| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Совершеннейший разврат и порнография! Соблазнение с предложением. Вот уж точно: соблазнительное предложение.
"Спам" изначально — неспровоцированное навязчивое предложение услуг портовой проститутки. Тут... ну... типа... где-то как-то... Давай, Ибрагим, греби спам лопатой! Фильтры-то у тебя не отстроены.
Как вспомню Киев, как я тогда Хотенея... о-ох... соблазнил, возбудил, поигрался и не дался...
Опыт, ребьятки, не пропьёшь. Эмир видит... что-то из своих привычных картинок, из стереотипов: юное, безбородое, слабое, мечтающее доставить удовольствие господину, исполнить любое его пожелание... Дрожащее от страха и трепещущее в предвкушении... Да он каждый день такое видит! И чётко, на уровне спинного мозга знает: это — хорошо, безопасно, приятно... Обычное дело. Уровень тревожности, недоверия, готовности к опасности... снижается.
Это не его апофения, не моя харизма, не когнитивный диссонанс. Это — провоцирование поведенческих шаблонов. Не инстинктов, не безусловных рефлексов — глотать, дышать... Всего-то — чисто условные, благоприобретённые, воспитанные, начиная с нежнейшего возраста... Так ведут себя молоденькие наложницы, преданные слуги, верные рабы, любящие домашние... И — звук.
Ваня! "Голос струится мёдом и патокой"! Не скачи по октавам! Никакого баса, рыка, скрипа, напора... Ничего агрессивного, ничего от бородатого, матёрого, злобного, иноверного, рыкающего...
Умом он понимает: перед ним — один из предводителей врагов, злой, чужой, "острозаточенный". А нутром: свой, добрый, "мягкий". И "нутро" давит на мозги, обволакивает их, глушит, как пуховая подушка. Ведь так же лучше! Приятнее, комфортнее, привычнее. Бояться не надо. Страх, неуверенность... очень неприятные чувства. Душа эмира успокаивается, появляется надежда, уверенность в себе. Парень перед ним... пожалуй, не опасен. Даже — мил. К этому — приязненно...
А всего-то: губками — улыбочку, ресничками — трепет. И судьба народов и государства в... в туда, где ей и быть надлежит.
Если кто не понял — происходит акт государственной измены.
Я предлагаю эмиру то, ради чего он заварил всю эту кашу, за что погибли его люди, за что он сам нахлебался позора и страха. То, что было боем и кровью отбито у него русскими ратями.
Я предлагаю ему победу в проигранной войне.
Чётко по стандарту: "Заплати мне, и я сделаю тебе хорошо".
То, что это "хорошо" означает здесь: воинскую честь, славу государя-победителя, торжество правоверных над неверными, унижение Руси вообще и Боголюбского в частности... Как сказал Пророк: "...если встретите их посреди дороги, оттесните их к крайней части". Оттеснить с главной дороги — с Волги...
Победа! Неожиданная, утраченная и чудом обретённая!
Я предлагаюсь всем: душой, телом, имуществом. Землями, которые даровал мне Боголюбский. Телом, отмеченным Аллахом. Ибо изменник не сможет полноценно жить нигде, кроме эмирата. А для этого надо быть мусульманином. А я — уже... Душой, возликовавшей при виде хаджи Абдуллы, устремившейся к источнику мудрости и саду размышлений.
Если бы я не был, по их понятиям, "тайным мусульманином", "потерянным и обретённым братом" по вере, то... эмир бы мне не поверил. Соглашение оговаривалось бы такими условиями, что исполнить их было бы невозможно, само согласие — неинтересно. Но случилось то, что случилось.
Абдулла узрел... удивительное. И — произнёс "недозволенные речи". "Агент вливания" — "влил" в уши правителя. Нет! Не ложь, не обман! Только факты! "Правильным" образом акцентированные и аранжированные.
Вот, "птица счастья завтрашнего дня"! Вот, тайный брат, который тупые русские поставили начальником на столь важном месте! Вот, сокрытый верный, мечтающий о припадании к истинной вере! Аллах ниспослал лучшее средство для обмана и унижения неверных!
Снова, как в Бряхимовском бою, перед Ибрагимом замаячил "счастливый случай". И он снова "повёлся".
— Канша? Э... Сколько?
— Чтобы хватило построить город. Крепкий. До Мурома — сто вёрст. До Городца — полсотни. Русские рати могут подойти внезапно. Большой город. Чтобы было место для припасов, для размещения войска. Если эмир вдруг надумает... послать туда воинов.
Тут их прорвало. Но — между собой. Что-то они бурно обсуждали. Поминая Аллаха и Пророка его, да будет с ними... чего там с ними должно быть.
— Ты делать... э... клятва. Присяга. На Коран. Руку положить.
Эмирушка, да я хоть на что положу! И не только руку! Разве не сказано в Коране, что Аллах — лучший из хитрецов? Уж мы-то договоримся!
"Ворон ворону — глаз не выклюет"!
И разве не сказал Пророк: "Ложь допустима только в трех случаях: между мужем и женой, для достижения довольства друг друга; во время войны; и ложь с целью примирения людей"?
Я неженат. Другие основания, данные Пророком — вполне.
И разве сам Пророк (да пребудет он в милости перед Аллахом), не нарушал своих клятв, говоря:
"когда я даю какую-нибудь клятву, а потом вижу, что есть более хорошее решение, я обязательно делаю то, что лучше, а от этой клятвы освобождаюсь"?
Нет, я всё-таки балдею от мудрецов уммы! Какой здравый смысл! Какой реализм и прагматизм! Попостился три дня во искупление — и ври дальше! Как и сказано Пророком:
"Говорите, что сочтете нужным. Вам это разрешено".
* * *
Забавно: в христианстве ложь — смертный грех, лжесвидетельствовать — запрещено в "Десяти заповедях". Умные интеллигентные люди говорят, что всё разнообразие человечества, всех его культур, держится на этих "Заповедях" в той или иной форме. Дескать, человечество морально едино. Отсюда гуманизм, демократия, равноправие, "все люди — братья"...
А как же вот это: "я обязательно делаю то, что лучше, а от этой клятвы освобождаюсь"?
"Я тебе пообещал? — Я тебе ещё пообещаю".
Сегодня принял присягу, получил ружьё, а завтра увидел, что за него дают пол-штуки баксов и решил — это "лучше"? И фигня та присяга?
Увы, ребята. В меня нормы допустимого вбивались не в мечетях и медресях Счастливой Аравии, а в подворотнях и на пустырях сесесерии.
"Мужик сказал — мужик сделал".
Правда, из этого следует... что Пророк — "не-мужик"? Как и его последователи. А кто? Просто брехливые самцы хомнутых сапиенсов?
Если признать, что человечество едино, что оно едино в своей моральной основе — в "Заповедях", то мусульмане — не люди? Маразм! Человечество — это всё то, что выродили Адам с Евой.
Тогда... Мухаммед — репродуктор-извращенец? В смысле: извратил, при воспроизведении, слова Аллаха?
Я не утверждаю — я просто спрашиваю. Что — и спросить нельзя? — Ну, извините.
Но хочется же понять! Магомет — чётко человек. А не кусок бога, как Иисус у христиан. "Человеку свойственно ошибаться" — международная давняя мудрость. Не преднамеренно, не "по злобе". Что-то недопонял, где-то недослышал...
Вы вообще себе канал связи между богом и пророком представляете? На передающей стороне просто транзисторы шумят, а у приёмника — предохранители вылетают. Характеристики — несоизмеримые.
Сама идея ошибки пророка (что соответствует человеческой природе Мухаммеда) выглядит в исламе ересью.
В христианстве было также. Утверждения пророков считались абсолютной истиной. Догмой. Потом список догматов веры сократился — во второй половине 20 в. католики признали:
— Все догматы могут меняться. Кроме непогрешимости Папы Римского.
Двадцатый век — от Рождества Христова. В летосчислении Хиджры — 14 век. Может, ещё просто не созрели? Подождём лет шестьсот и... Кто доживёт — расскажет.
* * *
Факеншит уелбантуренный с этой теологией! Проще! Я никогда не лгу! Хитрю, умалчиваю, создаю впечатление... но — не лгу. Тут Аллах — лучший из хитрецов — меня поймёт. Но — "дал клятву — взял клятву"... Не, не могу. Не магометанин. Уважать себя перестану.
— Я вполне доверяю присутствующим. Как себе. Но... для клятвы нужен мулла. И — другие. Тайна — как редкая птица: один может её удержать, но в собрании... кто-то окажется неловок. Цена... не только моя голова. Но и... радость эмира. Которая может надолго отложиться в исполнении. Готовы ли мы погрузить дух блистательного в пучину печали? На многие годы? Нет? Тогда, о благороднейший эмир, позволь откланяться и отправиться в свой лагерь. Дабы гяуры не заподозрили меня в чём-либо.
Вопиющее нарушение этикета! Только государь может отпустить собеседника! Это настолько... стереотипически, что у эмира даже типовой реакции, типа: "стой!" — нету.
Я поклонился, поднялся на ноги, поклонился, отступил задом к выходу, снова поклонился и... и вывалился на свежий воздух.
Уф! Ну и работёнка у дипломатов! Следом, тоже вытирая пот, выкатился Абдулла, послал слугу за лодкой с гребцами, внимательно осмотрел моих людей.
Отсюда, с берега Волги, просматривался Янин. И я позволил себе несколько форсировать ситуацию:
— Видишь?
— Кандай?
— Костры не горят. Берег тёмный. Никто не знает замыслов Бешеного Китая. Но если он захочет ударить через реку — вы не увидите.
— Кха! У нас... э... новый воин приплыл. Много.
— Они — спят. Убить сонного... Скажи эмиру — времени мало, мир надо делать быстро. Иначе — будет много крови.
Едва перебрались через Волгу, едва лодочка ушла назад, как... Я только размечтался, только представил себе: вот приду, сниму, лягу, вытянусь...
— Князь Андрей Юрьевич велит к себе.
И рядом десяток суздальских гридней в полной броне.
Факеншит, какая же это уже серия пошла?! Что у меня третья ночь без сна — понятно. Но Андрей-то как держится? Или он днём перекемарил? Похоже — так. Вижу, что Боголюбский устал, но глаз острый:
— Сказывай.
— Говорил с эмиром. Обещал ему построить город на Стрелке. Большой и крепкий. Просил денег, людей, скота, хлеба. Вроде — даст.
— Присягал?
— Нет.
Вот чего собственно, я так и юлил с присягой. Мне-то плевать. А для Андрея это... аргумент. Для выводов.
Смотрит. Глазами сверлит. Он не верит ни одному моему слову. Конечно: поверить, что противник будет финансировать строительство форпоста против самого себя...
— Почему?! Почему он тебе доверяет?!
— Потому что апофения. Видят, но не разумеют.
— ??!
Как они меня заколебали! Я имею ввиду — мои штаны с трёхслойными завязками. И правители — тоже.
Достаю, показываю.
— Так ты обрезанный?!
— Нет! Факеншит! Я — облезлый! Я же тебе рассказывал! С меня вся кожа слезла! И отсюда тоже! А потом наросла вот так! А эмир решил... Потому что он — идиот!
— Та-ак... А веруешь в кого?
Как вы мне все надоели! Я вообще ни в кого не верую!
"Дух рабства кроется в кумирне и в Каабе,
Трезвон колоколов — язык смиренья рабий,
И рабства черная печать равно лежит
На четках и кресте, на церкви и михрабе.
...
Бушуют в келиях, мечетях и церквах,
Надежда в рай войти и перед адом страх.
Лишь у того в душе, кто понял тайну мира,
Сок этих сорных трав весь высох и зачах".
Сколько же столетий должно пройти, чтобы мудрость Хайяма стала не только доступной, но и воспринятой?! "Видят, но не разумеют. Слышат, но не внемлят"...
Вытаскиваю из-за ворота крест нательный. Юлькин противозачаточный.
Охренели религиозные. Всё вокруг одного и крутятся. И вот так — всё средневековье! Хотя понятно: основные инстинкты и их канализация с деформацией — в основе каждого массового вероучения.
Я поправляю одежду, никак не запихнуть правильно рубахи в штаны. Андрей мрачно меня рассматривает.
Он — не верит. Он знает, что верить изменнику нельзя.
"Единожды солгавший — кто тебе поверит?".
Я — изменник? — Кому изменил? "Солгавший"? — В чём солгал?
Андрей не может найти противоречий в моих рассказах.
Ибрагим — глуп? Битый враг — всегда глуп. Обрезание? Но вот же — и на голове плешь, вся кожа слезла. Куча непривычного, нестандартного, сомнительного... Но под каждое утверждение находится подтверждение... И эти падающие стаканы... Пророчества истинные и пророчества ложные... странная бумага, странные ножики, странная телега, странная икона, странные речи...
Да срубить ему голову! Чтобы свою не мучить. Но вот же: вчера четыре причины были. Для топора. И... не срубилось.
Теперь появилась пятая — измена. Так оно выглядит — сговор с противником, получение от него обещания материальных ценностей, помощи... Но таковым не является... А дома ждёт эта история с женой... и надо бы отдариться за наложницу... и героев казнить без явной вины — в войске негоразды будут...
— Сейчас ты присягнёшь мне.
— Нет.
Ух как он не выносит слова "нет"! Опять железяку святого предка начинает искать руками, не глядя.
— Брат, ты забыл. Изгнание. Я — не-Русь. Иначе — ты обманул князей. Взял себе землю.
Смотрит. Меч дёргает. Туда-сюда, в ножны — из ножен. Скрип-скрип. Вжик-вжик.
Я плету паутину мира. Я сплетаю ниточки-шнурочки. Связывающие нас. Меня с ним. В этом плетении — вражда и дружба, ненависть и радость. Ты не хочешь назвать меня братом, тебе привычнее видеть во всех врагов. Но ты не можешь выдернуть одну-единственную паутинку, не можешь сказать:
— Враг! Рубить!
Потому что всё плетение, все нити склеены. Склеены твоим интересом, окутаны туманом нового, невиданного, непривычного.
Логика вражды, тела, функции требует:
— Убей его! Мир станет проще!
Логика души, любопытства, надежды возражает:
— Убить? И никогда не узнать? Потерять... не попробовав?
"Свобода хотеть" вырастает из "возможности знать". Не знаешь — не захочешь. Не сможешь захотеть.
Тебе не нужна часть твоей свободы? Части тебя? "Мир проще" — это хорошо? Площе, серее, скучнее... — лучше?
У меня ничего бы не получилось с Романом Благочестником. Или с его братьями. Разве что, сам Ростик... Среди десятков Рюриковичей этого времени, Боголюбский — едва ли не единственный. Один из очень немногих, способных увидеть, услышать новое. Не испугаться, не отбросить:
— Фу. Хрень какая-то помстилась. Свят-свят-свят.
Хоть и с трудом, с постоянным раздражением, со скрипом зубовным, но понять: это — иное.
Обладающий столь высоким уровнем самоуверенности, чтобы поверить. Поверить самому себе, своим глазам и ушам: это — не мираж, не больной бред — реальность.
Надо быть очень сильным и смелым человеком, чтобы открыть глаза. Чтобы взглянуть на мир и принять его. Таким, каким он есть, а не — как мне хочется, как меня учили, как я думаю. А не приняв реал, не увидев его — человек не может его изменить, улучшить. Остаётся только воевать с ветряными мельницами и строить воздушные замки. Разной степени ветрености и воздушности.
Понятно, что ни один из моих эпизодов, известных Боголюбскому, не есть доказательство необходимости моего существования. Начиная с моих уникальных метательных ножичков-штычков в Рябиновке. Любое моё слово может быть опровергнуто или извращено, любое моё действие может быть истолковано разными образами. Каждый конкретный случай — случай. А вот совокупность...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
