Кошмарная практика для кошмарной ведьмы

Побыть бы одной хоть минуту, но ежесекундно кожей я чувствовала близость Нарсиса, его взгляд.

Вопросов он не задавал, но... такое чувство, что моя тайна уже не совсем тайна. Если Нарсис хоть немного сведущ в нюансах магии, он всё понял. Надежда на недогадливость грела стывшее от ужаса и стыда сердце.

Забыть бы ужасный миг отказа, женщину, кинувшуюся с обвинениями в лёгком поведении. В том и беда, что поведение моё было недостаточно лёгким. И чем я думала? На что надеялась? На штатного мага, который, теоретически, должен быть посильнее профессоров? На то, что встречу сильного мага в пути и соблазню? Глупо. Нелепо! Наивно!

— Хватит себя ругать, — Нарсис отвёл взгляд.

На смуглой щеке слабо кровоточили царапины.

— Почему вы думаете, что я себя ругаю? — прошептала я.

— По лицу видно. И по румянцу. Так и находит волнами, — кончиками пальцев он мазнул меня по скуле. — За что ругаешь себя, красавица? Чего учудила?

Я ниже опустила голову. Впереди чешуйчатые крыши краснели под солнцем. К открытым воротам Холенхайма тянулось три обоза сена.

Руки немели, но я смогла их поднять, натянула капюшон поглубже, сдвинула края чёрной пелерины на груди.

— Плечи расправь, — глухо попросил Нарсис. — Мы и без того выглядим так, словно я тебя изнасиловал.

— Думаю, они уже знают о кровососах. Охранные печати должны были среагировать на прорыв.

— Читать сигналы — обязанность штатной ведьмы, а её на месте, вот ведь незадача, не было, — Нарсис погладил исцарапанную шею серого. — Придётся самому отчёт написать. Не переживай, твоей вины в случившемся не было, это Гауэйн с какого-то перепугу начудил. Хорошо ещё, что ты ночку ту пережила, иначе мы бы от этой нечисти огребли по полной. У нас ведь не все земли надёжно защищены, дюжина ферм такого напора точно не выдержит, да и скотину побили бы.

Он хотел меня успокоить, только... это ведь из-за меня Марли угрожал Гауэйну, а тот испугался и зачудил. Если бы не моё желание заполучить книгу, если бы... если бы я изящнее выкручивалась, прояви я больше смекалки или раскаяния или осторожности — и Гауэйн бы выжил.

Ох уж эти самоуничижительные мысли — в трудные моменты так и лезут, отравляют душу. Я вздохнула.

Рыжик тоже.

Холенхайм приближался — бедный городок, за что ему такое наказание, как я? Какие ещё беды я на него навлеку? Я сочувственно взглянула на торчавшие над крепостной стеной крыши и снова опустила голову.

— Держись, — притиснув иноходца к фыркнувшему рыжему, Нарсис положил тёплую сильную ладонь мне на плечо. — Ты отлично справилась для студентки. Ты очень смелая, правда. Думаю, у тебя есть все шансы стать отличной ведьмой. После такой практики приищешь себе место в городе посолиднее.

— Звучит так, словно вы избавиться от меня хотите.

Нарсис рассмеялся:

— Ты мне нравишься. Готовить умеешь?

— Плохо.

— А, ладно: кухарок хватает. Будешь моей женой?

Я с трудом подняла голову, чтобы посмотреть из-под капюшона: Нарсис лисовато улыбался, но взгляд сощуренных тёплых глаз был слишком серьёзен для шутки.

— Это не смешно, — я опустила голову.

— Я и не смеюсь. Нравятся мне боевые девчонки, да встречаются редко.

— Мы знакомы всего пару часов.

— Подготовка и венчание займут ещё пару часов — уже что-то.

Снова я посмотрела на этого невозможного... болвана: абсолютно серьёзен, хотя и с привычной смешинкой.

Он лихо рассекал зачарованным мечом чёрные визжащие тучи кровососов. Не бросил, хотя мог бы, пока стая меня пьёт, добраться до города. Наверное, он бы и в бега со мной подался, а друзья-стражники предупредили бы, приди ордер на мой арест, но...

Слёзы опять скапливались, щипали глаза, я совсем сникла в седле.

— Обещай хотя бы подумать, — Нарсис мягко коснулся моего колена, отбитого в падении со споткнувшегося Рыжика.

Я кивнула, и слеза сорвалась с ресниц, побежала по щеке. Ещё несколько слезинок упали на сжимавшие уздечку руки. Дорога текла по обе стороны конской шеи, затянулась тенью надвратной башни. Цокот копыт утроился гулким эхом, и по бокам конской шеи потянулись пятна булыжников.

— Нарсис! Стой! Тебя бургомистр вызывает!

— Проклятье, — процедил Нарсис.

— Сама доберусь, — я припустила Рыжика.

Он легко обогнул телегу со стогом свежего сена, нырнул между вьючными ослами... Между лопатками зудело, словно Нарсис смотрел в спину. Едва свернула в переулок — тягостное чувство отпустило. Будто понимая моё желание скорее оказаться дома, Рыжик ускорялся, звонко цокая, ныряя между грузовыми повозками и шарахавшимися в стороны людьми — всё быстрее и быстрее.

— Стой, — я потянула поводья: домой, конечно, хотелось, но не ценой чьей-нибудь затоптанной жизни. — Полегче.

Рыжик чуть замедлился, едва вписался в поворот, — я почти задела коленом фонарный столб, — и показался наш дом...

С перекрёстной улицы к воротам быстро шёл человек в чёрном балахоне с капюшоном. Лицо незнакомца скрывала чёрная ткань, в затянутых перчатками руках темнело что-то округлое. Он приложил ладонь к двери, сделал круговое движение и нырнул внутрь.

"Кто это?" — руки ослабели, и Рыжик, почуяв волю, рванулся вперёд.

Он резко остановился у ворот, перестук копыт ещё звенел в ушах, я стискивала поводья, изумлённо глядя на дверь и ожидая, что оттуда выскочит чёрный человек.

Некоторые девушки, те, что не из наших, полагают, нам повезло. Чушь. От нашего "права первого раза" больше мороки, чем удовольствия. Ведь остальные могут безнаказанно переспать хоть с первым встречным, а потом за умеренную плату восстановить чистоту или напоить молодого мужа и перемазать простыню кровью из пальца. У нас всё в тысячу раз хуже: нам надо очень правильно выбрать, наказание за промах неизбежно и ужасно.

Мемуары боевой ведьмы.

"Кто это был? Что делает у меня дома? — мысли путались, внутренности стыли то ли от страха, то ли от истощения. — И круговое движение — магия? Заклинание взлома? Обычно цели взломщиков не отличаются благородством".

— Ийигого! — Рыжик вскинул голову. — Ийигого!

Щелчок — и створка потянулась в сторону. Что делать? Показалась дорожка и обжимавший её клевер. Я не могла шелохнуться, Рыжик влетел во двор. Ворота захлопнулись.

По спине поползли мурашки, я медленно обернулась, — мир так же медленно начал вращаться, — неуверенно потянулась к жезлу.

Щёлк — человек в чёрном запер ворота на малый крюк. Скрытое тканью лицо было обращено ко мне. Я сглотнула, стараясь удержаться за бока Рыжика немеющими ногами, рука застыла, так и не найдя рукоять.

Словно издалека, перебив гул сердцебиения, донёсся голос:

— Думал, позже явишься.

"Кто это?.. Вор? Убийца? Палач? Кажется, так одеваются наёмные..." — мысли вязли.

Развернувшись, Рыжик ткнулся мордой в стоявший сбоку короб — то тёмное, округлое, что нёс человек в чёрном.

— Нет, пока никакого сахара, — незнакомец сдёрнул капюшон, обнажая белую макушку, и потянул вниз слои скрывавшей лицо ткани.

— Саги? — выдохнула я. Словно гора с плеч свалилась. Кровь согрелась, побежала быстрее, прихлынула к щекам. — Думала, это наёмный убийца...

— Что ты успела натворить, чтобы за тобой наёмников посылать? — Саги подхватил короб и зашагал к дому.

Похоже, ответ на вопрос Саги не слишком интересовал.

— Слезть помоги, а, — к голосу возвращалась твёрдость.

— Подъезжай к конюшне, сейчас покупки отнесу и подойду.

Саги исчез за дверью.

"Зачем он так вырядился?"

Не дожидаясь приказа, Рыжик добрался до конюшни и продолжил благое дело освобождения клумбы от жёлтых разлапистых цветов: при внимательном рассмотрении, они напоминали мохнатых пауков размером с ладонь. Я дышала полной грудью. Мышцы расслаблялись, сердцебиение выравнивалось.

"На сегодня всё, больше никаких приключений, — мысль легла на сердце тяжёлым холодным камнем. — Ах, да: следователь..."

Желудок сжало, и тошнота удушливой волной подступила к горлу.

"Спокойно", — я глубоко вдыхала и медленно выдыхала.

Тошнота отступала.

Цвета окружающего вдруг стали ярче, теплее. Мерещится? Я приподняла голову: огромное полотно белых облаков только что освободило солнце.

Облака — огромные пухлые, а за ними — пронзительная синева.

Спокойная, величественная красота... от неё душа пела.

Дверь отворилась. Саги вышел в голубой рубашке и чёрных шароварах, прихваченных снизу ремешками сандалий, плотно обхвативших узкие стопы...

Я подняла взгляд на строгое лицо:

— Почему ты был в маске?

Поморщившись, Саги подошёл и протянул руки:

— Всегда так выхожу в город.

— Почему?

В его потемневших глазах мерцали блики:

— Ты слезать собираешься?

Кивнув, — мир качнулся, — я ухватилась за луку, перекинула ногу через круп и соскользнула в сильные руки. Прикосновение отдалось жгучей болью в синяке на бедре, дыхание перехватило, я стиснула зубы. Саги качнулся отступить — я впилась в его рукав:

— Почему ты так одеваешься?

— Проблем не хочу, — глаза у него были немного разные: левый глубоко синий, а правый ближе к фиолетовому.

Вскинув руку, я козырьком прикрыла его лицо от света: оттенок глаз отличался, в равномерной тени разница стала заметнее.

— Что? — Саги нахмурился, но оставался на месте.

Что-то было не так. Окружающий мир отхлынул и исчез. Остались только я, Саги и его руки у меня на талии.

— У тебя глаза разные, — прошептала я сквозь учащённые вдохи; волнение вздыбило мурашками волоски.

— Да, немного, — шёпот Саги отдавался в груди вибрацией.

Тёплые пальцы коснулись запястья моей поднятой руки, по коже будто потёк огонь... В корсаже стало тесно, жарко в одежде, мне было как-то сильно не так. Я сглотнула. Зачем-то провела по густо-чёрной шелковистой брови — какой упругий, чарующий изгиб.

— Ты красавчик, — вырвалось из полной томительного трепета груди.

Гневно заржав, Рыжик толкнул мордой между лопаток. На секунду я оказалась на груди Саги, вдохнула запах дрожжей и трав, а в следующую секунду он резко отстранил меня и подхватил коня под звякнувшие уздцы:

— Прости, Рыжик, сейчас покормлю.

Они направились в конюшню. Цок-цок — звучало размеренно. Вот бы столь же спокойно билось моё сердце, но оно заходилось так, что немели пальцы. И возбуждение: оно согрело, вытравило ужас и холод магического опустошения, и пьянило, кружило голову, и поджилки тряслись.

Я глубоко дышала и повторяла: "Спокойно. Сейчас нельзя. Нельзя". И снова дышала очень глубоко...

Свет в конюшню попадал из дверного проёма и окна напротив. Рассёдланный Рыжик сунулся в ясли, туда Саги шумно высыпал из мешка золотистые зёрна, они ударялись о наглую морду и отскакивали. Конь довольно похрапывал.

Фигура Саги дышала силой, но он сохранял почти женское изящество — настоящее произведение алхимического искусства. Сложив мешок и повесив на перекладину у стены, Саги вернулся к яслям и остановился, наблюдая, как Рыжик хрустит зёрнами, всхрапывает довольно и прядет ушами.

Почему сердце ёкало? Словно пытаясь защититься от чар Саги, я потуже стянула на груди плащ и повторила:

— Почему ты был так странно одет?

— Потому что я красавчик, — Саги выковырнул грязь из-под ногтя указательного пальца.

— А подробнее, — я прислонилась к подпиравшему потолок столбу; ноги, будь они не ладны, подгибались вовсе не от усталости.

Саги неопределённо качнул головой:

— Мне не нужны проблемы с женщинами. И особенно с ревнивыми мужьями.

— Но ты всего лишь гомункул, ты... — от косого взгляда сжалось сердце, всю охватило неприятное беспокойство, хоть за столб прячься: подальше от тяжёлого, прожигавшего взгляда.

— Для некоторых мужчин не имеет значения, чей член влез на его территорию, главное — влез.

Щёки обожгло приливом крови, я с трудом не опустила взгляд.

— Лишние вопросы о несоответствии моего качества этому захолустью тоже не нужны, — Саги продолжил небрежно, порывисто чистить под ногтями. — Для всех я настолько грубо сделанный гомункул, что прячу уродство под маской. Только Гауэйн знал правду: увидел, как я переодеваюсь.

— Ээ, — я опустила голову. Конечно, гомункул не человек, но постоянно прятаться, притворяться кем-то другим... это утомляет. — Мм. Да, думаю, девушки бы на тебя заглядывались.

"И даже выстраивались бы в очередь..." Я поковыряла носиком сапога щель между досками. Искрой мелькнуло светлое воспоминание: объятый солнцем Саги стоит надо мной с чашкой горячего шоколада.

— Мне ты показался. Почему?

Задумчиво глядя на счастливого Рыжика, Саги пожал плечами. Мягко провёл по жёлтой чёлке, очертил пальцем тонкую царапину над глазом так осторожно, что конь не дрогнул.

— Ты столько всего пережила, подумал, тебе надо увидеть лицо, а не чёрную маску.

То утро, вместо "ангела" — закутанное в чёрное безликая фигура. Я передёрнулась:

— Спасибо, это было правильное решение.

Рыжик дёрнул ушами, Саги погладил его по носу и, кивнув, развернулся ко мне, оглядел с головы до ног:

— Сигнальные кристаллы искрили, что стряслось?

Воспоминания налетели чёрной визжащей стаей.

— Кровососы прорвали защиту, — голос дрогнул. — Их так много было, накинулись внезапно, и...

Вздыхая, я опустила голову.

— Кто-нибудь умер? — строго спросил Саги.

Я отрицательно качнула головой.

— Печати восстановлены?

Кивнула.

— Значит, всё в порядке, — Саги на миг прикусил тонкую губу. — Там тёплая вода есть, искупаешься?

— С радостью, — оттолкнувшись от столба, я поплелась в дом. — И поем, и посплю.

В могилку я бы тоже закопалась с радостью, лишь бы спрятаться от проблем.

Под одеялом холодно, изморозь ползёт по костям, сводит мышцы, а птица колотится, раня крылья о шипы опутавших клетку ядовитых роз. Чёрные щупальца холодной пустоты проползают в сердце...

Я осознаю, что сплю: лежу, уткнувшись щекой в подушку, вокруг темно, и сорочка соскользнула с плеча, одеяло замялось под рукой неудобной складкой. Также ясно осознаю щупальца — мерзкий образ пожирания души пустотой. Душа кричит о потере магии, магия требует восполнения, но не могу утешительно сказать: "Потерпи, скоро что-нибудь придумаю". Ничего не могу, неподвижно лежу под негреющим одеялом в нелепой надежде, что меня оставят спать пару дней.

Может, дадут выходной?

Не солгал ли Саги о плотном графике? Почему я так безоговорочно ему верю?.. Потому что он гомункул, а гомункулы не лгут без приказа хозяина, а его хозяин уже несколько дней мёртв.

Но как было бы здорово, окажись "много работы" страшилкой, и я бы спала, просто спала...

Горячая ладонь легла на плечо. Чувственно скользнула к основанию шеи — и мурашки побежали, тело мигом охватил жар.

— Пора вставать, — прошептал Саги, вырывая меня из дрёмы.

— Как жаль, что ты не человек, — прошептала я.

Он повёл ладонью по спине, медленно сдвигая одеяло к пояснице:

— Следователь будет через полчаса.

Следователь?! Я открыла глаза. Плотные шторы закрывали окна, жёлтый густой свет лился в открытую дверь. Саги вновь нарядился в балахон, под острым подбородком чёрными складками лежала маска. Тёплая ладонь исчезла с поясницы. Я перевернулась на спину: