надо в темницу, — утерла нос гордая Любава. — Что было, то прошло... На твоей совести останется, Лейзи. Помогу тебе по старой памяти. Оставайтесь... Пользуйтесь страной моей. Только... — она глубоким вздохом отчаяния на мгновение замолчала, — тихонечко так, чтобы не мешать.

— Спасибо, — крыс благодарственно поклонился. — Поговорим потом?

— Да что уж, поговорим...

— Я вам поговорю, — погрозил недовольно Горох, ничего так и не понявший, — Любимую до слезок довели. Хулиганы! А ну-ка вон из дворца, и чтоб налоги вовремя — и с "метра" вашего, и с хозяйств. А то всех в темницу! Без исключений.

19

Как во царстве Черноморовом да на свадебке дочки любимой черной ведьмы случай уникальный приключился. Как громыхнул гром, как молния сверкнула, когда муженек молодой, зачарованный кастом мага верховного, исчез в дыму и пламени. Как ахнули гости дорогие кровей колдовских злых. Как засмеялась громко Забава, черной пакости радуясь. Заклинала на верную смерть. Заклинала всем существом, всей силой амулета, что накалился и красное пятнышко от гнева на белой коже оставил.

Конечно, не выжить бы мальчишке, если бы не другое заклинание. А то как же? Кто на пакость наладил? Правильно, феечка махонькая. Феечка, что древними волшебствами обладает и законы физические взмахом волшебной палочки попирает. Да и кто законы физические писал? Людишки... А у них не умишки, а так — редкие волосишки. Вот коли бы в сердцевину глядели, давно бы магией обладали, а не ерундой всякой по жизни страдали. Но это не суть вопроса. Возратимся к происшествию.

Как развеялся дым и пламень, выпрыгнул из него волчище огромный, серый, с глазами желтыми, с зубами острыми. Зарычал на всю нечестную компанию по-звериному, помчался к окошку резному, прыгнули и — только его и видели.

— Держи-держи, лови-лови, — завопила Забава, на ближайшего колдунишку вскакивая и в коня черного его обращая. — Не уйдет паршивец! Ох, затравлю! Ох, посеку кнутом! Зверина поганый.

— Доченька, да что ж это такое делается? — возмутился Черномор, который ничего не понял, но чуял, что дело нечисто. Только что миловалась с муженьком и вот уже по палатам скачет, глазюками огненными опаляет.

Выскочил на лестницу за дочуркой, а та уже по полю несется. Видать, догнать волчару пытается. Ну, чистое дитё. Сама заколдовала, а теперь охоту устроила. А гостям замлевшим на питании хорошем да знатном только того и надо. Это вам не простой народ, который с утра да ночи пашет, а потом еще супружеские обязанности по хозяйству до поздней ночи осуществляет. Бомонду все мало, все скучно. И лучше, чем затравить кого, нету ничего интереснее. Насколько одному больнее, настолько другому веселее.

В общем, снарядилась толпа за секундочку, откуда-то адовы псы появились, откуда-то кони да другие крылатые и скачущие твари возникли. Охота. Вчера только за Арком ходили, в женихи заманивали, а теперь пора тому расплатиться за унижения. Нету на нем, значится, защиты, иссякло заклятие великого мага, потому как осуществил он свою функцию и стал самым обычным гостем в темном богатом мире.

— Затравим, зажарим! — завопили орки.

— Поймаем, порежем, прибьем гвоздями! — вторили красные гномы.

— Раздраконим и раздавим! — зарычали драконы.

— Отравим, мучиться заставим, — заявили ведьмы на метлах.

— Какие вы кровожадные, — покачал головой большой черный шкаф. — Прям даже приятно общаться. Только и жди подвоха.

Вся толпа рванула следом за Забавой по заколдованным полям. На пороге терема колдуна остались только сам Черномор, нервно оглаживающий бороду, Вальдемар Вальдемарович, который еще не отошел от проигрыша в конкурсе красоты и потери ветви оливы в этом проклятом году, и шкаф, на котором сидела маленькая черная феечка.

— Громыхает земля-то, — сказала крылунья философически, ощущая как Гора Горыныч шевелится под землей.

— Кхе, громыхает. Вы только посмотрите, как они скачут. Где скачут! — возмутился Черномор. — Да знаете, сколько времени я потратил на естественные посадки? Это у вас везде экологическая путаница. А у меня каждому растению свое место было. И что теперь... Ведь придется заново население заставлять сажать и акониты волшебные, и болотные семицветы, и слепящие деревца. Кто мне народонаселения мор возместит. Блин, говорили же колдунишки, что свадебка куда хуже ремонта инновационного, а я... — махнул рукой. — Одна радость — наследника получу. — и ушел в дом, понурившись.

Феечка и шкаф про беременность Забавы промолчали, только искоса так на альва взглянули, который достал густой гребень и волосы расчесывал. Вот, конечно, и волоса два выпало. Все от нервов. Так и полысеть можно. Шумно вздохнул. Потом тоже на парочку замершую воззрился.

— Чего уставились? Давно не виделись? — заявил он. — Загостился я тут что-то. Домой пора.

— Иди-иди, красавчик несчастный, — гыкнул Шкаф, выражая презрение.

— Пущай себе, — феечка остудила вспыльчивую мебель, погладила по стеночке. — Вот теперь мальчишка у нас в руках. Вот теперь моя игра начинается. — Она вспорхнула вверх и полетела по призрачному следу, оставленному заколдованной ветвью.

А в это время огромный серый волчище петлял по полю волшебному, обезумевший от ужаса и страха. Человеческое сознание его сменилось звериным инстинктом, который говорил, что ближайший лес позволит укрыться от настигающего сзади улюлюканья и криков. Больше всего пугала хищника перспектива оказаться в руках мчащейся на коне черной ведьмы. Одним глазом он видел, как та несколько раз взмахнула огненным хлыстом, превратившим несколько кустов в обугленные головешки, рассыпавшиеся в пыль. Бежать! Бежать! Сверкать пятками... Подальше от разумных, поближе к батюшке лесу. Изо всех сил волчище работал четырьмя лапами. Изо всех сил стремился оторваться, и в какой-то момент вдруг лес пожалел несчастного и вроде как приблизился, и принял волка в свои добрые объятия. И грозно так замахал на преследователей. И отступили те, и заругались, что так нечестно. Требовали отдать добычу. Но лес был непреклонен. Ласковыми ветвями указал он путь в самую чащу, где даже у колдунов власти нету.

Добежал волк до поляны, упал, глаза закрыл и уснул, как убитый, потому как очень сильно устал. Снилась волку деревня человеческая, домик старый, девочка смешная, задорная, а еще огромный такой орк с добрыми глазюками. Во сне лохмастый дергал ногами, цокал зубами, волновался, в общем. А как проснулся ближе к ночи, то про видения свои позабыл, а только грустно так завыл. И выл бы всю ночь подряд, потому как не ведал ни куда идти, ни что делать, если бы из ближайших кустов не вывалился странный зеленый тип в меховом жилете с огроменным штопанным мешком, в котором, судя по запаху, находилась всяко разно вкусное и бочонок пива.

Зеленый тип повел носом, глядя, как огромный волчара на луну тут изливает нестройные рулады, и нетрезво заявил:

— Негоже одному да без закуски с выпивкой петь. Будешь третьим?

Волк часто заморгал, а потом вдруг осознал, что зеленого вполне понимает.

— Буду, — согласился он с энтузиазмом скорее потому, что очень хотел жрать, а не пить... А в мешке ну очень завлекательно пахло.

— Тогда заворачивай к нам, — и тип вновь исчез в кустах.

Несколько раз заколдованного Арка просить было не нужно, полез в кусты. А там — удобный закуток. На пеньке расстелено. Сидит зеленый, а с ним — существо аморфоное какое-то, на мужика огромного похожее.

— Ну, не стремайся, присоединяйся, — аморфный поманил волка, плеснул ему из огромной бутыли в стаканище сине-зеленой жидкости. — За знакомство в грозный час разврата. Я сильно добрый оборотень.

— А я Миха, гоблин местный, — икнул зеленый, залпом выпивая свой стакан. — А ты?

Арк на секунду замялся. Действительно, кто же он. Память очевидно давала сбой. Глаза съехались к носу, разъехались... Новые приятели тоже съехались и разъехались в разные стороны.

— Не помню, — жалобно завыл волк. — Заблудился я тут.

— Гы, заблудившийся волчара — это хорошее начало. Ну, за тебя!

Треснули еще по стаканчику, потом — еще. Потом закусили. Потом пили из горла какую-то сивуху. Потом помешали пиво с сивухой и еще чем-то. Потом набрали на ближайшем кусте ягоды странной. Пространство перед Арком поплыло. Новые приятели казались уже наимилейшими созданиями.

Миха рассказывал взапой животрепещущую историю, что раньше он в городе жил, но ему разгуляться не давали: из подъездов домов гоняли, на улице на лавке спать не разрешали, буянить и бить витрины — тоже. А потом перебрался в лес. А тут — вдруг оказался сильно влюбленным. Женился на болотной ведьме и теперь ни-ни в рот.

Оборотень на это громко ржал.

— Это что, — рассказывал он. — Я когда в городе обитался, сначала богатым был, друзей имел, женщин и ваще почет и уважение, а теперь, — он потребовал себя рассмотреть повнимательнее. — Видели ли вы когда-нибудь такого несчастного оборотня, который даже в самую плохенькую белку обратиться не умеет?

Волк и Миха заявили, что никогда такого не видели. И тут пришла очередь Арку рассказать свою историю. Сначала мальчишка вспомнил, что за ним гналась толпа очумевших колдунов, драконов и орков, потом смутно припомнил, что был женат на кой-то ведьме, а потом заревел горюче, заливая траву пьяными страданиями, на которых сразу вырастали глюководные грибочки, которые вся компания и съедала же.

— А знаешь, я сразу почуял, что ты не просто волк, — заявил Миха, натягивая шапку на глаза. — Ты заколдованный. Это я тебе как гоблин официально заявляю. Великое проклятие. Такие только древние умеют делать.

— Точно, — окосевший оборотень добро закивал, повалился набок, прямо на волка. — От тебя за версту человеком тянет. Человеки в нашем лесу большая редкость. Давеча одного с Михом тут топили в болоте... Он у нас водяру украл.

— Не пужай серого, — погрозил гоблин зеленым перстом. — Не разобравшись, никого не топим. Да и не человек он уже. Он волк!

— Ага, который заблудился... Выпьем за это.

Треснули еще. Потом Арк уснул, то есть повалился на траву и отрубился. То есть впал в совершенно новое для него состояния. Ни лапой пошевелить, ни головы не поднять. Лес вокруг водил хоровод. Зеленый Миха множился на много махоньких и покрупнее гоблинов, добрый оборотень обращался то в лягуху, то в белочку, то в бабочку, то в крокодильчика синего, то в гоблина, то в пантера черного...

Проснулся хищник наш от знатного шума. По поляне, залитой утренним светом бегал кругами недавний гоблин, а за ним совершенно незнакомая ведьмочка со сковородкой. Сковородка кричала: "Бей его! Бей!" Женщина молчала и только все больше краснела, раскаляя ту самую посудину.

— Бедная моя головушка, — это рядом приподнялся добрый оборотень.— О, жена Михи нашла наше убежище. — он посмотрел на волка. — А ты кто?

— Волк, — представился Арк, недоуменно оглядываясь. — Или не волк...

— Да не волк он, — крикнул пробегающий мимо гоблин. — Таточка, дорогая моя, не буду бооооольше... Я же обещал!

— Обещал! Обещал! — разгневанно подразнила сковородка.

— Ну, я пойду, пожалуй, — попятился хищник, — Тут вам и без меня сказка.

— Все! Баста! — Миха внезапно остановился и выставил вперед ладонь, заставляя сковородку и ведьмочку замереть. — Должны молодцу помочь. Я на Черномора зуб имею.

— Имей не имей, все равно получишь фей, — засмеялся оборотень, обрывая веточку и чистя зубы.

— Не наше это дело, — ведьмочка недовольно оправила фартук и отбросила сковородку. — Хотите, чтобы и на нашем болоте инновации одни остались. Ни поквакать по-своему, ни полетать... О семье подумай, Миха.

— Вот я и думаю, шуршу мозгами, — гоблин закатил глаза. — Нужно, чтобы наш волчара дорогу домой вспомнил. Посмотри, пропадет же в лесу. Ни охотиться не умеет, ни рычать...

— Я тебе что, заклинательница. Я травы лечебные знаю. А с колдовством кастовым не знакома.

-Так и я, — гоблин отчаянно расхаживал из стороны в сторону. — Но точно могу заявить, дома всегда лучше. И стены родные лечат. А что в волка обратили, так привыкнешь. Главное, чтобы свои признали.

— Точно, — очнулся оборотень, вставая. — Есть один метод для восстановления памяти, ну, или ее потери. Сейчас только вспомнил... Я ж сильно добрый?

— А то, — усмехнулся Миха.

— Вот то-то и оно, — оборотень внезапно схватил сковородку и со всей дури залепил волку промеж глаз. Только искры во все стороны посыпались.

20

Арк упал замертво. Не, не убился, а то пришлось бы сразу сказку заканчивать, но сознание однозначно потерял. А какая пьянка без драки. Во всем мире повелось — коли спиртное залилось, надо чем-нибудь ударить, чтоб потом легко жилось.

Женка Миха на супружника своего с осуждением посмотрела. Вот оставь гоблина одного, он не то что таверну или город разнесет, он весь лес в щепки при недогляде порубит. Животину каку плохому научит, соберет дружбанов... учудит... И откуда только они в лесу появляются? Вот оборотень — откель? Не водился здесь. Теперь нарисовался.

Выхватила сковороду, обоих дружков погнала к дому своему, а волк и сам отойдет — ничё. Они привычные.

Миха с оборотнем Татку не ослушались, парочкой детсадовской шли, перемигивались — азбукой морзовской: "Видал феечку темную? — Видал, тчк. — А ведь не вмешались? — Ни хрена не вмешались. Фух. — Значит обойдется".

Вот таким раскладом и сделали вид, что ничего не видели и не слышали, и вообще пьяные были, ничего не помнили. А память к волку сама вернулась. Да.

И правду, очнулся хищник серый. Глядит вокруг, а дорога вроде как солнышком освещается, вьется через лес. Иди, не хочу. На слабые ноги поднялся. Сосредоточился и в путь-дороженьку пустился: сперва поступью тяжелой, а потом бодренько так, словно ничего и не было — ни ведьмы черной, ни женитьбы, ни заклятья зеркального. Словно всю жизнь волком прожил. Лес вокруг волшебный, зверушки человеческими голосами переговариваются, к зиме готовятся, новости последние в темных королевствах обсуждают. На волка вообще никакого внимания не обращают. И идет среди них речь, что скоро у Черномора будет прибавление в семействе, что капризная Забава наконец-то за женские дела возьмется, а не пакости строить будет да с мужчинками развлекаться.

А на загривке у Арка заколдованного феечка расположилась. Она с вечеру на пьянку смотрела, горюнилась, что совсем нету понимания в гоблинах. В глаза тебе смотрит, за муху принимает. Или вид только делает... Что тоже полное неуважение, а еще про беспорядки в городе учиненные при власти волшебной рассказывает, наказания не опасаясь.

Феечка головкой покачала, по жестким волосам волка погладила незаметно. Беги, торопись к дому родимому, зверь зачарованный. Не хотел договориться добром — придется фее потрудиться. Не зря имя победное — Виктория.

Земля под лесом тут на секундочку рябью пошла, деревья замолчать заставила, зверушки и птицы тоже поутихли, прислушались. Хищник серый уши навострил. Только фея заулыбалась. Видать, проснулся Гора Горыныч. Задышал, грудь расправил, вот-вот глаза отомкнет. Эх, успеть надобно... Слышишь, волчище! Надобно девицу найти, что повелителя носит. Так что сфокусируйся поскорей, беги по лесу смелей: через болота и поляны, через чащи и бурьяны.

А пока волчище наш бежит, в терем к Черномору возвратимся, потому как важная он все-таки птица. И герой немаловажный, а скажем честно — очень важный. Ростом не удался, зато каков правитель!

А колдун второй день убивался над дочуркой, которая с колдунишки, на котором весело и задорно женишка проклятого преследовала, упала в самую серединку ядовитых аконитов. Говорил же, поле специально устроено, чтобы гости дорогие по дороге только ездили, а не окольными путями шастали. Была в разумении Черномора определенная логика, потому как таким нехитрым способом утащить что-либо становилось весьма проблематично да и проникнуть в терем — тоже. Без приглашения через задний двор вроде как не сунешься. Но воровать ни колдунишки, ни прислуга не перестали. А вот Забава и гости сильно пострадали. Увлеклись погоней. Ядовитые и волшебные растения разбираться в помыслах черной братии не собирались, всех пожалили, покусали, пожгли. В общем, лазаретное завершение вышло свадебки. Только эльфы в погоне участвовать отказались. Им-то больше повезло — под военным надзором повезли скатерку вырученную. Светлый даже Черномору руку пожал за отлично проведенное время.

А Забавушка, доченька, совсем поплохела. Серьезно заболела. Два дня с пятнами красными на лице и руках ходила вся сама не своя. И то, когда падала во время погони с почесывающегося колдунишки, они почти уже волка настигли. Рукой до гарцующего хвоста дотянуться... Но видать, не судьба. Сильно голову акониты задурили, разума лишили, по полю ведьму черную закружили. А тут и огневики напали на руки белые, и верти-трава, и отрубись-башка яду своего не пожалела. В общем, погоня превратилась в бесполезное кружение по полю, за которым Черномор наблюдал с великим прискорбием и огорчением. Потоптали, попортили... Беда-то какая! О дочке колдун в самую последнюю минуточку вспомнил, ибо, когда лучшее поле уничтожено вандалами, не до родственных чувствий.

Вскочил на облачко, подхватил черную ведьму за руки белые, до крыльца довез, отчитывать за неразумие начал. А Забава только кивала, черные глаза ее молнии метать продолжали, а жжение и дурман от цветов на много направлений гнев раскидывали — даже на батюшку попало.

И так несколько дней. Пришлось даже неудачливую новобрачную в огнезащитную комнату посадить, пока она в себя придет. Колдунишки за это время государство от гостей надоевших очистили. Принялись убытки подсчитывать. Долга свадебка, невелик брак... В колдовских семействах все именно так.

Черномор по поводу Арка совсем даже не расстроился. Одно только его беспокоило, получилось ли Забаве наследника завести? Но многие приметы говорили именно об этом великом событии. Горячим пламенем задышала земля. А значит, проснулся Гора Горыныч, который для повелителя и брат, и подсказчик, и главный помощник. А еще ночи стали длиннее и холоднее, пробудились в них твари, что давно спали или прятались по щелям, предчувствуя скорую работу. Дни же жаркими удушливыми клещами нагоняли насекомых злых, ядовитых... Расплодились змеи и другая земная нечисть.

Колдун ручки потирал. Про себя благодарственно вздыхал. Умница дочка... Умница драгоценная. Куда сильнее бабки и мамки оказалась. Вон как ловко спровадила муженька.

Когда Забава выздоровела и гнев свой вновь в амулет втянула, а красота ее с новой силой засияла, другая история настала. Начала черная ведьма любимому альву письма строчить каждый день, чтобы тот незамедлительно в терем ее явился и с нею, несчастной, объяснился.

"Любезный Вальдемар Вальдемарович, — так девица каждое свое послание начинала красивым круглым почерком, — от чего же это вы нас без прощания покинули? От чего про меня, зазнобу вашу несравненную, забыли? — правильно, сперва подмаслить надо. — Я ж без вас страдаю. Я ж только по вашему разумению всегда жила и жить буду. А вы меня после недоразумения, — это Забава так про свадьбу изъяснялась, — совсем позабыли. И даже глазу не кажете, и даже доброго слова не скажете. А ведь обещались, а ведь клялись, что сразу моим навеки станете, как выполню я все, что вы мне прикажете. — Вот какие женщины глупые, когда сильно влюбленные! Сразу все исполняют, а потом с брюхом ходят. — Получилась у меня стратегическая ваша задумка. В ближайшее время ждите волшебного наследства... И обо мне думайте безостановочно. А коли думать не станете, — теперь несомненно требуется на угрозы перейти, — то я, не думайте, что глупая девчонка, тоже силами обладаю. И вам всячески понеспособствую в ваших начинаниях. Черной неудачей по судьбе наслежу, набедствую. Но вы, я надеюсь, я верю, не забудете Забаву Черноморовну и вспомните про нашу великую любовь..." И так дальше — бла-бла-бла. До чего же девичьи письма занудные, коли каждый день с великим усердием писаны.

После них не то что голова разболится, всякое желание отпадет, особенно у особи рода мужеского. Вот и у Вальдемара головушка сильно болела. Совершенно достала его черная ведьма со своими страстными объятиями и поцелуями. И вообще, альв таких писем каждый день мешок получал. Времени не хватит каждой отвечать. Нет, конечно, Забавины письма он читал, так как заинтересованность имел прямую. Но пусть помучится, подождет. В подходящий момент появится Вальдемар как победитель, наобещает гор золотых, поведет черную ведьму в беседочку, подарит ей драгоценность драгоценную — колечко обручальное. Поцелует ручки, нашепчет стихов очаровательных, обнимет... Ну, если живот позволит и пригласит раскрасавицу прокатиться подальше, чтобы пожениться поскорее, так как план их удался. Увезет он Забаву в Зеленый Городище, где происходят самые большие попойки, на границу многих государств волшебных. Поселится с ней в гостинице дорогущей, станет водить по богатым харчевням, выгуливать по романтическим местам, на лодочке катать, вкусностями разными баловать, свадебку оттягивая. А как родится повелитель, как ослабнет Забавушка и уснет после тяжелых родов, возьмет он наследника великого. Возьмет в руки свои, сядет на черного коня. И только и видала черная ведьма альва. Проснется она поутру, кинется — нету Вальдемара Вальдемаровича. Нету мальчика золотого, сынишки родимого. Сама как-нибудь за номер расплатится, сама до дому доберется... или там колдунишек своих призовет. А он, альв, уже тайное место придумал. Там и воспитает повелителя. Научит его уважать нового отца, женит на одной из дочерей своих. Берегись, Забава! Жди, Забава! Строчи письма... Не время еще... Еще год как-то протянуть надобно без ветви оливы... запастись кремами и отварами, заказать молока для ванн и на диете посидеть. Ох, эльфийское бремя!

Но пока помолчим о тайных планах и вернемся к волку, что бежит до дому по колдовским странам. На его загривке — феечка черная, хитростью своей довольная. Сидит, крылышки чистит, думку тайную мыслит.

Глядь, впереди просвет. Из прострации крылатая вышла. Неужто добрались? Сколько ж времени прошло? Дня три или четыре...Если лететь, вышло бы, конечно, быстрее. Но тут дело такое, волка не спугнуть. Он ведь запетляет, коли пронюхает про обман. А сейчас, вроде ноги унес — и хорошо.

Вырулили к речке черной. Бурлит поток, манит... Непростая речка. Феечка хоть здесь и не бывала, но много слышала про Калиновку, что с землей человеческой граничит. Нельзя в нее смертным окунаться, потому как духи утащат в самую тьму. Волк ринулся к шаткому мостку, двумя прыжками оказался на другом берегу. Глаза его радостно засияли. Березоньки белые, осенью позолоченные. Небеса лазоревые, в облачка облаченные. Травушка-муравушка, черная родная земля. Ох, близок закат. Близко деревушка...

Феечка над волнующимся волком взлетела, из виду зверюгу не выпуская. Что такое почуял? Чему радуется? Ах вот оно что — поселение людское. Засверкали искры вокруг крылуньи, вихрем понеслись по кругу все выше и выше — до самого неба. Открылось огромное зеркало на том конце, отразило оно феечку, поздоровалось. И спросила феечка зеркало, здесь ли родится повелитель тьмы. И пришел ответ, что другого места на свете нет. На реке Калиновке, в человеческом селе, в доме на краю леса, в темном лоне орка живет волшебный мальчонка.

Глядь, а волк лапами сверкает, к дому все свои мысли приближает. Сейчас до крыльца домчится, в дверь родную постучится. И жалко феечке волка, и отступаться нельзя. Призвала крылатая армию темную, чтобы мамашу с ребеночком из деревни изъять. Зашевелилась земля, заскрипели тайные проходы в другие миры. Красным пламенем закат окутал мир. Пролился алой краской на крыши и деревья, на лес и поля. Никому не остановить силы такой, даже орку. Придется подчиниться и к Горынычу отправиться на беседу. Феечка вздохнула облегченно. Но тут произошло совершенное безобразие: прямо перед армией темной возникла стена. Не какая-нибудь, из камней указательных, всю деревню окружающая, куполом небесным невидимым покрывающая.

Несчастный волк кинулся на камни, завыл, заплакал... Оглянулся на силы темные с недоумением и в лес нырнул. А феечке что оставалось? За ним... по велению интуиции.

Часть вторая

21

Ну что же, богам древним помолясь и гнева людского не боясь, приступим к новой части, расскажем про сказочные напасти.

Однажды зимним вечерком Валари сильно поплохело. Находилась она в этот момент около стены защитной и впускала в столицу Гороховую приграничный отряд, прибывший из похода тайного для докладу князю. Глядучи на гарцующих всадников, во главе которых был знаменитый богатырь Илья, что от каких-то там — то ли варваров, то ли половцев — охранял земли человеческие, орчиха испытывала тоску по ратному делу. Каждый день ехала она на метро на службу привратником. Работала по три часа. Каждый день парады военные смотрела. Тосковала. А потом, домой возвратясь, принималась привратничать уже местным жителям — уже безо всякой платы, которую со всех без разбору брали местные чиновники, объявившие дорогу в столицу платной. Сама Валари за это сомнительное "развлечение" денег не получала, и так метро кормит, но вот бесцельное стояние оказалось похуже помощи по хозяйству сестрице Арка. Тут тебя вроде, как пугало, ребятня рассматривает, бабы в ладошку посмеиваются, а то и вообще смехом обидным заливаются, перешептываются, то вообще приходят вроде как на достопримечательность полюбопытствовать. Каждый день не в радость. Натянешь шапку по самый кончик носа, оскалишься. Пущай думают, что при желании съест. Орки такие, пуще охочие до вкуснятинки — человеки сладенькие. Давай, торопись, получи под зад за дразнилки!

Как старалась, так и не скучала. Первые месяцы вообще народ вроде побаивался, а потом привык и обнаглел. Постоянно около Валари толкался, сосредоточиться мешал на сердешной боли. Думала, холода настанут, угомонятся. Так нет, теперь они рядом торговать вздумали — пирогами, утюгами, самоварами, мехами... В общем, настоящий балаган. А что делать — обещала камень сдвигать и своих впускать и выпускать. На самом деле орчихе плевать было, кто свой. Вошел, значит подходит. И дальше бы службу несла честно, если бы не внезапное недомогание прямо на боевом посту. Случилось это как раз при въезде последнего всадника. У орчихи прихватило живот со страшной силой. Еле дотерпела до окончания рабочего дня. Поплелась было к метро, но потом поняла — требуется немедленная эвакуация в ближайший туалет. Окромя деревянного, с окошком сердечком, на пути никакого больше не построили. Там наша Валари и застряла. Как же ее колбасило. Вроде не ела ничего, а тут... А тут наша орчиха даже предположить не могла, что вошла-то она внутрь одна, а выйдет с прибавлением.

И нечего тут удивляться! У людей сроки одни, а у орков — совсем другие по причине постоянных военных действий. Все быстрее происходит. За сколько месяцев? Сами считайте. Но вот случилось. Валари, которая до последнего не верила в возможность беременности, была ошарашена абсолютно. И теперь, сидя на коробе специальном, с удивлением смотрела на то, что лежит в ее огромных ладонях: маленький темный пушистый комок, который внезапно заурчал и пискляво так рыкнул, даже не открывая глаз. Были у комка круглые ушки, розовый нос, четыре толстые лапы и маленький хвост.

Что это? Орк? Человек? Что за зверушка? Валари поднесла поближе то, что произвела на свет, и тут это что-то открыло два ярко-зеленых, совершенно круглых глаза, таких наивных и таких прелестных, что орчиха даже прослезилась. И сразу стало неважно, кто это — просто милый, чудесный, очаровательный... Самый, самый... Частичка Валари.

Орчиха сняла шапку, положила туда пискающее сокровище, сунула шапку за пазуху и с невероятной для огромного орка прытью понеслась домой.

А вы думали куда? Не князю Гороху ж докладать и не на базаре кричать. Да и потом, ничего же не произошло. Звезда не воссияла, мертвецы не восстали. Будничный денек и совершенно обычное происшествие.

В общем, влетела Валари в дом к самому обеду. Волосики на макушке торчат во все стороны, кафтан не на те пуговицы застегнут, пояс болтается. Вроде как вообще не научилась одеваться.

— Подралась с кем? — вопросил с порога домашний дух.

— Видать, гнались враги, так к обеду поспешала, — засмеялся Кроха, выползающий с печки. Он после ночной смены в метро воротился утром и весь день дрых.

— Красивый видок. — оценила сорока. — Не хватает шапки. Потерялась?

— Да не потерялась, — широко улыбнулась орчиха. — Намного лучше...

— Продала за сто золотых? — кхекнул гном, а Лейзирет, который читал листок событий от главного летописца Гороха, приподнял очки, чтобы лучше видеть орчиху, и отхлебнул кофе, который варил исключительно сам.

— Вота, — не снимая обуви, Валари зашагала по ковру под возмущение Маргаритки "куда с грязными ногами?", которая попыталась преградить орчихе дорогу и ударить полотенцем. — Смотрите, что я принесла...

Все ринулись с интересом к столу, на который грузно легла огромная шапка.

— Что там? — Кроха сунул нос внутрь, вскрикнул и отскочил. — Меня за нос цапнули. А-а-а, самое чувствительное место!

Девчонка следом аккуратно раскрыла содержимое и тоже совершенно глупо заулыбалась:

— Это медвежонок? Какой махонький! И такой странный... Глазки у него светлые...

— Какой нафиг медвежонок? Кошак настоящий, у него когти, как иголки, — возмутился гном, теперь тоже изучая малыша. И сорока Белобока тоже испуганно замотала головой. Коты птиц едят. Ох, едят.

— Кошак? — Лейзирет ринулся к шапке, облегченно вздохнул. — У вас где глаза, дорогие мои? Белены объелись совсем. Это же ребенок. Просто чудесный малыш. — он поднял мордочку на Валари. — Поздравляю, мамаша.

— Спасибо, — загудела Валари довольно. — Правда красивый?

— Да, очаровательный медвежонок, — Маргаритка потянула зверушку из шапки, прижала к себе, вызывая ревность в орчихе, едва усмиряющей первобытные инстинкты защиты.

Пушистый комок вытянулся в руках девчонки, показывая толстое пузико, короткие лапки с круглыми подушечками лап. Медвежонком он казался лишь сестре Арка, сорока и гном до сих пор видели лохматого оранжевого котенка, который несмышлено взирал на них круглыми глазками. А крыс не сомневался, что девочка держит сейчас младенца. Малыш махал ручонками, просил кушать и вообще устал. Непонятно только, кого в нем видел примолкший дом.

— Так, хватит... — Валари отняла пушистого у Маргаритки. — У нас молоко есть?

— Да, козье, сейчас принесу, — бросилась за крынкой, откуда-то достала маленький глиняный кувшинчик, на который натянула похожий на сиську кожаный набалдашник. — Чего уставились, дурачьё? Дети кушать сами не умеют, они это — беззащитные. Им еще нужна кроватка. И чистота...

Никто даже и не возражал, что нужно. Просто никто и не ожидал, что появление самого повелителя окажется таким будничным. Каждый рисовал себе картины всяческих катаклизмов, катастроф, а еще придумывал, как поприветствует великого лорда Тьмы. А он махонький, забавный... Ничем не грозящий, и сам требует защиты. Похоже, не волнует это только Ленивого Крыса.

Пока с ребенком носились, молоко грели, кормили, пока придумывали постельку — корзину, в которую положили подушку, пока описавшегося повелителя мыли, хвостатый все это время сидел молча на краю стола, лапками махал.

— Ну, уложили? — поинтересовался он у всей честной компании, которая вдруг вспомнила про ужин. — Молодцы, теперь слушаем меня внимательно, драгоценные, потому что это важно. Никому, слышите, НИКОМУ не говорите о том, что у нас родился ребенок. Зверушку завели... И все! Поняли?

Все, даже Валари, закивали. Маргаритка даже рот ладошками закрыла. А потом и вовсе заявила, что никуда не шляется, как некоторые, а только дома сидит и на всю ораву готовит, стирает и шьет... А если будут ей условия ставить, то вообще уйдет вместе с домом. Тут дом поддакнул молодой хозяйке — все ж она за чистотой следила, и дух данное обстоятельство весьма ценил. А потом и вовсе заявил:

— Вы на когти вашего младенца посмотрите. Сегодня малыш, а завтра — огроменный хищник. Где тут орчьи корни? Или там человечьи? Это ж исчадье какое-то. Глазюки фосфорицируют... Кошмар! — и затих.

А комочек в корзине почесал задней лапой круглое ушко и после сытного ужина уснул безмятежным сном младенца, не заботясь, кто он, откуда, зачем пришел в этот мир и кто его окружает, потому что чувствовал рядом родной запах и находил его самым приятным из всех запахов мира. Нос его покраснел от удовольствия, урчание вырывалось из маленькой груди, в которой билось красное, как любовь, сердце с ароматом роз.

Валари быстро перекусила и села рядом со своим маленьким чудом, позабыв про недавнюю тоску по войне. Друзья не мешали маленькому уединению огромной орчихи и пушистого комочка. Лишь луна принимала участие в этом начавшемся свидании, открывшем путешествие в жизнь.

Именно с этого дня жизнь бывшей наемницы перевернулась и приобрела новый смысл. Да, Валари продолжала служить привратником при Горохе, не вызывая подозрений. Открывала стену, а потом со всех ног спешила к пушистику, которому так долго вместе со всей компанией выбирала имя. Маргаритка думала назвать его просто Мишкой.

Но Кроха заявил, что так котов не называют, и вовсе он не понимает, почему это девчонка видит здесь медвежонка.

— Васька — самое подходящее имя, — так сказал гном, которого поддержала Белобока.

Крыс же утверждал, что имя несет тайный смысл, что есть нумерологический и звездный расклад, что так нельзя. Придумывал всякие звучные имена, типа Цезарь, Бонапарт, Генералиссимус... Хотя причем тут какой-то генералиссимус, фиг разберешься.

В конце концов, Валари не выдержала и вообще потребовала никак не называть, пока она сама не решит. Но так, как в голове у орчихи было вообще мало имен, думала она слишком долго, а комочек почему-то стал откликаться на призывы игручего дома, который звал маленького просто Бэн. Дурацкое совершенно имя! Но... как-то незаметно получилось.

Вот значит, Бэн рос-рос — очень быстро. Кушал хорошо, и уже недели через три пулей носился по всем дому, и даже по балкам на потолке. Хулиганил нещадно: то занавески у Маргаритки подерет, то у гнома отвертку утащит и пол расковыряет, то на хвосте у Лейзирета повиснет, то Белобоку дразнит. А набегается, спит часа три, ест и опять по кругу носится.

Пока Валари на пороге не появится. Тут уж на руки заберется, зевает, глаза довольные такие становятся, прищуренные... И столько в них любви, что диву даешься.

А еще зачастил в гости к нашей компании князь Горох с царевичем Лексем. Придут вечером, князь для себя потребует чаю ароматного, начнет бараночки и плюшки кушать, жаловаться, что Любава пуще занялась делами дорожными, торопится дорогу достроить, потому как опасается политического конфликта с государствами темными. А ему, Гороху, так одиноко в палатах с Лексеюшкой. Спустит пацана своего на пол, а тот раз — и уже с Бэном в углу возится. Мышами его игрушечными дразнит, бегает, за собой зовет. Пушистик тоже не отстает: то на голову малышу прыгнет, то с балки на него начнет пищать — мол, не достанешь, дурачок.

И так каждый день. Прошла зима долгая. Сильно вырос комочек. То котенком скачет, то ребетёнком оборачивается зеленоглазым: личико круглое, хохолок посерединке рыженький, как у мамки. Выбежит на крыльцо, ножки толстенькие с верхней ступеньки свесит, на солнышко любуется, прищурившись.

— Клужок, — Ленивому Крысу, рядом расположившемуся, говорит. И пальчиком в небо тычет.

— Солнце, — подсказывает Лейзирет. — Ох, и быстро ты растешь, дружочек. Как в сказке.

— Ляксей, — надувает губы мальчонка.

— Придет вечером, не переживай. Мамка возвратиться со службы, тут же с Горохом пожалуют, оглоеды.

— Мама, — Бэн начинает пускать слезы, потом забывается и вновь превращается в котенка, бегает за собственным хвостом. А что ему еще нужно? Поймать самого себя, пока мир не поймал его. "Успеть бы научить, успеть!" — думает Лейзирет и качает головой, глядя на алые небеса за каменной стеной, где притаилась армия темная.

22

Тьма не дремала ни днем, ни ночью. А с нею вместе — и Любава, сильно за проект дорожный волновавшаяся. Очень она хотела королевства людей и волшебников объединить, дабы стать императрицею огромной страны. А тут — Лейзи. Как ему откажешь? Ведь сердцу не прикажешь. И хотела бы поселенцев незаконных спровадить, но чувства проклятые не позволяли. Ярким пламенем чувство жаркое когда-то горевшее, волшебница забыть не умела. Уничтожила она все, что напомнило бы ей о том времени, когда, выпив янтарного оборотного зелья, прошептала Любава заклинание и обратилась прелестной белой крысой с яркими голубыми глазами. Почему она верила словам этого проходимца? Почему отправилась с ним в далекое путешествие во времени? Почему жила в подвалах неизвестных правителей, радовалась куску черствого хлеба и воде из канавы? Наверное, это было веселое время изгнанья, где чувство значит гораздо больше, чем все блага мира...

Да, они рассорились. Да, долго ругались, даже дрались, а потом внезапно разошлись в разные стороны. Не потому что больше не любили, а потому что перестали понимать друг друга. Нужно было с чего-то начинать. С восстановления страны волшебников. С осознания одиночества. С обиды, которая потухла... Остались лишь светлые воспоминания. А потом появился Горох. Маленький, круглый, смешной и такой родной. Конечно, это не всепоглощающая страсть. Но семья, близость искупят прошлое. Конечно, искупят. Если правильно поступать, не будет и проблем. Вот этого Любава как раз и не умела. Действовала слишком быстро и частенько несвоевременно.

А потому, когда ответ от Горы Горыныча прилетел с буйным ветром и листочек огненный заплясал на столе у волшебницы, сердце ее быстро забилось и волнительно. Огонек оранжевый, изменчивый голосом ласковым говорил, будто не осталось никаких противоречий между волшебниками и нечистью мира темного.

— Доброго здоровьечка, Любава-краса-длинная-коса. Уведомляю вас, что письмо ваше мной рассмотрено незамедлительно и прочитано до любовных дыр. Как же, однако, так получается, что пишете вы одно, а делаете совсем другое? Ведь я вашему роду только процветания желаю, — огонек низко поклонился, затем подбоченился гордо. — Однако заметили воины мои славные, что окружена страна Гороха стеной силы, которая не позволяет мне, вашему благодетелю, в гости зайти. Неужели политическая ваша нестабильность и слабость заставляют вас так меня опасаться? — огонек улыбнулся очаровательно. — Вот ведь думал, не придется грозить вам, умнице, красавице... Ведь для меня пятиминутное дело страну волшебников пожечь... Ну-ну, шучу! Знаю, не вы стеночку соорудили, а некоторые несознательные личности. Но вы, с вашим обаянием, вполне можете на них повлиять, а лучше всего — проверьте, как идут дела по строительству. Вы удивлены, что я знаю? Не стоит так расстраиваться, еще не все потеряно... Вам следует завтра прибыть на границу этой самой дороги и там кое-кого забрать с собой в город. И даже не думайте отнекиваться. Ведь политика — прежде всего! За сим прощаюсь, всегда ваш, Горушка. — огонек посинел, схватил себя за горло и погас, оставив Любаву в крайней задумчивости.

Она прекрасно понимала, что теперь сама себя накрыла колпаком. Если бы не давно позабытое прошлое и Лейзи, чьи ум и великая мудрость всегда находят выход из любой ситуации, княгиня ни за что... никогда... не пошла бы против самого Горыныча, с его силой и его всезахватывающей агрессивной харизмой.

Да, дорога, которую Любава так усиленно скрывала от посторонних глаз всяческими защитными заклинаниями, раскрыта. Да, Гора Горыныч грозит войной. Да, волшебники в опасности. Но ведь можно найти выход из ситуации. Пойти рассказать Ленивому Крысу всю правду? Что может сегодня сделать милый друг? Он уже в который раз пытается и каждый раз проигрывает. Повелитель Тьмы не может принять добрую сторону. Нонсенс. А лазутчик — он сам мог проникнуть на территорию царства Горохового.

Любава нервно икнула, попила водички из графинчика, сбежала по лесенке белокаменной из палат к князю Гороху, обняла его крепко, поцеловала в пухлые губы:

— Только тебя люблю, — сказала, прошлое зачеркивая, — тебя и сыночка нашего.

Горох радостно потянулся навстречу красавице жене, прижался и ляпнул:

— Лексей друга завел. У нашей-то компании котенок рыженький.

Вздрогнула Любава. В струнку вытянулась, в глазах ее светлых, чистых, как снега вечером, появилось значительное такое волнение.

— Давно появился?

— Зимой еще... Забавный, толстенький, хвост полосатый. Может и нам такого, а? — Горох часто заморгал, выспрашивая разрешения. А княгиня его дальше уже не слушала, ладошками лицо закрыла, пригорюнилась.

Да и как не горюнится, коли повелитель здесь, а Гора Горыныч где-то поблизости, только и ждет своего часа. Только и думает, как весь мир захватить и править по-своему, повелителя темного используя.

Ночку всю не спала, утра дожидаючись. А потом на строительство дороги отправилась. Ехала по дороге-то, но совсем не думала, что по костям человеческим. Думала, вот она какая хорошая, а какой Гора плохой. А ведь ничуточки от него не отличалась.

Тут шум сильно ушки Любавины забеспокоил. Мужички лес рубят, бревна таскают, корни из земли тащат... Царскими ножками в алых сапожках из повозки вышла, огляделась. Вот конец дороги посередь леса. Далеко еще до волшебной страны. Кого забрать надобно? Ходила, ходила из стороны в сторону, внимание привлекая и воеводу да дружину его беспокоиться заставляя, потом остановилась, разозлилась... Может, это шутка такая? Может, совсем Горыныч по старости трёхнулся? Вон ведь и о повелителе ни слова в письме не сказал. Да и где силы темные вокруг царства Гороха? Никого вокруг. Тишина, но шумная. Покой и идиллия, но в верном направлении. Говорил же папенька, только труд делает человека. А всем остальным могут и волшебники заниматься.

— Медленно продвигаемся, — Любава шагнула опять в повозку, не желая пачкаться. — Так и до конца века можно... А кто у нас за этот участок отвечает? Василь? Так высеките его! — дверцей хлопнула, на сидение с негодованием хлопнулась. Глядь, а напротив волчище сидит. Глаза желтые, шерсть топорщится. Странный волк. Он княгиню боится, но в лес бежать не собирается. И вроде не просто так здесь оказался.

— Да, такого хищника камни точно бы не пропустили, — хмыкнула волшебница, в шубку песцовую кутаясь. — Не думала-не гадала, что стану контрабандистом диких животных, — добавила она, словно с кем невидимым разговаривала. — Ну, так поехали, зверюга?

Зверюга в ответ обнажил зубы и полез под лавку, откуда продолжал зыркать на Любаву. Типичный лесной недотепа, каких много. Таких вот и научивают на красных шапок, а потом режут охотники. Да, ничего лучше Гора не придумал. Ну, куда уж ей, волшебнице, до такого высокого стратегического ума.

Волноваться наша княгиня началась, когда стеночка из-за поворота показалась, а потом открылась. Сперва беспрепятственно зашел воевода с отрядом, за ним следовала повозка с Любавой. Та даже зажмурилась, ожидая, что вот сейчас как подбросит коней, ее и волка, как полетит она на ближайшую березоньку... Как... Глаза открыла, глядь, а перед нею орк стоит и приветствует:

— И тебе будь здоров, — закивала облегченно. Проскочили. Значит, можно пройти... Можно. Или нет? В чем фишка от темных сил? Вы как думаете? Не знаете... А мы пока об этом промолчим.

Не успела Любава моргнуть, как волк выпрыгнул и был таков, растворился в толпе рыночной. Княгиня вздохнула совсем уж успокоено. Никто ничего не видел, ни за что волшебники не в ответе.

А к тому времени как раз закончилась и служба Валари, что княгиню в этот день встречала. Она на солнышке весеннем запрела, думала вечером баньку принять. Потянулась, штаны поправила полосатые, зашагала по рынку, весело насвистывая и вкусность для сынишки выбирая. Очень баловник сосиски обожал копченые. Да и орчиха от них никогда не отказывалась. Пусть Маргаритка говорит, что жирности вредны для здоровья, много она понимает в колбасных обрезках.

Суть да дело, набрала еды мешок... И зачем, непонятно, и так дома некуда запасы девать. Но глаза видят, руки тянутся... Спустилась в метро, поскандалила для порядку с тетей Дусей, промчалась на быстроходке до своей станции и вдруг почувствовала неладное. Предчувствие крепло с каждым шагом к ставшему родным дому. Страшное... Сердце сжималось неимоверно. Неужели Бэнушка заболел? Неужто что-то произошло... Глянула через забор — Кроха приветственно машет, медвежонок драгоценный на крылечке пляшет, мамки пока не видит, так своими играми увлечен. Но вроде в здравии. Видать, совсем заработалась, надо чаек с травкой пить и гнать от себя всяческие глупости.

А тут сзади кто-то навалился, зарычал...

Валари палку какую-то схватила с земли, обернулась. Ежи волнистые! Да это волчара! Откуда в село попал? Хотела ему по хребту заехать, а волк назад отступил, язык высунул красный, дышит тяжело, в глазах — тоска. В желтых глазах... Орчиха замахнулась, чтобы отогнать зверюгу подальше, а потом оружие свое и опустила. Ох, мохнатые демоницы! Золотом светятся зрачки, хвост виляет так приветливо... Алые розы с острыми шипами пронзили сердце орчихи, в глаза которой набежали слезы.

— Арк, это ты? — теряя голос, спросила орчиха, падая на колени и позволяя волку подойти и уткнуться туда мокрым носом. — Аркуша, как же так? Она тебя заколдовала... Ах, она еще пожалеет! Я ей весь терем на кусочки разнесу... Я ее... Волчара ты мой гулючий... Волчара... — затрепала Валари серый загривок. — Как я тебя ждала! Как много слов не сказала... Ты меня понимаешь?

Волк кивнул.

— Понимаешь... Ты понимаешь? — в орчихе мешались сотни вопросов, сотни чувств — ревности, обиды, любви, счастья, гнева... Она хотела приласкать того, кого видела каждую ночь во сне, и ударить, потому что он так долго не приходил. Но она понимала, что теперь волк не скажет ни слова. Не выдаст ни одной тайны, даже если захочет все-все рассказать. — Пойдем! Ты, наверное, голодный... Такой худой... Такой несчастный... Пойдем, — и Валари повела заколдованного мальчишку в дом.

Вот уже выскочили на крыльцо изумленная Маргаритка в красном сарафане, Лейзирет с сигарой в зубах вышел вальяжно, Белобока взлетела на крышу и пялится круглым черным глазом, Кроха отвесил челюсть. Наверное, и домашний дух где-то рядом. Собирается комментировать пришествие старого больного волка.

Только невинный сынок не ждал, он уже мчался по двору навстречу орчихе в приветственном восторженном вопле.

— Ма! Пришла! Ма! СосисЬки!

Обратившийся в рыжего котенка Бэн вспрыгнул на Валари и заурчал в ее объятиях. — Зверь большой! — указал он на удивленного, ошарашенного волка.

— Да, — с волнением пробормотала орчиха. — Да, — еще громче заявила она, чтобы друзья слышали. — Это Арк! Маргаритка, это твой брат. Его заколдовали.

Девчонка сделала шаг по лестнице, побледнела, стянула с головы платок, побежала навстречу волку, как к родному, веря только одному слову орчихи, которая стала ближе, чем любой родственник.

Но быстрее Маргаритки оказался юркий, прыгучий котенок. Он стрелой слетел на землю, подбежал к оторопевшему хищнику, засмеялся:

— Брат играет в "замри"... Брат, — он коснулся волка, и в тот же миг заклятие, которое осуществилось лишь частично, достигло своей цели. Острые осколки разбитого волшебного зеркала сверкнули острыми молниями, пронзили алое, словно роза короткой любви Арка и Валари, сердце маленького повелителя, принося в них холодный мрак ночи.

Ну, сказке не конец... Не бойся, молодец!

23

Очень сильно Забава любовью мучилась, потому как для одних любовь награда, а для других — тяжелое заболевание с отягчающими последствиями. Ведьма отчаявшаяся ядовитее гадюки становится. Всем вокруг жизнь отравляет, а особенно, ежели понимает, что носит в себе ребеночка. Конечно, красавица не догадывалась, от кого именно, потому что сильно зла была на то, что глупой башкой своей не подумала и согласилась Вальдемару потворствовать в его корыстных интересах глобального масштаба. Вот что теперь с беременностью делать? Да, папенька сильно радуется будущему наследнику, выделил на него даже отдельный бюджет, отрезав большую часть от социальных нужд. Обойдутся как ни то жители Темного Королевства и без медицинских страховок, и без образований всяческих. Тут ведь дитятко королевское, колдовское появиться должно. А еще — колдун в колене этак семнадцатом.

Забава на папинькины приготовления не реагировала, колдовала безудержно, чтобы альва любимого отыскать взором колдовским да к ответу привлечь, но Вальдемар Вальдемарович так ловко маскировался от взора влюбленной, что никак в ее колдовские сети не попадался. Вот это нашу черную ведьму больше всего и злило. Возможно, укатил он к одной из жен. Прохлаждается там в теплой постельке, жизни радуется, а она — брюхатая — никуда даже выехать не может. И ни один красавчик на нее такую не взглянет. Покраснеет Забава, как рак вареный, топнет ножкой, вызовет сотрясения по всему терему и пойдет колдунишек до белого каления своими капризами доводить. Колдунишки Забаву стоически терпели, не перечили ее приказам. То доставят ей заморских ядовитых ежей для приготовления приворотного яду, то шар волшебный приволокут из спальни Черномора для наблюдения за землями иностранными. Все леса, города, селения черная ведьма облазит в поисках альва, устанет, а своего никак не добьется.

Пойдет чаевничать с папенькой, который дел государственных не бросает, а только поощряет чиновничков — на пакости, на гадости, на мерзости.

Так и прожили всю зиму. Вырос у Забавы живот. В старые платья не влазит, плачет по талии тонкой. В общем, мужичков всех вокруг ненавидит и во всех грехах обвиняет.

А тут вдруг письмо от Вальдемара пришло. Разлюбезное, извиняющееся, духами все пропитанное, как дурманом любовным. "Наверняка, осень и зиму по бабам шлялся, а теперь вспомнил, что срок подходит, и хочет побольше срубить с рождения повелителя", — подумала ехидно Забава, кончик косы на пальчик наматывая. — Смотри, Вальдемар, как появишься на пороге я тебе все достоинства поотрезаю". И то правильно, не ты носил, не тебе награду получать.

В общем, затаилась теперь и Забавушка наша. Глядь, а альв ужо и на пороге нарисовался. Глядит на него ведьма из резного окошечка — красавец долгожданный с Черномором о чем-то расшаркивается на лестнице. Колдун дверь маленьким тельцем прикрывает, в палаты к себе не пускает. А рядом колдунишки толпятся — за ходом беседы наблюдают с пристрастием.

— Ты зачем это припёрся? — Черномор спрашивает грозно, бородой тряся и пуговками блестящими на кафтане поблескивая.

— В гости, — нагло альв отвечает.

— Не звали тебя! — силой колдовской Черномор дверь закрывает, а Вальдемар рукой пытается опять ее отворить.

— Как это не звали? Вот пачка писем от дочки твоей...

— Не хочет она тебя видеть, развратник этакий!

— Хочет!

— Не хочет! — и давай толкаться.

Так бы несколько дней проспорили. А что, делать-то ничего не надо. Денег до фига. Но черная ведьма вмешаться решила. И вправду, не отпускать же альва без наказания. Будет ее собственностью не мытьем, так катаньем. Только как Вальдемару Вальдемаровичу на глаза показаться в таком виде? Глянула на себя вниз — пузище выпирает. Ничего, приворотные ежи справятся. На этот раз...

— Да пустите его, папенька, — крикнула Забавушка, и оба спорщика головы подняли.

Черномор неохотно отступил. Дело свое хорошо знает, чует, что добра от альва не жди. Да и почти зиму все Черномор с Горой Горынычей договаривался о всяческой поддержке в воспитании ребеночка. А тут новоявленный папашка неизвестной политической ориентации заявился. Перед самым рождением.

— В общем, не рад я вашему появлению, Вальдемар Вальдемарович, — напыжился колдун, свиту колдунишек призвал и решительно засобирался удалиться. — А коли с доченькой или наследником нашим чего учудите, не сносить вам головы. Сам Гора Горыныч головушку вашу и отнимет.

— Ох, зря вы плохо думаете про соседа вашего. Я ж с великим чувством к дочери вашей. Я ж, понимаете, давно намерения имею.

— Знаем мы все ваши намерения. Четвертая жена. Не многовато ли? Вампирша есть, гномиха есть, эльфийка есть... Теперь на ведьм потянуло со страшной силой?

Альв костюмчик оправил, глазами ясными прямо на Черномора посмотрел:

— Ну, я же не обсуждаю ваши замашки, Черномор Черноморыч? И вообще, Забава — ведьма взрослая. Вам ли в наши отношения путаться?

— Тьфу, — колдун сплюнул, потому как и у самого рыльце в пушку было: очень он женщин уважал. — Но смотрите у меня... За порог дома не выпущу. Знаете ведь, как колдовать умею.

Альв этому не возражал, по лесенке на второй этаж вбежал, а тут ему из комнат, богато убранных, Забава выплыла. Сильно ведьма черная похорошела: покруглела, разрумянилась, глазки черненькие горят, волосы змеятся. На руках у нее браслетов золотых не счесть, сама в платье синем, птицами серебряными вышитом, на ногах сапожки черные блестящие, в ушках сережки сапфировые. Стоит, улыбается. И есть в Забаве что-то такое, что альва заставляет на расстоянии держаться, а не полезть сразу обниматься. Вот ведь, в мыслях все просто выходило, а тут — такая раскрасавица, что глаз не отвесть совсем. Она легко мальчишку Арка со свету сжила, обратила в зверя, да в лес загнала на верную холодную и голодную смерть, потому как волк такой ни охотиться, ни спасаться не умеет. А тепереча точно за него, Вальдемара Вальдемаровича, возьмется.

— Не чаяла вас увидеть, — любезным голосом начала черная ведьма издалека. — Как же это вы в наших краях оказались? — страсть полночная в зрачках Забавиных мелькнула, пошумела там огнем тайным да и погасла, дабы альв не почуял, что прямо теперь к нему ежи подкатывают да вот-вот в ногу вонзятся. Были те ежи привортниками знатными. Сложно словить, но коли уж в действие пустишь, можно на всю жизнь любовью зачаровать. Но Вальдемар Вальдемарович колючих альвовским зрением сразу заметил, плащом взмахнул да на перила золотые вспрыгнул легкой бабочкой.

— Прочитал письма ваши, Забава Черноморовна. Почувствовал раскаяние, пришел прощения просить, что оставил вас в тяжелую минуту.

— Ха, так больше мы не партнеры. А повелитель нашему государству послужит, — усмехнулась ведьма черная. — Топи темные знают, как вас я любила, как лелеяла мЯчту всю жизнь вместе провести...

— Не сомневаюсь, — Вальдемар вниз посмотрел, где ежи перекатывались из стороны в сторону и перешептывались меж собой, наверх забраться не имя никакой возможности. — Только договор мы с вами заключили негласный, но колдовской, а такие расторгаются лишь по причине смерти, что вместе силой повелителя воспользуемся.

— Извольте, Вальдемар Вальдемарович. Откажитесь от браков предыдущих и ко мне в дом мужем пожалуйте. А иначе я не согласная. — развернулась на каблуках, вроде как уйти собралась, а сама глазом одним косит, что же альв предпримет: вниз спрыгнет или так на месте, над ежами останется. Смешно черной ведьме стало. Вот как вы белокурые да белокожие ежей приворотных боитесь. Сердечко у вас холодное, равнодушное, никогда не любило. А может, теперь Забаве ребеночек всего дороже. И не надобен ей никакой Вальдемар. И вообще, не важно, кто послужил поводом для появления малыша. Мальчишка обманщик или красавчик ледяной.

— Отступитесь от предателя равнодушного, — взмахнула рукой черная ведьма, и ежи покатились в темноту комнат, громко фыркая. — Не нужны вы мне, Вальдемар Вальдемарович, и вообще... Коли бы раньше появились, сожгла бы я вас пламенем, а теперь другую страсть имею. Ребеночек родится. А если вы забрать его хотите, я почувствую это за версту, я вам глаза вырву, расчленю вас и вообще...

Сказала, животик обняла, глазки закатила и вскрикнула. У альва даже сердце быстрее застучало. Неужто теперь срок? Рановато... Ой, рановато! Но волнение нарастало. Бросился Вальдемар к Забаве, на руки подхватил и понял, что и без ежей не жизнь без красавицы. Вот она, родимая, вдруг от родов помрет? Что же делать?

Завопил на весь терем не своим голосом. Сбежались колдунишки, примчался Черномор с палкой. Думал Черномор, что дочка с незваным гостем подралась. А как увидел ненаглядную Забаву на руках у альва, так вообще весь посинел. Ишь, чего позволяет.

— Рожаю я, — охнула черная ведьма, поникла. — Папенька, велите звать повитуху. И вы, Вальдемар Вальдемарович, не уходите. Пуще всего вас на свете люблю.

Вот, значится, встало все государство Черноморово на уши. Колдунишки бегают, служки — за ними, а позади сам колдун подгоняет, волнуется. Около дверей закрытых, за которым Забава кричит, туда-сюда Вальдемар ходит, обдумывает чувства свои. Увезти хотел, забрать ребеночка, бросить девицу, а сам чего... Чего так переживает? Ведь не его ребеночек. Вот родится мальчишка, вот женится на Забаве. Двух зайцев убьет. И самому Горе Горынычу условия ставить станет на правах приемного отца. Лишь бы с ведьмой ничего не случилось. Такая она черная-пречерная, вреднючая-превреднючая, а своя, родная... Вот не видел несколько месяцев, соскучился ужасно.

Тут крики вроде стихли. Замерли колдунишки, перестали носиться служки, остановился Черномор. Уши напряг, прислушался. И тут крик послышался — первый, новорожденный.

— Свершилось! — запрыгал обрадованно колдун. — Доченька моя славная. Ох, весточку Горе Горынычу послать требуется.

Вальдемар Вальдемарович, до сего времени сильно нервничавший, по стеночке оседать стал, так ему поплохело от чего-то. Свершилось. Весна-матушка ребеночка подарила.

По весне всегда все родится, чтобы радовать и счастие в душу приносить. Вот и у эльфов дитятки исключительно весной нарождаются. Потому как должны освещать мир любовью и светом... Не, что-то не так звучит. Неправильно.

— Кто родился? Кто? — ворвался Вальдемар Вальдемарович в спальню к Забаве. Лежит та на постели уставшая, красная. Повитуха ребеночка в ванночке серебряной отмывает от первородной кровушки.

— Чего кричишь? У, баламут! — гавкнула она на альва. — Вошел без спросу, шумит. Дочка у Забавы Черноморовны родилась. Красавица.

Присмотрелся Вальдемар к ребеночку. Ох, ветви вечных деревьев! Да это же действительно девка. Завыл, заплакал, волосы начал драть на голове. Обманул Аркашка-поганец. Не могёт быть повелитель бабой. По всем древним проклятиям только ОН!

Вот почему сердце волновалось, вот почему любовь обуяла. Очередная дочка.

Придется собираться на пирок да за свадебку, потому как альв не может ребенка своего не признать и барышню не принять. Как ни крути, а четвертая жена и дочка четвертая. Прищурился, обдумывая участие Горы Горыныча в данном деле. Ничего не понял, рукой махнул. Потребовал дочь показать.

Лежала она сладенькая в кружевах на кроватке махонькой: глазки серые, огромные; кожа светлая, прозрачная; губки алые, нежные; волосы кудрявые, блондинистые. Какие черты возьмет от родителей, пока неизвестно, но внешности будет замечательной. И начертано на ее челе тайное пророчество. Не о нем ли так печется Гора Горыныч? Поближе склонился альв, пытаясь будущее прочитать, но окликнула его Забава с постели:

— Вальдемар Вальдемарович, как же я по вас соскучилась. Как беспокоилась о вас...

Вздохнул альв, пошел навстречу новой супружнице.

24

Как решился Вальдемар Вальдемарович здоровьем рискнуть и к черной ведьме приблизиться, так начала она в него подушками кидаться: бросала и приговаривала: "Это тебе за ожидания! Это тебе за страдания! А это тебе за измены, блудливый альв доморощенный!"

Наш блондин от мягких снарядов пуховых уворачивался, и то правильно — на ручках-то малышка лежала. Она ни в чем не виноватая, а даже напротив — плод любви.

— Ты успокойся, Забава Черноморовна. То в любви клянешься, то злишься! Вот ведь настроения меняются у колдовских дочек. Посмотри на красавицу. Как назовешь?

Черная ведьма губы поджала, пуще прежнего сердится: губки красными стали, в глазах то ли молнии, то ли страсть, вот бы альву не пропасть.

— А чего называть? Смотри, какая в ней хищница запрятана. Ни дать не взять Рысь-матушка... Так и нареку Арысью. Пусть коготочки на будущих женишков затачивает да как я ошибки не совершает. И то верно в народе говорят, что мужиков на свете меньше, чем женщин. Они-то, мужики проклятые, этим и пользуются... По три семьи заводят. Хотят законы про гаремы в жизнь воплотить. Но фиг вам! Мы вас в ежовые рукавицы да на принудительные работы!!! У-у-у-у! — и давай грозиться издали Вальдемару кулаком. — Смотри у меня! Руки длинные...

Пока папенька с маменькой ругались, девчушка глазки закрыла, засопела. Вот тебе и ссоре конец. Нельзя же ребеночку нервы портить. Так с того времени и повелось, что как Вальдемар с Забавою ссорятся, обязательно Арысь дремать начинает. Видать, крепко усекла, что покой только во сне нам и дается. А в жизни всякий шум на благо идет, потому как в царстве Черномора ни одна травинка, ни одна былинка просто так не существуют — всегда с пользою.

Впрочем, что о пользе говорить, когда сам Черномор во внучке с первого взгляда души не чаял. Случилась с ним распоследняя любовь. Красивая, чистая, как первый снег, что под своим ледяным старческим покровом согревает первые хрупкие цветы. И так Арысь грелась в лучах любви колдуна, что никоим образом не замечала, что деда ее — страшный злой волшебник, которого все вокруг бояться и на глаза лишний не показываются, чтобы, не дай посох магический, беды не накликать.

Вот и получается, что главной-то пользой наш Черномор считал внучку. Сперва, конечно, пользы в ней никакой не было, кроме постоянных подарков Горыныча, что прислал малышке на первый день рождения и передал через посланников своих тайных огромную корзину цветов желторотов. Цветы эти редкими были, вернее даже — видом исчезающим, потому как расцветали только в полнолуние и пели чудеснейшие песни, приносящие дому благоденствие и покой. В первый же месяц, высаженные служками проворными в саду, распустились первые бутоны. Сладчайший мёд их аромата проникал в комнаты, принося улыбки даже на лимонные заумные лица колдунишек. Ну, а Черномор просто сам по себе радовался, когда Арысь на руках качал, пока родители ее для интимного согреву по комнатам запирались: там и ругались, и дрались, и зажигательно мирились.

— Ну, Рысюна, пойдем в садике погуляем, цветочки пособираем, — улюлюкал Черномор, внучку по дому неся да личико ее любовно рассматривая. — У дедушки такие красивые деревца с изумрудными листочками. У дедушки с собой молочко, из-под кобылицы самой что нинаесть силу колдовскую дающей, наисвежайшее. Вот на воздухе покушаем, а потом ты баиньки, а деда за работу примется.

Вот покормит, значится, только глазастую сероглазку, в кроватку сонную положит, шаг прочь сделает, а дитя словно чувствует — и давай орать. Что делать? Приходится с собой на заседание брать. На нем Арысь и спит, и разговоры умные слушает. Вроде как всегда не одна. И то правильно — для наследницы знатного рода колдовского необходимо вникание в процесс преобразований с пеленок. Тут тебе и наглядный пример дебатов, пресекаемых авторитетом, и подписание важных законов не глядя, и деление пирога денежного — а кому что достанется, не ваше дело!

Впрочем, вряд ли Арысь политика да инновации волновали, ей просто с дедом приятно находиться было, потому как мамка со своей любовью к альву-королю про дочку почти и не вспоминала, все по курортам со своим новым мужем ездила, или там по гостям с охотами. Вот и прикипела маленькая душа к тому, кто истинно не бросит и не предаст.

Черномор больше денег связью этой дорожил, всячески внучку оберегал от разочарований. А особливо старался таланты в ней волшебные развить, которых с самого появления на свет в девочке было предостаточно. Еще говорить не умеючи, малышка связь с колдуном установила на уровне чувств. Захочет есть, так у колдуна желудок забурчит. Захочет на ручки, так руки сами тянутся. А у вас как с дитятями? Тоже ведь есть такое? А вот у Арыси все в три раза сильнее выходило. Она и сны даже свои первородные Черномору транслировала почти каждую ночь. Вот приснится бутон желтый, распустится, начнет в солнце оборачиваться, жечь огнем, значит жарко девчушке, значит срочно требуется вытащить из-под одеяла и к окошечку поднести, подышать.

Так и жили, не тужили, почти не грешили. На третьем году с темным гонцом на вороном коне, сильно смахивающем на Кощея, что в царстве мертвых проживал, прислал Гора Горыныч внучке очередной подарок и пожелания всяческих удач колдуну. Вместе с Арысью они посылочку распоковывали, а как крышку от ларца золотого умудрились открыть, так вспыхнул внутри огонек голубоватый, в огоньке два глазика светились, ротик обнаружился — непростой, значит.

— Ой, смотри, де, горит! — восторженно захлопала Арысь. — Красиво... Потухнет? — поинтересовалась она, заранее предвидя, что стихия огня не вечна.

— Не думаю, дядя Гора простых подарочков не делает. Он тебя любит, — поцеловал Черномор внучку в лобик. — Надо у подарка спросить, чем он полезен. Помнишь, как мы пользу растений обсуждали. Ромашка — солнышко. У ромашки — соки целительные.

— Помню, де! — девочка доверительно к ларцу потянулась, что на столе в кабинете у колдуна стоял. Огонек заколебался, сперва отпрянул, а потом с сомнением к девочке тоже затрепетал, лизнул пухлый пальчик, не обжигая кожи. — Как тебя звать? Я Рысюня. Видишь, веснушки по всему лицу. Деда говорит, что у меня ... — она напрягла круглый лобик, — что у меня эта... колдуниция.

— Интуиция, — поправил Черномор.

— Колдуниция на предметы волшебные. А ты?

Огонек замигал ярко, вдруг запел голоском нежным:

— Я — огонек, путь освещаю, в делах помогаю. Будем мы с тобой дружить, вместе рядом будем жить.

— Ааааа... — протянула Арысь. — А на руки тебя можно взять?

— Бери, — Огонек закивал, а Черномор напрягся. Огонь — великая сила. Огню ведомы на вкус цивилизации. Не задумываясь, поглотит. Но уже через секунду маленький проказник в ладошках у внучки стал розоватым прозрачным шариком, внутри которого билась жизнь. Странный подарок, но Горе Горынычу не отказывают. Змий всегда знает, что кому нужно. И никогда не делает бесполезных даров.

В общем, пришлось смириться с наличием Огонька, который заменил Арысе домашнюю зверушку. С ним она возилась, когда Черномор был занят, с ним отправлялась на прогулки, с ним вместе рассматривала книжки с картинками, слушая смешные комментарии нового любимца. Колдун облегченно вздохнул. Обычный дух-охранитель. Такие не каждому даются. А для внучки любимой — в самый раз. Пусть развлекаясь обучается.

И вправду, Рысюня быстро все схватывала. То за колдунишкой каким увяжется, чтобы подсмотреть, как он над проектами и поручениями Черномора колдует, то книжку запретную с заклинаниями зачитает вслух (так однажды шалунишка в тереме бурю маленькую вызвала), то проберется к деду в спальню, начнет на заветной подушке, что сны про благолепие государства посылает, валяться, мечтая о дожде из лягушек. И вот ведь проказница, своего добьется обязательно. То пристанет к Забаве, что приедет из очередной поездки с мужем-красавцем, в чемодане ее покопается, достанет оттуда зеркала волшебные, помады, красу прибавляющие, и прочую мелочь, разложит все, начнет мазаться, глупые вопросы зеркалам тем задавать: "Я на свете всех душистей и пушистей? И кто пушистее меня?" Зеркала начинают соображать с великим усердием, потому как это их обязанность. Выдают ответ, что есть и попушистее... А Арысь ну давай сметься, в мамины бусы наряжаться. А чего прикажете девчушке делать, когда ей поиграть, кроме как с собой, не с кем в общем-то. Да и деда строго-настрого приказал никуда не ходить без сопровождения, потому что она — ВЫСОКОПОСТАВЛЕННАЯ СДОБА. Странно и интересно, кто же на сдобу такую позарится? Кто посмеет съесть?

Здесь уж точно никто. Только мамка заругает. Она всегда на дочку прикрикивала, но Арысь ведь не могла догадываться, что ведьма черная в родной кровиночке соперницу видеть может. И гложила Забаву ревность, что столько силы получила малявочка. И как вообще сравнивать мужа заполученного со сверхвозможностями? А вот вырастет дитя, как начнет нрав проявлять, как отдаст папенька ей наследство? Не жизнь — сплошные династические муки. Вон, и Горыныч покровительствует. Балует. А от альва только изредка подарочки поступают, потому как он женат не только на ней. Посему — сегодня муж, а завтра — пошел в чужом саду яблочки пробовать.

И ведь не уходит, а только настоящая радость в Вальдемаре Вальдемаровиче вспыхивает, когда Арысь он видит. Приедет из поездки долгой, женку бросит, побежит к дверям, подхватит малышку, начнет ее кружить, целовать, словечки разные шептать. Почему? Почему все только на малявку внимание обращают. И целуют, и обнимают, и слова какие говорят. Про себя Забава ножкой топнет. Но промолчит сурово, гадюку затая. Видать, нету материнских чувств. Видать, не пересилить отвращения.

Арысь тоже тайную ненависть матери чувствовала. Но по наивности и из-за природного желания понравиться всячески к черной ведьме клеилась. Садилась с нею рядом. Смотрела долгим взглядом. За руку брала... А ведь пытка это для Забавы, потому как выказать нельзя ни взглядом, ни жестом негодования. Нужно по головке гладить, нужно на ручки брать. Нужно уму-разуму учить. Приходилось пересиливать, чтобы в полном одиночестве амулет добела раскалять да мор и разруху в другие государства посылать.

А тут еще по приезде обнаружился у Арыси огонек подаренный. Как почует черную ведьму, сразу фиолетовым становится и рычит, как пес цепной. Дочка его все успокаивать начинала: чего бесишься, все свои? А поганец никак не реагировал, пуще прежнего злился. А еще, один раз цапнул ведь и подпалил платье-то. Никто не заметил этого происшествия, но Забава-то поняла. Вот какие Горыныч на Огонька защитные функции наложил.

А Рысюня, наоборот, дружка игривого, пламенного обожала. И во всем ему доверяла; и чем старше становилась, тем сильнее срасталась со своим духом-оберегом. Ему девочка поверяла мысли, которые иной раз даже деду не скажешь, потому что он все через сито логики просеивает и вердикты выносит. А Огонек слушал, всполохами завораживал и не осуждал ни за проказы, ни за рассуждения. Но что колдунье маленькой незаметно, то колдуну старому прозрачно и видно до самого дна. Подарок Горыныча был больше чем просто щенком неразумным. Огонек направлял внучку, учил принимать самостоятельные решения и отвечать за содеянное. При этом совершенно не претендовал на роль главную в сердечке Рысюни, которую Черномор так боялся потерять.

— Вот скажи мне, солнышкое, — спрашивал колдун, когда внучке исполнилось пять годков и они вместе варили зелье для оттяпывания мозгов у чрезмерно воинственного населения, которое не устраивали большие налоги и общая обстановка на политическом пространстве Темного Королевства, — любишь ли ты деда?

— Люблю, — ответствовала девочка, и на лице ее появлялась улыбка. — Ты ж для меня один, де!

— Кхе-кхе, — качал недоверчиво головой Черномор.

— Де, ты самый лучший. Другого такого нет. — девочка бросала свое прямое занятие по подсыпанию из пакетиков травок, назначения которых пока не понимала, и кидалась колдуну на шею. — Говорят, ты злой. Неправда. Ты мой самый лучший. И Огонек так считает. Правда-правда...

— Ну, раз огонек, так и ладно, — успокаивался колдун. И глядел на внучку с великим обожанием. Несмышленая, добрая, ласковая моя девочка. Личико круглое, волосики светлые, веснушки золотые... Как же ты можешь быть повелителем Тьмы? Не можешь по всем параметрам. Так значит ли это, что непроста судьба твоя? А я, твой дед, единственная защита... Черномор вздыхал, подгонял Рысюню дальше высыпать травки и утирал одинокую слезу, беспокоясь о будущем, разглядеть которое никак не удавалось.

25

Молния сверкнула, в сердце алое попала. Мир перевернула. Цвета поменяла. Как это случилось, никто не узнал. Только веточка заколдованная, на которой семь осколочков, как семь листочков, сработала незамедлительно, едва до нужного объекта добралась. Окружили они зеркальной поверхностью душу детскую, отразили мир гранями волшебными. Для каждого лепестка время свое задумано было. Потому как у каждого возраста свои запросы имеются. Вот в детстве что треба? Играть, скакать и веселиться...

С друзьями в битве смешливой возиться. А уж потом знания всякие в голову просятся, стучатся настойчиво. Вспыхнул огнем первый лепесток, повернул душу Бэна кверху тянуться, чтобы в нуждах истинных не обмануться. Знаний искать, впитывать и употреблять. Потому как повелитель Тьмы не могёт увальнем сельским быть.

Валари, что рядом с волком стояла, ничего необычного не заметила. А котенок наш от хищника отскочил да с испугу сиганул в лопухи. Укусило его вроде что-то... то ли блоха, то ли репей какой. Сидит, значится, в лопухах с глазами круглыми, удивляется, чего это мамка с тощим блохастым серым так возится? И Маргаритка прибежала, волнуется, руками плещет, силы волховские благодарит, что брат возвернулся.

Начал лапы себе осматривать — вроде как руки, а вроде и когти острые имеются. Что я за зверь, сам себя спросил. Удивился. Выглянул, снизу вверх на родных посмотрел: мамка большая, страшная, борода у нее растет, как у парня какого, и на человека совсем не похожа, рядом мелкий гном-старичок в зеленом кафтане вьется, с бородищей расчесанной да завитой, бормочет что-то про то, что просто так расколдовать волка не удастся, что не имеет он таких знаний. И смотрит гном на хищника с подозрением, побаивается, видать, подвоха ожидая.

— Я вам не колдун всесильный, который горами движет, я могу лечить, строить, на худой конец всяческие небольшие желания исполнять, а вот обратно образ возвратить, не умею, — так Кроха говорил, мысом сапога землю долбая. — Вот достанем траву-говорун, тогда и вернем волку речь человеческую.

— Так иди собирай, — нетерпеливо потребовала Валари. — Не стой увальнем!

— Не могу, расцветет она через две луны...

И давай друг с другом ругаться.

Бэн еще дальше в лопухи забился. Страшно. Глядит на волчьи ноги, дрожит... И образы перед глазами его возникают странные, незнакомые. Вроде деревья бегут, вроде летает рядом феечка темная... И говорит та феечка голоском ласковым, но не с котенком самим, а с волчарой, что своевольно в огород ввалился и всех переполошил. Бэн глаза закрыл, открыл снова. Что за диво? Стоит перед ним Ленивый Крыс, внимательно так смотрит. Даже очечки нацепил на длинный нос.

— Ты чего спрятался? — спрашивает.

— Я? — Бэн вздрогнул, еще больше испужался самого себя. — Не знаю.

— Что произошло? — еще более настойчиво потребовал ответа Лейзирет.

— Ничего, — закачал головой ребетёнок. — Блоха укусила... Вот такая... Кусь, и всё.

— Блоха значит? — насторожился крыс. — Дай посмотрю, — он осторожно приблизился к Бэну и осмотрел шею и грудь малыша... Помолчал с великим прискорбием, а потом снова посмотрел на испуганного Бэна. — Никому не говори, что произошло. Вот, — и Лейзирет достал из кармана алый камушек, — когда ты будешь чувствовать, что дела твои плохи, что тебя окружают страшные враги, а помощи ждать неоткуда, сожми камень в ладонях и представь что-то наиболее ценное и важное для тебя, и камень тебя защитит.

— А что мне может угрожать? — удивился котенок, внезапно преобразовавшийся в мальчишку с рыжим хохолком. — Это как репей от волка?

— Да, что-то вроде того... Я сейчас не буду объяснять, ты все сам поймешь, когда время придет. Никому и никогда не давай моего подарка. Понял?

— Понял, — закивал Бэн, часто моргая, а потом сунул камень за пазуху.

— Ну и прекрасно... А теперь пойдем к маме...

— Нет, — малыш с упрямством отодвинулся подальше в тень. — Она большая, страшная... Она меня съест.

— Глупости, она тебя любит.

— А что такое любит? — удивился Бэн, в котором волной росло осознание мира и креп первый из осколков, требующий знаний и умений.

— Любит — это самое важное слово. — Лейзирет задумался над тем, что такое любовь для него. Вспомнил Любаву такой, какой она была раньше — чистой, живой, искренней, — и тяжело вздохнул. А мальчишка сверкнул из полумрака зелеными фосфоресцирующими глазами:

— Не очень-то много тебе радости принесла любовь, — заметил он.

Крыс опустил глаза. Да, Гора Горыныч молодец. Пробрался через силу стены. Наверняка, разбил волшебное зеркало, чтобы повелитель Тьмы поскорее узнал, что зла на земле намного больше, чем добра. Что даже самое доброе существо способно совершать ошибки. Чтобы со временем разочаровался и возненавидел мир за его несправедливость. Но сейчас, в эту минуту на царя всех крыс смотрел тот самый чистый, ищущий истины, добрый взгляд будущего, настоящего царя мира — взгляд тигра, медведя, великого повелителя, который может стать не Злом, приносящим уничтожение, а путем, который ведет к истинному пониманию, к гармонии.

— Неправда, Бэн! Эта любовь, которую ты увидел во мне, сделала меня сильнее, она оставила свет моему сердцу. Любовь — всегда свет в сердце. Посмотри на маму. Разве не она для тебя сейчас свет? Разве не ее ты ждешь каждую минуту?

Мальчишка выглянул во двор, на котором Маргаритка и Валари мыли грязного волка в большом корыте. Пена летела во все стороны, орчиха и девчонка смеялись, хищник терпел жесткую мочалку.

— Све-е-е-т, — пробормотала Бэн, и отражение лепестка в его сердце окрасилось алым. — Да, я люблю маму. И Маргаритку... И Кроху... А еще мне нравится играть... с Лексеем. — и веселый котенок выбежал из лопухов пушистым комочком, на котором играли лучи солнца.

А Ленивый Крыс устало утер лоб, поблагодарил крысиных богов в выигранной битве и приготовился к долгой и неравной борьбе за сердце повелителя, которое было так хрупко и так уязвимо.

Но он не знал того, что сейчас видит маленький котомедвежонок. Если бы малыш смог бы объяснить странные видения, то, наверное, ужаснул бы всю компанию. Но Бэн умел пока лишь задавать вопросы, а не отвечать на них. Да и Валари была слишком занята вернувшимся в чужом теле Арком, которого вместе с Маргариткой, сильно увлекшейся поварством, усиленно откармливала следующие несколько недель.

Волк не возражал: ел, спал, грелся на весеннем солнце, сидел у ног орчихи, подставляя ей чесать уши, предано глядел желтыми глазами в самое сердце и молчал о том, что с ним произошло.

Малыш, который наблюдал за происходящим со стороны, все больше замечал, как заклятие превращает гостя в настоящего серого волчищу, только со странностями своеобразными. И наблюдения эти делали Бэна печальным и неигручим. Неужели мама забыла о своем дитяти? Как же так?

А вот и так бывает. Когда сильно скучал и час свидания настал, каждый напитаться встречей не успевает, а об обязанностях, бывает, и забывает. Но мы не такие! Мы обязанность свою строго помним и сказывать дальше станем.

Так вот, наш малыш в один из вечеров, когда ужин давно в желудках улегся, а на небе зажглись белые мухи, тихонечко пробрался на крыльцо и спрятался за креслом-качалкой, которую Кроха наколдовал из ивовых веток.

Бэн сидел тихо, большие уши его напряженно слушали ласковый говор Валари, которая примостилась на ступеньках и гладила уткнувшегося ей в колени огромного волка. Слушал и ревновал. То есть он не знал, что ревнует, но было очень больно.

А потом мама ушла в дом, а волк улегся на коврике и закрыл глаза. А котенок все сидел и сверкал на него глазами. И хотел когтями вцепиться в наглую серую морду. И не смел, потому что хищник вон какой огромный, а он... его можно одной лапой. Долго сидел, долго наблюдал, и вдруг незваный гость пошевелился, поднялся, воровато огляделся и потрусил к забору.

"Странно", — подумал Бэн, а стеклышко в нем звякнуло, требуя, чтобы малыш последовал за волком, который ловко перепрыгнул на ту сторону и отправился... куда же он отправился? Мальчишка оценил возможность залезть на забор, а потом решительно нырнул к лазу, выкопанному одной очень зловредной свиньей.

И вот они уже у входа в странное подземное сооружение. От любопытства у котенка даже шерсть поднялась. По крутым ступенькам спустился наш путешественник вниз. Тенью скользнул за волком в передвижку и нырнул под сидение, чтобы оттуда сверкать глазами. Сейчас заметит... Ох, заметит и сожрет... Но нет, волчара сам не свой... Глаза вроде открыты, а вот мысли в них ни одной.

Конечно, Бэн вспомнил, что таким хищник становится все чаще и чаще, словно душа в нем отключается, а тело само по себе живет. Да, большие зубы, огромные когти, сильные лапы... И что-то липкое, сладкое в пасти... От таких видений желудок холодеет, и сразу хочется дать деру — лучше к мамке на грудь.

Нет, Бэн не трус. Он узнает, куда направляется волчище-серый хвостище. Он увидит... Мальчишка выскочил на ночную площадь незнакомого городища после непонятной и сильной тряски в повозке под землей, и прям удивился — терема большие стоят, светло, словно днем, важные особы в дорогих нарядах по улицам гуляют, с друг другом здороваются, кланяются, рядом площадь круглая шумит. Ой, как бы волчару не потерять! Бросился за ногами серыми семенить. Семенит, а сам все вокруг примечает, запоминает. Вот узоры на окошечках голубками, вот острый шпиль позолоченный, вот плитка шершавая, дорогу устилающая... Диво какое!

Глядь, прижался волк к стене, заскользил тенью. Напрягся и котенок. Видел он терем этот в видениях своих. Красивый. Стены у него красные, крыша и крыльцо белые, словно сахарные, а на самой верхушечке — петушок золотой сидит. Зажмурился, не веря. Неужто на самом деле дом этот существует? У дома мужички в красных же кафтанчиках стоят струночкой. На ступеньках князь Горох с Лексеем-дружком. А рядом с ними — красавица белокурая. Ох! Лапки у нашего малыша задрожали... Как же так?

И вихрем огненным замелькали видения: вот красавица злая всех людишек обижает, жить им вволю не дает, все на строечку ведет. Их не кормит и не холит и до смерти их доводит. Та красотка не простая, она волшебница большая. Она из краев дальних прибыла, власть во ручки белые взяла. Только с виду хороша, внутри же черная душа...

Хотел Бэн волчару остановить, да куда уж там. Горит внутри хищника злоба-ярость на узурпаторшу. Кто намахал? Веером темным... Ночью холодной... Навеял? Злобу эту тягучую?

Зажмурился котенок. Да, конечно! Маленькая крылатая девочка нашептала волку, как через ворота пройти, обсыпала звездами, что с волшебством белой красавицы слилось. И еще сказала, что нету на свете злее княгини. Что обижает она людишек, что пьет их кровь, что угнетает их жизнь... Но как же можно мамку друга забижать? Ведь Лексей не виноватый. Ведь это родительница его. Ведь...

— Стой! — со всех лап полетел за хищником. — Нельзя! Лексей. Друзья. Друзья нам...

Но волк не слышал, и желтее луны горели его глаза за весь род человеческий, который правители разные в толпу серую превращают, а особенно волшебники, что неограниченной властью обладают, но за чужой живот не радеют.

Раскрылась огромная пасть с острыми зубами. Закричал испуганно Горох, запищал Лексей дружок. Взметнулись мужички-охраннички. Но было поздно... Было слишком поздно.

Бэн на бегу даже заплакал. Слезы его во все стороны полетели, словно искорки маленькие. А стеклышко внутри острее жала укусило светлую душу.

Вскинула руками волшебница, заклинание защитное к действию пробуждая. В круге, холодом веющих, два ледяных пса появились, бросились волку наперерез, но хищник серый, огромный, что уже оторвался от земли и летел тьмою к княжне, не отклонился в сторону и не обратил внимания в челюсти, что вцепились в тело и теперь рвали его на куски. Цель... когда цель близка! Ах, волшебница поганая... Ах, убийца человеческая, боль приносящая! Не ходить тебе по земле, не мучить мужичков. Сбил ударом лап передних, горло лилейное разорвал... Алая кровушка... Смешалась волчья кровушка с волшебной... И такой яростью залила ступеньки. И потоком побежала к ногам котенка, который остолбенел от ужаса и навзрыд в голос повторял:

— Это не я! Я ничего не делал. Это же сон был. Только сон... Мама... Мамочка... Мама...

26

Коль приходит беда, открывай ворота, а счастье не годится — у калитки томится. И дан ему всего часок, чтоб потом на долгий срок несчастием жить и о прошлом тужить. Красные розы потопчет времечко лихое.

Как случилось страшное происшествие в столице Гороховой, так впал наш князь в горе— печаль великую. Неделю из спальни не выходил, под пуховым одеялом лежал, вздыхал, аппетитно кушал, потому как, когда сильно волновался, случались с ним приступы переедания. А тут ведь не просто беда, а настоящее несчастье. Хищники лесные по городам гуляют, на людей нападают. Не защищает от них ни волшебство, ни охраннички-мужички.

Так вообще для чего стеночка защитная стоит? Значит, нету в ней никакого проку. Подумает так и снова слезы проливает и плюшками горе закусывает.

Но горе-печаль не только в тереме верховном приключилась. Знаете, как орчиха наша огорчилась? Не просто — серьезно. Напьется вина домашнего до ежей колючих. И давай с палицей по деревне бегать, виновников искать, потому как ну никак не мог по своей воле хищник любимый на убийство пойти и сам себя порешить. Мужички орчиху огромную шугаются, ведь сожрет, прощения не попросит. А потом придут в дом крайний, гному да Маргаритке на непристойное поведение жалуются. А Валари все нипочем. Любая свинья -враг. Вот устанет она от хулиганств, в апатию впадет. Сидит целыми днями на крылечке, семечки грызет и ни на кого внимания не оборачивает.

А Ленивый Крыс горя своего старался не проявлять. Хоть и нет-нет, а смахнет слезинку с ресничек. И сверкнет в глазках его черных ярость великая — вот ведь как Гора Горыныч отомстил за то, что Любава их здесь приютила. Вот ведь как хитро волю волка направил. Можно сказать, одним ударом несколько зайцев убил... И то, у Горыныча опыт по стратегическим вопросам. В пасть пальчик не клади, до локтя откусит, а потом за головушку возьмется. Только никак не скажешь, кого Лейзирет подозревает, испужаются други-приятели. Начнут дрожать, следующих смертей ожидать. Или подадуться в бега. А за стеной каменной — верная гибель.

В общем, пострадает наш крыс тихонечко по зазнобе, почешет гребешком густым воспоминания, чтобы не мешали думать и действовать, и начинает за медвежонком приглядывать, чтобы в курсе событий оставаться и как можно ближе с повелителем Тьмы общаться, жизнь его хрупкую из крысиных лапок не выпуская.

А котенок притихший все больше дремал или сам с собой книжки листал цветные, вопросов лишних не задавая и, видать, себя укоряя. После ночи той злополучной, всем он про последний сон свой рассказал. Снилось малышу, что бежит он за волком, что видит, как зубы острые в шею тетеньке странной цепляются... Проснулся утречком в корзине, а волка и в самом деле нету...

Взгляду волшебному, пространство и время раздвигающему, теперь домашние дивились, только ничем умение это помочь тепереча не могло. Даже наоборот, видение сбылось... А что это означает? Неизбежность. Дух домашний сразу заявил, что бывает всяко — наводится знание о событии. Ведь не могёт ребетёнок сам про убийства прознать в младенчестве. А значит, пришел колдовской подарочек именно с обороченным серым хищником.

— Но нас так просто не возьмешь, — заявил тогда дом. — Мы обороны не сдадим. Неча пужать расправами.

— Точно, найдется и среди нас колдовство, — громыхал гном, сотрясая поварешкой и вареники себе накладывая. — Мы место насидели, нагрели... Мы повелителя воспитаем... А темным силам — фиг!

— Да уж, — вздыхала в ответ Валари, плечи которой низехонько опустились. — Вот и возвернулся дружок. Знала ведь, чем дело закончится... Сразу мне подальше валить надыть было.

— Ты что? — это уж Лейзирет встревал, грозно шевеля краснеющим носом. — Сбрендила? Наперво дитя, а потом уж — любовь. Чай, не в сказке, знаешь, что нашему брату и по красоте, и по стати любовь не обламывается... Эх, а кому нужны эти чувствия высокие? Вот ты, как я, мизантропствуй, и увидишь, легче станет.

— Ничего ты не понимаешь! Мохнатая твоя порода! — махала крыльями сорока, пытаясь Валари успокоить и по-женски поддержать. — Что ты понимаешь? Тут горе... Тут надежд крушение. Тут, может, мир перевернулся.

Орчиха ни дому, ни воинствующему Крохе, ни щебечущей Белобоке не возражала. А вот крыс правду говорил: коли нету в сердце роз, лучше перестать в добренькое верить. Не кисейная девица... Орчище огроменный. Только кому мстить? На ком душу оторвать? Эх!

Не успел гном за травой в лес отправиться, не услышала Валари, что в царстве Черномора приключилось, но точно знала, не умел мальчишка гадости делать. Так, пошалит по-доброму. И главное, нечисти совсем не боялся. А вот к волшебникам — какие у него претензии? Семечку в задумчивости разгрызет, шелуху под ноги бросит, сама пуще прежнего огорчится. Нету Аркашеньки больше.

И так день за днем.

Одна лишь Маргаритка-дурочка дурочкой не была. Все трудилась, варила, жарила, пекла, в доме убиралась, Бэну нос подтирала и молочком и рыбкой его вареной кормила. На горе-заговорщиков смотрела с сожалением, а о брате родном думала только хорошо, потому что Любаву злую на тот свет отправил, собой пожертвовал и род людской освободил от узурпации. Но вслух соображений не высказывала, потому как тут все на делах волшебных помешанные, а она в них ничуточки не понимает. Просто без спросу каждый день корзину с едой собирала и к Гороху потихоньку отправлялась, чтобы князя утешить. Маргаритку в тереме даже ждали, потому как государь человеческий только девчонку к себе в палаты и допущал, и с нею воеводы да советники документы передавали важные, государственные. Скорбь скорбью, а народу без правителя никуда.

Маргаритка князя очень сильно уважала и любила. Достаточно только посмотреть — гладкий, розовощекий, в самом расцвете сил... И сынишка у него славный, совсем на мамку не похожий. Вот придет, князя накормит, песенку ему утешительную споет, станет доклады по слогам читать, и так Гороха чтением этим насмешит, что он на минуточку хоть одну да про жену свою убитую позабудет. И уже улыбается, и разговоры разговаривает — про сплетни городские спрашивает, про погоду и еще много разного. Одного только Маргаритка князю не говорила, откуда в государстве человеческом волк такой революционный взялся. Ведь коли прознает кто, то выгонят, а то и в темницы друзей-приятелей заключат, чтобы допрос учинить, а потом наказать жестоко. Воспоминания о подвалах ведьмы черной и теперь в девчонке дрожь вызывали, посему всячески она старалась Гороху угодить. А еще все удивлялась, почему князь на нее до сих пор внимания не обращает. Ведь и одевается покрасивше, и косы на голове короной укладывает... Неужто так опечалился?

Князь в себя приходил медленно, с ролью вдовца сживаясь и уже на часто гостившую девчонку одобрительно поглядывая. Приходила она изредка с котенком. Лексей всегда полосатому дружку радовался, а радость сынишки и самого Гороха от горести пробуждала. Наследника растить треба, а не на печи валяться. Вот Любава точно не одобрила такого времяпрепровождения.

Лексей же с Бэном потихоньку срастались, словно два дубка, поднявшихся на берегу у бурной реки жизни: они корнями переплетаются — и не различишь, кто есть кто... Ели из одной тарелки, играли в одни игрушки, хулиганили вместе... Суть да дело, забылась трагедия. Успокоился князь, угомонилась компания, потекла житуха прежняя, горечью легкой приправленная. Вроде и небо лазоревое, вроде земля плодородная. Живи, радуйся. Ан нет, на всякую радость по десять печалей. Но ни Валари, ни Горох, ни Лейзирет не жаловались: внутрях боль носили. Да и дела находились, что забвение приносили. Но ни от том наш сказ, чего всю книжку горевать? Будем дальше продолжать.

Оглядеться не успели, а наши пацаны подросли. Минуло им по десять годочков. Лексей — длинный, худой, головушка светлая кудрявая, глаза голубые, как у маменьки покойной, и личико у него аристократическое, породу выдающее. Бэн же — коротенький, плотненький, волосы щетинкой, глаза крупные, зеленые, раскосые. Красоты невеликой, потому как нос большой и лоб излишне покатый. Вроде совсем разные, а люди говорят — братья.

Только Лексей задумчивый, тихий. Бывает, может целыми днями на пригорке просидеть, на кружева природные любуясь и стихи сочиняя и картинки всякие рисуя. А Бэну на месте не сидится, он за это время дров нарубит, воды из колодца натаскает, начнет мамке помогать в работе какой — то забор чинит, то крышу латает. Только потом к другу присоединяется. Тут уж они и в ратный подвиг поиграют, и в путешествие отправятся на метро, чтобы окрестности изучить и карту составить, про которую Кроха давеча рассказывал. Карту, конечно, Лексей всегда рисовал — у него и елки натуральные, и реки синие получаются, а у Бэна — все какие-то закорючки. То ли руки кривые, то ли лапы с когтями мешают.

И то странно, что видел молодой князь в друге человека, а не неведомую зверушку. А вот разные люди по-разному реагировали. Бывало, как начнут улепетывать — это значит медведем им Бэн показался. Котенка не особо испугаешься.

— Интересно, что за стеной каменной находится? — спросил Лексей на одной из прогулок, ладошкой от солнца глаза прикрывая да гряду камней разглядывая внимательно. — Мы с тобой почти все облазили. И везде она...

— Мама сказала, что камни это указательные, — Бэн тоже посмотрел в сторону ограждений. — Она мне строго-настрого запретила к ним подходить. Там, говорит, теперь только нечисть живет. Страаашная, — и он сгримасничал, изображая ужасного монстра.

— А я верю, что они есть, — сглотнул молодой князь. — Вот гуляем мы с тобой по деревенькам, а я все боюсь, что вдруг хищники какие на окраинах появятся... Княгиню дорогую загубили силы темные...

— Пойдем, покажу что, — потянул Бэн друга за шелковый рукав и бодро зашагал через ромашковое поле по направлению к темной тени от стены.

Лексей, хоть и засомневался, но не отстал:

— Чего покажешь? Папенька заругает меня, если к ужину не поспею.

— Не бойся, пятиминутное дело.

Знал молодой князь, что за пятиминутные дела у друга бывают. Недаром про рыжих говорят — у них огонь в крови полыхает, покоя ни на секунду не оставляет.

— Вот ведь, сын волшебницы! — усмехнулся Бэн. — Сам такие мне чудеса показываешь, о которых даже и наш Кроха не помышлял. А мне уж и подавно никогда такое не сотворить... И боится стеночки...

— Да, боюсь, но хоть не бахвальствуюсь.

— Кто бахвальствует? Я? — и рыжий мальчишка ладошкой коснулся одного из камней. — Смотри... И сам теперь удивляйся. Вчера с Ленивым Крысом проверили, как эта штуковина работает. Это не мамка моя, которая двери открывает. — он засмеялся довольно, а стена вдруг вся поднялась вверх, открывая сокрытый взору лес и внезапно... Лексея даже икота обуяла... И вся стена превратилась в великанов, которые стояли на месте камней до самого горизонта.

— Что это?

— Йотуны. Великие древние боги. Они все это время здесь нас охраняют. И даже иногда можно услышать, как поют. А ты говоришь, враги пройдут... Глупости... — Бэн отнял руку, возвращая на место камни, которые некоторое время мерцали, скрывая недавнее волшебство.

— Удивительно, — прошептал Лексей.

Бэн не ответил и, оборвав на ближайшем кусте ветку, пошел вдоль стены, напевая старинную песню, услышанную от йотунов, помятуя о том, как князь молодой любит стихи. Конечно, он совсем не понимал, что это какие-то там древние касты. Прекрасный день, яркое солнце и бескрайняя стена впереди.

— Камень темный воды точат,

Снег морозит, солнце жжет,

Холодны бывают ночи,

Жарок синий небосвод.

Время жизни подмывает,

Старость сердце серебрит,

Память быстро остывает,

А любовь всегда горит.

— Знаешь, — вдруг оборвал Лексей друга, развернул к себе, — Мы с тобой должны посмотреть, что на той стороне. Как считаешь?

— А как же твое "до ужина"? — нахмурился Бэн, понимая, что заинтересовал молодого князя тем, что они легко проскочат между ногами каменных истуканов. Ох, главное не выражать заинтересованность, а заставить собеседника, как учил Лейзирет, заинтересоваться вопросом самому. Рыжий ты пройдоха! В лес, немедленно в лес...

27

Почему-то в народе считается не зазорным для мужчины бравого несколько семей иметь, а коли девица такое учудит, то уж весь мир загремит. Вот и альву никто словечка не сказал, хоть и имел он в нескольких царствах ЧЕТЫРЕ жены. Да и было на что заглядеться, у всякой дамочки сердце так и начинало из груди рваться. Высок, красив, в разговоре такие витиеватости пышные выдает. А что обедневшее его государство, то к делу не относится.

Но вот напасть, рождались у нашего Вальдемара Вальдемаровича одни дочки. Первая — от темной царицы вампирских земель — Натусенька-вампирюсенька. Характера логического, холодного. С детства склонность к медицине имела, лягушек резала и долго их через лупу разглядывала, а потом записи в специальную книжку заносила и систематизировала. Поговаривали, она таким образом несколько принцев заколдованных порешила. Зато какая польза для молодой науки, призванной то ли лечить, то ли природу по полочкам разбирать!

Вторая дочка — от богатой гномихи — и с виду, и по характеру росла хохотушкой. Звали ее Мушкой Владимировной (на современный макар отчество перевели). Слыла девчонкой доброй, но уж слишком болтливой. Ни одна тайна у нее на языке не задерживалась, что не мешало, впрочем, Мушке в горном мире и в лесах ближайших множество друзей иметь, устраивать большие веселые пирушки и всяческие хулиганства.

Третья, предпоследняя дочка, родилась у эльфийской принцессы. Звали ее Света-сладкая конфета. Красива была, стройна, ростом высока, но надменна, горделива и совершенно не умна. Вела она скучный образ жизни: с утра волосы расчесывала, в косу ленты вплетала, потом до обеда платье выбирала, потом с умным видом с раскрытой книжечкой сидела или там вышиванием неспешно занималась, а вечером речи хвалебные от молодых эльфов выслушивала с благосклонным видом. И так — почти каждый день.

Вальдемар дочек своих пуще жен любил, потому грехи его тяжкие дамочки прощали и даже всячески поощряли, чтобы побольше папенька с малышками времени проводил. Но у альва темного с некоторых пор идея-фикс проявилась: мотался альв по городам и весям в поисках хоть одного упоминания о повелителе Тьмы под видом политических командировок, с народцами общался... Подарки для жен и дочек закупал, потом погостит недельку у каждой — и снова в путь. Пуще всех Забава мужа ревновала. С ним ездить взялась — то на пляже моря Нептунового позагорает, то на лыжах в горах йотуновых покатается, то дикие пляски отчебучит в пасти у демонов. Не житуха — сплошной бомонд. И так черной ведьме это понравилось, что она про пакости свои на время позабыла. Только по возвращении все на дочку гневливо глядела, и с каждым годом крепла в Забаве мысль, что надо Арысь погубить по примеру Белоснежки. Только продумать надо все до деталей и со всякими спасителями не попасться на крючок.

Мыслей этих ни Черномор, ни Вальдемар не ведали. А то бы они давно Забаве по круглому заду надавали. Даром, что родственница.

Лет пять альв концы искал и однажды один зеленый гоблин, который приехал с жинкой на ярмарку в Зеленое Городище, где собирались на неделю со всех сторон свету волшебные твари и нелюди, рассказал за кружкой пива, что очень давно помог одному волчаре, который сильно домой торопился. В шерсти у него черная феечка пряталась, Горы Горыныча давняя знакомая. Так вот, серый тогда по-пьяни много чего болтал, в том числе и про предначертание мага, и про то, что его в деревне дожидаются... И вроде как прибавление в семействе скоро случится. Не обратил бы Вальдемар на болтовню гоблина, если бы не мелькнула в его байках феечка — известная в магических кругах как великий знаток древних заклинаний и правая рука самого Горыныча. Неспростая крылатая в путь-дороженьку отправилась после того безобразного конкурса эльфийского.

Подумал Вальдемар, погадал денечек, кинулся гоблина искать. Глядь, а он уж на повозку загружается с товарами, женой и дитятей малым. Уезжает, короче. Еще минуточку и упустил бы важную весточку.

На вопрос альва гоблин зеленый репу почесал задумчиво.

— Куды бежал? — переспросил он, губы поджимая и глаза в небо направляя. — Ну... Эта... Знаете ли, вот... Мы гоблины бедные, у нас вот совсем плохо с энергоснабжением в лесу. Приходится дровами топиться, мимо все газовые трубы идут. Електричество тоже дорогое. А запасы? Не наездишься... — короче, намекать на деньги начал.

Вальдемар Вальдемарович, почуявший стоящую информацию, покорно полез за пояс и достал кошелек, в котором звякали золотые эльфийские монеты.

— Точное место проживания и направление волка, — потребовал он, пока гоблин кряхтел невразумительно.

— Давно дело было, — наконец признался гоблин. — Врать не буду...

— Хорошо, половина кошелька, и примерно скажи.

— Лады. — кивнул предприимчивый собеседник, приглаживая волосы на голове. — От нас в двух днях только одна деревня и имеется, что за рекой Калиновкой. Ну, той, на которой Гора Горыныч в незапамятные времена одну головушку положил за Морену Мореновну.

— Что? — чуть не рухнул Вальдемар. — Человеческая деревня?

— А то, волчара же прежде человеком был вроде... — гоблин деловито начал пересчитывать высыпанную в его огромную ладонь награду, пробовать монеты на зуб. — Так-ть господин благородный разве не слыхивал, что вроде волшебницу в городе человеческом из серых хищников порешил... Вона, волшебники энти даж на ярмарку не суются теперь, боятся, что и их порежут. А во всем этнический вопрос виноват. Ну да пора нам, счастливых расследований. — и зеленый полез обратно на повозку, а альв в совершенной задумчивости побрел вниз по дороге к ярмарке искать Забаву, которая сейчас выбирала себе ткани для нового наряда. 'Калиновка! Калиновка', — повторял он про себя, как заклинание.

Забава же никаких измений в муже не заметила, кроме покраснения щек и губ, что вообще было Вальдемару не свойственно, и долго, с подозрением, обнюхивала его рубашку на наличие посторонних женских запахов. Но, удостоверившись в полной непричастности к половому преступлению против ее чести, продолжила опустошение ломящихся от товаров лавок. А что торговцам треба? Правильно — чтобы товар продавался, а покупатель велся... Посему играла на базаре громкая музыка, работали зазывалы, вкусно пахло всякой снедью, ото всюда манили яркие штучки-дрючки. Как тут не случится приступу покупка-мании. Даже стойкие гномы новые пояса прикупили, даже драконы фальшивых бриллиантов набрали, даже орки лишних мечей нахватали с дубинами. А уж девицы и подавно — наряды меряют, сапожки на ножках рассматривают, цацки в ушки, на шейки, на ручки нацепляют. Кавалеров разоряют. И черная ведьма туда же.

Но Вальдемар Забаве не препятствовал. Отделился бесплотной тенью от тела своего, которое так и продолжало мило разговаривать, спокойненько с женой ходить, и полетел через леса и реки к заветной речке. Облаком серым пересек границу, зашуршал тенью по листве. Глядит, стена — черным черна. Пространство окружает, никого не пропускает. Полетел вокруг — получился круг. Огромный, бесконечный... Вверх подался, а стена словно растет, не пускает, голосами сердитыми разговаривает. Говорят те голоса:

- Ливнем клинков, потоками пик

Плещет вода в облаках.

Влагой набух, воздух затих

Предчувствуя шторма размах. (стихотворение Скади)

Что за диво? Оттолкнула стена призрака Вальдемара легонечко, пригрозила тихонечко. И понял альв, что цель его настолько близко, что вот сделай вперед шаг, и увидит заветного мальчонку. Да видать, пока не судьба. Защищают повелителя Тьмы стены волшебные, не пускают зло... Ничего, и с этим вопросом разобраться можно... Ведь как-то попал внутрь волк заколдованный. В общем, есть чем время занять.

А в это время Арысь в царстве-государстве Черноморовом росла-росла, и выросла такая замечательная девчушка. Во все вникает, всем занимается. Особенно ее дедовы инновации интересовали. Вот хотя бы взять такое дело. Как сивку-бурку зарегистрировать, которую колдун внучке подарил для поднятия настроения.

Сперва надо к маленькому начальничку колдунишке попасть, очередь отстояв. Колдунишка при виде Арыськи сильно удивляется:

-А зачем тебе регистрировать?

— Для порядку, — девочка отвечает. — Передвижное, однако, средство.

— Марки какой? — колдунишка волшебный экранчик включает, начинает данные забивать.

— Сивка. Четыре ноги. Грива. А еще хвост и крылышки. Деда подарил.

— Деда подарил, а сам не соизволил в реестр внестись. Вот одна только внучка законопослушная. — дал Арысе справку для следующего начальничка, по головке светлой погладил. — Молодец.

Девочка к следующим дверям. Тама очередь шумит. Все документы на техподдержку требуют. Приходится тоже пошуметь — вот как интересно и весело. Короче, часа через два — опять колдунишка. Только камзольчик на нем подороже и хгалстук поярче.

— Чего надо? — из-под очков на Арысь глядит, как на муху.

— Справочку принесла. Деда подарил сивку. Регистрируюсь.

— А! Штраф требуется заплатить. Прежде чем купить, нужно заявление было написать и квитанцию оплатить.

— Как? — смешливо удивляется Арыська. — Я же Черномора внучка.

— Где Черномор, а где ты... А ну, быстро...

Побежит девочка штраф платить. Вернется. Опять в очередь станет. Смеяться не перестает. Вот щас штампик получит и к деду. Видал — целый день потратила, чтобы законы твои осуществить. А иной вот раз совсем много времени требуется — с утра к чиновничкам стоят. На ладошках номерки пишут. Досидит девочка на стульчике до вечера, заветную бумажку отхватит. В кабинет к колдуну ворвется, а он уже сам не свой:

— Где была? Что ж ты деда пугаешь? Я ж тебя обыскался...

А Арысь разрешением на лошадку машет, ругается:

— Неправильно инновации твои, де, работают. Они время только отнимают...

И так во всех делах нос малышки проникает, во всякое безобразие суется. А почему? Потому что любознательна без меры... И не упрекнешь ни в чем. Учится прилежно, а побыть с нею рядом — как у моря безбрежного. Волнами ласковыми окружит, счастием наполнит. Глазки серые свет неземной излучают, веснушки оранжевые солнышками горят.

— У нас без порядку совсем народ распоясается, — пытается оправдаться колдун.

— У нас от порядка полный беспорядок вокруг, — говорит девочка. — Каждый чиновник в своем кресле главный вселенский начальник. Эх, де, а ведь кроме инноваций, глобализаций, пертурбаций разно всякое интересное... Да тебе не понять, — ручкой махнет, понимая, что Черномора не перевоспитать, пойдет птичек с ладошки крошками кормить, хлеб подсчитанный колдунишками назло переводить. И никто слова не скажет.

Сядет в резное окошко, руку в небо вытянет. Слетятся птички разноцветные, начнут крошки вверх взмывающие ловить. А вы как думали? Все-таки колдунья маленькая, и не так законы физики перевернет.

— Расскажите мне птички, расскажите пернатые, где счастье мое бродит? — спросит голоском задумчивым. — Совсем одна-одинешенька я... У всех царей дети в колдовских школах учатся... Скучно. — ножками заболтает.

И тут же рядом Огонек на плече появится, засверкает ярко:

— Не кручинься, Рысюня, всему свое время. Ты главное, учись и расти не торопись. Потому как детство пройдет, никто его свободу не вернет. Начнутся дела и заботы, их делать сильно неохота. Полетим лучше в озере купаться...

— В каком таком озере? — девочка сильно удивляется, в пальцах хлебушек мнет.

— Гора Горыныч озеро тебе подарил. Ключом оно пробилось из земли в лесу ближайшем, в котором вы с Черномором каждый день гуляете.

— Ой, деда не разрешит мне одной...

— Так зови, вишь жара какая разыгралась. Самое время купаться.

28

Юные сердца так пылки! Подвиги для них кажутся делом обычным. А поступки — частью бытия. И потому круглая земля, что можно ее обойти и столько всего узреть и узнать. Только вот на том свете как побывать?

Когда Арк, заколдованный черной ведьмой, ведомый праведным гневом на волшебницу несправедливую, вцепился острыми зубами в лилейную шейку, то не чувствовал ни боли, ни сожаления. Зверюга редкостная в нем взыгралась, серая шерсть душу заполонила. Смерть... горючая, текучая, жизнь меняющая, время останавливающая! Как ты велика и как власть твоя сильна! Увидел мальчишка перед собой не Любаву княжну, а великую Морену, что ласково улыбнулась храбрецу и за руку убийцу взяла.

— Знаешь ли ты, что крови волшебной отведал, мальчишка? — спросила она низким тягучим голосом. — Знаешь ли, что теперь изменишься навеки?

Хотел Арк отступить, потому что глаза синие, васильковые пугали его больше, чем все чудища из страны темной. Закачал отрицательно головой.

— Смешной какой! — Морена потрепала лорда по макушке, стала расти до небес. На ладошке лорда подняла — выше гор, выше облаков. — И глупый! Кто ж с сильными сражается? Без идеи, без защиты? Только вы — смертные... Вот смотри теперь вперед... Видишь ворота золотые, что всю землю светом освещают. Иди к ним, не оборачивайся. Там судьба твоя решится, а мне тебя к предкам отправлять совсем не годится.

Мальчишка со всех четырех лап помчался к яркому свету. Закрутился в потоках, испугался огоньков, что рядом прыгали, резвились и все пытались сложиться в отражение, но то рассыпались на половине, то превращались в сказочных животных.

Судьба решится... Ворота... Дыши... Беги... Не оборачивайся... Волосы вьются у Морены снегами, ресницы лесами тени отбрасывают, глубокие океаны в очах ее... Беги, пока судьба не решилась. Сердце твое не остановилось. Морена — великая. Морена — древняя. Морена — знает.

Распахнулись створки высокие, озарили. Ступил вперед Арк, ничего не видя, глаза прикрыл... Дышит тяжело. После смерти что случается? Как все это называется? Разорвали, видать, псы ледяные шкуру, отобрали жизнь. Распотрошили живот. Не видать Валари, не сидеть с ней за одним столом, не извиниться за глупости...

— Чего уши прижал трусливо? Сидишь, молчишь — некрасиво, — громовой голос раздался близко совсем. — Не бойся, я тебя не съем!

Арк глаз один приоткрыл, взглянул с опаской вверх. Опешил. Туман вокруг клубится. Раскосые красные глаза горят рубинами. Больше нету ничегошеньки.

— Ты кто? — промямлил.

— Я-то, — засмеялся голос. — Гора Горыныч. А ты — Аркашка из деревни, что за рекой Калиновкой. Мальчишка смелый, честный и забавный. Ну, не робей. Небось удивляешься, чего это после смерти тут делаешь?

— Удивляюсь, — кивнул лорд, ухо задней лапой почесал.

— Видать, неспроста. Весь ты теперь волшебный — от носа до хвоста. С одной стороны — проклятие черное, с другой — кровь живым током течет, умереть тебе спокойно не дает. А еще внизу ждут тебя родные. Плачут, страдают, места себе не находят. — глаза сощурились осуждающе.

— Как же мне обратно вернуться? — запричитал волк. — Голос человеческий потерял, вид человеческий утратил. Себя на месть глупую за человечков растратил. И то верно, не от большого умишка...

— Да-а-а-а, нехорошо. Ведь не для того я тебе войти в царство Гороховое помог, чтобы ты со своими волчьими повадками зубы распускал. По что не послушался феечку, в драку ввязался?

Арк плечами пожал.

— Да ладно, что с вас, детей, возьмешь?! Есть способ тебе жизнь возвратить... Путем обмена...

— Обмена? — не понял лорд. Вот и нету у него совсем ничегошеньки. Только колдовство по шерсти искрится.

— Да, обмена! Не удивляйся и не робей. Веди себя посмелей. — засмеялся синим огнем Гора Горыныч, волчару им окружая. — Как по девкам, так у всех женилка отрастает быстро. А как за содеянное отвечать, так сразу под кровать... Не успел домой добраться, так сразу в драку влез, в поножовщину беспричинную. А теперь делает вид, что не знает, что такое обмен.

Арк заморгал часто-часто...

— Морена сказала, что ты судьбу мою решаешь.

— Ну, уж прям и не так вовсе. Каждый сам судьбу вышивает: кто нитками разноцветными, кто черными стежками неровными. А я всего лишь — беспорядочное, хаотическое... Могу миры создавать, могу разрушать... И предлагаю тебе всего-навсего волшебство за одну услугу.

— За какую?

— Вот молодец! Верные вопросы задаешь. Понадобилась мне душа твоя драгоценная, которая волчьей стала, а раньше в человеческом теле проживала.

— Ты про обмен глаголил...

— А чем тебе мои слова не нравятся? Знаешь, что с душами убийц происходит? Видел ли гнев Морены? Ведь она тебя в армию свою заберет... Станешь ты по свету бродить, ужас на людей наводить... А я тебе вот какую штуку предлагаю — ожидание. Коли сейчас мы с тобой местами поменяемся, то совсем по-другому будет. Станешь ты в моем царстве пожидать и время коротать, пока срок не настанет... Тогда живой-невридимый домой вернешься. Валари обнимешь, Маргаритку — сестру дорогую.

Удивился волк пуще прежнего. Гора Горыныч — вон какой, а он — махонький, зверь простой...

— Так по рукам? — вкрадчиво спросил змий невидимый.

— П-п-п-по рукам, — заикаясь гавкнул мальчишка, который очень хотел до дому. Почему же у него такая судьба невезучая? С тех самых пор, как маг произнес предначертание, то нечисть вяжется, то крышу сносит основательно, то вообще перевоплощения одолевают. И теперь не ведал наш волчара, что Горыныч задумал. У Горы все заранее продумано, у Горы на все вопросы ответы имеются... Потому что древнее нету существа на свете, чем змей великий... И всякий раз зрит он в сердца, видит каждого до последней мысли.

А что мальчишке надо? Тыл крепкий в виде орчихи, семью дружную и друзей добрых. Никакая колдовская красота человеку не в радость. Не пленяется человек на темных красавиц, а глядит через шкуру на истинную сущность. Тут, в сердце алом, у Валари, нашел он настоящее, стоящее чувство. Ей доверил великое рождение повелителя. Почему? Гора Горыныч чувствовал, что не таким будет Тьма, как раньше, что окрасится она звездами яркими. Что мальчонка вырастет и не повернет ключик мира, чтобы закрыть его радости навсегда, а повернет ключик, чтобы заглянуть в неведомое и раздать неведомое безвозмездно. Нельзя такое допустить! Не может Гора ждать здесь. Не может пустить на самотек.

Согласился глупый волчара, произнес слова неразумные, поддался страху великому перед глазами рубиновыми... Вот и хорошо. Вихри безбрежные налетели, делали с Арком, что хотели... Морена все это времячко у ворот стояла, за происходящим тихонечко наблюдала.

Выбежал к ней вроде волк, но уже не тот.

— Пойдем, Морена Мореновна, — сказал волк голосом чужим. — Дело нам свершить требуется незамедлительно. Великий обряд...

— Ох и рискуешь ты, Гора Горыныч, — покачала головушкой богиня древняя. — Но сделаю все, что обещала тебе за защиту мою на мосту Калиновом. Идем...

А пока боги наши обрядами тайными занимаются, побежим мы по времени вперед, не на день и не на год. К лесу колдовскому, к бережку пологому, цветами белыми поросшему, где из земли источник пробился и в озеро обратился.

Синью прозрачной, оком земным, светом холодным горело озеро то в чаще лесной. Вели к тому озеру недавние тропки, спускались к темному берегу змейками извилистыми. Отражались в озере деревья леса волшебного, облака белоснежные и небеса высокие. А уж как приятственно окунуться после длинного рабочего дня в воду прохладную, живую! Особливо Черномору, который всегда в трудах и заботах о себе забывает.

Девочка дедушку за руку держала до тех пор, пока "подарок" воочию не увидала. Великим счастьем подарок Горыныча стал для маленькой девочки. Отозвались в ее душе красоты земные музыкой поэтической. Ляпота... Склоны цветами украшены, солнышко янтарное в листве играет... Сбросила с себя туфельки и платье, в воду бросилась, нырнула к самому дну, а там — рыбки разноцветные, яркие. Пестрят, шустрят, рядом вьются. И вроде хвостиками машут. И дно камешками круглыми покрыто. Вах!

— Де, водица парная, — Рысюня вынырнула на поверхность и замахала колдуну рукой. — И рыбок видимо-невидимо.

— Плавай, милая, деда на берегу посидит, ножки похолодит, — снял Черномор сапоги зеленые, сунул стопы остудиться, заулыбался блаженно. Эх, когда-то и он был молодым, тоже резвился... Потом в колдунью одну рыжую влюбился... Похожа Арысь на бабку — шаловливая, открытая, чистая... Лес — ее дом родной. Внутри хищница молодая, пушистая. Царица далей зеленых и свободы... Душа деревьев, травы и цветов. Но сейчас внучка всего лишь непоседливая игрунья, а подрастет, сама дом покинет... Пойдет тропкой неведомой, обернется хищницей — ушки с кисточками, пятна на бочках, лапки мягкие, хвостик маленький. Забудет деда, станет лес врачевать и духам земным служить. Потому Гора так Арысь пестует и привечает — давно матушка-богиня не рождалась, не лечила раны всего живого.

— Де, а ведь дядюшка змий не такой уж и плохой, — заявила девочка, из воды вылезая. — Все говорят, он зло приносит. Боятся его... Ты — тоже?

Черномор задумался. И правда, было чего бояться. У Горыныча все четыре стихии в подчинении. Горыныч временем управляет. И появился еще во времена древних. Страшнее, наверное, только Морена, смерть несущая. Женщина холодная, которая мир может в ничто превратить. А тут и стихия огня, леса и луга жгущая, да молниями палящая... И вода, обрушающаяся стеной. Озера, в болота превращающиеся... И воздух, ураганы и смерчи закручивающий... И земля, непокорная, вздымающаяся, с себя миры стряхивающая.

— Боюсь, малышка, — сознался колдун.

— А я — нет. — улыбнулась Рысюня. — Дядюшка змий мне книжки присылает нужные, Огонька подарил, а еще на день рождения всегда не забывает. Де, помнишь, какой звездопад придумал?

Черномор кивнул, на внучку любуясь. Есть предначертание в Арыси. Сильное, превыше предназначения. Такое судьбу ведет. Неслучайно озеро ключом из земли пробилось. Что-то тут не так. Но что, не разберешься и не просчитаешь.

Лишь Горе это ведомо.

-Де, можно я вокруг озера пройдусь... Пожалуйста, — ручки просительно сложила. Как отказать?

Вздохнул:

— Иди.

Рысюня по берегу босыми ногами затопала. Мягкая трава щиколотки щекочет, кузнечик в той траве ласково стрекочет, птички поют. И такой во всем лесе уют, что глаза радуются, а сердечко цветет. Идет себе, наслаждается, как вдруг... Лес словно складываться начал. Ой! Остановилась девочка, кулачками глазки протерла... Деревья одно в одно входят, а прямо перед Арысью — поляна незнакомая, глянула сквозь кусты, и лицом к лицу с незнакомым мальчишкой столкнулась: тоненький такой, глаза голубые, волосы светлые.

— Ты кто? — спросил мальчишка удивленно. Огляделся. — Кажется, я заблудился. У меня друг в беду попал...

— Я? — засмущалась Арысь... — Рысюня. Я здесь рядом у деда живу. А вот ты как здесь оказался?

— Бежал я... Мы с другом... с Бэном... А он вдруг в яму... Вот! — мальчик густо покраснел. — Отец убьет меня, я к ужину обещал вернуться.

29

А во царстве во Гороховом дела странные творятся. Дела странные да задачливые. Пропали два ребетёнка из виду. Навели по государству шуму. Сперва Горох всполошился, который Лексея терпеливо к ужину пожидал. А как минул назначенный час, отправил слуг его искать — по приметам расписал, во что одет был, как причесан и сколько у него в кармане денег дадено. Ввалились слуги к Валари во двор, начали расспрашивать, почему это молодой князь откушать не жалуют. Потому как куда мог молодой князь отправиться, ежели не к дружбану своему дурному? Орчиха только глаза вытаращила.

— Как это не жалует? Они ж вместе к Гороху еще с утра ушли.

И давай беспокоиться и ручищами огромными размахивать, слуг пугая неожиданным гневом.

— Куды дели? Почему недоглядели? И еще ко мне приперлись, отношения выяснять! — да как шарахнет кулаком по столу, вскочит, побежит дитятко неразумное искать нюхом орочьим. Глядь, а стена расшаталась. Возле нее — Лейзирет с Крохой колдуют, волнуются... Ленивый Крыс пиджачок сбросил, возмущается, а гном щеки надул — пытается след унюхать.

— Чего это вы тута делаете?! Ох, ежовые рукавицы! — заругалась Валари. — Повелитель наш рыжий куда-то подевался! Уж закат на дворе! Уж силы темные скоро к стене сбегутся, а вы тут...

— Да мы тут как раз по этому поводу, — нервно ответствовал крыс. — Нашел сынок камешек силы. Вот стена и перестала работать совсем.

— Да, перестала, — загудела стена громовыми голосами.

А орчиха назад отпрянула. Что за дела невероятные?

— Не приказом грозным, не по слову мы,

Волей вольною мы прикованы,

Волей вольною, вольным выбором

Да секретом тайным, лесом выданным... (стихи Скади) — продолжала стена разноголосьем — кто в лес, кто по дрова. — Теперь пива хотим...

— Кто это мы?

— Мы, йотуны. Мы тут вообще вас охраняем, оголодали страсть как! — И давай в великанов стеночка оборачиваться. Высоченные, кожа синяя. На головах шапки мохнатые, на ногах — сапожищи необхватные... — Хватит ужо. Лезут на нас, как на забор какой. А мы кастовики между прочим...

— Тааааак, — протянула Валари. — Ну, коли сынок камень отыскал, так значит вы знаете, куда он с Лексем отправился...

— А то куда — в лес, конечно. Туда, куда запрещено ходить. Это ж мальчишки.

Теперь переглянулись меж собой Кроха, Лейзирет и Валари.

— Капец, — выдал гном. — Только зажили хорошо. Только про горести позабыли... А он на неприятности напрашивается, по лесам приключений ищет.

— Это от того произошло, что должного внимания воспитанию не уделялось, — авторитетно предположил крыс. — Коли бы мама по деревне с топором не бегала да не страдала по волчарам всяким, не баловала бы мальчонку...

— Но-но, — рыкнула в ответ орчиха и под розовый нос Ленивого крыса кулочище сунула. — Не тебе решать, как мне Бэна воспитать. Я ему волю дала... Я ему и по заднице надаю...

В общем, рванули в лес. Аукают, между деревьев бегают. Никого.

А мальчишки в это самое время в незнакомом лесу в рыцарей играли. И меж собой бой устроили за справедливость. Схватили палки, и давай махаться до умопомрачения. Бегают друг за дружкой, кричат... Смеются... Вот ведь свобода какая! И никаких тебе монстров не существует вовсе. Это так, специально мамка придумала, чтобы Бэн никуда не ходил и не потерялся. Куда там потеряться? Просветы меж деревьями путь указывают, да и тропки есть... Глупости...

Вот играли-играли, счет времени потеряли. Лексей первым спохватился, что домой треба возвращаться. Играть прекратил, друга затеребил, что, мол, хватит, пошли... Огляделись — нету просветов. Деревья кругом одинаковые.

— Налево нам, — тянет княжий сын. — Оттуда вроде пришли.

— Нет, ошибаешься, — качает головой Бэн. — Совсем нам в другую сторону.

Тут уж по-настоящему чуть ли не до драки дошло, потому что испугались мальчишки. В лесу заблудиться только поначалу кажется невеликим страхом, а как заплутаешь, так глаза велики становятся — как у совы ночью.

И разумение напрочь перестает работать. А уж коли солнышко садится, так вообще мозги не кисель, а талая водица.

И до того наши друзья раскричались и дотянулись дружку в разные стороны, что ямы не заметили... А тут еще Лексей из чувствий испуганных Бэна толкнул. И полетел наш котенок на ветки, что под весом его обломились, дыру темную раскрываючи.

— Аа-а-а-а, — закричал котенок, руками да ногами махая.

— А-а-а-а, — ответил криками князь молодой, пытаясь друга словить. Но не вышло, не срослось — тело в яму понеслось...

Оглянуться котомедвежонок не успел, как во тьме оказался. А сверху на него сучки сыплются, колются, щекочут...

— Ты живой? — Это голос Лексея раздался встревоженный, а на верху его встревоженная физиономия нарисовалась. — Сейчас тебе попробую палку приволочь...

— Я, кажется, ногу сломал, — острая боль пронзала коленку и стекала вниз громовыми раскатами.

— Сейчас-сейчас, — князь наверху на несколько минут затих, а потом снова заголосил: — Нету палки. Вот только эту нашел. Может, сможешь зацепиться. Давай!

Бэн подтянулся, чтобы с усилием встать на одну ногу. Вытянул вверх руки. Не достать.

— Помощь нужна нам, Лексей. Ох, ежи кусучие! Мать будет волноваться... У-у-у, — завыл он от усилившейся при движении боли.

— И меня отец убьет. Я за помощью пойду. Я сейчас же ворочусь. Слышишь, Бэн?

— Слышу, — насупился котенок, садясь на листья. Куда пойдет? Заблудится... Точно ведь не в ту сторону указывал. Фигов картограф!

— Я вернусь! Бээээээн...

— Угу, — мальчишка начал заворачивать штанину, чтобы посмотреть на повреждения. Дернулся от резкой молнии в ноге. — Стой, Лексей! Стой! Заблудишься! Лексей!

Но молодой князь не отозвался. Эх, ведь место это не найдет... Ведь сам пропадет...

Да, а колено распухло. Сейчас бы Кроха быстро справился, Маргаритка чаю с травой налила для душевного равновесия, мамка головушку почесала бы ласково.

— Лексей, — почти шепотом позвал мальчишка. — Лексеюшка, не ходи... Вдруг болото. Мамка говорила...

— А что мамка говорила? — внезапно кто-то спросил совсем рядышком.

Бэн обернулся на маленькую крылатую феечку, которая, освещая полумрак разноцветными искорками, подлетела поближе к мальчику, который все больше напоминал рыжего котенка. Черные глазки сверкнули с любопытством, в ручках малюсеньких появилась самая настоящая волшебная палочка.

Мальчишка вздрогнул. Именно эту крылунью он видел рядом с волком в своих видениях.

— Ты та самая? — спросил он. — Так это от тебя камни защищают?

Феечка улыбнулась:

— И совсем не от меня... Ты не гляди, что я темная, зато в душе — самая что нинаесть светлая. — И она направила луч на коленку Бэна. — Ранка залечись, косточка восстановись!

— Как странно, — нахмурился Бэн и ощупал колено. — Совсем не больно. А ты что в яме делаешь?

— Живу... У нас, у фей, свои порядки. Мы ведь всю жизнь играем в прятки. Иногда на вид попадаемся, тогда желания исполняем.

— А папку моего ты тоже заколдовала? — спросил котенок с подозрением.

— Отчасти, — созналась феечка.— Но тебе сейчас мотивов моих не понять... Маленький еще. — и крылунья щелкнула Бэна по носу. — Много будешь знать, вопросы начнешь линие задавать. Придет тогда злой бабай и тебя распознает и все дела свои вести заставит...

— Ой ли, Бабай! Тут, говорят, в лесу армия черная прячется!

— Ну, тому, кто армией руководить может, ничего не страшно. Зато ему предательство друга может острым осколочком в сердце стать, — заявила феечка.

— Лексей не такой! — ощетинился котенок.

— Видать, многого ты не знаешь... А в жизни все совсем не так просто, поверь феечке. Я хоть с виду и молода, но много чего на свете повидала.

— Сказал же, что не такой. Да я и сам теперь из ямы выберусь, — Бэн начал корабкаться по корням наверх, когтями цепляясь. — А коли он в беду попадет, так и я его выручу! Вот!

— И желаний загадывать не станешь?

— Нет, — отрезал Бэн.

А феечка крылышками захлопала:

— Вот какой молодец! Сам все делаешь... И за дружбу горой! Ох, — осенила котенка благословением волшебным. — Лишь бы не разочаровался и добрым остался! Уж феечка об этом тайно позаботится.

Бэн тем временем из ямы клубком вывалился и по траве покатился. Глядит — ноги. Огроменные стоят. Вверх посмотрел. И правда, один из великанов следом пошел в лес. Теперь вот следит... как за маленьким!

— Куда Лексей побежал? — Бэн строго у йотуна спросил.

— Куда-куда? Туда! — громыхнул великан, указывая в лес. — До сих пор его вижу.

— А ты чего за мной ходишь? Дел нету других? — Бэн ножку отставил гордо. Ботинки ему местный сапожник пошил знатные. На подошве толстой, сами такие мысы круглые, шнурки разноцветные.

— Наподдать бы тебе за неуважение к старшим! Да ладно уж... Обойдусь словесным внушением... — и тут йотун такой звук издал, что деревья закачались, а котенку пришлось крепко зажать уши и зажмурить глаза. При этом волосы на его мордочке и на всем теле встали вертикально. — Понял? — спросил после оглушительного поучения великан.

— Куды не понять! Впечатляет... Только мне теперь друга бы возвернуть, а? Ты ж можешь помочь?

— А то! Вот ведь, и тон сразу сменил, — великан благодушно улыбнулся, а потом посмотрел на садящееся в горизонт солнце. — Надо бы нам поспешать... — заметил он. — Время не для прогулок.

Бэн и сам понимал, что уже достаточно поздно. Но разве он что-нибудь преступное совершил, когда решил по лесу прогуляться. Кто ж знал, что они с Лексем заблудятся? А тут внезапно ветер начал подниматься. Потемнели деревья, зашевелилась трава... Отовсюду взгляды обозначились пронзительные.

— Не успеть нам твоего Лексея взять. Домой потопали, — решил йотун, но котенок друга оставлять не собирался.

— Нет! Ни за что! За ним пошли!

— Ах ты маленький непослушный мальчишка!

— Ах ты большой и бестолковый великанище!

— Да я тебе...

— А я тебе...

— Ты...

Шум ветра стал настолько сильным, что теперь ничего нельзя было расслышать, только по воинственно настроенному Бэну читалось крайнее раздражение. Йотун смотрел на малыша сверху, понимая, что должен подчиниться. Потому что нельзя отказывать тому, кто оживил камень силы. Потому что йотун сам — камень силы. Великая мощь всех камней мира.

Поднял повелителя хвостатого, бодро зашагал среди елок в направлении, в котором ушел Лексей, внизу его выглядывая. Темнело. Внизу все шевелилось и гудело. Иногда показывались стаи диких тварей с огромными острыми зубами, иногда — мертвяки, которые выползали из болот. Иногда... Бэн завыл, боясь за друга, и горько заплакал.

— Это я виноват! — причитал он, заставляя второе стеклышко в груди шевелиться и ранить сердце. — Пожалуйста! Лексеюшка... Найдись... Найдись...

Но сына княжеского нигде не было. Он словно сквозь землю провалился. Зато великан теперь яростно отбивался от нападок разбушевавшейся нечисти, которая пыталась залезть ему на ноги и укусить. Ругался и пыхтел ожившей сопкой.

— Ну, куда запрятался Лексей? Куда делся? — йотун отогнул в сторону очередную елку, под которой сидели злобные боевые ежи тьмы, плюнул на них и полез под следующую. — Этак мы до утра прошастаем... Непорядок! Тут стратегия нужна...

Бэн ничего не ответил, а только заревел. Потому что очень за друга сердешного забеспокоился. Из-за шалости, из-за глупости погибнет мальчонка. Начал на голове волосья рвать и себя укорять. Правильно говорила феечка, важнее всего не предать! Важнее всего...

30

Но что важнее, шаловливый котомедвежонок не ведал. От страха глаза его светились фосфорически, а существа темные заставляли когтями сильнее впиваться в плечо огромного великана, который отбрасывал хулиганьё подальше в лес цельными пучками.

— Драться надо! — внезапно пискнул Бэн на ухо йотуну. — Этак они в деревню нашу пойдут. Тама — мамка и друзья. Тама — сытные поля...

— Точно, — кивнул великан. — И свиной приплод уродился, полакомиться бы... с пивком и булками! А я тута мотаюсь. Найду твоего Лексея, уши ему надеру.

И давай нечисть топтать да приговаривать:

— Нечисть-погань по болотам, нам ходить тут неохота... Потопчу, покричу, кушать сильно хочу!

Бэн особо не возражал, только хвост пушил и уши прижимал. А в это самое время орчиха со всей компанией домашней да с дружинниками Гороховыми по лесу кругами носилась. Гном — с лопатой, Лейзирет на голове Валари — с трубочкой волшебной, в которой стрелы с ядом суперлягушки разместил. Сорока-Белобока вообще с ветки на ветку прыгала и в нечисть шишками кидалась. Даже дух домашний и тот облачком обернулся, и звуки страшные издавал. Дружинники топорищами махали...

Валари волновалась сильно. От того лупцевала понаселивших лес эмигрантов с другой стороны Калиновки по закону. Нечего со своих земель сюда населяться и воздух портить, коли работать не собираетесь, а только разбоем по ночам занимаетесь. И то верно — что от такой оравы бездельников ожидать? Только драк да безобразий. Сама такая была, пока полностью не обжилась. А теперь вот с патрулем малолетних дитять разыскивать, которых то ли похитили, то ли плохому научили!

— Вижуууууу! — заорал дух домашний сверху не своим голосом. — Великаны по лесу шастают. Бьют почем зря нечисть... Вах! Как бы и нам не попало...

— Ты не великанов, ты детей выглядывай... — возмутился Ленивый Крыс, нос которого стал пунцовым от волнения, а пуговицы на костюмчике полосатом были не в те петельки застегнуты. — Нервы не мотай. — И он задней лапой залепил прямо в харьку подлетевшей дикой осе, у которой явно были не добрые намерения. За ней следом пострадал и весь рой, который крыс ловко разбил феерической атакой настоящего самурая. В общем, осы повалились без памяти.

— Да, смотри, — гнусаво потребовала орчиха, топорищем разметая налетевших из темноты диких псов. — Куды претесь, гады! Я вам задам!

— Пока мы туто деремся и пытаемся лес отвоевать у заселенцев, может всякое случиться, — заявил воинственный Кроха с лопатой, которой он прикончил несколько вяло ходящих мертвяков.

— И что ты предлагаешь? — Лейзирет не скрывал недоверия к способностям гнома, который уже много чего в селах человеческих учудил. Поналепил фонарей, понасажал чудо-будильников, звонивших в пять утра и пугающих местных петухов. Расплодившего теть Дусь, которые наглели и со всех требовали уплаты за пользование общественным имуществом.

— Ну, машинку!

— Какую машинку-у-у-у? — это Валари замахала обеими руками и понеслась с диким воплем навстречу толпе вурдалаков. А вместе с ней — ощетинившийся крыс с горящими красными глазами, неистово плюющийся стрелами из трубочки.

— Во дають! — гном разинул рот, удивляясь образовавшейся впереди свалке, из которой через несколько минут победно показалась изрядно потрепанная Валари, а с нею и вполне прилично выглядевший крыс. — Я о машине... чтобы быстренько так ехать... И быстренько так противников рубить.

— Ага, только не медли, а то вон лезут и лезут, — гакнула Белобока, роняя сверху на толстого агрессивного кабанчика шишки и дразня зверя почем зря... Кабан явно шуток не оценил, пяточком землю начал рыть, несколько раз дерево протаранил и вдруг изменил направление в сторону Крохи. Кроха не растерялся. Ударил лопатой со всего размаху -так, что искры у зверя посыпались из глаз. А тут откуда ни возьмись рука одного из великанов закуску сверху подхватила и сжевала с аппетитом.

— Чего болтаетесь ночью по территориям поганым? — спросил один из разгулявшихся йотунов. — Не видите, зачистку проводим. Не мешайте исполнению служебных обязанностей. А то заберем до выяснения личностей.

— Вы мальчиков двух не видали? — это Валари заорала сквозь шум поднявшегося ветра.

— Ищем. Повелитель наш уже нашелся, он в безопасности. Второй — на подходе. Далеко не убёг.

— Слава оркам! — бывшая наемница вздохнула облегченно и сбила с ног особо прыткого зеленого тролля, который раза в полтора был выше ее самой. А Ленивый Крыс запустил в него свое оружие, на час другой лишившее безобразника движения.

— Требуется вывезти всех нелегалов за пределы нашего свободного государства, — потребовал крыс официально. — Ни прописки у них, ни разрешения на работу. Во, только вещи награбленные, — и он потянул из кармана тролля золотые украшения и пару сапожек, явно принадлежавших каким-то дамочкам.

— Угумс, — согласился йотун, махнул на компанию рукой и начал вновь отодвигать деревья в поисках молодого князя.

— Ды, — крякнул домашний дух, проявляясь на дереве сизым облачком. — Тута йотунов не счесть. Скоро всю нечисть повяжут. Блин, прям обидно, что нам не подраться... Так, разминка небольшая.

— Одного не пойму никак, — закаркала сорока, — чего они лезут, коли Бэн вроде как их повелитель?

— А кто ж начальству хочет подчиняться? — усмехнулся в ответ крыс. — Так они банды разобщенные, а при правителе всего лишь обыкновенная нечисть при исполнении. И еще на довольствии. Поняла?

— Не-а, — почему-то ответила за птицу Валари. — Бэн маленький еще. Кто ему подчинится? Его воспитывать и рОстить надо... Он ведь беззащитный!

— Зато сильно шустрый, — покачал головой Кроха. — Всю ночь за ним по лесу гоняемся, а он, подлец, с великанами развлекается. Типа, нашелся! И не пропадал вовсе...

— Ничего, надеру задницу! Сразу будет послушным, — рявкнула в сердцах орчиха. — Делай свою машину быстроходную. Поехали князя искать...

Вота ездили всю-то ночь в поисках Лексея Гороховича... Вота посражалися с остатками нечисти. Вота облазили йотуны весь лес, каждый куст раздвинули, каждую травинку пересчитали... Всех нелегалов повязали да сложили охапками у речки Калиновки для вывоза в сопредельные земли незамедлительно. С ними Бэн — плачет, глаза трет... Сожрали друга... И давай прыгать по кустам, гонять неЛюдей. Сначала нашел несколько красных гномов, по носу им вмазал, потом ежей боевых — иголки повыдергивал... Осерчал совсем, но пар спустил и пуще прежнего опечалился.

Видать, худо закончилась прогулочка. Видать, не смог уберечь... Второе волшебное стеклышко злобой на весь мир вонзилось в сердце красное. Потемнело небо от тучек черных. Бэн боль свою сдержал, только затих ненадолго и сидел на траве молча.

А тут откуда не возьмись, опять феечка с цветка, рано распустившегося, ему на рукав присела. Крылышки разноцветные, искорки темные.

— Не печалься, дружочек! За всякий поступок отвечать требуется. Вот решил ты в лес пойти без спросу. Ослушался... Теперь гневишься... А ведь виноватый...

— И что? — насупился котенок. — Поучать меня, крылунья, вздумала! — отвернулся гордо, а у самого нос красный от слез.

— Не погиб твой друг... Вот что. — Отрезала резко феечка. — Уберегла я его... Лес сдвинула, Лексея переместила на безопасное расстояние.

— Врешь!

— Не вру... Когда это феи обманывали? Тепереча дома друг твой. Плюшки кушает... А вот ты... хоть и невоспитанный, но не предатель...

— Не предатель? — Бэн окинул феечку негодующим взглядом. — Зато виноватый...

— Чего за крики? — это внезапно из-за деревьев вырулил... у котенка прям уши зашевелились и волосы заперпендикулярились... вырулил шкаф на четырех ножках.

— Да вот, с повелителем разговариваю, — объявила феечка.

— Тэк, посмотрим-посмотрим, — шкаф изнутри вынул огроменные очки и навис над Бэном основательной тенью. — Многое на своем веку созерцал, но вот такого темного властелина никогда не видывал. — заявил он с насмешкой. — Зареванный, испуганный, рыжий...

Мальчишка в ответ скорчил рожу.

— Чего пристали? — спросил он. — Чего хотите от меня?

— Да так, задумали похищение и допрос с пристрастием, — загоготал предмет мебели, а феечка начала этот предмет двухстворчатый, резной волшебной палочкой дубасить. Мол, нечего пужать маленького. Потом вновь на Бэна посмотрели ласково:

— Мы так, познакомиться пришли... — заявила феечка. — Я тебе подарочек принесла. Поможет тебе обязательно, я его в садах Горы Горыныча сорвала.

— Как это? — не понял мальчишка, вставая с травы и оглядываясь в поисках великана. Да вот же его ноги. Почему не реагирует на хулиганов? Не мешает им разговаривать?

— А вот так, — заболтала феечка ножками в воздухе. — В сказках так полагается. Всеми возможностями пользоваться... И папенька твой ничего, вернется.

— Так он же умер.

— Ну, в сказках так не полагается, все легко исправляется, — задумчиво заключила феечка. — Но воли он своей лишился.

— Праально, меньше бы женился, больше бы воли видал, — ухнул шкаф.

— Молчать! Не пошлить... — крылунья протянула котенку алую розочку. — Ты ее у сердца носи. Она тебе поможет в нужное время. И ты, Шкафыч, не томи, отдавай уже... свой подарок.

— Мал еще! Подождет, — заупрямился двухстворчатый... — Не время... И вроде шумит что-то. Опять гном этот безобразный со своими машинами. Не зря его из города подземного выгнали. Растратился. Теперь здесь опыты проводит. На людях тренируется. Тьфу!

Неожиданные собеседники быстренько подобрались, громыхнули фейрверком и в дыме и искрах испарились. Зато на поляну, прямо на котенка, выкатила чудо-машина, с крыльями, о пяти колесах, испускающая пламень синий и распевающая старинную гномичью песню. Внутрях сидело все семейство, дружинники князевы во главе с орчихой.

Валари была сильно сердита. Кафтан на ней — подозрительно разодран, штаны — в грязи, лохматая макушка выдрана клоками. Видать, поясочек снимет и лупцевать начнет.

Котенок отступил, огляделся, куда можно шмыгнуть в случае чего.

— А ну-к, — еще издали заорала Валари грозно. — Безобразник! Иди-к сюды! Щас мы с тобой воспитательную беседу начнем о дальних путешествиях.

— Точно-точно, — во всю ширь рта заулыбался Кроха, который лихо управлял драндулетом, скачущим по кочкам и другим лесным примочкам. — Поговорим и выясним...

— Куда камень силы подевал и что тут целую ночь делал? — закончил Лейзирет, лихо прыгая на капот и со всей скоростью мчась на Бэна. — Тикай, — только и успел пискнуть он. — Мамка для тя ветку потоньше сорвала в ивняке. Тикай, пока еще не поздно!

Второй раз котомедвежонку предлагать было не надобно. Он быстро сунул красную розу в тайный карман на груди, вскочил на четыре лапы и начал лихо взбираться на ногу йотуна, который сверху флегматично взирал на бушующую орчиху, требующую выдать незамедлительно ей этого хулигана.

А мальчишка карабкался все выше и выше, пока не оказался над верхушками елей и не увидал вдали столицу Гороховую, пряничный терем самого князя... Закрываясь рукой от солнца, оглядел мир окрест. Поразился многообразию, зелени бесконечной, рекам синим, потом посмотрел вниз на мамку, показал ей язык и скомандовал йотуну:

— До Гороха пошли! Нас тута не любят!

— Я те дам не любят! Я тебе так дам! — кричала возмущенная Валари внизу. — Только вернись домой! Ты у меня получишь на орехи и на пряники! Ты у меня пошляешься по лесу без разрешения! Я тебе...

Но Бэн уже почти ничего не слышал, а только глазел восхищенно — это же надо, это же как прекрасна природа! Эх, видел бы Лексей, какой оказывается мир огроменный. Он вдохнул с наслаждением воздух, расправил грудь, ощутил нежное прикосновение цветка и улыбнулся — не колет сердце осколочек. Почти не болит.

31

Пламень синий, рыжий дым, полуночная полынь... Свет глубокий, тьма туманная... По болотам дорожка обманная. Как поднимешь глаза, так увидишь небеса. Небеса — твои глаза. Морена — дивная краса. Она пальчиками щепотки звезд ссыпает. Костры зажигает. Души местами меняет. Она убиенных в живых превращает, часы небесные вращает. Перед ней волк сидит, глазами черными глядит. Древний змий под ними прячется... Не говорит ничего или только так кажется? Ведь Горе Горынычу тысячи лет. Когда он на свет появился, отметки нет.

— Знаешь, Гора, — Морена котел волшебный обошла, ссыпая туда зимнюю пургу и лютую стужу. — Когда тело покидаешь, прежним уже никогда не станешь!

— Так ведь сотни лет земной твердью был, — отозвался странный волк. — Теперь могу и рискнуть.

— Рискни, — мягкой ладошкой потрепала зверя между ушей, тонкими шелками, ароматами цветными по шерсти волной прошлась. Кинула соль горючую в котел. — Поменяется стихия... Воздух, земля, огонь, вода — в тебе навсегда. Крутится колесо... Крутится, не останавливается. Жизнь кончается, жизнь начинается...

— Жизнь, сердешный друг, начала и конца не имеет... Смерть изменить ее только посмеет...

— Первый и последний раз тебе помогаю. Не в моих правилах, как ты знаешь, время колесить, — тихо отозвалась Морена Мореновна, а из рукава ее полилась в котел лава.

— Знаю, богиня великая! Знаю! — волк на ноги поднялся, и шерсть его начала мерцать... — Поспеши только, отходит тело это...

— Не торопись, Гора Горыныч! Змий ты мой лукавый, — зачерпнула жидкости, отпила прямо из руки. — Готово! Прыгай, зверь! Лети, зверь! Погрузись в воду горячую, но ледяную, прими стихию избранную тобою. Стань бестелесным, стань вечным... До той поры до времени того, пока тело твое другим занято... Освободись от личины...

Колыхнулись леса, зашевелились реки, озера и океаны, дрогнули горы, ветер взвился и затих, когда волчара в самый котел прыгнул да и исчез в нем — только пузырики на поверхности показались. Стал котел крутиться. А Морена весело смеяться... Удалось колдовство... Благодари, Гора Горыныч. Никто теперь тебя в мире земном и темном не узнает.

А Рысюня... Про нее никак забывать нельзя... Она так нежданному гостю в царстве дедушки грозного обрадовалась, что даже про друга в яме практически все прослушала. Схватила Лексея за руку, повела озеро показывать... Князь молодой совсем гостеприимству девочки не сопротивлялся, а даже напротив — смотрел на нее с возрастающим обожанием. Краснел. Смущался. А потом и вовсе начал стихи Рысюне читать собственного сочинения. Были стихи у сына волшебницы тоже волшебными. Как скажет про бабочек — бабочки порхают. Как про цветы запоет, так цветы вокруг расцветают.

И поняла внучка колдуна, что мальчик из своих... И еще больше обрадовалась новому другу. Значит, не прогонит деда. Может, даже на ужин разрешит пригласить.

— Деда, смотри, кого я нашла? — издалека закричала малышка.

Черномор отставил отмачивание ног и, сдвинув брови, окинул незнакомого мальчишку: кафтан дорогой, волосенки кудрявые, в глазах голубых искорки.

— Кто такой? Откуда взялся? — забормотал.

— А из царствия-государствия Горохового, — шепнул вспыхнувший рядом Огонек, светом неземным озаряя камыши, из которых выскочило несколько взбудораженных безобразием уток. — Сказывал, что заплутал в лесу, что ноги сами сюда принесли.

— Это Лексей Горохович, — представила Арысь мальчишку, который сильно стеснялся и мял в руках красную шапку. — А это деда мой, Черномор Черноморыч. Он у меня самый лучший. — Рысюня повисла на руке вставшего колдуна, штаны у которого были закатаны до колен, а пальцы на ногах шевелились, выражая волнение.

— Здравствуйте, — промямлил мальчик и опустил глаза.

— Де, потерялся наш гость. Лес сдвинулся вдруг... Такое бывает? — не унималась девчушка.

— А то почему не бывает, всяко бывает, коли в лесу темном оказаться, — закряхтел Черномор. — Или, например, если сапоги быстроходные имеются... Пошли, Рысюня! Поздно уже...

— Как это пошли? — девочка возмущенно подбоченилась. — А Лексей?

— А чего ему будет? — невозмутимо заявил колдун, сильно внучку ревнуя. Вот, уже женихи появляются из лесу неожиданным макаром. Прям нашествие скоро начнется. Уведут дивчину, научат всяким безобразиям.

Огонек часто замигал на плече у Черномора, подражая недовольным рожам правителя. Спрыгнул на траву, заплясал, лизнул ноги Арыси и внезапно уже оказался на ее голове. Молодой князь смотрел на Огонька с великим удивлением. Сперва даже испугался, что девочка загорится, но новая подружка только рукой махнула:

— Это любимец мой, Огонек! Де, ты меня не серди, — малышка попыталась манерой повторить повадки мамки, черной ведьмы, — я ведь обижусь... перестану разговаривать с тобой, — и глаза такие большие просительные сделала, что Черномор уже не мог внучке никак отказать, хоть и сильно сомневался, что вот этот белобрысый ко двору колдуна придется.

Суть да дело, а пришли они к терему высокому, полями травными окруженному. На высоком, на крыльце стоит Забава в золотом венце, коса до пояса. Вся красная и злая.

— Сколько раз, папенька, — ругается, — просила дочку колдовать не учить! Пошто не слушаетесь?! Смотрите, что она с моими нарядами учудила... Это только одно платье! — И показывает малюсенький наряд, в котором вчера с Вальдемаром Вальдемаровичем ужинала. И вправду, фасон, цвет, цветочки в кружавчиках, — все узнается. Только размеру — на Рысюню разве что влезет.

Забава по лестнице сбегает, дочку за руку хвать. И давай ее по щекам хлестать. Черномор даже среагировать не успел. Мальчишка вообще отпрянул. Лишь Огонек как кинется, как укусит руку черной ведьмы.

А Рысюня в слезы...

— Ненавижу тебя, мамка! Злая ты! — и бежать по лестнице наверх. За ней — Черномор, за Черномором — Лексей. За Лексеем — шарик огненный.

Колдунишек Рысюня растолкала, по лестнице ножками затопала. И тут на последней ступеньке про гостя вспомнила. Слезы на лице вытерла. Обернулась, как маков цвет полыхая. Стоят перед ней колдун запыхавшийся с кафтаном расстегнутым и Лексей Горохович — чудной такой, взлохмаченный. Глаза у него ясные... Посчитала до пяти, чтобы успокоиться... И то верно, коли такая черная ведьма в мамы досталась, разве понять она сможет, что девочке тоже охота наряжаться... У нее одно на уме — как бы гадость кому сделать. А еще... Еще... Арысь даже глаза прищурилась от того, что ведала про родительницу. У, змея подколодная! Да сама ее в болоте сгною... Вот!

Глаза-то открыла, деду встревоженному улыбнулась:

— Ничего, де! Я уже и не плачу... — и уткнулась Черномору в самый живот носом конопатым, в который зашептала: — Пожалуйста, не гони Лексея. У меня ведь совсем друзей не было.

С того ли момента колдун ревновать перестал, неведомо, но в тот вечер и всегда принимал в гостях Лексея Гороховича с почтением. А вот с Забавой все разругались. Даже альв бойкот ей объявил и целыми днями тусил то в салоне красоты, то фитнесом с эльфийской братий занимался. Черная ведьма от этого невнимания со стороны ближайших родственников и мужа зеленой стала. Пуще прежнего Арысь в своих несчастиях обвиняла. Глядела в зеркало каждый раз, думала, что это дочь у нее по минуточке красоту крадет и силушку колдовскую. Да и было от чего так страдать — сильной колдуньей была малышка. Неразумной и доброй. Всех любила, всем птичкам хлеб сыпала, всех зверушек лесных подкармливала, цветы сажала и даже колдунишкам настроение повышала и подарки преподносила.

Вот и с Лексеем так получилось. Князь молодой весь тот вечер почти с открытым ртом ходил, дом Черномора разглядывая, а Рысюня ему индивидуальную лекцию по колдовским искусствам читала и показывала... и хоромы богатые, и сад чудесный, и рыбок золотых... Потом угощала знатным ужином. Чего только на столе не было: пирожки румяные, кисели фруктовые, каши и щи, утка печеная, рыба красная, вазы сладостей заморских. Конечно, у Гороха тоже стол ломился, но такого мальчик никогда не видывал.

И так ему легко и весело было с Рысюней, что позабыл Лексей о друге своем, в беду попавшем. Опомнился лишь тогда, когда девочка с Огоньком провожать князя в сумерках до лесу пошли.

— Ой, — всколыхнулся мальчик, за голову хватаясь. — Что же я наделал? Там ведь друг в лесу!

— Друг? — спросил Огонек веселый, путь освещающий.

Арысь плечами пожала:

— Какой друг?

— В яму попал... — Лексей прям заплакал. — Как же я мог забыть?

— Ты успокойся и внятно рассказывай, — Огонек стал синим, с яркими всполохами, игравшими тенями и отсветами на деревьях, что недовольно шумели — мол, вечер, а они тут светють, спать мешают.

— В лес мы с Бэном пошли. Заблудились. Стали ругаться, в какую сторону идти. Затолкались. Тут друг мой и упал в яму.

Арысь с Огоньком переглянулись.

— И чего ж ты молчал? — Огонек стал немного больше и вроде как разозлился. — Разве можно развлекаться, когда беда стряслась?

— Я забыл, — Лексей еще сильнее заплакал, а Рысюня, добрая душа, мальчика обняла и на Огонька шикнула:

— Нельзя так! Мы помочь должны. Это я виновата. Я отвлекла... Прости... Сейчас придумаю... Сейчас... — она отступила и прижала указательный палец ко лбу. — Сейчас... Вот уже думка бежит. Слушай, Огонек! — девочка взяла на ладошки своего маленького любимца. — А если нам с тобой вот в этом дереве сделать дупло с переходом?

Дерево в ответ гневно зашелестело:

— А почему это во мне? Что, я хуже других?

— Не хуже, лучше, — улыбнулась Рысюня и погладила ствол. — Пожалуйста, деревце...

— Еще уговаривает его, — хмыкнул Огонек веселее. — Пожгу его, коли не согласится, и все дела...

В ответ на угрозы все деревья вокруг начали листьями в троицу кидаться и дразниться, некоторые даже частушки запели. Вот ведь как распоясались при житье экологически чистом!

— Цыц! — приказала Рысюня. — Мне Лексея выручить треба, а вы такие упрямые и жадные. Разве ж мы не можем? Разве ж нам жалко?

— Ладно уж, — согласилось упрямое дерево. — Сверли проход!

— Поможешь, Огонек, — просительно сложила ладошки внучка Черноморова. — Я ведь только немножечко умею...

Любимец уговоров дожидаться не стал. Торопливо по траве запрыгал, обнял ствол темный, окружил зеленым кольцом, поглотил на мгновение и отпустил под тайные слова волшебные, Арысью произносимые:

— Ты прожги огонь-путь во страну далекую, в место важное. Туда, где Лексей живет, где друг его ждет... Где папенька беспокоится, где человек водится...

Подняла руки над головой, платочком махнула. Глядь, а в дереве черный лаз.

У Лексея даже глаз задергался... Неужто вот сейчас шагнет и дома окажется?

32

Это только поначалу страшно ходы прорубать, а когда приноровишься, тогда кажется, что маловат путь-то. Вота значит, окошко в Европу ничто по сравнению с дверью в дереве. Тута тебе — настоящий торговый путь открывается. Сначала для баловства создается он, а уж со временем ни с каким подземным метро, гномом построенным, не сравнится, потому что можно туда-сюда мотаться без лишних затрат за несколько минут и в царстве Гороховом торговать-приторговывать. Тем более что стеночка защитная разбрелась и обустроилась весьма неплохо. И нам бы такое средство перемещательное, но наука не додумалась, она все больше нанотехнологиями теперь занимается.

Зато Черномору — удача. Незапланированная прибыль. Арыси — слава и почет. Вот ведь девчонка — проход соорудила, а о последствиях и выгодах совершенно не задумалась. Что? Скажете, меркантильно колдун поступил, когда плату за проход сквозь дерево брать стал и проценты с продаваемого товару? А вы вообще в инновациях вообще ничего не смыслите. Единственные, кто ничегошеньки не платили, так это дети шаловливые, которые про проход быстрее всех прочухали в полной мере. Тем более, Рысюня строго приказала дереву, чтобы плату колдунишки дедовы лишь с торговцев с тюками и баулами брали.

Потекла река товаров, побежали караваны... Некоторые в стволе застревали от жадности... Некоторым запрещенные штучки, которые строго-настрого торговать людям возбранялось, хотелось в царство человеческое провезти. Вот, значит, и возникла таможенная служба, а вместе с нею — оборот челночников и знатных темных купцов из разных государств волшебных.

Ярмарка! Ярмарка! Веселая и знатная во столице Гороховой! Поезжай народ! Тама международная торговля идет. Тепереча в земли человеческие пущают и товары иностранные принимают. А чем торгуют, фиг кто разберет... Хватают все подряд... Наряжаются. Дома оснащаются — колокольчиками семизвонными, печками самоварными, тарелочками с видеояблочками. Держись, народ! Глобализация началась...

И Вальдемар Вальдемарович тоже начал места неизведанные посещать. Купил там дом большой, перевез трех дочек в столицу человеческую. "Вот где центр цивилизации, — подумал про себя. — Тут тебе прям полный фешн мировой моды..." Разгуливают между людей эльфы в нарядах цветастых. Орки маршируют по пирушкам расплодившихся таверн да пивнушек. Гномы лавки открывают мастеровые. Ведьмы с колдунами на судьбу ворожат, снадобьями лекарственными промышляют, называя все это фармацевтикой. Драконы башню выстроили прямо у дороги водонапорную, пустили по столице слух, что скоро всех кипятком снабдят. Стройки шумят тут и там... Даже терем у Гороха расти внезапно начал, как на дрожжах. Ажн на пять этажей поднялся. Потому что затребовалось и помощников, и стражи больше.

В общем, есть где разгуляться. А тут еще дочка старшая Натусик-вампирюсик у альва задумала больничку открыть для опытов своих. Не до соблазнения ей повелителей всяких из тьмы. Народу кругом — завались. Заболеют, кто лечить будет? А? Вот так-то! А тут всех видов и национальностей не пересчесть. Отделений сто открыть можно. На первом этаже зубы лечить, на втором — осмотр вести, на третьем — оперировать, на четвертом — лабораторию устроить и так далее, и тому подобное.

Альв дочку старшую в деятельности новой поддержал. Приказал Мушке и Светику Натусика-вампирюсика слушаться. Гномиха Мушка сразу халат белый натянула, рукава закатала. К окошку подошла, глянула на столицу Гороха — пойдет дело смело.

— Папенька, — сказала воодушевленно, — буду я врачом зубовным. Зря что ли зубы в драках выбивала?

— А я души лечить начну, — замохала ресницами эльфийская принцесса Светик.

— Вот правильно, вот верно! Самим лучше деньги зарабатывать и от мужиков не зависеть! — кивнул Вальдемар Вальдемарович, надеясь, что новое дело заставит дочек здесь остаться и в скором времени с темным лордом повстречаться.

— Да уж, папенька! Ну и команду мне оставляете! — надулась Натусенька, логически рассуждая, что прибылью придется делиться. Черные глаза ее гневно сверкнули, острые зубки недобро блеснули. — Необходимо нам оборудование у гномов закупать: зеркала, колбы, чашки, инструменты хирургические... И лекарственные средства недешево обойдутся... И мебель...

— Твоя правда, — кивнул Вальдемар, белоснежный костюмчик оправляя и плащ на плечи широкие накидывая звездным ветром. — Не поскуплюсь, но и потребую многого! Нужно мне, чтобы одна из вас замуж выскочила за повелителя...

— Он опять про свое, — прозудела Светик. — Мы его даже не видели. Вдруг он страшный?

— Да, — поддакнула Мушка, животик круглый подбирая маленькими ручками и широко улыбаясь. — Вдруг он рыжий какой или там пирушек не любит?

— И вообще, — заметила важно Натусик-вампирюсик, черным коконом обращаясь, — мы напрашиваться не собираемся! Мы кровей королевских! Подумаешь, повелитель! Тут куда не плюнь, все какой-нибудь неЛюдь высокопоставленный.

— Ну-ка молчать, неразумные! — рыкнул коротко Вальдемар Вальдемарович, от негодования и непокорности бледнея. — Не для того я столько лет вас растил, чтобы вы за всяких дурачков повыскакивали! Здесь дело государственное...

— Слыхали, — показала язык Мушка, челочку выбеленную взбивая. Закружилась вокруг альва веселым ураганчиком.

— Надо говорить "слышали", — поправила Светик и заложила руки за спину.

— Все сделаем, как договаривались... — поджала губы темные Натусик, и черные крылышки за ее спиной выразили вызов неизвестному повелителю. — Попадется — не уйдет. В наши сети попадет! Дай только срок...

— Вот так-то лучше, — альв сощурился и почему-то подумал о Рысюне, в которой,больше других, души не чаял. Никогда не отдаст ее темному властителю. Пусть будет свободной! Пусть быстрым ветром летает по лесу и приносит жизнь земле, которая устала от тьмы непонимания — зацветут луга, очистятся озера и реки, вырастут деревья стройные... Пусть дружит с тем, с кем хочет... Пусть любит того, кто сердце пробудит от сна...

Вальдемар Вальдемарович отогнал от себя образ Забавы, колючкой бередящей голову. И чего она только здесь поселилась? Ни души в ней, ни доброты, ни ума! Но, зараза, не освобождает. Вплелась в судьбу через дочь, разъела слабостью разум... А все маг виноват проклятый. Если бы не его предсказание про повелителя тьмы, никогда бы не связался с ведьмой черной. Ничего, потерплю... Лишь бы Арысь не сгубила. Не притронулась к ней амулетом с дырочкой. Давно амулет древний на эту светлую цель метит. И сотни злых демонов, в нем заключенных, ох как силу милой девочки жаждут заполучить...

Рысюня тоже в последнее время мать сторониться стала не просто так. Забава всячески к девочке подступиться пыталась. Разговаривала с ней ласково, в комнаты к себе зайти приглашала... Подарки под дверь приносила. Но безуспешно. Девочка на приятственные речи не отвечала, взгляд отводила. А подарки вообще не брала. И всегда старалась одна при черной ведьме не оставаться. То за дедом увяжется, то за колдунишку спрячется и убежит. То дверь к себе не открывает. И уж точно к Забаве не зайдет.

Черномор беседовать с внучкой пытался. Выпытывал, чего дитятко боится, почему маму не прощает за поступок неправильный? Ведь сколько времени минуло? Но Рысюня головкой светлой лишь мотала, и веснушки на ее лице вроде как темнее становились.

— Не хочу, де, — в самое ухо шепнет щекотно. — Я лучше пойду с Лексеем гулять, — и упорхнет за порог.

Закружится в вихре леса, станут они с князем зайчиков солнечных ловить или, там, в хороводах листьев кружить, или песни сочинять. Весело так будет им гулять... Что совсем и не заметят, как черная тень за Рысюней змеей приползет да, к земле прижавшись, когти острые к ногам голым в лаковых туфельках потянет.

Вроде дома сидит Забава, волосы причесывает, или кисель пьет, или зелье варит... А не здесь черная ведьма... Крутится одной и той же пластинкой заезженной амулет, разжигая в сердце огненную-преогненную ревность к силе и юности дочери. Красива, легка, будущее у нее впереди... Любят ее и Черномор, и Вальдемар Вальдемарович, и мальчишка этот пришлый... Птицы на руки садятся, растения тянутся...

Но на самом деле Рысюня не такая... Забава чувствует подвох. Забава знает, что подрастает рядом владычица. Лишает силы с каждой минутой, отнимает колдовство заветное. Смеется над матерью тихонечко, ладошкой рот прикрывая... Подшучивает. То платья портила, теперь вот родных настраивает. А иногда комнаты так переворачивает ночью... А еще в еду то соли насыплет, то сахару без меры... Наступит час и отравит без оглядки.

Вот ведь какое наказание... Не надо ребеночка было заводить. Загубила бы сразу нахалку, так и ныне бы правила в своем мирке маленьком, а теперь...

Теперь у Арыси все получается. Сладким голоском размягчает сердце древнего колдуна Черномора, глазами серыми улыбается в самое сердце альва холодного Вальдемара. Каким бы ни был мужчина — маленьким, или взрослым, или даже стариком, — она специально его хомутает и капризы свои исполнять заставляет. Да нет, глупцы просто сами готовы Рысюне во всем угождать.

Каждый день Лексей Горохович подружке цветы да сладости приносит, возносит ее до небес. Любуется на маленькую ведьмочку глазами влюбленными, слова ее ловит...

Защищает мерзавку Огонек неприступный. Синим пламенем ночью окружает, днем Забаву незаметно дразнит и пламенем грозит.

Взять бы сейчас, потащить дочурку под землю, отдать ее червякам голодным... Чтобы не смеялась, не радовалась, чтобы навсегда замолчала.

Закроет лицо Забава бледное, осунувшееся ладонями, маску красавицы нацепит. Подойдет к окну и долго-долго вдаль глядит...

Берегись, Рысюня! Улучит черная ведьма миг один, схватит твою душу амулетом, потянет за берега земные к Морене Мореновне на праведный суд. Ответишь за то, что силу у тьмы отбираешь.

И девочка внезапно остановится, вздохнет тяжело:

— Пойдем, Лексей, к тебе в лес играть. Неспокойно здесь.

За руку князя возьмет. Ладошка ладошку греет, глаза в глаза глядят ласково.

— Пойдем, — согласится ничего не понимающий мальчик. — У нас сегодня папенька обещал блинов со сметаной напечь... Только...

— Что такое?

— Очередь у дерева. Я еле прошел... Там опять купцы томятся... Колдунишки ваши проверяют товары на запреты...

— Запреты не для нас. Мы быстренько проскользнем, — подмигнет игриво Рысюня. — Да и друга твоего давно увидеть хочу... Почему же ты меня с ним не знакомишь?

Лексей плечами пожимает.

— Наказан он. Две недели уже дома сидит под арестом домашним...

— Вот уж и под арестом? Найдем способ его освободить.

— Не надо лучше, — мальчик на голове у Рысюни венок ромашковый поправил. Вот смешно, и платье у нее в ромашку мелкую, словно настоящую. — Нас тетка Валари посечет. Она мне строго сказала, чтобы я носу не казал.

Но это явно не могло остановить внучку Черномора упрямую. Побежала к дереву, растолкала гномов, с князем мимо колдунишек в дерево проскользнула. Полетела на свет яркий — прямо в царство Гороха на пятой скорости.

33

На горочке высокой стоит великан до небес. На том великане — мальчишка рыжий сидит, далеко глядит. Все примечает, свободу ощущает. Столица Гроховая, как на ладошке, распласталась. Или там на блюдце... Вот прям хоть сейчас возьми и в рот город положи вместе со всеми башенками, домиками разноцветными, с улочками сахарными. Прям дух захватывает!

— Неужто и прям можно поглотить? — поинтересовался Бэн у великана, который бодро шагал вперед и через несколько шагов встал перед речкой, казавшейся теперь тоненькой ниточкой.

— Так ведь можно и небо сожрать, коли проголодаться... Только зачем? — пожал плечами йотун. — В основном все стремятся власть получить, управлением заняться... Денежка штоб текла и пузо сытым было... Хоромы себе отстраивают...

— А вы, великаны?

— Мы? У нас все есть... Свобода и бесконечность... И вечность...

— А что это такое? Вечность? — быстрым котенком обежал вокруг шеи собеседника. Обеспокоился... — Что она дает?

— Ничего... Слушай, малыш, ты смысла во всем не ищи... Ты зачем от мамки сбежал? Правильно, чтобы друга проверить. А друг твой вона — в окошке вроде терема князя человеческого торчит. — недовольно забурчал великан, почесываясь от щекотливого рыжего хвоста. — Бегает тут, понимаешь, вопросы задает... Поторопись, а то не ровен час догонит нас машина гномичья...

И то верно. Резво бросился к терему знакомому, голову вверх котенок поднял, закричал со всей мочи в окна распахнутые:

— Лексе-е-е-ей! Лексе-е-е-ей!

Ботинком с круглым мысом затопал, руки в карманы широких брюк сунул. На лице ожидание и вопрос написаны — как же так? Ушел значит, обещал за помощью, а сам к папеньке зашел и забыл.

Тут в проеме показался круглый, румяный и очень возмущенный Горох, а вместе с ним и Маргаритка, которая теперь практически у князя прописалась. Видать, обиделась на Валари, что она ей сразу правду про свою половую принадлежность не объявила.

— Чего кричишь, безобразник? — это Горох погрозил Бэну указательным перстом, испачканным вареньем. — Не видишь, завтракаем после нервического ожидания. Ух, попадись ты мне, я тебе задам!

— Тебя мать ищет! — пискляво поддакнула Маргаритка, косыночку на голову натягивая и губки от варенья оттирая. — А ты тут болтаешься без дела, оказывается! И Лексея плохому учишь! Сейчас спущусь, возьму ремешок и штаны-то спущу!

— Они меня заперли! — это уже из другого окна высунулся взлохмаченный белокурый мальчишка, в кружева переодетый и от грязи отмытый основательно. Лицо его пылало... — Я хотел, чтобы папенька послал дружинников тебя выручать...

— Вот как рассержусь! — Забил кулачками Горох, до половины высовываясь и пытаясь сыну в глаза глянуть. — Бесстыжая твоя физиономия! До чего нас, родителей, довели! Закрывай, говорю, окно! Не пущу дружка твойного... Пущай его сами родители наказывают. — и давай издалече Бэну грозиться. А Маргаритка князя успокаивать...

Вот ведь взрослые — вечно им пообниматься охота.

Бэн на махания мало реагировал, а вот на шумы и знакомые стуки догоняющей машины — с великим ужасом. Но бежать было как-то уже не очень интересно. Вот и князюшка молодой на месте, не заблудился, и все родственники на подходе. Вздохнул, пошел навстречу судьбе между огромных ног великана.

— Сдаваться идешь? — спросил тот с сожалением. — Правильно. Наука жизни только лупцеванием и вколачивается... А может, обойдется еще?

— Чего уж, — всхлипнул Бэн, розочку в кармане поглаживая. — Завел друга в лес. Отвечу... Но водиться не буду... Он меня одного оставил... СОВСЕМ! А сам завтракает...

В общем, когда догнала Валари ослушника рыжего, вылезла с толпой помощников из машины, сидел сынуля ее на ближайшем бревнышке у дороги, ручки под подбородок положив и тупо глядя вниз. Размышлял о своем, о жизненном.

Рука, что веточку держала крепко, сама опустилась и разжалась. Ну, хулиганистый! Ну, безобразник! Но такой лохмастенький, маленький. А как глянет, вылитый Арк. Искорки в глазах зеленые... Подбежит, обнимет за ногу... Мама. А сейчас понурился, опечалился не на шутку. Даже головы не поднимает. Бери его голыми руками и делай, что хочешь.

— Всем оставаться на месте! — приказала орчиха, челюстью поводя из стороны в сторону, дверцу у машины захлопнула, шагнула к ребетёнку, присела рядышком. Тень у нее огроменная, темная... Рядом — малыш малышом.

— Что будем делать? — спросила. — Как объясняться?

— Штаны снимать? — прогнусавил новым вопросом Бэн.

— Штаны подождут. А вот голова твоя бедовая — точно нет. — вздохнула глубоко орчиха и обняла котенка любимого за плечи, начала трепать его жесткую рыжую макушку. — Я же волновалась. Мы все думали, вдруг кто обидит вас с Лексеем.

Тут уж гном и крыс из машины, не выдержали, вынырнули. За ним облачко духа домашнего и сорока Белобока. Все с воплями смешанного возмущения и радости. Стали мальчишку обнимать, целовать, по носу щелкать, журить за характер бедовый и хвалить за храбрость...

Горох с Маргариткою все это время за шумной компанией наблюдали, друг дружку с ложечки вареньем угощали. Потом князь не выдержал:

— Нашли место для своих целований! Вот соседи мне достались! Кажный день покою с вас нету! Маргариточка, лапушка, ты глянь только... Грязные, полная антисанитария! А еще вот поощряют мальчонку на безобразия...

Валари сразу на окно грозно посмотрела, заставляя князя скрыться в палатах, а Маргаритка только плечиками повела. Нечего, мол, правителя от дел важных отвлекать, и язык показала. Как была дурочкой так и осталась. И чего только в ней Горох нашел? Эх, мужчины быстро вы прежнюю любовь забываете да земного счастья ищете. Не, Маргаритка во всем хороша: хозяюшка, добрая, на лицо не противная. Но княгиня из нее никакая. В одно ухо у Маргаритки слова влетают, в другое вылетают... Держаться чинно она не умеет — порой так ворон засчитается, что диву даешься... Но нет, конечно, бывали же просветления неожиданные, своевременные... и удивительные. И как назвать, что Маргаритка теперь столовничает у князя в палатах, а они тут по лесам бегают? Вот-вот, малым материалистическим умком, который каждую женщину заставляет выгодную партию искать... Пущай и вдовец, зато вон — князь и молодец.

Стало быть, не следует в чужую судьбу вмешиваться и требуется сына человеком растить... Ну, или там котом или медвежонком приличным.

Посему решение, принятое на семейном совете, гласило, что необходимо встречи с Лексеем временно ограничить и напрямую заняться образованием непослушного Бэна, который поначалу сильно сопротивлялся, а потом так увлекся, что только успевай книжки приносить. К тому же, Валари большое значение физической подготовке уделяла. По вечерам бороться ребетёнка учила, для чего обустроила целую площадку на дворе заднем. Тут тебе и чучело для битья, и тренажеры всякие, гномом сделанные, и мечи деревянные — почти как настоящие.

А то болтается без дела, стишки князевы слушает. А жизнь — она штука тяжелая, злая, ошибок не любит и оплошностей не прощает. Стоит только чуть слабину дать, налетят враги, всю душу вырвут, все добро утащат. Учись. Бэн, защищаться... И нападать для, так сказать, жизненного тонуса.

Мальчонка дрался с чучелом отчаянно, с мамкой приемы осваивал, а как вечером однажды Лексей за забором появился, даже бровью не повел, так на него за предательство обиделся. Каждый день, можно сказать, ждал, а он вот — явился не запылился. В дорогом костюмчике новеньком. Гладенький да розовый. И пуще прежнего осколочек заболел... Даже роза не спасала.

— Чего пришел? — хмуро Бэн издалека начал, нос свой большой морща и губы тонкие поджимая. — Вспомнил обо мне? Скучно стало? А как к папеньке ушел и не вернулся, забыл?

— Да я... да я... — попытался оправдаться Лексей и на заборе повис, чтобы лучше друга видеть.

— Что ты? Я тебя всю ночь по лесу искал... Думал, случилось с тобой несчастье, а ты вон — плюшки ел с батюшкой.

— Ну, прости, пожалуйста... Но со мной такая история приключилась, — вновь попытался начать Лексей.

— Знаем мы все ваши княжеские сказочки. Начнешь на уши лапшицу вешать, да потрошками головку поливать... Не до тебя мне теперь. Я тоже себе занятие нашел — учиться! Вот!

И так Бэн на друга зыркнул, что прям страсть. Беги прям в кусты и прячься. С тех пор минуло недели две... или три. Но однажды, яблоко жуя на крылечке и слушая лекцию Лейзирета о стародавних временах волшебных и о войнах великих, вспомнил мальчонка про друга и не почувствовал гнева недавнего. И заскучал по их веселым играм и путешествиям. Ведь так весело время проводили, шутили вместе, хулиганили вместе. Яблоки из садов тоже вместе таскали... Ну, подумаешь, ошибся. Но пришел же повиниться и прощения попросить, а Бэн так его отшил грубо.

Начал котенок нервничать, слушать Ленивого Крыса совсем перестал. Тот терепел, терпел, потом очки на носу поправил:

— Придет мать со службы, придется поведать ей, как ты занимаешься, — сказал он строго. — У тебя еще практическое мастерство с Крохой, а ты уже в облаках где-то витаешь...

— Лейзи, но ведь друг у меня там... А я целыми днями тут работаю...

— И что? Всякое учение во благо только. И присмотр тебе ото всяких вражьих сил, — занервничал крыс, в темных глазах его появилась профессорская непреклонность. — Там, в городе, черт знает что творится сейчас...

— А что? — любопытный котенок Бэн поближе прижался к своему учителю.

— И все ты виноват, — заметила сорока, которая прилетела с корзиной яиц и поставила покупку на пороге.

— Я?

— А кто? — хмыкнул крыс. — Кто великанов распустил, кто стену изничтожил одним взмахом ручонки? Вот-вот, не смотри удивленно. Теперь в государстве человеческом столпотворение всяких жителей из страны волшебной. Гороху это, конечно, нравится! Столица крепнет. Он себе гномов приезжих почти за бесплатно нанял и уже десятый этаж у хором соорудил. А переселенцев сколько! А ярмарка... — Лейзирет посмотрел на совершенно обалдевшего от восторга происходящим мальчишку. — Зря я это сказал! Сейчас с места сорвется или вечером ускачет...

— И даже ведьмы есть? — Бэн прям подпрыгнул на месте. — И драконы имеются в наличии? Все, о чем читали?

Лейзирет вздохнул печально:

— Вот учи его после этого? Была причиной удрать дружба, а теперь — просто любопытство! Кошмар!

— Не удерживай ветер, — философически проглаголил вдруг молчавший дом, который сильно скорбел о том, что Маргаритка все меньше возвращается в родное гнездо. — Птичка все равно улетит.

— Никуда я не собиралась, — Белобока забила крыльями забавно. — Я еще должна Бэну преподать уроки по выращиванию потомства. Чего вы паникуете? Без разрешения Валари нашему обормоту никуда ходить нельзя.

— Ты ему это скажи, — хмыкнул Лейзирет, наблюдая за тем, как непослушный ученик метнулся в дом и спешно ищет приличный кафтан и свои поношенные, но бравые ботинки.

34

Вот так всегда, дети взрослых не слушаются. Идеей загорятся и бегут воплощать без оглядки.

— Да постой же, — крыс в новом бордовом костюмчике, с франтовым бантом на шее, подскочил к шкафу. — Дитя ты неразумное. Одно дело книжки про нечисть читать, другое — с ней в жизни столкнуться.

— Так ведь видел уже в лесу, — Бэн в это время нацепил клетчатую жилетку поверх широченной красной рубахи в мелкую полосочку.

— То в бою ратном, а это — в МИРУ! — подчеркнул Лейзирет. — Они тебя вокруг пальца обведут... Они хитры... Они все могут... И околдовать, и пленить, и обсчитать, и обвесить, и всучить что непопадя.

— А что непопадя? — заинтересовался дом. — Я вот тоже хочу всучать услуги по домашнему колдовству. Умею любую избушку построить и к порядку приучить.

— Тьфу, не перебивай, — потребовал Ленивый Крыс и, вскочив на стол, развернул лапкой лицо Бэна к себе. — Слышал ли ты о Горе Горыныче?

— А кто это? — мальчишка проникся нервическим состоянием учителя, усы которого топорщились и подрагивали.

— Гора Горыныч — главный. Он древний змий, сам хаос, из которого все произошло.

— И что?

— А то, что он на тебя охоту ведет. И все неЛюди только и ждут, чтобы тебя к нему уволочь и всяким злым штучкам научить.

— А это плохо? Мы вот с мамкой каждый день бои ведем... Тоже дело не это, не того, не созидательное, в общем, — хмыкнул мальчик, оборачиваясь котенком юрким.

— То для защиты от хулиганов, а они цели имеют... Тьфу, команда у Горы Горыныча имеет цели. Взять хотя бы его ближайших помощников — феечку и шкаф...

— Шкаф? — тут котенок перестал гоняться за своим хвостом, и глаза его стали прозрачно зелеными.— Встретил я в лесу тут шкаф...

— Что?!!! — завопил Лейзирет, подпрыгивая чуть ли не до потолка.

Кроха, затеявший генеральную уборку, от вопля пискучего даже чуть в таз не упал с мыльной водицей.

— Вообще, напужаете! Шкафами, феечками... Тьфу-тьфу, обойди напасть. Хитрее этих двух на свете нету.

— А по мне так милые очень неЛюди! — заметил котенок наивно. — Мне шкаф подарок обещал сделать... Только сказал, что я для него еще мал. Шкаф большой такой, двери сами собой открываются. Ножки вместо ног. А у феечки крылышки разноцветные, трещат и песенки играют... Чего вы их опасаетесь? Лейзи, Кроха, чего замолчали?

Крыс и гном глазами закрутили, заволновались.

— Ну, понимаешь ли, — протянул наконец грызун серый. — Есть у нас причины нервничать...Это называется синдром ожидания неприятностей. Ды, вот так. Что я хотел сказать? Ах, да... Видать, у шкафа хранится меч-кладенец. Не думал я, что они с феечкой так близко уже...

— Ты не стесняйся, Лейзирет, ты сразу признайся, что тоже на Гору Горыныча раньше работал, — выдал крыса рыжий гном.

— Правда что ли? О, как же интересно! Значит, эти двое вам знакомы. А ты, Кроха, тоже у этого страшного-ужасного Горы мастерству учился? — Бэн совершенно не вникал в суть разговора и всему радовался.

Даже тому, что про подарочек феи, розочку пахучую, скрыл. Ведь помогает от боли в сердце. Ведь не кровит осколок второй и гнев от предательства вроде затянулся. А скажешь, вдруг потребую показать или отнимут да себе присвоят.

— Знакомы, — вздохнул Ленивый Крыс и рассказал он ученику про повелителя тьмы, что жил очень давно, во времена, когда люди еще только появились и обитали на небольшом острове посреди океана. Про то, как чуть не поглотил этот мир хаос, которому повелитель тьмы благоволил. И про то, что украл тогда Лейзирет один из заветных камней, что давали великую мощь их обладателю, тем самым жизнь сохранив. Приукрасил, конечно, свою роль немножечко. Но ведь можно? Или нет? Или и про великанов рассказывать? И про гномичью революцию? Или про то, что главный-то камень сам Гора припрятал?

Бэн слушал внимательно, а потом внезапно прервал:

— Видать, решили вы меня байками своими до прихода мамки удержать! — мяукнул он возмущенно. — Нетушки! Не боюсь я вашей нечисти... Все равно в город пойду... Вота!

И быстро шмыгнул к двери. Как его удержать? Ведь повелитель... Рыжий, глупый и отчаянный.

Бэн на метро в столицу не поехал. Там такие тети Дуси, что только уши прижимай и к выходу ползи от страха. Народ весь построили, правил поведения напридумывали. А еще часы пик. Не, только представь широкую грудь Дуси и окрик командирский, так всякое желание отпадет по метро ездить.

Бэн на великане в путь-дороженьку отправился. И просторы поглядеть, и пролетающие косяки птиц посчитать. А еще можно семечки щелкать... Лепо вокруг... День к вечеру клонится, солнышко припекает — не хоронится. Вона, ребятня в запруде купается, вона мужички от работы на полях отдыхают, вона всадники лихие скачут. А вона — столица бурлит.

— Ты меня тута подожди. Тепереча самостоятельно, — попросил мальчишка великана, который голову шапочкой прикрыл да из котомки шашлычка и молока бутыль достал. Были в том шашлычке три коровы и пять баранов. А молока хватило бы на миллион котов.

— Ступай уже, — прогремел. — Если что, зови... Услышу! — и йотун на ладони спустил Бэна прямо перед воротами города под разинутые рты новоприбывших неЛюдей с тюками.

Мальчишка на купцов из государств темных особого внимания не оборачивал, а сразу по мосточку перебежал да в ворота нырнул, чтобы поглядеть на изменения и преображения самостоятельно.

Город, прямо скажем, сильно изменился. Открылись на улочках десятки лавочек и мастерских. Кругом торговля шла бойкая. Народ стал такой нарядный и разнообразный. Одни эльфы чего стоили! Высоченные, тощие, прически у них такие, словно всю ночь накручивались и укладывались. А еще плащи — может, они ими ветер ловят и летают?

Не меньше эльфов интересовали мальчонку орки: все же мамкины родственники. А тут их столько, что до ночи не пересчитаешь. Долго-долго глазел на огроменных этих вояк, выпивающих у окошка пивнушки под названием "шестая кружка бесплатно". Потом увязался за гномами, что шли небольшой группой и что-то бурно обсуждали. Тыкнулся в дверь незнакомую. Глядь в витрину, а там Маргаритка в платье белом, кружевном, перед зеркалом крутится. Ничего себе так — располнела от житья хорошего, румяная вся и взволнованная. Прижался ладошками к стеклу, задышал. И чего так разряжается? Сестрица Арка внезапно обернулась, увидала Бэна, на улицу выскочила:

— Кто разрешал из дому уходить? — спросила. — А то как Валари узнает! Как рассердится!

— Ничего, — махнул рукой гулёна. — Я уже уроки все сделал, все книжки перечитал. — И заметил с иронией. — В деревне нашей гусей пасти что ли собралась?

— Я тебе дам — гусей! — замахнулась тетка прозрачной занавеской, что в руках держала. — Замуж я выхожу. Мал еще, не понимаешь счастья... Ты меня тут жди, переоденусь, провожу тебя обратно... А то ишь, взялся самостоятельным быть!

Но Бэн Маргаритку слушать не собирался и сразу же вверх по улочке побежал, прямо в торговые ряды да мимо лавочек, чтобы среди неЛюдей затеряться и своими делами позаниматься. А уж потом можно и к Лексею — мириться.

Нечисть мальчишку сластями заморскими угощала, приветствовала с симпатией, один странный господин пищалку подарил — дунешь в нее, оттуда охи и вздохи страшные. Ха, напужать что ли Кроху среди ночи? Это только представить, как он с лавки упадет и ножками замахает махонькими!

Бэн в каждую лавку заглядывал, глазел... И вновь и вновь отвечал на приветствия. Странно, словно все его вокруг давно знают...

— Негоже молодому господину в старых ботинках ходить, — это толстый гоблин из-за очередного прилавка вырулил. — Примеряй, не боись... Для гостя дорогого все бесплатно. — и давай Бэну ботинки предлагать всяких форм и цветов. Мальчишка не будь дураком, выбрал под себя, на прежние похожие, но из кожи свиной, чтоб подольше носить. Потом у дракона молодого с фиолетовыми глазюками в дар — стеклышки, через которые можно далеко глядеть, потом мороженого наелся у заезжего вампира, потом забрел к гадалке, что ему камни бросила да так и покраснела, да так и зарделась, и голос от чего-то потеряла.

А все почему? Потому что кажная собака знает, что, коли приедет мальчик на великане древнем, то это кто? Правильно, это САМ!

В общем, настроение у нашего котенка поднялось выше крыш и башен высоких. Хотелось что-нибудь этакое напевать, но слуха у Бэна совсем не было, и потому он просто шел и мурлыкал.

А тут и площадь знакомая показалась, за ней рынок человеков, тама — мамка теперь за главную работает и порядок наводит. Ведь стеночки нету больше, надо ж чем-то заниматься. На площади гномы красные шустрят, красные кирпичи таскают, терем до небес поднимают. Горох в новом зеленом кафтане, огурцами золотыми вышитом, руководит процессом, торопит, кричит, что до свадебки неделя осталась. Что требуется срочно отделку производить, а они еще как следует стены не возвели. Ругается, что вон уже драконы лес прожгли и песку насыпали, проект дорожный завершив, а тута — полное безобразие. За Горохом советники вьются с документами. За советниками — писари всякие, за писарями — бабушки с чернильницами. Ну и народу — целый полк.

Чуть Бэна случайно не задавили. Он даже на балку дома ближайшего забрался. Сидит, ножки свесив, обалдевает. А тут внизу девчонка какая-то объявилась в платье ромашковом. Сахарную вату с удовольствием кушает, на мысочки встает, словно кого выглядывает. Потом наверх, на мальчишку посмотрела... Заморгала ресницами длинными, руки вверх протянула:

— Киса, киса, иди сюда!

Чего это? Опять, значит, человеческой сущности не видит? — озадачился Бэн. А сам от девчонки глаз отвесть не может. И на душе неспокойствие странное появилось, словно жжет что-то прямо под розочкой. Неужто опять больно будет? Лапку к груди прижал. Сердце стучит гулко, ход ускоряя и мальчишку пугая.

Девочка внизу тоже не уходит, ласково так зовет:

— Котя, иди сюда! Я тебя поглажу... Не бойся! Хочешь ко мне в гости? У меня рыбка в озере водится... И сметанка свеженькая...

Бэн по балке назад отступил. Странная девчонка! На плече у нее огонек горит. Синий... Непростой огонек... Словно живой, словно за мальчишкой наблюдает. Бежать хотел уже, но среди народу на площади Лексей показался. Рукой машет приветственно... Хотел Бэн ему ответить, но тут же узрел, что девочка тоже на жестикуляции со рвением отвечает.

— Лексей! Лексей! — закричала. — Смотри, какой котя рыжий тут сидит! Смешной... Глазастый...

Что за дела? Она его знает... Князь молодой, подойдя, голову поднял, и брови его к верху поползли — сидит на балке Бэн изумленный, красный, не шевелится.

— Так это друг мой, — пробормотал Лексей и закричал громко: — Бэн, ты чего это наверху сидишь? Слезай! Я так по тебе соскучился!

— У тебя котик — друг? — удивилась девочка.

— Да нет же, Рысюнь! Бээээн! — друг вновь голову задрал, но испуганный накатившими непонятными эмоциями котенок внезапно помчался вверх и через секунду скрылся на крыше. Он еще слышал отголоски разговора. Тяжело дышал и нервно перебирал лапами, а через секунду, обратившись мальчишкой, утирал испарину, выступившую на лбу.

Значит, подружка! Значит, забыл друга... Ну, ничего, я тоже найду себе подружек — хоть десять! Хоть... Бэн нервически усмехнулся и внезапно вспомнил огромные, прямо-таки бездонные серые глаза незнакомки по имени ... РЫСЮНЯ!

"Рысюня, Рысюня, Рысюня", — повторял, как заколдованный. Посмотрел вниз... Нету! Глянул в стеклышки дальноцельные. Вота, идут по улочке, за ручки держатся. Кудрявая макушка Лексея и две косички у девочки... Вздохнул... Достал из кармашка розочку... Красивый цветочек, но незнакомка куда лучше.

35

Проживал Гора Горыныч на небе высоком во дворце золотом, алмазами украшенном. Это вам не палаты богатые у Черномора и не терем Гороха. Это суперэлитное жилье в самом тишайшем районе, до которого простому смертному не доехать, не добраться. Даже Рублевка не сравнится... Даже сады Семирамиды, даже Версаль... Даже... А, все равно никогда не увидите! Сто башенок украшены камнями драгоценными, сто лестниц, сто садов, сто комнат на каждом этаже, а этажей — забудешь считать и уснешь, пока на лифте самолетном доберешься, куда требуется. А уж какие там фонтаны, а какие дива-дивные! Животные мифические вокруг гуляют, жар-птицы с ветки на ветку порхают.

Первозданность ничто не нарушает, разве что иногда опуститься ночь звездная, укроет дворец своим плащом синим да лирики напустит. И выплывут из тьмы тени прошлого, и станут хороводы водить. Песни петь, давнее вспоминать и о настоящем сожалеть, потому что человек ныне думает, что время вперед движется, а время на самом деле на месте стоит, только человек все куда-то бежит. Вот так-то!

Очнулся Арк от сна во дворце Горыныча, потянулся сладко. И понял, что лежит на кровати огромной, шелками застеленной, на подушечках пуховых. И такое во всем теле расслабление, что прямо даже не встать. Глянул вниз и ахнул — лапы-то какие! Зеленые, чешуйчатые... Ой! Вскочил, сломя голову побежал неизвестно куда, да так от огроменного зеркала и шарахнулся. Глаза закрыл, закрутился волчком по залу белокаменному с воплем испуганным. Превратился в дракона! Ёпрст! Это же безобразие форменное... Завыл от ужаса, а вышел такой страшный рык, что за окошком вроде макушка одной из гор задрожала. Хотел шагнуть, в лапах-то запутался, громыхнулся знатно, полчаса себя поднимал, пыхтел и ругался... А тут еще огромные двери распахнулись, вбежали человечки махонькие, начали помогать. Смеялись и приговаривали, что совсем хозяин пить не умеет и что нужно одеваться поскорее, потому что прибыли к Горе Горынычу гости. Арк в обличии новом сперва отпирался, утверждал, что никакой он не Гора, что горы такие снежные, лесами поросшие, а он человек. Но человечки в шапочках золотых не слушали, резво трудились над имиджем, натянули на Арка кафтан синий, обвязали живот толстый поясом серебряным. Достали из коробки сапожищи огроменные. Тут мальчишку вообще смех разобрал. Вот ведь как бывает — родишься человеком, умрешь волком, а станешь... О, лапти новенькие! Кем же он теперь стал?

— Куды идти? — Арк осторожно поднялся с кровати, на которую был затащен налетевшими помощниками.

Человечки стали перед драконом в несколько рядов. Честь отдали.

— Пожалуйте, о великий Хаос, в залу тронную. Там вас фея Виктория и Шкаф Шкафыч дожидаются. С докладом. Неужто запамятовали? — заявили человечки хором. — Надо ведь ежедневник просматривать. Мы вам специально на столике оставили, — и они поочередно поклонились.

— Неужто? — Арк пытался вспомнить, о чем же беседовал с Горой, но из обрывочных последних видений мозг сохранил лишь информацию о каком-то обмене и ожидании. Вообще, и что теперь делать? Исполнять обязанности смывшегося правителя? Ни инструкций, ни тебе требований поведения... Вот попал так попал! Прямо в центр управления вселенной. — А вы кто такие? — спросил мальчишка у ожидающих дальнейших распоряжение человечков.

— Мы? — удивились те и заплясали вокруг, пока мальчишка пытался балансировать между полом и потолком, ища точку равновесия. — Секунды, минуты, часы и года, столетья, была бы рука, чтоб временем этим всегда управлять... и тайну у времени надо бы знать!

— Время?

— Да, время, — это открылась дверь на противоположной стороне зала. И оттуда, принося тьму и холод, выплыла полупрозрачная Морена, на голове которой горел венец из черепов. Следом за богиней летела черная тень, похожая на многорукое и многоголовое чудовище. Тень бежала по белым мраморным стенам, тень касалась цветов и убивала их, тень крутилась вьюнами, хватая все живое... пока не остановилась перед маленькими человечками, за которыми дрожал от ужаса дракон, вновь увидевший синие-пресиние глаза...

— Вот решила навестить дорогого брата, — тягуче проговорила Морена, плавным жестом приказывая человечкам удалиться. — Как твое здоровьечко, Гора Горыныч?

— Неплохо, — Арк наблюдал за тем, как богиня начинает опять расти на глазах, сглатывал страх внутрь и ждал, что сейчас опять начнется какая-нибудь метаморфоза.

— Удачи тебе! — Морена как и в прошлый раз потрепала мальчишке макушку. — Ничего не бойся... — сказала она и начала таять, словно утренняя дымка. — Коли загадку Горыныча разгадаешь, то выиграешь, а не проиграешь...

Мальчишка закивал понимающе. Конечно, это испытание. Все связано с магическим предначертанием. Нужно только подумать... осмыслить. Человечки, смерть царица, Хаос, повелитель Тьмы, Валари, маг... Арк кончиком драконьего когтя коснулся одного из водяных пузырьков, оставшихся после появления Морены. Неужто сама богиня решила дать неразумному неудачливому дурачку совет? Конечно же, подумать! А о чем и как? Вроде не дурак, но и не умник... Просто человек...

— Постой, Морена Мореновна, — крикнул. — Какую загадку разгадать?

В ответ стены засмеялись весело.

— Так-ть все на поверхности, дружочек! Коли сможешь сына своего от участи черной отвесть, то выиграешь. А так — пиши "пропало"! Не маленький уже...

— Да как же я его уберегу? Посмотри, что со мной стало?

— Ах, Арк, глупенький, Гора Горыныч тебе тело свое отдал. Ты с высоты руководить могёшь, а никак выгоды не поймешь... Но я тебе помогать не нанималась. Так, из любопытства решила палочки в колеса нашему Хаосу повставлять да похулиганить. Только видать, выиграет он, а не ты... Прощай! — и эхо, бегущее волнами, по залу белокаменному стихло.

Тут уж пришлось к гостям отправиться. Крепко опечалившись. Коли сам Гора Горыныч, о котором столько легенд страшных сложено, интерес имеет, это тебе не братки из королевств темных, что крышей работать собрались и сливки снимать. Это не рэкет детский, а правительственный интерес. Подобрал кафтан длиннющий, попытался рожу поумнее сделать и к гостям выйти соответствующим образом, но до трона высокого алмазного так и не добрался, обомлел, когда феечку темную со шкафом знакомым со свадебки давней узрел. Даже глаз у псевдоГоры задергался. Опять? Что же это за едрёна-матрена творится, люди добрые?

Феечка долго ждать не стала, сразу к Арку подлетела, поклонилась вежливо:

— Здравия желаем, Горынушка! Вот с докладом к тебе добрались, что стеночка разрушена магическая и что подарочек твой повелителю темному передан.

— Э-э-э, — протянул неопределенным образом дракон и чуть по привычке ухо не почесал.

А шкаф пузатый вдруг покраснел безбожно, заметался из строны в сторону, как будто ему вот сейчас поддадут неизвестно за что.

— Не серчай, что так долго, Горынушка, — продолжала ласково феечка. — Путь ведь не близкий. А мы, можно сказать, в самую битву попали. Йотуны так разбушевались, просто страсть...

Арк для пущей важности решил нахмуриться, из под густых зеленых бровей зыркнул с сомнением, пошлепал сапожищами огромными несуразными к трону, взобрался туда, начал гнездиться. Блин, твердо, неудобно. Как тут вообще можно сидеть?

В это время шкаф к стеночке пристроился, делает вид, что простая мебель. Надеется, что, что не заметят его. Феечка одна отдувается, рассказывает в подробностях да с картинками... Вота они со шкафом от йотуна в болоте прячутся, вот ёлку незнакомую обнимают, вот поляна с мальчишкой рыжим.

— Как есть, меч-кладенец передали, доброе слово сказали... — брызги света от трепещущих крылышек погасли, с ними пропало и изображение.

— Это хорошо, — протянул мальчишка басом. — А скажите мне лучше про Аркашку...

— Так-ть в прошлый раз уже, — вякнул шкаф удивленно.— Запамятовал что ли, Гора? У, склерозные капельки у меня есть, недорого.

— Что? — громыхнул псевдоГора, красными глазами сверкая. Феечка успокоительно ручками замахала. Мол, понимаю, пьянство и тоска вместе ходят... А уж если Морену Мореновну любить, то тут почти ни на какой дикой козе к девице не подъедешь...

— Но-но, — пожурил Арк, боясь развития ненужной беседы. — По делу давайте, поподробнее...

— Выполнила все по первому разряду, зеркало волшебное разбила, семь осколочков собрала, ведьмины проклятием приправила... Все по-честному, без обмана... До места Аркашка их доставил, ничего не подозревая. Как до повелителя дотронулся, так и получилась все.

— Что за зеркало? Что за дела?

— Сам же повелел, чтобы осколки сердце окружили и с каждым-то недоразумением ранили и жизни лишали, и по кусочкам добро заменяли. Вот первые два уже плотненько встали.

— Ну, — требуя продолжения, протянул дракон, старавшийся как можно меньше говорить лишнего. Ах, вы гады! Растопчу весом небывалым... Пожгу пламенем... Интересно, а палить Гора умеет?

— Ды, три бочонка сивухи выжрал, — покачался из стороны в сторону шкаф, а феечка мебели наглой кулачком погрозила.

— Ты не беспокойся, Гора Горыныч! Сработают со временем стеклышки, всего-то пять лепестков осталось. Смерть-то видал родительскую, предательства-то отведал, на очереди новые испытания. Никто их не проходил...

— Это как же?

— А вот как медные трубы затрубят, так и не справится с третьим осколком! Ведь нашего повелителя тьмы темные существа на руках носить готовы, а уж невесты сами набегут, захвалят, — феечка воспарила к потолку и облетела дракона веселым огоньком. — А потом, когда поймут, что толку от него никакого, бросят в одиночестве. Забудут для научения, что он без них никто. Вот и озлобится, и вонзится-то четвертое стеклышко... А тут и пятое проклятие не за горой — подозрения и недомолвки. Мир ведь такой, правду не скажет. И обманет доверчивого с великим удовольствием. Где уж тут до поэзии? Захочет бороться со злом да злом-то и обернется, шестого осколка не избежит, зрение исказит. Броня тогда вместо сердца станет, для мозаики одной лишь недостанет неприятности великой.

— Это какой же? — Арк наблюдал за феечкой, как за малюсенькой мушкой.

— Как какого? Ох, Гора! ЛЮБВИ! Кто не знает чувства ответного, кто бьется, как рыбка золотая, об лёд, тот мрачен бывает и горд. Вот где ловушка последняя, самая сильная и самая древняя!

-Ах, вы! Ах, я! — взрычал дракон, с места-то вскакивая, да пытаясь лапой феечку поймать и задавить. — Вот я вам... вот задам!

— Белая горячка, — шкаф быстрыми кривыми ножками поскакал к выходу, пока псевдоГора косолапо качался и пытался не упасть. — Тикай, Виктория! А то еще запалит нас, нафиг!

— Я ему запалю! Я тебе запалю! — феечка начала палочкой волшебной стучать по макушке Горе. — А ну, прекратить пьяную истерику по Морене! Не время теперь! Ты куда камень повелителя спрятал? Ну? Мы так не договаривались...

Дальше происходила то ли потасовка, то ли бег с препятствиями. Точно Арк не помнил, но, отмахиваясь от настырной темной крылуньи, бедняга получал то молнию жгучую, то укусы пчелиные. "Ах так", — решил он, и потянул с места алмазный трон. Так появилась поговорка про топор и комара. Раз — дал по стене. Раз — попал в потолок. Феечке все не в прок! Она летает, дразнится... Потом вообще в двери вылетела и была такова. Пущай лучше Гора остынет, а то нехорошо получается. У лестницы фею шкаф ожидал с волнением.

— Ну что, так и не отошел? — спросил он, поскрипывая и посапывая. — Ишь, как ЛЮБОВЬ его самого разобрала! Прям ни слова не говори!

— Да нет, — хмыкнула феечка, — что тут другое, но что, никак не пойму! А ты, дурачина, чуть не выболтал про меч! Чего раскраснелся, зашугался?

— Так ведь...

— Смотри, скажешь про розу защитную, уничтожу, и не посмотрю, что веселый!

— Скажешь тут с вами! Интриганы кругом одни...

36

И ведь верно, интриганских наклонностей у темных сил не счесть — они и бизнес легко налаживают, и на иглу удовольствий иноземных подсаживают. В их крови ген такой есть — "потребление" называется. Люди на него испокон веку легко покупаются, все истинные ценности отбрасывают, ложь за правду принимают. Бегают за счастьем мимолетным, а про настоящие чувства забывают. А вот эти настоящие-то чувства в людях тогда тоску и депрессию вызывают. Но и тут темные придумали машину расчудесную — психотерапию. Ежовые рукавицы! Люди, отбросьте от себя общество черное! Посмотрите на мир без очков розово-черных. Вы ж не эмо какие! Соображать должны. А то вон черная ведьма наша тоже на себе трёхнулась. Решила дочурку загубить, пока новоиспеченный Горыныч в делах небесных разбирался. И все так задумала, что кому-нибудь рассказать страшно.

И осуществила бы убийство, если бы не в сказке жила.

Вота, значится, черной-черной ночью, когда луна не светит, когда звездочки не горят, когда этак пятница, тринадцатое, пробралась Забава по коридорам к двери дочери, прихватив с собой ведерце воды, чтобы Огонек поганый затушить навеки. Встала под дверью, прислушалась к дыханию дочери. Тихо, еле дышит... Раскалился амулет докрасна, кожу жечь начал. Но ничего, потерпит.

Ногтем длинным, красным в замке механизму активировала. Раз — и отомкнулась дверь-то! Зашла тихонечко. Глядит и видит — лежит ее Арысь на кровати, калачиком свернувшись, и сны цветные смотрит, а рядышком зверек-огонек чуть поблескивает. Видать, тоже за день утомился.

Шагнула к кровати, на секундочку остановилась, еще шажочек сделала. Не будет девчонки проклятой, опять все любить ее, Забаву, станут, красотой ее восхищаться, подарки делать, на отдых возить и вообще, вдруг Гора Горыныч внимание свое переключит да во дворец к себе заберет! Колючая зависть укусила сердечко маленькое и злобное. Всклокоченные волосы зашевелились ядовитыми пауками, тело медузой жгучей обернулось. Не отнимешь благосостояние и шоппинг, не воспользуешься моим богатством и силой, конкурентка малолетняя!

Достала из кармана туесок, решительно остановилась перед кроватью и начала диллемой мучаться — сперва воду плеснуть на Огонька или душить начать? Пока размышляла, совсем запуталась: коли залить поганого товарища, Рысюня проснется, а ежели душить начать, проснется помощничек и на помощь бросится да еще подмогу призовет. Вот ведь незадача, вот ведь препятствие.

А тут раз — и глаза у дочки открылись. Смотрят серым небом в самую душу. Неживые, пугающие... А лицо белое, словно ластиком его подтерли... Поближе-то склонилась Забава. Вниз на веревочке покатился раскаленный амулет, силу дающий, закачался качельками на шейке... Нет, дыхания и не могло быть. Кукла в кровати лежит. Только осознать это ведьма черная успела, как подскочил Огонек, засиял ярко, сжег вокруг амулета веревочку-то. И, кривляясь и приплясывая, поглотил его в пламени.

— Ах ты, мерзавец! — Забава со злости руки протянула навстречу всполохам оранжево-синим, обожглась, взвыла. — Отдай! Отдай! Не твоя силушка!

— Бе, какие мы злые! — поскакал по шкафам и полочкам Огонек. — Попалась! Попалась! Нету у тебя больше власти... Сама себя наказала, только и этого еще мало будет...

Ведьма черная слов тратить не стала, ведерко все по стенам расплескала в надежде в поганца попасть. Только бесполезно. А тут еще Черномор с Вальдемаром из разных углов выплыли и белые ручки скрутили у Забавы за спиной. Колдун старый в колпаке ночном на дело пошел и в длинном черном балахоне, а альв — в черном же облегающем наряде из тонкой кожи.

— Давно подозревали, что ты совсем сбрендила, — заявил папенька. — Ничего, завтра выясним, зачем это ты Рысюню извести решила... Не посмотрю, что дочка родная. Потеря для меня будет не большая. Сколько лет твои причуды терплю!

— Точно! — поддакнул Вальдемар Вальдемарович. — Нервную систему нам испортила, так теперь за крошку драгоценную взялась.

— Ах так! — совершенно не чувствуя своей вины, заявила Забава. Головой мотая и извиваясь всем телом, она пыталась освободиться. — Вы еще за меня перед Мореной ответите, я вообще имею право на половину терема и государства. Я требую! Нет, я немедленно требую раздела имущества и разъезда!

— Имущества ей захотелось! — в голос зловеще засмеялись Черномор и Вальдемар. — А насчет Морены, так мы быстро судик соорудим, чтоб разобраться, что с тобой делать!

— Нету такого закона, чтобы свободную личность в собственному дому вязать, — Забава ноги подогнула и теперь висела между двумя разъяренными родственниками. Борода и усы у Черномора наэлектризовались и торчали во все стороны, а у альва вообще волосы поднялись перпендикулярно к голове, а лицо приобрело фиолетовый оттенок.

— Ага! Поговори у нас еще...

И они втолкнули черную ведьму в какую-то комнату, где за столом сидел известный на всю округу врач-психолог Куропаткин. Куропаткин из себя был птицей важной, науку психологии учил с рождения, а потому сразу обнаружил у Забавы все признаки психического расстройства от владения магическими искусствами и приобретенными или подаренными волшебными примочечками. Ага, а представьте, коли таковые людям в руки попадут? Они ж вообще голову потеряют незамедлительно.

— Ну-с, больная, — жирная куропатка вскочила на стол и склонила голову набок, как это делают все сильно обеспокоенные душевным равновесием пациента врачи. И внезапно принялась за сеанс гипноза. — Убийство пытались совершить родного дитяти? Теперь вот должен я вынести решение, подсудны ли вы по нашему, так сказать, темному законодательству.

Забава глаза круглые сделала и поняла, что должна прямо вот сейчас про все свои горести рассказать прекраснейшей птице. Как ребенок ей платья портит, как соль в чай сыплет, как Вальдемара Вальдемаровича от супружеских обязанностей отваживает. А вы как думаете? Кому мы наши болячки доверяем? Правильно, духовным лицам и родственникам... Особливо когда власти лишаемся.

— В общем так, — через два часа вымотанный беседой и сексуальностью пациентки доктор Куропаткин, отличник магической психиатрии, выскочил в коридор и зыркнул на нервически расхаживающих взад-вперед Вальдемара Вальдемаровича и Черномора Черноморыча. — С вас пять корзин яблок молодильных, десять сундуков золота неразменного и большая бочка бражки без дна.

— Чего? — выкатили глаза колдун и альв. — Это просто... просто грабеж!

— Да, грабеж! — заявил Куропаткин. — А вы поживите, как мы, простые птицы, и поймете тогда, сколько для нас что в вашем темном государстве стоит. Тем более что яблоки в этом сезоне не уродились еще, золото — вообще для вас любимая и единственная в одном лице, а уж выпить мы все любим.

— Ладно уже, сделаем, — вздохнул Черномор, надеясь сундуков пять все ж выбить и в казну возвернуть. — Диагноз поставили?

— Не сомневайтесь! — птица забила крыльями. — Только сперва уж оплата, а потом остальные рекомендации. А то с вами, шизиками, свяжешься, птичий рай позабудешь, станешь инновациями всякими заниматься и царем себя мнить.

— На что это вы намекаете? — рявкнул, краснея, Черномор и шапочку ночную с головы сорвал. — Я колдун в сто первом поколении! Я царь!

Вальдемар прыснул в ладошку.

— А еще случаи бывают, что некоторые эльфами рядятся и по буграм бегают толпами, ролевыми играми занимаясь и считая, что это настоящая реальность. Сражаются друг с другом за всякие там награды по красоте... — посмотрела на альва птица с пристрастием.

Теперь уж Черномор заржал, а Вальдемар Вальдемарович от гнева задрожал:

— Да гнать надо этого горе-врачевателя! Он же в нас ничегошеньки не понимает...

— Точно-точно, — закивала птица, — ничегошеньки! А еще бывают, встретятся-то все сумасшедшие, и целые государства создают!

— Спокойно, — колдун остановил зятя от безобразничества, иначе бы куропатка давно бы лишилась перьев. — Нам еще диагноз треба, — и он позвал колдунишек, чтобы те потрудились и доставили все, что доктор затребовал. Все это время альв то пытался птицу пнуть, то за шею подушить, но доктор Куропаткин на все действия альва реагировал стоически и даже успел Вальдемару прописать специальные капельки от излишней гламурности.

Когда же награду принесли, птица важно раскланялась, двери распахнулись, и в коридор ввалилась толпа куропаток, которые в один момент растащили и яблоки, и золото, и бочку уволокли.

— А вы как думали? — спросил Куропаткин. — У птиц семьи большие. Им кушать тоже хочется... Но к делу, господа хорошие! — он сделал реверанс, захлопал крылышками. — У вашей Забавы комплекс нереализованного замужества и полное отсутствие истинной любви в жизни. Нужно ей этак с семью-десятью мужчинками в брак вступить, семью дружную организовать. Ну, там, танцы ночные до упаду, сексу побольше и шоколаду. И позабудет про всякие пакости... Особливо теперь, без амулета, что ей действия все диктовал. Ведь знаете, как это происходит, баловали девочку, игрушки дарили, ни в чем не отказывали, а она вот себя самой лучшей вообразила... — птица ненадолго задумалась, походила вразвалочку, — и обзавидовалась вся!

— Ты нам просто скажи, нормальная она или притворяется великой черной ведьмой? — сжал губы альв горделиво. — Про все ее заморочки с гаремами мужскими я и так знаком. Нам судить ее требуется. А ты тут за наши же денежки пургу гонишь!

— Простите, за мои! — поправил Черномор неласково. — И нечего на дочку пенять, коли у самого рожа крива.

— На себя в зеркало посмотри, сморчок старый! Ты мне еще и Рысюню попортишь, вырастишь извращенку какую!

Тут уж драка началась. Колдун огненными шарами кидается, Вальдемар молниями отвечает, носятся по терему, прям места себе не находят, чтобы удобнее было помутузить друг другу морды... Доктор Куропаткин сверху скандирует:

— Так его! Слева его! Справа его! Наподдай!

Рядом Огонек — с лестницы — за ходом боевых действий наблюдает. Видать, кровушку не исправишь, и пары да семейства по какому-то волшебному соответствию подбираются.

Но на этом дело не закончилось. Вот, значится, до утра наши воители сражались. Уж и куропатка удалилась, и Огонек в комнату к Рысюне отвалил от греха подальше, и колдунишки свой рабочий день начали: с папочками по терему забегали. А колдун с Вальдемаром Вальдемаровичем все обвинения из стороны в сторону кидают.

Глядь на часы настенные, полдень настал. Петух уж давно петь перестал. Да не просто перестал, зерна поклевал, с курами погулял, а они вот сколько времени потратили. И стоит у Черномора на пороге не кто-нибудь, а сама Морена Мореновна, которая всегда на суды появляется и смертельную справедливость восстанавливает.

— Где ослушница? — тягучим голосом богиня спросила. — У меня сегодня еще пять судов на повестке дня. Не задерживайте процесс.

— Да тут! Тут! — колдун от альва, как от надоедливого жадного до драк крокодила, отмахнулся, покатился навстречу гостье дорогой в своей "ночнушке". Начал колпак в руках мять. — Пожалуйте, прошу... Зал уже приготовлен... Заседание только ожидает... — и давай пятится. — Я сейчас, я только оденусь, — промямлил.

Морена Черномора смерила взглядом холодным, очи синие перевела на альва. Тот прям похолодел от страха. Посинел от кончиков пальцев до корней волос.

— Вы тоже в садомазохистком наряде на суд направитесь? — строго спросила.

— Не-не-нет! — заикаясь, ответствовал Вальдемар и нырнул в одну из ближайших дверей. О эльфовы уши! До чего же красива и до чего ужасна!

Морена с полным равнодушием в лице и движениях направилась туда, куда ее теперь уже сопровождал уполномоченный чиновничек. А за нею стройными рядами... Опять? Давешние куропатки в судейских париках, в мантиях. Во главе же — сам доктор. Да уж, где тут простым магам разглядеть в этих птицах человечков из дворца самого Горы Горыныча.

Вот уселись все по местам, вот ввели обвиняемую всклокоченную, после бессонной ночи. Она сразу на колени перед Мореной-то упала, стала глаголить, что это родственники ее за сумасшедшую выдают, что менять терем на два дома не хотят, что вынуждают ее в комнатушке ютиться.

Морена спокойно закивала:

— Разберемся, — только и сказала. И судебное разбирательство с великим удовольствием открыла.

Черномор еще не раз пожалел, что вообще решил дочку судить да Вальдемара послушался. Кто ж знал, что такие вещи вскроются!

Вот, например, в качестве свидетелей вызывали почти всех, кто на свадебке давней гулял. Тут и про газовые трубы речь пошла, и про скатерть-самобранку махинация вскрылась, и про зеркало Забава разболтала, которое ей фея подсунула...

Взаимные обвинения между представителями разных государств явно переходили все мыслимые границы. А куропатки сидели и все очень подробненько записывали.

В конце концов, Морена безобразия жестом приказным прекратила, вернулась к личности Забавы. Признала, что руководил ведьмой амулет подаренный и затребовала незамедлительного его уничтожения. А красную и злющую Забаву Черноморовну приговорила к трем годам сладкой жизни на шоколадной фабрике у Деда Мороза. Пусть, мол, добра набирается... Потому как ежели зло злом наказывать, оно совсем с ума сходит. И еще решила так богиня древняя — выдать Забаву за всех ее мужичков, с которыми она в юности развлекалась, дабы другим неповадно было вести развязанный образ жизни. Вот так как-то!

37

Как ярко солнышко сверкало, как душа пела и песенка играла... Как Бэн с места сорвался и за парочкой по улочке узенькой побежал. И все-то ему незнакомые темные неЛюди почтительно кланялись, и все-то с ним здоровались и хорошего настроения желали и к себе в гости приглашали. Котенок вежливо кивал, но дальше и дальше бежал, знакомые фигурки среди прохожих выглядывая и нигде не находя. "Ах, значит уже друг и не нужен! С девчонкой связался! — думал Бэн встревоженно. — Конец, видать, дружбе! Теперь подавай Лексею невест... Тили-тили-тесто, жених да невеста!" — нахмурился, пуще прежнего занервничал. "Куда подевались? Платье ромашковое, косички в разные стороны. Глазки ясные! И не котя вовсе, а настоящий мальчишка! Меня повелителем прозывают... Вот!". Кулаком невидимому кому-то погрозил. Припустил быстрее. Да кубарем вниз по улице покатился с разбегу. Тут как затормозить? Не удастся особо. Врезался в столб какой-то, сбил с него гнома, что горение налаживал вечернее.

Набежали темные личности, шишку на лбу у Бэна разглядывают, жалеют, советами мучают, мази предлагают. А котенок на весь этот балаган глядит и понимает, что теперь уж точно не догонит. "РЫСЮНЯ! РЫСЮНЯ, не уходи! Я ж с тобой не познакомился еще!".

Но куда уж! На руки подхватили, в больничку местную понесли. А на пороге девчушка веселая встречает. Челочка у нее выбеленная, щеки толстые, как у хомячка. Семечки трескает, очистки в пакетик бумажный складывает.

— У нас, — говорит, — лечение бесплатное. Но чтобы к врачу попасть, записываться надо за месяц, талончик брать и очередь с раннего утра занимать!

— А ну, — это один пуще взволнованный эльф гламурной наружности Бэна на кресло в приемной посадил, а за ним ввалилась целая толпа волшебного народу. — Ты скажи там...

— Куды? Без бахил... Без спецодежды! — замахала руками молоденькая красивая эльфийка в белом халатике, что в регистратуре сидела. — Вон все из помещения!

— Как вон? Вы повелителя нашенского гоните?

— Вот этот что ли? — улыбчивая толстушка наклонилась над Бэном, который сразу же показал ей язык. — Чего дразнишься? — возмутилась она.

— А ты чего? — подал голос мальчишка и спрыгнул на пол. — Куда вы меня притащили? — возмутился он на толпу, которая теперь мялась в дверях.

— Так-ть, вдруг заражение, — просунул в дверь нос незнакомый кикимор.

— Или там, столбняк. Встанешь и с места не сойдешь больше, — гыкнул огромный орк.

— Или вообще флюс от не леченых зубов, — заявила ведьма в черной шляпе.

— Глупости говорите, и вообще, попрошу всех покинуть помещение, — это эльфийка ринулась к двери и вытолкала праздно шатающихся по больницам на улицу, а потом обернулась и свысока посмотрела на нежданного гостя, который тоже хотел ускользнуть на улицу. — Ну, сестрица, покажем нашего гостя главврачу, Натусику-вампирюсику?

— Покажем, — закивала толстушка. — Ты нас не бойся. Я — Мушка. Я знаешь, какие пироги умею готовить! Пальчики оближешь...

— А я Светик-конфетик, могу тебе в делах важных совет дать и от печали избавить.

— А главврач? — приподнял брови Бэн, девчонок разглядывая. Конечно, Мушка всего на годок-другой его старше, Светику побольше, наверное, или ростом удалась. А вот какова же их сестрица с таким странным именем? Главврач?

Просто обалдеть, за дверью большой, с ручкой золотой, за столом с аккуратными стопочками бумаг сидела настоящая вампирка лет пятнадцати. Она оторвалась от работы и недовольно посмотрела на троицу, явившуюся без приглашения:

— Совсем обалдели травмированных ко мне волочить. Шишки лечить зеленкой, и нечего тут...

— Натусик! Да это же... Да посмотри же... Он сам пришел... — запрыгала, как веселый мячик, Мушка, и челочка ее начала тоже забавный танец на лбу. — Ну, обрати же на нас внимание!

— Вижу! Мальчишка...

— Да нет же, — скривила губки Светик-конфетик. — Это он! Это он...

— Черноморский почтальон? — хмыкнула Натусик и, не давая вставить ни слова сестрицам, начала лекцию о важности врачебной профессии. Говорила о том, сколько надо бы денег с какого пациента стребовать, чтобы он сам тебе в кармашек положил да еще радовался удаче, что медицина такая вот бесплатная. Что наживаться на чужом горе совсем и не зазорно вовсе. Что медицина не требует доброты и что пациенты не неЛюди, а всего лишь карточки, в которых записаны заболевания.

Бэн слушал, открыв рот, а когда Натусик перешла ко второму пункту вопроса, вообще обалдел, не понимая, каким образом все вышесказанное к нему относится. Оказывается, нужно и должно вообще пациентов лечить от не существующих заболеваний, травки им там всякие подсовывать. А коли диагноз не подтвердится, то вообще никогда не поздно если не залечить, то отрезать ненужное. И вампирка продемонстрировала троице распотрошенную лягушку. А потом заявила, что материала для исследований ей мало, что местные пруды совсем опустели. А процесс исследований не требует отлагательств.

Все это время Мушка со Светиком пытались сказать, что повелитель тьмы сам к ним зашел в гости. Гномиха пальчиком в Бэна сверху тыкала и строила глупые морды. Эльфийка глазами на мальчишку косила, мол, обрати же наконец внимание — видишь, рыбка сама заплыла.

Но Натусика интересовали лишь исследовательские пунктики, по которым требуется как можно больше из народу крови выпить. А лечение — дело второе.

— Лягухи мне нужны в огромном количестве! — заявила она наконец и почему-то теперь обратилась к Бэну, глаза которого стали прямо фосфорически-зелеными. — Понял?

Мальчишка кивнул. А как же не кивнуть, когда она такая строгая и умная. Вот ведь, девочки-подростки! Коли они на тебя внимание обращают, то это очень приятственно.

— Пойдешь на пруд, принесешь мне мешок. За каждую лягуху плачу по медяку. — продолжала тараторить вампирка, косу черную в виде пучечка на макушке накручивая, а затем зеленку из шкафчика доставая. — Так, а теперь смажем боевую рану. Как тебя зовут?

— Бэн, — представился котенок, смущаясь пристальных взглядов остальных двух сестер, которые почему-то замолчали о повелителе и теперь друг с другом перемигивались. Мол, нечего Натусик не поняла, да и не надо, нам больше достанется.

— Чего ж это ты за дорогой не следишь? Летишь, куда попало! Голова — важнейший пункт управления. Штаб всея логики. — Натусик потрепала рыжую макушку. — Забавный ты мальчонка! Хочешь ко мне на работу устроиться?

— Хочу... Только я делать ничего не умею.

— А играть? — поинтересовалась самая младшая Мушка. — Я вот смотри, какой себе наряд прикупила, — заявила она непонятно к чему и метнулась в дверь, а через секунду влетела обратно в костюмчике в крупный красный горох и с бантом во всю грудь. — Мелкий кончился. Пришлось такой брать.

Натусик прям окосела от такого показа мод. Стоит Мушка кругленькая и горохов на ней не счесть, а рядом верстой тонкой — Светик в оранжевом балахоне, поверх которого халат, как крылья моли. От чего-то злая, цвету фиолетового. Пальчиком у виска крутит.

— А еще, — это неугомонная Мушка к Бэну подбежала и на ухо зашептала: — У меня есть такие всякие сласти и... наливочка. Для согреву!

— Ты чему ребенка учишь? — возмутилась Натусик. — Ты эти свои гномичьи замашки бросай. Чай не в горном государстве находишься. Это у вас там одни попойки и гулянки, а у нас — рабочие будни.

В общем, сдала вампирка мальчонку на поруки Светику, повелела проверить, нету ли сотрясения мозга у гостя, и вновь за стол уселась.

А гномиха и эльфийка повели героя нашего назло всем больничным правилам чаем угощать. Доставали плюшки, глазурью покрытые, нарезали лимона кислого, наливали напитка ароматного. Мушка сало нарезала ломтиками тонкими, на хлеб клала, угощала... Сначала Бэн с опаской все сласти и вкусности пробовал, а потом разошелся... Вкусно же! И девчонки вроде ничего, не хуже чем у Лексея Гороховича! Ха, вот бы видел он, какие горохи у толстушки на костюмчике! Под стол бы свалился.

А Мушка котенка все потчевала, Светусика подальше отталкивала толстой попой. Не мешайся тут, когда гномы в атаку пошли.

— Ах, ты миленький! Ах, ты лохмастенький! — нежно говорила. — Так тепереча можно кажный день встречаться. Лягушки что? Ерунда? А тебе денежка накапает... А пойдем с нами гулять? А? Пойдешь?

— Да уж, какая ты жадная, Мушка! — надула губки Светусик. — Я тоже с Бэном гулять хочу!

Котенок посмотрел сперва на гномиху, потом на эльфийку, а перед глазами его почему-то возникла девочка конопатая в ромашковом платье. Не догнал ее... Жалко. Зато откушал знатно! И вон каких дурочек отыскал. Все ж, какие-никакие, а подружки. И еще работу нашел! Вот ведь мамка обрадуется.

А Валари и вправду радовалась. Бросил походы лесные, для медицины старается! Что это такое, не важно, но доход приносит постоянный. С утра берет сеточку, за лягушками чапает. Наберет их мешок, а потом домой всяких вкусностей протаранит или там книжек накупит. Карманные деньги ж всегда пригодятся. И вещи новые ему на рынке темном дарят, и, что совсем не удивительно, кажная собака знает и кланяется, потому как ни у кого нету великана в стражах.

Вот вырастет дитё, будет высокие ранги занимать. Будет им орчиха гордиться. Все ж не просто ребенок, а настоящий повелитель растет. Все бы было и дальше хорошо и ладно, если бы однажды не появился на пороге дома огроменный букет роз красных. Сначала все решили, что это поклонницы Бэну послали презент в знак жаркой любви. У Ленивого Крыса даже инфаркт чуть не случился — какой однако шустрый оказался! Ан нет, конвертик Кроха обнаружил внутри позолоченный, а в нем гербовая бумага, на котором незнакомым почерком был написан следующий текст:

"Дорогая, обожаемая моя Валари (при прочтении первых строк и гном, и крыс стали с подозрением смотреть на стоящую перед ними Валари с закатанными рукавами, которая только что натаскала к дому воды для помывки), тоскую по тебе страшно! Ты самая лучшая на свете. Очень жду нашей встречи и горю от любви! (Тут уж Лейзирет вообще обалдело осмотрел вытянутую морду орчихи). Всегда твой (Кроха вообще перестал читать вслух и упал с лавки, а крыс подхватил листок и тоже заикал).

— Ну кто там? Кто? — не поняла Валари. — Чего томите? Кому, блин, так шутить понадобилось?

— Гы, да уж! — Лейзирет выил целый стакан воды, надулся пузырем. — Кто-кто? Он самый, Гора Горыныч!

— Чего? — не поняла Валари и сама стала по слогам листок перечитывать, а потом заржала. — Наверное, шутка! Блин! Да это вы, небось... А, хулиганы! Да ладно, — махнула и опять как давай ржать.

Но Кроха и Лейзи вовсе не шутили. Серьезно так ждали окончания истерики. Даже для пущей убедительности шашки достали, играют и молчат.

Тут уж и орчиха замолчала, опять начала послание в лапах огромных своих крутить:

— Серьезно не вы? — переспросила она с сомнением.

— Не мы!

— И не я, — это дом ошарашенный выставил букет за порог, дабы, не дай боевые ежи, яд какой не распространился по помещению.

— Э-э-э-э, — протянула Валари и почесала щетину на голове, потом подергала себя за ухо, что все это не во сне, и предположила: — Может, он другой Валари послал... Может, адресом ошибся?

— Ну-ну! Случайность — частный случай закономерности. — выдал Лейзирет вполне официально. — Поглядим-посмотрим, что дальше будет.

А дальше — хуже. Стали букеты к порогу Валари регулярно поступать. Домашние все выследить пытались, кто их приносит, но безрезультатно. Даже на лестнице тоненькую ниточку привязали и к колокольчику в доме подвели. Ничего.

Неожиданным макаром розы объявлялись на положенном месте с новой записочкой с любовным содержанием, заставляя нервничать не только крыса, который на дух дракона не переваривал, но и довольно флегматичную Валари.

Этак, змий и в гости заявится! Этак к Бэну подберется! Ну, бесстыдник! Погоди у меня!

38

Но поделать с подношениями прилипчивого поклонника орчиха ничего не могла и про себя только ругалась и Аркашку-дурачка вспоминала. Особливо печаль ее взяла, когда по всем селам раструбили, что скоро у князя Гороха и Маргаритки свадьба случится. Тут уж отвертеться от приглашения сестрицы названной никакой возможности не представлялось. Вы ведь знаете, коли народ гулять собирается, за компанию и черта на праздник притащит. Да и Бэну очень интересно было на свадьбу-то посмотреть хоть одним глазком. Вот, значится, посему пришлось специальные праздничные наряды готовить и подарки закупать. Каждый, конечно, по своему усмотрению, старался и также по собственным представлениям на свадебку наряжался. Но как вот приоделись, как вышли к друг другу показаться, так прям со смеху чуть и не умерли.

Кроха нацепил на себя панталоны ярко-желтого цвету, сапоги зеленые не по размеру, кафтан на нем был укороченный, весь расшитый разноцветными пуговицами разной величины и форм, на голове — колпак синий. А борода! В косички заплетенная! И еще огроменная блестящая коробка в руках. Ни дать ни взять шут из заморского государства.

Крыс нарядился в костюм фиолетовый, все в ту же любимую полоску. Нацепил на лапки маленькие черные перчатки. На голову приладил цилиндрик. Коробочка с подарком у него была маленькая — непонятно, что в такую положишь. Но уж очень любопытно!

Сорока Белобока клюв красной краской намазала, косынку повязала алую в цветочек, приладила к хвосту неизвестно откуда вытащенные перья яркие. Сказала, что, мол, у всякой птицы свои желания насчет красоты имеются. Затараторила про то, что подарка от нее ждать нечего и что вообще она сама как подарок. Друзья слушать сороку не стали, на Валари глазели, оценивали, от хохота замирали. Потому как наша героиня по настоянию невесты впервые платье на себя нацепила, при этом штанов так и не сняла, и выглядывали они из под рюшей шероховатыми, потрепанными уродами... Да еще эти лапищи в сапожищах черных.

— Ты это, покрутись что ли! — Лейзирет со всех сторон осмотрел подопечную. — Ды, — протянул.— Наряд, оно, конечно, аристократический, со смыслом... И цвет такой модный, розовый...

Кроха ладошкой рот закрыл и отвернулся. А Валари сверху хмуро посмотрела, руки крест-на-крест на груди сложила.

— А штаны никак снять? — предложила сорока. — Может, это штаны такие несуразные?

— Да уж, — опять хмыкнул крыс. — Ну что же, предлагаю выходной кафтан достать, а тряпки эти... Ну, этак тихонечко утилизировать!

— Правильно сказал, потому как орочья честь дороже? — решительно проглотив смешинку, поддакнул Кроха. — Только гномам дозволено красу показывать!

— И домашним духам! — заявил дом. — Что? Думали я тут останусь! Ни фига!

В общем, заторопились! На Бэна особенно даже никто внимания не обернул, а ведь он и новые брюки отутюженные надел, и рубаху такую белую, нарядную, и даже волосы причесал. Да куда уж там до него, когда СВАДЬБА у Гороха! И приглашены на нее не только гости из домов знатных да богатых, но даже сам Черномор с внучкой.

Лилась бражка и медовуха рекой, пироги горячие с самыми разнообразными начинками, осетры печеные, блины с икрой красной, с икрой черной, со сметаною и с мясом, студни, огурчики бочковые, сало, тонкими ломтиками нарезанное, петушки сахарные и яблочное да малиновое варенье быстро исчезали в охочих до радости животах.

Петрушки весело на балалайках играли и на свистулях мелодии выписывали. Прям сами ноги в пляс шли. А жених с невестой какие раскрасивые были и ладные! Оба румяные, нарядные... Маргаритка в платье кружевном, бусы у нее на шее крупные, красные, платочек на голове тоже аки солнышко закатное. Щеки свеклой натерты для пущей красоты. Горох в кафтане из сукна заморского, цвету переливчатого хамелионистого. У самого-то усы завиты, а щеки сами собой от удовольствия зарделись небывало. Или это любовь новая его так преобразила?! Валари даже завидки взяли. Вот ведь, даже дурочка Маргаритка женишка себе сыскала, пристроилась. Оценила себя орчиха с пристрастием и пуще прежнего опечалилась. Вот и Горыныч издевается! Выпила еще бочонок меду хмельного, окосела окончательно... Глянула-то в сторону. Сидит колдун темный рядом с Горохом и девчонкой какой-то беленькой. Тот колдун отец Забавы... А Забава... Вот гадина! Заколдовала милого Арка в волчару серого, разума лишила и жизни!

Стукнула кулаком по столу дубовому внезапно, во весь рост поднялась. Как Кроха ни пытался остановить, ничего не получалось.

— Валари, ты чего? Валари, а ну сядь! Валари, — гном повис на локте у огромной орчихи, глаза которой налились кровью.

Ленивый Крыс перестал с аппетитом поедать очередной масленый блин и запачканной в сметане мордочкой проследил, куда это так пялится воинственная мамаша. Ё-моё! Так-ть на Черномора... На драку нарываться собирается!

— Сестрица дорогая Маргаритка, князь Горох! — басом вступила Валари в монолог. — Поздравляю вас...

Лейзирет облегченно было вздохнул, слушая торжественный тост про любовь и лад, как внезапно орчиха сорвалась с места, перепрыгнула через столы и обалдевших гостей и через секунду уже волочила прямо по угощениям к своему лицу черного колдуна, что болтал ножками и пытался освободиться от пьяной Валари быстрыми и щипучими ручками.

— Отстань, ирод! — благим матом орал Черномор. — Щас как ложкой по лбу дам! Ты чё, орчище, удержу не знаешь? А-а-а-а-а! Вота как настучу! — и давай Валари дубасить...

— Да я тебя и все ваше семейство... Я вас... — орчиха потянулась задушить мелкого сморчка, когда тот, почуяв опасность, заговорил на тарабарщине и внезапно лопнул мыльным пузырем.

— Ой! — теперь уже из-за стола вскочила девочка худенькая. Глазки серые ее сверкнули испуганно и налились слезами. — Деда! Дедушка! Плохой орк... — и она уткнулась в плечо Лексею, заплакала...

Вот ведь, международный скандал в разгаре. Невеста побелела, Горох покраснел. Со всех сторон налетели дружинники, чтобы Валари повязать. Кто с сетями, кто с веревками... Боятся, вокруг орчихи кружатся. Ан нет, не взять! Да и вдруг, откуда ни возьмись, прямо за спиной развоевавшейся нашей души геройской, вновь Черномор обозначился магическим образом. В руках у него был посох волшебный с электрическим наконечником. Видать, схватил что попало из боевых запасов.

— Банзай! — закричал. — Просто так оркам нас не взять! — и пошел в атаку... Молниями по попе Валари бьет, та сверху кулачищами машет, ругается ядрено, почище горчицы слова ее льются, гостям с великим изяществом передаются. Но и колдун тоже в накладе не оставался, изящными кастами ругался. Потом вообще как подпрыгнул, как Валари оседлал, как по зале поскакал...

Знатная, однако, получилась драка — с погоней. Гости кто прятаться подальше стал, некоторые из-под скатертей белых выглядывали, некоторые вообще на столы полезли и от души веселились, потому как без безобразий и свадьба не свадьба.

А Бэн, что все это время на внучку Черномора смотрел да взгляд оторвать не мог, все вздыхал потерянно. Вот ведь, Лексей рядышком с Рысюней. Она с ним разговоры разговаривает. Она с князем водится. А кто он такой? Повелитель? Портки рваные всегда, дом на окраине, мамка вообще орчиха... Разве только великаном похвастать... Или там лягушками, что в пруду собирает для главврача Натусика-вампирюсика. Видать, не имеет значение и силы темные, которые в вечной дружбе и помощи клянутся... Видать, счастье не в силушке и власти... А ведь так Бэну нравилось, что его хвалят кругом... А Рысюня, она даже в его сторону не смотрит. И не замечает. Прижал котенок к сердцу лапку... Болит... Сперва — от гордости за предназначение высокое, а теперь... Теперь от тоски и одиночества. Розочка пахучая немного раны усмиряет, но ведь дурную голову не всегда в чан с холодной водицей запихнешь.

Позор какой! Выгонит Горох мамку и больше не пригласит, а еще повелит ее наказать. И будут в Бэна пальцем тыкать и говорить: "Вот какая у тебя орчиха драчливая! Никакой ты не повелитель! Просто дурачок деревенский".

Хотел вскочить и убежать прочь в самую темную ночь — без звука и света, где вообще никого нету. Но внезапно шум и гам вокруг прекратились, полились песни нестройные про житуху веселую, про природу кудрявую... Глядь, сидит Валари уже с Черномором, вместе выпивают, закусывают и даже вроде беседуют, с рыданиями и обниманиями. А к ним Маргаритка и Горох привалились... Одни, значит, поженились, а другие — помирились. Что за диво? И как же так случилось? Разве ж взрослых поймешь.

Черномор авторитетно про кризис мировой начал рассказывать:

— Как покатится голодун, как опустошит. Почитай, ни одна темная сторонка не ожидала, но опять такое времечко настало. У гномов и то горшки наполовину опустошены. Драконы вклады заморозили. Нету никакой прибыли, убытки только от производств. Друг дружку в воровстве обвиняют, вооружаются непомерно. Доходы от народу потерять боятся.

— А сельское хозяйство? — икнул Горох. — Самое главное — земля!

— Да кого она волнует, — махнул рукой колдун. — Теперь средства нужны, — и он потер подушечки указательного и большого пальцев. — Без средств никуда не сунешься. Никакие инновации не пойдут. Скоро и до вас волна докатится... Думали темные, что здесь подзаработают, так и повалили в столицу. Рынок насыщать...

— Твою-то мать! — руганулась Валари и икнула.

— Вот и я говорю, — согласился Черномор и орчиху по голове погладил. — А ведь знал я про пакости Забавы. Но ведь сердце отцовское... Ведь кровь родная... Но теперь все, апелляцию не приму, решение суда нашего темного не отменю.

— Да ничего, выживем как ни то, — вздохнула Маргаритка, обнимая с двух сторон Гороха и Черномора. — Вместе не страшно... Голодун и колотун пройдут, создадим назло уют. Сердце б только добрым оставалось. А бедность — это ерунда...

Никто невесте возражать не стал. Зачем праздник портить? Принялись друг друга вкусностями кормить, хвалить и радовать, целоваться и обниматься... А потом и вовсе в пляс пошли. Тут и гости не отставали, тоже коленками вихляли. Кто на что горазд. Загудел знатно терем князя. Даже повара не сдержались, с подносами растанцевались. И Рысюня платочек выхватила, закружилась вокруг Лексея Гороховича со смехом веселым и радостным, дуделкам да гуслям подпевая и настроение доброе в дом друга призывая. Вот ведь, смогла большущего орка и старого колдуна взглядом волшебным угомонить и за стол праздничный усадить. Так пусть хоть на минуточку про кризисы позабудут и детьми беззаботными побудут.

— Давай, Лексей, танцуй смелей! Мы с тобою покружим, свадьбу чудную поворожим, — запела Арысь в танце и подала обе ладошки молодому князю, чтобы закружиться с ним в быстром вихре. Из вихря этого падали цветы и звезды, наполняли сердца радостью. Уходили горести, убегали печали. Только мысли Бэна покоя не знали.

Быстрокрылая, легкая, тоненькая... недоступная, ненаглядная... забавная, задорная... Посмотри же хоть раз на меня! А?

— Ты чего это? — Лейзирет вспрыгнул на плечо мальчишке. — Вон как отплясывают! А мамка твоя! А мамка! Так кренделя и выделывает. Пойдем с нами тоже. Пойдем... — и крыс пряником сахарным запрыгал к танцующим поближе, увлекая следом разудалого Кроху.

— Не хочу, — замотал головой котенок упрямо, на стул опустился, и сердце его заныло пуще прежнего. Почему же так плохо? Почему? Только ему одному... Всем так хорошо и так лепо. Даже крыс веселится, даже Кроха с гномихой из больницы местной в танце кружится. А может, Бэн просто здесь лишний? Закрыл лицо руками, чтобы успокоиться, долго сидел так... Как вдруг кто-то рядышком опустился тихонечко, теплом коснулся, голосом обогрел...

— Котя! Рыжий! Как тебя зовут? Бэн? Можно тебя погладить? Ты не царапаешься?

Мальчик рот от изумления открыл. Только что плясала, а теперь рядышком сидит, говорит ласково. Рысюня! Глаза у мальчишки довольно сощурились. Хотел слово молвить, но засмущался окончательно. Девчушка в платье красном, нарядном. На голове у нее короной огонек сверкает, в ручках цветы расцветают.

А Арысь — тараторка — давай Бэну про Лексея рассказывать. Как познакомились, как подружились, как князюшка молодой все хотел ее с другом познакомить. А друг оказывается — кот волшебный.

— Ты ведь волшебный, да? — девочка петушка сахарного откусила, а другой рукой все шерстку рыжую гладила. — Говорят, такие во лесах острова Буяна водятся... А я вот здесь повстречала. Приходи завтра с нами играть. По лесу погуляем... Придешь?

Мальчик только и сумел в ответ кивнуть. Почему же так получается, что она вроде как человеческой сущности не видит. Странно.

Только если у великана или Ленивого Крыса спросить. Те наверняка ответ знают. Или книжку верную подскажут, где узнать истину можно.

39

Истина — это, конечно, хорошо и правильно, но иногда такими наворотами и странностями она приправлена, что сам черт ногу сломит, а леший в трех соснах заблудится. Взялся наш Аркашка фолианты Горыныча читать, да так и обмер, когда про повелителя тьмы цельный том отыскал да раскрыл его на первой странице. Изображен был на той странице зверь огромный, страшный, полосатый и кусатый, с когтями острыми, с клыками и глазами сверкающими. Уже захлопнуть хотел, но отражение опять же в зеркале узрел и подумал, что сам такой...

Помолившись Роду, создателю всего живого, начал с миров истребленных, перешел к холодному сердцу, что осколками зеркала волшебного окружено. Остановился на этом с великим пристрастием, ища ответа, как проклятия избежать. Повздыхал тихонечко. В окошко на горы поглазел. Снова в книжку древнюю уставился с намерениями. Книжка тайн не скрывала, одну за другой открывала. Вылетели из страниц птицы дивные, с лицами человеческими. У одной оперение солнечное, радость несущее. У другой — синее, ночью напоенное и хладом обжигающим. Сели те птицы с двух сторон на ветви, что в окна склонились, раскрыли крылья и запели голосами прекрасными — не оторвешься, заслушаешься.

Пела птица синяя про то, что образ человеческий со временем повелитель утрачивает, что становится хитрым и опасным хищником — огромным рыжим тигром северным. И нет от того тигра пощады никому. Правит тот тигр всеми армиями земными и городами, захватывает тот тигр все леса, моря и горы под власть свою великую. А рядом с ним несметные полчища крыс, что могут уничтожать цивилизации, принося болезни. А еще великаны, которые силами земными вызывают землетрясения и сдвигают кору земли. Служат тому тигру гномы-ведуны, бури и ураганы вызывающие. Помогает и советует тому тигру сам Гора Горыныч, камнем главным владеющий и от глупостей повелителя удерживающий.

Солнечная птица про то пела, что когда камень из лап змия в лапы тигра переместится, тогда тигр в медведя преобразится. И наступит век на земле золотой. И медведем добродушным, не злым станет повелитель великий. А все-то помощники обернуться приятелями и дружками сердешными. Но лишь в том случае, коли...

Арк на своем диване огромном подпрыгнул. Книжку выронил на пол узорный. Вот значится как! Оказывается наш Гора не дурак, а вокруг все дурачками прикидываются... Вота! Сегодня только после отправки Валари драгоценной букета цветов, доложили человечки, что обнаружены в окрестностях земель человеческих, рядом с повелителем маленьким, крыса — одну штуку, великана — одну штуку, гнома — одна штуку.

Это что же такое получается? Не хватает только Горы Горыныча? Запереживал Арк, вспоминая житуху прошлую в образе волка рядом с означенными типами, начал во все углы заглядывать, все шкафы раскрывать, чтобы камень тайный отыскать. Потом глянул вокруг — сколько же драгоценностей по стенам. Может, вот он, рядышком, но никогда не определишь, какой именно, коли точно не знаешь. Выбежал лорд перевоплощенный в тронную залу, в рог затрубил и призвал всех человечков, временем называющихся.

— Сапоги несите выходные, кафтан новый! Быстрее, быстрее... Вниз спущусь! Не убоюсь! Немедленно, — и давай хвостом бить недовольно.

Слуги маленькие быстро в путь-дорогу хозяина собрали. Спецдверь толкнули вперед. И получилась небольшая взлетная полоса. Эх, была-не была, улетаю со двора, с места сытного, потому как нельзя никак на месте сидеть, ждать да на отражение глядеть. А что летать ни разу не приходилось — глупости. Вон, машут птицы крыльями...

Нацелился, значит, наш дракон, мышцы все напряг. Как побежал, как потопал, как в пропасть в самые облака ухнул... Чувствует, падает... Рядом птицы две — синяя и солнечная — кружат. Говорит птица солнечная:

— Ты не бойся, Гора Горыныч, махай крыльями, вот все и получится!

Говорит в ответ птица синяя:

— Не махай, поток лови... Не то плюхнешься, костей не соберешь.

Но Арк как ни старался, только лапами воздух гонял, потом стаю ворон сильно напугал, потом ускорился и — как плюхнется посередь поля, на котором репы произрастали. Потер бок, огляделся. А на него откуда ни возьмись бегут бабы, все на одно лицо. И лица такие недобрые, и в руках у них вилы и лопаты... Пищат, вопят, явно наподдать хотят.

Подхватился наш горе-дракон, побежал прочь, репку при этом успевая вырывать и пожирать на ходу. Вкуснотень! Вот ведь овощ простой, земной, но так соскучился по еде деревенской. Чтобы сметана, чтобы творог, чтобы борщ густой...

— Отстаньте, бабы! — закричал, а вышел такой страшный рык, что толпа зивизжала и врассыпную бросилась. Подумаешь, какие чувствительные.

А тут у самой-то кромки поля Валари объявилась. Стоит с дубиной огроменной и вроде как нахмурена не по-доброму. Подумаешь, съел десяток реп, теперь с оружием что ли нападать можно?

— Чего приперся, ворог неминучий? — зарычала орчиха. — Пощады не жди, ирод! Не дам в обиду дитятю и друзей! Сама в бою погибну! Но ты здесь не пройдешь! Ишь, цветы он шлет! Нашел себе пассию... Пошел, пошел с поля, козлище наглющий.

Арк даже остановился от такого проявления агрессии. Вот ведь, совсем не изменилась! Такая же бравая наемница, только раздалась немного от жизни оседлой. Но теперь-то Арк поболе ее будет и размером и ростом.

Как пошла в атаку, значится, наша геройская мамаша, так сразу ее псевдодракон в лапы подхватил, закружил среди полезных посадок, для пропитания народонаселения посаженных в трудное экономическое время. Как начал целовать лицо ее гневное и говорить слова ласковые, так прям Валари всю свою гневливость растеряла и обалдела. И вновь заглянула она в глаза незнакомые, и увидела в них что-то до боли знакомое. Головой закрутила, потому что такого даже в сказке не случается и с того свету не ворочаются.

— Как же так? — спросила. — Как же такое произойти могло?

— А вот так! — и поведал Арк про злоключения и напасти свои и доказал словами, что он — это совсем не Гора Горыныч, а лорд Арк, что раньше мальчишкой был, а теперь жизненный статус сменил. Только радости от этого не испытывает, а больше беспокойства приобрел, потому что столько загадок нагадалось — и не распутать никогда.

Орчиха дракона с бровями зелеными слушала, голос узнавала и манеры поведения, поражалась, как можно отъесться за такой срок до горыночьих размеров, а потом осерчала, что поганец долгое время не давал о себе знать и ну его по полю гонять и по загривку стучать — окаянный! Все сердце вымотал! Можно сказать, прежней житухи лишил, ребеночка сбагрил... А сам и не в ответе вроде.

В общем, долго отношения выясняли, а потом к дому заявились красные, все в ботве от репы, довольные жуть! Лейзирет на все это безобразие посмотрел с отеческим пониманием. Вот что значит одной жить, на любого дракона кинешься. Даже на Гору Горыныча. Долго объяснять пришлось, что это очередное колдовство. Но Ленивый Крыс все-таки до конца не поверил, потребовал неоспоримых доказательств. Пришлось Арку в диалогах первую встречу с Валари описывать, а потом он к сороке обратился и в подробностях про их уговор рассказал. При этом, псевдодракон привалился к дому, который все время пытался тяжесть этакую стряхнуть и поругивался, мол, нашел себе подставку.

Но Арка непросто было согнать, он сам не промах. Начал наступление, поймал гнома сперва и, когтем подцепив, прямо спросил:

— Значит вы тут три силы представляете и сыночка моего на путь повелителя тьмы направляете? Сообразили на троих?

Грозно посмотрел, чтобы прям испужались все. Крыс даже за сердце схватился. А Валари удивленно глазками махонькими заморгала.

— Получается, они с самого начала знали? — спросила и подбоченилась. То ли опять воевать собралась, то ли тряпкой гонять.

Кроха покраснел, Лейзирет лапами мордочку закрыл. А великан, что семечки жевал молча, недобро на дракона покосился:

— Видали мы таких разоблачителей, — прогремел. — Ты вот лучше, новоявленный Горыныч, лучше скажи, где теперь змий хитрый утаился от нас? Вот какая загадка! — и пальцем в небо указал.

— Точно-точно, — поддакнул засуетившийся гном, который усердно принялся крыльцо драить. Типа, не причем и вообще мимо пробегал.

— Не, постой-ка, — Лейзирет решительно спрыгнул и преградил путь тряпке и Крохе. — Так про себя я сразу сказал. Камень Бэну отдал. А ты, значит... Ты таился!!!

— Не таился, но конспирация важнее всего! И потом, мой камень мудрости без меча-кладенца не действует совсем. А меч, как мы уже подозреваем, у Шкафа Шкафыча хранится...

— И я вам верила! — тяжело задышала носом Валари. — Чуяла, сразу надо уходить... Эх вы, ежи стоеросовые.

— Спокойно, — вступил в разговор Арк, все мощнее опираясь на возмущающийся дом. — А какой камень у Горы хранится?

— Вот дурачина! Какой-какой? — Лейзирет пузико почесал. — Самый главный. Когда проклятие исполняется, судьба повелителя решается, камень сам проявляется неожиданно. Тут уж мы ничего изменить не можем, только миры стараемся уберечь от разрушения.

— Все! Баста! Не желаю слушать! — орчиха резко ринулась в дом и стала собирать вещички. — Уходим от вас ото всех вместе с Бэном. Не желаю, чтобы вы плохому моего мальчика учили. Будет он орком, будет с нами, орками, вольную жизнь вести. Будет...

— Будет ВОИНОМ! И от судьбы никуда не денется, — оборвал Лейзирет, а сам умоляюще посмотрел на всех друзей. — Ребята, давайте без нервов... Договориться — уже иметь возможность победить. Гора Горыныч один, а нас вон сколько...

— Ты феечку и Шкафа не учел, — буркнул гном и швабру бросил. — Чай, не простые неЛюди!

— Видел я их наверху, они мне доклады докладали, — вспомнил Арк. — Шкаф еще от меня шугался.

— Хм, было с чего, — внезапно нос у крыса порозовел, и он быстро сбежал вниз по ступенькам. — Слушайте, секундочку подождите. А? Я прям сейчас вернусь незамедлительно.

— Пробрало что ли до туалета? — засмеялся дом. — Э, Лейзи, штаны не потеряй!

— Не боись... — пискнул в ответ крыс и скрылся за забором.

— Чего это он? — не поняла Валари. — Деру решил дать?

— Не, — призадумался Арк. — Видать, на пробежку отправился, чтобы спортивную форму не растерять.

Не успели пообсуждать недостатки Лейзирета, как так и обомлели. Прямо к ним во двор вместе с хвостатым вальяжно зашел огромный черный шкаф, а следом влетела маленькая темная феечка.

— Вот это номер! — отвесила челюсть Белобока. — Я их на свадьбе у черной ведьмы видела. Это ж шпионы Горыныча.

— Сама ты шпионка хвостатая, — гаркнул шкаф. — Добра тому, кто обитает в этом дому!

— И вам, — икнул Арк, а за ним и Валари.

— Это союзники наши, — сразу обозначился Лейзирет. — Глубоко убежден, что стратегически правильно приняли решение и выбрали более сильную сторону. Хватит терпеть, чтобы нами управлял тигр, а не медведь.

— Да, точно, — кивнула феечка. — Потому пришлось проклятие Горы частично нейтрализовать. — она замахала крылышками и вдруг стала ярко-голубой. — Как же я до сих пор мучаюсь, что вынуждена была этим зеркалом проклятым воспользоваться...

— Каким зеркалом? Какое нафиг проклятие? — зарычала Валари. — Вы чего мне все голову морочите... Блин! Заразы!

40

Ой, поглядите на житие свое, добрые молодцы! Ой, не радуйтесь красному солнышку, девы юные. Как настанет век холодного разума, так очнется зверь страшный ото сна и пойдет в города ваши на пастбище знатное. Соберет он дань за жизнь вашу праздную, за зло, вами сотворенное. И удивитесь — ничего мы плохого не делали, просто жили, как хотелось нам, просто брали мы все, что можно, безо всякого разумения. А по сторонам не глядели, потому что за нас правители высокие решали, а мы грешным делом рядом обитались и до истины не дознавались. Но ведь хуже всего — равнодушие. Потому будет где зверю разгуляться. Будет, кому перышки повыщипывать и мозги поправлять. И ничего-то люди не поймут, а потом дальше, как раньше заживут. Вот коли всем бы миром думать да цивилизации создавать, а не в иллюзиях прозябать, то не пил бы народ водицы огненной, не жил врозь, друг дружку врагами считая. И победил бы зло у самого корешка, а взрастил бы мир совсем другой, до того любый, что заглядеться можно.

Но увы, испокон веку так построено все на земле было, чтоб рука руку мыла. А дружба здесь считалась большим исключением. Потому как у каждого в этакой "дружбе" своя выгода.

Вот, значится, феечка на Арка перевоплощенного взглянула с подозрением, потом на Ленивого Крыса взгляд перевела, головой покачала:

— А действительно ли местами их поменяли? — спросила настоятельно.

Шкаф, что во всем крылунье поддакивал, закачался взад-вперед, словно правильность вопроса подтверждая. И тотчас компания вновь пристально начала изучать Арка, который прям зарделся от смущения. И лапищей огромной за руку Валари для поддержки взял. Орчиха драконьей нежности не оттолкнула, а только сильнее разозлилась на заговорщиков. Швабру-то подхватила да как замахала ею браво, да как закричала:

— Нефиг моего любимого обижать! Вы его заколдовали! Вы проклятиями тута всякими бахвалитесь! А ну, незамедлительно Аркашу расколдовывайте и сына из беды выручайте!

— Уж и так стараемся, — пискнула феечка деловито, даже бровью не поведя на воинственные выпады, тогда как Лейзирет и Кроха для сохранности нырнули в дом и теперь выглядывали из-за двери.

— Не стараетесь! Только туману напускаете! Почему лорд в таком виде ко мне в поле свалился?

— Может по-другому спросить лучше — почему он живой оказался? — предложил гном тонюсеньким голоском. — Или он от Горы шпионом пришел?

— Я не шпион!!! — громыхнул Арк и ногами затопал, заставляя и без того придавленный дом беспокоиться, а компанию подпрыгивать на месте.

— Допустим, не шпион... — успокоительно согласился наружу крыс. — Допустим, что все мы собрались здесь лишь для того, чтобы мир сделать лучше и краснее.

— Вот-вот, — насупилась Валари. — Итак?

— Меч-кладенец мы принесли, — ухнул с налету Шкаф Шкафыч. — А они еще ругаются... Коли бы захотели, то и не обнаружились.

— Правда что ли? — Кроха сильно занервничал. — Тот меч ковал мой прапрапра... Эх, не важно! Ну, показывайте же, наконец...

— Ладно уж, — шкаф раскрыл створку, и оттуда горя жаром появилось волшебное оружие, повисло в воздухе под общий "ах!" и под восхищенный вопль тети Дуси, что проходила мимо и теперь повисла на заборе мощными телесами, отвлекая от эстетического наслаждения.

— Иди отсюдова! — замахал лапами Лейзирет. — Ишь, совсем жители местные распустились, во все нос суют.

— Точно, а еще бочку новую увели, — заявил дом. — У нас воровство всегда процветало.

— Дайте посмотреть поближе, — Кроха любовно меч в руки взял, полез в карман широких шаровар и через секунду вставил в проем рукояти зеленый блестящий камень, который вспыхнул ярче солнца и залил всю округу звездным дождем, который не обжигал, а приносил небывалое воодушевление. Тут уж и силушки у некоторых прибавилось, и любовные желания проявились такие, что через год многие семьи детьми обзавелись, и урожай полез прям из земли небывалый. И великан, который в это время, вместо того, чтобы на совете важном присутствовать, в одной таверне у дороги отошел на два шага всего потуссоваться, вроде как в росте прибавил. Но не о том речь.

Главное то, что феечка этак подбоченилась, крылышками замахала нервно и внезапно выдала:

— Ну, вроде все мы собрались, познакомились, почти подружились, камни вот свои отдали. А где же Гора Горыныч с главным камушком скрывается? Ведь это же непорядок, ведь значит, он нас давно раскусил и свой план в жизнь воплощает, пока мы тут ушами хлопаем.

— Верно говоришь, — Лейзирет за ушком почесал задумчиво, потом достал из кармашка часики позолоченные круглые, на время внимательно посмотрел, словно тайну его хотел выведать и, повернувшись к псевдодракону, которого широкой грудью до сих пор орчиха прикрывала, спросил: — Ну-ка, Аркашка, докладывай, как тебя к жизни вернули?

Мальчишка истины не скрывал, все последовательно рассказал: и про Морену Мореновну, и про глаза красные, и про договор... Только успевай слова загребать да в уши складывать.

Слушали приятели нашего дракона внимательно, со знанием дела кивали и одно только понимали — умудрился Гора Горыныч так схорониться, что никогда его не найти, хоть всю округу прочеши.

— Ну, чего делать-то? — завыл белугой шкаф. — И сами на неприятности напросились, и хозяину изменили. Вот как вернется, как поддаст, как поломает меня на досочки да в камин бросит для сугреву.

— Молчи, — нахмурилась феечка. — Кто сражение выиграл, в войне не победил... Не дадим Бэна ироду, как ни то поможем.

— А меч? — полюбопытствовал Кроха. — Мал еще пацан такими игрушками махать. Может, не надо ему вообще подарочек вручать?

— Надо, — Лейзирет сверкнул в сторону жадного гнома черными глазками. — Предначертание не обманешь, а вот с проклятием разберемся. Эй, Валари, Арк, хорош обниматься! Наиграетесь еще...

— Чего категорически так? — Арк насупил брови зеленые, снял с плеча ботву реповую. — Завидки взяли? Или вы думаете, что вашей компании разношерстной доверяю? А? — спросил грозно, орчиху за себя отодвинул, наступил на союзничков. — Не вы ли, силы колдовские, со мной всякие метаморфозы учудили? Не из-за вас я стал объектом магических атак? А?

— Твоя правда, — кивнула феечка. — Виновата перед тобой целиком и полностью. Но и ты пойми. Существует инструкция. Мы по ней живем. По магическим предписаниям и законам жанра. Вот надо проклятие — никак не избежишь, даже супротив воли собственной. Потом, конечно, маешься, сожалеешь... Но ведь не просто так зло свершается, а с великого Рода благославения. Ведь как повелитель дорогу свою изберет, только путем проб и ошибок. За ошибки сердце леденеет, за добрые дела — стеклышки таять начинают и душа освобождается. У вас, у людей, все точно так же... Или копятся оплошности, или...

— Хватит болтать, — огромная тень склонилась над домом, отпугивая развесившую уши тетю Дусю, которая продолжала торчать на заборе и вникать в суть вопроса. Ага, а вы как думали? Сарафанное радио еще такое разнесет по всему белому свету, что и не разберешь, о чем, собственно, беседа велась.

Союзники головы подняли на великана, который стоял над домом, подпирая плечами небо, и держал в руке бочонок с молоком, словно малюсенькую кружку.

— Чего уставились? Так орете, что на том берегу слышно, — заявил он, а потом захохотал. — Шучу, подслушка у меня тут установлена на случай. Случай произошел — великан пришел. Будем дружно жить, сможем победить! И напасти земные, и злых врагов, и добрые намерения. Главное — доверие. И камень, что у Горы запрятан, найдем. Свергнем тогда змия окаянного. Поняли? Ну, молодцы значит... Вот и получится, что инструкцию мы не нарушим, потому что все в наличии имеются: и крыс, и гном, и великан, и даже дракон... Ничего, что только внешне, зато ни одна дева-птица, сказки пишущая, не придерется... Мол, не по образу и не по понятиям... Мы законы чтим! Мы Горе отомстим, а Бэна по верному пути направим. И тогда не сказка получится, а загляденье.

Так великан сказал да друзьям кастом древним указал, что необходимо не унывать, напастей не бояться, вперед стремиться, авось что-то да в будущем пригодится. А пока он им в головы истины вбивал, мы до столицы Гороховой дотопаем, прямо в больницу, где дочки Вальдемара Вальдемаровича прижились и обосновались в количестве трех штук.

А что, тоже барышни, внимания достойные! Один главврач чего стоит! Вампирка молодая, с черными намерениями кровушку попить. Исследовательница, ума значительного, красоты темной, лунной... Она сразу поняла, кем Бэн является, только вид сделала, что ничего не расслышала, дабы сестрицам младшим подсобить. Ведь мал женишок. Пока дорастет, еще сколько лет пройдет. Так пущай на благо медицины хоть немного потрудится. А она, Натусик-вампирюсик, за ним со стороны понаблюдает и мнение особое составит, как о виде неизученном, перевоплощаться умеющем. Не, оборотни, понятно, тоже в зверушек оборачиваются, но вот у повелителя суть с предназначением связана.

Вот приносит мальчонка каждое утро мешок с лягушками, монетки от Натусика получает. Смотрит с интересом, вопросы разные задает... Для чего инстументы блестящие? Почему врачи такие злые и людей совсем не любят, а только денежку в карман кладут?

Пойдет по этажам хозяйничать: то больному утку вынесет, то водички нальет да напоит, то вообще от грустных мыслей начнет старикашку какого-нибудь отвлекать. Непорядок. По условиям клиники вампирской — лечение не в этом заключается... Взбесится Натусик-вампирюсик, крови у сестриц попьет, чаю себе крепкого нальет и капустный лист начнет есть, чтобы от вампирских наклонностей избавиться. А то вот замуж соберешься, и женишка в первую брачную ночь съешь.

А Мушка и Светик, наоборот, Бэну вроде даже потакали в его доброте, и даже на деньги стали смотреть свысока. Соберутся втроем, шушукаются, накупят себе вкусностей, разложатся на скатерке в комнате отдыха и давай там хохотать и байки травить. Эльфийка косу расчесывает, стихи читает. Гномиха песни заводит, а потом как начнет отплясывать... Вот времечко и пробежит...

— Ты расскажи, что на селе у вас интересного? — глазки у Мушки так и горят, когда она новым чем интересуется. — У вас харчевни и таверны есть?

— Есть, а то! — кивает Бэн, бутерброд с мясом, огурцами и луком уминая. — Такие шумные, что ночью только успевай дружинников вызывать. Погрузят разбушевавшихся орков да визгливых ведьм в телегу, увезут на участок до выяснения личности, а они ночь отсидят, проспятся и опять на гулянку...

— Весело! Вот бы и мне туда... — загадочно Мушка отвечает.

— Куда? В вертеп разврата? Тебя главврач найдет, станет измерительным прибором выяснять, сколько на грудь приняла, и оторваться, как следует, не даст. — гордо заявляет Светик-конфетик. — Ты лучше, Бэн, про салоны красоты расскажи. Народ у вас за собой ухаживает.

— Не, ухаживает, конечно... — заморгает Бэн. — В бане помоется, выбежит красный. Станет квас хлебать и волосы причесывать... Иногда вот принарядится и там праздник организует...

— Я тебе говорила, — толкается Мушка. — Везде праздник, только мы, как в больнице! Стоны, вздохи...

— Больных больно жалко, — заметит мальчишка, а сестрицы его по голове потреплют и подумают: "Маленький еще, жизни не нюхал. Со временем всякое сострадание выветривается, а озлобленность на мир остается". Но ведь не так все на самом деле? Нет?

А, махнут девчонки рукой, снимут халаты белые, отпросятся у главврача погулять, пойдут с "женишком" по столице воздухом чистым дышать и радуются. Не от того, что папенька заставил повелителя завлечь да на себе женить, а потому что просто хорошо... Весело и лепо вместе...

Только Натусику-вампирюсику это неведомо. Она сразу, как девицы удаляются, позвонит Вальдемару Вальдемаровичу по связи волшебной, поднесет трубку из вьюна к уху, начнет жаловаться, что долго еще до свадебки будет. Что мал жених и не по возрасту. А в ответ только одно слышит — вот вырастет, тогда и будете решать, кому добро такое достанется, а пока глаз с Бэна не спускать... Будущее завсегда сегодня строиться должно.

И то верно... Сегодня. Возьмет Натусик трубу дальнозоркую, наведет на дворец Гороха. Там в окошке мальчишка белокурый, сын княжеский. Тоже возраста небольшого, но такой... такой аппетитный. Прям вот сейчас бы его съела...

Отведет очи в сторону. Нельзя! Сначала от особенностей вампирских избавиться. Вгрызется в лист капустный и начнет худеть не на шутку. Какая уж тут работа, когда на душе неспокойно.

41

Вышел Лексей Горохович утром красным на крыльцо золоченное, сел на ступеньки и заплакал горючими слезами. Не от обиды заплакал, а от великого огорчения. Кулачками по щекам слезы размазывал, размазывал да приговаривал:

— Почему же судьба такая жестокая? Отчего нету на свете счастия, а есть лишь горести и печали?

Но стражники, на посту стоявшие, мальчику не отвечали. Потому как для одного горе, а другому — ерунда. И вообще не нюхал еще князюшка молодой пороху. Вот и придумывает себе несчастья. И действительно, все есть — терем высокий, казна, войско, папка знатный. Гуляй — не хочу. А он ваньку валяет... Эх, Лексей!

Но не все так просто было, и печаль, князя настигшая кусала его за самые чувствительные места. Ведь дело касалось Рысюни, которой мальчик даже стихи посвещал. Вот достал он из кармана свернутый листок, взглянул в него уныло, захлюпал, забормотал, строчки перечитывая:

— На лице солнышки играют,

Милую Рысюню украшают.

Она улыбается,

Солнце поднимается.

Вздохнул тяжело, заприметил на площади какое-то движение и рукой глаза от лучей прикрыл, чтобы лучше разглядеть, а это дружок — котомедведь. По настилу каменному новенькому бежит, с ним две девчушки резвые. Веселые. Смеются, общаются, мороженое лопают.

— Привет, — Бэн князю молодому замахал, бросился к нему, на ноги рывком поднял и обнял по-братски. — Прости, — говорит, — за мое упрямство! Ни за что поругались... Простишь? А? — и глаза уморительные сделал. Как дурачку откажешь?

— Да, — Лексей кивнул да так на плечо повелителю маленькому и упал, и заплакал навзрыд.

Подружки Бэна — одна в костюме в горошек, кругленькая такая, а другая — длинная и худая, с косой вокруг головы — на рыдания удивлялись, плечи непонимающе приподнимали. Мол, чего случилось? Вроде никто не обижал. Чего, как девчонка, плачет?

У нас, типа, в лесах темных никто не рыдает, а только делами занимаются... Чувства — вообще признак слабости.

— Чего случилось-то? — котенок Лексея за плечи затряс. И тот вроде в себя пришел, и даже осознанность в лице проявил: вылупился глазюками голубыми, аккуратный носик наморщил, сунул другу листок в руки: — Вот, почитай!

Бэн стишки глянул, потом на князя воззрился и девчонок рукой попросил в сторонке подождать, чтобы разговор не подслушивали и не встревали со своими глупостями:

— Втюрился что ли? — заявил с манерой, присущей только Лейзирету, и даже в такую же гордую позу встал.

Лексей утвердительно кивнул.

— Понимаешь, она такая замечательная. Красивая. Умная.

— Ну-ну, — Бэн хитро подмигнул.

А мальчишка белокурый прям весь покраснел от стеснения.

— Первый раз со мной такое случилось, — признался он. — Я ей каждый день стихи читаю, прихожу ранехонько, жду часами у двери, когда она проснется...

— А сегодня чего ж опаздываешь?

— Понимаешь, — в глазах Лексея опять появились слезы. — Свадебку папенька недавно сыграл. И невеста такая хорошая, и дома у нас пряники да мед, но вот когда Горох Горохович с Рысюнином дедом разговорился, услышал я страшную весть. Всю ночь не спал... Все думал... думал...

— Ночью спать положено, а не размышлять и планы строить!

— Да знаю, — князюшка ручкой белой холеной махнул. — Но тут дело политическое. Дознались папенька и Черномор, что они родственнички. Да не какие-нибудь, третья вода на киселе, а братья двоюродные. Вот ведь, и фигурой, и лицом даже похожие...

Бэн вспомнил круглые фигурки правителей, на Мушку со стороны взглянул, заулыбался. А может, все пухлячки и вправду одного роду-племени?

— Так-ть это замечательно, Черномор таким знатным колдуном показался... Вон как стильно и весело дрался! Эх, не ведаешь ты выгоды в отношениях.

— То-то и дело, ведаю! — затопал ножками в сафьяновых сапожках с пряжками серебряными Лексей. — Ведь коли у князя и колдуна папеньки — братья родные, то мне Рысюня сестрицей приходится! — сказал это и как отрезал. Сел опять на ступеньки, надулся индюком. По сторонам не смотрит, в землю вперился. И сам такой потерянный и вялый, что вообще удивительно, как раньше дружили, как драки устраивали и хулиганили вместе. Вона, стихи для девчонки кропает. А он, Бэн, только с девчонками плюшки кушает да в игры играет: то мячик гоняют, то в салочки, то в соловья-разбойника — и вперед по холмам с прибаутками и шутками.

— Не дело это — дружбы сторониться, — помолчав, заметил котенок рыжий. — Ведь Рысюня тебя ждет и меня она погулять пригласила.

— Потому ты столько народу с собой приволок? — насупившись, спросил Лексей.

— Вместе же веселей. В салки можно поиграть... Или там в прятки... А? Пойдем уже...

— А как же стихи? — засомневался друг и нерешительно с места поднялся, отряхиваясь и в порядок штаны приводя.

— А, — махнул Бэн, — разберемся! Ты лучше вот с Мушкой Владимировной познакомься да со Светиком-конфетиком... Я их лягушками снабжаю...

— Как это? Они лягух едят? — удивился Лексей неимоверно. Представил скользкое длинное тело квакши из заболоченного пруда и всем телом вздрогнул.

— Прям уж и едим, — хмыкнула в ответ горделивая Светик. — Нужно больно! Я лично только медовые пряники.

— А это идея! — перебила сестрицу Мушка, лицо которой было измазано мороженным. — Вдруг кому понравится... Так сказать, эксклюзив и шарман.

Мальчишки в ответ переглянулись. Бэн помял листок друга да так и сунул в карман. Вот, значится, и помирились... Погладил лепестки розочки. Видать, не просто так судьба дорожки витые в одну свела да колдуна на свадебку привела. Это ж надо, чтобы колдовские крови с человеческими смешались... Но то совсем другая, тайная родителей Черномора да Гороха история. А у нас вот, рыжий кот, князь-мальчишка, да две сестрицы — веселые баловницы. Идут по лесу к дереву волшебному, что стволом своим два мира объединяет и бесплатно только детей пропускает.

Мушка из пакета пирожки с капустой достала, друзьям по одному раздала. Светик сразу отказалась, мол, с юности фигуру беречь требуется. А мальчишки слопали с удовольствием... Глядь, ствол прямо посередь леса синий-пресиний. Высоко дерево растет, в нем проход. Из прохода челночники из государств темных мешки да баулы тащат, складывают, пересчитывают, прибыль заранее считают, а некоторые целыми аулами и семьями в края человеческие переезжают.

И девчонка худенькая вроде из темноты вынырнула, огляделась. Увидала четверку, руками замахала, побежала навстречу.

— Привет, Лексей Горохович! Здравствуйте, сестрицы... Откуда вы здесь взялись?

Мушка и Светик глаза разули. Ой, а так это ж Арысь собственной персоной. Как подросла! Вот недавно ножками и ручками и ножками махала, люлюкала. А теперь — платье на ней с кружевом, волосы красной ленточкой перевязаны, туфельки лаковые. У, Вальдемар Вальдемарович, ты так дочек старших не одеваешь, не балуешь!

А Рысюня вот уж и на Бэна глядит, улыбается. Пришел, значит, котик волшебный, рыжий...

— Привет! — наклонилась к пушистику, между ушек почесала, в глаза зеленые загляделась. Отражается в них она во всей красе — и даже лучше. — Пойдем к нам на озеро. Погода теплая. Покупаемся, позагораем...

В ладоши захлопала, когда компания согласилась. Вот ведь какая радость, когда не одна около деда сидишь да в бумажки государственные смотришь, а когда есть с кем пообщаться, посмеяться, поиграться, по берегу кудрявому помотаться — землянику пособирать и просто рядышком на солнышке потомиться и поспать.

А берег весь солнцем залит был. И водица чистая деревья древние отражала. Отбрасывали те деревья тени синие, шумели приветственно листвой, принося в сердце чистоту и покой. Плавали по озеру лебеди белые. А под водою шустро мелькали рыбки разноцветные, в рисунки разнообразные складывались.

Мушка первая наряд свой скинула, побежала в воду, уточкой с головой под воду ушла да на том же месте потом и всплыла — сперва попа, а потом и голова вынырнула.

— Водица, обалдеть! — закричала. — Давай на перегонки!

Эх, лето жаркое... Не перекупаться, не набаловаться! Лексей в воде пируэты выделывает. Светусик аккуратненько плавает. Рысюня на спину легла, звездочку изображает. А Бэн сидит на берегу и за всем этим безобразием со стороны наблюдает. И хочется в воду пойти, и от чего-то страшно. Красивое озеро, как глаз на него смотрит. Рядом Огонек горит, вещи Рысюни охраняет от посягательств. А так хочется к платью прикоснуться, погладить ткань рукой, обнять это платье нежно-нежно.

— Чего уставился? — Огонек темнеет и пшикает. — Нельзя! Ишь, еще один на нашу голову набрел! И подружек приволок... Кошак!

— Чего злой такой? — котенок штанины закатал, в траву на спину упал и на небо залюбовался.

— А ничего! Много вас тут женишков-недорослей завелось. То один стихи читает, теперь ты прибился... Непорядок...

— А, так ты Рысюню охраняешь? — Бэн на живот перевернулся и стал соломинку жевать. — Лейзи мне рассказывал, что существуют такие обереги. А ты воды боишься?

— Что-о-о-о-о? — Огонек так ярко вспыхнул и так быстро отскочил, что мальчишка прям начал от смеха из стороны в сторону кататься.

— Попался! Трус! Трус!

— Смотри, вот обожгу, вот отомщу... Я хоть и мал да удал!

— Ага, коли бы так было, то не вещи бы охранял, а мир от помоек освобождал. Вон сколько грязи от ваших темных государств в нашем мире накопилось. Прям горы золотые. Чего хочешь там есть — и железяки, и бумага, и тара, и вообще химикаты... А все потому, что у себя природу охраняете, а у нас?

— Нашел, кого обвинять! — возмутился помощник Арыси. — Ты к папеньке Лексея своего обращайся.

Тут Рысюня на берег выбежала, на ножке одной запрыгала, чтобы от воды из ушей освободиться и к Огоньку выросшему удивленно обратилась:

— Ты чего такой возмущенный, красный?

— А ничего! Привела рыжего сюда, он мне гадости глаголит... Вот!

Девочка удивленно на котю уставилась. А тот лишь усами зашевелил и глаза чуть прикрыл.

— Правда что ли? Ты его понимаешь?

— Чего ж не понимать! Тут все Бэна вашего понимают, одна ты странная. — заявил Огонек.

— Котя, — позвала внучка Черномора. — Как же так? — она потрепала белые толстые щечки пушистика. — Что же это за наваждение? Или ты сам не хочешь со мною общаться?

И тут внезапно котенок наш отрицательно замотал головой и положил лапу на коленку к Рысюне.

— Ну все, сурдопереводчика готовьте, — взвыл Огонек. — Не буду переговорным устройством ни за что! Ни за какие коврижки!

А в ответ на помощника полыхающего уставились четыре глаза — два зеленых и два серых, в которых читалась молчаливая просьба и мольба.

42

Огонек, не долго думая, сдался на волю детей, только почему-то продолжал Бэна котенком называть... Рысюня же все больше убеждалась, что действительно повстречала особого зверя с острова Буяна, который по какой-то неведомой причине поселился у людей и теперь утратил волшебный голос, баявший про всякие чудеса на свете.

Но это не мешало ей слушать Огонька, который с великим удовольствием рассказывал про житье-бытье нового дружка на другой стороне дерева.

Как на улице широкой стоит дом высокий, в нем орчиха проживает, горя не знает, с ней гном-ведун, крыс — не болтун, сорока— девица, веселая птица, дух домашний и котенок рыжий, распрекрасный. И все вот таким макаром, прям песенка получается... Долго Рысюня Огонька слушала, а потом быстрехонько встала и котенка в лесок поманила, потому что уж не на шутку помощничек огненный развеселился. По веткам у деревьев прыгает, пужает их не на шутку. Они отмахиваются, ругаются... Не, не разговор, а какая-то интермедия.

В общем, отошли в лесок, уселись на солнечный бугорок. Сидели рядышком и молчали. Арысь котю по головке гладила, про себя образ пушистика выдумывала. И так складно у нее получалось, что сама увлеклась и нежданному обожанию поддалась. Глядь, а в лапах у дружка листочек, а в нем — стишок замечательный. Почерк такой знакомый, Лексея Гороховича.

— Так ты для князя стараешься? — улыбнулась удивленно. — Какой же забавный! — К губам пальчик указательный поднесла, мол, потише, склонилась к уху и прошептала: — Это ведь я деде сказала, чтобы он Гороху идею о родстве подал... Чтобы мир да лад между государствами сложился и инновации экономику поднимали... Эх, да не знаешь ты что такое экономика... Мне никак на глупости нельзя размениваться. У меня впереди заботы государственные. Ведь я, знаешь кто? Я ведьма потомственная... А Лексей человек. Хоть и со способностями волшебными, но ведь нельзя ему у нас жить. Станет он тут чахнуть, тужить... Понимаешь?

Котя кивнул, прищурился.

— Вот и я говорю Лексею, что лучше нам сестрицей и братом быть... Эх, — листочек в ручках покрутила, вздохнула тяжело. Солнышку лицо веснушчатое подставила.

Бэн на Рысюню молча любовался, про себя все думки гонял, как облачка по небу. Видать, есть у внучки колдуна черного причины важные, чтобы людей от себя на расстоянии держать, их к сердцу не привечать. Но ведь князь — мальчишка не простой, сам с кровью волшебницы. Так в его руках чудеса и происходят... Так и кипит таинство великое. Может из бумажек птичек делать, может рыбу без удочки из пруда выманить. Или нельзя колдунам с волшебниками судьбы связывать?

Вот рядышком Арысь, можно руку протянуть, можно боком пушистым привалиться... Но ведь нельзя! Потому что читает мальчишка в глазах у маленькой колдуньи печаль великую. Видать, есть ответное чувство, и нравится Лексей ей не на шутку.

Пойдем, пойдем! Потянул девочку за собой, замяукал призывно, а сердечко внутри так жалобно заныло. Вернемся к веселой компании...

Но Арысь лишь плечи опустила, губки поджала. Даже веселые кудряшки ее опечалились, повисли, как ветви ивовые, светом солнца напитываясь. Огляделся Бэн внезапно, ахнул: волшебство небывалое. Небо, словно океан разлилось, в нем огромные синие киты купаются, фонтанами бьют. И превращаются струи в дождик теплый, под которым все живое преображается. Деревья радугой напитываются, летают среди них феи и эльфы древние, словно стрекозки какие... Пыль золотую разбрасывают. Песни поют — цветам, траве, листве, тварям земным. И много-много света вокруг, и воздух дрожит от чистоты натянутой струной... А Арысь — она-то главное здесь сокровище. Драгоценное. Само совершенство.

— Что с тобой, котя? — девочка внезапно вывела Бэна из состояния изумления, коснулась рукой мокрого носа. — Муху что ли увидал? Вишь, окосел совсем... Вот что значит в городе жить и с природой не общаться. Можно совсем одичать. Ладно уж, пойдем. Потеряли нас, наверное.

Бэн в ответ промолчал. Но только пока домой собирался и с девчонками, сестрицами Арыси, в прятки игрался, ни на секунду с Лексея и Рысюни взгляда не спускал. Вот значит что! Вот оказывается как! А ты дурак думал, что она простая, а она — вот эта природа необыкновенная и то, чем ты живешь, чем дышишь... И любит она не тебя, а братца названного, Лексея Гороховича.

— Нашла-нашла, — это в нору лисью Мушка наполовину влезла и Бэна наружу потянула. — Унюхала тебя! Пошли теперь Светика искать — по аромату ирисок!

— Чего уж искать, вон она, — буркнул Бэн на дерево указывая. — Опять книжку читает.

И точно — Светик-конфетик с шуршанием разворачивала обертку, при этом не отрываясь от страниц.

— Вот мусорщица! — котенок разгневанно на бумажки под деревом поглядел. — И здесь уже решили места чистого не оставить. Одна красота да еда на уме!

— Точно, — поддакнула Мушка. — От этих эльфов современных только беды жди, а вот в стародавние времена все порядкам общим подчинялись!

— Ага, по городам гномы не шлялись, а горы охраняли и вообще леса не вырубали для своих псевдоэкспериментов. — рыкнул Бэн, на князя с Арысью косясь и краснея от того, что те за руки взялись и о чем-то жарко так разговаривают. — Все! Я домой потопал. Можете и дальше тут оставаться, а у меня и дома работы полно. Еще вода не натаскана и уроки не выучены.

Рыкнул громко, потом Лексея окликнул. Обернулся к нему друг красный, следом быстро побежал... И молчит вроде, рядом идет, а видать благодарен безмерно, что разговор прервали.

— Ну и денек! — заметил только.

— Еще бы, лето удалось... — философически отозвался Бэн. — Поговорили?

— Угу, — кивнул молодой князь, остановился и стал в сапог штаны заправлять, а девчонки, что следом увязались да на расстоянии держались, тоже остановились и зашушукались, впрочем, они всегда так делали... Вот противные. Небось обсуждают, почему это котенок такой сердитый, версии разные придумывают и фантазируют всякие глупости.

Суть да дело, времечко пробежало, как по столу расстеленное покрывало, ярким узором вышитое и событиями разными, иногда грустными, иногда прекрасными. Бэн на ниве медицинской продолжал трудиться, с сестрами из царств волшебных водиться. Князь молодой все на встречи тайком к Рысюне бегал, с нею то завтракал, то обедал. Иногда все вместе собирались: зимой на санках катались, осенью листья в лесу собирали, летом купались и загорали, а вот весной... каждый по-своему терял покой.

Исполнилось нашему котенку четырнадцать лет. Он на все имел свой взгляд и мнение. Сильно несправедливость не уважал, темных неЛюдей избегал. Считал самым важным борьбу за справедливость. И подарок у него для этого есть от Крохи — меч— кладенец. Лежит, правда, пока без дела — под присмотром старших. Но еще время настанет — узнает правду котенок, которую все скрывают. А то вишь как ластятся, не просто из доброты, а потому ччто чего-то им надобно! Или добра побольше, или привилегий, или власти... Вот и собрались на житье возле повелителя! Не треба нам таких услуг.

И злата не нужно, и советов дурацких... Послушать, конечно, и можно. Только толку в этом мироустройстве нету никакого. Правда на поверхности. Вона, каждый народ другой народ травит дабы выжить. Гадит под себя, тут же и питается, и размножается. А еще стремится и орк, и гном, и эльф, и колдун побольше от жизни урвать. Не совестью руководствуется, а принципом ТОРГАШЕСКИМ. Кто заработал и богат, у того власти больше и прав.

Даже князь Лексей из этой же породы. Не волнуют его больше чудеса детские, а думает он, как бы так сделать, чтобы землю от папеньки получить, замок там построить да украсть Арысь и с нею тайно пожениться. Такой не спросит, согласна ли невеста. Он в маменькиным шар магический смотрит, руками над ним водит, ворожит на судьбу. Одним словом, волшебник.

Тьфу! Сплюнет Бэн, пойдет на пруд лягушек ловить, как и раньше, до вечера просидит на свое отражение темное глядя — не котенок уже, а чистый зверь. Полоски черные на шерсти желтой, когти острые, глаза фосфором горят... Даже страшно! Вот и мамка глядит на сынка странно, и Ленивый Крыс слова лишнего не скажет, и гном больше не куражится, не смеется. Вырос повелитель. Должен сам путь выбирать.

А куда глядеть, если сердце, словно камень, к земле тянет? И столько в нем вопросов и возмущения на порядки местные! Если фрондерство так и кипит в горячей крови! Да, только одному размышлять и лести обманчивой избегать... А то вон как медики волшебные обострились! Сестрички прям из кожи вон лезут, чтобы всячески Бэну симпатию показать. Даже главврач в отношении к молодцу изменилась, плату за лягушек подняла, стала к себе в кабинет приглашать и всякие слова умные говорить про устройство государств великих, про сущность свою вампирскую... Про то, как важно правильное место найти и на нем устроиться.

Наливала Бэну коктейля темного, шептала слова ласковые. Обещала горы золотые. Но мало на те слова наш герой обращал. Потому что давно раскусил, что, коли рядом кто крутится, то значит этому кому-то что-то да нужно. Мушке — компании веселой да развлечений до утра, Светусику — восхваления ее красотой да прогулок с подарками, Натусику-вампирюсику... Страшно сказать, все новости про Лексея Гороховича. Видать сильно зацепил душу вампирскую. Даже портрет его приобрела и на стеночку повесила. А в тереме княжеском даже тень крылатую частенько видят. Ходит она по дому, слуг пугает, до истерик Маргаритку доводит. Она прям все стены завесила чесноком, но не помогает.

Вот какая сила любви...

Но Бэн главврача выдавать не собирался. Ежели интерес имеется, то даже темная личность кардинально изменится, обернется чистым источником, приносящим радость. То лишь печально, что Лексей другой увлечен... И свои надежды питает.

Постоянно на свидание с Рысюней бегает. Разговоры разговаривает нежные, ходит с ней за ручку по холмам леса волшебного. А Бэн — тенью по деревьям следом, слушает беседы... И хочется выйти, но сердце не позволяет. Больно. Даже розочка не спасает. Кровоточит ранка, красным рубашку пропитывает.

Не видит его дочка колдуна в образе человеческом, не понимает речей искренних. Да и самому Бэну все больше нравится сила кошачья и легкость прыжков, ясное зрение и гневливость. Можно в прыжке взлетать на спину великану и зреть миры, сбрасывающие покрывала мнимой прочности. Можно красться незаметно и услышать то, что никто не услышит. Можно уничтожить врага взмахом лапы. Куда проще, когда тебя все вокруг боятся! Да?

43

С той поры, как сговорились две компашки найти Гору Горыныча, почитай несколько государств кверху дном перевернули. Кроха решительно к себе отправился, в горы темные, где незамедлительно попал под трибунал и почти месяц прозаседал на судебных совещаниях, на которых его помимо преступника провозгласили национальным героем, защищающим интересы маленьких народцев. Старший гном вручил Крохе за выкопанное метро серебряную медаль инженера новых технологий, затем подписал приказ о заключении его под стражу на сто лет, потом выдал диплом главного ведуна и торжественно освободил от оков, потому что все поворованное давно проедено и пропито, а гномы себе уже нового добра накопали. Посему велено было гулять подземному королевству две недели за здоровье собрата, который должОн исполнять великую миссию служения самому повелителю тьмы.

Кроха от пьянки не отказался, в вине и еде прямо-таки купался... Потом в алкогольном угаре по лесу шрындрал и Гору на бой звал. В ответ лишь белки да ежи отвечали. Хохотали над рыжим бородачом в желтых панталонах. И даже хотели сдать его куропаткам на опыты психологические, чтобы соседям спать по ночам давал и драки с деревьями не устраивал. Но передумывали, глядя на блестящие медали, жалели и, в конце концов, рукой махали. Гномы всегда такие! Дай им волю, дела побросают, пировать до конца света будут, песни горные петь — горланно, задушевно, еще кепками начнут обмениваться или пиджаками праздничными. Какие там битвы! Ни ростом не удались, ни силушкой... Зато умеют бомбы сооружать и ловушки. Лучше мелким животинам не ссориться с ними.

А вот коли йотунам в гости отправиться, то можно вполне расслабиться. Йотуны всегда зверей и птиц любого размера уважали. И искали Гору Горыныча с особым пристрастием. Некоторые даже по два раза сопки проверяли, снега разгребали, на облака заглядывали и Морену Мореновну кликали. Но гордая богиня смерти категорически не отзывалась и в переговоры не вступала, лишь звездами сверху посыпала протестно. Мол, сами разбирайтесь, а у нас, богов, другие заботы. Как змея хитроумного искать с его камушком, разбирайтесь. Тогда йотуны в кружок сели, загудели, собрали вселенную в одну точку и превратили в сверкающий лед, через который, как через увеличительное стекло, можно было разглядеть все-все:

— Только лед, только стылые воды,

Только медленный ход веков.

В этих волнах не сыщешь брода,

Не стряхнешь морозных оков.

Бесконечный покой Вселенной

Время сонно струит года.

Ты пребудешь вовеки пленным

В лабиринтах живого льда. (стих Скади)

Страшно стало народцам волшебным и человеческим. Подумали они в тот миг, что сам Род наблюдает за их бесчинствами. Потом всю-то ночь и весь день пакостей не совершали, а только легенды о глазе бога сочиняли, который им истину открыл о ценности жизни. Йотуны же весть главному камню силы в деревню отослали: "Ежели и жив Гора, то нет его на земле, ищите его среди мертвых".

Великан шепот ветра прочитал, макушку почесал, обратился к Шкафу Шкафычу, что в темных пропастях бывает и вещами нужными приторговывает. Отправил его пораспрашивать молодых демонов и богов, что только недавно из тьмы зародились и на место главное претендовать в пантеоне стали.

Шкаф Шкафыч подбоченился, заявился к Люциферу молоденькому, всучил ему корону, молниями бьющую, и выспросил подробно, не заявлялся ли в подземные бездны змий хитрый, на дракона похожий. Но бог молодой лишь рассмеялся в ответ. Заявил гордо, что драконы под верной его защитой и что зло не дремлет и своих не сдает. Что, мол, зажрались совсем народы наверху и пора их лавой затопить да болезнями великими... В общем, след путал. Шкаф же огня почти не боялся и сероводорода не шугался. Активно каждого дракона местного проверял, но сходства с Горою не находил. Все ж омельчали змии на корню! Не сравниться им с Хаосом древним. Только на мелкие пакости горазды... Яблоки там подсунуть отравленные или дев соблазнять невинных. Одним словом, тьфу на вас.

Вышел грязный, пеплом покрытый на поверхность, отряхнулся, красавцем лакированным обернулся. Феечке доложил, где был. Описывал страстно стать и цветность крылатых и хвостатых, гневливо ножками махал, а потом, стесняясь своей прыти, по полочкам приобретенные волшебные вещички раскладывал, прибыль считая скорую, которую с умных-то вещей выручить можно.

Феечка слушала, головой качала, веером обмахивалась. Нет, посмотрите на дурочка. Думает, что мертвые в пропасти томятся! На самом деле — у Морены Мореновны. К ней вообще не всякий попасть может. Она ведь времени легко перемещается. Сегодня тут и завтра тут, а на самом деле и не тут, а где-то. То ли на планете далекой, то ли между небом и небом.

Поднялась феечка на крылышках легких, полетела через время, обжигаясь. Но тут ведь не до компромисса... Сгореть, но добраться до руки холодной, присесть на краешек, почувствовать, как тело обжигает вечность.

— Бабочка, — Морена сильно крылунье обрадовалась, очнулась ото сна в своем звездном царстве. Тени подальше отогнала. — Не холодно ли тебе во льдах моих вечных?

— Нет, великая, — смелая взлетела повыше последним усилием, заглянула в глаза синие-синие, о каких Арк неудачливый рассказывал. — Горче пламени смерть крылья обжигает. Надежд лишает...

— Права ты, бабочка! Даже живым, у кого умерли родные и любимые, со мной рядом сидят и со мной лишь одной в темноту глядят.

— Подскажи ты нам по милости своей истину, — просительно ладошки сложила. — Во имя светлой любви и радости...

— Подсказала бы, милая бабочка, — подхватила обессиленную феечку, поднесла к стеклу, через которое проник свет солнца, — если бы знала... стоит ли мир, который вы из ниток сплели разноцветных, моих забот. Ведь каждый из вас для себя живет. Правители — для себя, города — для себя, а для чего мир вокруг?

— Милый друг, любовь же все искупит.

— Повелитель тьмы никого не полюбит. Он хищник великого очищения, а не мщения. Гора Горыныч же — мой верный друг. Никогда истины не отрицал, многое он изведал и испытал. И что зло для вас, земных существ, то для Рода и лесных и водных духов благо...

— Я это понимаю, но все же, не настаивая, умоляю, — крылышки феечки обуглились и отвалились

— Верю тебе, подскажу... — сердобольная Морена дунула холодом узорным и соткала за плечами гостьи новые крылья. — Есть у истории древней счастливый конец. Коли взойдет повелитель темный под венец до той поры, пока окончательно тигром не обернется, то мир не содрогнется и хаос в него не вольется. Не уничтожит он все зло, что вы сотворили... И будете вы любить то, что раньше любили. А камень на самом деле только так и обнаружится... Понимаешь ли?

Феечка закивала, вспомнила шумные города, вспомнила войны кровавые, вспомнила жизни бессмысленные, на вино да на развлечения потраченные, вспомнила зло, людьми и неЛюдями сотворенное. Опечалилась... Как Бэну мир этот полюбить? Ведь в нем без зла невозможно жить. Вот возьмет меч мальчишка. Вот поднимет его над головушкой рыжей и поразит будущее острым клинком. Ах, страшно!

Вылетела от Морены в ужасе, вернулась через вихри обратно да прям на лапки к Лейзирету свалилась. Ленивый Крыс в это время ритуально кофе пил, курил кальян и смотрел новости по тарелочке с яблочком. Он-то на поиски вообще не тратился, а жил неведомой философической мыслью, которую сразу же крылунье и высказал:

— Кто ищет, тот ничего не найдет. Кто наблюдает, тому поиска не надобно. Ибо зрение дает нам все!

— И что это значит? — отряхнулась фея. Вот и дом деревенский, и Валари с Арком-драконом милуются на лавочке. Лавочка то под ними прогнулась. А они — целуются, обнимаются. Даже Бэна не шугаются, хотя по вечерам прячется на всякий случай подальше от любопытного мальчишки папка в ближайшем лесочке.

— А то и значит, что долго я размышлял, даже карту по вашим путешествиям составил и пришел к выводу, что, коли Гора только и ждет, чтобы Бэн обратился зверем полосатым и разрушение начал, то должен он рядом с ним быть. Понятно?

— Не дура! Но ведь и хозяин наш не лыком шит. Иначе бы свергли его уже давно. Ты еще заяви, что он в Черномора обратился, который теперь у Гороха в гостях частенько бывает...

— Не, — заулыбался крыс, — не то, но теплехонько... — хитрый взгляд его тоже переместился на парочку. — Последнее стеклышко... Свет навсегда закрывает... Солнце в черную дыру обращает. Любви не знает сердце. Холодом мореновым веет. И приходит Хаос. И приносит он в лапах своих...

— То воду потоком смывающую города и села, — продолжила фея, — то ли ветра буйные, уничтожающие миры великие и урожаи обильные, или дрожь земли...

— И пропасти ртами жадными сжирают наши души. — Лейзирет помолчал, и хвост его задрожал. — Или огнем, прожигающим и тела, и сердца... Феечка, должен я тебе сказать — любит Бэн. Любит безответно! Страдает ужасно... Должны мы ему помочь. Только так проклятие не свершится.

— Должны, но надо ли? — крылунья обернулась мысленно к разговору с Мореной. Может, действительно зря она предала Гору, который никогда от истины не отступал.

— Надо, как бы мы плохи ни были! Мы стараемся, мы исправляемся... Ну, не совсем... Но пытаемся. Каждый по своему разумению. Так ведь и не должно существовать однообразие реальностей. Кто это придумал? Только ограниченные товарищи, которым хочется всех вогнать в рамки стандарта. А тут — рай для творчества...

— Драконом воспользуемся? — феечка забила новыми крылышками. — То есть Арком? Не думаю, чтобы так просто ты на него любовался... А чем же он может помочь?

— Как чем? Воевать же нашему Бэну с кем-то надо... Так-ть заманем, задурим рыжую головушку, что подвиг делает человека лучше во имя добра. Может, девица на него внимания в честь такого происшествия обратит.

— Ну, смутный какой-то план... Но вроде по инструкции сказочной подойдет. Значит, говоришь, выбить последнее стеклышко подвигом?

— Точно так, подготовить план и раструбить о великой битве по все Калиновской и Гороховой области, понагнать народу. Построить оборону, поучаствовать самим в маленькой войнушке, победить и наконец нашу парочку, не этих лаботрясов на лавочке, поженить... И благополучно про камень забыть...

— И Гору не искать?

— Сам обнаружится как ни то... Заскучает...

— Смешной ты, однако, — засмеялась феечка. — В такого даже влюбиться можно... Тихонечко так и осторожно... Только поверь мне как волшебнице с большим опытом, весьма сомнительное это предприятие. Розочка уже почти не помогает. И время... оно между пальцев утекает не в нашу сторону. Так что ты поборись тут пока с ветряными мельницами, а я все же поиски продолжу... Гору повыглядываю.

44

Шум и гам по государству человеческому сильно обеспокоили Гороха, который государственными делами занимался: петушка золотого на шпиль водружал, которого ему сам черный колдун Черномор подарил по случаю братания.

Послал тогда князь служивых людей выведать, чего это такое происходит. А тут раз, и на площади Валари организовалась с какими-то недомытыми орками. Подошла, на маковку терема поглядела без художественного понимания. Заявила с налету:

— Значит украшательством занимаемся в тяжелые экономические времена, когда весь народ на битву великую со злом готовится?

— А чего такого? В чем дело? — покраснел Горох.

— А то, вчерась только слушали, как вы, князь-батюшка, себя на пост главы государства навечно посадили, глашатай подробненько так читал, с чувством. А у нас, вашего народа, неприятности!

— Какие? — не понял Горох и еще больше испужался, потому что огромные воины орки — это вам не девицы красные в кисейных платьях. — У нас же дружба с государствами волшебными. У меня вообще Черномор — брат двоюродный. Чего пристали?

— А то... Грозится нам нападением Гора Горыныч великий. Не оставит клочков по закоулочкам, золото с крыш пообдерет, последнего петушка, в том числе и вашего золотого, с собой унесет. И останемся мы на воде и гречке... Или вообще погибнем в неравной борьбе!

— Да!!! — заголосили орки. — Даешь свободу слова и собраний!

— Чего? — остолбенел Горох.

— Короче, ты казну растрясай и войско собирай! — скомандовала Валари. — Пойдем на речку Калиновку сражаться и мост охранять от врага.

— Ну, это... — замямлил князь и отступать к терему начал. — Мы так не договаривались! Сперва совет требуется собрать, обсудить стратегию и тактику. Кто будет полководцем, кто за содеянное ответит, кому, так сказать, трофеи достанутся!

— Молчать! — гавкнула орчиха. — Слушать внимательно! Пузо жирное в тереме прятать не позволю... У нас революционный настрой! И вообще... Даже Черномор на подмогу согласный... Ну, так что?

— Черномор? Правда что ли? — не поверил Горох и пальчиком издали погрозил. — Небось только что придумали? У, хулиганы! Знаю я вас. Поначалу тута стены возвели, теперь вообще переселение народов началось и захват местности. А еще войну с Горой придумали! — и он поскакал по ступенькам к дверям, дабы избежать дальнейших споров, но путь действительно преградил возникший из ниоткуда колдун темный.

Засверкал глазами темными, затряс бородой длинной, снял колпак волшебный и ласково к князю обратился:

— Ты прости, что тебя, братец, задерживаю, но дело неоспоримой важности. Давеча крыс один ко мне заглянул и важную вещь рассказал, от которой сердце мое сильно переменилось.

— Это такой наглый, в цилиндре? — приподнял одну бровь Горох. — Чего тебе этот проходимец наболтал?

— Сказал, что от тебя, Горох Горохович, судьба мира зависит, потому как оказывается сынок твой не просто мальчик, а... вершитель нашей общей судьбы.

Тут уж Горох совсем чуть ли не в обморок упал, но вовремя на перила золотые оперся и задышал тяжело и волнительно. Ох, неужто от Любавы убиенной какое предназначение или проклятие перешло? И то верно, сегодня сынок только предметами ее волшебными, в сундуке долго лежавшими, интересуется. Крутит их вертит, образы всякие вызывает да с Рысюней через магический шар переговаривается и шушукается. А ведь давно сказано, что с сестрой миловаться не полагается. Лучше бы документы государственные так же прилежно изучал. А он все поэмы пишет про любовь. И букеты девчонке носит.

— Ну, остудился? Замолчал... — Черномор на орков глянул издали, хитро усмехнулся тому, что от Лейзирета, короля крыс, узнал. Вот ведь точно внучка по адресу попала, точно давно знала... что повелитель рядышком обитается. Не зря неЛюди по человеческим селам и городам расселились и даже очень удобно им здесь кажется. А все потому, что вот он — повелитель. Рядышком... Эх, если бы князь ведал, кто папаша Лексея, он бы так не моргал, а криком кричал, что женка его изменщица. Усмехнулся про себя рассказу крыса о любви Любавы и Арка. Погладил названного брата по плечу. И как раньше тайны в сынке князя не замечал? Даже как-то с неудовольствием на симпатию Арыси реагировал, а тепереча готов обратно все возвернуть и от родственных связей быстрехонько отказаться. Не был братом, не привлекался по генетическим признакам к одному виду, не состоял в связи с родичами Гороховыми. Потом вспомнил настоятельную просьбу внучки и вздохнул. Нельзя. У девочки предназначение великое природы-матери! Служить она хочет свету и рождению верно. Посему не может замуж выходить и деток плодить.

Зато вот дочки Вальдемара Вальдемаровича, ага, легки на помине — уже давно в городе поселились и больничку прямо рядом теремом князя выстроили. Вот ведь альв хитрый! Сам пронюхал про повелителя, не посоветовался, решил "красоток" пристроить. И молчком делишки здесь обделывает, пока колдун старый казной да инновациями занимается и по сторонам не глядит. Вот послала зятя нелегкая.

Лучше бы он к Деду Морозу съездил и жену осужденную проведал, а то шлет она письма длинные, странные. Пишет то про оленя какого-то с красным носом, который термометром местным работает. То про новогодних эльфов, которые всем подарки упаковывают по заслугам за прошедший год. То про то, что действительно в блондинку перекрасилась по велению души. То про самого Деда Мороза — с великим обожанием. Говорит, что назначил ее начальник главной Снегурочкой. И что теперь счастлива она в этой ипостаси по самое не балуйся. Да, и вроде возвращаться не собирается, просит у всех прощения и искренне раскаивается. Одним словом, совсем сбрендила.

Конечно, Черномор на дочку никогда не сердился по-настоящему. Вон какую внучку оставила! Но теперь эту самую внучку требуется от посягательства дракона древнего на мировое господство оградить и заставить в бой пойти самого повелителя тьмы. Пущай не расслабляется. И привелегии в волшебном народе отрабатывает. А уж коли на Вальдемаровой какой дочке женится, то это не забота колдуна старого. Кхе! Усы пригладил. Знаем, куда смотрит на самом деле...

— Правда, значит, дракон не дремлет? — спросил в то время Горох и за сердце схватился. — Ах, беда! Беда... Только выстроились, только цивилизацию решили демократическую строить со свободами, как внезапно кончилось счастье, пришло одноглазое лихо.

— А кто это? — поинтересовался Черномор, в фольклоре не очень образованный.

— Да так, из одной сказки, — махнул рукой князь, а сам повел колдуна внутрь для первого стратегического совета. Ведь воевать — это не поле перепахивать. Тута нужна мысля умная.

Коротко ли длинно ли, а сговорились наши народы на бой. И детей своих совершенно не слушали. Где им понять, что такое война! У них еще молоко на губах не обсохло. Готовились, топоры да мечи точили, тренировались целыми днями. Башни наступательные строили. Ни днем, ни ночью покоя не давали. То матерком ругаются, то песни заводят, то вообще драку затеют.

За ними из терема Лексей наблюдал, у виска крутил, папеньке говорил, что добром такая прыткость не обернется. Что нельзя без задней мысли в ратные походы сбираться. А еще — выведать требуется, почему это так неизвестный Гора на державу человеческую ополчился? А то прям вот так сразу нарядись воином и бегой тут с сабелькой на огромного дракона. Удумали!

Горох сына не слушал. Гордо смотрел — ишь, а ведь пацан с ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕМ! Даже Черномор признал это, даже крыс аристократических кровей. И орчиха вон как на защиту ринулась. Приятно, однако.

Маргаритка же Валари не выдавала и глупость князя не раскрывала, потому что очень хотела землю от разрухи спасти и любовь в сердце племянника пробудить. Пусть он подвиг совершит. Пусть станет медведем-ведуном, что огромной грудью все живое от зла прикрывает и историю людскую да колдовскую по-новому бает. А не воином полосатым, у которого глаза горят пламенем страшным. Плавится в том пламени будущее навсегда и превращается в пустыню, покрытую пеплом и слезами.

Платочек тогда новая княгиня доставала, глазки утирала. Шла вместе с Горохом да с Черномором мужичков муштровать да за колдунишками-чиновничками наблюдать, которые по площади маршировали с посохами волшебными и бравые песни пели про важность сведения дебита с кредитом. Видать, важные это в государстве темном личности, раз про них даже марши сочинили. Рядом с колдуном черным девочка высокая худенькая стояла, тоже участие в подготовке принимала.

Удивлялась. Вот наклонится к дедушке, шепнет на ушко, почему это Черномор решил с Горою сражаться, если он так ее, Рысюню любит и подарки ей присылает, балует? А колдун отмахивается. Одно дело змий древний, другое — повелитель темный. Ведь должен же Черномор позицию политическую выбрать. А против толпы и всех государств не воюют. Понимаешь? Девочка только плечами пожмет. С детства политика ей не нравится, продажная она какая-то. Вот улыбается тебе царь какой, а сам уже против тебя войну или гадость какую-нибудь затевает...

Пойдет к Лексею, сядет с ним рядышком на скамеечке. Лексей жаловаться начнет, что его намеками дома странными замучили.

— Папка говорит, что у меня предназначение высокое... Что подвиг я должен совершить. Латы мне пошил дурацкие какие-то. Меч выковал. Как с драконом биться — не представляю. Да еще этот старый провокатор, дед твой, прям настырный такой... Предлагает мне погостить у вас.. А раньше все отвадить старался...

— Ничего не понимаю, — Арысь отвечает. — Старики совсем заигрались. Но чувствует сердце мое, плохи наши дела. — оглянется вокруг в поисках рыжей тени. Нету коти. Не ходит молчаливо следом. А ведь всегда рядом таился. И думал, что Рысюня его не замечает. — Лексей, нехорошо с Горой драться! Из сказок стародавних знаю, сильней его на свете нету. Ты для него — муха...

Князь молодой задрожит, стада мурашек так по спине и запляшут.

— Страшно мне...

— А то не страшно, я сама боюсь. — погладит Огонька, что из кармана передника тянется сладко и сонно. — Ты такой худенький у меня.

— Чего боитесь? — помощничек синими язычками лизнет ладони маленькой ведьмы. — Чего за парад? О, грохотают... О, с барабанами орки шагают! О, а гномы-то, а гномы... Чего делается такое?

— Чего-чего? Война, — горестно Лексей кудрями трясет, уши его краснеют, сливаются с красным кафтаном.

— И с кем воюем? — удивляется Огонек. — Тут же все собрались: орки, ведьмы, колдунишки, драконы, гоблины, гномы, вампиры тож вроде мелькают. С йотунами что ли?

— Не, — девочка головой качает. — Это деда у меня с ума сошел.

— И у меня тоже папка не в себе.

— Они все тут нездоровые? — хихикает Огонек. — Доктора Куропаткина не хватит на всех... Ну, чего прервались... С кем война?

— Да с Горой Горынычем, — Арысь отвечает неохотно. — Видать, не отговорить нам этих дурней.

— Охота, как говорится, пуще неволи, — синее пламя становится ярко-красным. — А не боятся?

— Чего им боятся, они вон Лексея хотят на битву отправить... — поджимает пухлые губы девочка и рассержено топает ножками, прям как когда-то маменька. — Погубить друга хотят... Говорят, у него предназначение такое — самого Гору на дуэль вызвать.

— Не могу я драться и не умею, — начал хныкать Лексей. — Раньше только с Бэном в войну играл, а тепереча все позабыл. За-аааа-губят ни за что... — и ну выть и белугой рыдать.

Тут уж Арысь и Огонек вдвоем утешать берутся, переговариваются... Как князю молодому помочь и что делать.

— К магии обратиться разве только, — замечает Рысюня с дрожью в голосе. — Мамка моя такой пользовалась, черной и страшной. Куда амулет ее дел, Огонек?

— Никуда, вот он. — помощничек протянул девочке круглый камушек с дырочкой посередине. — Только не рекомендую тебе его брать. Видела, как Забава под арест попала, а теперь и вовсе в нашу сказку возратиться возможности не имеет.

— Ничего, я не такая. — светлой доброй рукой взяла амулет в руку. Холод ощутила и сотни душ, в нем томившихся. Но даже бровью не повела, а только прислушалась к волне, что силой небывалой потекла от самого темечка да по позвоночнику и к ноженькам в самую землю.

45

Особого энтузиазма у Бэна по поводу участия в боях на Калиновом мосту не просыпалось. А ведь ему во всем этом чудодействе отводилась чуть ли не главная роль — победителя дракона. Причем, победить Бэн должен был неожиданно. Так, чтобы молодого князя спасти да потом под общие аплодисменты почивать на лаврах и принимать букеты от визжащих поклонниц, среди которых непременно... Именно НЕПРЕМЕННО окажется будущая невеста, о которой, по словам досточтимого Лейзирета, котенок уже давно и тайно мечтает.

Бэн отчаянно в споры с близкими не вступал, только брови светлые хмурил и руки в карманы широких штанов прятал. А лицо его узкое с раскосыми глазами, большим носом и тонкой полоской губ вообще ничего не выражало.

— Нехорошо сына обманывать, — качала головой Валари, когда подросток или там по хозяйству управлялся, или по своей надобности за лягушками топал, обращаясь к Лейзирету. — А коли он прознает, что с родным папкой собрался сражаться? А если девчонка эта зазнайкой окажется? А если вообще Гора на нашу приманку не клюнет? Чего будет?

Крыс успокаивал в ответ.

— Не торопи событий, Валари! На сей счет с феечкой договорено. Она теперь неусыпно за Бэном следит и змий хитрый никак не подберется... А остальные вообще не в курсе общей стратегии. Что в мире постоянно меняющихся приоритетов самое важное? Ну, не гляди изумленно... Самое важное — единение. Пока нами движет сила мудрости и любви к родному дому, к дорогой разлюбезной земле, к семье как источнику великого вдохновения, пока мы одно целое, — мы непобедимы.

— Ты к чему мне речи произносишь? Меня вот никто не спрашивал, чтобы родное дитё обернулось хищником рыжим... Но отцеубийства не допущу... лично прослежу...

— Так-ть понарошку все пройдет. Такой спектакль разыграем — любо-дорого посмотреть. И будет нам не тигрище, а медведь.

— Бэн мне в любом обличье мил. Как и лорд Арк. Слышишь ты, хвостатый! — кулаком по столу ударила и дальнейшие разговоры пресекла. — Последний раз пытаемся. Потом заберу своих дракошу и котенка и укачу в дальние края. Только ищите ветра в поле... Воюйте себе на радость.

Ленивый Крыс тихонечко ощетинился, но спорить не стал. Конечно, у каждого предводителя темного час власти еще не настал. И каждый теперь одного лишь желает — избавить себя от погибели...

А Бэн брови хмурит, важности политики не просекает. Идет по дорожке к пруду с сачком, размышляет о том, что вокруг наблюдает и слышит. Неужто родичи до сих пор не догадываются, что слух острее стал, что зрение зорче? Что не нравится мальчишке обман. Под какими бы благими намерениями он не прятался. Вот ведь, защитить хотят, наставить на путь истинный. А сами кто до денег охоч и всякого предпринимательства, кто до кровушки и наживы легкой, кто до обмана и колдовства поганого, кто вообще по дурости зла желает. И все это громко называется свободным государством.

Сел на берегу, вспомнил лес дивный по ту сторону дерева с дверью. Рукава начал закатывать да лягушек песнопения слушать. Хорошо! Только здесь свободно, уши подвигами не проедают. Никто не врет про дракона ужасного, который на самом деле, по словам Валари, папенька перевоплощенный. Никто не жужжит, не льстит, не называет повелителем. Даже йотун не пристает, словно понимает, что горестно Бэну и обидно, от того что остался один... И нету ни одной души честной да открытой. Хоть сейчас возьми этот мир на одну ладошку, а другой прихлопни.

Но как мир поменять? Разве что действительно пойти воевать... Хотели — получите. Зверя не остановите... И плевать на дракона. Как получит мальчишка меч заветный, то спрашивать больше ни у кого разрешения не станет.

Ударил сачком от гнева по воде, поморщился от боли леденеющего сердца. Опало несколько лепестков с розочки защитной. Окрасилась рубашка кровью. Чтобы мир очистить, надо его уничтожить? Кто это сказал? Вверх посмотрел — нету океана над головой, не плавают там киты. Дымят заводики большие и малые, помойка на всю округу вонь разносит. Ох, как быстро меняется эколоХия. Вчера была, а сегодня за копеечку продана.

— Бэн! Бэн! — темная тень слетела к самой воде и обратилась главврачом, Натусиком-вампирюсиком. О, и эта удобный кабинет покинула, пришла уши прочищать идейками, что давно нафталином пропахли. Глянул на нежданную гостью в черном одеянии. Вот ты какая. Волосы всклокоченные, глаза горят ярко. — Как хорошо, что тебя отыскала!

— Лягушек что ли не хватило? — хмуро спросил подросток и улыбнулся, обнажая острые зубы.

— Да ну, — она замахала руками. — Не нужны они мне больше. Я вчера перевоплотилась ночью в духа темного, философического. Помоги ты мне в моей боли сердечной... — и внезапно Натусик на колени опустилась в травушку-муравушку. Вся из себя печальная и нервически настроенная.

— Конечно, знаем-знаем! Когда ты идешь к человеку, тебе от него что-то нужно, а когда к тебе без спросу напрашиваются, то жди просьбы и приказаний. — носом шмыгнул, сочок в воду запустил, от охоты не отрываясь.

— Лексею беда грозит! Друга твоего на верную смерть Горох с Черномором отправить собираются. А ты... А ты... бессердечный! Монстр маленький! — взорвалась дочка альва на равнодушие. — Сколько тебя не радуй, сколько не балуй, все равно получишь...

— Чего? Не нравится? — Бэн внезапно вскочил и недобро так засмеялся. — А как с сестричками сговариваться и без меня меня же женить, так это нормально? Вы же все тут, народы темные и человеки недоделанные, только и думаете, как бы вам пристроиться! Ни искренности в вас, ни... К альву, папеньке, с претензиями! — сачок бросил, по берегу зашагал прочь, а Натусик следом полетела с рыданиями.

— Бэнушка, милый друг! Я ведь люблю Лексея до смерти! Не обманываю, не лукавлю... Один ты помочь мне можешь...

Тут мальчишка остановился внезапно, Натусик в него даже чуть не врезалась. Глядит, Мушка и Светик на возвышении ходят туда-сюда, волнуются. Конечно, прибыльное место в столице для больнички. А тут война ненужная, разорительная! И женишок прибыльный ускользнуть норовит на битву с драконом.

— Потому с собой сестриц приволокла?

— Сами увязались, по тебе соскучились... Кто же знал, что мы с тобой не повелению Вальдемара Вальдемара подружимся, а по сердца велению.

— Сердце? — Бэн сунул пальцы под пиджачок, коснулся липкой крови. Задрожал от боли последнего стеклышка, что словно каждую мысль его разглядывало да так образ Рысюни и подсовывало.

— Да, привязались! Весело с тобой, — Мушка вниз сбежала в комбинезончике модном, в горошек разноцветный. — Я сразу сказала, что свадьбы не желаю и за рыжих никогда не выйду. Но дружить же мы можем?

— А мне вообще замуж неохота, — протянула Светик-конфетик. — Я в конкурсе красоты хочу участвовать. Буду отстаивать права женщин на оливковую ветвь.

— Вот видишь, мы тебе не врем... — подбоченилась Натусик, а потом умоляюще ладошки сложила. — Поможешь Лексею?

— Помочь-то помогу. Одного не пойму, почему вы ко мне прибежали?

— Да это, — не сдержалась Мушка и захихикала: — Йотун нам сказал, что только ты дракона способен победить на самом деле. И что война — это мистификация.

— Не говорил я этого, — сверху вставил слово великан. — Но с самого начала считаю, следовало главного героя просветить... — огромный глаз посмотрел на Бэна внимательно, — что путь ты выберешь сам. А вот на мост отправляйся. Гарантирую, там все и решится. Так наши друзья про войну раструбили, что Гора непременно туда явится. Он вызовов никогда не пропускает и на настоящий бой готов.

— И ты туда же? — закачал головой Бэн. — На жалость бьете! Уговариваете, чтобы Лексея спас да папку заколдованного освободил... Хорошо! Договорились... Все уши проели! А теперь оставьте меня в покое! Знаете, что такое покой? Полное отсутствие вас всех...

— И меня? — зарделась Мушка. — А погулять перед битвой, а в таверну отправиться?

— А песни боевые спеть? — возмутилась Светик.

— А друга успокоить? — не поняла главврач Натусик.

— Он прав, иди — думай! — согласился великан и протянул Бэну круглое зеркало, точь-в-точь похожее на давно разбитое. — Коли возникнут вопросы, спроси у отражения.

Подросток долго прощаться не стал, несколькими прыжками зверя молодого леса достиг и в тишине скрылся.

Деревья хороводом кружились, листья на плечи ложились, трава тело ласкала и о сладком сне шептала. Ветви между собой переплетались, как судьбы людские. Солнечные лучи в зеленых глазах отражались. Тихо-тихо шел вперед полосатый, размышлял. Потом на полянке, покрытой желтыми цветами, упал, растянулся. Голову на лапы положил. Хорошо быть неЧеловеком! Свободен ты от пут разговоров, обязательств... Одиночество — это не скорбный удел, а награда. Потянулся к зеркалу, дохнул на мутное отражение, замер, раздумывая над вопросами и своими ответами на них. Потом вздохнул и спросил:

— Какой путь мне выбрать?

Зеркало зачихало, засияло светом потусторонним и показалась в нем дева странная, холодная с глазами синими-пресиними. Смотришь, любуешься и оторваться не можешь:

— Здравствуй, повелитель молодой! Из вечных льдов и мрака смерти отвечу я тебе на вопрос твой. Любой выбор ведет к смерти. Только один путь длинен и радостен, а другой короток и жесток. Посмотришь на восток — там заря встает и жизнь приносит, посмотришь на запад — краток век человеческий и бесполезен, посмотришь на юг — там надежды наши и мечты, а на севере — безнадежность и уныние притаились. Иди туда, куда сердце зовет.

— Болит сердце. Розочку подарила мне волшебную феечка. Но кровь течет, боль покоя не дает.

— Кровь — это жизнь. — улыбнулась дева синеокая, дунула на отражение холодом. — Пока тепло твое дыхание, и ты жив, повелитель молодой. Можешь созидать, можешь возрождать, можешь любить... А на моей стороне, где боги правят, сердце не болит.

— Значит, не должен я проклятия бояться? Значит, должен идти к судьбе и розу отбросить?

— Милый мальчик, — головой богиня покачала. — Положенного не избежать, а примочки от болезней не избавляют, а только оттягивают наступление смерти.

Бэн вытащил розу алую, посмотрел на цветок с сожалением и положил в траву.

— Я боли не боюсь!

— Молодец! — вновь улыбнулась дева далекая. — Так знай, повелитель, два пути у тебя есть — стать тигром, что весь мир разрушит и хаос освободит с помощью камней волшебных. Или — медведем мудрым, что настоящее сохранит, а будущее укрепит и созидает. Пока ты склоняешься к первому пути, не так ли?

— Не знаю, — засомневался Бэн. — В этом мире есть существо. Она... Я не знаю...

— И розы в сердце расцветают, и смерть навеки побеждают, — молвила дева тихо.

— Она никогда меня не полюбит, мы с ней даже никогда толком не говорили.

— Порой слов не нужно, повелитель! Достаточно взгляда, касания, поцелуя... И ты меняешься, а вместе с тобой мир.

46

От чего же не вмешаться в ход повествования, коли так руки и чешутся и в затылочке плешь изъедена сомнениями о том, как же с героями поступить и по нужным направлениям их направить. Вот и мы с собственного соизволения розочку из травы в землю посадили да корнями ее укрепили, щедро солнцем да дождиком теплым заправили и расти побыстрее заставили. Розочка кустиком поднялась, весело разрослась, бутончики на ней красненькие, как закат. А нам можно сказ дальше продолжать.

Вот отправился Бэн по лесу в раздумии в совершенно неизвестном для себя направлении. Шел, размышлял над словами Мореновыми. А на ушко ему комарик жужжал. Настойчивый такой. Сам с сабелькой, в гусарском костюмчике. Видать из соседней сказки вылетел.

— Чего пристал? — отмахивался мальчишка. — Видишь, над зеркальными советами думаю.

— Ты не думай! Ты меня слушай! — комарик прямо на нос сел. Вот сейчас его хлопни, и баста карапузикам!

— И тебе что ли помощь понадобилась? Чего же сегодня все такие прилипчивые! — насупился котенок, нового собеседника с интерсом разглядывая. Ишь, какие эполеты у него... А китель! -Ты вообще кто такой? — удивился он. — неужто у нас и комары все из себя нарядные летают?

— Не-а, только особенные! Я Горы Горыныча слуга. Мы вообще в кого хочешь оборачиваемся. Вот давеча куропатками прикидывались, а на прошлой неделе -разбойниками с большой дороги. Надо же как-то действия разворачивать и события вперед направлять.

— Ну....

— Чего нукаешь, тута рядышком задремал твой противник. Наелся земляники, устал...

— Это который на самом деле папка заколдованный? — поинтересовался Бэн. — Или настоящий драконище?

— Фиг разберет. Поговорить не желаешь... А то нам и самим интересно, комарикам, кому ж это мы прислуживаем и для кого к войне готовимся...

— А то, — согласился подросток и потопал за пищащим болтуном в самую чащу. Долго ли коротко ли, а вырулили они прямиком на поляну благоуханную. И видимо-невидимо вокруг ягодок красных замигали так привлекательно, что Бэн сразу потянулся за добычей сладкой, но комарик сразу же зажужжал взволнованным писком:

— Не ешь! Специально сонным зельем обрабатывали!

— Этот дракон, с которым Валари дружит...

Мальчишка пожал плечами.

— Не знаю. Я его не видел никогда.

— Тээээк! — протянул комарик. — Следствие покажет... Опытным путем будем обстоятельства дела прояснять... В общем, договоримся для всесторонней выгоды, чтобы данный экземпляр тут спал, а сами к мосту отправимся... типа воевать согласные. Тут конечно, соберутся все народы волшебные, Лексей твой припрется в латах, а дракон на поединок не явится.

— Не понял!

— Так-ть говорю ж, мы слуги Горыныча, за его тело головой отвечаем, а коли в теле другой индивид, то ведь непорядок получается, ежели костюм попортят или же поранят ироды иноземные. Это ж недостача, это ж экономическое преступление против редкого вида драконов... Смекаешь?

— А то! Только вдруг домашние мои пронюхают. Они ж целый план разработали... Старались, — пожал плечами Бэн. — Мне, конечно, совсем битва не нужна. А вот Лейзи с Крохой так переживают, что я вроде в какого-то монстра обернусь.

Он себя скептически оглядел. Вспомнил Арысь. Потом Лексея. Потом Натусика-вампирюсика. Пуще прежнего нахмурился.

Нужно бы им сказать, что битва липовая. Да вредность мешает и ревность. Все к друг дружке неравнодушные. Один он не у дел оказался.

— Ты, молодой повелитель, глубже смотри. Ты это, в суть вникай! — посоветовал комарик. — Ведь приятели твои и народы волшебные ради корысти воевать собрались. А по нашему комариному разумению, кто кровушки больше врагу попортит, тот и прав. И потом, когда один народец ослабевает, то другой на него сразу нападает. Вот начнут они драться — гномы с альвами, эльфы с гоблинами. О драконе точно позабудут. И тебе за все это безобразие отвечать придется. А тут раз — и союзники найдутся. Вот тебе крыс со своими несметными армиями, только камень власти используй. Вот тебе меч-кладенец и силы мудрости с Крохой во главе. Вот тебе великанья армия. А? Никуда не деться, придется порядок наводить...

— Значит, специально они? Значит, с тайными намерениями? — Бэн от обиды даже взвыл, стеклышки прочно в сердце его вошли и почти заморозили. Побежал прочь от поляны котенок неразумный. Бежал, как ветер буйный, — через овраги, через поляны, по репейнику и по бурьяну, остановиться боялся и оглянуться. И не хотел уже никому помогать, потому что каждому чего-то от него надо. И все с ним не искренне дружат и разговаривают.

Упал от бессилия, заплакал. А потом внезапно голову поднял. Глядит, вырос куст розовый. На нем розочек не сосчитать. Распустились алыми солнышками, всему лесу улыбаются и проблемами земными не маются. Хотел приблизиться да словно что-то не пускает, хочет слово молвить, а язык не позволяет. Слушает, а ничего не слышит. Только видит, что присела перед этим кустом девочка худенькая. Удивляется. Платье у нее по траве облаком растекается. Вот ведь удивительно. Прямо посередь леса диво дивное. Негаданная краса объявилась. И бедное сердечко аж зазвенело от осколочков.

— Рысюня! Рысюня! — закричал.

Но Арысь даже не оглянулась.

Да и не могла она мальчишку увидать. Глазки голубые на цветок самый красный смотрели. Удивлялись.

— Смотри, Огонек! Нашли огненный цветок. А ты говорил нету их в лесу.

— Так роза это, — хмыкнул пламенем помощничек. — Может, случайно попал.

— Нет, вот видишь, самый верхний цветок огнем дышит, как сердце. Я от амулета узнала, что только с ним мы Лексея спасем от погибели из лап дракона.

— И? — залюбопытничал Огонек рыжими всполохами и смешными мордочками.

— Что "и"? Голоса утверждают, будто роза — сердце повелителя темного. А деда не зря князя за своего принимает.

— Не тяни, от любопытства прям кушать траву хочется! До чего ж ты вредная!

— Так вот, коли я повелителя поцелую, то он от предназначения темного избавится. Станет хорошим, добрым, мир от его света осветится, и хаос навсегда уйдет... — заулыбалась Рысюня. — И не нужно будет воевать, и все начнут государства свои в порядок приводить, друг дружку любить, природу ценить...

— Ой, сказку рассказываешь! Может, врет, амулетишко! Может, он еще мамке твоей сумасшедшей служит...

— Никому силы древние не подчиняются... Они только говорят, а выбор человек делает. Я больше жизни хочу, чтобы добро победило, чтобы сердце у повелителя алым стало и мудрым...

— Так-ть, может, ошибается деда твой? — Огонек к уху склонился, щекоткой проник в голову словами простыми, но сложными. — Человек повелителем темным быть не может. А вот дружок его — то котенком обернется, то человечком, то медвежонком... Сам видел, клянусь!

— Правда? — голубые глазки Арыси стали прозрачными, как глубокая чистая вода. — То-то с самого начала он волшебным мне казался... — она призадумалась, цветок поглаживая. — Так значит Лексей всего лишь приманка? Значит они Гору выманить решили... А зачем?

— Сути дела не слыхал, но дотумкал, — гордо засиял Огонек. — Они это, обнаглели. Ведь говорят, Гора никогда просто так не воюет... И вообще, где это видано, чтобы детей драться заставляли?

— Нехорошо это! — согласилась внучка Черномора, кончик косы на пальчик наматывая.

— Вот и я так решил... А значит хотят они повелителя на путь злой повернуть и к войне его толкнуть. Как начнет драться, так и не остановится!

— Ах! — девочка на ноги вскочила, занервничала, забормотала слова тайные, чтобы от природы спокойствия взять и эмоциям не поддаться. Синим пламенем засиял и Огонек. — Не можем мы допустить, чтобы Бэн дрался... Должны мы его остановить.

Сказала, цветок сорвала, хотела через лес к Калиновке отправиться. Уж деревья перед ней раздвинулись, уж небо синее поманило, путь указывая, как внезапно помощник завопил, запищал и всеми своими языками замахал:

— А-а-а, стой! Здесь он! Я его вижу! Здесь!

Арысь, что сиянием пропиталась и от камня ведьмы черной стала почти прозрачной, обернулась, прищурилась и внезапно увидела в траве не котенка, не медвежонка, а подростка плотненького с глазами зелеными-презелеными, заплаканного и несчастного. И рухнула между ними стена невидимая, и розочка защитная, что теперь на платье у Арыси оказалась, позволила внучке Черномора наконец сделать первый шаг навстречу знакомому незнакомцу.

— Бэн? — Рысюня вспыхнула звездой и погасла до человеческого воплощения. — Ты Бэн?

— Да, — мальчик поднялся с колен, протянул навстречу девочке руки. — Ты меня видишь? И слышишь?

— Да! Ой, как странно! Таким мне тебя Лексей описывал...

Они взяли друг друга за руки и вместе ахнули, вспомнив про молодого князя.

— Лексей... — Арысь и Бэн вздрогнули.

— Он там совсем один, — быстро сказала Рысюня.

— Ему ничто не угрожает, — замотал головой Бэн.

— Как так? — удивилась девочка.

— Обманка... Все обманка... И война, и дракон, и битва... Они специально... Они Гору выманивают! Они только для себя стараются. Чтобы власть получить, безбедно жить и не тужить. И деда твоего привлекли увещеваниями, что Лексей повелитель...

— Лексей?

— Да! Мы его заберем. Для тебя! Для тебя одной... Все что хочешь!

Бэн побледнел, теряясь в словах и чувствах. Он хотел столько сказать этой девочке, столько всего поведать, но не умел, путался в мыслях и боялся показаться смешным.

Она — мечта. Она — тайное желание. Она любит князя... Друга.

— Рысюня...

— А ты в безопасности? — взгляд девочки опустился вниз и не сходил с груди мальчика. Там растекалось кровавое пятно. Ползло странным монстром по рубашке.

— Все хорошо! Надо спешить. Пойдем! Я помогу вам. Я расскажу все по пути...

47

Волшебный народ у моста Калинова расположился, с природою слился. Дюже все красивые, в нарядах военных. И все ради одного Горы расы разные так нарядились. Ну, надоело им одному большому да сильному диктатору подчиняться, деньгам его странным поклоняться и от их ликвидности зависеть. А то вот так ненароком и своего мнения лишиться можно. А Горыныча кто переплюнет? От него присказка про однополярный мир пошла. Пропадем, шептались меж собой государи. Нетути никакого кайфу без бумажек зелененьких. Вот придешь в любое место, пачку достанешь и сразу делаешься таким важным.

А кто важным быть не желает, тот либо врет, либо вообще заветных бумажек и не видел вовсе. Всех Гора годы долгие под колпаком держал. Выступать против власти его боялись и лишь теперь ощетинились и скорую свободу почуяли да в толпу сбились. С палатками да шатрами по берегу расположились. Кто шашлык готовит, кто яблоки кушает, кто кашу варит, а кто оружие чистит. Меж лагерей в нервическом припадке Натусик-вампирюсик бегает, про князя Лексея выспрашивает. А за ней — сестрицы. Вот ведь как чернушку взял блондин! Совсем рассудка лишилась! Не хочет ничего слушать, прямо на поле боя готова выкрасть отпрыска кровей королевских и утащить в свою больничку для любовных опытов. Одного только не учитывает, что Лексей о страсти не ведает. Эх!

Гномиха Мушка от сестры старшей отстала, к гному рыжему, важному такому, пристала. Начала ему глазки строить круглые и демонстрировать горошки на своем обтягивающем комбинезончике. Гном незнакомый прям покраснел от такого внимания. Бровями зашевелил и походкой мелкой к Мушке направился.

— А неправда ли погода отличная для боя? — начал он. — А вы давно в наших краях?

— Давно, по медицинскому обмену, — захихикала Мушка и начала ручками на себя махать. — А вы чем изволите заниматься?

— Да так... Строительством! Э, Кроха меня зовут...

— Ах! — Мушка прям подпрыгнула. — Тот, что награжден медалью за строительство метро! Мой кумир! О, настал прекрасный час встречи... — и гномиха внезапно смачно поцеловала гнома в губы, от чего глаза у того съехались к переносице и стали какого-то неопределенного, совершенно необыкновенного цвета.

— Я, я... — потерялся он. — Спасибо!

— Да ладно, — Мушка повела круглой попой, напрашиваясь на комплименты. — Я еще и не так умею. Может, по пивку?

— И по большому куску мясца, — закивал Кроха, влюбленными глазами разглядывая дочку Вальдемара Вальдемаровича. Вот ведь обаяние альвовское досталось.

Он лихо приобнял Мушку и повел ее к своей палатке, в то время как Лейзирет стоял с открытым ртом и смотрел на разворачивающееся безобразие. Это ж надо, перед боем — шуры-муры крутить?

— Чего это они? — из возмущенного удивления крыса вывела девица с острыми ушками, которая подбоченилась и провожала парочку гномов гневливым взглядом. — Повлюблялись все вокруг! Головы потеряли. Нет чтобы к бою с Горой Горынычем готовиться, а они, вы только поглядите, они уже на полянке расположились и столуются и милуются.

— Да что с этих гномов взять? — Ленивый Крыс вздохнул. — несознательные личности. Личное всегда у них давлеет над общественным. А коли настигнет период размножения, то от глупостей не удержать. Вот ведь какая незадача...

— По мне, так Мушка вообще никогда не перестает кокетничать и гулять... То у не пирушка, то праздник. Ни дня без развлечений. А вы, как вы могли своего друга отпустить?

— Я? — изумился крыс и поправил на голове миниатюрный шлем. — Я на посту... Я наблюдаю! И покидать пункта стратегического права не имею...

— А за чем вы наблюдаете? — теперь удивилась молодая эльфийка Светик. — Неужто сигнала ждете?

— Да! — выпятил вперед грудь Лейзирет и загремел своими мини-латами. — Мы еще покажем! Мы еще победим...

— А я догадалась, — закивала эльфийка, глазами в строну ног великана стреляя. — Наверняка это вот тот огромный тип дозором стоит... А вы — головной центр, штаб!

— А то, — закивал крыс и посмотрел на новую знакомую уже с симпатией. Как никак, а генералиссимусом быть всегда приятно. Он лапкой предложил средней дочке присесть в плетеное кресло и неизвестно откуда достал заветный кофейник. — Кофе не желаете?

Светик-конфетик согласно кивнула.

Тем временем к реке подъехали отряды князя Гороха во главе с Валари и Черномором — со своими чиновничками. Все при параде, все с оружием. Валари с коня слезла, огляделась, заворчала, что так никто не воюет и что это форменное безобразие и вообще какое-то массовое гулянье. Но вокруг на орчиху все зашикали и потребовали, чтобы она в стратегию задуманную не вмешивалась. А вытаскивала из телеги Лексея, потому что князь идти сам не может, потому как вооружение у него слишком тяжелое.

Орчиха, конечно, мальчика достала, на землю поставила, оглядела критически, хмыкнула.

Вот выйдет Арк из лесу, так Лексей хоть не упадет от страху, потому как латы не позволят. Да, но и двигаться князь молодой точно не сможет.

— А где же Бэн? — спросила она у сороки Белобоки, что все это время над деревьями летала и армии волшебные разглядывала.

— Не знаю, — отвечала птица. — Зато каждый здесь готов однополярный мир уничтожить и зажить по-новому, по коммерческому разумению...

— Непорядок! — под нос буркнула Валари. — А Арк где?

— Тоже не видать... Может, забыл...

— Как забыл? Ты что? Я ему строго-настрого сказала не опаздывать! У нас дело такое! У нас судьба сына решается!

— Не нравится мне вся эта история, а вдруг сам Гора заявится? А если и он подраться захочет? Ведь тогда подвига не будет, и не спасет Бэн сыночка княжеского из лап монстра.

— Ерунда, — Валари от Белобоки отмахнулась, хотела к крысу отправиться, как откуда ни возьмись вампирка молодая организовалась, кинулась к Лексею, обняла железяки, в которые его еще на площади запрятали, заревела громко, что не позволит такого красавца дракону на поедение отдавать и что лучше она его сама тут и съест.

Пришлось минут десять оттаскивать фанатку ненормальную. Чиновнички Черноморовы -за ноги, дружинники Гороховы — за руки.

А она только пуще прежнего бранилась, всяческими словами армии волшебные называла, а еще на Вальдемара Вальдемаровича ссылалась. Что еще все пожалеют, что с дочкой королевской связались и что она замуж за Лексея выйдет и покажет, как с наследником человеческого престола этак поступать несправедливо. Валари реагировала на девичью злость спокойно, скрутила ее узлом, да в палатке оставила до окончания битвы и тут только заметила, что Лейзирет уже вовсю с какой-то эльфийкой обнимается и даже уже на руке у нее сидит. А усы у него топорщатся прям неприлично. Не до битвы ему!

Ох, ё! И Кроха с девицей! С круглой, веселой... Выпивают, друг друга угощают... Ах так! Ах значит, мой любимый в лесу томится, а вы! Вы... Заругаться хотела, а потом так и обмерла...

Ничего себе дела! Народы волшебные все себя так ведут, боя не ждут, а развлекаются, играются и не хотят они на самом деле свободы, потому что сытость да радость им привычны. И не нужно им забот... Ведь сколько времени Гора за них проблемы решал!

Оглянулась на Черномора, а тот плечами пожал, под руки Маргаритку с Горохом взял да в сторонку отвел. И стал на мост смотреть с великим ожиданием... Ага, вота театр! Пришли, еду принесли... Кто воевать? А никто... Просто ждут, что дальше случится.

— А чего не так? — непонимающе замотал Горох, который уже в кресле сидел и ничегошеньки до сих пор не понимал. — Никто драться не будет?

— Не волнуйся так, милый... — Маргаритка усы князю от выпитого кефиру вытерла, бокал забрала. — Лексей управится... На то и повелитель!

Ох ежи! Ох безобразники! Валари брови сдвинула. И забеспокоилась невероятно, сердцем беду чувствуя.

А тут великан сверху загремел:

— Идет! Идет! Приближается... Прячьтесь, кто успеет! Прячьтесь...

Что тут началось! Куда что подалось? Засуетились, забегали... По берегам попрятались, только глаза отовсюду сверкают.

А прямо перед мостом стоит Лексей ни жив — ни мертв. Непонятно, почему его наживкой выбрали.

Вота, значится, деревья зашумели, закачались, и огромная тень упала на мост, словно гора с места сдвинулась и пришла в гости. Тут уж Валари прямо затряслась. Неужто не Арк появится? Неужто и в самом деле Гора Горыныч на бой придет? Да неужто она позволит с этим монстром мальчишкам управляться? Да неужто думают дружки своими дурными головами, что Лексей и Бэн пойдут в пасть к древнему чудищу?

— А, понеслась! — выхватила орчиха меч, помчалась по досочкам.

Не поскупится на драку, перед погибелью вцепится в морду обидчику. Пусть трусы по кустам сидят, в ажиотаже плюшки доедают. Они всегда такими были. Они брали, а сами ничего не давали. Но ведь Валари не такая! Она сама... Она...

— Стой! С тобой! С тобой будем драться! — это по мосту помчался Лейзирет. А за ним — Кроха с палицей, а за гномом — великан кулачищи сжал... И кусты зашевелились. А может, всем миром возьмем? А может, победим змия-то? Загудели берега... Пироги у Гороха на травушку попадали

— Чего, начинается уже? — поинтересовался он у Черномора.

— Ага, конец им наступает! — авторитетно ответил черный колдун. — Ежели повелитель, конечно, силу не применит... — и давай со скоростью метеора семечки щелкать да чиновничкам распоряжения давать о том, чтобы, ежели что, готовили, улепетывательную машину.

Но выбранный для битвы "повелитель" стоял обалдело на месте, только зажмурился и моился Роду о чуде. Эх, не успел Рысюне сказать, что любит... Ох, кажись, сейчас в штаны наделает... А еще ведьма какая-то пристала... А еще — ну, не надо было огурцы соленые с молоком кушать.

— Мамочки мои! — заорал Лексей под общее ура!

И тут в просвете между деревьями появилось сияние. Оно сгибало стволы, оно гудело и рычало. Они приводило в трепет всех... У Валари даже волосы дыбом на голове встали. Точно не Арк идет. Это что-то ужасное приближается... Это!..

Рядом ощетинился Ленивый Крыс. Кроха размахнулся обеими руками, Белобока била крыльями и беспрестанно орала... Маргаритка за кустами зажала кулачком рот. Горох позеленел.

Все — орки, эльфы, гномы, колдуны и прочая, и прочая замерли в рубящем жесте.

И тут на поляну, словно ураган, вылетела странная троица. Верхом на огненном пламени сидели Рысюня и Бэн. Девочка — в красном платье, с розочкой на груди, с развевающимися светлыми волосами напоминала солнце. А мальчишка — кругленького, встревоженного, маленького и веселого медвежонка.

48

— Тээээээк! — это из засады выскочил Черномор обескураженный, который немую сцену атаки на дракона, вывел из состояния всеобщего стояния и по мостку перескочил и кулачками внучке замахал. — Что за безобразие? Вы зачем взрослым драться мешаете?

— Мы не мешаем, мы, наоборот, на подмогу, — показала язык Рысюня с сияющим видом. — Уж так спешили, уж так летели...

— Вижу я, как вы летели! У нас у всех волосы дыбом встали... — черный колдун руками замахал. — А ну слазьте с Огонька! Немедленно...

— Не поняла, — это уже Валари оружие свое опустила и принялась за ухом чесать. — А дракон где?

— Ну-у-у, этого мы не знаем-не ведаем, — пожала плечами девочка и потянула Бэна к громыхнувшимся на земь латам, в которых был запрятан Лексей Горохович. — Ты еще тута? — крикнула она вглубь железяк.

— Тута, — тоненьким голоском отозвался молодой князь. — кончилось что ли уже?

— Ага, — согласился Бэн. — Стоят, смотрят, как это мы их напужать сумели.

— А где же чудище? — поинтересовался Лексей и полез наружу весь из себя красный такой и взволнованный.

— И чего он вам так нужен всем? — хмыкнул Огонек, который уменьшился до прежних размеров, и теперь вновь сидел на плече у Арыси.

— Не, не нужен, — согласился из кустов незнакомый гном. — Только он давно что-то не появлялся. ..

— Точно, — согласился сладкоголосо светлый эльф. — Вот подрались бы, а потом деньги бы получили бы зеленые. И все довольные остались бы...

— Не слушайте этих трусов, — Лейзирет с красным носом сверкнул на подростков черными глазками. — Мы выманить Гору хотели... Мы думали Бэну помочь...

— А у Бэна вы спросили? — негодующе поинтересовалась Арысь и руки на груди сложила, пока рядом Лексей волосы приглаживал, а Бэн на жилетке пуговицу теребил. — И ты, деда, — обратилась она к колдуну. — Ты тоже хорош! Повелитель! Тьма! Как вам всем не стыдно? Вы свои цели только блюдете, а до нас все равно. Бедного Лексея чуть жизни не лишили...

— Ты, деточка, не горячись, — Черномор ласково так глядел. — Ты ведь в политике ничегошеньки не понимаешь... Лексей ведь этот, повели...

— Нечего нам понимать! Отдавайте меч— кладенец! Сами решим, как с проклятием справиться...

— Не отдам! — это голос Кроха подал, за колдуна прячясь. — Бэн еще несовершеннолетний. Ему не полагается оружие...

— А побеждать драконов полагается? У-у-у, — девочка погрозила всем присутствующим кулачком. И уже хотела продолжить перепалку, как опять раздался шум, грохот... И к речке из лесу вышли тети Дуси с корзинами ягод в руках. Они шли еле-еле, при всем при том волоча за хвост хропящего вовсю огромного зеленого дракона, смутно напоминающего самого Гору Горыныча.

— Вот, нашли! — самая толстая Дуся утерла лоб, поставила свою корзину на землю. — Еле дотащили. Разлегся прям на ягодном месте и не просыпается...

— Аркашенька! — Валари совсем про борьбу забыла, бросилась к дракону, обняла под общие заинтересованные вздохи. Ничего себе, а ведь получается влюбилась орчиха в Гору да еще называет его именем странным.

Но Черноморовский слух не дремал, более того, у колдуна были сотни пар ушей чиновничков, которые слушали и на жучков электрических информацию наматывали.

— Как Аркашка? — возмутился колдун. — Вы же Гору выманить собирались, врали мне, что у Лексея предназначение!

— А вот так, — Лейзирет прыгнул наперерез Черномору, выставил вперед маленький блестящий щит. — Не собираемся мы своих тайных штабных планов раскрывать.

— Да, — поддакнул Кроха, а сам плотнее к бедру меч-кладенец прижал и все на детей поглядывал, что вокруг крутились с явным тайным замыслом.

— Этак дело не пойдет... Этак мы субсидирование военных затей свернем... Эй, Горох Горохович, хорош пирожки трескать... Ну-ка, объясни, что это в твоем царстве-государстве происходит? — на возвышающейся ноте зарычал Черномор, а под ним образовалось сизое облако, в котором сверкали молнии.

Ой, чего тут началось! Прям лучше на сосне или в канавке какой отсидеться. Когда взрослые ругаются, такой крик начинается: в ход идут не мечи и кулаки, а слова и, что самое главное, моральные тумаки.

Арысь общих криков не слушала, а только обессиленного Лексея под руку взяла и на траву у моста его посадила, стала платочком белым обмахивать. В это время Горох с Черномором пузами толкались, выясняли, кто из них важнее.

А все присутсвующие в ажиотаже ягоду лесную из корзинок на местах кушали, даже Лейзирет горсточку взял, даже великан корзину опрокинул. Что уж о Мушке говорить, которая пригорошнями в рот угощение отправляла да Светусика кормить успевала и главврача Натусика, что возмущалась и пыталась Лексея позвать. Как откажешься, когда такой аромат и сладость?

Орчихе тети Дуси от чистого сердца своей "добычи" предложили, при этом нахваливали: не чета садовой землянике — чистый витамин. Валари сначала отмахивалась, слезу утирала, все пыталась соню здоровенного разбудить, а потом как-то незаметно ягодой увлеклась, вся измазалась. Прижалась к огромному чашуйчатому пузу и сладко зевнула. Следом за ней начали зевать гномы тягуче, орки могуче, ведьмы нежно, эльфы эротично... Зевнул Горох, присел на бережок. А рядом с ним Черномор — рот нараспашку, и все аргументы критики по важной стратегической политике позабыл. Лейзирет тоже прилег прямо посреди дороги, усиками зашевелил, от зевания прям уши в разные стороны разошлись.

— Что-то не то происходит... — заявил он сонному Крохе, который меч-кладенец выронил, а сам потягивается-потягивается...

— Что это с ними? — забеспокоился Лексей и даже немного в себя вернулся, чтобы головой крутить и предположения строить. — Ой, вдруг это такая тактика... Все уснут, а нас тут тепленькими возьмут. Смотрите, и тети Дуси повалились. Ох, не к добру!

— Не волнуйся, — Бэн похлопал друга по плечу, скрывая боль в сердце, что пыталось освободиться от осколков, — ничего страшного не случится. — Это просто сон-ягода с поляны волшебной. Мы сейчас меч прихватим и по делу одному с Рысюней отлучимся? Подождешь?

— Какому такому делу? — возмутился молодой князь. — А ежели сюда Горыныч заявится? А я один-одинешенек!

— Не придет он. — закачала головой девочка. — Чай не дурачок! И вообще, Гора хороший. Он нас всех свел разными путями и подружил.

— Ага-ага, — закивал Огонек.

— Тогда зачем они драться меня с ним заставляли? — удивился Лексей, а сам про себя стих начал сочинять про то, как уснуло на Калиновом мосту перед самой битвой войско великое, и только князь молодой глаза ломал, врага ожидаючи.

— Это они думали, что Бэн пойдет тебя выручать. И тебе почет, и ему избавление, — авторитетно сообщила девочка.

— Избавление?

— Да, от проклятия...

И тут Рысюня увидала, что Бэн покачнулся, глаза его потемнели, а ладонь легла на то место, где сердце запрятано.

-Ой, — вскинулась Рысюня, — спешить надобно. Тута управились. Тебя за главного оставляем... Как проснуться, ты их водичкой напои и домой направь. Скажи маме Бэна, что Рысюня все исправит, что у нее есть средство волшебное. Запомнил?

Лексей кивнул. А потом вновь беспокойно заходил из стороны в сторону.

— Не, и все-таки, — возмутился он. — Ведь меня повелителем называют, а ты... Ты ведь со мной дружишь...

— Ой дурачок! Конечно, с тобой, с Бэном, со всеми, — заулыбалась Рысюня. — Трудно любить каждого за его недостатки. А ты, Лексей, такой непонятливый и неглядючий! Только знаешь... — она наклонилась к самому уху молодого князя, — сердцу не прикажешь.

Быстрой птичкой вспорхнула, подлетела к котенку. Глядит на него и изумляется, как раньше не понимала, что у всякой тьмы свет есть. Ведь предназначение можно изменить... И время заставить на себя работать.

— Готов? — спросила коротко, присвистнула, и снова Огонек обернулся резвым синим полыхающим коняшкой. — Успеем...

Она помогла Бэну взобраться на спину помощничку и последний раз посмотрела на повальную спячку вокруг.

— Стереги их... Оберегай! Все же народонаселение... Непутевые, но свои.

Лексей кивнул и горестно вздохнул, когда Огонек резво взвился вверх и через мгновение исчез за деревьями.

А в это самое время, вы, наверное, думаете, что мы кое-о-ком забыли, маленькая темная феечка вспорхнула с ближайшего дерева и полетела следом, по цветочной рации общаясь со Шкафом Шкафычем, что заседал в соседнем лесу и начищался палиролью.

— Прием! Прием! — крылунья, чуток одурманенная ароматом лесной ягоды, наконец поднялась над лесом и помчалась следом за коняшкой. — Вышла на прямую. Войско наелось земляники и дрыхнет.

— Понял! — отозвался Шкаф, роясь во внутренностях. — Видать Гору Горыныча?

— Не видать. Зато явно наметилось несколько свадеб на будущее. Туто прям контора по романтическим отношениям.

— А Бэн тоже романтик ощущает? О, где мои годы? — засмеялся Шкаф. — Я тогда тоже с одним буфетом закрутил...

— Тьфу, безобразник! — феечка чуточку самую покраснела и скрыла смущение за наставлением. — Не до воспоминаний нам. Нам требуется установить направление и место приземления. Включай свой радар там. А то ишь, думаешь я метеором летаю!

— Включаю и направляю. Путь до дерева портального, место назначения — озеро волшебное. Неужто она его поцелует? А? И Гора не помешает? А где все-таки Гора?

— Не части, Шкаф Шкафыч. Следствие выяснит...

И темная звездочка по спирали взвила ближе к темнеющему небу, чтобы через какое-то время скользнуть на ветви огромного дерева и тихонечко пробраться к проходу, ведущему в царство Черномора.

Она уже точно знала, что Рысюня сияет каким-то новым чувством. Нет, не любовью. Гораздо более сильным... таким редким, таким чудесным, что непонятная тревога охватывала все существо маленькой волшебницы.

Даже Гора, с его силой, с его хитростью и его великим прошлым не мог вызвать в фее удивления, а Арысь — она собиралась совершить ТАКОЕ ЧУДО! Имя которому...

Ах, феечка даже себе боялась признаться в увиденном через пелену времени. Неужели Гора передумал сделать из Бэна повелителя разрушений и бед? Неужели...

Нет, это обманка! Это какое-то недоразумение! Чтобы змий всех простил и отпустил... А потом раз — и по лбу большущей ложкой.

— Шкаф, слышишь, — феечка заглянула в темноту прохода. — Не нравится мне, что они все там уснули. Их ведь из игры вывели. Помню, сто лет назад так армия уснула одна, а когда проснулась, вообще позабыла обо всем. Похоже, старую команду вывели из строя намеренно. Я, конечно, девочку не подозреваю. Но ведь всякое бывает... А может, не надо ей Бэна целовать. А? И чего она его на озеро Горыныча потащила? Стеклышки что ли вымывать?

-Э, — закряхтел на той стороне Шкаф. — Ну ты вопросы ставишь... Один другого непонятнее. И вообще, я тебе сразу сказал, не надо нам от Горыныча отлынивать... Еще пожалеем.

49

Но сколько в темную дыру междумирья не заглядывай, реальность от этого совершенно не меняется. Более того, нагнетается. И всякий раз когда так и хочется обогнать времечко, оно тебя все равно на несколько локтей опережает...

Вот и Морена Мореновна, сверху глядучи на земляничный сон, обуявший горе-воителей, головушкой качала. Ничему жизнь не научила. Разве что объединяться и вместе змия великого бояться. Жаться к друг дружке, поглядывать, решения чужого ожидаючи. И ничегошеньки путного не предпринимать.

— Эй, Арк благородный, — богиня рукавом, с неба опустившимся, словно какая занавеска, нос огромный пощекотала. — Разрушились ваши планы. Не ровен час, случится великое превращение.

Мальчишка, в Гору перевоплощенный, пошевелился, потянулся, инстинктивно спящую Валари приобнял, а потом как глянул вокруг — мама родная! Лежит войско убиенное, кровью лица измазаны, но запах такой стоит сладкий, что непонятно — то ли напали на армию земляничные человечки, что в лесу Арку втирали что-то про долг, то ли и вправду все погибли...

Заревел наш герой слезами крокодильими — капли огроменные землю оросили. Опять виноватым оказался. Проспал. Громыхает, значится, в приступе меланхолии. Нос трет.

Вдруг из кустов Лексей, что от огурчиков соленых сильно мучился. Поглядел на дракона, вспомнил, что надобно водицей всех поить и решил, что надыть из Калиновки зачерпнуть поболее.

Вота, пожалуйста. Арк жадно водицу из кружки выпил, а у самого такой в глазах начался мерцательный процесс, что весь мир кверху тормашками перевернулся и обратно никак — может, снизу земли оказался?

— Ой, — князь молодой на шаг отступил, обалдел не на шутку. Обернулся зеленый монстр мальчишкой худеньким. Стоит, лоб потирает, произошедшего волшебства не понимает. Вот как с того света возвращаются — только путем испития вод реки потусторонней. Людям такой напиток смертельным станет, а тем, кто проклят или там погиб, мертвая вода очень даже кстати.

— Чего такое? — Аркашка себя ощупывал, запрыгал от радости. Принялся Валари расталкивать, орать не своим голосом. — Кончилось проклятие, нету больше силушки у Горы Горыныча! Валари! Валари! Я вернулся!

Орчиха глаза разула от дрёмы. И правда, стоит перед ней лорд во всей красе — лохматый, лицо в землянике, глаза... Почему глаза зеленые? А, не важно!

Вскочила героиня наша, крепко дорогого и нежно любимого охальника обняла. А сама ни сном, ни духом про Бэна не помнит. И вроде беспокоит что-то сердце смелое, а что? Вота сколько народу у реки започевало. Может, праздник какой? Может, пикник?

Да, кажется, не собирались. Или это так положено в латы разряжаться у народов волшебных. О, наверное, турнир рыцарский! Точно! Не зря же вооружены до зубовного скрежета и палатки расставлены. Ага, вот и Лексей Горохович неподалеку шустрит, воду таскает зачем-то.

А Арк вроде в другой одежонке был или похудел? Не, определенно с ним что-то произошло. Помнится, зеленкой вроде вымазался... Или нет?

Головой Валари замотала, а тут как раз вокруг народы волшебные просыпаться начали. Кто попу чешет, кто бормочет что-то про какую-то маму, кто сладко потягивается... Горох рядом с Черномором в полусне разговаривает о том, что в отпуске еще за столько времени ни разу не был. Черномор рядом с Горохом кулачком грозит врагам авторитарного государства, глаз не открывая. Ленивый Крыс в траве попискивает учеными словами. Кроха бочку меда обнял, прибалдел. Сорока на ветке дерева глаз приоткрыла, глядит на поляну без единой мысли. Дочурки альва в кучку свалились, расслабляются... Даже Маргаритка, и та на том берегу в кресле кемарить не прекращает.

Чего говорить о других эльфах и орках — позабыли свои бравые обязанности.

А тут на поляну всадник из лесу прискакал. И сидит на вороном коне Вальдемар Вальдемарович. Весь такой из себя — совсем не изменился. Хотя годочков не малых уже. А все в обтягивающих портках да камзоле по фигуре.

— Дрыхнете? — протрубил в рог посеребренный, напугал армию. — А?

— А чего случилось? — пошатываясь, поинтересовалась Валари, принимая из рук Лексея воду. — Не видишь, тихий час у нас... Утомились после турнира молодцы...

— Какой нафиг турнир? — возмущенно заорал альв, молнии глазами метая. — Вы чего? Из ума выжили? Черномор Черноморыч, не спать! Твой-то мать! — выскочил Вальдемар Вальдемарыч из седла, и давай народ растрясать да из ушата поливать, который Лексей от речки таскал все это время. — Позабывали все! Доигрались! — альв добрался до дочек и тоже опрокинул на них ведро.

— А-а-а-а, костюмчик попортил! — завопила Мушка.

— Покусаю! — заорала Натусик-вампирюсик.

— Обалдеть! Душ шарко! — раскрыла глазки Светик-конфетик.

— Упустили жениха! Уши развесили... Флиртуете тут со всякими! — поджал губы Вальдемар. — А между прочим, пока вы тут все спите, судьба ваша мимо проходит.

— А что, собственно, вам надобно? — это закопошился в траве и поднялся Ленивый Крыс. — Чего шумим?

— Да он всегда такой, — хмыкнул Черномор, лоб потирая и пытаясь Гороха в чувства привести. — Заявится, скандалит, требует лучшее место в первом ряду.

— Так дайте ему, — Валари даже разозлилась. Налетели родственники черного колдуна и права качают. Думают, других забот нет.

И тут Лексей, помня указания Рысюни, решительно так потребовал, по-княжески:

— Нетушки, хватит ханьку жрать. Немедля по домам! А то вот папка проснется, вот я ему все расскажу. И про нарушения закона, и про беспробудное пьянство...

Сказал, а сам боится. Вдруг незнакомый высокий дядька чего про Арысь знает и помешает ее планам. Видел мальчик, как она Бэна в почти предобморочном состоянии на коняшку огненного сажала, как глядела серыми глазами умоляющими и говорила строго-настрого водой всех напоить и домой спровадить.

Те, кто более менее уже в себя пришли, на Лексея Гороховича посмотрели со смешанными чувствами — надрать зад, по головке погладить, успокоить от княжеского тщеславия подзатыльником и даже сливку на носу крутануть. Действительно, надо было так упиться, чтобы начало праздника не помнить. Загремели доспехами, засобирались, загомонили... Тут уж Вальдемаровы крики и возмущение никто не слушал, а зря. Потому что альв пришел с весточкой весьма актуальной и важной. Потому что сам лично видел, как дочка его около озера волшебного приземлялась, когда наш подземный король одевался поглядеть на последствия битвы с Горой Горынычем неразумных революционеров.

Почему забеспокоился? Потому что кое-что понял. Поздно, конечно! Несвоевременно... Сам бы ни за что не справился. Но всем миром... Руки просительно сложил. Ведь там девочка его хорошая. Доченька его славная... Добрая, глупая... Отрада единственная, солнышко конопатое.

— Черномор, пожалуйста... — альв на колени рухнул, окончательно оборачивая на себя всеобщее внимание. Даже гордые эльфы обернулись. Надо же, сам Вальдемар унижается... Почему? Что его заставило?

Черный колдун гордость сразу растерял, обратился к супружнику заключенной Забавы ласково, по-отечески:

— Чего с тобой случилось?

— Да, чего случилось-то? — поддакнули окружающие. Ну, нельзя же альва в горе бросать. Может, еще придется обратиться или там хлебушка попросить.

— Говори быстрее, — зашумели красные гномы, а вместе с ними Мушка ручки в карманы сунула. Это ж надо, какое диво с папкой произошло.

— Ты уж прям такой странный, — заметили эльфы, а Светусик прям вся покраснела от смущения. Опозорился король альвов на всю Калиновку.

— Быстрее же, время — деньги. — возмутились вампиры. Натусик-вампирюсик же попыталась Вальдемара Вальдемаровича на ноги поднять. И так все уже не уходят и слушают.

— Точно, деньги кончились, турнир закрыт. И напитки иссякли, и закуска... — загоготали орки сонные.

Только Черномор глаз с альва белокурого не сводил черных, страшных, словно в душу хотел заглянуть да там и остаться кошмаром.

— Рысюня, — шепнул альв губами синими. — В лесу она твоем волшебном, с нею — мальчишка рыжий, растрепанный. А еще, — икнул Вальдемар Вальдемарович. — Там Гора Горыныч...

— Это который нам денег задолжал за наши безобразия? — вспомнил какой-то тролль.

— Заткнитесь! — гаркнула Валари, в голове которой внезапно просветлело и вспомнились недавние события.

"Ох, беда! — подумал про себя в тот момент Лексей. — Ох, сейчас опять за свое примутся".

— Тетя Валари, — запищал он. — Рысюня обещала, что все нормально будет. Она сказала, что справится и от проклятия Бэна избавит.

— Моя внучка! — взревел колдун черный. — Дитятко мое драгоценное! С хулиганом... С этим повелителем... Вот кто значит повелитель! С этим... Ух! — он сорвался с места на пятой скорости и начал нарезать круги по поляне в чрезвычайном волнении.

Потом встал, как вкопанный, на орчиху посмотрел, на Арка пошатывающегося, на народы волшебные, на Гороха и его дружину, на белокурого худенького Лексея. Сплюнул. С ними каши не сваришь.

— Мы воевать с Горой не пойдем, — толпой загудели все вокруг. — Думали так, поиграемся... Таньгой затаримся... Свадебку какую еще организуем. А все всерьез!

— Всерьез! — Ленивый Крыс тоже окончательно проснулся и теперь тормошил Кроху, выспрашивая у гнома про меч кладенец. Ведун тряс рыжей бородой, возмущался, что обыска не потерпит и что щекотки боится.

— Отстань, ирод! Отстань, супостат! Нету у меня меча...

— Нету? — зеленые глаза Арка приобрели осмысленность, и мальчишка тоже упал на колени и горько заплакал. Видать, права была Морена. Видать, выиграет древний змий! Ведь тепереча все камни вместе собрались. И осуществится выбор, что в книге прописан.

У-у-у-у-у-у, загудели деревья неспокойно! У-у-у-у, потемнело небо голубое. У-у-у-у, зашумели воды реки Калиновки.

— Чего ты? Чего ты? — испугалась Валари и огромным телом попыталась закрыть Арка от опасности.

А Лейзирет вскинул вверх лапки и внезапно стал множится в бесконечную серую армию.

— Все, — сказал он спокойно. — Камень власти сработал. Простите, товарищи дорогие, но должен я на подмогу отправляться Бэну.

Эх, мы бы вам все в таких подробностях расписали. Мы бы вам все рассказали. Как тысячи крыс объявились, жадными глазами сверкая и народ волшебный пугая. А потом великаны в рядочки встали и взор вдаль направляли, чтобы в путь-дороженьку отправиться. Нравится им воевать или не нравится. А тут и гномы все в рядок. Бой не близок, не далек.

Осуществилось сказочное пророчество. Хочется вам этого или не хочется. Но не надо сразу горевать, дорогие мои. Ну, недоели пироги. Ну, не успели все перелюбиться. Им еще времечко для этого пригодится. Еще успеют и Кроха с Мушкой вместе повеселиться. И Лексей с Натусиком-вампирюсиком пожениться. И Светик-конфетик в Лейзирете друга найдет. И, что самое главное, Валари с Арком не пропадет. Уж так они к друг другу давно прикипели, что жизни друг без друга мыслить не смели. Им самое то вместе жить. Не тужить, духа домашнего вкусностями потчевать. И песни по ночам петь.

Так, бросить всем реветь. Последней действо осталось. И чтоб сквозь слезы оно не сказалось. Отправились герои известные в Черноморов лес. Эх! Родные же дети в беде!

50

Сорвите ветры буйные головушку горячую. Упрячьте мысли глубины водные. Сожгите пламенем времени мечты бесполезные. Землей забросайте давнее прошлое. Но никогда-никогда не разлучайте с любимой. Никогда не прикасайтесь к образу ее нежному, к веснушкам ее солнечным.

Ведь так хорошо сидеть с ней рядышком, смотреть на деревья мелькающие и забыть про мысли свои грустные, про печаль свою глубокую, что только в юности приходит и не позволяет увидеть цвета яркие, и делает мир черно-белым. Не различить истины. Некому подсказать, где сокрыта правда.

— Ты как? — Рысюня назад не поворачивалась, за дорогой следила. Но чувствовала, как горячее сердце гулко стучит где-то в области ее спины.

— Нормально, все в порядке, — спокойным голосом отозвался подросток, не открывая глаз и боясь, что вновь в них проникнет темнота. — Далеко еще?

— Нет, тут рядышком. Помнишь, как мы купались, а ты на бережку сидел? Смешной такой, пушистый...

— Помню, — отозвался Бэн, чувствуя, как стеклышко последнее давит на сердечко красное.

— Ты говори, ты не молчи...

— Не молчу, просто... Я столько еще тебе не сказал... Я...

— И я... много... — девочка погладила огненную гриву Огонька и шепнула тому на ушко, чтобы спускался осторожнее к озеру.

Огонек скорость сразу сбавил, начал над озером кружить, местечко пологое выбирая, деревья обеспокоенные сильно пугая. Вот ведь, конь огненный... А ежели искра упадет внезапно и неожиданно? Пожар может лесной случиться. А это настоящая катастрофа — для жучков, для зверушек, для вообще всей флоры и фауны.

— Сюда, — Рысюня указала на дорожку. И сразу, как только земли ноги огненные коснулись потащила Бэна из седла. Тот особо и не сопротивлялся. Теперь стоял покачиваясь, глазами — зелеными искрами — в самую душу девочке гладел.

— Почему? — только спросил.

— Что почему? Почему я тебе помогаю? — девочка головой покачала. — Да потому что так должно! — плечами пожала. — И еще... Ну, не надо тебе этого знать. Семья наша сильно виноватая... И... — она о своих чувствах замочек на губы повесила, повела тихонечко к озеру.

Вот оно — круглое. Вокруг лес зеленеет, птички поют. Во всем мире спокойствие, благодать. Так только у матери-природы бывает. Позади Огонек прыгает волнуется, поторапливает:

— Скорее, скорее, Рысюня! Опоздаем... Ох, не успеем...

— Не торопись! К каждому делу подход нужен и понимание.

— А что ты делать будешь? Горыныча вызывать? — спросил мальчик доверчиво.

— Нет, Бэн... Но знаешь, подарок змия необычный. Это озеро с водой живой.

— Правда? — удивился котенок. — Наверное, поэтому мне стеклышки не позволяли подойти.

— Мы только зачерпнем, только на ранку польем... Слышишь? — Рысюня друга от падения удержала, посадила его у самой кромки, к воде потянулась, нежно пальчиками к ней прикоснулась.

— Озеро милое, озеро доброе, пожалей. Позволь от стеклышек избавиться. Помоги Бэну. — шепнула тихо и в ладони живительной-то влаги зачерпнула. Капает вода, трава начинает расти. Капает вода, земля начинает цвести. Донесла до груди мальчишки и прямо на пятно пролила.

А котенок, что вот только глаза закрыл и в синеве утонул, очнулся, сел. Смотрит на внучку черного колдуна и наглядеться не может. Нет ее на свете ближе. Платье красное, розочка алая на груди горит. А глаза — такие голубые.

— Боль ушла, — пробормотал удивленно. И вправду, не давит, не страшит, вопросов не задает проклятие зеркальное, а уж какой мир вокруг разноцветный стал. Глядь вниз, лежат осколочки на ладони у Арыси. А она улыбается:

-Если бы я раньше знала, то тебя бы давно выручила. Эх, а вы воевать собирались! Глупенькие. А видишь, как оказывается просто.

Руки к подростку протянула, к озеру поманила. Светит оно глазом неземным. Странное такое... Ой, так ведь льдом покрылось. Как такое бывает? Вокруг зелень, теплынь, а вода замерзла.

— Так и сердце бы твое заледенело, — улыбнулась девочка. — Пойдем кататься?

— Пойдем, — в ответ засмеялся Бэн, про все горести враз забывая и в танец подругу увлекая.

Закружились они, заскользили... Обратилась обувь коньками быстроходными, ветерок северный повеял... А коли двоим хорошо, то им так жарко. Катаются, по сторонам не смотрят. А только с друг друга глаз не сводят.

— Значит, не нужен поцелуй? — мальчишка спросил, с Рысюней в танце крутясь.

— Почему не нужен? — вопросом на вопрос ответила девочка.

— Да я... Да мне... — засмущался Бэн, и щеки его алым загорелись, а внутри, ну, прям, как на платье роза расцвела. — А ты в гости ко мне пойдешь? У тебя такой деда грозный!

— Пойду... Конечно! — они промчались мимо берега, где в кустах темная феечка сидела и за всем происходящим наблюдала. Ой, какое колдовство творится! Ой, странно, что стеклышки выпали... Подлетела к ним поближе, хотела в отражения заглянуть, чтобы все понять и поцелуй, ежели что, остановить. Но в этот миг скрутила крылунью ниточка очарованная, а над ухом голос раздался знакомый, Горыныча:

— Попалась! Теперь уж вы мне не помешаете.

Оглянулась наша феечка темная, вздрогнула. Ах! Вот ты какой теперь... Вот обманул... Нечестно...

— Честно-честно, — закивал Огонек синим пламенем.— У каждого проклятия свои бывают странности. Смотри, феечка, что произойдет.

— Не целуй его, Рысю... — хотела закричать темная наша махонькая волшебница, но Горыныч одним махом огненным губы запечатал.

— Не встревай! — настоятельно потребовал он. И одним взмахом парализовал было вывалившийся из-за деревьев шкаф, спешащий на подмогу. — Ну что, Морена Мореновна, — это уже Огонек обратился к невидимой богине смерти. — Значит, говоришь, дружба, равенство возможностей, радость для всех... Ну-ну!

А двое детей все продолжали кружиться, все не могли наглядеться. Они слушали песни ветра, разметавшего одежды и волосы. Они радовались пению птиц. Рисовали коньками узор на тонком льду.

— Можно я тебе одну вещицу подарю, — девочка холодом коснулась пальца Бэна. — Возьми! Раньше я думала, это амулет. Но на самом деле колечко. Оно нашу судьбу в одну свяжет... Оно навсегда оставит позади все прошлое...

— Красивое... А мне нечего тебе дать взамен, — образ подростка, неустойчивый, меняющийся то на медведя, то на котенка, то на человека начал мигать все быстрее. И девочка поняла, что нужно поцеловать милого друга. Чтобы наконец закончить злую сказку и начать новую, добрую. Кем он станет, неважно. Бэн добрый, Бэна нет на свете лучше.

Арысь обняла белыми ладошками лицо мальчика, потянулась навстречу и... почти невесомо поцеловала. Ой, как же хорошо! Голубые киты в небе плавают, жар-птицы крылья раскрывают, цветы расцветают.

— Если только чувство... Вот я люблю тебя, — сказать успела, а тут лед треснул под ногами Бэна, и пальцы их разжались.

Жар небывалый! Жар все захватывающий! Уже не мальчишка, а молодой медведь с головой ушел под воду, забил лапами, с рыком на поверхность вынырнул, закричал что есть мочи:

— Арысь! Арысь!

— Нету ее больше, — усмехнулся синий огонь сверху. — Собой она пожертвовала и на мои условия согласилась, чтобы светлейшим лордом тебя сделать, повелителем лесов и земли-матушки. Камень любви великой ты получил, но все зло, которым он от других владельцев пропитался, утащило невесту твою за край мира... В мой дворец, в который теперь прохода нет. — засмеялся гудящей трубой полыхающий собеседник. — А ведь какие дела могли с тобой творить, Бэн! А ведь еще разобраться и людям, и неЛюдям треба, что такое на самом деле зло! А мне — Арысь сберечь, пока вы леса пожгете, городов настроите и про богов древних забудете. — сказал, вознесся вверх и был таков.

Уж тогда заревел медведь, закричал медведь и призвал камни волшебные медведь... Потому что ни на секунду на месте оставаться не собирался, а в путь за невестой нареченной собирался.

Ну, что затихли? Сами-то как думаете, спасет он Арысь? А люди и неЛюди изменятся? Не знаете? Тогда думайте и размышляйте. А светлейшему лорду тьмы некогда. Вон ему на подмогу уже великие армии спешат...

168