Сан-Хосе — столица Коста-Рики, которую миссия "Святой Марии" только что покинула. И Сан-Хосе — порт на берегу Гватемалы, куда пароход пришел. После таможенных формальностей, разгрузились и отправились в столицу, также расположенную вдали от моря, на горном плато среди отрогов Кордильер. Природа также была похожа на ту, что Эрнесто видел несколько дней назад, в пятистах милях к к юго-востоку — те же изумрудные леса, лазурные водопады на быстрых горных речках, и старая испанская дорога вьется серпантином. А город Сан-Хосе (хотя не был столицей) выглядел богаче и старше своего "тезки" в Коста-Рике. Вот только этот блеск фасадов, вывесок и витрин сочетался с большим количеством людей самого бедного вида (как правило, индейцев — еще одно отличие от Коста-Рики).
-Тут с века шестнадцатого было "генерал-капитанство Гватемала", в отличие от костариканского захолустья — пояснил Дон Педро — и потому, цивилизация здесь имеет давнюю и славную историю. Например, университет в Гватемале (столице, с таким же именем как страна) был основан в 1676 году, когда Нью-Йорк еще был деревней, за которую англичане дрались с голландцами. И земли в этой стране вдвое больше чем в Коста-Рике — причем все разница, за счет равнины, пригодной для хозяйства. Было где развернуться большим плантациям — бананы, кофе, кардамон — раньше всем этим владели богатые доны, ну а сегодня, конечно же, "Юнайдед фрут". Которая, до реформ Арбенса, даже налогов никаких не платила и никаких местных законов в своих владениях не признавала. А еще, к великому несчастью для этой страны, тут нашли нефть — сказать, кому нефтепромыслы принадлежат, или сам догадаешься? И население, в отличие от Коста-Рики, совсем иное — тут индейцы были многочисленны, так что с рабочей силой для плантаций у колонизаторов проблем не возникло — а вот из Испании сюда ехали, в основном не поселенцы, а чиновники, солдаты, и всякие ловцы удачи. Оттого и сейчас гватемальцы — на восемьдесят процентов, потомки майя или метисы разной степени. Что до местного "общества" то оно делится примерно поровну на тех, кто кормится объедками со стола "Юнайдед фрут" и ей подобных — и "патриотов", в основном из мелкобуржуазных слоев, недовольных засильем гринго, и примыкающей к ним радикальной учащейся молодежи, студентов университета. Ну и всякие любители революции сюда слетелись — причем с настроем более серьезным, чем в Коста-Рике. И кое с кем я советовал бы тебе завести знакомство — в качестве "аргентинского журналиста".
В этой стране — буквально в воздухе носился дух революции (и контрреволюции, тоже). Президент Арбенс вовсе не был коммунистом — каким его считали в Буэнос-Айресе и в Вашингтоне. Его земельная реформа вовсе не была подобием ленинского "Земля-крестьянам" — согласно закону, отчуждению и распределению подлежала лишь необрабатываемая часть крупных землевладений, причем владельцам выплачивалась компенсация (правда, не деньгами, а государственными облигациями займа). В итоге, около полумиллиона человек (что составляло шестую часть населения Гватемалы) получили свой участок во владение. Но даже такая, более чем ограниченная реформа, вызвала бешенство "Юнайдед Фрут" — крупнейшего и богатейшего землевладельца в этой стране. Поскольку из всех земель здесь, числящихся в ее собственности на момент реформы, лишь 15 процентов были заняты плантациями, а прочая территория была приобретена "на перспективу". Мало того — если всего несколько лет назад во владениях "Юнайдед фрут" в Гватемале фактически не действовали законы Гватемалы, а лишь собственные правила компании — по которым с нанятыми рабочими обращались "как с неграми во времена дяди Тома", это слова из американских газет! — то по новому Трудовому Кодексу, работники имели право на забастовку, в случае несогласия с заработной платой и условиями безопасности труда. Полвека назад, во времена Тедди Рузвельта, за гораздо меньшее в любую страну к югу от Рио-Гранде вторгалась американская морская пехота — сейчас времена были иные, но всеобщее мнение было едино в том, что "янки этого не простят". Известно было, что их посол, мистер Перифуа, уже имел несколько встреч с Арбенсом, за закрытыми дверями — но легко можно было догадаться, о чем шла речь.
-Военная экспедиция стоит больших денег. Даже Соединенные Штаты не настолько богаты, чтобы тратить миллионы, когда есть надежда договориться без войны.
-Они не решатся. Увязли во Вьетнаме — гринго нужна еще одна война? Да и если посмотреть, вояки они намного хуже, чем немцы и русские.
-А что, им потребуется много войск, чтобы нас оккупировать? У Арбенса всего три или четыре тысячи солдат с десятком старых пушек, танков нет, ВВС — с десяток винтовых аэропланов прошлой Великой Войны, флот — пара патрульных катеров. А у Эйзенхауэра пять миллионов под ружьем, тысячи реактивных в воздухе, десятки линкоров и авианосцев. Мы против них — как мышь перед ягуаром! Проглотит, не заметив.
-Однако же, Вьетнам не сдается. Что — у Хо Ши Мина тоже миллион солдат с тысячами танков и самолетов? Или же — там против гринго поднялся весь народ. Так и здесь — если бы все три миллиона гватемальцев взяли бы оружие, то даже сам Эйзенхауэр, а не какой-то посол Джон Перифуа, не посмел бы так разговаривать с нашим Президентом!
-Арбенс сам из благородных. Он не доверяет простым людям. Но слишком верит букве закона. И пытается убедить гринго, что он патриот Гватемалы, но не коммунист.
-У американцев, "коммунист" это страшное обвинение. Но отчего Эйзенхауэр не смеет Сталину угрожать? А четыре года назад в Китае целый корпус гринго сдался советским в плен. И в Шанхае тридцать тысяч гринго были сожжены русской Бомбой — и что в Вашингтоне, утерлись и промолчали!
-Коммунисты не признают ни бога, ни собственности. Если ты веришь в Христа — тебя сошлют в Сибирь убирать снег. И даже штаны у тебя отберут — выдадут казенные. А еще, я слышал, у них все женщины — общие.
-Ты это у господина Фаньера прочел? Который про "вирус коммунизма" придумал — вот чихнет на тебя коммунист, и ты уже за Сталина. Ты в эту чушь веришь? Где это видано — чтобы вера как бациллы распространялась?
-Фаньер конечно врет как барон Мюнхаузен. Но ведь факт, что коммунисты против Бога и собственности!
-Ага, ну а отчего сам Папа у Сталина в друзьях? И я по пути сюда в Каракасе видел журнал, из Испании — а там на обложке Лючия Смоленцева в собственном автомобиле, и выглядит не хуже, чем дочка какого-нибудь Рокфеллера в журналах гринго.
Дон Педро, Эрнесто, все шестеро "гвардейцев", а также кто-то еще из миссии остановились в пансионате "Сервантес". Место было не самым респектабельным — но наиболее оживленным, поскольку большинство постояльцев были приехавшие в Гватемалу молодые энтузиасты, "желающие помочь революции". Пока что вся их деятельность выражалась в ожесточенных спорах между собой, и самой частой темой была "вот если бы я был Президентом этой страны, то сделал бы..". Власти же Гватемалы привлечь этих добровольцев к благому делу вовсе не спешили — в первые же дни здесь Эрнесто был свидетелем, как некий Луис Гальего из Лимы, также приехавший сюда по своему желанию и за свой счет, писал прошение направить его хоть в самый отдаленный район страны, в джунгли Петена, чтобы работать врачом в индейских деревнях — а ему отвечали требованием, сначала подтвердить свой диплом медика и представить рекомендации (прим.авт. — в нашей истории, это было там с самим Че Геварой). К миссии Римской Церкви отношение местных чиновников было более благожелательным — хотя и здесь, какой-то дон Салас из министерства первоначально настаивал, чтобы все медикаменты и прочее имущество было передано гватемальской медицине, ну а вам благодарность за богоугодное дело. Но отец Франциско (номинальный глава миссии) встал насмерть — мы сами будем оказывать страждущим всю требуемую помощь.
Больше недели однако ушло на бюрократические формальности. Впрочем, это время также было потрачено с пользой — на осмотр медицинских учреждений столицы, и знакомство с прочими достопримечательностями Сан-Хосе. Хотя для Эрнесто это было немного затруднительно из-за его астмы — столица Гватемалы лежит на высокогорье, в 1800 метрах над уровнем моря. В долине у вулкана — что говорил Дон Педро про Коста-Рику, "раз в пятьдесят, сто лет извергается — и только бы успеть убежать". А еще тут, как рассказывают, бывают и землетрясения — наверное оттого здесь высокие дома лишь в центральных кварталах, а большая часть столицы, это одноэтажные домики, часто окруженные садами. Здесь было очень много зелени — настоящий город-сад. И птицы поют в кронах деревьев — сам символ Гватемалы, это птица кетцаль, говорят что у нее хвост и оперение радужных цветов. Но увидеть ее Эрнесто не сумел даже в местном зоологическом саду.
-Она не живет в неволе! — сказала Ильда — а запертая в клетку, погибает.
Ильда Гадеа из Перу, с которой у Эрнесто оказались общие знакомые, еще по тому путешествию на мотоциклах. И она читала его изданный "Дневник", любила искусство, и считала себя искренней сторонницей учения Карла Маркса. Вынужденная уехать из Лимы, как противница диктатуры генерала Одриа, здесь она работала в Государственном институте развития экономики. Была на три года старше Эрнесто — и чем-то напоминала ему его мать.
-Это кецаль поет?
-Нет, тесонтле, "птица четырехсот голосов". Вон там он сидит — видишь?
-Совсем не красавец. На воробья похож.
-Как и в жизни — самая красивая птица, это павлин, а голос у него... Как часто бывает, что почет вовсе не тому, кто заслужил по праву!
Эрнесто давно не был невинным мальчиком — в двадцать шесть лет! Молодой богатый дон, из аристократической семьи, владеющей преуспевающей плантацией, спортсмен, обладатель высокопрестижной в Латинской Америке профессии врача, совершивший романтическое путешествие на мотоцикле и написавший о том книгу, известную даже в Европе — в Буэнос-Айресе считался если не самым завидным из женихов, то уж точно, в первой десятке. И конечно, у него уже были женщины, и с родной плантации Матавердес, и среди студенток университета, и даже кое-кто из дочерей благородных соседей... как звали ту, которой он даже хотел посвятить свое путешествие на мотоцикле? А она сама все испортила, на его вопрос, что тебе привезти из поездки, ответила — нейлоновые чулки от гринго, "и не дешевку, а самые лучшие и дорогие, за пятнадцать долларов" — слова, достойные лавочницы, а не возлюбленной благородного дона, идущего на подвиг. Хотя назвать тот вояж особым геройством было нельзя — но могла бы что-то более возвышенное придумать. Ну и сам Эрнесто, имея пример матери, искал такую как она — не ролью, но характером, умом, интересами. Примерно такую, как Лючия Смоленцева — а не домохозяйка Люси из голливудского сериала. А Ильда Гадеа — могла бы даже его наставницей в марксизме стать. Если бы он до того не встретил Дона Педро.
Который отнесся к увлечению своего подопечного... странно? Сказав:
-Она марксистка, но не революционер. Хочешь с ней переспать, ради бога. Но запомни: твоей женой после Гватемалы она не будет. Из этого и исходи.
Тогда Эрнесто потребовал объяснений. Увидев, что Дон Педро все время ведет его по жизни — иногда незаметно и мягко, но всегда неумолимо. И при этом всегда оказывается прав — по крайней мере, Эрнесто не мог вспомнить ни одного случая, когда он после бы сожалел о своем послушании. Но это уже чересчур — может быть, у вас для меня уже и будущая жена где-то есть, о которой я и не знаю?
-Нет. Говорят, что подлинные браки заключаются на небесах — но я не господь бог, чтобы указать тебе на твою потерянную половинку. Хотя мне ведомо кое-что, от других скрытое. И сейчас я имел виду всего лишь — что Ильда не твоя половинка, я это знаю точно. Отчего — прости, но сейчас не отвечу.
И добавил, усмехнувшись:
-Ты узнаешь о том через год или два. Когда завершится твой университет, и ты пойдешь дальше, уже без меня.
Что значит, без вас, дон Педро? Вы рядом со мной, почти уже десять лет. И я вас считаю... больше своим отцом, чем старшего дона Эрнесто. Да и я не слепой, чтобы не видеть, что происходит между вами и моей мамой — если вы исчезнете так же, как появились тогда, она будет очень в большом горе.
-У меня тоже есть свой долг, мой мальчик. И свой путь. Но будь спокоен — я не оставлю тебя до тех пор, пока ты не научишься идти дальше сам. Пока же, будь готов, завтра мы выезжаем из Сан-Хосе. Министерство наконец соизволило дать "добро", подписав все бумаги!
Главарем революционного общества, собравшегося в "Севантесе", был Фидель Кастро, адвокат из Гаваны — тот самый, что был во главе мятежа 26 июля 1953 года, вместе со своим братом Раулем; здесь были и еще с десяток человек, участвовавших в том деле. Поначалу они все смотрели на команду "святош" с явной прохладой — но очень скоро отношение их вожака, а затем и прочих, сменилось на явный интерес и дружелюбие. Когда же Эрнесто спросил о том у Дона Педро, то услышал ответ:
-Я всего лишь передал им привет от нашей общей знакомой. Хорошие люди должны помогать друг другу, а не ссориться из-за мелких разногласий.
Эрнесто обнаружил, что у него и Фиделя много похожего — и в биографии, и в интересах. Кастро, старше Гевары всего на два года, тоже был сыном плантатора (только сахар, а не чай матэ), тоже увлекался спортом, закончил Гаванский университет (получив диплом доктора права). Прочел "Путешествие на мотоцикле", оценил его достаточно хорошо — но, в отличие от Эрнесто, был ярым революционером. И это выражалось не только в том, что пока молодой Гевара проходил "университет" у Дона Педро — за плечами Фиделя и Рауля была уже попытка свергнуть правящий несправедливый режим. Фидель Кастро с охотой дал интервью, "как было дело у казарм Монкада", и "мы проиграли сражение, но не войну". Война за свободу еще не закончена, амиго!
"Мятеж не может кончиться удачей" — насмешливо произнес Дон Педро, также слушавший очень внимательно — пока же, чем просиживать штаны и драть горло в "Сервантесе", кормясь чем бог пошлет, вроде торговли книгами вразнос (прим.авт. — в нашей истории, сам Че Гевара в Гватемале зарабатывал на еду, продавая книги), не лучше ли заняться чем-то полезным? В обоих смыслах — и оплаты, и посмотреть вблизи на жизнь народа, за свободу которого вы приехали воевать, и местность узнать, и знакомства завязать — что также часто бывает не лишним?
-Падре, — оба брата Кастро отчего-то считали Дона Педро священнослужителем — восстание Идальго и Морелоса сто сорок лет назад, с которого началась свобода Мексики, тогда также называли "мятежом", однако история все расставила по своим местам. Мы сражаемся за правое дело — свободу и независимость своей Родины. Вам в Европе трудно это понять, что значит, имея душу свободного человека, жить в положении раба. Когда Гитлер хотел захватить Европу, это вызвало всеобщее возмущение. Когда гринго превратили все страны к югу от своей границы в собственный "задний двор", это принимается в мире как должное. Будто мы — полудикие негры, не способные с собственной государственности. Хотя наши традиции свободы и демократии, равенства и братства — лишь немногим моложе тех, что вдохновляли Робеспьера и Джорджа Вашингтона! Гринго навешивают на нас ярлык "коммунистов" — но мы всего лишь патриоты, и хотим наконец жить своим умом! Даже если для этого придется провести некоторые реформы, в нарушении "святого принципа частной собственности". Вас наверное, удивляет, отчего это говорю я, по мнению Карла Маркса принадлежавший к господствующему классу? Ответ простой — по той же причине, что фабрикант Энгельс, да и сам Маркс, по происхождению вовсе не пролетарий. Образование — позволяет увидеть то, что не видят пролетарии. Знаете, как гринго удерживают нас в повиновении — крепче, чем Англия и Франция, свои колонии в Африке? Да, на первый взгляд мы все суверенны — власть со всеми атрибутами, и никаких оккупационных войск, по большей части. Но вам знакомо — "сила дьявола в том, что он убедил всех в своем отсутствии"?
