-Совершенно никчемная личность. В молодости был красавчиком, плейбоем — а сейчас довольно потасканный сеньор, склонный к алкоголизму и случайным связям. На фоне своей жены выглядит бледно. Перспектив в будущем для него не вижу. Если фирма все-таки разорится, или Сталин решит свернуть лавочку, то сеньора Гевару выкинут ко всем чертям — и всем будет плевать, как скоро он помрет в подворотне.

-А его супруга?

-Умна, решительна, образована. Но в бизнесе, немногим лучше мужа. Была на грани разорения, когда появился "дон Педро". Аристократка, но не бизнесмен, этим все сказано. Считает свое дело — не более чем основой для своего образа жизни. Спорт, приемы с балами, и "левые" разговоры. Ну и воспитание сына, конечно. В целом же — схожа с госпожой Перон, вот только равного ей мужа рядом нет.

-Что нет сейчас, не значит что не появится в будущем.

-Ну, если бы Сталин всерьез нацеливался на влияние и власть в чужой стране — то вкладывался бы в самого Героя, а не в его возможную музу-вдохновительницу?

-Предположим — хотя все очень зыбко. Остается открытым вопрос — если не чай, то что? Да, что вы можете сказать про молодого Гевару?

-Пока лишь слабая копия своей мамаши. Дон Педро натаскивает его как резервную фигуру — на случай, если Гевара-старший взбрыкнет. Что вовсе не в его интересах — но алкоголь вкупе с "честью потомка конкистадоров" может толкнуть на самый непредсказуемый поступок.

-Ну, отцеубийство, это страшный грех. Равно как и согласие с таковым деянием, непротивление ему.

-Во-первых, ваше преосвященство, дон Гевара может умереть вполне естественно, например от плохого алкоголя, у дона Педро богатая фантазия и опыт. А во-вторых, что интересно, у сеньоры Гевара, равно как и у ее сына, несколько иное мнение на распределение ролей в семье. Вы отпустите мне грех нарушения тайны исповеди, ваше преосвященство, прежде чем я продолжу свой рассказ?

Ретроспектива. Аргентина, Плантация Матавердес, 1 ноября 1950.

-Донья Селия, я бы просил вас на будущее, не подходить ко мне так беззвучно и со спины.

-Вы настолько опасаетесь за свою жизнь даже здесь, сеньор Бельмонте?

-Донья, мне приходилось жить в очень опасных местах. Таких, что если там к вам сзади подходили так, как вы сейчас ко мне — то надо стрелять не задумываясь, если хотите остаться в живых.

-И из того, что вы сейчас разговариваете со мной, можно сделать вывод, что вы стреляли и убивали. Наш сосед, благородный дон Кордеро, сказал, что у вас глаза убийцы — и удивился, как я могу вообще оставаться в одном доме с "этим матерым головорезом — наверное для него убить ближнего столь же легко, как закурить сигару". Однако я не чувствую от вас ни малейшей угрозы, ни для себя, ни для своих детей — напротив, мне кажется, что самое безопасное место в мире, за вашей спиной. А мой мальчик Эрнесто всерьез утверждает, что Индиану Джонса в знаменитом русском кино придумали на основе ваших приключений. И знаете, я ему верю.

-Эрнесто очень способный ученик. Хватает мои уроки буквально на лету. Надеюсь, ему это пригодится в жизни.

-Сеньор Бельмонте, вы наверное уже заметили, что Аргентина не Европа. В том смысле, что если там женщине положено молчать и ждать, пока благородный рыцарь сам обратит на нее внимание, у нас даме не считается зазорным проявить инициативу. Вы конечно, знаете, как я выходила замуж — и общество здесь немного поворчало, но приняло как должное. А будь я британской леди — то погубила бы свою репутацию навек. Я смотрела, как вы беседуете, играете с Эрнесто и Роберто — учите их всему, со старанием и любовью.

-Они уже не мальчики, донья. И если находят мое общество интересным и полезным...

-А вы разве не видите, что они более чем прохладно относятся к обществу родного отца? Впрочем, они и прежде не называли его "папа", я такого не вспомню, ну разве что очень давно. И для меня они всегда будут "мои мальчики", даже когда доживут до седых волос. Но это будет еще нескоро, а пока... Сеньор Бельмонте, вы считаете, что я уже слишком стара? Мне всего сорок два года — и все говорят, что я выгляжу моложе. А вы, сеньор, если сбреете эту бороду... Мне кажется, она вас сильно старит!

-Донья, вы совершенно не знаете, кто я.

-Моего мужа, прежде чем мы пошли под венец, я знала меньшее время чем вас. И тогда я была наивной дурочкой, даже не достигшей совершеннолетия — а сейчас у меня есть кое-какой жизненный опыт. И я не вижу рядом никого, кто стал бы лучшим отцом для моих детей. Вы несомненно, аристократ, дон Педро Бельмонте — хотя я не знаю, настоящее ли это имя, однако ваши манеры, а еще больше, ваше умение управлять людьми и ситуацией, показывают истинно благородного человека. Вероятно, вы не испанец — ваш язык безупречен, но слишком правилен, я конечно не профессор фонетики, но отличу по произношению кастильца от андалузца, а тем более, уроженца Нового Света. Но не буду настаивать — по-испански говорят сотни миллионов людей в десятках стран, от Филиппин до Сахары, и возможно, я с каким-то диалектом не знакома. Вы воевали и убивали — но разве может кабальеро остаться в стороне от всемирной битвы света с тьмой, какой была последняя великая война? У вас есть враги, жаждущие вашей крови, раз вы даже здесь не расстаетесь с оружием, привезли с собой целый отряд головорезов, и тут тоже пытаетесь обучить военному делу товарищей моего Эрнесто — что ж, у человека чести не могут быть одни лишь друзья. Наконец, у вас нет жены, по вашему же признанию, и уж простите, вы не импотент и не содомит — полагаете, я не знаю про Глорию и Хуану? Что ж, для кабальеро, не принимавшего обет монашества, связь со служанками вполне допустима. Так что вы скажете?

-Ваш муж, донья Селия. И я напомню вам, что в этой стране нет разводов.

-Вам сказать, сколько лет — не дней, не недель, даже не месяцев! — мы не уединялись в спальне? Когда-то я его очень любила, даже была без ума. Но это давно прошло. Сейчас мы чужие люди, связанные лишь записью на бумаге. Даже живем не вместе — он предпочитает Буэнос-Айрес, где у него роскошная квартира, и наверняка, громадная кровать, успевшая познать десятки любовниц. А я даже не ревную — он мне абсолютно безразличен. И я совершенно не верю, что он решится вызвать вас на дуэль — и еще меньше верю, что вы этого боитесь. Да, у нас нет разводов — но знаете, как издавна решали эту проблему истинные кабальеро, ведь ситуации, подобно нашей, возникали много раз? Сталью или свинцом — и как господь рассудит. Но мой муж не решится — даже если вы прилюдно плюнете ему в лицо.

-Я не о том, донья Селия. Если в Аргентине не существует разводов, то как вы представляете свой брак с кем-то еще? Тем более я не желаю убивать сеньора Эрнесто — как бы к такому отнеслись ваши дети?

-Сначала ответьте мне на один вопрос, сеньор Бельмонте. Я не спрошу вас, из какой вы страны, и какое ваше настоящее имя. Но есть ли где-то женщина, которая сейчас вас ждет? Ответьте честно.

-Никого нет. Кроме огромных скелетов в шкафу. Так что, донья, вы даже представить не можете, с кем и чем связались.

-А мне плевать, дон Педро Бельмонте! Я ведь предлагаю вам пока что "де факто", раз "де юре" закрыто. Ну а что будет дальше — посмотрим. В мире ведь есть и другие страны, кроме Аргентины?

Ретроспектива. Аргентина, Плантация Матавердес, 14 ноября 1950.

-Сеньор Бельмонте, вы оскор.. соблазнили мою жену!

-Ну и?

-Сеньор Бельмонте!

-Что вы орете, сеньор Гевара — давайте, оскорбите меня! Так положено по ритуалу — после, я должен вызвать вас на дуэль, в этой стране такое дозволено. И скорее всего, я вас убью — а после, мне предстоит тяжелое объяснение с вашим сыном. Я уже немолод, и мне очень хотелось, чтобы мои знания и опыт не пропали, а перешли к достойному наследнику, коль у меня своих детей нет. Это и есть мой истинный интерес — а не в деньгах, которые с собой на небо не возьмешь.

-Сеньор Бельмонте! Я, как джентльмен, могу простить ваш поступок, приняв достойную компенсацию.

-Что я слышу, сеньор Гевара! Истинный кабальеро, потомок конкистадоров — торгует честью своей жены.

-Сеньор Бельмонте, я требую... Тысяча чертей, жизнь в Буэнос-Айресе недешева!

-Меньше надо тратить на шлюх. Или мне у доньи Селии попросить, чтобы она дозволила мне защитить ее честь?

-Я мужчина! Мне можно.

-И сколько?

-Тысяча американских долларов. Можно в песо, по обычному курсу, пятнадцать к одному. В столице, знаете, не то что здесь, в Кордове. Цены на лучшие услуги и удовольствия — в настоящей валюте, а не пероновских бумажках.

-Что-то наш разговор перестает мне нравиться, сеньор Эрнесто. Жду вашего оскорбления.

-У вас будут проблемы, сеньор Бельмонте! Вам это с рук не сойдет!

-Сеньор Эрнесто, вы знаете, сколько и каких проблем мне приходилось решать за свою жизнь? А вот у вас, очень может быть, никаких проблем уже не будет никогда.

-В таком случае, сеньор Бельмонте, завтра все светское общество в Буэнос-Айресе узнает, как бесчестно вы поступили с доньей Селией. А также, кто истинный владелец плантации Матавердес. Ведь если вы скрываете этот факт, значит он для вас важен? Выдаете себя за владельца всего лишь доли собственности.

-Сеньор Эрнесто, законность нашей сделки по продаже плантации не сможет оспорить даже Верховный Суд этой страны. А что до моей роли — раскрытие ее будет для меня мелким неудобством, а вот для вас... Вам так хочется разгласить, что у вас в кармане нет абсолютно ничего, кроме долгов? И после найдутся глупцы, кто дадут вам в кредит хоть песо? А уж как будет смеяться столичное общество над жалобами бедного мужа, который не в силах сам восстановить справедливость! Хотите стать всеобщим посмешищем и неудачником — давайте! Я посмотрю и посмеюсь вместе со всеми.

-Сеньор Бельмонте, это просто не по-христиански! Морить голодом несчастного отца ваших любимых учеников.

-Могу предложить вам переселиться сюда, в свое родовое имение. Жилье и стол гарантирую.

-После Буэнос-Айреса? Я тут от скуки помру. Сеньор Бельмонте, а если... Если я вам нужен, как формальный владелец плантации, для представительских целей, то отчего я должен выполнять эту функцию бесплатно?

-Ну, если на то пошло, ваше право проживать в этом доме — которым вы не желаете воспользоваться, но тем не менее, оно есть! — тоже что-то стоит? Как и то, что вы называете себе совладельцем плантации Матавердес, не имея на это права — и я молчу. Но так и быть — я готов платить вам жалование управляющего. И ни песо больше!

-А, согласен! При условии, что первый платеж прямо сейчас — и лучше наличными, а не чеком... О, благодарю — вы истинно благородный кабальеро, дон Педро! С вашего позволения, я возвращаюсь в Буэнос-Айрес!

-Не желаете пообщаться с женой, с детьми?

-С радостью — но в столице меня ждут неотложные дела.

Эрнесто Гевара-младший (будущий Че). Лето 1955 года

-Ты палубу протереть не бойся, она стальная — ну а швабру износишь, новую выдадут. Работай давай!

Руки натерлись уже до кровавых мозолей. Занятие совсем не для сына плантатора? Но дон Педро сказал:

-Ты запомни: любое геройское дело на девять десятых состоит не из подвига, а из рутины. И если на ней спасуешь — к "моменту истины" просто не подойдешь. Даже если тебе предстоит командовать, а не делать самому — иметь представление ты обязан. Чтобы после не отдавать дурацких приказов, вроде "до обеда вычерпать ведрами это море, а до заката построить через него мост". Так что, отставить разговоры — считай это тоже за урок!

Пароход "Принцесса Иоланта" плыл на север, в Европу, неся в трюме несколько тысяч тонн замороженной аргентинской говядины и всего сотню тонн высушенного чая матэ. Эрнесто знал, что моряки говорят, "мы ходим, ну а плавает лишь известная субстанция" — но сам он себя моряком совершенно не считал, после того, как обнаружил еще с первого дня, что жестоко страдает от морской болезни. А ведь там, сразу после выхода из Буэнос-Айреса, был даже не шторм, а небольшое волнение — дальше, слава богу, путь пролегал через "конские широты", при отличной погоде и ярком солнце. С удивлением Эрнесто узнал, что еще в прошлом веке эти места считались большим проклятьем моряков, чем "ревущие сороковые" южнее. Поскольку в штиль парусные суда могли застрять надолго, тратя провизию и пресную воду — и первыми жертвами исчерпания корабельных запасов обычно становились перевозимые лошади, ну а после, случалось, что и люди. То есть, штиль может быть столь же смертелен, как буря.

-Ты работай! Верно Маркс говорил — новая ценность создается лишь трудом. И если какая нация решает, что работать должны лишь негры — то нации конец, через сколько-то поколений. А вот у британцев — колоний с плантациями и рудниками больше всех, но и сами англичане трудиться не разучились. И в самой Африке какая страна самая развитая — Южно-Африканский Союз, где не "негры работают — белые правят", а есть и такие белые люди, кто не брезгуют трудом.

Эрнесто успел уже трижды проклясть свое желание получить опыт практического марксизма — то есть, эксплуатации труда капиталом. При том, что работа палубного матроса в хорошую погоду считалась самой легкой — "а попробовал бы ты в кочегарке, при шестидесяти градусах по Цельсию, уголек в топку кидать, по десять кило на лопате. Да еще периодически ломом уголь по решетке рассыпать, шлак отбивать, наружу выгребать, и за борт выгружать — а к котлам таскать из угольных ям". Но "Принцесса Иоланта" была новым пароходом американской военной постройки, с котлами на нефти. Так что основной работой палубного матроса было — поддерживать чистоту, убирать и иногда еще и красить. Да и терпеть осталось всего пару недель. А не как герою известного романа Джека Лондона — да и капитан, синьор Гальярди, на Волка Ларсена был не похож. И он, дон Эрнесто Гевара — не тот книжный слабак Хэмп Ван-Вейден, все же уроки Дона Педро явно пошли впрок! Может даже, стоит попробовать обратно на этом же судне, а не пассажиром на трансатлантике? Чтобы был повод гордиться собой — "я сделал это".

-Кстати, это может тебе помочь, если застрянешь в чужом порту без гроша, а возможно даже, без документов. Попроситься палубным матросом, или кочегаром — этой публики в экипажах всегда не хватает — на попутное торговое судно. Тут правда, надо смотреть, чтобы не попался "корабль смерти" Бруно Травена — с такого трудно будет сбежать. И конечно, на "Куин Мэри" тебя никто не возьмет, а на каботажный трамп, запросто.

На мачте "Иоланты" развевался итальянский флаг. Но портом назначения была испанская Барселона. Поскольку получателями груза, как узнал Эрнесто, были не только испанские, но и итальянские контрагенты — так что возможно, после еще зайдем в Неаполь. В коммунистическую Италию — интересно, как люди живут в стране, где победила идея Маркса о справедливом распределении продуктов труда?

-Жить стало намного лучше. Муссолини хоть и говорил о "всеобщем равенстве", но богатели при нем прежде всего, богатые синьоры, фабриканты и банкиры. Сейчас у нас есть заводы в государственной, то есть народной собственности. Есть "колхозы", то есть все кто трудится там, от директора до подсобника — акционеры. И есть еще частники — но это во-первых, самая мелочь, а во-вторых, они вынуждены платить своим работникам достойную плату, иначе кто же к ним пойдет работать? Ну и конечно, есть бесплатные школы, лечение, пенсии. И у советских товарищей так же.