| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
* * *
Гарем у местного Абдуллы был немногочисленный, смотреть — не на что. Но я, всё-таки углядел молоденькую служанку. Которая ещё не успела подвергнуться влияниям здешней моды в полном объёме. В объёме моды, морды, бёдер и... и прочего.
Тут проблемы вообще отпали. "Не бывает некрасивых женщин — бывает мало водки". Водки здесь не бывает, а мусульмане, как всем известно — вообще не пьют. Им Коран запрещает.
* * *
Что, конечно, неправда. В Коране сказано: "Не приходите на молитву не протрезвев". Но это ж не основание чтобы не пить! Там ещё сказано: "Не приходите на молитву, не очистившись после женщины или сортира". Но это ж не причина для запрета дефекации или мочеиспускания! Я уж не говорю о размножении.
В Волжской Булгарии пьют. Правда не бражку и пиво, как на Руси, а — меды. Как князья на Руси или простолюдины у пруссов.
* * *
Я послал Басконю посмотреть здешний подземный ход. Надо ж там пост поставить! А то влезут супостаты, а мы ни сном, ни духом... Он — нашёл. Ещё он нашёл бочки со столетними медами... И мы потихоньку, в лечебных целях, чисто для снятия стресса...
У меня ещё хватило соображалки затащить свою... избранницу на поварню. И заставить вымыться.
Она сперва страшно перепугалась:
— Северные гяуры едят женщин правоверных! В смысле: моют перед едой. А потом — насилуют.
Когда я наглядно объяснил ей нелогичность предлагаемой местным муллой последовательности действий, она радостно захихикала, и мы приступили к правильному первому этапу. Некоторые опасения насчёт возможности второго этапа у неё ещё оставались, но потом природа, в моём лице, взяла своё. И ей стало ни до чего. Или она это умело изобразила.
Солнце уже поднялось, сквозь щели пристройки, в который мы устроились, чтобы меня не дёргали постоянно, пробивались столбами лучи света. Девушка подо мной издавала положенные звуки. Не как Шахрезада, но тоже приятно.
Интересно: у них "прекрасный" и "могучий" обозначаются одним словом — "севемли". Самый могучий, которого я за сегодня видел — Салман. Вот эта джиноподобная морда маньяка-убийцы с черепушкой домиком — "прекрасно"? Или у тюрок внешность — ничто? Лишь бы удар был хорош.
— Якши?
— Якши-якши! Гуклу сахиб еу! Спа-си-бо!
Ну и хорошо. В углу вдруг раздался шорох.
Реакция у меня... Факеншит! Хоть и голый, а "огрызок" уже в руке. Подошёл, сдвинул тряпки.
Во. Малёк этот. Абдулла. Лежит на каком-то ларе, свернувшись калачиком, трясётся.
Ага, понял: Мара его обработала и положила "в тихом, тёмном месте". Убежать он не может. Потому что... не может. Но руки связаны перед носом толстой верёвкой. Ну и пусть валяется. Реабилитируется в тишине и покое. Вечером не забыть — покормить чем-нибудь жиденьким.
Я стою как раз в столбе света, а он лежит в полосе тени. Но я вижу, что глаза у Абдуллы начинают... Куда-куда?! Рубли на этой территории — значительно позднее! Пока — динары и дирхемы, они диаметрами меньше. Так куда ж ты глазья распахиваешь?!
— Садик? Янлис? Э... Муртад?! (Правоверный? Неверный? Отступник?!)
Ребята, да что вы привязались?! Прямо хоть штаны не снимай. И анекдота про "тайную полицию Фиделя" — здесь не только не знают, но и не поймут.
* * *
"Муртад" — это смерть.
В Коране сказано о иноверцах:
"Поистине, те из обладателей писания (христиане и иудеи) и многобожников, которые не уверовали, — в огне геенны, вечно пребывая там. Они — худшие из тварей".
Но отношение к тем, кто оставил ислам ещё — хуже. Вопрос о том, как вести себя с мусульманами сменившими веру — в исламе никогда не стоял: если верующий отказывался вновь принять ислам, он подлежал физическому уничтожению. Практически это единственная стопроцентно "расстрельная" статья в исламском праве. Все течения ислама без исключения безоговорочно согласны с этим.
Забавно: знаю слово "выкрест" — иудей, принявший христианство, "ренегат" — христианин, принявший ислам, но как называется мусульманин, принявший христианство...
Кажется, только в России существовали устойчивые словосочетания типа: "крещённый татарин". В середине 19 в., казанский полицмейстер, мусульманин, получил очередной орден — крест Станислава третьей степени. Явился в свою мечеть: надо же похвастать наградой! Мулла устроил скандал: нельзя являться в дом Аллаха с символом чужой веры на груди!
Полицмейстер ушёл. Мулле разъяснили: это не символ христианства — это символ успешного исполнения государственной службы. Вы имеете что-то против?
Всё, проблема закончилась. В Казани, но не исламе.
Образцом поведения для мусульман является жизнь четырёх первых, "праведных" халифов:
"Али сжег несколько человек заживо, хотя Пророк и говорил ему: "Того мусульманина, который пренебрегает своей верой, нельзя наказывать наказанием Аллаха (огнем); его следует просто убить".
"Человек из племени Бани-Ижл стал христианином. Его привели к Али, закованным в цепи. Они долго говорили. Мужчина ответил ему: "Я ЗНАЮ, что Иса — Сын Божий". Тогда он встал и ногами ступил на него. Когда это увидели другие, они тоже начали топтать мужчину. Тогда Али сказал "Убейте его". Его убили и Али приказал сжечь тело".
"Кровь мусульманина может быть (законно) пролита в трех случаях: обращение к неверию верующего, супружеская измена, убившего невинного человека".
Смерть отступника — первым пунктом. Так гласят "достоверные хадисы", так думают и делают здешние люди.
Увидев "моего приятеля" в сочетании с "противозачаточным" крестиком, каждый правоверный должен меня убить. Попытаться. Точнее: предложить вернуться "в лоно истинной веры", где, честно говоря, я никогда не был, а потом убить. Как халиф Али:
"К Али привели старика, который сначала был христианином, затем принял ислам, а потом вновь принял христианство. — Может ты принял Христианство, чтобы приобрести наследство, а потом вновь стать мусульманином, — спросил Али. Старик сказал: — Нет. — Может ты принял Христианство, чтобы жениться на молодой христианке, а потом вернуться в ислам? — Нет, — ответил старик. Али сказал ему: — Тогда прими ислам вновь. — Нет. Не раньше, чем я встречу Христа! — Али приказал и старик был обезглавлен".
Забавно: обман с временной сменой веры для получения материальной выгоды — нормально. А честно, по собственному убеждению — секир-башка. Попродавался, попроституировал малость душой и назад. В лоно, в умму. В честные и благочестивые.
* * *
Понятно, что этот мальчишка сейчас не опасен, даже ножкой шевельнуть не может. Поскольку крепёж ножек несколько... деформировался. Но придурков такого типа здесь много. Надо найти какое-то... какой-то способ...
А то в Коране сказано:
"Если же они отвратятся, то схватывайте их и убивайте, где бы ни нашли их".
Что я — не "они"... Мне — что минбар, что мини-бар — лишь бы наливали...
Я подсунул своего уставшего и опавшего "приятеля" мальчишке к лицу, покрутил пред носом:
— Бакин. Гурдун му? Бу адамин элинде бисак изи дегил. Буиз Аллах бисак. Бени юаргидамауа сезарет мусунуз? Сик ве белигрин Хаккинда? (Смотри. Видишь? Это не след ножа в руке человека. Это след ножа Аллаха. Ты осмелишься судить обо мне? Об избранном и отмеченном?)
Абдулла задёргался, попытался отодвинуться, потянул в захлёб:
— Ля... ля..
— Ля иляха. Илля-Ллах
"Нет бога, кроме Аллаха" — единственная фраза на арабском, которую я твёрдо знаю. Поскольку муэдзины орут громко. И противно. Хотя должны быть с красивыми голосами. А теперь повернуться в сторону Мекки, взяться за мочки ушей большими и указательными пальцами и завопить... Факеншит! Только бы не заблеять! И мизинцами — пятачок из носа делать не надо...
— Алди ми? (Понял?)
Потрепал мальчишку по голове, стал одеваться... А моя сегодняшняя... подружка — тоже. Сидит на полу, гляделки вылупивши, ротик открывши. Повторить, что ли?
Тут она "пала на лицо своё". И тоже — ля-ля... Задница торчит. Повторить? Не, нынче не осилю. После сегодняшнего штурма, нервотрёпки с мостиком... Пусть часок подождёт.
Наверное, я чего-то неправильно делаю. Другие-то попандопулы... Даже первой суры не знают! А как жить в России без Корана?! Почти как без нагана — тяжело. Я не говорю — "верить". Верить нельзя никому, а уж из пророков — особенно. Но четырёх первых калифов... как двенадцать святителей — каждого поимённо!
Конечно, смерду это не надо. Но попандопуло, хоть как-то, а на "кочку" забирается. Надо быть в теме. "Вятшие" постоянно общаются между собой цитатами из священных текстов. Если у тебя такого запаса цитат нет — всё, как Черномырдин без мата. Улавливается только общее эмоциональное состояние.
Не надо думать, что я изначально предвидел необходимость плотного общения с мусульманами. Я вообще ничего не предвидел! Наоборот, был уверен: ислам — лишнее. В эту эпоху "Святая Русь" не имеет границ с мусульманскими странами. Но вот же — занесло в единственное место с мечетями в окружении Руси! В самое близкое: всего-то — тыща вёрст.
Эпизод с Ану показал мою неготовность к контактам с магометанами. Корана — не знаю, сур по памяти — не могу, арабским — не владею. Отупение после Бряхимова, не мешало ни гребле, ни "остроумию на лестнице": прокручивались прошлые и возможные в будущем ситуации, формулировались и оттачивались какие-то фразы, весьма умозрительного применения. "Молотилка", хоть и неосознанно, без явной цели, но продолжала молотить. Я смотрел, думал. А жизнь создавала ситуации, где применение моих заготовок оказалось уместным.
Конец шестьдесят второй части
Часть 63. "Поговори хоть ты со мной..."
Глава 341
Наглый, покровительственный тон Володши вывел меня из себя.
— Что-то он мне много задолжал.
Конечно, я не сказал это вслух. Но фраза постоянно крутилась в моей голове, постоянно тупо повторялась.
Последние дни я снова начал видеть мир, реагировать на окружающее. И тут в моё поле зрения снова вторгалась эта... говорящая самоходная куча дерьма. Пора с этим что-то... А что, есть вопросы? А как...? А голова на что? Молотилка моя со свалкой...
Вечером — очередной "пир победы". Разница с Бряхимовским — за столами, а не на земле. Застолье развернули на свежем воздухе, на склоне этого Лба. Воинский лагерь частью свернули, люди в городок перебрались. Но шатёр Боголюбского и ещё многие — по-прежнему за стенами стоят. А сюда натащили из Янина досок, поставили козлы и лавки.
Дело к вечеру, солнышко садится. Ветерок с Волги сдувает дневную жару. Большой буквой "П" стоят столы по некрутому склону. Наверху, в середине "перекладины" — князья. Здоровенная толпа "со-пирников", или правильнее — "одножральников"?, человек триста — по обе стороны от них. Нас с Чарджи посадили на "правой ножке буквы", с внутренней стороны, в середине. Не из самых верхних, но и не в конец стола, к слугам. Что называется: "попали глубоко в п...". "П", как я уже сказал — большое.
Андрей первый тост толкнул — "за победу". Потом — "за павших":
— И чтоб им всем... земля — пухом.
Потом сел, и там многие по старшинству пошли величальные провозглашать. За князей, за родину, за веру... Штатный набор.
А я... Это не было заблаговременно детально распланировано. Просто чувство появилось: "пора давить гниду". Пришло время... ассенизировать и дезинфектировать. Без подробностей. Но пить я перестал. Так только — "губы помочить за компанию". Чарджи уловил, задёргался... и тоже.
Небо темнеет, народ хмелеет, разговор веселеет... Пошло награждение отличившихся. Похоже — поход к концу подошёл: награды раздают. Презентов меньше требуется, часть героев... уже того. Пухом наслаждается.
Или это поддержание воинского духа перед предстоящим побоищем с тремя армиями эмира? Типа: однохренственно всё пропадёт?
Награждают кого как. Больше — оружием. Сабли, кинжалы. Из одежды разное: дорогие пояса, шапки. Тут бирюч кричит:
— Награждается! Славный боярский сын! Иван Рябина! Из Смоленска! Который своей охотой привел добрую хоругвь под руку... та-та-та... и явил... та-та-та... За что ему даруется княжья милость: перстень с лалами с ручки славного и хороброго князя тверского Володши Васильковича.
Во как! Офигеть. Сам бы Володша, конечно, "ни в жисть!". Но Боголюбский сказал "награди" — Володша отрабатывает. Милостивец...
Выхожу в середину этого... "П", которое — пир наш честной, подхожу к княжескому столу, Володша на меня глядит-ухмыляется. Пьяненький, сытенький, нагленький. Развалился на сидении и, сняв с белой ручки своей перстенёк, швыряет его в меня. Так это... гламурненько. Типа: фу, противный, ну так уж и быть...
И лыбится маслянно.
Я-то перстенёк, как муху — на лету поймал. К себе прислушался... Странно — должен же кипеть. Гневом, обидой... Этот хмырь мне мало что не в лицо принародно плюнул. За все мои геройства, соображение и доблести воинские. Ан нет — внутри очень спокойно, сосредоточенно, равномерно и... и безыскусно.
"Если вас разок ударить -
Вы, конечно, вскрикните.
Раз ударят, два ударят
А потом привыкните".
Привыкаю? — Обязательно. "С волками жить — по-волчьи выть" — русская народная мудрость. Будем... "выть по-волчьи".
Поглядел цацку на ладони к свету и ответствую степенно:
— Спаси тя боже, добрый князь Володша Василькович. Уж как я тебе за милость твою, за подарок дорогой благодарствую. А уж жёнка твоя, княгиня Самборина-то, как благодарна-та будет. Как вернёмся в Тверь-то... Ты-то, княже, на ложе-то супружеском... слабоват, не допахиваешь. И вяловат-то у тебя и ростом мал. А вот эта вещица в самый раз для княгининого ублажания будет. Коли забить его твоей жёнке в потаёнку... Воротцы-то — нараспашку, только створки попусту хлопают... А вот с твоим подарочком, с таковым-то набалдашником... Ох и продерёт. Киску до писка. И цветом к тем родинкам, что крестом православным у княгини на сраме — очень даже подойдёт.
Откуда что всплыло?! Когда Рыкса в своей усадьбе над Волгой болтала без умолку, трепалась про свои детские воспоминания, как она у Гданьской княжны Самборины в подружках была, как они вместе в баньку ходили-парились — я себе и представить не мог такое... применение знаний.
"Знание — сила" — кто сказал?! Какой бекон?! А, Френсис. Ну, Бэкон, вот тебе — знания, вот и применяй их... усиленно.
Применяю. Фактически — неважно, что Володша мне подарил, неважно, что я в ответ сказал. Важен мой оскорбительный тон и упоминание интимной подробности.
Дальше он всё сделал сам. Как и должно делать мужу доброму.
Андрей сообразил быстро, что накатывает крупный скандал. Но... не успел или не ожидал такого. Всё-таки — не каждый день рюриковича "на весь мир" рогоносцем ославляют. Или — не захотел вмешиваться.
А несколько перебравший князь Муромский Юрий (Живчик), светло улыбаясь, с наивным удивлением спросил:
— А чего? У твоей-то... там и правда крест? Православный? А ты, стал быть, недопахиваешь? Под крестом-то? Ты ж это... елдой будто в храм святой... И как оно там? Окропляется душевно?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
