Кошмарная практика для кошмарной ведьмы

— И перед следователем будешь притворяться?

— Следователи склонны задавать неудобные вопросы ещё больше, чем обыватели.

О да! Прикрыв глаза, я сосредоточилась на магии: немного восстановилась, но героические подвиги в ближайшее время мне явно не по силам.

— Просыпайся, — пальцы Саги скользнули по моей щеке, отвели прядь и застыли возле уха. — Наверное, тебя в детстве было тяжело будить.

Мурашки побежали по спине.

— Мм? — я старалась думать о следователе, о вопросах, которые хотела задать, но тёплые пальцы возле уха перетягивали внимание. Почти горячие пальцы. — Гауэйна ты так же будил?

— Он бы не оценил, — щекотно задевая острым ногтем, Саги повёл пальцем по шее, по ключице, увёл ниже, к ложбинке между грудями...

Дыхание перехватило. Широко распахнув глаза, я смотрела в сосредоточенное лицо Саги. "Что он творит?" Он внезапно очертил грудь по широкой дуге и зарылся пальцами подмышку. Щекотное царапанье пустило волну спазма, я изогнулась, взвизгнула. И окончательно проснулась.

— Так-то лучше, — улыбнулся Саги, татуировка возле его почти фиолетового глаза блеснула в жёлтом свете. — Поднимайся. Я приготовил платье.

Он махнул на стул, закрытый моим багряным платьем и белым кружевным подъюбником. На самом верху лежали панталоны. Очень удобная у них щель в промежности, достаточно поднять юбку — и можно за минуту расправиться с моей большой и страшной проблемой.

Всего за какую-то несчастную минуту.

Дел на минуту! Губы у меня задрожали, кривясь в нервную улыбку.

— Что такое? — удивлённо вскинув брови, Саги обернулся к одежде. — Что-то не так?

Он взглянул на меня. Недоумение шло его изящному, треугольному лицу.

— Всё в порядке, — выдохнула я и оттолкнулась от постели. — Поможешь затянуть корсет?

Глаза Саги потемнели. Помедлив, он кивнул.

Треногие медные подсвечники озаряли гостиную с уютными, хоть и старомодными, бархатными креслами, тахтой, пуфиками, тиснёными зелёными обоями, клавикордами и зеркалом из семи полос в локоть ширину каждая. На колченогом столике дымился кофе.

"Тик-так", — лепетали часы. В два раза быстрее трепетало моё сердце:

— Простите, что заставила ждать.

Жилистый брюнет в возрасте, сидевший вполоборота к тёмному окну, поднялся с кресла. Синяя лента на воротнике, утопавшем в воротнике чёрного сюртука, заставила сердце сжаться: маг!

Силясь унять дрожь в ногах, я подняла взгляд на желчное лицо с припухшими, тяжёлыми веками. Нос мага сильно выступал над тонкими, сухими губами, собранными в "куриную гузку".

Я сглотнула. Слова застряли в горле сухим колючим комком. Вместо приветствий, расспросов, действий я только шевелила немевшими пальцами.

Маг.

Кажется, я его сейчас изнасилую.

Прямо здесь, на пёстром ковре.

Надо пользоваться случаем, а то мало ли что...

— После сегодняшнего происшествия простительно, — сухо обронил следователь. — Аднот Вьен к вашим услугам.

Он не протянул руку, наоборот, убрал обе за спину и расправил узкие плечи. Кажется, от него несло заклинанием против моли. Я повторно сглотнула.

— Мияна Тар, тоже к вашим услугам, — вместо кокетливой улыбки губы смяло нервной судорогой.

До приезда в этот несчастный Холенхайм об инициации никогда не волновалась, а сейчас ноги подгибались, сердце, казалось, проломит грудную клетку и убежит. Или я убегу.

Кивнув, Вьен уселся. А я смотрела на его пах в глупой надежде разглядеть то, что прячется за тканью узких брюк. Кашлянув, Вьен закинул ногу на ногу.

К щекам горячо-горячо прихлынула кровь, я хотела многозначительно посмотреть в лицо Вьена, но отвернулась и, усевшись на кресло, смотрела на свои побелевшие руки:

— Я слушаю.

— Кхм, — Вьен поменял ноги местами и с шумным шуршанием вытащил из-за пазухи блокнот и карандаш.

Листы зашелестели, перекрыв тревожное потрескивание свечей. "Тик-так-тик-так", — стучали часы. Лоб, спина, подмышки мерзко увлажнилось, я не могла глубоко вдохнуть. Подняла руку обмахнуться, но удержалась, дёрнула оберёг на бархатке и опустила её на колено.

— Кхм, — Вьен вздохнул. — Объясните, что вы делали ночью на дороге? Почему не воспользовались дилижансом?

— На вокзале Вирба у меня украли кошелёк. Его я нашла, но денег уже не было. Припрятанного в белье не хватило на проезд до Холенхайма, меня высадили в поле.

— Угум, — кивнул Вьен и черкнул пару строк. — Как произошло столкновение с зомби, с чего всё началось?

Он обратил на меня цепкий, колючий взгляд.

— Я увидела свет, — вздохнула я.

Вьен по несколько раз задавал одинаковые вопросы в разных формулировках. Ровный, холодный голос давил, пробуждая в памяти яркие образы. Уверена, это результат профессионального заклинания. По делу с зомби скрывать мне было нечего, да и с силами не густо, так что я позволила чужому властному голосу водить меня по ночной дороге в Холенхайм и снова сражаться...

Лёгкий бред воспоминаний оборвался, я оказалась в гостиной. Свечи уменьшились на четверть, обросли паутинками подтёков, с их отражениями в стёклах мешались огоньки фонарей на улицах утонувшего в ночи Холенхайма.

Бережно разгладив страницы блокнота, Вьен убрал его и карандаш во внутренний карман и потянулся вставать. Я дёрнулась:

— Как продвигается расследование? Есть подозреваемые? — я лихорадочно искала повод его удержать. — Хотите ещё кофе? Чай? Горячий шоколад?

В висках пульсировал страшный вопрос: как ему предложить?

Вьен поскрёб подлокотники:

— Мм, мы рассматриваем вариант случайного отравления при неумелом использовании алхимических средств.

— "Мы"? — я подалась вперёд и сглотнула.

"Ну же, предложи мне чего-нибудь сам!"

— Так принято говорить, госпожа Тар, — Вьен вдавился в спинку кресла. — Помогает... отстранённому восприятию. Что-нибудь ещё?

— А жезл? Как думаете, зачем уничтожили информацию с жезла господина Гауэйна?

И без того не слишком любезное выражение лица Вьена стало совсем неприязненным:

— Я не уполномочен обсуждать это с посторонними, — он поднялся. — Доброй ночи.

Вьен шагнул к двери. Маг, мой потенциальный инициатор собирался смотаться. Не позволю! Я метнулась наперерез, рывком обогнала и врезалась спиной в дверь:

— Подождите, — грудь часто вздымалась, как я надеялась — соблазнительно.

Спина ныла.

— Что? — Вьен склонил голову набок, окинул меня взглядом, казавшимся особенно презрительным из-за изгиба тонких губ. — Госпожа Тар, что случилось?

— Я... — нет, не стоило признаваться в нарушении закона.

Не стоило давать возможность об этом узнать по ощущениям, но сейчас не до предосторожностей: он маг, он здесь, и он мне нужен. Шумно вздохнув, я стиснула кулаки. Но, заставив себя выпрямить пальцы, спину и вскинуть голову, странно успокоилась.

Конечно, сердце бешено стучало, шум в ушах почти заглушал "Тик-так" часов, но...

Дыша уже почти ровно, я схватила гребень и потянула, высвобождая волосы, улыбаясь:

— Пожалуйста, задержитесь ещё немного. Я не могу отпустить столь привлекательного мужчину просто так.

Резко побледнев, Вьен попятился.

Что я такого сказала? Взглянула в зеркало: оно "раскалывало" меня на две части, но обе выглядели вполне симпатично. Особенно пышная грудь.

Вьен, мертвенно-бледный, блестящий от пота, встал за креслом:

— Что вы хотите?

Накатывал то жар, то холод, пылали уши. С трудом подавив слёзы, я провела ладонями по грудям, потянула край лифа вниз:

— Вас, мой дорогой Аднет.

— Аднот, — поправил Вьен и судорожно обтёр со лба крупные капли пота. — Так чего?..

— Едва увидела вас, сердце забилось чаще, — вспомнила я реплику из книжки. — Вы просто невероятны.

— Д-да, очень приятно, — он воровато оглянулся на окно.

— Утолите жар моей страсти, — я пошла на Вьена.

Сглотнув, он схватил кресло и швырнул, — я едва увернулась, — оно с треском поскакало по полу, подлокотник отломился. Взвизгнула оконная рама, порыв ветра ударил в лицо, загасил свечи. Несколько фонарных огоньков загородил тёмный силуэт, послышался звук падения, ругань и истеричное:

— Выпустите!!

Несколько звонких торопливых ударов в ворота, хлёсткое "бряк!" распахнутой двери, топот ног. И тишина. Протяжно, по-весеннему замяукал кот, взвыл ещё один.

Я стояла во тьме. Сердце тяжело билось, ночной холод пощипывал влажное от слёз лицо.

"Почему?" — руки опустились, вдоль позвоночника пробирался холод.

В комнату плеснулся свет коридора и уменьшился, загороженный высокой статной фигурой. Сильный, с трескучим тембром голос Саги вклинился в призывное мяуканье:

— У меня член функционирует. Это так, к сведению... Двадцать пять сантиметров, все могут стать твоими... Ужинать будешь?

"Что это было? — щёки горели, я приложила к ним ледяные ладони. — Что такого? Почему?" Сглотнув, сбивчиво прошептала:

— Мне нужна карта окрестностей.

Надо срочно найти местного мага и пройти эту злосчастную инициацию. Обязательно. Прямо сейчас, даже если придётся скакать всю ночь.

— На ужин парная телятина с горошком, — Саги прислонился к косяку. — И пирог с яблоками.

— Карту! — меня затрясло, я опустила руки, снова подняла к горевшим щекам. — Карту мне, карту. Срочно карту. И седлай Рыжика. И переодеться надо.

От отвращения и страха меня замутило. Саги мрачно предложил:

— Давай утром.

— Карту! — я пошла на него, но он не сдвинулся с места, и я врезалась в широкую, крепкую, как камень, грудь, ударила кулаками. — Карту! Дай карту, немедленно!

Я ударила ещё дважды, и Саги перехватил запястья. Пахшие яблоками пальцы, сколько ни дёргалась, ни на волос не разомкнулись. Нечеловеческая сила.

— Мияна, просто хочу напомнить: у тебя контракт, сбежишь — станешь преступницей.

Вскинув голову, я уставилась в разноцветные глаза. Саги продолжал:

— Гауэйн многое для тебя отложил, его слишком задели, и он играл с огнём. Один прорыв уже был, могут быть другие. Что делать простым людям? Ты понимаешь, что из-за твоего побега погибнут люди? Обязательно погибнут!

— Да не собираюсь я убегать! — я опустила голову. — Знаю, что я здесь нужна.

Иначе бы сбежала. Да, выбора нет, ведь из-за решаемой проблемы я людей не брошу. От этой мысли почему-то стало легче дышать.

— Тогда куда собралась? Зачем? — Саги прижал мои кулаки к своей груди: на чёрном фоне руки казались бледными и хрупкими, даже у него.

— Проверить надо кое-что, — вот бы упереться лбом в его грудь и пожаловаться на собственную глупость.

— До утра подождёт?

Я помотала головой: после инициации магия будет восстанавливаться значительно быстрее, но не мгновенно, и терять ночь глупо, особенно теперь, когда к утру я рискую не наскрести магии на простейшую защитную печать. Я выдохнула:

— Не...

Спина вдруг оказалась придавлена к открытой створке, Саги наклонился — волна жара хлынула от моих властно размыкаемых языком губ, руки и колени ослабли. Запястья вдруг оказались на свободе, ладони Саги — на моей груди. Пальцы стиснули её, и голова пошла кругом, губы открылись, пропуская язык. Я зажмурилась, утопая в ощущениях: глубокий поцелуй, руки, пробиравшиеся под лиф к соскам, сдавившие их, щекотное пламя внизу живота и приятная, томительная влажность между подгибавшихся ног. Отступив, увлекая меня за собой, целуя, Саги задёргал шнуровку платья.

Я потянулась обхватить Саги ногой, прижалась плотнее, и шею, прямо в ярёмную ямку, кольнул амулет.

"Что я делаю?" — я стиснула зубы — и язык Саги.

Отскочив, Саги зажал ладонью рот. Красивое лицо некрасиво заливал багровый румянец. Вытаращенность сине-фиолетовым глазам тоже не шла.

Приятный жар возбуждения сменялся мерзкой ломотой внизу живота.

— Карту и коня, — прошептала я, чуть не совершившая величайшую глупость в мире.

Глаза Саги холодели, из лица уходила кровь.

— В другой раз, — зачем-то пообещала я, и на сердце стало спокойнее и теплее. — Закончим в другой раз.

Я слабо улыбнулась:

— Обещаю.

И зачем? Зачем я это сказала? Зачем подошла и положила ладонь на его прижатую к губам тёплую руку, зачем погладила по щеке и провела кончиком пальцев по тёмному разводу клейма? Почему Саги так нежно на меня посмотрел? Ноги отказывались уходить, дыхания не хватало, сердце сжимало в тиски.

Убрав руки за спину, на миг зажмурившись, я повторила:

— Мне нужна карта. И оседланный конь.

— Хорошо, пойдём, — развернувшись, Саги быстро зашагал прочь.

Холод и тоска мутили разум, мешали дышать. Секунду бы передышки — собраться с мыслями.

Забиться бы под одеяло и проснуться в доме родителей беззаботной девочкой в уюте и тепле. Или хотя бы в институте.

Чем дальше уходил Саги, тем холоднее становилось. Но я должна думать о холенхаймском маге и соблазнить его любой ценой.

Государство обеспечит лишь минимальные потребности инициации, постарайтесь решить вопрос самостоятельно.

Школьный учебник для ведьм.

Базен солгал: последний из магов Холенхайма жил всего в получасе средней рыси к северу от города. Ещё днём я могла спокойно решить щекотливую проблему. А сейчас была темень, как в заднице монстра: тучи скрыли звёзды и серп луны, и в воздухе бродило предчувствие грозы. Оттягивая правую руку, раскачивался на шесте подвесной фонарь, Рыжик быстрым шагом нёсся к выселку. Базен хотел как лучше, но проклинала я его почти ежесекундно.

А предшественник мой погиб ночью, на дороге, с таким же четырёхгранным фонарём. В дождь. Под ложечкой засосало. В цокоте копыт чудились крики и топот ног.

Мерзкий ужас оцепенением вкрадывался в мышцы. Повернуть? Нет, вперёд и только вперёд! Скорее! Руки и ноги сводило судорогой от желания пустить Рыжика в галоп, рискуя переломать ему ноги и себе шею. Впереди была только тьма. Влажный ветер хлестал лицо, содрал капюшон и взвивал волосы.

"Так. Больше никаких побегов из окна. У меня есть очень тяжёлый жезл и выданный Саги кинжал. И верёвка: привяжу к чему-нибудь, пусть инициирует, как хочет. Даже если не хочет".

Огонёк в фонаре задрожал, мигнул и погас. Отлично! Рыжик мчался дальше. Впереди звездой мерцала жёлтая искра.

"Выселок, — я пригнулась к гриве. — Всё, сегодня инициируюсь, чего бы это ни стоило".

Искра увеличилась, раздвоилась. Вскоре я подъехала к воротцам выселка на три двора. По ту сторону отчаянно заголосила собака, полыхнул вылившийся в проём свет, хлопнула дверь, и он исчез. Кто-то протопал к деревянным створкам в медных бляхах оберегов. Псина стихла. Раздалось подозрительное:

— Кто?

— Штатная ведьма к господину Жаме.

— А чего надо-то? — мужчина подошёл совсем близко, я ясно представляла, как он прижимается к прорези между досками.

Руки чесались взять жезл и хорошенько треснуть в это место, но я процедила:

— По делу государственной важности.

И ведь не лгала: я служу государству, у меня проблема, мешающая служить государству, а заменить меня некем, значит, дело государственной важности.