Интересное2

Но это оказалось мелочью, в сравнении с находкой Покровского.

В самой чаще ефрейтор умудрился наткнуться на схрон. Большая яма от выворотня была замаскирована обильно, но не тщательно. Ефрейтор разгреб ветки, листву и нашел целый ворох добра: вещмешков, ремней с портупеями и шинелей с офицерскими погонами. А под этим ворохом обнаружился еще один, с немецкой формой. А под ним… два трупа в отечественном нижнем белье.

— Теперь совсем все сходится. — Филин пошарил по карманам майорской шинели, но ничего ценного, например, документов, не обнаружил, нашлась всего одна бумажка. Складской пропуск, выписанный на майора Золкина… начальника интендантской службы дивизии! — Один из этих двух и есть настоящий майор Золкин.

Филин кивком указал на трупы.

— Только сейчас дошло, что другие офицеры… то есть диверсанты, молчали все время и в стороне маячили, словно прикрывали. — Покровский указал на второй труп. — Рядом с главным только один ряженый всегда находился. Наверное, вот с его документами.

— А кто решил, что этот Золкин из Смерш? — Филин поморщился. — Я что-то не припомню.

— Все контуженные были… — Покровский пожал плечами. — Он вроде бы Жданову удостоверение показывал. Или вообще никому ничего не показывал. А потом он допрашивать начал по одному. Вот и решили.

— Нахрапом взял. Ай да немец, ай да сукин сын! Изучил не только язык, но еще и нашу психологию. Да со всем старанием. Где таких готовят, интересно узнать, в какой разведшколе?

— Смотрите, что еще нашел.

Алексей поднял в одной руке немецкий маскхалат, а другой протянул Филину кепи. Сбоку была пришита зеленая эмблема с белым цветком.

— Ах вот оно что!

— «Эдельвейс». — Покровский кивнул. — Я так понимаю, у них тут еще один комплект формы оказался припасен. Наверное, ватники и наши маскхалаты. Чтобы за разведчиков сойти.

— Я начинаю их уважать. — Филин усмехнулся. — Так нагло и так умело работать в ближнем тылу противника… это, как говорит наш подполковник, мастерство художественного уровня. Уже почти искусство.

— Да, может, я и погорячился. — Алексей озадаченно поскреб висок. — Вдвоем будет непросто.

— Идем дальше. — Филин бросил кепи в яму. — Теперь у меня к ним гораздо больший интерес. Просто не описать какой. Прямо-таки космических масштабов…

На подходе к переднему краю у закопченных и взмыленных разведчиков запросто могли возникнуть проблемы. Здесь бдительность у всех обострялась до предела, а у контрразведки так и вовсе до запредельного уровня. Выручило Филина, как всегда, самое простое обстоятельство — личное знакомство. Едва разведчики высунулись из леса и двинулись ко второй линии окопов, их положили носом в землю, но почти сразу подняли, даже отряхнули и отвели в свежий блиндаж. На новой линии обороны окапывалась родная стрелковая дивизия, поэтому разведчиков признали без долгих разбирательств.

Начальник отдела контрразведки Смерш дивизии старший лейтенант Ворончук окинул блудных братьев по оружию скептическим взглядом и приказал принести чаю.

— Некогда, Вася. — Филин помотал головой. — Срочность — вилы!

Он ткнул двумя пальцами под нижнюю челюсть.

— Вы в танке горели? — Старлей усмехнулся. — Почему такие чумазые? И что за срочность?

— На правом фрицы вклинились, слышал?

— Ну да, полк Фомичева туда выдвинулся. Но это так, разведка боем была. Я слышал, уже отошли эти фрицы. Только наши танки увидели и цурюк. А что?

— Это прикрытие. Внимание отвлекали. Через наши окопы должны диверсанты вернуться. Пять штыков… и пленная с ними, военврач.

— Диверсанты? — Ворончук потянулся к телефону, но не дотянулся. — Нет, постой, Филин, а ты откуда знаешь про диверсантов, про отвлекающий маневр и все остальное?

— Вася! — Филин хлопнул по столу. — Не уплывай от темы! Отвалят фрицы, пока мы с тобой вопросами обмениваемся, и капитана медслужбы с собой уволокут! Что с тобой начальство сделает?

— Чпокнет в извращенной форме. — Контрразведчик махнул, указывая на выход. — Давай, на воздух, сейчас все организую!

Насколько хорошим контрразведчиком считался Ворончук, известно лишь его начальству, но талант организатора он имел, это факт. Покровский не успел перекурить с бойцами в ближайшем окопе, а Филин только перемотал портянки, как старлей вновь нарисовался перед разведчиками и жестом позвал их за собой.

Далеко идти не пришлось. Метров двести по второй линии окопов и вперед по траншее, до блиндажа на первой линии. Там гостей встретил «ротный два», лейтенант Гришунин.

— Игорь, здорово!

— Здоровее видали. — Крепкий, бритый, энергичный командир роты встретил гостей недоверчивым и просвечивающим, как тот рентген, взглядом.

Раньше Филин не имел с ним дел, только видел со стороны, но почему-то думал, что Гришунин тоже сибиряк. Просвечивало в нем что-то сибирское, основательное и надежное.

— Это у тебя тут фронтовая разведка собралась переходить? — с места в карьер начал Ворончук.

— Здравия желаю. — Гришунин не только просвечивал насквозь одним только взглядом, но и держался с достоинством, как целый майор или выше. — Есть такое дело. Какие-то проблемы?

— А сам как думаешь?

— Ну раз к нам, на передок, Смерш пожаловал, а с ним разведка в мыле… — Лейтенант обернулся к Филину. — Я знаю разведку, сам разведчиком был.

— До штрафбата, — вставил Ворончук.

— Все искупил, забудь, — едва взглянув на старлея, отмахнулся Гришунин и продолжил, обращаясь к Филину:

— Слушай сюда, капитан. Не нашей закваски военные. Так-то вроде свои, командир фронтовой такой, но… Может, это вот их разведка, — он кивком указал на Ворончука, — я слышал, и Смерш за линию фронта ходит… или это артиллеристы, но не наши точно. И баба у них, радистка, ненормальная. Что-то там мычит, а глаза как у рыбы… стеклянные. Словно белены объелась.

— Точно все подметил, ротный. — Филин кивнул. — Не нашей закваски эти ферфлюхтеры, а немецкой. Где собрались переходить?

— Здесь рядом. — Гришунин схватил автомат, но почему-то передумал и вынул из ножен на поясе финку. — С вами пойду.

— Нет. — Ворончук прицелился в бывшего штрафника указательным пальцем. — Твоя задача командовать! Разведчики сами все сделают!

— Вася, слышь… — попытался вступиться за бывшего коллегу Филин.

— Нет! — Старший лейтенант остался тверд, как кремень. — Для его же пользы. Назвался ротным — командуй ротой. Иначе опять сорвется с резьбы.

— Сильно сорвался? — Филин посмотрел Гришунину в глаза.

— За Родину стало обидно, одному трусливому полковнику сопатки прочистил. — Лейтенант не отвел взгляд. — Сам тогда майором был. Полгода в штрафбате. Искупил, награды вернули, а вот звание и должность нет. Сильно тот полковник… он теперь и вовсе генерал-майор… удила закусил. А что расспрашиваешь? Не доверяешь?

— Доверяю, Игорь. Слушай атмосферу, когда мы на противника выйдем, — почти шепнул Филин. — Слушай чутко. Если что, помогай. Дело серьезное. Есть что особое в арсенале?

— Чего надо, ты скажи, найду.

— Да хоть что, лишь бы заарканить этих гадов и докторшу нашу спасти.

— Я подумаю, а пока… — Гришунин вложил ему в руку финку. — Держи, земеля. Фартовая. Все подведет, а это сработает. Ну, и я помогу.

Глава 9

Наши дни, Москва

Сообщение на главной странице портала «Советская энергетика»

Ночная Москва — это зрелище, пожалуй, еще более грандиозное, чем она же днем. Всевозможной иллюминации в ней всегда хватало, но двадцать первый век существенно изменил подходы к энергоснабжению, появилась возможность вырабатывать на порядок больше, а тратить в сто раз меньше электричества на один источник света, поэтому об экономии почти забыли. Теперь все ограничивал предел фантазии, у которой, как известно, предела нет. Иногда казалось, что ночью перемещаешься в другую реальность, вымышленный мир, где половина всего сущего соткана из разноцветных световых нитей.

Как в таком мире существовали те, кто предпочитал не шляться или ездить по ночному городу, а спать? Они просто задергивали шторы или приказывали домашним компьютерам перевести светофильтры оконных стекол в ночной режим. Очень полезная функция. Казалось, что за окнами обычная лунная ночь. Очертания домов и деревьев, некоторые из фонарей и фары редких старых машин оставались видны, а современная световая феерия отсекалась.

Похожая система применялась в новых авто. Ветровое стекло частично фильтровало свет по умолчанию, а боковые — по желанию пассажиров. «Все во имя человека, все на благо человека».

Зимин не стал отсекать лишнее. Не так уж часто он ездил по ночной Москве пассажиром и видел ее во всех красках. Да и когда в следующий раз выпадет такой шанс? И выпадет ли вообще?

К тому же, как ни странно, световая «иллюзия иного мира» помогала думать. Каким образом? Кто ж его знает? Почему лучшие статьи Леонид написал под песни ленинградской группы «Аквариум»? Наверное, они настраивали на какую-то творческую волну. Так и сейчас буйство красок стимулировало мыслительную деятельность, притормозившую было час назад.

Час назад? Зимин вернулся в реальность. За час чекисты и пассажир могли бы доехать до Лубянки, обратно и еще раз туда. Но никаких признаков, что «Чайка» подъезжает к пункту назначения, не наблюдалось. Экипаж машины откровенно дремал, контролируя арестованного скорее с помощью «чувства локтя», чем визуально.

Поскольку «Электроника» перекочевала в карман к Андрею Михайловичу, Леонид попытался найти другой источник информации. Он попробовал взглянуть через плечо водителя на центральный бортовой экран, но увидел только его краешек с эмблемой главного производителя отечественной автоэлектроники фирмы «Радиотехника».

Если вытянуть шею, удалось бы рассмотреть больше, но смысла в этом Леонид не видел. Карта маршрута на экране не высвечивалась. Вместо нее транслировалась какая-то особая картинка. Окружающий мир показывался размыто-пятнистым, наверное, курсовые видеокамеры работали совместно с тепловизором.

«Блажь какая-то. — Леонид снова уставился в окно. — Придется ориентироваться по приметам».

Сориентироваться помогла МКАД, узнаваемая в любое время суток, пусть и выглядела кольцевая сегодня непривычно. Вместо бодрых даже ночью потоков легковушек и грузовиков с фурами по ней текли от силы ручейки, а две правые полосы так и вовсе оставались почти свободными в обе стороны. Причина стала очевидна, когда «Чайка» поравнялась с длинной военной колонной. Похоже, армия тоже начала подготовку к празднованию столетия образования СССР, и военные перегоняли технику на полигоны для репетиции грандиозного парада. Или на учения? Кроме боевых машин в колоннах ехали автобусы и большие грузовики с красными крестами. Не хватало только полевых кухонь.

Зимин перевел взгляд на встречную полосу. По ней тоже шла камуфлированная колонна, только другой раскраски, «городской». Вот в ее составе имелось все.

«Интересно, а эти на какой полигон поехали? Почему в другом направлении?»

Машина свернула с кольцевой и помчалась по узкому шоссе куда-то в лес. Между деревьями то и дело мелькали строения разной этажности, иногда угадывались целые поселки, составленные из личных двухэтажек, но ясность для Зимина наступила, только когда на развилке со светофором и памятником героям Великой Отечественной «чайка» свернула налево. Путь пролегал по Рублево-Успенскому шоссе. По Ленинским местам. Барвиха, Жуковка, Горки… и снова Горки, только под номерами, вплоть до тринадцатого.

После десятых Горок Леонид перестал следить за дорогой, поскольку ориентиры исчезли. По обеим сторонам от шоссе теперь стоял сплошной хвойный лес. Темнота казалась кромешной. Что ж, наверное, при таком освещении водителю и требовались любые подсказки, в том числе и помощь тепловизора.

Куда привела темная дорога, Зимин не понял. Машина остановилась перед сдвижными воротами, которые вдруг выросли прямо на шоссе. То есть, при всей своей схожести с асфальтированным проселком, этот путь оказался тупиковым.

«Что в моей ситуации символично, — мелькнула мрачная мысль. — Хорошо хотя бы, что эта тюрьма стоит в сосновом лесу. Свежий воздух».

Ворота отъехали в сторону, и до Леонида дошло, какой они высоты. Метров в пять, не меньше. Соответственно пятиметровым оказался и забор с колючей проволокой по верхнему краю. А с наружной стороны колючка вилась еще и у земли.

Зато по другую сторону ограждения ничего необычного Зимин не разглядел. Шагов на сто от забора ничего не росло — выглядело так, словно для постройки ограждения специально вырубили просеку, но дальше вновь начинался лес. Все те же высокие сосны, между которыми прятались бревенчатые домики, выполненные в одном стиле, но разных габаритов и конфигурации.

Лесной поселок слабо, но равномерно освещался дежурными лампами над входными дверями домиков, поэтому Зимин сумел более-менее его рассмотреть. Были здесь и трехэтажные строения гостиничного вида, и дома с мансардами, и одноэтажные просторные здания, вроде столовых или клубов, а еще гаражи, склады и просто добротные сараи, а вернее — хозблоки. Животными на территории не пахло.

Кроме стен из бревна, все постройки объединял тип покрытия крыш. Вместо черепицы использовались панели солнечных батарей. В лесу их эффективность наверняка была меньше, чем на открытой местности, но при такой площади поверхности батарей поселку должно было хватать электричества за глаза. Если, конечно, тут не проводились опыты в области ядерной физики.

Мыль о научном городке пришла по аналогии с Новосибирском. Там в шестидесятых тоже построили Академгородок прямо в лесу. Городок получился не такой экологичный, строили его из обычных материалов, но речь о принципе, по которому выбиралось место: работать на свежем воздухе и вдали от городской суеты. «Рациональная организация труда — путь к высокой производительности». Ровно такой же лозунг только с первым словом «научная», висел над входом в любой НИИ, отсюда и аналогии.