Весна веры

Причем — любого. Хоть четверолапого, хоть двуногого...

— Я понял, Папаша! Спасибо!

— А раз понял — иди, погуляй. Дай подумать, — отослал верного оруженосца Никон.

Не то, чтобы ему размышлялось о чем-то серьезном. Не сейчас, когда кровь еще кипит после выступления, когда он так завел толпу, что стоять рядом страшно. Нет, не сейчас...

Но Сеньке хотелось побежать к приятелям, пересказать им речи мудрого атамана... пусть. Для популярности такое полезно.

А кроме Сеньки к нему мало кто подойти решается. Сенька же, Валькин брат, на том и назначен при нем оруженосцем. И то дело.

Валька, да...

Чернобровая, черноглазая, с такими формами, что вздохнуть страшно...

А уж норов какой!

Ну, оказался он на речке, когда она белье полоскала. Сказало пару слов... так ведь оценил-то он ее весьма и весьма высоко.

И подумайте!

Баба развернулась, да как мокрой тряпкой по нему хлестанула! Да еще раз, да с приговором, мол ты, бандюга, у меня сейчас получишь! Ишь, пришли, ведут себя, как хозяева, да еще и язык поганый распускают?! Вы уедете и поминай, как звали, а мне еще замуж выходить! А ну, пошел!!!

Никон и пошел, как царапины зажили. Когтями Валька к нему тогда тоже хорошо приложилась. Свататься пошел.

Родители, конечно, не отказали.

Сейчас Валька жила с родителями — пока, а брат ее, Сенька, был при Никоне. Так оно спокойнее... опять же, и дети под присмотром, двое уже у Папаши, Валька третьего ждет.

Кстати, Никон мальчишке и не соврал ничуточки. Все верно, рисковать той парой тысяч конников, которые у него есть, он не будет. Пусть сначала Пламенный оружие какое пришлет, провизию...

Нашел дураков — за его речи головы класть!

Тьфу два раза!

Никон собирался сражаться только на своей стороне. На стороне Хормельской волости. Получится у него оторвать Хормель от Русины — дОбре будет. Вольность будет, как раньше. Недаром же река Вольной зовется, потому как воля на ней была...

В своих размышлениях Никон не учитывал лишь один важный момент.

Ни одно государство не потерпело бы ничего подобного у себя под боком. Да и Хормель...

В чужом кармане он был способен доиться золотом. Очень уж плодородный край. Но сам по себе...

Одной пшеничкой жив не будешь. А лесов в Хормеле, считай, что и нет, выхода к морю нет, река Вольная тоже далеко... нет, рано или поздно все бы закончилось очередным присоединением.

Но об этом Никон не думал.

Ему просто хотелось свободы. Для всех. А как это будет выглядеть, он особо не задумывался. Ввяжемся в драку, а там и посмотрим. По ситуации.

Время мутное. Пора рыбку ловить. Большу-ую...

Яна, Русина, Карев.

— Урррааа!

Гошка орал от всей души. А что!?

Выиграл он у Мишки!

Выиграл, понимаете!?

А Мишка старше! Но у Гошки глазомер лучше! И рука тверже, а это немаловажно в такой серьезной игре, как ножички.

— Давайте в морской бой! — предложил он, на правах победителя?

Мишка подумал и согласился. Машка радостно запищала. Яна наблюдала за всем этим с умилением.

Несколько счастливых дней. Мало?

Невероятно много.

Навсегда вот эти дни останутся с ней. Легкие, счастливые, когда не ждешь удара в спину, когда просыпаешься от того, что родной сын ночью пришел к тебе спать и улегся всей тяжестью маме на плечо, насмерть отлежав руку, когда обнимаешь совершенно спокойного и счастливого ребенка, слушаешь его смех, смотришь в родные карие глазенки...

У Хеллы она вспомнит эти дни. И в лютую метель ей будет не холодно.

Яна знала, что впереди у нее тяжелый... год? Нет, уже полгода. Но все равно трудные, все равно ей придется немало постараться, чтобы все получилось. Чтобы пристроить сына, чтобы определить в жизни сестру, чтобы никакая тварь даже глаз в их сторону скосить не смела...

Список тварей выходил впечатляющий.

Именно здесь, у Федора Михайловича, Яна получила то, чего ей недоставало.

Информацию.

Анна, при всей ее высокородности и знатности, не умела правильно работать с газетами. Не знала о статистике, не умела ее правильно применять. А вот Яна могла еще и не такое.

Нет, специально ее не обучали. Но люди на кордоне были самые разные. И слушая, как они обсуждают ту или иную проблему... к примеру, вот, в том году был хороший урожай сахарной свеклы, и в этом году он хороший. Образуется избыток сахара. Что с ним делать? Понятно, продать людям, но не снижать же цену?

Нет, конечно.

А вот пустить слух, что свекла не уродилась и временно создать дефицит в магазинах — запросто. Потом поднимаем цену на сахар, и испуганный народ разметает сначала прошлогодний сахар, а потом и урожай этого года! Красота!

Те же окна Овертона... Анна была не в курсе. А вот Яне объяснили, как это действует. И хоть стреляйте — против императорской семьи применили именно их.

Первый этап — немыслимо. Свергнуть императора? Да никогда! Ужас-ужас...

Н потом начинается обсуждение данной темы. Пока в определенных кругах, но слова-то сказаны?

Второй этап — радикально. И вот вам первые борцы за освобождение. Первая радикальная группировка. Террористы чертовы, мать их йети!

Третий этап — приемлемо. Да, потом это становится приемлемо. А что такого? Кинуть бомбу в императора? Кидали. Хотя и не в Петера, а в его деда, но ведь кидали же!

Четвертый этап — разумно. Ведь императорская семья действительно правит не лучшим образом, и Петер плохой император, а уж что касается Гаврюши, которого утопить бы в младенчестве, чтобы породу не портил...

Пятый — стандартно. Когда и Петер начал сомневаться, бояться, отрекся от трона... коз-зел!

Шестой — УРА! Кто помнит, что произошло в Зараево? Вот Яна помнила, в нее стреляли, у нее на руках умер Петер, у нее едва не погибла Нини.

Нравится?

Да, это растянуто не на год, не на два, на десятки лет. Это программа, которую Яна спокойно отследила по газетам, по рассказам, по собственным воспоминаниям... ладно, воспоминания были Анны, а ее обработка.

Как с этим можно бороться? Только одним способом. Понимать, что происходит. Как только ты осознаешь, на что направлена пропаганда, ты больше в этом не участвуешь. Более того, ты можешь противостоять этому, можешь бороться, можешь открывать глаза другим людям. Если они захотят услышать.

Федор Михайлович Яну, во всяком случае, выслушал. Проглядел статьи, подчеркнутые карандашом, задумчиво почесал бороду.

— Йэх ты... и кто ж такую пакость удумал?

— А кому выгодно, чтобы у Русины начались проблемы? Ламермур? Лионесс? Борхум? Кому?

— Вот с... самки собаки!

Яна только руками развела. Теоретически, обижаться на них не за что. Они стараются для своей страны. Основное правило мировой политики гласит — сожри соседа, усилься сам. Осуждать их не за что. А вот добром за добро отплатить стоит. При случае...

Только вот у Яны такого случая не будет.

Кто еще у нее есть из врагов? Освобожденцы? Это свора собак. Убивать надо не шавок, а охотника.

Да, освобожденцы...

Яна вспомнила ярко-зеленые глаза, вспомнила темные волосы с ниточками седины, в которые было так приятно запускать пальцы... немало времени уже прошло, а своего нечаянного любовника она все равно вспоминала иногда.

Думает ли он о ней? Хоть раз бы подумал...

Он бы смог рассчитаться с Лионессом, получив власть. И Борхуму потом хвост прищемил бы. Но разве можно ему доверять?

Яна посмотрела в окно. Весна, а не заметно. Все серое, грустное, грязное, все еще ждет пробуждения. Ничего, уже скоро из-под земли рванутся зеленые побеги. Это будет ее последняя весна...

И Яна была ей рада.

В лесу она обожала собирать сон-траву. Прострел, ветренница, как ни назови — самыми любимыми для Яны были не ландыши, не подснежники, а именно эти хрупкие бархатные цветы. Лиловые, нежные.

Были и желтые, но те Яне нравились меньше.

А вот сон-траву она рвала, ставила букеты в комнате и шалела от ее запаха, как кошка от валерьянки. Как же здорово!

Этой весной она увидит ветренницу. Разве это не чудесно?

А жом Тигр...

Он про нее наверняка забыл. Уже давно. Была и была, ушла и ушла, у него таких любовниц двенадцать на дюжину, неинтересно. И... нет, Яна не отдала бы ему власть над Русиной.

Он бы справился, но какой ценой? И когда обычный, пусть и жесткий, и жестокий человек превратился бы в чудовище? В дракона, который что не сожрет, то спалит?

Он мог.

Если бы Яна осталась рядом, если бы могла поделиться опытом, помочь советом... и то! Рядом с такой личностью, как Тигр даже стоять иногда страшно. Смогла бы она с ним справиться?

Мечта всех дам в романах — мрачный и крутой герой, который со всеми сволочь, а с ними розовая пусечка, но в жизни так не бывает. Если мужчина привык всех давить и подчинять, он и в семье будет тираном. А если женщина превратится в его тень...

Сколько времени пройдет, прежде, чем он утратит к ней интерес?

Очень мало.

И все же...

Тигр мог бы справиться. Может, не в одиночку, с хорошей командой, но вот он Русину бы удержал. Потенциал этого невысокого, немногословного мужчины Яна оценила в полной мере.

Мог бы.

Именно он. Яна бы точно не справилась, а раз так, то и браться не стоит.

Грустные мысли развеял Федор Михайлович, который с порога взмахнул маленьким листочком.

— Валежный взял Сарск!

— Оппа! — порадовалась Яна. — Это кстати! А что еще?

— Логинов захватил Ас-Дархан.

Яна наморщила лоб, но потом решила не трудиться.

— А карта у нас где?

— Прошу вас...

Меньшикову было сложновато. С одной стороны — императрица. С другой — от нее же и огребешь, если начнешь величать, как положено и проявлять почтение. А потом и освобожденцы явятся.

Но переломить себя было невероятно сложно.

Яна это понимала, и не давила.

— Пойдем? Посмотрим?

В кабинете купца она взирала на карту, прикрепленную к стене с помощью обычной канцелярской кнопки. Самое забавное, что здесь ее еще не изобрели.

Или Кирстен не родился, или Линдштедт не заинтересовался, или рано еще. Но Федор Михайлович идею оценил, и собирался запатентовать, как только они выедут из Русины. В ней патентные бюро сейчас не работали, увы...*

*— изобретатель канцелярской кнопки — И. Кирстен, 1903 г., патент на нее взял П. Линдштедт, 1904 г. и стал миллионером. Прим. авт.

А казалось бы, чего там делать? Кружочек, треугольник и штампуй! Купец однозначно оценил.

Яна повела пальцем по синей линии реки Вольной, нашла Ас-Дархан, нашла Сарск...

— Валежный, считай, полстраны контролирует?

— Да. Но мы сейчас в другой половине.

— И добираться нам до него еще прилично, — Яна смотрела дороги. — Может, по реке?

— Не в эту пору. Где половодье, где лед еще не сойдет. Весной по реке путешествовать плохо.

Яна вздохнула.

— Тогда... вот так?

— Да. Через Хормельскую волость проще всего. Но охрану придется еще нанять. Человек хотя бы двадцать.

— У вас и так два десятка есть?

— Так ведь волость...

Яна подняла брови, требуя разъяснений. Купец подчинился. Ее величество уже объяснила, что мать и отец считали некоторые вещи... не слишком подходящими для ушей юных благородных девушек. И старались оградить их от правды жизни. Доограждались.

Поэтому Яна просто не в курсе некоторых ситуаций. Хорошо хоть про секс узнала, а то родители все об аисте, да о капусте... поверил ли купец? Во всяком случае, это было логично. Про стерву Аделину и подкаблучника Петера в народе байки рассказывали.

— Хормельская волость, — вздохнул купец. — Место-то хорошее, да вот...

Яна внимательно слушала его рассказ. И думала, что ситуации повторяются из раза в раз.

Считается, что город Хормель — один из первых городов Русины. Первая его столица, Звенигород уже потом построили. И хормельцы на этом основании считали себя первыми, лучшими, требовали себе больше прав и свобод... императоры такого юмора совершенно не понимали.

А агенты Борхума, который как раз был географически близок, этим отлично пользовались. Развлекались на чем свет стоит, убеждали, деньги платили, императоры это дело попросту проморгали.

Не заметили семян национализма.

Но хормельцы стали поговаривать, что хорошо бы им отделиться от Русины, да основать Великий Хормель! А чего?! Ух!

Яна вспомнила кадр из старого фильма. Там, где 'Иван Васильевич меняет профессию'. Когда Федьке прилетело сначала медальоном, потом шапкой, он себя оглядывает — и ух! Приосанивается!

Красава!

Почти царь!

И совершенно не понимает, что не шапка царя делает.

Вот и тут... Хормельцы не понимали, что сама по себе большая область и плодородная земля им ничего не дадут. Веник-то силен в связке. А если ее разорвать, да по прутику рассыпать...

Кто там будет Хормель поддерживать?

Да никто!

Он нужен, чтобы отвлекать Русину, ослаблять Русину, тянуть с него деньги...

Независимость?

Ню-ню. Все равно сожрут, сколько б и кто там не кричал. Не одни, так другие. Вопрос только, сразу или постепенно. Если правитель будет умный, то постепенно. Если дурак, то практически сразу — для исторических процессов. Лет за двадцать-тридцать.

Можно бы через Хормельскую волость в Борхум. Можно?

Нельзя.

В том-то и дело, что Борхум воюет с Русиной. И на границе там сейчас весело. Не пропустят. Никого.

А еще, если они едут в Сарск, они задевают только краешек Хормельской волости. Небольшой такой. Ну и по границе передвигаются. А если ее пересекать...

Тут Федор Михайлович даже затруднялся сказать, какой отряд нужен. Незаметно они не пройдут, не с четырьмя детьми (даже если Потап настаивает, что взрослый). А чем больше отряд, тем больше будет желающих его пощипать. Нет, не стоит нарываться.

— Значит, Сарск. А потом в Герцогства.

— Да, тора.

Яна только вздохнула, водя пальцем по карте.

Да, национализм.

Во времена оны, они с Сережей были в Крыму. Там на националиста и наткнулись. Узнав, что они русские, дурачок начал качать права, заломил им цену втрое...

Сережа хотел полезть в драку. Яна задала только два вопроса.

— Киев — мать городов русских?

— Да, — ухнул с головой в волчью яму бедный националист.

— Достойно ли матери так вести себя с детьми? Даже если дети — балбесы.

Бедняга как рот раскрыл, так и стоял молча. А что тут скажешь? Верно все. Если ты старший, если ты себя таковым считаешь, разве подобает тебе такое поведение? Яна и сама ушла, и Сергея утащила, а торговец так и стоял. К нему в голову заглянула мысль. Бывает...

На следующий день Яна получила у него пятидесятипроцентную скидку. Видимо, националист был не клинический. А вообще, мерзкое это... качество? Да вроде как не уродство, не заячья губа, ладно — мерзкое состояние души. Что-то вроде последней стадии сифилиса, когда уже и нос отвалился, и всем это видно.

Из Яны отец это быстро вытряхнул, еще в молодости, популярно объяснив, что порядочность — понятие интернациональное. А если перед тобой хороший человек, какая разница, на каком языке он говорит, какого цвета у него кожа, где он живет...