Смерть его игрушка

Как только он развернулся, я узнала своего нового директора.

— Здравствуйте, Евгений Михайлович.

Подарила ему улыбку, глянцевую и ослепительную.

— Здравствуйте, Даша, — ответил он. — Позволите называть вас так?

Легко пожала плечом.

— Спросите у Романа. Если он позволит...

— Думаю, позволит, — уверенно улыбаясь, заявил шеф. — Даша, вы ослепительны.

Я с улыбкой приняла комплимент. Знаю, выгляжу потрясающе. Самой нравится!

Ковшов сделал закручивающий жест рукой и вынул из воздуха алую розу.

— Прошу!

Я приняла цветок. Шипы срезаны — роза явно не с грядки. Не люблю, когда срезают шипы. Роза должна быть розой.

Цветок вырвался у меня из руки. Обернулась.

— Ром, что такое?

— Да, Рольсен, что такое?

— Ты просил развлечь Дашу. Именно этим я и занимаюсь.

— Да? — хмыкнул Роман. — Ну ладно.

Он вернул мне розу и кивнул моему директору.

— Спасибо. Ты свободен.

— Даша, ваше общество доставило мне огромное удовольствие и мне очень жаль его покидать. Еретик, ничего нового, так? Что ты сделаешь, когда встретишь кого-то, кто тебя не боится?

— Сыграю в шахматы, — отозвался Роман. — В грядущую среду рассчитываю отыграться.

Мистик с лёгким кивком отошёл, а я задумалась. Такие банальности... Но проблема в том, что они все — правда. Флирт — это он меня так развлекает или тут действительно интерес?

Мамочки. Он же мой начальник!

100.

Роман кивком указал на мужчину, вышедшего между столиками.

— Обрати внимание, сейчас он будет приветствовать гостей. Это хозяин вечеринки. Слушай внимательно.

Мой мужчина прямо расплылся в улыбке, полной коварства.

Что такое?

Я внимательно слушаю.

Речь шла о мистиках.

Хозяин рассказывал последние новости — а я слушала, ведь среди них могли быть сведения о моей подруге. Но имя Ланы не прозвучало, и даже ничего близкого к её ситуации не было. Они делают вид, что с ней всё обычно, или просто на таких вечеринках не принято говорить о плохом?

Меня снова пробрала злость. Но я продолжала легко улыбаться и слушать.

Забыть момент паники, когда мой любезный директор уводил Лану, не получалось. Что ж, господа, развлекаетесь? Развлекайтесь.

Хозяин вечера говорил всё менее уверенно, потом вообще стал запинаться. Что случилось?

Роман посмеивался, и наконец я поняла, из-за чего. Речь пошла о 'дорогих гостях, которых не было слишком долго'.

— Не хочет привлекать ко мне внимание, но назвать Давида и не назвать меня — он боится. И порядок: меня первым — неохота, меня не первым — боится.

Неужели всё так строго?

Неужели они и в самом деле его так боятся?

И стоит ли тебе, Даша, продолжать играть с огнём?

Вспомнилось, что я чувствовала, когда Лана уходила с Рольсеном, возможно, на смерть, а я ничего не могла сделать...

Ещё как стоит!

101.

Одной фамилии 'Эльвильяр' было достаточно, чтобы привлечь к нам странное внимание. За нами наблюдали исподтишка, но все мистики, как один, делали вид, что и не смотрят даже. Я улыбнулась Роману, всё своё внимание обратив на него. Мне совершенно неинтересно смотреть по сторонам. Пусть и не мечтают.

Принесли еду. Вот и хорошо, внимание можно уделять именно ей.

Я попыталась так и сделать, но сзади раздался голос:

— Сеньор Эльвильяр, очень приятно вас здесь видеть.

— Лучше — господин Иванов, мы, вообще-то, в России, — с приветливой улыбкой поправил Роман. Голос. Это же он только что представлял гостей. Хозяин этого вечера. — Хотя последние лет сто подобное обращение здесь как-то не принято. Даша, это Валерий Степанович, обращайся к нему именно так.

Иванов? Да уж. Меньше всего ожидала.

Мистик вышел из-за спины и улыбнулся мне:

— Это настоящее удовольствие — видеть вас на моём вечере, Даша.

Они что, все такие? Опять град банальностей. Ну да ничего, вполне себе приятно.

— Даш, мы поговорим, ты не возражаешь?

Роман взял мою руку и поднёс к губам. ожидая ответа. Я поняла, чего он хочет, и встала.

— Позвольте, я вас познакомлю с Викторией, — Валерий Степанович приветливо улыбнулся.

Виктория?

Она оказалась сногсшибательной.

Яркая блондинка с огромными голубыми глазами. Белая кожа и стройная фигура, затянутая в платье цвета электрик. Она была королевой вечера, это точно. И не только этого — держалась по-царски. Привыкла быть лучшей.

Она улыбнулась мне, а пронзительно-голубые глаза окатили меня шквалом ненависти.

А я действительно хорошо выгляжу.

Даша, так держать.

Поздоровалась, улыбнулась. Улыбка дружелюбная и чуть снисходительная. Получилась? Наверное, потому что ненависть в глазах ледяной королевы зашкалила.

Вокруг неё толпилась свита — у нормальных людей это называется 'подруги'. И они с любопытством рассматривали нас.

Официант принёс мне коктейль, зеленоватый — с выраженным мятным вкусом. Алкоголь обжигал, мята холодила. Обжигающий холод — знакомые ощущения.

Ледяная Виктория выдала порцию приветливого презрения и спросила, так добро и мило:

— Приятно познакомиться, Даша. Ну и каково это — быть с мертвецом?

Я поняла, Виктория. И знаешь, что я поняла.

— Похоже на этот коктейль, — пожала плечами я равнодушно. И не стала ничего объяснять.

— В первый раз пьёшь 'Мохито'? — она расплылась в улыбке, как будто пить 'Мохито' — это признак культурного человека.

— Я до этого не уважала коктейли. Но этот — по ощущениям напоминает мне Романа.

С чего вдруг захотелось пошалить? Я с почти демонстративным интересом ждала её реакции.

Не повелась.

— Ты зовёшь его Романом? — с деланной жалостью вздохнула она. — Это понятно. Настоящим именем его зовут только те, кто хорошо знает.

— Как хочу, так и зову, — я равнодушно пожала плечом — легко и изящно. Стараюсь. — Мне нравится это имя.

— Ты же ничего про него не знаешь, — вздохнула Виктория. Вряд ли развивает тему, скорее, заходит с другой стороны.

— Я знаю то, что мне надо.

— И тебя не смущает ничего? Например, то, что он — любовник Дьявола, — она сделала большие невинные глазки. — Или ты не знаешь? Они играют в шахматы регулярно — разумеется, дело не ограничивается шахматами.

— Кто это ещё — Дьявол? — я их клички не знаю. Всё равно ведь придётся назвать имя, так зачем выделываться?

Вот это, милый Рома, мы обязательно выясним. Я не гомофоб, но это уж слишком. Даже для букета твоих странностей. Хотя нет, всё-таки гомофоб. И здесь действительно будет — он или я. Даже если выбор окажется не в мою пользу.

— Дьявол, Даша, — она снисходительно улыбнулась, — это Сатана. Странно, что ты не поняла. Или ты в него не веришь?

102.

— Виктория, познакомишь нас? — ещё один голос — мужской. Поворачиваюсь, ослепительно улыбаюсь, жду, как статуя Афродиты меня представит. Готова ко всему.

— Даша, — улыбка её столь же ослепительна, как моя. Интересно, такая же искренняя? Не сомневаюсь. — Познакомься с Рушаном. Рушан, это Даша, она пришла с Эльвильяром.

Высокий, смуглый. Каштановые локоны, пышные, как у модели из рекламы шампуня. Ямочки на щёках. Вечность в глазах. И удар опасливой растерянности на лице.

— Эльвильяр здесь?!

— Надо было приходить вовремя, — мило прощебетала богиня красоты и стервозности. — Это, видимо, та девочка, с которой он демонстративно мозолит глаза Милане Радич. Она даже не мистик.

Мимолётный и очень добрый и сочувственный взгляд на меня. О, ты меня искренне жалеешь? Да? Вот как? Ну-ну.

Улыбаюсь, обжигаю взглядом и опускаю ресницы:

— Да, я с ним. Вас это пугает, Рушан? Рома говорил, что его многие боятся, но, разумеется, не уточнял — кто.

Я считала, что Рушан — женское имя. Рушана — слишком мягкое для мужчины.

Ни взгляд, ни голос не изменился, но я как-то почувствовала, что задела. Правильно угадала.

— Боятся — не совсем верное слово. Скорее, опасаются. Его нельзя считать нормальным, если вы заметили, Даша.

Он выделил моё имя, произнёс его как-то тепло. Мне нравится. Виктории — нет.

Послала такую же тёплую улыбку.

— Он бросил вас одну. Зря.

Вот это взгляд. Жгучий. Так, хорошо, пока получается. Он мной заинтересовался.

— Я не одна. Виктория заботится, чтобы мне не было скучно. Она очень внимательна ко мне, прямо по-родительски. Хотя, конечно, не скажешь, что она очень уж намного старше.

Получи, красавица. Твоя улыбка безмятежна, но я уверена, что задела тебя.

У мужчины в глазах... понимание. Даша, Даша, ему наверняка сотня-другая лет, он очень хорошо знает людей... даже женщин.

— Спасибо, Виктория, — он снова улыбнулся. Мне. — Расскажите о себе, Даша. Сколько вам лет? Понимаю, это неприличный вопрос, — он остановил жестом моё возмущение. — Просто скажите, столько, сколько на вид?

Я кивнула, закусила губу и изобразила обиду. Если меня видит Роман... Ладно, он дал понять, что не ревнивый. Ой, да я сама себе не верю. Неужели королева арктического холода стоит того?

Но нет. Меня уже не остановить.

— Даша! — Роман, наконец, подошёл. Я напряглась: что он скажет или сделает? Надеюсь, не устроит скандал на глазах у всех?

Он обнял меня и поцеловал в шею:

— Пошли.

Смеётся. Не злится. Странно. Буря ещё грядёт?

103.

Кажется, Роман всё-таки решил испортить мне макияж. Он затащил меня в коридор в какой-то тёмный угол и обнял пониже спины:

— Кружишь головы?

Вот. Сейчас мне влетит. Делаю максимально виноватое лицо:

— Ты сердишься? Мне он совершенно не нужен, просто эта Виктория не понравилась.

— Я понял. Не сержусь. Думаю, все это поняли. Поэтому Тори и бесится — что ты сыграла, а он повёлся. Вот ему-то как раз влетит.

— Ага.

Ладно. Один вопрос выяснили. Теперь другое:

— Ром, мне сказали сплетню про тебя.

— Давай догадаюсь, — засмеялся он. — Что я питаюсь кровью, поэтому жив, или что живу в России, потому что в более тёплых странах моё тело начнёт разлагаться?

— Опа. Нет, такого не говорили.

— Значит, скажут.

— Раз сам говоришь мне, значит это всё неправда?

— Конечно.

Ладно. А вот...

— А то, что ты — любовник Дьявола — правда?

Скажи, что неправда. Пожалуйста.

Он расхохотался:

— Даш, ну сама-то ты как думаешь? Зачем веришь всякой ерунде? Нет у нас интима, ему и женщин достаточно. А мне — тебя.

Отлегло от сердца. Прямо отлегло.

— Но в шахматы ты с ним играешь?

— Играю, — он прижал меня крепче.

Я положила голову ему на плечо. Что это я, в самом деле? Кто эта Виктория, чтобы ей доверять?

— То есть, ничего такого не было?

Его объятья стали из интимных какими-то более нежными, доверительными.

— Дашенька, в Аду было всякое. Совершенно всякое. Но по собственной воле я никогда ничего подобного не делал и не сделаю.

Я, кажется, поняла. Господи! Неужели такое возможно?

Почему бы нет? Это же Ад.

В принципе, такое и на Земле возможно.

Меня пробрала жуть.

— Даша, ну что ты... Ты боишься? — я молчала. — Милая, я же грешник, я этого заслужил. Это просто искупление.

— Мы все грешники, — ровно отозвалась я.

— Не настолько. Кроме того, обычно назначается одно наказание, и если человек к нему адаптируется — идёт другое. На мне перепробовали огромный ассортимент, потому что я приспосабливался ко всему.

Я скорее почувствовала, чем увидела его улыбку — широкую и злую, полную безумия. В полумраке коридора вообще плохо видно.

— Бедненький... — прошептала я, а он расхохотался:

— Ну это вряд ли. Не думай об этом. Наказание может стать приятным, если его хорошенько осмыслить.

Вот откуда безумие. И вот почему он здесь, со мной, а не в Аду или что там после.

— Тебя поэтому выгнали из Ада?

— Да. И я не знаю, что случается с теми, кто пройдёт искупление целиком. Говорят, что-то очень хорошее. Но Дьявол мне не рассказывает. Молчит и улыбается. Предлагает попробовать ещё раз полное наказание и посмотреть самому.

Я прижалась к нему лицом:

— Не надо. Не бросай меня одну.

Дура ты, Даша. Разве можно такое говорить мужчине? Особенно такому?

104.

— Ром, кажется, мой тональный крем останется на твоём пиджаке.

В его голосе звякнула улыбка:

— Не останется.

Идея!

— А ты же всё можешь? Разве у тебя не получится меня поцеловать так, чтобы макияж не испортить?

— Получится, — мягко ответил Роман, и я чуть отстранилась, ожидая обещанного. Но он опустился на колени и провёл ладонью по моей ноге, которую открывал вырез платья.

— Ой, ты же в костюме! — кажется, не то. Даша, иногда лучше помолчать.

— И что? — он чуть раздвинул мои ноги и прижался губами к коже чуть выше колена.

Я закрыла глаза и откинулась спиной на стену. Роман прикусил мою кожу сквозь чулок и я вскрикнула, когда по ноге посыпалась сладкая дрожь.

Он задрал подол платья и сунул его мне в руки:

— Тихо, малышка, сюда могут войти. Держи.

И правда, могут. Но я не решалась возразить, когда он стал покрывать поцелуями мои ноги, не хотелось даже шевелиться. Дыхание перехватило, когда его пальцы оттянули трусики...

Внезапно Роман резко встал и рывком оправил мне платье:

— На сегодня хватит.

По коридору прошла девушка — тёмная юбка, белая блузка, явно из обслуживающего персонала. Когда я подумала, что она могла тут увидеть, захотелось сгореть на месте.

105.

Пока мы возвращались, Роман просветил меня насчёт сегодняшнего сборища:

— Такое устраивается ежемесячно в различных местах во всём мире. Мистики предпочитают мелкие города, из-за информационного поля. В больших оно слишком насыщено. Утомительно постоянно в таком находится. Поэтому мы живём в Яшильтово. Кстати, хочешь оказать Монаху услугу — не упоминай его. Он не хочет иметь дела с ложами. По правде, — он понизил голос, — он называет их 'лажами'.

Я хихикнула.

— А Лана?

— Лана не входит в ложу. Не имеет отношения ни к одной из них — ни к трём российским, ни к каким-либо ещё. Сюда допускаются только члены ложи и сопровождающие.

— Значит, ты входишь в ложу?

— Ни разу. Но меня не рискуют не впускать.

Он усмехнулся.

— А эта Виктория?

Я не конкретизировала вопрос. Просто сама не поняла ещё, что хочу узнать про неё.

— Мы познакомились во времена Второй Мировой. Освобождали Югославию, Тори попала к нам в плен.

— Стой! — не может быть! — Она что...

— Нацистка. До сих пор.

— Но ведь... их же... И она вот так, свободно...

— Даш, не думай об этом.

— Не могу! — почему-то стало противно. — Она хоть какое-то наказание понесла?

— Ладно тебе, она была просто штабной крысой. Всего три боевых вылета. Я её подбил на третьем, она удивила меня тем, что не умерла.

— И ты понял, что она — тоже мистик?

— Да, но всё равно её сдал. Враг есть враг.

— Сколько ей лет? — отвлечённый вопрос. Не то, чтобы мне это было важно...

— Не знаю, но при моей жизни её не было. Точно. Ладно, забудь.

— И много среди мистиков преступников и просто сволочей?

— Да большая часть, — он рассмеялся. — Каждый, даже если сейчас хороший, когда-то пробовал быть плохим.