Ругару

— Региночка, — "Опять! Да что такое сегодня?" — это я во всем виновата! — бичевала себя Ольга. — Если бы не я...

— Так, ну-ка успокойся, — осадила ее Нарутова. — С Елисеем ведь была бабушка?

— Де-ло... не... в э-том... — заикаясь, настаивала женщина. — Гриша хотел забрать сына... А я... решила... не от-дам... И вот...

— Погоди. Куда Гриша хотел забрать сына? — опешила Регина.

— Не... знаю... — уверенный тон следователя помог Оле взять себя в руки. — Он не разговаривал со мной совсем. С тех пор как Елисей заболел. Я поняла, что он разводиться со мной хочет... А я подумала... Разведусь. А сына не отдам. У мальчика должны быть мама и папа... И вот...

— Та-а-ак! — процедила Нарутова с угрозой. — Все мужики — козлы, все бабы — дуры! А Грише ты говорила, что не отдашь сына?

— Нет, — Ольга снова всхлипнула. — Он же со мной не разговаривает. Я думала, когда вернется...

— То есть ты считаешь, что это перст судьбы, что ли? — Оля обреченно кивнула. — Слушай, ты взрослая женщина, прекрати молоть чепуху. В такой ситуации мало кто соображает здраво, но ты все-таки хватила лишку. И вообще, на каком основании Гриша заберет сына? Любой суд оставит ребенка матери. Ты же, слава богу, не наркоманка.

— Но я ведь не маг, — слабо возразила Оля. — Я не смогу его защитить...

— А сейчас ты городишь еще большую чушь, — оборвала ее Регина. — Во-первых, с Елисеем была твоя свекровь, довольно сильный маг, а толку? Много она его защитила? А во-вторых, в тебе тоже есть магическая искра. Ведь ты ощутила присутствие медальона в доме. Ты тоже болела. Это я как бесчувственное бревно, не знаю уж, к лучшему или к худшему, — женщина вытаращила глаза. — Да, ты тоже маг. Возможно, твой дар можно развить и ты станешь равной мужу. Но это потом. Сейчас важно, что и Елисей — маг. И, вероятно, из-за этого его и похитили. Все, успокойся, выпей воды. И, если можно, сделай мне чаю, а я пока доложу следователю обо всем.

Кобалия понравился ей безоговорочно. Если бы самурайскому мечу можно было дать плоть и оживить, то он стал бы кем-то, похожим на этого следователя: спокойным, уверенным и опасным. Впервые Регина поймала себя на том, что сожалеет об обручальном кольце у него на пальце. Нет, замуж она не хочет — свят-свят-свят и три раза сплюнуть через плечо. Но он однозначно был бы любовником лучшим, чем Кукла. А женатых любовников у Нарутовой отродясь не было — этим принципом она не поступится. Может, у Кобалии есть брат неженатый? Ему вроде под пятьдесят уже... Боже, о чем она думает?

— Простите, я не знаю вашего имени-отчества, — обратилась она к важняку.

— Зовите меня Егор, Регина Юрьевна, — предложил он.

— Ну, тогда уж и вы меня по имени.

Она коротко передала все, что узнала от зигорра. Следователь хмурился, делал записи, сразу кому-то звонил. Потом тоже отчитался.

— Я еще раз беседовал с Ягишевой. Мне удалось выудить из ее воспоминаний внешность человека, которого она видела несколько раз во время преследования, — он показал фоторобот, а Регина, не сдержавшись, поежилась, представив, как Кобалия добывал сведения из Зинаиды. — Но, сами понимаете, много нам это не дает. С баггейном любой портрет — филькина грамота, даже если мы знаем, под какой личиной он жил на каторге.

— Знаете, — неожиданно озарило Регину, — мне вот что в голову пришло. Оля сообщила, что когда она жила в этой квартире, ее мучили страшные сны. Словно кто-то к ней рвался. А когда переехала в убежище, то кошмары прекратились, только болела.

Егор подхватил ее мысль налету.

— Замешан кто-то из каторжан или ссыльных!

— Кто-то, кого нанял баггейн.

— И он может знать, где его логово.

— А мальчик может быть там, вряд ли баггейн предполагает, что мы вычислим его за сутки.

— Хорошо, кто это может быть?

— Навскидку — богинки, бука, вий, трясовицы, феи...

— Скажу, чтобы потрясли всех, — он вскочил, но Регина остановила его, прикоснувшись к рукаву пиджака, и негромко попросила:

— Мне кажется, вы должны предупредить Олю о том, что случится, если мы опоздаем.

Было заметно, что с губ его готов сорваться вопрос: "Почему ты этого не сделаешь?", но, поколебавшись, вслух он сказал:

— Хорошо. Чем я еще могу помочь?

— У нас ситуация авральная, — объяснила Регина. — Не удивлюсь, если минут через пять мне позвонят и скажут, что дело тоже передают важняку, а я буду на подхвате. Но пока этого не сделали, не могли бы вы убедить дедушку и бабушку Елисея помочь нам. Вам-то они все равно не помощники, а нам каждый маг в помощь. Хорошо бы, если бы они и других пенсионеров организовали.

— Хорошо. Посылать их к вам?

— Нет, сразу к Захару, вот его телефон, — она быстро написала на бумажке. — С людьми маги не очень любят дело иметь, — с иронической улыбкой пояснила женщина и заметила, что в глазах Кобалии мелькнуло удивление.

— Регина, чай готов, — позвала Оля из кухни.

— Спасибо, иду! — она, уже садясь за накрытый стол, подумала: "Интересно, а кто этот Кобалия? Не человек ведь явно. Надо бы узнать у Угрюмова. Просто так".

Чай она влила в себя на бегу, печенюшку жевала в машине. Пора и совесть пробудить: Володька ее несколько часов прикрывает у Юсифова. Она верила им безоглядно, знала: все, что можно выжать с места преступления — выжмут. Но порядок есть порядок.

Юсифов построил себе настоящий дворец. Регина обошла комнаты — как в музее побывала. Красиво, конечно, но жить здесь... Бррр! Наверно, она очень уж примитивно устроена. Съездить, что ли, к отцу в Москву? Он тоже не бедствует. Как он устроился?..

Володя записал все, что нужно, и даже ее почерком. Она только подмахнула. Матвей и Тарас разжились только скудными приметами человека, при ограблении ранившего любовницу Юсифова. Преступник невысокого роста, худой, но быстрый и сильный. В маске — очень ценное замечание. Охранников ликвидировали издалека, так что они и примерно никого не помнили и вообще с трудом соображали — действие снотворного еще не прошло. Эксперты попробуют определить, что за лекарство им вкололи, но вероятность того, что это поможет в расследовании — ничтожна. Собаки только что не заикались — ругару их до поноса напугал. Спускался за артефактом тоже ругару. Пока Регине демонстрировали линии лазерной сигнализации, она размышляла об одном: "Вот же натренировали на свою голову, теперь хоть сплошной лазерный купол делай, иначе никакой гарантии". До квартала преступники ехали на двух машинах, к дому подошли пешком. Уходили так же. Опера засекли места стоянки и чуть-чуть направление движения отследили, но потом машины потерялись среди других следов. Паршиво.

— Ну как? Никакой зацепки?

Поинтересовался Фролов, но Чарушин и Тарас тоже ожидали ответа. Хотела бы она знать: они верят в ее проницательность или мечтают утереть ей нос?

— Ничего, — покачала она головой. — Медальон ничего не дал?

— Указал, кто был его последним владельцем, — отчитался эльф. — А кроме этого — ничего. Не любит он с чуждой магией сотрудничать.

— Ты-то как? — сразу насторожилась Нарутова.

— Хреноватенько, — выдавил Матвей. — Конечно, людскую магию он не любит больше, но и мне досталось. Отдал вон Тарасу.

— В общем, ценного мы нашли, только описание машин, на которых они приехали и рост одного из спутников Лекса. А всего их было...

— Пятеро. Ругару и четверо парней. Но они были очень осторожны, трогали только рации, но и то в перчатках, так что ничего определенного не скажешь. Хорошо Лекс ребят натаскал.

— Когда только успел... — протянула Регина. — Сдается мне, эти ребятки уже грабили раньше. А если так — они умные и машины их тоже ничего нам не дадут. Но будем делать, что можем. Займетесь?

— Уже! — заверил гном.

— Помощь нужна?

— А як же... Вы не переживайте, Регина Юрьевна, все будет в лучшем виде.

— Не будешь тут переживать, если времени у нас только до полуночи. Ну да ладно. Не ваша в том вина.

Проба

— Та-а-ак... — угрожающе пропела Ника Лавдовская. — Кто меня уверял, что мы будем выступать в другом месте? — солистка "Солдат удачи" изучала здание, похожее на уродливую летающую тарелку, приземлившуюся на "кубик" жилого здания. Серый бетон и грязные от пыли окна, расположенные по ободу сего архитектурного шедевра, даже на фоне Волги и зеленого противоположного берега выглядели отталкивающе. — Покажите мне человека, который сказал, что в этот раз мы будем выступать в другом месте, — настаивала Ника.

— К сожалению, он далеко, — пробасил Семен. Те, кто впервые слышал голос этого невысокого и щуплого человека с густой кудрявой шевелюрой и бородой, бывало вздрагивали. Не очень они сочетались между собой. — Если ты, конечно, хочешь вернуться для этого в Питер... Он остался там.

— А я тебя предупреждал, — лениво мурлыкнул Петр с совершенно не подходившей ему фамилией — Ребенок. Поправил на плече лямку от гитары — он никогда с ней не расставался, будто боялся, что отберут. — Я-то хорошо помню, что громкое название — Центральный концертный зал — относится именно к этому плоду воспаленной фантазии архитектора. А ты мне не верила.

Рядом с Петром, вымахавшим почти под два метра ростом, Ника казалась карликом, поэтому предпочитала сразу отходить подальше. Чтобы не сравнивали. Вот и сейчас она тут же помчалась вперед, осадив на ходу:

— Слова "я тебя предупреждал" — моветон, — буркнула она, чуть ли не вприпрыжку несясь к центральному ходу.

— А мне плевать на чужое мнение, — величественно отбрыкнулся Ребенок, плавно следуя за ней, соблюдая дистанцию в пять метров. Два его спокойных шага как раз покрывали четыре ее.

— Аппаратуру несут? — Ника внезапно остановилась и оглянулась, Петр тоже встал как вкопанный.

— Несут, несут, — успокоил ее Ян. Между собой его звали Морфеус: многие летом носили темные очки, но почему-то именно этот лысый и полноватый барабанщик напоминал о "Матрице". — Ника, не суетись, золотце. Самое плохое, что может случиться — это будет такой же отвратительный звук, как в прошлый раз.

— Не забывай главный закон жизни, — немедленно возразила Лавдовская, снова направляясь в здание. — Ситуация всегда может развиться в худшую сторону. В лучшую — редко, а в худшую — запросто.

— Мне жаль твою дочь, — Фирс откинул длинную челку, сверкнув огромными серыми глазищами. — Как она растет в атмосфере тотального пессимизма?

— А вот мою дочь не трогай! — с угрозой заявила Ника, влетая в вестибюль, отделанный мрамором. — Свою сначала роди, потом будешь меня учить. Это вообще не пессимизм. Это реализм.

— А я ее не трогаю, — развел руками клавишник. Алая футболка с белой надписью на фоне серо-черных одежд других притягивала внимание. — Я вообще никого не трогаю, пока я на работе.

— Ага, расскажи мне, — Лавдовская произнесла это уже несколько рассеянно, оглядывая зал. — Пожалуйста, скажите, что мне мерещится, словно здесь не работает кондиционер, — умоляюще прошептала она. — Ну пожалуйста, скажите мне...

— Не работает, — категорически прогудел Семен Тимофеев, блеснув стеклами очков.

— И кто-то считал, что хуже быть не может! — возопила Ника. — Никогда, никогда, слышите? Я никогда не поеду в Волгоград летом. Вон пусть Шаргия едет. Она у нас тоже известная рок-певица. Почему я-то должна всегда?

— Ты в первый раз в Волгограде летом, — справедливости ради заметил Петр, снова поправляя ремень. — Ладно, пойдем уже, что ли, сцену опробуем.

Им навстречу спешила женщина — администратор зала — в старомодном костюме и туфлях лодочках.

Она что-то тараторила, заискивающе заглядывала в лица музыкантов, но все, кроме Фирса, полностью ее игнорировали. Фирс всегда отвечал за женщин до концерта. Он умел управляться с ними одним взглядом: посмотрит глазами-блюдцами, и женщина забыла, зачем вообще подошла. Раздражающий фактор изолирован. Вот после концерта и Семен не против с поклонницами пообщаться, и Петр. Только Морфеус примерный семьянин, он на долгие гастроли ездит со всей семьей, благо жена не работает, а дети пока не учатся. Что он будет делать, когда начнется школа, никто не представлял. А Тимофеев, иронично усмехался в бороду: "А представляете, он все семейство будет с собой возить? Полетим на одном самолете мы, а на другом — Щекотовы..." Ян жил в большом доме вместе с прадедом, дедом и бабкой, отцом и матерью, а также семьями старшего брата и младшей сестры. Ника утверждала, что это не дом, а общежитие, и ему не хватает только семей деда и бабки по материнской линии. "Почему это только Щекотовы в одном доме? Дискриминация!" Кроме Морфеуса семью имела только она. Пять лет назад, она по-тихому расписалась с каким-то челом, не пожелав сменить фамилию, и вскоре родила ему дочку, сделав перерыв в выступлениях всего на полгода. С тех пор дочку все видели не однократно, а вот мужа Ники так и не лицезрели даже самые близкие друзья. О нем только легенды ходили. Судя по тому, что дочь Лавдовской полностью звали Эвелина Аристарховна Цингер, был он личностью интересной. Поэтому Тимофеев иногда шутил, что Аристарх — невидимка. Петр спорил с ним, утверждая, что он секретный агент израильской разведки. Ника подобные разговоры не пресекала и не поддерживала. Она делала вид, что не слышит. Одно не подлежало сомнению — Аристарх существовал и сидел с дочерью, когда мама была на гастролях. Больше никто и ничего не знал.

Едва забравшись на сцену, Ника развила бурную деятельность. Она командовала молодым ребятам-помощникам примерно так: "Синтезатор десять сантиметров дальше от сцены... Нет, пожалуй, десять сантиметров ближе... Нет, опять не то. А если на пять сантиметров правее? О! Кажется оно. Нет, стойте, давайте все же на десять сантиметров дальше..." Парни млели и послушно переставляли ударники туда, куда им скажут, только что не с линейкой. Для них внимание питерской звезды само по себе было наградой.

Ребенок расчехлил гитару и, что-то мурлыча под нос, настраивал ее: наигрывал какую-то мелодию, снова настраивал. Возле него зависло трое подсобников, так жадно ловя знакомую музыку, точно были крысами, готовыми последовать за волшебной дудочкой. Звукооператор тоже вытягивал шею и грозил вывалиться из открытого окна на верхние ряды кресел. Ника внезапно оторвалась от руководства по установке синтезатора и резко окликнула Петра:

— Ребенок, ты что, последний ум потерял? А ну заткнись!

Со стороны могло показаться, что слишком уж грубо она разговаривает с напарниками, но они знали друг друга так долго, что прекрасно понимали: это не настоящее. Петр умолк, мягко улыбнулся, забирая длинные волосы в хвост:

— А я так надеялся, что занятая феншуем, ты ничего не слышишь.

— Зря надеялся! — она снова повернулась к парню, двигавшему синтезатор. — На двадцать пять градусов поверни к стене. Да не этот край! — критически оглядела результат. — Нет, мало. Еще пять градусов.

— Транспортир дать? — поинтересовался Фирс, который никак не мог дождаться, чтобы его пустили к инструменту.

— Вот за это я ее люблю! — очень ласково проворковал Петр.

Прошло не меньше часа, прежде чем сцену приготовили. Ника замучила местных работников: то цветы не те, то стоят не там. И непременно нужны живые, а мертвые (искусственные) отнесите на помойку. Приходилось удивляться, как ее не убили этим же цветочным горшком. Но нет, теперь, когда Ребенок умолк, все следили за ней с обожанием, готовясь исполнить любое желание. Или услышать похвалу наконец.