Восьмой медальон. Том 3 (черновик)

Метр Себерн внезапно рассмеялся каким-то отвратительным скрежещущим смехом, от которого всем, кто находился в комнате, стало не по себе.

— Один из стражников вдруг заметил на полу возле сундука пятнышко крови. И ещё — у стены, покрытой гобеленом. Хельменфельд потянулся было, чтобы откинуть ковёр, но Советник его остановил. Запустил руку под одеяние, подержал там немного, пробормотал какие-то слова, потом указал на стену. Опять мне почудилось, что вокруг клубится дым, я даже закашлялся. Раздался треск. Тогда Хельменфельд сорвал наконец гобелен — и мы увидели дыру в стене. И крохотную комнатёнку, в которой сидел... Да, ублюдок Ольер. Перепачканный кровью, чуть живой от страха...

— Как же так? — спросил градоначальник. — Почему он не сбежал?

— Жадность сгубила, — криво ухмыльнулся метр Себерн. — Решил прихватить напоследок ещё немного деньжат да самоцветов. И не успел. Пришлось прятаться в убежище. Надеялся, верно, выбраться ночью. И он-то не дурак был, что ни говори: медальон невидимости применил, да только к тому времени, когда мы убежище обнаружили, действие уже прекратилось, нужно было подождать с полчаса, чтобы опять использовать.

— И вы начали плясать от счастья, — язвительно произнёс господин Бертгард.

— Знаете, нет, — покачал головой владелец "Золотого кувшина". — Ничего не почувствовал. Сам старался себя убедить: вот, мол, настал час твоего торжества, ты отомстил за отца, за метра Эделена! А в груди было пусто. И когда ублюдка Ольера через неделю повели на казнь, даже идти не хотел. На что любоваться, в самом-то деле? Ну, сдохнет он — и ладно. От тебя-то ничего не зависит, ты своё дело сделал. И даже страшно стало, когда подумал: а ведь это только начало, мессер Зигберт так просто не остановится. И ты будешь докладывать ему обо всём, по вине твоей, быть может, прольются ещё реки крови. Пробовал себя убедить — мол, возомнил ты о себе слишком много, на канцлера сотня человек работает, если не больше, — да только всё равно дрожь по спине пробегала. И было тошно.

— Но от службы канцлеру вы не отказались.

— Нет. Да и хотел бы, всё равно бы не смог. А он словно почуял, что у меня в душе творится, и стал вызывать вдвое чаще, давать всё больше поручений. И нахваливал. Ещё и приказал, чтобы я помогал метру Нантеру. Тот добился-таки должности градоначальника — и начал изводить своих противников, да и просто любого, кто не пришёлся ему по душе.

— Об этом нам известно, — обронил господин Бертгард.

— Так продолжалось года четыре...

— ...пока внезапно мессера Зигберта не арестовали по обвинению в измене?

— Верно.

— Вы, конечно, испугались?

— Нисколько, — возразил метр Себерн. — Чего мне было бояться?

— Ну... вдруг кто-нибудь решил бы, что вас следует допросить, познакомить с палачом?

Владелец "Золотого кувшина" фыркнул:

— Это на чужие страдания мессер Зигберт мог глядеть часами! А сам, едва припалили шкуру калёным железом, сознался во всём. Мерзкий изменник! Королю большего и не требовалось. Любому ведь ясно: существуй заговор на самом деле, из канцлера всю душу вытрясли бы, чтобы узнать, кто ещё в нём замешан. Да только его быстренько отправили на плаху — и дело с концом.

Градоначальник кивнул:

— Тут с вами не поспоришь... И что вы стали делать, потеряв очередного хозяина?

— Поступил на службу к метру Нантеру.

— Вот негодяй! — с неприкрытым восхищением вскричал господин Бертгард.

— А что ещё я мог сделать? На жизнь-то нужно зарабатывать. И не думайте, будто и в этот раз я согласился с участью охотничьей собаки. Нет! Пришёл и потребовал: если хотите пользоваться моими услугами, помогите сперва открыть собственное заведение — где-нибудь на окраине квартала Знати. Туда и аристократы любят заглядывать, и кое-кто из горожан. Отребья тоже, конечно, хватает — ну да это только к лучшему... Так я и стал хозяином кабачка... Народ, конечно, не сразу повалил ко мне, но и денег на жизнь хватало, и о том, что творится в столице, я знал прекрасно. Заглядывали придворные, слуги подслушивали, о чём они толкуют, и докладывали обо всём. Ясное дело, работал я не только на метра Нантера — ещё чего! И сейчас, как видите, его уж нет в живых, и забыли давно, а я здесь, перед вами...

Мужчина грустно рассмеялся.

— А лет шесть назад, ровно через месяц после смерти метра Нантера, ко мне в кабачок вдруг пожаловал давний знакомый.

— Кто?

— Тот самый купец, что когда-то спас меня. Казалось, и не изменился ничуть. Заговорил так, будто только вчера расстались. "Помните, — говорит, — вы обещали, что окажете мне услугу, если мы вновь встретимся?" "Как не помнить!" — отвечаю. "С одним человеком случилось несчастье..." И знак подал — мол, выйдем-ка на минуту. Я пошёл за ним. Гляжу, на телеге лежит какой-то мальчишка, на вид лет пятнадцати, может, чуть старше. Весь израненный, еле дышит. Купец в его сторону кивнул: "Подобрал милях в десяти от Нойсхельма. Сказал, будто жил в Фотланде, но пришлось бежать. Отца убили. Не знаю, чем приглянулся, но сдаётся мне, он смышлёный малый. Если выживет, из него выйдет толк. Вы уж приглядите за ним. У себя оставьте или, может, пристройте куда..." Мне мальчишка, по правде сказать, тоже пришёлся по душе. Перенесли его на второй этаж, была там пустая каморка. Недельки две провалялся мешком — и пошёл на поправку. Смекалистый оказался: захотел я как-то раз расспросить его, узнать, что же за беда случилась. Так он до того складно врать начал — слово даю, любого придворного интригана заткнул бы за пояс. Даже имя назвал вымышленное.

— Какое?

— Гонтран.

— Отчего вы решили, что мальчишка солгал?

— Случалось пару раз, что не откликался, когда я его звал. Сам, похоже, ещё не привык до конца к новому своему имени. Выводить поганца на чистую воду не хотелось, забавно было наблюдать за его уловками. Но скоро я заметил кое-что странное. Отчего-то он страшно ненавидел всё, что связано было с культом Семибожья, просто в бешенство приходил. Но и магов тоже терпеть не мог. Удивительная вещь, правда ведь?

— Действительно, необычно, — согласился господин Бертгард.

— И как я ни бился над этой загадкой, в голову приходила только одна мысль: отец Гонтрана был магом, которого казнили священнослужители. Но в графстве Фотланд за последние лет двадцать никого не поджарили на огне, да и мессер Ансберт давненько не разводил в Везерхарде костров. Почему он так быстро из сумасшедшего фанатика превратился в ленивого старика, я тоже не мог понять. Казалось, раньше Благодатный престол занимал его старший брат — очень уж много общего было между ними. А меняться мессер Ансберт стал, когда умер Первый советник — тот самый, что когда-то лихо расправился с семейством Гиро. На улицах и при дворе в полный голос говорили: убийство! Но Жрец даже пальцем не пошевелил...

— Об этом я знаю, — перебил градоначальник метра Себерна. — Что дальше случилось с вами и вашим воспитанником?

— Первое время — ничего особенного. Я учил его...

— ...работать соглядатаем?

— А что тут такого? — пожал плечами владелец "Золотого кабачка". — Глаз у него был острый, память превосходная, а нюх — точно у дикого зверя. И силой Небеса не обидели. Любой аристократ мечтает о таком слуге! "Эх, — думал я, — был бы жив герцог Греундский! Уж он-то умел разбираться в людях! А сейчас... Разве ж это придворные? Где интриги? Где страсть? Где лютая ненависть? Где желание пустить кровь врагу за одно только право постоять рядом с троном короля? Измельчал народ... Граф Минстерский подавал когда-то надежды, да только засел в своём замке, а в столице носа не показывает. Семьянин, сожри его демон ночи!" И как-то с грустью вспоминались времена, когда мы боролись с ублюдком Ольером.

— Ну, положим, на смену Гиро пришёл метр Вельгард, — не без умысла произнёс господин Бертгард.

— А что он?

— Ну... Метр Ольер и мечтать не смел о подобном могуществе...

— Потому что ублюдку всю жизнь приходилось сражаться за власть! А метр Вельгард пальцем о палец не ударил, удача сама пришла ему в руки. Сидел и ждал — а деньги текли ему в руки.

Градоначальник с сомнением покачал головой.

— Поверьте, я знаю, о чём говорю. Но демон с ним, с метром Вельгардом, пусть подавится своим золотом. Ещё раз повторю: мне казалось, что в Алленоре не осталось места для настоящих смельчаков. Гонтран скучал целыми днями — и это было плохо. Руки у него чесались, мог от безделья и натворить глупостей. Когда подворачивалось дельце, радовался, будто ребёнок. Ну, он и был ещё, по большому счёту, мальчишкой, только сильным, как бык, да ловким: забраться мог куда угодно, в такие места... Другой на его месте давно шею бы свернул или угодил бы куда, а этому — ничего...

— Но позвольте, — вмешался Энгерранд. — Вы говорите, что для такого молодца не нашлось подходящего хозяина, но разве не превосходным господином для него стал бы, скажем, барон Вальдеберт да Руст? Вот уж смутьян из смутьянов! А граф Артландский? Он-то чем плох?

— Проклятье! — вскричал владелец "Золотого кувшина". — Ну и чутьё у вас! В самую точку попали, клянусь бородой Авира!

— О чём вы?

— Вы же помните, что Готфрид Артландский отравил графа Минстерского?

— "Отравил"? Это не доказано.

Мужчина выругался.

— Поверьте, так и было. У меня чутьё не хуже вашего, а на подобные вещи — особенно. И вряд ли причиной была давняя вражда между семействами. Раньше-то до злодеяний не доходило. Чувствовалась тут какая-то загадка. Я приказал слугам не дремать и не попускать ни слова из того, что станут говорить в кабачке.

— И что вы разузнали?

— Ну... ничего особенного, если не считать, что при дворе вдруг вспомнили о трактате Гильберта Лотхардского. Слышали об этой книге?

— Слышали, — резко ответил градоначальник. — Кто о ней говорил?

— Вальдеберт да Руст. А следил за бароном... Гонтран. И впервые я увидел, что о магии он говорит не с ненавистью, а с интересом. Любопытство мальчишки разгорелось не на шутку: просто замучил меня расспросами, паршивец! И наконец заявил, что за Рустом нужно наблюдать день и ночь, а не только в кабачке. Я спрашиваю: "Зачем?" Он: "А вдруг ещё что-нибудь разболтает — и деньжат заработаем?" Говорю: "Так он и за столом языком треплет так, что не остановить!" — "Одних слов маловато будет! Нужно бы выяснить, с кем встречается..." Странным мне всё это показалось, но проспорив часа два, я махнул рукой: "Ладно, демон с тобой!"

— И вы действительно устроили слежку за бароном? — переспросил господин Бертгард.

Метр Себерн кивнул.

— Затея эта казалась мне глупой. Барон, если не пропадал в Харде, только и делал, что шастал по кабачкам. Иногда сам, иногда с дружками — такими же болтливыми, только глупее него в десять раз. Ну и с высшей знатью, конечно, водил знакомство...

— А с королевскими фаворитами?

— Не особо.

— Понятно, — произнёс господин Бертгард.

— Через месяц я уж решил запретить Гонтрану и дальше заниматься этими глупостями — ничего толком не узнаем, а приключений на свою шкуру отыскать можно: не ровен час, барон почует слежку и прикажет своим людям хорошенько намять бока соглядатаю. Но мальчишка так упрашивал! "Знаете, — говорит, — к кому чаще всего ходит барон? К сеньору Хельменфельду!" — "И что?" — "А зачем ему это?" — "Болван! — отвечаю. — Поближе к королю хочет подобраться — вот зачем!" — "Но других фаворитов и не замечает вовсе..." И с таким жаром говорил, что мне снова стало любопытно: и правда, что-то ведь Вальдеберту да Руст нужно от первого камергера... Только теперь я сам взялся за дело. И быстро понял, что Гонтран, конечно, парень башковитый... но и болван знатный.

— Почему?

— Это Хельменфельд обхаживал барона, звал его в гости. А тот, наверное, рад был бы отказаться: после каждой встречи как сумасшедший мчался в свой любимый кабачок. В "Золотой кувшин", то есть...

Градоначальник прикрыл глаза и прижал ладонь ко лбу.

— Значит, по-вашему, камергеру что-то было нужно от барона, а не наоборот?

— Говорю же, так и есть! И похоже, беседовали они о чём-то важном. Через месяц-другой Вальдеберт да Руст стал... нет, не чахнуть, конечно... просто бледным и мрачным, потерял аппетит, зато пил сверх всякой меры. А как-то раз — я тогда был занят, — Гонтран с восторгом сообщил, что барон побывал в лавчонке на берегу Ривьеры, у одного мага...

— У мессера Этельреда! — выпалил градоначальник.

Владелец "Золотого кувшина" улыбнулся:

— Вы тоже туда ходили.

— Случалось, — гораздо тише произнёс господин Бертгард. — И что там понадобилось барону?

— Откуда мне знать? Но гостем он стал частым. И Гонтран заверял, будто вечерами в доме его вспыхивал иногда странный свет.

— Магия?

— Да, медальон... Только вот сам я ни разу этого не видел... Гонтран говорил убедительно, да и зачем ему было врать? Кричал, что теперь-то мы знаем тайну, за которую можно получить баснословные деньги. Я смеялся: "Ну и кому ты продашь её? Верховному жрецу?" — "Почему бы и нет?" — "Даже не вздумай!" Ругал его — он обижался. И продолжал следовать за Рустом по пятам, словно околдованный. Хорошо, что барон вечно ходил пьяный, иначе давно заподозрил бы неладное. Я уж стал подумывать, не отправить ли мальчишку на несколько месяцев куда-нибудь подальше, чтобы проветрил мозги: в Лотхард, скажем, или вовсе в Фотланд. Но прежде решил кое-что прояснить.

— Что именно?

— Мне вдруг стало жутко интересно, кто такой этот мессер Этельред. Откуда взялся, почему до сих пор никто его не тронул. И я приказал Гонтрану следить за лавкой. И не только ему, отправил ещё одного человечка... И что вы думаете? Через пару часов маг покинул лавку. Пошёл в храм Святого Герберта. Гонтран — за ним. А мой соглядатай остался сидеть на месте.

Мужчина умолк и, хитровато сощурившись, обвёл слушателей взглядом.

— Да не молчите, демон вас побери! — топнул градоначальник.

— Только мессер Этельред завернул за угол, к лавке подошли двое мужчин.

— Кто?

— Оба кутались в плащи, прятали лица под капюшоном, но одного мой человек всё же узнал. Это был... метр Вельгард собственной персоной!

Глаза градоначальника хищно блеснули:

— Неужели?

— Да. И на этом странности не закончились! Минут через десять появился... кто бы вы думали? Сеньор Хельменфельд.

— Вот так дела! И они встретились?

— Разумеется. И расстались ровнёхонько за пять минут до возвращения мессера Этельреда. Словно знали наперёд, сколько тот пробудет в храме. Хотя, пожалуй, так и было: маг ведь тоже не просто так вышел из дома.

— Он тоже увиделся с кем-то?

— Да. Но этот болван Гонтран сказал, будто не смог ничего разузнать. Я решил, что таков был план: выманить мессера Этельреда куда-нибудь...

— Но зачем? — взволнованно спросил градоначальник. — Неужели, по-вашему, помощники мессера Этельреда дурачили его?

— Ничего разумнее я придумать не смог.

— И как вы поступили дальше?

Владелец "Золотого кувшина" хмыкнул:

— Положение было не из лёгких, правда? Хельменфельд, Руст, купец и маг — за всеми ведь не уследишь... Ко всему прочему, я вдруг ощутил то самое странное чувство, которое уже испытывал когда-то и в Лотхарде и в Нойсхельме. В воздухе словно стало витать какое-то необъяснимое сумасшествие — пока ещё совсем слабое, но всё же... И мне показалось, что Гонтран вот-вот заразится этим безумием: в разговорах со мной он то и дело начинал болтать о тёмных силах, о магических медальонах и прочей ерунде. Тут уж я не вытерпел. "Хватит! — говорю. — С этих пор — ни шагу из кабачка без моего позволения. Проку от тебя никакого, с заданием, которое и детишкам по плечу, не справился, не смог разузнать, с кем мессер Этельред встречается — ну и сиди тихо, не высовывайся. Придётся мне самому взяться за работу". Гонтран раскричался, насилу удалось его утихомирить. Ну... я-то знал, что он не послушается и рано или поздно сбежит из кабачка, но в том-то и заключался замысел. Приказал следить за ним в оба, сам же отправился в гости к мессеру Этельреду. Тот встретил меня холодно — верно, сразу унюхал, что я не из тех, кто сорит деньгами. Пришлось сделать вид, будто хочу купить кое-каких лечебных травок. Стал выбирать — и вопросы задавать да по сторонам поглядывать. И вот что бросилось в глаза: мессер Этельред как-то чересчур уж растягивал слова, уж такой его речь была неторопливой, медленной, точно мёд по хлебу размазывал. Можно было подумать, что это он так внушительности своим словам придать хочет — но я-то не дурак... Знаете, в чём там было дело?