Ругару

— Об этом у Достоевского тоже есть, — робко поспорила Леся.

— Нет. То есть да, есть, конечно. Только все равно не то. Впрочем, не парься. Ты не поймешь.

— Почему ты так думаешь? — девушку задело подобное заявление.

— Потому что ты человек, — он смягчил улыбкой свои слова. — А я — инопланетянин.

— Леш, ты сидел в тюрьме? — спросила Леся. Она полагала, будто понимает что-то.

— Да, — согласился он. — Только беда в том, что я и сейчас в тюрьме. И на свободу мне никогда не выйти.

— А как же фраза о свободе...

— Свобода внутри? — перебил Лекс. — Это обман, иллюзия. Способ успокоить расшатанные нервы, не впасть в отчаянье. Так же как и другая уловка: а вот этому хуже, буду радоваться, что у меня все не так плохо. Можно сколько угодно утешать себя подобными вещами, но это все равно ложь. Мне ведь, Леся, многого не надо. Мне хочется узнать, что там с родителями, братьями, сестренкой. И сколько бы я ни твердил себе, что внутри я свободен, я знаю, что я в тюрьме, потому что не могу сделать вот эти элементарные вещи.

Олеся молчала, и он был благодарен ей за то, что она не спросила, почему он не может послать весточку родным.

— Неужели это на самом деле навсегда?

Она его жалела! Этого не хватало. Приятно, конечно, но опасно. Для нее.

— Леся, — криво усмехнулся он. — Я, наверно, выгляжу жалко, но не надо, пожалуйста, так на меня смотреть. Ты, кстати, случайно не на психолога учишься?

— Нет. У меня есть друзья-психологи, и сама я тоже кое-что читала. Но вообще я литературовед. А что?

— Да разводишь меня как лоха, который раз, — объяснил он. — Леся, я не хочу тебя обижать. Ты хорошая девочка. Но не лезь мне в душу. Можешь в дерьме захлебнуться, пардон за мой французский. Это не раковая опухоль. Это выгребная яма.

— Наговариваешь на себя! — запротестовала она.

— Не наговариваю, — взгляд его стал жестким. — Предупреждаю.

Девушке сначала стало неуютно под его взглядом, а потом страшно. Она быстро схватила тарелку и убежала.

Так будет лучше. Зачем хорошей девочке беглый каторжанин?

Он подвинул ноут, зашел на почту. Окошко агента тут же замигало. Информер.

Informer: "Братан, ни фига не нашел ничего по твоему запросу, и меня это малек нервирует".

Крошка-Ru: "И что же такого нервного в сем факте? Всезнающий Информер, оказывается, знает не все?"

Informer: "Дурак ты и не лечишься. У ментов ничего нет похожего на твое описание. А что это значит?"

Крошка-Ru: "И что же?"

Informer: "Что здесь могут быть замешаны зигорра. А это, млин, запасайся белыми тапочками. Хотя не надо, они тебя убьют так, что хоронить будет нечего".

Крошка-Ru: "Боишься зигорра? А ведь и они живые существа. У них своя правда".

Informer: "Иронизируешь? Или вправду Достоевским увлекся?"

Крошка-Ru: "Иронизирую. Если честно, мне тоже как-то не по себе. Но мне нужны факты. А их нет ни фига".

Informer: "Вот тебе факты. Каторжанина одного убили в Волгограде. С особой жестокостью. Неплохой парнишка был. Ты не в теме, как так получилось? С твоим делом не связано?"

Крошка-Ru: "Не думаю. Но ты сам знаешь, у меня другая квалификация. Ладно, если что-то еще узнаю, кину тебе для размышления".

Informer: "Ладушки. Если я что-то раздобуду, тоже сообщу. Но если честно, я бы за такое дело не взялся. На фиг надо? После смерти деньгами не воспользуешься".

Крошка-Ru: "Смерть, знаешь ли, не самое страшное".

Он отключился до того, как Информер выдал ему какую-нибудь сентенцию.

Зигорра? Тут, в общем-то, два варианта. Либо зигорра этот артефакт создали, либо они хотят им воспользоваться. Первое — терпимо. Второе — паршиво. Если на каторге начнется с ними заварушка, поплохеет всем: и людям, и каторжанам, и нелегалам. Дай бог, чтобы Информер ошибся.

Сначала возле сердца появилось жжение, а затем словно щекочущие ниточки протянулись в каждую клеточку тела. Боль сразу утихла, сменилась легкостью и... возбуждением. После и это схлынуло. Остался только покой. Леша открыл глаза. Над ним стояла на коленях девочка-эльфийка, тоненькая рука прижата к его сердцу и слегка светится. Всматривается в него: пытается уловить, насколько ясно он мыслит. Наконец спрашивает:

— Как ты?

— Ничего вроде, — слова произнеслись легко, а вот подниматься не хотелось. Шевельнешь хоть пальцем — и это волшебное чувство покоя пропадет.

Но она чуть нахмурилась:

— Нам надо идти. Ты сможешь?

Леша рывком сел, огляделся. Все так же: пять трупов, окровавленные, развороченные. Она права. Надо уходить и быть в пять раз осторожнее. Потому что в следующий раз они будут целиться не в "шпионку", а сразу в ее пособника. А без него и Лаэртель погибнет.

Он повел плечами. Никакой слабости. Конечно, измененным он был недолго, но, скорей всего, дело в том, что эльфийка его подлечила. Теперь он уже не мог с уверенностью сказать, что видел до того, как потерял сознание: действительно девочка хотела бросить его подыхать или ему все померещилось? Наверняка второе. Хотела бы уйти — ушла бы.

— Куда нам теперь?

Она стояла очень близко, взирала снизу вверх с робкой надеждой. От этого он почувствовал себя большим и сильным. И острее, чем раньше, он увидел, какие нежные у нее губы: гладкие, шелковистые, по-детски припухлые, соблазнительно приоткрытые. Лешу качнуло к ней, Лаэртель испуганно отпрянула.

Он прикрыл веки, обматерил себя, вспомнив все ругательства, какие знал. Безмолвно. Что за наваждение? Всегда ведь ему нравились если не взрослые женщины, то по крайней мере ровесницы, причем приятно округлые, с большой грудью. Худышки, похожие на мальчиков, никогда не привлекали, а тем более подростки. И ладно бы с голодухи, так нет же — вчера ночью только прекрасно провел время с Анькой. Вчера? Да, нет, сегодня. Столько всего случилось, кажется, неделя уже пролетела. Ментов убил... Он снова оглянулся. Нет, надо брать себя в руки. Иначе только пристрелить его. От такого извращенца держаться подальше надо.

Он мотнул головой, стараясь сосредоточиться. Они собирались пробраться через лесок, потом вброд перейти речку, а затем мимо Панкратова, дальше, на запад, к линии фронта. Но их ждали. Конечно - менты тоже ведь местные. Прекрасно знают, куда он пойдет. Следовательно, у брода тоже будут ждать. Что тогда делать?

Он сжал виски, размышляя. И тут же сообразил: если взять севернее, не переходя реку, то за лесом наткнутся на деревушку болотников, которые каким-то чудом умудрились не присоединиться ни к одному колхозу. Жили там в основном пенсионеры. По старинке: собирали в лесу грибы, охотились, мех сдавали государству, на вырученные деньги и полученную пенсию покупали самое необходимое, без чего не могли обойтись.

Но Лешка знал, что там обитали и диссиденты — подпольная группировка из недовольных правительством. Один из них вербовал его после первого выговора. Он ведь тогда шел исключительно по политической. Предлагали ему примкнуть, только Леша не захотел. Он всегда мечтал о нормальной жизни. Чтобы государство его не трогало, а он государство. И вот теперь диссиденты тоже пригодились.

Он убрал ладони от висков и решительно скомандовал:

— Идем!

— Куда? — девочка опять испугалась.

— Нам сейчас рядом с Панкратовым показываться нельзя, там наверняка ждут и не только дороги — тропинки и брод перекрыли. Ты ведь следы заметала, так? Стало быть, засада тут ждала. Заранее догадались, куда можем пойти. Надо сбить их с толку. За лесом есть Омутово. Там нам помогут.

— Диссиденты? — недоверчиво поинтересовалась она. А он в который раз задумался: она такая умная или все же считывает его? — Ты уверен, что они обрадуются мне? Они, конечно, против правительства, но это не значит, что они за эльфов.

— Я знаю, милая, — он внезапно стал фамильярен. — Тебе и не надо туда соваться. Я пойду. Они меня знают. Подскажут безопасную дорогу до Капитонова, адреса скажут, где нам помогут. Должны сказать.

— Ладно, — она согласилась только сейчас, хотя сама несколько минут шла следом по негостеприимному темному лесу, в котором Леша звериным чутьем отыскивал еле заметные тропки.

Он старался облегчить ей путь, отодвигая ветки, цепляющиеся за одежду, но все равно, мельком взглянув на Лаэртель, сообразил, что ей очень тяжело. Наверняка дело было в темной магии леса, о которой она упоминала. Ему показалось, что она даже как-то потускнела, точно лампочка, которой не хватает энергии, чтобы светить в полную силу.

Через час он не выдержал:

— Давай помогу, идти еще далеко.

— Нет! — этот категоричный отказ прозвучал раньше, чем он закончил фразу.

Она сразу поняла, что он хочет понести ее. И всей душой этому воспротивилась. Напугал малышку, придурок. Двадцать лет орясине, а он похоть сдержать не может.

Насупившись, он продолжил путь, не замечая, что пошел быстрее. Затем опомнился, замедлил шаг.

...До Омутова они добрались на закате. Лаэртель выглядела так плохо, что, казалось, вот-вот упадет. И не поможешь ведь ничем! Все здесь убивает ее. Когда она пошатнулась, Леша шагнул ближе, чтобы поддержать, если она начнет падать, но даже руки не подал. Девочка благодарно улыбнулась.

— Что мне сделать для тебя? — встревожился он.

— Забрось меня на дерево, как тогда, — она пригляделась, выбирая. — Вот на это! — она указала на дуб с густой кроной. — Я отдохну, а ты узнай, что хотел.

— Хорошо, — он шагнул ближе, чтобы подбросить ее, но Лаэртель покачала головой.

— Подойди ближе к дереву и сложи ладони замком.

Леша сделал, как она просила. Девчушка самым носочком наступила на его сцепленные пальцы, на мгновение открылись белые стройные бедра, а потом она будто взлетела вверх и затихла среди ветвей.

Леша глубоко вздохнул несколько раз, а затем отправился в деревню.

Версии

Регина зашла в палату к Оле не раньше, чем позволил Борик. Но при этом он принес хорошую весть: теперь можно задавать самые необычные вопросы, Ольга знала о каторге все.

Нарутова приготовила диктофон, постучалась и тут же толкнула дверь.

— Ольга Евдокимовна, можно?

Оля сидела на кровати, положив ладони на колени. Когда Регина вошла, встрепенулась, точно радушная хозяйка:

— Да-да, проходите, пожалуйста. Я вас жду, — и, следя, как следователь усаживается на стуле, добавила: — Только, пожалуйста, не называйте меня по имени-отчеству. Просто Оля и на "ты", если можно.

— Хорошо, тогда и ко мне тоже на "ты" обращайся. Зовут меня Регина. Ты ведь меня помнишь?

— Да... Только я не знала, что ты следователем работаешь.

Чистякова будто чего-то ждала от Регины. И Нарутову неожиданно озарило: женщина боится, что слова Борика опровергнут, скажут, что он пошутил, а ее выставят дурочкой из-за того, что она поверила. Поэтому первым делом Регина заявила осуждающе:

— Гриша... Григорий Леонидович создал вокруг тебя такую зону таинственности, что всем приходилось врать и выкручиваться. Зря он так.

Оля облегченно выдохнула.

— По крайней мере я теперь знаю, почему меня никто не принимал в свой круг. Общаясь со мной, все боялись сболтнуть лишнего, а это напрягает. Регина... — она замерла, а после решилась: — Я на все вопросы отвечу. Но мне Борик сказал, что ты человек. Совсем человек, как я. А как ты узнала о каторге?

— Ну, во-первых, ты все-таки не такая, как я. Ты очень яркая, работаешь секретарем. Если наденешь и самый простой костюм, и не накрасишься, все равно на тебя обратят внимание. Это доказывает, что магическая искра в тебе, пусть небольшая, но есть. Лично я еще не встречала секретарей без магической искры. А вот я всего лишь человек, до самого донышка.

— Подожди, Регин, я что-то потеряла нить беседы. Какая связь между моей работой и магической искрой?

— Ну да, — рассмеялась Нарутова. — Ты не знаешь. Маг всегда привлекает внимание. Чем большее, внимание он привлекает, тем больше у него сила.

— А Гриша? — оторопела Ольга.

— А что Гриша? Ты считаешь, привлекает внимание только красивый человек, вроде известного на всю страну певца? Ты удивишься, но большинство из них тоже без искры. А вот Гриша... Где вы познакомились?

— В магазине.

— И сколько человек обратило на него внимание?

Оля неожиданно просияла: она сообразила, что к чему.

— Половина магазина однозначно, — хихикнула она. — Он уронил товары с нескольких полок, на кого-то наехал тележкой, троих толкнул... В общем, настоящий ураган. А уж когда мои продукты рассыпал...

— И так везде, где появляется Гриша, не так ли?

— Да, — подтвердила она.

— Есть нищие, сидящие в переходах, мимо которых невозможно пройти равнодушно...